Глава 3 На немецкой земле

Группа разведчиков получила приказ – взять языка, не с передовой, а из тылов, обязательно офицера. Группа маленькая, три человека, старшим – Катков. Тылы у немцев, особенно ближние, насыщены воинскими частями, и большой группе будет сложно просочиться через чужие позиции. Самое сложное было – пересечь Пилицу. Набрали хвороста, перевязали, сделав вязанки, обернули плащ-накидками. Такое самодельное средство хорошо держало на плаву и не затратно по времени и материалам.

В полночь переправились. Погода благоприятствовала – низкие тучи закрыли луну. Но вода была очень холодной. Разведчики разделись догола, обмундирование и сапоги уложили на вязанки хвороста, сверху оружие. Пилица в этом месте неширокая, течение сильное, сносит в сторону. Выбрались на берег, вязанки в воду столкнули. Оставь их здесь, немцы сразу поймут – русская разведгруппа в их тыл пошла.

Оделись-обулись, а дальше ползком. Первым – Игорь. Руками перед собой землю ощупывал. Мины оползали стороной. Немцы на берегу в окопах держали пулеметные расчеты и ракетчиков, основные позиции немного дальше были. Игорь расположение траншей в памяти отметил. Случись наступление, наши в первую очередь откроют артиллерийский огонь по берегу, чтобы облегчить высадку десанту.

А на берегу редкие пулеметные гнезда, немцы больших потерь не понесут. Высадившись, десант попадет на мины, а затем немцы контратакуют, сбросят десант в воду. Просочились поодиночке через первую, затем вторую линии траншей. Здесь немцы ракет не пускали. И вообще Игорь отметил, что с каждым годом боеспособность частей вермахта падает. Отлично подготовленных, здоровых, опытных солдат выбило, пополнение поступало уже не таким, боевого опыта не было. Зато наши бойцы и командиры воевать научились, переняв у немцев некоторые тактические приемы – танковые клинья, охваты, окружения. И вооружения в РККА значительно прибавилось, качество повысилось. Если в начале войны автоматы были не у каждого командира взвода, то в сорок пятом почти у всех пехотинцев.

Поскольку приказано было взять языка в тылах, двинулись подальше от передовой. По темному времени суток до рассвета надо пройти километров тридцать, да еще успеть спрятаться. Шли быстро, благо – по военному времени жители в дома забились, а многие при приближении фронта уехали к родне – на запад, а кому повезло – на юг, к границе со Швейцарией.

Группа обошла Бытом, уже перед рассветом остановилась в фольварке, вроде хутора. Разведчики вышли на него случайно. Игорь сначала сам пошел посмотреть – что за дом под черепицей и кто там обитает? Дом оказался пуст, двери на замке. Зато сзади дверь на веранду хлипкая. Игорь локтем стекло выбил, задвижку открыл, вошел. Сначала по-немецки крикнул:

– Кто-нибудь в доме есть?

Тишина. Игорь по дому прошелся. Огромный, комнат семь, обстановка на месте, как будто хозяева недавно дом покинули. Из окна знак парням сделал, они в бинокль наблюдали. Когда группа собралась, Игорь приказал разведчикам:

– Обоим осмотреть хозяйские пристройки. Потом Лисе на чердак, а Бармалею в подвал. Чтобы сюрпризов не было.

В разведке часто пользовались не фамилиями, а прозвищами, так короче. Бармалей – от фамилии Бармалеев, а Лиса, потому что Лисица. Парни вышли во двор. Игорь бинокль взял. Уже не ночь, но еще не день, далеко не видно. Он опасался, что неподалеку могут быть размещены воинские части, тогда фольварк для разведчиков станет ловушкой.

Вскоре вернулись разведчики. У Бармалея в сидоре подозрительно позвякивало.

– Людей не обнаружили, зато вот что в подвале надыбал.

Разведчик достал из сидора две стеклянные банки, в которых были фрукты.

– Компоты! Давно не ел, еще с начала войны.

Лисица высказал опасение.

– А вдруг отравлены?

– А ты не ешь, я сам слопаю.

Бармалей открыл крышку, понюхал.

– О! Запах сногсшибательный!

И отхлебнул из банки.

– Вкуснятина!

