Рассказы. Часть 1

На государственной службе

Ровно в девять почта открылась и первые посетители прошли внутрь. Говардс все знал, но, разворачивая на прилавке свою Книгу, не удержался и бросил беспокойный взгляд на большие стенные часы. Почему? Начинался обычный день, ничего особенного. Стоило длинной черной стрелке пройти еще одно деление, как страх скрылся в самой глубине его сознания.

Еще один день — чего так волноваться? Он нервно усмехнулся, отомкнул ключом стоящий перед ним мультифранк и увидел, как двое людей одновременно подошли к прилавку.

— Я хочу отправить вот это письмо в Сьерра-Леоне, — сказал мужчина.

— Двухкредитную страховую марку, пожалуйста, — сказала женщина.

Они вдруг начали пререкаться, выясняя, кто подошел первым, потом перешли на крик. Говардс положил левую руку на Книгу и поднял правую.

— Перестаньте, — сказал он, и они умолкли, почувствовав власть в его голосе. — Согласно пункту В-864/234 Книги Почтовых Правил все разногласия и споры решает почтовый служащий. Дамы обслуживаются первыми. Вот ваша марка, мадам.

Мужчина отступил, женщина робко протянула страховую книжку — он уже держал палец на пусковой кнопке. Взяв свободной рукой книжку, он просунул страницу в прорезь и нажал кнопку.

— С вас двадцать два восемьдесят, мадам, — кредитки легли в ящик кассы, сдача зазвенела в тарелочке на прилавке.

— Следующий, — бросил он чуть снисходительно.

Мужчина не возражал: он понимал, что спорить нечего. Не стоит. Против Книги не пойдешь. Когда он отошел, Говардсу пришло на ум, что день начался немного хлопотно. Но почему так противно сосет под ложечкой? Непонятно. Он потер бок рукой.

Рыжий детина, заросший густой черной бородой, загородил собой окошко.

— Знаешь, что это? — прорычал он.

— Конечно, — ответил Говардс. (Уж не дрогнул ли его голос?) — Это игольчатый пистолет.

— Верно, — детина шипел, как сработавший баллон с ядовитыми газами. Выстрела никто не услышит, а игла проткнет тебя с такой скоростью, что гидростатическая волна обеспечит паралич нервной системы. Ну как?

— Что вам надо?

— Четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов, поживее!

— Но у меня нет столько. В кассу поступает…

— Идиот! Я все знаю. На сумму выше пяти тысяч кредитов требуется специальное разрешение. Поэтому — четыре тысячи девятьсот девяносто девять кредитов. Ну!

— Минуту, — с готовностью сказал Говардс, он нажал клавиши и сосчитал вслух: — Четыре, девять, девять, девять…

— Теперь пусковую кнопку!

На какое-то мгновение Говардс замешкался, потом задержал дыхание и надавил кнопку.

На тарелочке послышался звон мелочи, человек опустил глаза, и струя белого пара ударила ему в лицо.

Он вскрикнул, скорчился и упал — отравляющие, нервнопаралитические и нарывные вещества одновременно ударили в него.

— Кретин, — пробормотал Говардс, прикрыв лицо платком и отступив на шаг. — Служба Безопасности сработала, как только я набрал четыреста девяносто девять миллионов девятьсот тысяч кредитов. Простой фокус со знаком.

День как день, но откуда же это чувство?

— Помогите мне, — услышал он женский голос.

— Конечно, мадам. — Откуда она взялась так быстро?

— Вот мое пенсионное удостоверение, — дрожащая рука, вся в шелухе, протянула замызганную и драную книжку. Мне не платят по ней деньги.

— Причитающиеся деньги всегда платят, — сказал Говарде, брезгливо раскрывая двумя пальцами засаленную книжку. Он указал на вырванную страницу: — Вот в чем дело. Не хватает страницы. Книжка станет действительной, если вы заполните бланк 925/1 к/43.

— Я уже заполнила, — сказала женщина, чуть не швыряя в него еще более мятую и грязную бумажку.

Говардс положил бумагу перед собой, надеясь, что его чувства не отражаются на лице.

— Все верно, мадам, но бумага не полностью заполнена. Вот здесь надо проставить номер страховки вашего мужа.

