Волк С Тысячей Морд был отличным игроком. Но я-то у него выиграл! Ну, можно сказать, выиграл…
2015 г.
Снова наступал вечер, и Волк С Тысячею Морд опять нагонял меня.
Я уже слышал этот топот, от которого дрожала трава и умолкали смущённые птицы. Он мчался за мною, перепрыгивая реки и прошивая стрелою леса.
Я решил не гнать Коня, чтобы Волк С Тысячею Морд догнал меня засветло.
В долине меж зелёных холмов, именуемой Эллен-трэй, он меня и настиг.
Он забежал наперёд, и мы остановились.
— Стой, тебе не проехать дальше! — заявил он, ссаживая со спины Фолма и Макхама. У Макхама развязалась шнуровка на сапоге, и он в ней запутался. Я удивлялся, как он поутру находит край у кровати, чтобы с неё встать. Я сказал ему об этом, и он окрысился, показывая длинные и тонкие, как иглы, зубы. Их я уже видел раньше.
— Перестань, в конце концов, смеяться над моими людьми! — оскорбился Волк С Тысячею Морд. — Ты, между прочим, ничем не лучше их, да к тому же воришка! — Где ты здесь заметил людей? — спросил я, озираясь по сторонам. Голубые и розовые мотыльки порхали над травами, не решаясь сесть на дрожащие ещё стебли. — Отдай мне моё! — рявкнул он и бросился вперёд. Но стальная бабочка, что я выпустил из руки, села ему на нос и укусила его ядовитой иглою. Он умер в прыжке, и, когда рухнул на траву, она запылала под его телом.
— Ну вот, опять он умер, — сказал я Фолму и Макхаму. Они не осмелились заступить мне путь, и я погнал Коня дальше, зная, что у меня снова появилось время, теперь уже до полуночи.
«Сие Волк С Тысячею Морд, — сказано в книге, — и число ему — тысяча».
Я поправил цепь, которую мне так и не пришлось размотать, и дальше гнал Коня на пределе.
Кругом были зелёные холмы, только над головой — алое закатное небо. Мой светлый конь тоже казался красным, а узоры на его шкуре, днём тёмносиние, теперь выглядели угольными рисунками.
— Потерпи, Конь, — сказал я ему. — Когда мы доберёмся до Поля Вод, я дам тебе отдохнуть.
Я звал его просто Конём, ибо его создатель не озаботился такой мелочью, как дать ему имя, а никто другой сделать это был не вправе; даже я.
Мы скакали уже сутки, с того времени, как я выжулил у Волка С Тысячею Морд его сокровище. Он не сразу бросился в погоню, а то мне было бы не уйти. Два раза он уже догнал нас, на рассвете и в час зенита. Первый раз он был очень удивлён, когда стальная змея, что я выпустил из мешка, скользнула к нему в траве и убила его. Волк С Тысячею Морд двигался куда быстрее моего Коня, но это здорово задержало его. Во второй раз я отделался от него, выпустив стальную мышь, которую, правда, Фолм чуть не разрубил мечом. Вот теперь это повторилось снова, и до полуночи я мог его не ждать.
Мы летели во весь опор, ноги коня слились в сверкающие полосы; первые звёзды на небе, как обычно, сложились в знакомое имя; потом взошла луна, и в ее свете Конь снова обрёл свои настоящие цвета: серебристо-белый с тёмно-синими спиралями узоров. Луна же в эту ночь была огромной и странной; видно, где-то неподалёку творилось колдовство.
Мы проехали земли Тарамиска, Нижней Дельвии и Поймута. Дельвийские эльфы, нервничая, с криками бросались прочь от моего коня, горстями выскакивая из-под копыт. Большой чёрный ворон какое-то время летел за нами, выкрикивая всякие слова; белые цветы в заводях Поймута провожали нас, поворачивая вслед пышные соцветия; у Левой горы Вечный Повешенный приветливо помахал нам рукой из своей петли; я улыбнулся и помахал ему в ответ, когда мы пролетали мимо.
Постепенно луна поднималась всё выше, и странные знаки наконец исчезли с неё, так что стало светлее. Полночь застала нас в безмолвных лесах Кератаса. На широкой лесной дороге, откуда ветер вымел все палые листья, я снова услыхал поступь Волка С Тысячею Морд. На этот раз я не придерживал Коня, пытаясь выиграть время.
Он догнал меня быстро, пролетел мимо — его халат развевался на ветру — и развернулся мордой ко мне так резво, что его даже занесло. Мой Конь встал на дыбы. Я на всякий случай ослабил обмотанную вокруг руки цепь, а вторую руку запустил в мешок, откуда ранее извлёк змею, мышь и бабочку. Честно говоря, на мешок у меня было больше надежды, чем на цепь.
Волк С Тысячею Морд остановился, и Фолм с Макхамом спрыгнули на землю. Они явно были злы. Фолм вытащил меч, лезвие которого появлялось, лишь когда он держал его в руках; так он носил на поясе лишь рукоять. Макхам, доигравшийся в своё время с магией до того, что начал терять человеческий облик, хотел произнести какое-то заклинание, но, по обыкновению, прикусил язык. Ума не приложу, зачем Волк С Тысячею Морд его с собой таскает.
— Ты не уйдёшь далеко, даже если у тебя в запасе есть ещё фокусы, — хрипло сказал Волк С Тысячею Морд. — Я уже разослал почтовых птиц; тебя задержат. Впереди по дороге много кто должен мне за проигрыш в карты!
— Недоумки, которые умудрились проиграть даже тебе, вряд ли сообразят, с какого краю сесть на лошадь, — сказал я. Нарочно, конечно — Волк С Тысячею Морд был отличным игроком. Но я-то, можно сказать, у него выиграл.
