Стук в дверь заставил меня с первого раза прислушаться, а со второго - отряхнуть руки, испачканные в муке, и пойти открывать. Темный коридор ударил в глаза и я привычно сделала широкий шаг, чтобы не споткнуться о выперевшую доску из пола. Сколько раз я говорила Фрицу, чтобы он забил или подправил ее, все без толку! Самой надо взять хорошую кувалду и жахнуть по доске, как я уже делала не раз. Лучше всего было бы найти старый гвоздь, выпрямить его и забить упрямицу, но гвозди в здешнем хозяйстве дефицит и просто так его не найти. Жа-а-аль...
Дверь заскрипела и в столбе солнечного света, падающего в темную переднюю, я увидела девочку, переминающуюся с ноги на ногу. Тонкие белые косички были завязаны тряпочками, бледная физиономия покрыта веснушками, а ноги с растопыренными грязными пальцами покрыты коростами. Девочка одернула серую грязную юбку и, умильно закатив глазенки, заныла:
- Фрау Марта-а...мамка про-осит нижайше-е...кланяется ва-ам...
- Берта, - строго прикрикнула я на юную попрошайку, - перестань паясничать и говори, что надо? Муттер твоя за чем тебя послала?
- Муки стакан попросить, - тут же перешла на серьезный тон Берта, смешно морща нос, отчего глаза у нее стали узкими и лукавыми. - И луковицу...маленькую.
- Так, проходи в переднюю и стой тут. Я сейчас...
Шелестя длинными юбками, я быстро собрала просимое и увязала в грязный передник Берты. Пока приоткрывала дверь и выглядывала на улицу, она прижала узелок к тощему животу и он почти пропал под ее руками.
- Спасибо вам, фрау Марта, - девочка осмотрелась по сторонам и опрометью побежала по замощеной камнем улице налево и вниз, стараясь не попасть ногами в сточную канаву. Хоть наш бургомистр и гоняет всех домовладельцев, чтобы помои и дрянь всякую не выливали посреди улицы, а уж коли получилось такое, чтоб сгоняли вниз, все равно то и дело в канаве набирается дерьмо и не везет тому, у чьего дома оно застрянет! Мигом все, что потом стечет сверху, застоится у запруды и начнет выливаться на мостовую, а запах при этом будет - ой-ой-ой! И ведь об этом не преминут сказать тому же бургомистру при удобном случае кляузные соседи, мол, смотри, с кого брать пфеннинг на уборку и мощение улиц, а с кого и три. Сначала я и не знала об этом, уж потом старая Альма рассказала мне, что надо с утра обязательно выходить на улицу и проверять сток в канаве, чтобы Фриц не платил за мою нерадивость. Тетка попрекала меня не из вредности, хоть была уже очень стара по здешним меркам, а просто потому, что я не знала таких мелочей, из которых складывается здешний быт. Учила, так сказать.
Еще в Варбурге не было принято ни у кого ничего просить и никому ничего давать. Нету у тебя соли - живи, как хочешь, но не ходи с протянутой рукой по соседям, все равно не подадут. Это только ко мне прибегала маленькая Берта, дочка вдовы фрау Дитрих, и то, когда точно знала, что Фрица нет дома, а тетка Альма спит. Просила она немного, но для ее матери и этого было достаточно, чтобы прокормиться самой и ее троим детям. Муж Хельги Дитрих погиб год назад, когда к Варбургу подошли мародеры и попытались ворваться за городскую стену. Поскольку он был на государственном посту, бургомистр назначил вдове пенсию, которой чуть-чуть не хватало до следующей выплаты и тогда Берта бежала ко мне за мукой, солью или обрезками капусты. Фриц ругался на нее и по пьяной лавочке бывало и охаживал сапогом, но девочка не обижалась и пряталась неподалеку, чтобы, улучив момент, поскрестись ко мне.
- Фрау Марта, я лучше сама траву погрызу или водички попью, а вот Анхель и Роза маленькие совсем, они же не понимают, что у мамки денег нет и ревут, - поясняла Берта, посасывая грязный палец. - Жаль, что папка погиб, он бы не дал нам голодать. Я подрасту и пойду в служанки к Штайну или Вермелю, у них и есть дают и платят справно.
Штайн был в Варбурге знаменитым сапожником, а Вермель имел большую хлебопекарню и работать у них было трудно, но сытно, так что мечты Берты были мне вполне понятны.
Вернувшись на кухню, я домесила тесто, раскатала его и заполнила приготовленной капустной начинкой с яйцом и луком. Сунула пирог в печь и побежала проведать тетку Альму. Та уже проснулась и хотела пить, но вода расплескалась у нее изо рта и разлилась по постели. Пришлось приподнять ее и посадить в подушках - тетка уже почти ничего не весила и, судя по всему, доживала последние дни. В постели она почти не лежала - разве месяц это срок для лежачего? Тогда, в начале лета, ей от жары стало плохо с сердцем, она задыхалась и Фриц отнес ее на руках в эту комнату, из которой с тех пор она так и не вышла ни разу. Я помогала ей вставать, сажала ее на горшок, мыла и протирала настоями ромашки, но тетка Альма уже отжила свое и с каждым днем все больше удалялась от этого мира. Вот и пить уже не может, а два года назад я еще видела ее бойкой и подвижной старушкой, которую не сломило ничего - ни смерть мужа, ни отъезд дочери в незнакомую страну, откуда до сих пор не пришло ни единой весточки, ни меркнущие с каждым годом глаза. Вроде бы у нее была катаракта, судя по тому, что она говорила, но лечить ее здесь не умели.
Вытерев тетку Альму, я проверила пирог и пошла стирать белье на задний двор, где оно мокло в большом чане. Днем постираю, прополощу, вечером развешу во дворе, завтра будет сухое. Менять часто белье приходилось только у тетки. Мы с Фрицем все-таки были моложе и чище, да и мылась я горячей водой при каждой имеющейся возможности, а Фриц хоть и ругался, но тоже окатывался холодной водой. Он привык к этому, будучи еще солдатом в наемном полку его сиятельства герцога Айзенштадтского, нашего правителя. Правда, с тех пор прошло немало времени, но кое-какие привычки у Фрица сохранились до сих пор. Например, открывать дверь ногой, когда он приходил пьяным из трактира, где сиживал раз в неделю с друзьями или сперва тыкать кулаком, а потом спрашивать, что надо. Но при всем этом я считала, что с мужем мне повезло - за полтора года нашего брака он только два раза избил меня и то один был с подначки своего дружка Ганса, который меня терпеть не мог. На следующий день муж увидел мои синяки на спине и щеке, изменился в лице и целую неделю был тише воды и ниже травы...но только дома. Мне было достаточно и этого, чтобы чувствовать себя почти счастливой, а на улице мы чинно ходили рядом и он всегда поддерживал меня за локоток, как здесь было принято между мужем и женой. Хорошие ли, плохие ли отношения между супругами, но на людях изволь вести себя пристойно! А уж когда все собирались на ратушной площади в дни праздников, то Фриц и вовсе был лучше многих, несмотря на свою прихрамывающую ногу. Он сломал ее в последнем походе, когда он и его десяток остались на перевале, чтобы задержать наседающих на них солдат из монастырской охраны, мимо которых они спешили пробраться в герцогство. Перевал они удержали, основной отряд разошелся в разные стороны и ударил в тыл монастырским, чем спасли жизнь Фрицу и еще троим из десятка. Ногу ему сложил не лекарь, а командир, да не очень успешно и с тех пор она у него подгибалась не так, как нужно и осталась сильная хромота. Поначалу я удивлялась, почему это герцогские наемники сцепились с монастырскими охранниками, но потом поняла, что у них были разные правители, которые никогда не упускали случая пощипать соседа, если представлялась такая возможность.
Пирог еще не дошел, я потыкала его палочкой, налила себе травяного чая и присела у плиты на лавку. Я жила в этом мире уже два года и до сих пор не могла понять, что же все-таки было настоящей причиной того, что я попала сюда, да еще так глупо...
Два года назад...
...- Марита, привет! Это я, Катерина...ты что, спишь? Слушай, тут Лерка приехала на неделю, бросила своего красавца с дочкой, взяла билет и уже в Питере! Она жутко соскучилась по нам и попросила меня разыскать Ленку. Ты знаешь о ней что-нибудь?
Трескотня по телефонной трубке вырвала меня из сладкого утреннего сна, в котором я пребывала после рабочей недели. Постоянные звонки, посетители, накладные так и мелькали перед глазами и только утро субботы давало возможность отключиться и выспаться. А вчера я еще встречалась с Алексеем, который приходил к нам выписывать документы и мы здорово посидели с ним в пивбаре. Правда, я потом поймала такси и он не возражал, что я уеду, что автоматически означало окончание еще не начавшегося романа, но болтали мы вроде бы неплохо...странно, чего это я ему не понравилась? Он еще на складе удивлялся моему имени и решил, что я из прибалтов, а разубеждать его не хотелось - так интереснее. На самом деле история была проста до безобразия. Назвали меня родители Мариной и жила я этой самой Мариной до момента получения паспорта, в котором по ошибке записали имя Марита. Мама побежала со мной в милицию и только там узнала, что в свидетельстве о рождении была такая закорюка вместо буквы "н" в имени, которую запросто можно было принять за что угодно. Вот ее и приняли за "т". Я жутко обрадовалась и решила остаться Маритой до конца жизни.
- Катька...да, слышу...ага...да сплю я, устала...Ленке я позвоню, она у своего парня живет во Всеволожске, никуда она не пропала! Да согласная я на встречу, забито на вечер!
Нас в институте было четыре подруги - я и Ленка жили в Питере, Катька приехала из Мурманска, Лерка из Пятигорска и мы окончательно сдружились только к пятому курсу. Справляли праздники у Катьки и Лерки в общаге, гуляли на свадьбе у Ленки и также дружно отмечали ее развод через год перед самой защитой диплома. После окончания учебы я пошла работать, меняя дислокацию в среднем раз в год, Катька нашла богатого бойфренда и пристроилась к нему, Лерка уехала в Северодвинск, встретила там бывшего одногрупника и неожиданно вышла за него замуж, звоня нам оттуда и докладывая о своих семейных и производственных успехах. На семейном поприще у нее уже имелась годовалая дочка, которую она сейчас и оставила на Владика, а сама махнула к нам на недельку...или на столько, на сколько ей позволит ее красавЕц, как называла его Катька. Высокая статная блондинка с удивительно добрым характером не могла простить ему, что он когда-то бросил ее, даже не объясняя причин и теперь при случае покусывала Лерку, поминая старые обиды.
Договорившись встретиться у Катьки, я повалялась в постели, но сон уже не шел и к середине дня я стала звонить Ленке, надеясь, что та уже встала. Заспанный голос объявил, что она слушает, но не слышит и отключился. Следующие звонки ушли в пустоту и сообщили, что абонент недоступен. Ничего не оставалось делать, как наскоро собираться и ехать во Всеволожск, благо дом ленкиного парня я знала хорошо. Трясясь в продуваемом вагоне, я куталась в легкую куртку, недоумевая, как это здесь может быть так холодно, если на улице почти двадцать градусов тепла? Погода решила порадовать всех перед майскими праздниками и за два дня преодолела расстояние от пяти до двадцати градусов, сведя с ума всех питерцев.
- Ленка, привет, - рассохшаяся дверь в дом заскрипела и поддала мне под зад. Какой идиот придумал эти пружины? Ойкнув, я проскочила в прихожую и, потирая синяк, стала уговаривать Ленку прийти сегодня на встречу.
- Марита, я, конечно, приду, раз Лера приехала, но долго не просижу. - Ленка всегда отличалась здравомыслием и рассудочностью. - Юра работает в вечер, так что я должна успеть на последнюю электричку, чтобы не приезжать после него. А это...- она перелистнула расписание, - почти одиннадцать вечера. Проводите меня до метро?
- Мы у Катьки решили собраться, там до метро пять минут ходьбы. Может быть, я с тобой вместе уеду, если надоест сидеть. Ты же знаешь, что они дружили с третьего курса, им всегда есть о чем поболтать, если только Катька не будет про Владика вспоминать. А Юра твой где работает, сегодня же суббота!- спохватилась я.
- На кирпичном заводе. - Ленка расчесывала свои кудряшки у большого старого зеркала и рассматривала себя в профиль. - У них заказы пошли, вот и вышел в выходной. Зато деньги платят, а то я недавно в школу устроилась, там не так много получаю. Дети еще такие, с ума сведут кого угодно. Я, конечно, стараюсь не кричать, но никакого терпения не хватает с ними.
Представить себе Ленку, орущую на учеников, это все равно, что сказать, что посреди Питера извергается вулкан - также неправдоподобно.
- С твоим терпением только в учителя и идти, это вот Лерке и Катьке подобное противопоказано, хоть Катька и добрейшая баба, - рассуждала я, потягивая крепкий чай из огромной кружки. - Лен, ты пирог пекла с капустой?
- Ага, - откликнулась та откуда-то из дома. - Юрина мама научила, оказалось просто и быстро. Хочешь, рецепт дам?
- Да ну, из меня пирогопек никакой! Лучше уж я твой поем, ладно? - прихватила я еще один кусок к чаю.
- Ритка, если ты не научишься печь пироги и готовить, то будешь всю жизнь одна! - Ленка ткнула меня в бок пальцем. - Счастливая...одни ребра торчат, можешь пироги есть, сколько хочешь, а я опять прибавила два килограмма!
Проблема веса у Ленки была всегда - при росте в метр пятьдесят пять она весила пятьдесят пять килограмм и выглядела этакой пампушкой с блондинистыми кудряшками. Юра же был высоким, худым и чернявым, что долго отталкивало ее, так как она была уверена, что он приехал из ближнего зарубежья и на самом деле полукровка. Юра же был чистокровным немцем по национальности, имел родителей той же немецкой крови и очень смеялся, когда узнал, почему Ленка так долго не желала с ним разговаривать. Но сейчас у них все устаканивалось и немецкая педантичность Юры очень удачно легла на рассудительность и спокойствие Ленки, чему я была очень рада.
Допив чай, мы составили список того, что надо купить на встречу - эти две клячи, Лерка и Катька, наверняка даже не подумают пойти в магазин и лучше уж купить все по дороге сразу, чем потом тащиться опять на улицу.
- Катька сказала, чтобы брали все, что заблагорассудится, она денег даст, - я чиркала карандашом по листу бумаги, пока Ленка шнуровала ботинки. Получилась рожа страшная, я надписала "Юра" и прилепила ее к зеркалу.
