Глава 14. Макс

— О, соизволил, барин! — гневно сказал я протирающему глаза волшебнику.

— А? — тупо спросил он и повернул сонную физиономию, пытаясь сфокусировать взгляд.

— Ага! Тебя бы в нашу армию. Не помогло бы все твое искусство чародейское. В раз бы разучился. Вернее, отучили бы.

— Кошмары… Нехороший сон.

— Что снилось?

— Несправедливость… Подлость, свинство, неадекватность и необъективность.

Я рассмеялся.

— Ты побывал в моем мире?

Ленсли потерянно почесал макушку и тихо ответил:

— Нет. Мне снилось прошлое… Неприятный эпизод из Академии… А откуда ты узнал, что я применил магию, чтобы уснуть? — с легкой улыбкой, вмещающей долю любопытства и хитрой насмешки, спросил Трэго. Видать, приобрел иммунитет от моей проницательности и, так скажем, подготовленности. А я отметил, что он по-быстренькому сменил тему.

— Да после воплей этого дурного кримта, сдается мне, покойники бы повылазили из могил, чтобы его заткнуть.

— Хм… — задумался маг. — Это исключено. Кримты нечувствительны к зиале. Ходит молва, дескать, есть у них способности к использованию своей древней народной силы, но подозреваю, что некромантия туда не входит, — серьезно изрек он.

Моя улыбка медленно превратилась в своего брата-близнеца; иными словами, если представить ее как скобку, то она перевернулась на сто восемьдесят градусов.

— Что-то у тебя с юмором совсем туго… — ошарашено проконстатировал я, хлопнув ладонью себе по лбу.

Трэго передразнил:

— Не туже, чем у тебя, наивный болван, — и шлепнул по лбу обеими руками, изображая горюющего человека. Однако он перестарался в своей артистичности и нам обоим стало смешно. О своих эмоциях мы решили оповестить весь вагон. И смеха нашего хватило ровно на то, чтобы на нас неодобрительно посмотрели, в том числе и троица говорунов.

Поезд ехал впечатляюще быстро; не «Сапсан», конечно, но гораздо быстрее наших обычных. А если вспомнить, что здесь дела решаются мечом, высоток еще не придумали, зданий-статуй не считаем, и по городам не разъезжают автомобили — проникаешься уважением. Да, сравнивать технологию вкупе с прогрессом и законами физики с одной стороны и магию с другой — не очень корректно, так как последнее есть самое настоящее жульничество, но как бы то ни было…

Я продолжал заниматься важным делом — расспросами. На этот раз о железной дороге и ее устройстве. Не было пара, проводов или любого иного намека на то же электричество; про магнитную подушку вообще молчу.

— Храни Укона мои нити целыми и невредимыми! — простонал несчастный маг. — Лучше бы я переусердствовал с заклинанием и проспал на пару часов больше! Слушай, ты же сам сказал, что общался с инженером.

— Да, но он рассказал мне все о внутреннем устройстве. А более половины его речей составляло поношение всех представителей людской расы.

— Не думал, что когда-нибудь пожалею этих жадин, но бедняга же тот инженер! Вытерпеть такие мучения! Он затем и сошел, видать, не выдержав докучливого дикаря.

— Чем быстрее ты начнешь, тем быстрее разделаешься со мной. И вообще, поставь себя на мое место.

— О! — всплеснул он руками. — С радостью! Тогда ты поспи пару часиков, мой господин Трэго, до приезда, а я…

— Зашибу! — пригрозил я, поднимая кулак. Осознав всю безвыходность, волшебник вздохнул.

— В общем так. Заметил череду столбов, что тянется вдоль путей?

— Красного цвета которые? Заметил. Мне кажется или они слабо подсвечиваются?

— Все верно, — приняв вид профессора, Трэго в излюбленной назидательной манере, словно втолковывая некий материал студенту, никак не желающему вникать в суть оного, продолжил: — Эти столбы, или путеводы, — граница воздушных шлюзов. Система передвижения поездов на практике не так страшна и мудрена, как будет казаться в моем объяснении. Поезда приводятся в движение за счет взаимодействия редукторов, шестеренок и других механизмов. В них я напрочь не смыслю. А потом, выйдя на поверхность, двигатели отключаются, и начинается принципиально другое управление — при помощи путеводов. Это такая пара столбов, имеющих внутри заклинание «Воздушный Кулак». Точнее, его модификация. Суть в том, что форма плетения автономна, а особые коэффициенты самоумножения позволяют восстанавливаться гораздо быстрее, что позволяет регенерироваться зиале не по системе, допустим, десять плюс десять, плюс десять, а десять умножить на десять, умножить на десять. Это безумно сложно. Выведение и настройка, а также дальнейшая надстройка формулы затейлива и запутанна. Не представляешь насколько. Ты наверняка догадался, что путеводы выполнены из ронта.

— Конечно. С первого взгляда определил, — пробурчал я себе под нос.

— Деревья, максимально пригодные для магического воздействия, если вдруг забыл. Как только последний вагон поезда проезжает пару путеводов, Воздушный Кулак колоссальной силы, вырабатывающийся из них, толкает поезд вперед мощным импульсом из ветра, энергии и, говорят, не обошлось без пространственной магии. Так это и действует — поэтапно. Каждый участок автоматизирован и самостоятелен, включается исключительно при приближении поезда.

— А как? Прям все процессы автоматические, и человек не играет никакой роли?