— Я не знаю его номера! — закричала женщина, вцепившись в край прилавка. — Он умер, и все его бумаги пропали.

— В таком случае вы должны заполнить бланк 276/ро/б7 — заявление в соответствующие инстанции для получения необходимых сведений. — Он вернул бумагу, выдавливая из себя вежливую улыбку. — Вы можете получить этот бланк…

— Я прежде помру, — завопила женщина, она бросила в воздух все бумаги, и они замелькали вокруг словно грязные конфетти. — Я уже неделю не ела. Я требую справедливости. У меня нет денег на хлеб…

— Мне бы очень хотелось помочь вам, мадам, но я не имею права. Вы должны заполнить бланк заявления Чрезвычайному Уполномоченному…

— Я прежде помру, — хрипела женщина, просовывая голову в окошко. Для вас бумажки дороже людей! Я себе так и сказала: покончу с собой, если не достану сегодня денег на пропитание. Спасите меня!

— Пожалуйста, не угрожайте! Я сделал, что мог. Так ли это? Не должен ли он был позвать какое-нибудь начальство? Правильно ли он сделал…

— Лучше я умру сразу, чем буду подыхать медленной голодной смертью.

В ее руках оказался длинный хлебный нож, которым она взмахнула перед ним. Угроза? Полагается ли в этом случае вызывать охрану?

— Я не могу, — выдавил из себя Говардс, его пальцы нервно и нерешительно засновали по клавишам. Охрану? Полицию?

— Раз так, я умираю и не пожалею об этом мире! Она положила руку вверх ладонью на прилавок и страшным ударом ножа располосовала запястье. Из раны хлынула кровь.

— Что вы сделали? — закричал он, сжав кулаки. Она завопила, взмахнула рукой, кровь брызнула на него и залила прилавок.

— Книга! — застонал он. — Вы залили кровью Книгу. Что вы наделали!

Он схватил Книгу и принялся вытирать ее платком, но тут вспомнил, что до сих пор не вызвал врача. На мгновение он замешкался, потом отложил Книгу и бросился на место. Все вокруг было залито кровью — может быть, он совершил ошибку? — женщины возле прилавка не было, но он слышал ее всхлипывания.

— Скорую помощь, — говорил он в микрофон. — Необходима срочная медицинская помощь. Немедленно.

Должен ли он был что-нибудь сделать для нее? Он не имел права оставлять свое место. И везде кровь — на руках и рубашке. Он в ужасе оглядел свои руки.

Что у него с руками? Может быть, он забыл что-то, что должен помнить? В памяти словно отзвук пронеслись какието воспоминания — какие воспоминания? Все в порядке: он сидит на своем месте, рука лежит на Книге, а перед ним — сияющий мультифранк. На своем месте… Конечно, на своем но почему снова это чувство, отдаленное, пугающее воспоминание, что все на самом деле не так?

Почему он глядит на свои руки?

Говардс передернулся, открыл мультифранк, включил его, сбросил цифры, щелкнул пробным и рабочим выключателями, а когда загорелся зеленый свет, поглядел на циферблат и набрал: 4.999…

Что-то не то. Почему он так сделал? Украдкой оглянувшись, он тотчас сбросил цифры. Длинная черная стрелка часов передвинулась еще на одно деление, замерла на вертикали и тут же перед его окном выросла громадная очередь. Люди тесно прижались друг к другу и молча глядели на него, только в конце очереди раздавались приглушенные голоса.

— Доброе утро, сэр, — обратился он к розоволицему джентльмену, стоявшему впереди. — Чем могу…

— Давайте без разговоров. Надо работать, а не языком чесать. Это заказное письмо надо послать в Капителло, в Италию. Сколько с меня?

— Это зависит… — начал Говардс.

— От чего зависит, черт возьми? Мне надо письмо отправлять, а не байки слушать.

По толпе пробежал нетерпеливый ропот, и Говардс, деланно улыбнувшись, сказал:

— Это зависит от веса, сэр. Заказные письма доставляются орбитальной ракетой, и оплата зависит от веса.

— Тогда, черт возьми, кончайте наконец болтать и взвесьте его, — он протянул письмо Говардсу.

Говардс взял письмо, просунул его в прорезь и назвал цифру.

