- Март...ты это...держись, ладно? - парень виновато посмотрел на меня и я кивнула в ответ. - Глядишь, скоро и дойдем. Долго еще топать-то? - обратился он к тому мужчине, который был ближе всех.

- Ноги быстрее переставляй, вот и дойдешь, - осадил тот.

Что можно делать, когда идешь по незнакомой дороге, а говорить ни с кем нельзя? Только смотреть вокруг и слушать разговоры охранников. Дорога постепенно спускалась вниз и горы сглаживались, превращаясь в расползшиеся холмы, изредка разнообразящиеся скальными выходами и речушками. Становилось теплее, уходила утренняя промозглость и вечерняя сырость, все чаще попадались села по пути. Густые еловые мрачные леса сменились более жизнерадостными сосновыми, среди которых виднелись островки и лиственных деревьев. Встреченные по пути люди спешно покидали дорогу, стараясь не подходить даже близко к нашей процессии, а всадники с любопытством и брезгливостью рассматривали нас семерых, перебрасываясь разговорами с Юнгом. У тихой заводи, где устроили очередной привал, нас подпустили к воде.

- Эй вы, можете помыться, а то от вашего духа уже лошади шарахаются! - громкий окрик вызвал смех стражи и недоумение Вольфа.

- А чего это я должен мыться ради ваших лошадей? - загудел он, шлепаясь со всего маху на траву. - Пусть шарахаются, мне-то что?

Бывший командир, презрительно задрав бороду, так и сидел на берегу, когда остальные пятеро полезли в речку. Я присела у самого берега, зачерпнула воды и умылась, сполоснула руки, насколько позволяли рукава и посмотрела на свое отражение. И чего это я боялась, что во мне опознают женщину? То, что глянуло на меня снизу, было непонятно какого пола, возраста и цвета - сальные пряди волос из-под войлочной шапки, замызганное от пыли и пота лицо, покоричневевшее от солнца и ветра, провалившиеся щеки и бесследно испарившиеся остатки подкожного жира - хороша я была несказанно! Больше всего хотелось плюнуть на все и залезть в воду, но... пришлось ограничиться мытьем ног. Для местных это нормально, что никто тут целиком не моется, а я вся уже исчесалась!

Дорога становилась все шире и в солнечно-туманной дали уже были видны очертания самого настоящего замка, постепенно приближающегося по мере продвижения к нему. Прошедшую ночь все провели на постоялом дворе, только с той разницей, что четверку Вольфа заперли в одном сарае, а Гунтера, Лукаса и меня - в другом. Двери были толстые и крепкие, но щели в них были приличные и через эти щели было видно, как у нашей двери маячила спина часового, откровенно зевающего и огрызающегося на подначки сослуживцев. Он то и дело перекликался со вторым часовым, охранявшим вольфовцев, который тоже нес службу где-то рядом.

- Аксель, чего это герр Юнг решил разделить этих? - слышалось из-за нашей двери.

- Не герр Юнг, а Конрад раскидал их, и еще озлился, что прошлую ночь они вместе сидели. Так что мы тут сиди... - откликнулся второй.

- Когда нас сменят? С утра ничего не ели, жрать охота!

- Герр Юнг сказал, что пришлет смену, только вот оставят ли нам что поесть, - тоскливо вздохнул Аксель откуда-то справа. - Да и пива бы я выпил, коли герцог за еду и ночлег платит!

- Много он платит! - бросил наш охранник. - Ночевать-то все равно в зале на полу приходится, а пиво и вовсе подают несвежее!

- Ты, Николас, не гневи Бога своими речами, а то он герцогу шепнет на ушко...или, не приведи Господь, герру Рихтеру, поплатишься за свои слова! Вспомни, что раньше ты сам должен был думать, где пожрать, а сейчас тебе даже и пиво подадут, хоть и не самое лучшее! Что ни говори, а в страже жизнь получше будет, чем вот у них!

Судя по звуку, он постучал в стену сарая, в котором мы были заперты и громко икнул.

- Чуешь, чем тянет с кухни? - мечтательный голос Николаса продолжил, - баранина вроде бы...с чесноком...

- Козлятина! - прервал его Аксель. - Будут тебе тут баранину подавать! Но и козлятина хороша, когда живот подвернуло от голода... а еще там и девки ничего, я успел заглянуть в зал!

- Пощупаешь, когда сменят, - философски заметил Николас. - Если что останется на твою долю.

- Тьфу ты, даже помечтать не даешь!

- О жратве мечтай, чтобы нам не остатки достались!

- Остатки этим соберут, чтоб дотащились до Штальзее, а то еще сдохнут по дороге. Твои-то покрепче будут, не то, что эти...

- Вот потому их Конрад и разделил. Еще сказал, что они слишком разные, чтобы идти вместе и надо чтобы перед дознанием они не болтали друг с другом.

- Еще и дознание будет? - Аксель уже подошел ближе и оба разговаривали вполголоса, отойдя от двери, но при желании слова можно было разобрать.

- А как же не быть? - Николас понизил голос. - Ты сам посуди, за ними гнались айзенштадтцы, да не просто так, а с полку герцога, чуешь? И ведь у этих в мешках не солома лежит, а звонкая монета, я сам ихние мешки увязывал, прикинул на руке - тяжелые... Герр Юнг, как заглянул в один, так глаза вытаращил, а Конрад сразу повелел их все запаковать и сам опечатал, а теперь с них глаз не спускает.

- А чего это он с нами поехал? Только потому, что услышал о пришлых со стороны перевала?

- Так герр Рихтер своих людей везде посылает, как что неспокойно, а с Айзенштадта это не первые бегут. Вот и будет выяснять, кто такие, откуда, почему за ними погоня была, да что с собой тащили. Охрана-то у них была не просто так - целых три арбалетчика!

Охранников окликнули двое стражников, пришедших сменить их на боевом посту и Николас с Акселем ушли в трактир, оставив после себя тоскливое чувство неуверенности в завтрашнем дне. Что лесник пришел во-время и выгнал всех из леса, было нам на руку, но то, что нас сцапали и тащат со всем компроматом в замок для дознания, наводило уныние. Не знаю, как дело тут обстоит с дознаниями, но что суды тут коротки на расправу - и к гадалке не ходи. Растолкав ребят, я объяснила им в двух словах суть услышанного. Гунтер позевал и сказал, что бояться нам нечего, эрсенцев мы не убивали, а с айзенштадтцами у нас свои разборки, в которые эрсенцы не полезут, потому что они им пофигу, и завалился спать. Лукас отнесся ко всему более разумно, но ничего посоветовать тоже не мог.

- Марта, врать эрсенцам мы не будем, а то потом не поздоровится, скажем все, как есть. И что из Варбурга бежали, потому что нас бы там к воротам пришпилили, и что с Раделем пошли, потому что Курт за нас все решил, и что этих не поняли, решили с ними вместе уходить из Айзенштадта, потому что дороги не знали...а здесь, ну здесь так получилось - одни догоняют, другие спасаются.

- Лукас, я бы про Раделя и говорить не стала, чтоб кривотолков не было. Ушли из Варбурга, плутали по горам, да и двинулись в сторону Эрсена. Меньше будем говорить, нам же лучше, понимаешь?

- Ага, - парень зевнул и начал валиться набок. - Да, так и скажем... Гунтеру надо сказать...

Гунтер, которого я опять разбудила, через пятое на десятое покивал головой, подтвердил, что все запомнил и тоже рухнул спать дальше. Самой не забыть бы все...

Издалека замок казался не очень большим, но по мере приближения вырастал в размерах, давя на окружающий ландшафт своим мрачным великолепием. Дорога поднялась вверх, сделала поворот и закончилась у подвесного моста, перекинутого через маленькую пропасть, служившую ему оборонительным рвом. Теперь было видно, что стены были надстроены на естественной скале и неприступность крепости создана искусными зодчими, слившими воедино природные возможности и человеческий труд. Высоченные квадратные башни, стена между ними с узкими бойницами наверху, выступающие над стеной ввысь еще две узкие башни и черепичная крыша между ними, но это уже внутризамковые постройки. Жутковатое зрелище, доложу я вам, просто так с этой стены не спуститься по веревке да и осадные лестницы сюда не попрешь. Впечатление от мощи и неприступности, а также щелчка ловушки, в которую мы все же попались, возникло не только у меня, потому что впереди по кому-то прогулялась плеть и четверо верховых перестроились вдоль нас по левую руку. Конечно, можно было попробовать сбежать... но этот путь вел прямиком на тот свет, а мне очень хотелось еще увидеть родное питерское небо, желательно в целом виде.

- Здорово, герр Юнг, привет, Конрад, салют! - приветствовали стражники на воротах. - Никак с пленными, герр Юнг? Добыча стоящая?

- Разбираться будем, - важность Юнга превышала его вес, но, говоря объективно, операцию он провел блестяще - соседей вытолкал взашей, а что ценное - прихватил с собой, не потеряв ни одного человека. Нашей погоне повезло значительно меньше. - Зайдель! - заорал он и к нам подкатился мужчина лет сорока с небольшим брюшком в потертой кожаной куртке. - Этих посадить вниз, где те двое сидят, что третьего дня пойманы!

- Всех? - Зайдель оглядел всех семерых и мотнул головой. - Места там мало...Лучше в следующую, где засов только что сделали. Там все поместятся... с удовольствием! - хихикнул он.

- В следующую? - мучительно соображал Юнг, не очень понимая, о чем идет речь. - Конрад! - крикнул он, но его помощник исчез, а остальные стражники спешились и стояли невдалеке в ожидании указаний. - А остальные у нас какие?

- Да одиночные, герр Юнг. В одной сидит тот пропойца, что украл у Герта кошелек, во второй и третьей дожидаются суда пришлый с границы и его дружок, что убили селян, в четвертой...

- Тогда суй их в ту, с новым засовом, - важно распорядился лейтенант. - Все равно их скоро начнут выворачивать наизнанку...

Зайдель кивнул и куда-то ушел, Юнг потоптался на месте, но тот не возвращался и он приказал двоим солдатам посадить нас под стену и охранять до водворения в камеру. Вольф развалился прямо на земле, к нему подсели Хайнц с Петером и начали тихо обсуждать сложившееся положение. Вилли прилег рядом, Лукас и Гунтер сели спиной к стене, а я обняла колени руками и положила на них голову.

Мимо нас то и дело проходили стражники, с интересом оглядывая такую живописную группу под стеной, хихикая и взвизгивая проскакала веселая разбитная девица в светло-зеленом платье и большой корзинкой в руках. На нее тут же заоблизывался Хайнц и она, мгновенно уловив заинтересованность в его взгляде, посмотрела на него вполоборота и усиленно закрутила задом, обернувшись еще раз для контролирования эффекта. Хайнц послал ей воздушный поцелуй и получил в ответ шкодливую гримаску.

- Куда засмотрелся, черт рыжий? - зашипел на него Вольф. - Тебя вешать будут, а ты все по бабам будешь лазать!

- Ну и буду! - нисколько не обиделся Хайнц, - без баб не жизнь, а мука одна... чего ж отказываться, когда они завсегда согласные?

- Тьфу, дурак! - сплюнул Вольф. - Влипли и так, хуже некуда...

Бесхозяйственность и раздолбайство были далеко не российским изобретением, потому что просидели мы под стеной почти до самых сумерек. Среди людского мельтешенья материализовался сперва Конрад, который вылупился на нас как на явление Христа народу и аж затрясся от злости. И так не красавец, рожа насупленная - с такими типажами у нас в кино ментов играют или средней руки "быков", а уж сейчас и вовсе озверел, только что глаза из орбит не вылезли.

- Па-ачему эти еще тут сидят? - свистящим шепотом спросил он одного охранника. - Им что, места не нашли?

- Не знаю, герр Миллер, - вытянулся в струнку тот. - Зайдель ушел, герр Юнг тоже, а нам приказал охранять их.

- С-с-вчн...- нечленораздельно промычал тот и ринулся быстрым шагом в сторону.

Вольф и Хайнц проводили его тяжелыми взглядами и переглянулись. Хайнц едва заметно кивнул и начал подниматься на ноги, но сильный удар тупым концом копья сбил его с ног.

- Лежать! - охранник прижал его к земле и свистнул. Из сумерек подошли двое, рассматривая происходящее.

- Веревка есть? - один из подошедших кивнул и отошел в сторону, скоро вернувшись с приличным куском веревки в руках. - Свяжи-ка этого...- стражник еще раз ткнул в спину лежащего Хайнца. - И того, с бородой, тоже. Не нравится мне, как они пересматриваются.

Когда Конрад вернулся с Зайделем, он застал прямо-таки идиллическую картину - все сидели у стены с заложенными за затылок руками, а Вольф и Хайнц сидели, подпирая друг друга спинами со скрученными сзади руками, не делая больше никаких попыток освободиться.

- Это вы их хорошо построили, - ухмыльнулся Миллер. - Надо было еще и по зубам дать, чтоб не баловали!

- Так и дали, герр Миллер! - радостно сообщил один их стражников. - Заодно и по шее приложили!

- Ну, вставайте, да живо марш в камеру! - рявкнул Конрад. - Руки не опускать! А вам что, поддать еще надо? - крикнул он Хайнцу и Вольфу. - Приложите-ка им, ребята, чтобы шевелились побыстрее!

Приложили, причем приложили так, что оба влетели в распахнутые двери вперед всех и с размаху влепились в противоположную стену. Затем загнали нас и захлопнули дверь, припечатав ее тяжеленным засовом. Ну вот мы и в Хопре...

Опустив руки, я размышляла о том, что оказывается подобный прием передвижения арестованных с руками за головой уже знали пятьсот лет назад, а мы-то думали, что он был изобретен только в 20 веке. Камера была невелика, от силы квадратов двадцать с жидкими кучками соломы по углам и без всяких признаков освещения. Под потолком - два крошечных зарешеченных оконца, выходящих во двор замка, в которые и кошка не пролезет. Остается только лежать и ждать своей участи.

- Кретин! - первым очухался Хайнц, затряс головой и перекатился набок, затем подтянул ноги и кое-как уселся у стены, упираясь ногами в пол. - Раньше надо было дергать, когда еще шли сюда! А ты все твердил - мешки, мешки! Вот и притащились за ними... головой в петлю!

- Ты идиот, Хайнц, - Вольф тяжело заворочался на полу, пытаясь встать. - Петер, развяжи мне руки! Куда ты побежишь, не имея за душой ни пфеннига? Да тебя через час солдаты поймают и отделают так, что забудешь, куда бежал...- он закашлялся, выплевывая солому. - Ради них мы уже сорвались один раз, так стоило ли бросать то, что было в руках?

