Когда люди вновь затихли, круглый человечек подкрутил усы-косички, подёргал их и продолжил:
— В этот раз участвуют двести тридцать пять человек. Это больше, чем в том году, не так ли? — Ведущий закружился вокруг себя, вновь призывая к аплодисментам. Но стоило ему обернуться к претендентам, все резко присмирели. — Мы разделим участников на пять блоков по сорок семь человек. Терпение, господа бойцы! Не уходите и будет вам счастье! Все бои пройдут в таком порядке: сперва пять блоков по десять минут. Если через это время на ногах останется больше пяти человек, время продлится ещё на пять минут, но не советую. Лучше не затягивать, господа бойцы! А дальше через час перерыва бои будут индивидуальные. Между прочим, рекомендую за это время сделать ставки, — добавил он под одобрительные смешки.
Несколько дам рядом ниже передавали друг другу кошели и листочки с именами. Добромир хмыкнул. Ловкие женские ручки замерли, и шебуршение прекратилось, скрылось, видать, до времени ставок. Кругленький человечек вновь взял слово:
— И когда мы перейдём к индивидуальным, поле будет разделено натрое, чтобы одновременно могли сражаться три пары.
На это отовсюду раздались возмущённые оклики и вздохи. Усатый человечек потряс кулаком и, перекрикивая всех, заявил:
— Кто ж вам в настоящем бою даст место для манёвра, а? Проулки-переулки, комнатёнки да каюты — вот где надо силушку да ловкость применять, не спускать негодяйцам дурных слов и дел, а не тянуть противника, как девицу на прогулку, на свежий воздух. Ишь, полюбовно всё решается — негоже! А надо честь отстоять, да ничего вокруг не повредить! Это ж мы ещё усложнений не добавили: ни баб визжащих, ни посуды хрупкой, ни младенцев обосратых! Гордитесь, господа бойцы! Посему будет так!
Наступила звенящая тишина, но вскоре то тут, то там раздались согласные голоса. Ведущий кивнул и продолжил:
— Во втором круге даётся также по десять минут на бой. Когда закончится, будет вновь время для отдыха, а потом третий круг. Надеюсь, последний. А теперь наши правила!
Он дёрнул свиток вниз, и тот побежал, раскатался аж до самых трибун. Собравшиеся ахнули, рассмеялись. Бэн углядел, что свиток был абсолютно чист. Пока ведущий молчал, наслаждаясь произведённым эффектом, парень дотянулся до уха наставника и проговорил:
— Нам бы поторопиться. Ерши пропал, полагаем, его те послушницы украли.
— А как думаешь, почему во втором круге поле натрое делят? Ерши — макаварский. Поэтому все поторопятся. Городовой знает. Неважно, выиграет чернявый или нет, я сведу тебя в звериную лавку, там выберешь себе кого повыносливей. Хотя, есть у меня животина на примете…
Он ещё что-то добавил, но Бэн, у которого сердце от восторга зашлось гулким боем, не расслышал: всё перекрыл голос ведущего.
— Таки правила наши! Первое: убивать и калечить нельзя! Второе: оружие на поле запрещено! Совсем запрещено! Скидайте в корзину, после заберёте. Никто не тронет вашего добра, — цыкнул он на негодующий окрик из толпы ожидающих. — Уж поверьте, господа, никому барахлишка вашего не надоть! Третье: мужчины и дамы бьются на равных в первом круге, а дальше дамы выбирают партнёров. Если, конечно, дойдут… И младшие мужчины выбирают старших, зря мы, что ли, возраст спрашивали⁈
Он ухмыльнулся в усы-косички и все расхохотались. Бэн наклонился вперёд так сильно, что едва не коснулся подбородком шляпы впередисидящей дамы, но смог углядеть среди видимых бойцов не только красавицу Мауну, но ещё с десятка два женщин. И все, кто толпились снаружи канатов, казались очень большими — высокими, крепкими, статными — далеко не детьми или подростками. А вот Мару, слишком низкого среди рослых, видно не было, не спасал даже жёлтый шарф.
