Под палящим солнцем бродила я по раскаленной палубе «Сокровища Джеда». Запустила пальцы в волосы. Отросли — дюйма полтора уже. Откинула волосы назад. Зажмурилась. Потянулась. Открыла глаза. В неправдоподобно синем небе плыли ослепительно белые — глазам больно — облака. Под ровным свежим ветром вздувался на рее треугольный латинский ларус. Слева, справа — корабли, грузовые, таранные, с такими же треугольными парусами. Всего в караване судов двадцать. Мы идем в Шенди.
Уже два дня как вышли из Телнуса. Десятый час. Хорошо на палубе. Ветер, соленые брызги. Я стою у поручней. До воды — не больше ярда. Осевшее под тяжестью груза мелководное суденышко решительно рассекает сверкающую под лучами солнца гладь моря. А вон еще корабли — у самого горизонта. Мачты, паруса… Красиво. Понятно, почему мужчины — и земляне и гориане — так любят море. Для них оно точно живое существо.
Кончики пальцев пробежали по опоясавшему горло ошейнику. На нем — ярлычок: «Перешлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен». В Шенди меня свяжут и отправят на тарне в Ар, на милость Элайзы Невинс, былой моей соперницы, а ныне — хозяйки. Уж она позаботится, чтоб без дела сидеть мне не пришлось. Вздохнуть не даст. Стальной ошейник холодит пальцы. Тяжкая доля — быть рабыней у женщины. Заставит по струнке ходить. Как же — служанка родовитой благородной дамы! Обязана являть пример скромности, безукоризненной покорности и смирения. Не приведи Бог скомпрометировать хозяйку. Один взгляд в сторону мужчины, будь он хоть раб, — семь шкур с меня спустит своей изящной дамской кожаной плеткой, шитой бисером, той самой, что висит в спальне. Мне уже довелось ее отведать. Принадлежать ей будет для меня пыткой. И дело не только в стыде и унижении. Нет, самое страшное — ее принципы. Придется полностью подчинить себя им. А она горда, независимость и презрение к мужчинам для нее превыше всего. Воля хозяйки — закон для рабыни. Но тело мое помнит сильные, властные руки горианских мужчин. Как смогу я жить без них?
Прочь, прочь мысли о хозяйке! Буду жить сегодняшним днем. А сегодня мир полон радости, мужчин, моря и солнца.
Матросы на корме забросили в воду лесу и теперь, взмокшие, напрягая все силы, выбирали ее. Леса не поддавалась.
Я побежала к корме — посмотреть. Из воды показался огромный пятнистый четырехжаберный грант и, закручивая водовороты, снова ушел в глубину. За лесу ухватился еще один матрос. Не отводя глаз, следила я за ходом схватки. Моряки с пересекающих Тассу судов часто ловят рыбу — ею питаются, остатки идут на наживку.
Я вскрикнула от страха. Кто-то из мужчин злобно выругался. Откуда ни возьмись из-под гранта вынырнула длинная белая девятижаберная акула, сорвала добычу с лески и была такова. Вслед за ней, рассекая спинными плавниками волны, устремились охочие до объедков акулы помельче. За проходящими судами нередко увязываются акулы и морские ящеры — подбирают выброшенный мусор, срывают с крючков улов. Наш огромный караван, уж конечно, привлек целые стаи таких чудовищ. Накануне у меня на глазах из мерцающих волн Тассы высунул длинную шею морской ящер. Крошечная головка, мелкие зубы в несколько рядов. Вынырнул, точно лопасть весла, и вновь канул в пучину. Столь устрашающий вид обманчив — для человека животные эти опасности не представляют. Подбирают объедки, хватают мелкую рыбешку. Близкие им виды питаются водяными рачками. Есть редкие. Говорят, далеко не каждому из моряков доводилось видеть таких. Гораздо многочисленнее — и опаснее — длинномордые зубастые морские ящеры, формой тела напоминающие рыб. Бесшумные, агрессивные — моряки боятся их не меньше акул. Но самые стремительные из хищников Тассы — свирепые клыкастые морские слины, сородичи слинов наземных. Считаются они и самыми опасными. Встречаются они, однако, чаще всего в северных водах; на юг, к берегам Коса или к бухте Тироса, заплывают лишь изредка.