- Если бы деньги были у меня в руках, я бы на тебя и не оглядывался, бежал бы сразу, как представилась возможность, - фыркнул Хайнц.

- Возможность? - захохотал Вольф, икая и дергаясь всем телом, пока сзади возился Петер. - Да кто тебе дал бы ее, ты, пустоголовый болван! За три дня дороги тебя уже накололи бы не раз на пику, вздумай ты только сделать шаг в сторону. Не считай других глупее себя!

- Вот мы и сидим теперь тут, такие умные, как мыши в сундуке, где забили все дыры! Стоило бежать так далеко, чтобы принести все на блюдечке эрсенцам, и себя и наши деньги! Послушался тебя...- рыжий запрокинул голову и с тоской поглядел на чуть светлеющий прямоугольник окна.

- Надо было быстрее соображать, а не топтаться тогда, у выхода из башни! - рявкнул Вольф. - Троих пацаны уложили, а ты все копался, как грабитель в сундуке у ростовщика, вот и приложили нас сразу.

- Сам ты копался как старая баба! - разозлился Хайнц. - Если бы не эрсенцы, мы вполне могли бы отбиться от Дитца! Откуда они только взялись на наши головы, прах их возьми! И ведь не просто так явились, будто караулили нас!

- Меня тоже занимает вопрос, откуда они узнали, что мы в Эрсене? - подал голос Петер, скручивающий веревку, снятую с Вольфа. - Место глухое, хоть бы один огонек был виден поблизости, а ведь поди ж ты, вышли прямо к нам!

- Горцы и доложили, - Вилли посмотрел в окно, но ничего не увидел и лег на охапку соломы. - Гонца послали.

- Э-эх! - Стукнул кулаком по стене в бессильной злобе Петер и зашипел, облизывая разбитые в кровь костяшки. - Все отобрали... я бы им всадил нож в горло и рука бы не дрогнула!

- В живот. - Спокойный тон Вилли даже напугал нас, - и провернуть, чтобы мучились подольше перед смертью. Я так все время делаю, когда мне не нравится тот, кто выступает против.

Инстинктивно захотелось уползти как можно дальше от этой компании головорезов и я потихоньку поглаживала спину, где под рубашкой был спрятан стилет. Его не нашли при обыске - на моем поясе не было ножен и снимать его не стали, а догадаться, что кинжал был заткнут сзади, не додумались. Если что, это моя последняя надежда и отдавать ее вольфовцам было бы крайне неразумно. Пока они переругивались между собой, сводя счеты и обвиняя друг друга в совершенных ошибках и просчетах, Гунтер подсел ко мне.

- Марта, ты устала? - голос парня был тих и непривычно заботлив. - Давай, ложись с нами, втроем все же теплее будет. Если ты не против, я бы... словом, я бы лег с тобой, чтобы согреть тебя.

- Спасибо, Гунтер. Но только чтобы согреть, здесь каменный пол и соломы так мало. - Ноги от долгой ходьбы уже не болели, они привыкли и теперь удивлялись, почему это им предоставили такой длинный отдых в целый вечер и еще ночь? Я сняла сапоги, скрутила с ног длинные полосы тряпок, заменяющих носки, и растирала мышцы. В темноте можно было стащить и надоевшую до чертиков войлочную шапку, от души почесав голову и проветрить волосы. Облысею я совсем скоро от такой жизни...

- Если бы тогда они не вышли на нас, то мы уже давно ушли бы в Эрсен по той дороге, - завозился рядом Лукас, укладываясь поудобней. - Не повезло нам, что нарвались на них.

- Надо было сразу решаться, а мы тянули, думали, что вместе легче будет пробираться до границы, - раздраженно заметил Гунтер. - Сколько раз себе говорил - принял решение, не тяни, действуй, и вот что получилось!

- Ребята, от того, что вы тут будете препираться и поминать прошедшее, лучше не будет. Не надо горевать по разбитому стакану, так говорят у меня на родине. Надо как-то выкручиваться из этого положения, - пристроившись поудобней, я почувствовала, как рука Гунтера осторожно обняла меня за плечи. Стало тепло и уютно, немного погрызла совесть и я дала ей зарок, что больше такого не повторится, это только сегодня... иначе уж очень холодно спать на полу...чесслово! Совесть не поверила, но немного успокоилась.

- Можно было бы и в Эрсене остаться, если б все хорошо сложилось, - мечтательно сказал Лукас шепотом. - Они только были бы рады арбалетчикам, вон как разглядывали наши игрушки! А еще я по дороге слышал, что они укрепляют свои границы и люди им всегда нужны.

- Вот и осталось только, что мечтать! Так бы уже полгерцогства бы прошли, не понравилось - пошли бы в свободные кантоны, я слышал, что там вообще епископов нет, а службу в церквях несут патеры, которые при случае могут и дубину в руки взять, благословясь перед святым образом.

- Чтобы патеры да сами по себе, без епископов? - удивился Лукас. - Быть того не может!

- Говаривали, что они собираются все вместе и выбирают среди себя старшего, который и представляет каждый город, а главный у них называется кардиналом.

- Да какая разница, как они там друг друга называют, вот взбредет этому кардиналу в голову, что нельзя людей лечить, они тоже все хором кинутся лекарей изводить, а мы страдай от этого!

- Нет, они там по-другому эти вопросы решают, совет общий собирают и кардинал ихний не может сам один все решать, пока все не посоветуются. Так что зря ты ругаешься, Лукас, не везде такие правят, как в Кобурге! А коли ты мне не веришь, то скажи, много в Айзенштадте людей, пришедших с того же Эрсена или вольных кантонов? Я лично о таких не слыхивал даже, а что от нас бежали - слышал и не раз. Потому и поверил сразу, когда Марта о том солдате сказала, что предупредил ее, это ты за юбку Гретхен цеплялся...

- Кто цеплялся за юбку, я? - повысил голос Лукас.

- А кто же, как не ты, уходить не хотел, а потом с голым задом по крышам скакал? - съязвил Гунтер. - Коли не Курт, то так и сидел бы в кустах...

- Ах ты...- Лукас задохнулся от злости и в темноте раздался звук увесистого шлепка.

- Ну, докажи, что было не так! - рыкнул Гунтер, скидывая с меня руку, и в темноте слышалось лишь тяжелое сопенье и возня.

- Эй вы, цыть там! - рявкнул из темноты Вольф. - Чего потасовку устроили, бабу что ли не поделили? Так я сейчас наведу порядок...

Парни перестали сопеть и возиться, ища в темноте нагретые места, шипя и огрызаясь друг на друга.

Утро можно было определить только по тому, что в оконцах под потолком стало немного светлее и оттуда слышалось больше шума и топота, обильно сдобренного пылью. Петер, которого Хайнц поднял на плечах, спрыгнул оттуда, кашляя и обтирая и без того грязное лицо, а рыжий затряс головой, стряхивая с нее песок.

- Воды могли бы и принести, - посетовал Вольф, отжурчав свое в углу и поддергивая штаны.

- На что тебе вода? Вони меньше, коли не пьешь и не ешь, - рассудительно заметил Петер. - Между прочим, тут крышкой дыра прикрыта, а ты сверху все уделал!

- Еще чего, я и крышку должен сдвигать? - возмутился бывший командир. - Плевал я на все это, пущай воняет! Кому надо, тот пусть тут и прибирается, а я мараться об их крышки не намерен! Сами они козлы вонючие, - все больше распалялся он, ругаясь и плюясь во все стороны,- нет, чтоб воды притащить, так еще и крышкой накрыли, чтоб отхожему месту каждый кланялся! Не выйдет, поняли! - состроил он кукиш дверям.

- Раз крышкой прикрыли отхожее место, значит, чистоту блюдут и запаха меньше, - заметил Гунтер, отодвинувшийся подальше от вонючего угла.

- Тебя спросить забыли, сопляк! - Вольф, покачиваясь, прошелся по камере, пиная остатки соломы. - Пасть заткни, пока я тебе все зубы не вбил в глотку!

- Сам заткнись! - парень взъерошился и не собирался уступать ни на слово. - Если б не вы, то мы уже давно ушли бы через границу! Когда надо было стрелять, я стрелял и не мазал, а за что теперь тут с тобой сижу...

- А-а-а-ы-ы! - взбешенно заревел Вольф, кидаясь на Гунтера. - Ну все, ты сейчас у меня вон там вниз головой висеть будешь, пока я тебя по самую задницу в него не вобью!

Парень подскочил на месте, встречая налетевшего на него Вольфа и, сцепившись, они покатились по полу, рыча и волтузя друг друга. Одному надо было сбросить накопившееся бешенство от неожиданного поворота событий, второй не захотел уклоняться от драки, полагая, что это унизит его перед остальными, которые оживились и начали подбадривать дерущихся криками и стуком по стенкам. Гунтер был моложе и ловчее, Вольф - тяжелее и опытнее, но оба уже нормально не ели несколько дней и сил для драки подкопить не успели. Первый порыв злости прошел, когда они с яростью молотили кулаками, а тяжелое сопенье и редкие пинки были уже не в счет. Зато завелись Хайнц с Петером и требовали боя до победного конца. Лукас полез было к ним, но Хайнц отшвырнул его в угол, как пушинку, а я и так не вылезала оттуда, боясь получить сапогом или кулаком.

- Ты живой? - я отодвинула парня, который только стонал, держась за плечо.

- Об стену ударился... ничего, пройдет. Он же здоровый, как медведь, - с детской обидой Лукас посмотрел на Хайнца, которому тоже захотелось помахать кулаками.

- Ты чего это на меня так смотришь? - рыжий упер руки в бока и вызывающе посмотрел на Лукаса, а потом и на меня. - Да я тебя, сопляк этакий, сейчас уделаю так, что сам себя не узнаешь...

Засучивая рукава, Хайнц приготовился месить парня, когда я попыталась встать перед ним.

- Что он тебе сделал, что ты бесишься? Все в одном положении, чего ты лезешь к нему, злость девать некуда?

- Да ты мне еще будешь тут указывать? - одним махом Хайнц послал меня в сторону и я шлепнулась прямо на сцепившихся Гунтера и Вольфа.

- Не мешай им! - Вилли дернул меня за ногу и подтащил к себе. - А ну-ка, я тебя пощупаю! - хохотнул он, подняв меня одним рывком и обхватив сзади. - Хайнц, тут гораздо интереснее, чем мальчишку месить, присоединяйся!

Гунтер уже почти вывернулся из медвежьих объятий Вольфа и, услышав Вилли, рванулся к нам, но упал и на него сверху навалился Петер, выкручивая руки. Из своего угла метнулся Лукас, налетел на Хайнца и повис на нем, отчего тот покачался и повалился на пол, потому что запнулся за лежащего Вольфа. Началась настоящая куча мала, перемежаемая криками, воплями и шипеньем. Я пыталась выдраться из рук Вилли, пиная его ногами и никак не могла дотянуться до стилета сзади, а он только гнусно хихикал, продолжая тискать меня и постепенно подбираясь к поясу штанов.

В пылу всеобщей драки мы не обратили внимание, что открылась дверь и в камеру влетели двое стражников, колотя по головам и плечам дерущихся тяжелыми ножнами и добавляя сапогами под ребра лежавшим на полу.

- Стоять! Прекратить драку! Сильнее пинайте их, озверели совсем, мать вашу! - третий со всего маху заехал в ухо Хайнцу, повернулся ко мне и влепил кулаком в рожу Вилли. Тот разжал руки и свалился, как куль, на пол, охая и скрипя зубами. Я тоже плюхнулась на зад и быстро отползла к стене, чтобы не попасть под очередную раздачу.

Стражники утихомирили всех дерущихся, которые с оханьем и стонами сидели на полу, потирая ушибленные места. Конрад, который влетел третьим, добавил сапогом под ребра Хайнцу, и тот перестал ругаться, а Лукас сел и затряс головой, утирая кровавые сопли под носом.

- Всем встать! - Конрад усилил команду, поддав от души под зад Вольфу, - выстроиться вдоль стены! Поднимайся, кому говорю! - рявкнул он, вздергивая Лукаса за воротник и швыряя на стену. - На ноги встать, чертово племя!

Постепенно все поднялись и встали, прислонившись к стене, красные, потные, побитые друг другом и стражей. Пошатываясь, рядом со мной встал Гунтер, поблескивая подбитым глазом, дальше пинком подогнали Вилли, на которого нехорошо косился Конрад после увиденного им в камере. Хайнц и Вольф буквально подползли последними, оба с разбитыми губами и ссадинами на рожах. Покачнулся Петер, но один из стражников дал ему кулаком в плечо и живо поставил на место подпирать стену. Я громко шмыгнула носом и тоже прижалась к стенке.

В открытую дверь вошли двое мужчин и встали посреди камеры, осматривая всех по очереди. Сзади них встал Конрад, что-то тихо докладывая, а двое стражников разошлись по разные стороны и замерли в ожидании указаний. Потершись затылком о стену, чтобы на глаза поглубже надвинулась войлочная шапка, я осторожно стала рассматривать вошедших. Один, среднего роста, с русыми вьющимися волосами до плеч и гладко выбритым лицом, был определенно властью в здешней иерархии. Простая, но дорогая одежда, богатый пояс и рукоять меча, узкие длинные пальцы, украшенные большими камнями, аристократическое удлиненное лицо с правильными чертами - лицо человека, который привык повелевать. Уж не сам ли герцог Эрсенский, мелькнула запоздалая мысль, на меньшее он просто не тянул. Второй, выше на голову всех, кто был в камере, был темноволосый, скуластый и в той стадии небритости, когда еще чуть-чуть и уже скоро будет борода. Подняв глаза чуть выше, я мысленно поблагодарила Бога, что этот человек рассматривал сейчас вольфовцев, а не меня...

Бывает, встречаешь на пути людей, которые мнят себя так высоко, что не обращают внимания на окружающих, совершенно искренне полагая их грязью под сапогами. Заходя в магазины, они расталкивают всех, не делая себе труда даже осмотреться по сторонам, как правило, они ездят в дорогих машинах, обдавая грязью прохожих, но очень пекутся, что на крыле их лайбы видны грязные капли, если они идут по улице, то прохожие просто отлетают от них в стороны и неважно, что это могут быть женщины и дети - презрение ко всему окружающему быдлу окружает их сплошной непробиваемой аурой. Вот именно такое выражение лица и было у темноволосого мужчины, только к нему еще прибавлялся холодный взгляд крокодила, прикидывающего, сразу жрать жертву или все же припрятать ее, чтобы потом было повкуснее. Я даже пожалела вольфовцев, которые тоже во все глаза уставились на него.

