"Фантастика 2025-157". Компиляция. Книги 1-28

Глава 1

Сердце сорвалось и мигом ушло куда-то в пятки. Я споткнулся на ровном месте, будто кто-то поставил мне подножку. Дыхание сбилось… В груди кольнуло…

За столом сидела та, кого бы я узнал из тысячи, да даже из сотен тысяч!

Света Никитина.

Живая.

Настоящая.

Та самая… моя Светка.

На долю секунды я перестал существовать в 2025-м. Кафе растворилось, звон посуды превратился в гул в ушах. Я снова был там, в девяностых, где всё только начиналось. Там, где я поклялся себе, что не дам её в обиду.

Однако вместе с тем в голове всё более отчётливо пульсировал вопрос: КАК?

Как она может быть живой, если я лично приходил на её могилу?

Начать искать ответ на вопрос я не успел. Саня заметил, что мне «поплохело».

— Всё в порядке? — спросил он.

— Порядок…

Я думал добавить, что о таких встречах предупреждать надо. Но не стал.

— Прошу к столу, времени мало.

Я пошёл за ним, чувствуя, будто у меня под ногами не пол кафе, а тонкий лёд. Вроде и знаешь, что трещит, но всё равно идёшь, потому что иначе нельзя.

Никитина сидела за столом у окна. Свет от фонаря, висевшего над столиком, делил её лицо на две половины. Одна освещена, а другая наоборот в тени. Эффект был такой, будто я видел сразу двух Свет: ту, прошлую, с дерзкой улыбкой и огоньком в глазах, и эту, сегодняшнюю, уставшую, с морщинками возле глаз. Но главное — что она всё-таки была жива.

— Здравствуйте, — сказала она, когда я подошёл к столику.

Меня аж до костей пробрало. Голос Никитиной ничуть не изменился. Он оставался точно таким, как и без малого тридцать лет назад, когда мы виделись в последний раз у того злосчастного железнодорожного переезда.

— Здравствуй…те, — вырвалось у меня. Я кашлянул в кулак и добавил: — Рад знакомству.

Света кивнула, внимательно глядя на меня. Я присел на диван на противоположной ей стороне. Продвинулся ближе к окну, потому что младший Козлов решил сесть именно с моей стороны.

Честно? Никогда не испытывал подобных эмоций, как сейчас. Было настолько волнительно, что я даже боялся моргнуть, чтобы не разрушить хрупкое чудо.

Руки почти сами потянулись вперёд — дотронуться, обнять её, убедиться, что она настоящая и никуда не исчезнет, стоит только прикоснуться. Но я быстро взял себя в руки и сжал пальцы в кулаки под столом, чтобы остановить себя.

Нельзя.

Одно движение — и моя тщательно сшитая легенда разойдётся по швам. Это будет выглядеть так, будто я полез обнимать совершенно незнакомого человека!

Я не мог сказать, что это я — тот Саша из девяностых, не близкий друг, что встал тогда между ней и Витькой. Не мог признаться, что теперь у меня чужое тело, чужой голос, чужая походка, но те же клятвы.

Не мог — и всё. Правда в этом случае убила бы быстрее, чем ложь.

Не знаю, насколько было видно моё волнение, которое я изо всех сил старался скрыть. Но Света подвинула ко мне меню.

— Выбирайте, что будете заказывать. Несмотря на то, что здесь давно не делали ремонт, кухня отличная.

Ага… значит, она здесь не в первый раз. Я сделал вывод, взял меню, стараясь не выдать дрожь в руках. Очень сложно сосредоточиться и окончательно собраться, когда перед тобой близкий и родной человек, в смерти которого ты был уверен на все сто.

Настолько сложно, что страницы меню перед глазами были пустыми — я всё равно ничего не видел, кроме Никитиной. Я всё-таки раскрыл меню, будто собирался читать, а сам с головой погрузился в мигом нахлынувшие воспоминания.

Перед глазами вспыхнула другая Света — та, что осталась в девяностых. Лёгкая, дерзкая, с улыбкой, которая умела согреть даже в самый поганый день. Упрямый огонёк в её глазах тогда был её отличительной чертой. Вселял уверенность в будущем, о котором нам, пацанам с пустыми карманами, и мечтать вроде бы было нельзя.

И, чёрт возьми, этот огонёк до сих пор остался в её глазах. Пусть не горел, но я видел, как он вспыхнул на миг, когда я подошёл к столу.

В остальном напротив меня сидела, конечно, совсем другая женщина. За десятилетия её лицо покрылось мелкими морщинами у глаз. Под глазами, несмотря на косметику, были видны синяки, как у человека, который не высыпается. Её пухлые некогда щёки теперь стали впалыми. На руках я заметил тонкие белые рубцы, похожие на следы старых ожогов…

Я давил в себе желание выложить Светке всё прямо сейчас. Сказать правду — всю, без остатка. Кто я, откуда, почему сижу здесь напротив неё, спустя годы, когда по всем расчётам меня давно не должно было быть. Снять маску, швырнуть её на стол и просто выдохнуть: «Это я».

Но правда не всегда лечит. Иногда она убивает быстрее лжи. Стоило мне сорвать покров — и я потеряю шанс добраться до Виктора. Разрушу ту дистанцию, которую выстраивал шаг за шагом, и подставлю её вместе с собой.

Да, я не тот, кем кажусь. Но я… тот, кем должен быть здесь и сейчас. И этого достаточно.

Я поднял взгляд и вернулся в настоящий момент. Света сидела напротив, к столу подошёл официант.

— Что будете заказывать? — его голос окончательно выдернул меня из мыслей и вернул в реальность.

— Чай, чёрный, — сказал я, возвращая меню, хотя так и не прочитал ни одной строки.

Официант принял заказ и удалился.

Никитина смотрела на меня, почти не мигая. В её глазах я разглядел смесь из усталости и твёрдости. А ещё… я чувствовал страх, спрятанный глубоко. Светка не то что боялась меня — скорее относилась настороженно. Вдруг я очередной человек Виктора, и перед ней новая ловушка, аккуратно расставленная её бывшим мужем?

— А ты кто? — едва слышно спросила она. — И почему помогаешь?

В вежливость Никитина точно не собиралась играть. Ну… неудивительно. Доверие не раздают авансом, не в её положении уж точно. Оно зарабатывается — потом, если повезёт.

Я вдохнул, понимая, что такой вопрос прозвучит — и на выходе ответил:

— Я… родственник того самого Саши. Того, которого ты знала. Отца Саши Козлова.

Говорить это было непривычно. Каков из меня… отец. Конечно, говорят, что отец не тот, кто молодец, а тот, кто воспитал. Но я ведь Сашку и не воспитывал. Я умер до того, как увидеть его.

Света чуть заметно вскинула бровь. Она-то, в отличие от Козлова младшего, прекрасно знала, что никаких родственников у меня в прошлом не было. Как и она, мы были детдомовцами — брошенными и никому не нужными.

Я не вдавался в подробности. Пусть она сама сделает первый шаг. Однако Никитина не стала вдаваться в подробности тоже. Скорее всего, не хотела терять время, понимая, что мои слова никак не перепроверить.

Она чуть заметно кивнула. То ли признала, что сказанное звучит правдиво, то ли просто решила, что разговаривать можно.

— Саш, — обратилась она к сыну. — Пойди попроси официанта принести меню…

Младший Козлов поднялся и ушёл, а взгляд Светы вернулся ко мне.

Света медленно достала из сумки конверт. Расправила пальцами и вынула старое фото. Бумага пожелтела, выгорела на солнце. Края были затёрты, но лица на снимке остались чёткими, узнаваемыми сразу.

Я увидел себя. Настоящего. В том теле… Молодого, с прямым взглядом, за который меня уважали тогда. Рядом стояла Света, ещё девчонка, улыбающаяся так, будто жизнь обязана быть светлой.

И Виктор.

Козлов стоял с ухмылкой, знакомой до боли. Даже на этой фотографии на его лице застыла непоколебимая уверенность в себе и в том, что мир принадлежит ему. Рука Козлова лежала у меня на плече — тогда это казалось естественным, знаком нашего братства. Теперь я видел это как клеймо предательства нашей дружбы.

Света положила фото на стол и прижала угол пальцем, чтобы не скользнуло.

— Вот этот человек, — сказала она, ткнув пальцем в снимок. — Убил отца моего сына. И твоего… родственника. Знаешь, кто это?

— Да, я знаю, — сухо ответил я и поднял глаза. — Его зовут Виктор Козлов.

Света прищурилась. Взгляд стал таким, будто она смотрит на меня через прицел винтовки.

— А тебе это зачем? — спросила она едва шевеля губами.

Я понимал, что Никитина отличит фальшь безошибочно. Светку нельзя было обмануть красивой сказкой про справедливость или какие-то высокие лозунги.

— Затем что… — я сделал паузу и посмотрел на фото, лежавшее между нами. — Как говорит ваш сын, пути Господни неисповедимы. Я встретил женщину, в которую влюбился. И люди Козлова убили всю её семью.

Света молчала. Посмотрела на фото, потом на меня… и, наконец, убрала снимок обратно в конверт.

— Ладно, — сказала она.

Голос у неё стал другим, изменился незначительно, но я знал Никитину слишком хорошо, чтобы ошибиться — Света только что приняла решение.

— Знаешь, — она устало улыбнулась. — Ты, наверное, ещё не родился, когда я уже ненавидела этого человека. Сначала безумно любила, а затем также сильно ненавидела. Я сжигала себя одинаково и в любви, и в ненависти.

Я молчал, ожидая, что она продолжит.

— У меня на него куча компромата. Документы по счетам, подписи его людей на липовых сделках… — продолжила она. — Но посадить его этим не получится. Слишком высоко он забрался. Легально его оттуда уже не сбросить.

— Что тогда? — спросил я, хотя догадывался заранее, какой будет ответ.

Света убрала конверт в сумку, застегнула молнию. Она несколько секунд сидела недвижно, опустив взгляд на свою сумочку. Потом медленно подняла глаза, впилась в меня своими зрачками.

— Мне нужно, чтобы ты помог мне попасть на встречу с Козловым-старшим. Я хочу, чтобы ты выиграл это шоу… — процедила она.

Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться… Я сразу понял, что хочет Никитина. Для этого мне не нужно было никаких слов, я слишком хорошо знал её.

Она хотела убить Витю.

— Этот ублюдок испортил мне всю жизнь, — губы Никитиной чуть дрогнули, но взгляд остался твёрдым. — Заставил не жить, а выживать. Забрал мою дочь… Но я поклялась отцу моего ребёнка, что однажды отомщу.

Я видел, что это не просто слова.

Хотя о клятве Светы ничего не знал.

— Я помогу, — заверил я. — Я проведу тебя на встречу.

Я не заметил, как перешёл с ней на «ты», но это выглядело настолько естественно, что неудобства не возникло.

— Но скажи… о дочери тебе что-то известно?

Её губы снова дрогнули.

— Я не видела её почти тридцать лет… — голос стал хриплым, почти сорвался.

А потом её глаза округлились — видимо, поняла, что я не мог знать об этой тайне.

В этот момент вернулся Саша, и Света так и не спросила ничего, потому что о наличии у него сестры младший Козлов ничего не знал.

Я взглянул на часы — стрелки показывали, что времени почти не осталось.

— Нам пора, — сказал я, отодвигая стул. — Через двадцать минут начнётся съёмка.

Чай, что всё это время стоял передо мной, так и остался нетронутым. Чёрная жидкость остыла, поверхность покрылась едва заметной плёнкой.

Я поднялся. Света тоже встала. Секунда — и её ладонь едва заметно коснулась моей руки. Так, будто боялась, что этот жест заметит сын.

— Спасибо, — шепнула она.

Это было сродни признанию, что она доверила мне кусочек своей тяжести.

Я кивнул… больше ничего говорить не надо было.

Мы с Сашей вышли. Такси ещё не подъехало, и мы с младшим Козловым стояли у тротуара под тусклым светом уличного фонаря. Саша сунул руки в карманы, ежась от холода и покосился на меня.

— Ты… ты правда поможешь?

Я посмотрел на него внимательно. В его голосе сквозила только настороженность.

— Как я понял, никто из органов тебе не захотел помогать? — спросил я.

— Да никто, — коротко ответил он, почти с вызовом.

Подъехало такси.

Я не стал задавать больше вопросов, открыл дверь машины, а перед тем как сесть, обернулся и сказал прямо:

— Я помогу.

Сел внутрь. Саша сел следом, обойдя машину с другой стороны.

— Поддай газку, — сказал я водителю, когда машина тронулась. — Чаевые будут хорошие.

— Насколько хорошие? — лениво спросил тот, глядя в зеркало.

— Пятьсот рублей.

Он хмыкнул, видимо сумма показалась достойной, и выжал педаль.

— За такие деньги не доедем, а долетим.

Мотор взвыл, машина рванула вперёд, лавируя между редкими машинами. Я уставился в окно, наблюдая, как мимо проплывают огни витрин и окна домов.

Внутри тлела тревога, пришедшая на смену адреналину. Но тревогу я давил холодной сосредоточенностью. Появление Светы попросту перевернуло всё с ног на голову. Надо будет ещё помозговать на эту тему, что я и сделаю… но сейчас следует всё же отвлечься и переключиться на дела насущные.

Времени до начала съёмок оставалось впритык. Но водитель честно отрабатывал будущие чаевые, и очень скоро ворота особняка выхватил свет фар. Таксист вильнул на подъездной аллее и резко остановился. Я сунул ему тысячу, чем вызвал довольный блеск в его глазах.

— Обращайтесь! — крикнул он нам вслед, но мы уже бежали к воротам.

Подняли на уши охрану, которые впустили нас внутрь. Охранник растерялся настолько, что даже не спросил ничего. Ничего, меньше знает — крепче спит.

Внутри особняка коридоры гудели, как улей. Ассистенты носились с планшетами, бойцы собирались группами. Всё двигалось буквально по секундам. Съёмка не ждала никого.

Саша сразу направился к ресепшен — оформляться. Я же свернул к лестнице на второй этаж. Там забежал в свой номер, натянул на себя футболку с логотипом лиги и, взяв ноги в руки, побежал на съёмочную площадку.

Пока сбегал по лестнице, взглянул на часы — законные 2 минуты у меня ещё оставались. Так что можно сказать, что в тютельку, но я успел. Весьма вовремя, потому что в дверях в съёмочный зал я увидел Антона. Его «прижали» к стене три ассистента — молодые, злые, в одинаковых худи с логотипом шоу. Троица засыпала менеджера вопросами.

— Где твой боец⁈

— Почему его нет на месте⁈

— Ты вообще понимаешь, что эфир через минуту⁈

Антон держался, но выглядел жалко — рубашка мокрая от пота прилипла к спине, лицо налилось красным, глаза метались, как у крысы, загнанной в угол. Он пытался улыбаться, вытаскивая из воздуха оправдания одно за другим.

— Да он… плохо себя чувствовал после дороги… Устал, понимаете, поезд, ночь… Сейчас будет, я обещаю…

Я видел, что он сам понимает — ещё немного, и его расколют. Но он, упрямый, не сдавался. Лепил хоть что-то, лишь бы тянуть время.

Я решил, что парня нужно выручать, и никуда не спеша, прогулочным шагом, подошёл к ним.

— Парни, — бросил я. — Мне правда было плохо, но уже лучше. Спасибо за беспокойство. Давайте готовиться к съёмке.

Ассистенты замолкли, переглянулись. Один схватил микрофон, чтобы скорее повесить его на меня. Вопросы исчезли так же быстро, как и появились.

Антон выдохнул с таким звуком, будто из него стравило воздух.

— Блин… чуть не спалились, — прошептал он, вытирая лоб ладонью.

— Чуть — не считается, — я подмигнул ему.

Он слабо усмехнулся.

— Напомни, что сейчас будет? — уточнил я.

— Анонс боёв! Представь, если бы ты задержался ещё ненадолго, то анонс проходил бы без капитана!

Я комментировать не стал, только поправил петличку микрофона. Боковым зрением заметил, что по коридору катили тележки с коробками. Судя по всему, наш провиант. Сверху торчал ящик с банками с солёными огурцами. В голову пришла любопытная идея.

— Как понимаю, соперником у меня будет Вася Шторм? — спросил я.

— Да, — подтвердил Антон.

Я двинулся к ребятам-грузчикам.

— Мужики, никто не против, если я баночку с огурцами позаимствую?

Один из них махнул рукой.

— Да бери, конечно. Тут добра завались.

— Спасибо, мужики, — я взял банку. — Выручили!

Грузчики фыркнули, вернулись к своей работе, а я вернулся к Антону, держа банку в руке. В голове уже было понимание, как банка может пригодиться.

— Сань, а тебе это на хрена? — Антон покосился на банку в моих руках.

— В хозяйстве всё пригодится, — подмигнул я. — Пойдём?

Глава 2

Мы зашли на съёмочную площадку. Зал был освещён ярко, почти ослепительно. Лампы били сверху, концентрируясь на центре помещения — там в полукруге стояли ряды стульев. В центре там же были два кресла для ведущих, братьев Решаловых.

Мы расселись, следуя указаниям ассистентов. Моя команда села с одной стороны, команда Феномена расположилась напротив.

В воздухе чувствовалось напряжение, как перед дракой в подворотне. Каждый смотрел на каждого, будто собираясь сожрать с потрохами. В любой момент эти парни были готовы сорваться… И действительно сорвались. Один из наших протянул руку бойцу из другой команды для рукопожатия.

Тот даже не шелохнулся.

— Я тебя не уважаю.

Встали оба. Стулья скрипнули. В секунду искра превратилась в пожар, и началась потасовка. Столики с микрофонами едва не полетели на пол.

Ассистенты бросились в стороны, а Решаловы первыми вмешались. Братья действовали синхронно: Паша оттянул нашего бойца, скручивая, Лёша прижал пацана из команды Феномена к стулу за шкирку. Громкие голоса близнецов перекрыли шум.

— Сидеть! Всем сидеть! Здесь не подворотня, а шоу. Хотите драться — дождитесь ринга.

Бойцов рассадили по стульям, как школьников после драки на перемене.

Один из Решаловых обвёл взглядом зал и поднял микрофон.

— Итак, господа, — начал Паша. — Давайте начнём, пока вы друг друга не поубивали. У нас шестнадцать участников. Это значит, что будет восемь пар боёв.

Гул прошёл по стульям, но бойцы сидели спокойно. Каждый понимал, что сейчас назовут имена их соперников.

— Бои будут идти каждый день, — подхватил Лёша. — Первые три дня — по три пары в день. Седьмая пара выйдет на третий день.

— А пар-то всего восемь? — буркнул «Пахан», щурясь с ухмылкой. — Чё, есть те, кто заднюю даёт⁈

— Верно подмечено, — ответил Паша. — Заднюю никто не даёт, но через день у вас будут командные испытания на вылет. И будут те, для кого шоу закончится без боёв!

Бойцы зашевелились. Как и я, похоже, слышали о таком правиле в первый раз. Хотя я, признаться, не особо изучал организационные вопросы.

— Команда, которая выиграет, — продолжил Лёша, — получает право подарить иммунитет любому бойцу, даже проигравшему. Но у проигравших на испытании всё равно вылетает один человек. Таковы правила.

Камеры плавно скользили по лицам бойцов, фиксируя реакцию. Некоторые парни растерялись, на некоторых появилась довольная ухмылка. Ну а что — чем меньше бойцов останется, тем быстрее путь до финала.

— Ну что, готовы узнать соперников? — с улыбкой бросил Паша.

— Давай! Погнали!

— Первая пара первого дня: Феномен против Лёши Студента! — объявил Паша.

Феномен улыбнулся, тотчас вцепившись взглядом в пацана из моей команды. Того самого, с которым мы дружелюбно общались возле дверей кабинета директора. Лёхе соперник, похоже, не понравился. Я ещё не знал его спортивных регалий… но, судя по тому, как он сглотнул, он считал себя слабее Феномена. Зря он так реагирует — такой боец, как Феномен, считывает волнения, как из открытой книги.

Чтобы поддержать поникшего паренька, я потрепал его по плечу. Тот сдавленно улыбнулся в ответ, как будто уже проиграл свой бой.

— Вторая пара, — продолжил Лёша. — Пахан против Дэна Ракетчика!

Пахан поднял подбородок, хрустнул шеей, словно уже победил. И звонко хлопнул в ладони. Ракетчик провёл большим пальцем поперёк шеи, показывая, что сдаваться не собирается.

— И, наконец… — Решалов выдержал паузу, растягивая момент, чтобы зрители замерли. — Саша Файтер против Васи Шторма!

Камеры мгновенно переключились на наши лица. Я сохранял спокойствие, позволив себе лишь тень усмешки в уголках губ. А вот Васю Шторма аж перекосило злостью. Выглядел он так, будто был готов вцепиться в меня прямо здесь и разорвать…

И он действительно не выдержал. Грохнул кулаком по колену, вскочил со стула.

— Ну что, готов опозориться на весь зал⁈ Твои пацаны из подвалов не помогут тебе тут! — зарычал он.

Голос его срывался, но именно это и нравилось публике. Шторм начал размахивать руками, эмоции плескались через край.

Я сидел спокойно, не отвечал на его шум и только наблюдал, вскинув бровь, за его движениями. В подобных играх выигрывает тот, кто умеет ждать.

— Я не играю в цирк, Вась, — бросил я. — На ринге всё и узнаем.

Я протянул вперёд банку с огурцами, которые прихватил как раз специально по такому случаю.

— А пока… выпей-ка рассольчика, чтобы похмелье не мучало. Мне надо, чтобы ты вышел на ринг в лучших кондициях.

Секунда тишины — и все, кто присутствовал на съёмочной площадке, взорвались хохотом. Даже пацаны из команды Феномена и те начали ржать, как кони. Правда, делали это ровно до тех пор, пока Феномен не зыркнул на них.

У Шторма аж глаза налились кровью. Он взорвался ещё сильнее, замахал руками, заорал что-то нечленораздельное. Его злила сама мысль, что я не поддался на его крик, а наоборот перевёл всё в шутку. Даже не так — я попросту выстебал его на камеру. В его системе координат — унизил.

Шторм продолжал орать, когда Лёша, улыбаясь, снова поднял микрофон.

— Ну а чего ждать, мужики? — протянул он. — Давайте прямо сейчас и выясним, кто окажется сильнее в бою? Ринг готов, камеры готовы. Вы сами ведь не против?

Я мысленно поставил галочку креативности продюсеров. Живой конфликт превращался в шоу прямо на глазах.

Антон побледнел, едва не выронил планшет, на котором отмечал что-то. Он подошёл ко мне, принявшись шептать на ухо:

— Саня, не ведись, ты не настроен на бой!

Доля правды в его словах была. Если согласиться, то настроиться на поединок должным образом не получится: придётся выходить на эмоциях, а эмоции в бою с таким колоритным персонажем, как Вася Шторм, который напоминал миниатюру танка, — отнюдь не лучшая идея.

Так что всё так, но Антон не учёл нюанс — я был спокоен, как удав. Такими уловками, которые выдавал Шторм, вывести меня из себя не получится.

Я посмотрел на Шторма, который уже прыгал на месте.

— Давайте, — согласился я.

Я прекрасно понимал, что так быстро бой не подготовишь. Бой явно был частью сценария и «неожиданностью» это было только для зрителей и нас бойцов. Что только не сделают продюсеры для для рейтингов. Но я не возражал.

— Деремся! — тотчас принял приглашение мой соперник.

— О май гад, — послышались сбоку причитания Антона, видимо не впечатленного от такой перспективы.

Впрочем, не согласиться с моим решением Антон не мог.

Закулисье мигом загудело. Организаторы забегали, начали тащить оборудование, проверять свет и камеры, выставляли в объективы ринг.

Вася Шторм начал разминаться, делая это с таким видом и ожесточённость, будто собирался не драться, а убить меня здесь и сейчас. Он размахивал руками, ударяя по воздуху с лицом, перекошеным яростью.

Я же спокойно вращал плечами, разминал шею, разогревал кисти.

— Удачи, — пробормотал Антон. — Прости Саш, но она тебе явно понадобится…

— Не веришь в меня?

Антон только глаза закатил, но воздержался от комментария.

— Съешь банан, — передо мной выросла Настя, державная в руке этот самый банан. — Быстро заряд энергии получишь!

Я взял банан, откусил, благодарно кивнул девчонке. Банан был малость переспелый, но энергию он действительно давал мгновенно, пусть и на совсем короткий срок.

В этот момент как раз подошёл Саша Козлов. На нем уже была такая же майка, как у всех членов команды. Он переминался с ноги на ногу, явно нервничал, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Так я понимаю… теперь я буду твоим секундантом? — спросил Саня.

— Ага, — с невозмутимым видом ответил я.

— А чё делать то? — спросил младший Козлов также растерянно. — Я то в этой теме не в зуб ногой…

В руках Саша держал полотенце так, словно это был щит и бутылку с водой, словно меч, не понимая, куда и то, и другое девать. Неопытность бросалась в глаза. Да и откуда опыту взяться?

— Не мешать, — подмигнул я. — А там по ходу дела разберемся.

— Так, угол, боец, — к нам подошел один из организаторов. — Вы выходите первыми. Готовность минута!

Я показал пареньку большой палец, уведомляя, что услышал.

Вообще обычно первым ринг выходит андердог. А это значило, что Василия видели фаворитом в нашем бою. Обидно, досадно, но ладно.

Организатор подвел меня к линии, откуда предстояло выходить на ринг. Свет ударил в глаза так резко, что все остальное на миг превратилось в кипящее море теней и лиц. Камеры жужжали, прожекторы плавали по площадке.

Перед выходом накатило привычное волнение. Режиссер дал команду в громкоговоритель, что можно начинать.

Решаловы уже стояли в центре ринга с микрофонами в руках.

— Первым на ринг выходит боец, для которого честь — не пустой звук. Боец, который всегда и везде за правду. И правда должна быть с кулаками! Встречайте… Саша Ф-файтер!

Я вышел к рингу, вслед за мной устремился Саня Козлов, судя по всему, нервничаевший когда больше, чем я. Я не стал делать из своего выхода представления, только поприветствовал будущего зрителя в камеру. И с ничего не выражающим выражением лица, направился к рингу. Плохо, кстати, что не получилось прочувствовать ринг «до» боя. Насколько хорошо натянут канвас — жесткий он или мягкий. Как канаты натянуты?

Такие детали были важны, но разберемся по ходу дела. В конце концов, мне не привыкать драться без подготовки и не зная ринг.

— Он обладает феноменальной природной силой, — начал представление Шторма Паша. — Он настоящий ураган, сметающий всё на своём пути!..

— Поприветствуйте, — подхватил Леша. — Вася Штор-р-р-рм!

Вася вышел, расправив плечи, под крики поддержки пацанов из своей команды. Для эффектности он взял толстый гвоздь и прямо на виду у всех согнул его голыми руками.

Металл хрустнул, легко поддавшись…

Шторм бросил согнутый гвоздь на пол и поднял руки, будто уже победил. Смотрелось и вправду эффектно, дуре в этом бойце с вредными привычками было хоть отбавляй. Другой вопрос, что я не гвоздь и так просто не дам себя сломать.

Вася перелез через канаты в ринг, победно вскинул руку и проходя мимо меня попытался рыпнуться. Хотел меня запугать, но я даже не повёл бровью. Пусть хорохориться сколько влезет, хотя я бы на его месте приберег силы и эмоции непосредственно для поединка.

Парни из команды Василия начали его непосредственно поддерживать, скандируя имя. Одновременно включились и мои пацаны, быстро поняв, что мне не хватает звуковой поддержки.

В ринг зашел рефери. Кстати, такой же колоритный, как и все участники шоу. С волосами, схваченными в хвост и большими бакенбардами.

— Бойцы на середину, — распорядился он.

Мы встретились в центре ринга по левую и правую руку рефери. Паша подошел сзади рефери и ловко сунул микрофон из-за его спины.

Вася пыхтел, дышал, как зверь, готовый рвануться. Я смотрел ровно и хладнокровно. Рефери внимательно посмотрел сначала на меня, затем и на моего соперника.

— Парни, работаем по правилам бокса. Но на голых кулаках. Прекращаем работу по команде «стоп». Если нет личной неприязни — пожмите руки.

Я протянул ладонь. Шторм уставился на неё, скривился, и демонстративно не пожал. Мне было всё равно. Я просто кивнул и вернулся в угол.

— Саш, удачи, — потрепал меня за плечо Козлов.

Я не ответил, с головой уже находился в поединке.

Через несколько секунд раздался сигнал гонга.

— Файт! — рявкнул рефери, ознаменовав начало боя.

Шторм вылетел вперёд с яростью, словно пытался снести меня одним наскоком. В каждом движении он напоминал Эрика Эша — Баттербина. Здоровый, тяжёлый, но удивительно быстрый для своей массы. Его кулаки свистели в воздухе, каждый удар был как замах кувалды.

Я держал дистанцию. Ничего лишнего — шаг в сторону, короткий нырок, снова смещение. Он бил в воздух, и от каждого промаха становился только злее. Я видел, как бешенство съедает его изнутри, но при этом он был весьма обученным боксёром и его удары не превращались в хаос.

Я двигался экономно, стараясь просчитывать каждый шаг. Несколько раз он зацепил по касательной, но ни одного чистого попадания не дошло, хотя в кулачке и удара по касательной бывает достаточно.

Мой расчет сводился к тому, что Вася быстро вымахается, учитывая его образ жизни, а уже потом я перейду в наступление.

Однако во второй половине первого раунда я понял, что расчёт не оправдывает себя. Впечатление складывалось такое, что Вася был… другим. Совсем не тем, что я видел раньше. Алкоголь словно вовсе ему не мешал. Он двигался резко. даже не собираясь задыхаться.

Ошибка могла мне стоить очень дорого. Я отдавался соперинку первый раунд практически вчистую. Следовало что-то менять… такими темпами я могу уступить Шторму по очкам. Да, я не дал ему по себе попасть, но именно Шторм работал первым номером и проявлял активность.

Гонг прозвучал неожиданно.

Первый раунд был закончен.

Я вернулся в угол. Сашка Козлов заметался рядом, как щенок, впервые попавший в охоту. Я вынул капу и сунул ему.

— Держи, — сказал я.

Он растерялся, но взял. Следом взял бутылку воды. Это всё должен был делать секундант, но Сашка только учился и я учил его прямо здесь, в бою.

Я сделал глоток воды, выдохнул и снова поднял взгляд на ринг. Второй раунд обещал быть куда тяжелее, потому что мне следовало перехватывать инициативу. Первый раунд показал главное — Вася не выдохся, он был быстрее и собраннее, чем я полагал. Значит, если я хочу забрать победу — придётся рискнуть.

Минута, отведённое на перерыв пролетело будто за несколько секунд. Рефери дал понять, что перерыв заканчивается.

С табурета я поднимался с решением — давить, идти вперёд, работать по корпусу… Гонг ознаменовал начало второго раунда.

— Бойцы готовы? Время! Файт

Шторм снова кинулся в атаку, опять попытавшись снести меня шквалом ударов и навязать драку. Но я не отступил. Встретил его, врезал короткой серией в корпус. Он охнул — совсем тихо, но я услышал. Значит, попал и плотно.

Отработав, резко разорвал дистанцию, скользнул спиной по канатам, заманивая Шторма за собой. Он приглашение принял, попытался запереть меня в углу. Сделал ровно то, что я и ждал.

Смещение.

И ещё одна серия полетела Васе в корпус.

— Уф… — я услышал, как воздух выходит из него, как из надувного шарика.

Я усилил давление. Бил по печени, по рёбрам, снова по печени. Вася дёрнулся, попытался поймать меня встречным, но промазал и всем весом навалился на канаты.

— По печени мочи! — закричал Саша из угла.

А я последовал совету: вместе с командой «стоп», отработал Васе по печени.

Я продолжал кормить Шторма ударами. Чувствовал, как он тяжелеет с каждой секундой, как дыхание его становится рваным. Его массивные руки начали опускаться ниже, прикрывая живот. Теперь он прочувствовал удары и боялся каждого следующего.

К концу раунда я уже знал, что новая тактика сработала. Шторм стал вязким, злость его начала мешать дыханию. Это было то, что нужно: накормить корпус ударами, а потом в третьем раунде развить преимущество.

— Ну ты, блин, богатырь! — радостно встретил меня в углу Козлов младший.

Я сел на табурет. На этот раз Саша не ждал команды — сразу подал воду и тут же вынул капу. Он быстро учился.

— Ну как ты себя чувствуешь? — спросил он, всматриваясь в меня.

— Нормально, — коротко ответил я, жадно глотнув воды из бутылки.

Работа в ринге была непростой, и у меня тоже сбилось дыхание. За минуту я должен был его восстановить. Закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов…

— Десять секунд, — известил рефери.

Я поднялся со стула, гулко выдохнул и принялся прыгать с ноги на ногу на месте, ожидая начала третьего раунда. Решающего в нашем противостоянии.

На этот раз сразу после гонга я пошёл вперёд. С первых секунд навязывая темп, взвинчивая его.

Удары по корпусу посыпались градом, снова и снова. Вася уже жался, заведомо пытаясь перекрыться, принять их на блок.

И именно в этом была ловушка, в которую я его заманивал.

Я обозначил ещё один удар вниз, а сам резко сменил траекторию. Кулак влетел в голову Шторма, точно, почти без замаха.

Вася даже не успел понять, что произошло. Его глаза расширились, ноги подкосились. Тело рухнуло на пол, как срубленное дерево. Канвас аж загулял под ногами от упавшей на него туши.

— Один, два! — перед поверженной тушей вырос рефери, начав отсчёт нокдауна.

Вот только считать тут было — время терять. Я сразу понял, что Вася не встанет. Не выйдет у него ни черта. Шторм встал на колено, схватился за канаты, пытаясь подняться с их помощью.

Вырубить такого кабана наглухо не вышло, да. Но когда Вася поднялся, его ноги предательски завибрировали, колени ходили ходуном. В глазах Шторма застыл шок и удивление. Он явно не верил, что нечто подобное могло произойти.

На счёт восемь рефери начал размахивать руками, останавливая поединок.

Решаловы что-то орали в микрофоны, уже выскочив в ринг. Команда Шторма во главе с Феноменом наконец заткнулась.

Победа была чистой.

Вася пришёл в себя, но его ярость уже была бессильной. Он пытался рваться вперёд, но секунданты разумно вцепились в него и удержали.

Я развернулся, поднял взгляд на камеру и показал два пальца — по числу моих побед.

Саша суетился рядом — подал полотенце, протянул воду, неловко стёр пот с лица.

Решаловы вышли в центр ринга.

— Техническим нокаутом победу одерживает Саша Файтер! После первого боя счёт 1:0 в пользу команды Файтера! — орал Паша.

Глава 3

Я спустился с ринга и сразу оказался среди своих сокомандников. Парни из моей команды начали меня обнимать, хлопать по спине и выкрикивать на ухо поздравления. Ещё день назад это были совершенно незнакомые мне люди, по сути совсем чужие… а теперь у нас вырисовывалась настоящая команда из людей близких друг другу по духу. Бывает и так.

Но взгляд каждого из бойцов то и дело скользил в противоположную сторону. Туда, где стояли бойцы команды Феномена. Их лица были каменными, холодными… Да, Вася проиграл, и проиграл он в одну калитку. Но раньше времени сдаваться явно никто не собирался. Глаза бойцов команды Феномена по-прежнему были полны уверенности. Будто всё происходящее было для них лишь разогревом перед настоящим боем. Их фаворит-то ещё не выходил.

— Сейчас Лёхе будет тяжело, — прошептал один из наших, глядя в сторону Феномена.

