Разорванные узы

Глава 19

Ужин очень быстро становится все хуже и хуже, но мне удается полностью держаться подальше от конфликтов. Это непростая задача, особенно учитывая, что Норт настаивает на том, чтобы заказывать все мои блюда за меня, как будто я не в состоянии выбрать что-то для себя. Это настолько оскорбительно и унизительно, что мне действительно приходится уговаривать себя не вонзать вилку этому засранцу в горло.

Лосось в пергаменте — это то, за что можно умереть, и я ненавижу его за то, что он выбрал его для меня, потому что откуда, черт возьми, он знает, что я предпочитаю рыбу и морепродукты всему остальному, если у меня есть выбор?

Двое членов совета проводят весь ужин, споря с ним в той вежливой манере «клуба мальчиков», которая у них у всех есть. Я держу рот на замке, говорю только тогда, когда ко мне обращаются напрямую, и мило улыбаюсь всем официантам, потому что никто другой здесь вообще не разговаривает с ними вежливо.

К тому времени, как мы возвращаемся в машину, я хочу умереть.

Не только потому, что весь вечер высосал из меня волю к жизни, но и потому, что у меня пмс, и есть хороший шанс, что прямо сейчас я истекаю кровью по всему этому нелепому платью. Я прошу Норта остановить машину у аптеки на обратном пути, и он полностью игнорирует меня, направляя машину обратно в общежитие и оставляя меня там без единого доброго слова или, я не знаю, сказав гребаное спасибо за то, что так хорошо справилась с этой ночью.

Я действительно чертовски ненавижу его.

Я снимаю платье, как только возвращаюсь в свою комнату, и, конечно же, повсюду кровь, черт возьми. Я заворачиваюсь в полотенце и иду в общие ванные комнаты, хотя сейчас час пик, и все они хихикают и смеются надо мной из-за моего состояния.

Меня не волнует их мнение, но, черт возьми, дружелюбное лицо было бы неплохо прямо сейчас. Я делаю все возможное, чтобы игнорировать их и всю ту чушь, с которой мне придется иметь дело из-за этого, и вместо этого забираюсь в свою маленькую, неудобную кровать. Тонкое одеяло царапает мою сверхчувствительную кожу, но я дрожу, и мне нужна любая помощь, которую я могу получить, чтобы регулировать температуру своего тела.

Боль в моем животе настолько сильна, что я чувствую, как она распространяется на пальцы рук и ног, ни один дюйм моего тела не избавлен от боли. Я быстро проверяю свой телефон, чтобы узнать, есть ли поблизости какие-нибудь аптеки, куда я могу добраться до наступления комендантского часа, но безуспешно. До каждой из них в этом маленьком университетском городке было бы не менее получаса езды туда и обратно.

Я не думаю, что Норт счел бы это веской причиной для нарушения моего комендантского часа, тем более что он даже не остановился ради меня у аптеки. Все, что я получила бы от него, — это лекцию о том, что я заслуживаю некоторого дискомфорта после того, через что я заставил их всех пройти.

Я пытаюсь отдохнуть, но вместо этого то засыпаю, то просыпаюсь, боль будит меня чаще, чем нет, и я не знаю, как долго это продолжается, когда меня пугает стук в дверь. Я думаю проигнорировать это, потому что встать будет мне дорого стоить. Я лежу и пытаюсь понять, смогу ли я вообще встать, а потом слышу, как открывается дверь.

У кого, черт возьми, есть ключ от моей двери?

Она распахивается, и Грифон входит внутрь. Он — последний из моих Связанных, которого я ожидаю увидеть здесь. Он встает и критически оглядывает меня, его глаза изучают каждый дюйм моего растрепанного тела. Я никогда так хорошо не осознавала, насколько неряшливо, должно быть, выгляжу. Он стоит там, одетый в свои рваные джинсы и байкерские ботинки, с кожаной курткой, наброшенной на плечи, и его вьющиеся волосы доходят до подбородка. Его челюсть продолжает изгибаться, как будто он скрежещет зубами, и он выглядит так, как будто злится.

— Мне нужно, чтобы ты была действительно честна прямо сейчас, Олеандр. Девочки внизу говорят, что это неудачный аборт. Я проверил твой GPS-трекер и знаю, что этого не может быть, если только ты не сделала это в туалете в одиночестве во время ланча. Итак, что происходит?

Горячие слезы ярости наполняют мои глаза, и я думаю о том, чтобы рискнуть навлечь на себя гнев Норта, сбежав из этого гребаного места.

— Разве это вообще имеет значение, что я тебе говорю? Ты все равно мне не поверишь.

Его глаза следят за тихими дорожками слез, стекающими по моим щекам, и я поспешно вытираю их. Черт бы его побрал за то, что он увидел меня в таком долбаном состоянии!

