Рассвет

Глава 3

Ласка замерла в засаде, ожидая, когда мышка, высунувшая головку из своей укромной норки и поблескивая черными бусинками глаз, утратит осторожность. Добыча внимательно осматривалась и принюхивалась, чтобы вынырнув на поверхность, порыскать в окрестностях в поисках пищи.

Не почувствовав опасности, она собралась было выскользнуть наружу, вдруг сотрясение земли напугало ее и она метнулась обратно в спасительную глубину своей норки.

Ласка тоже юркнула в крону листвы, мелькнув буро-коричневым телом, расстроенная от потери долго выслеживаемой серой мыши.

Дивад, а это был стражник — «перволюд» с заставы, спрыгнул с коня. Он и не подозревал, что его внезапное появление изменило судьбы живых существ и спасло жизнь крохотной лесной мышке.

Сама застава стражников находилась в нескольких верстах от этого места, и Дивад повел коня за собой, намотав повод на руку. Он вел его так уверенно, что было понятно, что здесь, в этой чащобе, он был не первый раз.

Пройдя несколько сот шагов, он остановился у поваленного дерева, заросшего темно-зеленым мхом. Дивад развязал тесемки штанов и оросил струей дерево, похмыкал, сжевал горсть кислых ягод и в нетерпении огляделся по сторонам.

Он был на месте, указанным ему динатом, который сильно поторапливал его, иначе караван Сая Эрнана, несмотря на свою медлительность, мог уйти слишком далеко.

Подождав, он в расстроенных чувствах, хотел уже двинуться обратно на заставу, как громкий окрик заставил его вздрогнуть от внезапности:

— Стой, «синяк»!!! А то мигом стрелой в заднице сделаю тебе лишнюю дырку!

Дивад нисколько не испугался угроз и нетерпеливо крикнул:

— Веди к Рваному, не тяни кота за хвост! Надо поторопиться, дичь может уйти!

После этих слов из-за древа показался молодец, в лихо заломленной шапочке и одетый в выделанную крапивным красителем, темно-зеленую куртку. Его отчаянный, залихватский вид сорвиголовы несколько портили рваные на коленях штаны из грубой холстины.

В руках у него был длинный лук, с наложенной на тетиву стрелой. Дополняли его вооружение заткнутый за широкий кожаный пояс короткий топор и длинный загорский кинжал в ножнах, искусно окованный серебром.

Кинжал смотрелся чуждо на нем, клинок равнялся по стоимости хорошему коню из Великой Степи.

— Ого, да у тебя обновка! Все грабите богатых и раздаете бедным, а Локли?!

Разбойник рассмеялся неподдельным смехом, явив миру несколько потерянных зубов, выбитых в бою, или, что было более вероятно, в пьяной кабацкой драке.

Задыхаясь от душившего его смеха, он с трудом проговорил:

— Ну и уморил ты меня, Дивад! У богатых отби … бедным раздаем, ну ты как скажешь, как в лужу пернешь! У меня от смеха даже слезы выступили.

Локли принялся своей пятерней вытирать глаза. Немного отдышавшись после внезапного приступа смеха, он успокоился и, сам принялся торопить стражника.

— Ладно, Дивад, пошли быстрее. Рваный в лагере, там разберется с твоей весточкой.

Локли быстро повел «перволюда» по лесу. Диваду казалось, что варнак шел не глядя, словно чувствуя своими резвыми ногами едва заметные тропинки, протоптанные не человеком, а диким зверем.

Стражник, ведя коня на поводу и продираясь за Локли, получил, отогнутой им, веткой куста прямо по лицу. Не успевший увернуться от нее, он был зол на всех и выбравшийся на бивак разбойников, «перволюд» был явно не в лучшем расположении духа.

На поляне было разбросанно несколько огромных шалашей, сложенных из ветвей, между которыми суетились варнаки.

