Ратибор. Ученик деревенского колдуна

Глава 1

Отец отработал в поле целый день. От изнурительной работы и тридцатиградусной жары под палящем солнцем его организм был истощен. Зная, что жена на сносях, он сегодня оставил Марфу дома. На сердце у Евдокима было не спокойно. Вроде не первые роды у жены, а всё же, что-то терзало его душу.

Евдоким торопился домой. Подходя к дому, он увидел около дома старшего из детей.

— Федька, че здесь делаешь?

— Мамка рожает. Бабка Лукерья выгнала из избы. Казала Богу молиться. Мамке худо. Вот я дожидаюсь, тебя батько.

— Понятно. А где все мальцы?

— Бабка Авдотья наша пришла и всех забрала. А мене казала тебя дожидаться. Вот я жду.

— Федька, молодец. А теперь беги малец до бабки своей. Я опосля за вами ворочусь. — Евдоким шлепнул любя Федьку, тот стремглав помчался к бабце.

Приоткрыв дверь в сенцы, отец семейства услышал крики жены. Марфа орала, но казалось, что нечеловеческим голосом. Что же такое происходит?

— Святы Боже, Святы крепи… — Евдоким начал усиленно молиться.

На его голос в сени выскочила помощница бабки Лукерьи, молодая девка Анька. Она помогала повитухе принимать роды. Бабка Лукерья становилась уже старенькой и постепенно передавала свой бесценный опыт. Годы уже брали своё. А Анька была дальней родственницей Лукерьи.

— Ты, че здесь? А ну пошёл отсель, бабка Лукерья казала никого не пущать.

Евдоким опешил, вышел во двор, сел на завалинку и нервно закурил. Неизвестно сколько было ещё ждать. Но деваться было не куда.

***

Драгомир сидел около дома и смотрел на чарующий закат. В руках старого ведьмака традиционно дымилась трубка. Сегодня было как-то не спокойно на душе. Нет, это не был посыл от Агния. Драгомир отпустил своего ученика. Тот был уже самостоятельным ведьмаком. Что-то же тогда происходило?!

Наконец пришло озарение. Он почувствовал глубокое удовлетворение и глубокую радость на душе. Неужели это свершилось опять?

— Значит, опять рождается, мой ведьмочек. Я найду тебя. Ты только держись. Я уже в пути.

Драгомир быстро засобирался в дорогу, на поиски нового ученика.

***

Уже стемнело. На небе загорелись первые звезды. Анька выскочила во двор. Она была вся взволнованная и растрепанная.

— Евдоким… Евдоким… — голос у девки срывался.

— Шо, шо стряслось, родила? — Евдокима от волнения, аж трясло.

— Быстрее, бабка Лукерья тя зовёт.

— Ша, поготь, уже бегу.

Когда Евдоким миновал сенницы и вошёл в избу, то здесь его уже поджидала повитуха. По её ошеломленным глазам он понял, что произошло, что-то страшное.

— Сядь на лавку.

Мужики покорно сел. Ноги у него и так сами подкашивались от страха. Боязно было за себя, за жинку и за неродившиеся дитя.

— Слушай мя внимательно и не перебивай. Сколько лет принимаю детей на свет Божий, а таки такого отродясь не видала. Страх Господний…

— Ну, говори же, не томи. Этак страшно.

— Родилось ди'тя, иди сам смотри кто.

У Евдокима к горлу поступил комок, ноги налились свинцом, сердце бешено колотилось в груди, гляди того выскочит. Превозмогая страх, он двинулся в сторону, где лежала Марфа. Та, отвернувшись к стенке, тихо всхлипывала, рядом с ней лежал младенец.

Повитуха поднесла над младенцем огарок свечи. На Евдокима смотрели яркие янтарные глаза младенца.

— Господи, кто это? — все что смог вымолить Евдоким.

Осмысленный взгляд младенца остановился на лице отца. В свете огарка свечи глаза младенца казались очень страшными. Трудно в них распознать человеческий взгляд. Ребёнок протянул свою маленькую ручку и улыбнулся. Евдоким показались эти глаза очень знакомыми. В голове пронеслась мысль: "Волчонок." Евдоким прикрыл рукой рот и выбежал во двор. Здесь он закричал от боли и заревел от безысходности.

Лукерья вышла из избы и присела к нему на завалинку.

— Мужайся. Не реви, ты же мужик. Слушай мя внимательно. Сейчас берёшь лошадь, запрягаешь её и везешь это отродье в лес. Пусть природа решит жить ди'тю или нет.

Делать нечего. Евдоким пошёл запрягать кобылу. Через мгновения он уже выехал со двора и направился в сторону леса. Сзади него, на кучке сена, лежал завернутый в старую тряпицу пищащий кулёк.

Когда Евдоким приехал в лес, то относить, далеко не стал. Положил младенца около поваленного дерева. В свете луны он последний раз посмотрел на младенца. Тот улыбался ему. Скупая мужская слеза скатилась по его щеке. Очень тяжело было брать грех на душу, но другого выхода у него просто не было. Сельчане не восприняли бы такого младенца. Их избу прокляли бы, и обходили бы всегда стороной, считая их колдунами. Житья у них больше не было бы. А так, просто скажут, что младенец умер при родах. Никто и не спросит лишнего.

Евдоким взял грех на душу: перекрестил младенца, прочитал молитву и, развернувшись, ушёл прочь.

Загрузка...