Мы объехали Милан по большой дуге и вынуждены были углубиться в Савойю гораздо глубже, чем я сначала предполагал. Здесь, вроде бы, черная смерть не бушевала, но я все же запретил под страхом смерти заходить в населенные пункты на границе с Миланом, и ежедневно осматривать друг друга на появление бубонов. Ничего другого я не мог предложить, воду мы итак кипятили перед употреблением. Так как шли в обход городов и деревень, то уже по истечению четырех дней прибыли в Турин.
В город въезжали насторожено, внимательно оглядываясь по сторонам. Слава богу, никаких проявлений болезни заметно не было, и мы слегка расслабились. Нам были необходимы продукты и овес для лошадей, потому что я приказал не брать с собой больших запасов, чтобы ехать практически налегке. На центральной площади, неподалеку от ратуши раскинулась ярмарка. Помост для казней был занят, на нем кого-то колесовали. Вокруг помоста столпился народ, было много детей, все с жадностью смотрели на это страшное зрелище. То и дело слышались выкрики одобрения в адрес палача. Толпа с явным одобрением приветствовала его мастерство. Лично мне такое зрелище никакого удовольствия не доставляло, и я отвернулся, чтобы не видеть казнь. Ехавшим со мной дружинникам было наплевать на зрелище, бросив на несчастного равнодушный взгляд, они спокойно проехали мимо.
— Господи, прими душу его грешную, — раздалось справа от меня. Греческий я знал не так хорошо, как ту же латынь, но понять молодого священнослужителя вполне мог.
— Неужели, отец Орестис, находясь здесь на этом полуострове столь длительное время, вы все еще не привыкли к подобным зрелищам? — я повернулся к нему, отметив, что он побледнел, что стало заметно даже сквозь довольно интенсивный загар.
— К этому невозможно привыкнуть, князь, — он покачал головой и расцепил пальцы, сложенные в молитвенном жесте. — Вы же собираетесь отбить Кипр у Венеции?
— Вы спрашиваете у меня это каждый день, отец Орестис, каждый божий день. И всякий раз я говорю вам и буду продолжать говорить одно и тоже — я не знаю. Я не знаю, буду ли воевать за Кипр, потому что для этого необходимы определенные условия, которых у меня пока нет. Вы лучше скажите мне, вы бывали в Турине? Потому что я понятия не имею, где найти приличный постоялый двор.
— Простите, князь, но нет, не бывал, — покачал головой грек. Забавно было слышать от него обращение ко мне, потому что всех остальных он своими сыновьями именовал, невзирая на молодой возраст. Но ко мне обращался только «князь». Хотел было назвать «ваше величество», но я вовремя напомнил ему, что король я титулярный, а вот князь совсем даже конкретный, так что он остановился именно на этом варианте. — Но мы можем спросить у этих добрых людей, не думаю, что они нам откажут.
Я скептически осмотрел собравшихся на площади добрых людей, которые в этот самый момент взревели, приветствуя очередной поворот колеса, под дикий крик казненного. Да уж, действительно, такие приветливые улыбающиеся лица. Эти точно помогут, хотя помогут, чего уж там. Кто в своем уме не станет добрым и отзывчивым перед двумя десятками конных витязей. Я уже хотел было к кому-нибудь обратиться, нащупывая в кармане самую мелкую монетку, но тут толпа расступилась, пропуская двух всадников. Один из них совсем молодой юноша подъехал ко мне, воскликнув.
— Господь милосердный, цесаре! Когда я узнал, что вы гостите во Флоренции, то уже хотел велеть седлать коней, но меня остановили, уверяя, что в то время, когда я приеду к Медичи, вы уже уедите от него. И вот вы здесь, бог услышал мои молитвы! — понятно, похоже, нам удалось наткнуться на моего фаната, семнадцатилетнего герцога Кала Савойского. А ведь я хотел тихонько проехать по Турину, чтобы его не встретить. Тем более, что парень в этот период должен был готовиться пойти на Салуццо, чтобы сделать Пьемонт уже единым. В реальной истории ему не хватило совсем немного, его амбиции не нравились целой куче народа, которая жила, как в паучьей банке, набившись в города-государства в общем-то небольшого полуострова. В той истории, которая мне известна, Карла Савойского отравили — это вообще была самая модная смерть этого времени. Сейчас же, я глядел на этого юношу, который смотрел на меня горящими глазами, и не мог понять, откуда столько восторга.
