Реальная угроза

1

Тяньгонский флот вышел в обычное пространство на расстоянии пятидесяти семи астрономических единиц от звезды и шестью мощными группировками двинулся внутрь системы.

Стратеги генерала Чанга, даром что поздно узнали об окружавшей Ютланд реликтовой аномалии, успели в пути откорректировать свои планы и организовали нападение с расчётом на минимальные потери. Они понимали, что наиболее опасный для них момент вторжения — это первые часы после всплытия. Поднимаясь на поверхность из вакуума, корабли непременно оказываются в состоянии покоя относительно локальной инерциальной системы отсчёта — грубо говоря, неподвижными по отношению к наиболее мощному источнику гравитации, которым в данном случае была звезда Аруна. А неподвижная мишень очень уязвима — особенно, если противник имеет превосходство в манёвренности и после мгновенного залпа может совершить экстренное погружение, избежав ответного огня.

Зато движущуюся цель, причём движущуюся быстро, атаковать гораздо сложнее. Поэтому тяньгонские корабли не тянули до предельных сорока астрономических единиц, а вышли ещё раньше, чем дополнительно выиграли почти два с половиной часа времени для разгона — ведь каждую астроединицу свет проходит за восемь минут и двадцать секунд. Наши патрули обнаружили вторжение ещё позже: первую из группировок — через 2 часа 56 минут, последнюю — через 3 часа 12 минут. Ничьей вины в этом не было — ни самих патрулей, ни командования, которое в своих планах и не рассчитывало застигнуть врага сразу после перехода в обычное пространство. Космос, даже в пределах одной планетной системы, слишком обширен, чтобы полностью контролировать его. Тем более — на расстоянии десятков астрономических единиц.

Когда передовые соединения ютландского флота вступили в бой с противником, тяньгонцы уже шли на приличной скорости и с каждой минутой наращивали её, выжимая максимум мощности из термоядерных двигателей. А наши корабли, всплывая из вакуума, неподвижно зависали в космосе. Впрочем это не делало их удобными мишенями для врага — движение в природе относительно, и, с точки зрения тяньгонцев, ютландские суда тоже летели с большой скоростью, только в противоположном направлении. Так что наше преимущество в манёвренности никуда не делось, просто в этих условиях труднее было подбить противника, чем если бы он стоял на месте и не брыкался.

Тем не менее, уже за первые пять часов сражения было уничтожено почти две сотни тяньгонских кораблей при девятнадцати потерянных наших. Находясь в оперативном центре Ставки Главного Командования на выдвинутой за пределы «теневой зоны» Станции-Один, я имел возможность знакомиться с доставляемыми посредством катеров-авизо сводками и был в курсе происходящего на всех шести фронтах. По моему рангу капитана корвета мне, в принципе, не следовало здесь находиться — я должен был отдыхать в одном из офицерских клубов или торчать на борту «Ориона», довольствоваться официальными сообщениями и ожидать своей очереди отправиться в бой, — но так случилось, что я заглянул сюда, а меня никто не прогнал. Это был, пожалуй, первый случай в моей карьере, когда я, пусть и негласно, воспользовался привилегией сына императора.

Единственный, кто мог без колебаний указать мне на дверь, адмирал Павлов, был целиком поглощён анализом непрерывно поступавших сообщений. Да и я не был таким дураком, чтобы показываться ему на глаза.

— Десять к одному, — констатировал он соотношение вражеских и наших потерь. — А с учётом класса судов получается один к пятнадцати. Всё как и планировалось для Первой волны. А во Второй мы уменьшим силу лобовых атак и изменим построение следующим образом…

Павлов продолжал говорить, а мне стало жутко. Я решил, что ни за какие коврижки не соглашусь когда-нибудь стать адмиралом. Эта работа не для меня. Ведь Павлов прекрасно понимает, что за этими коэффициентами стоят тысячи жизней, в том числе сотни наших, но он не может позволить себе эмоций; в силу своей должности он обязан отрешиться от человеческого фактора и рассматривать и наши, и вражеские потери лишь как сухие цифры статистики. Мой склад ума для этого не приспособлен. С моей точки зрения, лучше непосредственно рисковать собственной жизнью и жизнями своих подчинённых, а не вести сражение отсюда, из оперцентра, жонглируя коэффициентами, ударными векторами, тактическими построениями заградительных волн — так назывались четыре группировки, на которые был разделён Звёздный Флот Ютланда. Корабли каждой волны должны были по очереди участвовать в битве, сменяя друг друга через каждые шесть часов. Насколько я знал, адмирал Биргофф предлагал разделить флот не на четыре, а на три волны, но Павлов предпочёл более щадящий вариант — не столько для кораблей, чьим ходовым системам хватает на полное «остывание» и четырнадцати часов, сколько для людей, которые и шесть часов сражения воспринимают как целую вечность…

Тут Павлов встретился взглядом со мной, когда я неосторожно высунулся из-за спин присутствующих. Он на секунду умолк, убеждаясь, что это в самом деле я, его шурин, а не какой-нибудь похожий на меня молодой капитан-адъютант из штаба. Удостоверившись, что не обознался, он рявкнул:

— Капитан Шнайдер!

— Да, сэр? — ответил я, готовясь к взбучке.

— Что вы здесь делаете? Вас прислали из штаба эскадры?

Вдруг, откуда не возьмись, рядом со мной появился принц Горан.

— Капитан со мной, — быстро заявил он. — Это я его пригласил.

— Тогда всё в порядке, — сказал Павлов и вернулся к обсуждению тактических перестановок.

— Спасибо, — шепнул я принцу.

Он коротко улыбнулся: мол, не за что.

Горан, как контр-адмирал и командующий союзным соединением, имел полное право находиться в оперативном центре. И хотя зарконский дивизион наши вояки воспринимали с иронией, они с уважением относились к принцу, а в его лице — и ко всему Заркону, маленькой, незначительной планете, единственной, которая не побоялась навлечь на себя гнев могущественного генерала Чанга, предоставив нам, пусть и чисто символическую, но всё же реальную военную помощь. То обстоятельство, что за эту помощь Заркон содрал с нас приличную плату, не стало достоянием широкой общественности. За минувшие десять дней принц успел дать несколько пространных интервью ютландским СМИ, которые представили его настоящим героем, юным рыцарем без страха и упрёка. Многие наши девушки-школьницы сходили по нему с ума.

Три дня назад мой «Орион» был снят с дежурства и назначен флагманом зарконского дивизиона. Отцу удалось убедить принца в том, что командовать сотней катеров гораздо легче с борта крейсерского корвета, обладающего более разветвлённой системой внешних коммуникаций. Горан в конце концов признал резонность его доводов, а Павлов в неофициальной беседе со мной сказал по этому поводу:

— Ты человек невоенный, Александр, но немного сорвиголова. Теперь ты должен умерить свой пыл и не лезть на рожон. Если ты погибнешь, твоему отцу и Яне будет больно; да и мне, честно сказать, тоже — привязался я к тебе. Но если с тобой погибнет зарконское высочество, его дед обвинит во всём Ютланд. А нам ни к чему международные осложнения. Ты понимаешь?

Я понимал. Всё прекрасно понимал. Мне всучили принца с заданием беречь его, как зеницу ока. А это значило, что я должен заботиться и о сохранности собственной шкуры. Причём формально это было продиктовано не личными, а чисто политическими соображениями. Ловкий ход, очень ловкий! Но я не осуждал отца, что он позволил себе такую слабость. Если бы я семнадцать лет искал своего единственного сына, а потом наконец нашёл его, то ни за что бы не пустил его на войну. Придумал бы что угодно — но не пустил. А он не стал удерживать меня, разве что малость подстраховался…

Вскоре после того, как на смену Первой волне отправились корабли Второй волны, в Ставку Главного Командования прибыл отец. Он вылетел с Ютланда сразу по получении известия о начале вторжения, но его катеру понадобилось время, чтобы преодолеть «теневую зону».

При появлении отца в оперативном центре я бочком двинулся к выходу, но он сразу заметил меня с Гораном и первым делом обратился к принцу:

— Здравствуйте, адмирал. Если не ошибаюсь, ваш дивизион стартует в составе Четвёртой волны?

— Да, сэр.

— Тогда у вас осталось двенадцать часов. Я бы советовал вам с капитаном Шнайдером пойти отдохнуть.

Намёк был более чем прозрачным.

— Благодарю за совет. Мы немедленно последуем ему, — любезно ответил Горан. — Но скажите, сэр, вы ещё не передумали насчёт покупки «звапов»?

— Нет, ваше высочество. У нас хватает и своего оружия.

— Ну, как знаете. Только имейте в виду — с каждым часом цены растут.

Отец слегка улыбнулся:

— Я имею это в виду, не сомневайтесь…

Когда мы вышли из оперцентра, принц заметил:

— Знаешь, Алекс, твой отец хитрый лис.

С тех пор как «Орион» превратился в флагман зарконского дивизиона, мы с Гораном стали обращаться друг к другу на «ты» и по имени.

— Да, знаю, — ответил я. — Но в чём проявилась его очередная хитрость?

— В нас с тобой. Есть такая поговорка: сложить все яйца в одну корзину. Он положил вместе только два яйца, но золотые — тебя и меня. А корзина, в данном случае, твой корабль. Если мы погибнем, то погибнем вдвоём, и у моего деда просто не повернётся язык упрекать твоего отца.

— Гм-м. Ты думаешь, это сделано намеренно?

— Я это знаю. У кое-кого из вашего генштаба слишком длинный язык. Слухи уже ходят. Признай: хитро задумано.

Я согласно кивнул.

«Да, Горан, — подумал я. — Даже хитрее, чем ты можешь себе представить. Отец не только обеспечил мне страховку, но ещё и инспирировал утечку информации — в выгодной для себя трактовке…»

У посадочных терминалов для шлюпок я предложил принцу задержаться и просмотрел информацию о возвращении кораблей Первой волны. Крейсер «Викторикс» уже полчаса стоял на приколе, но шлюпки с него ещё не прибывали, хотя для них было забронировано два стыковочных шлюза.

— Горан, — сказал я. — Если ты не против, давай поднимемся на шестой ярус. Хочу повидать сестру.

— С удовольствием, — ответил он.