— Правило четвёртое, — не унимался ведущий, — кто останется на ногах к концу времени, тот победил в раунде. Пятое: между ног и в лицо не бить! У нас достаточно судей, чтобы следить за каждым. Поэтому, если назовут ваш номер, значит, заметили нарушение правил. Следует сразу выйти за канаты. Кто ослушается, будет выпорот после боёв мокрыми розгами по голой жопе!
— Прям по голой? — свистящим шёпотом спросила одна из дам впереди Бэна.
— Вот это да! — откликнулась вторая.
— Хоть бы кто правило нарушил, — вытащив изо рта слишком длинную красную карамельку на палочке, вздохнула третья.
Бэна передёрнуло. Он почувствовал, как уши и лицо запылали, выпрямился, чинно сложив руки на коленях, дамы бросали на него косые взгляды и хихикали, особенно та сладкоежка, которая старалась одновременно смотреть и на него, и на Добромира, вталкивая в рот лакомство и медленно вытягивая его. Парень подумал, что после такого зрелища ещё долго не сможет есть карамельки на палочке, уж очень это было двусмысленно и противно. А наставнику всё нипочём.
— И последнее, — перекричал гул голосов кругленький человечек, — в этих боях будут участвовать трое мужчин, которые на своей бричке сбили приютского малыша Ерши, отчего ему пришлось отхватить от плеча руку. Это дурно. Вы так не думаете? — серьёзным тоном обратился он к трибунам.
Дама с карамелькой затрубила громче всех, аж заложило у окружающих уши:
— Казнить мерзавцев! Насмерть! Но сначала выпороть!
Раздались и другие громкие крики. Люди требовали указать на виновных. Бойцы тоже заволновались, оглядывая друг друга. Взметнулся кулак, удар, чей-то вскрик, удар. Ведущий пытался привлечь внимание. Помощники в серых шляпах безуспешно наводили порядок. Тень упала на говорливых дам и даже чайки замолкли, не то что люди. Поднявшийся Добромир расцепил руки, расправил плечи, ударил кулаком в ладонь и тихо, но так, что Бэна пробрал озноб, да и остальных, судя по побелевшим лицам, тоже, произнёс:
— Те, кто будут драться до своей очереди, лишатся права на землю на ближайшие два года.
— Да плевал я на твою землю! Вообще начихать!
Отпихнув помощников ведущего, из толпы бойцов выбрался вперевалку мужчина. Молодой и крепкий, голый по пояс, мышцы, как перетянутые шпагатами хорошие куски вяленого мяса, так и бугрились под кожей. С вызовом оглядев собравшихся, смутьян крикнул:
— Я сюда драться пришёл, а не за вашими подачками! Драться! Насмерть! Смекаешь, старый хрен?
— Бунтовщики будут иметь дело со мной, — склонив голову к плечу, предупредил Добромир и сделал шаг в сторону выхода.
У Бэна перехватило дыхание. Сидящие рядом шарахнулись. Леденец выпал из трясущихся рук дамы и поскакал по деревянному настилу.
— Спускайся, старикан! — подначил полуодетый, потрясая кулаками, демонстрируя завидную фигуру.
Он уже проскочил меж канатов, плюнул на всё ещё раскатанный свиток. Ведущий неодобрительно покосился, но с места не сдвинулся. Те, кто были у ног Добромира, раздвинулись, открывая прямой путь. Лисий Хвост сошёл на первый ряд, до канатов — только руку протяни. Остановился.
— Ха! Зассал старикан! — смельчак подпрыгнул и хлопнул себя по заднице.
Бэн знал этот оскорбительный жест и обиделся вместо наставника, который казался абсолютно спокойным, покачиваясь с носков на пятки в окружении жавшихся друг к другу у его ног испуганных людей.
