Разбег

3

На северной окраине Аресы, одного из трёх крупнейших городов планеты, есть район, который не показывают туристам. Туда не забредают случайные прохожие, и рейсовый транспорт огибает это место стороной. Туда побаиваются соваться полицейские; даже репортёры криминальной хроники, ребята ушлые и вездесущие, остерегаются показываться на этих сумрачных, лишённых света улицах.

Когда-то он был вполне преуспевающим, этот район. Потом здесь произошла страшная авария: рухнул потерявший управление суборбитальный шаттл, здоровенная грузовая махина, уже тогда отчаянно устаревшая, до краёв налитая примитивным химическим топливом. Разрушительный огненный смерч перечеркнул стройные ряды домов, сметая целые кварталы; взрывная волна прогулялась по окрестностям, сотрясая многоэтажные строения до самых фундаментов. Там, куда не добрался смерч, осели ядовитые продукты горения.

Целый сектор большого города сделался непригоден для жизни. Уцелевших из ареала катастрофы отселили, коммуникации отключили. А вот на снос денег уже не нашлось.

Так на карте Аресы появилось белое пятно, отмеченное лишь значками "опасность" и "въезд запрещён".

Прошло время. Постепенно ветшающие, но недоразрушенные кварталы вновь стали заселяться — конечно, нелегально. Люди, выброшенные на обочину жизни или не поладившие с законом, ныряли туда, как в нору, и исчезали из цивилизованного мира. Место и прозвали Норой: для большинства — мерзкая язва на теле города, для иных — убежище. И я был уверен: наверняка в таком местечке сыщется возможность спрятаться и тому, кому нужно просто переждать некоторое время.

Как мне.

Конечно, я предпочёл бы покинуть планету. Но после всего, что случилось дома, не рискнул соваться в космопорты. Улететь пассажиром я не мог, не хватало денег; другие варианты требовали времени — а времени мне никто не даст. Я не сомневался, что буду объявлен в розыск с того момента, как мать обнаружит мой побег — уж это-то организовать она сумеет быстро, наверняка найдёт подходящих знакомых. И космопорты станут первым местом, где меня будут искать.

Ещё, поскольку я не собирался застрять на нашем комочке грязи на всю оставшуюся жизнь, мне стоило позаботиться о новых, и надёжных, документах. Не сразу, конечно — в перспективе; но проблема заключалась в том, что я совершенно не знал, как это делается и каким образом мне выйти на нужных людей. Зато я примерно представлял — или думал, что представляю — где можно начать поиски необходимых ниточек.

И конечно, мне понадобятся деньги. А где можно заработать деньги, если скрываешься и не имеешь возможности предъявить даже элементарное удостоверение личности?

О Норе я знал из слухов, гуляющих по сети, и нескольких репортажей в новостных программах. В память запал сюжет, снятый на площади, окружённой пошарпанными серыми домами с молчаливо зияющими пустыми проёмами окон. На заднем плане мигали голубые маячки, суетились полицейские — много полицейских, но особого толку от их беготни заметно не было. И на этом фоне корреспондент мрачно вещал о том, что облава, организованная по горячим следам совершённого в центральном районе преступления, как и во многих предыдущих случаях не принесла успеха, поскольку сил госдепартамента правопорядка явно недостаточно, чтобы надёжно перекрыть и прочесать это злачное местечко, территория которого по площади не уступает среднему провинциальному городу… В конце репортёр страдающе интересовался, когда же будут, наконец, приняты радикальные меры. Сразу становилось ясно: на самом деле он убеждён, что меры не будут приняты никогда.

***

Я приехал в Аресу на монорельсе, сделав перед этим несколько пересадок, и сошёл на ближайшей к Норе остановке, сориентировавшись по одной из висевших в вагоне схем. Дорога заняла целый день и сожрала почти весь запас наличности; где-то в середине дня, в перерыве между тупой тряской в вагонах, я позволил себе перекусить в какой-то забегаловке, и теперь в кармане оставалась лишь парочка скомканных мелких купюр, да ещё скучал в одиночестве остывший клёклый пирожок. Уже завтра придётся заботиться о том, как обеспечить себе пропитание.