- Рит, я в ботинках поеду, не жарко будет?
- Не думаю, к вечеру похолодает, так что в тапочках замерзнешь. - Ленка очень любила балетки, которые я дико ненавидела и звала тапками. - Я в джинсах и ботинках, сверху рубашку теплую одела на подкладке. Если бы к тебе не ехала во Всеволожск, то одела бы каблуки и юбку покороче, ты же знаешь! Ну все, собралась? Поехали, а то к семи не доберемся!
Добрались мы не к семи, а к восьми, но радости от встречи не убавилось. Катька чуть похудела и меня распирало любопытство, до чего хотелось посмотреть на ее бойфренда, которого она от всех скрывала. Лерка пополнела и ее чуть грубоватое лицо с крупным носом и глубоко посаженными глазами под темными широкими бровями приобрело очень женственный вид. И вообще она стала постоянно улыбаться, что ей потрясающе шло.
- Глянь, - толкнула меня Ленка, - похоже, что нашей Лерке наконец-то повезло с мужиком! Владик всегда был интересным парнем, но чтобы они сошлись с Леркой...у него все были, как Катька - длинные и фигуристые, манекенщицы просто, а она против них не смотрелась даже.
- Здесь не смотрелась, а в Северодвинске показалась, - буркнула я, задаваясь тем же вопросом. - Вон уже и дочка бегает...
Посидев за столом, мы вспомнили годы учебы, преподавателей, парней и девчонок, с которыми учились или ездили в колхоз по осени, перемыли кости всем, кому могли, вызвали по скайпу Марину из Калининграда, хохотали до слез, когда пытались поднимать с ней тосты и сидеть впятером за столом. Марина отключилась - вернулся муж с работы и она помчалась готовить ужин, а мы налили еще по одной...потом еще...
- Кать, а чего ты нам не показываешь своего боя? - Лерка тоже изнывала от любопытства и решила подначить подругу. - Ну покажи, чего тебе стоит? Что он, старый такой или негр?
Катька немедленно надулась и пообещала, что разгонит всех, если мы будем приставать к ней с непристойными предложениями.
- Чего тут непристойного-то? - поразилась я, нахально придвигая к себе тарелку с хамоном.
- Жрать хамон в одну харю непристойно, - Катька отобрала у меня тарелку и водрузила на середину стола.
- А как ты познакомилась-то с ним...кстати, как зовут твоего френда? - пристала Лерка.
- Вообще-то он Саша, а познакомилась я с ним после одной вечеринки. Странное такое было знакомство, не знаю, что и думать про него. Понимаете, пришла я к однокласснице на день рождения, а там уже все пьяные. Посидела немного, посмотрела - парней приличных нет, выпила от души да от расстройства и решила домой идти. Выхожу из квартиры, а на площадке тетка стоит, в халате и бигудях и уже орать собирается, что ей спать мешают. Я уже поддала и что меня дернуло, не знаю, но вдруг заныла, что плохо мне и жизнь личная не складывается и мужика-то нормального не найти. Тетка та рот закрыла и смотрит на меня, только глазки бегают да нос морщит, будто нюхает что-то, а потом и говорит - если тебе действительно надо найти того, кто с тобой рядом пойдет на всю жизнь, то сделать это проще простого. Зажги свечу в комнате, поставь рядом зеркало и прочитай заговор. Ну, и пошла какие-то стихи читать...а что я запомню, когда уже конины хлопнула? Да и стихи с детства не любила... короче, я и говорю ей, что с памятью у меня швах и прочитать это я могу только по бумажке с крупным шрифтом. Тетка рассердилась и говорит, что дуры мы, хоть и институты кончали, а ума ни на грош. Это, говорит, сердцем произносить надо, а не языком пустым. Потом оттаяла и сказала - раз уж ты такая беспамятная, то выйди на дорогу и топни ногой да пожелай, чтобы твой суженый тебя нашел. И ушла. Глупость, да? Вот и я подумала, что тетка посмеялась надо мной. Встала на лестнице, закурила у окна, а потом ногой топнула и пожелала, чтобы меня хороший мужик нашел, да влюбился. Покурила да пошла домой пешком, а уже темно было. Иду это я по улице, а за мной машина едет и мужик оттуда высовывается, предлагает подвезти. Ну, я и согласилась. Влезла, похихикала, а он такой серьезный, аж страшно! Говорит, что задержался на работе, ехал и думал, что дома одному скучно, а тут я попалась ему на глаза. Ну, он и предложил довезти меня и загадал, что если симпатичная девушка будет и не откажется, то у него все будет хорошо - и контракт подпишется и партнеры перестанут палки в колеса ставить. Похоже, что понравилась я ему, он довез меня до парадной и телефон взял, а вечером уже позвонил и пригласил на свидание. Повстречались с ним, да он предложил к нему переехать, представляете? Вот и живу тут уже скоро год, - с гордостью закончила Катька и налила всем по бокалу.
- Замуж не зовет? - Ленка выбрала себе из закуски оливки и сыр, вздохнула и взяла тоненький кусочек колбасы. - Пора бы уже определиться...
- Пока нет. - Катька раскраснелась и похорошела еще больше. - Но последнее время он стал такой таинственный, аж жуть! Что-то прячет от меня в столе, с кем-то о чем-то договаривается, а недавно я застала его за тем, что он осматривал мои вещи...с изнанки! Какой мужик будет просто так бабское шмотье с изнанки рассматривать?
- Катька, не верь ему, если замуж позовет, - вино было хорошее, но я под разговоры постепенно усидела больше половины бутылки и это дало свои результаты. - он решил на тебе сэкономить! Ты же ему и стираешь... и готовишь...шубу он тебе дарил?
- Дарил, ну и что? Мара, это совсем другое! - возопила подруга. - Я что, не женщина, не чувствую, как он ко мне относится?
- Хорошо относится, - вино было хорошее и я рискнула налить еще. Ну останусь в крайнем случае у Катьки ночевать, если совсем плохо будет! - А теперь он на тебе будет экономить...не соглашайся!
- Вот ты и сидишь одна, потому что вечно лезешь со своим языком, - обиделась Катька. - Завидуешь, что я такого мужика отхватила!
- Щас! - пьяно уперлась я. - То-то ты его прячешь от всех...может, он метр с кепкой и лысый!
Лысых мы не любили и Катька пошла ожесточенно доказывать, что ее бойфренд не только не лысый, но и очень даже ничего. Мы вспомнили анекдот про лысого в кинотеатре и пьяного соседа, еще выпили за то, чтобы наши мужья не облысели раньше времени и долго смеялись до слез, как это бывает в приличном подпитии и в хорошей компании.
- Девки, стойте, неправильный тост был! - Лерка застучала вилкой по стакану. - Ритка-то у нас без мужика, а в тост влезла...непорядок это!
- Фигня...хочу - пью, хочу - не пью, подумаешь, мужика нет...да вон их сколько вокруг...ногой топну, как Катька, и ко мне такой же приедет...- стол покачнулся и я ухватилась за него, пытаясь встать. - Говно вопрос...
- Давай топай, а мы посмотрим, кого тебе судьба пошлет! - подначила Катька, безуспешно сражаясь со стулом на пути. Стул полетел в сторону от пинка, а она схватилась за косяк. - Ох, черт, не надо было столько пить...
- Ритка, давай быстро топай и показывай нам своего...- Лерка с Ленкой подтолкнули нас во вторую комнату, где Катька бухнулась в кресло и вытянула ноги.
Лерка отобрала у Катьки зажигалку, щелкнула ею и высоко подняла руку, напомнив мне то ли Прометея, то ли статую Свободы. Девчонки уставились на меня, веселясь от души и я решила развлечь их, пока еще могла членораздельно произносить слова.
- Суженый мой, - покачнувшись, я все же устояла на ногах, взмахнув руками наподобие царевны Лебеди, - найди меня, где бы ты ни был!
Топнуть ногой со всего маху получилось, но я потеряла равновесие и шлепнулась прямо на пол, а зажигалка у Лерки погасла и вокруг воцарилась темнота.
Первым ощущением была блаженная прохлада на больную голову и жуткая засуха во рту. Протянув руку, я ощупала близлежащее пространство в надежде определить, где я нахожусь. Что вчера пили - помню, а вот что было потом - нет. Раз лежу, значит, живая...только вот звуки вокруг какие-то странные...ага, окошко открыто и птицы орут! Рука нащупала траву и влажную землю. Это что еще такое? Я, значит, до дома не доехала и валяюсь под каким-то кустом? А где сумка и кошелек? Сперли? У-у, сколько раз говорила себе, не пей, остановись...так ведь нет, под хорошую компанию так и поведет...ладно, хоть жива...
Проведя по себе руками, с радостью отметила, что джинсы на месте, футболка не порвана, рубашка тоже на мне, даже ботинки на ногах! Кроме шума деревьев и крика птиц ничего слышно не было и я с пофигизмом пьяницы свернулась калачиком и уснула, подложив локоть под голову.
Проснувшись второй раз, я снова поводила рукой вокруг, но трава и земля упорно не желали превращаться ни в собственную кровать, ни, на худой конец, в чей-то пол. Пришлось, кряхтя и охая, подниматься и принимать вертикальное положение. Черт побери, что это такое вокруг?
А вокруг был лес. Самый обыкновенный лес, только не такой сырой, как у нас под Питером, а светлый и пронизанный солнечными лучами до самой земли, на которой росла веселенькая зелененькая травка. Охренеть...это что, я так вчера напилась, что не помню, как очутилась в лесу? А, может, это и не вчера было? Почему у меня в голове провал? И пить охота так, что хоть умри... Жажда пересилила все эмоции, я поднялась на ноги и пошла куда глаза глядят, в надежде найти воду и людей. Желудок то и дело порывался наружу и это свидетельствовало только о том, что я действительно вчера пила. Но кто завез меня в этот лес? Чудеса да и только.
Шла я весьма бестолково. Кружила между деревьями, проходила по каким-то склонам, постоянно прислушиваясь к окружающему миру, но кроме леса вокруг не было ничего. Очень странно, потому что найти вокруг Питера в радиусе ста километров такую глухомань просто невозможно. Ни дороги, ни тропинки, как на другой планете! Рельеф местности тут был холмистый и очень скоро я даже приблизительно не могла сказать, откуда я пришла, зато натолкнулась на ручеек, весело бежавший между двух склонов. Водичка в нем была чистая и холодная, моментально утолившая жажду. Умывшись, я присела на камень и попыталась сообразить, что делать дальше. Безусловно, надо искать людей, но где? Подобные холмы и распадки я видела только на картинках, где они могут находиться в действительности - ХЗ. Может, идти вдоль ручейка? Он должен куда-то впадать, например, в речку или озеро, а вдруг там люди?
Ручеек привел меня к небольшой речушке и только здесь я обратила внимание, что местность вокруг далеко не равнинная. Это куда меня занесло? Карелия? Кольский полуостров? Строить предположения было бесполезно и я опять пошла вперед, вниз по течению речушки. Берега были достаточно приличные для пешей ходьбы, голова прошла и только в желудке что-то рычало и требовало еды. Плохо, очень плохо...Речка последний раз вильнула и сверзилась маленьким водопадиком с каменного утеса, а я застыла в изумлении, потому что дальше передо мной открывалась совершенно непостижимая в своей сюрреалистичности картина, которой здесь не могло быть ни при каких обстоятельствах!
Вдалеке темнели горы, скорее всего, заросшие лесом и между ними и мной лежала пологая равнина, испещренная узкими дорогами, зелеными квадратиками и прямоугольничками, коробочками с темно-красными крышами и башенками. Но самое впечатляющее было то, что почти посреди равнины возвышалась стена с башнями, которая окружала дома с такими же красными крышами, что и у коробочек в долине! Среди этих крыш выделялись несколько настолько островерхих, что кроме как предположить, что это католические костелы, я не могла. Понятно, что вокруг не Питер и даже не Россия, а я-то тут откуда взялась?
День уже клонился к закату, а я все не могла заставить себя двинуться в долину, где совершенно точно жили люди. Было страшно переступить незримую границу, отделявшую в моем сознании этот мир от того, в котором я жила двадцать пять лет со дня рождения. Казалось, что на этом склоне я еще как бы дома, только заблудилась, а вот сделай шаг и все, назад дороги нет. Проходя вдоль небольшого обрыва то вправо, то влево, я старалась не отходить далеко от водопадика - все-таки там чистая вода, а без нее хуже, чем без еды. В лесу не было ни ягод, ни грибов. То ли не сезон, то ли не водится тут такого. Когда темнота упала на лес, я привалилась спиной к стволу, у основания которого была небольшая ложбинка, и заснула с надеждой, что это все пьяный бред.
Надежда не оправдалась - проснулась я от яркого солнца и все в той же ямке. Осознание того, что я нахожусь хрен знает где, приходило медленно, но неотвратимо и заставляло искать пути решения. Наполоскавшись в речушке, я осторожно сползла с обрыва и, прячась за деревьями, двинулась в сторону видневшегося вдали города. Авось там не людоеды живут...
Осматривая деревья в лесу, я узнала наши елки и сосны, вроде бы встретились вязы или ясени, совершенно точно был орешник и дуб, а остальные листья навевали мысль о моей несостоятельности в области флоры. Но раз тут наши обычные деревья, значит, это все-таки Земля, а не инопланетный террариум для идиотов. Еще я сумела подойти поближе к дороге и разглядела в облаке пыли телегу с самой обыкновенной лошадью. Кто правил телегой, было непонятно, пыль скрывала сидящего. Вернувшись в лес, я продолжила путь к городу, удивившись только расстояниям - от водопадика вроде бы и недалеко казалось, а на деле я уже полдня иду, а даже до ближайшего села не дошла!
Ноги устали от перехода, есть хотелось неимоверно и я присела на ближайшей полянке, стащив ботинки и носки. Так и есть, один сбился и уже наливалась приличная водяная мозоль...ща я ее проколю ногтями, посушу ноги и пойду дальше...
- Гутен таг, фройен!
Подпрыгнув, взвизгнув и повалившись в траву одновременно, я уставилась на высокого худого человека в непонятной одежде и войлочной шляпе. Длинные немытые волосы болтались почти до плеч, костистые здоровенные ладони лежали на деревянном посохе и мешке, подвешенном у пояса, а еще там виднелись длиннющие ножны и поблескивала рукоять. Незнакомец склонил голову набок и с любопытством наблюдал, как я пытаюсь нащупать свои ботинки и носки, не отрывая он него взгляда. Постояв так, он присел на землю, сняв мешок с пояса, положил рядом палку и скрестил ноги по-турецки.
