Р26/5/ПСИ и я

Mанья

Легенда — уникальная штука; она индивидуальна, потому что передается от одного индивидуума к другому и так далее, и так далее. Легенда о Властителе Небес, рожденном в 5629 году Энтропии, будет расти и процветать — или росла и процветала с тех самых пор. (Неопределенность этого утверждения порождается неопределенностью самой сути времени. В 2086 году, когда мечта Уэллса о машине времени реализовалась, обнаружилось, что путешествия в прошлое невозможны — временные парадоксы не позволяют. Однако был сделан вывод, что путешествия в будущее возможны на основании того, что путешественники вместе с их машинами не возвращались назад. Вытекающие из этого умозаключения были таковы: они не возвращаются, потому что раз путешественник физически присутствует в будущем, обратный путь невозможен, поскольку временные парадоксы не позволяют путешествий в прошлое. Они, должно быть, так и болтаются там, идиоты среди расы суперменов).

Итак, легенда.

В 5629 году Энтропии над возвышенностью Херда в кантоне Гота, в земле, известной как Финистель, вечернее небо осветилось ярким светом. Сумеречные рыбаки фланировали по небу, четыре изумрудных летучих шара раскинули свои сети в ожидании жирных даннетов — сумеречных птиц, возвращавшихся домой к насесту. Вдруг в небе возник ослепительный огненный четырехугольник. Он взорвался, и множество чудесных даров посыпалось из него прямо в джунгли, обрамляющие реку Скро. Говорят, многие из этих даров так до сих пор и не найдены.

В тот же самый миг бог материализовался в раскинутой небесной сети. Высокий белый бог, чья тяжесть повлекла сеть и поддерживающие ее летучие шары к земле. Жители деревни Поли взвыли в отчаянии: поначалу им показалось, что взорвался один из летучих шаров, что неминуемо привело бы к смерти его наездника. Затем, увидев человека в сети, они завопили уже от страха, потому что кожа бога не была нормального зеленого цвета — он был абсолютно белый, как кракса, — лесной волк-альбинос. Все это случилось давным-давно, йентро, как говорят жители Финистеля, у которых практически отсутствует понятие времени. Прошли дни и месяцы, бог уже больше не пугал жителей деревни, им открылась ценность его качеств; этот их новый бог был хорошим, добрым и бесконечно мудрым.

Это была легенда. А теперь факты.

Ученый Дональд Лаклэнд, отвергнутый любовник, отчаявшись из уязвленной гордости затеряться в дебрях Африки, преобразившейся в 2086 году благодаря атомным станциям, пролившим свет на все ее улицы, нашел новый путь к забвению. Он завербовался волонтером в Тревел-Он Инкорпорейшн и за обычное вознаграждение согласился быть подопытным кроликом. Он вошел в Марк-3, не задаваясь вопросом, что произошло с Марком-1 и Марком-2. И решительно двинул рычаг селектора, не заглядывая далеко вперед. (Его глаза были затуманены слезами).

Он материализовался в будущем. И обнаружил, что все вокруг несколько изменилось. Собственно, прежде всего он обнаружил себя на высоте примерно трехсот метров над землей — ландшафт заметно сгладился за прошедшие годы. Как только сила тяжести включилась в действие, чтобы компенсировать эту аномалию, он запаниковал и выпрыгнул из уже не работавшего Марка-3, который буквально рассыпался за его спиной на части, разлетевшиеся во всех направлениях.

Его падение, которое он сопровождал булькающим аккомпанементом ужаса, внезапно остановила упругая сеть. Его пружинисто подбросило, и он повис в сети. Сеть была белого цвета, слегка липкая, со среднего размера ячейками, подходящими для ловли палтуса. Теперь земля приближалась гораздо медленнее, что обнадеживало, и он решился посмотреть вверх. Сложной конфигурации сеть была растянута между поддерживающими ее с четырех углов массивными зелеными шарами. Под каждым из них покачивался в корзине маленький зеленый человек.

Как только он достиг земли и выбрался из сети, его обступила толпа вопящих зеленокожих существ гуманоидного вида. Полагая, что их вопли свидетельствуют о кровожадности, он потянулся к своему лазерному пистолету и обнаружил, что его там нет. То есть он мог быть где угодно. Он стиснул кулаки и приготовился умереть как мужчина. Но, к счастью для Лаклэнда, толпа была движима не голодом, а благоговением. Лаклэнд был чем-то запредельным их опыту: огромный, белый — наверняка, бог. Легенды гласили, что, если бог когда-нибудь явит себя простым смертным, он, конечно, сойдет с небес. Маловероятно, что он выполз бы из какой-нибудь дыры в земле — богам такое не подобает. Ситвана, как говорят местные.

