Рисорджименто

Глава 6

Из Флоренции в Швейцарскую Конфедерацию можно было попасть несколькими путями. Один из них лежал через Венецию, второй через Геную и либо Милан, либо Савойю. Я думал над каждым маршрутом, и остановил выбор на Генуе и Савойе. Тому были причины, некоторые мысли, носившие пока лишь неоформленный характер. Но которые очень быстро складывались в пока что абстрактный план, который, при определенной доле удачи, мог бы принести мне много интересного, но мог бы похоронить при неудаче. Но, в любом случае, для того, чтобы двигаться в любом направлении, мне необходим был Милан. Его расположение было для меня просто идеальным. Но пока Милан не захвачен, если получится, то это произойдет, всего лишь в результате крохотного переворота, загадывать о том, что делать дальше не слишком разумно, хотя, некоторые наметки все-таки лучше иметь.

Вопреки моим опасениям, никаких осложнений после ужина с Медичи у Берарди не произошло. Вот только, похоже, что Клыкову и Милославскому кое-что обломилось ночью, потому как вернулись они под утро в лагерь уставшие, не выспавшиеся, но не выглядевшие недовольными. Кобели, мать их. Хорошо еще, хоть меня соизволили до лагеря проводить, прежде чем смыться на свиданку. А вот мужьям прелестниц действительно оказалось по барабану, чем их половинки занимаются в ночное время. Единственное, что радовало — обошлось без дуэлей, да и то, что итальянки этого времени знали толк в омовениях, смирило меня с этим локальным блядством. Другое дело, что я опасался дурных болезней, которые мои парни вполне могли нахватать. Но и удерживать молодых, полных сил воинов у меня не было морального права. Надо бы где-нибудь православного священника достать, чтобы вовремя пресекал совсем уж откровенное моральное разложение дружины.

Вот только где мне достать этого самого православного богослужителя в самом центре влияния Святого Престола? Как ни странно, но именно об этом были все мои размышления, в то самое время, когда я въезжал в Геную. Со мной было всего двадцать витязей. Остальные с Холмским отправились в Хохостервиц, чтобы узнать у герцога, остаются ли его слова в силе, или он хочет передумать? Если все остается в силе, то Холмский должен будет объявить Горицию взятой под мою руку, и от моего имени принять присягу у жителей. Жителям Гориции было, если честно, все равно, кто там над ними в этот раз оказался, да и мало их осталось, слишком мало, чтобы продолжить разработку так сильно необходимой мне меди. Мы договорились с князем, что встретимся в замке, когда я буду возвращаться из Люцерны, надеюсь с нанятыми пехотинцами.

В Генуе наш небольшой отряд остановился на постоялом дворе, на котором хозяин не знал, как мне угодить, все-таки мы чаще всего вставали или лагерем перед городами, или же останавливались у правителей в замках, чаще всего способных вместить мою небольшую армию, за исключением местных палаццо, которые в большинстве своем не были рассчитаны на такое количество всадников. Расположившись в комнатах, а мы заняли половину этажа, спустились вниз в трапезную, чтобы пообедать. Со мной остались самые, можно сказать, «продвинутые» дружинники, которые, в общем-то, довольно быстро осваивались в Европе и не дичились некоторых довольно странных на взгляд русичей обычаев. Фьорованти и да Винчи поехали с Холмским, чтобы при удачном стечении обстоятельств заняться укреплением замка. В ожидании заказанного ужина, я негромко переговаривался с Милославским, который уверенно начал занимать место не просто рынды, но и, в какой-то мере, советника.