Кое-где дымились костры, на которых готовилась пища, подсыхала одежда или отсыревшая обувь. В лагере присутствовали несколько женщин, каждая из них была при деле, иначе лихие молодцы не держали их при себе. Да и ночью в шалашах с ними как-то веселее было.

Вислоусый укргур, с золотым кольцом в ухе, монотонно метал в дерево несколько ножей, лежавших у его ног. Судя по измочаленной коре несчастного дерева, он занимался этим занятием уже не первый день.

Десятка два варнаков играли в «козла». Эта нехитрая забава заключалась в том, что несколько разбойников по очереди разбежавшись, запрыгивали на своих, наклонившихся и упершихся друг в друга товарищей, образовывая кучу — малу, пока она не падала под своим весом.

Один из разбойников, запрыгнув, обрушил еле стоящих на ногах приятелей и все повалились, придавив парочку неудачников, оказавшихся в самом низу.

Локли с Дивадом, обошли расползающихся, с хохотом и стонами, наиболее пострадавших

варнаков с хохотом и стонами, приблизились к самой середине лагеря, где рядом с шалашами, возвышался таньшанский шатер с приоткрытым пологом.

Перед шатром располагалось место главаря разбойников, оно было оборудовано с притязанием на кое-какую роскошь. Рыжий — атаман с рваным ухом, которому он был обязан своей второй кличкой, лежал на кхандском ковре, брошенным прямо на землю, возле него суетилась смазливая девушка, подливавшая ему пиво в серебряный кубок из простого глиняного кувшина.

Увидев своего дозорного Локли со спутником, он с радостью узнал в нем посланца дината. Атаман нетерпеливо вскочил на ноги, приветствуя его. Он уже заждался известия о дозволенном набеге на торговый караван, суливший ему хорошую прибыль с грабежа.

Рваному приходилось делить награбленное с динатом, но тот тоже отваливал солидную долю своим старшим. Цепочка тянулась вплоть до стратега Синей Стражи Ларгуна, таковы были неписаные законы Раввены и не ему было дано, их менять.

Для Рыжего остальные караваны были безразличны, он имел дело только с теми, на которые его наводил динат. Извещал он его через своего связного Дивада, стражника — «перволюда», которому только и доверял в этом тайном деле.

В глубине души атаман глубоко презирал их, хотя прекрасно понимал, что без указаний дината, добыча была бы гораздо скромнее.

Динат давал отмашку ему и его лихим людишкам грабить только те караваны, на которые он давал добро. За это, он брал свою заранее оговоренную долю добычи.

Помимо наводки, динат стражников также организовывал чисто символическое преследование разбойников, показывая перед торговцами свое служебное рвение, правда, лишь в том случае, если кто-то из каравана потерпевших оставался жив.

Его стражники, обычно при прибытии на место разбоя, тоже маленько присваивали себе уцелевший товар, мотивируя это излишним риском во время погони за варнаками.

Всех это устраивало: грабителей, стражников, скупщиков краденого, стратега «синяков». Единственное, кого это не устраивало — это вечно недовольные чем-то караванщики, немало рисковавшие своей жизнью в пути. Но ведь кто-то должен был оставаться внакладе, почему бы и не купцам, надо же было кому-то и пострадать за общее дело.

Варнаки промышляли на трактах, питающих торговлей всю Раввенну, как артерии питали тело человека. Они как пиявки высасывали кровь из караванов купцов, обосновавшись вдоль торговых трактов.

Главное, было не ошибиться и не напасть на караван, принадлежавший Слуге Народа, иначе доходный промысел, устраивавший всех, кроме, разумеется, ограбленных торговцев, быстро пресекла бы Народная Гвардия, стоящая на страже интересов Слуг.

Все помнят случай с крупным отрядом удалых разбойников Юко Ходока, насчитывающий полтораста людишек, численностью в два раза больше, чем сейчас имелось у Рваного.

Ходок обирал самый лакомый кусок Раввенского торгового тракта. Они весьма успешно окучивали проходящие торговые караваны и, казалось, что им никто был не указ.