Словом, Лаклэнд получил первостатейное чествование и триумфально заново родился в деревне Поли. Этой ночью было проведено великое празднование, и новому богу было предложено несколько маленьких зеленых девушек, от которых он, к вящему разочарованию всех, отказался. Не могли же поселяне знать, что он уже жалел о своей эскападе и жаждал чего-то гораздо больше и белее, по имени Марион. Они впихнули в него еще одну порцию супа из птицы и повесили противные гирлянды на шею. Они хотели приветствовать его как следует. Они хотели, чтобы он остался. Он был их талисманом, их амулетом, их манья. Он, вне всякого сомнения, должен был быть более могущественным манья, чем те, которыми владеют их враги, мерзкие Херде. Не говоря уже об этих вонючках Бреда. При некотором везении он может оказаться самым сильным манья во всем кантоне Гота, сеющим страх в потрохах их врагов. Он, несомненно, посеял страх в их собственных потрохах, а разве они не самый храбрый народ во всем Финистеле?

Прошел месяц с тех пор, как Лаклэнд осел здесь и освоил язык до такой степени, что мог убедить жителей Поли в своих добрых намерениях.

— Бог Лаклэнд, когда ты поведешь нас против Хердов? — спросил его деревенский староста Донго одним солнечным весенним утром. И указал ему на большую, высотой метров двести, скалу в отдалении. Лаклэнд вздрогнул, не переставая жевать птичью ножку.

— Я человек мира, — ответил он. К тому же Лаклэнд боялся высоты. — Я пришел, чтобы убедить все деревни жить в гармонии.

— Сейчас весна, наши молодые мужчины неспокойны, — продолжал Донго. — Мы становимся сытыми и мягкотелыми. Легкая добыча для Хердов, которые едят человечину. К тому же, женщины Хердов очень привлекательны.

Ака, капитан летучих шаров, присоединился к дискуссии.

— Прошлым вечером Херды собрались на вершине горы, — сказал он мрачно. — У них луки и стрелы. Они стреляли в мой шар, но промахнулись.

— Женщины Бреда тоже привлекательны, — добавил староста задумчиво.

— Атта, атта! — Согласно закивал капитан.

— А к какой ... э... расе они принадлежат? — спросил Лаклэнд, тоже задумчиво. И посмотрел на маленького зеленого Аку с внезапным интересом.

— Расе?

— Ну, какого они цвета? — раздражение боролось в Лаклэнде со смущением. — Насколько большие?

— Как мы, Ваша Божественность. Красивые.

— А-а-а. — Лаклэнд посмотрел на них строго. — Я уже говорил вам, что все люди братья. Это нехорошо — воевать со своими братьями.

— Женщины нам не братья, — заметил Донго не без логики. — И не сестры даже, если они из другой деревни. В этом ты можешь быть уверен.

Позже Лаклэнд разговаривал с Акасетте, дочерью воздушного капитана.

— Почему ваш народ только и думает, что о войне? — спрашивал он ее.

Маленькая девочка посмотрела на него удивленно:

— Война — это путь, — ответила она просто, словно повторяя аксиому. — Ситва.

Акасетте исполнилось девять — она достигла девичества и в связи с этим носила яркую блузу поверх саронга, выкрашенного в желтый цвет при помощи грязи фланга. Когда она склонилась вперед, чтобы проиллюстрировать свои слова, рисуя палочкой в пыли, ее маленькие зеленые груди показались в низком вырезе. Лаклэнд вздохнул.

— Это не путь, ситвана, — сказал он. Ему нравилась Акасетте, он проводил многие часы, беседуя с ней. Она была не испорчена, но находилась под слишком сильным влиянием своего примитивного окружения. Она повторяла эти идеи касательно войны, словно заучила их наизусть, но не понимала их смысла. У него еще было время, чтобы привить ей другие.

— Страна большая, — продолжил он. — Еды достаточно для всех. Каждый может жить в мире, если захочет. Никому не нужно умирать. В земле, из которой я пришел, йентро, никто не воюет и машины делают всю работу. Жизнь прекрасна, потому что у нас больше нет войн, и теперь мы можем достичь счастья. Когда-то и мы убивали друг друга и даже построили машины, которые могут убивать много людей зараз. Но теперь этих машин больше пет. Нет даже луков и стрел.