— Не совсем так. Контроль-то происходит, но эпоха автоматизации прошла и стала неактуальной с появлением разных типов поездов и их назначений. Это келегальцы без ума от задачек, решаемых без участия человека. Им лишь бы заставить что-то один раз работать, а потом любоваться и хвастаться достижением. Во времена, когда многих станций не было и в помине, проводились тестовые маршруты. Сила Кулака, как нетрудно заметить, била одинаково и в грузовой, и в пассажирский поезд. Сам понимаешь, что где-то это было слишком сильно для пассажирского, или же маловато для тяжелых мощных моделей. В одном случае поезд проезжал станцию… Будьте добры два сильмо и ореховых кексов к ним… — Трэго ловко поймал проходившего мимо проводника и плавно продолжил: — В другом же состав не набирал достаточного хода. Все незамысловато и просто.

— Погоди, ты так и не рассказал, что пришло на смену бесконтрольному управлению.

— Точно. Сейчас машинистам выдают навигационные планшеты.

— Планшеты?! — услышав слово, никаким боком не сочетающееся с фэнтези, я невольно оторопел.

— Планшеты, — невозмутимо ответствовал маг, — из ронта, с покрытием… С покрытием… Короче, с металлическим напылением. Не илосар кримтов, но что-то около того. На планшетах отображаются текущая пара путеводов, а также несколько грядущих, что дает возможность заведомо прописать коэффициент силы. Удобно, можно действовать в зависимости от ситуации, вписываться в график, совершать экстренные торможения.

— Интересно, как?

— Видишь соседние пути? По ним едет поезд обратного направления. Соответственно, путеводы работают на обе стороны. Настраиваешь пару спереди на реверсионный ход, и голова состава получает встречный удар, гасящий инерцию. Прописывается коэффициент со знаком «минус» и все.

— Одуреть! Страшно представить энергию, толкающую такую махину. А если не задать коэффициент, то что?

— Да ничего, будет стандартный «удар». Не на постоянной же основе корректировать — так без рук в первую же смену останешься!

— Ну а красным они почему мерцают? Кримт сказал, что они вообще белые. Старый дурень.

— Не спеши с оскорблениями. Они действительно белые, а красным горят, чтобы предупредить жителей и тех, кто оказывается рядом с путями, о приближающемся поезде. И ночью полезно, и ориентир хороший. Все, ты меня утомил. Вон, кажется, и наши сильмо несут. Опускай столик.

Если вы когда-нибудь бывали в кофейнях или, например, в забегаловках, и покупали там кофе с собой, то можете представить стаканы, которые нам вручил проводник. От них приятно пахнет шалфеем, душицей и легкими нотами ванили. Небольшие кексики лежат в глубокой миске будто только что вылупившиеся птенцы, тесно прижимающиеся друг к другу в попытке согреться.

— А чего он так странно на тебя смотрит, как будто ты успел ему насолить? — полюбопытствовал Трэго.

— Нравлюсь я ему.

— Ага, я вижу. Нравишься как гойлур троллю. Опять понаворотил дел, пока я спал?

Я с возмущением повернулся к магу и постарался сыграть максимально честно:

— Да иди ты на фиг! Будет он тут инкриминировать мне свои домыслы. Я ничего не делал, так же как и ты. Все.

Вкус сильмо идентичен запаху, он приятно согревает изнутри, словно положенные в постель камни, только-только вытащенные из печи. А это признак одного:

— Алкогольное что ли?

— Не алкогольное, а алкогольный. Нет, не алкогольный. Скорее, энергетический. Вещица бодрящая, в холодную погоду вообще незаменима. Но чертовски вредная!

— Ну спасибо, друг любезный, — я со всем ехидством отвесил поклон, насколько он вообще возможен в сидячем положении и с находящимся у самой груди столиком. — У меня как раз специально для подобного припасена язва. И гастрит. И когда что-то нехорошее приходит к ним в гости, они не замедляют со встречей и наносят визит. Счет за гастроэнтеролога куда присылать?

— Хватит занудствовать!

— Мне, между прочим, месяц по-хорошему на диете посидеть и пропить курс таблеток. Он и сейчас-то не в очень хорошей форме, а ты меня еще и чем-то вредным решил угостить.

— Нельзя было сначала заняться лечением, а затем с новыми силами сажать желудок?

— А зачем? Болеть он будет в любом случае, а вот удовольствия такого не получу. Если от неизбежного не уйти, так хоть надо получить максимум от того, что тебе предоставлено, — философски заключил я и присосался к сильмо.

Хитрющим образом у них была решена проблема выплескивания — на этих стаканах имелась заслонка, которая при поднесении ко рту меняла угол, опускалась вниз, как…

Наконец, троица вернулась на свои места, что-то жарко обсуждая.

— Я тебе говорю, Кенор, ситуация накаляется! — размахивал руками гладко выбритый мужчина, весь в красных пятнах. Нервы. — Еще совсем недавно никто и предположить не мог такого! Пожар! И где? В Бирдоссе! В лучших конюшнях Ферленга! Немыслимо! Позор! — он всплеснул руками, будто разбрызгивая воду.

— Успокойся, Риган, — попытался усмирить его тот, кого прозвали Кенором. — Что ты хочешь от людей, разнеженных вечным спокойствием? Они стали мягкими как брошенный в воду хлеб, — он почесал кончик носа, который шелушился и причинял недовольство хозяину. — Сам же говоришь, что немыслимо. Не одни бирдоссцы потеряли бдительность. Половина Ольгенферка стала беспечной и легкомысленной. Как у Эл Сидолы за спиной. Но рано самостоятельно взваливать на чашу справедливости свои выводы.

— О чем они думают? Что вообще на уме у Соринима? — вопрошал Риган.

— Магия, ясное дело! — гаркнул третий, с длинными сальными волосами и маленькими злыми глазками, глядящими сквозь линзы очков. — Помешался на ней. Как не наигравшийся в свое время ребенок.

