Рассказы о привидениях

Розмари Тимперли. ГАРРИ

Самые обычные вещи наводят на меня страх. Солнечный свет. Резкие тени на траве. Белые розы. Дети с рыжими волосами. И имя Гарри. Самое обычное имя.

Когда Кристина впервые произнесла это имя, в моей душе сразу же шевельнулось предчувствие страха.

Ей было пять лет, через три месяца ей предстояло идти в школу. Стоял чудесный жаркий день, и она, как обычно, играла одна в саду. Я видела, как она лежит на траве, вокруг собранные маргаритки, и она с радостным усердием составляет из них венок. Светлые рыжие волосы сверкают на солнце, и от этого кожа кажется очень белой. Ее большие голубые глаза сосредоточенно смотрят перед собой.

Внезапно ее взгляд устремился на куст белых роз, который отбрасывал тень на траву, и она улыбнулась.

— Да, меня зовут Кристина, — произнесла она.

Она встала и медленно направилась к кусту, ее маленькие пухлые ножки беззащитно и трогательно выглядывали из-под слишком короткой синей юбки. Она быстро росла.

— С мамой и папой, — четко проговорила она. И после паузы сказала: — Но они правда мои папа и мама.

Она стояла в тени куста. Создавалось впечатление, что она покинула мир света и вошла в темноту.

Испытывая необъяснимую тревогу, я окликнула ее:

— Крис, что ты делаешь?

— Ничего, — голос прозвучал издалека.

— Иди домой. На улице слишком жарко.

— Нет, нежарко.

— Иди домой, Крис.

— Мне нужно идти. До свидания, — сказала она и медленно направилась к дому.

— С кем ты разговаривала, Крис?

— С Гарри, — ответила она.

— Кто такой Гарри?

— Гарри.

Больше мне ничего не удалось из нее вытянуть, поэтому я дала ей печенье с молоком и читала книжку до самого вечера. Слушая меня, она смотрела в сад. Один раз она улыбнулась и помахала рукой. Я вздохнула с облегчением, когда наконец уложила ее в постель и почувствовала, что она в безопасности.

Когда Джим, мой муж, вернулся домой, я рассказала ему о «таинственном» Гарри.

— О, значит, она придумала себе забаву? — рассмеялся он.

— О чем ты, Джим?

— Единственные дети нередко общаются с воображаемыми приятелями. Некоторые разговаривают со своими куклами. Крис никогда не любила играть в куклы. У нее нет ни братьев, ни сестер. У нее нет друзей-ровесников. Поэтому она придумала себе товарища.

— Но почему она выбрала именно это имя?

Он пожал плечами:

— Ты же знаешь, дети впитывают все в себя, как губка. Не понимаю, что тебя беспокоит, честно, не понимаю.

— Я сама не понимаю. Просто я чувствую двойную ответственность за нее. Наверное, я переживала бы меньше, если бы была ее родной матерью.

— Знаю, но с ней все в порядке. Все просто замечательно. Крис — чудесная, здоровая, умная девочка. Благодаря тебе.

— И тебе тоже.

— Мы великолепные родители!

— И необычайно скромные!

Мы хором рассмеялись, и он поцеловал меня. Я успокоилась.

До следующего утра.

Небольшая ярко-зеленая лужайка и белые розы вновь нежились в лучах солнца. Кристина сидела на траве, скрестив ноги, смотрела на розовый куст и улыбалась.

— Привет, — произнесла она. — Я тебя ждала… Потому что ты мне понравился. Сколько тебе лет?… Мне всего пять и еще чуть-чуть… Я уже не ребенок! Я скоро пойду в школу, и у меня будет новое платье. Зеленое. Ты ходишь в школу?… Чем же ты тогда занимаешься?

Некоторое время она внимательно слушала и молча кивала.

Я приросла к полу на кухне, мое тело покрылось мурашками. «Все это чушь. Многие дети придумывают себе друзей, — в отчаянии убеждала себя я. — Просто веди себя так, будто ничего не происходит. Не слушай. Не будь дурой».

Но все-таки позвала Крис пить утреннее молоко раньше, чем обычно.

— Молоко на столе, Крис. Иди домой.

— Через минуту.

Непривычный ответ. Обычно она с радостью бежала домой, зная, что ее ждет молоко и печенье с кремовой прослойкой, ее любимое лакомство.