— Зачем же ты пришел сюда, бог Лаклэнд?

И он рассказал ей историю о Марион, что было с его стороны довольно неосмотрительно.

— А, так ты ищешь женщину, — сказала Акасетте. — У нас много женщин, и ты будешь очень счастлив.

Она смущенно улыбнулась:

— Я сама буду женщиной, готовой к постели в течение года, и я буду искать мужчину.

Лаклэнд осмотрел ее и погрустнел. Она была маленькой зеленой девочкой, хотя с тех пор, как он оказался здесь, прошло уже много времени, и его привыкающему глазу они теперь казались не такими уж зелеными. Но жизненный цикл этих людей слишком уж короток! Она была маленькой зеленой девочкой, он знал, и останется таковой до тех пор, пока маленький зеленый мужчина не возьмет ее в свою постель. Он будет удивляться тому, как они, столь юные, могут себя так вести — и думать о ней хуже от этого. Но очень скоро она превратится в маленькую старую зеленую женщину, а затем умрет. Он оперировал совершенно другой шкалой времени. Он просто сам был другим...

— Я бог, — сказал он, но в его голосе не было гордости.

— Прости меня, — ответила она, пристыженная собственным безрассудством, — но ты же будешь продолжать меня учить пути своего народа?

В ее голосе была надежда.

— Да, конечно. А когда ты станешь старше и будешь делить постель с мудрым мужчиной, ты научишь его, а он будет учить других.

— И тогда больше не будет войн?

— Никаких войн, — уверил ее Лаклэнд. Впрочем, сам он никакой уверенности не чувствовал.

Весна постепенно перешла в лето, и была заслуга Лаклэнда в том, что копья Поли так и оставались не запятнанными кровью. Вечерами он разговаривал с поселянами и его светлокожее лицо алело в свете костра, когда люди слушали его у дверей своих двелд. После полудня молодые мужчины потрясали своими копьями, поглядывая в сторону Выси, но потом снова наступал вечер, воздушные шары опускались с неба со своей добычей — наступало время для еды и бесед.

— Если вы натянете свой лук вот так, — объяснял Лаклэнд, — и ввернете сюда стрелу, вот так, а потом станете вращать ее туда-сюда по сухой деревяшке, то сможете легко добыть огонь. Лес слишком влажный, трудно разжечь костер, высекая искру при помощи камня, если у вас сырые дрова. Вот для чего вам луки. Это машины мира. Я еще расскажу вам об ужасных белых бомбах и о том, как мои люди приручили их...

Так все и продолжалось, и ежегодная весенняя война была предотвращена. Время от времени Акасетте, послушная ученица, тоже пыталась обращаться к собирающимся вокруг костра, но не пользовалась успехом у своей аудитории. Она была ребенком, и ее краткие выступления в пользу мира во всем мире были восприняты как оскорбление в адрес старших. Только ее близость Лаклэнду удерживала слушателей от грубых слов в ее адрес за неуместную наглость.

— Она позорит нас, — объяснил Донго. — Она ребенок, ей неведома слава битвы.

— К тому же, — добавил Лумбо, сборщик сетей, — она не знает и глубокого леса, где обитает прангл в своей гигантской паутине. Когда я отправляюсь с моими людьми в лес, чтобы собирать эти сети для небесных ловцов, нужно, чтоб мои люди знали, как пользоваться копьями. Оружие предназначено не только для войны.

Пранглом назывался гигантский плотоядный паук, развешивающий среди деревьев свою сеть. Он, конечно, приходит в негодование, когда кто-то пытается забрать его паутину, чтобы использовать ее для других целей.

Залитый кровью разведчик прибыл в деревню и рухнул перед входом в двелду Донго.

— Люди из Бреды готовятся к битве, — выдохнул он, — и у них есть могущественный манья.

— У нас тоже! — ответил Донго уверенно, имея в виду Лаклэнда. Он принес свое копье из избушки и поплевал на его кремниевый наконечник, полируя его. Он осмотрел истекающего кровью вестника, прикидывая, не проще ли попрактиковать на нем удар копьем: раненый был обузой, для выздоровления ему потребуется вода и пища.

— Постой-ка! — Лаклэнд обратился к вестнику. — Что это еще за манья?

— Могущественный манья, — повторил человек. Он говорил быстро, но все не заканчивал фразу, оттягивая, как он справедливо полагал, и свою смерть. — Он разрушил деревню Бурри. Двелды переломаны, люди убиты. Кроме женщин. Женщины исчезли. Там ужасный смрад.

