Рекорд высоты

12. А В ЭТО ВРЕМЯ НА ЗЕМЛЕ…

- Ничего не понимаю! - растерянно проговорил Поярков, рассматривая ленту. - Мы начали испытания уже по одиннадцатому пункту программы. Но что же это? Ваши приборы то не работают, то вновь дают показания, - обратился он к Борису Захаровичу. - Опять на ленте появились отметки анализатора воздуха. Ведь он же был испорчен?

Дерябин бросился к столу и, взглянув на ленту, облегченно вздохнул. Теперь у него все в порядке.

- Борис Захарович! - снова обратился к нему конструктор. - Вы уверены, что так и должно быть?

Старый инженер хотел было заметить, что при первых испытаниях в аппаратуре вполне возможны неожиданности, иначе незачем ее испытывать. Но он промолчал: сейчас было не до этого. Необходимо сказать профессору, что теперь все приборы работают. Ведь Алексей Фомич очень беспокоился, что при основных испытаниях не будут взяты пробы воздуха. «Однако же, - недоумевал инженер, - почему это анализатор воздуха вновь начал работать совершенно нормально? Неужели его неисправность объяснялась грозовыми явлениями? Вот если бы он, Дерябин, мог сию минуту, не ожидая окончания испытаний, посмотреть на этот прибор!»

- Какова скорость подъема? - спросил Борис Захарович у радистки.

Аня нагнулась над записями, пошевелила губами и ответила:

- Пять метров в секунду.

- Почти расчетная величина, - пояснил Поярков. - Как видите, ваши опасения, что летающая лаборатория не достигнет нужного потолка, пока преждевременны.

- Не понимаю, - возразил инженер, - почему диск вдруг начал подниматься? Может быть, здесь играет роль восходящее течение? Ведь лаборатория сейчас летит над горами.

- Нет, это всё не то, - махнул рукой конструктор и задумался.

- Ну что ж, подождем следующей передачи, - сказал Дерябин. - А вы, обратился он к конструктору, - меньше всего думайте о неудачах. Уверен, что утром мы сможем начать основные испытания приборов Алексея Фомича.

Шаркая ногами, Борис Захарович прошел в свой кабинет.

Настала тишина. Выключились ондуляторы, замерли барабаны с лентой.

Аня встала из-за стола, слегка расправила узкие плечи и, походив немного по комнате, села на черный кожаный диван.

Поярков стоял у окна и, закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону. По временам он, словно механически, зажигал папиросу и, не докурив ее, доставал новую.

Наконец он со злостью выбросил только что зажженную папиросу и, резко повернувшись, подошел к столу.

Вот последние расшифрованные показания, занесенные в журнал. Высота три тысячи метров, температура, влажность, давление… Нет, всё в порядке: барограф отметил давление, примерно соответствующее данной высоте. Но тогда что же могло случиться? Почему летающая метеостанция сразу вырвалась вверх? Поярков настолько верил в непогрешимость своей конструкции, что всё ему казалось невероятным. Почему раньше летающая метеостанция, несмотря на значительное увеличение ее объема, не могла подняться до расчетной зоны равновесия? Почему так неожиданно она стала набирать высоту? Чем он может объяснить это явление? И главное, что особенно неприятно в этом деле, проклятое сознание собственного бессилия.

Аня долго сидела, боясь нарушить молчание. Она чувствовала, как велико горе конструктора. Но что ему сказать? Нелепо и неловко говорить сейчас слова утешения.

- Смотрите, умывается, - неожиданно услышала она тихий шепот Пояркова. Аня вздрогнула и посмотрела в угол, куда указывал конструктор.

Не обращая ни на кого внимания, под ярким светом люстры на полу сидела мышь и забавно умывала мордочку. Она, видимо, была очень занята этим делом, и даже громкий смех инженера не сразу заставил ее спрятаться в щель под шкафом.

- В детстве у меня был белый мышонок. Это такие уморительные создания, - сказал Поярков, повернувшись к Ане. - Не правда ли?

- Да, да, - рассеянно ответила девушка, думая о чем-то своем. - Вы знаете… я подсчитала, сейчас он может быть уже в стратосфере.

- Я не позавидовал бы и этому мышонку, если бы он оказался в кабине летающей лаборатории, когда она достигнет заданного потолка. - Конструктор задумался и, словно про себя, добавил: - Ионосфера начинайся примерно с восьмидесяти километров.

- Серафим Михайлович, - обратилась к нему Аня, - а не лучше ли все же, чтобы там был живой человек?

- Где? В ионосфере? Там и мышонок не выживет. А кроме того, зачем это нужно? Аппараты справляются без человека гораздо лучше. Вы сколько времени можете не спать? - неожиданно спросил он.

- Не знаю… Наверное, суток двое или трое.

- А механизмам всё нипочем, они не устают.

- Ну, хорошо, - согласилась Аня. - Но ведь лаборатория может залететь куда угодно… Ну, скажем, за границу.

- Не позволим, - улыбнулся инженер. - Вы же заметили, что корабль изменил свой курс над морем? Это Борис Захарович ему приказал по радио посылкой соответствующих импульсов он включил мотор. Причем, как вы, вероятно, догадываетесь, газы реактивного мотора должны были вырваться из сопла прямо противоположного нужному направлению полета. Вы ведь знаете, что трубы этого мотора расположены по всей окружности диска. Таким образом, можно выбрать любое направление его движения, Это похоже на так называемые газовые рули. Мотор, сконструированный инженером Северцевым, очень экономичен, и на корабле нет больших запасов горючего, тем более, что мотор включается лишь в случае необходимости: когда нужно изменить курс или при достижении потолка, когда диск поднимется за пределы плотной атмосферы.