— Иди сейчас, милая, — повторила я.

— Можно, Гарри придет со мной?

— Нет! — неожиданно для себя резко выкрикнула я.

— До свидания, Гарри. Жаль, что тебе нельзя пойти вместе со мной, но мне нужно выпить молока, — сказала Крис и побежала домой.

— Почему Гарри нельзя выпить молока? — потребовала она объяснений.

— Кто такой Гарри, дорогая?

— Гарри — мой брат.

— Но, Крис, у тебя нет брата. У твоих папы и мамы только один ребенок, одна маленькая девочка — ты. Гарри не может быть твоим братом.

— Гарри — мой брат. Он так говорит.

Она с удовольствием выпила стакан молока, на верхней губе осталась белая полоска. Потом потянулась за печеньем. Во всяком случае, встреча с Гарри никак не отразилась на ее аппетите!

Когда она закончила, я сказала:

— Мы сейчас пойдем в магазин, Крис. Ты же хочешь пойти со мной в магазин, правда?

— Я хочу остаться с Гарри.

— Нельзя. Ты пойдешь со мной.

— А Гарри может пойти с нами?

— Нет.

Дрожащими руками я надела шляпку и перчатки. В последнее время в доме было холодно, словно его накрыла черная тень, закрыв от ярких солнечных лучей. Крис послушно отправилась со мной, но, когда мы вышли на улицу, она повернулась и помахала рукой.

Вечером я ничего не рассказала Джиму. Я знала, что он лишь посмеется надо мной, как и накануне. Но история с «Гарри» продолжалась изо дня в день, и это стало действовать мне на нервы. Я начала бояться и ненавидеть длинные летние дни. Мечтала о серых тучах и дожде. Мечтала о том, чтобы белые розы увяли и погибли. Меня пробирала дрожь, когда я слышала веселый щебет Кристины в саду. Теперь она постоянно разговаривала с Гарри.

Однажды в воскресенье ее услышал Джим.

— У воображаемых друзей есть один плюс — они развивают речь ребенка. Крис стала говорить намного лучше, чем раньше.

— С акцентом, — вырвалось у меня.

— С акцентом?

— У нее появился легкий акцент кокни.

— Милая моя, все лондонские дети говорят с легким акцентом кокни. Он станет еще заметнее, когда она пойдет в школу и познакомится с другими детьми.

— Мы не говорим на кокни. Где она могла его услышать? Кто мог ее научить, кроме Га… — я не смогла произнести его имени.

— Булочник, молочник, дворник, угольщик, мойщик окон — продолжать дальше?

— Не нужно, — криво улыбнулась я, чувствуя себя полной дурой.

— Во всяком случае, — продолжал Джим, — я не заметил у нее акцента.

— Его нет, когда она говорит с нами. Он появляется только тогда, когда она говорит с… с ним.

— С Гарри. Знаешь, этот молодой человек начинает мне нравиться. Ты только представь — в один прекрасный день мы выглянем из окна и увидим его.

— Нет! — крикнула я. — Не говори так. Это мой кошмар. Кошмарный сон наяву. О, Джим, я больше этого не вынесу.

— История с Гарри выбила тебя из колеи, верно? — с удивлением произнес он.

— Конечно. Каждый божий день я только и слышу: «Гарри то», «Гарри это», «Гарри говорит», «Гарри думает», «Можно угостить Гарри?», «Можно Гарри пойдет с нами?» Тебе хорошо — ты целый день на работе, а мне приходится жить с этим. Я… я боюсь, Джим. Это так странно.

— Знаешь, как нужно поступить, чтобы ты успокоилась?

— Как?

— Сходи завтра с Крис к старому доктору Уэбстеру. Пусть он с ней поговорит.

— Ты думаешь, она больна… психически?

— Господи, нет! Но когда мы сталкиваемся с непонятным явлением, нужно получить профессиональный совет.

На следующий день я отвела Крис к доктору Уэбстеру. Оставив ее в приемной, я вкратце рассказала ему о Гарри.

— Довольно необычный случай, миссис Джеймс, — сочувственно кивнул он, — но далеко не редкий. В моей практике были дети, чьи воображаемые друзья становились настолько реальными для них, что наводили ужас на родителей. Полагаю, она одинока, не так ли?