— Это просто черт знает как дорого! Я только вчера посылал письмо в Капителло — обошлось гораздо дешевле.

— Возможно, оно весило меньше, сэр.

— По-вашему, выходит, я вру? — кричал розоволицый джентльмен, все больше наливаясь краской.

— Что вы, сэр, я просто сказал, что раз отправка письма стоила дешевле, значит, его вес был меньше…

— Какая наглость — называть человека лжецом! Вам это так не пройдет! Я хочу немедленно поговорить с начальником смены!

— Начальник смены не принимает посетителей. Если вам угодно подать жалобу, то пройдите в Бюро Жалоб — Комната восемь тысяч девятьсот тридцать четыре.

Появился долговязый рыжий парень.

— Я бы хотел дать телеграмму моему дяде: «Дорогой дядя, срочно вышли сто кредитов…»

— Заполните, пожалуйста, бланк, — сказал Говардс, нажимая кнопку, подающую бланки в наружный ящик.

— Но я не могу, — сказал парень, протягивая ему обе руки — они были в бинтах и гипсе. — Я не могу писать, но могу продиктовать вам: «Дорогой дядя…»

— Я очень сожалею, но мы не принимаем телеграмм под диктовку. Вы можете это сделать по любому телефону.

— Но я не могу опустить монету в автомат. Очень коротко: «Дорогой дядя…»

— Бесчеловечная жестокость, — возмутилась стоявшая следом девушка.

— Я был бы рад помочь вам, — сказал Говардс, — но это запрещено правилами. Я уверен, что кто-нибудь из стоящих в конце очереди заполнит вам бланк, а я с радостью приму телеграмму.

— Как вы все разом разрешили! — улыбнулась девушка. Она была очень хороша, и стоило ей немного наклониться, как ее грудь легла на прилавок. Я хочу купить несколько марок.

Говардс улыбнулся в ответ:

— Я был бы очень рад помочь вам, мисс, — но почта больше не выпускает марок. Стоимость отправления печатается прямо на конверте.

— Очень разумно. Тогда, может быть, у вас на складе найдутся юбилейные марки?

— Это другое дело. Продажа юбилейных марок разрешается согласно пункту У-23Н/48 Книги.

— Как вы образованны — просто прелесть. Тогда, пожалуйста, выпуск, посвященный Столетию Автоматической Службы Пеленок.

— Какое хамство — спроваживать людей! — закричал розоволицый джентльмен, просовываясь в окошко. — Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре заперта.

— Совершенно точно. — Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре заперта, — холодно сказал Говардс. — И мне неизвестно, что происходит в Комнате восемь тысяч девятьсот сорок четыре. Бюро Жалоб находится в Комнате восемь тысяч девятьсот тридцать четыре.

— Тогда какого черта вы посылаете меня в восемь тысяч девятьсот сорок четвертую Комнату?

— Я вас не посылал туда.

— Посылали!

— Нет, нет. Я не мог сделать такой ошибки.

Ошибка? Мелькнуло в мозгу Говардса. О нет, ни за что.

— Прошу прощения, я ошибся, — побледнев, обратился он к девушке. Недавно выпущено специальное указание, запрещающее торговлю юбилейными марками на почте.

— Ну, какая разница, — сказала девушка, игриво надув губы. — Я прошу всего несколько малюсеньких марочек…

— Поверьте, будь это в моей власти, я был бы счастлив сделать для вас все, но нарушать правила я не могу.

— А посылки бить вы можете? — рассерженный верзила оттолкнул девушку и швырнул на прилавок сверток. Сверток источал отвратительный запах.

— Я уверяю вас, сэр, что это не я разбил.

— Мой сын говорит, что разбили вы.

— Тем не менее, это не так.

— Выходит, мой мальчик врет! — заревел мужчина и, перегнувшись через прилавок, сгреб Говардса за грудки.

— Перестаньте, — выдавал из себя Говардс, вырываясь, и услыхал, как затрещала материя. Он нашарил кнопку вызова охраны и надавил ее. Кнопка отломилась и упала. Говардс рванулся сильнее — клок рубашки остался в руках верзилы.

— Марку, пожалуйста, — услыхал он, и письмо полетело в прорезь.