Почему-то это меня не пугало.

Я сжевал пирожок на ходу, меряя шагами ещё жилые кварталы, и неожиданно почувствовал себя лёгким и весёлым.

Свободным.

Уже начало смеркаться, когда я понял, что подхожу к Норе.

Определить это было нетрудно — по степени обшарпанности окружающих домов, по тому, что намного реже стали попадаться на улице прохожие, по разбитым фонарям над головой и занавешенным одеялами окнам.

Наконец, иду мимо зданий явно нежилых. Улица как вымерла, нигде ни звука. Надо бы поторопиться. Сегодня моя задача — найти ночлег, а уж приключения на свою задницу я отправлюсь искать завтра.

Вот дом, который кажется подходящим для ночёвки. Первый подъезд миную, захожу в следующий. Внутри непредставимо грязно. На полу — сплошные кучи дерьма, буквально некуда поставить ногу. Вылетаю оттуда, как пробка из бутылки.

Иду дальше. В другом подъезде картина та же, и ещё в одном, и ещё.

Не может быть, чтобы тут везде было так. Не на улице же мне спать, в самом деле?

Иду к следующему дому. Выборочно заглядываю в несколько подъездов.

Кошмар.

Пожалуй, я шокирован. Но делаю логичный вывод, что это может быть своеобразная граница — полоса между жилой зоной и Норой. Надо пройти подальше.

Иду.

Как-то быстро стемнело. Неосторожно выхожу на перекрёсток — и сразу же слышу звук шагов, совсем близко. Спрятаться уже не успеваю, а потому решаю не дёргаться. Торчу посреди улицы, как столб в чистом поле.

Подходят семеро, обступают меня по кругу. Все молодые, накачанные, все заклёпаны в чёрную кожу. Б-р-р. Похоже, уличная банда — я о таких слыхал.

Честно говоря, мне страшновато. Ребята давят массой и отчётливым сознанием своего превосходства. Прекрасно понимаю, что я полностью в их руках.

Что ж. Рано или поздно нужно начинать вживаться, почему бы и не сегодня.

Хотелось бы вот только вжиться, а не наоборот.

— Вот это да-а, — начинает один из компании, коротко стриженый парень с мясистым неправильным лицом. — Ты глянь, Кот, что за зверь в нашем лесу! Добыча, а? Сама пришла.

Тот, к кому он обращается — видимо, старший в группе. Рослый, мощный, но гибкий, в нём действительно есть что-то кошачье. Щеголяет длинной тёмно-русой гривой. Поза небрежная, руки большими пальцами в карманах. Пижон. Но лицо умное. С ним и надо говорить. Он пока молчит, смотрит вприщурку. Изучает.

Я тоже.

— Прикинут неплохо, — вступает в беседу ещё один бандит, шкафообразного вида верзила. — Мальчик небедный. Наличка есть?

Спокойно, медленно выворачиваю карманы. Показываю и протягиваю свои жалкие купюры. Главное — ни капли подобострастия или торопливости, главное — не выдать свой страх.

Деньги забирает стриженый, хмыкает недоверчиво:

— Всё, что ли? Карточки тоже гони.

— Нет у меня.

— Проверим ведь.

— Проверяйте.

— Кот, а давай-ка его разденем, — нетерпеливо предлагает верзила.

В компании — дружные возгласы одобрения.

Пора и мне предпринимать что-нибудь. В упор смотрю на старшего, пытаюсь поймать его взгляд, но он уставился куда-то в область моих ботинок. Да и темновато, хотя ночь довольно ясная, звёздная. Хоть бы луны вылезли. Ладно, обойдёмся.

Говорю:

— Я хочу вступить в вашу банду.

