Разлейте время по бокалам

– Сестерции: один, два…пять…десять…двадцать пять…тридцать пять…сорок. Это получается…

– Десять денариев! – успела подсчитать девушка.

– Ассы будем считать вместе. Эта кучка – тебе, а эта – мне.

Лёгкие медные монеты с тонким звоном переместились из одних кучек в другие.

– У меня – двадцать восемь, – закончила Тана.

– А у меня – тридцать семь, – Асканий соединил кучки. – Всего… шестьдесят пять ассов. Или шестнадцать сестерциев.

– И один асс…

– Или четыре денария, – они засмеялись, радуясь неожиданному богатству. Асканий подвёл общий итог: – Два аурея, четырнадцать денариев и один асс.

И высыпал монеты обратно в кошель. Тана приподняла его.

– Тяжёлый. В крупных монетах было бы намного легче.

– Конечно, но мелочь легче тратить и в наших руках она не будет вызывать подозрений. Где тога?

Асканий встал и огляделся. Неаккуратно брошенная, она лежала на кресле-кафедре, касаясь пола. Молодой человек взял тогу и развернул. Её огромные размеры привели Аскания в замешательство. Он несколько раз видел, как тогу одевают, но сам этого не делал никогда. У себя на родине юноша чаще ходил в плаще или в тунике, которая, в отличие от Италии, не считалась одеждой только рабов. Асканий забросил край тоги на плечо и попытался обернуть другой её конец вокруг талии. Но полукруглое полотнище, длиной пять с половиной и шириной два с лишним метра, под собственным весом сползло к его ногам.

– Зачем римляне носят такую сложную одежду? – рассердился он.

Тана удивлённо оглянулась на Аскания и, увидев его растерянный вид, усмехнулась:

– Льняная тряпка победила тебя?

Молодой человек посмотрел на девушку исподлобья и проворчал:

– Попробуй с ней справиться!

– И попробую. Иди сюда сам, а то мне уже тошно ходить около труппов.

Асканий собрал тогу в ком и пробрался к Тане, обходя мертвецов.

– Помнёшь!

Она взяла полотнище за прямую сторону и, встряхнув, зашла Асканию за спину. Левый край она перекинула через его левое плечо. В середине правой части сделала большую складку, подтолкнула её под пояс туники и опять перекинула через левое плечо, но уже спереди. Свободным всё ещё оставался большой кусок полотнища, свисавший с левого плеча за спину. Его Тана оформила изящными ровными складками и, подведя под правую руку, опять уложила на левое плечо.

– Всё. – Тана с гордостью отступила, любуясь своей работой.

– Ловко ты это сделала. Я бы так не смог.

– Каждому – своё. Я умею одевать других людей, потому что я – рабыня.

– Уже – нет, – отозвался от окна Асканий. Он смотрел на чуть-чуть посветлевшее небо и на силуэты слегка проступивших сквозь тьму домов. – Пора идти. Ты всё собрала?

– Да. Вот котомка. В ней внизу два твоих паллия, одна моя палла – другую я одену, одна туника и стола. Из еды – запеченный гусь и бобы. Мне их сегодня принесли из харчевни и оставили под дверью.… Рядом лежат деньги и игрушка.

– А её-то зачем взяла?

– Честно говоря, не знаю…

– Как быстро светает. Одевайся.

Тана замоталась в паллу и набросила её край на волосы.

Асканий отошёл от окна и поднял котомку.

– Готова? – Спросил он девушку.

– Да, – её голос дрогнул. Она посмотрела на укрытые тела и шёпотом помолилась: – Юпитер, не суди их строго. Они закончили свой путь по Земле. Примите их, Аид54 и Прозерпина55, в своё царство с уважением и не будьте к ним жестоки. Прощай, Маркус, прощай, Спурий Феликс…

Асканий душой отозвался на слова девушки, он верил в богов, полагался на них, считая, что они помогут ему вернуться домой. Склонив голову над телом хозяина, он произнёс:

– Пусть твой гений56 не оставит тебя в загробном мире.

Потом Асканий повернулся к дверному проёму и обратился к Янусу – богу входов и выходов:

– Посмотри на нас благожелательно, когда мы, смертные пройдём через твои владения. И шепни несколько слов ларам – покровителям помпейских дорог и перекрёстков – в нашу защиту. Ведь мы не хотим никому зла и мечтаем только поскорее оказаться в безопасности.

– На первом же перекрёстке мы отдадим дань уважения ларам перед их жертвенником, – добавила Тана и решительно последовала за Асканием в неизвестность.

