Рисуко

Дэвид Кудлер

Рисуко

(Время меча — 1)

Перевод: Kuromiya Ren

Для Сашако и Джуджу-чан

Пролог: Чистота

Меня зовут Кано Мурасаки, но все зовут меня Рисуко. Белка.

Я из провинции Чистоты, хоть и не родилась там.

Мой народ сотню лет воевал, на Чистоту нападали, и семью Кано не уважали, но некоторые думают, что я могу принести победу. Что я могу быть особенной женщиной.

А я просто хочу лазать.

Меня зовут Кано Мурасаки, но все зовут меня Белкой.

Рисуко.

1

Путь по левую руку

Провинция Чистоты, земли Восходящего солнца, гора Листьев в первый год правления Генки

(Тотоми, Япония, поздняя осень, 1570 год)

Шпионить за лордом провинции со старой сосны было плохой идеей. Рискованной. Глупой. Потому я не видела того, что грядет. Я знала, что идея плохая, но что-то на вершине сосны позволяло чувствовать себя свободной.

И, конечно, мне всегда было интересно, что происходит во дворце. Обвините меня?

Я смотрела, как лорд Имагава стоял с самураем, указывающим на клочок бумаги. Бумага была покрыта пятнами цвета. В основном, зеленого. Синие и красные вспышки были по краям. До них было не меньше сотни шагов. Я прищуривалась, чтобы понять, что они разглядывают. Только так можно было объяснить, почему я не заметила паланкин, пока он не оказался почти под моим деревом.

Внизу два крупных мужчины несли сияющую черную коробку на тяжелых полозьях между ними. Коробка блестела, как жук, хотя утренние тени затемняли лес. Шли они со стороны деревни.

И это напугало меня — грудь сжалась, а руки стали холоднее обычного. Я взобралась еще выше, руки были ледяными и липкими.

Они были на половине пути к моей сосне, а я хотела ударить по темной блестящей коробке. Только знать путешествовала в паланкине. И когда это знать делала моей семье что-то хорошее?

Я ощущала опасность в этом тихом приближении. Они заметили, как я слежу за замком?

— Рисуко! — позвала меня сестра. Я даже не видела ее макушки.

Черная коробка была все ближе, она оказалась на поляне подо мной. И паланкин остановился.

Я попыталась спрятаться. Холодная смола пахла резко и ярко, когда я прижалась носом к стволу. Я издала птичий свист — так я говорила Усако, что ей надо спрятаться.

Я искала птичьи гнезда, хотя сейчас там вряд ли могли оказаться яйца. Голод и желание что-то делать, а еще моя любовь к лазанию, загнали меня на дерево. Матушка не покормила нас с утра. Похолодало, и она не всегда могла обеспечить нас хотя бы маленькой миской риса в день. А замок гудел, как муравейник, в который ткнули палкой, и мне было любопытно…

Кто-то внизу заговорил. Я решила, что это старушка, голос был высоким, напоминал птицу, но я не могла разобрать слов. Усако — моя сестра — выступила вперед. Я видела, что она склонила голову, как испуганный кролик. Пожилая женщина снова заговорила. После паузы личико Усако-чан, маленькое и открытое, повернулось к моему укрытию. Она указала на меня.

— Рисуко, — сказала старушка, — спускайся.

Она и ее мужчины были у дерева. Я подумывала прыгнуть на другую сосну, но они стояли не так близко, и были не такими большими, чтобы прыгать. И я боялась, что руки слишком холодные, чтобы удержаться.

Усако спешила по тропинке к дому. Ну спасибо, сестренка. Позже я тебе за это отплачу. Хотелось бы, чтобы она хоть обернулась и помахала. Чтобы я попрощалась.

Если меня схватят внизу, я решила, что спуститься нужно эффектно. Я прыгала с ветки на ветку, кора, иглы и смола отлетали, когда мои ноги и руки ударяли по ним, едва замедляя меня. Может, если я спущусь быстрее, чем они ожидают, то смогу побежать, едва ноги коснуться земли.

Мои босые ноги уже не касались хвои, а на мое плечо легла большая рука. Двое огромных слуг смогли встать там, куда я приземлилась.

— Какая ты интересная, — сказала седовласая дама.

Я не хотела интересовать ее. Мужчины отступили по мановению ее руки. Она стояла в элегантном одеянии, и ее деревянные сандалии едва погружались в грязь.

— Ты так не только на деревья забираешься? — спросила она, ее морщинистое лицо озарила ледяная улыбка, а глаза были черными и блестящими на фоне из бледной кожи.

Я кивнула, размышляя, как лучше говорить с ней.

— Потому мама называет меня Рисуко. Я всегда лазаю — по дому, камням, деревьям… — ее глаза стали ярче, и хотя они были холодными, я решила похвастаться. — Ниже замка есть утес, — я указала на каменный замок лорда Имагавы, стоящий на холме на границе леса.

— Ах? — сказала она, умиляясь.

— Мне нравится лазать по утесу.

— О? — отозвалась она, — но такая худая девочка, как ты, далеко не зайдет.

Это ранило.

— О, да, но я могу пролезть по утесу или забраться на стены, чтобы посмотреть на красивые одежды…

Я зажала рот и покраснела. Она была из знати и точно отругает меня за такое. Я напряглась.

Но эта странная старушка не приказала своим большим слугам бить меня деревянными мечами, что были на их поясах. Вместо этого она искренне улыбнулась, и эта ужасная улыбка показала мне, что моя судьба запечатана, мне некуда бежать.

— Да, — сказала она. — Очень интересно, Рисуко.

Она указала мужчинам нести ее паланкин. Он был украшен, как и одежда слуг, моном дамы — символом ее дома: простым белым кругом.

Они поставили коробку рядом с ней, и она забралась в нее точным движением.

— Иди рядом со мной, Рисуко. Я хочу тебя расспросить, — и тут она рявкнула. — Братишка!

— Да, леди! — отозвался слуга, что стоял впереди паланкина, он был крупнее второго. Он издал тихое ворчание, а потом они с напарником в унисон подняли коробку и пошли вперед.

— Останься со мной, девочка! — приказала старушка, и я старалась поспевать за ними. Я была удивлена силе мужчин, ведь они едва замечали вес, который несли, и шли так быстро, что я задыхалась. Я едва поспевала, а госпожа сварливо заговорила со мной. — Что я могу узнать о твоем отце? Он научил тебя писать?

Она знает моего отца?

— Да, он был писцом, — я хотела добавить, но не стала. Он был и самураем.

— Не таким известным, — фыркнула она. — Ученика не было, и он научил дочь использовать кисть? Какая трата. А что за лохмотья на тебе?

— Он… умер. Мама с трудом… — задыхалась я. — Он был хорошим писцом… Но это больше… не нужно никому… Зачем фермерам буквы?

Мы быстро двигались мимо тропы, что вела домой. Ах, мы пошли по длинному пути в деревню.

— Да, — он была довольна собой. — Думаю, здесь это понадобилось бы только лорду Имагаве, в такой-то глуши. Не отставай, дитя.

Я уже потела, хоть было холодно. Запах грядущего снега был кислым. Слуга сзади, который был меньше того, которого леди назвала Братишкой, шел со мной наравне. Не поворачивая головы, мужчин издал низкий лай.

И они замедлили ход, чтобы я поспевала. Я благодарно посмотрела на слугу сзади. Не знаю точно, но все же мне показалось, что он подмигнул.

Я видела сквозь щели в паланкине замок лорда Имагавы. Знамена свисали с крыши, и я не видела до этого там синих и красных. Старушка проследила за моим взглядом.

— Да, удручающая гора камней, не так ли?

Я не знала, как на это ответить. И она не ожидала ответа.

— Так ты забиралась, чтобы заглянуть в окна? — она пристально смотрела на меня. Я кивнула. — Очень интересно, — она цокнула языком. — А сегодня? Не думаю, что ты увидела сегодня что-то интересное.

— Лорд Имагава, — задыхалась я. — Солдат. Смотрели… рисунок.

Ее глаза расширились.

— Ты можешь видеть так далеко? Ты даже рисунок разглядела.

Зеленые квадраты, окруженные квадратами поменьше красного и синего цвета. И в квадратах словно были натыканы маленькие сосны. Я кивнула.

Дама снова улыбнулась, напоминая старую свинью, нашедшую отличный пруд. И эта улыбка пугала еще больше.

Тут мы вышли на главную дорогу. Я была уверена, что мы пойдем направо, к деревне, к моему дому и маме, и тогда будет понятно, почему она задает вопросы.

Но паланкин повернул налево.

Я растерянно остановилась.

— Стоять! — завопила дама. Братишка и подмигивающий слуга замерли. — Идем, девочка.

— Но…

— Я же просила идти рядом со мной, дитя, — она даже не смотрела на меня.

— Но… деревня?.. — я указала на дорогу, по которой ходила почти всю жизнь, на мост, который виднелся за деревьями и вел к моему дому.

— Глупая Рисуко. Вниз! — мужчины опустили ее на перекрестке. Она посмотрела на меня. — Ты не вернешься туда. Твоя мама продала тебя мне этим утром, — она склонилась и крикнула. — Вперед!

2

В круге

Я попятилась. Я думала, если я вообще могла думать, что можно спрятаться под мостом, там в перепутанных ветвях я часто укрывалась. Никто не смог бы найти меня там. Конечно, кроме отца.

Я не успела даже шагу сделать к тропе, ведущей к мосту и домой, как рука, большая, как дыня, вцепилась в мое запястье. Великан с кличкой Братишка смотрел не с угрозой, но и не дружелюбно. Свободной рукой он развязал пояс, что оказался длинной лентой, его деревянный меч упал на дорогу. Он повернулся к паланкину и спросил:

— Запястья?

— Посмотрим, — сказала старушка и ухмыльнулась мне. — Мы можем сделать это по-разному, Рисуко. Ты можешь прийти моим гостем, и тогда он обвяжет твою талию, чтобы ты не… потерялась. А можешь прийти узницей, и тогда он свяжет твои руки, чтобы ты не сбежала. Или можешь прийти моей вещью, и тогда он перевяжет тебя и положит на подставку паланкина. Как нам поступить? — ее лицо казалось добрым, несмотря на угрозу, а взгляд сверлил меня. — Ну?

Я посмотрела на мужчин с каменными лицами, отчаянно взглянула на тропу к деревне. Братишка все еще держал меня за руку, и я знала, что не вырвусь. Горло сдавило, но меня охватило ужасное облегчение. Я снова посмотрела на даму, а ее фальшивое выражение лица еще было там, и перевела взгляд на теплое и большое лицо Братишки. Я пробормотала:

— Гостем.

— Отлично, — сказала дама, Братишка привязал один конец к моей талии, поднял свой меч, а другой конец вручил своему товарищу, который скривился мне, будто в улыбке. — Хватит мешкать, — рявкнула дама. — У нас дела. Идем!

Мы уходили все дальше от моего дома, я спотыкалась и смотрела, как тучи сгущаются над нами и долиной, закрывая полуденное солнце.

* * *

Я не чувствовала ног, но не от холода. Не только от холода. Матушка продала меня. Я никогда не увижу ее или Усако снова. Я шагала за паланкином, потрясение превращалось в холодную ярость, а потом в страх. Кто эта леди, получившая меня?

Всадник Имагавы промчался мимо нас в противоположную сторону, обрызгав грязью мои уже промокшие и грязные ноги.

Желудок под веревкой заурчал. После лазания и ходьбы я устала и проголодалась сильнее, чем когда-либо.

Мы шли по главной улице Соснового берега, и я заметила мальчиков чуть старше меня, несущих корзины сушеной рыбы по дороге. Они остановились и поклонились, пока мы проходили мимо них, и в их глазах было только благоговение. Я поняла, как мы выглядели со стороны: два огромных слуги несли элегантную леди в паланкине, а тощая девочка в лохмотьях шла за ними на веревочке, как коза.

А вот отряд солдат с тревожными лицами даже не взглянул на нас.

Мы приблизились к гостинице в центре города. Две девушки с эмблемой белого диска на их зимних одеждах вышли на улицу и проводили нас во двор.

— Леди Чийомэ, — сказала служанка приятного вида. — С возвращением. Вижу, вы хорошо поохотились.

— Да, — сказала леди, Братишка помог ей вылезти из ящика. — Я смогла поймать белку.

Служанки посмотрели на меня, словно я была на самом деле трофеем охоты.

— Ее зовут Рисуко, — рассмеялась леди. — Братишка, можешь развязать ее. Уверена, наша гостья не сбежит.

Меньший из мужчин подошел ко мне и развязал узел на талии. Теперь он точно улыбнулся мне.

Стены во дворе были высокими, но они были бревенчатыми, и если бы я была одна, я бы забралась на крышу, но…

— Я хочу убраться отсюда. Имагава нервничает. Мы уходим, как только я хоть немного поем. Миэко, дай ей переодеться во что-то получше этих лохмотьев, а потом отведи к остальным и накорми.

Еда.

Служанка кивнула, и леди Чийомэ посмотрела на меня, пронзая ледяным взглядом, как до этого в лесу.

— Не будь скучной и не веди себя как вещь, а не как гость. Ночью мы доберемся до места назначения, там Миэко приведет тебя ко мне, и мы посмотрим, насколько хороший ты приз.

Я поклонилась и начала пятиться, но ее голос остановил меня.

— Кано Мурасаки, ты можешь этого не понимать, но я оказала тебе огромную услугу. В моей власти дать тебе дар, о необходимости которого ты и не подозревала. Стань достойной, и ты будешь этому рада. Разочаруешь меня, и сильно пожалеешь об этом.

Я не понимала, о чем она говорит. Честно говоря, я была потрясена тем, что она назвала меня полным настоящим именем. Никто не называл меня так после того, как ушел отец. Я посмотрела на ее лицо, но он было пустым, как лицо статуи Джизо.

— Кунико, я хочу принять ванну, — заявила она, развернулась и прошла в гостиницу, служанки следовали за ней.

— Идем, Рисуко-чан, — сказала Миэко, — следуй за мной, — она плавно развернулась и пошла по двору, ее высокие деревянные сандалии стучали по камням, как копыта лошади, и снегопад приглушал звук.

Я шагнула за ней и ощутила свое тело, тут же задрожав, не в силах управлять этим. Слезы покатились по моему лицу. Только теперь.

Она вела меня сквозь монетки снежинок. Хотя был полдень, из-за бури стало темно, и ее силуэт, казалось, таял в падающих перьях снежинок. Я танцевала по холодным камням босыми ногами на ледяном ветру и была похожа на цаплю рядом с плавно идущей Миэко.

— Мы дадим тебе переодеться и поесть до того, как уйдем, — сказала она.

Между мной и входом в гостиницу никого не было. Я подумала о побеге. Но еда…

Мы добрались до широкой двери, похожей на вход в конюшню. Миэко открыла ее и поманила меня внутрь.