— Добрый, может, не надо, а? А то в одном блоке будет на участника меньше. А мы так всё красиво поделили! — умоляющим тоном протянул кругленький человечек, накручивая усы-косички на палец.
Смельчак сложился пополам от смеха, солнце так и играло на вздувшихся мышцах спины и плеч. Наставник громко хмыкнул. Бэн почувствовал, как стало нечем дышать, лёгкие просто отказывались впускать в себя воздух. Дамы рядом хватались за грудь и горла, будто и их постигла та же беда.
— Да что ты городишь, кусок сала⁈ — хохотнул смельчак, выпрямляясь и показывая ведущему кулачище. — Свали уже! Дай мне нормально отметелить старикана, раз он такой борзый.
— А вы, юноша, видимо, не местный? — ласково сказал Добромир.
Бэн увидел, как наставник перестал раскачиваться, медленно отставил на носок левую ногу и отклонился, перенёс назад вес тела. Бунтарь, кажется, ничего не заметил.
— Да я в этой помойке первый раз! Я вас тут всех укатаю! Давайте! Все подходите! Кто смелый! Сейчас я быстро покажу, как надо!
«Юноша» поворачивался вокруг своей оси, гогоча, надменно глядя на гневные лица на трибунах. И это стало ошибкой.
Добромир перелетел через канат широким прыжком. Толчок в спину воздухом заставил смельчака обернуться. Молодое нахальное лицо застыло в немом крике. Вплотную над ним возвышалась погибель.
Бэн не видел удара, но услышал глухой и короткий звук, и рука наставника медленно опустилась, пальцы разжались. «Юноша» как подкошенный рухнул на колени, свесив голову на грудь, руки брякнулись по бокам ладонями вверх, между раздвинутых ног натекла большая лужа. Сходство с куском вяленого мяса осталось, да только с не очень свежим. Наставник отшагнул, взял бунтаря за шею одной рукой и поднял, показал застывшим молчаливым бойцам. «Сколько ж в нём силы?» — пронеслось в голове у Бэна.
Не повышая тона, Дракатри юга Добромир Лисий Хвост произнёс:
— У нас есть всего несколько правил. От вас требуется их лишь соблюдать. Неподчинение — смерть.
Он разжал пальцы, и бывший боец рухнул бесформенной кучей в собственную лужу.
— Кх-кх, — ведущий откашлялся, смотал свиток, вырвав кусок с плевком, и распорядился: — Уберите мусор! Раз у нас теперь на одного меньше, в последнем блоке будет сорок шесть участников и, как думаю, вы уже поняли, из них осталось только двое негодяев, напавших на Ерши. Сразу после уборки начинаем. Всё ясно?
Негромкое «да» разнеслось над набережной. Добромир вернулся на место. И только тут Бэн смог наконец-то нормально вдохнуть, да и остальные, судя по всему, тоже. Прямо смотреть на наставника ученик опасался, хотел отодвинуться, но застыл истуканчиком, как примороженный, потому покосился на суровый профиль рослого крепкого человека, будто увидел другими глазами. Да уж, несмотря на почтенный возраст, силы и ловкости Лисьему Хвосту было не занимать, и это откровенно пугало.
Четверо людей в серых шапках с трудом подняли смутьяна и выволокли за трибуны. Толпа расступилась, головы поворачивались к телу. Когда носильщики вернулись, ожидающие стали охотнее сдавать оружие, то и дело косясь на старика в лисьей шапке. Больше никто не перечил, не лез вперёд, все стали будто пришибленные, и это, как полагал Бэн, выйдет яркими эмоциями во время боёв.
— Раз меня перебили, — вдруг вспомнил ведущий, а готовые выйти на ринг застонали от очередной отсрочки, — скажу, что если остальные двое напавших на макаварца проиграют, будут казнены, а если победят, то отправятся по распоряжению городового на нашу морскую ферму сроком на восемь лет.
— Лучше б сразу убили, — пожала плечами дама, лишившаяся леденца. И её слова шепотками-эхом облетели остальные трибуны.