— Герцог Савойский, если не ошибаюсь? — протянул я, натягивая повод, потому что Сивка начал неодобрительно коситься на жеребца герцога.
— Нет-нет, не ошибаетесь. Я так рад с вами встретиться, цесаре, вы знаете, когда приезжал в Турин сеньор Фрязин, я просил его расставить шахматы так, как были расставлены ваши войска на этой реке… — юный герцог нахмурился, и я обреченно махнул рукой.
— На Угре, герцог, река называется Угра.
— Да-да, точно, — он улыбнулся. — Вы тогда применили масштабно пушки и бомбарды не для взятия замка или города, а на местности. И вы смогли повернуть Великую Орду вспять…
— Не нужно так восторгаться. Я там был не один, — я попробовал сбить накал страстей, куда там.
— Но именно вы командовали армией и принимали окончательные решения, — перебил меня герцог. Я в этот момент понял, что это надолго.
— Послушайте, мы очень устали, если вы нам подскажите приличный постоялый двор…
— Нет-нет-нет, — замахал руками Карл. — Об этом не может быть и речи. Едемте, вы обязательно должны остановиться в моем палаццо. Цесаре, окажите такую честь.
В замке мне выделили покои, достойные приема короля. Не удивлюсь, что Карл свои комнаты мне подогнал. Вообще его восторг можно понять. Иван Молодой действительно один из первых применил пушки для массированных обстрелов другого берега, что и развернуло Орду на сто восемьдесят, и стимулировало Московских князей на развитие артиллерии. При том же Иване четвертом у Русского уже царства было самое большое количество пушек, и они считались самыми лучшими. Что потом пошло не так? Почему Годуновы все умудрились просрать? Ладно, это уже не мои заботы, если хорошо устроюсь и проживу дольше отмерянного, то каким советом может Василию помогу. Брат все-таки. Например, укажу на неразумную политику в отношении престолонаследия. Должны быть княжичи, должны, чтобы род не прервался. Другое дело, в узде родичей нужно держать, чтобы дернуться не могли в сторону. Но ни в коем случае не запрещать братьям жениться и законных наследников иметь. Иначе снова Годуновы, Смутное время и чудовищный откат в развитии Руси.
— Цесаре, — я обернулся. В комнату вошел Карл. Он был очень серьезен, я даже подумал было, что что-то произошло.
— Что-то случилось? — я посмотрел на него и указал на кресло, в которое он упал. Сейчас, будучи хоть и просто титулярным королем, я находился на целую ступень выше, чем герцог Савойский.
— Я узнал, что королева Шарлотта передала права на свои земли и титулы вам? — он поднял на меня взгляд, потому что я стоял перед ним, пользуясь этим небольшим преимуществом на полную катушку.
— Вы против? Я знаю, что именно вы претендовали на данные титулы. Но королева Шарлотта поступила так из-за того, чтобы не было разногласий в вероисповедании между мною и моими подданными, если я все-таки решу отбить Кипр у Венеции.
— Я хочу вам помочь, — от внезапности ответа я сел во второе кресло, едва не промахнувшись. — Не поймите меня неправильно, но я считаю, что, создав военную коалицию, мы сможем добиться очень многого.
— Формально вы являетесь подданным императора Священной Римской империи…
— Вы правильно сказали, формально. Я хочу получить несколько кантонов, еще не входящих в Швейцарскую конфедерацию.
— Например, Женевский? — я пристально смотрел на него. Он же, наклонив голову набок, не отрывал от меня взгляда.
— Например Женевский кантон, — Карл кивнул. — И Бургундию, и Прованс. И в последствии, возможно, Горицию.
