Редкая профессия

Рыжий хвост удачи

Летняя ночь. Совсем недавно прошумел дождь. Порывы ветра разогнали клочья туч и в небе засверкали хорошо промытые звезды.

Сежкин шел по влажной траве, по хлюпающему гравию парковой дорожки и, поглядывая на звезды, размышлял о сложностях жизни вообще, и своего существования в частности.

В древности верили, что звезды оказывают влияние на людей. По звездам гадали, предсказывали судьбы, войны, мировые катастрофы.

Сежкин улыбался.

Свою судьбу он знал и без звезд. Не было в этой судьбе ничего примечательного. У других бывали и взлеты, и падения, и стремительные возвышения по служебной лестнице, и неожиданные счастливые повороты, и крупные выигрыши в лотерею… У Сежкина ничего похожего никогда не было и не предвиделось.

Вскоре он вышел из парка, пересек мокрое бетонное шоссе и перед ним возникла темная громада Центра.

До начала его дежурства оставалось пять минут.

В вестибюле Сежкин приветливо поздоровался со старичком вахтером, похвалил теплую погоду, затем впустил пропуск в щель автомата и быстро прошел в машинный зал.

Виктор воспринял появление Сежкина с явным облегчением.

— Наконец-то! — сказал он. — Принимай дежурство, старина. Я исчезаю. У нас все в порядке, правда, БЭВ капризничает, выдает какие-то закорючки на экранах, видимо, сказывается влияние грозы и магнитных бурь, остальные машины работают нормально. Спокойной ночи.

Виктор торопливо пожал Сежкину руку и вышел.

— Торопится, — проворчал Сежкин, — опять спешит. Все куда-то спешат. Один я не спешу. Мне и так хорошо.

И хотя на самом деле Сежкину было далеко не так хорошо, как хотелось бы, ночные дежурства в машинном зале Центра он любил.

Ночью в зале не было людской толчеи, не было бесчисленных вопросов, разговоров и различных пустяковых дел. Он был один, если не считать десятка вычислительных машин, мигающих разноцветными индикаторными лампочками и огнями экранов. Машины Сежкину не мешали, и можно было спокойно несколько часов посидеть в уютном кресле — помечтать, поразмышлять о тайнах мироздания и о себе. Правда, перед этим надо было осмотреть зал и проверить — все ли в порядке. Каждый такой осмотр Сежкин проводил очень тщательно, замечая все мелочи, каждый сбой в работе аппаратуры. Он был опытным техником, любил свою профессию, а к машинам в зале испытывал даже что-то вроде привязанности. И хотя Сежкин прекрасно понимал, что вокруг него всего лишь в тысячи раз усложненные арифмометры, ему казалось, что машины вокруг него живые, наделенные своими характерами, привычками м сознанием. Его бы не удивило, что они машины — по ночам сплетничают о людях, которые с ними работают.

«Вот взять хоть этот БЭВ, — размышлял Сежкин, осматривая экраны и клавиатуру вычислителя. — Электронно-вычислительная машина двадцать девятого поколения. Невероятно сложна. Самая дорогая модель Центра. Один из создателей БЭВ-ов когда-то утверждал, что не удивится, если у машин этой серии появится однажды набор свойств, не запрограммированных конструкторами, своеобразное мировосприятие. Кстати, если это случится, — подумал Сежкин, — то интересно, как будет воспринимать БЭВ окружающий мир: только через каналы „Ввод информации“ или еще как-то? Возможно, БЭВ уже имеет определенное мнение о каждом человеке, который с ним работает, даже, например, обо мне, Сежкине. Машина со своим мнением — забавно!..»

Сежкин еще раз проверил режим работы БЭВ-а и, не заметив отклонений, перешел к следующей машине.

Окончив осмотр, он вернулся к своему столику и уселся в кресло. Теперь до утра он был свободен. Можно было помечтать, подремать и даже просто уснуть. Однако ощущения покоя не возникало. Мысль о машине со своим мнением продолжала вертеться в голове.

«Мнение машины обо мне, — размышлял Сежкин, — конечно, меня не должно интересовать. Другое дело, какого мнения обо мне люди? Впрочем, здесь нет секретов. И для себя, и для всех знакомых я — неудачник, мямля, рохля, недотепа, разиня… Эпитетов можно подобрать сотню, и все они выражают одно: фатальное невезение и неумение ориентироваться в житейских ситуациях. В самом деле, чем я хуже других? Взять того же Виктора, институт вместе окончили, работаем одинаково, но его уже утвердили ведущим, а я все хожу в старших техниках. А Юлия? Что она нашла в этом Генрихе? Красавец, одухотворенная личность? Ничего подобного! Физиономия добермана-пинчера, выпирающий живот, в голове три мысли, и те взяты напрокат в ближайшем кинотеатре. И опять-таки ему повезло, а мне нет! Где справедливость? Где удача? Не везет — и все! Неудачник! Никакие старания не помогут! — Сежкин задумался. — А собственно, почему не помогут?..»