— Господь наш всемогущий, неужели свершилось чудо, и я взаправду вижу здесь единоверцев? — негромкий женский голос заставил меня обернуться к говорившей. Прямо за моей спиной стояла высокая брюнетка. Черты лица, едва уловимый акцент, все выдавало в ней гречанку. — Я слышала от хозяина этой таверны, что сюда к нам приехал самый настоящий русский князь, но поверить в такое невероятное стечение обстоятельств очень трудно. Скажите мне, действительно ли вы и есть тот самый князь? — она смотрела прямо на меня, и я, в который раз, про себя удивился насчет того, что здесь все встреченные нами люди безошибочно определяют во мне Великого князя, хотя вон, тот же Милославский и одет лучше, богаче так точно, а князь Холмский, которого сейчас рядом не было, обладал истинно княжеской статью. Но все определяли князя именно во мне, хотя никто не мог объяснить почему.

Тем не менее, я поднялся со скамьи, на которой сидел, хотя вполне мог этого не делать — в обычаях русичей не было заведено такого правила. Но женщина передо мной стояла явно непростая, и встать, чтобы поздороваться и представиться, означало проявить определенную вежливость.

— Великий князь Московский и Тверской Иван Рюрик, — я склонил голову, обозначая поклон, краем глаза отмечая, как развернулся на своем месте Волков, положив руку на рукоять кинжала, а охрана женщины топталась неподалеку и находилась в замешательстве. Особенно доставляло, что охрана была вся сплошь в цветах папских наемников.

— Шарлотта де Лузиньян, Королева Иерусалима, Кипра и Киликийской Армении, — в ее голосе прозвучала горечь. Ну еще бы. Королева-то она только на словах, на самом деле Кипр практически принадлежит Венеции, потому что Катерина Корнаро правит там чисто номинально, но хотя бы на Кипре, а не прячась в Риме под покровительством Святого Престола, который, похоже, собрал под свое крыло всех последних представителей Палеологов. — Князь Московский? — Шарлотта медленно осмотрела меня с ног до головы. — Я так понимаю, что вы являетесь сыном и соправителем отца вашего Ивана, князя Московского?

— Да, — просто ответил я, размышляя, как много ей известно, и как скоро это будет известно папе? — У меня жена преставилась, и, чтобы развеять скорбь, я отправился в путешествие.

— Вот как, — протянула Шарлотта. — А ведь мы родственники, князь.

— Вряд ли, ваше величество, — я покачал головой. — Если вы имеете в виду ветвь Палеологов, то княгиня Софья моя мачеха, и кровного родства между нами нет.

— Неважно, — она наклонила голову. — Мы брат и сестра в вере нашей, да и княгиня Софья нам обоим не чужая. Скажите, князь, а вы никогда не думали о том, что это ужасно несправедливо, что практически вся Греция находится под пятой у османов, а Крит в лапах этих торговцев из Венеции, которые просто отравляют его католицизмом?

— М-м-м, — пока я соображал, что ей ответить, Шарлотта протянула мне руку.

— Прошу вас, князь, сопровождать меня на прогулке. Море в это время года может завораживать своей холодностью, — было как-то неправильно отказывать даме, к тому же, королеве. Я обреченно посмотрел на стол, да, уже что-что, а подагра, как и ожирение мне точно не грозят, потому что каждый встречный и поперечный просто мечтал меня избавить от лишних калорий в виде еды. Я кивнул Волкову и Милославскому. Если уж я не ем, то и моим рындам нечего жрать в мое отсутствие.

— Конечно, ваше величество, сочту за честь, — мы вышли с постоялого двора, который, к счастью, располагался довольно далеко от порта, и до нас не долетал жуткий запах гниющей рыбы, и всего остального, что сопутствовало одному из самых крупных портов Средиземного моря. Мы прошли по улице в окружении охраны и поднялись на небольшой холм, с которого открывался прекрасный вид на море. Охрана осталась позади на достаточном расстоянии, чтобы не слышать наш разговор, а в случае непредвиденной ситуации прийти вовремя на помощь. Это, если не учитывать того, что Иван Молодой был блестящим воином и прекрасным фехтовальщиком, и я сумел восстановить за это время все те навыки, которые телу были знакомы, оставалось лишь закрепить эти навыки в моей черепушке. — Вы хотели со мной о чем-то поговорить, ваше величество? — Шарлотта долго молчала, глядя на море, а затем повернулась ко мне лицом.