Тот уже проводил разминку, готовясь к своему выходу на ринг.

— Будет, — я не стал отрицать.

Шторма, который был всё ещё не в себе после тяжёлого нокдауна, вывели с ринга. Повели показывать медикам. Симпатичная врач начала светить ему в глаза фонариком. Вася уже подостыл и успокоился, поэтому не сопротивлялся. Вообще, нет ещё лучшего успокоительного, чем пропущенный удар. Не придумали учёные ничего лучше. Да и придумают вряд ли…

Команда соперника демонстративно сидела с каменными лицами, будто проигрыш Шторма их вообще не касался. Вася, морщась, пробовал пошутить:

— Скажи хоть, красавица, оба глаза у меня на месте?

Врач усмехнулась краешком губ, проверяя реакцию зрачков. Видно было, что пацана качает, но внутри он уже смирился. Лучше удара по голове действительно ничего не охлаждает.

— Как настрой? — я повернулся к Лёхе.

Тот выглядел крайне возбужденным, хотя старался не выдавать своего волнения. Я понимал, что он сейчас чувствует — своим мандражом он попросту сжирал силы, которые могли бы понадобиться ему в бою.

— Братец, выше нос, — я взял его за плечи. — У тебя есть шанс победить!

Но Лёха будто уже не слушал меня. Я понимал, что достучаться до него сейчас невозможно — что ни говори, а он не будет меня слушать. Все его мысли уже на ринге…

Свет в зале резко переменился — прожекторы погасли, а потом пролился один узкий луч, выхвативший из темноты Феномена. Его выход решили сделать первым… что лично для меня было удивительным. Всё-таки Феномен был очевидным фаворитом поединка.

Выглядел этот боец эффектно, тут не убавить, не прибавить. Высокий, мощный и уверенный в себе. Шёл он так, будто не на бой, а за тем, что уже его по праву. В каждом шаге буквально сквозило ощущение, что победа у него в кармане.

Бойцы его команды, ещё пять минут назад переживавшие поражение Шторма, снова оживились. Подняли шум — начали кричать, стучать ногами по полу, выкрикивали прозвище своего капитана в унисон.

— Непобедимый! Железный! Машина без слабостей! — одаривал Феномена эпитетами Паша Решалов.

Я понимал, что текст для объявления чаще всего писали сами бойцы. Что тут скажешь, Феномен явно и тут решил самоутвердиться. С другой стороны — сам себя не похвалишь, никто не похвалит.

Я смотрел внимательно. Да, сила в Феномене буквально кипела, как пар под крышкой. Но я понимал, что у бойца излишняя самоуверенность. Она струилась в каждом движении, в том, как он смотрел и держал руки… Самоуверенность была его главным наркотиком. И это была его слабость.

Феномен зашёл на ринг, но прежде чем перелезть через канаты, посмотрел на меня. Смотрел взглядом хищника, уверенного, что добыча загнана.

Он взялся за канат, я стоял примерно в трёх метрах от ринга, поэтому отчётливо услышал каждое сказанное им слово:

— Я накажу твоего парня. Как ты хочешь: нокаутом в печень или в голову?

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — холодно ответил я, не отводя глаз.

Феномен фыркнул так же самодовольно и перепрыгнул через канаты. Там встал посередине ринга и показал свой, похоже, фирменный жест. Широко расставил руки и посмотрел вверх.

— Твой выход! — перед Лёхой, который не находил себе места, вырос один из организаторов.

— Сколько у нас времени? — уточнил я.

— Десять секунд.

Я приобнял своего сокомандника за плечи.

— Пойдём, брат, я буду у тебя в углу.

Лёха отрывисто кивнул. Я взял полотенце, воду, сунул капу ему в рот. Мы поднялись в ринг. Да не так эффектно, как это сделал Феномен, но и чёрт с ним.

Уже в углу я взял Лёху за плечо, привлёк ближе.

— Слушай внимательно.

Под глазами Лёхи блестел пот, он облизывал пересохшие губы.

— Ты слышишь только мой голос, — сказал я. — Всё остальное глуши.

Он кивнул, но глаза бегали, словно искали выход. Я знал это чувство: в своё время видел сотню парней, которые сгорали ещё до гонга.

— Не лети. Не принимай удары. Двигайся! Ты не должен застаиваться, понял? Двигайся всё время.

Он кивнул, сглотнул.

— Почувствуй ринг, — продолжал я. — Он будет давить, он заряжен на то, чтобы нокаутировать тебя быстро. Дай ему поработать, вымахаться. Потом будет шанс.

Лёха дышал тяжело, но в глазах появилась пусть щепотка, но уверенности, которой ему категорически не хватало.

— Удачи, брат.

— Шпасиба, — прошипел Лёха через капу.

Феномен склонился чуть вперёд и резко толкнул Лёху плечом. Не сильно, но достаточно, чтобы того качнуло.

Рефери сделал вид, что не заметил — всё-таки это тоже часть шоу. Лёха едва удержался, челюсть заиграла, но он проглотил обиду, только сжал кулаки до белых костяшек. Я вцепился в полотенце, чувствуя, как у самого заводится мотор — так и хотелось крикнуть: «Ответь!»

Феномен обрабатывал его психологически… Гадёныш улыбался, и во взгляде Феномена читалось: «Смотри, я делаю с тобой что хочу». Я не поддерживал никаких выяснений отношений до удара гонга, но прямо сейчас хотелось, чтобы Лёха ответил, жёстко поставил Феномена на место.

Но увы…

Лёха стоял неподвижно, только кулаки сжал чуть крепче. Я видел по глазам, что он уже сломлен окончательно. Страх, спрятанный под «маской», выдавал себя в мелочах. Я хорошо знал, что страх может работать как на тебя, так и против тебя. Он может превратиться в пламя, которое сожжёт соперника, а может сжечь бойца изнутри.

Феномен поднял палец, потряс им в воздухе, намекая на нокаут уже в первом раунде. Камеры поймали этот жест.

Рефери развёл бойцов по углам, и раздался гонг.

Феномен сразу не бросился вперёд, хотя я ожидал именно этого. Всё-таки он обещал быструю победу. Он вытянул перед собой руку, по стойке и движениям я сразу понял, какая у него школа — тайский бокс.

Удары у Феномена были жёсткими, хлёсткими и точными. Каждый попадал в цель или заставлял Лёху пятиться. Он играл с ним, как молодой Рой Джонс — лёгкий, быстрый и издевательски уверенный. Казалось, что в любой момент он может снести соперника с одного удара, но нет. Феномен нарочно откладывал… ради шоу.

Лёха бился честно, как мог. Держал стойку, пытался отвечать, но у него не было оружия против такой мощи.

Феномен не включался на полную силу, но и этого хватало, чтобы контролировать бой в одни ворота. Я вдруг поймал себя на мысли, что весь бой просто молчу. Но никаких дельных подсказок для Лёхи у меня попросту не было. Парень и так оставлял в ринге всего себя и делал всё, что мог. Увы, его «всё что мог» было недостаточно для противника такого калибра.

Каждая удачная атака Феномена вызывала рев его команды, будто забили гол на финале чемпионата. А когда Лёха пробовал отвечать, всё тонула в свисте и смешках. Надо было поддержать пацана — я обернулся к своим и принялся размахивать руками в воздухе. Лёхе требовалась наша поддержка! А значит — мы её дадим!

Парни молодцы, быстро смекнули, чего я требую, и начали скандировать имя нашего бойца.

Не знаю, куда смотрели матчмейкеры, но этот бой был явно неконкурентным. Феномен превосходил нашего бойца во всём. Единственное, чем я мог оправдать этот «поединок» — это желанием организаторов дать Феномену проявить себя во всей красе. Никакой речи о равном спортивном противостоянии здесь не шло. Чем-то бой напоминал сражение перворазрядника с мастером спорта международного класса.

За двадцать секунд до конца раунда Феномен решил закончить игру. Поймал Лёху навстречу в разрез и всадил выверенный прямой. Шансов устоять на ногах у Лёхи не было. Он рухнул на настил, как будто выключили свет.

Рефери тотчас открыл счёт.

Лёха и тут действовал уверенно. Присел на колено, не стал подниматься сразу, чтобы за несколько секунд попытаться справиться с ураганом в голове после пропущенного удара. Чего-чего, а мужества пацану было не занимать.

На счёт «шесть» он попытался подняться. Подпёрся на руки, выпрямился… Мне всё стало ясно сразу. Лёха шатался так, будто ринг превратился в палубу во время шторма.

Секунды тянулись вечностью. Антон за моей спиной повторял: «Вставай, брат, давай, вставай», будто его слова могли помочь. Я видел, что в голове у Лёхи крутится одна мысль — подняться любой ценой, иначе стыд. И он поднялся, хотя по глазам было видно, что в реальности он уже в пустоте и практически не соображает.

Но всё же он поднялся, заняв вертикальное положение и откинувшись спиной на угол ринга.

Я видел, что он уже «не здесь». Ноги не держат, глаза плывут. И всё равно пацан рвался продолжать. Красавчик… что тут ещё скажешь.

Я уже ждал, что рефери остановит бой. Было очевидно, что продолжать нельзя. В таком состоянии Лёха не смог бы полноценно защищаться. А вот угробить не только карьеру, но и здоровье парня можно было запросто. Ударов, которые в него полетят, а они полетят, Лёха по большей части не увидит. А именно такие «невидимки» — самые коварные, с далеко идущими последствиями для здоровья.

Но судья посмотрел на Лёху, счёл, что он встал, и махнул рукой — «файт».

Феномен бросился добивать. Он уже не играл и вместо Роя Джонса превратился в молодого Майка Тайсона. Он обещал, что закончит бой в первом раунде и во что бы то ни стало планировал сдержать своё обещание.

Удары полетели один за другим, Лёху начало болтать, он пропускал всё, что летело, но не падал.

— Всё, хватит! — вырвалось у меня.

Я схватил полотенце и швырнул его через канаты. Белая тряпка упала на настил, но Феномен продолжал бить, будто не заметил. Рефери тоже стоял спиной, поэтому не сразу заметил выброшенное полотенце.

Я не выдержал и, перемахнув через канаты, выскочил в ринг. Втиснулся между бойцами, перехватил Феномена за руку и зажал в угол, обездвиживая и не давая проломить пацану голову.

— Тормози, ты чё творишь, — зашипел я.

Наконец вмешался рефери, оттащил меня, высвобождая Феномена.

Тот вышел в центр ринга и снова раскинул руки в стороны, как Конор Макгрегор. Снова поднял голову к свету прожекторов и замер, будто купался в лучах славы.

Я в это время подскочил к Лёхе, помог ему медленно сесть в угол ринга. Лицо его было белым, губы тряслись, но он цеплялся за мою руку, как утопающий за спасательный круг.

— Ты следующий, Файтер, — бросил мне Феномен, даже не глядя на своего избитого соперника.

Я почувствовал, как эмоции внутри меня закипают. Уже развернулся к Феномену, готовый сорваться, забыв про правила, шоу и камеры. Пусть будет драка здесь и сейчас…

Но меня перехватили.

Сначала Саша Козлов вцепился в локоть, потом подбежали ещё ребята из нашей команды. Держали крепко, не давая мне вырваться.

— Саш, не надо!

Феномен видел это и ухмылялся. Он протянул руку и начал манить меня пальцем — мол, иди сюда, я готов. Хрен с тобой, золотая рыбка… Я гулко выдохнул, успокаиваясь.

Решаловы появились в центре ринга, готовые объявить официально результаты боя.

— Техническим нокаутом, ввиду отказа от продолжения угла, в этом поединке победу одерживает… — объявил Паша Решалов.

— И счёт становится равным! Один — один! — добавил Лёша.

Я видел, как бойцы из моей команды поникли. Ещё минуту назад у нас было преимущество, все чувствовали вкус победы. А теперь… всё снова обнулилось. Первый успех был нивелирован.

Соперники же сияли. Их лица светились от восторга. Феномена подхватили на руки и начали подбрасывать в воздух, будто он уже выиграл всё шоу. Он раскинул руки, как царь, принимающий поклонение толпы.

Я стоял в своём углу, рядом с Лёхой. Его усадили на табурет, но держался он только за счёт того, что я поддерживал его за плечи. Глаза у него были невидящими, губы побледнели.

Врачи, дежурившие на скорой, подбежали быстро, с чемоданами.

— Давление падает, — сказал один, щёлкая манжетой тонометра.

Второй держал кислородную маску, пока третий проверял пульс. Всё это делалось слаженно, но суета всё равно чувствовалась. Наши парни стояли молча. Весь блеск шоу мигом слетел, когда стало ясно, что тут уже не спорт, тут здоровье на волоске.

Решение было принято, стоило направить небольшой фонарик в глаза Лёхи. Зрачки не отреагировали…

— Срочно носилки сюда!

Мне фонарик был не нужен, я видел и так — у пацана сотрясение. Лёху аккуратно уложили на носилки. Я подозвал Антона.

— Деньги есть? — спросил я.

— Зачем… — не понял менеджер.

— Пятёрку дай, — я не стал вдаваться в подробности.

Антон сунул руку в карман и достал купюры. Потянул мне пять тысяч. Я взял деньги и подошёл к одному из врачей. Аккуратно засунул ему купюру в нагрудный карман, по старой привычке, ещё с девяностых, когда деньги часто решали быстрее, чем слова.

Врач удивлённо посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но только кивнул. Деньги не вернул.

— Позаботьтесь о нём, — попросил я.

В коридоре послышались глухие голоса, кто-то кричал, требуя носилки быстрее. Врач, которому я сунул деньги, наклонился над Лёхой, проверяя дыхание.

— Если повезёт, отделается лёгким сотрясом. Но голову ему ещё проверять и проверять…

Лёха едва держал глаза открытыми, но мои слова услышал. Я наклонился ближе, взял его за запястье и чуть сжал.

— Держись, брат… Дерьмо случается. Главное — не сдавайся.

Я проводил взглядом, как Лёху на носилках понесли к карете скорой. Хотелось думать, что всё обойдётся. Сотряс — штука серьёзная. В зависимости от его тяжести можно никогда больше не вернуться не то что в спорт, а к нормальной жизни в принципе…

Лёху погрузили в скорую, что стояла во дворе особняка, и увезли, а я остался стоять у ринга, чувствуя, как внутри всё кипит. Злость, ярость, холодная решимость.

Зал постепенно стихал, прожекторы били по пустому рингу. Я смотрел на канаты и вспоминал, как в девяностые ребята точно так же валились на асфальт — и никто не знал, кто встанет, а кто нет.

Этот урод Феномен прекрасно понимал, что делает. Но делал… Да, работать надо, пока рефери не остановил бой. Но должно же быть понимание, что ты попросту ломаешь паренька?

Я медленно выдохнул, успокаиваясь. Ничего, ринг ещё сведёт нас двоих. Парни из моей команды переглядывались, каждый по-своему переживая поражение. Все понимали, что бой мы проиграли, но Лёха ушёл с ринга мужчиной.

Толпа расходилась, я слышал обрывки споров о шансах Феномена в бою со мной. Для большинства всё это было шоу, повод для разговоров.

Сзади послышались шаги, и я почувствовал, как кто-то коснулся плеча. Обернулся и увидел Настю. Лицо у неё было встревоженное.

— Саша… пойдём. Ты весь белый, — сказала она.

Антон подошёл следом, тяжело вздохнул.

— Урод он моральный, этот Феномен…

— Ладно, надо идти, — пошептал я. — Надеюсь, что у Лёхи всё обойдётся.

Ни Настя, ни Антон ничего не ответили. Но идти правда было пора. Я всё-таки провёл бой, отдав на ринге все силы. А завтра с утра нас ждало командное испытание, и к нему неплохо было бы подойти отдохнувшим.

Глава 4

На следующее утро нас ждало первое командное испытание на реалити шоу. Пока мы отдыхали и высыпались, организаторы вовсю работали. Поэтому на следующее утро зал для съёмок командного испытания был подготовлен уже целиком и ждать ничего не надо было.

Когда моя команда вошла, близнецы — ведущие, уже стояли в центре и переговаривались о чём-то с ассистентами. Парни из второй команды тоже были тут.

Нас подготовили оперативно, расставили в кадре, повесили петлички с микрофонами.

— Всё готово, начинаем! — объявил режиссёр.

Паша поднял большой палец, прокашлялся.

— Раз-раз, — он проверил микрофон, голос разнёсся из динамиков.

Звукорежиссёр показал «ок», и Паша продолжил:

— Ну что, парни, поздравляю вас с первым вечером боёв на нашем реалити! Схватки получились запоминающиеся, тут ни прибавить, ни убавить, — Паша сделал небольшую паузу, давая волю аплодисментам. — С нашим товарищем Алексеем, по заверению врачей, полный порядок. Но, увы, пока нет точных прогнозов, сможет ли он выступить в реалити далее…

— Поправочка, — вставил второй близнец. — Если команда Саши Файтера сумеет выиграть командное соревнование!

— Правильно, Лёш. А сможет или не сможет, предлагаю узнать, не откладывая дело в долгий ящик! Парни, как вы уже поняли, сейчас пройдёт первое командное испытание на вылет и за обладание иммунитетом!

Мы снова начали хлопать, а один из моих бойцов чуть наклонился ко мне:

— Чё за испытание хоть?

— Сейчас узнаем, — я коротко пожал плечами.

Ещё слышались аплодисменты ребят, когда к братьям вышла Алина. Нет, я знал, что она здесь, но всё равно удивился, когда увидел.

Камеры потянулись за ней, беря в кадр.

— О том, как будет проходить конкурс, расскажет одна из наших креативщиков. Встречайте, ребят, Алину! — объявил Паша Решалов.

Она встала рядом с близнецами и обвела взглядом всех присутствующих.

— Парни, как думаете, что я для вас подготовила? — заигрывающе спросила она. — Сразу подсказка: со спортом это не связано никак! Ну, с вашим спортом, по крайней мере, — поправила девчонка.

Какие чувства я испытал, когда её увидел? Смешанные. Но лучше, если бы мне её не встречать, если уж положа руку на сердце.

Посыпались предположения, причём самые разные. Но ни одно из них не попало в точку.

Я только сейчас заметил, что за спиной Алины на одной из стен висит какая-то штуковина. Явно на тему предстоящего состязания… Что это? Я не стал выдвигать предположений и гадать на кофейной гуще.

— Ну, раз предположений нет, то пусть это будет для всех сюрпризом! — Алина сбросила ткань со штуковины со стены. — Сегодня вас ждёт игра в дартс!

Тряпка упала, открывая мишень для дротиков. Удивила, и вправду.

— Каждая команда делает серию бросков. Кто набирает больше очков — тот выигрывает, — пояснила Алина.

— И, конечно, получает возможность подарить иммунитет своему проигравшему бойцу! — добавил Паша Решалов, ловко крутанув микрофон пальцами.

— А проигравший… — вставил Лёша. — Покидает шоу.

Команда Феномена завелась первой. Вели они себя так, будто исход состязания уже предрешён. Это был их шанс спасти Шторма. Уверенность «феноменцев» расползалась по помещению, как дешёвый одеколон: резкая и навязчивая.

Я поймал на себе взгляд Алины, её глаза снова и снова находили меня. Играть в гляделки я не собирался. Кивнул парням, подзывая к мишени. Проигрывать мы так-то тоже не собирались.

На первый взгляд всё выглядело почти нелепо. После кулаков, крови… вот тебе детская игра. Мишень с кругами, набор дротиков, и правило простое, как два пальца: попал — очко, попал в яблочко — три.

Но зрителям должно было понравиться, а нам… нам, наверное, это могло помочь спустить пар. Так что поиграем, тем более ставки немаленькие.

— Парни, чтобы ни у кого не было преимущества, тянем жребий! Капитаны, подходим! — Лёша-близнец пригласил нас с Феноменом к себе.

Феномен, как обычно, держался уверенно, надев чёрные солнцезащитные очки. Пошёл в развалочку, даже не замечая меня. У меня проскользнула идея подвесить этого уродца вместо мыши и попасть в «яблочко». Пришлось тушить эмоции…

— Чё делать? — спросил он, подходя к ведущим и перетасовывая зубочистку по углам рта.

Паша вытащил коробок спичек, достал две спички, одну сломал и спрятал руки за спину.

— Не будем придумывать велосипед, — заговорил он. — Кто угадает, в какой руке сломанная спичка два раза подряд, тот начинает первым.

— Хм, — хмыкнул Феномен.

Я промолчал.

Паша перетасовал спички в руках за спиной и кивком показал, что готов. Вероятность тут была пятьдесят на пятьдесят. Я также кивком показал Феномену, чтобы он первым «бросал жребий».

Феномен чуть спустил очки на переносицу и ткнул в левую руку Решалова. Паша показал ладонь, на которой лежала сломанная спичка.

Мой оппонент расплылся в самодовольной улыбке. Честно? Первым я бросать не хотел. Вовсе не потому, что переживал, нет. Скорее хотел контролировать соперника. А ещё, отдав победу этому уроду, хотел, чтобы он ещё больше поверил, что общая победа будет в его кармане.

Поэтому, когда Паша спрятал руки за спину во второй раз, я указал на его левую руку не глядя. Феномен напрягся… но «обошлось». Паша показал ладонь, на которой лежала целая спичка.

Через минуту Феномен во второй раз угадал и, пренебрежительно скользнув по мне взглядом, пошёл обратно к своей команде, где его встречали чуть ли не овациями.

— Первой бросает команда Феномена! — объявил Паша.

Их первый боец подошёл к мишени. Взял дротик, принялся к нему примеряться, пробуя, сколько он весит и пытаясь предугадать, как он полетит. В этот момент, кстати, должна была сработать ещё одна хитрость, ради которой я отдал первый ход команде соперника.

Выдохнув, боец наконец метнул дротик. Щелчок — и острие дротика вошло в круг. Команда Феномена вскинула руки. Пацан выбил девять баллов из возможных десяти, обеспечивая своей команде первое очко.

— Один-ноль! — объявил Лёша. — Играем дальше!

Следующим должен был идти парень из нашей команды. Мы уже определили очерёдность, боец уже взял свой дротик.

— Ром, — шепнул ему я, прежде чем сокомандник пошёл к мишени. — Обрати внимание: при прошлом броске дротик попал чуть ниже и правее яблочка.

— Так, — прислушался Рома.

Я объяснил ему, что пацан, который делал первый бросок, наверняка целился в десятку посередине. Но бросок скосило и чуть увело вниз. А значит, можно попытаться учесть этот нюанс при своём броске.

— Понял, Саш, голова!

— Давай, не промажь, — я чуть хлопнул его по спине, подбадривая.

Да, формально мы находились в роли догоняющих, но фактически именно у нас был отличный шанс изучить ошибки, допущенные соперником. Хитрость? Да, но тактическая. Главное тут — чтобы сработало.

Рома подошёл к мишени, встал на линию броска, прицелился и бросил.

Щёлк.

Дротик угодил в мишень… выше яблочка, да и чуть левее. Расчёт сработал, правда не до конца, но ничего, на ошибках учатся.

Следующий из команды Феномена вновь повторил ошибку первого бросавшего, что лишь подтвердило мои предположения. Оставалось чуть скорректировать бросок, сделать поточнее наводку. В остальном стратегия вполне рабочая.

— Счёт два — один в пользу команды Феномена.

Вся команда соперника зашумела, словно победа была уже в их кармане. Даже Вася Шторм, присутствующий на испытании, не показывал, что переживает. Хотя прямо сейчас решалось — получит ли он иммунитет. Почему-то я нисколечко не сомневался, что иммунитет уйдёт именно Василию. Больно уж колоритный он был персонаж с точки зрения шоу.

Начали бросать дальше. И очень скоро счёт стал три — три. Следующий соперник снова вывел вперёд команду Феномена. Игра заходила в решающую стадию.

— Давай, брат, не подведи, — я повернулся к Шамилю. Настала его очередь бросать. Шамиль официально ещё не был участником, потому что судьба Лёхи ещё не была определена окончательно. Но для того, чтобы уравновесить число игроков, Шаму пригласили участвовать.

— Саня, сколько нам надо выбить? — подмигнул он.

Я посмотрел на центр мишени. Яблочко оставалось пустым — белое, чистое, нетронутое никем.

— Положишь в десятку — и моей радости не будет предела, — улыбнулся я.

Шама коротко кивнул, давая понять, что задача ясна. Взял дротик. Я напоследок подсказал ему, что у дротиков есть особенность — их чуть тянет вниз и уводит вправо. Шама снова кивнул и подошёл к линии броска, вращая и разминая руку, которой собирался сделать бросок.

Шама поднял руку, замер, глаза прищурились. Он начал прицеливаться, водя туда-сюда рукой с дротиком, как вдруг…

В момент броска в зале раздался громкий «апчхи!». Шама дёрнулся от неожиданности, но уже бросил. Дротик полетел неровно, ткнулся в край щита и, звякнув, упал на пол.

Это был наш первый промах.

В команде Феномена раздался хохот. Их рожи сияли злорадством.

Шама повернулся, лицо пунцовое, глаза вылуплены…

— Брат, порядок, не надо, — я успел приобнять его до того, как Шама бросился на чихнувшего.

— Он специально, Сань!

— Не важно, пойдём.

Естественно, я понимал, что чихнули «случайно», чтобы не дать попасть в цель.

На табло осталось 4:3 в пользу команды Феномена.

Мы проигрывали. И каждый понимал теперь, что цена ошибки выросла вдвое. Правда, и остался единственный бросок — мой. Даже если соперник промахнётся, мы лишь получим шанс сравнять счёт. Но что-то подсказывало, что соперник не промахнётся.

— Теперь бросает Феномен! — громко объявил Решалов.

Феномен поднялся не спеша, небрежно взял дротик — так, как будто делает одолжение, что вообще участвует. Начал поворачивать его в пальцах. Однако то ли дротик ему не понравился, то ли ещё что, но он положил его обратно и взял второй — последний, который предназначался мне.

Его команда начала скандировать имя и бить кулаками по коленям.

Феномен расхлябанно подошёл к линии броска, остановился перед мишенью и вдруг… повернулся к ней спиной.

Я смотрел на него внимательно. Он делал шоу. И делал его так, будто не сомневался, что результат всё равно будет нужным. Феномен чуть согнул колени, резко развернулся и бросил дротик вслепую, с разворота, даже не целясь.

Щёлк.

Звук попадания в дерево был резким, чистым. Дротик вошёл глубоко и застыл в «девятке». Впечатление было такое, как будто он только и делал, что готовил этот бросок перед началом реалити где-нибудь в гараже…

— Ни хрена… эт чё было… — послышались слова изумления с разных сторон.

Соперники снова вскочили с мест, подбрасывали руки вверх и орали во всё горло.

— Девять очков! — выкрикнул Решалов, перекрывая шум. — Счёт пять-три в пользу команды Феномена!

Вася Шторм, сияющий как прожектор, вскинул руки:

— Всё! Иммунитет у меня в кармане! — заорал он.

То, что сделал Феномен, было действительно… феноменально. Не знаю, действительно ли он хорошо играл в дартс или бросал на удачу, но удача была явно на его стороне.

Шум постепенно стих. Я готовился к тому, что меня пригласят выйти к мишени. И в этот момент ко мне подошла Алина. Я на миг почувствовал её дыхание и аромат духов.

— Саш, — шепнула она. — Феномен что-то сделал с твоим дротиком… Проверь.

Я посмотрел на неё и едва заметно кивнул. Неожиданно… если честно. Не в плане того, что соперник попытался смухлевать, а в плане того, что от Алины я такого не ожидал.

— Ну что, капитан, твоя очередь! — посмотрел на меня Паша.

Я подошёл к столику, на котором лежало блюдце с дротиками. Взял дротик, покрутил его и сразу понял, что сделал Феномен. Он помял одно из перышек… Мелочь, почти невидимая, но для неточного броска этого бы хватило. Траектория уйдёт, дротик улетит мимо.

Чистая подстава.

Я положил дротик обратно, подошёл к мишени, где лежали уже брошенные дротики, и выбрал тот, который метал Феномен. Этот лёг в руку идеально — ровный, сбалансированный, как будто специально ждал меня.

Я покосился на Феномена, ища его глаза. Но тот снова надел очки, только губы скривились в едва заметной усмешке. Понял, что я понял, урод.

Посыпались крики группы поддержки:

— Мимо!

— Не попадёт!

Мои парни было включились, чтобы перекричать соперника, но я медленно покачал головой — не нужно. Это только будет отвлекать.

Рука сама пошла вперёд. Дротик вылетел из пальцев легко, почти без усилия…

Щёлк.

Звук попадания в центр мишени был коротким, но… дротик попал прямиком в яблочко.

На табло вспыхнуло: 6:5.

Я отчётливо увидел, как вздрогнул Феномен, для которого мой бросок стал полной неожиданностью. Ухмылочка быстро превратилась в недовольную мину. Даже под тёмными очками было видно, что он охренел. Я подмигнул ему, сохраняя каменное выражение лица.

Победные выкрики его команды мигом прекратились. Вася Шторм вовсе схватился руками за голову. Если бы у него были волосы чуть длиннее, то он начал бы их рвать.

Решаловы подошли к мишени.

— Результат ясен! — объявил Паша, с улыбкой, которая только подливала масла в огонь. — Побеждает команда Саши Файтера!

Мои пацаны победно вскинули руки, их лица засияли от радости.

— Но правила есть правила, — продолжил Паша. — Из команды проигравших вылетает два человека. Один — тот, кто проиграл бой. Вася Шторм, это ты.

— А второго… — продолжил Лёша. — Определяет капитан команды победителей.

Всё внимание мигом переключилось на меня. Вчера, если бы у меня был выбор, я выгнал бы Шторма… но так получилось, что я выбил его сам. Вася мне больше не нужен. Настоящая «цель» стояла чуть дальше.

Феномен.

И прямо сейчас я мог сделать так, что этот самодовольный мерзавец вылетит из реалити-шоу как пробка!

Но нет, не сделаю.

Я хотел видеть его в ринге.

Для Феномена у меня была заготовлена «воспитательная беседа» иного характера.

— Пусть выбирают сами, — отрезал я.

Хотелось наглядно показать, что единство команды Феномена не стоит и выеденного яйца. Одно дело, когда всё идёт так, как хочется, а другое — когда наперекосяк.

Шторм наконец осознал, что покидает шоу, и обратного пути нет. Он вскочил с места, словно его подбросило током.

— Подстава голимая! — орал он хрипло, голос ломался от злости. — Я никуда не пойду! Вы все твари! Я лучший здесь! Лучший!

Лицо Васи покраснело, слюна летела в стороны. Камеры выхватывали его истерику, и чем больше камер брали его в объективы, тем сильнее Шторм бесился. Ему казалось, что если кричать громче — правда станет на его сторону. Вернее даже не столько правда, сколько его позиция станет таковой.

Но время Шторма закончилось.

— Вась, заканчивай, надо было драться лучше, — попытался остудить бойца Лёша Решалов.

Из-за кулис поднялись охранники, подошли к Шторму и вежливо, но настойчиво попросили пройти за кулисы. Правильно, пусть его бывшие сокомандники совещаются, кого выгнать ещё, не надо им мешать.

Команда Феномена встала в круг и начала совещание.

— Иммунитет у нас, пацаны, — я повернулся к своим, наконец не сдержав улыбки. — А это значит, что ни один из нас не покинет сегодня шоу.

— Саня красавчик!

— Спасибо!

Наконец, совещание соперников подошло к концу. Бойцы резко расступились, оставляя посередине круга…

Глава 5

…Витю Победителя. Тот замер от неожиданности, пуча глаза.

— Вы чё, пацаны… я же сильный боец, какого хрена⁈

Витя обомлел. Похоже, совсем не ожидал, что именно он покинет шоу сегодня. Такой был выбор их «сплочённой» команды. Пусть понимают, что никто не застрахован.

Но было поздно. Феномен поднял руку и озвучил командное решение:

— Нас покидает Витя Победитель… — сказал он, даже не глядя на Виктора, который будто перестал для него существовать.

Я наблюдал за тем, как меняется выражение лиц остальных бойцов из команды Феномена. Что сказать, это была увесистая пощёчина по их самоуверенности. Ничего, пусть привыкают. За своих я глотки перегрызу…

Шоу не знало пауз — только успевай держать ритм. Счёт был в нашу пользу. Команда Феномена уже потеряла двух бойцов, и не простых.

Вася Шторм, если и не считался фаворитом всего реалити, то уж точно был одним из тех, ради кого зрители смотрели наш контент. Хайп, грязные выходки, эмоции — он всегда давал нужную картинку. Его вылет в первом же бою был ударом не только по составу команды Феномена, но и по зрелищу. Камеры ещё долго ловили злую физиономию Шторма в коридорах, а продюсеры чесали затылки, как теперь вытягивать рейтинги. Однако надо отдать должное организаторам — никто не стал спасать Василия от вылета. Марина, как директор, подобного не позволяла. Хотя, уверен почти на все 100, что при прошлом директоре у Васи появился бы иммунитет, пусть и «вдруг откуда не возьмись».

Но если с Васей всё понятно, то с Витей Победителем ситуация била ещё больнее. В первую очередь со спортивной точки зрения: Витя считался едва ли не главным кандидатом на победу. Он был опытным бойцом и подготовился к реалити хорошо. И вот теперь его тоже больше не было с нами.

Так что итог у команды соперника — минус два ярких лица за раз. Теперь у них оставалось всего шесть человек. У меня — восемь, после первого тура, если можно так сказать, победа чистая.

Формально преимущество у нас было большое. Но я понимал, что всё ещё впереди, и цифры в этом деле ничего не значат. Особенно если учесть, что пришлось потерять Лёху.

Лёша Студент получил от меня иммунитет, но, увы… иммунитет не позволил сохранить здоровье. Заключение медиков звучало жёстко: «Без боёв полгода. Организм нужно восстанавливать». Сам Лёха выглядел нормально, улыбался, говорил, что всё под контролем. Но я видел — после того нокаута его тело ещё не пришло в норму. Реакции были заторможенные… И, как бы Студент ни держался, рисковать врачи не стали.

— Ты сделал своё дело, Лёш. И уверен, что когда шоу выйдет, лиги наперебой станут предлагать тебе контракт, — заверил я, прощаясь с пацаном и протягивая ему руку.

Студент сжал мою ладонь крепко, хотя в глазах всё равно застыло разочарование. И я его понимал — никому не хотелось вылетать в первом же туре.

Но в минусах надо всегда искать плюсы, а ещё лучше — сами минусы в плюсы превращать. Место Лёхи занял Шамиль, которому не пришлось долго ждать своего шанса.

— Поздравляю, брат, — поздравил я Шама, прекрасно зная, как важно для него было участие в реалити. — Выжми отсюда всё до жмыха, а потом собери жмых и его тоже выжми.

— Сделаем, Сань, — пообещал Шамиль.

Кстати, существовал и минус в том, что мы слишком быстро выбьем парней Феномена из шоу. Какой? Да такой, что рано или поздно нам придётся драться между собой. В полуфиналах, в финале — неважно где. Неприятно, но с другой стороны, тут нет сказок про вечную дружбу. Да и быть не может, потому что победителем остаётся один.

И я должен быть готов к тому, что мои пацаны завтра окажутся в ринге напротив меня.

Но время шло быстро. Второй и третий день боёв пролетели, словно я моргнул. Картинка состава снова сместилась. Из моей команды вылетело двое. Обидно, но не критично. А вот у Феномена всё сложилось ещё хуже: он потерял сразу троих.

Против моих шести пацанов команда соперника могла выставить только троих человек. Конечно, не формат «ты, да мы с тобой», но очень близко.