Идея пришла неожиданно.

«А если применить технику? — подумал Сежкин. — Не умею ориентироваться… Житейские ситуации… Неудачник… Если Магомету трудно взбираться на гору, пусть его поднимает вверх канатная дорога! У меня же под боком чудеса кибернетики! Машины Центра загружены пока всего на пятнадцать процентов. Чем я буду загружать БЭВ еще на десять — двадцать процентов, до этого никому дела нет. Никто этого даже не заметит. Вот составлю программу и пусть меня по жизни БЭВ везет. Эта машина не ошибается! А научить БЭВ разбираться в житейских ситуациях легче, чем научиться самому!»

Ясно было, что для успеха задуманного необходимы: хорошо составленная программа, подробная информация о самом Сежкине, его знакомых, родственниках и вообще о человечестве, а также надежная двусторонняя связь между машиной и Сежкиным. «По программе и накоплению информации никаких серьезных трудностей возникнуть не должно, — думал Сежкин, — а вот как быть со связью? Общение в машинном зале сразу отпадает, связь нужна постоянная. Советы БЭВ-а могут понадобиться в любое время суток, в любой ситуации. Причем, подсказка машины должна быть незаметна для окружающих. Ясно, что радиосвязь тоже не подходит. Остается телепатическая связь, прямое воздействие на мозг».

Телепатические шлемы Сежкину были известны, изобретенные в начале ХХII века, они использовались в управлении роботами при монтаже в открытом космосе, но загвоздка заключалась в том, что шлем придется применять в ином качестве. Ведь управлять-то будет не человек машиной, а машина — человеком. Возникала опасность превратиться в марионетку при электронном чудовище.

Подумав, Сежкин решил, что страхи его беспочвенны. Ведь БЭВ — всего лишь инструмент. «Если инструмент станет опасным, просто отключу связь, сниму шлем и дело с концом, — подумал. он. — А преимущества телепатической приставки огромны. Сразу решаются проблемы накопления информации и корректировки программы. Все знания об окружающем мире, все мои чувства, мысли машина сразу будет воспринимать и анализировать; лучшее тут же войдет в информационный фонд программы, а худшее, просто ненужное, будет отброшено. Если идея верна, то через год мы с БЭВ-ом перевернем горы!»

И Сежкин засел за работу.

Несколько недель по ночам он составлял программу для БЭВ-а, когда же программа была отработана и введена в машину, началось самое трудное: от Сежкина потребовалось собрать «банк данных». БЭВ затребовал сведения о самом Сежкине, его привычках, пристрастиях, слабостях, его друзьях и знакомых, о сослуживцах, руководителях. Потребовались знания о структуре человеческого общества.

Сежкин круглые сутки не выключал маленький приборчик телепатической связи, спрятанный в нагрудном кармане, а БЭВ-у информации было все мало и мало. Чем больше машина узнавала о людях, тем более сложные вопросы ее интересовали. БЭВ уже не довольствовался сведениями о секретарше директора Верочке или о том, какие сигареты предпочитает заведующий отделом, ему требовались труды по философии, политике, юриспруденции. Бедный Сежкин не успевал брать в библиотеках пухлые монографии и пролистывать их, едва скользя глазами по страницам и совсем не вникая в смысл напечатанного. Он стал глазами, ушами и руками электронного мозга. Через него БЭВ учился понимать и видеть мир людей, анализировать их поступки и делать определенные выводы.

Сбор информации занял у Сежкина с БЭВ-ом около пяти месяцев.

И вот, когда Сежкин уже еле волочил ноги от усталости, а перед глазами его непрерывно крутились и перелистывались страницы книг, БЭВ объявил ему:

— Предварительной информации достаточно. Интенсивный сбор данных окончен. Завтра приступаем к выполнению второго пункта программы. Подготовься, тебе нужен новый костюм! Нет, тот, что на тебе, не годится, одеваться нужно скромнее, по-деловому и со вкусом, Учти, твоему начальнику нравятся сиреневые тона.

— Разве? — промыслил Сежкин. — Не замечал.

— А я заметил. На вкусы начальства надо обращать внимание в первую очередь, если, конечно, желаешь продвинуться по службе. Иди в магазин!

С этого момента Сежкин превратился в послушного исполнителя электронной воли.