— Я настолько отчаялась, что приехала сюда для встречи с герцогом Савойским, чтобы продать ему за чисто символическую цену мои права на Кипр, — наконец, произнесла она, глядя мне в глаза. — Но встреча с вами показалась мне предзнаменованием. Карл обещал, что сумеет отвоевать Кипр у Венеции, но это всего лишь дало бы мне насладиться мимолетной местью, но другое дело вы, князь. Православие для вас не пустой звук, и я краем уха слышала, что те люди, что сейчас сопровождают вас, лишь малая часть вашего отряда, да и вы вполне сможете призвать армию, чтобы завоевать Кипр, воспользовавшись правами, которые я могу вам передать.

— Ну-у-у, — я задумался. Венеция все равно была у меня в планах, так почему бы и не воспользоваться тем, что я пытаюсь получить Кипрский трон и именно поэтому начинаю войну с дожем? Казус Белли, вот как подобные ситуации назовут гораздо позже. — А ведь я соглашусь, ваше величество, — я в упор посмотрел на нее. — Пускай потомки и скажут, что я воспользовался вашей временной слабостью.

— Я была уверена, что вы не позволите последнему оплоту колыбели православия кануть в Лету, — Шарлотта выдохнула. — Давайте вернемся на постоялый двор и оформим наше соглашение с помощью моего юриста, — я кивнул, и мы не спеша двинулись обратно. Мысли метались как белки в колесе, и ни одна из них не останавливалась ни на чем одном. Поэтому я едва не пропустил мимо ушей очередную реплику королевы без королевства. Мы с ней прямо-таки родственные души. — Знаете, почему я вот так решила отдать вам то единственное, что у меня осталось? — я покачал головой, про себя думая, что она просто устала нести этот груз. — Я переписывалась с Карлом Савойским, и он упомянул вас в своих письмах. Знаете, князь, Карл еще почти ребенок, и он восхищается человеком, одержавшим победу над Великой Ордой. Ваш посланник, Иван Фрязин, кажется, побывал в Савойе и рассказал об этом невероятном празднике мужества юному герцогу. Неудивительно, что в свои года Карл уже получил прозвище Воинственный. Он видит в вас нового Александра. — Упс, я удивленно смотрел на королеву. Как же неудобно получается, ведь Савойя тоже фигурирует в моих планах именно из-за того, что Карл, который совсем скоро начнет проявлять себя как очень неплохой военачальник, пока еще слегка молод. И вот как я буду с ним воевать, при условии, что то, что только что поведала мне королева — правда? А с другой стороны — знавал я в истории одного фаната некоего прусского короля, который не просто остановил войну со своим кумиром, но и вернул ему все завоеванные на тот момент земли. Черт, нужно просто самому посмотреть на этого Карла, чтобы понять, что делать дальше. А королева, тем временем, снова заговорила. — И еще одно, вернее, одна просьба, князь. У меня в свите состоит молодой священник православной церкви. Отец Орестис очень набожен, но не лишен здравого смысла, вот только нахождение в непосредственной близости к папе и его кардиналам, может плохо отразиться на еще неокрепшей и не покрывшейся броней его душе. Заберите его с собой, ведь вам нужен духовник, потому что среди ваших людей я такового не увидела. — Я только кивнул, мрачно размышляя над тем, а как именно я буду расплачиваться в будущем за сегодняшнее везение?

Мы пробыли в Генуе два дня, во время которых утрясли все формальности, а при отъезде, наш отряд пополнился одним всадником, а я приобрел титул короля Крита, пока что всего лишь на бумаге. Приблизившись к границе с Миланом, я остановился, глядя на приближающегося к отряду человека, который шел по пыльной дороге и громко стучал колотушкой в какое-то ведро или что-то очень похожее на ведро, выкрикивая предупреждения. Сердце пропустило удар, вот об этом я как-то не подумал, а надо бы, потому что в Милан пришла чума.