Как-то раз, они по оплошности ограбили торговый караван, принадлежащий Первому Слуге Народа, Стиушу Благородному.

Немедленно на этот внушительный отрезок тракта была пригнана Таксиархия Народной гвардии, из самой столицы.

«Красноперые» мигом перекрыли Великий Раввенский торговый тракт на полсотни верст, по обе стороны от места, предполагаемого сосредоточения банды Ходока.

По всей его протяженности патрулировали отряды гвардейцев, когда это не дало результатов в поисках, им были приданы дополнительные силы.

С вечно воющего с Равенной Синегорья, была отозвана из состава «миротворцев»- Таксиархия горной пехоты. «Горняки» за время боевых действий с горными и равнинными кланами, хорошо научилась воевать не только в горных, но и в лесных массивах.

Оттуда же была прислана сотня «зеленых теней», забросив на время поиски одного из самых талантливых вождей, восставших синегорцев Дар-эр-Века.

«Зеленым теням» было поставлена задача, найти убежище потерявшего всякую совесть и обнаглевшего главаря банды варнаков, Юко Ходока.

Совместными усилиями «красноперых», «горняков» и «зеленых», отряд разбойников был обнаружен и взят в кольцо. Люди Юко знали, что им пощады ждать не придется и сопротивлялись с яростью загнанных зверей.

«Зеленые» и «горняки», вышедшие из боя, рассказывали, что даже у них, в бунтующем Синегорье не было такой ожесточенной сечи.

Выживших в схватке и попавших в плен варнаков развесили вдоль всего тракта, подцепив их за ребра на крюки. Сделано было в назидание всем остальным разбойникам, чтобы им неповадно было нападать на караваны, принадлежащие Слугам Народа.

К немалому удивлению Юко Ходока, в отличие от его людей, висевших как спелые груши на деревьях, главаря оставили в живых. Это было то ли с целью поучения, то ли с надеждой, что он выдаст, где прячет несметные богатства, якобы награбленные им и упрятанные в недрах Раввены.

Самого главаря отправили на шахту добычи соли, где заключенные загибались, не видя лучей Солнца. Его же поставили выдавать снаряжение узникам, что оценивалось, как отсрочка от неминуемой гибели, по сравнению с соляной шахтой.

Заодно были уничтожено еще полтора десятка разношерстных разбойничьих отрядов: от ватаги из двух десятков человек Ары Горбатого, до сотни варнаков Сахи Черного.

После этого на Великом Раввенском тракте установилась тишь, да гладь.

Торговые караваны купцов безбоязненно везли свои товары. Торговцы, не имеющие прямых связей к Слугам Народа, стали получать прибыль вровень с принадлежащими Слугам караванами.

Постепенно прибыль стала выравниваться, что не могло понравиться, теряющими ее часть, ранее пользующимися неприкосновенностью, Слугам Народа. Ими были приняты незамедлительные меры по восстановлению старых порядков.

Таксиархию «красноперых» отозвали обратно в столицу, «горняки» и «зеленые тени» вернулись в Синегорье еще раньше, сразу же после поимки Юко Ходока.

На освобожденных заставах, прежде занятые, а теперь оставленные «красноперыми павлинами», вернулись старые хозяева, Корпус Синей Стражи.

С молчаливого согласия Слуг Народа все вернулось на круги своя. Появившиеся вдруг, разбойничьи шайки стали вновь нападать на караваны, как и прежде, не забывая отстегивать положенную долю, кому следует.

Прежний порядок вещей гораздо больше устраивал Слуг. Преподав жестокий урок чересчур забывчивым и, напомнив им, кто здесь настоящий хозяин, они восстановили прежний порядок вещей.