Из сладкого на фронте был только кусковой сахар, да и то не часто. Иногда некурящие обменивали пайковую махорку на сахар. Считалось – улучшает зрение.

Банку пустили по кругу, компот выпили, принялись за фрукты. Накалывали их финками, отправляли в рот.

– В подвале еще есть, целый стеллаж.

– Ну да, груз крупный и тяжелый, кто его в эвакуацию возьмет?

Подкрепившись, спать улеглись на хозяйских кроватях. Двое отдыхали после бессонной ночи, один на посту. Игорь после полудня проснулся, сменил Лисицу. Из всех окон в бинокль осмотрелся. Вдали, на склоне небольшого холма, еще один хутор виднеется. Ни воинских частей, ни оживленного движения нет, что радует.

Фольварк, где прятались разведчики, отстоял от дороги метров на сто. Дорога, мощенная камнем, съезд к дому тоже вымощен. В любую слякоть и пройдешь и проедешь. Сравнение было не в пользу российских дорог. Игорю даже обидно стало. Выходит, у немцев до войны дороги были лучше, чем у него в стране сейчас. Не к каждому городу или селу после ливней проехать можно.

Прошелся по дому. Обстановка добротная, чисто. Понятно, что самые дорогие вещи немцы с собой забрали. Но на себе много не унесешь или на тележке не увезешь. Открыл шкаф, там женские вещи, шляпки. В другой комнате в таком же шкафу мужская одежда. Игорь на глаз прикинул – одежонка-то его размера. Мысль мелькнула. Разбудил разведчиков.

– Парни, мысль есть. Хозяйская одежда в шкафу висит. Хочу переодеться в цивильное, окрестности проверить.

– А ксива немецкая есть? Попадешься на глаза патрулю или полиции, интересно им станет. Молодой, здоровый парень, а не в армии. Как так? Стариков призывают, а мордоворот в тылу отсиживается? Ксива должна быть, причем обязательно белый билет, – разразился длинной тирадой Лисица.

– Ага, старшина. Какая-нибудь эпилепсия или отсутствие указательного пальца на правой руке, – поддакнул Бармалей.

– Время сэкономим. Днем определиться можно – где штаб или какая-нибудь часть.

– Рискуешь, старшина.

Но Игорю мысль уже запала. Ночью много ли разглядишь?

– Знаешь что? Давай мы палочку выстругаем? Вроде после ранения человек, со стороны заметно, – предложил Лисица.

– Это мысль! – поддержал Бармалей.

– Тогда за дело, я переодеваться пойду.

Бармалей вышел через веранду, метнулся в хозяйственные постройки. Игорь – к шкафу. Свое обмундирование снял, уложил на диван. Надел рубашку, брюки, пиджак, к зеркалу подошел и себя с трудом узнал. Гражданский молодой человек, вид приличный. Еще бы побриться, щетина двухдневная. Но это можно, надо только мыло хозяйское найти. Бритвы нет, а финка на что? Не хуже бритвы наточена, волос режет. Вдвоем с Лисицей обшарили все тумбочки, нашли мыло, в кружке водой пену навели. Игорь побрился перед зеркалом. Кожу маленько саднило. Плеснул на ладонь водки из фляжки, лицо протер. Лисица спрашивает:

– Ты что, босиком пойдешь? Или в кирзачах?

Игорь чертыхнулся. И в самом деле – нелепо бы он выглядел. Нашли хозяйскую обувь, да не одну пару, вот только беда, маловаты все. Игорь с трудом натянул самые старые, растоптанные, прошелся. При ходьбе приходилось поджимать большие пальцы на ногах. Лисица засмеялся.

– Старшина, тебе без палочки идти можно, натурально хромаешь.

Бармалей палочку принес, но свежевыструганная, она в глаза бросалась.

– Бармалей, ты мог бы ее пылью присыпать, втереть? Чтобы выглядела, как старая! – накинулся на него Лисица.

– Айн момент!

Бармалей вышел во двор, набрал земли в ладонь, втер в древесину. Вот теперь в самый раз. Игорь с палочкой прошелся. Неудобно, и хромота сразу на обе ноги. Придется помучиться, но совершать марш-бросок он не собирался. В карман брюк сунул пистолет – трофейный «Вальтер-РРК», во внутренний карман пиджака опустил финку в чехле. Не мог он безоружным выйти, это как голым на улицу.