— Доркисс задери, там же солома куда ни плюнь! — бесновался Кенор. — Сено, стога, сараи… Какие потери! Сколько скакунов погибло? Каков ущерб? А если завтра война? Солдаты выйдут верхом на метлах?! Или на женах тех, кто повинен в подорванном снабжении?

— А что если это и было сигналом, коллега? — прищурился Кенор, шурша пальцем по носу. Частички кожи, падающие ему на брюки, были хорошо видны на фоне застегнутого черного пиджака. — Что если сами гестинги устроили набег?

— Это не их методы, Кенор! Будь там они, в газетах писали бы о разбросанных конечностях, развороченных трупах, кишках и море крови! — протестовал Риган.

— А ты был там? Что тебе действительно, — Кенор сделал акцент на последнем слове, — известно об инциденте?

Он помолчал и добавил:

— Знакомое дело, белы. Пыль в глаза! Станут ли они печатать правду? Кому нужна паника? Кому нужны нервы? Да этот инцидент уже трижды переврался!

— Проще всего заподозрить этих тварей, выгораживая расхлябанных бирдоссцев, — желчно сказал длинноволосый, поправляя очки. — А как же они? Распустились у себя на окраине. Думают, вдали от короля, значит все позволено! Безнаказанными останутся! Небось, напились и устроили дебош!

— Ты ведь прекрасно знаешь ситуацию, Синс, ох как прекрасно. Ну подумай, кто будет себя там так вести? А как же бдительные пограничники? Легендарный Лесной Трепет? Не-е-е-ет, не все так просто. Это не первый прецедент за последнее время. Чего стоит случай на прошлой неделе, когда караван, шедший по южному тракту, разделали в пух и прах.

— А почему? Почему, Кенор?

— Я и говорю, расслабились больно! Пренебрегли возможной опасностью, денег сэкономить на охране решили! Вот и наняли, поди, горстку тупых бродяг в качестве защитников! — Риган раскраснелся от гнева; он говорил так быстро, что не справлялся с обильным слюноотделением, отчего уголки его рта были влажноватыми.

— Ты как и я слышал и видел тех, кто выжил.

— Да спятили они со страху, — вклинился Синс, точно лопата в рыхлую землю.

— Не выдумывай. И трех отрядов мангустов не хватило бы для победы. Странные дела творятся, товарищи, — медленно протянул Кенор, глядя перед собой. — Все бы ладно, не будь грабежа еще одного каравана около трех недель назад. И я еще не беру в расчет пропажу экскурсионной группы в Этросию…

— Так то может быть, что забрели по воле злой судьбы к Пластам Восьмого и все, — не унимался Синс, явный социопат и мизантроп.

— А кримты, коллега, их промысловый поселок?

— И кримты тоже, да… — закивал Риган.

— Да взорвались все, бровастые дураки! Так и заключили, мол, ничего, кроме шестерней да труб! Ни-че-го!

— Сколько же в тебе неверия, Синс? — устало спросил Кенор.

Я смотрю на него немигающим взглядом. Будто ему на колени сыпал маленький снегопад. Все так же колупая нос, Кенор оставался самым спокойным и небогатым на эмоции. Может, дело в его увлекательном занятии?

— Ясно одно, — заключил Риган. — Обстановка накаляется. Что бы ни случилось, как бы ни сложилась ситуация, а правду не скажут. А пока будут постепенно внедрять и дозировать, никого и не останется, кто мог бы услышать. Над дорогой жителей Ольгенферка давно кружат мизары [70]! Гестинги почти готовы, в этом нет сомнений. Возобновившиеся вылазки наглядно показывают их намерения. Мергезен'Тал переполнен, одному Всеединому известно, что на уме у Грегодана Эльса. Быть может, настало время? В любом случае Ольгенферк примет вызов. Другого не дано.

— Верю, коллега. Народ не обмануть. И если не газеты, то восстания и революции. У нас отличные военачальники. Уверен, что они пробьются сквозь очарованный магией разум дворцовой элиты, в противном случае, — его палец резко пробороздил нос, отчего тот покраснел, — на начальном же этапе все пойдет по швам!

— Может, хоть это заставит всех подтянуться да размять задницы! А то такими темпами у нас мужчины перестанут рождаться, — хохотнул длинноволосый.

— Твоя ненависть понятна. Но не придирчив ли ты больше положенного? Не зная глубины, лучше не ныряй, коллега…

Очкарик откашлялся:

— К вопросу о глубине. С Келегалом тоже все не так просто. Никому не затуманишь голову показушными встречами и фальшивыми улыбочками! Цены на ввозимую продукцию растут чуть ли не по часам. Налоги просто кошмарны! Все больше взяток и нелегальщины. А драк и стычек — подавно.

— Еще бы! Кто же будет терпеть такое свинство?! — вторил ему пятнистый.

— Об этом пускай голова болит у политиков, коллеги.

— Да пока у них заболит голова — народ обнищает! — импульсивно выкрикнул Риган.

— Тише, тише.

Такие дела. Я продолжал слушать их беседу, перешедшую из политической в обычную темпераментную болтовню трех взрослых людей. Извилистое русло диалога петляло: то они срывались чуть ли не на крики, то смеялись, а порой шептались как девицы распутные.

Вникать в их речи стало неинтересно. Подобные внезапные разговоры со стороны, от которых тебе никак не уйти, напоминают мне книгу: открываешь ее на середине и начинаешь читать. Ни черта не понять кто о чем, на каком основании и с какой целью. Это ужасно раздражает и чувствуешь, что все вокруг тебя сговорились и специально обсуждают такие темы, слушая которые чувствуешь себя дураком и главной целью заговора. А если вспомнить, что я в новом мире…

Но, на манер, паззла — деталей, эдак, в несколько десятков тысяч — я собираю картинку познания, точнее, ее наброски и обособленные части. И мне фиолетово, что пока они никак не связаны друг с другом. Каждая услышанная фраза, каждый зазубренный факт будет рождать еще больше вопросов, а за ними последует еще больше фактов.