- Что вы скажете по поводу этих задержанных, герр Рихтер? - мягкий голос первого ни в коей мере не обманул моих ожиданий. С такими интонациями могут говорить только короли...ну или герцоги, конечно.

- Ваша светлость, я еще не составил о них свое мнение, - упирая на предпоследнее слово ответил темноволосый и, положив руку на ножны, стал медленно обходить строй задержанных, рассматривая каждого. - Немытая шваль, которая уважает только силу и золото, - сказал он, отойдя от Вольфа и брезгливо поморщившись. - Его первого ко мне на допрос, - небрежно махнул в сторону стражников. - Командир этой шайки...а это его лейтенант...- кулак Рихтера с размаху вмазался Хайнцу в лицо и тот хрюкнул, вытирая кровь, полившуюся из носа на пол. - Денег захотели поиметь, ворье... - он остановился около Вилли с силой саданул его между ног, а когда тот со стоном согнулся, добавил ребром ладони сверху и пнул ногой скрюченное тело. -Мало вас до этого били, дерьмо...- удар поддых Петеру завершил осмотр вольфовцев.

- Ну, а ты, сопляк, куда влез?

Гунтер вскинул голову, готовясь встретить удар, но Рихтер посмотрел на него сверху вниз, хмыкнул и дал легкую зуботычину, от чего парень скривился, повернув голову вправо. Мужчина несколько мгновений изучал его профиль и фингал под глазом, и шагнул ко мне, поднимая руку, как рядом Лукас сделал шаг вперед и Рихтер моментально среагировал на него, врезав парню кулаком в лицо. Лукас осел на пол по стенке...

- На ногах стоять не может, а туда же...- отвращение, прозвучавшее в голосе мужчины было незаслуженным, но спорить в этой ситуации никто не посмел. В тишине слышалось хлюпанье носом, прерывистое дыхание, сопенье, но все молчали, ожидая свой участи.

- Дерьмо. - Припечал свой вердикт Рихтер. - Ваша светлость, я вам могу рассказать свои соображения сейчас, но лучше бы я подкрепил их показаниями арестованных для убедительности.

- Хорошо, сколько тебе понадобится для этого времени? - бархатный голос завораживал, хоть его и прорезали стальные нотки.

- Немного. Семеро...два и еще два...мы с Конрадом выбьем из них все к завтрашнему утру, даже то, что они давно забыли сами. Разве что нам может еще помочь Освальд, если кто-то из них решит, что наше общество им не подходит для разговора по душам.

Его светлость изволил рассмеяться на последнюю фразу, сказанную с таким сарказмом, что похолодело в животе от мысли о том, кто такой этот Освальд.

- Тогда нам здесь больше делать нечего, герр Михель, - герцог изящно повернулся и пошел на выход, не обращая внимания на то, что делалось за его спиной. Рихтер, Конрад и стражники, тоже потеряли к нам всякий интерес, исчезая за дверями друг за другом, а все в камере начали потихоньку сползать на пол, как будто из них выпустили воздух.

- Ох ты ж мать твою...- выдохнул Петер.

- Вот ведь б...ь, сука феодальная, - ругнулась я матом по-русски и мужики удивленно воззрились в мою сторону. - Чтоб тебя епископ Кобургский за я...а повесил!

Вольфовцы заржали на последнюю фразу, шлепая разбитыми губами, даже Лукас слабо дернулся и фыркнул, а уже почти закрытая дверь распахнулась и в камеру широкими шагами вошел Рихтер, оглядывая всех недобрым взглядом.

- Кто это сказал?

Вопрос повис в воздухе, но все молчали, уставившись на вошедшего.

- Еще раз повторяю, - медленно, почти по слогам, произнес Рихтер, - кто это сказал?

Ну сколько раз я проклинала свой язык, который вылезал в самые ненужные моменты, говоря то, что я и не собиралась вываливать! Сколько раз я заставляла себя молчать, вспоминая известную пословицу, а тут даже не посмотрела на дверь...нет, посмотрела, но ведь они же все ушли...

В открытую дверь вошел Конрад, с интересом глядя на происходящее и заглянул стражник, стараясь не упустить ничего из неожиданного развлечения. Рихтер наклонил голову, рассматривая вольфовцев и они отодвинулись в сторону, а Вилли даже сочувствующе покачал головой. Михель перевел взгляд на меня, присматриваясь поближе, а сбоку уже встал Гунтер..

- Это я, - упрямо выдал парень, глядя на него исподлобья. - Я сказал.

По знаку Рихтера Конрад отодвинул Гунтера в сторону, а сам Михель достал из ножен длинный блестящий меч.

- Встань! - И, видя, что я замешкалась, повысил голос, - встать, я приказываю!

Поднимаясь во весь рост, я была совершенно уверена, что он сейчас просто снесет мне голову, не спрашивая ничего, и уже приготовилась, что это будет быстро и боли я даже не почувствую, но Рихтер кончиком меча скинул грязную войлочную шапку на пол и провел им от шеи до талии, откинув полу кожаного жилета. Изумление, которое проступило на его лице, сменив презрительность, невозможно было передать словами.

- Женщина? С вами шла женщина?

- Действительно, герр Михель, это женщина, - подтвердил Конрад, подойдя ближе. - И ведь я за всю дорогу ни сном ни духом...

- Отведи ее ко мне в комнату. Живо! - приказал Рихтер, все еще рассматривая меня, сощурив глаза и что-то прикидывая про себя.

Лапища его помощника ухватила меня за плечо и поволокла из камеры, сзади дернулся Гунтер, но меч Рихтера уперся ему в живот и парень остался стоять посреди камеры, скрипя зубами от бессилия.

Пока Конрад тащил меня по коридорам, я еле волочила ноги, замедляя ход и исподтишка осматривала дорогу и обстановку, не обращая внимание на его слова.

- Значит, ты таскалась с этими бандитами, не гнушаясь еще и быть им подстилкой? Ну, как, пошло тебе впрок их золото, шваль? Может, поведаешь, с кем спала или тебя имели все по очереди, кто отсыпал тебе в мешок звонкую монету? Мальчишки, так те прямо кинулись на твою защиту, неужели они не нашли ничего лучше и моложе тебя? То-то младший рыпнулся на герра Рихтера, да не успел... против него мало кто успевает, не вам чета! И чего он тобой заинтересовался... разве что решил своими способами вытряхнуть все, что ты еще помнишь и можешь ему рассказать в обмен на свою никчемную жизнь? Не жилось тебе дома, потащилась по мужикам в дорогу...шлюха обозная!

С последними словами он втолкнул меня в открытую дверь и запер ее снаружи на засов. Хопер инвест...где тут хоронят по первом разряду?

Кровать, стоящая посередине, была аккуратно заправлена, занавески на окне раздвинуты и вообще здесь было чисто и опрятно. Ну не сам же герр Рихтер убирается, понятно, что для этого тут должен быть целый штат служанок. Я и то дома не всегда заправляла постель, вряд ли мужчина будет это делать самостоятельно! Стол на изогнутых ножках, два кресла - так и тянет посидеть в нормальных условиях и расслабиться, потягивая вино или хотя бы чай из кружки, не ощущая себя загнанным зверем или существом непонятного пола. Я провела грязной ладонью по чистому покрывалу. Сколько уже времени я не спала на нормальной кровати, с бельем и подушкой? С того дня, как умерла фрау Альма и гонец привез страшную весть о движении к Варбургу отряда мародеров. Кажется, что это было сто лет назад, когда я ходила в юбках и еще был жив Фриц, мир праху его! Даже трогать такую кровать страшно из боязни испачкать ее, не то, что ложиться сюда... да не для постельных же утех этот самый Рихтер приказал отвести меня сюда. Кстати, вон в углу и тумбочка с тазиком, а над ним зеркало...ну, помолимся, чтобы инфаркт не хватил, да посмотримся?

Умываясь в тазике чистой водой, я смотрела на грязные разводы в нем, прикидывая, что на месте Михеля я бы себя не пустила дальше конюшни, уж больно рожа стала...специфическая. Посмотришь и сразу видно, что это существо закоптилось на солце и ветру, ело что придется, а говорить о женской привлекательности и вовсе смешно, поскольку таковой и рядом не стояло. А ведь дома я считала себя не самой последней дурнушкой, да и Фриц частенько в приливах нежности шептал на ухо самые лестные эпитеты, а уж выходя на гулянья в город посматривал на меня такими глазами... м-да, стоило какое-то время не поесть нормально и не помыться и что осталось? Рядом с тазиком в круглой баночке было что-то густое, я сунула палец, понюхала и полизала его, а потом расхохоталась, как сумасшедшая - это же мыло, самое обыкновенное мыло! Надо же дойти до такого состояния, чтобы не узнать его! С удовольствием бы помыла голову прямо здесь, но куда воду сливать? Ладно, хоть лицо да руки отмыла, и на том спасибо хозяину...ой, а что это я тут расхаживаю, совсем расслабилась, Конрад что-то там говорил такое страшное, про какие-то "свои" способы... Радужное настроение после умывания испарилось, я сунула баночку с мылом в карман безо всяких угрызений совести и бросила последний взгляд на свое отражение. Попрощаемся, подруга...

Шкаф был приличных размеров и набит всякой всячиной, не подходившей мне по причине несоответствия размеров. Вздохнув, сунула на место рубашки, даже переодеться не во что! Обошла еще раз кровать и осмотрела тумбочку с целым набором свечей в подсвечнике, подошла к камину и на широкой полке увидела длинную плетку, типа той, что была у Конрада. Потрогала ее пальцем и получила непонятное пятно. То ли кожа покрасилась, то ли ржавчина...матерь Божья, да это ж вроде кровь! Подсохшая, правда, но не ржавчина же в самом деле! Вот тебе и "свои" методы... я с размаху села в кресло, лихорадочно соображая, что теперь делать. Быть избитой до полусмерти этим фашистом отчаянно не хотелось. То, как он вел себя в камере, заставило содрогнуться и пожалеть вольфовцев, да и Лукаса...как там они? Так, будем думать, как бы это мне отсюда сбежать? Засов снаружи заперт, через камин улетит разве что ведьма или летучая мышь, были какие-то байки про то, что можно взобраться по трубе наверх, но я не Шварцнеггер и наверняка через метр подъема аккуратно съеду вниз, перемазавшись в саже. Поиск потайных ходов - дело хорошее, но как их искать? А если этот Рихтер скоро придет? Я заметалась по комнате, дергая вещи и пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. Вот он входит...стулом по голове? Стульев тут нет, кресла тяжеленные, я и не подниму такое. Тогда...подтащить их к двери...чтоб запнулся...веревочка нужна попрочнее...шнурок такой висит на кровати...непонятно зачем, может, служанку вызывать или балдахин опускать? Плевать, хорошо, что стилет остался, сейчас мы ему соорудим кое-чего...

Тяжеленные кресла встали по обе стороны двери, а шнурок, привязанный к ним на уровне колена, должен был послужить подсечкой входящему. Он должен войти и пойти быстро...куда? Сделаем куклу в постели, пусть думает, что я там лежу, а занавеси надо задернуть, чтобы шнурок не бросался в глаза. Что бы еще в руки-то взять, чтоб по затылку ему приложить? Крышка столика подошла бы идеально, но отрываться не пожелала. В здешних местах вся мебель сделана на совесть и притом из цельного дерева...ну, прости, Господи, тогда пойдет подсвечник, только вот не убил бы насмерть, а для этого его можно и обмотать чем-нибудь из шкафа...а может, у камина еще и кочерга найдется, это было бы лучше, да и ручка у нее длиннее...

Пока я носилась по комнате, сооружая ловушку, успела вспотеть от беготни и страха. Вид плетки на камине подстегивал круче любого адреналина и когда я все уже приготовила и встала справа от входа на кресле с кочергой наперевес, то боялась, что меня выдаст или бешеное сердцебиение или запах пота. Приступим, помолясь...

Засов снаружи даже не скрежетал, а очень тихо прошуршал, зато когда открылась дверь, то первая реакция вошедшего была абсолютно предсказуема - удивленный присвист, широкий шаг в комнату, второй - и натянутый между тяжеленными креслами шнур не дает сделать следующий шаг, на темноволосый затылок уже опускается кочерга и мужчина с грохотом падает вперед, едва успев выставить перед собой руки, а я, швырнув на него орудие возмездия, спрыгнула с кресла и выскочила за дверь, старательно задвинув ее на засов.

Мало выбраться из комнаты, надо еще выбраться из самого замка, пока не очнулся обиженный герр Михель. А то, что он будет сильно обижен, я даже не сомневалась и дай Бог мне не попасться ему в это время, ибо обиды такого рода помнятся долго и ...больно. Бежать нельзя, это все равно, что громко кричать - вот она я, берите тепленькую! Значит, идем деловым шагом в сторону выхода, благо я запомнила, откуда Конрад вошел сюда и как поднимался. Еще есть стража...они же стоят на воротах, наверняка знают всех в лицо! Ничего путнего не придумывалось по пути, будем экспериментировать на ходу.

Пока я шла по коридору, сдержанно кивая проходящим и получая кивки в ответ, никто не одергивал меня и не цеплялся с вопросами, типа " чьих будешь?". Идет, значит, при исполнении, а что не знают, так и не положено всех знать-то! Может, я с дальнего рубежа и только сегодня на доклад прибыла? Беспокоила только встреча с Конрадом, который уж точно меня узнает, а вот насчет стражи и вовсе можно было не волноваться - когда Рихтер стащил с меня шапку, то стояла я вполоборота, а в таком положении лицо запомнить трудно. Вышла во двор, делая озабоченный вид, отошла подальше от ворот и нырнула за первые же двери. Какая-то подсобка или конюшня старая или склад... В полутьме обошла помещение, обследовав все углы, но хлам в них не был пригоден ни к чему. Дубины, палки, железные полосы, старое колесо, рванье...колесо...может быть, удастся с ним развести стражу...вот если бы еще кто-то выходил из замка, а еще лучше - входил... Рассматривая в щелочку ворота, я видела, что с кем-то стражники здоровались, кого-то пропускали так, но пока никто из замка на выход не стремился. Все было тихо-спокойно и это означало, что Рихтер или еще не очнулся, либо грызет дверь, а мое время катастрофически убывает. Наконец к воротам подошли четверо и я, перекрестившись, подхватила колесо на плечо и поспешила к ним, уговаривая себя, что живем один раз и кто не рискует, тот не выигрывает.