— Гориция находится под моей рукой, скоро об этом будет объявлено, — перебил я его, и Карл поднял руки вверх и улыбнулся. — Вы должны понять, герцог, что тогда на Угре я не выполнил приказ отца. Да, я выиграл ту войну, но, тем не менее, я ослушался приказа. Можно сказать, что я изгнанник, с небольшим количеством верной мне дружины.
— Я это понял, — Карл снова улыбнулся. — И все же, я предлагаю вам военный союз. Вы же хотите вернуть себе свое королевство Кипр, и, возможно, Иерусалим и Киликийскую Армению?
— Вам говорили, герцог, что вы действуете как самый настоящий искуситель? — я продолжал смотреть на него в упор.
— Нет, вы первый, цесаре, — он расплылся в улыбке, я же покачал головой.
— Хорошо, — наконец, я принял решение. — Сейчас я направляюсь в Люцерн, чтобы осуществить найм. А затем, мне нужно будет вернуться в Милан.
— Зачем вам эта помойка? — удивился Карл, причем вполне искренне.
— Я обещал даме помочь отомстить, — неопределенно ответил я, и едва не выругался, увидев, как Карл закатил глаза. Ну да, расцвет культов прекрасных дам уже прошел, но его отголоски все еще находят отклик у таких молодых людей, как Карл, который, несмотря на возраст, сумел прославиться, как весьма достойный полководец. Знал бы он, что эта дама — безудержная Сфорца, как в некоторых местах стали называть Катьку. Но союз с Карлом — это хорошо, дает много преимуществ, которыми я вполне сумею воспользоваться.
Чума распространялась по территории Флоренции лениво и словно неохотно, держа в напряжении все население республики. Меры сдерживания и ограничение в передвижении населения сдерживали рост заболеваемости, но окончательно справиться с мором никак не получалось. Прошло уже четыре месяца сковывающего ожидания наступающей беды, от которого устали многие, в том числе и я.
Лоренцо сразу же отправил Клариче с детьми в Рим, намереваясь засунуть меня в тот же самый караван, чтобы таким образом уберечь от возможного заражения и не навлечь тем самым гнев Ватикана, у которого на меня были весьма ясные для всех планы. Но Медичи вместе со своим энтузиазмом был послал на все четыре стороны, потому что отдавать себя в лапы Риму так скоро я была не готова ни морально, ни физически, да еще и сомневалась, что смогла бы пережить такую длительную поездку.
Все это время, мы с Вианео пытались сделать хотя бы подобие простенького антибиотика, но из раза в раз у нас выходило нечто, мало похожее на то, что получалось даже в моем неудавшемся студенчестве. Испытывать наше варево мы не решались и снова тратили драгоценное время, чтобы вырастить новую партию плесени, постепенно изводя все цитрусовые в окрестностях города. Было очень трудно заменить обычные химикаты из пробирок на что-то похожее из естественных продуктов для субстрата. Когда я уже отчаялась, и твердо решила, что вот этот раз будет последним, у нас, наконец, получилось. По крайней мере, цвет был похож на тот, что получился у меня ранее. Я не стала вдаваться в подробности, что именно напихал в кувшин Вианео, но главное, что суть он смог уловить.
Испытывали мы его в прицерковной лечебнице, где буквально доживали свои дни люди с обычной пневмонией, сепсисом и гнойными ранами. Таких понятий, разумеется, еще не было, но суть этого не меняло.
Лекарь из дома меня не выпускал, поэтому о результатах нашего шального эксперимента я узнавала только с его слов. Хватило всего три дня, чтобы стабилизировать подопытного старика, который умирал от обычного воспаления легких. Это была победа. Такая маленькая, но важная для меня победа. И это произошло несколько недель назад. С тех пор, в экспериментах Вианео я участия не принимала, просто махнула рукой, пускай делом занимается тот, кто хоть что-то в этом понимает.