Зато есть еще одна пометка в голове — война. И в графе «статус» моей воображаемой таблицы можно внести слово «возможна». Или «начинается», или «предполагается». Что еще? Некие гестинги. Про них Трэго что-то говорил… Чего им надо? Какие цели преследуют? А-а-а-а! Дайте мне учебник истории, хроники, летописи и сто лет на прочтение всего этого! Ладно, у меня будет еще время расспросить обо всех интересующих пунктах. Всезнайка Трэго на удивление отлично подкован и владеет информацией по самым разным сферам. Полезное преимущество лично для меня.

— А почему те горы упавшие?

— Если приглядеться, можно заметить, что их вершины — не вершины вовсе, а самые настоящие подножия. Никто так и не может сказать, что же это на самом деле — плоды экспериментов Академии Танцующей Зиалы или отголоски прошлого. Официальные источники любят говорить, что Новая Эпоха — первая эпоха человека и вообще в принципе, а что было до этого смутно зовется Туманными Временами. Те же, кто изучает поверхность Верхнего Полумирия, ученые, историки, археологи, уверены, что были цивилизации до человека. Периодически находят непонятные конструкции, предметы быта и остатки строений. Так вот, ходит молва о причастности древних войн к некоторым природным участкам. Вот взять эти горы — часть из них и вправду словно не удержалась и упала, часть будто выкорчевали, у других вершины съехали набок, еще одни будто разрезались напополам. Назвать то место горами неправильно. А склад заготовок или что-то близкое к этому — в самый раз.

Решив пока не заморачиваться, я откинулся на спинку и стал попивать приятное горячее сильмо. Мы проезжаем лес; сейчас темно, и я обратил внимание на синеющее небо — необычный атрибут здешних декораций. Величественный, внушающий уважение и страх. Загадочная мощь колоссальных масштабов. Сложно поверить, что это промыслы природы. Вдруг кто-то сверху натянул изукрашенное полотно? Да, в такую версию я поверил бы сильнее. Молочные татуировки на темной коже Ферленга — все-таки я запомнил название — светят тускло, света хватает ровно для того, чтобы обозначить себя, показать контуры и исключить потребность в Луне. Попроси кто меня описать, что же представляет из себя это уникальное зрелище, я растеряюсь. Тест Роршаха? Какие-то детские каракули? В принципе, на каракули больше всего и похожи, однако какого изящества они исполнены! Кажется, что так и надо, ничего лишнего, и вот тот изгиб на рисунке, похожем на морского конька, должен иметь именно такой излом и никак иначе.

Незаметно для себя я задремал, впоследствие чего и был разбужен бесцеремонным магом. Путешествие окончено. Выйдя на вокзал, я вдохнул ночной воздух. После вагона он кажется сладким, насыщенным озоном. Тело затекло, ноги не слушаются и шлепают, точно я обут в ласты.

— Где мы? Я позабыл, — делая легкую разминку, поинтересовался я.

— В Торпуале. К нашему счастью, это второй из троицы городов, чей вокзал располагается внутри стен, — маг широко зевнул, почавкал и изрек: — Что-то я устал. Давай наймем повозку. Этот город поменьше Энкс-Немаро, доберемся до окраинных районов минут за тридцать. Там и переночуем.

Мы покинули вокзал, не столь внушительный, как столичный, но претендующий на величие, красоту и, возможно, экскурсии. Если они тут проводятся. Пошел небольшой дождик, нарушивший спокойствие ночи. Плащ спас меня от промокания; я надвинул на голову капюшон и почувствовал себя как в танке. Не знаю, сколь дорого стоит сей дождевик-кондиционер, как и не знаю всех его свойств, однако едва первые капли пали на материал, он незамедлительно огрубел и на ощупь показался брезентом. Прям плащ-палатка. Хорошо хоть не такая тяжелая и неудобная. Трэго тоже укутался с ног до головы. Сквозь капли видны фиолетовые сполохи рун на его волшебной-преволшебной мантии.

Я шел за молчаливым магом, который безосновательно и с бухты-барахты стал каким-то злым и резким. С главной улицы мы свернули, прошли по другой и быстро метнулись в тесный проулок между домами с выступающими вторыми этажами.

— Куда мы тащимся?

— Куда надо!

Я опешил.

— А ты не одурел ли так разговаривать? Мне повторить вопрос?

— Скоро узнаешь, — отрывисто бросил он и ускорил шаг.

Несмотря на то что Трэго ниже, мне пришлось считай что бежать, чтобы преуспеть за ним. Проулок расширился, впереди показалась боковая стена длинного трехэтажного строения; до меня дошло.

— Тупик?!

— Тупик.

— И для чего?

— Вот для этого!

Маг развернул меня на сто восемьдесят градусов, и я увидел. Вдали, в темном просвете, стоят четыре фигуры. Стоило нам посмотреть на них, и они остановились, но быстро оправились от потрясения и ускорили шаг.

— Кто они? — спросил я Трэго, ожидая ответа про разбойников-головорезов и ночных маньяков, но и близко не приблизился к правильному варианту.

— Это тебя надо спросить, придурок! Что ты там понаворотил в поезде? Проклятье! Взял себе на попечение головную боль.

Я оттолкнул Трэго, который кое-как, но устоял на ногах. Необъятной силой воли я подавил желание вмазать ему и пошел навстречу четверке, крикнув напоследок:

— Можешь радоваться. Я избавил тебя от геморроя. И можно не конючить — я сам разберусь с этими чикатиллами.

— Он?

— Он, падла!