Они направились не к виа дель Аббонданца, а в противоположную сторону. Вместе с ощущением опасности в их душах поселилась радость свободы. Тана полностью доверилась своему неожиданному другу и шла за ним с лёгким сердцем.

А Асканий убеждал себя, что всё будет прекрасно, как только они покинут город и уйдут из него подальше. Правда, подсознание подсказывало ему обратное, но он ещё не научился слышать его. Перед поворотом, который должен был скрыть от него дом Феликсов, Асканий в последний раз глянул на его непроницаемые высокие стены. Шагая по тихой и ещё прохладной улице рядом с Таной, он попытался разобраться в своих чувствах. И как только углубился в них, перед его внутренним взором возник облик черноволосой помпеянки в пурпурной столе. Как её называла хозяйка? Кассия? Да, Кассия. Это же имя было частью имени убитого им человека. Маркус Кассий Сатрий. Родственник?

ДЕНЬ 16-й ПЕРЕД ИЮНЬСКИМИ КАЛЕНДАМИ 822г. ПО РИМСКОМУ КАЛЕНДАРЮ.

Кассия проснулась с таким чистым и ясным сознанием, будто и не спала. Лёжа на спине, она рассматривала голубой потолок, на котором утреннее солнце, заглядывавшее через жалюзи, рисовало светлые полосы. Кассия пыталась понять, что тревожит её душу. Остаток вчерашнего дня прошёл как обычно: она почитала, погуляла в саду, поужинала в компании отца Постумия Кассия Сатрия. Ежедневный приём пищи в их доме обычно проходил в тишине, но в этот раз было особенно мрачно. Отец только спросил, не видела ли она сегодня брата. Поколебавшись, Кассия сказала, что нет, не видела.

– «Интересно, Маркус вернулся домой?»

Нет, не только это волновало рассудительную девушку, ведь поведение брата никогда не отличалось последовательностью и благонравием, другое событие не давало ей покоя. В её мысли постоянно возвращался образ молодого человека в подпоясанной тунике. Да, подруга Юлия права, Кассия впервые обратила внимание на мужчину. Почему? Что она почувствовала в те короткие мгновения, когда столкнулись их взгляды? Только одно она знала точно: в те короткие секунды она была невероятно счастлива.

Романтическая часть Кассии вырвалась из-под опёки разума, и она, не заметно для себя, поплыла по волнам грёз. Уже в который раз девушка мечтала о прекрасном мужчине, которого полюбит всей душой, и которому отдаст себя в полную власть. А мужчина будет ценить её ум, красоту и родовитость. И вдруг Кассия заметила, что в отличие от прошлых фантазий воображаемый мужчина обрёл чёткий образ.

– «О, боги! Я подумала об Аскании, рабе Юлии?! Я сошла с ума!» – это разум гордой и самовлюблённой помпеянки взял верх над её грёзами. Кассия села на ложе и усмехнулась: – «Возможно, все правы, что мне давно уже пора замуж»

По мягкому ковру девушка подошла к окну и отворила его. Около стены под ним покрытия не было, и её босые ноги ступили на холодный мраморный пол, это окончательно привело голову Кассии в порядок. Она сладко потянулась навстречу солнцу и ласковому ветерку. Старый садовник-грек, подрезавший кусты алых роз, любимых цветов Кассии, увидел её и, склонившись в поклоне, с улыбкой проговорил:

– Ты, как всегда прекрасна. Доброго тебе утра!

– По-моему, ты самый внимательный из моих слуг. Знаю, знаю, – засмеялась девушка. – Это оттого, что ты слышал мой первый крик при рождении.

– Совершенно верно.

Хризон подошёл к окну и протянул ей красивый букет.

– Тебе нужно одеться. Незачем молодым рабам видеть твою наготу.

– Спасибо, – поблагодарила Кассия за цветы. – Сейчас позову Зею, чтобы помогла мне.

– Я уже здесь, – раздался голос служанки. Она стояла в дверях комнатки с туалетными принадлежностями и одеждой.

– Желаете обмыться?

– Ты уже принесла тёплую воду?

– Конечно, как только услышала, что вы встали.

– Иди, прибери постель.

Кассия осталась одна, а Зея приступила к повседневным обязанностям. Она происходила из галльского рода и родилась в один год с хозяйкой в доме Сатриев. Её воспитали в расчёте на то, что она будет рядом с Кассией всегда, когда той это понадобится. Внешностью Зея слегка напоминала Юлию: такая же чуть полноватая фигура, такой же рост, но волосы намного светлее, и лицо не отличалось красотой, хотя и было достаточно миловидным. Такие рабыни очень высоко ценились богатыми женщинами и стоили весьма дорого, так как не только умело и чётко выполняли свои обязанности, но и в силу образованности могли поддержать любую беседу. К тому же на их фоне любая женщина чувствовала себя привлекательной, особенно если пользовалась косметикой, что рабыням делать категорически запрещено.