Я посмотрела на себя в большое тусклое зеркало, которое располагалось в комнате, и не слишком весело улыбнулась своему отражению. Широкая одежда, практически скрывала уже довольно большой живот и ощущение приближения родов начало довлеть надо мною все больше и сильнее. От Ивана не было вестей, но и от Рима в свою очередь тоже, что было неудивительно, ведь весть о море на определенных территориях, достигли уже всех самых дальних уголков Италии, и пока ситуация не стабилизируется, никто в здравом уме границы Флоренции не перешагнет. Но и выйти никто отсюда тоже не сможет.
Я вышла на балкон и посмотрела во внутренний двор, часть которого была огорожена и завешана тряпками прямо перед воротами. Такая своеобразная мера защиты, которую придумали еще в прошлом веке, когда чума свирепствовала во всей Европе, должна была хоть немного, но защитить население дома. Первые зараженные в городе начали появляться несколько дней назад, спустя четыре месяца после сообщения о первых зараженных, но Лоренцо, прислушавшись к нашим словам довольно быстро организовал карантин и сортировку больных, контактных и условно здоровых. То, что Вианео поставил на ноги с помощью первого в мире антибиотика, с десяток уже обреченных человек, заставило к нему прислушаться и практически никаких возражений, в таком дискриминирующем подходе к населению, со стороны Медичи он не встретил. Своим людям я и вовсе запретила покидать пределы палаццо и приказала располагаться исключительно на территории закреплённой за нами.
Из своеобразного защитного заслона показался Вианео, который скинул с себя оставшуюся на нем одежду, после чего специально отобранные для этого мальчики в защитных костюмах облили его каким-то аналогом дезинфицирующего средства, запах несвежей мочи от которого донесся даже до меня, и передали ему чистую одежду. Лично я сомневалась, что он вообще работает. Главное, чтобы занятый миссией спасения человечества, мой лекарь не подхватил от своих пациентов заразу. То, что он на два дня уйдет на изоляцию, чтобы исключить контакты между ним и мной, оговаривалось заранее, поэтому поговорить с ним я смогла бы еще не скоро.
Его не было два дня, которые он провел с первыми зараженными, испытывая на них наше изобретение. Видимо, он почувствовал направленный на него взгляд, и посмотрев в мою сторону, отрицательно покачал головой в ответ на мой немой вопрос и отвернулся, принявшись одеваться.
Не сработало. Не стала ты, Катька, спасителем мира. Хотя в памяти что-то такое проскальзывало, какие-то ассоциации, в которых мне кто-то говорил, что черную смерть можно вылечить продуктами жизнедеятельности черной же плесени, а не голубой, которую получили мы с Вианео. Но я хоть убей не помню, что за грибы дают эту самую черную плесень. Не судьба. А вот проучилась бы парочку лет, может профита было бы больше. Но тогда я вряд ли встретилась бы с Ванькой и попала бы вместе с ним сюда.
Несколько минут я вглядывалась вдаль, вдыхая теплый летний воздух, но потом резко развернулась и пошла в свою комнату, где меня ждало занятие, с которым я должна была разобраться до родов.
Я села за стол и взяла в руки очередной исписанный лист, уже не помню какой по счету. Наконец, я взялась за разборку документов, которые выгребла у Орси, каким-то шестым чувством осознавая, что могу найти для себя в них что-то важное, и это были явно не расписки на покупку железа для винодельни. Я отложила этот лист в сторону к остальным в стопку ненужного хлама, которая уже была довольно высокая и слегка кренилась, грозя рассыпаться по полу.
Протерев уставшие глаза, я взяла следующий лист, который оказался сложенным и запечатанным сургучом, который никто еще ни взламывал. Сердце учащенно забилось, а дыхание на секунду перехватило. Довольно болезненный удар куда-то возле позвоночника от ребенка, привел меня в чувство, и я дрожащими руками взломала печать, на которой красовался герб графа дель Боско, сеньора Форли и Имолы Джироламо Риарио.