- Парень, а ты куда это намылился да еще и с колесом? - лениво поинтересовался стражник, прислонившийся к стене около приоткрытой створки.

- Дык...это ж герр Конрад велел, тама у нас отвалилось еще вчера, а на ней арбалеты лежат и ужас сколько мешков, что с этими, - я неопределенно ткнула пальцем вбок и вниз под ноги, - захватили. Говорят, что золота в тех мешках - уйма, они ж из Айзенштадта все перли, во!

- Уж не те ли семеро, что вчера пригнал Конрад с границы? - любопытный стражник посмотрел на остальных, гордый своими новостями.

- Ага, ваша милость, - я спряталась за колесо и поставила его ребром к спрашивающим, а сама громко сморкнулась и хрюкнула, вытирая нос. - Они самые, а вот мешки у них тяжеленные, на телеге везли.

- А куда их дели? - спросил второй страж ворот. - Ты видел их сам-то, Густав?

- А то не видел, - похвастался тот. - Вчера и рассмотрел, когда у стены тут сидели. Там еще два бугая были, один рыжий успел нашей Гретхен рожи построить, а она и рада задом крутить!

- И ты ему даже в рожу не дал? - возмутился другой стражник.

- Я не дал, а они хотели то ли подраться, то ли сбежать, так Ульф и Хоган их обоих уложили и скрутили. Да и сегодня, слышал, они опять драку затеяли в камере, едва раскидали всех.

- Чего дрались-то, не знаешь? - спросил первый, от ворот и пододвинулся поближе к компании.

- Да что-то между собой делили, веревку, наверное! - заржал Густав. - Ульф там был, говорит, у всех рожи разбиты, а потом туда сам герцог ходил с Рихтером, так тот им еще добавил. А ты чего тут стоишь? Тебя куда Конрад послал?

- Дык...колесо...мешки...- промямлила я, изображая последнюю степень тупости.

- Вот и беги туда, да побыстрей! - рявкнул мне Густав. - Конрад не обрадуется, что ты тут прохлаждаешься, когда они телегу ждут. Да бегом же давай! - он легонько пнул меня пониже спины и я потрусила через ворота, стараясь не споткнуться и не завалиться с проклятым колесом раньше времени.

Проскакав так через подъемный мост, дальше я пошла размашистым шагом, который предпочтительней всего в дальних походах - и силы экономит и путь быстрее бежит. Главное - размеренность. Только отойдя с километр от проклятого Штальзее, я перевела дух и бросила колесо на обочину. Мне повезло и я вырвалась оттуда! Ребят только жалко, но помочь им я ничем не смогу, даже если очень захочу. Надеюсь, что они все же останутся живы и здоровы...я же попрошу за них ту высшую силу, которую мы зовем Богом. Размеренное движение по дороге не привлекало ничьего внимания - мало ли кто тут ходит и по какой надобности. Стилет я перевесила на пояс, чтобы был под рукой, но очень угнетало отсутствие мешка с вещами и шапки. Волосы хоть и всего до плеч, но видно, что я не парень, а без теплого плаща и кресала в дороге хреново. Второй раз меня лишают моего имущества и сейчас я очутилась в незнакомой земле совершенно одна. До этого со мной шли рядом Гунтер и Лукас, теперь придется полагаться лишь на собственные силы и смекалку. Ой, как одной-то плохо...

Смеркалось, становилось страшновато и тоскливо. В поясе у меня остались еще деньги, пересчитав наличность, я пришла к выводу, что обладаю некоторым стратегическим запасом и могу даже наведаться в придорожный трактир. Еды во рту не было со вчерашнего дня.

Подбираясь по дороге к постоялому двору, я откровенно побаивалась, как меня встретят, но, против ожидания, все было вполне пристойно. Пробравшись в наиболее темный и дальний угол, я пристроилась за тяжелый стол к двум здоровым мужикам, уже бывшим изрядно навеселе. Они попивали пиво, размазывая пену по столу затертыми рукавами тяжелых курток, обсуждали то ли своих жен, то ли жен соседей, самих соседей и тех, кто сидел в зале, время от времени удивляясь, откуда я тут взялась и как меня зовут. Получив в двадцать пятый раз ответ, что меня зовут Март, они по очереди хлопали меня по плечу, называя стОящим парнем, пьяно хохотали и продолжали свой бесконечный разговор. Служанка принесла мне полную миску каши с ломтем хлеба и кружку пива высотой с локоть, я чокнулась с моими веселыми соседями и они радостно заорали, требуя добавки.

- Март, ты, это...ик...настоящий парень...ик...- пытался обниматься со мной тот, что сидел справа, с короткой черной бородой и грязными ручищами.

- Карл...не лезь к парню, - увещевал его чуть более трезвый друг слева от меня, у которого борода была тоже короткая, но рыжеватая. - Еще подумают, что ты...этот, по мальчикам, а за такое могут и ...чик! - он пьяно хохотнул, но чернобородый быстро убрал от меня свои руки.

- Еще чего...ик...все знают, что я баб люблю, а парень...ик...просто понравился...- пробормотал Карл, отхлебывая принесенное пиво.

Потягивая пиво на сытый желудок, я отяжелела и захотела спать. Мужики уверили меня, что за медный пфенниг хозяин запросто разрешает всем ночевать в зале и они сами тоже лягут прямо здесь, так что и меня пристроят как короля. Слушая их и пьяный базар вокруг, мне пришла в голову интересная мысль.

- Карл, скажи, а куда ведет эта дорога?

- Эта? - подивился тот. - Людвиг, а куда она ведет, а?

- Эта...хм...через Дарнау к границе...а туда, обратно, стало быть, к замку Штальзее.

- Неправда, - вмешалась в разговор потертая личность из-за соседнего стола, - к Штальзее будет направо...налево то есть, а дорога пойдет в обход горы Хайберг и через Больц и Греген в сторону Эрсена!

- Да ты что, Эрих, - завопил его сосед, - совсем последние мозги пропил, что ли? Мимо Хайберга дорога проходит в сторону Юргвальда, а уже потом будет поворот на Больц!

- Ты сам все пропил вместе с мозгами, - огрызнулся потертый, дыша чесноком и пивом. - Вот, смотри, раз ты ничего не помнишь!

Он смахнул со стола кружки и начал чертить острием ножа карту района, то и дело пытаясь завалиться набок. Второй тоже вытащил нож и начал поправлять Эриха, тыча пальцем в дырки и поясняя, что он там делал и когда. Это заинтересовало и Людвига, который упорно хотел показать на карте ту деревню, где он родился, а также где родились его родители. Шум и споры привлекли внимание еще троих с соседнего стола, которые шли вообще не сюда, а когда узнали, что рядом Штальзее, крайне удивились и стали рисовать на соседнем столе план своего путешествия. Я была совершенно уверена, что если бы все посетители захотели подключиться к нашей увлекательной топонимической игре, то я к утру уже была бы неплохим специалистом по местным дорогам и могла бы рассказать, как куда пройти. Хозяин уже разогнал почти всех гостей и служанки убирались в пустой зале, когда я нашла своих соседей по столу и пристроилась рядом с ними. Пока из замка погони нет, можно и поспать до утра, все равно ночью я одна не ходок.

Вчерашние планы на столах никуда не делись. Я еще раз изучила те два, которые показывали путь от Штальзее в сторону границы с вольными городами, поедая холодную кашу. Хлеб завязала в узелок и сунула за пазуху, как делало большинство народу.

- Март, ты уже пошел? - Людвиг поднял кудлатую голову и осмотрелся. - Это ты чего в такую рань поднялся?

- Да привык я спозаранку вставать, пока день еще не начался. Раньше выйду, больше пройду засветло.

- Жаль, что уходишь. Мы с Карлом в ту же сторону пойдем, но он дрыхнет еще, - Людвиг пнул ногой товарища, тут же испустившего ветры. - Ну вот, что я говорил! А то могли бы вместе пойти, поболтали бы еще по дороге.

- Нет, я уже готов идти, а вас еще долго ждать. Прощайте, Карлу привет передавай!

- Удачи тебе, Март!

- И вам тоже удачи!

Дорога с утра уже потихоньку заполнялась народом, бредущим по своим делам. Ехали на повозках и телегах селяне с овощами, курами, козами, кроликами и прочим съестным товаром на продажу, брели путники в неведомые дали, ехали всадники по государевым и своим собственным надобностям, даже попались солдаты в более менее одинаковой форме, от которых я сдуру шарахнулась подальше, чем вызвала жуткий гогот тех, кто брел в этот момент рядом. Но что отличало их всех, так это отсутствие агрессивности - ну идут и идут себе люди, никому не мешая. Я шагала широко, обгоняя бредущих впереди и отмеряла километры, прикидывая про себя, где будет очередная веха, после которой надо сворачивать. Судя по всему, потертый Эрих составил самую правильную карту, несмотря на свой пропитый вид. Привязываясь в основном к его ориентирам, я отмахала к полудню приличный путь, заскочила по дороге на постоялый двор, разжившись там половинкой курицы, и завязала ее в тряпицу с оставшимся хлебом. Если карта Эриха была правильной во всем, то в этом районе земли герцогства были вытянуты клином в сторону гор и я могла миновать границу вольных городов или к вечеру или в начале следующего дня. Столица Эрсен находилась в центральной части, куда вела дорога из Штальзее, служившего здесь чем-то вроде столицы приграничного укрепрайона. Вообще идти было бодро и весело. Можно было позадираться с попутчиками, посмеяться со встречными, попить воды в селениях по пути и вовсю радоваться жизни, мотая узелком с жареной курицей, источающей необыкновенно вкусный запах.

Отмотав неизмеримое количество километров, голод давал себя знать и я присела на обочине, разложив тряпицу со своими припасами.

- Привет, парень, - окликнули меня из травы старик и парнишка, чем-то напомнивший мне Лукаса. - Далеко идешь?

- Далеко, - нечленораздельно промычала я, набив рот. - Вперед пока иду, ищу, где хорошо.

- И то верно, - согласился старик. - Коли дома жизнь не задалась, надо искать другое место, где кормят лучше и сам чтоб человеком был.

- Угу, - согласилась я, обсасывая куриную ножку. - Дедушка, эта дорога куда ведет?

- Да по ней если прямо идти, упрешься в реку Эдер, за ней уже земля вольных городов начинается. Слышал о таких?

- Ага, слышал. - Я еще пихнула хлеб в рот, чтобы старик не заподозрил во мне женщину. - Далеко еще до реки?

- Смотря как идти будешь. Пешим ходом целый день туда идти, конному полдня хватит.

Я обсосала ножку и посмотрела с сожалением на оставленный кусок. Нет, в таком тепле испортится, надо сейчас есть, а к вечеру может еще набреду на какой трактир. Дорога в этом месте поднималась наверх, а снизу, откуда я пришла, были видны крыши села и доносился отдаленный лай собак. В чистом воздухе это казалось вроде и близко, но шла я достаточно долго, чтобы озадачиться такой хорошей слышимостью. Что-то по дороге меня ни одна псина не облаяла, чего это они сейчас разбрехались так?

Я уже доела все остатки, с сожалением перебирая голые косточки и облизала жирные пальцы. Дойду до реки - помою руки, благо в кармане спертое мыло из комнаты Рихтера. Хихикнула про себя - небось, дорогущее, а я его прихватизировала! Ну да с него не убудет, новое себе купит. Это я девушка нищая, уже второй раз терплю полную потерю имущества, могу и попользоваться, раз уж подфартило.

- Слышь, собаки-то как лают, - сказал старик, обращаясь к парнишке, - не иначе герцогские ищейки! Наши так не приучены брехать.

Слова старика прошибли меня молнией насквозь, затряслись руки и я судорожно стала комкать тряпицу.

- Дед, а почему ты решил, что это герцогские ищейки? - рожу я сделала самую наивную, но мне важен был ответ старика.

- А то я не знаю, как наши псы брехают! Эти по следу бегут, так звенят беспрерывно, а наши глухо лают, когда зверя чуют или овец в стадо сгоняют. Их так далеко и не слышно, а эти заливаются...по следу бегут, сразу ясно.

- И...часто они так бегают? - я уже все поняла, только надо было собраться с духом и бежать, но я не спринтер, мне от них уже не уйти..

- Бывает, когда кто-то сбегает. - Дед внимательно оглядел меня и продолжил, глядя в сторону, - верховые с собаками едут...а в сторону границы можно и горами уйти, коли по тропинке топать. Она вон там начинается, вниз только надо спуститься, а у сгоревшего дерева от солнца налево пойти. - Он встал и всмотрелся вдаль, на уходящие вниз пологие склоны холмов, где вдалеке действительно виднелась черная рогулька. - Пониже ручей будет, так по нему можно вперед топать, как только до белого камня дойдешь, иди вправо, опять на тропинку выйдешь. До границы по ней доберешься, если надо.

- Спасибо, дед, - кивнула я и пошла быстрым шагом по указанному пути.

- Беги-ка домой, внучек, - услышала я за спиной, - а я тут посижу, отдохну.

Вниз я спускалась так же, как когда-то мы бежали с парнями с места гибели отряда Раделя. Только смотреть под ноги, только бы не упасть, хорошо что спуск не крутой, а так я могу почти бежать вниз, притормаживая у гладкоствольных деревьев руками. Сволочи, они пустили погоню, да еще и с собаками! Если псы на сворках, еще есть надежда уйти, но если собак спустят, то мне точно конец, стилетом я от них не отобьюсь. Ладно бы один пес, а если их там целая стая, да каждый с теленка размером? Останется только залезть на дерево, а потом...нет, никаких "потом" быть не должно, надо бежать, пока есть силы.

Сгоревшее дерево я увидела издалека - оно возвышалось над окружающим мелколесьем метров на пять этакой черной двузубой вилкой и от него действительно вилась тропинка, хорошо видная издалека и пропадающая, когда к ней приближаешься. Полустертые камни под ногами, зацепленные щербинами корни, сбитая трава - все это стелилось под ноги, только успевай высоко поднимать колени, да хвататься руками за тонкие стволы на поворотах. Лай собак пропал, но эти твари вряд ли сойдут со следа, скорее всего лес поглощает шумы и это говорит только о том, что погоня еще далеко. Наверняка Рихтер взбесился, очухавшись в своей комнате после контакта с кочергой, а теперь рвет и мечет, раздавая подчиненным зуботычины. Лишь бы на парнях не захотел отыграться...

Отдышалась я с трудом, зато ноги были, как у Буратино - после бегства из Варбурга они и не к такому привыкли. Ниже, старик говорил, будет ручей, там надо идти до белого камня, чтобы сбить собак со следа. Задержав дыхание, я дождалась, пока сердце перестанет выпрыгивать из груди и быстро пошла по тропинке вниз, вслушиваясь в шумы леса.