Я побрела обратно к носовой части. Подошла к деревянной бадье, выудила оттуда тоспит, принялась высасывать сок. Никто меня не оговорил.
Хоть в первый день плавания надсмотрщик и предупредил, чтоб на поблажки не рассчитывала, слова своего не сдержал. На судне мне предоставили полную свободу. Даже на ночь на цепь не сажали. Мужчинам я понравилась, обращались со мной хорошо — дружески-грубовато, по-свойски, как часто обходятся с невольницей, принадлежащей всем и всем повинующейся. Ограничивали меня, пожалуй, не больше, чем свободную женщину, не считая, конечно, стоящего между нами барьера. Разве что рабская туника и ошейник напоминали, что, стоит кому-нибудь из мужчин, щелкнув пальцами, указать пятачок на палубе у своих ног или свистнуть мне среди ночи — и я, как ручной слин, помчусь исполнять их прихоти. Умеющие услужить мужчинам рабыни часто пользуются известной свободой. Если мужчины получают от рабыни все, чего только пожелают, если она всецело принадлежит своим полновластным хозяевам, противостояния между ними не возникает. В глазах своих господ невольница непостижимым образом превращается в сокровище, в чудо. Многих ли женщин Земли, хотела бы я знать, их мужчины воспринимают как волшебный дар? Сокровищем может быть лишь то, чем обладаешь. Свободного человека можно уважать, даже любить, но никогда не станет он сокровищем для другого. Для этого женщина должна принадлежать повелителю. Более того. Поскольку в глубине души каждый мужчина желает иметь прекрасную женщину своей рабыней, то, получив ее, он — по крайней мере в этом отношении — удовлетворен. Удовлетворенный же мужчина — счастливый мужчина. А счастливые люди доброжелательны и щедры. Лишь одно охраняет он ревностно — свою власть над рабыней. Конечно, когда одолевает похоть, доброжелательности и щедрости — как не бывало, тут наружу выползают жестокость и грубость, вот тогда рабыня в полной мере познает глубину его владычества над нею — и наслаждается им, вот тогда по-настоящему ощущает себя рабыней. Говорят, и у свободных любовников не редкость, когда объятый сладострастием мужчина, камня на камне не оставляя от дамских иллюзий о свободе, подчиняет себе женщину, властно, как рабыню. Сколь же сладостно, должно быть, для мужчины сознание истинного рабства женщины! И с каким упоением отдается ему порабощенная женщина! Мало того: рабство это простирается не только на краткие часы наслаждения, нет, она просто принадлежит ему, служит ему, угождая во всем. Что может быть восхитительнее обладания таким прелестным творением природы! С самими женщинами — сложнее. В моем сердце, я знаю, живет рабыня. Да, рабыня, страстно желающая хозяина. Мысль об этом, некогда отвергаемая, потом порождавшая затаенный страх, ныне утвердилась в сознании, наполняя душу безграничной радостью. Так ли у других женщин? Не знаю. Пусть каждая заглянет в свое сердце. Вряд ли такое жадное стремление к мужчинам — отклонение в генетической истории биологического вида. Я думаю, тут существует сложная взаимозависимость. Столь свойственная любому нормальному в физиологическом плане мужчине жажда обладания прекрасной женщиной, жажда поработить ее не могла развиться сама по себе. Зубы тигра эволюционировали в процессе охоты; движущей силой эволюции глаза был свет; для возникновения крови организмам необходимо было существовать в среде, где есть соль и вода. Подобно этому и тяга мужчины к обладанию предполагала существование рабынь, жаждущих, чтобы ими обладали. В животном мире инстинкты доминирования и подчиненности нераздельно связаны, эта глубинная, врожденная тяга друг к другу параллельно развивалась у дополняющих друг друга живых существ. И пусть ничто не препятствует женщине, жаждущей преклонить колени перед мужчиной и обнаженной припасть к его ногам. И пусть, издав упоенный крик, он схватит ее в объятия. Только отныне ей должно быть настороже: она — рабыня.
— Парус! — крикнул мужской голос. — Парус!
Я подняла глаза. На самой верхушке мачты, над реей и вздымающимся под ветром треугольным парусом, на небольшом дощатом пятачке стоял впередсмотрящий. Босой, руки вцепились в опоясывающее мачту кольцо.