— Идем, Рисуко.

Я зашла за ней и вгляделась в полумрак. Глаза привыкли, я различила пять силуэтов вокруг маленького огонька.

Комната и была похожа на стойло, но была переделана в общежитие для слуг. Низко пересекались балки, удерживая крышу. Вдоль одной стены лежали матрасы, огонек согревал пространство из центра. Почти согревал.

Пять фигур встали и повернулись ко мне. Мне хотелось забраться на подоконник и убежать. Но уже было поздно.

Я узнала две крупные фигуры прислужников леди Чийомэ. Они посмотрели на меня, склонили головы и повернулись к огню, мешая рис в котелке.

Другие три фигуры подошли ко мне. Вдали от огня их силуэты стали мягче. И я смогла разглядеть их лица. Они были старше меня, но все еще дети. Самый большой был парнем с бледным улыбчивым лицом. Посередине девушка тоже улыбалась, но совсем не дружелюбно. А самой маленькой была девочка чуть старше меня, что очень смешно хмурилась.

— Дети, — сказала Миэко, положив ладонь на мое плечо, — познакомьтесь с нашей новой спутницей, Кано Мурасаки.

— Кано, — средняя девушка сощурилась. — Так это потому мы ждали тут, — заявила она.

Я попыталась отпрянуть, но Миэко осторожно удержала меня на месте.

Парень заговорил, будто девушка ничего не сказала.

— Я Аимару. И это Эми, — он указал на печальную девочку.

— Привет, — сказала она. Ее голос был приятным, но сердитый вид не исчез.

Парень уже хотел представить другую девушку, но она отбила его руку.

— Я — это я, — сказала она. — Мне все равно, знаешь ли ты, кто я, но я хочу знать, кто ты и зачем леди такая мышь, как ты.

— Она не мышь, Тоуми, — сказала хмурая девочка. — Она слишком большая, — я не знала, шутила она или просто не поняла ее.

Девушка по имени Тоуми фыркнула и вернулась к огоньку.

— Там еда, — сказал Аимару. — Идем.

— Как тебя зовут? — спросила Эми.

Я вздрогнула. Мне не нравилось имя, что дала мне мама, но под ним меня тут уже знали.

— Меня зовут Рисуко, — пробормотала я, глядя в пол.

— Белка недалеко от мыши ушла, — сказала Эми, лицо ее все еще было строгим.

Что с ней? Она так шутит? Я не верила, что это так.

— Идем, Рисуко, — сказала Миэко. — Мы найдем тебе чистую одежду, а потом ты поешь.

Миэко схватила вещи с одного из матрасов и повела меня к одному из пустых загонов, где меня не увидели бы остальные. У нее была идеальная улыбка-полумесяц. Она протянула вещи.

— Давай свою одежду.

Ее мягкости невозможно было перечить, как и приказам леди Чийомэ. Трясясь, я сняла тонкий мокрый верх и штаны. Я протянула их ей, вода капала на солому на полу.

Ее улыбка застыла на лице, она забрала вещи кончиками пальцев. Держа их на расстоянии вытянутой руки, она развесила одежду на другом загоне. Больше я эти вещи не видела.

Она выдала мне чистую одежду: синие штаны и тканевая куртка. Сзади был белый круг — мон леди Чийомэ.

Миэко отвела меня к огню, а там была большой котелок риса и тарелочка с кусочками рыбы.

— Мне нужно помочь леди собраться, — тихо сказала мне Миэко. Повернувшись к остальным, она сказала. — Мы уйдем, как только леди поест. Она хочет поскорее покинуть территорию Имагава. Будьте готовы уходить.

Мужчины кивнули. Аимару тряхнул головой, Эми смотрела. Тоуми фыркнула.

На этом Миэко развернулась и выскользнула из конюшни.

Аимару и Эми приступили к своему ужину. Тоуми устроилась у стены. Она смешивала рис с рыбой пальцами, но все время смотрела на меня, ее глаза блестели в свете пламени. Великан, которого леди Чийомэ назвала Братишкой, передал мне рис с рыбой в деревянной миску и пару грубых палочек. Я села на солому и приступила к еде.

Матушка не покормила нас утром, и я долго шла по холоду, а впереди маячил новый путь, так что я была голодной. Я начала палочками запихивать рис и тонкие ломтики рыбы в рот. Палочки могли быть грязными, но я не жаловалась.

Я проглотила еду, едва ощутив ее взгляд, но остальные уже начали собирать вещи.

Я не тревожилась, мне было нечего собираться. Я доела рис, ополоснула миску водой из ведра, остатками залили огонь.

— И как ужин нашей Мышке? — оскалилась Тоуми у стены.

— Не будь злюкой, Тоуми, — сказал Аимару. — Не из-за нее мы ждали здесь…

— Три дня! — рявкнула Тоуми. — Почему леди считает тебя такой ценной? Особенной? — ее лицо помрачнело.

Я чувствовала шум крови в ушах. Кончики пальцев покалывало. Еда и тепло вернули мне власть над телом и душой.

— Я не знаю! Не знаю, что она хочет от меня! Она выкупила меня у матери этим утром, — и все, даже мужчины, даже Тоуми, уставили на меня, раскрыв рты. — Я лазала по деревьям с сестрой, но тут меня увели, не дав ни с кем попрощаться!

— У тебя была мама, — сказала Эми. — И сестра.

Я уставилась на нее, уголки ее рта стали еще ниже, а вид — печальнее. Я пыталась говорить, но ее печаль была доведена до такой крайности, как было с моей сестрой, когда ломались ее соломенные куклы, когда она ударялась ногой или после того, как ушел отец. Я опешила.

Аимару нежно коснулся моей руки. Я поняла, что сжимала палочки, как кинжал. Он сказал ровным голосом:

— Не по твоей вине все остальные — сироты.

— Сироты? — ответила я.

Эми и Аимару мрачно кивнули. Аимару сказал:

— Леди нашла каждого из нас. Я рос в храме, меня оставили младенцем монахам. А Эми…

— Я жила на улицах столицы, — сказала Эми. — И немного помню маму.

Тоуми снова фыркнула.

— Сироты? — повторила я. На глаза навернулись слезы, горло сдавило. Почему я плачу?

— Говорите, как хотите, но моя семья мертва, а я — не сирота, — процедила Тоуми. — Я из семьи Таругу. И никто не продал бы меня, как мусор.

3

Полет

Я не помнила, что случилось дальше. Но я никогда не хотела никого бить, даже сестру. Хотя порой у меня такие мысли появлялись.

Было что-то в поведении Тоуми — ее злости и возмущении — знакомое для меня. Она не отвернулась, когда моя рука ударила ее по щеке. Мы застыли от шока. Это длилось один удар сердца, а казалось, что мы вечность смотрели друг на друга.

Красный отпечаток моей ладони проступил на ее бледной коже. Моя ладонь горела.

Я видела замедленно, как ее глаза сужаются от гнева, я знала, что теперь она хотела меня убить. И она это могла. Она склонилась вперед, собираясь замахнуться рукой.

Я не знала, как все случилось дальше. Я отскочила и забралась на стену. Доски были полны зазоров, за которые можно было уцепиться. Я видела сверху, как открылась дверь с другой стороны. Если я смогу пробраться по верху над Тоуми, я выбегу под снег.

Тоуми бросилась на меня, рыча.

Мои руки и ноги двигались сами по себе.

Она не успела дотянуться, Тоуми за воротник схватила огромная рука Братишки, как железная цепь. Он держал ее, и ноги ее болтались. Он повернул свое круглое лицо ко мне.

Первую часть плана я выполнила — я была на балках под крышей. Оставалось только сбежать.

Лицо Братишки было нечитаемым. Как и у его товарища, что смотрел на меня, закрывая собой дверь. Все-таки сбежать не выйдет.

— Спускайся, — сказал Братишка. Его голос был низким, как гул землетрясения. — Никто никого больше сегодня не тронет.

Он осторожно опустил Тоуми у огня.

Я спрыгнула на укрытый соломой пол.

— Слушайте обе, — он сел, глядя на всех. — Слушайте, все вы. Мы и без этого в опасности. Не добавляйте новых. Теперь вы здесь из-за доброго сердца леди Чийомэ. Все вы принадлежите ей. Вы ее гости, — он посмотрел на меня, — но и ее вещи. Если хотите, чтобы доброта леди Чийомэ продолжалась, обращайтесь с ее вещами осторожно, — его спокойный взгляд упал на искаженное от ненависти лицо Тоуми, она смотрела на меня. — Если хочется биться, ударяйте меня. Но я ударю в ответ.

Тоуми моргнула, еще раз, а потом отвернулась и ушла в снег.

Братишка и его товарищ стояли, не двигаясь, не реагируя на нее. Я пошла к огню, села и пыталась дышать. Они следили за мной, и взгляды не угрожали, но мне было не по себе. Было стыдно, что я проявила злость, ударила другую, хотя отец учил меня не вредить.

Они отвернулись и вышли, собираясь поискать Тоуми.

Но Эми и Аимару еще смотрели на меня. И мне казалось, что на меня нападут.

— Что? — рявкнула я.

— Ты белка, — сказала Эми.

— Как ты это сделала? — сказал Аимару, не скрывая потрясения.

— Что сделала? — спросила я. И вдруг снова почувствовала голод.

— Ты забралась по стене, как паук, — сказал Аимару.

— Как белка, — исправила Эми.

— Никогда не видел, чтобы человек так лазал, — продолжил Аимару.

— Н-не знаю, — пробормотала я. — Я всегда это хорошо умела.

Они кивнули, но явно не верили мне.

— Знаете, — сказала я, потому что мне казалось, что я должна что-то сказать. — Рисуко — только кличка.

Аимару поднял руки и улыбнулся. Ему было все равно. Его улыбка была, как у Будды, будто я сказала, что на самом деле я — кицунэ — дух-лис, который украл всю их еду.

Эми надулась и спросила:

— Тогда как тебя зовут?

— О, — сказала я, хотя ее вопрос был логичным после моих слов. Но я не ожидала, что она спросит. — Я… Мурасаки.

Она растерялась.

— Это не девушка из какой-то истории? Старой истории?

— Да, — сказала я. — Истории Генджи. Имя писателя. Это старая история о любви. И любимая папина история.

Она погрустнела, ее глаза стали мокрыми.

— Когда мама была жива… она рассказывала истории оттуда.

Я кивнула, показывая, что понимаю. Эми, потом Аимару пошли к двери с матрасами в руках.

— Мы должны быть готовы уйти, — извинился Аимару.

Я огляделась, чтобы что-то взять, но, конечно, мне было нечего нести. Я хотела уже спрятаться здесь, подождать, пока они уйдут, но ощутила безмолвное присутствие за собой. Я не удивилась Братишке и его товарищу, оказавшимся за моей спиной как каменные колонны.

Я попыталась улыбнуться им. Младший улыбнулся мне в ответ.

— Скажите, как… мне вас называть?

— Братишка, — сказали они в унисон.

Младший, что подмигивал мне, широко улыбнулся.

— Леди так нас называет. Все ее последователи — учителя и ученики Полной луны — Мочизуки — знают нас как Братишек.

Учителя? Мочизуки? Школа в полнолуние? Я ничего не понимала.

Крупный не радовался так, как его товарищ.

— Леди Чийомэ сказала, что мы уходим.

4

Край мира

Все вокруг меня бегали по двору, загружая вещи на двух коней и утепляясь.

Когда я подошла к ним, Эми слабо улыбнулась и дала мне теплую накидку, а потом матрас.

— Это на ночь. Положи к нашим на белого коня.

Я была удивлена улыбке, потому не сразу забрала у нее сверток.

Когда я сунула свой матрас к остальным и накинула на тонкую синюю рубаху теплую, младший Братишка выдал каждому из нас накидки из соломы и соломенную обувь.

— Мы будем идти под снегом, — сказал он спокойно. — Нельзя, чтобы вы отморозили ноги.

Мы обулись, и мне казалось, что я стою на колючей хвое. Мы натянули длинные сплетенные из соломы накидки, Эми и Аимару захихикали. Я подняла голову. Они напоминали ходячие стога сена. Даже Тоуми едва заметно улыбнулась. И я вспомнила свою младшую сестренку Усако, сердце сжалось.

Вход не был защищен. Но в такой обуви…

Тоуми накинула на голову соломенный капюшон.

— Вы похожи, — пробормотала она, — на стадо коров в зимних накидках.

— А на что тогда похожа она? — прошептала Эми.

Братишки вынесли черный паланкин из конюшни, леди Чийомэ и Миэко вышли из гостиницы. Кунико, горничная с каменным лицом, шла за Братишками, сжимая нечто, похожее на короткий меч, приделанный к шесту с нее ростом. Позже я узнала, что это оружие называется глефа. Я не представляла, как Кунико обращается с ним, но она уверенно сжимала его в руках. Видимо, она была этому обучена.

Старая богачка была в той же одежде, что и ранее днем: в темном многослойном зимнем кимоно. Я думала, что горничные будут в элегантных шелковых кимоно, но они тоже были в теплых синих зимних одеяниях с белым кругом. Братишки тут же опустили паланкин перед леди Чийомэ, она забралась в ящик плавным и едва заметным движением.

Я думала, что ее горничные залезут к ней, а их общий вес замедлит Братишек.

Но две молодые женщины пошли с нами, Миэко со своими плавными движениями, и Кунико с оружием. Кунико говорила с нами прямо и резко, не обращая внимания на свою глефу.

— Мы будем в пути десять дней, если позволит погода. Идите. Не скулить, — голос леди Чийомэ рявкнул:

— Вперед! — и Братишки подняли паланкин и повели нас из двора гостиницы.

Кунико шагала сразу за ними, одной рукой удерживая поводья лошадей, другой двигая глефой, как тростью. Мы шли за ней. Миэко замыкала строй.

Мне было интересно, что будет, если я не пойду за ними, если я убегу на улицу Соснового берега и спрячусь в лесу за городком. Но я только и делала, что шла, спешила, чтобы поспевать за ними. Мы двигались на север по главной дороге. Мы быстро шагали по снежным и пустым улочкам. Несколько владельцев магазинов и попрошаек испуганно поглядывали на нас.

Конь промчался мимо нас на север. На наши соломенные накидки попала грязь, и конь исчез впереди. Может, это был тот же всадник, что забрызгал меня ранее.

Я едва успела заметить, как мы ушли от моего дома, прошли мимо торговца рисом, которому отец помогал написать брачный контракт с дочерью Джиро-сана, Канной.

Мы шли ровно. За городом старую широкую реку пересекал мост. Солдаты Имагавы охраняли его, но смотрели на север. На нас взглянул только один и помахал, пропуская.