Ждать нам пришлось не более пяти минут. Наконец из двери терминала вышла Яна в сопровождении группы офицеров. На ней была рабочая форма цвета хаки, её русые волосы был слегка взъерошены, а лицо выражало усталость вместе с торжеством. Я с трудом подавил первый порыв броситься к ней и лишь помахал рукой, сопроводив свой жест приветственным восклицанием.

Заметив меня, Яна радостно улыбнулась, что-то сказала своим подчинённым и быстрым шагом направилась ко мне. Отсалютовав Горану — в особенной манере: как старшему по званию, но младшему по возрасту, — она без стеснения обняла меня.

— Здорово, братишка.

— Привет, сестричка, — ответил я. — Как успехи?

— Ничего, грех жаловаться. Как раз сейчас на обшивку «Викторикса» наносят три звезды — одну большущую и две мелкие.

— Три корабля?!

— Ага. Катер, лёгкий корвет — один из тех, что оснащены дополнительными излучателями; кажется, это был последний, остальных прикончили ещё раньше. Но главное — авианосец.

— Тот самый «Тай-Лун»? — осведомился Горан.

— Да, тот самый.

— Круто! — сказал я. — Значит, в штабе ошиблись?

— Не в штабе. Мы сами сперва не разобрались. Шутка ли — вкупе с «Деллингером» выпустили штук шестьдесят бакенных мин. Только по пути сюда, внимательно просмотрев запись, капитан «Деллингера» сам признал, что мина, попавшая в «Тай-Лун» была не его, а наша.

— Так вы атаковали из апертуры?

Яна кивнула:

— По-другому к их линейным кораблям не подберёшься. Они прикрыты фрегатами и лёгкими крейсерами.

— А как их глубинные бомбы?

— Швыряют со страшной силой. Так что не вздумай проделывать такой номер — у корветов слабенькие контрмеры.

— Не вздумаю. Я не самоубийца, — заверил я сестру. — Ты куда сейчас?

— В штаб эскадры с отчётом. А потом загляну в оперцентр. Краешком глаза — только посмотрю на кэпа, как он там, и сразу смотаюсь. Кстати, твоя Прайс где-то поблизости?

— Нет, — ответил я смущённо. — Она не «моя Прайс», и сейчас она на корабле.

— Жаль. Хотелось бы присмотреться к ней получше. Но ничего, ещё успеется. — Яна поцеловала меня в щеку. — Ладно, я побежала. Поскорее улажу с отчётом и завалюсь спать. А если до твоего отлёта успею выспаться, то нагряну к тебе в гости. Не возражаешь?

— Что за вопрос!

Ещё раз поцеловав меня, сестра бросилась к ближайшему лифту. Провожая её взглядом, я сокрушённо думал:

«Значит, уже „моя Прайс“?… Чёрт возьми!»

2

В тот день Яне не удалось навестить меня на корабле, чтобы получше присмотреться к «моей Прайс». Она проснулась лишь за полчаса до нашего вылета, так что ей оставалось только послать мне по связи пожелания удачи.

Мы стартовали точно по графику и направились к окраине системы, чтобы сменить корабли Третьей волны. Формально зарконский дивизион находился в составе эскадры под командованием вице-адмирала Бенсона, но по условиям договора, заключённого ещё на Вавилоне, ему предоставлялась определённая свобода действий в рамках общей тактической задачи. Вместе с тем я обладал полученными от Павлова неофициальными полномочиями удерживать принца Горана от слишком рискованных эскапад. Иными словами, если он вздумает полезть в самое пекло, я имел полное право не подчиниться его приказу и даже помешать ему отдать подобный приказ другим кораблям дивизиона.

Впрочем, ни в какое пекло принц пока лезть не собирался. Незадолго до старта он переслал своим капитанам план полёта, который предусматривал сбор дивизиона в пяти миллионах километров южнее курса, по которому шли корабли второй тяньгонской группы вторжения. С его стороны это был разумный шаг — сначала оценить обстановку на безопасном расстоянии, а потом уже принимать решение о дальнейших действиях.

Совершив погружение, мы пошли в режиме обычного разгона, экономя ресурсы форсажа для перемещений в апертуре. Да и в любом случае, форсированный режим редко использовался при полётах в пределах системы — несколько минут выигрыша во времени не оправдывали энергетических затрат.

Лётная вахта на «Орионе» была укомплектована по штатному боевому расписанию — штурман Ганс Вебер, навигатор Марта Дэвис, оператор погружения Кортни Прайс и помощник штурмана Элис Тёрнер. Средства связи обслуживал лейтенант-командор Уинтерс, за пультами артиллерийских систем находились суб-лейтенант Картрайт и мичман Мэрфи. Принц Горан занимал резервный командный пульт, специально предназначенный для тех случаев когда корвет становился во главе соединения кораблей.

Весь путь занял у нас менее трети часа, и мы прибыли на место как раз вовремя, чтобы услышать, как по шифрованным каналам связи вице-адмирал Бенсон сообщил, что приступил к дежурству в мобильном командном центре, расположенном на линкоре «Биглер» в трёх миллионах километров от нас, и распорядился об отходе кораблей Третьей заградительной волны. После этого командиры соединений Четвёртой волны стали докладывать о готовности вступить в бой. Горан тоже доложил о своём дивизионе, и вскоре на наши тактические дисплеи стала поступать вся собранная информация о вражеских судах — тип (порой даже название), характеристики бортового вооружения, координаты, скорость, ускорение. Данные постоянно менялись — компьютер линкора рассчитывал передвижение тяньгонской группировки и регулярно корректировал свои вычисления с учётом собственных наблюдений и поступающих сведений от других наших кораблей.

По моему распоряжению Уинтерс сориентировал телескоп на середину вражеской группировки, и на большом обзорном экране возник плотный поток огоньков, плывущих справа налево на фоне неподвижных звёзд. Это были видны не сами корабли, а плазменные «хвосты» их термоядерных двигателей.

— Увеличить изображение, — скомандовал я.

В следующую секунду весь экран заполонили крохотные, похожие на игрушечные корабли, которые так стремительно проносились перед нашими глазами, что нельзя было ничего разглядеть.

— Синхронизирую, — сообщил Уинтерс, опережая мой следующий приказ.

Корабли замедлили свой бег и наконец замерли. Зато звёзды, ранее неподвижные, понеслись в обратную сторону.

— Чёртова прорва! — пробормотал Вебер, выразив наше общее мнение о численности вражеских сил.

Мы видели только малую часть одной из шести ударных группировок, но даже на этой картинке мы насчитали два авианосца, четыре линкора, один десантный транспорт, добрую сотню тяжёлых крейсеров, дредноутов и факельщиков. А о всякой «мелюзге» — второй класс и ниже — и говорить на приходилось.

— Это не только корабли, — произнесла Кортни Прайс, завороженно глядя на экран. — Каждый линкор — это ещё и дивизия космической пехоты, авианосец — целый авиационный корпус, десантный транспорт — армейский корпус. Если они высадятся на Ютланд…

Дальше можно было не продолжать. Эндокринин был богатством планеты и был её бедой. Реликтовая аномалия была её шансом на спасение. Только благодаря ей мы могли рассчитывать остановить такую армаду.

Внезапно один из факельщиков в левом нижнем углу экрана вспыхнул, как факел. Уж простите за этот каламбур — но именно такое создалось у нас впечатление. Никто из присутствующих не уловил момент атаки. Если вообще была атака, а не банальная катастрофа…

— Стоп! — приказал я Уинтерсу. — Запись назад. Очень медленный повтор.

— Выполняю, кэп!

При медленном повторе мы увидели, как справа от обречённого факельщика из вакуума возникли два фрегата и, проплывая мимо противника (а в реальном времени — стремительно проносясь мимо него), одновременно дали залп из всех бортовых орудий. А затем они слаженно, секунда в секунду, совершили экстренное погружение.

— Вот это здорово! — восхищённо прокомментировал Купер. — Просто блестяще.

Я сверился с новой информацией, только что поступившей на тактический дисплей.

— Фрегаты «Герхард Мюллер» и «Эриданский волк».

Среди новых кораблей ютландского флота было множество всякой эриданской «живности» — от львов, медведей и тигров до орлов, лисов и даже кобр.

— У второго капитан явно эриданец, — предположила Кортни.

— У первого тоже, — сказал я.

— Да, — с завистью произнесла Дэвис. — Сказывается выучка… И таких людей выперли со службы!

Между тем картинка на экране вернулась к текущим событиям. Вернее, к тем, что происходили семнадцать секунд назад — ровно столько нужно свету для преодоления пяти миллионов километров.

Вспыхнул тяньгонский дредноут — но не так эффектно, как факельщик. Он был не уничтожен, а только подбит. Впрочем, принципиальной разницы не было — так или иначе, он вышел из строя.

На сей раз, кажется, мой глаз уловил быстро пронёсшийся мимо дредноута наш корабль. А кратковременную вспышку от залпа орудий я точно заметил.

— Крейсер «Мэган», кэп Ольсен, — спустя некоторое время сообщил Уинтерс, когда поступил очередной пакет сведений. — Наш бывший шкипер неплохо работает.

— Четвёртая волна уже в бою! — нетерпеливо воскликнула Кортни. — А мы что здесь торчим?

— Не торопитесь, мисс Прайс, — флегматично отозвался принц Горан, не отрывая взгляда от своего тактического дисплея. — Ещё успеется. Сейчас я готовлю план. А поспешишь — людей насмешишь… Мистер Уинтерс, общий канал по дивизиону.

— Готово, адмирал!

Горан передал координаты для очередного броска. На этот раз мы должны были приблизиться к противнику на девятьсот пятьдесят тысяч километров. Теоретически, с такого расстояния нас уже можно было достать мощным лазерным импульсом — но он был способен причинить неприятности лишь в отсутствие защитного поля, отключать которое мы не собирались.

— Вот теперь мы начинаем действовать, — произнёс принц, когда катера стали погружаться в вакуум. — Пора уже надрать задницы проклятым тяньгонцам.

3

Переход занял у нас всего лишь несколько минут. Кортни произвела погружение и всплытие просто идеально. Она-то и прежде была отличным пилотом, но в последние дни в её действиях стали проявляться не только талант и мастерство, но и настоящая зрелость. Мне очень хотелось думать, что этот качественный скачок произошёл сам по себе, а не из-за меня.

