Ретроспектива (СИ)

Глава 15

Файлирс

— Я не затем упразднял церковь, чтобы они жили как ни в чём не бывало! — Файлирс сел на кровати, пытаясь сообразить, как быстро пресечь на смуту.

Без кофия монаршая голова работать отказывается.

— Архиепископ сказал, что если не отменишь подать, он тебя анафеме предаст, — герцог Прасгал почесал вихрастую, ныне по моде стриженную голову.

— Анафеме? — Файлирс расхохотался. — Я — глава ондолийской церкви! Поп более не решает ничего! Нет боле церковного государства! — быстрым, нервическим шагом король подошёл к столу, что неприбранным с позднего ужина стоял, с силой вцепился в стол, — в Ондолии ныне король всему глава! И советоваться ни с каким попом узколобым я не стану! У них земли и люди рабочии во владении. Будут налог как все платить. А нет… — взгляд мужчины прошёлся по спальне: стол с остатками трапезы, початый кувшин, да кубки, разбросанные в беспорядке вещи… — ежели нет — за измену казню. Так и пиши. И о кофею распорядись.

— И девку кликну, — ближний советник встретил гневный взгляд брата и пояснил: — да прибраться тут! — и выдохнул, пока глава Ондолии портки натягивал: — да и нужду бы тебе спустить! Одичал, ровно сыч! — понял, что кары за словоохотливость свою не получит и поднабрался смелости: — молодая жена графа Барэм, чудо как хороша! У неё и сисики и жопа — во! — он с чувством принялся демонстрировать достоинства молодой графини, описывая самому себе эфемерные дамские красоты. — Не мудрено, что на воблу эту у тебя не встаёт. Даже у меня не встал бы… хотя, если она глазами своими оленьими не глядит…

— Разберусь. Докладывай дальше, — советник и докладывал. Порядок дел у главы государства Ондолийского был один и тот же, изо дня в день. Изо дня в день брат будит его. Ритуал пробуждения — говорят придворные, интригуя исподтишка супротив герцога, за право занять его место. Экономия времени — говорит брату монарх, едва ли не в первый день хозяйствования, отменив пышное пробуждение с толпой аристократов в гостиной, излюбленное почившим его батюшкой. — Погоди, погоди! — цирюльник, немолодой уже, но с точно поставленной рукой, убрал острое лезвие, — повтори.

Герцог Прасгал поменял местами верхнюю с нижней ногой, что крест на крест вытянул на столе, аккурат возле блюда с остатками королевского ужина:

— Служилые люди в Итвозе выдвинули княгине требование: выбрать мужа себе. Ежели не выполнит — грозятся отказать ей от престола.

— Это с чего там такие перемены? Они ж на руках её носили?

— Так в тяжести она. Одеждой закрывает, но всем уже всё известно…

Повисла тишина. Оба брата знают, что сейчас последует, но нарушать заведённый порядок — дураков нет.

Младший брат короля уже как-то одиннадцать дней в темнице посидел. Науку запомнил. Королю не советуют, как править. Возможно, умозаключением поделиться, да и то, ежели спросит.

— Твои соображения? — Файлирс знаком приманил брадобрея, дабы дело поскорее кончил.

Молодой мужчина, что внешне скорей кузнец, чем мастер дел красотных, сосредоточенно заскоблил по подбородку.

— Снимать её не допустить. Её место вече займёт, а контроль над вече — расходов больше. Да и добре она правит. О людях заботится. Псы, карманы набивать начнут, а не о крае думать. Мужа ей приставить… — мужчина, что ныне числится самым выгодным женихом Ондолии, почесал породистый подбородок — точную копию отцовского. Покойный король, свой так же почёсывал в минуты раздумья. — Хорошо бы из наших кого… на подкупах, опять же, копейку сбережём… а лучше бы, чтобы отряд магов туда послать, для внушения. Не грозить, но показать, кого мы поддерживаем. Княгиня та… тоже — где-то грамотная, что муж государственный, а где-то дура-баба. Об отцовстве никому не говорит. Наследник и всё тут… Откуда только силы такой натиск сдюжить… А если наш отряд под фанфары въедет, а во главе наш маг будет, что мужем и отцом сделается…

Глаза ондолийского государственника загорелись.