Копыта наших коней застучали по деревянным доскам моста. Река была глубже и медленнее, чем возле деревни, я шла по краю моста, глядя на темно-зеленую воду. Было бы лето, и я сбежала бы, спрыгнув с моста и поплыв к месту, где река проходила рядом с нашим домом. Но Братишки шли быстро, уводили нас на твердую землю по дороге Великого океана прочь от моего маленького мира из сосен и дубов, ручья и замка за стеной.

* * *

Дорога была широкой и ровной. Почти все время мы шли по берегу, и деревьев здесь было мало, они были кривыми. А когда мы пошли вдоль леса, казалось, что часть его вырубили.

— Наверное, чтобы бандиты не могли там прятаться, — предположил Аимару, когда я указала на это во время редкой передышки.

Солдаты Имагавы промчались мимо нас на север. Пар из ноздрей лошадей оставлял за ними белый призрачный след.

— А еще, — пробормотала Эми, — так нам проще освобождать дорогу всадникам.

Я кивнула, но мне это не нравилось. Я всю жизнь была окружена деревьями. А на открытой дороге я чувствовала себя… обнаженной.

Солнце двигалось к вершинам гор вдали, мы обнаружили, что дорога не всегда позволяла нам легко пропускать солдат. Мы приближались к перекрестку, главную дорогу закрывали вооруженные люди, в основном, солдаты Имагавы. Они не были в дозоре. Они лежали, перевязанные и истекающие кровью.

Самурай в рваной броне встал, когда мы приблизились, одной рукой прося нас остановиться, другой сжимая меч. Кунико отпустила поводья коней, схватила двумя руками глефу, направив лезвие, но пока не угрожая.

Леди Чийомэ выглянула из паланкина.

— Что такое? Почему замедлились?

— Нельзя сюда, леди, — сказал самурай.

Все собрались за Кунико и паланкином. Миэко встала перед Тоуми, Эми и мной.

— Нам нужно пойти дальше, если мы хотим пройти мимо сражения, — проворчала старушка. Самурай издал смешок без юмора.

— Но не здесь, — сказал он, указывая назад большим пальцем. — Пройти дальше здесь вы можете только в мир иной.

Я поежилась.

— Дальше деревня, — сказал самурай, — указывая на тропинку. — Была там пару дней назад. Можете переночевать там, а потом оттуда по дороге пойти в провинцию Быстрой реки. Не думаю, что там много сражений по пути.

— Но нам нужно…!

— Леди, если вы пойдете, я сам убью всех вас. Никаких простых жителей, — он посмотрел на Кунико. — Никого…

Чийомэ-сама захлопнула окошко паланкина, и Братишки восприняли это как сигнал идти по тропинке. Мы пошли за ними. А я услышала ее ворчание из ящика:

— Хулиган!

Мы добрались до деревни в темноте. Кунико подошла к старушке. Я слышала ярость в повышенном голосе Чийомэ-самы, но не разобрала слов.

Вооруженная горничная прошла к нам, стиснув челюсти. Я не слышала, что она сказала леди, но уловила слова «опасность» и «враг».

Чийомэ-сама высунула голову из окошка, и я расслышала ее ответ с отвращением в голосе:

— Кунико! — завопила она, горничная была на расстоянии вытянутой руки. Леди указала на единственное здание в деревне с табличкой. — Посмотри, гостиница ли это. Пусть греют воду, я хочу принять ванну, — она захлопнула окошко.

С достоинством Кунико передала поводья одному из Братишек и пошла к зданию.

Миэко стояла за мной. Я повернулась к ней и прошептала:

— Почему леди Чийомэ так злится?

Миэко склонила голову и очень тихо спросила:

— Что ты видела сегодня в пути?

Я нахмурилась на миг.

— Туда-сюда проносились всадники.

— Сколько?

— Эм, — я нахмурилась снова. Тоуми оскалилась под своим соломенным капюшоном. — Один утром ехал в замок? Другой у моста в Сосновом берегу… и… несколько, когда мы остановились?

Миэко вскинула брови и повернулась к Эми.

— Сколько, Эми-чан?

— Девять, — ответила Эми.

— Хорошо, — сказала Миэко и посмотрела на меня. — Такая группа называется эскадрой. Как думаешь, зачем их столько?..

Тоуми перебила:

— Потому что идет чертова битва, как и сказал тот солдат!

Миэко не дрогнула, улыбка осталась, но твердость намекнула нам, что вмешательство Тоуми ей не понравилось. Через миг она заговорила, глядя на меня:

— Да. В Сосновом берегу были слухи о сражении неподалеку. Люди Имагавы напали на пост… людей лорда Такеды. Чийомэ-сама хотела пройти опасное место до ночлега.

— Она думала, что мы уйдем еще дальше? — услышала я шепот Эми. Тоуми ничего не сказала. Я видела по их лицам, что они так же замерзли и устали, как и я.

Я поежилась, думая о чем-то кроме замерзших губ и ноющих ног: те солдаты на перекрестке были изранены. Сражение? Мне вдруг стало ясно, что безопаснее быть с остальными, чем ходить одной.

Когда Кунико вернулась, она сообщила леди Чийомэ, что дом — это гостиница, и они будут рады принять госпожу и ее свиту, а ванну уже готовят.

Мы медленно пошли к гостинице, я увидела несколько лиц, поглядывающих на нас из-за занавесок и дверей. Несколько крыш было сожжено, черная солома темнела на фоне новой соломы. Два дома были лишь черными обломками.

Табличка гостиницы тоже была почерневшей, но не было ясно, виной тому грязь и время или пламя и сажа. Там был едва различимый рисунок кота с поднятой лапкой.

Мы медленно вошли. Это место не впечатляло, как и гостиница в Сосновом берегу, но эту, казалось, сдует сильным ветром. У входа виднелся улей, но и он был помят и явно заброшен.

— Добро пожаловать в гостиницу на горе Фудзи! — радостно сказал сухой голос. Старушка в латаном кимоно, что было элегантным во времена ее бабушки, вышла во двор из входной двери.

— Гора Фудзи? — сказала Чийомэ-сама, выйдя из паланкина. — Мы в двух днях пути от горы, — фыркнула она.

— Ах! — сказала владелица, низко поклонившись, — но если погода завтра будет ясной, вы увидите священную гору на севере, — она огляделась и добавила. — Да, это далековато, но вы ее увидите. При ясной погоде.

Она хлопнула в ладоши.

— Уважаемая леди, мы будем рады обслужить вас и вашу свиту. Я проведу вас в вашу комнату. Мой муж приглядит за лошадьми, — старик, чей вид был еще более уставшим, чем у нее, вышел, забрал поводья и отвел лошадей в одинокое стойло. Кунико пошла за ним.

— Комнату? — спросила леди Чийомэ, выглядя удивленно, а не властно.

— Уважаемая леди, — сказала владелица, — у нас мало посетителей в такое время. Не то время года. И сражение… Свободна одна комната на первом этаже.

— Первый этаж! — сказала леди Чийомэ. — Это для моих слуг, — она указала на всех нас взмахом руки, — а я хочу что-то на втором этаже.

Старушка виновато зашипела:

— Эээ, очень жаль, уважаемая леди, но верх гостиницы… был… — она взглянула на леди Чийомэ. — Вы заметили, что деревня горела. Такеда чуть не сожгли все в прошлом месяце, пока их не прогнали люди Имагавы.

Владельцы выпрямились, Миэко в безмолвном вопросе вскинула бровь. Было тревожно оказаться так близко к сражениям в этом районе, меня это пугало. Леди Чийомэ вскинула руку, чтобы все взяли себя в руки.

— Мы останемся, — сказала она. — Слуги будут спать в конюшне или столовой.

Владелица поклонилась.

— Да, уважаемая леди.

Вернувшаяся Кунико склонилась к леди Чийомэ и зашептала. Та ухмыльнулась и сказала:

— Моя горничная сообщила, что в конюшне едва поместились лошади. Мои слуги останутся в столовой.

— Да, госпожа.

5

Гостиница у горы Фудзи

На первом этаже было три комнаты, кроме столовой и кухни, но две ближе к двери были закрыты. Двери были покрыты черной сажей. Леди Чийомэ направила Братишек с ее вещами в дальнюю комнату.

Миэко и Кунико отвели Тоуми, Эми и меня в столовую. Я удивилась, что Миэко оставила свой матрас в комнате с нами, я думала, что она будет ночевать с леди, но она осталась в комнате со слугами.

Мы разложили матрасы с одной стороны и устроились за низкими столиками с другой. Столики когда-то были сделаны из хорошего дерева, и на стенах висели когда-то милые гобелены. Теперь они были выцветшими и поеденными молью.

Ужин был из жирного рагу из какого-то мяса и риса, который приготовили слишком быстро — часть была сырой, а другая — подгоревшей. Но мы все это ели, даже леди Чийомэ. Мы проголодались после долгого пути. Мы доели, и старики решили унести наши миски, но леди Чийомэ вскинула величественно тонкую руку.

— Служанки все уберут.

На миг я пыталась понять, что означает этот жест, когда меня вдруг осенило, что я была одной из служанок, которых Чийомэ-сама хотела заставить работать. Я огляделась и заметила, что Аимару и Эми уже встали и начали собирать миски и палочки, и даже Тоуми начала убирать стол с недовольной решимостью.

Я взяла свою миску и того из Братишек, кто сидел рядом со мной. Осторожно подняв их, я присоединилась к остальным, а Аимару повел нас на кухню. Старушка замахала руками, чтобы остановить нас:

— Ээээ, не нужно…

— Это наш долг, — сказал Аимару, быстро поклонившись, и мы пошли через рваную занавеску на крохотную кухню. Там были стопки битых мисок на покрытых паутиной полках. Огонь дымил и угасал, пока мы смотрели. Горели явно обломки хорошей мебели, остались обрывки несгоревшей украшавшей мебель ткани; и огонь разжигали явно с помощью обрывка гобелена. Они готовили ужин на последние средства — из самой гостиницы.

Эми схватила ведро и вышла наружу, чтобы принести воды из колодца.

Мы начали мыть кухонные принадлежности — черную потертую сковороду, горелую деревянную ложку и хрупкого вида горшок для варки риса.

— Жалкое зрелище, — проворчала Тоуми.

— А у нас были жилища лучше? — спросил Аимару.

Тоуми прикусила губу и пробормотала:

— Может, и нет, но все же лучшее право по рождению, — она принялась агрессивно оттирать миски.

Вернулась Эми.

— Хотя бы вода чистая, — сообщила она с радостью, которой обычно не было на ее лице.

Фыркнув, Тоуми подняла горшок, полный горелого риса и косточек, и понесла его к горе отходов.

— В отличие от некоторых из вас, я не была рождена для такой мерзости.

— Что ты знаешь о том, для чего были рождены мы? — сказала я. Не подумав, я встала за ней. Она развернулась, и я уже думала, что она ударит меня горшком. Я вскинула руки к лицу.

Очень плавно, с тонкой улыбкой Тоуми подняла горшок над моей головой и высыпала жирное содержимое на меня. Я завизжала и хотела погрузить ногти в лицо Тоуми, чего она и добивалась от меня, но тут услышала тихий спокойный голос Миэко со стороны двери.

— Убрать. Все четверо. Сейчас же.

Мы с Тоуми переглянулись, ожидая нападения. Я не думала в этот момент о том, чему нас учил Ото-сан, прося не вредить. Я хотела убивать. Я видела, как с моих волос падал жирный рис. Повезло, что владельцы гостиницы были бедными, а мы — голодными, в горшке еще немного осталось.

Мы медленно склонились, чтобы приступить к уборке. Эми и Аимару помогли убрать остатки ужин. Позже я помыла голову остатками воды, радуясь, что новая одежда почти не испачкалась. Леди Чийомэ это точно не понравилось бы.

Когда мы справились, все отправились спать. Я хотела поговорить с Эми, задать множество вопросов. Но она уже похрапывала до того, как я забралась на свой матрас.

Я старалась не издавать звуки, потому что плакала. Думала об Усако и маме. Ока-сан продала меня. Усако гуляла по лесу без меня.

Если я и могла бы сейчас сбежать, я не найду дорогу домой, да и мне там могут быть не рады.

Я не успела успокоиться и уснуть. Раздались ровные шаги по татами.

— Кано Мурасаки, — тихо сказала Кунико. — Идем. Леди хочет тебя видеть.

Я встала с матраса, вдруг осознав, как затекли ноги, и как слиплись волосы.

Кунико увела меня из темной столовой, где все мы спали, в тесную комнату, где ждала леди.

Она сидела на подушке, одеяние элегантно лежало вокруг нее. Братишки стояли за ее плечами — огромные и тихие, а Миэко скрывалась в стороне в тени. Перед ней был низкий столик, на котором было несколько предметов, включая листы рисовой бумаги, мисочку самых черных в мире чернил, ящичек с разноцветными чернильными палочками и красивая кисть с красной рукоятью.

Кунико похлопала меня по плечу. Я села на колени и поклонилась.

— Подойди, Рисуко, — сказала леди Чийомэ, указывая бледной ручкой, что я должна сесть напротив нее за столиком.

Я придвинулась на коленях, чувствуя, как грубый татами цепляется за мою новую одежду. Наконец, я добралась до стола на коленях, все еще глядя вниз.

— Что ты сделала с волосами, дитя?

Я скривилась, все еще глядя на ножки стола.

— Был… случай на кухне.

Леди Чийомэ вздохнула.

— Думаю, если собрать утром с дерева постреленка, к вечеру она леди не станет.

Один из Братишек издал звук, похожий на смешок.

— Подними голову, дитя, — леди то ли кривилась, то ли насмехалась. Она указала тонким пальцем на принадлежности перед ней.

Мисочка, в которой были чернила, была тонкой, как яичная скорлупа, темно-синей, и она словно впитывала свет свечей и огонька. Рядом стоял потертый чернильный камень.

— Я хочу посмотреть, чему научил тебя твой отец, Рисуко, — она склонила голову, словно пыталась выглядеть коварно. — Напиши что-нибудь.

Едва приподняв голову, я взяла листок рисовой бумаги. Она была такой тонкой, что я едва чувствовала ее между пальцами. Положив ее перед собой, я представила, что могу почти видеть стол сквозь бумагу.

— Что мне написать? — спросила я.

— Что хочешь, — ответила она, махнув рукой.

Я закусила нижнюю губу изнутри на секунду. Я не могла ничего придумать. А потом вспомнила, как сидела рядом с отцом, копируя одно из его стихотворений, пытаясь повторить его плавные мазки кистью.

Я схватила кисть, но пальцы дрожали.

— Хорошие чернила.

Она раздула ноздри.

— Конечно, — она явно думала, что я сказала полную глупость.

Я глубоко вдохнула, пытаясь потянуть время и успокоить руку. Я пыталась представить слова, появляющиеся из-под кисти отца, три строки любимого стихотворения Ото-сана. Не понимая, что я делаю, я сжала кисть, обмакнула в чернила и позволила кончику двигаться по белоснежной бумаге.