Голос чуть-чуть подводит меня, вздрагивает, и это плохо.

— Раздевайся, — тихо и равнодушно роняет старший.

Интонации у него неприятные, шелестящие.

— Я пришёл вступить в вашу банду!

— Раздевайся.

Раздеваюсь. Прохладно. Дует резковатый ветер, и на коже выступают пупырышки.

— Совсем раздевайся.

Раздеваюсь совсем. Неуютно. Как-то особенно остро ощущаю свою беспомощность. Подавляю желание прикрыться руками.

— Собери одежду.

Собираю. Когда наклоняюсь за ботинками, сзади кто-то лапает меня за задницу. Отскакиваю каким-то невероятным кособоким прыжком, оборачиваюсь с кулаками наизготовку; одежда снова разбросана по асфальту.

Хохот.

— Да не скачи, собирай, тебе говорят.

Собираю заново, стараясь поглядывать себе за спину. Протягиваю ворох стриженому.

— Поаккуратней сложи.

Складываю, как могу. Уже понял, наклоняться не стоит. По возможности. Сверху на стопку ставлю ботинки. Готово. В последний момент меня сильно толкают в поясницу, и всё опять летит на землю.

Да сколько ж можно!

Спокойно, Данил.

Всё сначала. Собираю. Складываю. Стараюсь не дёргаться в ответ на обманные движения.

Компания веселится. Наконец, стриженый забирает шмотье.

Стою голый, мерзну. Кот все так же смотрит мне под ноги.

— Я хочу вступить в вашу банду! — говорю в третий раз.

Старший поднимает на меня ленивые, с поволокой глаза.

— Тогда объясни, зачем ты нам нужен, — произносит он так же бесцветно.

Молчу, не знаю, что сказать.

Мои физические данные впечатления не производят, это я понимаю хорошо. В свои шестнадцать я ещё не дотянул до того роста, который можно было бы назвать "средним", и так и остался худым и щуплым. Не нарастала на мне мускулатура, и все тут. Все мои усилия съедались жилистыми, похожими на натянутые верёвки мышцами, и от надежд прибавить им немного объёма я отказался уже давно. Для своих габаритов я довольно силен, но и только. В этой компании молодых жеребцов самый мелкий выше меня на полголовы и как минимум раза в полтора шире.

Я умею драться — на том уровне, на котором обычно выясняют отношения мальчишки в школе. Возможно, я дрался даже чаще других — приходилось при моей комплекции. Но удивить своим умением вожака бандитской стаи мне не удастся.

Что ещё может интересовать старшего уличной банды?

Да ничего полезного я не умею.

М-да. Когда нечего сказать — говори правду.

— Не знаю, — отвечаю на вопрос. — Но вы нужны мне.

Кот хмыкает.

— А я придумал, — сообщает верзила. — Давай возьмём его в заложники, а с семьи потребуем выкуп. Семья-то не нулевая, точно.

— А как мы узнаем, с кого требовать? — спрашивает стриженый.

— Да сам скажет! Тряханём его пару раз — и скажет!

Наглая убеждённость, что меня достаточно "тряхануть", чтобы раздавить, действует странным образом. Я собираюсь.

Верзила тянет ко мне свою лапищу, берет за плечо. Пальцы у него как клещи.

Я смотрю на Кота, просто-таки ем его глазами.

Старший держит паузу. Все ждут. Наконец он легонько качает головой. Это скорее намёк на движение, но верзила тут же убирает лапу.

— Да ты что, Кот! — возмущается стриженый. — Он же не наш! Это ж маменькин сынок! Хлипак! Его ущипни, он маменьку станет звать!

— Посмотрим, — тихо шелестит Кот.

И внезапно, без всякого предупреждения, выбрасывает мне в лицо профессионально собранный кулак.

Скорость движения такая, что я, конечно же, не успеваю отреагировать. Мешком отлетаю назад, и там меня уже ловит на тычок следующий член банды.