— Прикончим его.

Вот с такими воплями встретили меня, оказывается, мои старые знакомые по поезду — куряга и его дружки. Теперь понятно. Преследовали нас от самого поезда, а я и ни в зуб ногой. Я достаю кастеты. Нет, с психозом я погорячился. С тремя-то в переходе метро тогда не сладил, а тут же натуральнейшие дикари: а ну как все вооружены колюще-режущим безобразием?

На мое счастье подбежал Трэго и вышел чуть вперед. Он прищурился, склонил голову в один бок, в другой… И поднял руку. А из руки забил свет, не яркий, но пронзающий. Не скажу, что весь переулок озарило вспышкой, но смотрящие на нас лезвия засветились, как будто сами сотканы из твердого оформленного куска солнца. Удовлетворенно кивнув, Трэго шикнул:

— Отойди ты. — И уже им: — Кажется, мирно нам не разойтись?

— И его давай. Во имя Всеединого прикончим и мага.

Трэго медлить не стал. Он проделал движения, будто добывает огонь невидимой палкой, висящей повыше его головы. Падающие капли дождя над ним сменили направление и через секунду скрутились в кипящий хлыст, исходящий паром и противной духотой. Самого ближайшего — и самого прыткого — маг стеганул по глазам, «повернул» бурлящий хлыст поперек проема и кинул в оставшихся, но бестолку: они в одежде и к тому же хлыст под холодным дождем скоропостижно остыл. Трэго занялся формированием водного шара и слишком увлекся — он совсем не заметил бежащего к нему бородача с кинжалом наголо. Я до последнего оставался в тени и, выждав, прыгнул сбоку. С громким охом мужчина выронил кинжал и врезался в каменную неровную стену. Вскрикнув, несостоявшийся убийца пнул меня в лицо, но все, что я успел, это нагнуть голову, отчего удар сапога пришелся точно в макушку. Я взревел, вывернулся и впечатал голову бородача в острый выступ стены. Тело взбрыкнуло и осталось недвижимо.

А Трэго тем временем «надел» водный шар на голову третьего, который, похоже, от нехватки воздуха был на последнем издыхании. А четвертый, тот самый, получивший от меня в поезде удар в живот, метнул нож, целясь в грудь моего спутника. Прыгать и героически заслонять боевого товарища я наотрез отказался…

Ведь Трэго, что удивительно и очень непредсказуемо, справился сам! Ценой потери контроля над водным шаром маг стремительно выкрикнул короткую неразбериху, и нож стукнулся о его мантию и упал вниз. Я ошалело посмотрел на оружие, превратившееся в деревянную поделку. В запасе куряги было что-то еще, но я не позволил явить на свет какой-нибудь кинжал или еще чего похуже. Разгоняться по мокрой, усыпанной камнями дорожке неудобно, но я постарался взять максимально возможную скорость. В шаге от что-то достающего человека я заприметил лужу и со всей силы влетел в нее одной ногой. Капли брызнули мужику в глаза, тот зажмурился, и я, не успев всецело остановиться, прыгнул на человека и двумя руками ухватил его за голову. Падая, он попытался было откинуть меня, но попытки пали понапрасну. Этого ухаря я тоже вбил головой в землю; раздался хруст, и из-под головы хлынул светло-красный поток перемешанной в дожде крови.

— Рвем когти! — рявкнул я, перешагивая хрипящего человека. Трэго закончил с последним желающим нас прикончить и присоединился ко мне.

Проулок покинули не мешкая, а из тесного ущелья домов вышли медленно, прогулочным шагом. Еще не хватало подозрений. Интересно, а в мире с магией и поездами существует дактилоскопия? Хотя «пальчики» там негде было оставлять. Как же хочется верить, что я никого не убил… Так проще. Приходится идти на самообман и не признаваться себе, даже в мыслях не допускать эту возможность. Но давайте подумаем: надо ли мне бежать от неизвестной действительности, если формально я прав? Ну серьезно. Не я же начал угрожать ножом, звать шайку и преследовать кого-то в темном городе. А они вообще позарились на жизнь мага. Он-то тут при чем? И настроены были радикально… Пожалуй, излишне горевать не стоит. Муки и тяготения о забранной жизни меня не одолеют. Черт его знает, сколько раз доселе я делал то же самое, так же убегая от себя и подкармливая неясными образами и хлипкими заверениями. Смерти я видел: смерти знакомых, смерти незнакомых… И как-то… Ну, не очерствел, но для меня это в порядке вещей, и чего-то капитального, требующего покаяния, моральной давки и душевных гонений я не почувствую. Чего боле — я сам пару дней назад был трупом. Или и сейчас я живой зомби, не знаю. А может, все дело в том, что я до сих пор отношусь к происходящему с долей иронии и воспринимаю все за книгу… Где-то в глубине таится сумасшедшая мысль, что все это не по-настоящему, и можно не придавать особого значения творящемуся вокруг. Черт ногу сломит.

Трэго выловил небольшую двухместную крытую каретку с небольшим козырьком над козлами. Неприветливый извозчик нехотя согласился довезти нас до Плотин, крайнего района Торпуаля. Лицо «рулевого» было до того неприятно, словно никакой защиты от дождя и не имелось. Будто холодные мерзкие капли падали ему за шиворот и юрко стекали вниз по спине, оставляя после себя противный озноб.

Город прорезали небольшие, но быстрые речки. Как черви, бороздящие гнилое яблоко. Везде перекинутые через каналы мостики, взбухшая плитка и грязь. Мне как-то довелось побывать в Питере, ужасный климат которого отложился в памяти противным воспоминанием. Как при такой погоде жители не растеряли культуру — загадка. А дождик, перешедший в мелкую изморось, был обусловлен именно многочисленными речками, отчего я вновь почувствовал себя гостем северной столицы.