Формально перевес серьёзный. Но я слишком хорошо знал жизнь, чтобы радоваться цифрам. В девяностых я видел, как трое загоняли в угол десятерых и брали не силой, а духом. А здесь, на шоу, дух решал даже больше, чем удары.

И у кого этого самого духа оказывается больше, нам предстояло выяснить — впереди маячил четвертьфинал. А значит, мои не самые приятные мысли про бой двух сокомандников обещали стать реальностью. В одной из пар предстояло столкнуться друг с другом моим парням.

Но было и ещё одно «но». Прежде чем думать о четвертьфинале, предстояло пройти обязательный этап — медицинский допуск. Тут уже от меня мало что зависело. Всё могло упереться в один взгляд врача, в его ручку, выводящую на бумаге: «Годен» или «Не допущен».

Обо всём этом я думал, стоя возле зеркала в номере и рассматривая ущерб, который был получен мной в бою с Васей Штормом. Тело болело, лицо саднило.

Я склонился ближе к зеркалу и дотронулся пальцами до челюсти. Там была плотная гематома — синяя, с багровым оттенком. Лёд я прикладывал, но это помогало мало. Было бы преувеличением сказать, что бой с Васей Штормом прошёл для меня прогулкой. Нет, таким он точно не был.

Результаты этой «прогулки» теперь застыли в моём лице. Но гематома — пустяк, а вот сечка под бровью… беспокоила. Я знал, что стоит сопернику попасть туда, и кожа разойдётся так, что бой тут же прекратят. Шоу нужно зрелище, но не покалеченный участник в прямом эфире.

Я выдохнул, проводя пальцем по едва зажившей коже. Получалось, что теперь всё решает миллиметр. Один точный удар и… Хотя без «и». Этот один-единственный удар не надо пропускать, так что сделаю для этого всё возможное.

Настя стояла у шкафа, что-то искала в сумке.

— Плохо, — прошептала она. — Могут не допустить.

Я не ответил. Знал, что она права. В 2025-м всё решали правила и бумаги. В девяностых врач бы пожал плечами с примерно следующей формулировкой: «Живой? Значит, иди». Но… не знаю уж, хорошо или плохо, что сейчас другое время, но «бумажка» может закрыть мне дорогу на ринг.

Настя наконец вытащила из сумки маленький пузырёк зелёнки.

— Надо залить, — предложила она, открывая крышку. — Будет видно меньше… Что думаешь?

— Давай попробуем. Хуже уже не будет, — ответил я.

Через пару минут я уже стоял перед зеркалом, залитый зелёнкой так, что казался героем плохого анекдота.

— Мне кажется, так я только привлеку больше внимания.

Настя прищурилась, коснулась пальцами подбородка.

— Ну, если что, скажешь, что случайно пузырёк пролил… Зато не так видно, Саш, — заключила она.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату сунул голову Антон.

— Так, пора спускаться вниз, — сказал он, чуть запыхавшись, как будто бежал по лестнице. — Врач уже пришёл, начал проверку.

Я обернулся. Антон замер на пороге, уставился на меня, вытаращив глаза.

— О май гад, что с тобой?

Я развёл руками.

— Да вот… хотел сделать так, чтобы врачу не видно было сечку. Настя зелёнкой замазала.

Губы Антона растянулись в нервную ухмылку.

— Блин, честно? Мне кажется, вы только хуже сделали. Если бы раньше врач не посмотрел, то теперь точно обратит внимание, — хмыкнул он.

Я посмотрел на Настю. Девчонка прыснула со смеху. Я тоже не выдержал. Мы ведь буквально пару минут назад проговаривали одно и то же.

— Ну вот, мы в унисон мыслим, о том же подумали, — пояснил я, видя, что Антон напрягся.

— Ладно, пойдёмте, там очередь быстро двигается.

Мы спустились вниз. Организаторы решили не заморачиваться и «за отдельную плату» командировали прямо в особняк врача из местной больницы. Зачем морочиться? Проще привезти одного медика, чем дюжину бойцов таскать в больницу.

Никакого отдельного кабинета для осмотра не подготовили. Врач расположился прямо в зале, на кресле одного из ведущих. На соседнее кресло водрузил свой чемоданчик — металлический, с тёртыми углами. Внутри торчали бинты, флаконы, манжета для давления, фонарик. А главное — на коленях медика лежала папка документов, которыми выдавался допуск.

Бойцы подходили к врачу по очереди. Он проверял зрачки, давил на суставы, делал пометки в своих бланках.

Я пощупал под бровью тонкую корочку зелёнки. Посмотрим, заметит ли он то, что мы так старательно пытались скрыть.

Очередь двигалась быстро. Допуск всё-таки был по большей части формальной процедурой. Ну если при отсутствии травм. Как Шамы, который и подраться ещё не успел.

Он обернулся, смерил меня взглядом и расплылся в улыбке.

— Сань, тебя в краску уронили. Что с тобой?

Я пожал плечами, будто ничего особенного.

— Пузырёк неудачно открыл.

Он засмеялся, но спросить что-то ещё не успел — настала очередь Шамы подходить к врачу.

Естественно, держать долго Шамиля никто не стал. И следующим позвали меня. Врач был совсем молодой паренёк — гладко выбритый, в очках. По всей видимости, только «вчера» отучился. Но именно он решал, выйду ли я сегодня в ринг.

Я сел напротив, на стул. Врач внимательно на меня посмотрел:

— Жалобы? — спросил он.

— Отсутствуют.

— Пропускали тяжёлые удары за последние пару месяцев, были ли эпизоды с потерей сознания?

Он продолжил задавать вопросы, по большей части формальные, а я лишь отрицательно мотал головой.

Фонарик щёлкнул, и врач посвятил мне прямо в глаз. Сначала в правый, потом в левый. После манжета затянулась на предплечье, сдавила так, что я ощутил собственный пульс. Врач записал цифры в бланк.

— Так, ну давление у вас как у космонавта — 120 на 80.

Он снова уткнулся в бумаги. Ручка быстро чертила короткие линии, но вдруг остановилась. Взгляд врача поднялся, скользнул по моей брови и задержался. Там, где зелёнка скрывала сечку.

— В прошлом бою посеклись? — уточнил он.

Врач чуть отстранился, по-новому глядя на меня. В глазах мелькнуло сомнение.

— Вам снова драться сегодня? — уточнил он.

— Да, — подтвердил я.

— Угу… — вздохнул врач и посмотрел на свои бумаги. — Уверены, что хотите выступить? Снять с боя я вас не сниму, но если по рассечению попасть, то потом дорога на операционный стол.

— Уверен, — подтвердил я.

Врач коротко пожал плечами, мол я предупредил, и поставил подпись.

— Допущен, — сказал он, убирая бланк в папку. — Но я вам так скажу: на вашем месте я бы поберёг здоровье. А с зелёнкой вы, конечно, не шибко оригинальны.

— Спасибо, доктор!

После осмотра меня уже ждали Антон, Настя и Козлов младший. Антон захлопал в ладони, а Настя улыбнулась с облегчением. Саша был менее эмоционален.

— Поздравляю, — сказал он.

— Ну что, живой? — Антон закатил глаза.

— Живее всех живых, — подмигнул я, проводя пальцами по сечке. — Аккуратнее только надо быть.

После осмотра нас почти без передышки погнали в зал на конференцию. Врач выдал допуск всем без исключения — никто не отсеялся. Вышло, что весь этот ритуал был не так уж далеко от того, что мы делали в девяностых. Да, теперь фонариками светили в глаза, мерили давление… а по факту — всё то же самое. Раз живой — то дерись.

— Леди и джентльмены, раз все живы и здоровы, то нам самое время пойти на конференцию! — объявил Антон.

Конференция проходила в том же зале, где и жеребьёвка первого тура. Правда, на этот раз изменилось расположение стульев. Ещё пару дней назад тут сидело шестнадцать человек, а теперь стульев осталось в два раза меньше.

Слева от ведущих стояли наши места. Нас было пятеро. По правую руку от братьев Решаловых расположились трое оставшихся бойцов из команды Феномена.

Я опустился на свой стул и оглядел картину. Феномен сидел в чёрных солнцезащитных очках и делал вид, что ему всё равно. Остальные двое бойцов делали вид, что до нас им нет дела, и смотрели в экран мобильников. Честно говоря, их группка мало походила на настоящую команду. Там каждый был сам за себя.

Что до моих парней — у нас даже невооружённым взглядом было видно, что мы поддерживаем принцип: один за всех и все за одного.

— Начинаем, всё готово, — объявил наш режиссёр. — Пять секунд!

Паша поднялся со своего кресла, держа микрофон в руке и огляделся.

— Съёмка! — выкрикнул режиссёр.

— Парни! — начал близнец, поднося микрофон к губам. — Во-первых, хочу искренне поздравить каждого из вас. Вы прошли бои одной восьмой финала. Здесь остались только лучшие.

Мы поаплодировали. Но если мои пацаны делали это охотно, то вот пацаны из команды Феномена аплодировали вяло. Так-то радоваться им было нечему.

— Но впереди тернистый путь, — подхватил Лёша Решалов вслед за братом. — Будут тяжёлые поединки. Если вы хотите выиграть это шоу, придётся выигрывать в каждом бою до конца. И я могу с уверенностью сказать, что проще не будет.

Аплодисментов на этот раз не последовало.

— Прежде чем каждый из вас узнает имя своего соперника, — продолжил Паша. — Я хочу, чтобы вы поделились впечатлениями от ваших поединков.

Он повернулся к правой стороне, где сидели Феномен и его бойцы.

— Предлагаю начать с вашей команды. И вот у меня к вам провокационный вопрос, — Паша натянул улыбку. — Мужики, как так, чёрт возьми, вышло, что уже после первого дня вас осталось всего три человека?

Лица у соперников перекосило. Феномен, делано недвижимый, всё же чуть приподнял голову — ему явно не понравилось, что это сказали вслух. Моим ребятам пришлось сдерживать ухмылки. Я знал, что это удар по самолюбию команды соперников, и он попал точно в цель. А в таких играх психология решала не меньше, чем сила.

Первым поднялся Пахан. Он, тоже на этот раз напялив на себя солнцезащитные очки, приспустил их на нос и исподлобья обвёл взглядом нашу команду.

— Паша, дай-ка микрофон, — попросил он.

Не знаю, зачем ему был нужен микрофон, если на футболке висела петличка… но Решалов микрофон дал.

— Я пришёл сюда и сразу сказал, что это моя хата! — выдал он. — И дальше так и будет. Кем бы ни оказался соперник — для меня всё равно это пыль! Я здесь Пахан, и я не зайду в финал… залечу, как и должен!

Договорив, Пахан хотел бросить микрофон себе под ноги и тем самым поставить жирную точку в своём спиче. Но Паша Решалов вовремя перехватил микрофон.

Если Пахан решил, что таким ответом он съедет, то посчитал он неправильно.

— Может, проблема в том, что вы неправильно выбрали команду? — Паша вскинул бровь. — Вот у Саши Файтера бойцы держатся вместе, а у вас… результат видно на стульях.

Пахан усмехнулся, но в глазах мелькнуло раздражение.

— Я за других не отвечаю, — раздражённо бросил он. — Я свой дротик попал, свой бой выиграл.

Паша тут же подхватил, подсекая крючок, который заглотил боец, сам того не понимая.

— То есть ты намекаешь, что недоработал твой капитан?

Я заметил, как Феномен чуть приподнял бровь. На лице его была всё та же каменная маска, а солнцезащитные очки скрывали глаза, но я видел, что ему это крайне неприятно. Пахан вслух поставил под сомнение его лидерство.

Интересно, а чего он ожидал, набирая себе таких людей в команду? Каждый из них тянул одеяло на себя. При первой возможности они подставят друг другу подножку, лишь бы показаться ярче в кадре. Не команда, а сборище самоедов.

Я посмотрел на своих ребят, сидевших рядом со мной. Мы были разными, но держались вместе. И именно это, я чувствовал, будет решающим оружием.

После Пахана поднялся второй из их троицы — Хасбулла, медийно больше известный как Воин аула. Голос у него был резкий, с характерным акцентом, и говорил он так, будто плевался словами.

— А я рад, — протянул он, скрестив руки на груди. — Рад, что мы избавились от слабых. Слабым место за воротами. Нам не нужно тянуть таких людей на своих плечах.

— Ты это про то, что мушкетёров тоже было трое? — спросил с усмешкой Лёша Решалов.

Наша половина засмеялась. Хасбулла растерялся и замолчал, будто не сразу понял, о чём речь. По глазам стало видно, что он не уловил отсылки.

В восьмидесятых трудно было найти человека, который не читал Дюма или хотя бы не знал этих слов — «Один за всех и все за одного». Но сейчас вот наоборот — сложнее найти тех, кто вообще держал в руках книгу.

Феномен сидел рядом, каменный, но я снова уловил, как его губы на секунду дёрнулись. Его люди в очередной раз выставили себя идиотами.

— У меня тут конкурентов нет, по определению, — резюмировал Воин Аула, откинувшись на спинку стула. — Любого шатану…

Феномен впервые «пошевелившись» медленно повернул голову в его сторону.

— Ты на себя много не бери, не вывезешь, — сухо заявил он.

Я не сдержал улыбки, наблюдая за тем, как наклёвывается конфликт в команде соперника.

Глава 6

Феномен и Воин Аула начали сверлить друг друга взглядом, готовые сорваться с цепи. Среагировал Пахан, который тут же вскочил и положил руки на плечо обоим.

— Мужики, харэ! Мы команда! — заявил он.

Честно, я бы насчёт того, что они команда — поспорил. Три напыщенных и самовлюблённых идиота. Феномен, как быстро вспыхнул, так быстро и остыл. Видимо, смекнул, что его команда будет выглядеть не в лучшем свете, если сейчас начнётся конфликт внутри.

— Я так скажу, — он взял слово. — Да, у нас осталось меньше бойцов, чем у соперников. Но вот увидишь, Паша, в полуфинале будем мы. Мы трое.

Паша перевёл взгляд на него и уточнил вопрос, который таки и напрашивался.

— Так, а победит кто? — спросил он.

— А у тебя разве есть варианты? — Феномен опустил очки на переносицу и просверлил близнеца взглядом.

— Понятно. А четвёртый как считаешь, кто будет? — присоединился Лёша.

Феномен даже не замялся.

— Файтер, — сказал он, поворачиваясь ко мне.

— Думаешь, он лучший?

— Среди худших — да. Я же не сказал, что он победит, а сказал, что он будет четвёртым!

Любопытно, вот и трешток пошёл, скажем так, «цивилизованный». Выходит, что может, когда хочет?

— Хорошо, — протянул Паша. — Я услышал твою позицию. Очень даже понятная.

Он сделал паузу и добавил, но уже с лёгкой поддевкой:

— Скажи, ты ведь обещал, что нокаутируешь Лёху-Студента в первом раунде. Конор Макгрегор, например, предсказывал только раунд. А ты пошёл дальше и просил Файтера выбрать, каким образом ты уложишь соперника.

— В чём вопрос? — Феномен скривил губы в подобии улыбки.

— Будешь ли и дальше давать подобные прогнозы?

— Буду, — ответил он коротко.

— Ну тогда, может, дашь прогноз прямо сейчас? — подначил Лёша.

Глаза блеснули за стеклом очков.

— С удовольствием. Но услышите его на ринге, когда соперника узнаю.

После Паша и Лёша повернулись уже к нам.

— Ну а теперь давайте спросим у команды, которая пока идёт в лидерах. Как вы думаете, мужики, почему у вас так слаженно получается? Шама?

— Мы тут реально один за всех и все за одного, — начал Шамиль. — Так что будет правильно, если скажет наш капитан.

Командная работа, чёрт возьми, не прибавить, не убавить.

— Так что, кэп, твой ход, — хмыкнул Шамиль.

Ведущие переглянулись. Я видел в их лицах искреннее удивление — не каждый день услышишь такие слова на шоу, где все вроде бы должны рвать друг друга за место под солнцем. Соперники тоже заёрзали, у них наш коллективизм стоял костью поперёк горла.

Для меня самого такие слова были неожиданностью. Я посмотрел на Шаму, потом на остальных парней и медленно кивнул, благодаря за поддержку.

Лёша Решалов, всё держа микрофон у рта, с хитрой улыбкой продолжил, прежде чем я заговорил:

— Только можно сразу вопрос? Как вы относитесь к тому, что уже в следующем круге вам, возможно, придётся драться друг против друга?

Вопрос, конечно, был провокационным. Ну и близнецы здесь не для того, чтобы гладить участников шоу по головке.

— Мы все пришли сюда, чтобы выиграть, — ответил я. — И как бы ни повернулась жеребьёвка, каждый из нас должен выходить и доказывать, что он лучший. Конкретно здесь и сейчас, потому что это не футбол и не волейбол. Голые кулаки — не командный вид спорта.

Я сделал паузу, обвёл взглядом своих ребят.

— Но вне ринга мы команда. Сейчас нас пятеро, и мы, как кулак, — пояснил я свою позицию.

— Достойный ответ.

Феномен, сидевший через стол, хмыкнул. Очки скрывали его глаза, но я почувствовал, что его задело. И тут… Остапа понесло. Правда, не Остапа, а Пахана, но понесло.

— Болтаешь! — вскочил он со стула и затряс пальцем. — Но ничего. Я люблю переубеждать таких, как ты. Навязывать своё мнение.

— Это ты мне говоришь? — я повернулся к нему.

— Каждому! — выкрикнул он, распыляясь. — Вы для меня все — масса, творожок, который я съем!

Мои парни прыснули смехом, не удержавшись. Я видел, как лицо Пахана налилось кровью. Он замолчал, губы поджались, глаза метнулись к Феномену, будто ища у него поддержки. Но тот остался каменным, даже не пошевелился.

— Ты слюнявчик сначала одень, — ответил я, демонстративно откидываясь на спинку стула.

Пахан ещё погрозил пальцем и сел. Видимо, думал, что наезд сработает и начнётся драка. Не угадал…

— Так, мужики, предлагаю перейти к следующей части нашей конференции! — взял слово Лёша Решалов. — У нас для вас сюрприз и громкое объявление! Готовы услышать?

Все закивали, и Лёша продолжил:

— На этот раз у нас не будет никакой жеребьёвки! — объявил он.

— Мы хотим знать, кто и с кем хочет драться, — включился Паша. — В том смысле, что каждый из вас должен выбрать себе соперника.

Решаловы подвесили паузу, чтобы дать нам переварить такое необычное вступление.

— И если выбор совпадёт — вы получите отличный шанс выйти именно против того, кого хотите видеть напротив!

Я поднял глаза и тотчас встретился взглядом с Феноменом. Он тоже сразу посмотрел на меня, как будто ждал этого. Естественно, он хотел бы выбрать меня. И я тоже хотел видеть Феномена в противоположном углу. Мы оба знали это, и в этот момент никто не пытался даже скрыть желания.

Но Паша, заметив, как мы буквально сцепились глазами, сразу вмешался:

— И да, важное уточнение, — сказал близнец, поднимая палец. — Капитаны с друг другом драться не будут.

Ладно… так просто нам сойтись не дадут. Но это лишь откладывало неизбежное. Феномен не отвёл взгляд. И я тоже. Мы оба знали, что впереди всё равно будет день, когда ринг нас сведёт.

— Не можем же мы оставить наших бойцов без капитанов! — пояснил позицию лиги Паша. — Так что, Феномен, давай начнём с тебя. Говори, кого ты хочешь видеть в качестве соперника уже сегодня⁈

Феномен медленно поднялся со своего места, не торопясь снимать очки.

— Я буду драться с любым. С любым, кто не побоится. Есть такие?

И тут встал Шама. Спокойно, уверенно, с таким видом, как будто собирался идти в магазин за хлебом.

— Я тебе так скажу, — заговорил он. — Никто тебя не боится.

— Ты за себя говори, — возразил Феномен.

— А я и скажу за себя, — ответил Шама.

Показалось? Или в голосе его прозвучала та самая энергия, что я очень хорошо знал.

— Виу, это Махачкала! — выдал Шамиль свою фирменную фразу. — Я готов драться с тобой. Погнали!

— Погнали, — отозвался Феномен.

Они сошлись в центре между рядами стульев. Лбами уткнулись друг в друга, не мигая, готовые начинать бой прямо здесь и сейчас. Я видел, как напряглись вены на шее у Шамы. Феномен упирался так же крепко, он скорее готов был сквозь землю провалиться, но не уступить.

Я смотрел на Шаму и думал, что в нём сейчас больше смелости, чем во многих, кого я видел в девяностых на улице. Такой огонь в сердце, как был у этого простого пацана, не купишь, такому даже не научишься. С ним либо рождаются, либо нет. Бросить вызов такому бойцу, как Феномен — дорогого стоило.

— Вот это бой намечается, вот это я понимаю! — «давал шума» Паша. — Пожалуй, это будет украшением нашего реалити!

Феномен и Шама продолжали упираться лбами.

— Ты труп, — послышался шёпот Феномена, который наверняка уловили микрофоны.

— Посмотрим, кого с ринга вынесут вперёд ногами, — ответил Шамиль, не собираясь спасовать.

Почему Шамиль согласился выйти против Феномена — я понимал. Зная Шаму, он хотел загладить свою вину перед командой, когда промазал на состязании с дротиками. Такой у него характер — за всё хотел реваншироваться. Во многом за это я его и уважал.

— Ну что, первая пара у нас определена! Бойцы, займите свои места, пожалуйста.

Пока Паша Решалов говорил, Лёша развёл Феномена и Шамиля, которые никак не хотели расходиться.

В конце концов, пусть и не хотя, но оба сели на свои стулья.

— Пахан? — позвал Паша следующего бойца.

Пахан вскочил, приглаживая бороду.

— Кого ты бы хотел видеть в качестве своего следующего соперника?

Боец надулся, выпятил грудь колесом и ткнул пальцем в меня.

— Этого, заверните, положите, — процедил он. — Я его до костей обглодаю в ринге!

Глаза его сверкали, как у собаки, что ждёт драки.

— А не подавишься? — спокойно отреагировал я на вызов.

Я поднялся тоже. Между нами мигом натянулась невидимая струна. Мы встретились взглядами.

— Кажется, у нас намечается вторая пара сегодняшнего вечера, — Паша Решалов довольно потёр ладони. — Мне это чертовски нравится!

— Бойцы, если каждый согласен, то давайте проведём стердаун! — предложил Лёша.

Я демонстративно убрал руки за спину. Пусть видит, что я не собираюсь ни махать кулаками, ни дёргаться. А главное — уверен, что справлюсь, если он начнёт это делать.

Пахан резко шагнул ко мне, сближаясь. Он ткнул мне двумя пальцами в сонную артерию.

— Слышь ты…

— Руки убери, — перебил я. — Сейчас.

— А то чё? — зашипел Пахан.

— Сломаю — и боя не будет, не борщи.

— Да я тебя…

— Я сказал, — отрезал я.

Пахан всё-таки убрал пальцы, видимо, хотел драться за деньги в ринге, а не бесплатно. Хорошо. Скажу даже больше — обнадёживает: я думал, у него с концами отбиты мозги, а нет. Какие-то крохи серого вещества у него всё-таки остались.

— Ты упускаешь один очень важный момент, — сухо проговорил я.

— Какой? — просипел Пахан.

— У каждого Пахана есть отец, — я подмигнул ему.

Пахан налился краской, губы скривились, но ответить он не успел.

— Всё, мужики, закончили! — рявкнул Паша и шагнул между нами, упираясь руками нам в грудь. — Лица друг другу будете ломать в бою, идёт?

Я отступил на шаг всё так же спокойно, руки за спиной. Пахан тоже отступил, тряся в воздухе пальцем.

— Я тебя в ринге прикончу, ты у меня добазаришься… — причитал он.

Он мог сколько угодно причитать, но было очевидно, что победа в битве взглядов осталась за мной. Пусть злится — злость плохой союзник для бойца. В ринг надо выходить с яростью в кулаках, а голова должна оставаться чистой.

Дальше вызвали Хасбуллу, того самого Воина аула. Он сразу ткнул пальцем в нашего Серёгу Молотка. Сергей вызов принял, и оба вышли в центр, где провели битву взглядов. Хасбулла старался подавить его, нависал, но Серёга стоял ровно, не дрогнув. Я видел, что этого пацана не так просто сломать. Действительно — что молоток.

— Так, у нас кончились соперники из разных команд, — объявил Лёша, переводя взгляд на оставшихся в моей команде парней.

Оставшихся без соперника.

Увы, но математика — штука упрямая: двоих из моей команды свели друг с другом.

— Мужики, — продолжил Лёша. — Вам придётся выйти на ринг друг против друга.

Пацаны из моей команды переглянулись. Естественно, такой расклад не нравился ни первому, ни второму.

— Парни, ничего страшного, — шепнул я. — Это никак не повлияет на нас, на наши отношения внутри команды. Сегодня вы соперники, но завтра мы снова команда. Всё в порядке.

Парни кивнули, вышли, провели битву взглядов и… первыми сегодня пожали друг другу руки. Просто по-мужски.

Итог был ясен — состав пар четвертьфиналистов был определён. Теперь каждый знал, с кем он выйдет на бой.

— Ну что, теперь всем известны пары бойцов. У нас впереди четвертьфиналы. Все бои пройдут сегодня, в течение одного дня! — объявил Паша и повернулся к брату. — Лёх, я считаю, поединки наметились убойные, лучше не придумаешь!

Второй близнец утвердительно закивал, показывая большой палец.

— Так что давайте не будем тянуть резину. Пора перейти от разговоров к делу. Следуем к рингу!

Мы поднялись со своих мест и потянулись к выходу. По пути взгляды с соперниками то и дело пересекались, будто мы уже дрались глазами. Пахан кривился в ухмылке, продолжая размахивать пальцем. Я не стал отвечать словами. Подмигнул ему — легко, чуть с усмешкой. Это сработало лучше любого ответа: я видел, как его лицо дёрнулось, и он сжал челюсть.

Пусть выходит из себя сколько влезет. Боец он опытный, но даже такой опытный боец может перегореть ещё до начала боя. Я же тратить свою ментальную энергию не намерен.

Феномен, к моему удивлению, не смотрел на Шаму — видно, уже настраивался на бой. Хасбулла что-то бормотал себе под нос, то и дело постукивая кулаком по ладони — тоже настраивался.

А вот оба моих сокомандника выглядели так себе — подавленные и растерянные. В голове у них было явно не про бой, а про то, что придётся драться с друг другом. Это на Западе нет такого понимания, как свой-чужой, и каждый может драться с каждым вообще без вопросов. У нас в стране к боям друг с другом всегда было особое отношение. И мне лично было понятно, почему пацаны не хотят драться против друг друга.

— Сколько до первого выхода? — поинтересовался я у Антона.

Менеджер взглянул на часы.

— Девять минут.

Решено. Я остановился и захлопал в ладони, решив провести перед началом боёв собрание нашей команды.

— Парни, идите сюда.

Мы встали в круг, руки легли друг другу на плечи. Я посмотрел каждому в глаза по очереди.

— Пацаны, кто бы ни победил, я хочу, чтобы победил человек из нашей команды. Неважно кто, но каждый из нас — это часть нашей команды. Это раз.

Я сделал паузу, давая им понять и осознать, о чём я говорю.

— А во-вторых, я хочу, чтобы мы все вместе, когда это закончится, встретились и хорошенечко отметили. Чтобы было не только про бои и спорт, а про то, что мы прошли это вместе.

Они переглянулись.

— Соревноваться с друг другом — это так себе, я это понимаю и тоже не приветствую. Но! — я внимательно посмотрел на пацанов, которым предстояло разделить ринг с друг другом. — Отнеситесь к этому, как к шансу помочь друг другу показать в ринге себя. Вы приехали сюда зарабатывать. Так покажите такой бой, чтобы в следующий раз вам предложили уже совсем другие цифры в контракте!

Я резко вышел из круга и захлопал, подбадривая парней.

— Погнали! — выдохнул Шама.

Показалось или нет, но лица парней посветлели, переставая быть угрюмыми. В глазах заискрились огоньки мотивации. Хотелось донести до них, что, независимо от обстоятельств, у них есть отличный шанс проявить себя перед многомиллионной аудиторией, и не воспользоваться этим шансом будет глупо. И, как мне показалось, я донёс до них эту прописную истину.

Дай бог, как говорится.

— Мужики, выход! — крикнул ассистент.

Двое сокомандников, кому предстояло выйти первыми, переглянулись.

— Парни, удачи. И помните — до гонга вы товарищи. Когда гонг прозвучит — вы воины и соперники, — напутствовал я.

Они кивнули. Руки сцепились в крепком рукопожатии, потом они обнялись по-братски. В их взглядах не было злости — только уважение и теперь ещё и понимание, что таковы правила игры.

— Давай покажем красоту? — спросил один.

— Давай, — ответил второй.

В этот момент с ринга донёсся голос Паши Решалова:

— На ринг приглашается…

Голос ознаменовал начало представления первого боя вечера.

Парни отправились вслед за ассистентом в сторону ринга, готовиться к выходу. Что тут скажешь? Выйти против «чужого» — просто. Ты заряжаешься злостью, делаешь его врагом и идёшь бить. А когда напротив тебя стоит твой товарищ… тогда всё сложнее. Испытать настоящую злость не получается. А без злости в бою трудно показать максимум. Это дано единицам.

Но хотелось верить, что парни сумеют показать себя в полной красе. Как бы то ни было, даже если они оба покажут всё, на что способны, дальше пройдёт только один.

Ну а дальше… если, конечно, мы планируем побеждать, а не проигрывать, в полуфинале снова придётся драться друг с другом. И кого-то с ринга вышибать — ничьи правилами организации не предусмотрены.

Потом снова. Но уже в финале. В конце концов, один всё равно останется, остальные уйдут. Правила на шоу были простые, жёсткие и беспощадные. Ну что делать… такие правила. И если мы подписались участвовать в реалити, эти правила нам следует соблюдать.

Глава 7

Парни вышли в центр ринга и пожали друг другу руки. Для них это была не просто формальность. Так пацаны проявляли знак уважения, что бы дальше ни случилось.

Гонг прозвучал гулко, и начался первый раунд. С самого начала пацаны влетели друг в друга так, будто до боя ненавидели друг друга всем сердцем. Удары шли плотно, точно, каждый пытался перехватить инициативу. Но при этом я чувствовал, что злости нет, есть только честная борьба и спортивный интерес.

В один момент один из них зацепил другого по затылку. Камера могла этого даже не заметить, но я увидел. Как и увидел, как виновник сразу поднял руку — мол, «извини». Второй кивнул, они коснулись кулаками и снова сцепились.

Три раунда работали без передышки. Бескомпромиссная рубка — именно так и можно было назвать этот бой. Никто не давал слабину, и всё равно между ними оставалась тонкая, едва уловимая нить уважения.

Я смотрел и вспоминал девяностые. Артуро Гатти и Микки Уорд. Два друга, которые за пределами ринга вместе пили пиво, смеялись и были близки, как братья. Но в бою оба боксёра рубились так, что арены вставали на уши. Вот и сейчас я видел то же самое — настоящих бойцов, сделанных из правильного теста.

Гонг закончил последний обмен. Оба пацана тяжело дышали, но в глазах у них горел огонь. Они снова пожали руки и обнялись — и это, чёрт возьми, выглядело сильно! Да какой там выглядело — это и было сильно по факту и сути!

В центр шагнул Паша Решалов, поднял микрофон и заорал, что есть мочи:

— Вот это бой! Дайте шума нашим парням, которые показали настоящую рубку!

Аплодировали все. Организаторы, которые обычно держались холодными и сосредоточенными, попросту взорвались овациями! Камеры заметались, ловя довольные лица.

— Этот бой достоин того, чтобы войти во все шорты и хайлайты, — Лёша подхватил брата. — Именно ради таких поединков мы делаем это шоу!

Раздалась вторая порция аплодисментов. Я гордился за парней, что они смогли перебороть волнение и показали себя во всей красе. Тут любые похвалы были бы недостаточными. Но пацаны действительно закатили рубку. И это был не дворовой размен, а выверенная работа профессионалов. Любо-дорого смотреть.

Решалов сделал паузу, и я почувствовал, как все замерли в ожидании.

— А самое главное, — продолжил Лёша, улыбаясь. — От лица руководства лиги каждому бойцу назначается бонус. По триста тысяч рублей! Вы — настоящие мужчины и пример для тех, кто будет заходить в ринг! Благодаря вам наша индустрия развивается!

Парни в ринге тяжело дышали, пот катился по лицам, но глаза у них сияли так, что не нужны были никакие слова.

Однако настало время объявить победителя. Парни подошли к рефери, и Решалов начал объявлять результат.

— По результатам трёх раундов этой напряжённой схватки у судей возникли расхождения. Раздельным решением судей… — возникла напряжённая пауза. — Победу одерживает и становится первым полуфиналистом шоу V-fight… Анатолий Матадор!

Толя победно вскинул руки. Обнял сегодняшнего соперника и завтрашнего товарища. Победу он заслужил, да. Я тоже, как судья, не сразу определил победителя, но поскольку ничьи в четвертьфинале быть не могло, то мой неофициальный счёт тоже ушёл в сторону Толика. Сегодня на ринге он был лучше.

Второй пацан, Гена Печень, так и не смог оправдать своё прозвище и за весь бой ни разу не попал точно по печени. Но ничего, учитывая, какой бой они показали, учитывая, что они взяли бонус — всё у этого пацана впереди. И победы, и куда более интересные контракты.

Я поднялся в ринг, чтобы тоже поздравить парней.

— Красавцы, пацаны.

Обнял обоих за плечи и поднял их руки вверх, как настоящих победителей. Сегодня на ринге был тот уникальный случай, когда проигравших попросту не было.

Толя и Гена переглянулись и улыбнулись друг другу. Потом, ещё задыхаясь, не успев восстановить дыхание, обнялись.

— После шоу встретиться надо, — сказал Толя.

— Обязательно, — ответил Гена.

— Тут нет проигравших. Пацаны, ещё раз от всей души — поздравляю!

Я спускался с ринга с таким ощущением, будто сам провёл бой. Надо, конечно, поосторожнее с эмоциями. А то, переживая за парней, сам сгорю ещё до выхода на ринг. Но следующий бой, который был на очереди, попросту не оставлял шансов успокоиться.

Следующим боем была схватка Шамиля против Феномена.

Я смотрел на Шаму. Всё это время он держался чуть в стороне, будто нарочно экономил энергию. Внешне он был спокойным, даже уверенным. Но я видел, как у него ходили скулы, как он время от времени сжимал кулаки и отпускал, словно пытался сбросить внутренний жар. Он прекрасно понимал, кто у него соперник, и что на ринге будет ой как непросто.

Феномен не был простым бойцом хотя бы просто потому, что международник по тайскому боксу — это уже уровень, до которого многим хорошим бойцам, как до Парижа в одной известной позе. Но сила Феномена была не только в физике, но и в умении давить психологически. Он всегда выглядел так, будто всё уже решено, будто его победа в принципе неизбежна.

И Шама это знал.

Он разминался тщательно — растягивался, прыгал на месте, пробивал короткие серии в воздухе.

Когда первый поединок завершился, а до второго было около получаса (рефери нужен был перерыв, ринг следовало оттереть от крови и воды), я подошёл к Шаме, чтобы его поддержать.

— Всё нормально, брат, — подбодрил его я.

Он кивнул, не глядя на меня, будто боялся, что если сейчас встретит мой взгляд, то растеряет настрой.

Я понимал его. За его спокойной маской скрывался тот самый огонь, который я видел на турнире в Москве. Теперь для Шамы этот бой мог стать или трамплином, или приговором.