— У нее нет друзей. Видите ли, мы недавно переехали в этот район. Но все изменится, когда она начнет ходить в школу.

— Вот увидите, когда она пойдет в школу и познакомится с другими детьми, ее фантазии исчезнут. Дело в том, что любому ребенку необходимо общение со сверстниками, а раз она его лишена, то сама придумывает себе друзей. Одинокие пожилые люди тоже разговаривают сами с собой. Это вовсе не означает, что они сумасшедшие, просто им нужно с кем-то поговорить. Ребенок более практичен. Ей кажется, что разговаривать с собой глупо, поэтому она придумывает себе собеседника. Я уверен, вам не о чем беспокоиться.

— Мой муж говорит то же самое.

— Не сомневаюсь. И все-таки, раз уж вы привели Кристину, я поговорю с ней. Оставьте нас одних.

Я вышла в приемную за Крис. Она стояла у окна.

— Гарри ждет, — сообщила она.

— Где, Крис? — спокойно спросила я. У меня вдруг появилось желание увидеть ее глазами.

— Там, у розового куста.

В саду у доктора рос куст белых роз.

— Там никого нет, — сказала я. Крис посмотрела на меня с недетским укором. — Доктор Уэбстер хочет поговорить с тобой, милая, — дрожащим голосом произнесла я. — Ты его помнишь, правда? Он давал тебе конфетки, когда ты болела ветрянкой.

— Да, — кивнула она и с готовностью вошла в кабинет.

Я беспокойно мерила шагами приемную. До меня доносился звук их голосов через стенку, я слышала хмыканье доктора, заливистый смех Кристины. Она с упоением рассказывала ему то, что никогда не рассказывала мне.

— С ней все в порядке, — сказал доктор, когда они вышли ко мне. — Просто у этой маленькой проказницы богатое воображение. Небольшой совет, миссис Джеймс. Не запрещайте ей говорить о Гарри. Пусть она привыкнет доверять вам свои секреты. Насколько я понимаю, вы неодобрительно отзывались об этом ее «брате», поэтому она не говорит с вами о нем. Он делает деревянные игрушки, верно, Крис?

— Да, Гарри делает деревянные игрушки.

— И он умеет читать и писать, правда?

— И еще плавать, лазать по деревьям и рисовать картины. Гарри все умеет. Он замечательный брат, — ее маленькое личико светилось от восхищения.

Доктор похлопал меня по плечу и сказал:

— Для нее Гарри — идеальный брат. У него даже такие же рыжие волосы, как у тебя, Крис, да?

— У Гарри рыжие волосы, — гордо заявила Крис. — Рыжее, чем у меня. И он почти такой же высокий, как папа, только худой. Он ростом с тебя, мама. Ему четырнадцать лет. Он говорит, что слишком высокий для своего возраста. Что значит слишком высокий для своего возраста?

— Мама объяснит это тебе по дороге домой, — улыбнулся доктор Уэбстер. — До свидания, миссис Джеймс. Не волнуйтесь. Просто позвольте ей говорить. До свидания, Крис. Передавай от меня привет Гарри.

— Он там, — Крис показала пальцем в сад. — Он меня ждет.

— Они неисправимы, — рассмеялся доктор Уэбстер. — Я знал одну несчастную мать, чьи дети придумали целое племя аборигенов, и всей семье приходилось соблюдать их ритуалы и табу. Так что вам еще повезло, миссис Джеймс!

Я попыталась убедить себя, что мои страхи напрасны, но у меня ничего не вышло. Я искренне надеялась, что когда Крис пойдет в школу, злосчастный Гарри исчезнет из ее жизни.

Крис бежала впереди меня. Она подняла голову вверх так, словно рядом с ней кто-то шел. На какое-то краткое, жуткое мгновение рядом с ее тенью на тротуаре я увидела еще одну — длинную, худую — похожую на тень мальчика. Потом она пропала. Я подбежала к ней и всю дорогу до дома крепко держала ее за руку. Даже в относительной безопасности дома — в столь жаркую погоду здесь стоял необъяснимый холод — я не выпускала ее из виду. На первый взгляд она вела себя как обычно, но в действительности она ускользала от меня. Ребенок в моем доме становился чужим.