Городовой всё же решил поучаствовать в происходящем, хоть как-то показать, что он тут главный. Поднялся, одёрнул сюртук и, семеня, добрался до дальнего угла, где стоял барабан, а на нём колотушка, привязанная верёвочкой. Ведущий перекатился между канатами и махнул рукой. Городовой грохнул колотушкой по туго натянутый коже. Громкое «Пу-бум!» растеклось по полю и первые сорок семь бойцов ринулись на ринг, разбежались, держа дистанцию. Бэн жадно разглядывал людей — ни одного знакомого лица. Второй удар в барабан объявил начало боя.
Все дрались со всеми, налетали, сталкивались, с хрипом и рыком валили на землю. Держащих противников, как щиты, сбивали с ног другие и сами становились добычей. На ближнем краю огромная женщина со смоляными косами до пояса раскидывала мужчин как стихийное бедствие. Поверженные подскакивали, а кто-то — нет, — и бросались на даму, которая с восторженными взвизгами-воплями принимала удары, но тут же вминала противников в землю, безжалостно втаптывала, едва ли не прыгала на их спинах.
На другом краю вертелся невысокий парень. Он вёл бой с тремя ровесниками и, судя по довольным лицам, четвёрка была близко знакома. Ещё одна женщина, тонкая, изящная в струящемся платье подскакивала так высоко и так резко вбивала ударом ноги сверху в плечо людей в землю, что те больше не вставали, а лежали, раскинув конечности, как давешний смельчак.
Гневное «Пум-пу-бум!» заколотилось в уши собравшимся, и ведущий выкрикнул:
— Тридцать первый, на выход! Нарушение!
Двое в серых шляпах тут же скрутили мужика, багроворожего, тяжело дышащего, который нависал над парнем с разбитым в кашу лицом. Нарушителя связали, выкинули на трибуны, а он лишь оглядывался и щерил редкие зубы.
Тонкий девичий крик привлёк внимание всех. Это неподобающее бою платье подвело красавицу. Сразу трое дёрнули за подол и повалили женщину, насев сверху, не давая встать. А по тому, как безвольно болтались их руки, Бэн понял, что это обычная месть. Чёрнокосая рванула на помощь, но её сбили с ног. Целая гурьба розобиженных мужиков лютовала. Но зря.
— Хэй-хэй, недоросли! — раздался счастливый вопль из груды тел, и женщина выпрыгнула оттуда, разбросав обидчиков, как собака грязь с шерсти.
— Так их сестрёнка! — дамы перед Бэном вскочили, вскинув руки вверх, но сразу сели, опасливо оглянувшись на Добромира. Тот только хмыкнул.
«Пу-бум!» — известил барабан об окончании первого блока боёв. Мужики, что сидели на красавице, поздно спохватились и не успели подняться. А вот чернокосая, двое из четвёрки в углу и рыжий мужичок, который ничем не выделился, остались на ногах, тем самым обеспечив себе дорогу в следующий тур. Победители уселись на короткую трибуну рядом с барабаном. Помощники ведущего уволокли тех, кто не мог встать, остальные разбрелись кто куда. Женщина в уже подранном платье, фыркая и ругаясь так, что Бэн пожалел об отсутствии тетради и карандаша, ушла с поля последней с гордо поднятой головой.
— Больше строила из себя непойми что, — с лёгкой издёвкой произнесла одна из дам, сидящих ниже Бэна.
— И чего только участвовать, если который год из-за своих платьев не проходит дальше первого тура? — покачала головой другая.
— Может, ей нравится, когда её бьют? — громким шёпотом ахнула третья и, не дав соседкам ответить, добавила: — Зато у нас теперь точно есть кандидат на порку. Уже день прожит не зря!