Выиграй такого медийного и сильного бойца — и тебе открыта дорога в главные бои любых турниров по кулачным боям. А проиграй… и дорогу придётся начинать заново.

Шама закончил разминку, сел на скамью и начал тереть ладонями колени. Взгляд был сосредоточенный, но я видел, что внутри его точит сомнение.

Я присел рядом, положил ладонь ему на плечо.

— Шама, слушай меня внимательно. Я понимаю, кто напротив тебя. Он опытный, у него есть нокаутирующая мощь. Но запомни, брат, в ринге дерутся не регалии. В ринге — обычные люди. Это голые кулаки, брат. У каждого есть шанс.

Шама повернулся ко мне.

— Думаешь, есть шанс? — спросил он.

— Шанс есть всегда, — заверил я. — Даже если тебе никто его не даёт. Ты сам показывал мне то видео, где мастер спорта международного класса упал от обычного колхозника. Помнишь?

Он кивнул.

— Так вот, — продолжил я. — Почему бы тебе не сделать то же самое? Выйти и показать, что ты можешь?

Шама молчал, а я продолжил подкидывать дрова в топку его мотивации.

— Вспомни Али, когда он выходил против Джорджа Формана, брат? Вспомни, как Величайший вытирал спиной канаты, а потом — бам! Один точный удар и Форман на полу! А знаешь почему? Потому что, пропуская тяжёлые удары, он продолжал в себя верить!

Шама глубоко вдохнул, будто впитывая слова, но потом медленно покачал головой.

— Ну Али — это Али. А я не Али.

Я усмехнулся и сжал его плечо.

— Али тоже когда-то был «просто Али». Пока не вышел и не сделал невозможное.

В глазах Шамы вдруг мелькнула искра. Я понял, что слова попали в цель. Наклонился ближе, чтобы он слышал только меня.

— Шама, вспомни Бастера Дугласа. Когда он нокаутировал Майка Тайсона. Все тогда считали его мясом для статистики, проходным мешком. Ставки против него принимали один к сорока. Никто не верил. А он вышел, поверил в себя сам и победил! Надрал зад самому опасному сукиному сыну на земле!

Я ткнул пальцем в его грудь.

— Вот и ты так. Если ты сам в себя не поверишь — никто этого за тебя не сделает. Никто, понял?

Шама сжал кулаки, в его глазах уже не было той же тени сомнения, что минуту назад.

— Я не знаю, что смогу ему противопоставить, — в сердцах признался он. — Мы бойцы разного класса.

Я знал, что Шама задаст этот вопрос. И как тренеру, под началом которого множество пацанов выигрывали свои бои за счёт правильно подобранной тактики, мне было что сказать.

— Ты же дагестанец, брат. У тебя борьба на уровне. Не дай ему дышать. Забери клинч, вцепись в него как пиявка, измотай. Пусть он почувствует, что это не танцы в стойке, а грязный бой.

Шама нахмурился, впитывая слова.

— Он ударник. У него все преимущества только если бой пойдёт по его правилам. Если ты будешь стоять перед ним или попытаешься боксировать — он разобьёт тебя на дистанции. Просто разберёт! Но если ты навяжешь ему свои правила, если заставишь его играть в твою игру — то шанс у тебя есть. Настоящий.

Я видел, как в глазах Шамы что-то щёлкнуло. Сомнение ушло, на его место пришла уверенность. Он начал верить в себя. А когда боец верит — это половина победы.

Я не заметил, как за эмоциональной накачкой прошло оставшееся до боя время.

— Выход, Шамиль! Готовься! — сказал ассистент.

Шама поднялся со скамьи. Лицо у него было напряжённым, но уже другим — не испуганным, а скорее заряженным. Он протянул мне руку, мы стукнули кулаками. Его рука дрожала от нетерпения.

— Спасибо, брат, — шепнул он. — За то, что помог голову на место поставить.

— Иди и делай своё, — ответил я. — Всё у тебя для победы есть.

Шама глубоко вдохнул, хлопнул себя ладонями по щекам, приводя себя в боевую готовность.

— Ну, погнали! — выдохнул он.

Я отвесил ему лёгкий подзатыльник, провожая в сторону ринга. Если на первом бою Гены и Толи я не стал секундировать никого из пацанов, то здесь собрался стоять в углу.

— На ринг приглашается… — послышался голос одного из Решаловых. — Ш-ш-шамиль!

Шама шёл уверенно, заряженный на победу. Я, прихватив полотенце и воду, пошёл следом.

— Не остывай, — подсказал я Шаме, видя, что тот перестал разминаться.

— А теперь поприветствуйте одного из фаворитов нашего шоу! — Паша начал представление соперника.

Феномен вышел из-за кулис медленно, с тем самым выражением лица, будто он уже всё решил. Можно было по-разному относиться к такой подаче, но она работала и в какой-то мере ставила в ступор.

Улыбка расползлась по губам Феномена. Он напоминал зверя, которому осталось только добраться до добычи. Взгляд сразу же нашёл Шаму. Смотрел он так, как кошка смотрит на птицу в клетке.

Но Шама не отвёл глаз. Я видел, что он не уступит в психологии. И это было правильно.

Феномен забрался на ринг, одним движением перемахнув через канаты. И… сделал то, что от него ждали. Он поднял руку и показал два пальца, давая понять, что завершение боя придётся на второй раунд.

Я наклонился к Шаме.

— Не ведись. Слышишь? — зашептал я. — Он пытается забраться тебе в голову. Ты начнёшь думать про его второй раунд, начнёшь делать всё, чтобы это не случилось… И именно так ошибёшься.

Шама кивнул, но я видел, как он напрягся, уже прокручивая «прогноз» Феномена в мыслях.

— Это распространённый приём, — продолжил я. — Так делал Конор, когда выходил против Жозе Альдо. Он столько раз повторял, что уложит его в первом раунде, что Альдо сам открылся, полетел вперёд. И что думаешь? Всё закончилось за тринадцать секунд… Шама!

Я вырвал Шамиля из оцепенения.

— Пусть играет в игры. У тебя свой план. Иди и выполняй его.

Шама кивнул ещё раз, и я почувствовал, что мои слова дошли по адресу. В его глазах снова загорелся тот самый огонь, который я жаждал увидеть.

— Бойцы в центр! — скомандовал рефери.

Шама и Феномен встали по разные стороны от судьи, слева и справа.

Феномен, как всегда, был в очках, которые не спешил снимать. Ноги расставил широко, уверенно, будто ринг принадлежал только ему. Он возвышался над Шамой примерно на полголовы, но тот и не думал пасовать. Стоял ровно, плечи расправлены, смотрит в глаза сопернику.

Рефери начал читать стандартные правила:

— Боксируем честно, удары ниже пояса запрещены, слушаем мои команды…

Но я видел, что Шама его почти не слышал. Он пытался поймать глаза Феномена. А глаза были скрыты за тёмным стеклом.

И вдруг Шама одним резким движением сорвал с Феномена очки и бросил их на канаты.

— Смотри мне в глаза! — крикнул он.

Я видел, что Феномен такого явно не ожидал. На секунду он застыл, но потом губы растянулись в ехидной улыбке. Он отступил на полшага, снова поднял два пальца.

— Боец, ещё раз выкинешь нечто подобное — и сниму балл, — строго предупредил рефери. — По углам! Угловые покиньте ринг!

Шама и Феномен разошлись каждый в свой угол.

Гонг ударил, и Шама бросился вперёд, будто его держали на цепи и только что отпустили. Он пошёл отчаянно, смело, не щадя себя. Первые обмены выглядели достойно. Шама рубился честно, смело, кулаки свистели, попадания тоже были.

Но я видел другое. Шама не прислушался к моим словам. Вместо того чтобы вязать соперника, забирать клинч и ломать его на ближней дистанции, Шама пытался перерубить Феномена в стойке. А в стойке его шансы были равны одному — случайно попасть.

Феномен двигался по-другому. Хладнокровно. Он видел каждый удар, читал их заранее, как открытую книгу. Его стопы смещались на полшага, и Шама раз за разом промахивался.

Самое неприятное было то, что Феномен специально давал Шаме вымахаться. Он не спешил контратаковать, не включал мощь, а позволял ему бить, заставляя выглядеть сильным и поверить в себя.

Я понимал, что потом, когда Шама выдохнется, Феномен включится и выставит его идиотом.

Я сжал кулаки у края ринга, наблюдая за тем, как Шама наращивает темп.

— Не ведись, Шама… не ведись… — заорал я.

Но он уже влетал в очередную атаку, не замечая, что ситуация начинает ускользать у него из-под контроля…

— Работай! Вяжи его! Не лезь так!

Увы, Шамиль меня не слышал. Я видел в его глазах ярость, ту самую, что буквально сжигала изнутри. Ему было важно не только ударить Феномена — он хотел доказать самому себе, что не боится и способен биться на равных с соперником такого калибра.

Я слишком хорошо знал это чувство. Бывало, сам летел в такие атаки с открытым забралом и платил за это дорого. Против простых соперников это срабатывало. Но против таких, как Феномен, — никогда.

Секунд за двадцать до конца боя произошло то, что я боялся.

Феномен резко изменился. Исчезла ленивость, исчезла игра. Он включил холодную мощь. Начал выбрасывать удары — разовые, но такие тяжёлые, что каждый мог запросто снести голову с плеч.

Шама пытался защищаться, но защита трещала по швам.

И самое мерзкое — Феномен делал это с демонстративной лёгкостью. Несколько раз он намеренно опустил руки, открыл корпус, будто показывая: «Ты мне не представляешь никакой угрозы. Я могу позволить себе играть с тобой».

Я понимал, что он делает шоу, но для меня это была самая настоящая пытка. Я видел, как Шама угодил в ловушку более опытного соперника.

Гонг завершил первый раунд, и Шама вернулся в угол, весь на взводе. Лицо красное, дыхание рваное, кулаки сжаты до побелевших костяшек. Он даже не сел, продолжил ходить взад-вперёд, как зверь в клетке.

— Сядь, — велел я, схватил его за плечи и усадил на табурет. — Дыши, не зажимайся! У тебя ещё два раунда впереди, а ты уже лёгкие выплёвываешь!

Шама попытался вырваться, но я плеснул ему в лицо водой, и он замер на секунду, моргая и приходя в себя.

— Ты чё творишь⁈ — рявкнул я. — Он же тебя разобьёт!

Шама выдохнул, посмотрел на меня снизу вверх.

— Ничего. Тогда я упаду как настоящий мужчина. Но буду стоять до конца.

Я наклонился ближе, почти нос к носу, чувствуя, как из него так и прёт адреналин.

— Шамиль, никто не сомневается в твоём мужском. Никто. Но если ты так и пойдёшь — ты сам подаришь ему второй раунд, как он и обещал. Ты сюда ехал, чтобы падать во втором? Чтобы исполнить его прогноз? А ты сейчас именно это и делаешь!

Он сжал губы, молчал, но глаза горели упрямством.

— Возьми себя в руки. Начинай делать то, что мы обговаривали. Мне не нужен герой, который рухнет красиво. Мне нужен боец, который сломает Феномена. Ты понял меня? — процедил я.

Шама упрямился, но слушал.

— Десять секунд до конца перерыва, — подсказал рефери.

Я кивнул, не оборачиваясь.

— Смотри, — продолжил я. — Заходи в клинч с ударом. Бросаешь джеб, а потом бросайся вперёд, как будто делаешь проход в ноги. Сразу вяжи его. Ломай его там, понял?

— Понял…

— Тогда возьми себя в руки и надери ему зад!

— Время! — послышался голос рефери.

Я вылез за пределы ринга. Шамиль встал с табурета и размял шею, готовясь ко второму раунду.

Гонг оповестил о продолжении боя.

— Файт! — рявкнул рефери.

Шама бросился навстречу Феномену. Тот ждал очередной яростной атаки, а вместо этого получил хитрый вход. Шама обозначил удар, шагнул глубже и мгновенно сомкнул руки, забрав клинч.

— Ломай, брат! — крикнул я, ударяя ладонью по канвасу ринга.

И Шама начал работать. Как бультерьер, вцепился, оттеснил Феномена к канатам, прижал грудью в угол, не давая тому сделать и шагу назад. Полетели короткие удары — в корпус, в голову. Удары были не чистые, не выверенные, но зато они были вязкие и неприятные для соперника, выматывающие.

Феномен попробовал освободиться, качнул корпусом, но Шама не отпускал.

Я видел, как у Феномена на лице впервые мелькнуло раздражение. Он попытался апеллировать к рефери, развёл руки, показывая, что он не хочет клинч и это соперник его держит. Но зря — Шама тотчас отработал плотно комбинацию корпус-голова.

Я понимал, что у Феномена есть функционалка, но не бесконечная. Ему не нравилось, когда бой идёт не по его правилам.

Тактика начинала срабатывать. И у меня впервые за весь бой мелькнула надежда. Я осознавал, что как только Феномен начнёт выдыхаться, как только поймёт, что не может навязать свою игру, тогда бой пойдёт в другое русло.

Шама вцепился в Феномена и короткими ударами атаковал его корпус, выматывал. Я увидел щель в защите Феномена. Секунда… Феномен потерял равновесие.

— Сейчас! — крикнул я, едва не запрыгивая в ринг. — Бей, Шама, мочи!

Шама атаковал, но удар получился смазанный, он не дожал. У Шамиля тоже начала проседать функционалка, слишком много сил он отдал в первом раунде… Вместо решающего рывка он упустил момент. Момент ушёл, как вода сквозь пальцы.

Феномен перехватил инициативу. В клинче он ударил резко, локтем, коротко и точно. Это был запрещённый удар, но этот сукин сын слишком хорошо знал своё дело и подобрал момент, когда рефери ничего не видел.

Хруст был слышен даже с моего угла.

Шама отшатнулся, инстинктивно коснувшись лица. Нос у него уже не был носом. Он превратился в месиво — кровь, кость, хрящи.

— Нарушение! — выпалил я.

Рефери тут же шагнул вперёд, развёл бойцов руками и показал паузу. Подозвал врача.

Шама стоял, тяжело дыша. Кровь струйкой бежала по губам, он упрямо стирал её рукой, но взгляд у него оставался твёрдым.

Я просунулся через канаты, опираясь на канвас.

— Шама, слушай. У тебя сломан нос. Главное — не вздумай высмаркиваться. Понял?

Он сплюнул кровь, глянул на меня снизу вверх.

— Не выбрасывай полотенце.

— Я разберусь.

Врач наконец подошёл и начал щупать ему лицо. По идее, он обязан был останавливать бой. Но, видимо, или шоу требовало зрелища, или сам Шама так уверенно стоял, что медик замялся.

— Готов продолжать? — спросил врач.

Шама кивнул безо всяких колебаний. Мне показалось, что если бы ему сейчас оторвало ногу, то его решение бы не изменилось.

— Продолжаем, — бросил врач.

Рефери кивнул, дождался, когда врач покинет ринг, проконтролировал, что оба бойца стоят по углам. Показал «время» хронометристу и указал в центр ринга.

— Файт!

Феномен изменился. Теперь его движения стали расчётливыми и точными. Он решил показать, кто хозяин ринга.

Шама пытался держать стойку, но сил уходило всё больше. Его дыхание было рваным из-за травмы носа, руки тяжелели и то и дело опускались. Он отступал, шаг за шагом, и в конце концов оказался в углу.

Феномен бил методично. Не спеша, не суетясь, как будто проверял прочность Шамы, ища слабое место. Удары шли в корпус, в голову, снова в корпус. Шама держался, но отвечать уже не мог.

Я сжал полотенце в руке. Внутри всё кричало: «Бросай!» Да, будет плохо, если Феномен второй раз подряд выиграет отказом угла, но иногда задача секунданта — спасти бойца от самого себя. От его чрезмерной храбрости.

— Держись, брат! — крикнул я, но сам уже готовился метнуть полотенце.

И тут Феномен пробил по корпусу так, что звук удара был похож на глухой хлопок. Шама согнулся и присел на одно колено.

Рефери начал отсчёт:

— Раз! Два! Три!..

Я поднял руку, готовый метнуть полотенце. Шама был в тяжёлом состоянии — нос в крови и месиве, дыхание сбилось, руки опущены. Видно было, что он не сдался и хотел продолжать, но именно это и пугало. Такая храбрость могла сломать его окончательно.

Я знал, что нос потом могут и не собрать. Но куда важнее было то, что мой товарищ мог сломаться психологически.

Внутри я принял решение. Если он попытается подняться, а рефери позволит ему продолжить — я сам кину полотенце. Пусть лучше кричат о «сдаче угла», чем я увижу, как парень калечит себя ради зрелища.

Рефери считал:

— Пять!.. Шесть!.. Семь!..

Шама зашевелился, поставил ладонь на настил, потом вторую. Я видел, как он дрожал всем телом, но всё равно упёрся ногой и начал подниматься. Качнувшись, ударил кулаком по настилу ринга.

— Виу, это Махачкала! — выкрикнул он и на счёт «восемь» встал на ноги.

Но тут же рефери вскинул руки и замахал, останавливая схватку.

— Всё! Стоп бой!

Он принял решение остановить поединок, спасая Шаму от того, что неминуемо привело бы к жёсткому нокауту.

Я выдохнул, сжал полотенце в руке и понял, что секунды назад был готов сделать то же самое. Иногда настоящая победа — это суметь встать… И Шама её одержал.

Но Шама взорвался.

— Нет! Дай продолжать! — закричал он, пытаясь вырваться из рук судьи.

Его лицо было в крови, нос превратился в кашу, но глаза горели упрямством. Он бил себя в грудь, показывал, что готов снова идти в драку.

Я прекрасно понимал его. Он не хотел сдаваться. Не хотел, чтобы кто-то подумал, будто он слабак. Но я понимал и другое — это могло его погубить. Для зрителей это было шоу, для нас — жизнь и здоровье.

Феномен же повёл себя, как всегда, по-своему. Он не подошёл к Шаме, не протянул руку, не сказал ни слова уважения. Не-а. Он встал в центре ринга, поднял руки, как будто только что выиграл чемпионат мира. Потом показал в камеру какой-то жест — два пальца, напоминающие его «прогноз».

Я смотрел на него и сжимал кулаки. Уважения к сопернику у него не было ни капли. Для него это был не человек, а кусок мяса.

Я выскочил на ринг. Шама стоял, качаясь, кровь струилась по подбородку, руки были всё ещё сжаты в кулаки, будто он ждал атаки. Я подхватил его, чтобы он не рухнул, и усадил на табурет.

— Я пытался, — прохрипел он, глядя на меня сквозь кровавую маску.

— Всё в порядке, брат. Ты сделал всё, что мог. И больше того, — заверил я.

К Шамилю тут же подбежал врач.

— По-хорошему, надо ехать в больницу, — он медленно покачал головой. — Нос придётся поправлять.

Перед тем как его увели, Шама снова посмотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он. — Я рассчитываю, что ты надерёшь зад этому уроду.

Я сжал его ладонь.

— Обязательно, брат.

Глава 8

Наконец настала моя очередь. Следующий бой был мой выход против Пахана.

Я разминался, делая махи, вращал шею, а потом перешёл на лапы, чтобы как следует разогреться. Лапы попросил подержать Сашу Козлова. Тот отказывать не стал, хотя и делал это максимально неуклюже.

— Не бей сильно, а то я пальцы сломаю, — пошутил он, пытаясь разрядить обстановку.

Я усмехнулся, нанёс пару ударов.

— Смотри, — сказал я, поправляя его руки. — Лапу нельзя направлять навстречу удару. Так ты сбиваешь мне чувство дистанции и силы. Удар кажется мощнее, чем есть на самом деле.

Он кивнул, сосредоточился.

— При ударах в голову держи лапы ближе друг к другу. Понял?

— Понял, — он попробовал переставить руки так, как я показал.

Я пробил ещё пару ударов, теперь всё легло правильно.

— Вот так, — кивнул я. — Молодец.

Я нанёс несколько комбинаций, стараясь как следует разогреться. Как я и говорил, хорошая разминка перед боем — это практически гарантия выступления без травм. И ей ни в коем случае нельзя пренебрегать.

Естественно, на момент начала реалити я был далёк от идеальных кондиций, потому что попросту не успел пройти лагерь, ни полноценный, ни хоть какой-нибудь. Время между боем с Магой Карателем и отъездом на реалити заняло восстановление.

Конечно, это был не профессиональный подход — я не готовился к соперникам, лишь успел просмотреть несколько записей, которые были в интернете. Но с другой стороны, по любителям я привык к тому, что подготовки к конкретному сопернику попросту нет.

Тем и хороша любительская школа, когда ты сталкиваешься с соперником непосредственно на ринге и ищешь способы показать, что ты лучше. Подбираешь к сопернику ключик.

Иными словами, особой проблемы в своей растренированности и незнании соперника я не видел. Не привыкать…

На разминку у меня было около получаса, и время пролетело незаметно. Минут за пять до выхода меня, как обычно, известил ассистент, попросив приготовиться к выходу.

— Файтер, готовимся, выход через четыре минуты.

Я кивнул, показав, что услышал, и нанёс последнюю комбинацию по лапам. А потом гулко выдохнул и хлопнул Саню Козлова по плечу.

— Всё, сворачиваемся, спасибо за помощь.

Саня снял лапы, вытер вспотевшие кисти о полотенце.

— Ну что, Сань, ни пуха ни пера!

— К чёрту! — я перекрестился и направился к линии, с которой начинался выход бойцов на ринг.

Младший Козлов, бывший моим секундантом, направился следом.

— Съёмка! — гаркнул режиссёр.

По помещению тотчас разнёсся голос Паши Решалова.

— Итак, нас ожидает третий бой сегодняшних четвертьфиналов! Этот поединок обещает быть особенно интересным. В ринге столкнутся два характера… а заодно, может быть, выяснят и свои семейные, сложные, запутанные отношения!

Я улыбнулся, припомнив, что говорил Пахану про «отца».

— На ринг первым приглашается тот, кто называет себя Паханом на этом реалити… и пока никто не смог доказать обратное. Так может, он прав? — задался вопросом Лёша Решалов. — Встречайте! Настоящий «пахан» нашего шоу! Он намерен показать, что хозяин он не только на словах, но и в ринге. И уж точно готов выдать отцовского ремня своему сопернику!

Пахан вышел эффектно — пританцовывая, поднимая руки и всячески показывая «я здесь главный». Самое забавное, что этот товарищ действительно держал в руке ремень, намекая на порку в ринге.

Я смотрел на него и понимал, что Пахан действительно верил, что сейчас выйдет и подтвердит каждое своё слово.

За ним вышел его секундант. И это был Феномен. Он шёл спокойно, не переключая на себя внимания… тем не менее, это был первый раз, когда Феномен вышел в угол своего сокомандника секундантом.

Вообще, вот такие показательные шоу перед началом поединка крайне любила публика, и некоторым бойцам они чесали самолюбие. Однако в подобном крылся подвох. Как пример — недели две назад я рылся в интернете, занятый тем, что потихоньку расширял свои познания по части современных единоборств. Так вот, мне довелось натолкнуться на интервью одного темнокожего бойца, который оправдывал своё поражение тем, что на выход надел слишком тяжёлый костюм.

Ну и по пути в ринг устал. Не знаю, насколько то признание соответствовало действительности, но я был искренне убеждён в том, что такие яркие выходы отнимают силы перед боем.

— А теперь встречайте его соперника! — послышался голос Лёши Решалова. — Того, кто собирается разрушить иллюзии своего визави и показать всем: он не Пахан, а всего лишь сынок. Любимец публики — Саша Файтер!

— Пошли, — сказал я Сане и вышел к проходу.

Я шёл, не пытаясь устроить шоу — шоу я намеревался показать в ринге.

Мы вышли на ринг, и я, не теряя времени и не давая мышцам остыть, принялся прыгать на месте, разгоняя кровь. Пахан же был занят тем, что забирал себе экранное время — он размахивал ремнём на камеру.

Рефери, всё тот же эпатажный мужик, который судил здесь все бои, подозвал нас к себе. Через несколько секунд мы сблизились в центре ринга. Началась битва взглядов. Я смотрел на Пахана спокойно, не показывая лишних эмоций. Он же аж трясся от возбуждения и взялся за старое: принялся тыкать в меня пальцем и угрожать. Потом начал наклоняться вниз, резко уходить вправо-влево, изображая, что ловит ритм. Соперник корчил ухмылки, поднимал брови, явно надеясь, что я дёрнусь, сорвусь и покажу хоть малейшую реакцию.

Но я стоял, как скала. Ни один мускул не дрогнул.

Я слишком давно знал эту игру. В девяностых такие клоуны пытались делать то же самое на рингах в подвалах и спортзалах. Всегда одни и те же трюки. И всегда… одна и та же ошибка. Всё это дерьмо при прочих равных работает против тебя самого.

— Если у вас нет личных претензий, пожмите руки, — сказал рефери, глядя то на него, то на меня.

Я протянул руку. Пахан секунду медлил, будто выбирал — жать или не жать, но всё же протянул свою. Пожал. В отличие от Васи Шторма, он решил показать, что «уважает правила».

Я кивнул, отступил назад.

— По углам, — скомандовал рефери.

Мы разошлись, оставшись в одиночестве в противоположных углах ринга.

Я не обращал внимания на рефери, который перекинулся парой слов с боковыми судьями. Смотрел на Пахана. Тот стоял ближе к канатам и слушал последние подсказки от Феномена.

— Файт! — дал команду рефери, как только прозвучал гонг.

Мы сошлись в центре. Пахан сразу полез вперёд, как я и ожидал. Его стиль я уже видел в прошлом бою. Он работал грязно, на грани дисквалификации, и строил на этом свою уверенность.

Первый же обмен всё показал. Я нанёс джеб, он нырнул, вошёл в клинч и врезал мне плечом в грудь. Потом попробовал боднуть головой. Я успел увернуться, но почувствовал, как по коже скользнул его лоб… тактика стала ясна сразу же. Пахан видел, что у меня над глазом сечка, и хотел её раскрыть.

— Стоп! — рявкнул рефери, встав между нами.

Но прежде чем мы разошлись, Пахан ударил снова, рассчитывая на то, что застанет меня врасплох.

— После команды стоп не работает, — делал замечание рефери.

Пахан кивнул, хотя я был уверен, что эти слова влетели в одно ухо, а с другого вылетели. Боксировать Пахан не собирался, собирался навязать мне грязную драку.

Уверенность окрепла, когда уже буквально в следующей атаке Пахан на ближней дистанции попытался пробить локтем в стиле Майка Тайсона.

Следом кулак «случайно» соскользнул ниже пояса, голову он постоянно опускал и бодался.

К середине раунда я окончательно понял, что он пытается меня сломать. На манер Орландо Салидо, который преподал Василию Ломаченко урок профессионального бокса и забрал у легенды победу при помощи вот таких же грязных приёмчиков, как делал сейчас Пахан. Тогда весь любительский бэкграунд Василия разбивался о реальность грязного, циничного бокса.

Рефери снова вскочил к нам, когда Пахан пробил чуть ниже ремня.

— Эй! — выкрикнул он, разводя руки. — Осторожнее!

Я скривился, но удержался, не показал боли.

— Восстанавливайся, у тебя есть пять минут, — сказал рефери, глядя на меня.

Я махнул рукой, попал Пахан плотно, но слава богу, не «туда», куда целился.

— Продолжим, — ответил я.

Пахан ухмыльнулся, в его глазах мелькнула уверенность, что его план работает. Он хотел разорвать ритм боя, не дать мне работать. Делал всё то же самое, что я советовал делать Шаме в его бою против Феномена. Только я не просил от Шамы грязь…

Ну ничего, в отличие от того же Ломаченко, я уже знал такие приёмы. В девяностых ими кишела каждая подворотня. И если Пахан думал, что это меня сломает, то впереди его ожидало жестокое разочарование.

Мы снова сошлись в центре. Я уже ждал очередного его трюка. Пахан сделал вид, будто бьёт джеб. Я начал смещаться, и в этот момент он резко ткнул открытой ладонью, а пальцы скользнули прямо в глаз.

Мир вспыхнул белым.

— Чёрт… — вырвалось у меня сквозь зубы.

Глаз горел так, будто туда плеснули раскалённое масло. Я заморгал, но стало только хуже: картинка двоилась, размывалась. Я глянул на рефери и увидел не одного, а двух.

— Стоп! — крикнул тот, вклиниваясь между нами.

Я отступил, всё ещё моргая, пытаясь вернуть фокус. Рефери, загнав соперника в нейтральный угол, поднял передо мной руку, показал пальцы.

— Сколько? — спросил он.

Я щурился, пытался сконцентрироваться, но пальцы всё равно двоились. Два? Три? Четыре?

— Три, — я сказал уверенно, хотя не видел ни хрена.

Рефери кивнул, хотя я не был уверен, попал ли.

— Готов продолжать? — спросил он.

— Готов, — ответил я твёрдо.

Рефери поднял руку и сделал знак. На ринг тут же вышел врач — тот самый молодой парнишка, который выдавал допуски.

Врач заглянул мне прямо в лицо.

— Видите? — спросил он, взявшись за мой подбородок и поворачивая голову влево-вправо.

Я моргнул. Мир был всё ещё размытым, но картинка постепенно собиралась.

— Да, — ответил я.

— Хорошо, — сказал он и поднял передо мной руку. — Сколько пальцев?

Я щурился, моргал, но пальцы всё ещё двоились, как будто их было не пять, а шесть или семь. Голова гудела, глаз горел, но я понимал, что если даже врач снимет меня и бой закончится дисквалификацией, это будет совсем не то, что я хочу.

— Три.

Врач смотрел внимательно, задержал взгляд чуть дольше, чем хотелось бы, потом кивнул.

— Ладно.

Я выдохнул, чувствуя, как с груди упал камень. Рефери подошёл в наш угол, посмотрел сначала на меня, потом на врача.

— Продолжать можно?

— Да, пусть боксирует, — заверил врач.

Я внутри облегчённо усмехнулся. Значит, число я назвал правильно. А ведь гадал… видел всё ещё двоившиеся пальцы.

Рефери развернулся к Пахану.

— Слушай сюда, — жёстко сказал он. — Это последнее предупреждение. За запрещённый удар снимаю балл, а ещё раз — и дисквалификация!

Пахан отвечал ровно то, что и следовало:

— Да я ж случайно! Я не специально!

Рефери не слушал — взял Пахана за запястья и, повернувшись к боковым судьям, показал, что снимает балл.

Зрение постепенно возвращалось. Белая пелена ушла, двоение стало слабее. Я снова мог видеть силуэт целиком, а не две расплывшиеся тени.

Звук гонга, ознаменовавшего конец первого раунда, был как нельзя кстати. У меня была ровно минута, чтобы восстановиться. В таком состоянии, как сейчас, я буду пропускать всё, что летит.

Я выдохнул и пошёл в угол. Пахан кипел, спорил с рефери, махал руками, а я сел на табурет, чувствуя, как всё ещё режет глаза.

Саша Козлов суетился рядом, протянул бутылку с водой.

— Блин… надо было его назвать не Паханом, а Мучителем. Какой-то вязкий, как резина, — пробормотал он.

Я сделал глоток, вода показалась ледяной. Не стал отвечать. Пусть Саша думает, что я весь в себе, сосредоточен.

В голове я уже решал, как играть дальше. Отвечать Пахану его же грязью — не хочу. Но хитрых приёмов я знал немало.

Хочешь драться грязно? Я посмотрел на его угол, где Пахан не собирался садиться. Хорошо… я тебя переиграю твоими же трюками. Но по-своему.

Я выдохнул, отдал бутылку Сане и снова сжал кулаки.

— Парни, время! — предупредил рефери.

Через несколько секунд раздался гонг, запуская таймер второго раунда.

Пахан снова полез вперёд, ничего нового — та же грязь. Локти в ближнем бою, удары на полсекунды позже команды «стоп», бодания. Но единственное, что появилось в его арсенале — левосторонняя стойка. Видимо, Феномен подсказал, что нужно поменять стойку и бить силовые с той стороны, где я видел хуже…

Рефери снова делал ему замечания, но он только кивал, а сам продолжал работать так, как посчитает нужным.

Когда он снова пошёл в атаку и ткнул мне кулаком сбоку, я сделал вид, что удар прошёл чисто. Упал на одно колено, склонил голову вниз, будто действительно зацепило.

— Раз! — начал отсчёт рефери.

Пахан начал заигрывать с камерой, уверенный, что действительно хорошо попал.

Я же спокойно стоял на одном колене, дышал ровно… Это был трюк, хитрый приём, которому я научился ещё в девяностых. Пусть соперник поверит, что у него преимущество. Пусть подумает, что бой уже в его кармане.

— Семь! Восемь!.. — рефери шагнул ближе. — Готов?

Я резко поднялся, встряхнул головой и вскинул руки, показывая, что в порядке. В голове у Пахана, судя по его кривляниям, созревала уверенность, что я теперь его лёгкая добыча.

Именно это мне и было нужно.

В глазах Пахана мелькнул тот самый голод, когда боец чувствует запах крови. Он бросился вперёд, рубанул справа, потом попытался пробить снизу. Но я этого и ждал.

Я ушёл от его размашистого удара, нырнул под правую и встретил его хлёстким ударом в корпус.

Попал по печени.

Встав в левшу, он открыл мне печень, а полетев с открытым забралом, принёс мне её буквально на блюдечке.

Пахан зашипел, дёрнулся, потерял равновесие и сделал шаг назад. Я видел, что он хочет сесть на колено, видел, как скривилась его физиономия от боли — попал я действительно плотно.

Но перевести дух я ему не дал!

Резко сблизился с джебом, вошёл в клинч, удерживая его в вертикальном положении.

— Ну что, сынок, — прошептал я ему на ухо. — Готов к порке?

И, не дав ему опомниться, вложился в боковой. Снова по печени.

Пахан рухнул на настил, будто подкошенный. Начал извиваться на настиле, держась рукой за пробитую печень.

— Раз! Два! Три! — начал отсчёт рефери.

Я отошёл в угол, спокойно дыша, чувствуя, как всё тело вибрирует от адреналина.

На «четыре» Пахан попытался прорваться через боль. На «шесть» поднялся на колено, глаза его метались по рингу, налитые шоком и удивлением. Он не понимал, что произошло. Только что был уверен, что контролирует бой, и вдруг сам оказался на полу.

На «восемь» он уже стоял, стискивая зубы от не отступающей боли, но поднял кулаки, показывая, что готов продолжать.

Зря он… печень-то всего одна.

Я двинулся вперёд, не давая ему отдышаться. Теперь уже не было нужды в хитростях — он сам подставился, уходя в глухую оборону.

Первый джеб в область солнечного сплетения, резкий, чтобы сбить дыхание. Потом удар по печени. Он скривился, но держался, успел перекрыться.

Я не дал ему паузы. Удар в голову левой, потом сразу правой в печень. Снова по верхнему этажу и опять вниз. Пахан начал путаться в защите: руки то поднимались, закрывая лицо, но оголяя корпус; то наоборот…

Я чередовал удары, менял уровни, и каждый попадал туда, где он не успевал закрыться. Пахан попятился, спиной упершись в угол.

И вот там я его и запер.

Я методично разбивал его защиту, работая сериями. Он уже не отвечал. Только закрывался, но блок разваливался под моими кулаками.

Наконец, дав ему хорошую порку, я поставил точку, воткнув хлёсткий боковой ему в печень.

— Всё! — бросился рефери, размахивая руками. — Стоп!

Пахан осел в угол, руки бессильно упали на колени. Порка была закончена — жёстко и по-отцовски.

Впрочем, как того и хотел Пахан.

Глава 9

Теперь уже к Пахану бросился врач. Боец всячески пытался не показывать, насколько ему больно. Удары в корпус куда как более болезненные, чем в голову. А я устроил его внутренним органам настоящую бомбардировку.

