Рай для закалённых (СИ)

18. Оперативное вмешательство

Микаэль не поселился в моей палате, вопреки опасениям. Ему была выделена крошечная комнатка с узкой кроватью и умывальником в конце коридора. Там было таких около десятка, специально для родственников и близких находящихся на лечении пациентов. Он дважды приходил в день перед операцией, провел со мной несколько часов, рассказывая байки школьных лет о своих друзьях, и каждый раз уходил раньше, чем успевал надоесть.

Я пыталась рассмотреть в его лице и услышать в его голосе хоть какие-нибудь признаки влюбленности - те, которые в поведении Игоря заставляли меня таять от счастья - но не могла.

- Ты сравниваешь меня с Игорем, - заметив это, сказал Микаэль. - Зря. Мужчины не похожи друг на друга. Каждый любит по-своему.

Я хотела перевести неудобную тему в шутку, спросив, откуда он знает, как любят другие мужчины, но мне помешал зов Саши.

"Что с тобой случилось?"

Вот с чего он решил, что что-то случилось? Микаэль, поняв, что мысленный разговор будет долгим, в знак прощания коснулся моей руки и вышел из палаты.

"Перелом нескольких позвонков. Лежу в больнице, жду операции"

Вроде бы, готовый к неприятным новостям, Саша на несколько секунд замолчал.

"Как это случилось?"

Я рассказала. Не все, конечно.

"Какой прогноз?"

Я объяснила, заодно сообщив, что в "Новостях нашей медицины" есть или скоро появится более подробная информация.

"Я думаю, папе стоит об этом знать," - после нового молчания сказал брат.

"Зачем?" - раньше, чем успела сообразить, спросила я. Мне совсем не хотелось думать, что папа в курсе, и ему все равно.

"Не "зачем", а "почему", - раздраженно объяснил Саша. - Потому что он твой отец. Потому что это повод помириться!"

А еще - возможность выяснить, насколько ему на меня наплевать. Хочу ли я ее использовать? Нет.

"Я не буду его извещать. А если это сделает кто-то другой - не хочу знать об этом".

Саша опять помолчал. Он понял. И не мог поручиться за папину реакцию.

"Обещаю, что не скажу - у меня сейчас просто нет такой возможности. Нет связи. А ты держись".

Незнакомая девушка не обманула: меня действительно снимали. На видеокамеру я могла наткнуться внезапно, просто обернувшись, или она плавно въезжала в палату, пока со мной проводили всякие медицинские процедуры.

Видеокамера была первым, что я увидела, внезапно выйдя из наркоза. Она торчала прямо напротив меня, пялясь в лицо, а все остальное расплывалось перед глазами. У меня резко возникло ощущение, что я в невесомости. Сквозь туман донесся звуковой голос Леона и мысленный - Натэллы:

- Лора, только не волнуйся. Операция еще не закончилась. Мы склеили нервные отростки и теперь нам очень нужно убедиться, что все работает.

В следующую секунду я поняла, что стою, только под ногами нет опоры. Не падаю, потому что крепко прижата за плечи к какой-то мягкой стенке. Всю спину охватила жгучая саднящая боль. И как тут не волноваться...

Из тумана проступило лицо Леона в медицинской маске, над которой возбужденно блестели обтянутые тонкими веками глаза, а потом и все остальное: люди в светло-зеленых мешковатых комбинезонах, приборы с цветными трубками, мониторы на прозрачных стенах. Все мониторы показывали нечто жуткое, от чего инстинктивно поспешила отвести взгляд... Моя разрезанная спина. Кажется, я знаю, какими будут мои новые ночные кошмары.

- Попробуй пошевелить ногами, - попросил Леон.

Что? Страшно.

- Просто представь, будто ты это делаешь, - настойчиво посоветовала Натэлла.

Я попыталась. Никогда еще мои ноги не были объектом такого пристального интереса.

- Ага! - крикнул кто-то.

- Да ты ж мое сокровище, - глубоким вибрирующим голосом признался Леон.

- Работает, - шепотом подтвердила Натэлла. - Давай еще!

Ноги чувствовались почти так же, как раньше. Левая ощутила движение воздуха, когда поднялась правая, и наоборот.

- Отлично! - сказала Натэлла. - Очень больно?