К возвращению Зеи Кассия успела надеть набедренную повязку, заменявшую женщинам античности трусики, и лифчик в виде полоски ткани без бретелей. В раздумье она смотрела на развешанные в шкафу платья и пыталась определиться в выборе одежды.

– Видимо, сегодня будет очень жарко, – спрашивая и, одновременно утверждая, проговорила Кассия и тут же добавила: – Не хочу надевать тунику.

Наконец она взяла в руки бирюзовую столу с серебристыми цветами. Служанка помогла ей одеться, расчесала волосы, завязала их низко на затылке греческим узлом, и украсила лентой в цвет платью. Закончив с причёской, она принесла небольшой ящичек с косметикой. В нём была дорогостоящая диасразмата – прессованная пудра из высушенных, мелко натёртых бобов и пшеничной муки для достижения модной в то время бледности лица и рук, стибиум для подкрашивания ресниц и подводки глаз, баночки с отстоем красного вина для подкрашивания губ и, иногда, наведения румянца. Отдельные места в ящичке занимали разнообразные ёмкости с фруктовыми эссенциями, мазями, притирками на основе множества растительных и животных ингредиентов. Всё это постоянно обновлялось за счёт покупки средств у самого модного брадобрея-космета, готовившего их по индивидуальным заказам, и имевшего с того большие доходы.

Глядя в греческое зеркало из полированного серебра, Кассия наблюдала за ловкими движениями рабыни. Та нанесла тонкий слой пудры на лицо, изящной линией нарисовала стрелочки на верхних веках, слегка подрумянила щёки.

– Желаете подкрасить губы?

– Нет, я думаю, отец скоро пришлёт за мной для утренней молитвы, затем мы пойдём завтракать.… Сегодня много клиентов посетило наш атриум? Надеюсь, отец никого не пригласил к столу. Не люблю гостей в такую рань!

– Это уж точно, – согласилась Зея. – Весь дом знает, что вы вечерняя девушка и утренние хлопоты не для вас.

Кассия подумала немного и спросила:

– Не знаешь, мой брат вернулся домой?

– По моему, нет…

Кассия, убедившись, что выглядит отлично, отвернулась от зеркала и внимательно посмотрела на рабыню.

– Ты сегодня на себя не похожа: грустна и строга. Что случилось? Ты не больна?

Под взглядом хозяйки Зея смутилась и опустила глаза.

– Нет, я чувствую себя нормально. Но… – Служанка замялась. – Ладно, расскажу, но не судите строго. Я ведь из галльского рода и, хотя родилась здесь, и подчиняюсь римским богам, не забыла о вере предков. Мы убеждены, что все деревья имеют душу, что с ними можно говорить и просить о милости, принося жертвы. Они помогут, подскажут выход в трудной ситуации. Я часто бываю в саду и ласкаю растения. А сегодня на рассвете я, ни с того, ни с сего, спросила, не ждёт ли нас несчастье. Неожиданно к моим ногам упала зелёная грушевая ветка… Воздух был абсолютно неподвижен, и ничто не могло её сломать. Теперь я боюсь, вдруг это знак какой…

Девушка обессиленно села на край плетёного кресла.

– Тебя смутила упавшая ветка? – Удивилась Кассия. – Она не даёт тебе покоя? Возьми себя в руки, это ведь чистой воды суеверие! Пойди к ларам, помолись, принеси в жертву вино и хлеб, и твоей душе станет легче. Не забивай свою умную голову такой ерундой! Вчера была буря? Была. Тогда-то веточка и сломалась. Просто она не упала на землю сразу, как её несчастные собратья, а переплелась с более удачливыми сёстрами и продержалась на дереве некоторое время. К твоему приходу земля притянула её к себе, и она упала, как и подобает всем умершим. Случайно это совпало с твоим появлением в саду и весьма странным вопросом. Ободрись, милая, жизнь прекрасна и она не зависит от деревьев в моём саду. Иди, погуляй или займись каким-нибудь делом, а ко мне возвращайся с улыбкой.

Зея ушла, а Кассия, вернувшись к окну, стала ждать, когда за ней пришлёт отец.