«Моя Прайс»… Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Следуя указаниям принца, Уинтерс сориентировал телескоп на тот же участок тяньгонской группировки, что и раньше, синхронизировал его медленное вращение с движением вражеских судов и сместил изображение к краю, чтобы нижняя четверть экрана оставалась свободной.

— Уберите звёзды, мистер Уинтерс, они мешают. И доложите в командный центр, что мы намерены атаковать в секторе F 845 324.

Уинтерс доложил, но немедленного ответа, естественно не последовало. Наш дивизион отделяло от командного линкора свыше шести миллионов километров.

— Отдельный канал связи с бортами от первого до тридцатого, — распорядился Горан. По правилам военного флота, корабли пятого класса не имели собственных оригинальных названий; они именовались просто «борт» с порядковым номером, а при необходимости добавлялось название их бригады или дивизиона.

Когда канал связи был установлен, принц распорядился о подготовке к первому боевому вылету и передал каждому капитану план атаки с указанием конкретной цели, её траектории движения, координатами и временем всплытия для её поражения.

Я не знал, какой из Горана пилот (и проверять это не собирался), но командир он вроде был неплохой. На память мне пришло изречение отца, которое я слышал ещё в детстве: «Командующий армией не обязан быть хорошим солдатом, а командующий флотом может и не уметь управлять кораблём». Также я вспомнил о древнем адмирале Нельсоне, который страдал от морской болезни. Впрочем, водить корабли он умел.

А ещё я понял одну вещь: самолично участвовать в сражении принц не собирается. Он намерен лишь руководить катерами своего дивизиона, оставаясь вне досягаемости орудий противника. Если отец знал это наперёд, то он не просто обеспечил меня дополнительной страховкой. Фактически тем самым он вывел меня из боя, не запрещая участвовать в войне…

Вебер наклонился в мою сторону и произнёс по-эридански быстрой скороговоркой, которую инопланетники, даже владеющие нашим языком, разобрать не могли:

— Зря я не пошёл к Яне. С этим малышом, который мнит себя главнокомандующим, наши орудия покроются паутиной.

— Можете пострелять для профилактики, — ответил Горан, который как раз закончил инструктаж своих капитанов. — Извините, забыл вас предупредить, что ко всему прочему у меня абсолютный музыкальный слух. В чём-то вы правы, мистер Вебер. Я человек мирной профессии. Контр-адмирал — моё первое воинское звание и, надеюсь, последнее. Но вы ошибаетесь, если думаете, что я боюсь сражения. Просто ваш «Орион» не вписывается в мою тактическую схему как боевая единица. Зато для командования дивизионом — и тут адмирал Шнайдер был совершенно прав — он подходит идеально.

Уинтерс доложил:

— Получено сжатое сообщение от командного центра. Распаковываю.

На экране внешней связи возникло лицо вице-адмирала Бенсона.

— Господин принц, — заговорил он. — Мы приняли к сведению ваше намерение атаковать в секторе F 845 324. Возражений нет. Однако имейте в виду, что ваш дивизион не приспособлен для ведения массированных боевых действий.

Экран погас.

— Имею, имею, — ответил в пустоту Горан, а потом обратился к тридцати своим капитанам: — Господа, время пришло. Удачной охоты!

Катера почти одновременно совершили погружение.

— Мистер Уинтерс, — распорядился принц. — Открытый канал связи в широком коротковолновом диапазоне. Максимальная интенсивность сигнала — в направлении вражеской группировки.

Уинтерс был удивлён, но подчинился.

— Канал готов, сэр.

Положив руку на консоль, Горан нажал несколько клавиш. На обзорном экране появились красные крестики, обозначавшие цели для атаки. Я испытал настоящий шок, когда убедился, что это — сплошь самые крупные суда, включая авианосцы, линкоры и десантный транспорт. Лакомые кусочки — но ведь их плотно прикрывали корабли сопровождения!

— Ни фига ж себе аппетиты! — произнесла Элис, и все мы были с ней согласны.

— Мелкая рыбёшка меня не интересует, — невозмутимо сказал принц. — Без тяжёлых кораблей вторжение обречено. — Он включил микрофон и заговорил совершенно другим голосом, в котором звучал металл: — Слушайте, тяньгонские ублюдки! К вам обращается принц Горан Зарконский, брат принцессы Эрики, которую убил ваш мерзкий диктатор генерал Чанг. Теперь настал час расплаты. Получайте от всего Заркона. Добро пожаловать в ад!

Едва принц закончил — а он наверняка следил за хронометражем, — как немного в стороне от потока вражеских судов полыхнула вспышка, голубая молния протянулась через пол экрана и вонзилась в вытянутый нос одного из линкоров, туда, где располагался вакуумный излучатель. При этом, как ни странно, луч беспрепятственно прошёл сквозь корпусы двух кораблей, оказавшихся на его пути.

Вслед за этим замелькали новые молнии, целью которых были другие обозначенные крестиками суда.

— Это «звапы»! — первой сообразила Кортни и скривилась. — Как глупо…

Горан невозмутимо ухмыльнулся.

— Э, нет, совсем не глупо! — отозвался Купер. — Вы только посмотрите!

Мы уже и так смотрели во все глаза. Вокруг носовой части линкора возникло знакомое всем лётчикам сияние — вторичное излучение от аннигиляции электронно-позитронных пар.

— Индуцированное погружение! — потрясённо произнёс Вебер. — На одном излучателе. Сейчас будет штопор… Вот!

На научном жаргоне это называлось критической дистенсией, которая возникала при неравномерном погружении корабля в вакуум. Мы, звёздные лётчики, предпочитали термин «штопор», позаимствовав его из арсенала воздушной авиации. Но для нас это была не фигура высшего пилотажа — это означало неизбежную катастрофу. Линкор в прямом смысле слова разорвало на куски, а в следующую секунду все части, на которые он распался, полыхнули ослепительным огнём.

То же самое случилось ещё с двумя линкорами и одним авианосцем. А десяток кораблей первого класса — тяжёлые крейсера, факельщики и дредноуты, — которые тоже подверглись атаке, погибли ещё быстрее, не успев даже войти в штопор. Через пару секунд после залпов из «звапов» их излучатели попросту взрывались от избытка поглощаемой из вакуума энергии.

— Шестнадцать целей уничтожено, — подвёл итог Горан, тут же принимаясь за составление плана для следующей группы катеров. — Четырнадцать промахов, одно ошибочное попадание — фрегат вместо десантного транспорта. Потерь — ноль. Вполне удовлетворительно.

— Удовлетворительно… — пробормотал Вебер. — Чтоб я сдох, если это только удовлетворительно! Сэр, адмирал, вы гений!

— Я знаю, — скромно ответил принц, не отрываясь от работы. — К сожалению, ни мистер Шнайдер-младший, ещё на Вавилоне, ни мистер Шнайдер-старший, уже здесь, на Ютланде, не оценили моей гениальности.

— Но мы не предполагали… — начал было я.

— А следовало предположить, капитан. В спокойном вакууме мои «звапы» не действуют; в слабоаномальной области они парализуют работу излучателей. Почему бы вам было не задуматься: а вдруг при сильной аномалии проявится новый эффект? Тем более, что я упомянул при вас о «вакуумном зажигании». Здесь, где энергетические уровни возбуждены до предела, очень легко зациклить излучатели, заставить их бесконтрольно поглощать энергию. Причём это фундаментальный эффект — он основан не на каких-то конструктивных особенностях излучателей, а на самом принципе их работы.

Горан сделал паузу, чтобы связаться с вернувшимися катерами и поздравить их с успешным выполнением задания. Потом, по другому каналу, приказал капитанам следующих тридцати катеров готовиться к боевому вылету.

— Нет, я вас решительно не понимаю, — продолжал он, закончив с переговорами. — Вы отнеслись ко мне, как к шуту гороховому. За десять дней вам даже в голову не пришло испытать мои «звапы» в условиях вашей аномалии. А я не навязывался — в конце концов, вы здесь хозяева и лучше знаете, в чём нуждаетесь. А теперь… Теперь вам это дорого обойдётся.

Я вспомнил предыдущий случай, когда нам «дорого обошлось», и поёжился при мысли о том, насколько дороже обойдётся на сей раз…

— Адмирал, — произнёс Уинтерс. — Вас вызывает командный центр.

Принц мотнул головой:

— Мне некогда. Не собираюсь вести беседу с минутными перерывами. Сообщите, что я занят.

Вторая группа катеров уничтожила ещё двенадцать тяжёлых кораблей при нулевых потерях.

— Ничего, пусть будут промахи, — прокомментировал Горан. — Лучше так, чем подходить ближе, рискуя катерами.

Тем не менее, при третьем боевом вылете один из катеров был подбит. Эта потеря сильно подействовала на принца, и даже то обстоятельство, что было поражено двадцать два корабля, не утешило его.

— Эх, чёрт, ребята, — мрачно проговорил он, обращаясь к погибшим. — Я же предупреждал вас: выбились из графика — уходите, не рискуйте.

— Вы собирались вообще обойтись без потерь? — спросил у него Купер.

— Нет, конечно. Мы все знали, на что шли. И дед отрядил со мной проверенных, опытных офицеров, готовых ко всему… Но именно на их опыт я и рассчитывал. А допустить такую неосторожность… Нет, это совсем необязательная потеря.

«Он плохой командующий, — понял я. — Способностей ему не занимать, но он не умеет главного — забывать о людях и считать корабли „боевыми единицами“. Как это делают отец с Павловым…»

— Ладно, — сказал Горан. — Мистер Уинтерс, передайте в командный центр информацию о «борте-67». Когда тяньгонцы пройдут мимо, пускай им займутся. Может, «звапы» уцелели. А ещё сообщите, что мы переходим в сектор F 831 149. Капитан Шнайдер, готовьтесь к передислокации. Передаю координаты всем кораблям дивизиона.

На новом месте принц наметил восемнадцать целей и отправил на их поражение оставшиеся восемнадцать катеров, которые не участвовали в трёх предыдущих боевых вылетах. На сей раз обошлось без потерь с нашей стороны, но было уничтожено лишь шесть кораблей — зато среди них были авианосец и десантный транспорт.