- Эй! - он улыбнулся и что-то спросил.
Я помотала головой и попыталась вслушаться в его речь, приложив ладонь к уху. Он понял и повторил свою фразу медленнее.
- Вир ист хайм?
В школе я изучала немецкий и даже имела по нему нетвердую пятерку, но здесь я уловила только первые два слова, что же было последнее, то ли не помнила, то ли тут другой диалект. Но на всякий случай повторила за ним фразу.
- Ансельм, - ткнул себя в грудь мужчина. - Вир ист хайм? - повторил он и указал на меня пальцем.
Ага, расчет оказался правильным и он спрашивает, как меня зовут.
- Марита.
- Мар-та. Марта, - повторил Ансельм. - Вахер бист ду цайт?
Я опять повторила фразу за ним, стараясь произносить слова так же, как и он.
- Их лебе ин Варбург. - Ансельм показал рукой себе за спину.
- Варбург...ист...- я с трудом припоминала забытые слова из школьного курса, - штадт?
- Я, я, - закивал мужчина. - Варбург ист гроссе штадт! Вохер ист гекоммен бист?
Я пожала плечами - не понимаю, хотя вроде бы он спросил откуда...
- Их кам аус Варбург, - он ткнул в себя и потом показал за спину. - Вохер ист гекоммен бист? - повторил он.
- Нихт...- я постучала себе по голове. - Эрнен.
- Варум? - удивился Ансельм и встал, протягивая ладони навстречу. - Фюхте дих нихт, их верде дих.
Опасности от него не исходило и я только вытянула руки ему навстречу ладонями, чтобы он не подходил ближе.
- Гут, гут, - успокаивающе сказал он. - Фюхте дих нихт.
Он снял шляпу и провел себе по голове пальцами, потом посмотрел на них и стал что-то объяснять. Получалось, что он просит посмотреть мою голову...
- Копф? - я показала себе на голову.
- Я, я, - обрадовался Ансельм. - Мёхте их дих. Нихт шмерц.
Шмерц - боль, значит, убеждает, что посмотрит и не будет больно. Ну ладно...рискнем...
Он довольно долго осматривал не только мою голову, но и оттягивал веки, просил раскрыть рот, трогал мочки ушей и слушал пульс то на шее, то за ухом, прикладывая длинные жесткие пальцы. Закончив осмотр, Ансельм покачал головой и стал копаться в своем мешке, перебирая пучки трав. Что-то ему не понравилось и он побросал все назад, завязал мешок и пригласил меня сесть рядом с ним, похлопав по плоскому камню. Разговор был примитивный и односложный, кое-что я понимала, переспрашивала, он терпеливо пояснял на пальцах, рисовал на камне и через час общения с ним я уже основательно взмокла и одурела, но дело стоило того - появилось понимание чужого языка. Совсем немного, но это лишь начало.
Ансельм шел из Варбурга, был он здесь или травником или лекарем. Варбург был большим городом, где жили люди, много людей. Еще он сказал, что в лесу нельзя быть женщине, потому что там волки и какие-то бьяры. Очень упорно он добивался от меня, откуда я пришла, но я ссылалась на голову и показывала на лес над обрывом, откуда я спускалась. А действительно, обману никакого, не знаю я, где проснулась! Осматривая джинсы и рубашку, он закатывал глаза и смеялся, трогая ткань. Покрутил пуговицы, потрогал "молнию", шнурки на ботинках и долго рассматривал серебряное кольцо с фианитом, выворачивая мне руку.
- Шлехт! - припечатал он, проведя указательным пальцем по рубашке и джинсам. - Мас кляйд унд рок! Ман масс ин ди Варбург гехен, - и указал в сторону долины. - Стих ауф!
Последнее сопроводилось поднятием ладони, мол, надо вставать и идти в Варбург. Еще за что-то он заклеймил мою рубашку и джинсы, сказав, что это плохо, но не объяснил, почему. Похлопал меня по плечу, погладил по голове, как ребенка и потянул за собой, взяв за руку. Солнце еще стояло высоко, когда мы вышли на убитую дорогу и направились в сторону города. Навстречу нам попадались телеги с людьми, одетыми крайне бедно и просто в какую-то мешковину, пару раз проскакали всадники, вздымая тучи пыли, а в основном по краям дороги жались редкие пешие оборванцы с палками и мешками, как у Ансельма. Я во все глаза рассматривала то, что попадалось на пути, пытаясь понять, куда я угодила. Что это не привычный мне 21 век, я поняла сразу, но верить в это упорно не хотелось. Еще тут говорят по-немецки или уж очень похоже на этот язык...осталось только выяснить, что это за страна и где она находится, а для этого надо научиться говорить и понимать аборигенов. Хорошо бы еще научиться читать в перспективе, но пока задача стояла одна - дойти до людей и определиться с местоположением. То, что первый, кто попался мне на пути, оказался таким мирным, ни о чем не говорило - тут запросто может быть все, что угодно, от просвещенной монархии до диктатуры, от рабовладения до времен буржуазной революции. Сказаться больной на голову было неплохой мыслью - так можно прикинуться кем угодно, лишь бы не приняли за... за кого тут могут принять, чтобы не счесть опасной для общества? Из головы всплывали только ведьмы и шпионы, которых нещадно уничтожали. Кто уничтожал? Да та же церковь и короли...ой ты, господи, только бы за ведьму не приняли, не зря Ансельм сказал, что моя одежда плохая!
Сам Ансельм тем временем тащил меня по дороге, крепко зажав руку. Вырываться и убегать не имело смысла - во-первых, пока не было ничего опасного, во-вторых вокруг то и дело попадались люди, которые тут же станут меня ловить, в-третьих, в лесу я долго не проживу одна.
К городским воротам мы подошли уже почти в сумерках. Ансельм сунул стражникам что-то в руки и те разошлись в стороны, пропуская нас в город. Народу на улицах было немного и они все провожали нас удивленными взглядами и оставались судачить между собой, хотя никто не показывал пальцем и не кричал в нашу сторону. Быстрым шагом мужчина протащил меня по узкой улочке с широкой канавой посередине, удивительно чистой для нее, свернул еще пару раз в более узкие переулки и застучал в обитую железом толстую дверь здоровенным молотком, висевшим рядом на цепочке. Втолкнул меня в темную прихожую, что-то бурча сзади, и захлопнул дверь, заложив здоровенный засов. Тот, кто открыл дверь, посторонился, пропуская нас, и в нос ударил запах старого дерева, непроветрившегося чада от жира, лежалых тряпок и сушеных трав. Ансельм провел меня по узким коридорам в комнату со столом и стульями, усадил на один и сам сел напротив, сложив руки на груди.
- Берта! - позвал он, и полная женщина в сборчатой юбки и застиранном белом чепце зажгла свечи на столе. - Битте, гиб ессен фройен, - попросил он.
- Я, я, - Берта удалилась, изнывая от любопытства, а я сидела, ошарашенная увиденным. Это было два года назад...
Сейчас, оглядываясь в то время, я смело могу утверждать, что мне просто крупно повезло. Повезло, что я наткнулась на Ансельма, повезло, что не попалась в руки мародерам и бандитам, которые так просто меня бы ни за что не отпустили, повезло, что я вообще дошла до той долины и попала в Варбург, который был городом средней руки в герцогстве и наш бургомистр, хауптбюргмайстер Брейст, оказался не самодуром, а умным и дальновидным человеком, которого все жители уважали и слушались. Именно он потом осадил патера Оскара, когда тот пытался найти во мне признаки ведьмы, опираясь только на отсутствие католического крестика на шее. Рассказ Ансельма о женщине, бежавшей неизвестно откуда и потерявшей память от страха, быстро облетел весь Варбург, заставляя горожан проходить по улице Медных Монеток не один раз, чтобы посмотреть на меня. Скажу сразу - особой красотой я не отличалась, но и уродиной не была никогда, а вот здешние женщины...о-о, это особый рассказ!
Начнем с того, что здешний люд был достаточно низкорослым и плохо сложенным. Длинные спины, низкие зады и короткие кривые ноги встречались у девяти из десяти встреченных людей. Если попадались высокие и статные, то как правило это были аристократы или их отпрыски, законные и не очень. Но это было редкостью, в основном же лица были как вырубленные топором у мужчин, а у женщин миловидность пропадала годам к двадцати. Бледные, одутловатые от жизни в запертых домах, от полного отсутствия движения на свежем воздухе, они еще и одевались, как бабы на чайник, подчеркивая располневшие талии и руки. Но это считалось здесь признаком красоты. Про кривые зубы я уж вообще молчу, чистить рот тут осмеливались немногие и разило от них так, что хоть нос затыкай. Не от всех, конечно, но были экземпляры еще те... Так что я здесь смотрелась настолько инородным телом, что не верилось и самой в мою жизнь до этого момента где-то далеко отсюда.
Прожила я у Ансельма почти два месяца, за которые научилась довольно сносно говорить на местном языке. Про себя я называла его немецким, хотя все вокруг именовали его тевтонским. Земли здесь были под управлением герцогов или князей, а где-то еще существовали другие страны, о которых знали только ученые мужи, живущие в столице герцогства, Айзенштадте, да наемники, ходившие отрядами по чужим территориям. Варбург находился на границе герцогства и за мою бытность в нем ни разу не подвергался нападениям со стороны наемников. Мародеры же здесь бродили небольшими отрядами и их очень быстро отшвыривали от стен, но это было дело привычное, как осенние бури или камнепады в горах.
Берта, экономка Ансельма, научила меня готовить, как было принято, ходить на базар, убираться и стирать, время от времени охая, что мне так не повезло потерять память и забыть даже простые вещи, без которых нормальная женщина не мыслит своего существования. Постепенно я врастала в здешний быт, приводя в изумление саму себя и только по вечерам, ложась спать, я перебирала все события последнего дня в моей нормальной жизни и пыталась понять, что привело к такому перевороту. Проливать слезы было бесполезно - вокруг находились совершенно чужие люди и им не было до меня никакого дела. Задачу о возвращении домой я должна была решать самостоятельно, или же искать способ приспособиться к жизни здесь.
По исходу двух месяцев.Ансельм отвел меня в трехэтажный каменный дом с коричневыми балками между камнями стен. Дом был почти такой же, как и остальные в Варбурге, разве что смотрелся чуть почище. В огромной полутемной столовой меня встретила маленькая старушка, живая и бойкая, закутанная в теплую шаль и мужчина лет сорока, русоволосый и голубоглазый.
- Вот я вам привел фройен Марту, - подтолкнул меня к стулу Ансельм, усаживаясь поудобней. - Вы же наверняка слышали о ней, фрау Альма? И ты, Фриц, тоже ... Ты говорил, что твоя тетя уже не так бодра, как раньше и неплохо было бы взять ей в помощь служанку. Посмотри на Марту, она хоть и потеряла память о своем доме, но вполне разумно себя ведет во всем остальном и может помогать фрау Альме во всем.
- Да, мои глаза уже не те, что были раньше, - подвердила старушка. - То палец себе порежу, то соль не найду...она готовить умеет, герр Ансельм?
Фриц, который рассматривал меня, подперев кулаком щеку, подошел поближе и только тогда я заметила, что он припадает на правую ногу.
- Сколько тебе лет, Марта? - он был на полголовы выше меня, что считалось высоким. - Ты крещеная?
- А то, - мотнул головой Ансельм. - Еще того месяца в костеле святого Себастьяна патер Оскар окрестил ее. Вон, крестик висит, посмотри сам.
Мужская рука потянулась к вырезу платья, но я отшатнулась и сама вытянула шнурок, на котором и висел так необходимый здесь атрибут. Вовсе не обязательно было самому лазать туда руками, хоть ты и будущий мой хозяин! Рука остановилась и взяла двумя пальцами крестик, подтянув меня поближе. Я отвернулась, терпеливо ожидая, когда он уберется за стол.
- Оставь ее, Фриц, не видишь - фройен крещеная, здесь с ней все в порядке. И за корсаж ей нечего заглядывать, тебе же служанка была нужна, а не подружка! За подружкой сам сходишь, если понадобится, а то я пристрою ее к Шмидту, там тоже хотели бы служанку нанять, чтоб ела поменьше, да сироту!
- Оставь ее, герр Ансельм, - старушка уже приняла решение и, поправив юбки, колобком выкатилась из-за стола. - Ну-ка, наклонись ко мне, что видишь?
- Вас..фрау Альма.
- Глаза мои видишь? Слепнут они, а сделать ничего нельзя. Вот ты и будешь делать все, что делала я по дому. Поняла?
- Да, фрау Альма.
Разговаривать более длинными фразами я уже умела, но здесь от меня требовались не разговоры, а рабочая сила и покорность в ответах. Приказали - пошла и сделала. Отругали - поклонилась, пошла работать. Пнули - потерла синяк и молча ушла, кланяясь. Это я уже успела заметить, когда ходила с Бертой на базар или помогала ей по дому. Горожанки позажиточней ходили на базар только со служанками, указывая им толстыми белыми пальцами, какой кусок взять с прилавка и положить в корзинку. Если, не дай Бог, служанка сделала что-то не так, визгливый голос фрау разносился по рынку во все стороны и зеваки с интересом смотрели, как достойная госпожа бьет кулаком в спину провинившейся.
- Пошли, я покажу тебе твою комнату, Марта. - Старушка засеменила впереди, но путь был недолгим - через десяток шагов она толкнула скрипучую дверь и показала мне чулан размером с кухню хрущовки. Толстый матрас, набитый сеном, лежал на деревянной лавке, занимающей половину комнаты, рядом стоял старый стул и убогое подобие столика.
- По-моему, вполне приличная комната для тебя. Или ты привыкла к мягкой кровати и большим окнам?
- Нет, фрау Альма. Я не помню, была ли у меня такая кровать.
- Ну и правильно, - смягчилась та. - Лучше уж тебе сразу все забыть, если даже и вспомнишь что о своем доме. Наверняка тебя никто не ищет, так что привыкай жить тут. Простыни лежат в кладовке, пошли, я проведу тебя по дому, чтобы ты больше не дергала меня по мелочам.
Следуя бессловесной тенью за шустрой фрау Альмой, я услышала обрывок разговора между Фрицем и Ансельмом.
- Платить ей будете? - спросил Ансельм.
- За что? - удивился Фриц. - Она же будет здесь жить, ее надо кормить и одевать. Ну ладно...пять пфеннигов положу за месяц, так и быть. Молодая женщина...кстати, а сколько ей лет, я так и не услышал?