— Куда идет? — Помощник капитана на верхней палубе выхватил подзорную трубу.
— На полкорпуса к Шенди!
Слева по борту на траверзе шел корабль. Моряки Коса обычно обозначают левый борт корабля названием порта назначения, а правый — названием порта приписки. Разумеется, когда корабль следует в порт приписки, обозначения меняются. Тогда левый борт называют «портовым бортом», а правый по-прежнему — по порту приписки. Это порождает сложности при переводе горианского морского жаргона. Скажем, команда, которую следовало бы перевести как «право руля», на нашем корабле дословно прозвучала бы «на Телнус». Выражения «левый» и «правый борт» на Горе не употребляются, хотя, конечно, соответствующие понятия существуют. Для британских кораблей правый борт — это борт, на котором у некоторых, особенно у северных, кораблей находится руль. Большинство же горианских кораблей устроены подобно древним земным судам, у них рулевое управление располагается по обоим бортам. Стоит, однако, отметить, что у быстроходных, оснащенных прямым парусным снаряжением кораблей Торвальдсленда руль обычно один, и располагается он по правому борту.
На верхнюю палубу «Сокровища Джеда» уже спешил капитан. Помощник передал ему подзорную трубу.
— Двухмачтовый, двухпарусный, — доложил он. — С каждого борта — по десять весел. Похоже, торговый.
— Под флагом Порт-Кара, — удовлетворенно отметил капитан.
— Смотри! — Помощник ткнул пальцем в сторону корабля.
— Вижу, — буркнул капитан. — Разворачивается.
На палубу поднялся второй помощник капитана, тоже с трубой.
— Торговый, — сказал первый.
— Осадка большая, — заметил второй.
— Груженый, — добавил первый.
Опустив трубу, капитан все вглядывался в далекий силуэт, непроизвольно облизывая губы.
«Сокровище Джеда» — корабль таранный, боевой, хотя на этот раз используется для нужд торговцев.
— Уходит, — проговорил первый помощник. — Возьмем! Второй все смотрел в море.
— Длинноват вроде бы для десяти весел, — протянул он.
— Под флагом Порт-Кара! — не терпелось первому. — Возьмем!
— Возьмем, — решился капитан. — Передай флагманскому кораблю. Пусть караван ложится в дрейф.
— Есть, капитан! — Не мешкая, первый помощник отдал матросам команду поднять на мачте сигнальные флажки.
Капитан неторопливо давал наставления рулевым. Поворот — и «Сокровище Джеда» начало преследование судна из Порт-Кара.
Гребцы заняли места на скамьях, весла скользнули на воду. На пару ступенек ниже штурвального встал старшина гребцов. Оружие сложено под скамьями. Все точно праздника ждут. Палубу никто не драит. Меня и не замечают, а если и замечают — не гонят. Метательные снаряды не готовят. Песок на палубу не несут. Даже рей не сняли и не опустили мачту, как обычно перед боем. Плевое дело. Каждый получит свою долю.
Капитан ухмылялся.
— Греби! — скомандовал старшина гребцов. «Сокровище Джеда», точно живое существо, бросилось в погоню за удирающим судном.
И только второй помощник с озабоченным видом все рассматривал в подзорную трубу чужака. Но наконец и ему велено было занять свое место.
Я стояла у поручней, у ведущих к штурвалу ступеней.
На ветру полоскались сигнальные флажки. Позади лег в дрейф караван.
Скоро мы к ним вернемся. Как интересно! В жизни не видела морского боя. Когда захватили «Облака Телнуса», мы, рабыни, сидели в трюме. Пока не откинулась крышка люка и в проеме не показался незнакомец, и понятия не имели, в чьих мы руках.
— Ходу! — приказал капитан.
— Греби! — командовал старшина гребцов. — Греби! Караван остался позади.
— Капитан! — раздался крик впередсмотрящего. — Смотри! Мачты убрали! Разворачиваются!
Даже с палубы я разглядела, как опускается рея, как сворачивается парус, как на чужом корабле убирают мачты. Судно разворачивалось.
— Этого я и боялся! — закричал второй помощник и помчался на верхнюю палубу. С самого начала он не горел желанием бросаться в погоню за неизвестным кораблем.
— Стоп! — гаркнул капитан.
— Стоп! — скомандовал старшина гребцов.