Волк С Тысячею Морд какое-то время стоял молча. Сейчас у него была одна башка, только морды постоянно менялись, словно на болванку волчьей головы проецировали «волшебным фонарём» лики разных волков.
Потом он сказал:
— Ты ведь выиграл у меня нечестно. Ты жульничал.
— Но ведь ты тоже жульничал! — отвечал я, тихонько шаря в мешке.
— Но ты жульничал ПО-ДРУГОМУ! У тебя была ДРУГАЯ тактика! — Волк С Тысячею Морд побелел от возмущения. Он орал и брызгал слюной:
— Кто тебе не давал жульничать в том же ключе, что и я?! Я бы и слова не сказал! Это было бы ЧЕСТНО!!! А ты сделал НЕЧЕСТНО!!!
Я вытащил руку из мешка, и стальная птица с клювом, полным яда, порхнула к нему.
Фолм взмахнул своим громадным палашом и припечатал мою птицу к земле. Пружинки и шестерёнки рассыпались в ядовитой лужице.
Волк С Тысячею Морд замолчал и посмотрел на птицу, приподняв переднюю лапу. Какое-то время он стоял так, а потом нахмурил лоб и поинтересовался:
— А кто делает все эти штучки, скажи на милость?
Я с досадой отмахнулся:
— Кузнец Логин из Тембло. Он ковал их специально под мой заказ.
Я мог назвать имя кузнеца, абсолютно не беспокоясь о его безопасности. Я знал, что Волк С Тысячею Морд никогда зря не подставит свою жизнь под удар.
И впрямь, он отошёл от птицы и задумчиво промолвил:
— Спасибо, что сказал. Буду обходить десятой дорогой двор кузнеца Логина, если меня занесёт в это чёртово Тембло. Взять его, ребята.
Фолм и Макхам рванулись вперёд, и я взмахнул своей боевой цепью. Фолм перекатился через лопатки, а Макхам, как обычно, замешкался. И шипованный шар на конце моей цепи раздробил ему голову.
Фолм замахнулся мечом, но я стегнул цепью ещё раз, и её кончик, обвившись вокруг рукояти, вырвал оружие из его рук. Клинок моментально исчез, рукоять я отбросил в сторону. Через секунду Фолм погиб. Моя цепь скована таким образом, что каждое следующее звено более плоское и более острое, чем предыдущее, так что на конце это уже хлыст из отточенных лезвий. Ещё на конец цепи надевается железный шар, чтобы удар был тяжелее. Его можно снять, но сегодня я этого не сделал.
Волк С Тысячею Морд зарычал. В отличие от него, у его людей не было никакой форы на убийства, и теперь они умерли насовсем.
Он прыгнул, низко, стелясь над землёй, и полоснул Коня по ногам. Конь взвился свечой, одна из спиралей в узоре закрутилась туже, а раны на ногах мгновенно затянулись. Существует поверье, что мой Конь падёт лишь тогда, когда узоры сплошным ковром скроют его шкуру; до тех же пор он неуязвим, и каждый шрам лишь добавляет богатства рисунку.
Мы кружили по поляне, и я едва успевал отбиваться цепью. Волк С Тысячею Морд был куда крепче своих ныне мёртвых помощников, и мы дрались всерьёз. Затем мне повезло, и цепь, обмотавшись вокруг его шеи, перерезала горло. Он упал, и палые листья вокруг сразу же запылали. Я подхватил цепь, и мы полетели во весь опор дальше, получив передышку до утра. Я оглянулся лишь раз. Волк С Тысячею Морд пылал, и горели листья вокруг него, чтобы он вскоре вышел возрождённым из собственного погребального костра.
Когда мы играли в карты у него в саду, я проиграл ему довольно много раз. Мы играли на форы, и в конце первого этапа у него оказалось куда больше фор на смерть от моей руки, чем у меня — от его. Но что поделать; серия проигрышей была частью моего плана, необходимой, чтобы выманить его на большую игру.
Потом, когда он поставил на кон своё сокровище, я сжульничал, используя иную технику, чем он, и выиграл. Он ничего не заметил поначалу, будучи расстроен проигрышем. Знаете, грыз землю, катался на спине и всё такое. Я не дал ему опомниться, подхватил выигрыш и был таков.
Потом, видимо, придя в себя, он что-то заподозрил, начал вспоминать партию и понял, что я его обманул. Он в самом деле и слова бы мне не сказал, надуй я его тем же способом, каким он всё время пытался надуть меня. Мой же поступок он посчитал за оскорбление и взвился в погоню.
Теперь я убегал от него, стараясь как можно скорее добраться до дому. Пока мне везло, и при таких делах он мог догонять меня не чаще четырёх раз в сутки. Но фокусы в мешке у меня кончились, а цепь, хоть и серьёзное оружие, против Волка С Тысячею Морд была слабовата. Да к тому же, если бы он убил меня, ему не надо было никуда скакать. Он мог спокойно дожидаться моего воскрешения, греясь у костра, чтобы попытать счастья снова. А меня от роковой черты отделяло куда меньшее количество смертей, чем его.
Поэтому мы с Конём старались покрыть до утра как можно большее расстояние. Мы покинули Кератас, проскочили Навейский мост, кощунственное строение из рёбер дракона; спугнули стаю светящихся птиц у какого-то болота, пересекли вброд реку Дилак, разгоняя некрасивых разжиревших сирен с крашеными волосами, и наконец выбрались на широкую дорогу, что вела в Зелёную Аламейду, где во всех семьях рождалось лишь по одному ребёнку. Страж-У-Ворот, отупевший от трёхсот лет охранной работы без отдыха, даже не заметил нас; призраки в оставшихся слева Зелёных Башнях дули в призрачные трубы, пытаясь привлечь внимание, но никто, конечно, их не слышал. В общем-то, всё шло как обычно в этих краях.