Быстро гибнут солдаты

Битва белого и алого

Лепестки на земле.

Леди Чийомэ снова фыркнула, глядя на мою каллиграфию. Но в этот раз дело было не в отвращении, я поняла, что она была потрясена.

— Очень хорошо, — сказала она, вскинув брови.

Так и было. Отец гордился бы. Я была не так хороша, но линии были четкими и легкими.

— Это одно из стихотворений отца.

— Да, — сказала она. — Знаю.

Я хотела спросить, откуда она это знает, но она вскинула тонкий палец. Ее лицо было спокойным, но внутри что-то бушевало.

— Поэзия — это хорошо, но выучить хокку может любой. Покажи мне что-то сильнее. Прозу.

Я глубоко вдохнула и тут же подумала об абзаце, который Ото-сан давал нам каждый раз. Я взяла чистый лист и кисть. В этот раз я была спокойнее. Левой рукой я придерживала правый рукав.

— Спрячь язык во рту, дитя, — цокнула леди Чийомэ.

Я послушалась. Я и не заметила, что высунула его. Пальцы снова задрожали.

Я глубоко вдохнула, осторожно обмакнула кисть в чернила и начала писать.

На землях некого императора была леди из простых людей, но он любил ее сильнее остальных. Великие амбициозные леди смотрели на нее с презрением. Поэтому…

Мою концентрацию нарушил странный звук — не то свист, не то хрип. Я тревожно вскинула голову.

Лицо леди Чийомэ исказилось и помрачнело. А потом она снова издала этот звук, но уже громче, и я поняла, что она смеется. Слезы потекли из ее глаз, она завывала от смеха.

Я сидела, пока чернила засыхали на кисти, и боялась пошевелиться. Я не знала, почему она смеется, боялась, что мое действие тут же разозлит ее.

Она протянула руку к Миэко, и по лицу горничной я поняла, что она так же потрясена, как и я. Идеально-черные брови Миэко были так высоко, что могли переломиться.

Леди Чийомэ взяла из рукава Миэко шелковый платок и начала вытирать глаза. Я заметила, что и двое стражей были потрясены.

— Ну, Миэко, — сказала леди, — видишь? Я посмотрела на вершину забытой сосны в забытой провинции Чистоты, а нашла последнего великого энтузиаста «Сказаний Генджи», — она расхохоталась, Миэко улыбнулась, даже если не понимала. Старушка повернула ко мне лицо с потекшей белой краской. — Ну, моя маленькая писательница. Твой отец хорошо тебя обучил, — она громко высморкалась.

— Вот, Кунико, — она отдала ей шелковый платок, лицо горничной было маской, а потом леди повернулась ко мне. — Теперь покажи, как ты читаешь.

Плавно и так быстро, что я не успела заметить, она забрала из моей руки кисть. Удерживая ее, как нож, между средним пальцем и большим, она обмакнула кисть в чернила и написала на новом листе рисовой бумаги. Она поймала мой взгляд, словно спрашивала: «Внимательно смотришь?».

Как и я, она придерживала рукав, но где я просто хватала ткань, чтобы не испачкать в чернилах, она двигалась элегантно, словно танцевала.

Ее рука едва двигалась, но кисть оставляла иероглифы на бумаге — хирагана ку (く). Изгиб — катакана но (ノ). И последней была горизонтальная черта — китайский иероглиф кандзи ичи (一).

Она плавно отложила кисть и посмотрела на меня.

— И? — спросила она, указывая на то, что написала.

Я была в замешательстве. Я понимала отдельные части, но не все вместе. Ото-сан говорил, но не стоит писать в одном слове катаканой, хираганой и кандзи. Я повернула голову, глядя на надпись под другим углом, словно это помогло бы.

— Эм, — сказала я. — Первый знак — ку, что значит «девять». А это но, что значит… «из»? Или «откуда». И линия похожа на кандзи, означающий «один», — я отодвинулась, и слово стало целым, словно остров появился из-за тумана. — А вместе… Если объединить части, получится кандзи, означающий «женщина» (女).

Леди Чийомэ снова улыбнулась, это пугало.

— Да, белочка, да. Куноичи — особые женщины, да, — она посмотрела на своих горничных, а потом на меня. — Может, если тебе повезет, ты когда-нибудь станешь такой.

Я уставилась на нее.

— У меня есть вопрос, дитя.

— Да, госпожа?

Она подхватила кисть и опустила ее в склянку с водой, чтобы вымыть ее. Взяв другой лист, она сказала:

— Этим утром ты сказала, что смогла увидеть, на что смотрели лорд Имагава и его подопечный.

Я кивнула.

Она скептически смотрела на меня.

— Чтобы так далеко видеть, ты должна быть соколом, а не белкой.

— Но… я это видела, моя леди.

— Хмм. Ты так говоришь. А можешь воспроизвести то, что увидела?

Теперь была моя очередь хмуриться. В голове была четкая картинка: большие зеленые блоки, маленькие красные и синие вокруг них. Линии как стрелы торчали из них. Я снова кивнула.

Она придвинула ко мне коробочку с цветными чернилами и отдала кисть.

— В этот раз не высовывай язык.

Я прикусила его.

— Да, Чийомэ-сама, — и я постаралась изобразить рисунок как можно точнее.

Когда я подняла голову, глаза леди Чийомэ были огромными.

— Уверена, что видела это?

— Да, моя леди.

Она хмыкнула и повернулась к Кунико.

— Нужно как можно скорее убираться отсюда завтра, Кунико, — она махнула мне. — Иди спать, девочка. Утром мы будем в пути, — она улыбнулась мне уже мягче. — Приятных снов, Рисуко.

Но мне в ту ночь ничего не снилось.

6

Чай и сладости

Утром нас всех разбудил грохот. Казалось, это гром звучит вдали. Но Миэко и Кунико были уже на ногах до того, как я села и протерла глаза.

— Что это? — спросила я у Эми, что протирала глаза рядом со мной. — Сейчас ведь холодно для грома и молний? И на землетрясение не похоже…

Эми покачала головой и нахмурилась. Мы прислушивались, пока одевались. Моя одежда все еще немного сырой и слабо пахла горелым рисом и затхлостью.

Тишину сотряс еще один грохот. Я спала недалеко от кухни, я видела тусклый свет за дверью.

Мы начали сворачивать матрасы. Я хотела снова спросить, что это за шум, но тут раздался новый звук, объяснивший все. Резкий и высокий. Выстрел. И он раздался неподалеку.

Ноги похолодели, я выронила матрас.

Сражения дошли до нас.

Кунико появилась у входной двери, ее лицо было, как обычно, каменным. Она рявкнула на младшего Братишку:

— Охраняй задние врата, — а старшему сказала. — Идем со мной охранять леди, — они с Миэко переглянулись. И это означало: горничная и четверо детей будут обороняться сами.

Я заметила взгляд Эми, я разделяла панику, давящую из меня воздух. Даже Тоуми была бледной и потрясенной.

Еще несколько выстрелов, и низкий рокот — пушка.

Миэко повернулась к нам, она была в тонком одеянии и, казалось, собиралась позировать для рисунка, а не ожидала сражения.

— Аимару, уведи девочек на кухню. Я буду охранять дверь. Там вы должны быть в безопасности.

Мы поспешили к дверям.

— Аимару! — окликнула Миэко, ее голос выдавал больше эмоций, чем то было раньше. — Они — твоя ответственность, понимаешь?

Он резко, словно солдат, поклонился и повел нас на кухню.

Вдали раздался очередной рокот, он звучал дольше и выше, чем пушка. К нам мчались кони.

Аимару схватил изогнутый нож и полки у кастрюль, которые мы начистили в прошлую ночь. Край ножа был изломанным, но острие казалось убийственным. Он проверил оружие двум взмахами, а потом посмотрел на нас. И я поняла, что он напуган не меньше нас.

— Тут есть маленькая кладовая. Поместитесь втроем?

Я хотела возразить, но он перебил меня с внезапным нетерпением:

— Вас учили сражаться? — мы стояли и молчали. — Сможете сразиться с взрослым солдатом? — мы опустили плечи. Он открыл дверь и втолкнул нас внутрь.

— А он знает, как сражаться? — пробормотала Тоуми. Ее плечо прижалось к моему носу. Я не могла дышать.

Кладовая была крошечной. Полки были пустыми, и только паутина покачивалась над нами.

Эми прокряхтела и отвернула голову от волос Тоуми.

— Я была здесь, когда леди Чийомэ подобрала его на горе Хиэй. Его тренировали как воина-монаха.

Тоуми выглядела так, что могла укусить Эми, но громкий вопль со двора отвлек ее.

— Кто это?

Ответом был вопль:

— Убирайтесь отсюда! — и голос был похож на Кунико.

— Похоже, звук идет от главных врат, — прошептала я. Я слышала, как громко ржали наши лошади. А потом был взрыв звука: крики, звон стали о сталь, треск, от которого содрогнулась вся гостиница.

Я слышала, как кричал на заднем дворе Братишка:

— Подходите! Отличный день для смерти! — ответом было несколько злых голосов.

Из гостиницы сбежать не вышло бы.

И теперь я паниковала, оказавшись в тесной ловушке. Если бы я могла забраться на крышу, я бы прыгнула на соседнее здание… Я в отчаянии подняла голову.

Вверху сквозь соломенную крышу пробивался серебряный свет полумесяца. Я не успела опомниться, как оттолкнулась от плеча Тоуми к хрупким полкам.

— Эй! — рявкнула Тоуми.

— Мурасаки, — прошипела Эми, — спускайся!

— Я просто хочу посмотреть, — отозвалась я, чувствуя укол вины за то, что оставляю их. — Я сразу вернусь.

Я чувствовала, как в щели задувает холодный ветер, как шелестит крыша, чувствовала запах тысячи блюд, приготовленных на кухне. Я двинулась вверх, расширяя брешь между соломой и стеной.

Протиснувшись в дымоход, я услышала голос Аимару:

— Что ты делаешь?

— Ах, хочу посмотреть.

— Спускайся!

— Да, я… — я не хотела бросать его или Эми, это было нечестно. Но я не могла сидеть на месте. Я извивалась, поднимаясь по дымоходу.

Подняв голову, я увидела обгоревшую солому, закрывавшую дымоход от дождя. Как и все в гостинице, она была затхлой. Столбики были в саже, казалось, порыв ветра может сдуть крышу, как пепел от угасшего костра.

Но небо было голубым, серебряно-голубым, и я ощущала далекий запах моря, хотя основной была вонь дыма. Я поднималась и была так опьянена облегчением возможного побега, что чуть не упустила другой запах, от которого встали дыбом волоски на руках.

Порох. И близко.

Я выглянула из дыры в крыше, меня оглушила буря звуков. Выстрелы. Звон стали. Крики.

Я огляделась, пытаясь найти другую крышу, чтобы прыгнуть на нее. Но я видела только облака пыли, серебряные вспышки. Я пыталась найти кого-то из наших, но дымоход был далеко от двора. Я слышала младшего из Братишек, воющего, как разъяренный медведь, но я не могла видеть его из-за края крыши. Куда мне идти?

Вдруг мне в лицо полетела солома. Я не понимала, почему, ведь ветра не было, крышу не могло так сдуть.

Я не слышала выстрел, пока пуля не врезалась в покрытую сажей балку на расстоянии ладони от моего уха. Балка сломалась, крыша заскрипела, начала падать.

Я рухнула обратно в кладовую, я видела облегчение и тревогу на круглом лице Аимару.

— Ну? — прорычала Тоуми.

— Я… не смогла ничего увидеть, — прошептала я, пытаясь не дрожать.

Теперь шум был в коридоре. Старший Братишка сражался, наверное, как демон, чтобы защитить Чийомэ-сама.

Я с ужасом подумала о бедной Миэко, что осталась одна в столовой. Почему она не пошла на кухню с нами или не вышла с Кунико? Она жертвовала ради нас, делала это с тихим достоинством женщины-самурая, и отец всегда надеялся, что мы с сестрой станем такими. Я уже хотела позвать Миэко, чтобы она пряталась с нами, но услышала, как в столовую вошли двое мужчин.

Сквозь тонкую стенку за собой я услышала:

— Эй, Джуро, смотри, что мы нашли!

— Милашка из группы на перекрестке, что мы видели вчера. Эй, милашка. Поцелуешь солдата? — голос был похожим на того самурая, что остановил нас прошлым вечером.

Я услышала Миэко, а она говорила вежливо, как и всегда, несмотря на ситуацию:

— Прошу, господа, уходите. Я не хочу навредить вам.

Навредить?

Солдаты мрачно рассмеялись, мы услышали, как отбросили столы. Один отлетел в стену, к которой прижималась моя спина. Я чувствовала, как мы с Тоуми и Эми пытались подавить вскрики из-за Миэко, и было тесно, мы прижались друг к другу.

Из столовой донесся высокий визг, а потом вздох. И два стука, а потом стало тихо.

Всюду бушевало сражение. Вопли, крики, звон металла — было слишком много звуков, чтобы я поняла происходящее.

Новый звук ревел, как огромная волна, обрушивающаяся на берег, но вместо того, чтобы исчезнуть, звук несся к нам со стороны выстрела пушки.

Сотни бегущих лошадей.

Ото-сан рассказывал мне однажды — только раз — как видел нападение армии Такеда на остров Междуречья. Он сказал, что грохот их копыт был самым красивым и ужасным звуком, выше них были лишь звуки рождения нас с сестрой.

Звуки борьбы вокруг нас превратились в паникующие вопли, топот ног. Криков стало еще больше, а потом стук копыт прекратился.

Несколько долгих моментов стояла тишина, а потом Эми вскрикнула, когда дверь кладовой распахнулась, нас ослепил яркий свет. И мы — Эми, Тоуми и я — застыли, готовые бежать или отбиваться, если нужно.

Аимару стоял на пороге, лицо его было напряженным, как и наши.

— Доброе утро, — сказал он. Сзади показался Братишка, и он был мрачнее, чем обычно. Его лысая голова была с кровоточащим порезом.

— Тшш! — приказал он. — Мы не знаем, кто эти всадники, — он посмотрел на нас. — Где Миэко-сан?

Мы испуганно вдохнули — в облегчении мы забыли о бедной Миэко. Мы вырвались в столовую, чтобы помочь ей.

Миэко сидела на коленях, ее волосы свисали вокруг милого грустного лица. Она вытирала длинный тонкий меч платком цвета ржавчины. Перед ней лежали двое солдат в броне с гербом лорда Имагавы. Тот, что поменьше, был тем самураем, что приказал нам уйти с дороги. Оба были мертвы, их лица — искажены от шока.

Отмыв меч, Миэко спрятала его в маленькие плоские ножны. Левой рукой она собрала волосы в пучок, а правой спрятала ножны в складках одежды.