Ближайшие пару недель он точно будет вспоминать меня, но не уверен, что добрым словом. Зато уверен, что выводы из своего хамского поведения он сделает.

— Бойцы в центр! — крикнул рефери, раздвигая руки.

Такая спешка была связана, скорее всего, с надобностью сделать сопернику обследование. По крайней мере, я видел, как чуть раньше близнецы, Пахан и врач совещались о чём-то в углу. Видимо, обсуждали — сможет ли боец присутствовать на объявлении результата и дать комментарий.

Я вышел из угла, Пахан тоже двинулся навстречу, уже без той самоуверенной походки, что была в начале. Мы остановились у рефери — я слева, он справа.

Рефери взял нас за запястья.

— Итак, друзья… в этом драматичном поединке победу техническим нокаутом одерживает… Саша Файтер!

Рефери поднял мою руку вверх. Я сам вскинул и вторую.

Я посмотрел на Пахана. На его лице застыла гримаса из смеси боли и разочарования. Он дёрнул рукой, вырывая её из хватки рефери. Пахан не рассчитывал проигрывать… но его ожидания не совпали с реальностью.

И всё же надо отдать ему должное. Того самого мужского, о котором он кричал всё реалити, в нём действительно было хоть отбавляй. Я представлял, как ему сейчас больно и что он терпит. Но, несмотря на это, Пахан нашёл в себе мужество принять поражение.

А вот потом было неожиданно.

Пахан посмотрел на меня тяжёлым взглядом исподлобья, подошёл и протянул мне руку.

— Спасибо за бой, — процедил он.

Я кивнул и пожал руку.

Сразу по объявлению результата на ринг выскочил Саша Козлов. Лицо его сияло, глаза горели так, будто победу одержал он сам.

— Саня, ты это сделал! Красавчик! — заорал он.

Козлов младший подхватил меня за талию и попытался поднять.

— Ты гигант! Ты же его сломал! — радостно начал выкрикивать он.

— Ты чё, с ума сошёл? — прохрипел я, пытаясь вырваться. — Надорвёшься, брат.

На лице Сани проступил пот, жилы на шее вздулись, но он всё равно поднял меня выше.

— Ради такого события можно, — пробурчал он.

Бой и правда был непростым. Я выложился полностью, и в какой-то момент врач мог снять меня, но обошлось.

Забавно было ещё и вот что — Феномен после проигрыша своего сокомандника как-то подчеркнуто отстранился. Не хотел иметь ничего общего с проигравшим?

После объявления моей победы нас собрали в центре ринга для общего фото. К нам присоединились братья Решаловы.

— Красавчик, Сань, — бросил Паша, убрав микрофон.

Все, наконец, покинули ринг, освобождая пространство для организаторов, которым следовало привести ринг в порядок перед заключительным боем сетки четвертьфиналов. Едва всё протёрли, убрав следы крови и пролитой между раундами воды, как Паша начал объявление последнего на сегодня боя.

— На ринг приглашается последняя пара четвертьфиналистов!

Счёт был 2:1 в нашу пользу, и все ждали, что будет дальше. Я же, к сожалению, не мог присутствовать в углу нашего парня. Хотелось бы секундантствовать, подсказать, подбодрить, но меня врач, закончив с Паханом, уже ждал у ринга. Проверка была обязательна.

Врач сидел за маленьким столиком прямо возле ринга.

— Садитесь, — сказал он, кивнув на табурет.

Я присел, и он сразу начал осмотр. Лёгкое движение пальцев по скуле, потом осторожный взгляд на сечку под бровью.

— Вы везунчик, — заявил он. — Сечку вашу не раскрыли.

Я усмехнулся краем губ. Учитывая, что Пахан несколько раз целенаправленно работал, чтобы её «раскрыть», то да — мне действительно повезло.

— Как дела с глазом? — спросил он.

— Дела средней степени паршивости, — ответил я честно. — Но думаю, что ничего серьёзного, я почти всё вижу.

Врач внимательно осмотрел глаз.

— В больницу можно не ехать. Но лекарства купите обязательно. Нужно снять воспаление и дать глазу отдохнуть.

— Благодарю, доктор, — сказал я и поднялся.

Он задержал меня за руку на секунду.

— Вы берегите себя. Вы тут все прямо как гладиаторы. Деньги — деньгами, а здоровье можно оставить насовсем.

И вот что на такое отвечать?

Я не стал ничего говорить, потому что в этот момент уже начался последний бой четвертьфинала.

— Всё. Идите, только помните, что я сказал про капли для глаз.

— Спасибо, доктор, — ответил я и пожал врачу руку.

На ринге шёл первый раунд боя. Парни, не откладывая дело в долгий ящик, с первых секунд закатили настоящую рубку. Они обменивались ударами, не прячась за защитой и не экономя силы. Каждый раз, когда кулак врезался в цель, я слышал щелчок — звук удара кость о кость.

Мой сокомандник пытался держать темп, отвечать, но Хасбулла давил и шёл вперёд, как танк. Он пропускал, но и сам вкладывался в удары, явно желая вырубить соперника в первом же раунде.

И вот в очередном размене мой сокомандник поймал правый сбоку и рухнул на настил. Хасбулла вскинул руки, а рефери бросился между ними.

Бой продлился в лучшем случае минуту, но за эту минуту парни выложились на полную. Отсчёт рефери не открывал, понимая, что боец пропустил тяжело и уже не встанет.

Победа Хасбуллы была чистой, хотя и не такая бескровная, как это могло показаться. Наш сокомандник пару раз хорошенечко зацепил Воина аула, и только гранитная челюсть помогла ему устоять на ногах.

Как бы то ни было, счёт противостояния команд сравнялся. Теперь со стороны команды Феномена осталось два человека, как и с моей стороны бойцов было всего двое. Ну а поскольку везде нужно искать плюсы, то я для себя решил так — плюс как минимум в том, что теперь мы точно не встретимся друг с другом раньше финала.

Я залез на ринг, поддержал своего бойца, который достаточно быстро пришёл в себя.

— Ты сделал всё, что мог, — заверил я, похлопав парня по плечу.

Боец ничего не ответил — склонил голову, тяжело переживая своё поражение. Вообще, поражение никогда не доставляет удовольствие.

На ринге братья Решаловы объявляли о завершении совершенно безумного четвертьфинала. Так оно и было, каждый бой на этой стадии наверняка подарит зрителям незабываемые эмоции, когда выйдет запись сегодняшней серии.

Я и Саня Козлов отошли чуть подальше от ринга.

— Как думаешь, кого тебе дадут на полуфинал? — спросил Саня.

По логике всё складывалось просто. На Феномена должен был выйти боец из нашей команды, а мне предстояло встретиться с Хасбуллой, Воином аула.

Я озвучил свои мысли Сане, прекрасно понимая, почему он переживает. Младший Козлов болел за меня так, как никто другой, за исключением, разве что, Светы.

— Феномен то, Феномен это… — вздохнул Антон, подходя к нам. — Про него на каждом углу судачат! Честно, если, то я не знаю, как его остановить! Как говорится — против лома нет приёма…

— Если нет другого лома, — сказал я и хлопнул по плечу своего менеджера. — Не боись, прорвёмся.

Антон покосился на меня и чуть усмехнулся.

— Твои бы слова да Богу в уши.

Я знал, что даже ребята из моей команды не верят до конца в нашу победу, потому что Феномен казался машиной.

Но я слишком хорошо понимал, что любая машина ломается так же, как и человек. Вопрос только — где у неё слабое место.

Ощущения после боя были не самые приятные. Тело гудело, будто по нему катком прошли, в мышцах ныла ломота, а голова отзывалась пульсом на каждое движение.

Выйти из ринга без повреждений в этот раз не получилось — врач был прав. И пренебрегать его советами насчёт капель и кое-каких лекарств было бы непростительной халатностью. Я, если хотел выступить в полуфинале, должен был мобилизоваться в кратчайший срок.

Но как это часто бывает у мужчин, пока мужчина думает — женщина делает. Настя дождалась, когда доктор осмотрит нашего сокомандника и, о чём-то с ним переговорив, вернулась, держа в руках целый список с названиями лекарств.

— Так, Саш, я тут посоветовалась с врачом, и Дмитрий Аркадьевич выписал тебе целый комплекс препаратов, — она помахала листком. — Я знаю, что он тебе выписывал капли, но кроме капель надо ещё целую кучу лекарств, ну это если ответственно к делу подходить!

— Вот как, — я взял листик, скользнул взглядом по строкам. — Капельницы, смотрю, есть… ну толково. Только кто будет ставить? Да и время… — я взглянул на часы на экране мобильника.

Время было начало десятого вечера. Учитывая, что большинство аптек работает до восьми–девяти часов, всё будет закрыто до утра. Может, конечно, есть и те, которые работают до десяти, но пока в город выедешь, они закроются.

— Так я и поставлю! — с гордостью сообщила Настя. — У меня образование позволяет и опыт есть. А аптеки можно круглосуточные найти…

— Ты ехать собралась? — я вскинул бровь.

— Уже еду! — она показала мне экран своего мобильника, на котором было открыто приложение такси и написано, что водитель подъедет через пять минут.

— Спасибо, неожиданно и приятно, — поблагодарил я девчонку.

— Вообще-то это моя работа! — фыркнула она, но по румянцу на её щеках было видно, что ей приятна моя похвала.

Настя брала всё под контроль, и я не спорил. Когда я уже вернулся в номер и завис в телефоне, приложив лёд к скуле, телефон завибрировал.

— Са-а-ань, — протянула она.

— Оу?

— Тут, короче, засада! — выпалила девчонка в сердцах.

— Что случилось?

Настя объяснила, что те аптеки, которые числились в интернете «круглосуточными», на деле работали максимум до девяти вечера.

— На сайте написано «24/7», а у них график до двадцати одного! — возмущалась Настя.

— Ну, классика, — хмыкнул я.

— В следующую поеду. Тут ещё пара есть, — добавила Настя. — Без лекарств не останешься, Саш.

Я закрыл глаза, опустившись затылком на подушку. Голос её звучал спокойно, но я знал, сколько нервов ей стоило носиться по ночному городу, проверяя одну аптеку за другой.

— Всё, на связи, скоро буду! — Настя положила трубку.

Я отложил мобильник на тумбочку. На скуле холодел пакет со льдом, обёрнутый в полотенце, и я чувствовал, как пульс в голове перекатывается с каждым ударом сердца. После боя шум в ушах утих, но вместо него пришла вязкая тишина. Телевизор бормотал без звука, мелькали картинки новостей.

Тишину нарушил мягкий стук в дверь. Я отнял лёд от лица, встал и пошёл открывать.

На пороге стоял Саша Козлов. В его глазах застыла странная смесь беспокойства и уважения.

— Можно? — спросил он.

— Заходи, — ответил я и вернулся на диван, присев с краю.

Он вошёл и сел на стул. Молчал несколько секунд, словно собирался с мыслями.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался он. — Настя поехала за лекарствами…

— Если ты про то, собираюсь ли я дальше драться — собираюсь, — заверил я.

Он нахмурился, изучая моё лицо. Я же увидел, как с его лица исчезло напряжение.

— Спасибо, — сказал он негромко.

— Это тебе спасибо, — поправил я. — Матери привет передавай.

— Хорошо… — он замялся, будто прикидывая, стоит ли ему говорить дальше или промолчать. Но всё-таки продолжил, чуть подумав. — Мать говорит, что ты очень похож на своего дядю…

Я не сдержал улыбку. Но ничего не ответил. Знала бы мать… что я не похож, а я и есть он.

После этого мы оба замолчали. Саша сидел, глядя в пол, а я думал о том, насколько всё странно. Вот он — парень, ради которого Светка когда-то рисковала всем, спасала его от того, кто называл себя отцом. Вот он — Саша Козлов, её сын.

А он не знает ни черта. Не знает, что его сестра жива, что она рядом, совсем рядом, и её зовут теперь иначе. Марина… не Линда. Что мать всю жизнь прятала его от Виктора, а теперь он охотится за своим непутёвым папашей, думая, что отец — это я…

Я смотрел на него и думал — каково ему будет узнать правду? И каково Марине, жившей под чужим именем, в тени отца, думать, что матери давно нет…

Эти мысли жгли.

Саша встал, кивнул на прощание и ушёл, дверь мягко щёлкнула за ним. Я остался один, хотел снова приложить лёд к лицу, но передумал. Сейчас хотелось охладиться, смыть с себя всю тяжесть почти прошедшего дня.

Я недолго думая пошёл в ванную. Встал под струю ледяной воды и закрыл глаза. Вода лупила из душевой лейки, смывая усталость и остатки напряжения после разговора с Сашей. Казалось, можно наконец расслабиться хоть на минуту.

Но нет… послышался стук в дверь — глухой, настойчивый.

— Секундочку! — крикнул я сквозь шум воды.

Закрыл кран, стряхнул капли, наспех вытерся полотенцем. Обмотал его вокруг талии, пригладил ладонью мокрые волосы и шагнул в комнату, оставляя за собой мокрые следы на полу.

И застыл…

У стола, словно у себя дома, стояла Алина.

Она держала в руках сложенное полотенце и бутылочку с массажным маслом. Её волосы были распущены, а глаза блестели в тусклом свете лампы.

— Ты что тут делаешь? — спросил я.

Алина как ни в чём не бывало шагнула внутрь, будто у неё было полное право находиться здесь. Положила на кровать полотенце и масло.

— Я пришла тебе сделать массаж, — сообщила она. — Тебе это нужно сейчас, чтобы снять напряжение.

Я нахмурился, но не стал сразу гнать её. Мышцы после боя и правда ныли, плечи горели, спина тянула так, будто я тащил мешки с песком весь день.

— Массаж не помешает, — ответил я. — Но только массаж. И всё.

Алина улыбнулась уголком губ.

— Конечно. Ты за кого меня принимаешь?

— Хорошо, — кивнул я. — Подожди минуту. Я переоденусь.

Я прошёл к шкафу, нашёл спортивные шорты и переоделся быстро, почти по-армейски. Массаж сейчас действительно не помешает. Расслабить мышцы, согнать молочную кислоту — иначе утром тело будет деревянным.

Я вернулся в комнату. Алина уже расстелила полотенце на кровати, положила рядом масло и ждала, спокойно глядя на меня.

Я лёг на кровать, уткнувшись лицом в подушку, вытянув руки вдоль тела. Алина устроилась сверху.

— Не тяжело? — спросила она.

— Даже не чувствую.

Она открыла флакон, я услышал тихий плеск масла. Почувствовал приятный запах чего-то пряного, возможно, эвкалипта или розмарина.

— Масло сразу на спину лить нельзя, — сказала она. — Оно должно сначала нагреться. Поэтому я лью его на руки.

Я услышал, как скользнули её ладони друг о друга, растирая масло, а потом почувствовал прикосновение. Сначала осторожное, разогревающее, потом сильнее — она словно вдавливала в меня тепло.

Каждое её движение было выверено — от шеи к плечам, от лопаток вниз, вдоль позвоночника. Она работала методично, зная, куда давить, где задержаться.

— Ты что ли училась массажу? — спросил я.

— Угу…

Я наконец позволил себе расслабиться. Мышцы, каменные после боя, начали поддаваться. В голове стало тихо, дыхание замедлилось.

Алина молчала, её руки уверенно разминали мои плечи, но прикосновения начали меняться. Давление стало мягче, движения медленнее, и я почувствовал, что массаж превращается во что-то другое.

Она чуть дольше задержала ладони на шее, наклонилась ближе. Я уловил запах её духов, смешанный с маслом, и понял… она тянет меня туда, куда я не собирался идти.

— Знаешь… — её голос прозвучал почти шёпотом, рядом с ухом. — Ты слишком напряжён. Я могу помочь тебе по-настоящему расслабиться.

Я открыл глаза, выдохнул и повернул голову. В её взгляде была решимость. Она хотела большего.

— Нет, Алина, я уже говорил, что между нами ничего быть не может.

Она замерла, её руки остановились у меня на плечах.

— Ты серьёзно? — спросила она с какой-то обидой.

Я сел, сбросив её руки, и посмотрел ей в глаза.

— Если ты сюда за этим пришла — иди.

Несколько секунд мы молчали. Она пыталась удержать взгляд, искала трещину в моей решимости, но я не отводил глаз.

— Я благодарен тебе. За всё. Особенно за то, что подсказала мне тогда с дротиком. Это, правда, было важно. Но большего между нами не будет.

Она усмехнулась, будто пыталась спрятать неловкость за маской.

— Ну, как знаешь, — сказала она, поднимаясь.

Алина фыркнула, глаза её блеснули, и уголки губ дрогнули в усмешке.

— Я же вижу, что ты меня хочешь, Саша, — сказала она, словно бросая вызов.

— Хотеть не значит жениться, Алина.

— Я и не прошу жениться.

Она встала и направилась к двери. Открыла её, шагнула и чуть не споткнулась о что-то на пороге. Я увидел, как она наклонилась, заметив пакеты с аптечными коробочками.

— О, так о тебе, видимо, есть кому заботиться, — фыркнула она и, не оглядываясь, вышла, хлопнув дверью.

Комната снова погрузилась в тишину, только слабый запах её духов ещё витал в воздухе.

Я поднялся, подошёл к двери и посмотрел на коврик, где стояли лекарства в белых пакетах.

Настя…

Я вздохнул. Конечно, это она. Бегала по ночному городу, искала круглосуточные аптеки, пока я тут лежал и спорил с призраками прошлого.

Глава 10

Сегодня команды ждали новые испытания. Я проснулся, умылся и сидел на краю кровати, когда дверь приоткрылась, и в проёме появился Антон.

— Саня, пора. Пошли, — с порога известил он.

— А как же «доброе утро»? — я подавил зевок.

— Утро добрым не бывает, — хмыкнул Антон и деланно закатил глаза. — У нас съёмку на полчаса раньше перенесли.

Через пару минут мы уже пришли в новый съёмочный «павильон», похожий на обычный тренировочный зал: шведские стенки, груши… я бы подумал, что Антон заблудился и привёл меня не туда. Но нет, вокруг шла возня — операторы готовили камеры, туда-сюда бегал режиссёр.

Хм… интересно, конечно. Но явно это не тренировка. Скучные упражнения для эфира не годятся. Значит, будет что-то другое.

Кстати, второго полуфиналиста от моей команды, Толика, не было, хотя Феномен и Воин аула уже пришли.

К нам подошёл ассистент, держа в руках петличку.

— Встаньте ровно, — сказал он и быстро закрепил микрофон у меня на груди.

— А Толя где? — я ещё раз огляделся. — Чего-то не вижу его.

Антон вздохнул и помялся, словно не знал, как лучше сказать.

— Его увезли в больницу, — наконец сказал он. — Температура поднялась.

— И что теперь? — спросил я.

— Допуск ему не дали, — Антон развёл руками.

— Блин… — выругался я сквозь зубы.

Я понимал, что это значит. Полуфинал трещал по швам. С одним недопущенным бойцом наша картинка рушилась. Заменить Толю было попросту некем. У Шамиля сломан нос, остальные ребята разъехались… Полкоманды «ушло» по медицинским показаниям.

— И что теперь по правилам? — уточнил я, хотя и так понимал, что правила тут часто переписываются на ходу.

Антон коротко пожал плечами.

— Сейчас узнаем, как будут выкручиваться организаторы. Потому что иммунитет давать некому.

— Если только не из другой команды кому дать? — предположил я.

— Так тоже один хромой, другой косой, — Антон только отмахнулся.

Я замолчал. Конечно, нетривиальная задачка выпала организаторам. Как выкрутиться из ситуации, когда участника попросту неким заменить. Тут же ещё важно не просто выкрутиться, а сделать так, чтобы у зрителя не возникло вопросов по части справедливости принятого решения.

Я ещё переваривал слова Антона, когда услышал знакомый смешок за спиной. Даже оборачиваться не пришлось — я знал, чей это голос.

— Ну что, Саня, — протянул Феномен, оказавшись в паре метров за моей спиной. — Скоро вылетишь за остальными. Где же твоя команда?

Он нарочно растянул слова, кидая взгляды по сторонам и акцентируя на отсутствие Толика.

Феномен вёл себя так же, как всегда — дерзко, с ухмылкой, но я подметил другое. Он впервые на шоу заговорил со мной сам, попытался поддеть. Судя по всему, понимал, что наш бой неизбежен. И потому начинал своё давление заранее — психологически. Хотел вывести меня из равновесия до того, как мы сойдёмся в ринге.

Я медленно развернулся к нему, встретил его взгляд.

— Команда вот здесь, — я хлопнул кулаком по груди.

Да, ситуация у нас была паршивая. Перевес снова оказался на стороне соперника.

— Я один постою за всю команду, — сухо добавил я.

Феномен усмехнулся шире, но в его глазах я уловил то, что он не хотел показывать, — тень раздражения. Значит, попал в точку. Хоть в команде соперника и было двое людей, командой по факту они не были.

Феномен ещё пытался держать ухмылку, когда в разговор вклинился его товарищ — тот самый Воин аула.

— Да тут и кулаками не пришлось никого ломать. Они сами сломались.

Я напрягся. Если бы речь шла только обо мне, я бы махнул рукой. Но он сказал это в отсутствие моих пацанов. Тех, кого врачи сняли с боёв не потому, что они трусы, а потому что вышли и отдали всё, что могли.

— Закрой рот, — процедил я.

Воин тут же набычился, выпучив глаза.

— Слышишь⁈ Ты с кем так разговариваешь?

Он шагнул ко мне. Я не стал ждать, что он ударит первым. Резко нырнул вперёд, сделал проход, подсек опорную ногу и, завалив Хасбуллу на пол, оказался у него за спиной.

Тотчас вышел на удушку, закрыв замок на его шее. Он дёрнулся, но я лишь стиснул крепче захват.

В зале поднялся гул.

И в этот момент в зал влетели братья Решаловы.

— Тормози! — рявкнул Паша, размахивая руками.

— Мужики, хорош! — подхватил Лёша, хватая меня за плечо.

Я разжал хватку и оттолкнул Воина. Он вскочил, задыхаясь, глаза метали искры, но кинуться ещё раз уже не попытался.

Я выпрямился, глядя прямо на него.

Любопытно, что Феномен всё это время даже не шелохнулся. Стоял в стороне, скрестив руки на груди, и только наблюдал. Ему это было выгодно — чтобы кто-то из нас вылетел не в бою, а здесь, за кулисами. Пусть травма, пусть дисквалификация — главное, чтобы путь в финал гарантированно достался ему.

Хитрожопый козёл…

Я знал таких. И я прекрасно понимал, что ждать от него ничего, кроме подставы, не стоит.

Решаловы развели нас окончательно. Меня оттеснили к одной стене, Воина — к другой.

— Всё, харэ, мужики, — жёстко сказал Паша.

— Не нужно кипишей, — добавил Лёша. — Расходимся.

Шум в зале стих, но напряжение всё ещё витало в воздухе. Я чувствовал, как у меня в груди горит злость.

— Успокоились? — Паша поочерёдно посмотрел то на меня, то на Воина аула. — Через две минуты начинаем съёмку.

Воин первым отвёл взгляд, сделав вид, что поправляет воротник футболки. Мы при помощи ассистентов заняли свои места. И ровно через две минуты началась съёмка.

— Сегодня решится, кто выйдет в финал, — начал Паша Решалов. — Но ввиду того, что один из полуфиналистов выбыл, полуфиналов в привычном виде не будет.

Мы переглянулись: я с Антоном, Феномен с Хасбуллой.

— Вернее… — Паша выдержал паузу. — Полуфинал пройдёт прямо сейчас.

— Поскольку вас осталось трое, — продолжил Лёша. — Вместо поединков вас будет ждать крайне любопытное состязание. Мы долго обсуждали — какой вид состязания выбрать? И решили, что честным станет физическое упражнение. Кто его сделает, тот и пройдёт в финал.

— Какое? — спросил Воин.

— А это… — усмехнулся Паша и поднял руку, указывая на дальний вход. — Вам сейчас расскажет наш специальный гость.

Двери открылись. И в зал вошёл… он.

Виктор Козлов.

На нём сидел дорогой костюм, на лице — спокойная гримаса человека, привыкшего держать контроль над любой ситуацией. За ним, чуть в стороне, шагала Марина.

Её походка была другой. Она держалась, как и подобает директору, но рядом с отцом всё это куда-то таяло. Словно присутствие Козлова выключало в ней самостоятельность. И видно было сразу, что его влияние на неё огромное, давящее.

Я смотрел на Виктора. Всего пара метров — и я снова лицом к лицу с человеком, из-за которого однажды всё рухнуло.

А если прямо сейчас?.. Мысль была короткой, резкой: схватить его за горло, прижать, придушить, раздавить…

Я сжал кулаки, но тут же заставил себя выдохнуть.

Нет. Не здесь. Не так.

Во-первых, вслед за Витей вышла охрана. Я видел, как два здоровых бугая встали по бокам от него, ещё двое держались поодаль у стены, но тоже наготове. Попробуй сунься — и через секунду меня свалят.

Во-вторых… Света. И Саша. Одно моё неверное движение — и наш план полетит к чертям.

Я смотрел на него. Внутри жгло желание оборвать его жизнь здесь, в зале, где он чувствовал себя царём. Но всё же нет… надо ждать. Быть хитрее и терпеливее.

Козлов вышел в центр зала. Его взгляд скользнул по нам троим. Я почувствовал, что он оценивает. Когда его взгляд задержался на мне, чуть дольше, чем на остальных, я уловил это едва заметное изучение.

Он словно пытался вытащить из меня что-то знакомое, но не мог понять, что именно. Я выдержал, не отвёл глаз.

Ассистент протянул Вите микрофон.

— Приветствую. Для меня это большая честь. — он сделал паузу, оглядел зал с какой-то ностальгией. — Когда-то у меня был хороший друг, он занимался боксом. И я до сих пор вспоминаю его добрым словом. Это именно он привил мне любовь к боевым искусствам.

Внутри меня будто что-то кольнуло. Я знал, о ком он говорит. Про меня. Про того Сашу, что остался в девяностых. И слышать это из его уст было словно удар в солнечное сплетение.

— Так вот, с тех пор я поддерживаю спорт в разных проявлениях, — продолжал Витя. — И мне хочется, чтобы молодые ребята не дурили, а занимались делом. Шли в спорт.

Я смотрел на него и чувствовал кипящую внутри злость. Этот урод лгал и даже не краснел. Это шоу ему нужно не ради спорта и не ради пацанов. Козлову оно нужно для того, чтобы отмывать свои бабки, добытые грязью и кровью.

Вокруг зааплодировали.

— Браво! — выкрикнул режиссёр.

А я только сжал зубы. В девяностых Витька уже был таким же — только тогда мы этого не замечали. А теперь всё было ясно как день.

Витя принял аплодисменты с удовольствием, всё-таки когда-то в нём умер артист. А затем его голос снова прозвучал в микрофон:

— Я узнал, что у нас сложилась интересная ситуация: претендентов на победу трое, а подраться могут только двое. Так вот… я хочу вам предложить испытание старого формата. Когда-то, ещё до вашего рождения, были подвальные качалки. Там мы тренировались на старом железе, без всяких этих новомодных тренажёров.

Он обернулся к охране и кивнул. Два здоровых охранника внесли в зал гири — тяжёлые, чёрные, с поблёкшими цифрами на боку. Металл звякнул, когда их ставили на пол.

— Вот так, парни, — сказал Виктор и сделал шаг вперёд. — Каждая гиря весит шестнадцать килограммов. Ваша задача простая: удержать её на вытянутой руке. Долго держать вы, понятное дело, не сможете. Для справки: рекорд России по удержанию гири на вытянутой руке — сорок три секунды.

Козлов взял одну гирю, поднял её и вытянул руку вперёд. Держал легко, с каменным лицом. На самом деле ему было тяжело — это я видел по мелкой дрожи плеча, но он не показывал.

Секунд десять прошли, он опустил гирю и поставил на пол.

— Делать надо вот так, — пояснил он. — Так вот, мужики. Гирь три. Вы будете делать это одновременно. Кто первый сдастся — тот вылетает и в финал не идёт.

Я посмотрел на гири. Старое железо, знакомое мне очень хорошо…

Витя отошёл, его место занял Паша.

— Ну что, готовы? — громко спросил Паша, обводя нас глазами. — Напоминаю задачу: надо удержать гирю на вытянутой руке как можно дольше. В первую очередь — дольше соперников. Кто первый опустит, тот и вылетает.

Для убедительности он сам наклонился, взял гирю и попытался поднять. Резко вытянул руку вперёд, но продержал всего пять секунд. Гиря глухо бухнулась обратно на пол.

— Да, мужики, — усмехнулся Паша, вытирая ладони. — Вам придётся крайне непросто. Испытание действительно не из простых.

— Прошу вас занять исходные позиции, — сказал он уже серьёзно.

Мы втроём подошли к гирям. Каждый смотрел на чёрный металл, блестящий под светом прожекторов.

Паша достал телефон и включил секундомер.

— Сейчас каждый встаёт в удобное положение, берёт гирю, но не поднимает. На счёт «три» — все вместе поднимаете и держите. Кто первый сдаётся, тот вылетает.

— Есть какие-то условия? Угол, наклон? Или можно как угодно? — поинтересовался Феномен.

— Главное, чтобы рука с гирей не стала вертикально туловищу, — заверил ведущий.

Мы расставили ноги, заняли стойку. Я чуть согнул колени и взял гирю за ручку, ощущая холодное железо ладонью.

— Раз… два… три!

Мы одновременно подняли гири.

Испытание началось.

Мы втроём стояли плечом к плечу, руки вытянуты, каждая сжимает чёрное железо. Шестнадцать килограммов казались простой цифрой, пока гиря не ложилась в ладонь и не вытягивала мышцы плеча так, словно хотела вырвать сустав.

Феномен бросил на меня короткий взгляд и ухмыльнулся, как будто всё это для него ерунда.

Воин аула тоже старался держать лицо каменным, будто вес у него в руках — не железо, а воздушный шар.

— Десять секунд есть, парни, — прокомментировал Паша.

Первые десять секунд мы продержались уверенно. Я дышал ровно, глядя в одну точку.

— Раз плюнуть, — хмыкнул Феномен, чуть поворачиваясь ко мне. Его губы растянулись в ухмылке, но я видел, как по линии его плеча уже пробежала дрожь. Он держал руку чуть выше уровня груди, локоть едва заметно согнут — экономил силы.

Воин аула выбрал другую тактику. Он поставил ноги широко, почти в шпагат, корпус подал вперёд. Первое время он даже находил силы разговаривать.

— Давай, сдавайся, Файтер, — цедил он сквозь зубы. — Всё равно долго не протянешь.

Я не отвечал. Не стоило тратить дыхание на болтовню, пока мышцы работают.

Прошло ещё несколько секунд, и Воин замолк. Я заметил, как его губы поджались, а плечо начало подрагивать.

Феномен держался за счёт наглости и привычки показывать показное спокойствие, а у Воина аула взгляд уже начал бегать…

А гиря в моей руке казалась тяжелее с каждой секундой. Но я знал одно: здесь выигрывает тот, кто умеет терпеть.

— Двадцать секунд, — объявил Решалов.

Этого хватило, чтобы вся бравада у соперников начала окончательно рассыпаться.

Воин аула, ещё недавно ухмылявшийся, теперь стискивал зубы, дыхание у него стало рваным, с присвистом. На лбу выступил пот — капли собирались в бисеринки и медленно стекали по вискам. Его рука дрожала всё сильнее, будто гиря весила уже не шестнадцать кило, а все тридцать.

Феномен держался чуть лучше, но и у него лицо изменилось. Челюсти сжались до скрипа, вены на шее вылезли, дыхание стало шумным, а ноздри раздувались. Он по привычке пытался изображать спокойствие, но пот на лбу выдавал правду — ему тоже было ой как непросто.

Мне самому тоже было непросто. Плечо ныло, мышцы горели, и гиря тянула вниз. Я дышал глубоко и ровно, загоняя себя в ритм: вдох, выдох. Ещё секунда. Ещё.

Воин аула не выдержал первым. Он начал заваливать корпус назад, делая угол в руке больше, чтобы хоть как-то выиграть время. Кисть загнул, пальцы побелели. По правилам это не считалось нарушением — но для всех было ясно, что Хасбулла уже на последнем дыхании.

Я видел, как у него подкашивались ноги, лицо налилось красным, глаза закатились. Давление у него явно зашкаливало. Он ещё секунду-другую пытался удержать гирю, но потом рука дрогнула — и гиря с глухим стуком рухнула на пол.

Воин аула вылетел.

Я перевёл дыхание и крепче сжал рукоять. Теперь остались мы двое — я и Феномен.

Хасбулла же, едва выронив гирю, вспыхнул, как сухая солома.

— Да я… я просто оступился! — заорал он, хватая себя за бедро, будто хотел показать, что там свело мышцу. — Я мог дольше держать!

— Всё, — резко пресёк его Паша Решалов. — Второго шанса не будет. Уронил — значит, вылетел.

— Правила для всех одинаковые, — добавил Лёша.

Воин махнул рукой, но я видел, как внутри его разрывало.

Я перевёл взгляд на гирю в своей руке. Рука дрожала, мышцы горели, но я держал. И видел краем глаза, что Феномен тоже не собирается отступать.

— Ну что, парни, финалисты определены, — объявил Паша. — Вы сражаетесь друг с другом в финале.

Можно было опускать гири — никто бы не сказал слова. Но мы оба держали. Я и он. Потому что здесь решалось не просто, кто сильнее, а кто возьмёт психологическое преимущество ещё до боя.

Феномен расставил ноги шире, зафиксировался. Его тело напряглось, как стальная пружина. Потом он закинул голову назад, словно презрительно смотрел в потолок. Дрожь у него уже шла по всей руке, но видно было, что запас прочности у него ещё есть.

Я смотрел прямо перед собой. Боль жгла плечо, будто кто-то прижимал его раскалённым утюгом. Но я не собирался сдаваться.

Мы оба знали, что наш финал начался уже здесь.

Моя кисть дрожала, пальцы побелели, и я чувствовал, что ещё секунда — и гиря потянет руку вниз. Но я знал старую школу, то, что в подвалах девяностых нам втолковывали простые, но умные мужики.

Я чуть отвёл руку в сторону. Движение едва заметное, но от него менялась вся биомеханика. Нагрузка с уставшей дельты перетекла на грудную мышцу и часть спины. Для зрителя это выглядело так же — гиря на вытянутой руке. А для меня это стало передышкой, спасением.

И гиря снова будто облегчилась на секунду.

Вот только Феномен краем глаза заметил и сделал то же самое…

Глава 11

Феномен перенял движение почти мгновенно, и теперь мы снова стояли вровень.

Но дрожь росла, причем с каждой секундой давление и нагрузка увеличивалась в геометрической прогрессии. У Феномена по лицу струился пот, вены на руке вздулись, челюсти были сжаты так, что казалось — вот-вот сломает себе зубы.

Я чувствовал, как собственное тело тоже трещит по швам, держась из последних сил. Еще чуть-чуть — и эти швы разойдутся. Ещё чуть-чуть — и придётся отпускать руку… я понимал, что до конца остались считанные секунды, а потом, хотел я этого или нет, но тело откажет само…

И это случилось почти одновременно.

Феномен первым выдохнул, рука у него дрогнула, гиря со стуком полетела вниз. В ту же секунду и я опустил свою — мышцы окончательно сказали «хватит».

Металл синхронно ударился о настил.

Получалось так, что мы сдались в одну секунду.