Когда шла подготовка к пятой по счёту атаке, Уинтерс доложил:

— В полумиллионе километров зарегистрировано всплытие крупной группы кораблей. Позывные наши. Среди них — линкор «Биглер». Адмирал, вас вызывает командный центр.

Горан уже не мог отказаться, сославшись на длительные паузы в разговоре. Недовольно поморщившись, он ответил:

— Хорошо, соединяйте.

На экране внешней связи вновь возник вице-адмирал Бенсон — но уже не в записи, а, что называется, в прямом эфире.

— Действия вашего дивизиона впечатляют, адмирал, — произнёс он. Уже само обращение свидетельствовало о том, что Бенсон в корне изменил своё мнение о принце и его катерах. — Хотя, признаться, когда я услышал вашу речь к тяньгонцам, то принял её за обычную юношескую патетику.

— Это и была патетика. Согласен — мальчишеская выходка. Но я не мог сдержаться.

— На вашем месте я бы тоже не сдержался. Тем более, что ваши слова не были пустой угрозой… Но перейдём к делу. Я получил от Главного Командования директиву, касающуюся вас, адмирал. Вам очень настоятельно рекомендуют прекратить боевые вылеты и вернуться на базу.

— Но с какой стати? По-моему, дела идут хорошо.

— Даже очень хорошо, — подтвердил Бенсон. — Это не мои слова, а адмирала Шнайдера. И он просил передать вам следующее: вы рано начали. Учитывая цель, которую вы преследуете и которая совпадает с нашей, вы слишком поторопились. Подумайте над этим.

Принц вскочил с кресла и прошёлся по рубке.

— Да, чёрт возьми! — остановившись, произнёс он. — Адмирал Шнайдер прав. Я действительно поторопился. В своих планах я неявно подразумевал, что тяньгонцы будут идти на сверхсвете до последнего, но… Да, верно. Пока что с них хватит. Мы уходим. — Горан повернулся ко мне: — Капитан, приготовьтесь к старту. Мистер Уинтерс, передайте всем кораблям дивизиона, что боевые вылеты отменяются. Мы возвращаемся на базу.

— Вот и отлично, — с облегчением в голосе произнёс адмирал Бенсон. — В Ставке вас ожидают с нетерпением.

Принц внимательно посмотрел на него:

— Скажите, адмирал, а что бы вы сделали, если бы я не согласился вернуться? Приказали бы капитану Шнайдеру арестовать меня и силой доставить обратно? Ведь так?

В ответ Бенсон лишь загадочно усмехнулся.

4

Как только «Орион» прибыл к Станции-Один, с диспетчерской поступило сообщение, что к нашему кораблю направляется шлюпка.

— Бьюсь об заклад, — с усмешкой заметил Горан, — что я знаю, кто к нам так торопится.

Принимать пари я не стал, так как и сам догадывался, с кем мы сейчас встретимся. Только не знал, будет ли сопровождать его Павлов.

Отец вошёл в рубку управления один. При его появлении боцман вытянулся в струнку и взревел, рискуя повредить голосовые связки:

— Верховный главнокомандующий на мостике!

Те из нас, кто был в головных убора, взяли под козырёк; остальные, кроме Горана, встали по стойке «смирно».

— Вольно, господа, — сказал отец. — Поздравляю вас с успешной боевой операцией.

— Которая завершилась преждевременно, — не преминул вставить принц.

— Которая началась преждевременно, — поправил его отец. — И вы должны это понимать, адмирал.

— Да, сэр, я уже понял.

— Вам хотелось первым нанести удар, верно? В гордом одиночестве, чтобы сполна насладиться местью. Вы бы не испытали такого удовольствия, если бы одновременно с вами это оружие применили другие соединения нашего флота. Именно поэтому вы утаили от нас, на что способны ваши «звапы».

— Я ничего не утаивал, — возразил принц. — Я с самого начала предлагал вам их купить, но вы попросту отмахнулись от меня и не удосужились даже спросить, как они действуют в условиях сильной аномалии. Вы утвердились в мысли, что «звапы» для вас бесполезны, и перестали думать о них.

— Согласен, в этом есть доля нашей вины, — признал отец. — И моей, и тех моих подчинённых, которые по долгу службы должны были проявить больше внимания к «звапам». Отчасти нас оправдывает загруженность работой, а отчасти — ваше легкомысленное поведение. Вы делали всё, чтобы мы не принимали вас всерьёз. Я беру назад свои слова об утаивании. Вы ничего не утаивали, вы просто умалчивали. Скажу даже — скромно умалчивали. И делали это по двум причинам. Первую я уже назвал — чисто ребяческое желание ошеломить и нас, и противника, показать всем, какой вы крутой. А вторая причина не менее очевидна — вы набивали себе цену. Что ж, теперь я готов её услышать. Сколько вы просите за те пять сотен «звапов»?

Как оказалось, Горан был заранее готов к этому. Он достал из кармана кителя сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его отцу.

— Торгов не будет, сэр. Это окончательное предложение.

Отец не спеша развернул бумагу, посмотрел на указанную там сумму, затем снова сложил лист. На его лице осталось прежнее выражение.

— Неплохо, — сказал он. — Очень впечатляет.

— Это включает в себя не только стоимость пятисот единиц готовых «звапов», но и неограниченный патент на их производство, — сообщил принц. — Также я, как владелец авторских прав, обязуюсь в течение последующих десяти лет бесплатно предоставлять вам всю научную и техническую документацию по дальнейшим разработкам данного типа оружия.

— Очень мило с вашей стороны, — заметил отец, но я так и не понял — с иронией или совершенно серьёзно. — Хорошо, адмирал. Правительство Ютланда принимает ваши условия. Однако выплатить запрошенную вами сумму мы сейчас не можем. Все наши внешнеторговые активы размещены в вавилонских банках.

— Не страшно. Меня вполне устроит годичный срок оплаты.

— Нас это тоже устраивает. Если у вас нет других планов, мы можем прямо сейчас отправиться в мою здешнюю резиденцию и приступить к составлению контракта.

Горан как-то вяло покачал головой:

— Это не к спеху, сэр. Сейчас я хочу отдохнуть… Странное дело, ведь не так давно я проснулся… А вы можете приступать к монтажу «звапов» на свои корабли. Раз мы договорились о цене, то я целиком полагаюсь на ваше слово. — Он снова сунул руку в карман и извлёк оттуда лазерный мини-диск в прозрачном футляре. — Здесь все инструкции по установке и отладке, а также необходимое программное обеспечение для систем контроля и управления. Ещё я разрешаю снять вторые «звапы» с моих катеров. В здешних условиях два орудия на одном корабле излишни, вполне хватит и одного.

Отец кивнул:

— Как раз об этом я собирался вас просить. Рад, что по данному вопросу у нас не возникло разногласий. Теперь насчёт вашего дивизиона, адмирал…

— Да, — сказал принц. — Я не возражаю. Можете расформировать его.

Отец уставился на Горана с удивлением:

— Даже так?! Вообще-то я собирался предложить обратное — укрепить ваш дивизион, приставив к каждому катеру группу прикрытия из нескольких кораблей.

— Тем самым превратив его в небольшую эскадру. Верное решение. У нас сравнительно немного «звапов», поэтому каждый оснащённый ими корабль должен действовать в составе мобильной группы, которая будет прикрывать его от вражеского огня. В данных условиях это наиболее эффективная тактика. — Принц помолчал. — Но командовать таким крупным соединением будет выше моих сил, сэр. Я знаю предел своих возможностей. А гордость не позволит мне выступать в роли номинального командующего. Так что забирайте катера, формируйте вокруг них ударные группы… И даже, если хотите, снимайте с них оба «звапа» и устанавливайте на своих кораблях. Но в этом случае я настаиваю, чтобы все мои люди влились в экипажи этих кораблей, лётчики и артиллеристы вошли в состав боевых вахт, а капитаны заняли должности старших помощников или первых пилотов — уверяю вас, они опытные офицеры.

— Я это знаю, адмирал. И согласен на ваши условия. А как же вы?

— Я не против командовать одной из таких ударных групп. Свою жажду мести я уже утолил, но отсиживаться в тылу не собираюсь. Пусть на «Орионе» установят «звап» — я неплохо сработался с капитаном Шнайдером. Наверное, по причине небольшой разницы в возрасте. Я не комплексую из-за своей молодости, а он — из-за моего мундира… А теперь, с вашего разрешения, я пойду отдыхать.

Отсалютовав отцу и кивнув нам, Горан вышел из рубки. Боцман немного хрипловатым голосом сообщил, что адмирал мостик покинул.

— У него шок, — тихо произнёс Купер, обращаясь к самому себе. — Он потерял один из своих экипажей.

— Да, у него шок, — согласился отец. — Но не только из-за потерянного катера. Он наконец осознал, что за каких-нибудь два часа уничтожил почти шесть десятков кораблей с людьми. Эти люди были враги — и нашей, и его страны; но всё равно они люди. А он уничтожил их руками своих подчинённых — сам не участвуя в сражении, не подвергаясь никакому риску. Именно это тяготит его. Только сейчас он почувствовал разницу между командиром и командующим. Роль командующего ему не понравилась.

Кортни Прайс нерешительно подняла руку:

— Разрешите обратиться, адмирал.

— Слушаю вас, лейтенант.

— Сэр, — начала она. — Я не совсем поняла начало вашего разговора. Ну, что мы преждевременно применили «звапы».

— Это просто, мисс Прайс. Тяньгонцы ещё не миновали так называемую «точку возврата», в любой момент они могут прервать атаку, перейти в погружение и направиться в заранее обусловленное место сбора, чтобы скорректировать свои планы и применить другую тактику вторжения. Они так и поступят, если обстоятельства будут складываться откровенно не в их пользу. Кстати говоря, эти обстоятельства и впрямь сложились для них паршиво: они неправильно сгруппировали свои силы, и уже за первые восемнадцать часов сражения потеряли пять сотен кораблей. Но адмирал Павлов позаботился о том, чтобы ввести их в заблуждение по поводу наших потерь. С каждой волной в бой отправляются специальные соединения кораблей, которые имитируют собственную гибель, создавая у тяньгонцев иллюзию, что на три их потерянных судна приходится одно наше. Такое соотношение противника вполне устраивало — а тут вмешался ваш дивизион и здорово подпортил статистику. Но это ещё не самое худшее. Принц Горан по горячности продемонстрировал в действии новое оружие, чем мог спугнуть тяньгонцев. К счастью, он, хоть и необыкновенно одарённый юноша, всё же новичок в командном деле и действовал с невысокой эффективностью. Будь на его месте опытный флотоводец, то за это же время катера совершили бы не сто восемнадцать, а свыше трёх сотен боевых вылетов и уничтожили бы как минимум двести вражеских кораблей. Это заставило бы тяньгонских адмиралов крепко задуматься… Впрочем, я полагаю, что они и так задумались. Но будем надеяться, что они не придадут слишком большого значения этому эпизоду. Во всяком случае, такого большого, чтобы «переиграть» вторжение.