Ручей выпрыгнул из-за поворота и я уже было пошла по нему, как мелькнула шальная мысль - заплутать погоню, как это описывали охотники на зайцев. Выпрыгнув на тропинку, я пробежалась вперед, завернула вправо, еще вправо и вернулась по своим следам на тропку, откуда скакнула прямо в воду. Прохладная вода замочила сапоги, но в них было легче идти по дну, чем босиком. Небольшие камешки были покрыты скользким илом, на котором можно было запросто поскользнуться и переломать себе если не ноги, то уж руки точно. Пришлось вылезать на берег и искать подходящую палку в близлежащем буреломе, чтобы опираться на нее в дальнейшем. В сапогах вовсю чвакала вода, пока я брела, то проваливаясь в дно по колено, то вылезая на песчаное мелководье. По моему разумению, я отмахала там не меньше пары километров, когда впереди показался большой белый камень.

Вылезая из русла ручья, я стащила мокрые сапоги, вылила из них воду и отжала мокрые тряпки. Плохо, что теперь с мокрыми ногами я пойду гораздо медленнее из опасения сбить их до крови. Тряпки, отполосканные и отжатые, я привяжу на пояс - за это время они уже успеют подсохнуть, как и сапоги на ходу. Короткий отдых у белого камня не принес облегчения - настороженно прислушиваясь к шуму за спиной, я постоянно дергалась, то и дело подрываясь с места. Лай проклятых собак начинал уже чудиться со всех сторон, к хрустнувшей ветке воспаленное воображение дорисовывало бригаду местного ОМОНа с Конрадом или Рихтером во главе, а за их спинами маячила тюремная камера и плетка на каминной полке. Заскрипело дерево от ветра и я вздрогнула так, что подпрыгнула на месте. Охренеть, мать вашу, из-за этих сволочей я скоро стану натуральным параноиком! Не скажу, что бегать по лесу в полном одиночестве есть гут, но раньше я не была такой нервной и пугливой. Встала, подышала глубоко, натянула сапоги и прислушалась. Электричка бежит где-то шумом листвы, вроде и слышен лай, но далеко или это опять игра воображения? Подхватив подсохшие тряпки, я пошла быстрым шагом наверх, где должна была выйти на тропинку.

Приноровившись идти размеренным быстрым шагом, я двигалась по контрабандистской тропинке все дальше и дальше. Не иначе, встреченный на дороге дедок был хорошим знатоком здешних мест и сам топал по этой тропочке не раз, уводя следы в сторону. Его совет насчет ручья я уже успела оценить, поскольку погоню было не слыхать. Но останавливаться было нельзя ни в коем случае и я делала короткие передышки только тогда, когда уж совсем нестерпимо начинало колоть в боку или начинало безудержно колотиться сердце. Вдох-выдох, задержим дыхание, вдох-выдох, задержим дыхание... Солнце начинало уже садиться за дальние и ближние холмы, длинные тени ложились поперек пути, а я все шла и шла вперед, пока еще видна была дорожка. Если бы не эти гады из замка, то я наверняка уже подыскала бы постоялый двор и пристроилась там на ночь, а так у меня остался лишь хлеб за пазухой и потенциальная возможность напиться из ближайшего водоема. Когда окончательно стемнело, я добралась до скальных выходов на склоне горы и не рискнула идти дальше в темноте. Тропинку стало плохо видно, а свалиться даже с высоты в два метра можно запросто - под ногами уже давно перекатывались мелкие камешки, подошвы проскальзывали и, оступившись, я пребольно ударилась боком. Пора и останавливаться, только вот где ложиться спать? Путешественники в лесах залезали на деревья и устраивались там в развилках ветвей. Здешние деревья никаких развилок не имели, залезать на них могли бы только белки да электрики с "кошками" и подобную мысль я отмела сразу. Ложиться прямо на тропинке - еще глупее, остается только лезть на каменные ступени и пристраиваться там. Рассматривая с опаской гранитные уступы выше моего роста, возвышающиеся справа над тропинкой, как Баальбекская веранда, я выбрала тот, который был поменьше и влезла на него, цепляясь за корни и стволики, проросшие из щелей. Наверху была небольшая площадка, поросшая травой, над ней виднелась следующая ступень, куда тоже можно было перебраться. Вверх лезть я не рискнула, переползла на ту, которая нависала над тропинкой метрах в трех и куда можно было безбоязненно влезть с первой ступени. На ней почти у стены росла сосна, глубоко запустившая свои корни в тонкий слой земли, забивший все щели. Подергав ее и убедившись, что деревце хорошо держится, я пристегнула пояс одним концом к стволу, а другой намотала на левую руку у локтя, пристроившись для ночлега между скалой и сосной. Зажав стилет в правой руке, я подложила ее под голову и заснула.

Просыпалась я за ночь несчетное количество раз. То мне казалось, что на меня кто-то смотрит, стоя рядом, то слышались тяжелые шаги, а под утро захлопали крыльями большие птицы и я проснулась от собственного крика. Ночью я прислушивалась к темноте леса, но лая собак не слышала и засыпала снова, даже не думая о том, что кроме людей в лесу могут быть еще и дикие звери.

Солнце еще не встало, оно только-только зарозовило небо, но я уже собиралась идти дальше. К сожалению, сапоги не высохли, но я обмотала тряпками ноги, как учил меня Фриц, и теперь можно было двигаться дальше. Спустившись на тропинку, я еще раз похвалила себя за то, что не пошла ночью дальше - здесь путь проходил вдоль таких же скальных выходов, как и те, на которых я ночевала, и сорваться вниз можно было запросто даже днем. Дорожка огибала гору, проходя вдоль неширокого уступа и я медленно шла по нему, держась то за торчащие корни, то за отполированные многочисленными ладонями камни. Никогда не понимала тех людей, которые занимаются скалолазанием! Наверняка у них в предках были птицы, не боящиеся высоты, потому что ползать вверх по вот таким ненадежным щелям, какие я видела, было верхом идиотизма. Ну, залез ты на вершину, попрыгал там, оставил свой автограф, а дальше что? Вертолет вызывать или самому спускаться?

По сравнению с этими одержимыми я была совершенно не рисковая особа и меня гнал только страх за свою жизнь, а не желание доказать кому-то, что я круче паровоза, поэтому я под конец уже не шла, а передвигалась чуть ли не ползком, боясь глядеть и влево, под обрыв, и вправо, на уходящую вверх отвесную стену. То, что ширина карниза была метра полтора, меня не успокаивало - а если ветер подует, а если камень сорвется? На четвереньках оно надежней...

Тропинка сбегала круто вниз и спускаться по ней дальше надо было буквально на заду, цепляясь за окружающие кривые деревца. Я посмотрела на простирающуюся передо мной картину. А ведь красиво, черт побери! Длиннющий склон уходил в тень, отбрасываемую горой справа, там внизу был распадок между подножиями гор, возвышающихся справа и слева от склона, а впереди виднелась блестящая полоска воды и за ней поднимались вверх пологие склоны холмов. Судя по описаниям, полоска воды это и есть граница герцогства Эрсенского, а за ней уже земля вольных городов, куда я так стремилась. Закружилась голова и появилось странное желание взмахнуть руками и полететь вниз, паря, как птица. Нет-нет, это какая-то психическая бяка, нельзя ей поддаваться! Я подтянула штаны, заправила рубашку и подтянула пояс. Все, первый пошел на спуск, берегись!

Впереди меня то и дело неслись вниз камешки, которые я сталкивала сапогами, жутко болели исцарапанные руки от цепляния за корявые колючие сосны и прочие хвойные, но тропинка все так же звала меня за собой, обещая свободу и независимость. Спуск был таким длинным, что солнце успело подняться выше горы справа и тень от нее больше не закрывала глубокий распадок. На самом деле это был уже совсем приличный путь по сравнению с тем, что я проделала только что - усыпанный мелкими камнями, он скорее напоминал пересохшее русло реки и уводил все ниже и ниже, огибая небольшую гору слева у ее подножия. За ней должна была быть вода, которую я видела сверху, а это значит, что я могу попить, помыться и потом уже думать, как перебираться на ту сторону. Каменная река, по которой я шла, почти не сужалась. Ширина ее была метров двадцать, а высокие темные ели росли просто стеной по краям этого странного природного явления. Дойдя почти до начала плавного поворота, я прислушалась и подняла голову. Так и есть, далекий лай собак был самым натуральным и больное воображение здесь было не при чем - три маленькие фигурки показались на том самом скальном карнизе, с которого я спустилась сюда. Не дожидаясь, пока они заметят меня, я помчалась вдоль каменной реки, стараясь уйти под прикрытие деревьев.

К сожалению, бежать со спринтерской скоростью у меня не получилось - камни становились все больше, приходилось выбирать путь и я перешла на быструю ходьбу. Сколько времени они будут спускаться? Я иду налегке, а они с собаками, которые не могут сползти вниз по такому крутому склону. Может, это их задержит, пока я добираюсь до воды?

Камни стали поменьше и я перешла на легкий бег, придерживаясь правого края, где трава пыталась прорасти везде, где только можно. Каменная река спускалась вниз, делая незначительные изгибы и теперь уже было понятно, что это действительно русло пересохшего потока, образующегося после таяния снегов. Впереди мелькнула блестящая поверхность, я ускорила темп и вскоре вылетела на берег, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам.

Лес подступал почти к самой воде, оставляя небольшую полоску песка и камней. Озеро простиралось в обе стороны до бесконечности, во всяком случае никаких берегов я там не видела. Возможно, они и были, но так далеко, что мне туда просто не дойти, да еще погоня висит на хвосте, подбадриваемая неуемной жаждой крови. Само озеро было длинным и узким, по озерным, разумеется, меркам, да еще и изгибалось как червяк, но здесь, куда меня вывела контрабандистская тропка, ширина его не превышала ста метров, расширяясь потом в обе стороны, как восьмерка. Соскочив на береговую линию, я пробежалась по ней, пытаясь понять, как тут переправляются на другой берег. Но сегодня был не мой день - никаких лодок я не нашла или они были очень хорошо припрятаны, топляков или плотов тоже не наблюдалось и оставалось поднять руки и сдаться, проклиная все на свете.

Присев и потрогав воду рукой, я напилась после бега, а затем еще раз прикинула на глаз расстояние до противоположного берега. Ну, живем один раз...стало быть и бояться нечего. Плавала я в общем-то неплохо, хоть и не участвовала ни в каких соревнованиях, а нырять просто обожала и когда случалось проводить отпуск на море, прыгала вниз головой до одурения. Вода здесь не холоднее, чем в Неве летом, лишь бы не было холодных ключей или мерзких водорослей, коих я не переносила до дрожи. Поплыву голышом, чтобы все осталось сухим по возможности, да и намокшая рубашка в воде будет только мешать. Скидывая с себя одежду и увязывая все в рубаху, я прикидывала, как бы получше привязать это все себе на голову, чтобы не утопить. Плыть, держа вещи в одной руке, я не смогу, на спине и вовсе ничего не видно, да и вещи некуда класть, вот и получается, что кроме головы ничего больше использовать нельзя. Проверила еще раз, хорошо ли увязала все в тючке, плотно затянула рукава рубашки под подбородком, поправила упаковку, чтобы не сползла на сторону в самый неподходящий момент и осторожно вошла в воду. Прохладная, но ничего, терпимо. Сверху наверняка она будет более прогретая и если не опускать ноги глубоко, то шанс добраться до того берега у меня есть и очень неплохой. Господи, помоги мне...

Лай собак слышался все ближе и ближе, но я мерно гребла и уже удалилась на значительное расстояние от берега, чтобы чувствовать себя в сравнительной безопасности. Они могут пустить в воду собак, могут найти лодку и отправиться за мной следом, у них может быть с собой лук или арбалет - эти вопросы назойливо крутились в голове, но остановиться или повернуть назад было немыслимо. Сдаться, когда так близко вожделенный берег? Да ни за что! С глубины поднимались холодные струи, противно обтекая тело, но если пошустрее грести руками, то вполне терпимо. Оборачиваться нельзя, надо добраться туда, где виднеются камни, покрытые влажным зеленым мхом и так притягательно светит солнце, падающее на лужайку за прибрежными кустами. Осталось совсем немного, да и собачий лай и визги сзади уже не приближаются, значит, эта напасть меня миновала...

На замшелые камни я выбраться не смогла, потому что устали руки да и камни оказались слишком большими. Хватаясь за них, я доползла до пологого места и легла прямо на траву животом, наполовину лежа в воде. Ура, я доплыла, только вот надо отдышаться и попробовать встать, потому что ноги тоже не держат. Отвязав тючок с одеждой и сапогами, я кое-как поднялась, шатаясь от усталости, сделала несколько шагов в сторону кустов и теплого солнечного пятна и повалилась опять в траву. Сказался и бешеный темп передвижения за последние два дня, недоедание, нервотрепки...словом, пришло время, когда организм, порядком уставший и потрепанный, потребовал отдыха. Провалявшись на горячем солнце до тех пор, пока не согрелась, я натянула рубашку, закатала штаны и пошла к воде, открывая на ходу баночку с душистым мылом. Все, ребята, я имею полное право на это, я заслужила долгожданное мытье головы и эту свободу!

Отжав чистые волосы и потрясся головой, я бросила взгляд на оставленный мною противоположный берег. Одна мужская фигура стояла, прислонив ладонь к глазам, а две бегали, то и дело выскакивая из леса на узкую полосу песка. Рядом с ними со звонким лаем крутились две небольшие собаки. Я неторопливо оделась, натянула уже почти просохшие сапоги, накинула сверху кожаный жилет и подпоясалась, проверив, на месте ли стилет. Теплый ветерок приятно перебирал отмытые волосы, лицо и руки тоже отмылись, а оставшееся в баночке мыло я убрала подальше. Ну вот и все, можно попрощаться и уходить в новую жизнь. Повинуясь безотчетному приступу злорадства и какого-то бешеного веселья, я повернулась к моим преследователям, стоящим на том берегу, и показала им согнутую в локте правую руку, приложив к ней левую - не шибко приличный жест, но они другого и не заслужили. Видно, там хорошо поняли, что это означает, потому что по воде донеслась нечленораздельная фраза, сопровождаемая лаем собак. Но мне на это было уже глубоко наплевать, я пошла наверх по травянистому склону, заросшему низкими елочками и через десяток шагов навсегда выбросила из головы все мысли об Эрсене.