- Она сказала, что двадцать пять.
- Раз помнит, сколько ей лет, значит, не все забыла.
Я уже прошла дверь в столовую, где разговаривали мужчины и от тоски сжалось все внутри. Рабство, самое настоящее рабство, из которого нет возможности вырваться домой...
Поднималась я с рассветом, затапливала печь и начинала стряпать завтрак. В основном тут ели каши во всех видах, что облегчало труд кухарки, но заставляло постоянно стоять у плиты, помешивая ложкой варево. Подгорит - фрау Альма будет визгливо ругаться, а Фриц разозлится и ... нет, рукоприкладством он не занимался, но запросто мог рявкнуть, обозвать или толкнуть по дороге. Силы у него хватало и я часто отлетала как пушинка в сторону, следя только за тем, чтобы не переломать руки-ноги. Днем я мела пол, мыла его, стирала, штопала белье и хозяйские вещи, неслась подавать ужин в столовую и потом долго еще крутилась на кухне, приводя ее в порядок. Помыть посуду, помыть горшки и кастрюли, подмести малейшие соринки, которые слепнущая фрау Альма замечала с зоркостью орла...эта круговерть длилась до темноты, но и тогда нельзя было ложиться спать. Фриц мог уйти под вечер, а в мои обязанности входило и открывание дверей на стук, провожание со свечой хозяина в его комнату и в иные моменты - укладывание его в подвыпившем виде спать. Когда он выпивал, то становился чуть мягче и добрее, начинал вспоминать покойную жену, рассказывая мне, какая она была у него красотка и умница.
- Лаура была не чета тебе, - Фриц мечтательно закатывал глаза, рассевшись на стуле и подставлял большую кружку, чтобы я налила ему пива, - веселая была, куда не пойдешь, везде ее смех слышен! Ты вот все молчишь да молчишь, голоса не подаешь...говорить со мной не хочешь? А она не бегала по дому, а летала...сколько раз я ее ловил на руки, когда она бежала по лестнице вниз...уж и в тягости была, а на месте усидеть не могла! Пойду, говорит, похожу, а то просто так сидеть устала!
Я подливала ему пива, стоя сзади, и прикидывала, сколько надо было трудиться служанке в доме, чтобы его драгоценная Лаура могла откровенно бездельничать и бегать просто так по лестницам. Сказать подобное было немыслимо - оговаривать хозяев было строго запрещено и могло быть наказано любыми способами, пришедшими им в голову. Фриц, начавший за здравие, потом становился мрачным, допивал остаток пива и требовал проводить его в спальню. Поднимаясь по лестнице впереди него, я судорожно сжималась - он имел привычку щипать меня за зад, но складки юбки мешали добраться до вожделенного тела и я ускоряла ход. Поднимался он медленнее меня и, когда он добирался до своей двери, я уже успевала зажечь приготовленную заранее свечу и встать у двери со стороны лестницы, чтобы уйти сразу же, как он войдет в комнату.
Тюфяк в моем чулане быстро продавился и труха сыпалась из него в микроскопические дырочки, забиваясь по ночам в нос. Зашивать их можно было только днем - свечи тут экономили и ни за что не позволили бы мне тратить их на себя. Не могу сказать, что фрау Альма и Фриц очень сильно придирались ко мне, но здесь было принято ругаться на слуг и фрау делала это с удовольствием, по самому ничтожному поводу, а Фриц поддакивал ей, требуя то сделать кашу поразваристей, то выбрать на рынке мясо получше. Приходилось молча соглашаться, что я сделала все не так и буду впредь стараться сделать лучше.
На ратушной площади время от времени устраивались праздники. Приезжали бродячие артисты, собирая народ на представления, звенели дудки и били барабаны, выстукивая незатейливые мелодии, под которые пускались в пляс все, кто приходили. За время жизни в Варбурге я видела два таких праздника, живя у Ансельма и сейчас должен был быть третий, о котором кричали на каждом углу мальчишки-вестовые.
Фрау Альма принарядилась на выход, загоняв меня до пота и дрожи в руках, потом настала очередь Фрица, который никак не мог найти какую-то куртку и забористо ругался в коридоре, поминая всех святых и чертей.
- Марта! - рявкнул он, когда поиски очередной раз потерпели неудачу. - Живо лезь наверх, там еще вещи лежат, в большом сундуке! Открой его и говори, что видишь!
- Фриц, ну может быть ты другую куртку оденешь? - безуспешно взывала к нему тетка, которая уже приплясывала у порога. - Вон ту, посмотри...да и рубашка серая тебе к лицу, любо-дорого посмотреть!
- Рубашку и так одену, а вот куртку хочу именно ту найти...Марта, где ты там? Сундук открыла? Что видишь, говори!
Я залезла по шаткой лестнице на подобие чердака и уже скоро осторожно выкладывала сложенные вещи - платья, шали, юбки, камзолы. Вещей было много и я не понимала, зачем надо их прятать здесь, а не носить, как все? Искомая куртка нашлась быстро и я сказала об этом хозяину, а сама быстро уложила все назад, отметив для себя заглянуть в сундук еще как-нибудь. Красота женских старинных платьев завораживала и хотелось гладить их, трогать бережно и осторожно, как детей, наслаждаясь тонкостью ткани и изяществом вышивки.
- Давай сюда куртку, а то прямо заснула там у сундука, - проворчал Фриц. - Опоздаю на площадь, там лучшие места займут.
- Да-да, как всегда она копается, ничего во-время сделать не успевает, - подхватила обвинение фрау Альма. - И чего только дармоедку кормим? Марта, закройся и никому не открывай, слышишь?
- Да, фрау. - Я кивнула и задвинула за ними засов.
В доме стало тихо до такой степени, что были слышны даже жучки-древоточцы, тикающие в деревянных перекрытиях. Какое блаженство, какая благодать, когда никто не визжит над ухом, не рявкает и не топает ногами! Но расслабляться было рано - не успею помыть кухню, убраться в доме, отполоскать белье - уже вернутся хозяева и мне придется туго. Но без них можно и расслабиться - я сняла надоевший чепчик, расстегнула лиф платья, завернула рукава и принялась за дело. Никто не стоял над душой и я отвлеклась на мысли о родном доме, не замечая, как бежит время. Возможно, если б я глядела в окно, то увидела, что Фриц почему-то возвращается так рано, но я была занята воспоминаниями и на требовательный стук в дверь отреагировала как и положено - пошла открывать.
- Долго тебя ждать...- фраза замерла на полуслове, а сам Фриц застыл на пороге, разглядывая меня. - Марта? Это ты?
- Простите, герр Хайгель, - я повернулась, чтобы уйти и привести себя в тот вид, который был тут принят, но рука хозяина уже поймала меня за юбку и потянула к себе.
- А ты без этого дурацкого чепца гораздо лучше выглядишь, - голубые глаза ощупывали меня не хуже иных рук. - Подними-ка голову...хм, и где это тебя Ансельм нашел...
- Герр Хайгель, разрешите я уйду, мне еще надо домыть котлы в кухне.
- Ну иди, - Фриц провел ладонью мне по щеке и шее. - Домывай свои котлы...
Припадая на правую ногу он прошел в свою спальню, что-то взял там и крикнул, чтобы я закрыла за ним дверь.
Выпив свою кружку отвара, я проверила пирог. Доходит уже...спасибо Ленке, которая сунула-таки мне в карман рецепт! Теперь можно только грустно улыбнуться этому привету из далекого прошлого. Стук в дверь был быстрый и настойчивый. Ох, не ко времени она заявилась! Но делать было нечего, придется открыть, хоть и ужасно не хочется.
- Сколько я должна еще стоять на улице, Марта? - визгливый голос Клодии, дочери Фрица, резанул уши.
- Не горит, подождешь, - отрезала я. - Мне пирог важнее, чем ты. Чего надо?
Год и девять месяцев назад.
...Клодия, дочка Фрица от незабвенной Лауры, возненавидела меня с первого же взгляда. Трудно сказать, почему одна женщина начинает ненавидеть другую, даже если первая моложе. Клодия вышла замуж за год до моего появления в Варбурге за сына зажиточного горожанина, владеющего двумя богатыми лавками. Ее муж был типичный представитель здешнего народа - невысокий, с рубленым грубым лицом, уже начинающий полнеть и бледнеть. Клодии было сейчас уже восемнадцать лет, но детей у нее не было и она сильно переживала по этому поводу. Фриц так часто говорил о красоте незабвенной Лауры, что было совершенно непонятно, почему это Клодия у него такая страшная? Больше всего она напоминала мне черепаху Тортилу скошенным подбородком и загнутым книзу носом. Через десяток лет это все перерастет в жуткие складки кожи, а если она еще и располнеет, то в целое ожерелье. Маленькие глазки Клодии постоянно бегали по окружающей обстановке, подсчитывая, что здесь осталось и чем можно поживиться. Она была блондинкой, в отца, но бледная кожа плохое сочетание с блеклыми волосами, даже если они и густые, а постоянная злость портила даже такое юное личико.
- Отец, зачем ты взял в дом эту уродину? - верещала она, тыкая пальцем в мою сторону. - Тебе что, тетка Альма больше не может готовить? Найди себе приличную девку из села, чтобы она прислуживала...да, я хотела бы посмотреть, стоят ли еще те италийские кресла в гостиной наверху? Их надо каждый день обметать от пыли и протирать чуть влажной тряпкой...эта дура наверняка понятия не имеет о том, как это делается в приличных домах! Отец, - она перешла на тон ниже и засюсюкала, - ну что ты придумал, папочка, посмотри вокруг себя, разве ты плохо жил с тетей? Давай, я пришлю тебе хорошую женщину на пару дней, она сразу приведет дом в порядок! Папа, твоя девочка хочет заглянуть в мамину шкатулку...ты знаешь, нас с Германом пригласили на прием и мне обязательно надо чем-нибудь всех поразить. Помнишь то ожерелье, из синих камней? Я совершенно уверена, что оно подойдет мне лучше всего...ах, папочка, ну что ты сидишь, как истукан, дай мне ключ от шкатулки, я сама открою ее и не буду тебе мешать, я же знаю, что у тебя болит нога и ты едва ходишь по лестнице...
Фриц разрывался между отцовскими чувствами и желанием доказать, что он еще мужчина хоть куда, но дочка упорно втаптывала его в грязь, не щадя мужского самолюбия. Под конец разговора он был готов швырнуть ей что угодно, лишь бы она замолчала, но девица не понимала этого и продолжала зудеть, как надоедливая муха. Если бы я могла сказать хоть слово в защиту Фрица, я бы это обязательно сделала, но тогда бы он сам ополчился на меня, а уж как сумасшедшие отцы вступаются за своих дочек, я видела и дома.
- Марта, подай нам вина, - приказала Клодия. - Желательно красного. Папа, у тебя есть красное вино? Вечером полагается пить только такое, можно даже подогреть и положить специи. Что-то ты совсем осунулся, пожалуй, после смерти мамы ты совсем постарел и перестал даже так бодро двигаться, как раньше. Ну как, даешь мне ключ?
- Клодия, ты уже забрала в прошлый раз ту серебряную цепь, которую так и не вернула. Теперь ты хочешь забрать ожерелье, чтобы похвастаться перед чужими гостями. Я его привез твоей матери, а не тебе, - сдержанно объяснял Фриц, потягивая вино. - Марта, унеси тарелки, мы больше не будем есть.
- Какая жалость, - ядовито пропела Клодия, смахивая мне на юбку тарелку с остатками ужина. Та мигом покрылась жирными пятнами и прилипшими шлепками еды, скатывающимися на пол. - Надо быть половчее, Марта, - бросила она презрительно, толкнув ногой под стол крупную кость.
Я собрала тарелки и пошла за веником, чтобы подмести с пола. Клодия уже успела наступить своим башмачком на то, что лежало рядом с ней и теперь надо было отскребать раздавленные объедки, а потом еще и жирные пятна. Делать это можно только ночью, когда все лягут спать, значит, время сна автоматически сокращается на час, а то и два. Дрянь, паршивая малолетняя дрянь!
Фриц и не подумал осадить свое чадо - кто я, а кто она - и милое дитятко снова стало канючить ключ от заветной шкатулки.
- Клодия, хватит! - вдруг взорвался мужчина, - сколько можно тянуть у меня то, что осталось? Твоя мать была жадной, но ты переплюнула ее во всем!
- Ты...ты пожалел для меня какого-то ожерелья? - слезам дочурки мог позавидовать любой трагический актер. - Теперь я поняла, ты не хочешь мне ничего оставить, потому что...потому что ... ты решил подарить его ей! - она патетическим жестом протянула бледную руку, указывая на меня и Фриц удивленно уставился на ее палец, покачивающийся в моем направлении. - Папочка, ты не можешь меня так обидеть...
Она кинулась ему на шею, зажимая изо всех сил и задушенному отцу оставалось только протянуть ей ключи. Тонкая рука подхватила их и уже на лестнице послышался стук каблуков и шорох юбок.
- Марта...- Фриц потирал рукой шею, сдавленную любвеобильной дочкой. - Я не собирался...
- Простите, герр Хайгель, я даже не держала в мыслях, что вы хотите мне что-то подарить. Мне ничего не надо.
- Совсем ничего? - хозяин устало улыбнулся. - А может быть, ты все же приняла бы от меня колечко за твою службу у меня? Такое красивое серебряное колечко?
- Мне некуда его носить, герр Хайгель, а мыть полы с ним несподручно. Простите, если сказала не то.
- Колечко тебе не надо...а что надо? Может, ты хочешь пойти погулять? Не на целый день, конечно, кто же будет нас кормить с фрау Альмой, но на полдня я могу тебя отпустить.
- Спасибо, герр Хайгель. Я с удовольствием пойду погулять полдня по Варбургу.
В тот раз я обошла почти весь город. У меня не было ни единого пфеннинга, чтобы купить сладкий пирожок или красивую ленточку, но у меня была свобода на целых полдня и я хотела насладиться ею от души. Выйдя за городскую стену, я присела на берегу речки и прислушалась к неумолчному журчанию воды. Стража меня запомнила и пустит обратно без денег, а я могу отвлечься от тоскливых мыслей по утерянному дому и просто подышать свежим воздухом, послушать пение птиц и подставить лицо солнцу....и сдернуть с головы надоевший чепчик, который раздражал неимоверно. Можно было закрыть глаза и представить, что я дома, за спиной дачный поселок, а где-то рядом находятся друзья, приехавшие на шашлыки.