– Парни, одному обязательно наблюдать. Я пошел.

– Ни пуха, старшина!

– К черту!

Пока никого на дороге не видно. Игорь шел, не опираясь на палочку. Налево или направо? Направо, судя по карте, что в сидоре осталась, есть какой-то городишко. Хотя есть нюанс, с которым Игорь столкнулся в Польше, то же в Германии. На карте – обозначение города, а в реальности – тысяча-две жителей. У нас такой населенный пункт селом называется. Только что выглядит такой городишко цивильно – дома в два-три этажа, улицы камнем мощены или асфальт и все удобства – канализация, вода централизованы. И дома выглядят как картинка. Кирпичные, крыши черепичные, перед домом палисадник с цветами, трава на газонах подстрижена.

Для советского человека удивительно.

Направо он и свернул. Через полкилометра воинская часть. При ней штаб, судя по грузовику-кунгу с антеннами на крыше. Шел, тяжело опираясь на палку. И уже не столько для маскировки. В тесных туфлях мозоли уже на пятках набил. По сторонам глазами зыркал – подходы, часовые, техника. Сзади легковая машина догнала, за рулем солдат. Остановилась почти напротив. Солдат дверь распахнул.

– Садись, камрад. Если в Гливице, то по пути.

Игорь сел, поблагодарил.

– Что хромаешь?

– Ранение осколочное в обе ноги на Восточном фронте, – убедительно соврал Игорь.

– А! – уважительно посмотрел на попутчика солдат.

Игорь по сторонам поглядывал.

– Плохо воевал? – вдруг спросил водитель.

– Почему?

– Наград не вижу.

– Мои соседи уже уехали на запад, поближе к швейцарской границе, родня у них там. А мне бежать некуда. Если с железным крестом ходить буду и со знаками «За штыковую атаку», меня русские сразу расстреляют.

Солдат сигарету закурил, приоткрыл окно, дым пустил.

– Угостить сигаретой?

– Не курю, здоровье не позволяет.

Въехали в город. Игорь попросил:

– Останови здесь, мне в аптеку надо. Спасибо, что помог.

Игорь за ручку дверцы взялся, солдат спросил:

– Как думаешь, фронт не удержим?

– Русские нынче сильны, а где у Германии резервы? Ты их видишь? Думаю, через месяц-два русские возьмут Берлин, поражение неминуемо. Тогда начнется хаос.

Солдат-водитель притормозил. Игорь выбрался, водитель бросил вдогонку:

– Я через час обратно поеду, хочешь – подожди, подвезу.

– Буду очень благодарен.

А какая аптека, если у него в кармане даже пфеннига нет, не то что бумажных денег. Но по городку прошелся. Чувствовалось приближение фронта. Окна заложены мешками с песком, в подвальных оконцах пулеметные амбразуры оборудованы. На стенах домов надписи белой краской «Капитуляция? Никогда!», «Смерть или Сибирь!». И жители выглядят унылыми, печальными. Игорь в душе порадовался. Докатилась война до нацистского гнезда, хлебните тех лишений, что другим странам уготовили.

Конечно, старики и дети не виноваты, но на стадионах и площадях те же немцы – мужчины и женщины, радостно приветствовали речи фюрера. Только обещания политиков всегда расходятся с реальностью. На окраинах городка бетонные укрепления, несколько танков в капонирах стоят, как бронированные огневые точки. Игорь круг сделал, у аптеки на лавочку присел. Знакомая машина показалась. Игорь встал, вышел на дорогу. Солдат притормозил.

– Садись, камрад! Лекарства купил?

– Нет, в аптеке всякая чепуха осталась – аспирин, йод, бинты.

– Да, тяжело сейчас людям. И в армии с кормежкой хуже. Вместо масла маргарин дают. И сигареты дрянь, представляешь?

Ну да, тяжело! Знал бы, что наши люди в прифронтовой зоне или в оккупации ели, небось, заткнулся бы. В десять минут доехали до фольварка. Игорь еще подумал, не убить ли солдата? Можно получить документы, узнать, из какого подразделения. Обернулся назад, а на дороге грузовик медленно катит.