— Какой именно манья? — допытывался Лаклэнд терпеливо, словно перед ним была целая жизнь.

— Кракса-кракса, — прохрипел вестник, сделав рукою жест, словно пришпиливая что-то к земле.

Кракса, гигантский белый волк, был ужасом тропического леса, его боялись даже больше, чем прангла. Он был, как рассказали Лаклэнду, вдвое выше человека, с непроницаемой для копья шкурой. Он убивал быстро и беззвучно, выпрыгивая из темноты, как белая вспышка, и мгновенно пожирая жертву. У него были огромные клыки цвета слоновой кости и красные, как угли, глаза. Лаклэнд никогда не видел никаких следов его существования — хоть бы и циклопических экскрементов. Он не был особо скептичным по своей натуре, однако, в существование кракса не очень верил.

— Они его приручили?

— Он слушается команд воинов Бреды, — подтвердил посланник. — И есть еще кое-что.

Он добавил это поспешно, заметив, как дернулось копье Донго.

— Ну так говори, — бросил вождь.

— Когда я лежал в засаде, я слышал, как они разговаривали между собой. Теперь, когда у них есть могущественный манья, они хотят захватать Гота. Захватить Поли и даже Краа на побережье. Вот что я услышал.

— Захватить Краа?! — Донго был поистине возмущен. — Это же наша столица. Краа — столица всего кантона, она собирает дань и налоги.

— И вы платите им, надо полагать? — высказал предположение Лаклэнд.

— Конечно, — утвердительно кивнул Донго. — Правда, сборщик налогов на обратном пути заболел и умер. Что поделаешь, таков путь, ситва. Но заявлять о захвате Краа?!

— Но для начала они хотят разделаться с Поли. У них есть план! — добавил разведчик нетерпеливо.

— Что за план?

— Я расскажу, всему свое время. — Вестник выказал предусмотрительность. — А сейчас я слишком слаб и нуждаюсь в отдыхе.

Донго отрядил для него оборудованный по последнему слову двелда и двух цветущих молодых сиделок для его скорейшего выздоровления. Пока вестник был на своем смертном одре, Лаклэнд решил поговорить с Акасетте.

— Если бы ты захотела покорить деревню, что бы ты сделала?

Девочка посмотрела на него с удивлением:

— Но у меня уже есть деревня.

Это была чистая правда: практически все юноши поселения восторгались ее расцветающими формами и считали дни до ее совершеннолетия. (В тех пределах, в каких молодежь Поли вообще умеет считать). Даже сам Донго время от времени покровительственным жестом клал руку на ее голову.

— Я не то имею в виду. Если бы ты была врагом и хотела бы уничтожить нас.

Она нахмурилась в замешательстве от самой этой идеи, но вскоре ее черты разгладились.

— Я бы подожгла поля глобба. Из-за ветра огонь перекинулся бы на деревню.

Глобба росли на юго-западе деревни. Это были гигантские, наполненные водородом шарообразные растения. Покачиваясь на единственном стебле, они парили в нескольких метрах над землей. Поселяне культивировали глобба для собственных нужд: когда те достигали диаметра в десять метром, их использовали в качестве воздушных шаров ловцы даннетов — сумеречных птиц.

— Нам нужно защитить глобба, — сказал Лаклэнд.

План воинов Бреды так никогда и не был раскрыт, поскольку посланец умер от потери крови, выжав всё, что возможно из своих последних ночных часов. Молодые сиделки принесли эту весть Донго.

— Неважно, — легкомысленно произнес он. — У Бога Лаклэнда есть план. Мы в безопасности.

Он заложил руки за пояс:

— Он случайно не упоминал о планах воинов Бреды в отношении нас?

— Он не говорил об этом, — ответила старшая из сиделок. — Он был человеком дела, а не слов.

— До самого конца! — добавила младшая с восхищением.

— Соберите женщин. Есть работа, — приказал Донго экс-сестрам милосердия.

По традиции работа выполнялась женщинами, тогда как мужчины воевали, защищая деревню. Такая система, как было выяснено, вела к уменьшению количества войн. Группка женщин, экипированная деревянными лопатами, была распределена но периметру поля глобба с указанием копать под надзором Лаклэнда.

— Есть среди работниц кто-то на твой вкус, бог Лаклэнд? — спросил Донго, оглядывая обнаженных по пояс, работающих женщин.

Лаклэнд посмотрел на него с подозрением:

— Они хорошо работают. Но где же все мужчины? Нам нужно больше людей, чтобы копать быстрее.