- Да, - ответила я. - Но это ничего.

- У нас еще много работы. Уснешь или только спину обколоть?

Хоть мне по-прежнему было страшно, засыпать не хотелось. Все, кто собрался сейчас вокруг меня, были настолько довольны, настолько искренне счастливы, что пропускать даже минуту их праздника было жаль. Тем более, что причиной этого праздника оказалась я, а в последнее время мне редко доводилось вызывать у кого-то такие эмоции.

- Обколоть спину.

- Хорошо, - с веселым удивлением согласился Леон. - Чтобы не скучала, позовем твоего друга.

Через минуту спина перестала болеть, а еще через несколько я смогла смотреть на мониторы.

Пришел Микаэль. Он был одет так же, как врачи, в светло-зеленый мешковатый комбинезон, и, несомненно, был первым в истории человеком, не выглядевшим в такой одежде нелепо. Он пристроился рядом со мной на высоком стуле.

- Как ты? Не больно?

- Нет. И даже не страшно.

- Это здорово, хотя и неожиданно. Я собирался держать тебя за руку, гладить по голове и уговаривать не волноваться.

Кто-то из врачей хихикнул. Леон сказал громко:

- Да успеешь еще, у вас все впереди.

Поскольку голос Микаэля чуть-чуть дрожал, я предложила:

- Давай наоборот? Подставляй голову.

- Не-не, в другой раз! - запротестовала Натэлла. - Лора, на всякий случай не шевелись. Тут у нас... тонкая... ювелирная... работа...

Мониторы показывали, как узкие пинцеты медленно и точно складывали паззл из осколков позвонка. Это захватывало почти гипнотически, однако Натэлла быстро устала, и ее сменил кто-то другой. Постепенно напряжение вытеснило эйфорию - шутить перестали. Я оторвала взгляд от экрана и, насколько позволяло положение, огляделась. Микаэль смотрел на монитор, как зачарованный. Его идеальный профиль четко вырисовывался на фоне темной стеклянной стены, позволяя любоваться собой, сколько влезет.

Через некоторое время я убедилась в полной недоступности для понимания, почему и зачем он находится рядом со мной. Я могла сказать про него только одно - чужой. При воспоминании о его самоуверенном "давай поженимся" у меня внутри слово вырастали шипы. Он был из другого мира, не представлявшего никакого интереса, из жизни, которая казалась наказанием. Чтобы привыкнуть к нему, нужно было измениться гораздо сильнее, чем он предлагал - надо было вообще перестать быть собой, но мне это не за чем. Пусть несколько раз брошенная, я себе вполне нравилась - я шестнадцать лет становилась такой, как сейчас, и иногда это давалось нелегко. Иногда приходилось преодолевать инертность и лень, искать никак не проявлявшиеся способности и развивать их почти с нуля, приходилось исправлять поведенческие ошибки, мешавшие другим принимать меня такой - и я не желаю отменять все это. Наконец, именно такую меня спас Президент.

Надо сказать Микаэлю, что нам не нужно встречаться, что мы не поженимся. Прямо сейчас? Чтобы он встал и ушел? Да.

Вдруг он повернул ко мне лицо и посмотрел в глаза. Он все понял. Не давая возможности переключить внимание на что-то другое, он затянул меня в свою "тишину", которая внезапно стала уже не просто личным ментальным пространством, а пространством, наполненным чувствами, воплощенными в образы - динамичными, стремительно меняющимися, словно ветер, играющий с языками пламени. Его личный мир бушевал, готовясь к катастрофе. Для него было невозможно потерять меня.

"Я изменюсь! - с энергией, способной сдержать землетрясение, произнес он. - Я буду каким тебе удобно. Я смогу!"

В эти короткие слова Микаэль облек такую абсолютную, вселенскую покорность, что сомнений не осталось - я почему-то стала центром его мира, якорем его личности. Я не имела права обречь его на гибель, покинув этот мир.

Он удерживал мой взгляд, пока не убедился, что я сдалась, и лишь после этого отпустил, но положил ладонь на мою руку, будто боялся, что я от него убегу - хотя бы мысленно.

Я закрыла глаза. Кто ловчее поработал с моим мозгом во время этой операции, еще вопрос.