— А чем это плохо? — спросил я. — По мне, так пусть вторгаются по-новому.

— От добра добра не ищут, капитан. Я уже говорил, что тяньгонские адмиралы использовали неудачное построение. Кроме того, узнав о нашей непроходимой аномалии, они разделили свой флот на шесть группировок, механически применив военную практику четырёхсотлетней давности. С их стороны это было ошибкой — ведь наши корабли, в отличие от древних, способны перемещаться на сверхсвете в пределах системы, и этот манёвр никоим образом не усложнил нам жизнь, зато распылил вражеские силы. А вот если бы они пошли одной плотной группировкой, нам было бы труднее. Тем более это нежелательно сейчас, когда у нас появились «звапы». Вне всяких сомнений, мы разобьём тяньгонцев, но для меня, как императора и верховного главнокомандующего, очень важно, чтобы победа досталась нам ценой наименьших потерь.

Отец умолк, обвёл всех нас взглядом и добавил:

— Леди и джентльмены. Всё, что говорилось в этой рубке с момента моего появления, вряд ли можно назвать государственной тайной. Но я просил бы вас не распространяться об этом. Время ещё не настало. — Он слегка поправил мундир, и без того идеально сидящий на нём. — Всего вам хорошего, господа. Капитан Шнайдер, следуйте за мной.

Когда мы выходили из рубки, боцман торжественно провозгласил:

— Верховный главнокомандующий мостик покинул! Капитан мостик покинул!

Шагая рядом со мной по коридору, отец заметил:

— Когда создавался ютландский флот, я был решительно против дежурного боцмана в рубке. Мне больше по душе практика в Астроэкспедиции и на гражданских судах — симпатичные длинноногие стюардессы и никаких выкриков о капитане или адмирале на мостике. Но мои подчинённые, в особенности адмирал Биргофф, оказались более консервативными, чем я, и эту традицию пришлось сохранить.

Мы вошли в мою капитанскую каюту. Первая комната представляла собой кабинет со столом, компьютерным терминалом и мягким вращающимся креслом. Отец скользнул взглядом по моему рабочему месту, затем подступил к встроенным в стену полкам, где ровными рядами стояли книги и лазерные диски.

— Здесь у тебя, как и дома, идеальный порядок, — произнёс он. — А вот я всегда был немного расхлябанным. Твоя аккуратность, несомненно, от матери.

Потом отец заглянул во вторую комнату — спальню. Огромный матрас, укрытый шёлковыми простынями, он комментировать не стал, а лишь заметил:

— А здесь очень уютно. Чувствуется женская рука. Лина, конечно?

— Да. В основном она.

— Славная девочка. Ты ещё не говорил с ней о ребёнке? Так хочется покачать на руках внука.

— Уже решено, — ответил я. — Как только уладится кризис. Ну, в смысле, через девять месяцев после того, как всё уладится. Лина и Элис хотят родить в одно время. Элис — мальчика, Лина — девочку.

— Это будет замечательно, — согласился отец. — Сразу сын и дочка, внук и внучка… А как твоя третья? Прайс.

Я вздохнул.

— Прайс не моя третья. Она вообще не моя. Она просто… ну, просто так. Временно.

Отец хмыкнул.

— Я мог бы сказать, что нет ничего более постоянного, чем временное. Но ограничусь другой поговоркой, чисто ютландской: твои женщины — твоё личное горе. — Он присел на одно из откидных стульев у стены. — Ладно, у меня мало времени. Давай к делу, Алекс. Как ты относишься к предложению принца Горана?

— Думаю, это разумно. Зарконские катера не слишком хороши в бою, их единственное достоинство — «звапы». А они будут действовать куда эффективнее на корветах или высококлассных боевых катерах. Шок шоком, но Горан поступил действительно мудро, согласившись расформировать свой дивизион.

— Целиком согласен с тобой. Однако я спрашивал о другом. Как ты относишься к идее принца установить «звап» на твой корабль?

«Прежде всего, — подумал я, — это отличная страховка. Почти стопроцентная гарантия, что я закончу войну целым и невредимым. Мой корвет будет сопровождать в бою группа кораблей с чётко поставленной задачей — беречь и защищать. Не сына императора, нет; а драгоценный „звап“. Оружие, которое свалилось на нас, как манна небесная; залог нашей быстрой победы…»

А вслух я сказал:

— Это очень ответственное задание, сэр. Сомневаюсь, что я заслужил его. Да, «Орион» — один из лучших корветов ютландского флота. И лётная команда у меня талантливая, но большей частью молодая и неопытная. Это если не считать Вебера и отчасти — Купера с Дэвис. А опытных и знающих своё дело командиров и пилотов во флоте достаточно. Взять тех же эриданцев — одних только капитанов было уволено свыше тысячи. А теперь их стало ещё больше — ведь при поступлении в наши ВКС капитанские чины и должности получили почти все старшие эриданские офицеры-лётчики. И я уверен, что среди них найдётся семь сотен настоящих асов, более умелых, более достойных, чем я.

Отец удовлетворённо кивнул:

— Как раз это я хотел от тебя услышать, сын. Я знаю: ты говоришь, что думаешь, не хитришь и не кокетничаешь. Но коль скоро речь зашла об асах, то ты — один из них. Что называется, молодой да ранний. Так считают Павлов и Томассон — а их-то никак не заподозришь в стремлении польстить мне. И твои бывшие сослуживцы с «Марианны» придерживаются того же мнения. А Вебер даже пошёл служить под твоим началом. Так что тут ты скромничаешь. Ты — ас. Не слишком опытный, ещё молодой — но ас. И «звап» ты получишь. Хотя бы потому, что об этом попросил принц Горан. А я не могу не прислушаться к его мнению, ведь мы многим обязаны ему. Да, конечно, он парень не промах, за своё оружие содрал с нас ни много ни мало почти полугодичную выручку с продажи эндокринина. Но разве имеют значение деньги, когда речь идёт о человеческих жизнях? Поэтому «Орион» будет оснащён «звапом» и станет ядром мобильной ударной группы под командованием принца Зарконского. Так я решил.

«Ну и хитрющий же ты сукин сын! — восхитился я в мыслях. — Всё сказал правильно. Всё логично. Лишь об одном умолчал, о главном — что хочешь уберечь меня…»

Отец поднялся.

— Что ж, мне пора. Нужно отдать распоряжение о монтаже «звапов», а потом, когда Павлов проснётся — ты только представь: мне пришлось чуть ли не силой уложить его в постель и напоить снотворным! — мы займёмся пересмотром тактики сражения с учётом нашего нового оружия… — Он покачал головой. — Просто невероятно! Кто бы мог подумать, что всё так удачно обернётся. С этими «звапами» нам сказочно повезло.

— Уже второй раз повезло, — заметил я. — Сначала с эриданцами — и теперь у нас мощный, боеспособный Звёздный Флот. А потом повезло со «звапами» — и к высокому профессионализму лётного и командного состава флота добавилось чертовски эффективное оружие.

Отец остановился у двери. Посмотрев на меня долгим взглядом, он сказал:

— С эриданцами нам не повезло, Алекс.

— Как это? — удивился я.

— В том смысле, что не было никакого везения, никакой случайности. Как мой сын, ты должен это знать. Я никогда не планировал нового переворота на Октавии. Да, я финансировал заговор, поддерживал его — но не для того, чтобы осуществить честолюбивые мечты нескольких адмиралов и генералов. Из года в год я готовил пополнение для Вооружённых Сил Ютланда.

Перед глазами у меня всё поплыло.

— Значит… ты…

— Совершенно верно, Алекс. Разоблачение заговора произошло как раз в тот момент, когда это понадобилось. И подельники Гарсии тут ни при чём. Это устроил Фаулер — единственный, кто был в курсе моих планов. Получив от меня условный сигнал, он позаботился о том, чтобы эриданское правительство заполучило списки всех заговорщиков. Причём слово «заговорщики» можно наполовину заключить в кавычки, так как почти каждый второй из тех списков не имел к заговору никакого отношения. Зато это были блестящие офицеры, высококлассные профессионалы, элита флота. А что касается эффекта «раздачи», то я предвидел массовую чистку рядов, но её масштабы поразили даже меня. Я не ожидал, что правительство так испугается.

— Ох, чёрт! — потрясённо произнёс я, прижав ладони к вискам. — Ты… ты обманывал людей. Ты подставлял их! Ты манипулировал их судьбами… судьбами десятков тысяч…

— Да, сын, я это делал. Ради спасения трёхсот миллионов ютландцев. И если Бог есть, то… — Отец помолчал. — Я сомневаюсь, что он простит меня. Но он, безусловно, меня поймёт.

5

К исходу третьих суток вторжения тяньгонский флот миновал «точку возврата», и тогда начался его разгром.

Специальные подразделения «живых покойников» перестали имитировать ложные потери, ранее призванные вводить врага в заблуждение. Наши корабли усилили давление на тяньгонцев, и в бой наконец-то вступили корветы, оснащённые зарконскими «звапами».

«Орион» с кораблями прикрытия вылетел в составе первой очереди из ста семидесяти шести ударных групп. Включившись в сражение, мы сразу убедились, как крупно просчитались тяньгонские адмиралы, разделив свой флот на шесть частей. Давным-давно, когда из-за гравитационных возмущений корабли не могли погружаться в вакуум в окрестностях системы, это была верная тактика, призванная растянуть силы обороняющихся. Но наши корабли свободно бороздили глубины Моря Дирака и за короткое время могли передислоцироваться в любую точку системы за пределами «теневой зоны», до которой было ещё очень далеко. Зато вражеские группировки не имели возможности обмениваться помощью и менять свою диспозицию. Вдобавок они избрали слишком растянутое построение: с одной стороны, это уменьшало площадь эффективного сечения, что снижало потери при массированном обстреле с флангов и ковровых минных атаках из апертуры; но с другой, облегчало нам единичные набеги — вынырнул из вакуума, обстрелял врага и сразу скрылся.