Неспешно поднимаясь по длинному склону, я улыбнулась - впервые не надо бежать сломя голову, можно идти не торопясь, не дергаясь и постоянно оборачиваясь назад, а смотреть только вперед. Вещи - дело наживное, пропали - приобрету новые. Много ли мне надо? Подумала, и решила, что пока не знаю, потому что еще не определилась с возможным будущим. Куда можно будет здесь пристроиться, неизвестно, но я постараюсь не пропасть. С холма открывался вид на равнину, частично заросшую лесом, частично с запаханными полями. Виднелись далекие коробочки домов, а впереди лежала дорога, на которой поднимались крохотные клубы пыли. Ничего-ничего, и здесь люди живут, говаривал персонаж известного анекдота! Поправив пояс, я пошла в сторону дороги, прикидывая, как бы завязать приличный случаю разговор.

Постоялого двора в деревушке не было, но за медную монетку меня накормили похлебкой и дали с собой здоровый ломоть хлеба и кусок сыра, объяснив, что дорога в вольный город Гедерсбург проходит дальше и до нее надо еще пройти через всю деревню, потом через лес, поля и там я сама увижу тракт, по которому пешком за два дня добреду до города.

- Постоялые дворы, милсдарь, на тракте есть, - степенно отвечал пожилой мужчина, закрывавший за мной ворота, - там все останавливаются, кто по дорогам идет. И поедите и попьете, коли нужда прижмет, а у нас прохожих мало, вот и не держим ничего. Кто попросится, пустим да накормим, лишь бы без угрозы человек приходил. А вы так пряменько и ступайте, вскорости дойдете, коли ноги молодые да резвые. Там же и до города можете попутчиков найти, если к хозяину подойдете. За деньги вас любой подхватит. Прощевайте, милсдарь!

На тракт я вышла ближе к вечеру, повернула налево, в сторону города и через пару километров уже сидела в низком полутемном зале постоялого двора, выскребая кашу из глубокой миски и потягивая пиво. Народ здесь собрался такой же, как и везде - в меру шумный, в меру пьяный, в меру драчливый. Но завязавшуюся драку быстро утихомирил хозяин с кочергой и здоровенный лысый мужик, раскидывающий нетрезвых драчунов, как котят. Котята, кстати, порывались продолжить выяснение отношений, но их выбросили на улицу, где они поорали немного и утихомирились. Я легла в общем зале, забившись в темный угол - не потому, что сильно опасалась кого-то, а чтобы побыстрее заснуть. На светлой части продолжалась игра в кости - там разводили какого-то лоха и оставлять это дело не желали, подставные крутились вокруг тощего мужика, проигрывали ему, он крякал, радовался и прятал выигрыш в шапку, но потом опять доставал его и пускал в ход. Поскольку я была без мешка и вообще без лишних вещей, ко мне быстро потеряли всякий интерес те, кто промышляли в подобных местах, а когда я стала расплачиваться и вовсе с презрением отвернулись. Это ж где видано, чтоб платили одной медью, да еще трясясь над каждой монеткой! Сразу ясно, что это последнее, тут и руки марать нечего.

Поутру все начали разбредаться и я, помывшись, вышла на дорогу, прикидывая, кого бы можно было зацепить до города. Первая повозка, обогнавшая меня, была с двумя мужиками, от которых несло перегаром за версту. Везли они свою репу или капусту, ХЗ что там у них было под холстиной, с такой скоростью, что возникали опасения - доберутся ли эти индивидуумы до зимы на городской рынок? Лошадь же, привыкшая к подобным передвижениям, понуро шла ближе к обочине, не обращая внимания на окрики хозяев. Какое-то время мы даже шли рядом, но стоило мне чуть прибавить шагу, как они остались далеко позади.

Скоро меня нагнала небольшая телега, возница которой подпрыгивал на выбоинах вместе со своей душевной половиной, круглолицей и красноносой, одетой в смешную широкую и короткую распашонку поверх темно-коричневого платья.

- Эй, уважаемые, - окликнула я парочку, - не в сторону ли Гедерсбурга едете?

- Туда, туда, - закивал мужик. - А ты откуда идешь?

- Ай, издалека, из самого Эрсена, - вздохнула я. - Сирота я горемычная, вот теперь иду поискать жизни получше, чем там...

- В Рабичи мы едем, но подвезти можем. - Тетка быстро смекнула, что я не просто так завожу разговор, а значит, можно и денег попросить. - За пфенниг довезем, коли деньги есть.

Я залезла в телегу и развалилась, опершись спиной. Не самая удобная поза, когда телега без рессор и шин, но лучше ехать так, чем топать два дня по дороге. Пока тетка трещала с мужиком, меня сморило и они растолкали меня на развилке.

- Все, приехали, нам направо надо, в Рабичи, а тебе уже немного осталось до Гедерсбурга, вылезай.

Отдав тетке вожделенную монетку, я пошла прямо по дороге, прикидывая, скоро ли будет город и какие у них там порядки. Почти до самого города меня подвез здоровенный дядька, не взяв ни монетки. По дороге он бесконечно рассказывал, как удачно продал целый воз дров и теперь спешит назад порадовать семью. Радость мужика была неподдельной, но я с облегчением вздохнула, когда он свернул в сторону, махнув мне на прощанье рукой.

До городских ворот я шла в жидкой толпе самого разномастного люда, спешившего войти в город как можно быстрее. Очередь на входе рассеивалась быстро - стражники и человек в темной одежде сортировали входящих, уделяя особое внимание тем, кто вез что-то на продажу. Тут брались пошлины за лошадей, просматривался товар и чиновник записывал себе данные въезжающего и короткие сведения о нем. Тех, кто хотел войти в город, как я, не имея при себе ничего, щипал второй стражник, только успевая задавать вопросы и ссыпать монеты в кошель у пояса.

- Кто такой? Зачем идешь в Гедерсбург? - не глядя в мою сторону спросил стражник и уже протянул руку за входной пошлиной.

- Мартом кличут, вот пришел я дядьку искать, из Рабичей я, - заныла я жалостливо, но блюститель порядка уже сгреб две монетки и сунул их в кошель, подтолкнув меня в спину.

Здравствуй, вольный город Гедерсбург!

Вошедшие в ворота быстро растекались по улицам, не создавая толчеи и паники. Я пошла по той магистрали, которая показалась мне наиболее прямой и широкой вслед за спинами идущих впереди. Можно было не спешить и призадуматься, куда мне теперь деваться? Идти работать служанкой? Без рекомендаций не возьмут, плавали, знаем. В Варбурге меня пристроил Ансельм, здесь такая удача не светит. Может, в трактир пойти? Не обязательно, что там будет бордель, а прислуга нужна везде.

Толкнувшись в первый же трактир, попавшийся мне по дороге, я спустилась в зал и подошла к хозяину, распекающему за что-то девчонку в темном платье.

- Добрый день, уважаемый, не нужна ли вам служанка?

- В зал хочешь идти? - повернулся ко мне краснолицый мужик с пивным брюхом. - Ты откуда пришла?

- Из Рабичей, - вспомнила я пару, подвозившую меня. - Что-то не так?

Хозяин ощупал меня взглядом с ног до головы, покачал головой и толкнул девчонку в сторону. Та мигом исчезла за ближайшей дверью, только ее и видели.

- Из Рабичей, говоришь...Тебя как зовут?

- Марта.

- Послушай, Марта, мне нужны служанки, но это должны быть хорошенькие девушки, а ты... я не хочу, чтобы в моем заведении терлись всякие темные личности и мужчины вместо ласковых взглядов получали укол ножа. Поищи себе другое место.

Вышла я на улицу малость ошарашенная. Наложила жизнь свой отпечаток, ничего не скажешь, но один трактирщик еще не общее мнение. Пойду в следующий, авось повезет больше.

В следующем разговор состоялся примерно в таком же ключе, только хозяин сразу сказал, что если я буду показывать зубы, то мне не поздоровится. Я ушла разозленная до глубины души, проклиная здешние порядки. Третий трактир не понравился самим хозяином, который тут же попытался ухватить меня за задницу. Я развернулась и молча положила руку на стилет у пояса, посмотрела в его заплывшие жиром свинячьи глазки и ушла. На улице я присела у маленького источника, попила воды, умылась и задумалась.

- Эй ты, - окликнул меня мужчина, вышедший вслед за мной из трактира, - место служанки ищешь?

- Ищу, - подтвердила я.

- Здесь не просись, таких как ты сюда не берут. - Он подошел ближе, обдавая пивным духом за версту. - Им нужны миленькие девочки, а не дикие кошки. Но тебе же нужна работа и крыша над головой? Пошли, если не боишься, - ухмыльнулся он щербатым ртом, - в Гедерсбурге есть и другие трактиры.

- Чего это ты такой добрый сегодня? - подозрительно спросила я своего попутчика.

- Сам не знаю, наверное, ты мне понравилась! - рассмеялся мой неожиданный знакомый. - Меня Мартином зовут.

- А я Марта, будем знакомы. Далеко идти? - я прибавила шагу, чтобы не отставать от него.

- Обратно к воротам. Хорошо ходишь, - похвалил Мартин. - Давно на дорогах?

- Неважно. Почему обратно к воротам?

- Потому что хромой Ганс держит свой трактир не на ратушной площади, но народ у него не переводится.

- И ты решил, что я ему подойду?

- Нет, просто слышал, что от него на днях ушла служанка, вот и решил, что ты ему подойдешь.

- Почему ты так решил? - заворочались странные опасения. Может, хозяин так ее домогался, что она не выдержала и сбежала?

- Друга встретила, с которым когда-то вместе ходила в отряде, вот и вспыхнула любовь. Она чем-то на тебя была похожа, только поздоровее будет.

Мы свернули на темную неприметную улочку, прошлись по ней и нырнули в приоткрытую дверь, откуда несся запах пищи и неясное бормотанье. Зал был низковат, столы темные и тяжелые, двое посетителей уже коротали время в углу, склонившись над кружками с пиво, а за стойкой мелькала голова хозяина, снующего между кухней, залом и задним двором.

- Эй, Ганс! - весело крикнул Мартин. - Я тебе новую служанку привел вместо Хильды! Берешь ее? Если да, то ставь мне пиво за ее счет!

Хозяин подошел ко мне, прихрамывая на правую ногу и переводя взгляд на Мартина. Плотный, обросший уже жирком, но до сих пор еще от него веет силой и лучше не встречаться с ним на узкой темной дороге. Угрюмоватый взгляд пробежался по мне, мгновенно оценив предлагаемый ему товар.

- И где ты ее нашел?

- Да у толстого Карла сидел, а она туда пришла, вот потеха-то!

- Это потом потеха б была, когда он к ней полез... Тебя как зовут? - переключился на меня Ганс.

- Марта.

- Тогда слушай сюда, Марта. Жить будешь здесь, в комнате, до тебя там тоже жила служанка, да удрала с полюбовником, невтерпеж ей было! Ходить в зале только в женском платье, в городе тоже лучше если юбку оденешь. К мужикам самой не приставать, но если пригласят, дело твое, соглашаться или нет. Не хамить, драк не затевать, ножом не пугать - не потому, что клиенты пугливые, а потому, что сами не без греха и ответить могут. Но порядок у меня здесь такой - вошел, значит железо убрал, иначе кровь будет рекой течь. Вещи твои где?

- А нету у меня ничего, - заулыбалась я. Хозяин, несмотря на свою бандитскую внешность, мне понравился и порядки у него в трактире тоже. - Все, что есть у меня - все на мне.

- Тогда я тебе дам на первое время юбку Хильды, сама ее подгонишь под себя, - почему-то Ганс совсем не удивился услышанному, а Мартин и вообще сделал вид, что так и надо. - Жалованье положу как и Хильде - десять серебряных марок в месяц. С сегодняшнего дня, заметь! - он шлепнул лапищей по столу и засмеялся. - Раньше в трактирах работала? Вижу, что нет... ничего, научишься! Мартин, садись, твое пиво тебе сейчас Марта и принесет, заодно поучится, как это делается! Марта, идем за юбкой!

Юбка действительно оказалась мне велика, но я затянула ее поясом прямо поверх штанов, только ножны со стилетом оставила в указанной Гансом комнате. Рубашку хозяин не одобрил, но дал странную одежку в виде коротенького приталенного жакета с маленькими рукавчиками, который я надела поверх рубашки. Кожаный жилет, служивший мне верой и правдой еще в Варбурге, я бросила на кровать. Застегнула на крючки маленький жакет, поддернула юбку и пошла к Гансу.

- А ты ничего, - оглядел он меня со всех сторон, поправив что-то сзади, - как одела женское, так по-другому выглядеть стала. Давай, иди в зал, да не бойся...хотя вряд ли ты из пугливых. Слушай, что они кричат, да поворачивайся поживее. Народу здесь не так много собирается, как у Карла или Фишера, пообвыкнешься и все будешь успевать. За пивом подходи к этой бочке, - показал он краник внизу. - Нальешь сама кружки и отнесешь. Жрать будут требовать, говори, что сегодня куры жареные, каша, овощи вареные, хлеб, сыр, колбаса...а, капуста еще есть. Запомнила? Будешь собирать посуду, пройдись по залу, смотри, кто что делает да примечай. Негоже, если посетителей будут обирать, это мне урон. Деньги не бери, я сам посмотрю, с кого сколько брать.Твое дело - принести еду и пиво, забрать грязную посуду, потом убрать в зале, помыть все. Давай, иди! - он шлепнул меня пониже спины и пошел на кухню, где уже вовсю шкворчали противни и котлы.

Нацедив Мартину пива, я отошла к стойке, прислушиваясь к разговорам в зале. Народу пока было мало, да и само помещение невелико, представляю, что тут будет, если будут заняты все столы.

- Эй, пива нам! И пожрать давай! - трое мужиков за ближним от стойки столиком уже стучали кулаками.

- Что есть будете? Есть куры...- начала было я, но они застучали уже ногами и пришлось бежать за пивом.

- Ганс, там трое орут, жрать требуют! - хозяин едва услышал меня, но кивнул головой и начал бросать еду на большое глиняное блюдо. Нравы тут были простые и приходили в трактир утолить голод, а не смаковать вкусности. Блюдо уже отправилось к троице вслед за пивом, а я неслась к новому воплю, подметая длинным подолом грязный пол.