— Это не путь, ситвана, — ответил Донго твердо.

Примерно две дюжины глобба покачивались над полем. Тщательно культивируемые и удобряемые человеческим навозом, они были разного возраста и размера. Когда придет время, их используют взамен старых воздушных шаров. Степень зрелости тщательно оценивал один из старейшин — Убато. Знаком признания его мастерства был тот факт, что он дожил до столь преклонного возраста. Дело в том, что созревающие глобба отрываются от своих корней, поднимаются в небо и, взрываясь, рассеивают споры над обширной местностью. Это представляло явную опасность для ловца даннетов: поднимаясь в небо на перезревшей глобба, он рисковал быть рассеянным вместе со спорами. Предшественник Убато был виновен в подобной ошибке и казнен в соответствии с традицией. А традиция состояла в том, чтобы отправить виновного в небо на шаре глобба, опутанном сетью прангла, которую поджигали снизу. Когда шар поднимался метров на шестьдесят-семьдесят, пламя как раз достигало человека на верхушке шара. И у него был выбор — сгореть или броситься вниз. Конечно, если к тому времени глобба не взорвется. Таков путь, ситва.

Но Убато был способным, везучим и потому уважаемым, несмотря на конвульсии: его правая рука, которой он тестировал корни глобба, время от времени дергалась, словно прикасалась к проводу высокого напряжения.

Акасетте присоединилась к Донго и Лаклэнду.

— Ты не копаешь? — спросил ее Лаклэнд.

— Я еще не женщина, поэтому освобождена от этой работы. А зачем копать?

Лаклэнд принялся объяснять:

— Мы копаем траншею вокруг поля глобба. Потом мы установим на дне траншеи острые пики, после чего закроем их ветками и присыплем почвой так, чтобы было не отличить от окружающей земли. Когда воины Бреды придут, чтобы поджечь поле, они упадут в траншею на пики и умрут.

— Или только ранят себя, — заметил Донго с надеждой. — Тогда мы вынуждены будем проявить милосердие и казнить их. Это прекрасный план, бог Лаклэнд.

— Вы никогда не использовали этот метод для охоты?

— Мы никогда не охотимся. Мы небесные ловцы, — сказал Донго. И добавил презрительно: — Охота для собак. А нам нужны птицы.

Пошел сильный дождь, и женщины теперь совершенно разделись. Маленькие, зеленые, нагие, они выглядели как очень занятые дриады.

Акасетте была в беспокойстве:

— Бог Лаклэнд, ты уверен, что это защитит глобба от манья?

Лаклэнд улыбнулся снисходительно:

— У воинов Бреды нет никакого манья, Акасетте. А если и есть, то лесной волк кракса умрет в траншее, как и человек. И даже если он перепрыгнет через траншею, у него не будет с собой огня, чтобы поджечь глобба.

— У кракса-кракса есть огонь, — возразила Акасетте. И указала вверх, в черное небо и сочащиеся водой облака. — Белый огонь с неба поражает быстро и страшно, как кракса.

Лаклэнд рассмеялся:

— Молния ударяет только в высокие деревья. И воинам Бреды не под силу контролировать такое. Скажи мне, кракса-кракса поражал глобба когда-нибудь раньше?

— Нет, — признала Акасетте.

В течение пары дней траншея была закончена, пики внутри установлены, сверху разбросаны листья и ветки. Ловушка была готова. Донго хотел проверить ее эффективность, устроив пробный пуск — с забегом волонтера. И уже готов был назвать имя, но Лаклэнд отговорил.

Обитатели Поли были в полном восторге от ловушки.

— Все мужчины Бреды — охотники! — завопил один из воинов, пританцовывая перед вечерним костром. — Думается мне, мы сможем расставить такие ловушки на их охотничьих тропах в лесу. И тогда многие умрут от ран.

— Так же, как и мужчины Хердов, — присоединился к нему другой, — Те, что ловят клыкастого окуня в реке Скро. Наша команда может пробраться в Высоты Херда и вырыть ямы у верховьев реки. Я пойду и вырою ямы сам, несмотря на то, что я мужчина, — добавил он, движимый энтузиазмом.

— О, ради бога... — пробормотал Лаклэнд. Он стоял высокий, багровый в отсветах костра.

— Слушайте меня, мой народ! — обратился он к ним, и настала тишина. — Я уже говорил вам, что до тех пор, пока я остаюсь с вами, ваш манья и ваш бог, народ Поли не будет развязывать войну.