С документами срывается, ладно – пусть живет. Убей он сейчас врага, надо еще машину куда-то прятать. Игорь улыбнулся на прощание, поблагодарил, тяжело выбрался из машины, опираясь на палку. Солдат сочувственно смотрел вслед. Разведчик подождал, пока уедет легковушка, следом грузовик. Поковылял к дому. Разведчики уже ждут, лица довольные.

– С чего такие физиономии?

– Компота попили. А знаешь, что еще нашли? Пошли, угостим.

На кухонном столе колбаса, крупными кусками нарезана.

– Откуда?

– В подвальчике закуток был, на веревке какие-то штуки висят, серебряной фольгой обернуты, как конфеты. Я развернул одну. Вроде колбаса, разрезал, попробовал – копченая колбаса. Ешь, мы уже по целой штуке съели.

Игорь кусок в рот отправил. Действительно, копченая колбаса, мясо жесткое, но вкусное. Не спеша половину умял. Без хлеба, сытость не та.

– Старшина, не томи.

– А что сказать, в полукилометре часть какая-то стоит, есть штаб, радиостанция. Вечером, как стемнеет, идем туда, наблюдаем. Если удача будет на нашей стороне, берем языка. Сами понимаете – стрелять нельзя, придется работать ножами. Один выстрел, и нас в решето превратят. А пока отдыхать.

После еды, да вздремнуть, не служба, а мед. Если не знать, что ночью рискованная акция. Как только стемнело, все трое выдвинулись к лагерю немцев. Шли по лесу, напоминающему парк. Деревья по линейке посажены, мусора нет, просеки обозначены столбами и табличками. В таком лесу не заблудишься и не спрячешься, насквозь проглядывается.

Лагерь показался неожиданно. Большие армейские палатки, десяток крытых машин, замаскированных большой сетью. Один кунг – радиостанция. Немного в стороне, ближе к дороге. Его и видел Игорь, проходя мимо. В лагере темно, освещения нет, но жизнь кипит. Строем и поодиночке проходят солдаты, слышен шум работы бензогенераторов. Наблюдать за лагерем в темноте практически невозможно, видимости нет.

– Что делать будем? – спросил Бармалей.

– Форма немецкая нужна позарез, да где ее взять?

– Маскировочный костюм устроит?

– Ты про немецкий говоришь?

– А то чей же? Я по-быстрому обернусь.

И покрой, и расцветка, рисунок на отечественных и немецких маскхалатах и костюмах были разные.

Бармалей уполз в сторону. Ни одна ветка не хрустнула, как растворился, появившись через полчаса.

– Держи, старшой!

Игорь взялся за костюм, а он еще влажноватый.

– Где взял?

– Немец сушиться повесил, я стырил.

Понятно стало, почему костюм волглый. Но выбирать не приходилось. Игорь его на свою форму надел. Неприятно тело холодит. Автомат пришлось разведчикам оставить, пистолет в карман опустил.

– Отсюда – ни шагу. Если стрельба начнется, уходите к своим.

– Не, командир. Если палить начнут, мы тебя не бросим.

И не переубедишь их. В разведке своих бросать не принято, но если уж вляпался, то лучше одному погибать, чем группу подставить.

Игорь пошел не прячась. Риск был, если часть старая, военнослужащие в лицо друг друга знают. Но сейчас в войска пополнение часто поступает, убытия по смерти и ранению возросли, была надежда, что пронесет. Его больше радиостанция интересовала. Где штаб, там она. Возле одной из палаток, немного в отдалении, часовой стоит. Игорь сначала решил, что там штаб. Но в палатку никто не заходил, туда не тянулись провода телефонной связи. Понял – ошибался. Обратил внимание, что лейтенант с портфелем направился из лагеря. Интересно стало – куда? Злачных заведений поблизости не наблюдается. Шел за ним в отдалении. Сложновато, далеко отпустишь, так в темноте скроется из вида, а приблизишься – засечет. Через триста метров, за рощей, опять фольварк открылся, почти копия того, где разведчики отдыхали. Лейтенант в окно постучал.

– Господин Аксельрод! Господин полковник! Вам шифрограмма!

Через минуту распахнулась дверь, вышел офицер. В галифе сапогах и нижней шелковой сорочке. Из дома доносится звук патефона, классическая музыка.