К середине вечера народу и впрямь прибавилось, но стало как-то тише и спокойней. Скандалистов особых не было, кое-кто порывался помахать кулаками, но таких сразу угоманивали собратья по столу. Мне приходилось больше носить кружек с пивом, чем тарелок с едой, и куда в них только все влезало? Не считая небольших огрехов типа невытертого пива со стола или неубранных тарелок, все было более менее нормально. Ганс выходил сам к стойке, когда в зале слышался подозрительный шум, стоял там, наблюдая за происходящим, а потом удалялся на кухню. Там с ним орудовала еще одна женщина, крепко сбитая и плотная, как сам хозяин, но я не успела ее рассмотреть, пока бегала по залу. Ладно, еще успеем познакомиться!

При очередной пробежке за грязными кружками, меня сильно дернули сзади за юбку и, когда я пошатнулась, подхватили и посадили на чьи-то колени.

- Ух ты, - воззрилась поддатая конопатая физиономия с другой стороны стола, - а у Ганса-то опять новая служанка! Он что, ест их, что ли? Ты кто такая?

Гогот вокруг заглушил всех, кто говорил, из кухни выглянул Ганс, увидел меня и снова скрылся за дверью. Значит, на него ссылаться нечего, самой надо выкручиваться. До чего я не люблю пьяных мужиков, да еше в таком количестве! Но здесь это в порядке вещей и надо уметь с ними разговаривать, а это у меня никогда не получалось так, как надо. Почему трактирщики принимали меня за какую-то оторву, я так и не поняла, но сейчас очень пожалела, что я именно не такая.

Тот, на чьих коленях я сидела, повернулся и пьяно осклабился, решив, что он сам по себе хорош и прекрасен, а с животом, полным пива - вдвойне.

- Ты...это...пойдем-ка со мной...- начал сообщать мне свои требования прекрасный принц.

- Зачем?

Вопрос поставил его в тупик. Он долго соображал, зачем мне надо идти с ним и после некоторого раздумья выдал:

- Тебе понравится!

- Кто?

- Я! - гордо заявил он, а его дружки замерли в предвкушении интересного зрелища.

- Да-а? А что потом?

- Как что? - не понял он. - Потом...ну...это...ну ты и я...

- Что ты и я, это понятно, - с деланным вздохом стала я втолковывать ему достаточно громко, чтобы слышали все вокруг. - А потом-то что, после того, что ты и я?

- Ну, это...- он задумался. - Разойдемся и все. А что еще ты хотела?

- Ничего, - успокоила я "принца". - Жениться не заставлю. Тогда представь себе, что все уже было... ну, представил?

- Как это "уже было"? - не понял он.

- Ну так, было и прошло. Жениться же ты не захотел, значит, ничего и не было. Так?

"Принц" опять задумался, усердно шевеля мозгами, при этом он расслабил руки и я спрыгнула с его коленей.

- Стой! - крикнул он и покачнулся. - Еще же ничего не было!

- Было, все уже было, просто ты ничего не помнишь, - ласково сказала я ему, пытаясь пробраться к стойке.

- Не было! - обиженно продолжал доказывать "принц", а его конопатый приятель гнусно ухмыльнулся и резким движением задрал мне юбку сзади почти до спины.

Возможно, они ждали совершенно другой реакции - визга, криков или как там еще ведут себя женщины в подобной ситуации, но во-первых у меня были надеты походные штаны и сапоги, а во-вторых я сильно разозлилась на такое отношение к обслуживающему персоналу.

- Ну, мать твою, достали вы! - выругалась я по-русски и влепила глиняной кружкой в лоб конопатому, а потом, задрав юбку, двинула ему сапогом в колено. Конопатый взвыл и попытался вскочить, но удар в колено это такая штука, после которой еще долго будешь хромать, уж точно знаю, и он осел на свой стул, держась за расшибленный лоб.

- Теперь ты, дорогой, - зловеще начала я, обращаясь к "принцу". - Было у нас что-то или нет?

Демонстративно подняв подол, я постукивала сапогом по полу, а сама прикидывала, чем бить этого бугая, если он начнет подниматься. Получалось, что тоже сапогом и только в живот. "Принц" опустил глаза и разглядывал сапог, потом проследил за моим взглядом и уперся в свой живот, поднял глаза и...

- Правильно понял, именно туда и попаду, - подтвердила я.

Все вокруг молчали, пока я собирала пустые кружки и уносила их, пока я вытирала стол и только конопатый зло смотрел, но тоже не возникал. Отойдя в сторону к стойке, я спокойно ждала, кто будет требовать выпивку и еду и только сейчас заметила Ганса, который выглянул из кухни и показал мне большой палец.

Почти все посетители разошлись, расползлись и разлетелись по своим и чужим домам, я заканчивала вытирать столы, прикидывая, сколько еще посуды предстоит перемыть, как ко мне подошел Мартин. Первый день работы дался мне нелегко - стычка с пьяными дураками, пока еще непривычные обязанности, да и само новое место жительства - ко всему еще надо было заново привыкать. Я здорово устала и присела на стол, вытирая пот со лба.

- Я сегодня просидел до самого конца, - сообщил мой новый знакомый, покачиваясь и тяжело плюхаясь на стул рядом со мной. - Хотел посмотреть, что у тебя получается.

- Ну и как, налюбовался? - равнодушно бросила я, - получилось?

- Получилось! - мужчина улыбнулся в ответ. - Только Ганс разозлился, что не удалось тебя прихватить. Но это ерунда, проспится, одумается и посмеется со всеми вместе.

- Ганс? Но хозяин даже...

- Я не о хромом Гансе говорю, а о том, которому ты кружкой в лоб засветила. Ну, который тебе юбку задрал в расчете на развлечение, а получилось совсем наоборот, он же еще и в дураках остался. Но ты его не бойся, ребятам понравилось, как ты себя вела, и тебя будут уважать.

Мартин встал и я рассмотрела его получше. Невысокий, некрасивый, худой и лохматый, он не вызывал никакого интереса, пока не начинал говорить и улыбаться. При этом его лицо становилось настолько обаятельным, что не ответить ему улыбкой было невозможно. На вид ему было лет тридцать пять или чуть больше, потертая одежда и двухдневная щетина мигом накидывали лишний возраст.

- Спасибо тебе, что помог. Я же только сегодня пришла в Гедерсбург.

- Пользуйся, - добродушно бросил он. - А откуда ты пришла? Выговор у тебя странный какой-то...

- Издалека. Но это тебе неинтересно. Пиво-то тебе хромой Ганс поставил? - я спрыгнула со стола и подхватила тряпку, чтобы продолжить уборку.

- А как же! - отозвался Мартин. - Пусть только попробует обмануть! Ну, я пошел, удачи тебе, Марта!

- Спасибо, и тебе удачи, Мартин.

Слова Мартина оказались сущей правдой. Меня больше никто не задирал, когда я сновала между столами, разнося заказанное, никто не лапал и не пытался зажать в темном углу. Самое большее, что делали посетители - прихватывали за пятую точку, но и тут скоро отстали даже самые упорные. Похудев за время скитаний, я потеряла даже эту часть фигуры и весь объем ниже спины создавали густые складки на длинной юбке и поддетые под нее штаны. Раздеваясь перед сном, я грустно осмотрела себя со всех сторон - не то, чтоб уж очень сильно расстраивалась, лишний вес и целлюлит всегда был пугалом в 21 веке, но по сравнению с местными красотками я смотрелась откровенным скелетом. Тут ценились телеса, а не мышцы, которые я накачала, бегая по лесам и дорогам. Трудовой день начинался рано - чем-то это все напоминало мне спокойные дни жизни в Варбурге, когда я еще была служанкой в доме Фрица. Натаскать воды из источника, принести дров, наколоть их, помочь фрау Линде в разделке кур, гусей или иного мяса для кухни, перечистить овощи, постирать белье, а вечером опять сплошная круговерть в зале, где совершаются сделки, идут переговоры и вообще течет своя, непонятная большинству жизнь. Очень скоро я поняла, что у хромого Ганса встречаются и контрабандисты, и местные воришки, и отставные вояки, находя друг друга по известным только им признакам. Но это были не мои проблемы, мое дело - во-время принести еду и кружки с пивом, убрать со столов и ненавязчиво проследить, чтобы не было никаких конфликтов между посетителями. Если же подобная ситуация начинала иметь место, СБ в лице хромого Ганса и пары молчаливых громил быстро разбиралась с нарушителями спокойствия.

Фрау Линда поначалу встретила меня несколько натянуто, но постепенно наши отношения стали более теплыми, когда она убедилась, что я не собираюсь строить глазки хозяину да и вообще никому из постоянных посетителей трактира. Я втянулась в работу, жизнь стала потихоньку устаканиваться, пришло время и для малых радостей. Ровно через месяц я получила свои десять серебряных марок - сумма не очень большая, но и не маленькая по здешним меркам. Первым делом я прикупила себе полотна и сшила новую юбку и блузку по такой моде, как здесь ходило большинство женщин, большое декольте, узкие рукава и оборки от локтя, а сверху я накидывала тот короткий жакет, что презентовал мне хозяин в первый день работы. Под юбку я продолжала одевать штаны - эта привычка сохранилась у меня еще и потому, что женщины здесь под юбками не носили ничего, что вызывало у меня смех и слезы одновременно. Ходить с голым задом, а потом возмущаться, что тебе задрали юбку в темном углу! Фрау Линда сказала, что горожанки побогаче носят панталоны с разрезом по шву и показала, где. Тут я уже не могла сдержаться и хохотала до слез, невероятно удивив ее своим отношением к этому делу. Мы долго обсуждали с ней, как удобней ходить в туалет, в моей одежде или в ее, но каждая осталась при своем мнении, правда, насмеявшись от души. И еще я никак не могла расстаться с сапогами. Они сослужили мне хорошую службу в первый день, под юбкой их почти не было видно, а носить такие башмачки или туфли на плоской подошве, как местное население, я не могла и не хотела. Старые сапоги развалились и сапожник сделал мне новые, из замши, гораздо более мягкие и удобные, чем те, что почили в бозе.

После получения первой зарплаты прошла неделя и город точно сошел с ума - приехали бродячие артисты. Целая кавалькада разноцветных кибиток и повозок с самыми невероятными рисунками на покрывающих их тентах устроилась под городской стеной, с самого утра призывая жителей на спектакли, цирковые представления и прочие развлечения. Знакомство с цирками своего мира давало мне право снисходительно относиться к подобным зрелищам, но народ бежал на представления сломя голову и ради такого праздника хромой Ганс отпустил меня почти на целый день, чтобы я могла тоже посмотреть на представление. В общем, оно меня не особенно привлекало, но получить целый выходной и поболтаться по городу - такая перспектива меня очень обрадовала и я пошла вместе со всеми с самого утра за городские ворота, где уже стояли разноцветные шатры и циркачи вовсю старались завладеть вниманием публики. Выдували огонь, жонглировали гирями и ножами, ходили по канату и танцевали на двух палках, сражались деревянными мечами и дубинами...всего было не перечесть. Рядом зазывали на кукольный спектакль, дальше уже сооружали декорации и приглашали на комедию в стиле "любовный треугольник", где актеры в театральном гриме и костюмах чуть ли не силой затаскивали зрителей на представление. Подумав, я решила посмотреть, чем богата здешняя Терпсихора и пристроилась недалеко от сцены. Народ постепенно заполнял пустые места, тем, кому не хватило сидячих мест, встали в проходах по краям помоста и действие началось.

По сути дела это была комедия положений, изобиловавшая сплошной путаницей имен, из-за чего все не понимали, к кому кто обращается и кому что рассказывает. Муж, уезжая из дома, оставлял там жену, которая очень хотела проведать своего брата. Естественно, как только он уехал, жена приказала запрячь лошадь и ехать к брату, но ей говорят, что к ней стучится некто, кого зовут Карлом. Но Карлом звали ее мужа и брата и она, естественно, решает, что к ней приехал брат, а на самом деле это оказался проезжий с тем же именем... Вдобавок к ней приезжает еще сестра мужа, которую зовут Гретхен, как и эту самую жену. Под конец я уже перестала соображать, кто кому чего говорит, потому что актеры орали, как резаные, грим был у них в стиле нашего Петрушки и различались они только цветами костюмов. Но они очень старались и зрители остались довольны, хохоча во все горло над казусами, подстроенными автором пьесы. Похлопав и посвистев в свое удовольствие, все начали расходиться, а я задержалась, чтобы не лезть вместе с толпой на улицу в узкий проход.

- Вот что я тебе говорил, - раздался мягкий баритон почти рядом со мной, - что в вольных городах гораздо лучше воспринимают наши выступления, чем в герцогствах! Здесь мы только заплатили въездную пошлину и все, да еще потом кое-чего со сборов отстегнем, а там плати всем, кому не лень!

- Слушай, мы и там неплохо заработали, только пьесы играли другие, - ответил басовитый голос. - Какая разница, про кого играть на помосте? Если мне скажут, что за изображения жития святого Себастьяна мне заплатят лучше, чем за сегодняшнюю комедию, я буду играть Себастьяна, делая постное лицо и голося молитвы.

- Вот и будет тебя слушать только местный патер с такими же, как он, бледными скучными женщинами, которые давно разучились смеяться и радоваться жизни. Здешний народ так заразительно смеется, что я согласен играть для них что угодно! Хохотал весь зал, я не раз смотрел на них и на душе становится веселей. Поверь, что деньги не всегда хорошо, хотя бы в случае выбора темы нашего спектакля.

- Тут я с тобой полностью согласен, потому что мне самому нравится больше, когда я играю роль веселого и жизнерадостного парня нежели скучного добродетельного святого. Но ты же понимаешь, что в разных городах разные требования. Вон, в Кобург мы и сами не поехали, да и не пустили бы нас туда. Давай, снимай эти штаны и пошли считать денежки, а то папаша Герберт начнет волноваться раньше времени.

За толстыми занавесками раздались шаги и на помост вышел один из актеров, только что игравших в комедии.

- Вы кого то ждете? - совершенно не удивился он, увидев меня. - Если Ференца, то он занят...

- Нет-нет, я случайно задержалась и слышала ваш разговор...так получилось, - я попыталась улыбнуться, чтобы меня не приняли за шпионку. - Скажите, а где вы давали представления до того, как приехали в Гедерсбург?

- Да мы много где выступали...- пожал плечами актер. - Пауль, ты где? Сюда ехали через Эрсен, до этого были в Айзенштадте...

- В Айзенштадте? - воспоминания толкнулись изнутри. - А в каких городах выступали?