Впервые с тех пор, как мы с Джимом удочерили Крис, я всерьез задумалась. Кто она? Откуда? Кем были ее настоящие родители? Кто эта маленькая обожаемая мной незнакомка, которую я называю своей дочерью? Кто такая Кристина?

Прошла еще одна неделя. И все время я слышала только о Гарри. Накануне первого школьного дня Крис заявила:

— Не пойду в школу.

— Завтра ты пойдешь в школу, Крис. Ты очень хочешь пойти в школу, и сама об этом знаешь. Там будет много маленьких девочек и мальчиков.

— Гарри говорит, что не сможет пойти вместе со мной.

— В школе тебе не нужен Гарри. Он… — я изо всех сил пыталась следовать совету доктора и делать вид, что верю в существование Гарри, — … он уже большой. Ему четырнадцать лет, и он будет чувствовать себя глупо среди маленьких мальчиков и девочек.

— Я не пойду в школу без Гарри. Я не хочу быть без Гарри. — Она громко и горько заплакала.

— Не говори глупости, Крис! Немедленно перестань!

Я хлопнула ее по руке. Плач тотчас прекратился. Она уставилась на меня, голубые глаза широко распахнулись и смотрели пугающе холодно. Она смерила меня совершенно взрослым взглядом, от которого мне стало страшно, и потом проговорила:

— Ты меня не любишь. А Гарри любит. Я нужна Гарри. Он говорит, что я могу пойти с ним.

— Я не желаю больше этого слышать! — закричала я, ненавидя злость в своем голосе, презирая себя за то, что злюсь на маленькую девочку — мою маленькую девочку — мою…

Я опустилась на одно колено и протянула руки.

— Крис, милая, иди ко мне.

Она медленно подошла.

— Я люблю тебя, — сказала я. — Я люблю тебя, Крис, и я существую в действительности. Школа тоже существует в действительности. Пойди в школу ради меня.

— Гарри уйдет, если я начну ходить в школу.

— У тебя будут другие друзья.

— Мне нужен Гарри, — она снова заплакала. Слезы капали на мое плечо.

Я крепко прижала ее к себе.

— Ты устала, детка. Ложись в постель.

Она так и заснула со следами слез на лице.

Было еще светло. Я подошла к окну, чтобы задернуть шторы. Золотистые тени и длинные полоски солнечного света в саду. И вдруг, снова как во сне, длинная четко очерченная тень мальчика у белых роз. Как безумная, я распахнула окно и закричала:

— Гарри! Гарри!

Мне показалось, что среди роз мелькнуло красное пятно, похожее на рыжие мальчишеские кудряшки. И — ничего.

Когда я рассказала Джиму о нервной вспышке Кристины, он покачал головой:

— Бедная малышка. Все дети нервничают, когда в первый раз идут в школу. Она успокоится, как только начнет учиться. Пройдет какое-то время, и ты больше не услышишь о Гарри.

— Гарри не хочет, чтобы она шла в школу.

— Эй! Ты говоришь так, будто сама веришь в его существование!

— Иногда верю.

— В твоем-то возрасте верить в злых духов? — поддразнил он меня. Но в глазах сквозила озабоченность. Он думает, что я не в своем уме, и его нельзя за это винить.

— Я не думаю, что Гарри — это зло, — ответила я. — Он просто мальчик. Мальчик, который существует лишь в воображении Кристины. А кто такая Кристина?

— Немедленно остановись! — резко прервал меня Джим. — Когда мы удочерили Кристину, мы решили, что она станет нашим собственным ребенком. Мы же договорились: никакого прошлого, никаких размышлений и беспокойств. Никаких тайн. Крис — наша, как будто ты сама ее родила. Кто такая Кристина! Она — наша дочь, просто помни об этом!

— Да, Джим, ты прав. Разумеется, ты прав.

Его реакция оказалась слишком бурной, поэтому я решила не говорить ему, что задумала сделать на следующий день, пока Крис будет в школе.

Наутро Крис была молчалива и подавлена. Джим шутил с ней и пытался развеселить ее, но она лишь выглядывала в окно и повторяла:

— Гарри ушел.

— Теперь Гарри тебе не нужен. Ты идешь в школу, — уговаривал ее Джим.

Крис бросала на него взгляды, полные недетского презрения, которыми иногда смеривала и меня.