Мужчины озадаченно уставились на него.
— Видишь! — кричал второй помощник. — Смотри!
— А ну на свое место! — взвился капитан.
— Подчиняюсь, господин, — проговорил тот. — Но лучше бы тебе развернуться.
Капитан изучал вражеский корабль в подзорную трубу. Не сводил глаз с чужого судна и второй помощник.
На торговых кораблях обычно две мачты, и закреплены они намертво, не убираются.
На идущем навстречу корабле — невооруженным глазом видно — теперь не было ни одной.
— Взгляни на весла, капитан, — настаивал второй помощник. — Теперь по двадцать по каждому борту.
Действительно: на воду спустились новые весла.
— Это не торговый корабль, капитан, — убеждал молодой воин.
Ну конечно. Низкая осадка — не из-за груза. Такова конструкция. Быстроходный, страшный, могучий, как торпеда. Сначала мы видели только половину весел. Мачты убрали. Боевые корабли всегда идут на таран на веслах.
— Прошу тебя, мой господин, — кричал молодой помощник, — поворачивай или набирай скорость, пойдем на таран!
Корабль несся прямо на нас.
— Поворачивай или набирай скорость, пойдем на таран!
— А флаг-то! — вскричал первый помощник, тот, кому не терпелось на штурм.
Теперь рядом с флагом Порт-Кара на флагштоке корабля, с быстротой молнии летящего на веслах нам навстречу, развевался еще один — широкий, белый, с изображением огромной черной рогатой головы боска поверх вертикальных зеленых полос.
— Боек из Порт-Кара! — ужаснулся первый помощник.
— Разворот! Разворот! — завопил капитан.
— Мы погибли! — Кто-то из гребцов в ужасе вскочил со скамьи.
И тут, словно внезапно взмыв из пучины морской, неизвестный корабль навис над бортом всей своей громадой. Затрещали, разлетаясь в крошево, доски, в проломе забурлила вода, закачался на тросах оторвавшийся от мачты рей, сбился на сторону скособоченный парус, заходила ходуном палуба. Спотыкаясь, едва стоя на ногах, я ухватилась за свисающий с мачты трос. Казалось, корабль на мгновение выровнялся. Дав задний ход, чужак отошел и начал разворачиваться. Палуба «Сокровища Джеда» накренилась, в трюмы хлынула вода.
Матросы прыгали в воду.
Снова корабль выровнялся, но тут же начал погружаться. Цепляясь за трос, я в ужасе ползала по палубе. Ноги окатило волной. Палуба уже затоплена. Сверкая, точно тщательно вычищенный слин, чужой корабль уходил прочь.
На верхней палубе, держась за поручни, один-одинешенек стоял капитан.
Я огляделась. У штурвалов — никого, скамьи гребцов пусты. Из воды слышались крики.
Откуда-то издалека донеслись позывные горнов.
Капитан смотрел вниз, на меня.
— Там опасно. Бросай трос, прыгай в воду.
— Нет! — В испуге я затрясла головой. — Нет!
И тут он бросил на меня взгляд горианина, хозяйский взгляд. И начал спускаться.
— Да, хозяин! — закричала я, отпустила трос и бросилась в воду. Я — рабыня. Даже море не так страшит меня, как хозяин-горианин.
Вода холодная, зеленоватая. Сначала погрузившись с головой, я быстро вынырнула на поверхность.
— Держись подальше от корабля! — посоветовал кто-то из мужчин.
Я поплыла к нему. Успела отплыть на несколько ярдов от тонущего корабля — и он погрузился в воду. Меня потянуло в воронку, но как-то удалось удержаться.
Соль ела глаза, обжигала ноздри. Ничего не видно. Я выплюнула воду.
Чьи-то руки схватили меня и затащили на обломок обшивки борта корабля.
— Нас быстро подберут, — подбадривал товарищей один из матросов. Всего на обломке их было четверо.
К нам уже шли несколько кораблей из каравана.
— Погодите-ка! — встрепенулся один из мужчин. — Разворачиваются!
— Чужие корабли! — крикнул другой.
Едва удерживая равновесие, я стояла на досках. Точно! Корабли нашего каравана разворачиваются! А между ними виднеются силуэты чужих. Идут к нам.
— На караван напали! — выдохнул кто-то.