— Просто скажи мне правду.

Я закатываю глаза, хотя мне больно делать такое маленькое движение.

— Ну, это не гребаный аборт, и это не выкидыш. У меня месячные, и мне очень больно. Это происходит каждый раз, когда у меня пмс, но обычно я могу получить обезболивающее, которое поможет. У меня нет банковской карты, чтобы его доставить, а все аптеки слишком далеко, чтобы успеть вернуться к комендантскому часу. Сегодня я здесь застряла, а завтра мне просто придется опоздать на занятия, чтобы получить чертов Мидол.

Его глаза расширяются. Я думаю, он не ожидал такой честности от меня сегодня вечером. Либо так, либо он мне не верит, честно говоря, мне и так достаточно больно, что мне все равно. Я просто хочу, чтобы он оставил меня в покое, пока я не почувствую себя готовой к такого рода допросам.

Он медленно кивает мне, а затем выключает свет, и вся комната погружается в темноту. Мое дыхание становится немного прерывистым, что, опять же, чертовски больно.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Он мне не отвечает. Он подходит ближе к кровати, и затем я слышу шорох его одежды. Клянусь Богом, я могла бы рассмеяться ему в лицо. Я только что сказала ему, что я в полной агонии, и он хочет сблизиться?

— Тебе нужно уйти. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь прямо сейчас.

Он издевается надо мной, и я чувствую, как его руки толкают меня на кровати так, что я балансирую на краю, затем он скользит ко мне сзади. Мое сердце начинает биться так сильно, что я слышу, как оно пульсирует у меня в ушах.

— Грифон, какого черта…

— Просто замолчи, — огрызается он.

Он притягивает меня обратно к своей груди, так что я лежу на кровати, а затем одна из его рук ложится на мой голый живот под тонкой ночной рубашкой. Его ладонь теплая, но становится обжигающе горячей, когда его сила течет через его кожу в мою.

Боль прекращается.

Я снова начинаю плакать.

Я остаюсь неподвижной в его объятиях, в основном, чтобы остановить рыдания, охватившие все мое тело, и дать ему понять, насколько я чертовски жалка. Это его не беспокоит, он начинает двигать меня, просто слегка подстраивая, пока я не оказываюсь в большей безопасности в его объятиях, и мы оба удобно прижимаемся друг к другу.

Я жду, пока, по-моему, мой голос не станет ровным и не пропитается слезами, прежде чем прохрипеть:

— Спасибо.

Он пренебрежительно напевает себе под нос. Я чувствую себя самой большой гребаной сукой в мире, и именно из-за этого, или из-за теплого одурманивающего ощущения его силы, я добавляю:

— Уйти от тебя было самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать. Эта боль ничто по сравнению с этим.

Его руки сжимаются вокруг меня, пока я не начинаю думать, что не могу дышать, но это только заставляет меня чувствовать себя… в безопасности.

Я засыпаю легче и глубже, чем когда-либо за последние годы.

* * *

Я просыпаюсь одна в своей постели.

Мои судороги вернулись, но, слава Богу, гораздо более управляемые. Я чувствую себя раздутой, раздражённой и готовой оторвать морды любым сучкам, которые начнут приставать ко мне сегодня. Я иду и принимаю душ, радуясь, что общая ванная комната блаженно пуста.

Я немного посмеиваюсь при мысли о лице Норта, если бы он узнал, что я подралась с некоторыми из этих девушек. Я могу только представить, как ужасно неловко это было бы для самого великого советника. Потом я вспоминаю, как он полностью отверг меня, когда привез сюда прошлой ночью, и улыбка просто сползает с моего лица. Не имеет значения, что они думают. Я буду продолжать говорить себе это, пока до меня не дойдет.

Я вытираюсь и возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться на день. Я стремлюсь к удобству и милости, нуждаясь в той небольшой броне, которая у меня может быть против этих людей, и я наполовину натягиваю рубашку, когда Грифон открывает дверь моей спальни и входит. Он не смотрит на меня и не замечает моего раздетого состояния, когда хватает дверь, чтобы закрыть ее и запереть за собой.

Мне удается натянуть рубашку поверх лифчика, прежде чем его глаза, наконец, касаются меня. Он не выказывает никаких признаков шока, но не торопится, скользя взглядом по моим голым ногам. Я рада, что сегодня выбрала милое нижнее белье, потому что обычно я предпочитаю комфорт во время месячных. Черные трусики-бикини просты, но достаточно сексуальны.

Он смотрит на меня.

— Я принес тебе таблетки, которые тебе нужны. Я также захватил термос и немного фастфуда. Моя сестра любит конфеты, когда у неё ПМС, так что я подумал, что ты тоже захочешь, — говорит он, протягивая мне целлофановый пакет.