Мы расположились друг напротив друга. Тесновато, но не так, чтобы интим.

Сдернув с головы капюшон, я без всяких вступлений заявил со всей своей прямотой:

— Трэго, мне нужны деньги.

Слева по грязному окошку барабанят капли дождя, а жестяная крыша вкупе с погодой рождает чудесную трель, звонкую и торопливую. Откинуться бы, прикорнуть и слушать, слушать, слушать.

— Более хамской смены темы я еще не встречал. Поясни для начала, ради чего я рисковал жизнью?

— А я не знаю, зачем ты завел их в подворотню, ничего мне не сообщив. Сакцентируй ты — попытались бы решить вопрос дипломатически. А у меня сложилось впечатление, что тебя потребовались живые мишени для своих чароплетских тренировочек!

Трэго серьезно и даже со страхом посмотрел мне в глаза и грустным тоном сообщил:

— Боюсь, у меня такое же ощущение… И это погано.

А потом он поведал мне о своем раздвоении, мнимом или взаправдашнем, имеющим место быть, но я его понял. Сам в какой-то мере человек-настроение и мистер Непостоянность. Этим я тоже поделился со своим собеседником, но Америку ему не открыл. А рассказ о стычке в тамбуре поезда лишь подтвердил, как он сказал, мои же слова. Словом, ситуации не понравились ни мне, ни ему, но зато мы быстро забыли ее как нечто скоропостижно приходящее и уходящее. Тут наши взгляды на эпизод совпали; даже показалось, что мы стали чуть ближе как приятели.

— Сколько? — закончив перемывать кости прошлого, спросил Трэго. — Не понимаю, конечно, зачем они тебе, но знаю, что человек при деньгах чувствует себя куда увереннее, — он полез в карман. Зазвенели монеты. Маг выудил горстку разноцветной мелочи. Сдвинув брови к переносице, он зашевелил губами, подсчитывая их количество. — Вот… Здесь два золотых, четыре серебряных и семь медных. Держи.

Я подставил руку под увесистые монеты, сунул в карман штанов.

— Благодарю. Однако мне нужно понимание. Я должен знать курс валюты, что здесь сколько стоит и вообще. Сам понимаешь, человека, не знающего цену хотя бы хлебу, облапошат при первой же возможности.

— Это да… — зевнул маг. — Ну, смотри. Валюта Ольгенферка в названии проста — лё. Классифицируется тремя видами — медный лё, серебряный лё и золотой лё. Курс такой: двадцать медных к одному серебряному и семь серебряных к одному золотому. В разговорах «лё» опускается, и так понятно, что речь идет о нашей королевской валюте. Человек всегда должен знать, сколько у него денег, причем, вычислены и переведены они должны быть в серебряные, поскольку они самые ходовые. Сколько у тебя денег?

Я быстро провел расчеты:

— Хм… Девятнадцать серебряных.

— Разве? — сощурился Трэго. — Что-то я не увидел у тебя еще тринадцати медных.

— Ну семь-то есть. Округлил, — я пожал плечами. — Велика разница.

— Да, велика! Один медный это полбуханки хлеба или полстакана молока, а при должном таланте выживать и торговаться пять медных лё — неделя существования на улице. Потому, когда будешь озвучивать сумму денег — мало ли, — округляй в меньшую сторону.

— Получается, — я слегка растерялся, — тут до хрена…

— До чего?

— Много, в общем.

— Ну, условно да. Средняя зарплата в близлежащих к Энкс-Немаро городах — от восьмидесяти до ста серебряных. Хозяйства тут особо не разведешь, а продукты дорогие. И налоги, само собой. Ты думаешь, все удобства предоставлены за красивые глазки?

Внезапно карету начало раскачивать. Трэго обеспокоенно отодвинул перегородку и обратился к извозчику:

— В чем дело?

— Ты о чем? — бесцеремонно огрызнулся тот.

— Карету трясет.

— Вы, маги, все благородных кровей?! Что, дворянская задница не приучена к плохим дорогам?

Он разразился нудной тирадой, но это осталось вне нашего внимания — Трэго, поджав губы, хлопнул задвижкой. Достаточно громко, чтобы красноречиво показать вознице, какого он мнения о нем.

Когда мы покинули карету, дождик, пришедший на смену измороси, перевоплотился в настоящий ливень, способный дать фору любому водопаду. При такой погоде мешкает либо романтик, либо чокнутый, в связи с чем прогулочный шаг мы приберегли на потом. Вместо этого шустро-шустро добежали до трактира. Чтобы для себя не повторяться в описании типичного заведения, я решил охарактеризовать его следующим образом: шум, пьянь, вонь, неприветливость. Косые взгляды и едкие ухмылки. Такое часто видишь в фильмах, когда новая персона — зачастую приезжий — заходит в бар, а ее буравят глазами все, кто внутри. Мы степенно шли к стойке, стараясь не совершать резких движений. Вообще, Торпуаль не внушает мне уважения, все здесь какие-то злые, как собака на привязи, и этим я решил поделиться с магом, когда наш ужин подходил к концу.

— Будешь тут злым! Столичных здесь не любят, магов тоже. Любой причастный к магии человек, если только он не с магистрата, вызывает чувство… Ел когда-нибудь кислый крыжовник? Как-то так. Плюс цены на жизнь те же, а зарплата ниже. Перебираться в Энкс-Немаро и оставить все свое нехитрое хозяйство и обжитки здесь? Никому не продашь — всем своего добра хватает! Вот и завидуют. А еще здесь много лонетов. Их религия магию не приветствует.

— Я ж тебе говорил, что твоя светомузыка до добра не доведет! — я брезгливо потрепал его мантию. — И почему Плотины?