Я несколько раз перечитала письмо, и только с третьей попытки до меня дошел смысл. Это был почерк Джироламо и его подпись в конце, в этом я была полностью уверена, но вот то, что он скрыл от меня столь немаловажный факт, несколько огорошило. Письмо было датировано двенадцатым ноябрем тысяча четыреста восемьдесят четвертым годом, когда мы жили в Форли и, как я думала, перешли на новый виток отношений, в которых хоть немного, но могли доверять друг другу. Может он просто ждал ответа, которого никогда так и не смог получить, потому что письмо точно оказалось не в тех руках. Что же вы наделали, сеньоры?
Я взяла письмо и направилась к выходу из комнаты, в надежде, что в палаццо еще безопасно, хотя, если тут появится зараженный, то мое затворничество меня точно не спасет.
Я плохо ориентировалась в расположении комнат и помещений, поэтому, увидев Чезаре вместе с Таддео, еще одним из наемников, которых я уже знала по именам и представляла, кто из них что собой представляет, немного расслабилась. Увидев меня, они прекратили негромко переговариваться и повернулись в мою сторону.
— Чезаре, ты знаешь, где находится сеньор Пьеро да Винчи? — это был единственный юрист, о котором я знала, и то из истории, не встречаясь с ним лично.
— Да, сеньора, проводить вас к нему? Он всегда находится в этом время суток у себя в рабочем кабинете, — Чезаре нахмурился, видимо, не хотел, чтобы в такое опасное время я бродила по палаццо, но оспаривать мое решение на стал. Мне было интересно, откуда он знает такие подробности, но спрашивать не стала. Может, это являлось частью его работы, не мне судить о том, что в себя включает охрана человека.
— Конечно. — Он кивнул и направился по запутанным галереям и переходам, постоянно оборачиваясь и проверяя, иду ли я за ним следом. Учитывая, что Таддео тенью скользил за мной, его опасения были излишними.
Судя по тому, что то крыло, в которое привел меня мой личный охранник, было чуть ли не зеркальным отражением того, где располагались мои комнаты, можно было сделать вывод, что мы находились на противоположном конце палаццо. Остановившись возле одной из дверей, Чезаре постучал и, дождавшись разрешения войти, открыл передо мной дверь.
Я вошла в небольшой полутемный кабинет и сразу увидела поднимающегося из-за стола мужчину. Выглядел он лет на сорок, несмотря на свой истинный возраст, и чертовски напоминал Леонардо, только глаза у того были другие.
— Сеньора Сфорца? Не ожидал вас увидеть здесь, вы застали меня врасплох своим неожиданным визитом, — он слегка улыбнулся и склонил голову, указывая на стул, стоящий за столом напротив него. Я легко поклонилась и прошла внутрь кабинета, присаживаясь на предложенный стул. Чезаре вошел следом и закрыл за собой дверь. Я ненадолго задумалась, но потом решила, что не следует ему знать о содержании этого разговора.
— Чезаре, оставь нас наедине. — Тот замешкался, но в итоге вышел из кабинета.
— В столь опасное время, я не думаю, что вы пришли ко мне ради праздной беседы, — сложил руки на столе юрист, пристально меня разглядывая.
— Извините, если помешала вашим делам, но я совершенно не знаю, к кому мне следует обратиться, — я пожала плечами и положила письмо на стол пододвигая лист в направлении да Винчи. — Вы единственный знакомый мне юрист и то только на словах. Скажите, это письмо имеет под собой законную основу, учитывая, что написавший это мертв?
Да Винчи некоторое время заинтересовано меня разглядывал, но потом протянул руку к письму. Прочитав написанное, он отложил его в сторону и потер переносицу обеими руками.
— Сеньора, можно нескромный вопрос? Вам это действительно необходимо? Вы скоро родите прямого наследника графа Риарио, рожденного в законном браке, зачем поднимать это, создавая себе и вашему ребенку дополнительные сложности?
— Сеньор да Винчи, извините, но это личные дела моей семьи. Мои и моего покойного супруга. Я просто хочу знать, это письмо является официальным и законным, или нет? — я сама не знала, чего хотела от этого открытия, противоречивые чувства обмана и недосказанности со стороны Джироламо и правдой, которая сейчас может меня вытянуть из сложных отношений с Римом, находились в конфронтации со здравым смыслом.