Поддерживая капитана «Сокровища Джеда», неподалеку барахтался в воде молодой помощник. Вот они нашли обломок корабля.
Мимо, прорезая волны, скользнул длинный белый плавник. Совсем рядом, и не подумав остановиться около нас, прошла легкая галера под флагом Порт-Кара. В небо взвился столб дыма — судовая катапульта дала залп. Где-то слева, вдалеке, запылал корабль. Наш, из Коса.
Отовсюду слышались сигналы горнов.
Подошли спущенные с одного из судов каравана два баркаса. На один подбирали матросов из воды, подняли на борт капитана с молодым помощником. Другой шел к нам. Четверо моих спутников поднялись на борт.
Приготовилась прыгнуть на баркас и я, но, отброшенная чьей-то рукой, отлетела в сторону.
— У нас нет места для рабынь!
— Пожалуйста, хозяин! — Я встала на колени на дощатом обломке. Грубая желтая туника промокла, облепила тело. Ни бюстгальтеров, ни белья рабыням носить не разрешается.
— Пожалуйста, хозяин! Меня втащили на баркас.
Сжавшись в комок, опустив голову, я стояла на коленях среди их ног.
Вскоре мы поравнялись с кораблем и благополучно поднялись на" борт.
Меня тут же отправили в трюм.
— Рабыня! — послышался женский голос. В трюме горела лампа.
— Прости, госпожа. — Я встала на колени. А она уже поднималась по лестнице.
— Я не буду сидеть в трюме с рабыней!
— Молчи, женщина! — раздался с палубы раздраженный мужской голос. Она попыталась откинуть тяжелый люк. Не тут-то было! Крышка задраена. Кипя от злости, женщина спустилась обратно. Я не смела взглянуть на нее.
— Прости, госпожа!
В гневе ходила она взад-вперед. Нас обеих запихнули в трюм. Обе мы женщины.
Прошел вечер, наступила ночь, а мы все сидели в трюме. Заговорить со мной моя соседка — как-никак свободная женщина! — не соблаговолила. Погасла лампа, мы остались в темноте. Бой продолжался несколько часов. Снаружи неслись крики, звуки лопающихся канатов, с палубных катапульт запускали сосуды с горючей смесью. Судно едва не протаранили — снесли несколько весел с левого борта. Затем попытались взять на абордаж, но атаку отбили.
А потом отворилась крышка люка.
— Корабль в безопасности, леди! — крикнул капитан. — Сейчас принесут поесть.
Женщина поднялась по лестнице, вышла на палубу. Вслед за ней, никем не замеченная, выползла и я.
Еще не рассвело. Палубу освещают тусклые фонари. Временами то с одного, то с другого корабля взмывали в небо пылающие сгустки, ярко вспыхивали, а потом, ровно горя, плавно, как на парашютах, опускались в воду и гасли. На воде плясали отблески горящих кораблей.
— Я в трюме больше не останусь, — заявила капитану дама.
— Я вынужден настаивать, — ответил он.
— Нет.
— Вы спуститесь по доброй воле, — предупредил он, — или вас придется приковать цепями.
— Вы не посмеете! — вскричала она.
— Принесите цепи!
— Я повинуюсь вашей воле, капитан, — недовольно проговорила она и начала спускаться по лестнице. Я проскользнула перед ней. Крышка люка закрылась. Потом опять открылась ненадолго — принесли еду и питье. Со мной она не поделилась.
Слышно было, как сменились вахтенные. Значит, наступило утро. Я заснула. Проснулась я от стука. Моя соседка колотила в крышку люка, требуя, чтобы ее выпустили.
Но нас не выпустили. Значит, опасность еще не миновала.
Судя по тому что удалось услышать, на судах каравана поддерживается должный порядок, перед врагом лицом в грязь не ударили. Очевидно, по обе стороны от нас стоят свои корабли.
И вдруг крик: «Парус! Парус!» Усталые мужчины бросились на палубы. Похоже, спустили на воду весла. Корабль тронулся с места. Послышались команды старшины гребцов. — Возвращаются! — гудели голоса. — Возвращаются!
Корабль разворачивался.
— А что будет с нами, — впервые обратилась ко мне свободу нал женщина, — если наш корабль возьмут на таран?