Чтобы успокоиться и начать мыслить здраво мне потребовалось ровно два дня, которые я провела в своей комнате. Все, что я могла делать в это время — это просто лежать и смотреть в стену. Слишком много потрясений, надежд, а потом вновь набирающего обороты одиночества на границе с безысходностью, не давали мне собраться, и снова, как и в самые первые дни моего переселения, начать бороться за свою жизнь, свободу и, хотя бы видимость, счастья и спокойствия. Скорее всего, эта апатия, в которую, в конечном итоге, перелилась истерика была вызвана нестабильным гормональным фоном, но в тот момент мне было все равно. Со мной из уже прошлой жизни, остались только Чезаре и Вианео, которые никоем образом не могли мне помочь, хотя бы советом, или отвесить пару оплеух, чтобы я перестала себя жалеть и уже встала на ноги. Мое затворничество, отказ встречаться с Клариче или Лоренцо в купе с тем, что я практически ничего не ела и даже не пила, вызывало обеспокоенность Вианео за мое физическое состояние и здоровье ребенка, поэтому, чтобы отвязаться от навязчивого лекаря, мне пришлось выйти из этого состояния обреченности и начать приводить себя в подобие порядка.

Решение согласиться на предложение понтифика далось мне нелегко. Но правильно говорил Асканио, все может измениться, поэтому не следует тянуть кота за яйца. От Ивана и его дружины вестей не было, словно он испарился с итальянского полуострова, оставляя только перешептывания и недоумение в отношении истинных целей нахождения его здесь, что вполне может оказаться правдой, и надежд, что он вернется вовремя, если в принципе вернется, у меня с каждым днем оставалось все меньше. Я не ждала подарков от судьбы, учитывая, что она меня имеет постоянно во всех самый разных позах в особо извращенной форме, поэтому через неделю после того, как кардинал Сфорца покинул Флоренцию, я написала письмо, адресованное папе Юлию II, где поблагодарила за предоставленную честь и полностью доверила Святому Престолу решение в плане выбора регента для моего сына и супруга для меня.

Я крутила скрученный в трубочку лист в руках и медлила с решением отправить письмо по месту требования. Было гадко от осознания того, что мной распоряжаются, как обычной вещью, но что-либо изменить сейчас я была не в состоянии. Оставалась маленькая надежда на то, что делла Ровери умрет и отправится в ад, составляя компанию своему брату, объясняя дьяволу, что он всегда был на стороне Господа, или вернется Иван, или родится дочь. Но, на самом деле, уповать я могла только на последнее, поэтому несмотря на борющихся внутри меня демонов, я встала из-за стола и направилась к выходу из комнаты.

Бросив беглый взгляд на Фабрицио, одного из людей Риарио, который находился возле дверей моей комнаты, я кивнула ему и направилась вниз, чтобы выйти из палаццо к казармам и отправить одного из доверенных мне людей с письмом в Рим. Кому-либо постороннему доверять это я не хотела.

В гостиной было довольно людно, чего я никогда до этого ранее не видела в палаццо Медичи. Чезаре и Вианео так же, как и Лоренцо находились внизу, что не могло меня не насторожить. Когда я к ним подошла, они сразу же перестали переговариваться и повернулись в мою сторону.

— Что случилось? — спросила я у переглядывающихся между собой мужчин.

— Пока не известно. Пошли слухи о море на восточной границе флорентийских земель. Сеньор Медичи отправил несколько человек, чтобы разведать обстановку, но опасения не беспочвенны. В Милане сейчас вновь набирает обороты черная смерть и доходят слухи о тысячах погибших, — Вианео замолчал, о чем-то задумавшись.

— Что делает Людовико? — я обернулась, глядя, как Лоренцо общается с тремя представителями охраны города и несколькими главами влиятельных семей Флоренции.