Дробление тяньгонского флота на шесть частей и их растянутое построение было на руку и при «зваповых» атаках. Благодаря более мощным, чем у катеров, бортовым реакторам корветов, дальность поражения возросла в несколько раз, и нам не приходилось слишком близко подбираться к потоку вражеских кораблей, чтобы иметь возможность обстреливать наиболее крупные суда, находящиеся в самой его середине. А то, что все корабли линейного класса, шли под плотным прикрытием, не очень усложняло нашу задачу. Лучи из «звапов» (Горан любезно объяснил, что они представляют собой пучки микроскопически тонких «нитей» нагретого до температуры глубокого инсайда внешнего вакуума) беспрепятственно проникали и сквозь силовое поле, и сквозь плотную материю, не повреждая её, пока не встречали на своём пути излучатель, который жадно поглощал их энергию, после чего срабатывал тот самый эффект «вакуумного зажигания».

За первые шесть часов атаки ударных «зваповых» групп была уничтожена добрая треть линейного состава тяньгонского флота. Поражение других целей — кораблей первого класса и ниже — по ходу дела производилось, но пока не являлось для нас приоритетной задачей. Главными мишенями были линкоры, авианосцы и десантные транспорты — суда, без которых противник не мог перевести сражение на поверхность планеты и в её воздушное пространство.

К концу нашей боевой смены из ста семидесяти шести участвовавших в битве корветов, оснащённых «звапами», погиб только один — и исключительно по неосторожности капитана, который после удачного залпа и быстрого погружения в апертуру, распорядился на секунду всплыть, чтобы посмотреть на результат своей работы. Эта секунда оказалась для корвета роковой, а корабли прикрытия просто физически не успели среагировать на несогласованный манёвр своего подопечного.

За исключением этого случая, остальные корветы-«звапоносцы» ни разу не подвергались смертельной опасности, их надёжно прикрывали корабли сопровождения. Прикрывали — и порой гибли, выполняя свою задачу «беречь и защищать».

Не избежала потерь и наша группа. Один из фрегатов был подбит, прикрывая «Орион» от массированной огневой атаки трёх вражеских эсминцев, а час спустя у лёгкого крейсера был повреждён излучатель — к счастью, это не помешало ему совершить погружение и уйти на базу для ремонта. В обоих случаях нам немедленно присылали замену.

Когда положенные шесть часов истекли, и мы, по приказу командования, направились к Станции-Один, в душе каждого из присутствовавших на мостике «Ориона» царила странная смесь ликования и печали. Мы уничтожили немало тяньгонских кораблей и могли гордиться эффективность своих атак — без малого девяносто процентов попаданий. Но также мы думали о людях, погибших на фрегате. Сейчас шла война, смерть была повсюду, но эти люди погибли рядом с нами, защищая нас. Можно даже сказать — вместо нас…

— Капитан был эриданец, — произнёс Вебер, первым заговорив вслух о том, о чём мы все думали. — Старший помощник — из пилотов-отставников; кажется, родом с Брешии. Это всё, что я знаю.

— Я виноват, — отозвался Горан. — Я видел, что те проклятые эсминцы смещаются к периферии. Но рассчитывал, что успеем.

— Мы бы успели, — сказал суб-лейтенант Картрайт. — Если бы я не потратил три секунды на уточнение цели.

— А я задержалась с погружением, — внесла свою лепту Кортни.

Я понял, что это самобичевание нужно немедленно прекратить, и твёрдо произнёс:

— Никто ни в чём не виноват, просто так сложилось. Это война, уяснили? Отставить нытьё!

Мои подчинённые отставили. Принц тоже — хотя формально считался моим командиром.

Впрочем, свои командирские обязанности Горан воспринимал на особенный манер. При подготовке к очередному налёту на противника он составлял детальный план, расписанный по десятым долям секунды, передавал его мне и капитанам кораблей сопровождения, после чего предоставлял нам действовать самостоятельно. По ходу атаки он ни разу не вмешивался, так что оперативное командование нашей группой целиком ложилось на мои плечи. Такое положение всех устраивало: принц, обладая мощным аналитическим мышлением, разрабатывал довольно остроумные и грамотные планы атак, а их практическим воплощением занимались мы.

По прибытии на станцию мы с Гораном отправились для отчёта в штаб. Но не в штаб Седьмой эскадры, к которой на постоянной основе был приписан «Орион», а в штаб спешно сформированного Особого Стратегического Корпуса, в состав которого вошли все семь сотен ударных «зваповых» групп. Командовал им всё тот же вице-адмирал Бенсон — отец усиленно протаскивал его в полные адмиралы. Впрочем, Бенсон, несмотря на молодость, действительно был отличным военачальником и вполне заслуживал того, чтобы стать первым ютландцем с четырьмя адмиральскими звёздами на погонах.

С самим Бенсоном мы не встретились — он по-прежнему находился в космосе, осуществляя общее руководство ударными группами. Зато мы мило побеседовали с контр-адмиралом Сантьяго, который после того неприятного инцидента на перевалочной базе был переведён на кабинетную работу. Контр-адмирал не таил на меня обиды за то, что тогда я фактически выставил его недотёпой; наоборот, он испытывал ко мне чувство признательности, что я, настояв на немедленном преследовании лайнера, спас его от более крупных неприятностей, если бы он, из-за своей растерянности, позволил кораблю с предателем на борту ускользнуть. А так ему даже не вынесли выговора, а тихо и мирно сняли с должности командира дивизиона и назначили на не слишком ответственный, но почётный пост в штабе.

От Сантьяго мы узнали, что из ста семидесяти шести ударных групп нашей смены мы оказались на пятом месте по количеству уничтоженных кораблей противника с учётом их ранговой принадлежности. Для меня это оказалось большим и приятным сюрпризом; почему-то я ожидал, что мы будем плестись в самом хвосте по боевым показателям.

— Ты комплексуешь, Алекс, — сказал мне Горан, когда мы вышли из штаба. — Подсознательно считаешь, что раз ты такой молодой, то и толку от тебя мало. А на самом деле ты отличный капитан.

— А ты отличный стратег, — ответил я взаимной любезностью. — Твои планы атак были великолепны. Именно благодаря тебе мы достигли таких показателей.

Принц улыбнулся:

— Сойдёмся на том, что мы оба хороши.

6

На шестой день тяньгонский флот (вернее, то, что от него осталось) должен был начать торможение, если собирался вступить в бой у Ютланда, а не промчаться на всех парах мимо планеты. Но к этому времени враг потерял все свои самые тяжёлые корабли, а вместе с ними — и высшее командование в полном составе. Оставшиеся адмиралы дивизионного и бригадного звена, очевидно, долго не могли между собой договориться о дальнейших действиях, но затем наконец решились признать, что их вторжение захлебнулось, и корабли всех шести группировок, не сбавляя тяги ходовых двигателей, стали отклоняться от первоначального курса, чтобы кратчайшим путём уйти за пределы системы.

Однако в эйнштейновом космосе поменять направление движения гораздо труднее, чем в глубоком вакууме или, скажем, в воздушном пространстве, где можно совершить резкий разворот, опираясь на сопротивление внешней среды — насыщенного энергией инсайда или воздуха. Направленная в сторону планеты скорость никуда не делась, и чтобы погасить её, требовалось столько же времени, как и на разгон. Поэтому тяньгонские корабли вынуждены были идти по широкой дуге и могли покинуть область, недоступную для погружения, лишь через пять или шесть дней.

На Ютланде уже начались празднества по поводу победы, а между тем наш флот не прекращал атак на уже убегающего противника. В своём обращении к народу и Вооружённым Силам отец заявил, что мы должны нанести тяньгонцам полное и окончательное поражение — в качестве наглядного урока всем потенциальным агрессорам, которые втихую точат на нас зубы. Эта позиция получила всемерную поддержку общественности и военных.

Одновременно с этим по всем доступным каналам связи противнику был предъявлен ультиматум с требованием безоговорочной капитуляции. В случае неподчинения наше командование грозило им полным уничтожением.

В первые часы после ультиматума никакой реакции не было, но спустя некоторое время под беспрерывными атаками наших сил тяньгонцы убедились, что мы не собираемся так просто отпускать их. Элементарные расчёты показывали, что при сохранении нынешней динамики потерь шансы на спасение имела лишь малая часть флота.

Поначалу дезертировали отдельные корабли — стремительным рывком они вылетали за пределы своей группировки, на частоте позывных сообщали о сдаче и начинали торможение. Некоторые из таких кораблей подбивали свои же, но с каждым часом дезертиров становилось всё больше, а потом начали сдаваться целые бригады и дивизионы. Но опять же — всё из-за той же скорости нам предстояло ждать ещё несколько дней, пока корабли замедлят движение и на их борт можно будет высадить космических пехотинцев с призовыми командами. А пока суть да дело, на ещё незаселённых островах в Западном океане строились лагеря для военнопленных — мы не собирались долго держать их на своих хлебах, но чтобы организовать их доставку на одну из нейтральных планет для последующей передачи властям Тянь-Го, требовалось некоторое время.

Элис прокомментировала это так:

— Наконец-то и нашим армейским будет чем заняться. Правда, не думаю, что они обрадуются роли надзирателей…

Но далеко не все тяньгонцы собирались сдаваться. Некоторые корабли совершали самоубийственные погружения и гибли уже в апертуре, иные продолжали надеяться на спасение. Однако теперь, когда половина недобитого вражеского флота предпочла плен смерти, у остальных почти не было шансов добраться до «точки возврата».