Мы с Феноменом стояли, тяжело дыша, руки опущены вниз, пальцы до сих пор сводило судорогой. Гири застыли на полу. Я поймал взгляд соперника — такой же усталый, как мой, но в нём по-прежнему пылала злость. Мы оба понимали: опустили одновременно.

В зале повисла театральная пауза.

Решаловы переглянулись, у одного даже отвисла челюсть, второй растерянно поднял руки — они явно не ожидали такого финала.

А вот Козлов улыбался. Его глаза скользнули по нам с Феноменом, и в этом взгляде чувствовалось довольство охотника, загнавшего сразу двух зверей в одну клетку.

— Так… — протянул Паша Решалов, пытаясь восстановить контроль. — Проверим, кто опустил первым, на повторе.

Ассистенты подскочили с планшетами. На экранах запустили запись. Я тоже подошёл и посмотрел на экран — камера показывала нас крупным планом.

— Смотрим внимательно, — буркнул Лёша и нажал на воспроизведение.

Первый повтор. Гири уходят вниз абсолютно синхронно.

Второй повтор. Та же картина.

Третий раз они замедлили кадры до абсурда, прокручивали по миллисекундам.

И всё равно — невозможно понять, кто опустил гирю первым.

Феномен выругался сквозь зубы, я только выдохнул и отвёл взгляд от экрана.

— Ну что ж… — наконец сказал Паша, поднимая микрофон. — У нас, кажется, есть победитель.

Он сделал паузу, обвёл всех глазами.

— Победитель… вы оба! Это невероятно, но вы, парни, опустили свои гири одновременно!

Паша обернулся к Козлову, протягивая Вите микрофон.

— А теперь слово нашему гостю.

Витя вышел к центру неторопливо, уверенно, как хозяин арены, довольный до самодовольной ухмылки, словно слон, который только что прошёлся по лавке с посудой и считает это триумфом.

Он взял микрофон у Паши и оглядел нас с Феноменом, чуть сузив глаза.

— Поздравляю, пацаны, — заговорил он. — Теперь хочу увидеть финал. Настоящий. Чтобы вы показали волю к победе. Чтобы каждый выложился до конца.

Все зааплодировали. Я же смотрел на него и думал, насколько всё в его словах было фальшивым — и пафос, и улыбка.

Витя сделал паузу.

— И чтобы вы понимали, насколько я ценю ваш труд… — он щёлкнул пальцами, и ассистенты вынесли два больших конверта. — Каждому из вас я лично даю премию. Один миллион рублей. Так сказать, из своего кармана.

Феномен шагнул вперёд, взял конверт и поклонился слегка, выражая уважение Вите.

— Спасибо, для меня это честь, — сказал он.

Козлов небрежно кивнул ему и перевёл взгляд на меня. Мол, твоя очередь идти на поклон.

— Деньги оставьте себе, — сказал я. — Пусть лучше их переведут на благотворительность. Там они принесут больше пользы.

Повисла тишина. Я слишком хорошо знал Витьку, чтобы понимать: это не тот человек, которому можно отказывать. То 30 лет назад болезненно реагировал на подобное, а сейчас, спустя годы, всё наверняка было ещё запущеннее. Но взять эти деньги я не мог, не мог и всё — не хотел наступать на горло своим принципам.

Козлов улыбнулся, но в глазах на секунду мелькнул холодный блеск. Ему не привыкать к подхалимам, а вот отказ слышать он точно не ожидал.

Ничего, Витя… наш финал с тобой будет не в этом зале.

Несчастный паренёк, который держал конверт, готов был провалиться сквозь землю, потому что не знал, что делать с деньгами.

— Уважаю, — наконец сказал Козлов, кивком показывая, что конверт могут убрать. — Как тебя зовут?

— Саша Файтер, — сухо ответил я.

Витя помолчал.

— Удачи тебе в финале.

Я заметил, что все, начиная от режиссёра и заканчивая Решаловыми, как будто выдохнули с облегчением после этих слов. Наверное, обрадовались, что Витька не велел меня в багажник засовывать?

Козлов вместе с охраной вышел, а ко мне подошёл режиссёр шоу.

— Александр, ты сегодня сделал красиво. Очень красиво. Ну с благотворительностью… но понимаешь, — он чуть понизил голос. — Нам нужна картинка, которую ждут инвесторы, зрители и спонсоры… она должна быть правильной. Ты понимаешь, о чём я? Больше, пожалуйста, не надо таких выкрутасов, что тебе деньги не нужны и тому подобное. Благодаришь и с улыбкой до ушей бабки принимаешь, окей?

— Обязательно, — я подмигнул режиссёру. — В смысле сам как-нибудь разберусь, без подсказки.

Режиссёр ещё помялся, переступая с ноги на ногу, но сказать ничего не сказал.

— Ну что, господа, раз уж мы здесь, прямо на этой локации проведём битву взглядов, — быстро переключил тему Паша Решалов. — Феномен, Саша Файтер, прошу подойти ко мне для стердауна.

Мы оба подошли к близнецу.

— Сразу предупреждаю — без рукоприкладства, — сходу сказал Паша. — Финал вы должны встретить без травм. Поняли?

Прожектора ударили в лицо, и тренажёрный зал будто исчез. Остались только я и он.

Мы встали друг напротив друга, расстояние — в несколько шагов. Он неожиданно снял очки, и наши взгляды встретились.

Время остановилось.

Я видел перед собой хищника — мощного, уверенного, привыкшего ломать соперников одним взглядом. Его глаза сверкали вызовом, и он смотрел так, будто я уже лежал на настиле.

Я не отводил взгляд, понимал: кто первым дрогнет, моргнёт — тот и проиграет.

Феномен пытался давить. Он то прищуривался, то чуть скалился, едва заметно качал подбородком, будто приглашая меня отвести взгляд. Я не моргнул.

Минуту мы стояли так, камеры писали, телефоны щёлкали, Решаловы переглядывались, понимая, что шоу удалось.

Феномен первым отвёл глаза. Для всех остальных это выглядело, как будто он просто перевёл взгляд в сторону камеры, но я знал, что он сдался в этой тихой дуэли.

— Расходимся, парни. Спасибо, что услышали и не устроили драки, — сказал Паша, когда камеры наконец выключили и битва взглядов была завершена.

Я всё ещё стоял напротив Феномена. Мы будто приросли к полу, ни он, ни я не хотели сделать первый шаг назад.

Феномен пытался изображать, что всё под контролем. Улыбка, прищур. Но я видел, как в его глазах мелькает раздражение. Его явно выводило из себя то, что он не в состоянии вывести меня из равновесия.

— Завтра вечером бой, — сказал Паша, поднимая микрофон. — И я желаю вам обоим удачи.

Близнецы призвали сотрудников поддержать нас, и зал наполнился хлопками.

Я смотрел на Феномена. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы подать руку. И правильно — я и сам не собирался этого делать. Ни к чему этот фальшивый жест.

— Всё окончательно будет ясно завтра, — добавил Лёша Решалов. — Ждать осталось недолго.

Мы с Феноменом ещё секунду держали дистанцию друг перед другом, а потом оба развернулись в разные стороны.

— Готовься, — бросил он напоследок.

— Всегда готов, — холодно ответил я.

Едва мы разошлись, как ко мне сразу подошёл мой менеджер в сопровождении Насти.

— Молодец, Александр! — сказал Антон.

— Мы в тебя верили, — добавила Настя. — Теперь ты по праву в финале.

Я кивнул. Слова, конечно, простые, но чертовски приятно их слышать. От Насти — вдвойне, потому что я полагал, что после вчерашнего, скажем так, инцидента, она на меня обиделась. Но нет же… видимо, так и не зашла, посчитав, что это будет неуместно.

— Так, господа! — продолжил Антон. — Я сейчас справлюсь по расписанию, потому что-то расписание, что было до этого, теперь, как вы понимаете, неактуально.

С этими словами он ушёл заниматься организационными вопросами, а мы с Настей остались вдвоём.

— Почему вчера не пришла? — спросил я. — Я ведь ждал, что ты мне поставишь капельницу.

Она потупила взгляд.

— Думала, что тебе не до этого, я видела Алину… — прошептала она.

— А спросить — занят я или нет? — я вскинул бровь.

— А надо было?

— Ну… надо не надо, а я остался без капельницы, — я улыбнулся.

— Ты разве не провёл ночь… — Настя запнулась, поняв, что никакой ночи ни с кем я не проводил. — Тогда давай я поставлю тебе капельницу прямо сейчас, давай?

— Я не против, — заверил я, капельница на самом деле была бы сейчас далеко не лишней.

— Ладно, через пятнадцать минут я буду у тебя в номере! Мне надо подготовиться…

— Жду, — согласился я.

Настя развернулась и чуть ли не вприпрыжку побежала в свой номер. Я же взглянул на время, чтобы засечь 15 минут, а когда поднял взгляд, увидел перед собой младшего Козлова. На лице его застыла тень.

— Этот урод… был здесь? — спросил он.

— Был, — подтвердил я. — Он сам объявлял испытание.

Я видел, как у Сашки на скулах заходили желваки. Челюсти были стиснуты так, будто он готов был зубами перегрызть глотку своему неназванному папаше.

— Ладно… — только и выдавил он, отводя взгляд.

Напряжение в нём всё ещё чувствовалось, нервы были как натянутый трос. Я понимал, что встреться он с Витькой лицом к лицу уже сейчас, и последствия могли оказаться не самые радужные. Если я нашёл в себе силы сдержаться и не броситься на Козлова, то не уверен, что Сашка смог бы сделать то же самое.

Младший Козлов всё же протянул мне руку.

— Поздравляю.

Я пожал, глядя прямо в его глаза. В них вместе с гневом горела и решимость.

— Спасибо, ты не спал? — спросил я.

Спросил не просто так: Саша выглядел крайне измотанным, как будто сегодня ночью не спал ни одной минуты.

— Да так… ворочался, мысли самые разные в голову лезли… — он запнулся и посмотрел на меня и хрипло, почти шёпотом, добавил: — Саша… выиграй бой.

— Я сделаю всё возможное, — заверил я.

Мы стояли секунду молча. В его глазах я видел огонь, в котором горела вся его жизнь. Для него эта схватка была не просто финалом шоу. Она стала целью, точкой, через которую он хотел разрубить прошлое и доказать самому себе, что может.

Я понимал это слишком хорошо. Для него, как и для Светы, противостояние с Виктором Козловым стало смыслом. Их боль, их ненависть, их надежда — всё завязалось в завтрашнем финале.

Я кивнул и положил ему руку на плечо.

— Мы дойдём до конца, — сказал я.

И сам, мысленно, вдруг осознал, что я пойду до конца, даже если придётся заплатить за это всем, что у меня осталось.

Я вернулся в свой номер. Дверь щёлкнула за спиной, отрезая гул коридоров, и сразу накатила тишина.

С самого начала шоу я заселился именно сюда и так и остался. Никто так и не сумел сместить меня, хотя шанс участникам выпадал пять раз. Смешно подумать, но комната будто стала для меня как крепость на этом реалити. Хотя многие бы, наверное, хотели попасть именно сюда.

Я уселся на край кровати, провёл ладонью по покрывалу и вдохнул глубже. Завтра финал. Последний бой… Теперь осталось встретить здесь утро финала — и можно выселиться.

А вот капельница сейчас была бы совсем не лишней. Тело гудело, как перегретый трансформатор. Я чувствовал, что силы у меня уходят быстрее, чем я успеваю их накапливать.

Я перевёл взгляд на пакет, который вчера вечером оставила у двери Настя. Там, среди прочего, лежал и нужный набор: система, физраствор, ампулы.

В этот момент в дверь как-то совсем уж робко постучали.

— Заходи, — сказал я, не вставая.

Дверь тихо открылась, и в проёме появилась Настя. Она держала в руках сумку и улыбалась.

— Ну что, готов? — спросила она, заходя внутрь и прикрывая за собой дверь.

— Если честно, я готов был ещё вчера, — усмехнулся я. — Только без тебя никак.

— Так, ну что, — сказала она деловым тоном. — Сейчас начнём тебя потихонечку восстанавливать. Завтра будешь как огурчик. Ложись удобнее.

Я усмехнулся, чуть подвинулся на кровати и вытянул руку.

— Спасибо, доктор, — пробормотал я.

Она только махнула рукой, но я видел, что ей приятно.

Настя расстегнула сумку, и я услышал тихий звон стеклянных ампул, шуршание упаковок. Она аккуратно достала систему, разложила шланг, проверила зажим. Сначала достала антисептик, потом вскрыла пакет с физраствором, подвесила его на импровизированный крючок у изголовья.

Я наблюдал, как её руки уверенно раскладывают систему, как она ловко вскрывает ампулы, набирает раствор.

— Держи руку ровно, — сказала она, уже надевая перчатки.

Я вытянул правую. Вены у меня были чуть вздуты после нагрузок. Она осторожно прощупала пальцами, надавила, проверила.

— Вот здесь хорошо пойдёт, — отметила и обработала место спиртом.

Игла вошла мягко, почти без боли. Настя зафиксировала её пластырем, потом подключила систему.

Прозрачная жидкость медленно потекла по трубке, и вскоре я почувствовал лёгкую прохладу, бегущую по вене. Это ощущение было знакомым и даже родным. Словно организм наконец-то получил то, чего ждал.

— Ну вот, — сказала она, откинувшись на спинку стула. — Пошло. Теперь расслабься.

Я посмотрел на неё. Она сидела спокойно, следя за капельницей, будто находилась не в гостиничном номере, а в палате.

Я прикрыл глаза, слушая ровный стук капель. Внутри становилось легче. Будто тяжесть, осевшая в мышцах и голове, медленно растворялась.

— Завтра будешь как огурчик, — повторила она.

Я улыбнулся краешком губ.

— С твоей помощью — точно.

Я закрыл глаза и выдохнул. Тепло разливалось по вене, медленно растекалось по телу, снимая усталость. Организм жадно впитывал каждую каплю. Голова, гудевшая после нагрузок и стресса, стала проясняться.

Я поймал себя на том, что впервые за несколько дней мне не хотелось ни о чём думать. Ни о финале, ни о Козлове, ни о том, что впереди снова придётся бить и быть битым.

— Засыпай, — сказала она так же тихо. — Организм сам знает, что ему нужно.

— Спи, солдат, пока дают, — хмыкнул я.

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

Тепло разливалось всё шире, веки тяжелели. Тело сделало выбор за меня.

И я провалился в сон. Лёгкий, но глубокий…

Проснулся среди ночи. Сначала не понял, где нахожусь, но потом вспомнил, что я в гостинице, на шоу, меня ждёт финал с Феноменом. Тело было лёгким, капельница сделала своё дело.

Настя никуда не ушла, она сидела в кресле у стены, задремав прямо с телефоном в руке. Лицо у неё было усталым, но спокойным, волосы спали на плечо. Телефон в её руке светился. На экране застыло сообщение от Марика: «Спокойной ночи:)».

Я наклонился, коснулся её плеча.

— Настя, проснись, — шепнул я.

Она вздрогнула, открыла глаза и сразу попыталась выпрямиться.

— Ой… я уснула… — пробормотала она виновато. — Прости, я хотела просто проверить, чтобы с капельницей всё было нормально.

— Всё в порядке, — успокоил я. — Ты сделала своё дело. Спасибо.

Она улыбнулась сонно, кивнула и поднялась, собирая сумку. Я проводил её взглядом до двери. Прошёл к окну. За стеклом раскинулся сад — тёмные силуэты деревьев, подсвеченные редкими фонарями вдоль дорожек.

Мысли сами нахлынули. Я вспомнил девяностые — подвальные залы, облупленные стены, запах железа и крови. Тогда дрались просто, чтобы доказать себе, что ты можешь и выдержать. Сейчас всё выглядело иначе… мраморный особняк, свет, камеры, миллионы на кону. Но суть оставалась той же — завтра нужно будет выйти и доказать, что я выдержу.

Я знал, что завтра выложусь до конца. Как бы ни закончился этот бой, он должен был стать финалом. И не только шоу.

Глава 12

Проснулся я от резкого стука в дверь. Сначала подумал, что это сон — слишком уж ранний час для гостей. Но нет, кто-то настойчиво пытался проникнуть в мою комнату. Гадать, кто именно, не пришлось: через несколько секунд я услышал, как знакомый голос пробил тишину.

— Саша, вставай! Подъём! — раздался голос Антона, моего менеджера.

Я нехотя открыл глаза, давя в себе назойливое желание послать Антона в увлекательное пешее путешествие по местам столь отдалённым. Часы на экране мобильника показывали шесть утра.

Шесть! Утра!

Ещё бы час сна, ну ладно — два, и я был бы человеком. Но нет, сегодня не тот день, когда можно было позволить себе слабость. Так что, похоже, придётся чуть побродить по особняку в режиме «сонного тетерева».

— А позже нельзя? — всё-таки спросил я для порядка. — Ты время видел, Антоха?

Я выдохнул, облокачиваясь на подушку. Потому что понимал — нет, позже не получится.

Антон уже стоял в проёме. Он, впрочем, выглядел так, будто для него шесть утра — самое бодрое время суток. В руках папка с бумагами, на лице сосредоточенность. Вообще, он удивительным образом преображался, когда речь шла о работе. Из растерянного и прибранного паренька мигом превращался в ответственного мужчину.

— Позже уже всё закончится, — сухо бросил он. — Давай, быстро приводи себя в порядок. Через пятнадцать минут жду тебя в коридоре. Пойдём записывать ролик, который будут крутить в интернете перед твоим выходом на ринг.

— Во как… А предупреждать заранее — не судьба?

— А как тут заранее предупредишь, если у нас весь график поехал после того, как полуфинал решили не проводить? — Антон лишь развёл руками.

Я вздохнул, разминая плечи. Тело ещё помнило вчерашние нагрузки, но после Настиной капельницы внутри было странное ощущение свежести.

Диссонанс?

Да, будто кто-то вставил в уставший автомобиль новый мотор.

— Ладно, понял-принял, — сказал я, глядя на менеджера сквозь сонную хмурость. — Десять минут, и я готов.

Антон кивнул, довольный, что спорить я не собираюсь.

— Жду в коридоре! — закончил он.

Дверь за ним захлопнулась. Комната вновь погрузилась в тишину. Я остался сидеть на краю кровати, глядя на время на мобильнике. Подавил в себе желание ещё пять минуток подремать, прикрыв глаза. Увы, но такие методы только продлят утренние мучения и нежелание вставать.

Я наконец поднялся, прошёл в ванную, шаркая босыми ногами по полу. Ледяная вода хлестнула в лицо, смывая остатки сна. Щётка заскрипела по зубам, мята зубной пасты обжигала язык.

Благодаря капельнице Насти я чувствовал себя почти заново родившимся. И раны, кстати, тоже как будто бы начали заживать чуточку быстрее. По крайней мере ссадины и сечка над бровью смотрелись куда лучше, чем вчера. Нет, шансов, что они полностью заживут до финала шоу, — ноль целых и ноль десятых. Но всё равно приятно.

Я наконец вышел из душа, вытерся, надел спортивные штаны и футболку с логотипом лиги.

Вот и вся готовность.

Иногда благодарю бога за то, что мужики лишены необходимости краситься по утрам и наводить марафет.

Краем глаза взглянув на себя в зеркало, я поводил ладонью по своей короткой стрижке и вышел из номера.

Антон, как и обещал, ждал в коридоре, уткнувшись в телефон, губы кривились в довольной улыбке.

— Чего такой довольный в такую рань? — поинтересовался я.

— Прикинь, — Антон покосился на меня. — Опубликовали тизер нашего реалити на официальном аккаунте.

— Допустим, а радуешься чему?

— Миллион просмотров за первые же часы! — выпалил Антон с таким видом, будто ему сказали, что у него родился сын.

Он развернул экран так, чтобы я тоже мог видеть. На экране мелькали знакомые кадры — нарезка напряжённых моментов из уже отснятых выпусков. Надо отдать должное, продакшен здесь был на высоте. Ребята из команды лиги очень хорошо знали своё дело и понимали, как и за счёт чего привлечь зрителя. Смонтировано всё было так, что я бы сам не отказался посмотреть такое шоу. Это и поддержал зритель. Зритель охотно комментировал, лайки ставились каждую секунду, комментариев уже было несколько тысяч, и количество их только росло.

— Это очень круто, — добавил Антон, глядя на меня так, словно я должен был подпрыгнуть от счастья.

— Хорошо, что хорошо — зря, что ли, стараемся, — я пожал плечами.

Положа руку на сердце, я до сих пор не привык бурно реагировать на такие вот виртуальные успехи. А надо было, наверное. Виртуальные успехи здесь подчас важнее реальных…

— Ладно, чтобы было так же круто дальше, — сказал Антон и убрал телефон в карман. — Пойдём. Нам надо на съёмку, а то режиссёр мне глаз на одно место натянет, если опоздаем. Я его тоже понимаю, Сань, весь съёмочный график к чертям.

— Сочувствую…

Мы с Антоном прошли по коридору особняка, спустились по лестнице на первый этаж и вышли в спортзал. Тот самый, где вчера у нас проходил полуфинал специфического формата. Такое впечатление, что здесь даже не разбирали оборудование.

Режиссёр, завидев нас, подошёл первым, приветственно взмахнув рукой. На нём была чёрная футболка с надписью «большой босс», из одного уха торчал беспроводной наушник, а двигался он так быстро, будто спешил одновременно в десять мест.

Увидев меня, режиссёр улыбнулся, протянул руку.

— Доброе утро, Саша. Как твоё самочувствие?

— В норме, — ответил я. — Что делать надо?

— Всё просто. Отснимем материал. Ты поработаешь по мешку или пресс покачаешь, не знаю там, на скакалке попрыгаешь. А потом на камеру дашь обещание зрителю на финал. Мол, «я выйду и выиграю», всё как положено. Фирштейн?

— Хорошо. Давай по мешку поработаю, — согласился я.

— Только, Файтер, мне нужно так, чтобы у зрителя волосы зашевелились. Не просто удары, а самое мясо, понимаешь? Чтобы каждый звук проходил по нервам…

— Что-нибудь придумаем, — заверил я.

— Чудесненько, — бросил режиссёр, потерев ладонями.

Антон ткнул меня локтем, привлекая внимание.

— Вон посмотри, как Феномен расстарался…

Я повернул голову. На другом конце зала стоял Феномен. Камеры окружили моего соперника со всех сторон, и он работал по груше. Причём делал это крайне эффектно. Мешок дёргался, скрипели цепи. Удары были тяжёлые и плотные. Каждый удар отзывался в воздухе глухим стуком. Мешок ходил ходуном, цепи натужно скрежетали. В этом было что-то демонстративное — он бил так, чтобы все видели, что силы у него вагон и маленькая тележка.

— А давай-ка я тоже по груше обработаю, — сказал я, повернувшись к режиссёру. — И посмотрим, чья отработка зрителям понравится больше.

Режиссёр на секунду замялся, но в глазах вспыхнул интерес.

— Давай, — ответил он. — Это будет отлично. Сравнение всегда работает.

Пришлось подождать, пока Феномен закончит свою показуху. Он бил методично, как отбойный молот, и в каждом его ударе чувствовалась злость. Я видел, как режиссёр при каждом его ударе довольно кивал — мол, да, вот оно, то самое шоу. Задумка этого действа была понятна — Феномен хотел, чтобы зритель видел его не просто бойцом, а чудовищем во плоти, что называется.

И вот, заканчивая свой ритуал «запугивания», Феномен резко развернулся и влепил бэкфист по снаряду. Удар пришёлся с такой силой, что мешок дёрнулся, кожа натянулась, и я заметил оставшуюся после удара вмятину. Цепи жалобно загудели, а звук от удара прокатился по спортзалу низким эхом.

— Ни хрена себе удар, — пробормотал Антон.

Феномен закончил свою серию и снял перчатки. Мешок всё ещё покачивался от его ударов, колотушка у него действительно была что надо.

— Саня, прикинь, если такой тебе в голову прилетит… — пошептал Антон. — Тут такими кувалдами только стены ломать.

Я хмыкнул, пожал плечами.

— Был такой боксёр, если знаешь, у которого удар считался сильнейшим за всю историю бокса. Эрни Шейверс, — я покосился на своего менеджера. — Никто не бил так, как Шейверс. Эрни мог правой по шее ударить так, что у тебя лодыжка сломается.

Антон медленно повернул ко мне голову.

— Но при этом он не был чемпионом мира, — добавил я, глядя на всё ещё покачивающийся мешок. — Так что сила решает многое. Но далеко не всё.

Феномен заметил меня и задержал взгляд на мгновение. Его глаза скользнули по мне с долей пренебрежения. Я понял, что он уверен, что победа в его кармане.

— Саша, твоя очередь, — пригласил меня к мешку режиссёр.

Цепи ещё качались, сам мешок тоже покачивался, как маятник. Я встал к нему, поднял руки и начал работать.

Сначала удары были размеренные, как разогрев. Но чем дольше я бил, тем сильнее накатывала злость. В голове мелькали лица и события, которые вели меня к этому моменту, и каждый удар становился тяжелее.

Это тебе за Марину… Я врезал справа. За девчонку, которая была вынуждена жить под чужим именем, не зная, где мать. Мешок дёрнулся…

Вот тебе за Сашку — я вогнал левый хук в снаряд. Пацана, росшего без отца и не знавшего, что у него есть сестра. Цепи жалобно звякнули, зал наполнился гулом.

За Светку полетел апперкот снизу, такой, что мешок качнулся ещё сильнее. Витька лишил её всего, сломал ей жизнь…

Я уже почти не слышал ничего вокруг. Был только я и этот мешок, который «превращался» в Козлова в моём воображении.

И за то, что ты, сука, ещё не сдох. В последний удар я вложил всё, что оставалось внутри. Правый на скачке влетел в мешок, и тот сорвался с цепей. Рухнул на пол с таким грохотом, что звук прокатился по спортзалу, будто раскат грома.

В спортзале повисла тишина.

А потом тишину нарушил чей-то ошарашенный голос:

— Вот это удар… Да он чёртов псих!

— Какой псих, ты видел? Это сила! — отозвался парень из группы монтажников. — Феномену с таким — кранты!

Слова покатились по залу. Ещё миг назад все глазели на Феномена как на шоу-монстра, теперь же взгляды скользнули ко мне.

Я развернулся к камере.

— Победа будет за нами, — заявил я, изображая удар кулаком в объектив.

Секунд пять никто не шелохнулся. Потом режиссёр рванулся вперёд, будто боялся упустить момент.

— Стоп! Снято! — выкрикнул он, взмахнув рукой.

Операторы загалдели, перешёптывались, переглядывались. Антон растерянно присвистнул и принялся скрести макушку. Все были в шоке от того, что я сорвал мешок с цепей. Ну выглядело на самом деле эффектно, что тут скажешь.

— Ни хрена как круто! — выпалил режиссёр.

Он буквально подпрыгивал от восторга.

— Это будет в заставке! Это то, что нам надо! — загалдел он.

Я вытер пот со лба. Внутри всё ещё кипело, но снаружи я оставался спокойным, не давая повода понять, что я сам удивлён. Пусть будет, как в одной известной песне: «и всё идёт по плану».

Честно?

Ни хрена не ожидал, что выйдет так эпично, но снаряд, конечно, в тему упал. Эпичнее было бы, если бы я проломил руками стену… ну или головой. Но в следующий раз, а пока так.

Ко мне быстрым шагом подошли Решаловы. Близнецы, как всегда, двигались синхронно, будто отражения друг друга, и даже улыбались одинаково.

— Сань, ну что сказать… — начал Паша, хлопнув меня по плечу. — Ты красавчик капитальный. Устроил войну, вот честно! Я уверен, что как только выйдет первая серия шоу, ты станешь суперпопулярным!

Лёша, державший телефон, пододвинул экран поближе.

— Ага, вот, глянь. Реакции на отрывки с твоим участием в телеге. Там уже взрыв мозга, а когда вот это смонтируют, — он кивнул на валявшийся на полу мешок.

— Вообще будет взрыв башки.

На видео я увидел фрагменты вчерашних съёмок — кадры с гирями, где мы с Феноменом сошлись одновременно. Внизу — уже ставшие нормой тысячи комментариев: «Файтер красавчик», «Этот парень настоящий», «В финале только он».

Паша ткнул пальцем в экран.

— А вот смотри ещё. Тут люди голосуют, кого бы они хотели видеть в финале. Видишь? Это ты!

На экране горела диаграмма голосования. Мой процент перевалил за половину всех голосов, Феномен отставал, и эта цифра была сама по себе ударом для его самолюбия.

— Типа удачи тебе, Сань, — добавил Лёша. — Мы, конечно, ведущие, у нас не должно быть предпочтений. Но… — он подмигнул. — Мы желаем тебе победы, брат.

— Приму как личное мнение, а не как официальное заявление, — я подмигнул в ответ.

— Ладно, — сказал Паша, пряча телефон. — Пойдём. Надо записывать интервью с твоим соперником.

Мы пошли в соседний зал. Там прямо в центре стояло кресло на фоне логотипа лиги. И в нём, как на троне, развалился Феномен. Всё так же в солнцезащитных очках, всё такой же уверенный.

Подача была такая, словно и ринг ему не нужен. Достаточно сказать пару слов — и весь мир падёт к его ногам. Вот иногда на того или иного боксёра говорят «Белый Тайсон», этот же экземпляр в кресле напоминал «Белого Мохаммеда Али».

— Ну что скажете о сопернике? — спросил явно закадровый голос ассистента, который не попадёт в эфир.

Феномен усмехнулся, приподнял подбородок и заёрзал на кресле, располагаясь удобнее.

— Файтер крепкий парень, — начал он. — Но финал будет быстрым. Он достиг своего потолка, и выше головы не прыгнет.

Со стороны съёмочной группы раздались одобрительные смешки. Им нравилось слушать хищника, который не сомневается в исходе противостояния. Надо отдать должное Феномену — болтать на камеру у него получалось очень хорошо.

Я стоял чуть поодаль, слушал молча, потом всё-таки сделал шаг вперёд, так, чтобы Феномен меня заметил.

И заметил.

Его губы тронула ещё более широкая улыбка. Он посмотрел прямо в камеру, важно подбоченился.

— Файтер ляжет в третьем раунде.

Я вышел из-за оператора.

— А если не положишь в третьем? — сухо спросил я.

Ассистенты переглянулись, оператор уже хотел крикнуть «стоп», но режиссёр затряс головой, давая распоряжение продолжать съёмку.

Феномен снял очки. Его глаза впились в меня, злые, холодные.

— Я говорю, что нокаутирую тебя в третьем раунде, — процедил он.

Я не отступил.

— А я у тебя спрашиваю, что будет, если ты этого не сделаешь?

На лице Феномена на секунду мелькнуло замешательство. Уверенность дала трещину. Он хотел ответить, но слова застряли в горле.

— Давай сделаем на спор? — я усмехнулся.

— Какой спор?

— Если я не просто выстою, а выиграю у тебя, ты по возвращении в Москву придёшь в мой зал. И проведёшь тренировку для моих пацанов. Мы снимем это и выложим.

Я видел, что внутри него началось «волнение». Ну конечно, если отказаться — значит признать слабость, согласиться — значит допустить, что я могу победить.

Наконец Феномен медленно протянул мне руку.

— Договорились.

Мы пожали друг другу руки. Его ладонь была холодной, сильной, но я держал крепко, сжимая до того момента, пока он первым не попытался выдернуть.

Паша Решалов, стоявший рядом, оживился.

— Саня, ну ты, конечно, затейник. Такая коллаборация взорвёт интернет. Он реально популярен, а ты пока уступаешь в медийке.

— Учусь, — ответил я. — Не боги горшки обжигают.

К нам подошёл второй брат, куда-то отходивший.

— Файтер, у меня для тебя есть сюрприз, — поведал он с хитрой улыбкой. — Причём такой, что тебе точно понравится.

— Я, конечно, сюрпризов не люблю. Обычно за ними больше мороки, чем радости, — сказал я. — Но раз уж ты так уверен, что мне понравится — говори, что за сюрприз?

Лёша отрицательно покачал головой.

— Нет, если скажу, сюрприз перестанет быть сюрпризом. Пойдём, лучше покажу. Там всё уже готово.

— Ну пойдём.

Мы вышли в коридор. Я шёл за Лёшей и пытался угадать, что он задумал. Пиар-ход? Провокация от организаторов? Или очередной трюк, чтобы подстегнуть интерес к финалу?

Впрочем, гадать долго не пришлось.

Мы подошли к массивной двери, у которой стоял Антонио. Этого парня я успел более-менее изучить и заметил, что в его глазах сквозило удовольствие, будто он знал, что сейчас меня действительно удивят.

— К тебе приехали, — сказал Антон, улыбаясь.

Мысли гадали кружиться в голове. Кто? Откуда? Но и тут ждать долго не пришлось.

— Заходи, — кивнул Антонио и толкнул дверь.

Глава 13

Дверь вела прямиком к холлу, я вошёл в него вслед за Лёшей и Антонио, огляделся… И вдруг услышал до боли знакомый голос.

— Саня! — раздалось громко, с хрипотцой, но в этом голосе было столько радости, что я аж застыл. — Здоров, брат!

Ноги будто приросли к полу. Из глубины холла шагал Игнат собственной персоной — так же, как всегда, размашисто, уверенно. Плечи расправлены, руки широко разведены. Его лицо светилось открытой улыбкой, а в глазах горел тот самый блеск, который невозможно подделать — радость, настоящая.

— Привет, брат! — радостно ответил я.

Мы обнялись крепко, так, что кости захрустели. Неожиданно, конечно, я не думал всерьёз, что Игнат тогда говорил серьёзно, и он действительно приедет за тысячи километров на финал. Но приехал же, что не могло не радовать.

— Ну что, как дорога? — спросил я, чуть отстранившись и невольно осматривая его с ног до головы.

От него пахло тем самым одеколоном, который я помнил ещё по залу: резкий, дорогой, стойкий. И выглядел он бодро, подтянуто, будто дорога не отняла у него ни капли сил. Я поймал себя на мысли — чертовски рад его видеть здесь, рядом.

— Да нормально, — махнул он, словно отмахиваясь от пустяков. — Самолётом прилетел, дорога без приключений. Тут знакомые встретили, сразу довезли до вашего реалити-шоу. Всё чётко, как по расписанию.

— И надолго прилетел?

Игнат усмехнулся и по-братски потрепал меня по плечу.

— Обратно я планирую лететь с тобой, — сказал он без тени сомнений. — Причём не просто как пассажиром, а как с победителем. Ты меня понял, брат? Другого варианта я даже не рассматривал.

Я тоже хлопнул его по плечу в ответ. Приятно, конечно, когда близкие в тебя так верят.

— Ну, значит, другого выбора у меня тоже нет. Надо побеждать.

— Да какой там выбор! — искренне рассмеялся Игнат. — Я билеты сразу купил, даже не сомневался. Настолько верил в тебя, что сам себе сказал: либо финал, либо я зря живу. И, кстати, не я один… — он хитро улыбнулся. — Гляди сюда.

Игнат достал из спортивной сумки, которая висела у него на плече, аккуратно сложенный свёрток. Развернул ткань, и я увидел знакомые цвета. Сердце приятно екнуло.

— Пацаны из «Тигра» передают тебе привет, — продолжил Игнат. — Все смотрят, все болеют. Сидят в зале, орут за тебя, будто сами в ринг выходят. Но это ещё не всё.

Он развернул свёрток до конца. Передо мной оказался флаг. Большой, плотный, сшитый явно на заказ. В центре была эмблема моего зала и надпись «Боевые перчатки». На флаге маркером были нанесены два десятка подписей с пожеланиями мне победы.

Кто писал, я понял сразу.

