Работа над ошибкой

VII

В течение следующих двух дней у Времянкина начал формироваться четкий распорядок дня. Он просыпался раньше остальных, делал зарядку, принимал душ, готовил завтрак для всех. После школы Эмиль проводил по четыре часа за учебниками. Затем готовил ужин к возвращению сестры с работы. Вечерами читал. Перед сном делал записи в дневнике. Он чувствовал какую-то странную силу в соблюдении режима, в планировании. Это полностью противоречило его прежнему образу жизни, когда Эмиль, напротив, саботировал временной порядок. Прежнего Эмиля угнетало четкое расписание. Это, как ему казалось, делало его несвободным. Теперь все изменилось. Времянкину нравилось чувствовать себя машиной.

В пятницу утром перед зданием школы Родион снова остался стоять с кучкой возмутителей спокойствия. Не дожидаясь племянника, Эмиль вошел в школу и первым делом направился в кабинет директрисы. Дверь кабинета оказалась закрытой, и мальчик поспешил в класс.

До звонка оставалось пять минут. Дети отчаянно носились по коридорам, словно перед ними стояла задача истратить все силы еще до начала занятий. Когда Времянкин вошел в кабинет, там было всего несколько ребят, в том числе и Маргарита. Она сидела на своем месте и что-то мастерила из бумаги. Эмиль подошел к парте, выложил из рюкзака все необходимое для урока и сел.

– Привет! Что делаешь? – поинтересовался он.

– Птицу. Это называется оригами.

– А.

– Это очень трудно.

– Не сомневаюсь. Я так не умею.

– Просто я обожаю птиц. Все время рисую их, леплю из пластилина или делаю из бумаги.

– Хорошее увлечение, – одобрил Времянкин.

Прозвенел звонок. Класс быстро заполнился детьми. Елена Евгеньевна начала урок.

Пока остальные ученики корпели над заданиями, Эмиль успевал уделить время своему музыкальному произведению. Как ни странно, ему хорошо сочинялось здесь. Под зевки, шмыганья и покашливания других учеников музыка добровольно складывалась на бумаге. Времянкин подумал о том, что уже почти неделю не подходил к инструменту. Беспокойство появилось не вдруг, оно подступало с каждым днем. Эмиль страшился момента, когда получит возможность сыграть что-нибудь, потому что пока не понимал, как поведут себя его пальцы. Он положил правую ладонь на парту и принялся разминать кисть. Рита то и дело поглядывала на его руку, не говоря ни слова.

Как обычно, после второго урока дети дружно отправились в столовую. Эмиль уже по традиции перебрался за стол к племяннику. Вова на этот раз сидел отдельно, с другими ребятами. Игорь и вовсе отсутствовал. Времянкин застал Родиона в смиренном одиночестве, ковыряющим картофельное пюре в тарелке.

– Почему вы не вместе? – удивился Эмиль.

– Тебе-то что?

– Между вами кошка пробежала?

– Какая еще кошка? Вечно ерунду какую-то говоришь.

– Ты без настроения, что ли?

– Нельзя быть без настроения. У человека всегда какое-нибудь настроение.

– Ну хорошо. У тебя плохое настроение?

– Короче, я пошел.

Родион встал, отнес посуду на мойку и вышел из столовой.

Времянкин встретил сестру в прихожей. Она скинула сапоги и повесила пальто на плечики.

– Как собрание? – спросил Эмиль.

– Я умираю от голода. Давай сядем, и я все расскажу.

Алена пошла к себе, чтобы переодеться. Эмиль отправился на кухню, накрывать на стол. Он чувствовал себя обязанным сестре и хотел по мере сил облегчить ей жизнь. Эмиль заранее приготовил ужин. На этот раз он потчевал домочадцев куриным супом и тушеными овощами. Раньше Времянкину часто приходилось готовить еду для себя. В какой-то момент он научился делать ее съедобной. Так или иначе, сестра и племянник пока не жаловались на его стряпню.

Все трое уселись за столом. Алена попробовала суп.

– Ммм. Недурственно. Очень даже.

– Спасибо.

Эмиль улыбнулся. Родион, подперев голову рукой, склонился над тарелкой. Он бесцельно помешивал густой бульон ложкой.

– Родиону, похоже, не нравится, – заметил дядя.

– Думаю, дело совсем не в супе. Он просто знает, что предстоит серьезный разговор. Да, Родион? – обратилась Алена к сыну. – Получила сегодня выговор от Марины Геннадьевны, – пояснила она брату.

В тарелку Родиона капнула слеза. Он шмыгнул носом и вытер рукавом сопли.

– Зачем рукавом? Есть же салфетки.

Алена протянула сыну стопку бумажных платков.

– Не хочу я, – буркнул мальчик.

Кажется, это были его первые слова за весь вечер.

– А что случилось? – заинтересовался Эмиль.

– Курит наш спортсмен. Представляешь? – с улыбкой объявила Алена.

Родион вскочил из-за стола. Его глаза были полные слез.

– Ничего я не курю! Это другие ребята курили, я просто рядом стоял. А ты сразу меня подозреваешь, – выпалил он.

– Ой.

Алена едва сдерживала смех. Родион захныкал и убежал в свою комнату.

– Она видела, как он курит? – тихо спросил Эмиль.