Время текло так быстро, как только бывает, когда этого совершенно не хочется. Кажется, еще недавно я вышла из двери моей тюрьмы, а уже пора идти назад, иначе будет нагоняй за опоздание. Отряхнув платье, я пошла к городским воротам, на ходу напяливая чепчик на распущенные волосы. Стражники беспрепятственно пропустили меня за ворота, а молодой и задорный голос сзади окликнул:
- Эй, куда ходила-то, красавица? Может, еще раз хочешь сюда прогуляться вечерком?
- Благодарю, но я уже должна возвращаться к хозяевам, - в полуобороте отвечать трудно, но что окликал меня совсем молодой парень, я поняла. Наверняка новенького взяли в стражу, вот он и пристает ко всем, кто проходит. Те, кто в страже давно, уже не пристают с разговорами, а только подмечают, кто прошел да что пронес. Это в наше время стражников изображают пивными бурдюками, способными нести только себя. На самом деле это сплоченная команда и перед ней не пасуют только наемники, основная работа которых - война.
Вернувшись в дом Фрица, я прошла на кухню и занялась своей работой, как увидела хозяина, который встал в дверном проеме.
- Ты ходила за городскую стену, Марта? - голос был не злой, а немного удивленный. - Зачем?
- Простите, герр Хайгель, но вы не запрещали мне этого. . - Главное тут изображать покорность, тогда никто не будет орать и браниться. - Если нельзя, то я больше не буду это делать.
- Мне интересно, зачем ты туда ходила? - повторил свой вопрос Фриц уже немного раздраженно.
- Думала, что смогу вспомнить что-нибудь из своей прежней жизни, - продолжала я драить котел.
- Я уже сказал тебе, что это глупое дело. Нечего стараться, все равно ничего не получится. - хозяин с силой хлопнул тяжелой дверью и ушел.
Ну и город, не успеешь чихнуть, а тебе уже "Будь здоров" говорят! Кстати, а откуда он узнал, что я выходила за стену, да еще так быстро?
То, что наделала Клодия, надо было срочно отскребать ножом, иначе на полу проявятся большие жирные пятна. Дождавшись, пока все уснут, я пошла в столовую и стала шкрябать пол специальной штукой вроде лопатки, снимающей небольшую стружку и делающую поверхность дерева гладкой. Стружки надо было замести, а в темноте искать совок было несподручно и я зажгла свечу. Убирать все надо было как возможно быстрее, чтобы успеть поспать, я перестала ходить на цыпочках и налетела на Фрица, стоящего в темном коридоре.
- Простите, герр Хайгель. Я убираю тут...я все уже закончила и ухожу.
- Марта...ты...разбудила меня.
- Простите, герр Хайгель. Я больше не буду...можно, я пройду?
Фриц стоял посреди коридора и никуда не отходил, что мне страшно не понравилось. Вроде бы вечером он не был пьян, так что сейчас случилось? Я попыталась обойти его справа, потом слева, но узенький коридорчик не давал такой возможности, а он смотрел в упор так, что мне стало не по себе. Из разговоров фрау Альмы я слышала, что хозяин захаживает к фрау Лейден и, хоть не знала, кто она и как выглядит, внутренне облегченно вздохнула и расслабилась. Признаться, меня очень мучил этот вопрос - а что делать, если Фриц начнет домогаться меня? Но время шло, он не делал таких попыток и сообщение о фрау Лейден обрадовало меня донельзя. И вот теперь эта встреча в пустом коридоре ночью опять заставила всколыхнуться прежние опасения.
Фриц протянул руку ко мне, но в этот момент заскрипели половицы наверху и со второго этажа свесилась голова фрау Альмы в ночном чепце.
- Кто там полуночничает, Фриц, это ты?
Я проскользнула под его рукой так тихо, что сама удивилась. Обычно половицы скрипят, а тут - ни единого писка! Дверь в мой чулан была уже отворена заранее и я тут же рухнула на тюфяк, прикрыв ее за собой, пока старая фрау разбиралась со своим племянником.
- Ты так и будешь держать меня у порога? - Клодия едва сдерживалась от того, чтобы не заверещать, как обычно, но со мной этот номер уже не проходил. Если поначалу я начинала испуганно озираться, чтобы на нас, не дай Бог, обратили внимание любопытные соседи или прохожие, то спустя полгода жизни с Фрицем это меня уже не трогало. Первый раз, когда я ее осадила, получился совершенно непредсказуемо, но зато я поняла, как с ней надо обращаться, чтобы потом кумушки на базаре хихикали над ней.
В тот день у меня было обычное женское недомогание, болел живот и я с трудом ползала по дому, как снулая муха. На требовательный стук в дверь подошла не сразу, а потом закружилась голова я прислонилась к косяку, закрыв собой дверной проем. Каждое движение вызывало боль, даже шевелить языком не хотелось и я вынужденно молча слушала визгливый голос падчерицы. Та верещала на всю улицу, но почему-то не поднималась по ступенькам, а я слышала ее как будто сквозь туман, не делая никаких движений. Энергия у Клодии наконец иссякла, она еще выплюнула пару забористых фраз, а сбоку, из приоткрытого окна, раздался громкий смех. Его подхватили те, кто уже топтался поодаль на улице, с интересом наблюдая за развитием событий, и Клодия стушевалась, побагровела еще больше и уже вне себя от ненависти заорала, обернувшись к зевакам:
- Что вылупились, шваль? Пошли вон отсюда!
Но прогнать кого-то с улицы, когда происходит такое интересное зрелище, абсолютно невозможно - улица городская и стоять на ней может каждый, кто заплатил за вход на воротах. Такое пояснение разозлило скандалистку еще больше, но городской люд уже почуял, что она дала слабину и подошел поближе. Клодия затопала ногами вне себя от ярости, стала визжать, что она пришла в дом к отцу, который сошел с ума и приютил у себя мерзкую дрянь, думающую только о том, как нагреть руки на наследстве ее бедной матери, но это уже вызывало откровенный хохот присутствующих и она помчалась прочь, плюнув по дороге под ноги собравшимся. Я закрыла дверь и только тут увидела, что держу в руке какую-то палку, прихваченную совершенно случайно. Значит, эта зараза испугалась и даже подниматься в дом не стала из-за нее?
- Зачем пришла? Ты же знаешь, что я без разрешения твоего отца ничего тебе не дам. Иди и разговаривай с ним.
- В дом пропусти, что на улице стоять, народ веселить, - буркнула Клодия и я посторонилась с прохода. - Марта, я хочу поговорить с тобой.
Многообещающее начало на самом деле чаще всего заканчивалось визгами и криками. Клодию интересовало только одно - украшения, которые Фриц когда-то то ли дарил Лауре, то ли просто держал дома, как военную добычу и не давал никому. Что у него была такая шкатулка, я уже знала, но никогда не просила у него ничего из нее, а вот Клодия вся изводилась на мыло, пытаясь выдрать у отца хоть что-то оттуда.
Я провела ее в столовую и уселась напротив. Девчонка уже по пути обежала меня цепкими глазками, ища вожделенные цацки, но ей не повезло и в этот раз - ничего нового она не увидела. Простые серебряные серьги, на которые она презрительно морщила нос, обручальное кольцо, тоже очень простое и кольцо с фианитом, с которым я попала сюда. Огранка камня была самая примитивная для 21 века, но на свету он играл хорошо и производил впечатление.
- Слушаю тебя, Клодия.
- Марта, ты ведь ничего не носишь из того, что отец припрятал наверху, - с ходу начала брать быка за рога падчерица. - Подумай, зачем тебе все это, если оно просто так лежит и никому не приносит ни радости ни дохода? Ты не шьешь себе новые платья, как фрау Лейден, не приходишь на званые обеды и вечера, ты просто сидишь в доме и продолжаешь быть той же служанкой, какой и привел тебя Ансельм. Отец уже стар, неровен час, с ним что-то случится, что ты будешь делать одна?
Разговор Клодии навел меня на определенные размышления. Раньше она так не выражалась, все дело заканчивалось или требовательными визгами или сюсюкающим нытьем со слезами. Стройные фразы, на составление которых не хватило бы ее умишка, заставляли думать, что ее хорошенько накрутили и послали сюда. Сделать это мог ее Генрих, а мог и его папаша, вид которого мне не понравился с первого раза. Располневший темноволосый мужчина с короткой бородкой и хитрющими маленькими глазками откровенно льстил Фрицу, а у меня вызывал ощущение пристроившейся рядом пиявки. Что такой откусит руку и не подавится, я не сомневалась, но слава Богу наше общение закончилось лишь парой встреч на обедах и столкновением на улице. Значит, глупая девчонка разболтала всем о шкатулке Фрица и теперь на нее защелкали клювами. Грабить нас никто не полезет, но уже одно то, что это стало известно отцу Генриха...как его, кстати, зовут-то? Адольф, вроде бы, если правильно помню, так вот, если о таком деле, как шкатулка с военной добычей становится кому-то известно, то кроме неприятностей тут ждать нечего. Наверняка этой дурехе обещали что-то из нее, вот она и забила копытами.
- Отец твой еще не так стар, чтобы умирать в ближайшее время и я надеюсь, что он с Божьей и моей помощью проживет еще долго. То, что он положил, им и будет забрано.
- Марта, я же не прошу, чтобы ты лазала в эту шкатулку и брала там что-то, ты могла бы только подсмотреть, где он хранит ее, да ключик взять на время для меня. Это же не воровство, тебе ничего не будет за это. А я тебе могу потом дать серебряную крону...- маленькая дрянь напряженно смотрела на меня, уверенно ожидая согласия.
- Клодия, тебя в детстве драли родители? Ремнем, розгой, хворостиной?
- Да как ты смеешь ... тварь безродная, мать меня и пальцем трогать не смела! - взвизгнула она.
- Так вот, запомни - я не твоя мать и выдеру тебя так, что на задницу не сядешь, если еще придешь ко мне с подобным предложением. И тому, кто послал тебя, передай, что своих предавать Марта Хайгель никогда не будет.
Захлопнув за ней дверь, я пошла за пирогом. Дура она, дура и есть. Только вот от таких вреда больше, чем пользы.
Пирог уже был готов и вытащен на кухонный стол, когда сверху застучала фрау Альма. Я поставила ей у кровати палку, привязав ее к спинке, чтобы та могла постучать мне, если ей что-то понадобится, а я буду внизу. Накрыв пирог чистой тряпицей, я помчалась наверх - и во-время, фрау сообщала, что ей надо на горшок. Хоть за это я могла сказать ей "спасибо" - отстирывать постельное белье после экскрементов лежачего больного удовольствие ниже среднего и в 21 веке, а уж здесь и подавно. Горшок я держала не простой, а с усовершенствованием, чем страшно гордилась. По моей просьбе плотник выпилил некое подобие туалетного сиденья и приколотил к нему спинку, так что сажать фрау на него стало намного легче, чем раньше. Старушку мне было жалко, как любого человека, попавшего в подобное беспомощное положение. Альме было пятьдесят семь лет, но выглядела она на все семьдесят. Старики здесь быстро сдавали, а уж если человека хватил инсульт, или удар, то участь его была решена. Похоже, что у фрау был именно инсульт, так как у нее отнялась левая рука с самого начала и вчера перестала двигаться челюсть. Она попросила пирога и я вернулась, чтобы отрезать ей любимый кусок - поджаристый краешек. Подхватила полотенце, блюдечко и пошла наверх, бросив взгляд на вход и стену около него, зашитую темными дубовыми панелями...
Год и десять месяцев назад.
...В дверь не стучали, а колотились, да так сильно, что я порядком испугалась. Пожар там, что ли, случился? Пока я вытаскивала засов, дверь дергали со всей силы, не давая его открыть.
- Перестаньте дергать дверь, я не могу открыть ее! - крикнула я в щелочку и стоящий на улице встал, тяжело дыша.
- Что случилось, герр Хайгель? - дверь снова была закрыта, а я была притиснута к стене, обшитой дубовыми панелями с такой силой, что не могла даже пошевелиться. - Вы сломаете стену или раздавите меня...
- Ты... ты...- Фриц не находил слов, только все больше зверел и вдобавок начал меня трясти так, что я стукалась затылком о панели. - Почему ты шла с рынка, а Ганс шел рядом с тобой?
На рынок в этот день я пошла самостоятельно. Фрау проводила меня почти до конца, но ее окликнула знакомая кумушка и она, наскоро заставив повторить меня, что надо купить, сунула мне в руку деньги и ушла с ней. По базару я уже ходила и одна и с Альмой, но расплачивалась за покупки всегда она. Видно, что подружка принесла ей на хвосте уж очень интересные новости, раз она даже доверила мне платить. Сунув деньги в карман платья, я бодро пошла на базар, представляя себя хозяйкой дома, которую ждут муж и дети. Гипотетическая семья иногда витала у меня в голове, но в четкие образы никогда не облекалась. Стоило только подумать, что с кем-то из местных мужчин надо ложиться в постель, а он будет немытым и с нечищеными зубами... меня начинало передергивать от неприязни. Тут же всплывал процесс родов и статистика детской и материнской смертности при этом, сопровождаемый картинками одна другой круче. Так что я уж лучше побуду служанкой, может, целее останусь! Поторговавшись, как тут делали все, я выгадала два медных пфеннинга и пошла назад с нагруженной корзинкой. Эта зараза была предназначена скорее для белья, чем для рынка, потому что очень скоро оттянула руки и я стала останавливаться все чаще и чаще, чтобы передохнуть. По дороге меня нагнал Ганс - прыщавый и редковолосый тощий мужчинка лет тридцати, с которым Фриц частенько возвращался домой из пивных. Он мне напоминал крысу или лису своими повадками и бегающими хитрыми глазками, но вел себя прилично и только беспрерывно болтал о всяких пустяках. От него я узнала, что фрау Лейден - молодая вдова, схоронившая мужа меньше года назад и теперь к ней приходят многие местные мужчины попытать счастья, да только она мало кому отдает предпочтение.
- Вот и я говорю, что герр Хайгель зачастил к Лорхен, а она и не против совсем! Я бы и сам к ней был не прочь подкатиться, да у меня совсем другое на уме, нежели пустое времяпровождение, - назойливо жужжал Ганс, идя рядом. - И ведь как ни придет, так обязательно подарок принесет, а уж Лорхен сама не своя от радости! Ей старый муж, упокой Господи его душу, жалел лишнее колечко подарить, все складывал в сундук, а Лорхен только на отрубях и сидела, да мешковину носила. Скупой был, страсть! Ну, и где он теперь? Гниет, как и все, на кладбище, а Лорхен успела сундуком завладеть и теперь что ни день, то в новом платье щеголяет! А уж для женщины, да еще и прехорошенькой, это первое дело, как я понимаю...