По дороге в школу мы не произнесли ни слова. Слезы комком стояли у меня в горле. Несмотря на радость, которую я испытывала от того, что мой ребенок идет в школу, у меня возникло чувство потери — мне не хотелось с ней расставаться. Думаю, это чувство знакомо любой матери, которая впервые ведет в школу свое единственное сокровище. Наступает конец беззаботному детству, начинается настоящая взрослая жизнь — незнакомая, жестокая, грубая. У ворот школы я поцеловала ее на прощание и сказала:

— Ты пообедаешь в школе вместе с другими детьми, Крис, а после занятий — в три часа — я заберу тебя домой.

— Хорошо, мама.

Она крепко держала меня за руку. К школе подходили другие взволнованные дети с не менее взволнованными родителями. У ворот появилась симпатичная молодая учительница со светлыми волосами и в белом льняном платье. Она собрала всех новых детей и повела их в школу. Проходя мимо меня, она с пониманием улыбнулась:

— Мы о ней позаботимся.

Я уходила с легким сердцем, зная, что Крис в безопасности и мне не нужно о ней беспокоиться.

Теперь я приступила к своему тайному делу. На автобусе я подъехала к большому мрачному зданию, в котором не была свыше пяти лет. В тот раз я приезжала сюда вместе с Джимом. На верхнем этаже располагалось агентство по усыновлению «Грейторн». Одолев четыре лестничных пролета, я постучала в знакомую дверь с облезшей краской. Меня впустила незнакомая секретарша.

— Могу я увидеть мисс Кливер? Моя фамилия Джеймс.

— Вы записаны на прием?

— Нет, но у меня очень важное дело.

— Сейчас узнаю, — девушка вышла и вернулась через секунду. — Мисс Кливер примет вас, миссис Джеймс.

Мисс Кливер — высокая, худощавая седая женщина с очаровательной улыбкой, простым добрым лицом, испещренным морщинами, — поднялась мне навстречу.

— Миссис Джеймс. Рада видеть вас снова. Как поживает Кристина?

— Очень хорошо, мисс Кливер. Пожалуй, я сразу перейду к делу. Я знаю, что вы никогда не рассказываете о происхождении ребенка его приемным родителям и наоборот, но я должна выяснить, кто такая Кристина.

— Простите, миссис Джеймс, — начала она, — наши правила…

— Позвольте, я объясню вам, в чем дело, и тогда вы поймете, что я задаю вопрос не из банального любопытства.

Я рассказала ей о Гарри.

Выслушав меня, она покачала головой:

— Это очень странно. Очень-очень странно. Хорошо, миссис Джеймс, на сей раз я нарушу правило и расскажу вам — строго конфиденциально — историю происхождения Кристины. Она родилась в очень бедном районе Лондона. Семья состояла из четырех человек: отец, мать, сын и сама Кристина.

— Сын?

— Да. Ему было четырнадцать, когда… когда это случилось.

— Когда что случилось?

— Позвольте, я расскажу все с самого начала. Родители не хотели Кристину. Семья жила в одной комнате на верхнем этаже старого дома, который, по моему мнению, был совершенно непригоден для жилья. Они с трудом перебивались, когда их было всего трое, а с появлением младенца жизнь у них превратилась в кошмар. Мать — невротичная, несчастная особа, неряшливая и заплывшая жиром — не проявляла никакого интереса к ребенку. Зато брат обожал девочку с самого начала. Он даже бросил школу ради того, чтобы ухаживать за ней.

Отец работал на складе, получал немного, но все же ему удавалось хоть как-то прокормить семью. Потом он заболел, пролежал в постели несколько недель и потерял работу. Он оказался в четырех стенах, в этой захламленной комнате, больной, измученный; жена беспрестанно его пилила, детский крик и сын, хлопочущий вокруг ребенка, доводили его до исступления — все эти подробности я узнала потом от соседей. Еще мне сказали, что в армии у него произошел нервный срыв, и после демобилизации ему пришлось пройти курс лечения в психиатрической лечебнице, где он провел несколько месяцев, прежде чем его отпустили домой. И внезапно у него кончились силы.

Однажды утром, очень рано, женщина с первого этажа увидела, как что-то пролетело вниз мимо ее окна, и услышала глухой удар о землю. Она вышла посмотреть. На земле лежал мальчик, сжимая в объятиях Кристину. У него была сломана шея, он был мертв. Лицо Кристины посинело, но она дышала.