— Может быть, госпожа, — ответила я, — кто-нибудь вспомнит о нас и откроет люк.
— А если нет?
— Будем надеяться, что не забудут, госпожа.
— Ночью нас брали на абордаж.
— Да, госпожа.
— А что со мной сделают, — спросила она, — если я попаду в руки врагов?
— Разденут, госпожа, чтобы посмотреть, хороша ли ты для мужчин.
— Если да?
— Госпожу сделают рабыней, — проронила я и добавила: — Прости, госпожа.
— А если не хороша?
— Не знаю, госпожа. Они из Порт-Кара. Может, бросят на съедение акулам.
У нее вырвался невнятный возглас. Боится! Вот так-то! Наверно, теперь куда яснее осознала, что значит быть женщиной.
— А если корабль протаранят, — испуганно лепетала она, — а мужчины позабудут или не успеют открыть люк, что тогда?
— Бывает, — объяснила я, — проламывается обшивка. Может, удастся выбраться.
— Но скрыться нам вряд ли удастся.
— Вряд ли, госпожа.
Старшина гребцов считал все громче. Других звуков с палубы почти не слышалось.
Спустя примерно пол-ана корабль круто изменил курс. Звучно шлепали по воде весла.
— Я хочу знать, что происходит! — закричала женщина и снова заколотила в крышку люка. Но никто и ухом не повел.
Еще через четверть ана с палубы донеслись крики, и не прошло и трех-четырех инов, как, к нашему ужасу, затрещали, ломаясь, доски, и прямо на нас поехала стена — в борту корабля зиял пролом. В первые мгновения ничего разглядеть мы не сумели. В трюм ударил бурлящий поток ледяной воды. Мы зашлись в крике. Но вот забрезжил свет, в проломе замаячил нос неизвестного корабля, пронзивший обшивку борта изогнутый таран. Давая задний ход, налегли на весла гребцы, и, перемалывая доски, сделавший свое дело таран двинулся назад. В огромную — больше ярда шириной — пробоину хлынула вода. Вот мы уже по пояс в воде. Корабль покачнулся — в проеме показалось небо, течь прекратилась; корпус качнулся назад — и снова в трюм плавно потекла вода.
Не переставая кричать, мы вскарабкались по лестнице. Крышка люка откинулась. Над ней стоял человек с обнаженным мечом.
Не помня себя от страха, мы выбрались на палубу. Схватив женщину за руки, человек с мечом потащил ее к баркасу. На меня никто не обращал внимания. Напавший на нас корабль отошел, выискивая новую жертву. Вокруг — множество судов. Раннее утро. Море подернуто дымкой. К северу туман сгущается. На судах идет бой: над водой разносятся крики, лязгает оружие. Примерно в сотне ярдов — четыре-пять кораблей. Два из них горят. Люди бросились к баркасам, набились до отказа. Вот один баркас перевернулся. В другой спешно пересаживали свободную женщину. Мужчины пытаются вновь поставить на воду перевернувшийся баркас, но корма его уже погружается. Матросы попрыгали в воду и поплыли к другим судам. Подбежав к поручням, я смотрю им вслед. Не заметила, как сзади подошел корабль. Корабль из Коса шел на полном ходу и, не успев отвернуть в сторону, врезался в корму судна, на котором стояла я. Отчаянно вскрикнув, я упала, меня швырнуло на палубу. Судно накренилось, меня потащило назад. Цепляясь за доски, пыталась я добраться до носа. Ухватилась за поручни. Задрав нос, корабль уходил в глубину. Держась за поручни, соскользнула в воду и я и поплыла прочь от тонущего судна. Проломив поручни, упала в воду оторвавшаяся от креплений мачта. За нее я и схватилась, стараясь держать голову и плечи над водой. Мачта крутилась, вертелась, едва не затонула, когда исчез в глубине остов корабля, но в конце концов снова вынырнула на поверхность. Меньше чем в пятидесяти футах догорал еще один корабль. Море усеяно обломками. Трубят горны, полощутся на ветру сигнальные флажки. Неподалеку двое мужчин боролись в воде. Вдруг все вокруг заволокло пришедшим с севера густым туманом. В сером мареве тускло мерцал горящий корабль. Вдруг показалось: вокруг — никого. Я закричала. Горящий корабль уходил под воду. Горны трубили все дальше. Барахтавшиеся в воде неподалеку от меня мужчины куда-то исчезли. Я одна.