— Но ловушки вокруг поля глобба — это и есть война, — сказал кто-то из толпы. — Хорошая война, не опасная для нас...

— Есть разница! — завопил Лаклэнд. — Разница между защитой и нападением. Между хорошим и плохим.

— Что за разница? — раздался голос.

Лаклэнд голову сломал в поисках простых слов:

— Атака идет первой. Если вас атаковали, вы защищаете себя, это ваше право.

— Воины Бреды думают, что у них есть право атаковать, — сказал Донго. — И мы думали так же, до того как Ваша Божественность не появилась. Значит, ты забрал у нас это наше право?

— У Бреды нет прав атаковать, — ответил Лаклэнд с нажимом.

Донго вздохнул:

— Может, Ваша Божественность возьмет на себя труд сообщить им об этом? Нутром чую, это будет гораздо лучше, услышь они это от такого, как ты.

Не видя другого выхода, Лаклэнд согласился.

— Я скажу им, слышите?! — прокричал он. — Завтра мы отправимся в деревню Бреда с миссией мира. Я поговорю как следует с их вождем — и мы придем к соглашению, чтобы они никогда больше не атаковали Поли, и не разрушали двелды, и не крали женщин. В тех землях, откуда я пришел, мы именно так разрешаем все сложные вопросы, ситва. Переговоры, а не битва. И все счастливы.

— Атта, атта! — прокричал Донго.

В рядах женщин послышалось недовольное бормотание.

— А зачем тогда мы копали ямы? — угрюмо спросила одна из них. — На моих ладонях теперь мозоли размером с глобба!

Ропот согласия последовал за этой жалобой.

— Мелкие животные теперь не смогут попасть на поле, — ответил Лаклэнд. — И помните, есть и воины Хердов, с которыми еще предстоит иметь дело.

— Они стреляли из луков по моему оборудованию, — высказался Ака, капитан воздушных шаров, — но промахнулись.

— Если мы заключим мир с Бреда, — размышлял вслух Донго, вдохновленный новой стратегией, — то мы можем вместе напасть на Хердов как союзники.

— Все это дело будущего, — сказал Лаклэнд, избегая дискуссии.

К следующему утру миссия мира была готова к старту.

— К сожалению, я не могу присоединиться, — заявил Донго. — Из-за недомогания алка мне придется остаться в моем двелда. Как бы то ни было, бог Лаклэнд, будь уверен, мысли мои всегда с тобой. Навеки.

С этими словами он исчез в своем домике, поглаживая живот. Лаклэнд окинул взглядом свой миссионерский отряд, который теперь состоял из семи человек.

— Странное дело, эта болезнь алка, кажется, передается от человека к человеку, — заметил один из семи и потер рукой живот.

— Марш! — проорал Лаклэнд и направился в лес.

Деревня Бреда располагалась на дальнем берегу реки Скро, километрах в десяти от Поли. Первый раз Лаклэнд зашел так далеко вглубь леса, и здешняя влажная тишина его нервировала. Здесь было мало птиц.

— Всех пожрал мерзкий прангл, — проинформировал его проводник. Это был Лумбо, собиратель сетей, знающий все о пранглах. Все остальные члены команды дрожали и стучали зубами, как того требовал ритуал. Паутина прангла была повсюду. Серая, липкая, она свисала между ветвей, поддерживаемая более толстой, сочащейся нитью. Огромные пранглы наблюдали за их продвижением, вращая выпученными глазами. Внезапно один из них скользнул из укрытия в надежде на поживу, раскачиваясь на хитиновых ногах, — гигантское округлое тело с маленькой головой было целиком покрыто жесткой рыжей щетиной. Лумбо явно наслаждался эффектом, который произвел прангл своим появлением на его товарищей.

— Сначала они хватают, а потом кусают, — подлил он масла в огонь. — И ваше тело раздувается, как глобба, и синеет. И тогда они высасывают плоть, оставляя пустой мешок кожи — легко нести. Я так потерял трех людей в этом сезоне, мало что осталось от них для кремации.

Лаклэнд почувствовал облегчение, когда деревья поредели и отряд вышел наконец на берег реки Скро.

— Здесь полно клыкастых окуней, — объяснял Лумбо, направляясь вверх по течению. — К счастью, здесь есть мелкий брод. Люди Херда едят их — постыдный способ существования. Когда Бреда станет нашим союзником, вместе мы укажем Хердам лучший путь.