Она делала все четко, словно выполняла ритуал жрицы, готовящей богам подношения в виде чая и сладостей.

7

Ветер

Миэко встала и спокойно поклонилась нам.

Из-за занавески в конце зала мы услышали стон. Аимару бросился туда с кривым ножом в руке. С криком он отдернул занавеску, а там оказались старые хозяева гостиницы, скорчившиеся на полу комнатки.

После мига потрясенной тишины Аимару поклонился им.

— Прошу прощения, — сказал он, словно ошибся дверью.

Старики едва понимали, что он там был.

Мы вышли в коридор. Еще два солдата Имагавы лежали замертво, старший Братишка стоял над ними. Мы с Эми побежали к входной двери, чтобы посмотреть. Кто нас спас, но леди Чийомэ крикнула:

— Стойте, дурочки! Мы не знаем, кто эти всадники!

Мы пристыжено вернулись, обойдя гору мертвых солдат у лестницы.

Братишки шагали с мечами наготове. Дверь висела на одной петле, на стену коридора падал солнечный свет. Младший Братишка с окровавленной головой выглянул за дверь.

— Все хорошо! — крикнул он. — Это армия Такеды.

Я была поражена: нашими спасителями оказалась сила, что была кошмаром во время работы воином моего отца, и врагом его второго покровителя, когда он работал писцом. Во что я ввязалась?

Леди Чийомэ подгоняла нас, и мы пошли к выходу. Я была перепугана. Отец говорил, что кавалерия Такеды была ветром, бурей, что сметала все на своем пути. Тоуми прижалась к моей спине, или это я застыла на месте.

Когда мы все собрались, старший Братишка потянулся к двери, но она сорвалась с петли со скрипом и рухнула на пол.

Я издала вопль, но резко захлопнула рот, зубы клацнули.

В теплом свете нас встретила ужасная сцена нового утра. Перед конюшней три солдата Имагавы лежали на земли в крови. Среди них неподвижно лежала Кунико, ее окровавленная глефа была зажата в руке. В ее груди торчал меч. Миэко и Братишки побежали к ней.

Леди Чийомэ тихо выругалась.

На входе в гостиницу четверо всадников блестели на черных жеребцах. На спине каждого был красный герб со знаком из четырех бриллиантов. Такеда.

Первый самурай, с рогами на шлеме, спрыгнул с коня и решительно пошел к нам.

Аимару поднял нож, но Чийомэ-сама накричала на него:

— Опусти это, мальчик. Ты поранишься.

Самурай Такеда опустился на колени перед леди Чийомэ и низко поклонился.

— Чийомэ-сама, — сказал он с уважением, — большая честь видеть вас снова. Нас послали найти вас. Я не ожидал, что это будет так просто.

Женщина была польщена его уважением.

— Просто, лейтенант Масугу. Мне говорили, что армия Такеда оставит провинцию Чистоты отрядам лорда Матсудаиры, — она выгнула бровь. — А он, видимо, нападает с другой стороны.

Самурай снял шлем, открыв потное лицо с острыми чертами и морщинами. Он осмотрел всех нас.

— Имагава понял, видимо, что попал в челюсти, и теперь борется, — он указал на мертвых воинов. — Они напали на наш лагерь прошлой ночью. Мы отбились, и они побежали сюда, решив нажиться на своих деревнях, а не защищать провинцию.

Леди Чийомэ посмотрела на трупы с отвращением.

— Бандиты, — сказала она, и было ясно по ее тону, что в ее случае это ужасное оскорбление.

Она посмотрела в сторону конюшни. Миэко сидела, и голова Кунико была на ее коленях. Она не плакала, но ее лицо было белым. Братишка, что был крупнее, тряс головой, а леди Чийомэ издала звук, похожий и на фырканье, и на вздох.

Глядя туда, лейтенант Масугу раскрыл и закрыл рот.

— Бедняжка… Мне жаль, — он повернулся к Чийомэ. — Она… умерла с честью.

— Да.

Что Кунико там делала? Что делала с этой длинной глефой в руках? Сражалась. И погибла.

Масугу растерянно скривился и осмотрел нас — Аимару, Эми, Тоуми и меня, стоявших там в одежде для сна.

— Кто это? — спросил он с любопытством. — Новые жрицы храма?

— Конечно, Масугу, — сказала Чийомэ-сама. — Богов нужно почитать и в такие времена.

Я моргнула. Жрицы?

Чийомэ-сама хитро сказала:

— Лейтенант Масугу, позвольте представить вам юных дев-самураев: Таругу Тоуми, Ханичи Эми и Кано Мурасаки, — было неловко слышать свой статус и имя. Я вежливо, но скованно поклонилась. Остальные сделали то же самое.

— Кано?.. — Масугу смотрел на нас так, словно пытался вспомнить, где еще нас видел. А потом вскинул брови и присвистнул. — Вот так компания! — он указал на Аимару. — А он кто? Оживший наследник Го-Дайго?

Леди Чийомэ сдержанно улыбнулась.

— Нет, лишь мальчик, — она посмотрела на Миэко, что баюкала Кунико на своих коленях, пока Братишки стояли рядом, как статуи. — Но он пригодится.

Самурай Такеды почесал макушку и осмотрел нас.

— Чийомэ-сама, — сказал он. — Мы пришли с Горы, чтобы отвести вас и ваш, эм, груз в Мочизуки. Соблаговолите ли вы вывести вас из зоны сражений?

Леди Чийомэ окинула окрестности взглядом, скользнула им по гостинице, что выглядела еще хуже, чем вчера, по нам, не готовым к пути.

— Мы уйдем, как только я переоденусь и соберу вещи, — заявила она. И пошла в свою комнату. Миэко безмолвно шла за ней, а мы принялись готовиться к пути.

* * *

Как можно быстрее мы вернулись во двор. Отряд лейтенанта Масугу прошел туда, напоминая океан черных жеребцов. Все были с красным знаменем Такеды на спинах. Кони выдыхали пар в свете утреннего солнца.

Трупы солдат Имагавы собрали в углу двора.

Перед ними на деревянной платформе было тело Кунико, завернутое в грязную белую ткань.

Это было странно. Я едва ее знала, она мне даже не нравилась. Но я скорбела из-за ее смерти.

Леди Чийомэ стояла перед стариками-хозяевами гостиницы. Она передала женщине маленький тяжелый мешочек:

— Пусть будет сказана молитва для моей женщины, — она посмотрела на выбитую дверь и добавила. — Оставшееся пусть пойдет на восстановление этого места.

Старики пробормотали обещания и благодарности, поклонились до земли.

Леди Чийомэ развернулась и скользнула в паланкин. Лейтенант Масугу протянул руку Миэко, предлагая ей ехать с ним. Но она прошла, не взглянув на его жест. Подавив потрясение, Масугу повернулся и протянул руку мне.

8

Гора

Мы быстро двигались три дня, не говоря, пока солнце не скрывалось за горами. Первые два дня мы прошли большие группы солдат с меткой Такеды, они шли сражаться туда, откуда мы только ушли. На третий день мы могли быть единственными людьми в провинции Достоинства, во всей Японии. Никого вокруг не было. Деревни казались пустыми.

Каждую ночь солдаты устраивались на ночлег среди сухих рисовых полей, на их краю. Они готовили простой ужин, а Эми, Тоуми, Аимару и я помогали потом все убирать. Мужчины начинали говорить друг с другом, с Братишками. Они вежливо общались с леди Чийомэ, и даже порой шутили над Аимару и нами, девушками.

Никто не говорил с Миэко-сан, хотя лейтенант всегда знал, где она.

Путь на лошади истощал сильнее, чем я ожидала, хоть я и была лишь пассажиром.

Я удивленно обнаружила, что я, умеющая забраться на самое высокое здание или дерево без страха, чувствовала себя на лошади неуверенно. Каждый день Масугу-сан осторожно помогал мне забраться на коня, каждое утро я старалась не вырвать пучки волос из гривы бедного животного от страха. Мне казалось, что я еду верхом на землетрясении.

Радовало немного лишь то, что Тоуми ненавидела это больше меня.

К концу долгого третьего дня Масугу помог мне слезть с его коня, и я поблагодарила его, смутившись, что не могу слезть сама. Он улыбнулся и пожал плечами.

Леди Чийомэ выбралась из своего паланкина, ворча, как всегда делала.

От Братишек поднимался пар, но они не ворчали.

Солдаты устроились на ночлег на засохшем рисовом поле у ленивой реки.

Как и каждый вечер. Я посмотрела на юг, но видела там не родной дом, а туман.

Впервые я посмотрела на север. Вдали был высокий силуэт, поразивший меня: идеальный конус со снежной вершиной, как песочные горки, что мы с Усако делали, когда мама приводила нас на пляж. Как на бесконечных рисунках, что отец рисовал на краях использованной бумаги или в пыли.

Гора Фудзи.

— Гора, — восхищенно прошептала я.

— Да, — сказал позади меня Масугу. Он впервые заговорил со мной о чем-то еще, кроме просьб сидеть ровно и слезать. Мы стояли какое-то время и смотрели. Как за горой угасает солнце.

— Знаешь, что значит наше знамя — четыре бриллианта Такеды? — спросил Масугу.

Я покачала головой, глядя на гору, белая вершина стала розовой.

— Это девиз клана: «Будь быстрым, как ветер, тихим, как лес, беспощадным, как огонь, спокойным, как гора». Мои воины с копьями и подобные нам — ветер, сметающий врагов на пути. Пехота — лес, что окружает. Тяжелая артиллерия — огонь, поглощающий все преграды, что ставит нам на пути враг, — он рассказывал это как сказку на ночь.

— А гора? — спросила я.

— Гора — это сам Такеда Шинген. Как Фудзи-сан, — Масугу указал на гору, — он неподвижен, непревзойденный. Его нервы крепче любого меча, острый ум. Он может обойти любого генерала, — он говорил удивительно нежно.

Мы смотрели, как за горой вдали угасает свет, а я думала о том, как странно было проводить дни, едя перед этим незнакомцем, воином Такеды, не видя ничего, кроме его рук в перчатках. Мы не говорили. Но я впервые надеялась, что буду ехать с ним и завтра.

* * *

Этой ночью мы ели, сидя у костра, глядя, как искры улетают к звездам. Из еды был рис и маринованный редис, но на вкус это было лучше любой еды, что я ела.

Масугу долго говорил с леди Чийомэ, оба были серьезны. Миэко слушала их внимательно, но когда Масугу взглянул на нее, она отвела взгляд.

— Миэко-сан? — спросила я, когда солдат, разносивший еду, ушел на другую сторону от костра.

— Хмм? — она смотрела на ночное небо.

— Миэко-сан, почему солдаты не говорят с тобой? — я предположила. — Это из-за Кун…?

— Не используй ее имя.

— О, конечно, — мама учила, что имя умершего нельзя называть сорок девять дней, чтобы не вернуть дух из путешествия в другую жизнь. — Прости, Миэко-сан.

Он печально улыбнулась мне.

— Не нужно извиняться, Рисуко, — она нежно погладила мою щеку, и от этого я сильнее ощутила холод ночи. — И солдаты лейтенанта Масугу не говорили со мной и до этого раза, — она поднялась и пошла в палатку леди Чийомэ.

Она исчезла в тенях. Эми пришла вместо нее.

— Не пойму, она хорошая или пугающая.

— Все сразу, — вздохнула я, Эми кивнула. Мы повернулись к огню и начали греться.

Темнота сгущалась. Мы жались друг к другу.

* * *

Шел дождь, и следующие дни я провела с грубым покрывалом на голове, чтобы остаться сухой. Гостиницы и деревни встречали нас с уважением. Я вспомнила, как в нашей деревне люди посмеивались над солдатами лорда Имагавы. Во владениях лорда Такеды его подопечные пользовались уважением и… страхом.

Шли дни, мой страх угасал, и я начала говорить с лейтенантом Масугу в пути. Мы обсуждали пейзажи, книги, стихотворения, что Ото-сан давал мне читать. Я напевала любимые песни мамы. Он рассказывал о своих кузинах, кораблях, о том, как бегал за конем отца в детстве. Но чаще мы ехали во влажной тишине.

Туманным утром мы только начали ехать, но все еще были на окраине деревни, где ночевали. Погода держала запах дыма у земли. Любопытство пересилило мой страх.

— Масугу-сан?

Он закряхтел в ответ.

— Что за… Полная луна? — я понимала, что мы не идем к самой луне, хотя казалось, что если подняться на гору, мы дотянемся до неба. — Школа?

— Ты не знаешь?

— Нет, — теперь было жаль, что я заговорила.

— О, — он ненадолго замолчал. Я слышала, как он чешет подбородок. — Да. Школа Чийомэ-сама для мико. Туда вы идете, — он прочистил горло. — Мне очень жаль. Я думал, ты знаешь.

Я покачала головой.

— Ах! — сказал Масугу и кашлянул. — Да. Мы ведем вас в школу Полной луны. Это великая миссия леди Чийомэ после смерти ее мужа. Вас будут учить как помощницу в храме… и не только этому.

Я думала над этим.

— Но зачем ей ходить по стране среди сражений и воров, чтобы найти девочек для роли мико? Разве возле ее дома не хватает девочек?

— Видимо, нет, — пробормотал Масугу.

Мико?

Полная луна… Конечно, символ Чийомэ-сама, что был у всех, как и у меня.

Я какое-то время молчала, но мысли путались, я вспоминала разговоры с леди Чийомэ и ее слугами. Мне казалось, или меня купили из-за более важной цели, чем быть помощницей в местном храме? И этот путь — прочь от дома, среди опасных мест и снега — для того, чтобы меня (и Эми с Тоуми) обучили носить красно-белое одеяние, петь и танцевать на свадьбах и фестивалях, подносить лесным богам рис и чай?

Я спросила в ту ночь у Эми и Аимару об этом. Они были удивлены, но не новостью, а моей реакцией. Словно я спросила у лейтенанта то, что должна была знать.

Мико? Это было… странно. Но если она купила меня для этого, то это не самый худший вариант.

9

Цена

Мы поднимались все выше, обогнули красивое озеро и направились к горам.

Птицы пели на деревьях, и я насвистывала с ними. Было приятно, что птицы были здесь.

— Ты повторяешь птиц? — спросил Масугу.

Я кивнула.

— Можешь изобразить гагару? — мы слышали ее утром на озере.

Я улыбнулась. Эта была моей любимой. Я приподняла руки и издала печальный клич гагары.

— Прекрасно! — рассмеялся Масугу. — А как насчет… соловья?

Я оглянулась на него.

Он рассмеялся снова.

— Ладно, шучу, — он посмотрел на меня. — А сова? Можешь три раза ухнуть?

— Снова шутите? Это просто, — чтобы доказать, я подняла руки ко рту снова издала три длинных уханья — как у лесной совы, снежной и совки.

Он присвистнул, не как птица, а показывая, что впечатлен.