Мы продолжали скачку, надеясь затемно покинуть Зелёную Аламейду, ибо у Волка С Тысячею Морд могли быть здесь союзники. Джуд фон Плейн, хозяин здешнего края, был любитель поиграть в карты.
Но по всему было видно, что мы не успеем. Нас пытались остановить бродяги, чтобы продать ворованных коней. Нас пытались остановить какие-то девушки в коротких одеждах. Нас пытались остановить вежливые молодые люди, чтобы спросить время и денег на дорогу до дома.
Мы, конечно, не остановились, но времени потеряли довольно. Ночь складывалась не в нашу пользу, и меня одолевали нехорошие предчувствия.
В конце концов взошло солнце, и Волк С Тысячею Морд догнал меня снова. Он хотел вышибить меня из седла, но я пригнулся как мог низко, и он пролетел у меня над головой. Потом он остановился и развернулся, и мы тоже остановились.
— Нет, ты всё-таки негодяй, — сказал Волк С Тысячею Морд, тяжело дыша. — Какой чёрт дёрнул тебя убивать Макхама?
— Но ты же не стал бы мешать им убивать меня? — поинтересовался я, делая ударение на последнем слове. Волк С Тысячею Морд (теперь у него было десятка два голов, морды на которых всё время менялись) помолчал, поскрёб лапой бок под шёлковым халатом, а затем заявил, что я сам виноват.
— Но послушай, — ответил я, — как можно обвинять меня в нечестном выигрыше, если любой посторонний наблюдатель вообще не засчитал бы нашу игру! Во имя Чётных и Нечётных Богов! Мы ведь мухлевали оба!
— Я! Уже! Объяснял! — заорал Волк С Тысячею Морд, подпрыгнув на месте. — Ты мошенник, и сам это знаешь!
Я не стал спорить. Я и впрямь отлично знал, что смошенничал не по правилам, но, чёрт возьми, ведь выигрыш того стоил! Ни у кого больше не было такого чудесного сокровища, как то, что я вёз за спиною, в хрустальном футляре и кожаном чехле. Я представил, как привезу его домой, и довольная улыбка появилась на моём в общем-то непримечательном лице.
Вот только Волк С Тысячею Морд готов был убить меня за это сокровище, и я вовсе не был уверен, что он ограничится первым убийством и ускачет восвояси с отобранным богатством. К тому же ему вряд ли захочется лезть в костёр. Он отлично знал, что огонь футляру не повредит.
— Отдай мне его, и мы расстанемся. Я даже это тебе верну — пришлю с птицей, — он показал мне короткую нитку синих бус, три из которых треснули и помутнели. Форы.
Честно говоря, на моей нити бусин было только две. Я редко выигрывал, вплоть до финала.
Я накрутил на палец прядь своих светлых волос. Пора было помыть голову. Да и подстричься не мешало — волосы отросли почти до пояса, и я напоминал какого-то дурачка из героических сказок.
— Нет, — сказал я. — Мне он нужнее, чем тебе.
И распустил цепь.
— Ах ты гадёныш! — возмутился Волк С Тысячею Морд и выпрямился на задних лапах. — Слезай с лошади! Будем драться на земле!
Я скептически вздохнул и спрыгнул с Коня. Шар с цепи я снимать не стал.
Волк С Тысячею Морд скользнул ко мне, нырнул под взвившуюся цепь и угодил мне лапой в челюсть. Я перехватил его вторую лапу, а левой нанёс апперкот.
Удар был хорош, жаль только, попал в пасть. Я еле успел выдернуть руку — ободрал, конечно — и пнул сапогом его в живот.
— Вот подлец, — пробормотал он, складываясь пополам. Я был слабее его, но в кулачном бою на двух ногах он был не силён. Он сманил меня с коня только затем, чтобы я не мог толком орудовать цепью.
Я отскочил назад и намотал цепь на руку, так что под низом были обычные звенья, а верхним слоем уже шли заточенные. Шар противовесом болтался у локтя.
Волк С Тысячею Морд снова бросился ко мне, метя когтями под рёбра, но я уклонился и с разворота ударил защищённой рукой в ухо. В какое именно из сорока, я не обратил внимания. Главное, он покачнулся, и хоть и ткнул меня сжатой лапой под дых, но несильно. Я врезал ему в центральную морду и пнул в лодыжку носком сапога. Потом отскочил и приспустил цепь. Дюймовые комары накручивали спирали вокруг нас, на лету ловя брызги крови.
Волк С Тысячею Морд остервенело помотал головами и прыгнул — на четвереньках, как зверь.
Это был сигнал к окончанию честной драки, и я в момент размотал цепь, орудуя ею, как хлыстом. Минуты две он гонял меня по поляне, вокруг восьмёрками скакал мой Конь, так что было весело. Потом я запнулся и упал.
Волк С Тысячею Морд вонзил когти мне в грудь, а потом, несмотря на мои попытки задушить его цепью (я не продвинулся дальше поиска подходящей шеи), полоснул меня лапой поперёк горла и отскочил.
Последнее, что я увидел сквозь пелену собственной горящей крови, это Волка С Тысячею Морд, пытавшегося тяпнуть моего Коня за ногу.
…Я пришёл в себя посреди кучи горячего пепла. Солнце уже давно взошло и светило мне прямо в глаза. Я лежал на спине, и футляр неудобно врезался в тело даже сквозь одежду и кожаный мешок.
Я приподнялся на локтях, морщась, и огляделся.
Конь пасся неподалёку, докуда не достало спалившее траву пламя; Волк С Тысячею Морд сидел на границе сожжённого круга, зажав передние лапы между коленями.
— Привет, привет, — кивнул он. — Поднимайся, мне нужно то, что у тебя за спиной, — он поднялся, почёсывая лапой нос.