— Да, это является законным признанием внебрачного ребенка своим сыном, сеньора. В данном случае, если будет доказано, что написано признание было рукой графа. — Он еще раз пробежал глазами текст и, кивнув, подтверждая таким образом свои слова, сложил лист и пододвинул его ко мне.
— Какими правами обладает бастард в сложившейся ситуации? Чтобы было проще, я скажу, что права на Имолу и Форли прописаны договором и отходят прямому наследнику в случае смерти сеньора этих земель. Он является прямым наследником? — я подалась вперед. Вообще мне не нравился этот разговор, состоящий из ужимок и недомолвок, но другого выхода я не находила. Плохо быть женщиной в это время. Вот с Ванькой никто так не разговаривал, просто сразу отвечали на поставленные вопросы, быстро и четко.
— Да. Если он вступит в права владения до рождения законного сына. После его рождения, вы, или регент законного наследника сможете в этом случае обжаловать это право, которое, и, скорее всего, решение будет в вашу пользу. Если вы хотите, чтобы никто не мог оспорить это право, — он прищурился, старый козлина, все ведь знают о том, в каких тисках меня держит за глотку Рим, — то единственным верным и законным решением будет назначение его регентом законного наследника.
— Спасибо, вы мне очень помогли. — Я встала из-за стола и, больше не глядя на юриста, вышла из кабинета. Было душно и желание убить кое-кого стало невыносимым. Чезаре не стал ни о чем спрашивать и просто молча довел меня до комнаты. В голове у меня крутилась только одна мысль о том, на чьей стороне ведет свою игру Асканио. Ведь он явно намекнул всем присутствующим при нашем разговоре, что знает о бастарде, но никто из присутствующих не сделал ни единой попытки пролить свет на эту новость.
— Чезаре, зайди, пожалуйста, — когда мужчина зашел в комнату, я громко захлопнула за его спиной дверь, выпуская всю накопившуюся злость, затем просто бросила в его сторону лист, который тот чисто рефлекторно смог поймать у своего лица. — И когда вы мне хотели рассказать об этом? К сожалению, у твоего отца я спросить об этом не могу, по вполне естественным причинам, так что отдуваться тебе придется самому.
Он долгое время смотрел на меня округлившимися глазами, но потом до него дошло, что следует развернуть скомканный лист и прочитать содержимое. Он долго молчал, но потом прямо посмотрел мне в глаза.
— Мне это не нужно и никогда не было нужным. Я всего хотел добиться сам, без оглядки на то, кто мой отец. Я знал, что он направил это письмо на одобрение коллегии, но больше не упоминал о нем, а я не спрашивал, — он протянул мне лист, на который я только бросила взгляд, глядя ему в глаза. Только сейчас я заметила, что у него глаза Риарио, только более живые что ли, без того холодного блеска, который всегда присутствовал у моего покойного мужа.
— Чезаре, — я закрыла глаза, из которых непроизвольно полились слезы. — Я понимаю, что ты чувствуешь, я понимаю, что это твоя жизнь, и я никоем образом не могу на нее влиять, я осознаю, что у тебя есть невеста и уже родился собственный ребенок, но я прошу тебя, я умоляю тебя, прими правление землями твоего отца до рождения моего ребенка. Помоги мне. Я не знаю, какие между вами были отношения, но сейчас ты единственный мой шанс уйти от Рима, не насовсем, но хотя бы на время. Потом мы придумаем что-нибудь. — Я смотрела на Чезаре, который стоял передо мной и смотрел немигающим взглядом.
— Что именно вы хотите от меня?
— Прими правление землями на законных основаниях и стань регентом, если родится мальчик. — Я опустилась на пол, понимая, что он никогда не согласится, и закрыла лицо ладонями. Это был мой последний реальный шанс.
— Сеньора, я дам вам ответ через час, — он вышел из комнаты, осторожно перешагивая через меня, и аккуратно закрыл за собой дверь.