Это даже не избиение. Они просто не дают мне упасть, перекидывая с кулака на кулак. Летаю, как мяч. Лупят в голову и в корпус, в корпус — чаще; пересчитываю рёбрами жёсткие костяшки их пальцев. Никак не успеваю сориентироваться. Пора бы начинать отмахиваться, но не очень получается. Мои неприцельные, сделанные наугад удары беспомощно уходят в "молоко".

Если бы не кружилась так голова, я бы, может быть, в кого-нибудь попал.

Внезапно на моем пути не оказывается кулака, и я лечу на асфальт. Лежачего, как ни странно, не бьют. Собираюсь с духом. Поднимаюсь.

— Ну что, ещё один раунд? — весело говорит Кот.

Кажется, в этот раз я отмахиваюсь более удачно.

— Хватит! — неожиданно командует Кот, и я падаю — прямо в объятия к верзиле.

Отталкиваюсь, нахожу точку равновесия, выпрямляюсь. Пошатывает. В голове звон, но в общем-то, похоже, я легко отделался.

— Ну что, всё ещё хочешь к нам в банду? — интересуется старший.

— Хочу, — говорю вызывающе. И гнусаво. Из носа течёт кровь, я стираю её ладонью. Кровь кажется чёрной.

— Тогда ещё раунд?

— Давай!

Кот хмыкает, на этот раз одобрительно.

— Ладно, будет. Пошли.

Идём долго. Под конец пути еле переставляю ноги, начинает не на шутку болеть всё тело. Уговариваю себя, что время — это хорошо, время мне необходимо. Передышка перед тем, что будет дальше. Ничего не закончилось, это я понимаю.

Мне не отдали одежду. Пробовал требовать поначалу. Был проигнорирован. Теперь молчу.

Первая луна издевательски заглядывает в ущелье улицы.

Нельзя показать слабость.

Подходим к длинному, мрачноватому зданию. Уже вижу двери — металлические, двустворчатые.

Кот притормаживает перед самыми дверьми.

— Ну что, кандидат. Собеседование ты прошёл, — ехидно сообщает он мне. — Остался экзамен. Сейчас будешь представлен банде.

— Голышом?

— Считай, заново родился, — ржёт верзила.

Я киваю.

Вхожу в дверь. Ступеньки почему-то ведут вниз.

Осматриваюсь.

Большое полуподвальное помещение неплохо освещено — по стенам мерцают голубоватые полушария люминофор. Нормально устроились ребята. В дальней стене — пустая лифтовая шахта, перед ней прямо на бетонном полу горит костёр. Чуть правее — лестница, наверное, на верхние этажи. Дверей нет, перил тоже, вообще, похоже, разобрано всё лишнее.

Слева стена — внешняя, по всей её длине под самым потолком тянется ряд небольших полукруглых окошечек; в большинстве из них даже сохранились стекла, а некоторые забраны мелкой металлической сеткой.

Потолок высокий, метра четыре. Его подвесная часть обвалилась, и видны сплетения толстых силовых кабелей. Кое-где в прорехах выступают мощные двутавровые балки.

Пол сплошь бетонный, но чистый, в отличие от тех помещений, куда я заглядывал раньше. Ближе к стенам в беспорядке разбросаны многочисленные матрасы, диванные подушки, спортивные маты. Неряшливые кучи шмоток перемежаются аккуратными картонными коробками и жестяными ящиками. Кое-где к стенам прилеплены цветные журнальные развороты, местами даже привинчены навесные полки.

В целом — не так ужасно, как мне представлялось. Здесь заметно теплее, чем на улице, но воздух свежий, и, несмотря на сгорающие в костре мусорные брикеты, никаких неприятных запахов.

В помещении полно народу. В основном — молодые парни, есть и девушки, встречаются мужчины постарше. Народ сидит и лежит на матрасах, кучкуется группками, греется у костра. Под потолком шуршит отражённый гул голосов.

Банда.