— Два кредита, — сказал Говардс, изо всех сил нажимая кнопку аварийного вызова, потом принял письмо.

— Вы сказали, Комната восемь тысяч четыреста сорок четыре! — не унимался розоволицый.

— Так с техникой не обращаются, — раздраженно заявил монтер, появившийся подле Говардса.

— Но я только дотронулся до кнопки, как она отлетела.

— Эти машины не ломаются.

— Помогите мне, — просила хрупкая старушонка, просовывая дрожащей рукой замызганную и драную книжку.

— Причитающиеся деньги всегда выплачивают, — сказал Говардс, на мгновение закрывая глаза. — Почему? — и потянулся за книжкой. Он поймал взглядом детину, проталкивающегося к прилавку, — косматая черная борода и зверское выражение лица.

— Я знаю… — начал Говардс и смолк. Что он знает? Что-то напряглось в его мозгу, словно желая вырваться вон.

— Знаешь, что это? Игольчатый пистолет.

— Комната восемь тысяч девятьсот сорок четыре! В отчаянии Говардс схватился за голову, даже не сознавая, кричит ли он или слышит чей-то крик. Спасительный мрак поглотил его.

— Теперь глотните вот этого, и через минуту все пройдет. Говардс взял чашку, которую Экзаменатор протянул ему, и с удивлением заметил, что одной рукой ему с ней не справиться. Руки были покрыты крупными градинами пота. Он отхлебнул немного, и шлем, поднявшись над его головой, исчез в выемке потолка.

— Экзамен… вы будете приступать к нему? Экзаменатор усмехнулся и облокотился на стол.

— Обычный вопрос, — сказал он. — Экзамен кончен.

— Я ничего не помню. Шлем словно опустили, а потом снова подняли. Но у меня мокрые руки, — он поглядел на них, потом вздрогнул — до него все дошло. — Экзамен кончен. И я…

— Имейте терпение, — важно произнес Экзаменатор. Результаты необходимо проанализировать, сравнить, потом дать ответ. Даже электронная обработка требует времени. Не стоит возмущаться.

— Что вы, я вовсе не возмущаюсь, — поспешно заверил его Говардс, потупив взгляд. — Я очень благодарен.

— Еще бы. Подумайте только о том, как все это делалось прежде. На устные и письменные экзамены уходили часы, а лучшие отметки получали зубрилы. Теперь зубрежка не поможет.

— Я знаю, Экзаменатор.

— Минутное отключение — и машина прощупывает вас, задает ситуации и следит за вашей реакцией на них. Реальные ситуации, с которыми может столкнуться почтовый служащий, выполняя свои обычные обязанности.

— Да, обычные обязанности, — повторил Говардс, хмуро поглядел на свои руки и быстро их вытер.

Экзаменатор поглядел на цифры, бегавшие по вмонтированному в стол экрану.

— Я ожидал от вас большего, Говардс, — строго сказал он. — В этом году вы не будете почтовым служащим.

— Но… я был уверен… двенадцатый раз…

— Быть служащим — это больше, чем просто знать Книгу. Идите. Учитесь. Думайте. Ваших знаний оказалось достаточно, чтобы продолжить обучение на год. Больше работайте. Почти никому из обучающихся не разрешалось учиться пятнадцать лет.

— Жена просила меня спросить вас, мы ведь не молодеем. Разрешение на ребенка…

— Не может быть и речи. Во-первых, перенаселение, во-вторых, ваше положение. Будь вы служащим, мы бы могли рассмотреть вашу просьбу.

— Но ведь служащих так мало, — искательно сказал Говарде.

— Как и вакансий. Радуйтесь, что ваше обучение продолжается и вы не потеряли питания и квартиры. Вы знаете, что такое быть Кандидатом в безработные?

— Спасибо, сэр. До свидания, сэр. Вы были очень добры. Говардс быстро захлопнул дверь. Почему ему все еще кажется, что его руки в крови? Он встряхнул головой, желая забыться.

Нелегко будет рассказать об этом Доре. Она так надеялась.

Но Книгу ему, по крайней мере, оставили. И весь год он сможет ее учить. Это хорошо. И в Книге будут новые дополнения и разъяснения — это тоже хорошо.

Проходя в коридоре мимо почты, он опустил глаза.