— Нам неизвестно. О Томмазо так же нет никаких вестей уже две недели, — Чезаре ответил быстро, словно ждал, что я задам именно этот вопрос. Томмазо Фео я попросила об одной услуге, отправив его Милан. Он долгое время был кастеляном в Форли, а его родич одним из заговорщиков, поэтому у него не должно было возникнуть проблем влиться в окружение моего любимого дядюшки, представ перед ним беженцем, спасающегося от тяжелой руки Катерины Сфорца. Частых сообщений я не ждала, чтобы тот не выдал себя, но как раз две недели назад он сообщил, что смог заручиться доверием Людовико и найти себе работу при его дворе. О такой беде, как чума, он должен был сообщить, хотя бывает всякое, не нужно сразу думать о грустном.

— Ясно, я так понимаю, что хоть какая-то информация будет доступна уже очень скоро?

— Все верно, сеньора. Уже направлены люди, чтобы поставить заградительные кордоны перед зараженными землями и по восточным границам с Миланом и Папской областью.

— Чезаре, у меня будет просьба к тебе. Сможешь найти человека, который доставил бы это послание в Ватикан? — я протянула ему запечатанный свиток, который он взял после секундного замешательства.

— Разумеется. Это конечно не мое дело, но ответьте, сеньора, что вы решили? — Мой капитан и личный телохранитель действительно был несколько обеспокоен. Скорее всего, он думал, что я буду тянуть время, а потом сопротивляться до конца.

— Я согласилась, Чезаре. Сейчас у меня нет других вариантов, но все может поменяться и даже после того, как понтифик получит эту бумагу, я смогу повоевать, если представится такая возможность, — я глубоко вздохнула, стараясь больше не смотреть на письмо. Чезаре кивнул и вышел из гостиной.

— Это разумный поступок, — я резко обернулась на женский голос и поморщилась. Клариче Орсини ничего во мне не вызывала, кроме иррационального раздражения. Судя по поведению Лоренцо и его постоянным решениям находиться как можно дальше от любимой супруги, отсылая ее то в Рим, то в загородный дом, он полностью разделял мои чувства. Чопорная, правильная, с промытыми религиозным воспитанием мозгами, преданная ненавистному мне Риму.

— Вам виднее о преимуществах прогиба перед Ватиканом, — довольно резко ответила я, стараясь не идти в открытую конфронтацию с хозяйкой палаццо, где я обосновалась.

— Что вы имеете ввиду? — судя по ее виду она действительно не поняла смысла того, что я пыталась донести до нее, пытаясь перевести на латынь непереводимые русские слова.

— Что вы родом из Рима и слишком чтите его законы и устои, именно поэтому так и не смогли стать частью жизни Лоренцо и Флоренции, в целом. В семейной жизни следует идти на уступки и жить той жизнью, которой живет выбранный вашей родней супруг, и только в этом случае вы можете хоть на минуту быть уверенной, что вы хоть что-то значите для него, кроме того, что рожаете ему детей, — я смотрела на Лоренцо, который то и дело переводил на меня взгляд.

— Тогда, с такой позицией к жизни, вам будет просто перестроиться, — она смотрела на меня пристально, видимо, мне все же удалось наступить на ее больную мозоль, от чего мне было ее совершенно не жалко.

— После Риарио я не хочу перестраиваться. Именно он сделал меня такой, какая я есть, и, сомневаюсь, что это может кому-то понравится. Я не думаю, что следует продолжать эту бесполезную полемику о семейной жизни, сеньора, ведь это все равно ни к чему не приведет.

Я отвернулась от нее и пыталась найти взглядом Вианео. В гостиной стало тихо под звук открываемой двери, через которую в комнату зашел мужчина в длинных черных одеяниях с тростью. Долгополый, как называли лекарей в Италии этого времени. Он, не обращая ни на кого внимания, прошел прямо к Лоренцо и, слегка склонив голову, обратился к нему.