— Блохи? — поинтересовался я, вынимая из-за пазухи нитку с форами. Всё тело болело, от пепла и солнца резало глаза. Щурясь, я осмотрел бусы. Один из вишнёвых стеклянных шариков лопнул почти пополам и затуманился некрасивым сизым оттенком. Я вздохнул и спрятал их обратно.
Волк С Тысячею Морд подошёл и поставил лапу мне на грудь. Сил не было никаких.
— Ты же отлично знаешь, — сказал он, — что это не смешно. У меня не больше блох, чем у тебя.
Я издевательски почесал в затылке, потом поскрёб в боку. Он вздохнул, закатив глаза к небу. У него пока была одна голова.
— Перевернись-ка, я заберу футляр, — сказал он, убирая лапу.
Я сел посреди пожарища, опираясь на руки. Вся кожа щемила, все кости ныли. Я начинал сочувствовать Волку С Тысячею Морд.
— Подожди, сейчас отдам, — сказал я. — Не лезь своими лапами.
Я встал на ноги, ещё шатаясь, хоть силы быстро возвращались ко мне. Стянул со спины длинный кожаный чехол на ремне; распустил завязки.
— Держи, зараза, — пробурчал я, вынимая футляр.
— Нет, почему это я зараза?! — возмутился он. Вместо ответа я стукнул его футляром в висок, прямо углом, а потом подхватил свою цепь и накинул ему на шею.
Я хотел его задушить, но цепь была острая, и я случайно перепилил ему горло. Из раны вырвалось пламя, и тело Волка С Тысячею Морд запылало.
Мой посмертный костёр выжег всю траву, и Волк С Тысячею Морд горел в гордом одиночестве. Я подозвал Коня, засунул футляр с выигрышем на прежнее место, и мы поскакали дальше.
Ближе к полудню рослый рыцарь в белых доспехах заступил нам дорогу. Я остановил Коня, потому что дорога за спиной рыцаря была перегорожена раз пять хорошей шипованной цепью.
— Эй, слезай, слезай! — крикнул он мне. — Именем Джуда фон Плейна, Властителя Аламейды, стой!
— Джуд, хватит дурачиться, — укорил я его. — Ну что за манера давить авторитетом? Кроме того, ты хозяин только Зелёной Аламейды, а не всей.
Джуд фон Плейн смутился.
— Ну так, это… В долг чести моему товарищу, Волку С Тысячею Морд, я останавливаю тебя и велю в счет платы за проезд отдать то, что ты выиграл у вышеозначенного господина в карты!
— Хватит ходить вокруг да около, — сказал я. — Я выиграл, например, пару фор на убийство. Одна осталась. Нужна? — я посмотрел на него, и не думая слезать с Коня.
И чёрт меня подери, если он не задумался на секунду.
Потом до него дошло положение, и он довольно осклабился.
— Поскольку я волен забрать весь выигрыш, то и фору в том числе, — объяснил он скорее себе, чем мне. — Но не забудь о главном — о том, что в хрустале у тебя за спиною!
— Джуд, как тебе не стыдно, — сказал я, — проигрался в карты и обираешь честных людей. Я же тебе заплатил в тот раз, за проезд в обе стороны. А если тебе ещё чего-то надо, подойди и возьми, если можешь.
Джуд потоптался на месте, глядя на распущенную цепь. Она покачивалась, как маятник, длинная, из серебристо-зелёного металла с железным шаром на конце. Когда-то Логин выковал её из позвоночника Злого Змея, которого я убил на Поле Вод. Она утончалась к концу, где была отлично заточена. К ней не приставала кровь.
— Хорошее у тебя оружие, — сказал он. — Как называется?
— Сейчас оно называется Убийца Фолма Иногда Меченосца, — ответил я. — И если ты будешь продолжать задуманное, то оно может сменить имя на Убийцу Джуда фон Плейна.
Джуд цокнул языком.
— Так Фолм Иногда Меченосец мёртв?
— Да. И Макхам тоже. Пропусти меня, и у цепи пока останется прежнее имя.
Джуд покачал головой. В нём было футов семь росту; на нём были его знаменитые перфорированные доспехи. Удар меча они держали отлично, а сквозная перфорация обеспечивала мобильность и вентиляцию. От любой же стрелы они, как известно, были заговорены. У пояса висел его меч. Он ничего особенного собой не являл.
— Не грозись, — сказал он, — мы с тобой силой пока не мерились.
Я убрал шар с цепи.
— Джуд, — сказал я, — если мне повезёт, я смогу снять тебе голову одним взмахом руки. Ты слишком близко стоишь. Подумай, хочется ли тебе погибать из-за глупого долга? Я ведь не отдам тебе ничего. Не затем я был убит на рассвете на твоей земле, чтобы позволить этому произойти ещё раз.
Джуд какое-то время смотрел мне прямо в глаза, затем отвёл взгляд.
— Тогда мне снимет голову Волк С Тысячею Морд, — сказал он. — Что я скажу ему?
— Скажи, что я победил тебя, — ответил я. — Он тебя не тронет. Ты ведь и впрямь хорошо меня задержал. Я не думаю, что ты хочешь быть убийцей либо жертвой, но тебе достанется одна из этих ролей, если мы начнём драку.
— Он мне не поверит, — сказал Джуд.
— Давай я хлестну цепью тебе по доспехам, — предложил я. — Останется след.
Он молчал где-то с минуту, а затем кивнул головой.
…Когда мы понеслись дальше, я ещё какое-то время слышал звон снова натягиваемых им цепей, которые он снимал, чтобы пропустить меня.
«А сие Джуд, повелевающий Зелёною Аламей-дою, — сказано в книге. — Телом он могуч, а духом в сомненьях. Числом же он один».
Мы теперь ехали по землям Розовой Аламейды, где всегда родилось множество близнецов. Волка С Тысячею Морд следовало ждать к зениту — хоть я убил его позже, чем встало солнце, но Джуд задержал меня.