“Хороший союз из нас,” — отметил Файлирс, внимательно глядя на выбритую свою рожу в зеркало, что держит брадобрей. — “Где у меня нет терпения кружево политическое плести, там он со всем пылом козни строит”.

— Может тебя женой осчастливить? — цирюльник взялся волосы на голове выправлять.

Норэн Эука, герцог Прасгал задумался, сходу не отмёл — уже неплохо.

— И здесь пост, и там появляться надобно будет… ради сильного наследника… — в том, что смешать кровь королей Эука (Прасгал — титул, дарованный герцогу при рождении, как младшему сыну короля) с древней, куда древней их собственной, кровью князей Ракос (древний род князей Эстесадо, фамилия), мысль знатная, никто из братьев не сомневается в том. — Нет, Фай… не сдюжу. Выберем кого подходящего, младшего сына герцога КситУ…? Тому двадцать три весны минуло… немногим княгини младше… да и рыжих я… разумно опасаюсь.

Файлирс лишь ухмыльнулся на суеверие брата, что все ведьмы — раса дурных баб, коих выжгли четыре сотни лет назад, были рыжими… Он то знает, что… Что именно, король додумать не успел, мыслями устремляясь к своей рыжей, той, кто письма пишет каждый день такие, что только распаляет молодого короля поскорее с насущным управиться, чтобы мчать коня к ней…

— Погоди… — мечты мечтами, но не был бы он королём на отцовском троне, кабы не умел слышать и видеть…

— Подорожную подпиши, — сунул грамоту герцог брату, — чтобы без зедержек, да допросов граф доехал.

— Погоди с бумагами… ты сказал рыжая, то к чему?

— Как к чему? Княгиня же рыжая, все про то знают, красивая, говорят… оттого нам и не показывалась, красивым бабам за мужиком надо сидеть. А то наши бы, мошок на голову и вся недолга, — герцог смеётся невесело. Все то поняли, тем более, что опыт неприятный уже имеется.

— Я видал их княгиню… не отвратная, но и красоты там нет никакой… — Файлирс снова отодвинул цирюльника, что начал сейчас раздражать, — рыжины нет… мышиные волосы…

Норэн написал споро вестник. Пришёл ответ.

— Фай… рыжая она… подтвердил наш человек при замке её… — растерянность показать он если и мог, так только старшему брату.

— Пиши в Кситу… пожалуй… четыре месяца работы без продыху хороший срок. Сам поскачу на границу, погляжу, что там и как. Он со мной.

Младшой, ежели что и сумел, так токмо рот разинуть от удивления.

— Никому ничего не оглашай, — сам король уже подписывал указ. — По государственным делам отбыл… скажи в ревизию по королевству отправился… в тайную… пусть боятся. Прикажи собираться. Налегке поеду, с отрядом. Пусть седлают. Графа на границе подхвачу. Чтобы в Эстесадо о моём приезде… ни одна душа!

Король с головой нырнул в сборы.

Герцог бросился выполнять.

Ничего не забыть, обо всём распорядиться…

«Отчего же Эля не рассказала в письмах о смуте?» — первый вопрос забился в голове.

«Знамо отчего. Тревожить не решилась. Знает, что тороплюсь к ней итак, как могу».

Отряд из шести служивых магов уже ожидает во дворе.

— Стройку особливо блюди, — шепнул Файлирс брату, что подал поводья. — Понимаю, что много взвалил на тебя. Вернусь — что хочешь проси.

Элькерия

— Негоже княгине без мужа разродиться!

— Где такое видано?!

— Князя надобно выбирать!

Верех тренькнул по артефакту и громкая трель заполнила тронный зал замка. Словно невидимое облоко разбухло в высокой комнате, заполнило его до сводов, норовит вывалиться из больших окон, что уже по-осеннему закрыты.