Рваный, главарь разбойничьей банды — Рыжий, вняв уроку, не старался прыгнуть выше головы. Благодаря своей хитрости и осторожности, он давно уже имел солидный счет в банке Мориты и мог бы уже давно завязать с нелегальным разбойным промыслом. Но постоянная погоня за прибылью и азарт предстоящей схватки- притягивали его к этому недостойному ремеслу.

Когда это ему надоедало, или наступала дождливая промозглая зима — он ненадолго возвращался отдохнуть в Мориту. У него в окрестностях столицы имелся свой особняк, в селении Соловьи, где он вел светскую жизнь среди приемов и званых вечеров, представляя собой образец законопослушного гражданина свободной Раввены.

Все остальное время он бывал здесь, в лесу, рядом с Великим торговым трактом, дававшим ему возможность грабить караваны, не слишком опасаясь.

Никто, из видящих его в столице, не узнал бы в рыжем, взлохмаченном разбойнике, с коротким мечом в потертых ножнах, висящем на поясе, одного из самых уважаемых людей в среде столичной знати.

После устранения Юко Ходока, он остался одним из самых известных предводителей многочисленных разбойничьих отрядов и считался самым удачливым атаманом лихих людишек.

Рваный радостно хлопнул Дивада по плечу и усадил его рядом с собой. Он даже придвинул поближе к «синяку» валик, чтобы тот к нему прислонился и ему было удобнее сидеть. Атаман уже был в предвкушении предстоящего риска, азарта схватки и наживы. Девушка проворно налила в кружку пива и протянула ее Диваду.

«Перволюд» припал к кружке, одобрительно покосился на чуть приоткрытые груди девушки и выпил добрую половину пива, делая вид, что не обращает внимания на нетерпение атамана.

Локли стоял рядом с ними, ожидая, когда и ему предложат пива и не собирался никуда уходить.

Рваный сурово глянул на Локли, примостившегося было рядом с ними, и буркнул ему:

— Иди на место, Локли, если понадобишься, кликну тебя!

Локли с недовольным видом встал и, отходя в сторону, проворчал себе под нос, но так, чтобы его услышал Рыжий:

— Все секреты у них, все секреты. А если чего, так Локли подстрели того купца в ляжку, чтобы не убег.

Атаман сделал вид, что не услышал его недовольного ворчания, такого стрелка из лука, как Локли следовало ценить и беречь, словно свою зеницу ока.

Понятливая девушка уже отошла в сторонку, чтобы подсобить своей кареглазой подруге. Они вместе стали укладывать в коптильню, на ольховых веточках, крупные порезанные ломти оленины, шушукаясь между собой. Предстоящий налет и им сулил кое-чего, после удачной схватки неизменно следовало разгульное гульбище. Опьяненные победой и хмельными напитками, варнаки осыпали своих подстилок богатыми дарами, чем те нимало не теряясь, пользовались.

— Ну что там, есть наводка от дината — порывисто спросил Рваный, дождавшись, когда они остались наедине и можно было не опасаться излишних ушей.

— Да, динат велел передать тебе, что караван Сая Эрнана можно будет брать.

Рваный сразу потерял весь свой энтузиазм:

— Эдак сколько я своих ребятишек положу. Сай Эрнан — тертый калач и его охрана с ним уже давно ходит, моим орлам ни в чем не уступит. Они не дадут его в обиду, ты же помнишь, на его караван было уже два неудавшихся налета. Во втором наскоке на них, они полностью уничтожили синегорцев Иль-эн-жина.

Дивад успокоил атамана, вглядываясь на дно своей опустевшей кружки:

— Динат велел передать, ему нужен только груз с хвоста каравана. Он находится в повозке, с намалеванным на ней лысым кабаном. Оттуда ему нужно лишь два ящика из желтого дерева, находящихся в этой повозке. Всю остальную добычу — можете оставить себе.

Рыжий, почувствовав подвох, с сомнением в голосе произнес:

— Сколько же я людей потеряю, ради одной — двух повозок? Овчинка выделки не стоит.