– «Сломалась ветка в саду, – думала она. – Конечно, это суеверие! Иначе быть не может. Но тогда почему мне стало ещё тревожнее? Почему уже второй день я с трудом привожу свои мысли в порядок? Надо взять себя в руки и смотреть на всё объективно. Попробую. Вчера я увидела красивого, нет, привлекательного мужчину, раба, точнее. Что же странного в том, что я о нём вспоминаю? Дальше: был ураганный ветер и ливень. Разве они редки в наших краях? Я увидела Маркуса в простой одежде и пешком. Что из того? Если мне такие его поступки раньше не были известны, то это не значит, что он их не совершал. Всё! О чём ты волнуешься, Кассия?»

Холодный разум опять пришёл на помощь римлянке, и она заулыбалась розовым кустам под окном, бережно обрезанным и подвязанным Хризоном, уже ушедшим в глубь сада. Но вдруг из недр растревоженного сознания наперекор всем доводам вырвалась и заискрилась, кружась, короткая мысль: «Ветка сломалась, ветка сломалась…». Робкий стук прервал терзания Кассии. Она отвернулась от окна и открыла дверь.

– Пусть этот день принесёт вам только радость, – проговорил раб-управляющий Арыза. – Патерфамилиас направился в атриум.

Он стоял перед молодой хозяйкой, склонив рыжую голову. В отличие от старого, ироничного Хризона, общавшегося с Кассией легко и непринуждённо, Арыза благоговел перед ней и постоянно смущался.

– Спасибо, – ответила девушка и прошла мимо. Она знала, что управляющий влюблённо смотрит ей вслед, жадно вдыхая аромат пряных духов.

Незадолго до того, как в главный атриум дома Сатриев с разных сторон вошли Кассия и её отец, Постумий Кассий, в нём находилось огромное количество клиентов, пришедших поприветствовать хозяина, отдать дань уважения его гению, получить от него подарки или же услышать доброе слово. Одни из этих людей, являясь от рождения свободными и богатыми, не имели знатных предков, и вынуждены были искать влиятельного патрона. Другие, получив свободу от Постумия Кассия Сатрия, по закону становились его клиентами. Все они обеспечивали своему покровителю политическую поддержку, взамен получая денежные кредиты и подарки, а также помощь в случае судебных и иных проблем. Некоторые из них имели своих клиентов, таким образом, являя собой большую силу, подчинённую одному человеку.

К тому времени, когда Кассия вошла в атриум, рабы вымыли пол, и он слегка поблёскивал там, где на него падали косые лучи, проникавшие через отверстие над имплювием. Солнце ещё только поднялось над крышами и смотрело на дома как бы сбоку, потому бассейн был освещён только наполовину. Если бы весёлый сатир, стоящий посреди имплювия, умел говорить, он поведал бы, какое странное впечатление производят два человека в помещении, которое недавно покинула сотня посетителей. Но вряд ли Кассия или её отец чувствовали себя в нём потерянными, ведь это был их дом.

Входивший в атриум со стороны малого таблинума патерфамилиас57 Сатриев, ласково улыбнулся дочери и с ожиданием посмотрел за её спину. Встретившись с отцом возле ларария, Кассия подставила ему лоб для поцелуя и, заметив, что отец опять с тоской посмотрел в сторону входа, проговорила:

– Он не ночевал дома, мне сказала Зея.

– Мне доложили уже, но я надеялся, что хотя бы утром он вернулся. Ты что же, спрашивала рабыню о своём брате?

– Да, не удержалась…

– Не нужно больше этого делать, – строго проговорил отец, глядя в глаза Кассии. – О том, что происходит в доме мне всегда и вовремя докладывает управляющий.

– Да, но он докладывает тебе, а не мне, – возразила девушка.

– Всё, что тебе нужно, ты можешь узнать у меня. Разве я когда-нибудь отказывал тебе в этом?

– Прости, отец, больше этого не повторится.

В знак смирения Кассия опустила глаза. Постумий Сатрий улыбнулся и, погладив дочь по спине, проговорил:

– Ты, как всегда, великолепно выглядишь, – и тихо добавил: – Жаль, что твоя мать не может это оценить.

Каждая римская семья по утрам приносила жертвы ларам, в этих богов верили всей душой. Постумий покрыл голову краем тоги и подошёл к святилищу. Он окропил лары вином, бросил в огонь крошки хлеба, поблагодарил богов за заботу, попросил их быть милостивыми к его семье, подарить здоровье ближним и процветание дому. Кассия шёпотом повторяла за отцом слова молитвы, держа ладони раскрытыми навстречу богам. Завершив ритуал, отец и дочь отступили на несколько шагов от ларария, немного постояли и молча пошли в триклиний, где рабы завершали сервировку стола к завтраку.