Я принялась звать на помощь и вдруг вскрикнула от страха. Неведомый длинномордый зверь с зубами в несколько рядов вцепился мне в ногу. Отчаянно крича, цеплялась я за мачту. Кажется, впился не слишком глубоко, ногу не оторвет. Самого зверя мне не видно, но чувствуется вес. Руки скользят. Тянет вниз, вот-вот оторвет от мачты. Вцепился в ногу повыше. Я наугад ткнула вниз кулаком. Рука наткнулась на что-то твердое, тяжелое, живое. Извернувшись, увидела круглые глаза. Рассмотрела веки, глазные яблоки. Пальцы заскользили по мокрой древесине. Снова и снова осыпала я ударами невиданную тварь, и вдруг она оторвала меня от мачты и, переворачивая под водой, потащила в глубину. Изо всех сил пыталась я оторвать от ноги гадину. Не получается! Вокруг бурлила ледяная вода. Где дно, где поверхность — все смешалось. Удары мои становились все слабее. Вдруг показалось, что в отдалении замерцал тусклый свет. Поверхность! Выгнувшись, я потянулась вверх. Наглоталась воды. Под поверхностью воды что-то двигалось. Начало темнеть в глазах. Слабеющей рукой я еще раз попыталась оттолкнуть вцепившиеся в ногу челюсти. Пальцы нащупали мелкие острые зубы. Нечем дышать. Нет сил бороться. Поверхность воды все дальше. Помутившийся взгляд уловил какое-то движение. Что-то тут, рядом со мной, под водой. Не зверь. Я вытянула руку. Ничего. Закрыла глаза. Я должна вздохнуть! Должна добраться до воздуха! Внезапно, испугав меня, зверь извернулся, злобно забил хвостом, описал круг. В воде расплывалось что-то вязкое, будто масляное. Зверь бушевал. Хватка на ноге ослабла, чудовище забилось в конвульсиях. Барахтаясь изо всех сил, я пыталась отплыть подальше. Медленно вращаясь в темной воде, мой преследователь опускался на дно. В ногу вцепилась какая-то рыбешка. Вслед за уходившим в глубину гигантом тоже устремилась стая рыб. Чья-то рука подхватила меня в ледяной воде и потащила наверх, к свету. Зверь теперь далеко внизу. И вот я на поверхности. Глаза разъело соленой водой, ничего не видно. Я захлебывалась кашлем, судорожно хватала ртом воздух. Чья-то сильная рука поддерживала, не давала уйти на дно. Я содрогнулась и потеряла сознание.
Обморок длился несколько минут, не больше. Когда я очнулась, кто-то втягивал меня на большой обломок корабля, похожий на плот из тяжелых шероховатых бревен.
Я лежала на животе. Приподнялась на локтях. Меня дважды вырвало в воду, я в изнеможении опустилась на бревна.
В нескольких футах от плота безжизненно покачивался на волнах диковинный морской ящер — с виду рыба, на самом деле рептилия — больше двадцати футов длиной.
Вокруг него кружили акульи плавники. Но вот замелькали и морды, акулы принялись рвать труп на части.
Только теперь я осознала, что около меня стоят чьи-то ноги. Мужчина. Над Тассой все еще стелился туман.
Схватив за руки, он резко перевернул меня и швырнул перед собой на спину на тяжелые бревна огромного плота. На мне — лишь клочок насквозь промокшей желтой туники. Тонкая ткань обтянула тело, я — точно голая. Лежа навзничь у его ног, я приподняла одно колено. Открыла глаза.
— Хозяин! — вырвалось у меня. Сердце захлестнула сладкая волна. Собрав последние силы, я встала на колени. — Я люблю тебя! — Склонив к его ногам голову, я принялась покрывать их поцелуями и слезами. — Хозяин! Хозяин! — рыдала я. — Я люблю тебя! Люблю!
— Скотина! — подняв меня на ноги, спокойно, с угрозой в голосе процедил он.
И отпустил меня. Я отшатнулась.
— Хозяин? — Вдруг стало страшно. — О, нет, хозяин! — закричала я. — Я люблю тебя!
Он взглянул на рыщущих вокруг неподвижного тела ящера акул. Акулы помельче кружили вокруг плота.