Что ценного может быть в этих ящиках, за что моим ребятам свою задницу придется подставлять? — возразил Рваный.

— Да я сам не знаю, что там, но эти ящики доля дината — отрезал Дивад, видя колебания атамана

— Но он еще велел передать, следующие два каравана будут целиком твои, без его законной доли — выложил Дивад последний козырь, проявляя ростовщическую жилку, свойственную всем «первым».

— Вот это другое дело — тотчас обрадовался Рваный, пай дината обычно составлял добрую половину награбленного с налета. С двух захваченных торговых караванов его прибыль будет просто огромная, даже не смотря на возможную гибель десятка-другого его людей, их дружки — варнаки только рады этому будут, им же больше достанется.

Рваный оглянулся по сторонам и крикнул своему помощнику, который был его правой рукой:

— Эй, Топор! Собирай народец! Хватит гулять, на дело идем.

Один из разбойников, сухощавый и жилистый, в черной с блестками шелковой длинной тунике и штанах, украшенных красной и синей вышивкой, бросил полировать свой меч и подошел к ним. Этот варнак был большой любитель пофорсить. Одежда на нем была кхандской, видимо снятая с какого-то неудачливого купца.

— Э, вот это дело, а то засиделись ребятушки, силушку-то молодецкую девать им некуда. Всех берем на дело, Рваный? — деловито осведомился он у Рыжего.

— Да, дело предстоит тяжелое, будем брать караван Сая Эрнана. Бери всех и прихвати еще ватагу Хомута, у него десятка два, они уже давно прибиться хотят к кому-либо, а то все по мелочи промышляют. Нам они в самый раз будут, у меня задумка есть, как их использовать.

Топор присвистнул, созывая разбойников, вложил меч в ножны и бросился к шалашам, чтобы поторопить особо нерадивых ребятушек.

— Ну, прям лихой разбойник из старинных сказаний, ему не хватает только сивки-бурки — пробормотал себе под нос Дивад.

Рыжий оскалился:

— Да нет, он бывший кентарх легиона «Таньшань», в котором солдатами была добрая половина раввенцев. Когда Империя рухнула, в этой провинции вырезали всех раввенцев, проживающих там и провозгласили эмират.

Из раввенцев именного легиона на родину пробились сотни три, а они здесь никому не нужны оказались, вот он и… — рассеянно ответил атаман, думая о предстоящем налете.

Постепенно у Рваного в голове начал вырисоваться замысел нападения. Он, обводя указательным пальцем по узорам ковра, размышлял вслух:

— Атаковать лучше всего на тракте, сразу за Вертлявым поворотом. Дорога лучше, туры пойдут быстрее, тут они и растянутся.

Когда большая часть каравана перейдет реку, мы нападем на его хвост! А на голову каравана, пусть нападет Хомут со своими, они отвлекут часть резерва, пока мы хвост терзать будем! Может, кто жив из них и останется, потом возьмем к себе!

Топор уже собрал молодцов. Подойдя к Рваному, и по армейской привычке доложил ему о готовности к выступлению.

Выслушав задумку налета он, поглаживая рукоять меча, глянул на Рыжего и заметил:

— Да, потери будут немалые, вояки у этого торгаша хорошие. Синегорец Иль — Эн — Жин в схватке с ними потерял свою башку. Караванщики за нее еще и награду получили в Морите.

— Ладно, не зуди Топор, все будет хорошо!

Собравшиеся разбойники, оживленно между собой переговаривались, проверяя свое оружие и, ожидая выступления отряда. Они были в ожидании рубки и хорошей добычи, зажравшихся купцов.

Все варнаки были бездоспешные, только некоторые из них надели доспехи, сделанные из крепкой кожи, но большинство разбойников предусмотрительно надели шлемы.

Банде требовалась высокая подвижность, в случае неудачного нападения на караван им следовало быстро скрыться, чтобы оторваться от преследователей.