— Ну, Мурасаки-сан, если ты решишь оставить ряды, эм, жриц, тебя ждет будущее в разведчиках Такеды, — я вытаращила глаза, и он сказал. — Так разведчики общаются. Есть целые коды. Гагара — «все чисто». А три совы — «опасность, будет атака!».

— Да?

— Ну, — сказал он, — сама посуди. Мы обычно сражаемся днем. Как часто ты слышишь, чтобы совы ухали днем?

Я кивнула. Было логично использовать этот звук как сигнал тревоги.

— Но, — рассмеялся Масугу, — я не знаю, что значит сигнал, изданный тремя разными совами.

Мы посмеялись и поехали в горы, остальные плелись за нами.

Мы взбирались по узкой тропе, воздух становился холоднее, голых деревьев становилось все меньше. Я не замечала. Масугу закрывал меня сзади, конь был теплым, и я рассказывала о том, как он испугал меня, когда в впервые увидела его в гостинице.

— Конечно, — сказала я, — самураи всегда немного пугают. Потому я радовалась, что отец перестал быть таким, ведь я бы не хотела, чтобы он был страшным.

Через миг Масугу склонился к моему уху.

— Мурасаки-сан, а ты знаешь… почему твой отец перестал быть самураем?

Мы пересекали ручей, и я вспомнила плеск копыт в воде, пока мешкала с ответом. Я знала, что отец рассказал нам. Он не хотел больше убивать. Но я покачала головой.

Лейтенант вздохнул.

— Не знаю, мне ли рассказывать тебе, — сказал он, — но ты должна знать. Твой отец был из воинов лорда Оды. Один из величайших. Когда я был маленьким, я видел, как он сражался. Кано Казуо был известен силой своего меча, как и тем, что был отличным поэтом при дворе. Ода Нобунага поручил ему задание, о котором знал только сам лорд Ода, хотя это было связано с Имагавой, но он отказался. Так сделали и двое самураев, что должны были идти с твоим отцом. И лорд Ода дал им выбор: или они совершают ритуальное самоубийство, или становятся слугами для лорда Имагавы. Два воина убили себя, не пожелав такого бесчестия, но твой отец стал бедным писцом.

Я была потрясена. Это казалось правдой. Мама никогда не рассказывала, что случилось с ним в тот день, когда он пошел на зов лорда Имагавы. Она никогда не говорила об этом. Она вообще говорила об отце, когда печалилась или злилась, и мы с Усако старались не упоминать его. Пока Масугу не заговорил, я и не слышала имени отца уже два года. Я знала, что Ото-сан был самураем, сражался, но мысль, что он махал мечом в бою и убивал… И какое-то задание заставило его отказаться…

— А двое других, — спросила я, стараясь управлять голосом, — что убили себя… Кем они были?

— Да, — Масугу-сан отметил, что я задала правильный вопрос. — Ханичи Бенджиро и Таругу Макото, — хмуро сказал он. — Отцы Эми и Тоуми.

Я оглянулась за Масугу на остальных. Эми хмурилась, как и всегда. Тоуми была похожа на нож, что искал, куда вонзиться.

10

Темное письмо

Мы провели ночь в маленькой крепости Такеда, охраняющей каменистое пустое место, названное почему-то Рисовым переходом, которое было на границе провинций Достоинства и Темного письма. Мы были так высоко, что деревьев тут не было. Я чувствовала себя обнаженной. Воздух был сухим и холодным, мы устали, солдаты уже были раздражительными, словно ждали атаки, хотя я не представляла, как на такую высоту заберутся солдаты и зачем. Может, они боялись чудовищ?

На следующее утро все, даже Миэко, были мрачными.

Леди Чийомэ прикрикнула на нас:

— Идемте! Я хочу вернуться в Полную луну к полудню, чтобы принять ванну и поесть настоящей еды.

Казалось, Полная луна была в долине ниже Рисового перехода. Мы начали спуск, впервые за последние дни я вцепилась в гриву Иназумы, коня Масугу.

— Тише, — прошептал Масугу, но, видимо, ради коня, а не меня. А мне он сказал. — Я думал, тебе нравится высота?

— Да, — ответила я сквозь сжатые зубы. Казалось, если конь споткнется, мы улетим в долину сразу же.

— Ах, видимо, дело в том, что ты верхом на коне?

Я пристыжено кивнула. Масугу-сан думал обо мне, как он дочери великого самурая. Как можно было так себя вести?

— Ничего, Мурасаки-сан, — сказал он, и его добрый голос резал сильнее, чем насмешки Тоуми. — Мы едем очень медленно. Думаешь, на ногах тебе будет проще?

Я кивнула, уже с меньшим трепетом.

Масугу остановил всех, и мы были словно на крыше мира.

Позади раздался вопль Чийомэ-самы:

— В чем дело? Мне надоело трястись в этой коробке!

— Мурасаки-сан изъявила желание пойти пешком, и я решил, что другие захотят сделать так же.

Я съехала с коня на узкую горную тропу, и только один человек тоже воспользовался шансом идти по твердой земле — Тоуми, что ненавидела каждый миг на коне.

Мы переглянулись, не радуясь друг другу, но выбора не было.

Сверху Миэко спросила:

— Мне присоединиться к вам, Тоуми, Рисуко?

Мы покачали головами. Она посмотрела на нас и кивнула.

— Тогда идите вместе, не отставайте от остальных.

— Да, Миэко-сан, — хором сказали мы с Тоуми.

Кони пошли дальше, Тоуми плюнула на землю и пошла как можно быстрее прочь от меня.

— Эй! — крикнула я ей. — Мы должны идти вместе!

* * *

Мы спускались в долину, и я с Тоуми играла в то, что при лучших обстоятельствах было бы салочками вокруг коней. Я злилась, и я не хотела быть рядом с ней, но Миэко-сан сказала…

Через какое-то время я догнала Тоуми, только чтобы позлить ее.

Дорога спускалась по крутому склону горы. Приходилось делать маневры, забираться выше и искать места лучше для спуска. Мы видели дорогу под нами, и хотя вид был приятным, спуск был утомительным.

Но вокруг появились деревья.

Солнце начало подниматься из-за горы за нами, Тоуми остановилась, глядя вниз.

— Что ты ищешь?

Братишки ворчали на нас, сейчас мы шли последними.

— Почему мы не идем ровно? — прошептала Тоуми.

— А?

Она посмотрела на меня, словно и забыла, что я здесь.

— Это же глупо.

— Кони не могут спускаться по прямой по такому склону.

— Но я не чертов конь, — процедила Тоуми. — И я пойду по прямой, а остальных встречу на очередном завороте, — она сошла с тропы.

— Нам нельзя!

Она развернулась, одна нога была на земле, другая — еще на дороге. Она усмехнулась.

— Боишься?

— Нет, но!..

Тоуми сошла с дороги и ушла в густой можжевельник.

— Вернись! — я смотрела на нее, взглянула на удаляющиеся спины наших. Миэко просила оставаться вместе. И я бросилась за Тоуми.

Вообще-то, мне стоило позвать Миэко, Масугу или Братишек. Но я не хотела выглядеть как трусиха или ябеда, и, конечно, мне очень хотелось полазать, даже если и по каменистому склону.

Я спускалась за Тоуми, решив, что догоню ее у деревьев. Но ее ноги были длиннее моих, и она выросла на улицах столицы, так что двигалась очень быстро.

Можжевельники тут были больше, чем я видела дома, они были с три человеческих роста, но оставались спутанными можжевельниками. Я потеряла Тоуми из виду, когда мы оказались среди деревьев. Приходилось прислушиваться к ее шагам, треску веток и ее возмущениям.

— Погоди! — крикнула я. — Стой! Мы заблудимся!

— Как мы можем заблудиться, Мышь? Нужно спускаться, или ты даже этого боишься?

Я вспыхнула. Боюсь? Я покажу ей. Я решила, что теперь важна победа, и я собиралась ее заполучить.

Я едва слышала Тоуми, идущую сквозь деревья, из-за своего тяжелого дыхания, но я знала, что удобнее будет догнать ее рядом с рощей. Я направилась к тому, что было похоже на поляну, надеясь скрытно обойти ее. Я представляла, как сижу на дороге, чищу ногти, и тут она вываливается из рощи.

Силой воображения и гнева я бросилась к поляне, не глядя, куда я бегу. Еще одна ошибка.

Брешь была из-за старого упавшего кедра. Из прогнившего пня рос другой кедр, он был меньше упавшего, но выше можжевельника. На нижних ветках стоял мужчина в коричневой накидке и смотрел на дорогу. У основания кедра стояли еще двое мужчин, тоже в коричневом и с луками. Потревоженные моим шумом, они теперь смотрели на меня. Один поднял лук, чтобы выстрелить, и я попыталась убежать, но поскользнулась и рухнула у его ног.

И тут громкий крик возвестил, что Тоуми тоже попалась в эту ловушку. Со стуком она упала на землю, другой мужчина подошел и, схватив ее за воротник, поднял, толкнул к кедру.

Пока я пыталась подняться, я врезалась в мужчину надо мной, и его стрела улетела в лес. Без звука мужчина обхватил ладонью мой рот, прижал к грубой коре кедра. Я слышала, как шипел клинок в руке мужчины.

— Пока что не убивай их, — раздался сверху громкий шепот. — Их хотя бы можно будет продать.

— Уверен, босс? — лицо мужчины было закрыто тканью, я видела лишь, как он щурит глаза, глядя на меня. — Эта уж больно костлявая.

— Заткнись, — прошипел мужчина сверху. — Они скоро дойдут до горки. Нужно спуститься и посмотреть. Свяжите этих. И заткните им рты. Мы с Санджиро пойдем вниз и просигналим остальным. Широгава, охраняй этих крыс и готовь коней, — он спрыгнул с ветки в можжевельник за нами.

Я услышала возню, а потом и меня ударили в плечо.

Мужчина поднял нож, и я закричала в его руке, но он направлял его на горло Тоуми. Она зарычала, но всхлипнула, когда лезвие ранило кожу.

— Связать вас сказали, — пробормотал он, а потом последовали слова, которых я никогда не слышала, хоть мы семь дней шли с солдатами. Он прижался ко мне, и я не могла двигаться, едва дышала. Он сорвал ткань со своего лица, скомкал и сунул мне в рот. Поправив кожаный шлем, он снял грязную накидку и проделал то же самое с Тоуми. Она пыталась отбиваться, но он прорычал. — Я бы с радостью убил вас, девчонки. Нам не нужны слуги. Но если Танака сказал беречь вас, я слушаюсь. Молчите и не двигайтесь.

Опустив лук, но с ножом у горла Тоуми, он вытащил тонкую веревку из накидки и быстро связал мои запястья, а потом и Тоуми. Посмотрев на нас, потом на дерево. Он заметил низкие ветки кедра. Он забросил веревку на ветку, поймал и потянул, наши руки поднялись в воздух.

Тоуми стояла на носочках, я была ниже, так что теперь висела, и веревка впивалась в запястья.

— Вот, — он был доволен. — Это вас удержит, — он привязал веревку к одному из можжевельников. А потом поднял лук и посмотрел на нас, скривившись. — Присмотреть за конями, да, — он издал смешок. — Чертов Танака. Ну, вы все равно не сбежите, — он пошел к возвышению на поляне, но развернулся. — Ничего не творите! — он выпустил стрелу, и она почти задела мой локоть.

Он ушел, а мы начали бороться с путами. Я отчаянно пыталась забраться на кору за собой, чтобы уменьшить боль в руках, но веревка только сильнее затягивалась. Руки горели, по ним стекала кровь.

Я посмотрела на Тоуми. Она плакала, и я не могла ее винить. Моргнув, она попыталась выплюнуть кляп, но не вышло. Она взвыла от отчаяния, но начала вскидывать голову, словно показывала мне забираться.

Забираться? Что? Я посмотрела вверх. Ветка была недалеко, но я не могла…

Тоуми ударила меня и вскинула голову вверх, потом в сторону. Я не ответила, она зарычала и повторила. Забирайся на МЕНЯ!

Ах! Я обхватила ногами ее талию, словно она была маленькой сосной, и подтянулась. И тут же давление в руках ослабло, я чуть не отключилась от радости, съехала, и веревки впились в кожу.

Тоуми зарычала, заставляя меня вернуться к делу. И я приподнялась, держась за веревки. Я поднималась, пока веревка вокруг моих рук не ослабла. Я выпала из пут.

От радости ноги подкосились. Но Тоуми не успокаивалась. Я вытащила кляп изо рта.

— Я развяжу ее, ведь не смогу отрезать…

Она покачала головой, крича, но кляп заглушал ее. Она закинула ноги мне на плечи, и я поняла, что она хочет делать. Я старалась поднять ее, пока она не могла развязать руки. Весь вес Тоуми был на мне. Я рухнула на землю.

Мы откатились, задыхаясь и стряхивая кровь с рук.

Тень закрыла солнце, падающее на мое потное лицо, и я вскрикнула, решив, что вернулся бандит, чтобы убить нас вопреки приказам Танаки.

— Хорошая работа, Рисуко-чан, Тоуми-чан, — сказал теплый тихий голос.

Миэко-сан стояла над нами с кинжалом в руке, и только прутик в волосах показывал, что ситуация необычна.

— Но… Но!.. — лепетала Тоуми. — Я видела, что ты уехала с остальными!

— Разве? — Миэко улыбнулась. — Идемте. Нужно спешить.

— Мужчина, — выдохнула я, вставая и отряхиваясь. — Тот, что связал нас…

— …Вряд ли нас побеспокоит.

— Да? — спросила Тоуми, глаза ее, пылая, смотрели на нож Миэко.

— Я отпустила лошадей, — сказала Миэко, поджав губы. — Когда я видела его в последний раз, он пытался догнать их, это займет время.

— О, — пробормотала Тоуми.

— Но нужно предупредить остальных. Они близко к горке. Если мы предупредим их… — Миэко нахмурилась. — Не хочу показывать вас этим бандитам… — она оглядела полянку и кедр, на котором мы висели. Она прищурилась, прошла к дереву, вытащила стрелу, что чуть не пробила мою руку, из ствола. Она повернулась. — Рисуко, — она вдруг заговорила очень тихо, — как думаешь, будет быстрее пролезть через эти заросли или забраться на вершину?

Я моргнула.

— Эм, пролезть?

Она кивнула и указала направо.

— Иди. Туда. Предупреди Масугу и остальных, что там засада.

Не мешкая, я бросилась к краю полянки и забралась на можжевельник. Оглянувшись, я увидела, как Миэко прячет Тоуми в кустах.

Ветви можжевельника были упругими. Я вырвалась к вершине и услышала звуки нашей компании. Они повернули, и, щурясь, я видела высокого коня Масугу, на котором я должна была ехать.