- А если какой-нибудь самолет ночью налетит на ваш корабль?

- У него, как и у всякого самолета, есть бортовые огни.

- Понятно, - согласилась Аня. - Но ваш диск сам сможет налететь на какую-нибудь гору. Что тогда?

- И это невозможно, - оживился конструктор, - радиолокатор, установленный наверху корабля, - словно матрос на вахте. Он дает знать автоматам, управляющим включением тех или иных труб реактивного мотора. Он предупреждает о препятствии, возникшем на пути. Радиолуч отразится от горы и, попадая на приемник, установленный на диске, включит мотор. Газы с огромной скоростью потекут сквозь нужную нам трубу. Диск просто свернет в сторону.

Конструктор с мягкой улыбкой взглянул на девушку и спросил:

- Теперь вам понятно, что человек там, наверху, совсем не нужен?

- Это верно, - с некоторым сомнением в голосе подтвердила Аня. - Но вот сейчас там что-то случилось, а вы…

Она не закончила своей фразы, чувствуя, что задела конструктора за живое. Поярков чуть вздрогнул, но сразу овладел собой.

- Да! - резко сказал он. - Я очень бы хотел быть там, наверху, и видеть все недостатки нашей конструкции. Тем более, что такой ни у кого и никогда еще не было. Но это первое испытание, - задумчиво продолжал он, словно успокаивая сам себя. - Скоро над нашей землей будут плавать десятки летающих лабораторий. И не нужны там люди. Понимаете, не нужны!..

Поярков встал и зашагал по комнате.

- Простите, пожалуйста, - сказал он, остановившись около Ани. - Может быть, вам скучно меня слушать, но мне интересно знать, как воспринимает конструкцию летающей лаборатории обыкновенный человек, не специалист, однако достаточно знакомый с техникой. Ну, вот, скажем, вроде вас. Предположите, что нам нужно достигнуть пятидесяти километров высоты. Как это сделать? Каким способом?

- Стратостат? - робко спросила Аня.

- Он должен быть управляем - это первое условие, затем абсолютно надежен - это второе… Кроме того, приборы Алексея Фомича требуют большой площади. Вы видели, что объективы расположены по всей окружности диска?

- Значит, ракетная установка нужна только для передвижения? - не отвечая на вопрос, поинтересовалась Аня.

- Да, это особенно важно на больших высотах. Там другие моторы не работают. И потому реактивный мотор позволит диску подниматься в очень разреженной атмосфере. Стратостат имеет свой потолок, это не ракета.

- А если бы там были люди?

- Зачем бесцельный риск? Я думаю, что космические лучи могут представлять собой серьезную преграду для смельчаков. Легкая воздушная лаборатория без ненужного груза, без людей сможет подняться на такую высоту, где не был ни один человек. Хладнокровно и точно ее приборы расскажут обо всем, что интересует человека в воздушном океане.

- Я читал, что наши советские стратонавты установили рекорд высоты. Поднялись на высоту в двадцать два километра и по несчастной случайности погибли…

- В то время я еще мальчиком был, - задумавшись, проговорил конструктор. - Я не мог этому поверить. Уж очень нелепой мне показалась смерть этих молодых ученых. Много дней я повторял фамилии: Федосеев, Васенко, Усыскин… Они похоронены в кремлевской стене.

- И если, - после долгого молчания продолжал инженер, - испытания будут удачными, почем знать, может быть, из этой конструкции выйдет что-нибудь другое, например, совершенно безопасный воздушный корабль. Он будет летать в стратосфере, где очень слабое встречное сопротивление воздуха. Он не сможет разбиться, потому что наш диск легче воздуха. Вы понимаете, Аня, абсолютная безопасность. Только бы прошли эти испытания!..

В комнату вошел Борис Захарович. Он держал в руках очки и подслеповато озирался по сторонам. Сейчас его лицо казалось очень добродушным и совсем не похожим на лицо строгого начальника, которого так боялась Аня.

Наконец Дерябин надел очки и, увидев Пояркова, оживленно разговаривавшего с Аней, улыбнулся. Ему понравилось, что конструктор, несмотря на не совсем удачные испытания, держит себя с достоинством, спокойно и даже с видимым удовольствием беседует с девушкой.

- Аня, - обратился он к ней, - мне приснилось, что вы пропустили передачу.

Радистка вспыхнула и, взглянув на часы, пробормотала:

- Что вы, Борис Захарович!.. Разве я могу?..

По мере того как стрелка подвигалась к цифре «2», конструктора охватывало волнение. Наступал решающий момент. Вот еще несколько минут - и всё выяснится. Неужели лаборатория не сможет подняться в стратосферу, не говоря уже о больших высотах?..

Зажужжали моторчики, поползли ленты, похожие на серпантин. Застучали ондуляторы.

- Сколько? - спросил Поярков у Ани, наклонившись всем корпусом над прибором.

Аня молчала, следя за прыгающим пером. Оно только начало отмечать высоту.

Томительной паузой между передачами поползла черная линия. Еще немного…

- Десять километров! - чуть не крикнула Аня и повернулась к Пояркову. Скоро можно начать испытания по двенадцатому пункту.

Он облегченно вздохнул и опустился на стул.

- Температура? - быстро спросил Дерябин.

- Минус пятьдесят пять.