Говорил Ганс быстро, проглатывая слова и от этого я понимала его с пятого на десятое, кивала из вежливости, а про себя проклинала почем зря. Ну хоть бы помог корзинку тащить, так нет - язык, что помело пустое, а помощи ни на грош! Завернув за очередной угол, я опустила корзинку на мостовую и утерла пот, а потом стала массировать покрасневшие и одеревеневшие пальцы. До дома оставалось совсем немного, на улице никого не было видно и в этот момент Ганс вдруг дернул меня к себе да так, что я чуть не упала на корзину с покупками.
- Что ты стоишь, как неживая, когда тебе любезности говорят? - зло прошипел он, не отпуская мою руку. - Улыбнись хотя бы, да ручкой помаши, чтоб я знал - не зря стараюсь!
- Отпусти, Ганс, - удерживать равновесие было трудно и я чуть присела, чтобы дернуться от него с силой. - Не надо мне твоих любезностей и стараешься ты зря. Иди лучше к вдове Лейден или еще к кому-нибудь... я тебе не гожусь. Прости, мне домой идти надо.
Руку я выдернула, корзинку вздернула на плечо, но он не отставал и преградил мне дорогу.
- Брезгуешь, значит, не хорош я для тебя? Подумаешь... видали мы таких! Мало вас болтается по наемным отрядам, под каждого готовы лечь, лишь бы денег дали... память она потеряла... твои дружки тебя же и ограбили, а ты тут всем накрутила невесть что...ну подожди, вспомнишь ты еще Ганса, да пожалеешь! - он сплюнул и ушел, а я пошла домой, переваривая услышанное.
Рассказывать все, что наговорил мне Ганс, я не стала. Чего жаловаться на глупые слова, а вот угрозу его я хорошо запомнила. Так я и пояснила Фрицу, что шел тот рядом, рассказывал про вдову Лейден да про другие сплетни, а уж что полез ко мне, то не моя вина и пусть хозяин с ним сам разбирается. Мое дело маленькое, я служанка, что сказали, то и сделала.
Хайгель перестал меня трясти и бешенство вроде бы ушло из глаз, да вот как придавил меня к стенке, так и не отпускал, только дышал все сильнее и сильнее. Я попыталась присесть и уйти от него, но он прижал меня теперь уже всем телом и руки опустил на бедра, поглаживая их через складки юбки. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в его намерениях и наверняка быть бы мне изнасилованной хозяином прямо в коридоре, если бы не фрау Альма, которую сам Господь привел домой в это время. Фриц отпустил меня весьма неохотно, но я уже рассыпалась в радостных возгласах, открывая дверь и он только рыкнул что-то из забористого лексикона, а потом вышел на улицу и я облегченно вздохнула. То, что он уже выпил, было несомненно, но это было так, глоток, а что будет, если он еще больше напьется?
Пирог фрау поела, но совсем немного, глотнула воды и благодарно посмотрела на меня, поглаживая мне руку своей иссохшей лапкой. Потом махнула, мол, иди, работай, и закрыла глаза. Заснула...а у меня еще стирка стоит во дворе! Отбивая вальком сероватое белье, я прикидывала, успею ли за сегодня перестирать его все целиком? Это ведь как болезнь - чуть запустил, вон и накопилось, не хватит сил до вечера отбить и прополоскать. Да еще надо бы до рынка успеть добежать - кончилась крупа для каши и что-то надо приготовить на ужин. Холодильников тут нет и каждый день приходится стоять у плиты, чтобы прокормить себя, Фрица и фрау. Поколотив белье, я натаскала второй чан полностью и опустила туда белье. Надо бы щелока купить да прокипятить с ним простыни, а это значит, что предстоит целый поход на другой конец города, за ворота, где кожевенник изготавливает и продает свой товар. Щелок у него хорош, грязь хорошо отходит, но идти к нему далеко, а в город его не пускают - вонючие кожи и все остальное не нравятся горожанам. Но он не в обиде - без щелока хозяйкам не обойтись, а к нему они все равно придут. Может, пока фрау спит, я и сбегаю с кувшинчиком к Шмайделю? Хожу я быстро, на воротах стражники стоят...ну да, вот сейчас соберусь и вперед...
Год и девять месяцев назад.
...Фрау Альма пошла со своей подругой по своим делам, а Фриц ушел с самого утра в ратушу и я опять царствовала дома одна. Приноровившись к домашнему обиходу, я уже и полы намыла и для ужина все подготовила, а теперь возилась со старым платьем, пытаясь отстирать от него темные пятна. На мой взгляд такое количество материи, которое шло на женскую одежду, было совершенно неоправдано, я бы вообще ходила по здешнему климату в коротких брюках. Но в мужской одежде по городу женщины не ходили. Были где-то отряды наемников, в которых был женский пол в самых разнообразных ролях - и подруг, и утешительниц и воительниц, вот там царили совсем другие нравы. Но о таком я слышала только рассказы Фрица и то в сильном подпитии. Звучало это как жизнь на другой планете, а в Варбурге все было тихо и мирно. Платье пожелало отстираться и я повесила его сушить на заднем дворе, а сама одела юбку и села зашивать ветхую кофточку, чтобы надеть ее сверху. Хозяева меня не баловали - зачем служанке два платья, не два же тела у нее, говаривал Марк Твен устами своего героя со Двора Отбросов. Вот и у меня платье было одно, а старую юбку мне презентовала фрау Альма, посоветовав надшить ее "прелестной оборочкой" от какого-то очередного состарившегося платья. Кофточка тоже состарилась еще вместе с фрау, но это не помешало ей отдать ее мне и раз в неделю я штопала новые дыры во всех местах. Вот и сейчас я сидела в кухне в одной тонкой полотняной рубашке и юбке, зашивая кофточку, пока никто не пришел и не выгнал меня отсюда. В моем чулане окно было под потолком, оттуда почти не шел свет, а в кухне широкий проем давал возможность заниматься рукоделием до самой темноты.
Отрезав нитку, я осмотрела кофточку и осталась довольна - еще может дать кровь, а дальше посмотрим. Фрау вообще очень ругалась, если речь заходила о новых вещах и старалась зашивать и штопать старье до последней возможности. Точнее, штопала и зашивала его я, а она только подсовывала мне новую работу, тыкая иссохшим пальцем и ссылаясь на слепоту. В коридоре скрипнула половица и я насторожилась - сами по себе они не скрипят, значит, кто-то там есть. Но дверь я закрыла сама на засов и никто чужой войти сюда не мог. Подумав, я решила, что это играет расстроенное воображение, а половица скрипнула та, которая почему-то постоянно сама поднимается от балки. Почему это происходит, было загадкой, но она постоянно вылезала из общего ряда. Пройдя на кухню, я попила отвара и опять услышала скрип. Это было уже совершенно непонятно. Конечно, в Варбурге тоже были и воры и воровство. Но ловили их очень быстро и чтобы сюда забрался кто-то залетный... я прихватила кочергу поувесистей и пошла в коридор, чтобы самой убедиться, что все нормально. Там действительно никого не было и дверь была закрыта на засов, так что можно было посмеяться над собой и продолжать заниматься домашними делами. Проходя мимо своего чулана, я вздохнула, прикидывая размеры моего нынешнего обиталища да еще с соломенным тюфяком. Повернуться негде, только прийти и спать. Сидя в кухне, я опять услышала скрип, но теперь уже моя решимость была доведена до крайности и я ринулась с кочергой на второй этаж, откуда доносились подозрительные звуки. Там никого не было, а в хозяйские комнаты я не заходила без надобности, но тут был другой случай и я обошла комнату фрау, заглядывая за толстые занавеси и под кровать, но никого не обнаружила. Оставалась комната Фрица, подумав, я распахнула дверь и огляделась. Вроде никого, но вот за портьерами надо посмотреть, да в том углу...ну и тоже никого, чего это я струхнула-то? Собравшись на выход я вдруг увидела в дверном проеме самого Фрица, который молча стоял, загораживая выход. Все страхи моментально ожили внутри и рука с кочергой опустилась.
- Простите, герр Хайгель, - я попыталась бочком придвинуться к двери, ожидая, что хозяин отойдет, но тот шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. - Простите, я слышала скрипы и пошла проверять комнаты...сперва комнату фрау Альмы...потом вашу...я не знала, что вы уже вернулись...разрешите, я уйду...
- Стой, Марта, - Фриц подпер дверь спиной и сложил на груди руки. - Зачем тебе уходить отсюда? Подожди, я хочу с тобой поговорить.
- Герр Хайгель, - я отошла назад, стараясь случайно не завалиться на его кровать и отодвинулась в сторону. - Давайте мы поговорим внизу, в столовой. Там гораздо удобнее...и я оденусь, а то моя кофточка осталась внизу...
- Марта, я же сказал, что хочу поговорить с тобой. Положи кочергу... или ты собираешься обороняться от своего хозяина?
- Я положу, только выпустите меня из комнаты, герр Хайгель. - Я подняла глаза и поняла, что Фриц не выпустит меня отсюда, даже если поклянется всеми святыми угодниками. - Прошу вас...- добавила я, понимая полную безнадежность моего положения.
Мужчина сделал шаг вперед, второй, я положила кочергу на пол и отступила подальше, пока он, не отрывая взгляда, приближался ко мне. Зашла за кровать...Фриц пошел следом, а я в два больших прыжка достигла двери в его комнату и толкнула ее что было сил. Дверь не открывалась, а сзади уже меня обхватили сильные руки и, сжимая так, что было больно дышать, потащили к кровати. Я молча отбивалась ногами, пыталась оттолкнуть его руками и вскочить, но остановить его было невозможно. Одной рукой он держал мне руки за головой, а второй уже задирал юбку и раздвигал ноги, навалившись всем телом и не оставляя ни малейшей лазейки для освобождения...
- Марта...- жесткая ладонь провела по щеке и стерла набежавшую слезу. Все закончилось и Фриц обессиленно скатился с меня, но положил руку на грудь, поглаживая ее через тонкую рубашку. Внутри было пусто и горько. Я осторожно сняла его руку, опустила задранную юбку и села на кровати, сцепив зубы. Ничего, ничего, и это пройдет...
- Марта, подожди, - Фриц приподнялся и сел, застегивая штаны. - Ты...так и пойдешь, молча, как и всегда?
- Простите, герр Хайгель, - слезы обиды душили, но показывать их было бесполезно. - Я...лучше пойду...простите...
- Подожди, - он попытался повернуть мне голову к нему, но я мотнула головой и отвернулась. - Скажи, я что, совсем не нравлюсь тебе?
- Вы...красивый мужчина, герр Хайгель. Разрешите идти?
Красивым он не был, но у каждого свое понятие в этом вопросе и по сравнению с большинством Фриц несомненно выигрывал - русоволосый, голубоглазый с твердо очерченными губами и подтянутой фигурой, практически не располневшей, он был типичным немцем на мой взгляд.
- Иди, Марта. Крючок от засова справа...
Я очень надеялась, что этим все и закончится - подумаешь, хозяин изнасиловал свою служанку, эка невидаль, другие только рады такому в надежде получить лишний пфенниг или подарок за свое усердие. Фрау Альма ничего не узнала - а кто бы ей рассказал о таком безобразии, творившемся под носом?
Лучше всего по городу было ходить быстрым шагом. Если будешь идти медленно, то обязательно прицепится какая-нибудь болтушка и начнет вываливать новости и сплетни, в которых столько шелухи, что голова заболит отделять мух от котлет. Зачем мне знать, кто к кому ходил по вечерам, а кто кому набил морду в трактире? Даже известия о рождении детей или о чьей-то смерти меня мало трогали, а вот назойливая болтовня мешала. Зато когда идешь быстро, то никто из здешних женщин не будет бежать следом, запыхаясь на ходу, потому что статус зажиточной горожанки предполагает, что несет она себя медленно и с достоинством. Ну, как королева английская! Они это могут себе позволить, потому что за них все делают служанки, а я кручусь одна.
Быстрый шаг по мостовой выбивал этакую дробь перестука каблуков и я приветливо улыбалась всем встреченным по пути, вежливо здороваясь. Только вот ответа не дожидалась, а то можно на полдня застрять, выслушивая чужие обиды и жалобы на здоровье. Миновав городские ворота, я поспешила к обнесенному каменным забором крепкому дом, откуда доносился рев младенца. Опять кто-то народился в многочисленном семействе Шмайделя, живущем этаким муравейником. Многочисленные сыновья, невестки, дочери, внуки, племянники и прочие родственники жили так тесно и кучно, что порой казалось, что здесь гудит неумолчный пчелиный рой. Обойдя забор, я толкнула маленькую калитку сзади и попала в собственно мастерскую, где стоял невообразимый запах дубящихся кож, из-за которого и жили они за пределами города. Шмайдель, кажущийся суровым на вид, кряжистый широкоплечий старик, отряхнул черные руки и радостно улыбнулся, сверкнув щербинами между зубами.
- Марта, как я рад тебя видеть! Все ли у тебя в порядке?
- Благодарение Богу, герр Шмайдель, Фриц здоров, я тоже, а вот фрау Альма, похоже, совсем плоха. Уже и пить не может.
- Ну, дай Бог, долго не протянет. Чего ей мучиться самой да тебя тянуть? Пожила на этом свете, хорошо пожила, раз под старость о ней было кому заботиться. Лаура-то, дрянь такая, изводила ее почем зря, пока Господь ее не наказал. За чем пришла на этот раз?
- Щелока мне надо, белье без него плохо отстирывается.
- Да, щелок у меня знатный, я его рецепт никому не даю, а то последние гроши потеряю. Давай свой кувшинчик, налью.
Он ушел в глубину мастерской, наливая щелок из большого чана, а я вышла на улицу. Все-таки непонятно, как они тут живут, в таком жутком запахе?
Год и девять месяцев назад.
Фриц подловил меня на заднем дворе, где я развешивала белье на просушку. Солнце было высоко и я подставила ему лицо, жмурясь от удовольствия. Горожанки имели бледный вид, но это были знатные дамы, а мне по статусу можно было и не иметь бледной кожи. Простыни полоскались на легком ветерке и я не сразу услышала характерные шаги хозяина, а когда поняла, что это он, опустила голову и натянула чепец поглубже, опуская засученные рукава.