Я просто стою там и секунду моргаю, глядя на него.

— Зачем тебе это делать?

Он кладет пакет на мою кровать, когда становится ясно, что я не собираюсь его брать. Я, наконец, вспоминаю, что на мне нет штанов, и, спотыкаясь, иду к своей сумке, чтобы взять джинсы, забывая о своих планах насчет штанов для йоги теперь, когда Грифон стоит здесь, выглядя чертовски сексуально. Я отворачиваюсь от него, чтобы натянуть их, и стараюсь не морщиться, когда поднимаю их. Почему они не могут сшить симпатичные джинсы, которые не сдавливают твою матку, как чертовы тиски?

— Я собираюсь задать тебе вопрос и хочу, чтобы ты честно на него ответила.

Я морщусь и бросаю на него косой взгляд.

— И с чего бы мне?

Он фыркает.

— Я помог тебе прошлой ночью, не так ли? Это простой вопрос, ничего слишком откровенного.

Мои глаза сужаются, когда я смотрю на него. Он действительно помог мне, он помог мне больше, чем сам знает. Он помог мне справиться не только с болью, которую я испытывала, я начала чувствовать, что не могу продолжать жить здесь, но он изменил это одним актом доброты. Думаю, я действительно в некотором роде ему чем-то обязана.

Я пожимаю плечами.

— Я отвечу на все, что смогу. Большего я тебе обещать не могу.

Я достаю Мидол из пакета и принимаю его без воды, таблетка немного тянет в горле, затем я сажусь на кровать, чтобы надеть ботинки. У меня осталось совсем немного времени до начала занятий, и мне нужно что-нибудь съесть до этого, иначе мне придется ждать до обеда, а это звучит как еще одна форма пытки. Я действительно не хочу, чтобы один из братьев Дрейвен засунул мне сегодня в задницу. У меня будет слишком большая вероятность ударить одного из них по горлу, и мне нужно сохранить контроль.

Это становится все труднее и труднее делать.

— Ты хотела убежать от нас, или тебя вынудили?

Это открытый вопрос, достаточно открытый, чтобы я могла ответить на него честно, не испортив полностью свою жизнь, поэтому я вздыхаю и криво улыбаюсь ему.

— Я отвечу, но ты все равно мне не поверишь. У меня не было другого выбора. Я не могу сказать больше, не рискуя тобой и другими Связанными, и, несмотря на то, что вы все думаете, все, что я сделала, это чтобы уберечь вас.

Его глаза прожигают мою кожу, горячее, чем его сила была на моем животе прошлой ночью.

— Скажи мне, кто тебе угрожает.

Я качаю головой.

— Я не могу тебе сказать. Я не могу никому рассказать.

Я наблюдаю, как он снова скрежещет зубами, что он явно делает, когда я его злю. Мы едва провели какое-то время вместе, и все же я уже знаю это о нем.

— Что, если я пообещаю не рассказывать другим Связанным, ты скажешь мне тогда? Мы могли бы оставить это между нами, и я разберусь с этим вопросом.

Я смеюсь над ним, когда встаю и перекидываю сумку через плечо.

— Нокс — твой лучший друг, ты выслушиваешь всю его чушь на дурацких обедах. Конечно ты расскажешь ему. В любом случае, это не имеет значения; я не могу тебе сказать.

Взгляд на его лице становится темнее, и когда я делаю шаг к двери, он не отстраняется. Мне придется задеть его тело, чтобы пройти мимо него, но когда я двигаюсь, чтобы сделать это, его руки вытягиваются и хватают меня. Мое дыхание вырывается из легких.

Слишком близко. Он слишком близко, а я слишком близко к тому, чтобы сломать его к чертовой матери.

Он секунду смотрит мне в глаза, прежде чем вытащить из кармана кредитную карточку и вложить ее в мою.

— Это твое. С этого момента ты будешь использовать ее для всего, что тебе нужно. Заказывай еду, таблетки, новую гребаную кровать, мне все равно. Просто используй это.

Срань господня.

Я хмурю брови, глядя на него, и изо всех сил пытаюсь подобрать правильные слова.

— Зачем тебе это делать? Я не хочу ничего у тебя брать. Если бы ты мог просто уговорить Норта, чтобы он позволил мне найти работу, я могла бы позаботиться о себе.

Рука, которой он все еще сжимает одну из моих рук, напрягается.

— Скажи мне, что ты воспользуешься ей, если тебе понадобится.

Я закатываю глаза на него за то, что он игнорирует меня.

— Хорошо.