Конь скакал всё так же быстро, как и сутки назад, но я знал, что даже он рано или поздно устанет. Хотя он отдохнул, пока я горел, и это было неплохо, ибо я боялся, что он не продержится до Поля Вод. Теперь была ещё надежда на Глухую Ночь. А пока альбиносы-вороны выделывали спирали в небе над нами, сопровождая нас до границы, а чёрные лебеди скалили на нас свои зубы из грязных болот. Мы оставили справа Розовые Башни, где призраки всё так же, как всегда, били в призрачные барабаны, тщетно пытаясь отвадить любопытных; но как всегда, их осаждали толпы, собравшиеся посмотреть на диво — привидений, что не исчезали при свете дня. В общем, всё было так, как и должно быть в этих землях в это время года.
Мы достигли Мостика Ведьм. Как всегда, ведьмы-близняшки, Джессика и Эшли, с горящими запавшими глазами и грязными белыми волосами, похожими на паклю (потому что, ручаюсь, они белили их магией), стояли у моста в надежде содрать с проезжающих денег. Жадность состарила их прежде времени.
— Эй, стой, всадник, а не то заколдую! — крикнула Эшли. Я их неплохо различал по блеску зрачков.
— Сёстры, протрите ваши запавшие глаза! — прикрикнул я на них. — Я же прежде заплатил вам за проезд в обе стороны!
Джессика досадливо мотнула головой, и я въехал на мост.
— Задержите лучше Волка С Тысячею Морд, — попросил я. — Он будет грызться из-за каждой лишней копейки.
Сказав это, я свистнул коню, и мы поспешили убраться, пока ведьмы не передумали. Этот мост принадлежал им и был построен на заклинаниях. Стоило сёстрам хором произнести ключевое слово, и он обрушится. Так же по заклинанию они могли и восстановить его обратно.
«Сие ведьмы, одинаковые лицом и равные по сестринству, — сказано в книге. — Они завистливы и жадны, как и все в этих землях. Число же им — двое».
Незадолго до зенита меня снова остановили. Это были хозяева Розовой Аламейды, близнецы с противными именами Иональд и Джональд Офзеленды.
— Стоять! Всем стоять! Коню стоять! — закричал Иональд Офзеленд, указывая на широкую яму, дно которой было утыкано кольями. Яму вырыли недавно. Она была велика и занимала всю дорогу.
Я остановил Коня.
— Чего вам надо от меня, Офзеленды? Сёстры пропустили меня. Что ж вы не задержали меня там? Или те, кто живёт на ваших землях, вам уже не подчиняются?
— Слезай с коня и отдай долг, — заявил Джональд, мрачный и небритый. На гербе у них был изображён вепрь на зелёном фоне.
— Ступай своей свинье под хвост, — ответствовал я, разматывая цепь. — Я не должен тебе ничего, ибо за пересечение твоих земель заплатил в двойном размере. В тот раз, когда ехал здесь несколько дней назад. Ты забыл?
— Ты должен Волку С Тысячею Морд, значит, должен мне, — Джональд обнажил меч. Это был несуразно огромных размеров палаш, которым можно было перерубить пополам коня. Иональд был вооружен подобным же образом. Меч Джональда назывался Джоксель, а у его брата, соответственно, Иоксель.
— Это ты должен Волку С Тысячею Морд, — ответил я ему. — Он сейчас будет здесь. Убейте его, и вы никому не будете должны.
Я был всё ещё зол на него за то, что он разодрал мне горло утром. Кроме того, я сказал это, чтобы разозлить Джональда и перейти наконец к активным действиям, потому что я не хотел терять время.
Я не думал, что они согласятся.
Как раз в сию же минуту показался Волк С Тысячею Морд; в один прыжок достигнув нас, он остановился, тяжело дыша.
— Ну, ребята, спасибо за помощь, — прохрипел он, пуская слюни. Он уже явно устал.
— Отдавай футляр, — сказал он мне, протягивая лапу.
— То, что в футляре, принадлежит нам, — сказал Иональд, упреждающе опустив палаш между мной и Волком С Тысячею Морд. — Мы с братом так решили. Я думаю, это справедливая плата за вторжение сразу стольких личностей в наши земли.
Волк С Тысячею Морд какое-то время молчал.
— Хватайте его, пока вы в силе, — сказал он потом, — и я всё прощу.
Глаза его сузились.
Иональд колебался какую-то секунду. Потом поднял палаш и опустил его на Волка С Тысячею Морд.
Тот взвился вихрем, вынырнув из-под удара; тяжёлая лапа раскровенила Иональду лоб. Джональд бросился справа и рассёк Волку С Тысячею Морд бедро. Тот обернулся и с разворота сорвал Джональду голову; меч Иональда, как гильотина, опустился ему на спину и разрубил позвоночник.
Волк С Тысячею Морд рухнул. Его пасть сжалась на стальном сапоге Иональда, и он рванул его на себя, а когда тот запнулся и упал, слепо озираясь залитыми кровью глазами, Волк С Тысячею Морд в отчаянном рывке подтянулся на передних лапах и вцепился Иональду в горло.
Через секунду всё было кончено. Я спрыгнул с Коня и подошёл к тому, кто так долго преследовал меня, что уже успел стать привычным.
— Я умираю, — сказал он. — Насовсем. И они тоже. Мы никогда не играли на форы. — Тут его взгляд затуманился, глаза из жёлтых стали розовыми. Изо рта текла тёмная кровь. — Но и ты не пройдёшь дальше. На закате ты будешь у Делты, и Красные Девы не дадут тебе пройти.
Он закрыл глаза.
Я хотел сказать ему, что, если он умрёт, мне не нужно будет больше спешить, и я смогу переждать опасный закатный час. Но я ничего не сказал. Я молча взмахнул цепью, проклиная себя за мягкотелость, и добил его.