Но, подумав, он добавил с неприязнью:

— Правда, мужчины Бреды охотятся. Это тоже весьма неприятно. Они даже едят грантера-кряхтуна, а он на вкус прямо как человечина, если ее как следует приправить.

Лаклэнд решил воздержаться от вопросов и сконцентрироваться на том, чтобы удержать равновесие: они как раз переходили через бурлящий поток, переступая с камня на камень. Гигантский лобстер жадно щелкал щупальцами в их тени. Уже был полдень, когда проводник поднял руку, делая Лаклэнду и его команде знак остановиться.

— Я чую запах Бреды, — заметил он, хоть в этом и не было никакой нужды.

Лаклэнд начал всматриваться сквозь деревья. Деревня была такая же, как и Поли. Несколько изумрудных детей играли в грязи. Небо прояснилась, и на солнце от лиственных крыш шел пар.

Женщины сидели на порогах своих домиков и болтали. Мирная картина. Лаклэнд двинулся вперед.

— Идем, — сказал он.

— Мы тут останемся, — заявил Лумбо, явно нервничая.

Лаклэнд с неудовольствием оглядел съежившихся вояк и в одиночку направился к стоящим по кругу двелдам, крича приветствия. Его появление в деревне вызвало секундное замешательство: женщины повскакивали на ноги, подхватывая детей, и настороженно смотрели на него.

— Я — бог Лаклэнд из деревни Поли! — промолвил он величественно. — Отведите меня к вашему вождю.

— Наш вождь далеко, — ответила одна из женщин. — И все наши мужчины.

— Мы наслышаны о тебе, большой человек, — сказала другая, — но мы не боимся!

Она осмотрела его с интересом.

— Мы тут одни женщины, без всякой защиты. И ты, конечно, можешь использовать это на свой мужской манер, — сказала она, словно делая приглашение. — Но когда наш вождь вернется со своим могущественным манья, ты будешь уничтожен, будь ты бог или нет. И деревня твоя тоже.

— Что ты имеешь в виду?

Женщина улыбнулась:

— С сегодняшнего дня не будет больше никакой Поли. Наш вождь обещал.

Она подумала немного:

— А раз тебе все равно некуда идти, бог Лаклэнд, оставайся пока с нами. Если ты доставишь нам удовольствие, мы можем порекомендовать нашим мужчинам проявить милосердие, когда они вернутся. Мы наслышаны о твоей мудрости — зачем тебе связывать себя с Поли? Деревни строятся, потом разрушаются. Ситва.

Лаклэнд покинул Бреду бегом.

— Скорее! — крикнул он своим трясущимся последователям. — Назад, в Поли, воины Бреды нападают!

Однако они проявили явное нежелание.

— Так это же значит, они оставили своих женщин в деревне, — рассудил Лумбо. — Одних.

Лаклэнд оскалился и пнул его.

— Пошли!

Они покрыли расстояние до Поли в рекордно короткий срок и оказались на месте еще до темноты. К их удивлению, деревня все еще была цела. Акасетте подбежала, приветствуя Лаклэнда.

— Ты здесь, — сказала она, словно это было чудом.

За ней подошел Донго.

— Принес весть о мире? — спросил он.

— Увы, о войне, — ответил Лаклэнд. И оглядел лес в сгущающихся сумерках вокруг деревни. — Вы не видели никаких признаков воинов Бреды?

Вождь тоже посмотрел во мрак, явно нервничая:

— Нет.

Он помолчал мгновение, а затем спросил:

— А ты почему смотришь в сторону леса, бог Лаклэнд?

— Думаю, он скрывает воинов Бреды.

— Унк! — воскликнул вождь в явном смятении.

— Донго, — терпеливо произнес Лаклэнд, — я никак не могу тебя понять. То ты жаждешь войны, то вдруг ратуешь за мир. Скажи мне прямо сейчас: чего ты хочешь?

Но вождь внезапно был избавлен от необходимости отвечать: издали донесся пронзительный крик.

— Поднимай воинов! — вскричал Лаклэнд. — Бреда атакует!

Вдруг раздался взрыв — бам! — и яркий столб огня поднялся в чернеющее небо.

— Они поджигают поле глобба! — вокликнул Донго. — Вот тебе и польза от канав, бог Лаклэнд!

Он побежал по кругу двелд с воплями, поднимая вялых от сна юношей, размахивая копьем и подталкивая острием тех, кто задерживался у костра. Мгновенно сформированный отряд под предводительством Донго направился в сторону пожара и вскоре исчез из виду.