Я вырываю свою руку из его хватки и делаю еще один шаг к двери, но он явно не собирается меня отпускать. Он снова хватает меня, крутит, пока не может прижать меня к нему своим телом. Вздох вырывается из моего горла, и он наклоняется, его глаза все еще горят от его сильного жара, и он шепчет:

— Скажи это и скажи это серьезно. Нет ничего хуже лжи.

Я сглатываю и выдыхаю:

— Я воспользуюсь этим, если понадобится, но я все еще хочу иметь собственную работу.

Он поднимает одну из своих рук, чтобы провести по моему лицу.

— Норт никогда больше не рискнет потерять тебя. Я не думаю, что он когда-нибудь позволит тебе найти работу, но если ты спросишь его напрямую, я встану на твою сторону.

Я не могу дышать, когда он так близко ко мне, с твердыми линиями его груди, прижатой ко мне, и он не отстраняется от меня, просто прижимает меня к двери. Жужжание его телефона в кармане, зажатого между нами, разрушает чары, и он, чертыхаясь себе под нос, отходит.

— Хватай свое барахло, я отвезу тебя в столовую.

Он выходит из комнаты, не сказав больше ни слова, и топчется у двери, пока я не запираю ее. В коридоре полно девушек, все они пялятся на него, как на кусок мяса, но он их не замечает. Он идет достаточно медленно, чтобы я могла поддерживать темп, не убегая, хотя сегодня я бы этого не сделала, учитывая, какая я чертовски раздутая, и тогда я понимаю, что он знает это и приспосабливается ко мне.

Я не знаю, что делать с такого рода соображениями.

На этот раз мне так же неловко садиться в его машину, как и в первый раз. Я посылаю Гейбу сообщение, чтобы сообщить ему, где я, а затем засовываю телефон обратно в сумку. Грифон не произносит ни слова, и три минуты езды на машине проходят в тишине.

Когда мы подъезжаем к столовой, я прочищаю горло.

— Я действительно ценю…

— Ты собираешься снова попытаться сбежать? — он перебивает меня, его глаза сканируют кампус, как будто он ожидает, что меня схватят с тротуара средь бела дня.

Я хмурюсь и потираю затылок, маленький бугорок GPS-чипа все еще легко найти. Он все еще немного болит, и я нажимаю на него, чтобы по-настоящему почувствовать жжение.

— Нет.

Взгляд Грифона падает на мое беспокойство, и он говорит:

— Ты бы убежала, если бы мы не могли тебя выследить?

Он чует мою ложь, поэтому я говорю правду.

— Мне пришлось бы бежать. Так будет лучше.

Он медленно кивает.

— Ты могла бы сказать мне, ты знаешь. Это может многое изменить для тебя здесь.

Я пожимаю плечами.

— Мы оба знаем, что этого не произойдет. Твой лучший друг уже сказал мне, что у меня нет достаточно веского оправдания, чтобы принять его. Я здесь в ловушке, и из-за этого случится что-то плохое. Я делаю все, что в моих силах, чтобы остановить это, но… это, вероятно, произойдет в любом случае.

Его пальцы барабанят по рулю.

— Проблема в том, что я знаю, что ты в это веришь. Я просто также знаю, что, что бы это ни было, тебе следовало прийти к нам по этому поводу, а не убегать. Тебе следовало довериться нам.

Я смеюсь над ним, мрачно и чертовски отчаянно.

— О, да? Мне было четырнадцать. Ты знал, что мои родители оба умерли прямо перед тем, как я прошла тестирование? Ты знал, что я потеряла все и… это случилось? Я только что узнала, что у меня будут Связанные, и все будет хорошо. Я потеряла их, понимаешь? Я потерял все.

Руки Грифона сжимаются так сильно, что кожа на руле скрипит.

— Ты хотела получить своих Связанных? Тогда?

Я сморгиваю слезы, которые всегда наворачиваются, когда я думаю о том времени.

— Больше всего на свете, это то, чего я хотела.

Он кивает.

— А теперь? Ты хочешь получить своих Связанных сейчас?

Я тянусь к ручке двери, чтобы сбежать. Я должна убраться к черту из этой машины, пока он не вытянул из меня еще одну правду, единственную правду, которая гложет меня каждый раз, когда я оказываюсь в ловушке с одним из них.

— Оли, ответь мне. Тебе нужны твои Связанные или нет? — он рычит, нажимая на кнопку блокировки, чтобы помешать мне выйти.

Я оглядываюсь, свирепо глядя на него за то, что он сделал это дерьмо со мной.

— Нет смысла отвечать на это. Я не могу получить своих Связанных. Вы все ненавидите меня, и я знаю, что пытаться слишком опасно. Мне лучше быть одной.

Я выхожу, но слышу его слова до того, как дверь за мной захлопывается.

— Это может быть твоей правдой, но не моей.

Мне следует держаться подальше от них всех.