Более тяжелые доспехи только излишне утяжеляли разбойников, им же требовалось больше легкости для передвижения по густому лесу. Лишь Рваный облачился в чешуйчатый панцирь, подчеркивающий его статус главаря отряда.

Через некоторое время, к ним присоединилась ватага Хомута, состоящая из двух десятков человек. Сам Хомут, верзила, на голову возвышался над своими людьми, держа в руках обоюдоострую секиру.

Дивад настороженно посмотрел на них, меньше всего ему хотелось, чтобы его там знали как связного дината «синяков». Он осведомился у Рыжего:

— А кто они?

— Да стратиоты — дезертиры, крестьян немного. Они помогают нам или соседним отрядам при нападениях на караваны, если там охрана слишком сильна.

Не боись, тебя никто не знает. Даже из моих людей, тебя знают человека два-три, не более того.

Отряд Рваного, с примкнувшей к ней ватагой, Хомута выглядел внушительно и угрожающе.

Тертые жизнью ребята, они были в предвкушении схватки, из которой, кое-кто из них мог и не вернуться.

Запал перед предыдущим боем и будущей добычей уже читался в их глазах.

Вот это силища, ее бы да на мирные цели, отчего-то подумалось Рваному. Да нет, в нынешней Раввене легче украсть или ограбить кого-то. Главное, после удачного дела было поделиться с «синяками», «красноперыми» или Слугами, чтобы они были в доле, тогда все будет в полном поряде.

Рваный с удивлением отогнал от себя невесть откуда взявшиеся дурные мысли. Прибыль от последующих двух караванов, отданных ему на откуп, была бы просто сказочной для него и его людей. Он бы все хавал в одну репу, не делясь с динатом. Лишь бы сегодняшний налет прошел гладко и без больших потерь.

Дивад оторвал от мысленных подсчетов будущей прибыли, поддев его:

— Вот ведь лбы здоровые, правильно Слуги Народа говорят — что на шахтах и лесоповалах, народа то не хватает! Надо ужесточить меры наказания для людей преступивших закон — пафосно добавил Дивад, явно цитируя речь какого-то Слуги, прибыль которого точно зависела от соляных шахт или торговли лесом.

— Да вам «синякам», лишь бы народ засадить, — буркнул Рыжий — вы уже за одно только соседство со Слугой, готовы упечь его на всякий случай. Вдруг сосед чего замыслил: сливы спереть или его петух по утрам Слугу Народа слишком рано будит, отдыхающего после трудов праведных.

Дивад на эту шутку лишь хохотнул:

— Все вы рыжие, себе на уме, Солнцем меченые!

— Вот я, например, не знаю, почему народ во всех бедах обвиняет рыжих? — невесело сказал Рваный имея в виду явную неприязнь раввенского народа к рыжим. С ненавистью народа к рыжим, могла сравниться только ненависть этого же народа к «перволюдам».

Увидев ехидную ухмылку Дивада, Рыжий вспылил:

— Если рыжий, значит вор и грабитель! Это заблуждение темного народа и не подтверждено никакими логическими доводами. Цвет волос не подтверждает тягу их носителя к грабежу и воровству.

А вот «первые»- это носители обмана и жульничества! Это знают все и, не требует доказательств.

Дивад, обидевшись за свой народ, первым озаримым Солнцем, как утверждала их святая книга Тамуд, с вспыльчивостью, свойственным «первым», указал пальцем на него:

— Но в вашем случае, заблуждение темного народа имеет очевидное доказательство!

Разбойники уже почти все собрались и вооружились, издали наблюдали за научным спором, не решаясь прервать своего атамана.

Рыжий, геройски подавив желание прирезать Дивада на месте, оглянулся на своих людей и, вспомнив поговорку — Дело есть дело, примиряющее сказал Диваду:

— Ну ладно, закончим этот бесполезный разговор, пора приниматься за труды наши тяжкие!

Они быстро выдвинулись с лагеря и скрылись среди густого леса.