Впрочем, мы — имея в виду мою команду — в охоте за беглецами не участвовали. Для нас война уже практически закончилась. Когда стало ясно, что тяньгонцы отказались от намерения атаковать Ютланд, отец провёл совещание Генерального Штаба, на котором единодушно согласились, что с военной, политической и моральной точек зрения было бы большой ошибкой оставлять Группировку Планетарной Обороны в стороне от боевых действий. А поскольку на её судах отсутствовали излучатели, то было решено произвести временную ротацию личного состава — «планетарники» заняли корабли Звёздного Флота, а мы, «звёздники», отравились нести боевое дежурство в окрестностях Ютланда. Хотя какое там «боевое дежурство»! Нас просто определили в орбитальный санаторий — отдыхать, расслабляться и безучастно наблюдать за завершающей фазой войны.

Принц Горан, хотя и мог настоять на продолжении своего участия в сражении, всё же решил не качать права и сложил с себя обязанности командира ударной группы. Заявив, что исполнил свой долг перед памятью сестры, он даже снял адмиральский мундир и переоделся в штатское. Мы попрощались с ним на Станции-Один, а потом наш «Орион» отправился к границе «теневой зоны», где для обмена экипажами встречались корабли Звёздного Флота и Планетарной Обороны.

Нашими сменщиками был экипаж командора Михайлова — того самого бывшего лейтенанта с «Марианны», старшего пилота мятежной Четвёртой лётной группы, которая вместе с десантниками участвовала в захвате фрегата. Михайлов и его ребята пострадали из-за предательства Гарсии — никаких обвинений им, правда, не предъявляли и вряд ли даже всерьёз подозревали их в соучастии, но на всякий случай решили перестраховаться и направили служить в Группировку Планетарной Обороны.

Лично я уже давно не питал враждебности ни к Михайлову, ни к другим мятежникам, но неприятный осадок после тех событий всё же остался. Чисто по-человечески я не мог забыть и полностью простить захват корабля, выстрел из шокера и трёхдневное заключение в собственной каюте. Поэтому отношения между нами никак нельзя было назвать тёплыми и дружескими.

Я провёл Михайлова в свою каюту и сказал ему:

— Что ж, коллега, желаю тебе удачи. Зарабатывай капитанский чин и место в Звёздном Флоте. Но предупреждаю: если позволишь подбить мой корабль, я тебя и в аду достану.

Он сдержанно улыбнулся:

— Всё будет в порядке, кэп, не беспокойся. В ад я не тороплюсь, делать мне там нечего. Одни религии описывают его холодным, другие — огненным, но все сходятся на том, что космоса и звёзд там нет. Так что корабль я верну тебе в целости и сохранности.

С этими словами Михайлов заглянул в спальню.

«Если он ехидно ухмыльнётся, — решил я, — то получит в зубы. И пусть тогда осмелится дать сдачи сыну адмирала Шнайдера…»

Но Михайлов не думал ухмыляться.

— Очень приятная обстановка. У меня, кстати, тоже такой матрас. Правда, я сообразил под него и широкую койку. А без неё, по-твоему, лучше?

Помимо своей воли я оказался втянутым в короткую дискуссию о преимуществах и недостатках высоких и низких постелей. В итоге мы решили по окончании войны сравнить свои впечатления.

Как и положено капитану, я последним покинул «Орион» и перешёл на борт лёгкого эсминца «Сан-Себастьян», где меня уже ждала вся команда. Поскольку обмен экипажами состоялся на самой границе «теневой зоны», весь путь к Ютланду нам предстояло пройти без погружения, на реактивных двигателях. Это задание я поручил Тому Наумову с Кончитой Беккер, которые в сражении почти не участвовали, лишь изредка и ненадолго подменяя Элис на посту помощника штурмана, да ещё садились за пульты основных пилотов, когда корабль следовал от базы в район боевых действий и обратно.

Главный старшина Маковский от имени своей группы «старых вояк» наконец-то обратился ко мне с просьбой разрешить им принять чего-нибудь покрепче слабоакогольного пива. Я разрешил — и не только принять, но и хорошенько напиться, распространив своё разрешение на всех свободных от вахты членов команды. А в офицерской кают-компании мы устроили небольшую пирушку с шампанским по случаю уже окончившейся для нас войны.

Именно на этой вечеринке я впервые заметил отсутствие Кортни Прайс. И вспомнил, что в последний раз видел её, когда «Орион» ещё стоял на приколе возле Станции-Один; а во время короткого перелёта к месту встречи с «Сан-Себастьяном» оператором погружения была Беккер.

Охваченный смутными подозрениями, я не стал поднимать эту тему на всеобщее обсуждение, а улучил момент, отвёл в сторону Купера и спросил его, знает ли он, где Прайс.

— Да, кэп, — тихо ответил старпом. — Ещё на базе она обратилась в штаб с просьбой об отпуске по семейным обстоятельствам. Её без проблем отпустили — для нас-то война уже кончилась.

— Вот как? А кто завизировал её рапорт?

— Я. Она не хотела обращаться к вам, кэп… Ну, не хотела сцен прощания. А я пошёл ей навстречу. — Он посмотрел мне в глаза. — Если что, я готов нести за это ответственность.

Я мотнул головой:

— Что за глупости! Какая там ответственность!

А Купер тихо вздохнул:

— Боюсь, её больше не будет в нашей команде. Жаль. Прайс отличный пилот. И очень привлекательная девушка…

Позже, когда мы отпраздновали и разошлись по своим новым каютам, Лина, лёжа между мной и Элис в постели, задумчиво произнесла:

— Без Кортни как-то непривычно.

— Тебе понравилось с ней? — спросила Элис.

— Допустим, понравилось. А тебе что, нет?

— Мне тоже понравилось, — признала моя старшая жена. — Но она была лишней.

— Да, лишней, — согласилась младшая. — С ней было хорошо, но мы не чувствовали себя единой семьёй. А сейчас всё стало как прежде, так легко и уютно… хотя немного грустно.

Я молчал и не вмешивался в их разговор.

— И мне грустно, — сказала Элис. — Но так всегда бывает, когда расстаёшься с хорошим другом. Это быстро пройдёт… А Кортни всё-таки молодчина. Она поняла, что не сможет ничего изменить, и ушла. Хотя она очень старалась, делала всё, чтобы мы влюбились в неё.

— А я люблю её, — сказала Лина. — Но только как подругу… А знаете что?

— Что?

— Если вы не против, давайте будем приглашать её в гости. Нечасто, раз в месяц-полтора. И ненадолго — всего на пару деньков.

Элис хмыкнула:

— Вообще-то неплохая идея. Саша, как ты думаешь?

Я обнял обеих девушек, поцеловал Лину, а Элис погладил по щеке.

— Мне и вас двоих хватает, милые жёнушки. А вот вы — настоящие нимфоманки. Моё счастье, что вам не нужен второй мужчина.

7

Через несколько дней сдавшиеся вражеские суда сбавили скорость до допустимого уровня, и началась массовая высадка космических пехотинцев. Пленных тяньгонцев переводили на старые линкоры, временно переоборудованные под тюремные транспорты, и доставляли на планету.

Между тем, в тридцати астроединицах от звезды, на самой окраине системы, Звёздный Флот Ютланда добивал непокорные корабли, чьи экипажи решили погибнуть, но не сдаваться. Впрочем, некоторые из них в последний момент всё же принимали решение о капитуляции, погружались в апертуру, которая на таком расстоянии была уже более или менее безопасной, затем немедленно всплывали, погасив свою скорость до нуля, и принимали на борт пехотный десант с призовой командой.

Я внимательно следил за всеми сводками из района боевых действий и всякий раз облегчённо вздыхал, когда получал известие о благополучном возвращении «Ориона» на базу. А в одной из сводок я встретил имя второго лейтенанта Адамса, который служил у меня на корабле перед самой войной, когда мы патрулировали систему. Во время высадки десанта на один из сдавшихся фрегатов часть его команды внезапно оказала сопротивление, но Адамс во главе своего взвода быстро угомонил тяньгонцев, получил незначительное ранение, был награждён медалью «За храбрость» и повышен в чине до первого лейтенанта.

На пятый день нашего, с позволения сказать, боевого дежурства нас навестили дорогие гости — Яна и Павлов. Как и меня, сестру тоже сняли с её крейсера «Викторикс», но не перевели в Группировку Планетарной Обороны, а временно прикомандировали к Ставке Главного Командования. Учитывая её опыт, можно было не сомневаться, что там она занималась ответственной работой. Мы с ней ежедневно обменивались видеопосланиями — вести прямой разговор с сорокаминутными паузами было попросту нереально.

После небольшой церемонии, вызванной появлением на борту эсминца главнокомандующего Военно-Космическими Силами, я провёл Яну и Павлова в в свою капитанскую каюту. Естественно, Элис и Лина присоединились к нам.

Как только дверь за нами затворилась, Яна мигом отбросила свою сдержанность, повесилась мне на шею и стала целовать меня.

— Алекс, братик, слава богу, ты жив. Я так рада! Я так волновалась за тебя!

— Ну, уймись, сестрёнка, — растерянно пробормотал я. — Что с тобой?

Павлов объяснил:

— Запоздалая реакция. Всё это время она не могла поверить до конца, что тяньгонцы разбиты, и боялась какой-нибудь каверзы с их стороны. Боялась, что тебя снова пошлют в бой.

— Теперь уже точно не пошлют, — сказал я, обнимая Яну за плечи. — Ни тебя, ни меня. И, кстати, дорогая, я за тебя тоже сильно переживал. Не для того я нашёл сестру, чтобы терять её.

Она решительно мотнула головой:

— Да что со мной могло случиться! Ничегошеньки! А ты… ты мог нарваться на неприятности.

Усаживаясь в кресло, Павлов произнёс:

— Привыкай к заботе старшей сестры, Александр. Скоро ты почувствуешь всю её прелесть на собственной шкуре. Почти весь прошлый год тебе удавалось скрываться от Яны — то в полёте на перевалочную базу, то на Вавилоне. Но не всё коту масленица.

— Прекрати, несносный! — огрызнулась Яна. И ко мне: — Ты не слушай кэпа. У него сестра сущая мегера. Потому-то он окопался на Ютланде и рад-радёшенек. Но я совсем не такая. Ты ведь не против, чтобы я заботилась о тебе.

— Нисколечко, — ответил я и тоже сел в кресло.

К вящему неудовольствию Элис и Лины, сестра устроилась у меня на коленях. Павлов смотрел на нас с благожелательной улыбкой, словно добрый дядюшка.