Женщина разбудила соседей, вызвала полицию и врача, «скорую», и все поднялись в комнату наверху. Дверь пришлось ломать, потому что она была заперта изнутри. Несмотря на открытое окно, в нос ударил запах газа.

Они обнаружили мужа и жену лежащими в постели. Оба были мертвы. На столе лежала записка от мужа:

Полиция выяснила, что он запер дверь, закрыл все окна и включил газ, пока семья спала, потом лег рядом с женой и постепенно погружался в обморочный сон и наконец в небытие. Но мальчик, вероятно, проснулся. Наверное, он пытался открыть дверь, но безуспешно. У него не было сил кричать. Все, что он мог сделать, это сорвать замки с окна, открыть его и броситься вниз, крепко обхватив руками свою обожаемую сестренку.

Почему Кристина не задохнулась, остается загадкой. Может быть, она забралась с головой под одеяло и прижалась к груди брата — они всегда спали вместе. Во всяком случае, девочку увезли в больницу, а потом в приют, где вы с мистером Джеймсом впервые ее увидели… Это был счастливый день для маленькой Кристины!

— Значит, ее брат спас ей жизнь и погиб сам? — уточнила я.

— Да. Он был очень храбрым молодым человеком.

— Возможно, он не столько думал о том, чтобы спасти ее, сколько о том, чтобы удержать ее у себя. О Боже! Какие гадости я говорю. Я не это имела в виду. Мисс Кливер, как его звали?

— Нужно посмотреть, — она открыла одну из многочисленных папок и через некоторое время ответила: — Семья носила фамилию Джоунс, а четырнадцатилетнего брата звали Гарольд.

— У него были рыжие волосы? — пробормотала я.

— Этого я не знаю, миссис Джеймс.

— Но его имя — Гарри. Мальчика звали Гарри. Что это означает? Я не могу понять.

— Да, сложная ситуация, но по-моему, глубоко в подсознании Кристины осталась память о Гарри, близком человеке из ее младенчества. Нам кажется, что дети многого не помнят, но в их маленьких головках откладываются образы прошлого. Кристина не придумала Гарри. Она его помнит. Настолько отчетливо, что почти возродила его к жизни. Понимаю, мое предположение кажется притянутым за уши, но вся эта история настолько странная, что я не могу придумать другого объяснения.

— Не могли бы вы дать мне адрес дома, в котором они жили?

Она не хотела сообщать мне такие сведения, но я ее уговорила и в конце концов отправилась на поиски дома номер 13 по Канвер-роу, где человек по имени Джоунс пытался убить себя и всю свою семью, и ему это почти удалось.

Дом выглядел заброшенным. Он стоял опустевший и грязный. Но кое-что настолько поразило меня, что я застыла на месте, не в силах отвести взгляд. Перед домом раскинулся небольшой садик. Среди черных прогалин земли то тут, то там проглядывали куски яркой неровно подстриженной травы. Но в этом крошечном саду во всей красе сияло необыкновенное чудо — куст белых роз. Они расцвели пышными цветами, победоносно взирая на бедную печальную улицу. В воздухе витал их терпкий аромат.

Я подошла к розам и посмотрела на окно верхнего этажа.

— Что вы здесь делаете? — раздался чей-то голос, и я вздрогнула от неожиданности.

Голос принадлежал старухе, выглядывающей из окна первого этажа.

— Я думала, что в доме больше никто не живет, — ответила я.

— Верно. Его должны снести. Но им не удалось выселить меня. Мне некуда идти. Да я и не хочу. Другие быстро разбежались после того, как это случилось. Никто не хочет здесь жить. Говорят, в доме поселились призраки. И это правда. Ну так и что с того? Жизнь и смерть. Они — родные сестры. В старости начинаешь это понимать. Живой или мертвый, какая разница?

Она посмотрела на меня желтоватыми, налитыми кровью глазами и сказала:

— Я видела, как он пролетел мимо моего окна. Он упал туда. Прямо в розы. Он до сих пор возвращается сюда. Я его вижу. Он не уйдет, пока не заберет ее.

— Кто… о ком вы говорите?