- Да что их, упомнишь разве все? - рассмеялся мужчина. - Мы же едем по дороге, видим - ворота, подъезжаем, если договариваемся, то нас пускают и мы даем представление, одно или несколько, собираем деньги, расплачиваемся с бургомистратом и дальше в путь. Для нас они совершенно одинаковы и запоминаются только тем, сколько мы соберем денег, да отношением зрителей. Вот Базель запомнился тем, что на представление пришел сам бургомистр с женой, и оба остались довольны, а за то нам и денег там поболе отсыпали, чем в других городах. Так что фройен, прошу извинить, но не припомню я все города. Или все-таки вас какой-то определенный интересует?

- Да, я хотела узнать, не выступали ли вы в Варбурге?

- Варбург...- протянул актер. - Кажется, выступали...по-моему, там местный патер потребовал от нас поучительную пьесу из жизни святого Себастьяна...Пауль, ну где же ты наконец?

- Чего кричишь? - недовольный басок явил второго актера, который уже наполовину стер с лица грим. - О-о, у нас гости? Что вас заинтересовало в нашей скромной деятельности на благо просвещения, прекрасная фройен?

- Фройен интересуется, в каких городах мы давали представления, Пауль, а пуще всего ее интересует Варбург. Я правильно понял вас? - с шутливым поклоном обратился ко мне первый актер.

- Да, правильно.

- Варбург? - переспросил Пауль и на лице появилось выражение оскомины. - Это тот городишко, где мы изображали житие святого Себастьяна, а потом долго не могли понять, за что нам заплатили аж целых три серебряных марки? Я привык радовать людей, а тамошние жители напомнили мне снулых мух, ползающих осенью за окнами. Простите, фройен, но город мне не понравился и второй раз я туда бы не поехал ни за что. То ли дело здесь, в кантоне! - он мечтательно закатил глаза и засмеялся. - Играешь, как будто сам живешь в этой пьесе, а зрители хохочут так, что нет никакого желания заканчивать представление! Разве это не здорово, фройен? Если вы когда-то уехали из Варбурга и скучаете по нему, то я уверяю вас, что когда вы вернетесь туда, станете такой же постной и тоскливой, как тамошние женщины. Они же боятся сказать слово, боятся улыбнуться под пристальным оком тамошнего патера, разве это нормально? Здесь вы подошли и разговариваете с нами, не боясь никого, а что было там, вспомни, Якоб, ты еще ехидничал, что они все проглотили языки и присушили руки. Посмотрели, молча все встали и пошли на выход, чинно благодаря за представление. Разве это награда для актера? Нет, фройен, нечего вам там делать, помяните мое слово! Может, вы хотели узнать какие-либо новости оттуда? Так мы уехали из города, а к нам даже не пришел никто из жителей, как водится, чтобы поболтать и пропустить стаканчик...так что ничем здесь не могу вам помочь.

Пауль развел руками, показывая, как он был озадачен поведением горожан и вопросительно посмотрел на Якоба.

- Спасибо, что вспомнили и рассказали мне о Варбурге. Я действительно хотела узнать кое-какие новости оттуда, но теперь понимаю, что это была глупая мысль, а возвращаться туда - и того хуже. Удачи вам!

- Благодарствуем, фройен, вам тоже пусть сопутствует удача, - попрощались оба актера, вежливо поклонившись.

День еще был в самом разгаре и я бродила, рассматривая циркачей и гимнастов, выступающих в кругу зрителей. Народ бурно веселился, радуясь и удачно выполненным трюкам и неловким промахам совершенно одинаково. Постных лиц, о которых так негодующе говорил Пауль, тут и в помине не было.

- Фройен Марта, - окликнули меня, - вот уж не ожидал встретить вас здесь!

- Почему? - удивилась я. - Сюда сбежался почти весь город, а чем я хуже других?

Окликнувший меня мужчина стал захаживать в трактир хромого Ганса пару недель назад. На вид ему было лет тридцать, но он уже начал полнеть, как любой человек, сидящий постоянно в помещении, а не ведущий активный образ жизни. Светловолосый и голубоглазый, он немного напоминал Фрица, только повадки у него были совершенно другие. Хозяин, завидев его за столиком, пояснил, что это Готлиб Мейер, законник, который ведет дела на бумагах с уважаемыми людьми, составляет завещания, оформляет продажи и покупки. В трактире он встречался с клиентами, иногда они о чем-то договаривались, спорили и в этот момент к ним никто не подходил и близко. Я заметила его только потому, что к нему никогда никто не подсаживался за столик, как бы не было много народу в зале. Хромой Ганс пояснил, что Готлиб привык сидеть один и, поскольку он ведет дела многих из присутствующих здесь людей, то его хорошо знают.

- Конечно, для народа посещение этих балаганов - настоящий праздник, когда можно посмотреть на тех, кто бродит по дорогам, не имея своего угла и лишнего пфеннига за душой. Они собирают все новости, сплетни и с радостью делятся по дороге ими с каждым, кто только их захочет слушать. Вся жизнь на колесах и в дороге - разве это нормально? Человек должен иметь свой дом, свое место, свое дело и не должен болтаться по стране, как бесприютная собака. Вместе с ними ездят женщины, у них рождаются дети, которые даже не представляют себе, что такое вести нормальную жизнь, как это делает большинство населения. Крестьяне заняты на полях и фермах, им некогда бродить и трещать языком, иначе погибнет урожай и останутся голодными их семьи, а когда приедут за осенним оброком, то нечего будет отдавать и нечего оставлять на будущий год для посева. Их охраняют воины, которые должны доблестно нести свою службу по велению правителей земель и им тоже нет никакого резона срываться вот так и бродить по дорогам. Во всем должен быть порядок, фройен Марта, установленный для нас Господом нашим на небесах и поддерживаемый его проповедниками на земле. Если будет порядок, то будет достаток в домах и крепкие семьи, в которых растут здоровые дети. Вы не согласны со мной?

- Нет...ну почему же...- вроде Готлиб и говорил правильные вещи, но мне стало обидно за актеров. - Не всем по душе актерская жизнь, как не все могут играть на подмостках, а дар перевоплощения присущ единицам. Это как художники - пробуют рисовать многие, а талантливых - раз-два и обчелся.

- Вот и я говорю то же самое, - обрадовался Мейер. - И мне очень не нравится, когда молодые смотрят с тоской на их развеселую жизнь и стремятся уйти за ними, полагая, что такая жизнь у них будет всегда. А сколько их замерзает зимой, когда повозки не спасают от холода, сколько их погибает, когда их грабят по дорогам? Мы видим с вами только оборотную сторону этой красивой медали, как ни жалко это сознавать. Праздник, который устроен здесь, короток, а потом у них идут суровые будни, не видные никому. Пойдемте, пройдемся, фройен Марта, я вижу, что вы умеете слушать собеседника и понимать, о чем он с вами говорит. Вы не против того, чтобы прогуляться со мной?

Вежливый разговор и обходительные манеры мужчины сделали свое дело - я положила руку на подставленный локоть и мы неспешно пошли вдоль пестрых шатров, разговаривая друг с другом. Было приятно, что собеседник не видел во мне трактирную служанку, не грубил и уж тем более не распускал руки. За разговором постепенно уходила настороженность и подозрительность, которая въелась за последние недели в плоть и кровь. Идти просто так, слушая разговор малознакомого мужчины, не опасаясь подвоха с его стороны - последний раз это было давно, еще до того, как я попала в этот неприветливый мир.

...- Вы же тоже бродили по дорогам, фройен Марта, разве это нормально для женщины?

- Нет, герр Мейер, это ненормально, но у меня не было другого выбора и мне пришлось уйти из тех мест, где я жила раньше.

- Согласен, - мужчина чуть посильнее прижал мой локоть и тут же отпустил его, как будто испугавшись сделанного, - бывают обстоятельства непреодолимой силы, как например война или горный обвал. Но потом здоровая природа берет свое и если у человека нет изначально дурных задатков, то он возвращается на свою родину и начинает там все сначала. Сколько раз войны прокатывались по здешним землям, сколько раз сжигались деревни и разрушались города, но оставшиеся в живых находили в себе силы и мужество не отказываться от этой земли, от могил своих предков и руин своих домов. Они возвращались и продолжали свой род, заново строя дома и рожая детей. И не одного, заметьте, а столько, сколько пошлет им Господь! Детям можно передать все, что ты накопил в этом бренном мире, поскольку они пойдут по нашему пути дальше, чем мы. Каждый отец и каждая мать должны вложить в своих детей то лучшее, что есть в них самих, только тогда мы будем уверены, что из них вырастут люди, а не сорные травы. Ну вот мы и пришли, фройен Марта, - он поклонился на прощанье. - Благодарю вас за приятную беседу, был очень рад познакомиться с вами поближе. Если вы не возражаете, я бы хотел иногда просить вас прогуляться со мной по вечерам...я много работаю дома и был бы рад поводу пройтись по улицам не в одиночестве, а в вашем обществе. Вы не откажете мне в этом?

- Простите, герр Мейер, - улыбнулась я кавалеру, - пока что я служанка у хромого Ганса и он не так часто дает мне выходные для прогулок.

- Хорошо, фройен Марта, - опять вежливый поклон в мою сторону, - я сам поговорю с вашим хозяином, чтобы он мог отпускать вас со мной. До встречи.

- До встречи, герр Мейер.

Прошла еще одна неделя, за которую Готлиб приходил за мной два раза, причем делал это не вечером, как я ожидала, а днем, пока в трактире не было посетителей. Хозяин, завидя его уже издали, подзывал меня и, усмехаясь, давал полдня выходных, с тем условием, чтобы я была в трактире к где-то часам к четырем, когда начинали собираться первые посетители. Готлиб ждал меня за столиком у входа, подавал руку и торжественно вел на улицу, открывая передо мной дверь. Прогулка по городу была не столь длинна, как можно было предположить - мы степенно шли по центральной улице до ратушной площади, ходили там два-три круга, потом сворачивали на одну их боковых улочек, узких, но чистых и опрятных и возвращались большим кругом вдоль стен Гедерсбурга к трактиру, где Готлиб прощался со мной. По большому счету он был несколько зануден, но я искренне полагала, что это на него наложила отпечаток его профессия - без скрупулезности и въедливости невозможно вести юридические дела кого бы то ни было. То, что в Гедерсбурге герра Мейера хорошо знали, уже не было для меня секретом. Во время прогулок с ним здоровались, желали здоровья, спрашивали о делах и не один раз порывались начать их обсуждение чуть ли не прямо посреди улицы, но он твердо отметал подобные предложения, ссылаясь на то, что он не один. Горожане отходили в сторону и начинались пересуды, отголоски которых я еще долго слышала сзади.

...- Видите, фройен Марта, они уже начинают интересоваться, кто вы такая и почему они видят меня с вами на улице, - Готлиб сдержанно улыбался, глядя на реакцию очередных кумушек, шушукающихся между собой о нас. Их быстрые цепкие взгляды уже не раз обошли нас, а особенно меня снизу доверху, и теперь они трещали между собой, как две сороки, то и дело посматривая по сторонам. - Но вы же не боитесь их пересудов, фройен?

- Нет, не боюсь. Мне вообще нечего бояться здесь, герр Мейер, потому что я не совершила ничего, за что мне следовало бы отмаливаться и каяться в церкви.

- Я давно хотел спросить вас, фройен Марта, почему вы ушли оттуда, где вы жили раньше? Кстати, а где вы жили раньше? Вы мне об этом не рассказывали, а я бы хотел это знать.

- Раньше...- я задумалась, говорить или не говорить правду? И если говорить, то какую? Лучше, если не всю...мало ли что бывает в этом мире... - Да, герр Мейер, я пришла сюда из Айзенштадта. Там была небольшая война и у меня не осталось ничего, чтобы я могла начать там сначала свою жизнь.

- Там погибла ваша семья?

- Да, герр Мейер, и мне было легче уйти оттуда, чем продолжать там жить. Остальное, я думаю, вам неинтересно.

- Ошибаетесь, фройен Марта, как раз мне очень интересно было бы послушать обо всем, что касается вас, - стал уговаривать Готлиб, поглаживая мне руку.

Но я уперлась, как осел, и ни под какими предлогами не желала удовлетворять его любопытство, как бы он меня не уговаривал. Мужчина обиделся и некоторое время шел молча, только посматривая искоса на меня. Я лично никакой вины за собой не чувствовала, объясняться по этому поводу не желала и решила, что с него пока хватит и того, что он знает, откуда я пришла. Рано еще откровенничать, мы знакомы всего две недели, а расспросы о прошлом наводят на нехорошие размышления, поэтому распрощалась с ним у дверей трактира, гордо подняв голову и мило улыбнувшись напоследок. Готлиб холодно поклонился и ушел.

Обижался он с неделю, не меньше, потому что ни разу не пришел за мной, чтобы позвать на прогулку, хотя приходил в трактир через день и обсуждал какие-то дела за своим столом. Бегая с тарелками и кружками, я ловила его взгляды, но делала вид, что не вижу его. Вообще я для себя никак не могла решить, надо ли мне продолжать с ним отношения? По сравнению со всеми, он был гораздо умнее и выдержаннее остальных, имел свое дело, приносящее неплохой доход и, судя по всему, считался в городе завидным женихом. Что еще надо бедной девушке, чтобы осесть и обрести свой дом и покой? Но так могла бы рассуждать та, которая была частью этого мира, а я еще помнила свою родину и не оставляла надежды вернуться домой, где все было до боли родным и желанным. Но пока что вокруг не было ни единой подсказки, как это сделать, ну не считать же Готлиба Мейера своим суженым? Если б это было так, то при первой же встрече хоть что-то дало бы об этом знать, что-то шевельнулось бы внутри и заставило присмотреться к нему. Неужели он хочет получше узнать меня и потом предложить мне руку и сердце? И стану я фрау Мейер...ох ты Господи... В этой ситуации я приняла самое разумное решение, которое формулировалось принципом "если не знаешь, что делать, не делай ничего". Течет и течет себе, а там будем посмотреть, что делать дальше.

Подходил к концу второй месяц моей работы у хромого Ганса. Я уже не уставала к концу рабочего дня, как поначалу, хозяин был мною доволен, конфликтов от посетителей почти не было и я ждала через несколько дней свои кровно заработанные десять серебряных марок, прикидывая, на что я их смогу потратить. В насущных мечтах висело новое платье, на которое я уже присмотрела ткань, и поход к сапожнику, чтобы заказать себе башмачки вместо сапог. Из прежних денег у меня осталась одна золотая марка, шесть серебряных и два кольца, которые я пока не одевала на руки - не положено служанкам носить кольца. Я держала их в потайном кармане пояса вместе с деньгами и редко вытаскивала наружу, зато пояс практически не снимала днем, прихватывая им юбку под жакетиком.

Загрузка...