— И чем же мы обязаны честью вашего визита? — спросил я. — Просто так или по делу?

— Просто так, — ответил Павлов. — Пролетали мимо, решили навестить родственников, поболтать.

— Вы на Ютланд?

— Да, нас отозвал твой отец. Теперь за главного в Ставке адмирал Биргофф. Так бы выразиться, подметает оставшийся мусор.

— А почему не Бенсон? Позавчера я слышал, что он получил четвёртую звезду и стал вашим заместителем.

— Его тоже отозвали, — пояснил Павлов. — Сейчас он уже должен быть на Ютланде. Кстати, и ты, Александр, готовься — тебя вызовут если не завтра, так послезавтра. Скоро грядут большие перемены.

— А в чём дело? — заинтригованно спросил я.

— Отец сейчас на пике своей популярности, — стала объяснять сестра. — Его поддерживают даже те, кто всегда относился к нему скептически. И он намерен выжать из ситуации максимум.

— Какой максимум?

— Через три дня собирается Совет Старейшин. Но не только на торжественное заседание по случаю победы, а ещё и для того, чтобы провести конституционную реформу, которая должна наполнить титул императора соответствующим содержанием. Проще говоря, учредить монархию. Наследственную.

Элис ахнула. Лина взвизгнула. А я от изумления разинул рот.

Яна чмокнула меня в щеку и добавила:

— Вот так-то, мой принц. А точнее — кронпринц.

— Но это же… — промямлил я, едва ко мне вернулся дар речи. — Это же…

— Ну и что же это? — спросил Павлов. — Хочешь сказать, что глупо? Вовсе нет, это очень даже умнó. Твой отец закладывает прочный фундамент стабильности системы, которую сам не создал, но которую укрепил и довёл почти до совершенства. Смена власти при элективных авторитарных режимах всегда сопровождается политическими пертурбациями, порой в мягкой форме — борьба за лидерство в верхах, а бывает и в жёсткой — вплоть до гражданской войны. Император решил устранить эту угрозу путём конституирования передачи власти по старшей мужской линии.

— Но я… Чёрт возьми, я для этого не гожусь! Да и не примут меня…

— Примут, примут, не беспокойся. В ближайшее время твой отец умирать не собирается, а со временем ты станешь для ютландцев в доску своим парнем. Впрочем, ты и так свой, тебя уже приняли. Ты что, новости не смотришь?

— Смотрит, — отозвалась Элис. — Но Саша у нас слишком застенчивый. Как только упоминают о нём, он сразу переключается на другой канал или вырубает телик.

— Ты ведь герой, Александр, — продолжал Павлов. — И не только потому, что отлично сражался. Наряду с твоим отцом тебя считают спасителем Ютланда. Ведь это ты обратил внимание на вооружение зарконских катеров, ты настоял на их покупке и пригласил к нам принца Горана, который привёз с собой ещё пять сотен «звапов».

— Нет, нет! — запротестовал я. — Всё было не так.

— По официальной версии, именно так. И принц Горан в своих интервью подтвердил это.

— Просто из любезности.

— Не важно, из каких соображений он так сказал. Важно, что это стало фактом. Важно, что, благодаря «звапам», мы наголову разгромили противника, потеряв шестнадцать тысяч человек, вместо прогнозируемых двухсот тысяч.

— Но я не справлюсь с государственными делами. У меня нет к этому ни способностей, ни желания.

— Значит, переложишь все заботы на премьер-министра. Это распространённая практика.

— Я хочу летать.

— А кто тебе запрещает? Ты сможешь летать и будучи принцем, и будучи императором. Подобные прецеденты уже были.

— Своей некомпетентностью я доведу страну до ручки.

— Тебе не позволят министры и советники, это раз. Ты не такой уж некомпетентный — два. А в-третьих, чертовски трудно довести до ручки страну, которая купается в эндокрининовых деньгах. Тут нужно очень и очень постараться. Даже при всём желании у тебя ничего не получится.

Павлов разбивал один мой аргумент за другим. Наконец я выдвинул самый, на мой взгляд, веский:

— Я не разделяю политических взглядов отца. Я противник диктатуры.

— Он это прекрасно знает. Но также знает, что ты разумный человек. К тому же, будучи демократом, ты не станешь навязывать людям того, чего они не хотят. А если убедишься, что ютландский народ действительно жаждет демократии, то флаг тебе в руки — веди его к светлому будущему. Кстати, вот тебе пример из второй половины двадцатого века. Диктатор Испании, генерал Франко, сделал своим преемником принца Хуана Карлоса де Бурбона. А тот, когда стал королём, постепенно провёл в стране демократические реформы. Как-нибудь почитай об этом — очень любопытная история.

Я обречённо вздохнул, поняв, что мне не отвертеться, и мысленно пожелал отцу многих-многих лет жизни.

— Жаль адмирала Бенсона. Он-то, небось, рассчитывал стать следующим императором.

— Бенсон в накладе не останется, — заметил Павлов. — И в целом он доволен таким оборотом дел. Ни его нынешняя популярность в народе, ни то, что твой отец видел в нём своего преемника, ещё не давали ему твёрдых гарантий. Зато теперь он может уверенно смотреть в будущее. Его нынешняя должность моего первого заместителя — лишь краткосрочный этап, ступенька к дальнейшему карьерному росту. Через пару недель император сложит с себя обязанности начальника Генерального Штаба и назначит на этот пост адмирала Бенсона. А позже сделает его премьер-министром и министром обороны. Поначалу Бенсон будет исполнять свои обязанности главы правительства чисто номинально — он ещё молод и у него мало опыта. Но со временем твой отец воспитает из него матёрого государственного деятеля. Так что в наследство ты получишь не только императорскую власть, но и инструмент её осуществления — умелого и могоопытного премьер-министра, прошедшего школу адмирала Шнайдера. При всём несогласии с твоим отцом в идеологических вопросах, я всё же считаю его самым выдающимся политиком нашего времени. — Павлов взмахнул рукой, как бы подводя черту под обсуждением. — Вот такие дела, мой принц.

— А я? — отозвалась Лина. — То есть, мы с Элис. Мы станем принцессами?

— Да, милочка, — ответила Яна. — И я, к твоему сведению, тоже стану принцессой. И наши с кэпом дети будут принцами — правда, не наследными. Но нас это совсем не огорчает. — Она повернулась ко мне: — Между прочим, братишка, ты скоро станешь дядюшкой. Через девять месяцев.

— Вот здорово! — обрадовался я. — Поздравляю тебя, сестрёнка! А знаешь, в то же самое время ты станешь тётушкой.

— В самом деле? — Яна быстро посмотрела на Элис и Лину: — Которая из вас?

— Обе, — ответили они хором.

С восхищённым визгом сестра соскочила с моих колен, устроилась на подлокотнике кресла, где вдвоём сидели девочки, и между ними начался чисто женский разговор, сопровождаемый ахами да охами. Павлов сделал мне знак, и мы оба поспешно вышли из каюты. Ни Яна, ни Элис с Линой не обратили на нас внимания.

— Эти мне бабские базары! — произнёс мой зять с кислой миной. — Никак к ним не привыкну… Ну ладно, Александр. Сейчас я прошвырнусь по кораблю, попугаю молодняк. — Он ухмыльнулся. — С тех пор, как я стал адмиралом, мне чертовски понравилось это занятие. Старею, наверное… А ты ступай к нашему челноку. К тебе прибыл ещё один посетитель, но он не захотел выходить вместе с нами.

На этом мы расстались. Я направился к ближайшему лифту, а Павлов зашагал в противоположную сторону — к рубке управления. Уже входя в лифтовую кабину, я услышал отдалённый рёв дежурного боцмана:

— Адмирал на мостике!

8

Миновав шлюзовую камеру, я оказался на борту челнока и в пассажирском салоне обнаружил Кортни Прайс. Она была одна — и не в форме, а в прелестном зелёном платье под цвет своих глаз. В этом наряде она выглядела просто сногсшибательно.

— Здравствуй, Кортни, — сказал я неловко.

— Привет, Саша, — ответила она негромко.

— Ты так и не попрощалась в тот раз.

— Я не хотела сцен.

— Но сейчас…

— Я поняла, что не могу улететь, не попрощавшись. Я должна была увидеть тебя напоследок.

— Ты улетаешь? С Ютланда?

— Да. Насовсем.

— И куда?

— На Заркон. Вместе с Гораном. Он попросил меня стать его женой. Я согласилась.

От этого известия у меня закружилась голова, и я опустился в ближайшее кресло.

— Как… как это произошло?

— Он подошёл ко мне сразу после того, как «Орион» отчалил от станции. И сказал мне… сказал, что влюбился в меня с первого взгляда. Что давно искал такую, как я.

— Но ты старше его на шесть лет.

— А он взрослее меня на целых двадцать.

— Ты любишь его?

— Он очень нравится мне. Я думаю, что смогу его полюбить. Он похож на тебя. Не знаю чем, но похож. Больше, чем кто-либо другой.

— Ты скоро улетаешь?

— Не раньше, чем через неделю. Сейчас Горан на Ютланде, он собирается выторговать у твоего отца в счёт долга десяток крейсерских корветов для своих людей и партию эндокринина по сниженным ценам.

Я слабо улыбнулся:

— Он выторгует.

— Я знаю, — кивнула Кортни. — Горан ещё встретится с тобой. Но мы видимся в последний раз.

Я вздохнул.

— Мне будет очень не хватать тебя.

— А мне — тебя. Поэтому я улетаю с Ютланда. Здесь я никогда не налажу свою личную жизнь. На одной планете с тобой — нет. Я бы жила нашими редкими встречами. Элис и Лина очень милые девушки. Я уверена, они уже планируют, как будут приглашать меня в гости. А у меня не хватило бы сил отказываться. Но это не та жизнь, о которой я мечтала.

— Мне очень жаль, Кортни.

— Мне тоже жаль, Саша. Мы идеально подходим друг другу — и ты это знаешь. Просто мы встретились слишком поздно.

— Да, поздно…

— Я ничем не лучше и не хуже Элис. Мы с ней одинаковые. Но она оказалась первой.

— Да, первой…

— И теперь уже ничего не изменишь. Будь счастлив, кэп.

— Будь счастлива, Кортни…