Потом сел в седло и поехал дальше, сначала медленно, по кромке над ямой, а потом всё быстрее и быстрее. У меня было время до заката.
За моей спиной пылали волчье тело и придорожная трава, да ещё волосы убитых Офзелендов. О них в книге не сказано уже ничего.
Номинально Волка С Тысячею Морд опять убил я, и это значило, что вскоре он снова оживёт и бросится за мной в погоню. Это обещало мне проблемы, но я не хотел, чтобы Волк С Тысячею Морд умирал так, как это устроили хозяева Розовой Аламейды.
Мы покинули её, когда солнце было на полпути к закату.
Красная и оранжевая трава на полях пестрела серебряными цветами, и серебряные же рыбы пели из прозрачных ручьёв. Голоса у некоторых были хриплые — наверное, от холодной воды. Дриады из ближних рощ звали всякого проезжего расчесать им волосы, но далеко не каждый соглашался на эту нудную работу, хотя платили дриады всегда наличными.
У озера с белой водой я встретил монаха в чёрных одеждах. Он сидел на мостках и болтал ногами.
— Подай денежку на храм, благородный путник! — попросил он, вежливо улыбаясь.
— А чей храм? — спросил я, придерживая Коня.
— Азгарота, Хтонического Ужаса, — ответил монах, показывая мне кулончик с пентаграммкой.
— А, — сказал я, развязывая кошелёк, — тогда держи.
Я дал ему тяжёлую золотую монету, и мы поехали дальше, благословляемые добрым монахом.
Время летело, дорога стлалась Коню под копыта, и мы непрестанно приближались к Делте, в недобрый закатный час.
В любое другое время здешние места были абсолютно безопасны, но на закате тут появлялись Красные Девы и не пропускали никого, пока тот не отдавал им всё до нитки. А если кто думал сопротивляться, то из их черепов потом делали шары для игры в кегли, склеивая воедино самые округлые их части.
Я надеялся миновать их земли прежде, чем Волк С Тысячею Морд догонит меня. Они ведь были способны задержать и его тоже.
И, как он и предсказывал перед прошлой смертью, я въехал в их земли как раз на закате.
Сам Волк С Тысячею Морд догнал меня минутой позже.
— Отдавай Цветок и сматываем назад, — запыхавшись, проговорил он. — Утром поедешь домой.
— Нет, — ответил я, — я тебе его не дам.
Волк С Тысячею Морд оскалился и приготовился сшибить меня с Коня.
— Подожди; — взмолился я, — давай отложим это на потом. Прислушайся, они уже идут!
Поросшие травой холмы задрожали, и Красные Девы, именуемые также Рыжими Девками, все на конях, высыпали из-за холмов и окружили нас плотным кольцом. Их было очень много.
Все они были рыжеволосые, кареглазые, в красных штанах и безрукавках; ногти у всех были покрашены в красный цвет, а губы накрашены ярко-алым. Кони у всех были тоже рыжей масти. В руках они держали сабли оттенка меди, и в свете заката клинки тоже казались алыми.
Мы стали спиной к спине, вернее, Волк С Тысячею Морд стал спиной к заду Коня. Я не собирался ничего им отдавать, и он, ясное дело, тоже.
Вперёд выехала главная Девка, именуемая Матильдой.
— Отдавайте всё, — сказала она, — и езжайте в любую сторону.
— Ни за что, — сказал я.
— Никогда, — прорычал Волк С Тысячею Морд.
— Тогда вы умрёте, — сказала Матильда, подняв руку.
— Уже случалось, — сказал я и расчехлил футляр.
Правду говорили об этом Цветке, будто любая девушка застывает на месте, поражённая его красотой. Красные Девы, увидевшие его, изумлённо ахнули и прижали руки к сердцу, опустив оружие. Я тронул Коня шагом вперёд, и они начали расступаться передо мной.
Но Девы за моей спиной, Цветка не разглядевшие, угрожающе рванулись на нас. И тогда Волк С Тысячею Морд на мгновение явил все свои лики, ужасной тысячеголовой тенью нависнув над толпою, и две тысячи глаз обожгли каждого, кто видел его в то мгновение. И Девы шарахнулись назад, охваченные страхом.
Так, ужасом и красотой очистив путь, мы рванулись напролом, но минутное замешательство прошло, и девы, зажмурив глаза, со свистом ринулись на нас в атаку. Саблями они управлялись и вслепую.
Я был ближе к спасению, чем Волк С Тысячею Морд, ибо стоял впереди него по ходу движения; и я прорвался. Десяток сабель ударил Коня в грудь, но раны зажили в мгновение, только узор на шкуре пустил новые ветви; и мы вылетели на дорогу. Конь стрелой пустился вперёд, и последнее, что я видел в неверных изломах хрусталя, это отражение того, как Волк С Тысячею Морд, теперь о двух десятках голов, пачками раскидывает Красных Дев, мешающих друг другу в толпе, прорываясь на свободу. Я верил, что у него получится.
«Сие Красные Девы, — сказано в книге, — и их кони и люди червонны. Числа же им несть».
Солнце село, и вместе с темнотой на землю стала опускаться давящая тишина. Птицы засыпали прямо у Коня под копытами, у меня начали слипаться глаза. Я заметил, что Конь тоже подволакивает ноги.
Наступала шестая ночь недели, и, как обычно, это была Глухая Ночь. В такую ночь ни человек, ни зверь, ни нелюдь не может ничего, кроме как спать до самого утра. Бороться невозможно, и нет такой магии, чтобы преодолеть эту силу природы. Звёзды и луна никогда не светят в такую ночь, и блуждающие огоньки, а также светящиеся растения и существа теряют свою силу. Огонь не горит такими ночами.
Поэтому мы дотащились до ближайшего придорожного дуба, и я упал на землю, сунув под голову кулак. Конь повалился рядом на траву, и мы заснули.