— Нет, хозяин! — визжала я. — Я люблю тебя! Люблю, хозяин!
Подошел, схватил меня сзади за шею и за ноги, поднял над головой.
— Нет, хозяин!
Сделал несколько шагов к краю плота.
Что я могу сделать? Еще мгновение — и швырнет меня на съедение акулам!
— Нет, — яростно прорычал он. — Слишком просто для мести воина. — И бросил меня на бревна к своим ногам.
Огляделся. В дощатый выступ ввинчено кольцо. Подтащил меня к нему, разорвал на мне тунику. Встав надо мной на колени, стянул обрывком ткани мне руки, закинул над головой, привязал к кольцу. Теперь я немного наклонно лежу перед ним навзничь. Откинув ногой обрывки туники, он вынул из ножен окровавленный нож — тот самый, которым убил морского ящера.
— Я люблю тебя, хозяин, — прошептала я.
— Я разрежу тебя на куски, — проговорил он, — и по частям буду бросать акулам.
Что ж, он может делать со мной все, что заблагорассудится.
Я в его власти.
Замахнулся, лезвие сверкнуло над головой. Я зажмурилась.
С размаху дюйма на четыре вонзил нож в дерево позади меня. Дрожа, я открыла глаза.
Смотрит сверху вниз.
— Вот я и добрался до тебя.
— Да, хозяин.
Опустился на колено. Рванул ярлычок на моем ошейнике. Прочел вслух: «Перешлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен». Рассмеялся:
— Ты — служанка женщины?!
Приподнял меня и снова швырнул на спину, прижав к плоту. Едва не лишившись чувств от его прикосновения, я прикрыла глаза.
Отпустил. Встал. Снова смотрит сверху вниз.
— Я люблю тебя, хозяин.
Пнул с размаху, я вскрикнула от боли.
— Лгунья!
Снова присел рядом, вытащил из древесины нож. Острие прижалось к горлу.
И опять воткнул в дерево в футе от меня.
— Нет. Акулы, нож — слишком милосердно для тебя.
На мое горло легла его рука. Сломать мне шею — ничего не стоит.
Я задрожала.
Рука его задумчиво поползла к моей правой груди.
— Нет, — размышлял он. — Акулы, нож — все это слишком милосердно.
— Пощади несчастную рабыню, — взмолилась я. Но в глазах его не было жалости. Его рука ползла по моему телу.
— Я гнался за тобой, — проговорил он. — Эти болваны из «Чатки и курлы» были настолько любезны, что сообщили, что тебя отправили на «Сокровище Джеда». Мы захватили небольшую галеру. Объединились с моряками из Порт-Кара. Я искал тебя во время боя. Это было непросто. Но пленников убедили заговорить. Выживших с «Сокровища Джеда» подобрало таранное судно «Лучана из Телнуса». Мы искали его. И нашли. Галеру уничтожили в сражении. Мои люди поплыли на корабль Порт-Кара. А я все охотился за тобой.
— Твоя охота была удачной, хозяин, — заметила я. — Ты добыл меня.
— Да. Добыл. Коварную маленькую лгунью, дрянь, предательницу в ошейнике. — Он взглянул на меня. — И вот она лежит передо мной, голая, связанная, в моей власти.
— Да, хозяин.
— Шлюха.
— Да, хозяин.
Он повертел из стороны в сторону мою голову.
— Даже уши проколоты!
— Да, хозяин.
— Ты еще узнаешь, шлюшка: месть воина — не шутка.
— Я твоя, хозяин. — Сквозь туман я глядела ему в лицо. Под нами покачивался плот. Я связана, в его безраздельной власти, прикрывавший мое тело обрывок ткани сорван. Мы одни на оставшемся от корабля обломке, в открытом море. — Я твоя, хозяин, — прошептала я, — делай со мной что хочешь.
Правая рука его все скользила по моему телу. Обхватив меня левой, он яростно — губами, зубами — впился в мою шею чуть повыше ошейника.
— Я люблю тебя, Клитус Вителлиус! — закричала я.
Он ударил наотмашь: я, рабыня, посмела назвать его по имени!
И снова набросился на мое тело.
— Я твоя! — не в силах сдержаться, закричала я. Пусть слышит море и небо. Пусть слышит он.