Появившись на следующее утро в отделе, он поразил своих сослуживцев, особенно женщин, элегантным видом, обходительностью и расторопностью. Работа, на которую раньше уходило две недели, теперь выполнялась им за половину рабочего дня. БЭВ не давал своему подопечному бездельничать, глазеть на потолок и считать ворон. Собственно, за Сежкина работам он, а тот лишь крутил руками и чувствовал, что еще несколько часов работы в таком темпе и ему потребуются носилки.

Однако БЭВ хорошо изучил силы и возможности Сежкина. В ту минуту, когда Сежкину показалось, что сейчас у него отвалится правая рука вместе с авторучкой, БЭВ приказал:

— Достаточно, теперь у тебя есть резерв свободного служебного времени, передохни, поднимись на второй этаж в приемную и мило побеседуй с секретаршей. Иди!

— Я не хочу болтать с этой накрашенной кикиморой, — возмутился Сежкин, — да еще мило болтать! Хорошенькое дельце!

— А стать ведущим инженером хочешь? — ехидно поинтересовался БЭВ. — То-то! Не рассуждать!

И Сежкин поплелся в приемную, где полчаса изливался в любезностях некой Вергилии Полиповне, очень серьезной дородной особе, обожавшей запах одеколона «Саша» и рассуждения о симптомах заболевания раком.

Поскольку незадолго до этого БЭВ основательно проштудировал медицинскую энциклопедию, Сежкин быстро завоевал доверие Вергилии. Он даже пообещал раздобыть для нее особые витамины, способствующие похудению, выпуск которых, по слухам, собирались наладить на одном из заводов Марса.

В отдел Сежкин вернулся в полуобморочном состоянии, но БЭВ не оставил его в покое.

— Учти, тебе еще предстоит понравиться Верочке, она любимица директора и вертит стариком как хочет. Готовься! Во-вторых, в ближайшее же воскресенье необходимо повстречать случайно на улице твоего непосредственного начальника Трюкова и пообедать с ним в ресторане. Затем надобно подробнее и поточнее выяснить, какие цветы любит жена директора и что теперь носят в Париже. Это задание на вечер.

Сежкин долго не мог понять, зачем все это нужно делать, немного поворчал, но решил все же довериться технике.

«БЭВ-у виднее, — успокоил он себя. — Надо, значит, надо!»

Пролетело еще несколько недель. В отделе технической кибернетики Центра, произошли разительные перемены. Из мало кому известного старшего техника Сежкин превратился вдруг в перспективного молодого человека, начал подавать большущие надежды и оказался в зоне непосредственного внимания начальства.

Заведующий отделом, после того как Сежкин раздобыл ему билеты на концерт одной заезжей знаменитости, также обратил на него свое благосклонное внимание, когда же при подведении итогов квартала выяснилось, что у Сежкина лучшие показатели, незамедлительно поощрил крупной премией и надбавкой к окладу.

А через две недели уже сам директор, очарованный познаниями Сежкина в рыбной ловле и настольном хоккее, намекнул заведующему, что молодого человека пора, давно пора, оценить по заслугам. И вскоре, после очередной аттестации, Сежкин прошел в ведущие инженеры, а еще через месяц стал заместителем начальника сектора.

В одно из очередных посещений приемной Сежкин по рекомендации БЭВ-а похвалил между делом прическу Верочки, ее новые сережки и добавил:

— Сегодня, Верочка, вы бесподобны! Не понимаю, почему Стибриков считает, что вас старят эти сережки. По-моему, он вас недолюбливает.

Стибриков был начальником соседнего сектора и действительно как-то в разговоре обронил неосторожную фразу о сережках.

Верочке суждения Стибрикова не понравились. И ни БЭВ, ни сам Сежкин не удивились, когда через несколько недель, после небольшого упущения по работе, Стибриков получил строгий выговор. Еще через два месяца — второй, а затем был переведен, формально с повышением, начальником одного из отдаленных филиалов Объединения в Пояс Астероидов.

Сежкин же, как самый перспективный, занял место Стибрикова, но не надолго — через год проводили на пенсию заведующего отделом, и наш герой перекочевал в кабинет своего бывшего шефа.

На должности заведующего отделом Сежкин просидел шесть лет. За эти годы он досконально изучил ближайшее окружение директора, завел обширнейшие знакомства и связи в столице, куда часто ездил в командировки и где усиленно ухаживал за единственной дочерью управляющего Объединением.

Дочка управляющего Сежкину не очень нравилась, была она капризна и не особенно умна, о внешности же ее Сежкин предпочитал не думать, — он действовал по совету БЭВ-а и старания его, как никогда, были успешны.

Вскоре состоялась пышная свадьба. Еще через год Сежкин стал директором крупного завода, входящего в Объединение.

Шли годы. Чем выше взбирался Сежкин при помощи БЭВ-а по служебной лестнице, тем выше хотелось ему взобраться.