— Гарри Джоунс. Он был славным мальчиком. Рыжеволосый. Очень худой. Но чересчур уж своевольный. Всегда поступал по-своему. И слишком сильно любил Кристину, мне кажется. Умер среди роз. Часами сидел здесь с ней на руках, у этих роз. Здесь и нашел свою смерть. А умирают ли люди? На этот вопрос нам должна ответить церковь, но у нее нет ответа. По крайней мере, такого, которому можно поверить. Уходите отсюда, ладно? Это место не для вас. Оно для мертвых, которые не умерли, и для живых, которые не живут. Вот скажите мне, я жива или мертва? Я не знаю.

Безумные глаза, смотрящие из-под спутанных седых волос, наводили на меня страх. Люди боятся сумасшедших. Они внушают жалость, но в то же время при встрече с ними становится не по себе.

— Я пойду. До свидания, — пробормотала я и быстро пошла прочь по раскаленному асфальту, хотя ноги у меня были ватными и передвигались с трудом, как в кошмарном сне.

Солнце нещадно жгло голову, но я этого почти не ощущала. Я потеряла чувство времени и пространства и просто брела по дороге.

Внезапно кровь застыла у меня в жилах. Часы пробили три.

В три часа я должна встречать Кристину у ворот школы.

Где я нахожусь? Как далеко от школы? На какой автобус нужно сесть?

Я в отчаянии расспрашивала прохожих, которые со страхом смотрели на меня, — всего несколько мгновений назад я точно так же смотрела на старуху. Они решили, что я сумасшедшая.

Наконец я нашла нужный автобус и покрытая пылью, пропитанная бензиновыми парами и страхом добралась до школы. Я бегом пересекла пустой, раскаленный от солнца двор. В классной комнате молодая учительница в белом убирала со стола книги.

— Я пришла за Кристиной Джеймс. Я ее мать. Простите, что опоздала. Где она? — на одном дыхании выпалила я.

— Кристина Джеймс? — нахмурилась девушка, но через мгновение ее лицо просветлело: — Ах, да, я помню, хорошенькая рыжеволосая девчушка. Все в порядке, миссис Джеймс. Ее забрал брат. Они так похожи, просто удивительно. И так любят друг друга. Приятно видеть, когда такой взрослый мальчик столь нежно относится к своей младшей сестренке. У вашего мужа тоже рыжие волосы, как и у обоих детей?

— Что… сказал… ее брат? — упавшим голосом спросила я.

— Ничего не сказал. Когда я к нему обратилась, он просто улыбнулся. Думаю, они уже дома. Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, спасибо. Мне нужно идти домой.

Всю дорогу домой я бежала под палящими лучами солнца.

— Крис! Кристина, где ты? Крис! Крис! — Я и сейчас иногда слышу свой крик, мечущийся в холодном доме. — Кристина! Крис! Где ты? Ответь мне! Кри-и-и-с! — И потом: — Гарри! Не забирай ее! Вернись! Гарри! Гарри!

В безумии я выбежала в сад. Солнце обрушилось на меня как пылающий меч. Розы ослепили меня своей белизной. Все вокруг замерло, казалось, я нахожусь вне времени, вне пространства. В какое-то мгновение я почувствовала близость Кристины, хотя и не видела ее. Потом розы заплясали перед глазами и стали красными. Весь мир стал красным. Кроваво-красным. Словно мокрым на ощупь. И сквозь эту красноту я провалилась в черноту, потом в пустоту — почти в смерть.

Несколько недель я провела в постели — меня свалил солнечный удар, который потом обернулся воспалением головного мозга. Все это время Джим вместе с полицией тщетно искали Кристину. Бесплодные поиски продолжались несколько месяцев. Газеты наперебой рассказывали о таинственном исчезновении рыжеволосой девочки. Учительница дала описание «брата», который ее увел. В газетах печатали истории о похищении и убийстве детей.

Потом страсти поутихли. Просто еще одно нераскрытое дело на счету у полиции.

Только двое людей знали, что произошло на самом деле. Безумная старуха, живущая в заброшенном доме, и я.

Прошли годы. Но я живу в страхе.

Самые обычные вещи наводят на меня страх. Солнечный свет. Резкие тени на траве. Белые розы. Дети с рыжими волосами. И имя Гарри. Самое обычное имя!