— Это твои пацаны, Саня, — озвучил мою догадку Игнат, улыбаясь. — Каждый расписался. Каждый вложил в эту тряпку свою веру. Попросили, чтобы ты вышел с этим флагом на ринг.

Я на миг представил, как пацаны по очереди выводят пожелания и расписываются, споря, кто сделает это первым.

— Обязательно выйду с ним, — заверил я.

Игнат кивнул, довольный.

— Я и не сомневался, поддержка у тебя, блин, сумасшедшая! — хмыкнул он. — Ладно, как ты тут устроился, брат?

Игнат огляделся по сторонам. Он явно прикидывал, как выглядит вся эта «кухня» шоу изнутри.

— Нормально. Я тут как король живу в лучшем номере. Выиграл сразу его и всё шоу никому не отдаю.

— Ни хрена расклад, это чтобы заселиться, бороться надо? — Игнат удивлённо вскинул бровь. — А чё, кто проиграет, того под жопу мешалкой?

— Ну что-то вроде того, — подтвердил я. — Так что если что — располагайся у меня. Чтобы из гостиницы сюда не ездить, зря время не тратить.

Игнат фыркнул, покачал головой.

— Да не, брат. Из гостиницы сюда ехать и вправду неудобно, но я не хочу тебя стеснять. Это же твой номер, твоя крепость. Поэтому я договорился через близнецов Решаловых. Мне отдадут отдельный номер. Пусть не такой шикарный, как у тебя, но тоже ничего, — он подмигнул.

— Ну, смотри сам, я бы только рад был.

— Конечно, — Игнат как-то уж больно заговорщицки прищурился. — Но это не весь сюрприз, Сань. Есть у дядьки Игната ещё сюрпризы!

Он вдруг повернулся в сторону выхода и жестом подозвал кого-то. В проёме показались знакомые силуэты. Я моргнул, не веря глазам, и только когда свет упал им на лица, понял, что это Виталя и Марик. Неожиданно, блин! Наверное, увидев здесь живого слона, я бы удивился даже меньше.

— Вот, Саш, такой тебе сюрприз, — сказал Игнат и довольно улыбнулся. — Аболтусов твоих в Екатеринбург привёз.

Я шагнул навстречу, и мы с пацанами обнялись крепко, по-мужски.

— Еле прилетели, — пожаловался Виталя, усмехаясь. — В самолёте рядом бабка всю дорогу крестилась и твердила, что летим в ад. А я ей говорю: «Не, мы летим на бой века».

Марик прыснул со смеху.

— А в аэропорту вообще прикол. Стоим мы с билетами, а кассирша в упор на Игната смотрит: «Вы же тот, который драки устраивает?»

— Я ей ответил, что драки устраиваю только по расписанию, — вставил Игнат, довольный произведённым эффектом.

Без слов было понятно, что пацанов привёз Игнат. Перелёт до Екатеринбурга — дело отнюдь не дешёвое, и он лично оплатил им дорогу. За это ему большущее спасибо, кстати. Потому что если кто и должен быть рядом в этот день, так это Марик и Виталя. Они должны разделить со мной успех, пацаны этого заслужили не меньше. Они шли со мной с самого начала пути в этом, по сути, новом для меня мире.

Я отстранился, оглядел обоих. В их глазах горела та самая искра, с которой они когда-то впервые пришли в зал. Там было всё вперемешку: вера, гордость, готовность стоять за меня горой. Красавцы!

— Спасибо, парни, спасибо большое за поддержку, — сказал я. — А на кого же вы зал оставили?

Мысль, что зал стоит без присмотра, буквально сама слетела с языка.

Игнат усмехнулся, как будто ждал этого вопроса заранее.

— Всё под контролем, брат. Я же не дурак. Я оставил там своего человека. Надёжный парень, свой. Так что не переживай — зал под надёжным присмотром. Мышь не проскочит, муха не пролетит или как там говорится.

Я кивнул, отпуская тревогу. Знал, что если Игнат сказал — значит, так и есть. Он никогда не бросал слов на ветер.

— Ну а теперь… — он сделал демонстративную паузу. — Скажем так, главный сюрприз. Но сначала, пожалуй, отметим.

В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и к нам вылетела Настя, с глазами полными предвкушения. Я заметил, как Марик до этого что-то писал в телефоне — наверняка ей.

Заметив Марика, девчонка замерла на секунду, а потом буквально бросилась к нему в припрыжку. Обняла Марика крепко, по-настоящему, с тем теплом, которое не подделаешь. Марик, сначала растерявшись, тоже улыбнулся и прижал её к себе нежно.

Я стоял в стороне и смотрел на них. И… мне стало легче. Я в этот момент понял, что искренне рад и за Марика, и за Настю. Рад тому, что у них всё началось. Настя заслуживала счастья. А я… я бы не смог ответить ей взаимностью. У меня была другая дорога. Слишком тяжёлая, слишком извилистая. Для меня оставалось лишь одно — бой, долг и дорога вперёд. Если бы я шагал по этому пути, держа за руку Настю, то подвергал бы девчонку совершенно ненужной опасности, а это я хотел меньше всего.

— Ну-ка, Настя, как специалист скажи… — заговорил Игнат, переключая на себя внимание девчонки. — Если Саша сейчас кусочек пиццы съест, он у нас развалится на ринге или нет?

Настя отстранилась от Марика, но улыбка не исчезла. Она даже поправила волосы, словно пыталась вернуть себе деловой вид. Вообще девчонка она была гиперответственная, ну и как-никак, а с Игнатом у неё существовала договорённость о работе в «Тигре». Поэтому Настя хотела блеснуть перед будущим боссом своими знаниями.

— Перед боем нельзя есть за два-три часа. Чтобы не было тяжести и тошноты, — затараторила она. — В это время лучше всего лёгкая пища — каши, цельнозерновой хлеб, фрукты. За час до боя вообще только вода, и то маленькими глотками.

— Так что пицца нежелательна? — Игнат выгнул бровь. — А если кусочек?

— Если кусочек… то можно, — сказала Настя и лукаво посмотрела на меня.

— Слышал? — рассмеялся Игнат, повернувшись ко мне. — Нежелательно, но можно! Так что тебе, Саня, не отвертеться.

Игнат хлопнул в ладони и оглядел всех нас.

— Так, пацаны, — обратился он к Витале и Марику. — Сейчас подъедет доставка. Пиццу я не заказал — это зря, она перед боем действительно ни к чему. А вот шашлычка, овощей, хлеба, всякой всячины — это другое дело.

Марик и Виталя закивали в унисон, быстро понимая, что хочет Игнат.

— Ладно, мы сгоняем, получим заказ, — сказал Марик.

— Ага, попутного ветра, — хмыкнул Игнат. — Сразу несите ко мне в номер.

Марик, Виталя, а с ними и Настя пошли получать доставку. Игнат же повернулся и как-то сразу посерьёзнел.

— Сань, расслабься, брат, ты слишком напряжён. Это чувствуется с первого взгляда. Без базара, это нормально — финал, давление, весь этот цирк с камерами. Но если ты всё время будешь крутить в башке мысли об этом, то сгоришь раньше, чем прозвенит гонг. Короче, надо расслабиться, брат. Переключиться хотя бы на пару часов. Это важно. Чтобы выйти и быть свежим, а не выжатым.

— Согласен, — ответил я.

Конечно, застолья до добра не доводят. Но иногда это нужно. Я вспомнил недавний эпизод, о котором читал в интернете. Перед боем с Александром Усиком отец претендента Дэниэля Дюбуа устроил дома вечеринку. Хотел снять напряжение у сына перед важным поединком, а в итоге только сбил настрой. Дюбуа вышел опустошённым, без концентрации, и в итоге разгромно проиграл.

В этот момент вернулись Марик, Виталя и Настя, неся в руках огромные пакеты. Сразу запахло мясом, специями, тёплым хлебом.

Мы перебрались в номер Игната. Там поставили еду на стол, расселись кто где. Атмосфера стала уютной, почти домашней. И впервые за последние дни я почувствовал, что могу выдохнуть.

Марик потянулся за шампуром, но Виталя опередил его.

— Вот всегда так! — буркнул Марик. — Я только руку протяну, а ты уже впереди.

— Да потому что я быстрее, — огрызнулся Виталя.

Спор грозил перейти в привычный обмен подколками, но Настя влезла:

— Мужики, вам что, еды мало? Я сейчас вам ещё кашу заварю, будете делить по ложке.

Все рассмеялись.

Через пару минут в комнату пришли Саня Козлов и Антон, которых я тоже пригласил на наши дружеские посиделки.

Каждый взял по кусочку — кто хлеб, кто овощи, кто шашлык. Я тоже позволил себе немного. Нет, есть особо не хотелось, перед боем кусок в горле стоял, но надо было разделить момент.

Игнат поднял стакан с томатным соком.

— За тебя, брат. Ты уже сделал больше, чем многие могли бы. И в финале ты это докажешь. Я давно не видел таких, как ты. Тебе плевать на всю эту медийную мишуру. Ты делаешь своё. И это главное.

Я кивнул. Слова его были простыми, но они значили больше, чем любые аплодисменты.

Виталя встал и тоже взял слово.

— Саня, вот как есть скажу — ты изменил нам жизнь. Я это честно говорю. Если бы не ты, я бы сейчас шатался непонятно где по подворотням. А теперь я знаю, что у меня есть цель. Ты дал мне и Марику дорогу.

— Подписываюсь под каждым словом, — подхватил Марик. — Раньше я думал, что все эти разговоры о братстве — пустое. А теперь знаю, что это реально работает. Потому что ты собрал нас и показал, что можно жить по-другому.

Настя улыбнулась, глядя на меня и на Марика рядом.

— А я могу сказать только одно. Я рада, что встретила вас всех. Но особенно тебя, Саша. С тобой я снова поверила, что справедливость существует. Я давно в это не верила. А теперь вот… — она потупила взгляд. — Верю.

Раз уж пошла такая каша, Антон тоже не остался в стороне.

— А я… я так скажу, благодаря тебе я прибавлю нолик к своему ценнику на следующем мероприятии, — улыбнулся он. — Как раз ипотеку быстрее закрою!

Саня Козлов не стал высказываться, но, глядя на меня, поднял стакан с соком и благодарно кивнул.

Приятно, конечно, слышать такие вещи. Слушая такие вот признания своих ребят, я действительно сумел отвлечься от мыслей о предстоящем бое.

Игнат откинулся на спинку стула, вытер руки салфеткой и хитро улыбнулся. Он явно готовил почву, будто ждал подходящего момента, чтобы сказать то, что всё это время держал в голове.

— Знаете, за что я хочу выпить? — он оглядел всех по очереди. — За то, чтобы наши залы никогда больше не закрывали, чтобы нас не выгоняли на улицу и чтобы пацаны всегда знали, что у них есть куда прийти.

Игнат внимательно на меня посмотрел.

— Саня, у нас для тебя есть ещё один сюрприз, как я и говорил. И, пожалуй, такой, что понравится тебе даже больше, чем наш приезд.

— Что ещё вы придумали? — спросил я, пытаясь уловить подвох.

Он развернулся к своей спортивной сумке, достал оттуда папку, а из неё — конверт. Встал, подошёл ко мне и протянул документ.

— Вот, поздравляю.

Я взял конверт, вытащил документ и пробежал глазами по строчкам. «Разрешение на деятельность спортивного клуба», гербовая печать, подписи. На секунду я даже потерял дар речи.

— Лицензия… — прошептал я.

— Да, — кивнул Игнат. — Теперь «Боевые перчатки» официально зарегистрированы. Все препоны сняты. Ты можешь работать с детьми, вести тренировки, развивать клуб. Никто больше не скажет, что ты нелегал или что тебя можно прикрыть.

Виталя и Марик вскочили с мест, закричали:

— Поздравляем! Поздравляем!

К ним присоединился Антон. Настя захлопала в ладоши, глаза у неё светились. Даже Саша Козлов, который был совсем без эмоций, и тот присоединился к поздравлениям.

— Поздравляем! Поздравляем! — хором выдали ребята.

Я сидел, сжимая документ, и чувствовал, как разливается по телу приятное тепло. Это был не просто сюрприз. Я всегда хотел работать с детьми, передавать им то, что сам получил в драках, в крови и в боли. Хотел, чтобы у них была возможность учиться не на улице, а в зале, где есть свет, груша, тренер и вера в свои силы.

Для меня этот документ был важнее любого пояса, любого титула и шоу. Теперь «Боевые перчатки» будут жить, и хотелось верить — всегда.

Я встал, поднял лицензию над головой.

— Поздравляем! — все снова закричали, захлопали.

Игнат хлопнул меня по плечу.

— Ты уже сделал больше, чем мог, брат, — сказал он твёрдо. — Теперь просто выйди и доделай. Ты правда это заслужил.

Мы обнялись. Сильно, крепко, без лишних слов.

— Ты знаешь, брат, — признался я. — Я хочу вернуться в зал, к пацанам, когда подерусь. И теперь у меня есть всё, чтобы это стало реальностью.

В этот момент вмешался Антон, которому пришла какая-то смска на мобильник. Он встал, хлопнул ладонями, привлекая внимание.

— Парни, нам пора, — сказал он уверенно. — Время идёт, а шоу ждать не будет. Пора собираться и выдвигаться.

В комнате на миг воцарилась тишина. Игнат ещё держал стакан, но уже не поднимал его. Настя быстро собрала со стола пустые стаканчики и салфетки, стараясь скрыть волнение, но пальцы её дрожали.

Все переживали так, как будто это не мне, а им надо было выходить на ринг. Ну а мне посиделки реально помогли отвлечься.

Я кивнул, поднялся и поправил футболку.

— Ну что, пошли, — сказал я.

Мы двинулись к выходу. Первым шагнул Игнат, будто хотел прикрывать дорогу. Виталя и Марик шли сразу за мной, переглядываясь — они тоже были готовы в любой момент рвануть со мной в огонь, если понадобится. Настя держалась чуть сзади, но я чувствовал её взгляд. Антон проверял телефон, что-то быстро набирал, но и он был напряжён, хоть и делал вид, будто держит всё под контролем.

Я смотрел на него, на пацанов, на Игната и Настю. В глазах каждого отражалась та же мысль — они идут со мной до конца, даже если на ринг ступать должен один я.

От автора:

Новинка от Ника Перумова и Валерия Гурова! Архимаг в теле вора, Петербург охвачен заговорами, князья делят власть, а безликие убийцы вышли на охоту.

https://author.today/reader/482616

Глава 14

Мы остановились перед дверьми, ведущими в съёмочный павильон с рингом. Я глубоко вдохнул, последний раз глянул на своих — Игната, Настю, пацанов. И уверенно зашёл внутрь.

Камеры уже ждали, объективы нацелились прямо в ринг. Там уже заканчивали последние приготовления перед началом съёмки.

На ринг первым вышел не рефери и даже не бойцы, а наш режиссёр. Он держал в руках микрофон и поднял руку, привлекая к себе внимание сотрудников.

— Ну что, ребят, прежде чем мы начнём, я хочу сказать пару слов, — заговорил он. — Спасибо всем, кто отработал это шоу. Вы сделали его таким, каким мы его задумали: зрелищным, зубодробительным, настоящим.

Все встретили слова режиссёра аплодисментами, но тот поднял руку, призывая к тишине.

— Но прежде чем мы перейдём к финалу, — продолжил он, — я обязан напомнить правила. Правила, которые делают наше шоу уникальным. Контент, который мы здесь снимаем, должен оставаться только здесь. Это эксклюзив. Это то, ради чего зритель ждёт каждую серию и возвращается снова и снова.

Он сделал паузу и посмотрел в зал.

— Никаких записей, — продолжил режиссёр. — Всё, что попадает в социальные сети, должно контролироваться только нами. Каждая утечка, каждый несанкционированный слив убивает интригу к хреновой бабушке. А без интриги шоу мертво, и нам не заплатят столько, сколько мы заслуживаем!

Я видел, что в зале словарь режиссёра встречают пониманием.

— Поэтому, — продолжил он, — я попрошу всех прямо сейчас перевести свои мобильные телефоны в авиарежим и сдать их. Это не просьба — это условие участия.

Некоторые, видимо такие же приглашённые ребята, как мои гости, начали перешёптываться.

— Я понимаю, — поднял режиссёр ладонь. — У всех могут быть срочные и неотложные дела. Поэтому мы делаем исключение. Если кому-то нужно позвонить — пожалуйста. Выходите из павильона, делайте звонок, решайте вопросы. Но возвращаясь сюда, телефоны опять сдаются. Мы делаем качественный продукт, ребята, спасибо за понимание!

Он опустил микрофон и медленно обвёл зал взглядом. В зале тотчас появились ассистенты с коробками, в которые предлагалось сдать мобильники. Я припомнил, как точно так же просил сдать свои телефоны пацанов перед началом первой и пока единственной тренировки. На самом деле всё правильно. Люди привыкли транслировать каждое мгновение своей жизни. Селфи, сторисы, прямые эфиры — всё это стало новой нормой. Но если мы хотели сохранить интригу, телефоны действительно должны быть сданы. Только так финал будет стоить того, чтобы его ждали.

Ассистенты ходили по рядам, собирая телефоны. Люди нехотя сдавали аппараты, кто-то делал это с видом обречённого школьника, у которого отобрали игрушку. Один мужчина попытался спорить.

— А если мне позвонят по работе?

— Тогда выйдете из павильона, — отрезал ассистент, повторяя слова режиссёра.

Игнат, Марик и Виталя послушно положили свои телефоны в ящик. Туда же отправился и мой мобильник. Всё-таки тайна финала — это и есть то, ради чего нас смотрят. Если бы зрители заранее знали, чем закончится бой, всё шоу потеряло бы цену.

Ассистенты ловко придумали — в ящиках были пронумерованы секции, и сдавая телефон, каждый получал свой браслет с номером. Во-первых, видно, кто сдал телефон, а кто нет, а во-вторых, сразу исключает путаницу, когда телефон понадобится забрать обратно.

Когда телефоны уже собрали и зал постепенно затих, ведущие-близнецы вышли на ринг, начали проверять кадр и звук.

Мне же пора было отделяться от своих, чтобы провести разминку и переодеться в шорты и боксерки.

Игнат и остальная дружная компания, кроме Саши Козлова, начали подыскивать, где бросить кости. Процессом руководил Антон.

— Удачи, Саня, — сказал Марик и крепко пожал мне руку. — Держим кулаки за тебя.

— Ты уже победил, — добавил Виталя.

Остальные, включая Игната, пожелали мне показать хороший бой и забрать победу.

Мы остались вдвоём с Сашей. Его лицо было каменным, но глаза выдавали напряжение. Он был зол, но сосредоточен и, кажется, готов был сам выскочить в ринг, если бы позволили.

Один из ассистентов отвёл меня даже не в отдельную раздевалку или хотя бы комнату, а просто в угол у стены. Там стоял табурет, на котором мне и было предложено переодеться и переобуться.

Так, значит, так. К подобному мне было не привыкать: когда сам выступал ещё в конце восьмидесятых, переодеваться и разминаться приходилось ещё и не в таких условиях. Саша Козлов положил на пол рядом с табуретом спортивную сумку, в которой и лежали боксёрки и шорты. Достал лапы, чтобы провести разминку и как следует разогреться.

— Сколько у нас времени? — уточнил я у ассистента.

— Десять минут.

Я кивнул, быстро переоделся, зашнуровал боксёрки, и мы с младшим Козловым начали работать на лапах. Саня уже чуть набрался опыта в этом деле, быстро учась. Поэтому отведённого времени мне вполне хватило разогреться.

С места разминки я отчётливо видел ринг, поэтому не пропустил, когда Решаловы синхронно шагнули в центр ринга, и свет прожекторов сконцентрировался на них. Их улыбки расширились, микрофоны засверкали в руках.

Шоу начиналось.

Я отработал последнюю комбинацию и кивнул Саше, показывая, что пора заканчивать. Младший Козлов молча — а сегодня он был крайне необщительным — спрятал лапы в сумку.

— Люди V-fights! — начал Паша. — Перед тем как начнётся главное событие вечера, у нас есть честь пригласить на эту арену особого гостя.

— Она — голос страны, — подхватил Лёша. — Та, чьи песни знают миллионы, та, чей голос объединяет людей. Сегодня именно она исполнит гимн России перед началом финала!

Неожиданно и приятно: гимны были неотъемлемой частью большого спортивного шоу, но Хайпенко, бывший директором до Марины, такими вещами пренебрегал.

Хоть трансляция и была заточена под просмотр с экранов видео, сегодняшние гости и сотрудники начали хлопать.

На ринг вышла певица. Световые пушки ударили ей в спину, и её силуэт на секунду засиял, будто она сама несла за собой свет. Те немногие зрители, что присутствовали на финале, взорвались аплодисментами, крики «Браво!» пронеслись по залу.

Я, честно говоря, не особо ориентировался в современной эстраде, поэтому имя певицы мне не говорило ни о чём. Но, судя по тёплому приёму, девушку хорошо знали, и она пользовалась популярностью.

Певица остановилась в центре, кивнула ведущим и подняла микрофон. В зале стало тихо.

— Прошу всех встать, — сказал один из Решаловых.

И люди поднялись. Встали все — зрители, бойцы, охрана, съёмочная группа. Я тоже выпрямился, руки опустились вдоль тела.

Первый аккорд прозвучал — и по залу прошла дрожь. Голос заполнил пространство: ровный, сильный, безупречный.

— Россия — священная наша держава…

Я перевёл взгляд в зал. Игнат стоял в ряду, его руки были скрещены за спиной. Марик и Виталя стояли по обе стороны от него, вытянувшись, как на построении. Настя держала руку на сердце, глаза её блестели. Даже Саша Козлов, упрямый и злой, стоял рядом со мной неподвижно, и в его взгляде я впервые заметил спокойствие.

Зал подхватил гимн, и я почувствовал, как по телу пробежали мурашки. Люди пели вместе с ней: кто громко, кто едва шевеля губами. Мои губы сами начали повторять строки.

Гимн закончился, и зал взорвался аплодисментами. Певица поклонилась, и световые пушки погасли.

Загорелся экран, установленный прямо над рингом. На нём начался видеоряд, который рассказывал о пути становления лиги. Я видел на экране знакомые лица. Был там и Мага Каратель, и Феномен, и Пахан…

Когда видео закончилось, прожектора ударили в центр ринга. В этом свете снова появились Решаловы.

— В финале сойдутся два бойца, — начал Паша. — Два бойца, которые за время этого реалити стали непримиримыми соперниками.

— Оба обладают невероятными спортивными навыками, оба показали харизму, характер и волю, — подхватил Лёша. — И со всей ответственностью мы можем утверждать, что это два самых обсуждаемых бойца в индустрии!

Я слушал и чувствовал, как в висках начинает стучать кровь. Предвкушение, тот самый мандраж, ради которого хотелось выходить на ринг снова и снова.

— Мы надеемся, — снова заговорил Паша, — что их бой станет вишенкой на торте. Кульминацией всего, что вы видели. Я говорю о капитанах команд. О тех, кто повёл за собой других!

Близнец выждал паузу, нагнетая ожидание. Я видел, как Решалов набирает полную грудь воздуха.

— Саша Файтер! — выдохнул Паша.

— И его оппонент — Феномен! — подхватил Лёша.

На большом экране над рингом высветились наши физиономии.

— Итак, люди V-fights, — подняли руки Решаловы, и их голоса прозвучали в унисон. — Мы объявляем финал нашего реалити открытым!

Заиграла музыка. Секунда… и мир будто изменился. Всё, что было раньше, больше не имело значения. Впереди оставался только ринг, свет и мой соперник.

— Первым на эту арену приглашается человек, — начал Паша, делая театральную паузу. — Чья популярность для меня до сих пор остаётся загадкой. Он не делал грязи, не участвовал в скандалах. Не бегал по ток-шоу и не пытался заработать лишний лайк.

Лёша продолжил:

— Он не делал лишнего. Но он доказал, что даже без этого можно заставить говорить о себе. Из каждого телефона, из каждого утюга.

— Этот человек собрал команду, — продолжал Паша. — Команду бойцов, которая стала надёжным оплотом друг для друга.

Пока близнецы занимались моим представлением, один из ассистентов подсказал, откуда следует выходить на ринг.

— Александр, сюда проходим, — шепнул он.

Я коротко кивнул, встал куда указывали.

— Встречайте! Саша Файтер!!! — наконец, разлилось из динамиков.

Прожектора обрушили весь свет на меня. Ноги на секунду налились свинцом, но потом я сделал вдох и ощутил, как тело стало лёгким. Я глубоко выдохнул, чувствуя, как в груди гудит напряжение, но снаружи я оставался спокоен.

Настал момент.

Я сделал первый шаг в проход, ведущий к рингу. Музыка гремела, басы в такт отдавались в груди. Каждый шаг давался тяжело, но вместе с тем я чувствовал, как тело само идёт вперёд.

И вдруг я заметил, как Игнат, Марик и Виталя развернули огромный плакат. Они сделали это одновременно, как по команде, и свет прожектора тут же упал на полотно.

На нём большими чёрными буквами было написано: «ВЕРИМ В ПОБЕДУ!»

Я остановился на мгновение и поднял руку, передавая салют своим. Игнат махнул мне рукой, улыбаясь широко, как всегда. Марик поднял кулак вверх, Виталя хлопнул его по плечу. Они верили в меня, и эта вера придавала сил.

Я пошёл дальше. Свет бил в глаза, но я быстро привык. Музыка гремела, а я слышал только свой внутренний ритм. Каждый шаг приближал меня к рингу, к тому месту, где решится всё.

Перед тем как зайти на ринг, я перекрестился.

Всё лишнее ушло.

Ступив на ринг, я почувствовал, как покрытие отозвалось под ногами лёгким пружинящим сопротивлением. Я поднял руку, приветствуя зал. Камеры тут же поймали жест. Я ударил себя трижды по груди и направился в свой угол.

На середине ринга меня встретили Решаловы. Один из них протянул кулак, и я, не раздумывая, стукнул своим кулаком о его. Второй повторил то же самое. Их лица сияли, глаза блестели, они явно ловили кайф от своей роли, но за этими улыбками я прочитал и искреннюю поддержку.

— Саня, мы за тебя, брат, — сказал Лёша, убрав микрофон, чтобы услышал только я.

Дойдя до угла, я немного попрыгал в челноке. Попробовал натяжение канатов. Ноги привыкали к покрытию, мелочей здесь быть не могло по определению.

— Ну а теперь поприветствуйте его соперника! — выкрикнул Паша.

— Он оправдывает своё прозвище, потому что на ринге показывает феноменальные результаты, — подхватил Лёша. — Уже на протяжении без малого двадцати боёв этот боец демонстрирует мощь и железную волю.

— Ни один из его соперников не ушёл с ринга на своих двоих! Каждый бой заканчивался ровно по тому прогнозу, который он называл перед боем! Он ни разу не ошибся в прогнозах, когда называл раунд, в котором закончится поединок.

Феномена, конечно, чуть ли не боготворили. Всё шоу строилось вокруг этой его ауры непобедимости. Зритель жаждал увидеть очередное подтверждение легенды этого бойца.

Я помнил, как Феномен дал прогноз и на наш бой… что ж, придётся на сегодняшний вечер стать разрушителем легенд.

— Встречайте! Второй финалист нашего шоу — Феномен! — выкрикнули Решаловы.

Музыка вновь взорвалась тяжёлым битом, басы содрогнули пол. Прожектора выстрелили светом в проход, и там появилась… не знаю, что — процессия, наверное.

Феномена не просто выводили — его несли. На плечах четверо парней держали носилки, украшенные тканями и золотыми деталями. На них был установлен высокий трон, и на нём восседал он.

Феномен сидел в тёмных очках, в чёрном халате с золотыми вставками. Его лицо оставалось каменным, словно он был не человеком, а статуей.

Перед процессией шёл молодой рэпер, читая куплеты в честь Феномена. Слова гремели под басы: про силу, про непобедимость, про то, что «он сломает любого».

Я смотрел на это и вспоминал, как в своё время выходил на бои Насим Хаммед. Тот тоже был царём, или принцем, если быть точнее. Но до тех пор, пока не встретил Барреру. И тогда вся мишура рассыпалась в прах. Я тихо усмехнулся.

Носилки остановились. Феномен поднялся. Он сделал это медленно, с той ленивой грацией, что всегда бесила его соперников. Будто ему некуда торопиться, будто всё вокруг уже принадлежит ему.

Он поправил очки, снял халат и, развернувшись лицом к толпе, поднял руки вверх.

Выход Феномена оказался куда ярче любого другого. Его шоу было громким, надо признать. Но моё шоу должно было стать последним.

Феномена медленно донесли до ринга. Рэпер, шедший впереди, выкрикивал последние строки. Следом мой соперник перепрыгнул через канаты, сиганув прямо со своих носилок на ринг. Он приземлился в центре ринга и раскинул руки, вращаясь, показывая себя публике.

Я стоял в своём углу и наблюдал. В отличие от меня, Феномен ни к кому не подошёл и ни с кем не поздоровался. Даже на секунду не взглянул на ведущих и рефери. Для него существовали только камеры. Он работал на них и свой образ.

Закончив круг по рингу, он резко развернулся и сделал выпад в мою сторону. Рывок получился резким, но я остался невозмутим. Наши взгляды встретились, и я почувствовал, как он пытается продавить меня через эту демонстрацию. Но давление не сработало, я лишь подмигнул сопернику в ответ.

Решаловы, заметив напряжение, переглянулись. Паша тотчас сделал знак рукой. В ринг зашла охрана — несколько крепких ребят в одинаковых чёрных футболках. Они встали по углам, готовые вмешаться, если начнётся драка раньше времени.

Я стоял в своём углу, глядя, как рефери обходит канаты и проверяет стойки.

В этот момент ко мне подошёл Лёша Решалов. Он наклонился так, чтобы слова были слышны только мне.

— Саня, слушай внимательно, — сказал он. — Сейчас начнётся битва взглядов. И прошу тебя не реагировать на провокации. Нам нельзя, чтобы всё сорвалось. Даже если он будет дёргаться, кидаться — оставь это без внимания.

Я кивнул. Лёша прав.

Паша подошёл к Феномену. Я видел, как он что-то сказал ему на ухо. Тот усмехнулся и кивнул.

Близнецы вернулись в центр. Их лица оставались улыбчивыми, но в глазах можно было заметить напряжение. Решаловы знали, что искра между нами могла вспыхнуть в любой момент.

Я оглядел зал и… увидел его.

Козлов.

Он смотрел прямо на меня. В глазах читался интерес.

Я не отвёл взгляд, чётко помня, ради чего я вышел сюда. Я должен был поставить точку там, где тридцать лет назад она так и не была поставлена.

Глава 15

— Бойцы, проходим в центр ринга! — раздался голос Лёши Решалова.

Прожектора сошлись в одну линию, выхватывая из темноты только квадрат ринга, словно весь мир сузился до этих канатов.

Я вышел в центр ринга, оттолкнувшись спиной от канатов. Феномен двинулся навстречу. Его шаги были ленивыми, но каждое движение отдавало уверенностью. Он шёл, слегка покачивая плечами с ухмылкой на наглой роже, глаза всё ещё прятались за очками.

Мы встретились посреди ринга. Я встал в стойку — ноги чуть согнуты, руки подняты, подбородок опущен.

Феномен сделал то же самое, вытянув вперёд кулак и пытаясь сунуть мне его в лицо.

Рефери встал между нами. Паша зашёл сзади него и протиснул микрофон, чтобы слышать голос рефери.

— Это финал, — начал рефери. — И я буду особенно строго следить за тем, чтобы правила были соблюдены. На первое нарушение я вынесу предупреждение, на второй раз сниму балл. А на третий будет дисквалификация. Если вы не будете уважать правила, я заставлю вас их уважать!

Жёстко. Я видел, что рефери не лукавит — именно так он и собрался поступать.

— В остальном вы знаете правила. Я не буду мешать вам выяснять отношения. Всё остальное решите сами.

Он посмотрел сначала на Феномена, потом на меня. Взгляд у рефери был твёрдым, без тени сомнения.

— Удачи, парни.

Феномен сделал шаг ближе, его кулак вытянулся вперёд, слишком близко к моему лицу. Я видел каждую прожилку на его руке, ощущал жар его дыхания.

Внутри меня всё напряглось. Каждая мышца готова была сорваться, но я помнил просьбу братьев.

Феномен замер, улыбаясь своей ухмылкой. Его кулак почти касался моего носа. Потом, неожиданно, он резко хлопнул своей рукой по моей, как бы сбивая мне стойку. Он ждал, что я сорвусь и отвечу.

Но когда я остался недвижим, в глазах Феномена мелькнула тень раздражения. На долю секунды он понял, что его приём не сработал.

Феномен отступил на шаг, усмехнулся шире и развёл руками, будто показывал зрителям: «Видите, он трус, он ничего не делает». Я не реагировал, понимая, что настоящая битва начнётся только тогда, когда прозвучит гонг.

И тогда Феномен резко подался вперёд.

— Бу-у!

Охрана сработала мгновенно. Несколько крепких ребят в чёрном встали между нами, разводя по углам. Один упёрся грудью в Феномена, другой положил руку на мой локоть, придерживая.

Феномен вырывался, глаза его горели злостью, губы скалились. Он хотел сцепиться прямо сейчас, перед камерами и сломать сценарий.

И когда его оттеснили к противоположному углу, я поднял руку и качнул пальцем. Я показывал ему, что такое не пройдёт.

Лицо Феномена исказилось, он закричал что-то, но без микрофона я не слышал слов. Хотя общий смысл того, что он хотел донести, был понятен. Для меня же важным было другое — я показал ему, что не собираюсь играть в его дешёвые трюки.

Охрана всё ещё держала его, не давая прорваться. Решаловы махали руками, призывая к порядку. Рефери стоял в центре, хмурый, готовый в любую секунду вмешаться.

— Саня, сделай его, — шепнул прямо на ухо Козлов.

Я встал спиной к канатам, положил руки на верхнюю перекладину. Тело немного качнулось вместе с упругим натяжением верёвок.

Перед глазами пролетали воспоминания. Вспомнился тот железнодорожный переезд, машины быков Козлова, перестрелка… Но главное — я отчётливо помнил, как давал ей клятву. Клятву, что не брошу, что дойду до конца и отомщу за всё, что с нами сделали.

И вот теперь настало время подтвердить ту самую клятву.

Я сжал кулаки, дважды ударил ими по уголку ринга.

Выдохнул.

Глубоко, тяжело, так, что воздух вырвался из лёгких со свистом.

Всё. Я готов.

Рефери поднял руку и повернулся к углам.

— Угловые, покиньте ринг.

Саша Козлов молча положил ладонь мне на плечо, сжал и только потом шагнул к выходу. Канаты качнулись за его спиной. Теперь в ринге остались только мы двое. Я и Феномен.

Соперник стоял в своём углу, слегка раскачиваясь, и его улыбка говорила, что он уверен в своей победе.

— Готов? — спросил рефери, глядя на меня.

Я кивнул.

Он повернулся к Феномену.

— Готов?

Тот тоже кивнул и вытер подошвы боксёрок о настил.

— Файт!

Гонг ударил, я поднял руки, встал в стойку.

Феномен сразу пошёл вперёд, но я не рванул встречать. Сначала надо было провести разведку. Феномен вытянул вперёд руку и начал меня поджимать, делая заявку на готовность работать первым номером. Он двигался плавно, но с каждым шагом будто подталкивал меня ближе к канатам.

Я выбросил джеб — лёгкий, пристрелочный. Феномен отмахнулся от моего удара передней рукой, как от навязчивой мухи.

— Будешь бегать? — процедил он.