- Ты быстро управляешься со стиркой, - похвалил он. - Фрау Альма делала это гораздо медленнее и белье было плохо отстирано.
- Фрау уже пожилая женщина и ей трудно полоскать и отжимать.
- Да, ты молодая и сил у тебя больше, чем у нее. Марта, - неожиданно спросил он, - почему ты никогда мне не улыбаешься? Подними голову... я приказываю тебе посмотреть на меня и улыбнуться.
- Простите, герр Хайгель, - голову я подняла, но улыбаться не получилось. - Вы мой хозяин, но я не умею улыбаться и любить по приказу. Если я что-то сделала не так, то скажите мне, я исправлюсь.
- А если я дам тебе пфенниг? Или даже два?
- Я работаю у вас уже месяц и вы должны мне пять пфеннигов, герр Хайгель. Это за работу в вашем доме. Больше мне ничего не надо.
- Женщины в городе улыбаются мне гораздо охотнее, чем ты, Марта, - зло сказал он, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок. - И они постоянно разговаривают со мной, не делая вид, что я им неприятен.
- Женщины в городе свободны в своих желаниях, герр Хайгель, а я ваша служанка и больше ничего. Если я не устраиваю вас, то прогоните меня и я уйду.
- Куда ты уйдешь? - дернулся он и посмотрел иподлобья. - В Варбурге тебя никто не возьмет в служанки, если я не скажу свое хорошее слово о тебе.
- Кроме Варбурга есть и другие города...
- Дура! - заорал он. - Ты не понимаешь, что туда надо еще дойти, а сделать это не так-то просто! Да тебя подберут по дороге мародеры и пустят по кругу, а потом убьют или в лучшем случае выбросят на дороге, изуродованную и никому не нужную! Ты не наемница и не маркитантка, чтобы уходить на дорогу и бродяжничать только потому, что хозяин проявил к тебе интерес! Да другие сочли бы за счастье поваляться со мной, а ты...
Фриц рассвирепел и я осторожно отодвинулась от него подальше, боясь рукоприкладства.
- Значит, и за деньги ты не хочешь быть со мной полюбезнее? - он успокоился и даже как будто обрадовался, что я молчу и ничего не говорю. - Может быть, тебе что-то надо, так ты скажи, не стесняйся. Я смотрю, ты ходишь в старой одежде, пора бы тебе кое-что прикупить. Новое платье, например, или хорошие башмаки. Покажи-ка мне ногу, Марта. Ну?
Приподняв обтерханный подол, я выставила вперед ногу в старом растоптанном ... как бы его назвать-то... на ум пришло только русское "опорки", но и это было слишком шикарно для того, что дала мне фрау. Фриц присел, снял двумя пальцами этот ужас и поставил мою ступню себе на ладонь левой руки, поглаживая правой ногу от щиколотки до колена. Странно, это оказалось так приятно, что я даже не поверила собственным ощущениям и только удивленно переводила взгляд с хозяина на свою ногу.
- Маленькая...- медленно сказал он, поднимая голову и встречаясь с моим изумленным взглядом. - Видать, раньше ты не босиком ходила...
Он поднялся, я отступила назад, Фриц сделал шаг...я опять отступила и уперлась спиной в стену и стала сдвигаться в сторону, но мужчина уже поставил руки так, чтобы задержать меня и постепенно опускал их вниз, пока не обхватил за талию. Я встала по стойке "смирно" как солдат, не делая ни малейшей попытки к любому движению, покорно ожидая, когда ему это все надоест и он уйдет, но Фриц начал гладить мне спину и делал это, прижимая меня к себе все сильнее и сильнее. Его дыхание становилось чаще и тяжелее и наконец он, отодвинувшись от меня, сказал:
- Пошли ко мне, Марта.
- Герр Хайгель...
- Пошли ко мне. Я не приказываю, Марта, я прошу...
Несмотря на свои слова он все-таки ухватил меня за руку и с силой потянул за собой в спальню.
Раздевая меня у кровати, Фриц внимательно осматривал мое тело, но в его жестах и взгляде не было ни малейшей похоти или эротики. Больше всего это походило на медицинский осмотр призывников, когда врач деловито обследует очередного кандидата, не обращая внимания на его гримасы и лишь отмечает про себя что у того в порядке, а что нет. Упала на пол юбка, сверху легла штопаная старая кофта и на мне осталась только нижняя тонкая рубашка и некое подобие трусов, сшитых недавно. Он стащил рубашку, осмотрел трусы и снял их тоже, проводя жесткими ладонями по всем мышцам, не задерживаясь ни на секунду ни на груди, ни на животе. Провел пальцами вдоль позвоночника от первого до последнего позвонка, ощупал ключицы и плечи, заглянул в подмышки и сильно надавил под нижнюю челюсть с обеих сторон. Стоя перед ним, я только сжимала со всей силы влажные от пота кулаки, а он повернул меня, как куклу, еще раз осмотрел со всех сторон, и потом стал раздеваться сам. Я присела на край кровати, равнодушно думая только о том, что все плохое должно когда-нибудь закончиться и стараясь не смотреть на мужчину перед собой.
- Ты опять не хочешь смотреть на меня, как будто я прокаженный, - Фриц скинул подштанники и подошел ближе. - Неужто я настолько плох для тебя, Марта? Ложись на спину...у тебя же были мужчины до меня, - утвердительно сказал он. - Ты не девственница, да и возраст у тебя не тот, чтобы хранить невинность столько лет. Да обними же ты меня наконец, как это делают женщины, лежа в постели с мужчиной! - он повысил голос, налегая сверху. - Ты была замужем?
- Нет, - я закрыла глаза, стараясь не думать о происходящем.
- Значит, ты не все забыла, как говоришь. Теперь твоим мужем буду я.
Оглашение было произведено в церкви святого Себастьяна, где меня крестили Ансельм и Берта, а через месяц состоялось венчание. Жители Варбурга по-разному отнеслись к этому браку. Разумеется, больше всех возмущалась Клодия. Она примчалась к Фрицу сразу после оглашения и закатила ему совершенно ненормальный скандал, что не вязалось с ее юным возрастом в рассказах, зато очень хорошо соответствовало действительности. Разъяренная фурия, в которую она превратилась, стоило только ей перешагнуть порог дома, готова была снести все до основания и похоронить под обломками всех, а в первую очередь - меня. Визжала она так пронзительно, что закладывало уши и наверняка ее было слышно за три улицы отсюда, несмотря на толстые стены и двери.
- Отец, ты сошел с ума на старости лет, - топала она ногами по полу так, что половицы жалобно ухали, - ты посмотри на Марту повнимательней, что ты в ней нашел? Да она же только зарится на твой дом и твои деньги, как ты этого не понимаешь? Столько лет ты спокойно жил с тетей Альмой, как похоронил маму, и что ты теперь придумал? Да над тобой смеются все, кто знал тебя раньше, и фрау Лейден, и старый Швайс, и даже твой Ганс! До чего ты докатился, посмотри, - Клодия сдернула накидку и бросила ее на стол, раскрасневшись и отдуваясь от жары и прилившей к лицу крови, - вместо того, чтобы с положенной в твоем положении скорбью и смирением приходить на кладбище почтить могилу покойной жены, ты привел в дом эту...девку и еще хочешь взять ее в законные жены! Вспомни, сколько тебе лет, и веди себя соответственно возрасту, а не как молодой парень, потерявший голову от первой задранной юбки!
- Клодия, заткнись! - рявкнул Фриц, до этого момента более менее спокойно слушающий любимую дочурку. - Я не дряхлый старик и мне еще только сорок два, чтобы я заживо хоронил себя в моленьях на могиле Лауры! Прошло уже четыре года, как она умерла, а я до сих пор узнаю новые подробности ее жизни и не скажу, что в восторге от них!
- Ты еще не знаешь подробности жизни твоей Марты! - завопила юная поборница справедливости, став при этом похожей на черепаху еще больше. - Все говорят, что она ходила с наемниками, а они ограбили и бросили ее...
- Все? Кто эти "все"? Ганс, который скрипит зубами оттого, что Марта побрезговала им? Старый Швайс, который выжил из ума и повторяет за каждым любую глупость, лишь бы ему налили стаканчик? Клянусь, Клодия, если ты не замолчишь, я приложу отцовскую руку к тебе и пусть твой муж приходит сюда, чтобы я объяснился с ним! Марта ходила с наемниками...ха-ха-ха, это ж надо такое придумать! - захохотал Фриц, повергая в изумление свое чадо. - Скорее, такое можно сказать про тебя, судя по твоему крику в этой комнате. Если она и ходила с кем, так то были не наемники, а князья или герцоги, да и то дело прошлое.
- Папочка, - Клодия прибегла к истинно женскому средству - пустила слезы в три ручья и завывала не хуже профессиональной плакальщицы, - ну посмотри же наконец трезво, зачем она тебе как жена? Пусть остается служанкой, а ты можешь иметь ее и так когда захочешь...Чего тут стесняться? Сколько угодно мужчин делают так, даже отец Генриха не считает зазорным для себя задрать подол той из служанок, которая милее других ему улыбается и это ему ничего не стоит...
- Молчать! Иди в свой дом и устанавливай там те порядки, которые считаешь нужными! - Фриц поднялся, давая понять, что разговор закончен. - Заодно и посмотри, всем ли они понравятся, когда мужчины будут вести себя, как отец Генриха! Это еще мой дом и я тут хозяин, а ты ушла из него добровольно и под венец, а не на улицу! Я сказал, что Марта будет моей женой через венчание в церкви и тебе меня не переубедить. Будешь и дальше болтать своим пустым языком, я найду способ окоротить его, запомни!
- Дрянь, она подлая, хитрая, лживая дрянь, а ты - выживший из ума старик, у которого только похоть на уме! Господи, я буду молиться денно и нощно Господу нашему, чтобы он вразумил тебя! - взвизгнула Клодия в бешенстве, подхватывая свою накидку и не забыв со всей силы хлопнуть дверью.
Я слышала весь скандал, стоя у стены на кухне и не поверила, когда в доме воцарилась тишина. Фриц пришел ко мне и стал целовать так сильно, что я испугалась, не останется ли следов на коже.
- Глупая девчонка, она просто глупая девчонка, которую избаловала Лаура, мир праху ее! Ты же не считаешь меня стариком, Марта? Да еще похотливым? Если мне нравится женщина, разве это похоть? Скажи мне честно, Марта, я выгляжу как старик? Да еще эта нога...проклятье на головы тех солдат, что наседали на нас! Чему ты улыбаешься? Ты смеешься надо мной, ты считаешь, что я действительно старик?
- Нет, Фриц, - я погладила его по щеке. - Ты совсем не старик, ты совершенно нормальный и здоровый мужчина и ты мне это доказал уже не раз. И я не смеюсь, я улыбаюсь тебе, как ты и просил когда-то.
После венчания для меня в доме Фрица внешне ничего особо не изменилось. Как и раньше, я поднималась с рассветом, готовила, стирала, убирала и ложилась спать позже всех. Разве что переехала из чулана в спальню мужа на втором этаже, да стала носить не ветхие штопаные вещи, а платья поприличней, которые подгоняла под себя сама. Готовой одежды тут не продавали, все шилось своими руками и хорошие портнихи были нарасхват. Мне показали один раз, как идет раскрой, как шьется изделие и дальше я уже вполне самостоятельно могла орудовать иголкой, приходя только на примерку. Женщины закалывали лиф прямо на мне, а я дома доводила это до ума, привнося в шитье то, что знала. Получалось довольно интересно и вызывало любопытство местных кумушек. С женским обществом я держалась на расстоянии, не сплетничая и не приближая к себе никого в качестве подруги, что вызывало недоумение и обиды. Но постепенно все привыкли и к этой странности моего характера и в постоянных врагах у меня остались только Клодия и Ганс, а остальные мало-помалу переключились на другие события местного масштаба, гораздо более интересные, чем жена Фрица Хайгеля.
Но это было внешне, а внутренне... внутренне я больше не ощущала себя рабыней. Я могла свободно ходить по дому, куда хочу, делать что хочу и не надо было прятаться по углам от хозяина или приставаний фрау Альмы. Последняя, кстати, восприняла наш брак на редкость спокойно, без истерик и восклицаний типа что я должна быть благодарна им по гроб жизни за все. Придиралась и ворчала она по-прежнему, но теперь это звучало у нее совершенно безобидно и моментами чуть ли не весело. Ну надо поговорить человеку с кем-нибудь в доме, а я занята и не отвечаю, вот она так и развлекалась за моей спиной. На рынок за продуктами я приходила чаще всего одна, выбирала понравившееся, платила и благодарила за общение или помощь, чем повергала в изумление продавцов. О служанке, на которую можно было бы переложить самую тяжелую работу по дому, я даже не заикалась - вообще у меня иногда создавалось впечатление, что одной из причин такой неожиданной женитьбы Фрица на мне было упорное нежелание платить мне деньги, когда я еще была служанкой. Анекдот моего мира, который я со смехом напоминала Катьке в тот последний вечер, обернулся здесь истинной правдой.
Внутренняя свобода обернулась и свободой внешней - я перестала постоянно смотреть в пол, расправила плечи, не отводила взгляд, как часто делали даже именитые горожанки, а самое главное - перестала бояться всего вокруг и в первую очередь этого мира. На самом деле он не особенно отличался от моего родного, разве что отстал лет на пятьсот, да пошел немного по другому пути, но это был самый обыкновенный, человеческий мир, где не было никакой магии. Здесь, так же, как и у нас, рождались, жили, любили и умирали, ссорились и мирились, защищали свой дом и детей, уходили за ворота и возвращались назад. Страна называлась Тевтония, но состояла из множества небольших княжеств или герцогств, под протекторатом которых находились города и села. Наше герцогство было не слишком большим, судя по рассказам - столица с резиденцией его светлости герцога Вильгельма так и называлась Айзенштадт и гордо именовалась городом. Такие же города, только помельче, входили в состав земель числом то ли пять, то ли семь и несметное количество сел. Религия здесь была католицизмом в чистом виде, два собора в Варбурге были построены в мрачноватом готическом стиле и священники полностью ему соответствовали, постоянно напоминая в воскресных проповедях о вечной душе и бренном теле. Приходилось делать постное лицо и слушать этот бред, чтобы не навлечь на себя неудовольствие заместителей Бога на этой земле. Фриц в церкви почти всегда стоял с аналогичным выражением лица, только опустив глаза до земли и я внутренне хихикала, представляя, о чем он может думать в такие моменты.