Я бросилась по веткам, преследуя их. Ветки замедляли меня, по земле я бежала бы быстрее. Но все же я двигалась вверху быстрее, чем пробивалась бы через заросли у земли. И так мне было видно, куда я иду. Я бежала зигзагами несколько ударов сердца…

А потом услышала стук внизу.

Я никого не увидела, пробежала еще пару шагов.

Еще стук. Я обернулась. Ничего.

И тут среди деревьев ниже на другой стороне дороги я заметила серое пятно. Не думая, я пригнулась.

Стрела прошипела над головой, как злая змея.

Я рухнула за дерево.

Другая стрела стукнула о ветку надо мной.

Согнувшись на нижних ветках, я думала. Нужно предупредить Масугу-сана и других. Но я была слишком далеко, чтобы кричать, и если я заберусь выше, меня убьют стрелой. Я могла спуститься на землю, но идти пешком будет медленно, и я потеряюсь в зарослях.

Я слышала стук копыт наших коней по каменной дороге, я знала, что скоро они пересекутся с бандитами. Мне нужно быть ближе к Масугу и остальным, ближе бандитов. Если бы выдать…

Я выдохнула, удивляясь, что так долго вспоминала. Прижав ладони ко рту, держась ногами за ветку, я издала три уханья, не думая, какой именно сове они принадлежат. Я шумела как можно громче.

Я слышала, что топот копыт продолжался.

Хуу! Хуу! Хуууу!

Показалось, что я слышу голос Масугу, но кони все еще шли в ловушку бандитов.

Я глубоко дышала, сжимая ноги, ухала громче любой совы.

Я услышала голос лейтенанта. Он кричал:

— Атака! Нас атакуют! Сверху!

Раздались вопли, звон мечей, крики людей и коней, как в гостинице горы Фудзи.

В этот раз я не хотела выглядывать, чтобы меня не пристрелили.

11

Полная луна

Бой, если он и был, не шел долго.

Звуки быстро утихли. Остались крики, но они раздавались все дальше.

Я осторожно выглянула из укрытия и спустилась к дороге.

И там не было резни, что встретила нас в то утро, когда мы увидели Масугу-сана и его солдат. Там было трое убитых, часть шайки бандитов. Они были сброшены кучей у обочины. А еще была мертвая лошадь, один из всадников постанывал от боли, товарищ вытаскивал стрелу из его ноги.

Остальных солдат Такеды не было. Здесь был раненый с товарищем и Масугу. Леди Чийомэ и Миэко говорили с ним. Миэко держала стрелу в руке.

Братишки сбыли настороже, пока Аимару, Эми и Тоуми держали лошадей. Они, казалось, ждали нового нападения.

— А, вот и грызун! — сказала Чийомэ-сама. — Иди сюда, Рисуко.

Я осторожно съехала к дороге и подошла, дрожа, к госпоже.

— Да, Чийомэ-сама?

— Миэко рассказывает, что тебя нужно благодарить за предупреждение об атаке этих хулиганов, — старушка прищурилась. — Это так?

И хотя я поступила неправильно изначально, от выражения ее лица мне хотелось гордиться собой.

— Д-да, госпожа. Миэко-сан попросила меня.

Она какое-то время разглядывала меня, фыркнула в сторону Миэко, потом Масугу и пошла туда, где Братишки сторожили ее паланкин.

Моргнув, я посмотрела на Масугу-сана и Миэко-сан. Лейтенант улыбнулся мне.

— Молодец, Мурасаки-сан. Я сказал леди Чийомэ и Миэко, что если они отпустят тебя, я сразу найду тебе работу в разведке.

Мои щеки горели.

— И я сказала лейтенанту, — сказала Миэко слишком бодро, — что ты очень нужна там, куда идешь, и что ему нужно искать разведчиков в другом месте.

— Эм, спасибо, — сказала я им. Очень нужна?

— Миэко, — сказал Масугу-сан и хотел добавить что-то ее, но замолчал.

Миэко подняла голову.

— Масугу?

Посмотрев то на одного, то на другую неловкий миг, я хотела уйти, но Миэко вздохнула и протянула Масугу стрелу.

— Заметили оперение? — она провела пальцем по перьям, и они принадлежали снежной сове — белые с коричневыми пятнами.

Он нахмурился.

— Думаешь, это налет врагов? Мы очень далеко от их территории.

— Думаю, — сказала Миэко с нетерпеливым вздохом, — что они не были бандитами.

* * *

Солдаты Масугу вернулись из преследования, убив одного из врагов, но остальные исчезли в горах. Они сожгли трех мертвецов и погибшего коня, и мы пошли дальше в долину.

Теперь я была не против ехать перед Масугу.

Мы шли по болотистым долинам. Из домиков выходили фермеры и кланялись нам.

Мы прошли по гребню горы, что напоминал кота среди долины, греющегося на солнца. Низкая деревушка виднелась на холме впереди. Сквозь арку тории и открытые врата я видела десяток зданий, белые, сияющие на солнце. Полная луна.

Миэко и ее всадник догнали нас с Масугу.

— Добро пожаловать в Полную луну, — прошептала она с улыбкой.

* * *

Мы прошли большую красную арку (с тяжелыми деревянными вратами за ней), попали на двор с белым гравием. Впереди было огромное здание, похожее по размеру на храм Солнечного Будды на Сосновом берегу. Там стоял ряд фигур — шесть или семь девушек и один мужчина. Он и три юные девушки были в синем, как Эми, Тоуми и я. Старшие были в красно-белом одеянии жриц.

Братишки поставили паланкин на землю с шорохом, пошли к вратам. Две девушки подбежали и опустились у паланкина на колени, открыли дверь.

Леди Чийомэ вышла, все поклонились, касаясь лбами земли, выражая уважение. Старушка выбралась и потянулась, ворча.

Мы спешились, она осмотрела всех, а они сидели на коленях. Она издала удовлетворенный звук и позвала некоторых женщин в одеянии мико.

— Купальни готовы?

Две женщины кивнули.

Чийомэ-сама улыбнулась и заговорила с мужчиной с квадратным лицом.

— Ки Сан, помоги раненому и приготовь ужин. Я проголодалась. Фуюдори, — позвала она девушку в синем, которая не открывала дверь. По ее лицу я поняла, что она старше меня на три года. Но ее волосы были белыми, как перья в хвосте журавля. — Эти три девочки — твое новое задание. Это Тоуми, Рисуко и Эми. Хочу, чтобы их обучение началось немедленно.

Она пошла к зданию поменьше, откуда поднимался пар. Там и были купальни. Миэко и другие женщины принялись разгружать лошадей. Солдаты вели коней в большую конюшню у ворот.

Масугу-сан прошел мимо меня, вытащил из-под брони маленький цилиндр и прошептал что-то леди Чийомэ, когда она была на пороге купальни. Она кивнула, а потом отмахнулась. Он пошел договориться о заботе за лошадьми.

Он подошел к раненому солдату, ему помогал старик в синем, сказав:

— Помни, без макового настоя. Этому я не верю.

Старик проворчал в подтверждение и повел раненого к большому зданию.

Масугу кивнул и повернулся.

Я хотела спросить, о чем он говорил с Чийомэ-сама, но заметила Фуюдори, которой приказали следить за нами. Она смотрела на лейтенанта и улыбалась. Но это больше напоминало тревожную гримасу.

Я разглядывала ее и поняла, что так представляла персонажа в сказке, что мама рассказывала нам с сестрой — истории о Длинноволосой девушке, спасшей город, но ее волосы от горя стали белыми. Фуюдори была необыкновенно красивой, ее белые волосы делали красоту только заметнее. Она посмотрела на нас троих, тревога растаяла на ее лице, сладкий голос сказал:

— Прошу, закройте рты. Пялиться невежливо.

Она увела нас со двора. Я оглянулась на Аимару. Он был одиноким, пока был с Братишками, разгружавшими коней. Я помахала ему, но он не смотрел на меня.

12

Новички

— Меня зовут Фуюдори. Я — старшая из посвященных здесь, так что называйте меня Фуюдори-сан или Фуюдори-семпай, — мы следовали за ней к дальней части двора. Нельзя было отвести глаз от белых шелковых волос. — Как глава посвященных, я должна убедиться, что вы знаете правила и подчиняетесь им. Любое непослушание — моя ошибка, а я плохо переношу ошибки. Но я еще и советник, и друг.

А я все еще думала о сражении утром. Я не знала, куда нас приведет эта девушка.

Тоуми и Эми тоже были растеряны.

Следом за Фуюдори мы вошли в маленькое здание, что было у задней стены ограды, за купальней. Здесь было две комнаты. Она провела нас в ту, что справа, два матраса были свернуты у стены.

— Будете спать с Маи и Шино, посвященными, здесь. А я, как глава, сплю там, — она указала на раздвижную дверь в другую комнату, тоже маленькую, но с одной низкой кроватью.

Мы оставили матрасы рядом с другими, мы с Эми с одной стороны, Тоуми — с другой. И было немного легче, что Тоуми была так же растеряна, как и я.

— Фуюдори-сан, — сказала Эми, привычно хмурясь, — а что за… новички?

Девушка улыбнулась.

— Вы, конечно, — она пошла наружу, а мы — за ней. — Чийомэ-сама любит шутить, что мы как монашки тут, и это в чем-то правда. Как новичкам-монашкам, вам будут давать простые задания, как слугам, самые основные знания. Когда вы заслужите доверие учителей, станете посвященными, — она мечтательно провела по поясу, что у нее был красным с белыми краями, в отличие от наших синих. — Как только леди Чийомэ решит, что вы закончили обучение, вы станете куноичи. Мне выдадут одеяние после Нового года.

Опять это слово.

— Что за куноичи? — спросила я.

Она развернулась и сладко улыбнулась мне.

— Тебя леди Чийомэ зовет Рисуко, да?

Я кивнула.

— Относись к старшим с уважением. Сначала проси разрешения задать вопрос, Рисуко-чан, — белочка.

Тоуми фыркнула рядом со мной, но я не знала, к кому это относилось.

— Прошу прощения, Фуюдори-семпай, — сказала я. — Простите. Окажете ли вы мне честь ответить на мой глупый вопрос?

— Конечно, Рисуко-чан, — сказала она.

— Могу ли я узнать, что значит куноичи?

Беловолосая девушка улыбнулась, но в этот раз загадочно.

— Да, Рисуко-чан, ты можешь спросить. Но, боюсь, я не расскажу тебе, — она развернулась и пошла.

Я следовала за ней, чувствуя себя обманутой.

— Как не расскажут и другие слуги. Если тебе интересно, то ты должна узнать сама. И отвечу сразу: мои волосы белые, потому что, когда я была маленькой, на мою деревню напали, убили всех, мою семью, но не меня. Меня спасли и забрали сюда, чтобы я научилась у леди Чийомэ и ее слуг, как быть жрицей и, конечно, учиться талантом куноичи. Не отставайте, пожалуйста.

Мы следовали за Фуюдори, а она устроила нам небольшой тур по месту. Показала нам купальню, сказав, что мы должны купаться каждый вечер.

— Леди хочет, чтобы вы были чистыми и здоровыми. Конечно, как новички, вы будете каждую ночь чистить купальни и по утрам готовить их для всех в Полной луне, — сказала она. Дальше шли комнаты женщин, и Фуюдори назвала это место Монастырем. В углу между вратами и комнатами женщин был маленький домик для гостей. И туда отправлялся лейтенант Масугу.

Я замечала, что, в отличие от нашего общежития, здания у врат были с украшениями, по которым было легко забираться. Но разрешат ли мне?

У ворот было еще два низких здания — конюшня и чайный домик, где, по словам Фуюдори, мы будем обучаться, пока не станем посвященными. Дальше было мужское общежитие, что было меньше женского и называлось Загоном. Мы рассмеялись. Фуюдори серьезно посмотрела на нас и сказала:

— Вам, как новичкам, нельзя говорить с мужчинами, не считая приемов пищи.

Лицо Эми стало еще более хмурым, мы переглянулись. Мы обе думали об Аимару? Я пожала плечами, она кивнула.

Фуюдори указала на главный склад и повела нас к большому зданию, у которого нас высадили.

— Что это за место? — спросила Тоуми.

Фуюдори обернулась со смесью удивления и недовольства.

Тоуми неловко поклонилась.

— Простите, Фуюдори-семпай.

— Да?

— Что там за здание? — Тоуми указала на маленький домик среди зарослей и недалеко от склада.

Фуюдори прижала ладонь к лицу, но взяла себя в руки, хотя уши ее были розовыми.

— Прости, Тоуми-чан. Я забыла про него. Это Убежище. Туда мы уходим во время месячных.

Мы нервно захихикали, даже Тоуми.

Фуюдори взглянула на нас.

— Вам туда пока что не нужно, — поведение ее напоминало Миэко. Фуюдори пошла к центральному зданию, и мы плелись за ней.

— Это Большой зал, — продолжила Фуюдори. — Утром, днем и вечером там подают еду. Не опаздывайте, Ки Сан не будет ждать. Я отведу вас в этот раз, и мы будем вовремя.

Эми нахмурилась и кашлянула.

— Простите, Фуюдори… Фуюдори-сан. Но что за ки сан?

Смех девушки напоминал песню птицы. Она сказала:

— О! Эми-чан, ты такая смешная. Не что, а кто! Ки Сан — повар. Мочизуки-сама, покойный муж леди Чийомэ, привез его из Кореи, заявив, что японская еда ему надоела, — она улыбнулась и бодро сказала. — Вечером будет квашеная капуста — попробуйте, это вкусно.

Эми смотрела на свои сандалии. Я потянула ее за рукав, но она не посмотрела на меня.

— Она не смеялась над тобой, Эми, — прошептала я.

Она пожала плечами.

— Смеялась, ладно. Но над всеми нами. Идем, — сказала я.

Все еще боясь нового дома, мы прошли в большой зал следом за Фуюдори и Тоуми.

* * *

Интерьер большого здания был открытым, без украшений, кроме нескольких маленьких статуй у дальней стены. Три длинных низких стола стояли подковой. Центральный стол с правой стороны зала был на приподнятой платформе.

Тоуми шла по полированному бамбуковому полу и ворчала.

Фуюдори повела нас к дверям напротив столов, где была кухню. Если в гостиницу Фудзи кухня была тесной, тот тут было просторно и чисто, как в храме. Храм Исцеляющего Будды стоял среди деревьев и кустов.

За столом у огня стоял мужчина в синем, которого мы видели раньше. Он стоял спиной к нам, работал, и нож его стучал, как дятел, пока он резал овощи. Видимо, это и был Ки Сан.

Я растерялась. Я думала, мы пришли ужинать, но на кухне, полной запахов огня, специй и капусты, ничего не готовилось.

Мужчина повернулся, взглянул на Фуюдори, а потом на нас. Лицо его было широким и плоским. Горизонтально шел шрам от правой брови до торчащей бороды за левым ухом. Он посмотрел на нас, провел языком по губам.