— Ваши опасения подтвердились. Черная смерть снова, как сто лет назад ступила на землю Флоренции. Более тысячи зараженных и уже около сотни смертей на граничащих с Миланом землях. Мы установили заграждения и поставили людей, чтобы никого не впускать и не выпускать в огороженную территорию. Но я не могу быть уверен, что мор не двинется дальше вглубь флорентийской республики.

Я закрыла глаза. Только этого сейчас не хватало. Но я не помню глобальной вспышки чумы во Флоренции в этот период. Но уже все меняется, так почему бы и чуме не прибыть немного раньше.

Сквозь перешептывающуюся толпу, я протиснулась практически вплотную к Лоренцо, возле которого что-то обсуждал с долгополым на повышенных тонах Вианео.

Я окликнула лекаря несколько раз, но, видимо, он был настолько увлечен своим диалогом с оппонентом «ничего не смыслившим в медицине», поэтому не обратил на меня внимания. Мне пришлось довольно грубо взять Вианео за воротник его своеобразного тонкого плаща и немного потянуть на себя, чтобы тот отвлекся. Это было важно, поэтому я так бесцеремонно поступила со своим лекарем. Наконец, он обратил, на меня внимание, раздраженно поворачиваясь в мою сторону, но сразу же успокоился, узнав меня в том, кто так бесцеремонно прервал беседу.

— Мне надо с тобой поговорить, — я взяла его за плечо и потащила в сторону своей комнаты. Он выглядел слегка обескураженным, но вопросов никаких не задавал.

Войдя в комнату, я закрыла двери и указала на стул, показывая тем самым, что разговор будет довольно длинный и непростой.

— Что случилось, сеньора? — задал он первым вопрос, от которого я отмахнулась, садясь напротив него.

— Чем вы лечите чуму? — спросила я его, пристально глядя тому в глаза.

— Лечения нет. Есть гипотезы и предположения, но мне не известно ни одного средства, которое было бы точно эффективно перед этим проклятием, — он развел руки в сторону, словно извиняясь за свое невежество.

— Хорошо, тогда у меня есть некая теория, знание, провидение, называй это чем угодно, но я думаю, что мы можем попытаться сделать то, что теоретически может помочь, — я не знала, как рассказать ему об основах микробиологии, инфекционных болезней и элементарной антибиотикотерапии, чтобы меня не заперли в комнате с мягкими стенами и не сожгли на костре.

— Но…

— Вианео, пожалуйста, у тебя есть свои секреты, у меня свои. А если мор идет из Милана, то буквально через несколько недель накроет нас с головой, нам просто необходимо лекарство, а от подопытных у тебя просто отбоя не будет. Поэтому выслушай меня, а потом выскажешь все, что думаешь обо мне и моих глупых теориях, хорошо? — он сосредоточенно кивнул. Я, если честно, смутно помнила, что именно собой представляет пенициллин, но надеялась на остаточные знания, которые получила за свое короткое изучение фармацевтики. Слава всем богам, доучилась я как раз до того момента, когда мы в лаборатории выращивали плесень, чтобы смастерить жалкое подобие того пенициллина, который в виде белого порошочка был насыпан в стерильные флаконы, который использовали в моем времени. Употреблять то произведение безалаберного студенческого искусства, сделанного по типу «и так сойдет», точно было нельзя ни в каком виде, но в данной ситуации у меня есть фанатичный лекарь, который, обладая минимальными подсказками чисто гипотетически сможет синтезировать первый в мире аналог пенициллина. Только вот не помню, против чумы он помогает или нет, но не суть, даже микродозы любого антибиотика в пятнадцатом веке смогут принести пользу для людей, которые ни разу с таким чудом не встречались и еще много веков не встретятся.

— В общем, нам нужен лимон. — Судя по тому, как высоко взлетели его брови вверх, я поняла, что разговор будет на самом деле длинным.