— Разве ты не идешь с ними бог Лаклэнд? — спросила Акасетте.

Он посмотрел в ее встревоженное лицо:

— Я останусь здесь, защищать женщин. Скажи им, чтобы они приготовили ножи.

— Зачем?

— Чтобы сражаться. Чтобы умереть, если придется.

— Мы не сражаемся, — сказала Акасетте просто. — Мы работаем. Если наши мужчины потерпели поражение, мы уходим с победителями. Ситва. Мужчины все одинаковы — что те, что другие.

Пламя поднималось все выше, и шум битвы нарастал. В просветы между двелд Лаклэнд видел маленькие силуэты, то и дело мелькающие на фоне пламени, разя, рубя. Потом настала пауза, шум битвы стих, не считая глухих звуков взрывающихся глобба. Затем послышался триумфальный хор голосов. Лаклэнд напрягся, хватаясь за копье, — и одновременно кучка вопящих людей ворвалась в деревню. Он с опаской смотрел, как они приближаются. Это были воины Бреды. Они горделиво остановились посреди круга двелд, высоко держа копья. Их вожак с лицом, раскрашенным желтой грязью фланга, издал победительный вопль.

— Поли теперь принадлежит нам! На колени перед вашими повелителями, вы, женщины!

Он поймал взгляд Лаклэнда.

— Ты, бог Лаклэнд! — воззвал он. — Мы слышали о тебе так много. Подойди ко мне и преклони колена, а потом почувствуй мощь нашего манья.

Он взмахнул рукой, в ней что-то блеснуло.

— Господи Иисусе, — пробормотал Лаклэнд, увидев это.

Пока Лаклэнд пребывал в замешательстве, гномья фигура вожака Бреды приблизилась к нему неловкой трусцой. Он воздел правую руку и крикнул:

— Умри, бог!

Ужасное пламя вырвалось из его пальцев. В ту же секунду маленькое легкое тело влетело прямо в Лаклэнда, и тот упал, чувствуя страшное шипение человеческой плоти. Он пытался вскочить, бежать, но вдруг цепкая невесомая сеть опутала его. Яркая вспышка взорвалась в его голове, и за ней последовала долгая чернота.

— Сожалею о твоей ране, — сказал Донго. — Мои молодцы напали, поражая все подряд, чтобы уж наверняка.

Лаклэнд приподнял раскалывающуюся голову и оглядел тусклый интерьер зловонной двелды.

— Что произошло? — спросил он.

— Мы победили воинов Бреды благодаря хитроумному плану Ака, нашего капитана воздушных шаров. Он со своими ловцами как раз спускался с вечерним уловом и сообразил, что происходит внизу. Когда все воины Бреды собрались посреди деревни, он обрезал сеть прангла, и она упала, опутав всех, кто в нее попал. Тогда мои люди, которые предусмотрительно попрятались, ринулись в атаку, — заключил Донго горделиво.

— Мы даже захватили их могущественный манья, — добавил он. — Тот, что может зажечь глобба на расстоянии. И мне кажется, что и людей тоже.

Он показал Лаклэнду кусок сверкающего металла. Лаклэнд молчал.

— Великое оружие, гораздо лучше, чем лук и стрелы, этот кракса-кракса. Достойная, пожалуй, твоей собственной культуры, о которой ты столько рассказывал нам, бог Лаклэнд. Правда, у вас нет оружия, — поправился он. — Вы не сражаетесь. Как бы то ни было, манья теперь наш, и он принесет нам великую пользу.

— Я возьму его, — сказал Лаклэнд твердо, протягивая за ним руку. Хорошо было снова почувствовать лазерный пистолет в своей руке. Он сунул его под грубую подушку.

Лаклэнд огляделся вокруг — его окружали маленькие фигуры: Донго-вождь, Ака, капитан воздушных шаров, Убато, специалист по глобба. Все они смотрели на него, будто ждали, что он скажет что-то про оружие.

— Пусть придет Акасетте, — попросил он, чувствуя потребность в понимающем слушателе.

— Акасетте не может прийти, поскольку умерла, — грустно сказал ее отец Ака.

— Что?

— Она бросилась вперед, закрывая тебя, и приняла на себя магию манья, — объяснил Донго. — Это был могущественный удар, и она сгорела, как куст. Ситва. Как бы то ни было, в ней мало ценности. Женщина. Вернее, даже и не женщина еще — непригодна к тому, чтобы взять ее в постель.

Лаклэнд почувствовал, как слепящая влага затуманила его глаза.