…Утром мы пришли в себя поздно; солнце уже встало, и птицы просыпались в дорожной пыли. Всё тело ломило, голова соображала плохо, в руках не было силы, как и всегда, когда ночуешь в Глухую Ночь вне дома.
Седлая Коня, я подумал о том, как там Волк С Тысячею Морд. Если он пробился сквозь армию Красных Дев, то, наверное, заснул, израненный, где-то неподалёку от Делты и не скоро ещё мог догнать меня.
Цветок в хрустале я снова повесил за спину, упрятав в кожу. Он пока ещё мог обойтись без воды, но мне не терпелось привезти его домой.
В кронах зелёных дубов пересвистывались невидимые птицы (иногда они стайкой перелетали с дерева на дерево, но их и тогда не было видно — лишь дрожало марево в воздухе да слышался шум крыльев). Становилось жарко, яркие ажурные цветы красовались в сочной траве; бабочки с девичьими портретами на крыльях порхали слева направо; солнце затягивали сизоватые облака; пахло сладко и дурманяще.
Близилось Поле Вод, почти родное; близился и полдень.
В полдень, на дороге среди луга, я повстречал всадника.
— Эй, остановись-ка на минуту! — попросил он, поднимая руку.
Это был рослый молодой детина в сверкающих хромом доспехах, с благородным цинизмом на чистом лице; при нём был белоснежный клинок длины непомерной.
— Здравствуй, рыцарь, — сказал я, останавливая Коня, — и прости, что тороплю тебя, но я спешу. Что за дело у тебя ко мне?
— Здравствуй и ты, — ответил он. — Моё имя Хлодвиг, и я ищу дракона, чтобы сразиться с ним! Не знаешь ли ты драконов в здешних местах?
— Штырь тебе в забрало, Хлодвиг! — морщась, воскликнул я. — Ты что, драконобоец?
— Я драконобоец от прадеда! — гордо отвечал Хлодвиг. — Это семейное дело.
— Так небось и твои предки приложили руку к Навейскому мосту? — спросил я.
— Мой дед лично пожертвовал восемь рёбер из своих запасов на его постройку, — ответил он мне, подбоченясь. Малый явно гордился своим дедом.
— Интересно, что бы сказал твой дед, вздумай кто-нибудь соорудить что бы то ни было из его костей? — поинтересовался я хмуро. Драконов я любил.
— Но такой у меня бизнес! — Хлодвиг развёл руками, показывая, что и он драконов режет не из ненависти.
— Да ну его, такой бизнес, — сказал я. — Говорят, до тридцати доживает один из девяти драконобойцев?
— Меньше, — сказал он. — Драконы перестали нас бояться. Злые они пошли какие-то. Намедни Тинкельвиндля, коллегу, оранжевый дракон из Гедда опозорил на всю округу. Стянул с него латные штаны и отхлестал хвостом по полной программе, а потом отпустил. Представляешь?
Я представил жёсткий и шиповатый тяжеленный драконий хвост и поёжился.
— А доспехи зачем такие блестящие? — спросил я, щурясь.
— А это чтоб дракон вообще заметил, с кем ему надо драться. Мелкие мы в их глазах, понимаешь? — вздохнул Хлодвиг, глядя в горизонт. — Так не знаешь, нет тут драконов в округе?
Я пожал плечами.
— Нет вроде. Был Злой Змей на Поле Вод тут неподалёку, так его я убил. Вот видишь, цепь из него сделал, — я показал Хлодвигу цепь.
Он разглядывал её какое-то время.
— Хорошая, — сказал он, помолчав. — Ну ладно, поеду искать дракона. А то мне уже за замок нечем платить в этом месяце.
— Слушай, а ты не мог бы на другое магическое существо поохотиться? — спросил я его.
— Например? — осведомился он.
— Например, на Волка С Тысячею Морд?
— Исключено, — Хлодвиг вздохнул. — Я ему в том году проиграл фору на убийство, и, боюсь, это поставит нас в неравные условия.
— У меня как раз есть одна, — сказал я, доставая её из-за пазухи. — Хочешь, подарю?
Он заинтересованно вскинул бровь.
— Если задержишь его на часок-другой, я пришлю тебе пару сотен серебром, только скажи адрес.
— Хорошо, — согласился Хлодвиг, — подожду его здесь. Мимо не проедет, он меня знает. А гонорар отошлёшь в Риэрдин, леди Рент. Я у неё замок снимаю.
— По рукам, — ответил я, и мы, скрепив сделку, разъехались.
Солнце достигло зенита и перевалило на западную половину неба. Наконец мы выехали к родному Полю Вод, и я дал Коню напиться, а сам умылся тёплой прозрачной водой. Я не ел уже несколько дней, и голова кружилась, но я не мог не залюбоваться голубой гладью воды под прядями тумана, что раскинулась от лесов слева до зарослей справа. Потом я снова сел на Коня, и мы шагом поехали по неглубокой, по колено, воде. Вокруг цвели кувшинки и лотосы, а серебряные змеи с мохнатыми гривами сопровождали нас, ныряя и выныривая, прошивая воду стежками. Кругом росли огромные кораллы, белые, красные и жёлтые, а иногда красные с зелёным или синие с жёлтым. Дальние дождевые леса скрывал влажный туман.
Мне оставалось проехать миль десять до границы моих владений. Поле Вод осталось позади, и вокруг теперь были невысокие холмы, поросшие травой и ягодами, и обычные деревья — клёны, ясени и бузина.
Я уже не спешил. Видно, Хлодвиг сдержал обещание и задержал Волка С Тысячею Морд. Я очень хотел поскорее оказаться дома, но я уже так устал от бешеной скачки, и Конь мой тоже устал.