Через некоторое время в покинутом лагере остались только женщины и двое оставленных раненых, выздоравливающих разбойников для его охраны, с завистью смотревших им вслед.

Макав сел на траву и, вытянув ноги положил их на лежавший на земле сук. Умаявшиеся от ходьбы ноги с непривычки затекли и требовали отдыха.

Он сильно срезал по лесу изгиб Раввенского торгового тракта. Времени хватало, все равно караван Сая Эрнана еще задержится для проверки на заставе «синяков», этим всегда надо было взять свою мзду.

Ему можно было даже теперь не торопиться. Он даже усмехнулся над произошедшим сегодня утром событием. Будет о чем позже вспомнить, сидя вечером на привале, перед костром с искрящимся языками огня.

Ребята конечно злы на него, ну так уж получилось. Дозорные, обычно подстрелив добычу, снимали шкуру и оставляли возле его кухни, ему же некогда было возиться со снятием шкуры. Свежее парное мяско ведь всегда получше будет.

Ну, получилась несуразица, с кем ведь такого не бывает.

Он сам начинал когда-то охранником торгового каравана Сая Эрнана и сходил несколько раз в дальний путь, сидя рядом с ездовым, держа в руках взведенный арбалет. По прибытии торгового каравана в империю Кханд, они растекались по увеселительным местным заведениям, оставив при Сае Эрнане несколько человек для символической охраны.

В Кханде, об сохранности завозимого товара, можно было не беспокоиться. Император Шынчис Поднебесный сумел навести порядок железной рукой. Нарушители закона показательно умирали на Площади Казней в течение несколько дней. Кто-то из них сидел на колу или висел в железной клетке без воды и питья, пока не умирал от истощения и обезвоживания.

В Империи серьезно подходили к искусству казни, даже злейшие соседи Раввены, укргуры, не были столь жестоки, по сравнению с желтокожими кхандцми.

Везло лишь тем, у кого обривали голову- это был знак символической казни, якобы обезглавив их. Этих счастливчиков, одетых в красную одежду и с железными ошейниками, посылали в штрафные части армии Кханда, где их бросали в самые опасные места.

Это было очень безжалостно к людям, преступившим закон, но зато можно было быть спокойным за свой товар и свою жизнь в пределах Империи Кханда, и им следовало опасаться лишь таких же торговцев, как и они. «Темным», так называли в Кханде местный Корпус Синей Стражи, не было никакого дела до выяснения спорных взаимоотношений западных варваров между собой.

Вот и предыдущий кашевар был зарезан в драке караванщиков Эрнана с «лошадниками», пригнавших из Великой Степи табун лошадей для Армии Кханда.

Они сцепились с ними в «доме утешения для уставших путников». Укргуры не пожелали уступить очередь поганым моритцам к «дарящим утеху», так называли местных гулящих девок.

Никто ранее посетивших их, не мог потом забыть эти дивные создания женской красоты и очарования.

Раввенцы, изголодавшие по женской ласке, обозлились на «лошадников» и понеслось. Да, славная была драка, здорово намяли бока укргурам, да и сами они тоже получили хорошо.

Но поле боя осталось за ними, с криками: — Раввена, Раввена — они вышвырнули укргуров из «дома утешения».

Лишь после драки, они заметили, что у кашевара было несильно проколото брюхо, сначала вроде было все нормально, затем ему стало хуже.

Как сказал вызванный «целитель тела» — кхандский лекарь, кашевар умер от внутреннего кровоизлияния в печени.

Вот и пришлось тогда ему, поневоле, заменить прежнего кухаря, ничего, вроде втянулся. При прибытии каравана в Раввену, все караванщики решили, чтобы он остался на месте кашевара, видимо в нем ютился скрытый талант.

Он встал, поднял мешок и хотел продолжить путь, как вдруг услышал обрывки чьего-то разговора, донесшегося до него издали. Макав резко нагнулся, юркнул вперед, быстро сделал два шага и упал в выбоину между корнями, укрытую листьями папоротника, стараясь не задеть или примять их, чтобы не выдать свое укрытие.