Дома я скидывала надоевший чепец, распускала волосы и ходила в таком виде, зная, что ему это нравится. В общем-то он оказался не самым плохим человеком, с которым свела меня судьба и частенько, лежа в постели рядом с ним, я вспоминала причину моего появления здесь и запоздало удивлялась, почему это неведомым силам надо было забрасывать меня хрен знает куда, чтобы я получила свою просимую половинку. Фриц - мой суженый на всю жизнь? Странно, я полагала, что мы должны быть хотя бы из одного мира, а еще лучше - из одной страны, но... сделанного не воротишь и надо жить с тем, что получила. Еще всплывал закон Мерфи, который гласил, что если я получила не то, что хотела, то это было то, что я заслуживала...ну, или как-то так.
Фриц рассказывал о своей службе в армии герцога Айзенштадтского и я с большим интересом слушала его по вечерам, как участника многих событий. У него хватало военного опыта и сноровки даже сейчас, в мирный период жизни, а при необходимости почти все мужчины Варбурга могли взять в руки оружие и встать на стены города для его защиты. Но такие, как Фриц Хайгель, ценились особо и в городе их было не так много.
Пробежавшись через весь Варбург назад, я очень хорошо взбодрилась. Если бы не пресловутое общественное мнение, то я бы бегала целый день по улицам, лишь бы не сидеть дома. Но для этого надо было придумывать основательные предлоги, как, например, покупка щелока. Фриц решил, что мне тяжело носить большие кувшины и только поэтому я каждый раз бегаю к Шмайделю с таким маленьким, что и смотреть-то на него смешно. Он предлагал купить сразу полбочки щелока и не ходить в это вонючее царство, но я под разными предлогами уговорила его не делать этого, зато теперь у меня была прекрасная возможность ходить каждую неделю к кожевеннику, да еще не напрямик через ратушную площадь, а огибать дома по длинной дуге, выгадывая для себя лишние минуты наслаждения движением. Возвращаясь обратно, я задержалась немного на перекрестке, раздумывая, сокращать путь или нет, но солнце светило так приятно, что я все-таки повернула на длинную дорогу.
В доме было тихо. Фрау спала и я пошла заниматься стиркой, засучивая на ходу рукава. По трудозатратам стирка здесь сугубо мужской труд, но занимались ею, конечно же, женщины и я очень скоро научилась ловко отбивать вальком грязь, стараясь давить воспоминания, что где-то далеко есть стиральные машины-автоматы. Хуже было не стирать, а полоскать и отжимать, но у меня на правой руке уже давно были твердые мозоли, позволяющие не сдирать кожу, как это было поначалу.
Год и семь месяцев назад.
При очередной ревизии многочисленных закутков, я вытащила странную штуку, похожую на лук, только с деревянным прикладом и ручкой ворота на ней. Штуковина была тяжелая, по моим прикидкам, килограмм пять, и я вынесла ее на задний двор, чтобы обтереть и хорошенько рассмотреть. За этим занятием меня и застал Фриц.
- Ого, Марта, - радостно улыбнулся он, шлепнув меня пониже спины, - это где ты его нашла? А я и забыл, что он у меня остался после похода!
- Что это такое? - я покрутила ручку на деревянной балясине и через ворот, заскрипев, поползла железная рейка с пазами, зацепленная за странную веревку. Веревка натянулась, дзыкнула и лопнула, щелкнув мне по пальцам.
- Это арбалет, я его у монастырских отобрал, а они плохого оружия не держат. Гляди, - Фриц уверенной рукой крутанул еще раз ручку взад-вперед, - здесь ложе деревянное сделано, чтобы вес был меньше, а дуга - из стали, а не из композита. Сталь прочнее и гнется лучше. Порвалась жила только, уж сколько лет лежит без надобности.
- Ты стрелял из него? - я с интересом рассматривала незнакомое оружие.
- Было дело, - кивнул муж. - Вот тогда и отбивался от монастырских, когда ногу сломал. Все равно надо было держать проход, а с мечом там несподручно было, враз стрелами да болтами утыкают. Арбалет и пригодился, поработал против хозяев. Понравился, что ли?
- Никогда не видела такого, интересно стало. А что это за ручка на ложе? - я ткнула пальцем в круглый ворот.
- Взводят этой ручкой его. У лучников надо лук руками натягивать, а этому с детства учатся, не всякий хорошим лучником становится. - Фриц потер ржавчину на железной рейке с пазами пальцем и рассмотрел рыжее пятно. - Арбалет же натягивают не руками, а вот этим воротом, а эти зубцы, - он ткнул в пазы, - тянут тетиву. Это та веревка, которая лопнула, - пояснил он.
- Проржавел весь, - я тоже потерла железяку и заглянула вовнутрь воротка. - И там ржавчина.
- Да это ерунда, полдня работы да масла добавить и он будет как новый.
- А тетива из чего сделана? - обрывки болтались на разных концах дуги и я стала пилить ее кухонным ножом.
- Эта из жил, - Фриц пощупал грязную ссохшуюся веревку, потянул ее и согнул для пробы. - Еще тетиву делают из толстой веревки, но из жил лучше и прочнее. Дай сюда, твоим ножиком ее не распилить, я сам сниму старую.
Что тетива из жил будет прочнее, я знала не понаслышке. Как-то, зайдя в гости к одной девчонке, у которой отец был страстным охотником, я застала интереснейшую картину - вся семья сгрудилась у электромясорубки, рассматривая то, что намоталось на ее винт. Я присоединилась и мы со смехом разматывали по всей кухне вытянувшиеся в струнку жилы от лосятины, которую ее папаша привез накануне, а она поленилась обрезать перед тем, как совать в жерло мясорубки, и только занудный визг застопорившегося инструмента заставил сбежаться всю семью, а саму девчонку оторваться от наушников. Разрезать намотавшиеся жилы было невозможно...
- Это военный арбалет, видишь, дуга железная, дорогая. Арбалет вообще дорогое оружие, да здесь оно пока ни к чему было, вот я и бросил его, а фрау Альма упрятала его подальше. Бьет он хорошо, я видел, как болтом доспехи железные пробивают со ста шагов, а уж бездоспешных и дальше можно класть. Луки, оно, конечно, дальше стреляют, но у них другая беда - стрелы каждый сам для себя делает, а уж коли кончатся, то все пропало, прицельность пропадает. Но зато лучники быстрее тетиву спускают и пока из арбалета сделают два выстрела, то лучник успеет пятнадцать шмальнуть.
- Так каждый же вид оружия для своего боя подходит, и лук хорош и арбалет, коли в нужном месте да в нужное время ими пользуются. Ты же меч в руках держишь, но и от ножа не откажешься, верно? - оторваться от найденного арбалета было невозможно и я поглаживала его ладонью по ложу. - Нож можно метнуть да в ближнем бою он пригодится, а с мечом против меча пойдешь.
- Смотрю, ты прямо вцепилась в него, - засмеялся Фриц. - Может, ты раньше с ним умела управляться?
- Нет, я впервые его увидела, это точно. Смертельное оружие...
- Любое оружие смертельное, иначе оно и не нужно, - пожал плечами муж. - Ладно, сделаю тебе подарок, раз уж ты такая...
- Странная?- подсказала я.
- И странная тоже. Ты даже не спрашиваешь, что я тебе хочу подарить.
- А я буду ждать и пусть это будет неожиданно и радостно, потому что когда подарок известен заранее, то неинтересно.
- Вот как? Ну ладно, жди, - Фриц ушел, прихватив арбалет, а я занялась стиркой.
Закрутившись во дворе с надоевшим бельем, я запоздало вспомнила про фрау Альму. Что-то я давно к ней не заходила...может, ей надо чего? Лестница заскрипела под ногами и я просунулась в приоткрытую дверь. Фрау спала, раскрыв рот и это зрелище было настолько неприятным, что захотелось уйти отсюда куда угодно, да хоть в мастерскую к тому же Шмайделю. Постояв у притолоки, я все же собралась с духом. Фрау не виновата в своем состоянии, это просто больная женщина, которая находится в беспомощном состоянии и долг любого из нас - помочь ей достойно встретить свой конец. Осторожно дойдя до постели, я поправила ей одеяло и выглянула в окно, закрытое толстыми портьерами. Никогда не понимала местный люд - почему надо в прекрасную солнечную погоды прятаться в душных комнатах и запрещать проветривать помещения? Климат здесь был вполне приличный - никаких болот поблизости не наблюдалось, не было комаров и мошки. Не было холодных ночей летом, зима тоже была мягкой и недолгой, и не пробирала до костей жуткая леденящая влажность, к которой я привыкла дома. Ранняя весна быстро высушивала землю и чистое небо радовало взгляд гораздо чаще, чем дома. Может, все-таки открыть окно и проветрить?
Я еще раз подошла к постели. Фрау так и лежала с открытым ртом, только вот дыхания слышно не было. Безвольная сморщенная рука показалась ледяной и упала на кровать. Пока я ходила за щелоком, фрау Альма умерла. Мир праху ее.
Год и шесть с половиной месяцев назад.
Фриц позвал меня на задний двор, оторвав от увлекательнейшего мытья полов в доме, и торжественно показал тот самый арбалет, который я нашла, только вычищенный и смазанный. Железная дуга блестела, как зеркало, отполированная до блеска, круглый вороток крутился без всякого ржавого скрипа и даже внутри его не было рыжей ржавчины. Ручка у воротка тоже была смазана и самый ее конец, за который надо было браться, был гладким. Взявшись за нее, я ощутила эту гладкость, стертую до меня чьими-то жесткими ладонями и запоздалая мысль о тех, кого убивали из этого арбалета, промелькнула и пропала.
- Ну, как тебе мой подарок? - спросил Фриц, наблюдая за моей реакцией. - Тетиву сменили, ржавчину убрали, два пфеннинга отдал! - гордо сказал он.
Постоянное упоминание о затраченных на что-либо деньгах было само собой разумеющимся, так делали все, особенно, когда дарили какие-то подарки и поначалу меня это здорово царапало, но потом я научилась пропускать подобные замечания мимо ушей. Надо похвалить мужа, тогда он сделает вид, что это ему совершенно безразлично, а внутри будет надуваться от гордости и наверняка похвастается где-нибудь, как жена его любит.
- Ты молодец! - я поцеловала его в плохо побритую щетину. - Такие деньги потратил, чтобы восстановить его. А что, у нас уже бриться нечем в доме?
- Ах ты...- Фриц сделал вид, что рассердился, но я видела, как заблестели его глаза и по лицу пробежала довольная ухмылка. - Смотри, что я еще принес!
Он вынул из кожаного мешочка грубоватые железные палочки с острыми концами и показал их мне.
- Гляди, как это делается...- он вложил одну палочку в углубление на деревянном ложе, покрутил ручку ворота, прицелился, щелкнул ногтем и под низкий густой звук палочка сорвалась и вонзилась в деревянную стойку, подпирающую навес в углу. - Заметь, на какую глубину ушел болт в дерево, это тебе не композитный лук!
Болт, как он назвал эту палочку, действительно было не вытащить из балки, и Фриц сам раскачал ее не с первого раза.
- Это был выстрел вблизи, а латы он прошибет со ста шагов. Ну, хочешь попробовать?
Я осторожно взяла смертоносную игрушку, зацепила планкой тетиву и стал крутить ручку ворота, наблюдая за тем, как сгибается стальная дуга. Вложенный в паз болт вылетел с бешеной скоростью и впился в то же место, откуда Фриц вытащил его пятью минутами раньше.
- Смотри-ка, повезло тебе - не целилась, а попала в ту же точку, что и я, - удивленно подметил мужчина, похромав к балке.
Я вложила второй болт, прицелилась...и он впился в то же отверстие, уже порядком расшатанное от первоначального размера. Фриц обернулся и недоверчиво рассматривал третий болт, который ему предстояло вытащить.
- Марта, ты сколько времени прицеливалась?
- Пока не поймала на прицел ту точку. А что?
- Да ничего. Отойди-ка в дальний угол, вон туда, - он показал место, куда я должна была встать, а сам отошел к стене. - Бей!
Болт вошел не в само отверстие, а в паре сантиметров от него, что навело мужа на длительные размышления. Он промерил шагами расстояние от угла, откуда я стреляла последний раз до цели, подкинул на руке арбалет, взвешивая его, рассмотрел еще раз болты у себя в руках и начал что-то высчитывать на пальцах, присев на корточки. При этом он чертил болтом какую-то схему на земле, стирал ее и снова чертил, а я терпеливо ждала, пока он закончит свои труды. Поднявшись с земли, муж сунул болты в кожаный мешочек, взял арбалет и пошел в дом, ничего не говоря.
- Фриц, - окликнула я его, делая вид, что внимательно смотрю вслед. - По-моему, ты стал гораздо меньше хромать...
Он сделал вид, что ему все равно, но выпрямленная спина и развернутые плечи свидетельствовали об обратном. Заснуть в эту ночь мне удалось только после второй стражи...
Выйдя на улицу, я поймала сына соседа и велела ему найти Фрица. Как принято хоронить, я не знала, но скорее всего надо обмыть покойницу, обрядить ее в чистое и заказать гроб. Потом его отнесут в церковь святого Себастьяна, где патер Оскар прочитает отходную и все, кто ее знал, придут проститься со старой подругой. Кладбище Варбурга находилось за городской стеной и туда надо было пройти по дороге совсем немного, но для разленившихся горожан это было немыслимое расстояние. Я преодолевала его за полчаса от силы, а вот другие женщины, сходив туда и обратно, потом лежали целый день, охая и причитая. Из-за своей малоподвижности они становились одутловатыми и рыхлыми раньше времени, жалуясь на сердце или отеки. Потом начинались скандалы от плохого самочувствия, раздражение, сонливость днем, а это все только усугубляло их состояние. Ходили бы побольше, да работали, ворчала я про себя, но никого тут было не переубедить. Ну и ладно, это их жизнь.
Год и шесть месяцев назад.
Выходить за городские ворота днем можно было беспрепятственно и когда муж вывел меня за них, я долго брела, как пьяная, наслаждаясь прогулкой на природе. Спрашивать его о причинах столь странного поведения было бесполезно, изучив его характер, я уже знала, что сразу он ничего не будет говорить, отмалчиваясь и сопя, поэтому надо терпеливо ждать, когда мы придем на место. Плотный сверток у него за плечами раззадорил любопытство стражи, и они принялись с деланным весельем строить догадки о цели нашей вылазки с ним.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