Ученик лекаря покраснел и перестал прислушиваться к дамам, обратил всё внимание к будущим бойцам, а там как раз что-то начиналось: в толпе раздались недовольные вскрики. Знакомый голос — парень привстал, вытянул шею. И вправду, это возмущался Мару. Друг пёстрым пятном вертелся между серошляпных помощников, стараясь уверить, что безоружен, но Бэн знал, что это не так, хотя не понимал, зачем ввязываться в бой, выслушать правила и пытаться их обойти. И всё же горец сдался напору. Задрав край широкого пояса, больше похожего на юбку, нависающего над широченными штанами, отстегнул тонкий ремешок, по всей длине его были вделаны десять ножен с ладонь длиной. В них хранились короткие перьевидные кинжалы с рукоятками-кольцами, которые Бэну уже довелось повидать. Это случилось в тот вечер, когда Чиён пытался задушить Мару. Что на них тогда нашло, толстяк так и не понял, но сейчас осознал, что если оба спутника доберутся до финала, поединка им не избежать: гордость не позволит.
Бахнул барабан, а Бэн так и не выбрался из ярких образов того вечера. Вспомнил, как перекосило Чиёна, видимо, от усталости и осознания своего поступка. Тень всего трясло, кулак с разбитыми костяшками пульсировал. Ученик лекаря в тот момент мог и не хотел ему помочь: он всё ещё злился, что Чиён упустил Рихарда, хотя и понимал, что все спутники внутри гор были для него чужими. Ведь только одна цель являлась для Бэна действительно значимой: найти своего грёбаного папашу и плюнуть ему в лицо. Та книга из библиотеки Фениксов, сборник песен, очень точно пересказывала слышанное парнем от дедушки. Да, Бэн готов был признаться, что и им двигала месть, но всё же… Всё же здесь, в Макавари, он нашёл себе занятие — лекарство — и друга — Мару, — которого не хотел потерять. И та цель, низкая, грязная, отошла на второй план, но не забылась и могла подождать.
В ту ночь, подхватив почти бездыханное тело, глянув на растерянного Чиёна, Бэн отнёс Мару в баню, там как раз была горячая вода. Горец не сопротивлялся, лишь что-то невнятно мычал. Новые синяки на его шее расползались чёрными змеями по и без того кофейной коже. Ученик лекаря думал помочь снять одежду и опустить того в ванну, чтобы помыть, раз уж сам неспособен, но маленькая рука его остановила, неожиданно жёстко вцепилась в воротник, заставив поднести ухо к разбитым губам. Сквозь длинные ресницы блеснули с хитрецой золотые глаза, и шелестящий голос со смешком произнёс:
— У меня есть маленькая тайна. Я открою её тебе, если обещаешь, что всё будет как прежде.
Бэн хотел отказаться: ему и своих тайн было до маковки, но отчего-то кивнул. И узнал. Да, эта тайна на двоих — всё же первое впечатление не подвело, — но с тех пор он старался не выпускать Мару из виду, чтобы снова не заметить следов удушения и прочих отвратных вещей.
А теперь горец вовсю веселился там, на поле. Перекатывался пёстрым клубком от одного к другому, подсекал, бил в ноги и от души хохотал. Десять минут боя пролетели как миг. И Мару с тройкой крепко сбитых мужчин остался стоять. И даже, казалось, не запыхался. Бэн хотел его поздравить, но понял, что рано. Победители забрались на трибуну, проигравшие, переругиваясь, утопали прочь.
— Ты всё проглядел. Замечтался о чём-то? — спросил Добромир и протянул кулёк сушёных фруктов.
Бэн захлопал глазами и вновь вспомнил вчерашний день: торговку лакомствами, сундук, послушниц и малыша Ерши, которого не хватило времени проведать накануне.
— Такой хороший бой был? — растерянно пережёвывая неопознанный кусочек, спросил Бэн.
— Да не особо. Хотя друг твой тот ещё подлец: всё пыль в глаза с земли бросал людям. Тем и победил. — Наставник неодобрительно поцокал.
Бэн мысленно ответил: «А что ещё Мару остаётся делать?»
— и взял следующий ломтик.