— Тут вытекает большинство рек, идущих сквозь город. Ему нужна вода. Искусственные водоемы славятся своей крупной рыбой с дальних берегов Туманного моря. Маги создали условия, чтобы рыба здесь могла спокойно обитать. Вдобавок ко всему говорят, что под городом существуют подземные лаборатории, работающие от воды. Оправдываются тем, что за городом ее не построить.

— А что за лаборатории? Бомбоубежища какие-нибудь?

— Не знаю такого слова, но слухи разные: от обычных укрывищ на случай войны, а не «бомбо», до секретных разработок по созданию новой расы для укрепления морского флота.

— Как все серьезно, — сонно пробурчал я. — Назвали бы тогда не «Плотинами», а «Лабораториями». Или «Таинственными Экспериментами». У вас тут мода на подобные имена собственные.

— Разве в твоем мире нет говорящих названий, которые характеризовали бы именуемый предмет?

— Их полно, но по прошествии многих веков они утратили актуальность и носят чисто номинальный характер. К городам на конце приставлено слово, обозначающее мост, крепость или холм. Но со временем мосты ломаются, крепости рушатся, а холмы оседают. А имя остается в памяти. И такой архитектурной порнографии у нас не сыщешь, чтобы каждой сфере деятельности свое здание. Слишком сумбурно и напоминает игровую площадку малыша гиганта, не иначе.

— И какие там архитектурные постройки?

И я неохотно пустился в долгий рассказ о чудесах света и современных небоскребах. У Трэго глаза на лоб повылазили. Про себя я отметил, что стало непривычно не то что обсуждать что-то, касающееся Земли, но и вообще вспоминать о чем-то к ней причастном. Пора пресечь дальнейший диалог — глаза слипаются.

— Что мы завтра?

— С утра я быстренько отмечусь в отделении департамента, заеду сюда, а там мы отправимся в Тихие Леса. Все, пойдем спать! А то я, смотря на тебя, сам валюсь с ног.

Номер отыскался один. Благо, кровати две. Увидь вы нас, обязательно подумали бы, что мы соревнуемся, кто быстрее уснет. На деле же просто не было сил, хотелось утонуть в одеяле и погрузиться в сладкую пучину сна и отдыха. Парадоксальный и дурацкий факт — дорога мучительно сильно выматывает. И это при минимуме физических нагрузок! Даже если ты будешь тупо ехать на машине… Пардон, на карете или телеге. Можно, например, проездить несколько часов ничего не делая и почувствовать себя более изнуренным, чем если бы ты такое же количество времени занимался каким-нибудь физическим трудом.

На сей раз силы покинули меня прежде, чем я планомерно разогнался в мыслях, раздумался о своей судьбе-судьбинушке и ее нелегком обустройстве в таком диковинном, но притягательном мире…

* * *

Холодно. Бр-р. Проснулся я от того, что дрожу. Окна нет. Черт его знает, сколько сейчас. Трэго тоже отсутствует. Значит, как минимум утро.

Я спешно оделся, натягивая остывшую за ночь одежду на требующее тепла тело, и вышел из комнаты. Трактир одноэтажный, комнаты расположились в заднем крыле, прямо за стойкой. Хмурясь, я приволок себя в зал и обратился к тощему невысокому хозяину:

— Доброе утро. — Я сделал паузу, ожидая ответного пожелания, но тот лишь кисло уставился на меня, с многаждым усердием протирая не самую чистую тарелку не самой чистой тряпкой. — Который час? — довольно резко спросил я, раздраженный его бесцеремонностью. Не терплю таких хмырей. Им в пору с инженером-кримтом пообщаться. Два невоспитанных пентюха.

— Достаточно для того, чтобы еще пару часов назад проснуться и не занимать номер. Время двенадцать, — холодно и неторопливо, тягуче, будто наливаемая в стопку водка, выуженная из морозильной камеры, проговорил он.

— Что есть на завтрак? — я начинаю вскипать.

— Завтрак давно прошел. Обед через полтора часа. Но могу предложить суп с требухой глубоглота, тушеный картофель с землежорами, вареное мясо панцирников.

Ничего из этого мне не хочется. Хватило одних названий. И настроение не то.

— Спасибо, не надо.

Я смерил его уничтожающим взглядом и сел в центре зала. Народа много, и больше половины из них следили за нашей перепалкой — кто мельком, а кто внаглую. Нет, люд здесь донельзя обозленный, словно я лично плюнул каждому на порог. И за что так?

Погода пасмурная, мрачные облака питают душу грязно-серыми цветами, и становится все паршивее и паршивее. Тут очень некомфортно. Нутром чую, как каждый из них вперился в меня ледяными иглами ненависти и редко заинтересованности, вмиг превратив меня в подушку для иголок. Скорее бы приехал Трэго — его бесшабашность все же поприятнее, нежели атмосфера некоего суда над зверским убийцей, сиречь мной.

За всеми мыслями я как-то отсоединился от реальности и упорхнул за грани тварного мира, но что-то помешало — да, мне загородили вид. Хозяин и парочка матерых лысых дяденек с помятыми, как скомканный лист бумаги, лицами.

— В чем дело? — подняв на них глаза невозмутимо спросил я.

— Здесь не парк и не прогулочный корабль, чтобы вот так сидеть и таращиться в окно. Желаешь быть здесь, изволь чего-нибудь заказать!

Да, этот парень явно чувствует себя смело в сопровождении мордоворотов. На их фоне он кажется щепкой, рахитиком, тростиночкой.

— А если я ничего не хочу? И я вообще-то заплатил за ночлег.

— Ночь прошла.

— Я не голоден. Можешь принести мне воды, раз печешься о моем желудке.