— Ну, Призрачная, что ты принесла для ужина?

Он говорил четко, но понять его было сложно.

Фуюдори вежливо улыбнулась.

— Ки Сан, они будут помогать на кухне вместо Шино и Маи. Эми. Тоуми. Рисуко, — она указала на каждую из нас по очереди.

Он улыбнулся, изогнулся и шрам.

— Таких тощих я еще не видел, — он покачал головой. — Но их хоть три.

Он подмигнул каждой из нас.

— Дай-ка придумать вам хорошие имена. Эти японские я запоминаю плохо, — он почесал бороду и указал на Эми. — С тобой просто. Будешь Улыбчивой. Ты, — Ки Сан повернулся к Тоуми, — буду звать тебя… Соколиком. И рыбы я тебе не дам, — он улыбнулся Тоуми, а та не знала, как реагировать на странного мужчину. Ки Сан взглянул на меня. — Хмм… Сложнее. Призрачная звала тебя Белкой?

Я кивнула.

Он покачал головой и провел пальцем по шраму на щеке.

— Нет, — он щелкнул пальцами и улыбнулся. — Яркоглазая! Таким будет твое имя!

Я поклонилась.

— Будете работать на меня здесь и в зале, убирать на складе, ухаживать за садами. Ясно? — он посмотрел на нас так, что мы поспешили поклониться, показывая, что все поняли.

Он посмотрел на Фуюдори, а она заговорила с нами:

— Вы делаете это, потому что самые младшие здесь, — сказала она. — Помогать Ки Сану на кухне и подавать еду почетно. Но есть вы будете, когда закончат все остальные.

Я оглянулась. Тоуми дулась, явно злясь, что будет выполнять работу слуг. Эми была растеряна.

— Фуюдори-сан, — начала она, но умолкла, прикусив губу.

— Что такое, Эми-чан?

— Эм, — продолжила Эми, — разве вы не говорили, что нам нельзя говорить с мужчинами? — никто не понимал, о чем Эми. Она объяснила. — Если нам нельзя говорить с ними, как мы будем отвечать на его вопросы?

Фуюдори уставилась на Эми, потом на Ки Сана.

Он фыркнул, упер руки в бока и сказал Эми:

— Я не считаюсь мужчиной, Улыбчивая. Я кореец. Но еще, — он усмехнулся, и шрам придал этому зловещий оттенок, — пока еда вкусна, леди Чийомэ на кухню не зайдет.

И впервые при мне Эми громко расхохоталась.

Глаза Фуюдори широко распахнулись от удивления, но Ки Сан вскоре хохотал с Эми, а за ними и я.

13

Банкет

Мы тащили огромный мешок риса со склада. Пара крыс смотрела на нас, когда мы вошли, но Тоуми зарычала на них, а я махнула длинной палкой, что нам дал Ки Сан для борьбы с ними, и они разбежались. Мешок был тяжелее меня, и мы втроем тащили его до кухни. Тоуми все дорогу ворчала, и я бы соврала, если бы сказала, что мы с Эми не присоединялись к ней пару раз.

Ки Сан наказал нам носить к огню котелки с рисом и соевыми бобами, опускать металлическую решетку, что служила грилем, носить уголь. Солнце угасало, и мы зажигали свечи в кухне и зале.

Когда мы вернулись к Ки Сану, нас окутал аромат шипящего промаринованного мяса.

Я помнила несколько случаев, когда умирала корова в деревне, и все пировали, хотя мясо было сухим. Но в деревне уже давно не было коров.

И хотя то мясо было неплохим, с этим оно сравниться не могло. Запах был такой, что мы замерли, сглатывая.

— Не стойте там как статуи! — рявкнул Ки Сан. — Достаньте из той бочки кимчи, вот так, и разложите это на шесть мисок, а потом расставьте на столах. Быстрее! — хлопал в ладоши он.

Миски были красивыми, бледно-зелеными, как океан в солнечный день. Я подняла одну миску и пошла к бочке. С миской в руке я пыталась снять крышку с бочки.

— Двумя руками! Двумя! — кричал Ки Сан через плечо, пока длинными палочками переворачивал мясо, другой рукой поливая кусочки темным соусом. Я не знала, хотел ли он, чтобы я держала миску обеими руками или крышку, или управлялась со всем, как четырерукий демон.

Тоуми прошла мимо меня, ворча.

— Глупо, — заявила она, но дело было не во мне. Она подняла крышку, взяла черпак, висевший на стене, и принялась наполнять мою миску, которую я держала двумя руками. Кимчи оказался квашеной капустой с острым запахом, ярко-зеленая и красная.

Я шла быстро, старалась не разбрызгать содержимое. Когда я поставила миску на главный стол и вернулась, навстречу пошла Эми с сосредоточенным лицом.

Я зашла на кухню и увидела, что Тоуми решила попробовать кусочек кимчи.

— Нет! — крикнул Ки Сан, ударив металлическими палочками по решетке. — Никто не пробует на кухне, кроме меня! — его влажное лицо на миг озарила улыбка. — Тогда и умру только я, да? — он тряхнул головой и повернулся к шипящему грилю. — Я знал, что ты — девочка-сокол, хочешь убить! — он изобразил бросок сокола палочками и рассмеялся, глядя на огонь.

Небо снаружи стало черным, свет свечей отражался в глазах Тоуми, напоминал блеск лезвия, готового погрузиться в кого-то.

Мы расставили миски с кимчи и вареными соевыми бобами, горки риса и бутылки рисового вина. Ки Сан рявкал приказы, пока загружал тарелки мясом, запах впитался в наши волосы и одежду, и мы не могли забыть о еде, которую пока что не могли попробовать, хоть и были на кухне. Он схватил чистый черпак, прошел к задней двери кухни и ударил по огромному гонгу, что висел за дверью.

Из зала раздались голоса, и все из общества леди Чийомэ, а еще солдаты лейтенанта Масугу, заполнили столовую. Запах привлек их, как мотыльков огонь.

Ки Сан сновал с тарелками, ставя на каждую кучку водорослей, а потом повернулся к нам и мрачно сказал:

— Если кто уронит тарелку, я разделаю ее самым тупым и ржавым ножом, ясно?

Мы кивнули и сказали:

— Хай, — Эми дрожала, и взгляд Ки Сана смягчился.

Мы осторожно пошли в двери, что открыл для нас Ки Сан, нас встретили радостными воплями. Многие мужчины и женщины уже разлили сакэ, у многих были красные щеки.

Чийомэ-сама сидела в центре главного стола, Миэко была слева, а с другой стороны еще одна женщина. Рядом с Миэко было пустое место с миской и старыми палочками. Я не могла представить, что кто-то не услышал этот гонг, так кого не хватало? Миэко положила рис в миску опаздывающего.

Масугу-сан сидел справа от леди Чийомэ, рядом с ним — его отряд. Братишки и Аимару были в конце стола мужчин. Аимару улыбнулся мне, пока я ставила тарелку на его стол.

Он хотел что-то сказать, но я услышала громкий голос с другого конца зала:

— Посмотрите на новеньких! Такие крохи! Конечно, они зовут одну Белкой! — женский стол хохотал.

Голос исходил от одной из девушек в синем, что сидела дальше всех от леди Чийомэ. Там сидели Шино и Маи, юные посвященные. У Шино был широкий нос, словно кто-то ударил по нему сковородкой. Лицо Маи было острым в каждой черте. Я подозревала, что Ки Сан звал ее Лисой или как-то похоже.

— Белка, — рассмеялась Маи, и Шино фыркнула.

Фуюдори, старшая с белыми волосами, улыбалась, но холодно и неодобрительно.

Зазвучал голос Масугу-сана:

— Мурасаки-сан маленькая, это так. Но даже кроха-белка дерется яростно, если ее довести, — он улыбнулся девушке. — Думаю, женщины Полной луны знают, что это так, лучше других.

Маи и Шино выглядели так, словно их ударили.

Заговорила Миэко, ее голос был тихим и приятным, но глаза пылали, пока она наливала вино леди Чийомэ и отсутствующему гостю.

— Приятно знать, что мужчины, посещающие Полную луну, выучили этот урок, — она посмотрела на меня, но говорила не мне.

— Ха! — рассмеялась леди Чийомэ, подняв палочками кусочек мяса. — Я говорила, что с ними двумя тут будет веселее!

Старшие женщины в форме мико расхохотались. Миэко просто улыбалась, а Масугу покраснел.

Я махнула Аимару и поспешила на кухню с тремя пустыми бутылками рисового вина.

Когда я вернулась, Тоуми уже принесла вино мужчинам, так что я пошла к женскому столу.

— Сюда, Рисуко! — позвала самая младшая из посвященных. — Нравится разносить еду? — сказала она, щеки ее были красными.

— Сама узнаешь, Маи, — сказала Фуюдори, — ведь ты будешь тут работать в обед.

Рядом с беловолосой девушкой рассмеялись две женщины.

— Я не боюсь солдат, — неразборчиво сказала Шино.

Лицо Фуюдори побелело, почти став таким же, как ее волосы.

— Я не боюсь. Но нужно быть настороже, — я подумала о том, как ее волосы побелели. Нападение на деревню. — Разве всем нам не нужно?

— Разве всем нам не нужно? — кривлялась Маи. Шино фыркнула.

— Это горох? — спросила у меня Фуюдори, отвернувшись от пьяных девушек.

— Ох, нет.

Она вскинула брови.

— Нет, Рисуко-чан?

— Нет, нет, спасибо, Фуюдори-семпай, — капля пота стекла к моему рту. — Это соевые бобы.

— О, — улыбка Фуюдори осталась, но она смутилась, и мне, к удивлению, даже нравилось, что из-за меня ей неудобно.

Я забрала пустую миску с конца стола и вернула на кухню, чтобы наполнить кимчи.

Ужин длился, мы носили все больше сакэ, женщины леди Чийомэ, ее куноичи, стали дразнить солдат. Я видела, как так делают некоторые женщины в нашей деревне, солдаты отзывались грубыми шутками на это.

Но тут мужчины боялись отвечать. И чем тише становился отряд Масугу-сана, тем грубее вели себя женщины. Ужин закончился, и женщины уже говорили такие комментарии, за которые их побили бы солдаты Имагавы в нашей деревне. Но эти женщины пользовались тишиной.

Я начала вытирать стол мужчин и склонилась к Аимару.

— Как ты? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Уже лучше. Я был голоден, но… О, ты ведь еще не ела, да?

Я тряхнула головой. Только разговоры скрывали шумом урчание в моем желудке от остальных почти весь ужин.

— Так сложно не мочь ни с кем поговорить, — сказал он. — Здесь жизнь не так и отличается от жизни в храме, но даже там были друзья, с которыми я мог порой поговорить.

Я улыбнулась.

— Это до поры, пока мы не станем посвященными.

— Как ты это сделаешь?

— Без понятия.

— Ну, — сказал он, улыбаясь в ответ, — надеюсь, это будет скоро.

Мы с Эми и Тоуми начали убирать оставшиеся пустые тарелки, зазвенел колокол. Шум утихал, как огонь под дождем.

Крупный из Братишек стоял перед храмом. Он закрыл двери и запечатал их полоской белой бумаги.

Миэко подняла палочки опоздавшего и вонзила их в миску с рисом.

И словно все здание задержало дыхание.

— Семь дней назад, — сказала леди Чийомэ едва слышно, — мы потеряли одну из нас. Одну из первых. Она сражалась храбро, сражалась хорошо, и все прошло, как она бы хотела.

Некоторые ворчали. Некоторые сдерживали слезы. Несколько — в том числе и Миэко — не смогли их сдержать. Солдатам было неловко, но и они мрачно молчали.

— Помните ее, — сказала Чийомэ-сама, и я была потрясена тону ее голоса. — Помните ее и почитайте красно-белую одежду, ведь она носила ее с достоинством.

Банкет закончился, гости и обитатели Полной луны покинули зал в молчании.

14

Белка на крыше

Я была уверена, что Ки Сан не даст нам есть, пока все не будет убрано. Но когда мы принесли последние тарелки, повар улыбнулся нам и указал на маленький пир, что он устроил нам на низком столике: жареное мясо, кимчи, соевые бобы, рис и даже сакэ стояли там, как на банкете.

— Невероятно! — провопил Ки Сан. — Идеально! Ни капли не пролили, все подали горячим! Вы, девчата, выставили посмешищем предыдущих девочек.

Мы сели, и это было так же приятно, как заманчивые ароматы угощений. Мы схватили палочки и набросились на еду. Эми выбрала немного эдамамэ и начала пихать соевые бобы прямо в рот. Передо мной стояло мясо, и я взяла его кусочек на свою тарелку вместе с рисом.

Тоуми, которой не дали попробовать кимчи до этого, схватила побольше квашеной капусты палочками и опустила в миску.

Я поднимала кусочек мяса ко рту, когда увидела, что Ки Сан начал кто-то говорить, но отвернулся с ухмылкой.

А мясо было бесподобным — нежным, сочным, пряным. Лучше еды я еще не пробовала. Проглотив первый кусочек, я потянулась за следующим, а Тоуми подавилась, кимчи вылетела из ее рта. Она взвыла и схватила сакэ. Она не успела это выпить, Ки Сан дал ей кружку воды, и она быстро осушила ее.

— Вы хотели нас убить? — прохрипела она.

Ки Сан фыркнул.

— Ты так хотела ее попробовать, что я решил, что ты знаешь, что она острая.

— Острая! — закричала Тоуми. — Она огненная!

Шрам на лице Ки Сана искривился, он откинул голову и рассмеялся.

— Привыкай, Соколик, — сказал он, опуская в миску Тоуми рис. — Леди любит мою еду, и люди здесь тоже. А вы в Японии любите все сладкое или безвкусное, — Тоуми задыхалась, словно пыталась потушить пожар во рту. — Мера! Во всем нужна мера, слышали? Съешь риса, Соколик, полегчает, — сказал Ки Сан. — Помни, — добавил он, — что тебе стоит держаться подальше от горячей еды. Ты и так пылкая, и это все видят, — он почесал бороду. — Думаю, тебе подойдет китайская холодная еда.

Тоуми уставилась на него, словно он нес бред, а так и было. Она с отвращением фыркнула и начала набивать рот рисом.

Остаток ужина прошел спокойно и вкусно. Мы с Эми попробовали немного кимчи, и было вкусно, а не остро, ведь теперь мы знали, чего ожидать. Тоуми не сразу смогла заставить себя есть остальное, но голод победил, и вскоре мы постанывали, объевшись.

Ки Сан налил немного сакэ в чашечки и смешал наше с водой. Он налил себе большую чашку и не разбавлял.

— На такой пир каждый вечер не надейтесь, — сказал он. — Но вы это заслужили, — он поднял чашку. — Вихайео, — сказал он на корейском. — За вас!