– Заходите, лейтенант.

Оба зашли в дом, лейтенант через минуту вышел и, насвистывая нечто бравурное, направился в лагерь. Случай удобный, командир части в отдалении от своего подразделения живет, и охраны не видно. Сибарит, в палатке жить не нравится, когда рядом фольварк пустой. Еще и музыку слушает, сволочь. Почему-то именно патефон Игоря задел. Подкрался к дому, обошел тихо. Часового не обнаружил. Полковник надеется, что до русских еще далеко и свое подразделение рядом. Ох, зря он так беспечен!

Игорь осторожно, одним глазком, в окно заглянул. Через щель в шторах видно, как офицер за столом сидит, читает бумаги. Тут же, на столе, патефон и бутылка коньяка и малюсенькая рюмка. Прямо идиллия, не фронтовая обстановка.

Игорь тихонько слез. Есть ли в доме другие, он не знал. Скорее всего – полковник один, иначе младший по званию вышел бы к дежурному офицеру. Но это лишь предположение. Игорь быстрым шагом направился к месту, где оставил разведчиков, обрисовал ситуацию.

– Да это же везуха! Брать надо! – безапелляционно заявил Бармалей.

– На месте решим, как действовать, – согласился Игорь. – Но никакой стрельбы. Полковника возьмем живым. А если в доме другие есть, работаем ножами.

– Поняли, командир.

Быстро добрались до фольварка. Похоже – строились они по одному плану. Это немного облегчало задачу. По приказу Игоря разведчики обошли вокруг дома, охрану не обнаружили.

– Как внутрь войдем? – прошептал Лисица.

– Волшебное слово знаю. Сим-сим, откройся, – ответил Игорь. – Значит, так, стучу в окно, вы сбоку от двери стоите. Как офицер выйдет, вяжите.

Разведчики заняли позицию сбоку от дверей, Игорь в окно постучал.

– Герр полковник! Срочный пакет!

Игорь был в немецком масккостюме, и офицер, вздумай посмотреть в окно, увидел бы своего. Видимо, ночные депеши с посыльными были явлением регулярным. Офицер открыл дверь и шагнул на крыльцо.

Сзади на него набросились разведчики. Бармалей кулаком в голову ударил – оглушить, Лиса ударил ногой под колени с задачей свалить. Однако офицер крепкий оказался, жилистый. На ногах устоял, с крыльца через ступеньки сиганул, столкнувшись с Игорем. Оба на ногах не устояли, упали, немец сверху оказался. Офицер ударил его кулаком в лицо. А уже наши разведчики навалились, каждый руку полковника схватил, назад выкрутил. Офицер орать начал, надеясь, что его услышат. Игорь заранее приготовленный кляп в рот затолкал. Пока разведчики немца держали, Игорь брючный ремень на немце расстегнул, связал сзади руки.

– В дом его, посмотрим документы.

На стуле, рядом со столом, стоял портфель. На самом столе лежала стопка документов. Под столом горел аккумуляторный фонарь. Игорь начал просматривать бумаги. Секретные приказы, шифрованные радиограммы. Изучать их некогда.

– Парни, обыскать дом. Искать карты, документы.

А сам принялся за портфель. Бумаг немного, но все представляют интерес. Похоже – язык ценный попался. Лиса принес китель с витыми серебряными погонами. Игорь карманы осмотрел, обнаружил удостоверение личности, открыл. На фото – лицо языка. Перелистнул страницу. Ого, последняя должность языка – командир батальона панцергренадеров сорокового танкового корпуса. Обычно комбатами бывают майоры, а тут полковник. Свободной должности не нашлось? Или у батальона особое задание и полномочия? Разбираться некогда, это дело командования.

– Парни, языка одеть надо.

Развязали руки, приказали пленному надеть мундир. Во-первых, февраль в Германии все же зима, хотя не холодно, как в России. Снега нет, и температура, по ощущениям, градусов десять-двенадцать тепла. Пленного надо привести здоровым. Если в одной шелковой рубашке будет, простудится, кашлять начнет. При переходе линии фронта обнаружит себя и группу, как итог – обстрел. Так что Игорь не столько о пленном заботился, сколько о группе.

Загрузка...