— Так дело не пойдет, — прошипел этот напыщенный индюк. Амбалы придвинулись поближе к нему. — Или заказывай, или плати так. Нет, значит убирайся!

Я резко вскочил; стул отлетел назад и опрокинулся. Сделал шаг к хозяину заведения, но правый крепыш встал у меня на пути и схватил за грудки. Голосом, похожим на дробящиеся камни, он вымолвил:

— Что, неясно сказано, молокосос?

Я стиснул зубы и впечатался лбом ему в нос. Но то ли удар пришелся слабеньким, то ли его нос побывал в стольких драках, что уже нечувствителен к таким фокусам, однако трюк мой не прокатил. Получив тяжеленным кулаком по челюсти, я собрался было отпрыгнуть подальше в сторону, чтобы перекатиться и занять позицию получше, тем самым хоть как-то подготовиться к драке. Например, выхватить кастеты. Но не тут-то было — рука по-прежнему мертвой хваткой сжимает меня. Трактир загудел, народ повскакивал с мест, а некоторые посетители забрались на стол, чтобы лучше видеть заваруху.

— Еще удар и готов! — верещали слева.

— Да не, парочку вытерпит точно! — оттуда же.

— Да он вырубается, смотри! — это справа.

Может, им начать собирать деньги и устроить тотализатор?

Когда амбал занес руку с целью повторно всадить мне чин по чину, я нащупал кастет, резким движением сдернул с защищающего лезвие кожуха и надел его на правую руку. Не успев меня ударить, вышибала получил по скуле моим новеньким помощником. Увы, я только потом вспомнил, что кастет-то не совсем простой и не предназначен для традиционного удара — лезвие же. Взревев, лысый выпустил меня и прижал руки к лицу. Наточенное лезвие оставило глубокий и широкий разрез. Я отпрыгиваю назад и пытаюсь надеть второй кастет, но из-за резкого притока адреналина рука трясется и не поддается управлению. А времени в обрез. Второй здоровяк вовсю летит на меня.

Я ударил прямо, а этот секьюрити сельского посола видимо по привычке захотел поймать мой кулак. За что и поплатился как минимум порезанными сухожилиями. Но то ли ненависть ко мне воспылала неведомой силой, то ли мужик отчаянный до невозможного, но он не растерялся и, схватив меня обеими руками, прижал к себе. Объятия грозят переломом позвоночника. Кошмарное ощущение, словно ты полотенце и тебя выжимают. Лицо покраснело, глаза, по ощущениям, начали вылезать из орбит. Наверное, со стороны я смотрюсь как брелок, начиненный силиконом — ты давишь, например, на череп, а из глазниц высовываются кроваво-белые зенки.

Я колочу его, ничего не видя — лицо мое прижато к телу амбала, нос перекосило и не хватает воздуха. Спина захрустела, как это обычно бывает при поднятии за поясницу, однако здоровяк сжимает все сильнее и настойчивее. Мозг обострился, вся человечность вмиг исчезла, и я раскрыл рот пошире, чтобы укусить. Но тщетно — зубы столкнулись с толстой кожей жилетки. Озверев, я дернулся, уперся ногами в пол и подпрыгнул, угодив теменем точно в подбородок. Мужик взвыл и отцепил руки…

Спина болит, я с трудом стою прямо. Хочется скрючиться и лечь. И массаж хочется. Первый, утирая разбитое лицо, идет на меня. Его пошатывает как пьяницу. В руках стул. По щеке быстро бежит струйка крови, основательно попачкавшая воротник рубахи. Я отхожу назад. Аккуратно, но быстро. К первому присоединяется товарищ, в уцелевшей ладони — длинный нож, больше похожий на мачете. Все как тогда. Прям все-все! Только бы не повторился исход…

Ловушка. Засада. Меня вильнуло в сторону. Кто-то толкнул меня в спину в лучших традициях бойцовского клуба, призывая на ринг, драться; я повернулся и получил кулаком по лбу. Какой-то чумазый старикашка. И он не собирается ограничиваться одним ударом. От тумака меня уберегли инстинкты — сзади послышался топот. Не думая, я отскочил в сторону и врезался в стол. В области колена стало мокро; всему виной опрокинувшийся суп. Когда я поднимался, меня несколько раз пнули по ребрам, но и на этот раз удалось уйти на безопасное расстояние вполне дееспособным.

Эти ребята серьезны. Весь трактир против меня. И не выбраться. Они ж убьют и глазом не моргнут. Уверен, тут это обычное дело. Они не наваливаются гурьбой, напротив, попеременно вносят свою лепту, желая промучить жертву подольше. Уходя от очередной зуботычины, я растерял бдительность. Вышибала попал по спине стулом, отчего я рухнул на пол, выронив кастет. Толпа заревела и, как пару дней назад, я увидел приближающиеся ноги.

Я не могу. Нет. Не могу допустить повтора ситуации. И знаю, что теперь-то никто на помощь не придет — люди местные, друг за друга горой, а рассчитывать на героя так же глупо, как верить в помощь бога. Шансов нет. Все, что я могу, это достать пистолет. Тут все просто. Или я, или меня. Но я хочу и планирую жить, раз уж мне была дана вторая возможность. Зачем ее терять? Ведь неспроста же…

В меня не влили новые силы, мир не остановился, я не стал двигаться со скоростью света и за пределами человеческих возможностей. Наоборот, с унынием и обреченностью я лезу под рубаху и спешно вытаскиваю из кобуры пистолет. Зубы крепко стиснуты, душа кричит от отчаяния и нежелания, тело противится воле, но мои приказы сильнее. Я стреляю не целясь. Здоровяк габаритный, здоровяк в шаговой доступности.

Я не промахнулся.

Загрузка...