– Она застукала их за школой. Когда подошла, эти дружно побросали окурки. Они валялись рядом и дымились. Не знаю, может, он и правда просто стоял там… Не суть. Он с этими оболтусами натворит дел, я чувствую. Надо запретить с ними общаться.

– Это те, которые перед школой торчат по утрам?

– Да, они.

Времянкин задумался о том, мог ли инцидент с курением повлиять на отношения Родиона с Вовой и Игорем. «Вряд ли. Это было бы странно. Возможно, произошло что-то еще, о чем учителя не знают», – думал он.

– Ой, тебя там нахваливали… Я аж выпрямилась, – сменила тему Алена. – Большую часть собрания говорили, какой ты интересный и замечательный. Даже среди родителей тебя обсуждают: «Что за парень? Откуда?» И это всего за три дня твоего пребывания в школе! Такой интерес. Я была поражена.

– Это я еще не начал играть. А про экзамены что-нибудь говорили?

– После собрания мне дали план аттестации. Помогли составить заявление на экстернат. В общем, двадцать шестого декабря у тебя экзаменационная комиссия. Можешь сдать программу начальной школы. Это четыре класса. Заниматься можно дома. Такие дела. Поздравляю.

Эмиль слез со стула, подошел к сестре, обнял ее и поцеловал.

– Ну ладно, ладно.

Алена рассмеялась.

– Спасибо тебе, сестренка!

– За что? Ты сам все сделал.

– Без тебя бы не справился.

– Ой, подхалим, – засмущалась она.

В этот момент в кухню вернулся Родион. Мальчик уже не плакал, но губы его слегка подергивались. Не говоря ни слова, он сел за стол.

– Успокоился? – строго спросила Алена.

– Пусть человек поест спокойно, – заступился за племянника Эмиль и вернулся на свое место.

– Разве я против? Пусть ест. Впереди выходные, успеем еще поговорить.

Родион, нахмурившись, жевал хлеб и заедал его супом. Эмиль и Алена перешли к овощам.

Ночью Времянкин долго не мог уснуть. Он вертелся в постели, представляя во всех подробностях, как будет играть на инструменте. Продумывая каждое движение, он исполнял в своем воображении произвольные музыкальные фрагменты, разгонял гаммы. Спустя пару часов мыслительных экспериментов Эмиль откинул одеяло и встал с дивана. Не включая свет, подошел к столу, положил кисти на скатерть и начал растягивать пальцы. В квартире было темно и тихо, слышалось лишь негромкое похрустывание суставов Эмиля.

Внезапно дверь в комнату отворилась. Безо всякого скрипа она качнула воздух и тихонько стукнулась об угол стола. В гостиную вошел Родион. Эмиль включил настольную лампу и испытал некоторое изумление, увидев племянника в трусах и в хоккейных крагах, с белой тарелкой в правой перчатке. Родион сделал крюк от двери к окну и оттуда к столу. Шлейфом за ним тянулось пуховое одеяло в белом пододеяльнике.

– Ты чего, Родион? – тихо удивился Эмиль.

Тот, щурясь, улыбнулся, сел за стол и положил перед собой тарелку.

– Ты спишь?

Эмиль заглянул племяннику в лицо. Тот снова улыбнулся, спокойно встал и, оставив тарелку на столе, ушел к себе. Времянкин постоял немного в недоумении, послушал квартиру. Все шорохи быстро прекратились. Донесся тихий храп Родиона.

– Так…

Эмиль выключил свет и продолжил разминать пальцы. Его суставы выдавали в ночи глухие парадидлы[1].

Утром, когда все в квартире еще спали, Времянкина разбудило назойливое громыхание, которое доносилось со стороны окна. Мальчик открыл глаза. За стеклом крупный ворон клацал когтями по жестяному карнизу. Эмиль медленно приподнялся на локти. В оконной раме рисовалась абсолютно монохромная картина без единого вкрапления цвета. Черная-пречерная птица на фоне белой пелены густого снегопада. Времянкин слез с дивана и подошел к окну. Птица пристально смотрела на мальчика, медленно покрываясь снежинками. «Вряд ли это тот же ворон, – подумал Эмиль. – Странно, разве птицы летают в снегопад?» Ворон вспорхнул и улетел в белизну.

Эмиль с воодушевлением начал день: зарядка, душ, завтрак. В девять утра он уже стоял с ключом у входа в актовый зал. Открыв замок, распахнул дверь и вошел. Большие незашторенные окна пропускали в помещение дневной свет. Зал был оборудован креслами для зрителей и высокой деревянной сценой. Здесь были и кулисы и рампа. Эмиль закрыл дверь, снял куртку и повесил ее на спинку одного из кресел. Потом стянул с себя свитер и положил его на сиденье того же кресла.

– А! – резко выкрикнул он и прислушался к отражениям звука.

Времянкин неспешно побрел к сцене, подворачивая на ходу рукава рубашки. Он поднялся по лестнице на подмостки и направился за кулису, к инструменту. Эмиль попытался сдвинуть фортепиано, чтобы звук не упирался в стену, но быстро бросил эту затею и принялся стягивать чехол. Перед мальчиком предстал темно-коричневый чех Petrof.

– Не знаю, какого ты года, но выглядишь отлично!

Открыв клавиатурный клап, Времянкин пододвинул стул и сел за инструмент. Он занес правую кисть над клавиатурой и плавно опустил большой палец на ноту «до» в среднем регистре. Доооооооооооооооооооо.