Я вёз домой Самый Красивый Цветок, единственный в мире. Он стоил того, чтобы за него умереть, и я уже сделал это один раз, а Волк С Тысячею Морд — и не один. Цветок был невыносимо прекрасен, он был идеален. Он был главным сокровищем Волка С Тысячею Морд, пока я не обманул его в карты. Многие думали, что моим главным сокровищем является Конь, но это было не так. Моё главное сокровище всегда было дома.
Когда уже наметились сумерки, я услышал его позади.
До моих владений оставалось всего ничего, и мы припустили по дороге во всю прыть. Конь, отдохнувший и напившийся воды с Поля Вод, летел как стрела, тоже чуя близость дома. Позади гремел Волк С Тысячею Морд, прошивая воздух, который с рёвом закручивался в вихрь за его хвостом.
Он летел быстрее птицы, но он находился вдали от своей земли, был множество раз лишён жизни, участвовал в полудесятке драк и просто устал.
Какое-то время я видел его — даже теперь он плавно, но неумолимо догонял нас — а потом он рванулся вперёд в отчаянном броске, на мгновение слившись в сияющую полосу.
Но секундой раньше мы успели.
Конь легко и непринуждённо замедлил бег, пошёл по кругу и остановился. Я сполз на родную землю и рухнул на траву у дороги. Только теперь я понял, как же я устал.
Волк С Тысячею Морд лежал недалеко, шагах в десяти от меня, по ту сторону пограничного столба, и тяжело дышал.
— Это нечестно, — спустя какое-то время прохрипел он. — Это нечестно. Пригласи меня.
Я поднял голову и рассмеялся.
— Ну, я же пригласил тебя в свои владения, — обиженно сказал он.
Я покачал головой.
— Нет, Волк, — на своей земле я имел силу не именовать его полным титулом, чего не мог за её пределами; — я тебя никогда не приглашу. Можешь бегать взад и вперёд по транзитной дороге, сколько хочешь. Она прорезает мои земли западнее, и все имеют право ездить по ней, не ступая на обочину.
Волк устало отмахнулся лапой. Рваный и грязный халат на нём, бывший когда-то золотым, оказывается, был расшит серебряными розочками — я только сейчас заметил.
— Ладно, чего уж там. Посадишь его в тени, и поливай почаще. Рядом можешь зажечь свечу.
— Так ты признаёшь проигрыш? — спросил я, перевернувшись на живот.
— Ну ты же его довёз, — Волк почесал лапой под рёбрами. — А я ещё один выращу; лет через десять. Покажешь мне его ещё раз, перед тем как уйти?
— Конечно.
Я подумал о всей нашей гонке. Второй раз я бы такого не хотел.
— Слушай, а сколько ты заплатил Сестричкам? — спросил я его.
Он усмехнулся:
— Я просто перепрыгнул их дурацкую речку.
Я засмеялся.
— Ладно; а что ты сделал с Хлодвигом?
— С кем? — Волк нахмурил лоб, явно не понимая, о чём я.
— Ну, с драконобойцем. Такой верзила в латах, что поджидал тебя недалеко от Поля Вод.
— А, этот Хлодвиг? Вот не думал, что ты его знаешь! — удивился Волк С Тысячею Морд. — Так его там не было. Я видел его последний раз в прошлом году.
Я помолчал.
— А что, ты его нанял, что ли? — спросил Волк.
— Угу. У него теперь та фора на убийство, что у меня оставалась. Ну, твоя, в смысле.
Волк снова усмехнулся.
— Встречу его — верну на исходные позиции.
— У него клинок метра полтора, — предупредил я.
— Засуну ему в какое-нибудь естественное отверстие, — пообещал Волк, улыбаясь.
Я поднялся на ноги. Солнце уходило в дымку, и начинало вечереть.
— Смотри, — сказал я, снимая с хрусталя чехол. Самый Красивый Цветок засиял мягким светом. Волк С Тысячею Морд какое-то время смотрел на него, потом вздохнул и опустил голову.
— Передавай привет, — сказал он, поднялся на четыре лапы, и, попрощавшись, ускакал.
Мы с Конём остались одни. Отсюда до дома было ещё миль десять. Я снова сел в седло, и мы поехали домой.
Пели соловьи в тёмной листве, где-то шумел ручей, полевые колокольчики цвели у обочин. Дорога по родной земле, без спешки и драк, была просто наслаждением. Я улыбался.
Я подъехал к моему двухэтажному дому, когда уже начало темнеть. Я не знал, спит ли Эми или уже проснулась. Когда я уезжал, она спала, заснув, может быть, на неделю. Это иногда с ней бывало.
Она встретила меня, стоя в дверях и улыбаясь. Моя Эми.
— Привет, милый! — сказала она мне. — Я проснулась, а тебя не было. Я тебя ждала.
«Сие Всадник, — сказано в книге обо мне. — Он счастлив, ибо его всегда ждут дома. Числа же ему безразличны».
— Привет, любимая, — сказал я. — Кажется, я нашёл, что поставить в ту терракотовую вазу у лестницы.
— Правда? Как хорошо! А я уж собиралась её убрать!
Я наконец слез на землю, и мы поцеловались.
— Посмотри, — сказал я, снимая чехол с футляра с цветком. — Правда, красиво?
— Ой, — сказала Эми своим бархатным голосом, — милый, это же, наверное, самый красивый цветок в мире!
— Угадала, — сказал я, беря её за руку. Я оглянулся. Конь уже ушёл на свой любимый луг за левым крылом дома, чтобы отдыхать и валяться по траве. — Потом посадим его в саду. А пока пускай постоит в доме. Только налей в вазу воды и зажги рядом свечу.
— Я тебя люблю! — сказала она, и мы вошли в дом. И прежде чем задвинуть дубовый засов на шершавой деревянной двери, сквозь прозрачный витраж я увидел, как первые звёзды на сиреневом небе, как и всегда, складываются в её имя.