У Сежкина давно изменилось восприятие мира, отпала необходимость изучать пристрастия жен директоров и секретарей. Он перестал замечать живых людей вокруг и давно поселился в каком-то абстрактном бухгалтерском мире, где не существовало лиц, улыбок, простых и глубоких чувств, а за каждым движением скрывался голый расчет. Люди же вокруг превратились в абстрактные фигуры. Некоторые из этих фигур имели определенную ценность, обладали известными слабостями и достоинствами, которые можно было использовать в той сложной, хитрой игре, которую вели Сежкин и БЭВ, другие для Сежкина такой ценностью не обладали, а значит, не заслуживали внимания.

Сежкин сам не заметил, как постепенно превратился из живого человека в абстрактную фигуру, самую сильную фигуру Объединения.

Его считали железным управляющим. Каждая минута времени Сежкина была учтена, он не имел человеческих слабостей и во всем стремился быть образцом для подчиненных, за которыми следил зорко.

— Чуть зазеваешься, — учил БЭВ, — и сковырнут! Обрати внимание на Тоськина — очень перспективный, талантливый инженер! Создай ему условия для работы, но держи в отдалении от себя, так безопаснее!

Сежкин молчаливо соглашался и выполнял предписания БЭВ-а, ведь фактически он своего мнения давно уже не имел. Всем управлял БЭВ. Без БЭВ-а, без его советов Сежкин давно бы оступился, совершил какой-нибудь промах, а так, за машиной, он чувствовал себя, как за каменной стеной. Он привык командовать людьми и повиноваться железной логике своего электронного советника.

И вновь была летняя ночь. И, совсем недавно прошумел дождь. В черном сверкающем автомобиле Сежкин возвращался с совещания. Ритмично работал мотор и убаюканный однообразием ночной дороги Сежкин дремал на заднем сиденье, когда его шофер вдруг резко затормозил машину и съехал с мокрого шоссе на обочину.

Сежкин недовольно открыл глаза.

— В чем дело, Григорий? — спросил он.

— Колесо проколото, — вздохнул Григорий, хлопая дверцей и обходя машину. — Минут десять подождать придется, прогуляйтесь пока, я постараюсь справиться быстро.

Сежкин насупился.

Он не любил помех. Ритмичное функционирование управляющего дало сбой. Пришлось вылезти из машины и размять ноги. Сежкин прошелся по тротуару, уселся на скамеечку и осмотрелся. При бледном свете фонарей сверкала мокрая трава на газонах, тихо звенели листья на тополях и капли дождевой воды одна за другой скатывались за воротник.

Поплотнее запахнув плащ, Сежкин посмотрел вверх. Порывы ветра уже разодрали тучи, над головой сверкали яркие веселые звезды.

И вдруг Сежкин вспомнил другую ночь, которая была много-много лет назад, и удивился. Оказывается, за все эти годы он ни разу не посмотрел в небо, на звезды. У него просто не было времени оглядеться вокруг, повнимательнее присмотреться к тому, что его окружает, мир оказался совсем не абстрактным, а очень даже конкретным и зримым, полным непонятной ему, Сежкину, жизни.

Мимо проходили красивые молодые женщины и мужчины, они весело смеялись. Они смеялись просто так, для собственного удовольствия, не преследуя этим никаких скрытых целей, улыбались без тайного умысла. Это было непонятно и настораживало… И лишь Сежкину никто не улыбнулся, вокруг него было мокрое пустое пространство. Человечество, которое он привык делить на людей нужных ему и не нужных, важных и не важных, не нуждалось в Сежкине и не замечало его.

И Сежкин с ужасом сообразил, что его, Сежкина, давно уже и не существует, а есть просто белковая приставка к электронной машине, глупая, тщеславная кукла, все свое существование подчинившая игре и давно уже не имевшая ни собственной воли, ни собственной жизни, ни собственных мыслей и взглядов.

Незнакомая, пронзительная боль сжала грудь управляющего, он покачнулся и медленно сполз со скамейки.

— Ой! Смотрите! Человеку плохо! — воскликнула молоденькая девушка, проходившая мимо.

Шофер Григорий вылез из-за машины и неторопливо подошел к своему начальнику.

— Надо бы «скорую» вызвать, — сказала девушка. — Я сейчас! Здесь за углом есть телефон!

Григорий почесал затылок, наклонился и расстегнул плащ, пиджак и рубашку Сежкина. Затем провел рукой по груди начальника в том месте, где должно было быть сердце.

Что-то щелкнуло. На ладонь Григория вывалилась небольшая стеклянная трубочка.

Григорий поднес трубочку к глазам и прищурился на свет фонаря:

— Так и думал, предохранитель сгорел. Где-то в багажнике валялись запасные, сейчас заменим.

И направился к автомобилю.