— Епископ покуда не сказал своё слово! — ланиты старика заходили ходуном, старческие морщины разгладились, так, бедный, пыжится.

— Создатель порицает связи без брака — то и младенцу известно. Но хуже того создатель порицает то, что противно природе. Вы, уважаемые, вмиг запамятовали, что та, чью судьбу вершите, княгиня наша, она две весны радеет о нашей Родине не хуже супруга своего почившего, — церковник говорит громче обычного, слышно хорошо, только смотрю на своих, а уже не моих служивых, и понимаю — зря. Всё они уже порешали и поделили. — Она женщина, если вы запамятовали. Живая и здоровая, слава создателю. Что естественней для бога, если не рождение новых людей? То, что не понесла она от князя, как знак примите. Как и то, что понесла сейчас! Я, от лица всей Эстесадской церкви, поддерживаю княгиню в стремлении остаться незамужней. Вы! Хотите чужака пустить? Чтобы по-своему мести начал? Давайте поддержим княгиню, защитим наследника!

Тишина царила недолго. По всему видно — не внемли. На своём стоять будут, только положенную на обдумывание паузу держат.

— Довольно! — я сделалась княгиней в зале лишь два часа назад. А до того была княгиней нужника и царицей умывальной. Полоскало меня дюже, думала — всё. Там останусь, лежать на холодном полу в комнате туалетной, потому что только стоило выйти — бегла назад, гадая, что такое там может быть, ежели я и за неделю не съела столько, сколько выходит из меня. И, чудится мне, снова тянет меня туда, откуда я уже почти и не вылажу. — Ясна мне ваша воля. Пусть будет так. Выйду замуж, — подняла десницу, призывая к молчанию. — Мне дела нет, кто консортом станет. Сами решайте.

Чую, что позеленела, а тошнота проклятая подступила к горлу. Бежать, скорей бежать. Успеть бы до покоев каких.

Шаг я не могу ускорить. Мужам такого не понять и выглядеть то будет как слабость. Тридцать, двадцать пять… двадцать шагов осталось до двери резной, когда она распахнулась, являя мне служку, что грозным голосом провозгласил:

— Ондолийский лорд, с намереньем посвататься.

Дальше, как в тумане. Всё, о чём могла думать, так то, чтобы желудок прямо здесь не опорожнить.

Не глядя на вошедших, я уже зажимала рот рукой, отъявленно сбегая.

Меня поймали в кольцо рук.

— Вам плохо? — мужской голос и руки крепкие, только это его не спасло. Стоило лишь вдохнуть — запах чужого мужчины и лошадиного пота, как меня вырвало.

Спаситель и жертва отскочил, что не помешало мне пометить дорожные его сапоги.

— Воды княгине!

— Плоха! Плоха она!

— Скорей! Подсобите!

Первые жители Итвоза закрутились, завертелись, что волчки. Мне же полегчало. Ещё б умыться, да рот ополоснуть и можно дальше заседать.

— Прекратить балаган! — закричала, пресекая волнения. — Норма то в моём положении. Бывает так! Сейчас умоюсь и продолжим. Верех! — советник мигом оказался подле, — сделай хорошо. Извинись перед гостем, да проводи почиститься. Я скоро вернусь, — еле слышно распоряжалась, отступая к выходу под его прикрытием.

Несколько минут и я вхожу назад. Свежа, что роса по утру. И чувствую себя куда лучше, а то, что из-за живота не вижу, куда ступаю — и то не беда.

Прошла к трону, села.

— Как я молвила ранее — быть по-вашему. Мужа возьму. Но! Консорство — первое. Никаких прав и обязанностей. Наследник, что родится — мой и Эстесадо сын. Никакой отец тому не нужен.

— Позволю себе тоже слово молвить, — каждое слово эхом в ушах. Так, когда слышишь, но веры нет, что наяву то слышится, — от лица сильного соседа, что своей политикой оберегает ваше государство, — пальцы онемели, сжимая кресло, — заявляю официальную ноту…