Все-таки он не растерял свои навыки, стоя возле котла с кипящей похлебкой — похвалил он себя, уткнувшись носом в землю и глядя на красного муравья, упрямо волокущего веточку, в несколько раз больше себя.

Интересно, как это у него получается и не надорвется ведь, хорошо быть таким маленьким: спрятался и никто тебя, не достанет поневоле позавидовал он муравью.

Тихий голос, изредка прерываемый хрустом сломанной сухой ветки под чьими- то ногами, становился все ближе.

Он не знал, кто мог бродить в лесу неподалеку от торгового тракта и не хотел знать, и затаился от греха подальше, стараясь даже не дыхнуть лишний раз. Может, ему и не стоило беспокоиться, слишком велика вероятность, что это бортник в лесу собирал свой мед или собиратель редких трав, старается для целителей или ватага лесорубов, или охотников, но лишняя предосторожность никогда не помешает.

До него донесся сиплый голос, спрашивающий своего спутника:

— Хомут, а чего это нас Рыжий прихватил с собой? Ты же знаешь, легче гиене поверить, чем этому с рваным ухом, недаром они с гиеной одного цвета. Солнце их пометило обоих не зря ведь.

— Ноздря, ну ты сам посуди. Сай Эрнан матерый зверь и без соли его не прожуешь, вот Рваный к нам и обратился.

— Ну конечно, охрана Эрнана сильна, с ним связываться — себе дороже. Хомут, оно нам надо? Рыжий- то подставить ведь может запросто.

— Сам знаю. Наверняка, для Рваного это лакомый кус, если он нас в долю взял. За это и рискуем, после этого дела, Рыжий пообещал нас под свое крыло взять.

Слава Солнцу озарившему нас, хватит быть нам на побегушках. С Рыжим завсегда при деле будем, у него же нюх на навар. Нападем на караван Эрнана и мы завсегда будем в полном поряде.

Последние слова раздались уже возле укрытия повара. Он лежал тихо, как врасплох застигнутый возлюбленный, спрятавшийся под супружеским ложем, при внезапном возвращении невесть откуда взявшегося мужа.

Он попытался замереть еще больше, притворившись папоротниковым жителем, обитавшим здесь вечно, еще до возникновения человечества под этим миром, озаряемым Солнцем.

Скосив глаза в сторону, он краем глаза увидел вереницу людей, ступающих друг другу в след. Возглавлял их верзила, видимо главарь.

Ты и есть наверное Хомут, подумал про себя Макав и посильнее вжался в землю, затаив даже дыхание на всякий случай.

Хотя и некоторые из них были с топорами, никто в здравом уме не принял бы их за ватагу лесорубов. Какие у них гнусные рожи — вылитые бандиты.

Когда же «лесорубы» прошли, он все еще лежал, стараясь унять быстро стучащее сердце, как у зайца.

Ему надо срочно предупредить Сая Эрнана о готовящемся нападении на караван. Про Рваного он слышал, эта рыжая гиена, та еще сволочь. Многие про него слыхивали, жаль только ничего хорошего, только плохое — выживших после его налета оставалось мало.

Макав встал и стряхнул с себя облепивших его муравьев. Только сейчас он заметил, что все это время он пролежал на муравьиной тропе и от страха даже не чувствовал укусов насекомых.

Почесывая покусанные места, он быстро пошел в сторону торгового тракта, не забывая об осторожности, то и дело, оглядываясь по сторонам и чутко прислушиваясь. В невидимой для него засаде, мог сидеть и дикий кот, по-прежнему оставалась опасность наткнуться на разбойников.

Ближе к тракту следовало опасаться и стай гигантских гиен, любящих более открытые пространства, чем дремучий лес.

Он должен успеть упредить ребят, должен.