Соперник вдруг резко отошёл в центр ринга и сделал жест рукой, маня меня к себе. Мол, хватит прыгать, иди сюда, зарубимся.

Я прекрасно понимал, чего он хочет. Зритель ждал кровавой и бескомпромиссной зарубы. Никому не интересна техника, никто не считает очки. Зритель ждал мясо, кровь и нокаут.

Но для меня смысл был в другом. Я попросту не мог себе позволить доводить бой до судейского решения. Судьи — дело такое, могут посчитать бой не в мою пользу. Даже если я буду точнее, даже если он промажет больше — всё равно найдут способ отдать ему победу.

Если захотят.

А захотят или нет — я проверять не собирался.

Феномен всё ещё делал жест рукой, подзывая меня ближе.

Я сделал шаг вперёд, потом ещё один. Мы сошлись в центре, и я не стал больше кружить и уходить на дистанцию. Резко двинулся на соперника, принимая рубку.

Это стало для него полной неожиданностью. Феномен привык к тому, что соперники отступают, прячутся за блоком, тянут время. А я пошёл прямо в рубку.

Первый размен — и воздух заискрил от ударов. Я старался работать зряче, но пропустил его хлёсткий правый боковой через руку. Вибрация прошла по всему телу, дыхание сбилось. Он бил тяжело, каждая кость в его кулаке будто весила отдельный килограмм. Даже неплотные попадания были чувствительными, резкими. Я сразу понял, что одно чистое попадание в челюсть — и свет выключится.

Но я не для того сюда вышел, чтобы беречь себя. Я ответил. Левый хук прошёл мимо его плеча, правый достал по корпусу. Он втянул воздух сквозь зубы. Потом ещё один джеб — точно в скулу.

Феномен бил мощно, но я тоже попадал. Не кукурузу стеречь вышел — мои удары он очень хорошо чувствовал. Я видел, как его улыбка стала тоньше. После одного размена он даже качнул головой, будто признавая, что я попал плотно.

Он попятился, массируя нос кулаком.

— Давай, — бросил я. — Хочешь рубку — продолжим.

Глаза Феномена вспыхнули, и мы снова сцепились в вихре ударов. Соперник двигался уверенно, но я уже начал замечать в его манере одну мелочь.

После каждого размена он отступал на шаг-два, и рука его тянулась к носу. Он будто проверял его, массировал переносицу, словно там что-то мешало. Скорее всего нос он ломал и не единожды, и теперь у него были фантомные ощущения, которые, если появлялись, то от них ещё долго не получалось отделаться.

Я внимательно следил за Феноменом. Ещё один размен — он снова ушёл назад, пальцы на мгновение коснулись носа.

Следующий обмен я затеял сам. Сделал редкий выпад вперёд, подныривая под его левый боковой, сам ткнул его кулаком в корпус. Феномен попытался вклиниться своей серией, но я чуть сместился. Размен закончился, мы отскочили друг от друга. И тут он снова потянул руку к лицу.

Я ждал именно этого.

Как только его пальцы едва коснулись носа, я сорвался и пробил короткий удар на скачке — правой, точно в подбородок. Не вкладывал силу, не было размаха. Всё, что нужно было сейчас, — точность и правильно подобранный момент.

Кулак попал чисто.

Его голова дёрнулась назад, и на миг я увидел в его глазах пустоту. Феномен пошатнулся, ноги на секунду потеряли опору. Тело тяжёлым грузом рухнуло на настил.

Феномен лежал на спине, глаза его метались, будто он не верил, что это произошло.

Я отошёл в нейтральный угол, сохраняя спокойствие. Феномен почти сразу вскочил. Его глаза метались, лицо перекосилось от злости.

— Это не нокдаун! — закричал он, размахивая руками. — Он меня толкнул!

Рефери лишь покачал головой.

— Три, четыре, — он начал чуть запоздалый отсчёт.

Феномен возмутился ещё сильнее, подскочил к рефери ближе, начал тыкать пальцем в меня. Он отказывался признавать падение.

Я стоял в углу, спокойно наблюдая за форменной истерикой. Дышал глубоко, контролируя дыхание.

Но мой соперник всё-таки был достаточно опытным бойцом. Я увидел, как злость в его глазах сменялась холодным расчётом. Он понимал, что спорить бесполезно. Судья не остановит отсчёт.

— Семь!.. Восемь!..

Феномен выдохнул, встал в стойку, поднял руки. Улыбка вернулась на его лицо, но теперь в ней было что-то нервное, напряжённое.

Рефери внимательно посмотрел ему в глаза, проверил, держит ли он равновесие, и, лишь убедившись, кивнул.

— Бой продолжается! Файт!

Феномен рванул вперёд. Его физиономию исказила злость. Он жаждал доказать всем, и себе в первую очередь, что падение было случайностью. Он попёр, как паровоз, жаждая показать, что контролирует бой.

Я поднял руки, готовясь встретить.

Удары Феномена посыпались серией. Он бил мощно, но слишком прямолинейно. Хотел продавить меня скоростью и весом.

И всё же в этих атаках я увидел брешь. Увидел ту самую спешку, которая всегда открывает дверь для точного удара.

Я отступил на шаг, позволил ему вложить силу в очередной правый, а затем на отходе выбросил ещё один короткий хук правой. Удар лёг точно в висок. Удар был снова не сильный, зато резкий, чёткий. И попал я так, что его ноги не выдержали.

Феномен покачнулся. Следующее мгновение — и он уже снова летел вниз. Настил встретил его гулким хлопком.

— Один! Два! Три! — отсчитывал рефери.

Он лежал секунду, потом резко перекатился и встал на колено. На этот раз он не стал спорить и кричать. Он использовал каждую секунду, чтобы восстановиться. Держал голову опущенной, глаза смотрели в пол.

— Четыре! Пять! — продолжал рефери.

Феномен поднялся, отвернулся в угол, принялся поправлять шорты.

Я смотрел на него и поначалу не придал значения. Ну поправляет — и ладно. Все так делают. Стоял спокойно, восстанавливая дыхание, давая себе пару лишних вдохов.

— Шесть! Семь! Восемь! — счёт продолжался.

Феномен наконец развернулся, поднял руки. Его глаза снова загорелись вызовом.

Я же отметил, что его падение стало не случайностью, а закономерностью. И даже если он делает вид, что контролирует ситуацию, на самом деле он начал ломаться, раз за разом пропуская мой боковой без замаха. Он попросту не видел его…

Гонг ещё не звенел, но я чувствовал, что первый раунд стремительно заканчивался. Остались считаные секунды. Я прекрасно понимал — спешить нельзя…

Да, у меня был шанс рискнуть. Пойти в размен до конца, вложить всё в серию и, возможно, поймать его на ещё одном точном ударе.

Внутри зудело желание добить, поставить жирную точку уже сейчас. Но холодная часть головы взяла верх. Я понимал, что Феномен ещё свеж, и нокдауны его не сломали. Попробую выцеливать сейчас — сам же и нарвусь.

Вот только Феномен не собирался играть в шахматы. Он снова полетел вперёд, глаза горели бешенством. Он бросился вперёд, размахивая руками, как кувалдами.

Я встретил его джебом, сместился, потом ещё одним. Но на этот раз он не стал упираться и тут же нырнул в клинч.

Мы сцепились. Его плечо упёрлось мне в грудь, руки сомкнулись вокруг шеи. Он прижимался всем телом, не давая пространства. Судья уже приготовился развести нас.

Как вдруг…

Его ладонь скользнула по моему лицу. Через секунду глаза обожгло.

Жжение пришло мгновенно. Будто кто-то взял горсть стеклянной крошки и высыпал прямо мне под веки. Я моргнул — и стало только хуже. Боль резанула так, что дыхание сбилось, а мир перед глазами поплыл, словно его размыли водой.

Ощущения были схожи с теми, когда Пахан ткнул мне пальцем в глаз. Но сейчас боль оказалась сильнее, тягучей. Я понял сразу, что это дело рук Феномена.

Соперник сразу почувствовал, что момент настал. Он оттолкнул меня назад резко, с такой силой, что я потерял равновесие и едва не упал. Обрушился серией. Его удары шли сверху вниз, справа налево, словно молоты. Я пытался держать стойку, но понял, что почти не вижу. Только белые пятна прожекторов и размытый силуэт напротив.

Я поднял руки выше, закрывая лицо и виски.

Но это был кулачный бой. Здесь не было перчаток, и каждая кость его кулака находила щели в моём блоке. Первый удар пробил в висок, второй — соскользнул по уху и ударил в скулу. Боль загудела в черепе, я зашатался.

Ещё один удар пришёлся в бок, и я ощутил, как воздух выплюнуло из лёгких. Перекрыться здесь было невозможно.

Я держал блок, но голова моталась от ударов. В ушах звенело. Перед глазами вспыхивали красные круги. Этот урод бил и бил, наслаждаясь моментом, показывая, что снова хозяин.

Я стиснул зубы и пытался просто устоять…

Я почти не видел ударов, только чувствовал, как кости его кулаков долбят по моим рукам, по голове, по корпусу.

Звук гонга прозвучал тогда, когда меня уже конкретно болтануло… Руки Феномена всё ещё мелькали перед глазами, он не остановился. Даже когда прозвучала команда «Стоп!», он попытался добавить ещё пару ударов.

Однако в следующий миг между нами оказался рефери.

— Стоп, сказал! Предупреждение, боец!

Я размыто, но видел, как Феномен вскинул руки, изображая недоумение.

Я стоял, тяжело дыша, упершись руками в колени. Глаза горели огнём. Боль была острой и резкой. Я моргнул, но стало только хуже.

Этот сукин сын явно втер мне что-то в глаза.

Картинка плыла, силуэты двоились. Я видел расплывчато фигуру Феномена, который разводил руками и строил из себя невинного.

Я попробовал повернуться к углу, но ноги сделали шаг в пустоту. Я даже не понимал, где именно находится мой угол. Всё плыло, голоса звучали глухо, как сквозь толщу воды.

— Сюда, Саня! — услышал я голос Саши Козлова.

Он протянул руку через канаты, и я, как слепой, пошёл на его голос. Его ладонь ухватила меня за предплечье и подтянула к углу. Я споткнулся о настил, едва не упал, но Саша удержал меня.

— Ты чего? — прошептал он, глядя в глаза. — Ты ослеп?

— Что-то втер… — выдохнул я. — В глаза что-то… чёртова мазь. Жжёт.

Саша стиснул зубы, я не видел, но услышал, как скрипнула его эмаль. Он аккуратно усадил меня на табурет и держал за плечо.

В этот момент подошёл рефери.

— Боец, ты готов продолжать? — спросил он.

— Да, — заверил я.

— Хорошо, активная защита или сниму, — предупредил рефери.

Я переключил внимание на секунданта.

— Воду дай! — выдохнул я. — Давай быстрее!

Саня приподнял мне подбородок и плеснул струю прямо в глаза.

Холодная вода обожгла сильнее, чем сама мазь. Я дёрнулся, захрипел, но терпел, не отводя лица.

— Ещё! — сказал я.

Саша лил, а я моргал, стараясь вымыть из глаз эту дрянь. Слёзы текли сами собой, смешиваясь с водой. Настил под ногами становился мокрым.

— Ну? — спросил Саша. — Видишь?

Я зажмурился, потом открыл глаза. Мир всё ещё плыл. Белые и красные пятна плясали, как блики на воде.

— Нихрена, — процедил я. — Глаза слезятся, всё размыто.

Внутри росла злость. Я чувствовал, что Феномен сделал это специально, и понимал, что доказать ничего не докажу. Сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Глаза жгло и выедало…

Время в углу текло медленно и быстро одновременно. Я чувствовал, что минута почти кончилась.

Промывка помогла совсем чуть-чуть. Пелена не ушла. Глаза продолжали слезиться. По-хорошему следовало сниматься. В обычном бою так и сделали бы: остановили поединок, объявили дисквалификацию сопернику, подали протест. Возможно, даже позже пересмотрели бы результат. Но я знал, что мне это не подходит.

Если я снимусь — всё пропало. Никаких апелляций, никаких «разберёмся потом». Я должен победить здесь и сейчас ради того, чтобы сесть за тот проклятый ужин с Козловым. Это была цель, без неё весь путь не имел смысла.

— Саня, — наклонился Саша Козлов, его голос резанул сквозь шум толпы. — Снимаемся?

Я повернул голову в его сторону. Я видел только силуэт, размазанную чёрную фигуру, но чувствовал его взгляд.

— Нет, — отрезал я. — Позови сюда Настю!

Глава 16

Я моргнул снова — толку никакого. Пелена перед глазами не уходила, белые пятна прожекторов только резали больнее. Силуэты сливались в туман, и я понимал, что если ничего не сделать, то зрение вернётся не скоро. А следующий раунд начнётся уже через минуту.

Придётся выживать.

Внутри уже складывался план. Я не смогу драться на равных, пока не пройдёт эта дрянь. Значит, моя задача — дотянуть, держаться, не дать себя добить.

— Что случилось? — в угол пришла Настя.

Я коротко обрисовал ей, что произошло.

— Он втер что-то? — тут же включилась девчонка. — Разогревающая мазь. Что-то вроде капсаицина?

— Тащи физраствор, — выдохнул я. — Будем промывать глаза.

Гонг прозвучал снова, и я поднялся с табурета. Ноги налились тяжестью, но тело слушалось. Мир перед глазами чуть прояснился. Силуэты больше не были совсем расплывчатыми, теперь я различал линии канатов, тёмные фигуры в углу. Но лицо Феномена всё равно оставалось пятном. Я видел, что он там есть, что двигается, но деталей не было. Ощущение было такое, словно я смотрел на мир через мутное стекло.

Самое забавное, что никто, кроме Феномена да моих угловых, не знал, что происходит со мной. Для всех остальных я был бойцом, готовым ко второму раунду…

Феномен двинулся первым. Его движения я чувствовал больше кожей, чем глазами. Шаги гулко отдавались в настиле, дыхание резало воздух. Он был зол, и его злость ощущалась на расстоянии. Соперник хотел уничтожить меня, показать всем, что падения были случайностью.

Я поднял руки выше, сосредоточился. Каждая клетка тела напряглась. Теперь я полагался не на зрение, а на инстинкты. Почувствуй себя Ван Даммом, чёрт возьми.

Первый удар Феномена я встретил блоком — кость ударила по кости, боль отдалась в предплечье. Второй прилетел по боку, чуть ниже моего локтя, и я ощутил, как горячая волна пробежала по рёбрам.

Я попятился, держа руки высоко. Мир плыл, но внутри я оставался собранным. Я видел только расплывчатые пятна, и в этом тумане пытался угадывать летящие удары Феномена. Слышал топот его ног по настилу и угадывал момент, когда он будет бить. Но угадать было трудно.

Он снова атаковал, пользуясь тем, что я почти слеп. Я, понимая, что Феномен меня забьёт, если ничего не делать, контратаковал.

Вышло так себе…

Ответ Феномена я не увидел. А он был — тяжёлый, словно молот влетел в висок, и мой мир на секунду исчез. В голове взорвался белый свет, ноги дрогнули, и я потерял равновесие. Голова мотнулась вбок, ноги дрогнули, настил ушел из-под стоп.

Самый жуткий удар — это тот, которого не видишь. Ты не готовишься, не напрягаешь шею, не сжимаешь челюсти.

Я пошатнулся, и в голове пронеслось: если сейчас попытаюсь устоять, то он добьёт и тогда я упаду лицом вниз. Лучший выход сейчас — опуститься на колено. Переждать.

Я опустился на колено. Судья тут же встал рядом и начал отсчёт.

— Один! Два! Три!..

Я глубоко вдохнул, пытаясь вернуть воздух в лёгкие. Вот почему, когда отсчитывают нокдаун сопернику, кажется, что время еле бежит, а когда тебе — кажется, что проносится галопом?

— Четыре! Пять! Шесть!..

Я поднял голову. Перед глазами всё ещё плыл туман, но ноги уже слушались. Опёрся рукой на настил и поднялся.

— Семь!.. Восемь!..

Я поднял руки, показал, что готов. Рефери вгляделся в мои глаза, проверил, держу ли я равновесие.

— Файт!

Феномен не дал ни секунды передышки. Он сразу пошёл вперёд. Его левая влетела в корпус, а правая пробила сбоку в челюсть. Я снова не видел удара — только ощутил хруст зубов и взрыв боли в голове.

— Один! Два! Три!.. — начал отсчёт рефери, и я даже не понял, что вновь оказался на полу.

Я дышал, широко раскрывая рот, втягивая воздух, как пылесос. Губы солоновато горчили от крови.

Я сжал кулаки, упёрся в настил и поднял голову. Настил подо мной ходил ходуном, как палуба корабля в шторм.

Вставай…

Я поднялся, поднял руки, показывая, что готов продолжать. Рефери подошёл ближе. Я услышал его голос.

— Активная защита, боец! — сказал он. — Защищайся или я сниму тебя с боя!

Я кивнул, но на самом деле видел перед собой только размытые очертания его лица.

Феномен стоял в своём углу, готовый снова рвануть в атаку. Я видел его как смазанное чёрное облако.

Я понимал, что если продолжу стоять и играть по правилам — меня сотрут в пыль. Глаза всё ещё горели, мир расплывался, удары я почти не видел. Надо было выжить, любой ценой дотянуть до конца раунда.

— Файт! — рявкнул рефери.

Я шагнул вперёд и сразу прижал Феномена в клинч. Его тело было жёстким, словно стена из мышц. Соперник рывком попытался сбросить меня, но я повис на нём. Рефери тут же подбежал, разнимая.

В этот момент я выплюнул капу на настил. Рефери раздвинул нас и остановил бой.

— Капу вставить! — скомандовал он.

Я сделал вид, что тяжело дышу, пока рефери поднял капу и сунул моему углу. Саня, прекрасно понимая, что происходит, начал её неспешно вымывать водой из бутылки.

— Быстрее, — напрягся рефери.

Козлов сунул мне капу обратно в рот. Выиграл секунд двадцать. Для меня это было целой вечностью.

Феномен злился, кричал что-то судье, требовал продолжения. Но рефери был непреклонен — пока капа не на месте, бой не начнётся.

Бой возобновился. Я снова двинулся по рингу. Я отступил к канатам, намеренно запутался в шаге, позволил себе «потерять равновесие» и упал…

Рефери снова встал между нами, развёл руками.

— По углам! — приказал он.

Ещё двадцать секунд.

Феномен был в бешенстве. Я видел его лишь как расплывчатую чёрную тень, но чувствовал злость каждой клеткой.

Мы снова сошлись. Он выбросил тяжёлый правый, я шагнул ему навстречу, повязал — и мы вместе рухнули на настил. Я сразу поднял руки, показывая, что это случайность. Рефери опять остановил бой.

— Встаём! — рявкнул он.

Я поднялся медленно, давая себе сделать ещё пару лишних вдохов.

Рефери подошёл ко мне вплотную, ткнул пальцем в грудь.

— Ещё раз — и минус балл! Понял? Ещё одно нарушение — и дисквалифицирую.

Я кивнул, даже не споря. Мне было всё равно на баллы. Сейчас важна была каждая секунда.

Безусловно, Феномен видел, что я почти слеп, но почти на протяжении всего раунда он так и не смог меня удосрочить. Потому решил выложиться по полной и в последние секунды раунда пошёл на меня серией. Кулаки мелькали тёмными вспышками. Первый удар задел плечо, второй прошёл вскользь по уху.

Я знал, что если поймаю чистый удар, всё закончится. Поэтому снова шагнул вперёд и прижался к нему.

Клинч.

Я повис на сопернике. Феномен рванулся, пытаясь освободиться, но я держал крепко, слыша сиплое дыхание Феномена.

— Стоп! — крикнул рефери.

Мы снова сошлись. Он рванул вперёд, а я поймал ещё два удара на блок и снова шагнул в клинч. Я повис на сопернике, и рефери опять развёл нас.

— Активнее! — рявкнул он.

Баллы меня сейчас не волновали. Я выиграл главное — время.

И в тот же миг прозвучал гонг.

Козлов сразу оказался рядом и схватил меня за руку. Ноги сами понесли меня к табурету, будто знали дорогу.

Всё внутри гудело. Я чувствовал, как тяжёлые удары, что я пропустил, отдаются эхом в голове. Голова звенела, виски пульсировали.

Но главное, что я выжил и не упал. Бой не остановили. И в этом, как ни странно, была победа.

— Ты как? — спросил младший Козлов.

— Ни рыба, ни мясо, — выдохнул я.

Он хотел что-то добавить, но рядом уже появилась Настя.

— Так, мальчики, хватит болтать, — отрезала она. — Я принесла раствор, и нам надо как можно скорее промыть Саше глаза.

Я поднял голову, моргнул. Всё ещё жгло, мир плыл.

— А можно ещё скорее, чем «как можно скорее»? — пробормотал я, пытаясь выдавить улыбку.

Настя тотчас принялась за работу. Я откинулся на спинку, стиснул кулаки и приготовился терпеть. Боль, усталость, гул в голове — всё это было неважно. Важно, что я выжил в крайнем раунде.

Настя уже достала ампулу с физраствором и вату. Она разорвала упаковку, намочила ватный диск и наклонилась ко мне.

— Потерпи, должно быть лучше…

Я сжал зубы и закрыл глаза. Когда холодная вата коснулась воспалённых век, меня пробрало до дрожи. Сначала стало ещё хуже — жжение усилилось, будто в глаз плеснули кислоты. Я дёрнулся, но Настя придержала меня за подбородок, не давая отшатнуться.

— Спокойно, — прошептала она. — Ещё чуть-чуть.

Я моргнул, и жидкость протекла внутрь. Боль была такой, что казалось, будто глаза наполняют битым стеклом. Но я заставил себя сидеть, дышать ровно, потому что хотел верить, что это поможет. Хотел верить, что зрение вернётся, и бой снова станет честным.

Такой грязный приём был давно известен. В истории бокса, кулачных боёв, смешанных единоборств — чего только не придумывали, чтобы получить преимущество. То перчатки натирали чем-то едким, то использовали лосьоны с капсаицином, то натирали лоб вазелином, чтобы у соперника скользили перчатки.

И каждый раз кто-то считал это «мелочью». Только вот для здоровья бойцов такие «мелочи» оборачивались трагедиями.

И самое мерзкое в этом то, что такие люди, как Феномен, даже не думают, что завтра этот приём могут применить уже против них. Сегодня он победитель с мазью в ладони, завтра сам будет слепым, когда кто-то ответит ему той же монетой.

Настя тщательно протирала мне глаза. Я чувствовал, как холодная влага стекает по щекам, пропитывает кожу, капает на грудь. Мир всё ещё оставался мутным, но где-то внутри уже теплилась надежда, что ещё немного — и туман рассеется.

Наконец она закончила. Отбросила использованную вату и посмотрела прямо мне в лицо.

— Всё, — сказала она, чуть выдохнув. — Я сделала, что могла.

Я поднял взгляд, пытаясь сфокусироваться. Боль осталась, глаза слезились, но уже не было того едкого жжения, что резало изнутри.

А потом…

Мир постепенно начал возвращаться. Сначала появились очертания, потом тени начали превращаться в фигуры, пятна прожекторов перестали быть ослепительной кашей.

Я моргнул несколько раз подряд и наконец смог разглядеть перед собой Настю. Она стояла прямо передо мной, с мокрой ваткой в руке, и смотрела внимательно, с тревогой и заботой.

— Ну как? — спросила она, наклонившись чуть ближе. — Ты видишь?

Я всмотрелся в её лицо. Оно собиралось в привычные черты — прямые брови, светлые глаза, напряжённая складка у губ. Всё ещё немного размыто, но главное, что я наконец видел.

Я выдохнул, и впервые за несколько минут внутри появилось ощущение, что бой можно продолжать по-настоящему, а не на ощупь.

— Чувствую себя, как котёнок, у которого только что открылись глаза.

Настя облегчённо кивнула. Саша Козлов хлопнул ладонью по канату, не став сдерживать эмоции.

— Ну, теперь другое дело!

Рефери, видимо наконец смекнув, что у меня проблемы, появился в углу.

— У вас всё в порядке?

— Порядок, — заверил я.

Он нахмурился, наклонился ближе.

— Боец, если хотя бы ещё раз повторится попытка затягивать бой или ты будешь пропускать всё, что летит, я буду вынужден остановить поединок.

— Вас понял. Больше не повторится, — заверил я.

— Я предупредил, — сказал рефери. — Готовность пять секунд.

Я сделал жадный глоток холодной воды, промочил горло, выдохнул. Саша всунул мне капу обратно в рот.

Я поднялся с табурета и пошёл навстречу новой трети моего «персонального ада».

Гонг знаменовал начало третьего раунда.

Феномен сразу рванул в атаку. Для него всё было кончено. Соперник считал, что финал у него в кармане. В его глазах уже мелькала победная искра, и он бросился вперёд, полагая, что меня нужно только добить.

Да, глаза ещё саднило, но это было уже не то слепое марево, в котором я барахтался минуту назад. Я видел достаточно, чтобы встретить его.

Я шагнул и пробил навстречу.

Мы атаковали друг в друга одновременно.

Феномен явно не ожидал этого. В его глазах мелькнуло удивление. Феномен рассчитывал на полумёртвого противника, а получил ожесточённый ответ.

Он сблизился, вцепился в меня руками и ушёл в клинч. Я слышал его дыхание — тяжёлое, злое.

— Думал добьёшь? — процедил я ему прямо в ухо. — Хрен тебе.

Он дёрнулся, и его губы скривились в усмешке.

— Пошёл ты, — прошипел он. — Деньги не пахнут.

Доказывать таким правду можно было только одним способом. Физически.

Я резко толкнул его плечом, освободился из захвата и оттолкнул назад. Феномен отскочил к канатам, удерживая равновесие.

Я не дал ему передышки. Пробил классическую двойку левой — правой.

Джеб зацепил его щёку, а вот второй задней рукой я попал ему в висок.

Феномен, оттолкнувшись спиной от канатов, попытался ответить навстречу. Его правая пошла по касательной, в злости и спешке он промахнулся. Кулак рассёк воздух, лишь задев мне плечо — и то вскользь.

— Мажешь, — процедил я сквозь зубы.

Я снова атаковал. Левая, правая, двойка в голову, удар по корпусу, снова хук по виску. Я бил, не оставляя пауз.

Феномен впервые за весь бой пятился. Его глаза метались, он пытался поймать ритм, но я не отпускал его. Каждый мой удар вынуждал его пятиться, и вот он уже упёрся спиной в канаты.

Двадцать боёв подряд он ломал соперников, диктовал условия. А сейчас он выживал. Спина его скользила по канатам, плечи поднимались всё выше, дыхание стало рваным.

Я чувствовал это. Чувствовал, что он впервые оказался там, где всегда были его соперники. В положении жертвы.

Я не останавливался. Серия за серией, комбинация за комбинацией. Он ловил удары, закрывался, но всё равно пропускал. Его уверенность крошилась прямо на глазах.

Мы сцепились в очередном клинче.

— Ну что, выбирай… в каком раунде мне тебя положить? — проскрежетал я.

И в ту же секунду пробил короткий апперкот. Он не ожидал. Голова его одёрнулась, ноги подкосились.

В глазах его больше не было того хищного блеска. Теперь там мелькало то, что я ждал увидеть, — сомнение.

Я вложил всё, что оставалось, в очередную комбинацию. Левый хук качнул Феномена, как неваляшку, а правый точно пробил в челюсть. Он осел так, словно у него отключили свет. Встал на одно колено, ладонью опираясь о настил.

Судья тут же подскочил и вскинул руку.

— Один!.. Два!.. Три!..

Голова Феномена была опущена, грудь тяжело вздымалась. Он тянул время, собирал силы, хотя делал вид, будто ничего не произошло.

— Четыре!.. Пять!.. Шесть!..

Феномен поднял голову, в глазах блеснуло упрямство, но не то, прежнее, хищное. Теперь там была злость на самого себя.

— Семь!..

Феномен резко встал, оттолкнувшись от настила, поднял руки и сделал шаг вперёд, показывая, что в состоянии продолжать.

Я смотрел на него и видел, что уверенности больше не осталось. Всё показное, весь пафос растворился.

Рефери внимательно посмотрел ему в глаза.

— Файт!

Я знал, что отпускать его нельзя. Всё, что я выстрадал в этом бою, могло быть перечёркнуто, если дело дойдёт до судейских записок. Предыдущий раунд я проиграл вчистую. Если довести бой до решения, счёт мог сложиться не в мою пользу.

Я пошёл вперёд. Феномен отступал, пятился, кружил, но я гнал его по рингу, не отпуская ни на миг.

Соперник пытался отвечать, бросал джебы навстречу, но это была попытка выжить в его исполнении.

Я не останавливался. Серия — в голову, по корпусу, снова голова. Феном закрылся, но один удар прошёл. Я почувствовал буквально костями кулака, как мой хук вошёл в его челюсть.

Феномен качнулся, глаза его закатились. Он сделал шаг назад — и ноги не выдержали. Соперник рухнул на настил, уже не садясь на колено для вида и не имитируя падение ради отдыха. Это был настоящий удар, который выбил из этого урода всю дурь.

— Один!.. Два!.. Три!..

Я стоял рядом, тяжело дышал, глядя на его распластанное тело. Он шевельнулся, попробовал подняться, но ноги дрожали, он шатался, как пьяный.

— Пять!.. Шесть!.. Семь!.. Восемь!..

Феномен поднялся, покачиваясь. Его руки дрожали, он пытался поднять их вверх, показывая, что готов продолжать, но колени предательски сгибались. Рефери всматривался в его глаза, проверяя, есть ли там ясность.

Честно говоря, её уже не было.

По-хорошему бой нужно было останавливать прямо сейчас. Но это был финал шоу, и здесь правилами управляла не медицина, а зрелище.

Рефери специально тянул время, и в следующий момент прозвучал сигнал гонга.

Сигнал спас Феномена и подарил ему ещё один шанс.

Феномен сделал шаг и едва не рухнул. Его ноги вели его не в свой угол, а к противоположному. Он пошёл не туда, запутался, глядел пустым взглядом куда-то сквозь табурета.

Рефери тут же подхватил его за локоть, развернул и показал рукой — туда.

Глава 17

Я рухнул на табурет в углу и откинулся на канаты. Ноги дрожали, руки налились свинцом. Я сидел, раскинувшись, будто вся жизнь вышла вместе с последним ударом гонга.

Сил не осталось.

В голове гудело, в груди жгло, каждая мышца ныла от усталости. Сердце билось так, будто хотело вырваться наружу.

Увы, теперь всё решали судьи. И вот тут начиналась настоящая нервотрёпка. Бой получился тяжёлым, рваным, слишком много моментов можно трактовать как угодно.

Да, я ронял его. Да, он выживал на канатах. Но ведь и я пропускал — пропускал тяжело… Я хорошо понимал, что если судьи захотят, то они могут отдать победу Феномену.

Сейчас я был в руках у системы, которая могла перечеркнуть всё, что я сделал. Всё, ради чего рвался сюда и сражался.

Минуты тянулись мучительно долго.

Я смотрел на то, что происходило у судейского столика. Главный судья наклонился к бумагам, что-то проверял. Рядом с ним уже стояли братья Решаловы, переглядывались и о чём-то переговаривались с ассистентами. Подошёл рефери, потом и Марина. Все столпились у стола, шептались, махали руками.

А победителя всё не называли.

По правилам решение должно быть объявлено почти сразу — судьи выставляют очки после каждого раунда, и к финальному гонгу всё уже должно быть подсчитано. Задержка всегда значит одно — судьи мудрят. Натягивают сову на глобус, как говорил мой старый тренер.

Саша Козлов стоял, облокотившись на канаты. Он молчал, но его пальцы барабанили по канату в бешеном ритме. Я видел, как он нервничает, хотя и старается держать лицо.

Я закрыл глаза на секунду и понял, что прямо сейчас я не могу на это повлиять. Всё, что было в моих руках, я уже сделал. Дальше… только ждать.

Наконец этот нескончаемый шёпот у судейского стола стих. Братья-близнецы что-то коротко сказали рефери, тот кивнул. Бумаги собрали в папку, и вся суета разом осела.

В центр ринга вышел Паша Решалов. В руках у него был микрофон, прожекторы сразу подсветили его фигуру. Он привычно расправил плечи и поднял руку.

— Прошу тишины, — сказал он.

Наступил момент, когда слышно было даже, как в зале кто-то нервно кашлянул.

— Сейчас… — начал Паша, делая паузу. — Мы озвучим решение судей.

Я смотрел на близнеца, чувствуя, как внутри всё сжимается. Но ни меня, ни Феномена не звали к центру, к рефери, чтобы поднять руку победителю. Мы оба стояли по своим углам.

Это было странно.

Что-то явно шло не так.

Обычно порядок всегда был один и тот же — бойцы выходят к середине, рефери берёт их за запястья, и после объявления решения поднимает руку победителю. Но сейчас нас оставили в углах. Паша тянул время, говорил об общем напряжении боя, о драматизме финала.

Я перевёл взгляд на Феномена. Он тоже стоял у канатов, не двигаясь, и смотрел в сторону. Лицо его было бледным, но в глазах читалось напряжение. Он тоже понимал, что происходящее не было в рамках нормы.

Паша Решалов наконец замолчал, перевёл дыхание, взглянул на брата и снова поднял микрофон.

— Итак… финал у нас получился крайне драматичным, — продолжил он. — И по результатам… мы приняли непростое решение. Но оно видится единственно верным в данной ситуации.

Все ожидали имени, поднятой руки, оваций. Но слова, что прозвучали дальше, вызвали шок.

— После напряжённого поединка у всех судей зафиксировано… ничья.

Я смотрел на Пашу и не верил. Всё внутри оборвалось. Как может быть ничья, если это финал? Здесь должен быть только один победитель. Такие правила.

Настя, стоявшая рядом у канатов, буквально вскинула руки.

Младший Козлов вцепился пальцами в канат, белый как полотно. Его губы дрожали, но он не произнёс ни слова. Я видел, как он тяжело дышит, будто каждое слово Решалова било по нему сильнее удара.

А я сидел в углу, чувствуя, как кровь стучит в висках. Я не понимал, что будет дальше. Всё это время я бился ради того, чтобы поставить точку. А теперь мне говорили, что точки нет.

Паша Решалов продолжил:

— Друзья, по регламенту нашего шоу ничьей в финале попросту не может быть. После обсуждения с рефери, с судейским корпусом и руководством лиги было принято решение. И от себя я могу сказать, что поддерживаю его. Здесь и сейчас оно кажется единственно верным.

Я напрягся, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Так как ничьей быть не может, — сказал он, делая паузу. — Мы предлагаем провести дополнительный раунд. Только так мы сможем выявить настоящего победителя финала нашего шоу!

Я сжал кулаки. Усталость в теле была такая, что хотелось упасть прямо здесь. Но внутри я понимал, что другого выхода нет.

Лёша поднял свой микрофон.

— При этом мы должны подчеркнуть, что изначально с бойцами существовала договорённость только о трёх раундах. Поэтому прежде чем объявить решение о проведении дополнительного, четвёртого раунда, мы обязаны посоветоваться с самими бойцами.

Лёша развернулся и посмотрел на меня.

— Саша Файтер, согласен ли ты принять дополнительный раунд и выявить победителя уже без оговорок?

Внутри всё кричало «нет». Мышцы налились свинцом, дыхание сбилось, сердце грохотало так, что звенело в ушах. Я оставил себя в этих трёх раундах… Но ничья меня не устраивала. Я не для того прошёл через всю эту грязь, чтобы финал закончился пустотой. Цель была одна — поставить точку. И точку нужно было поставить здесь и сейчас.

— Согласен, — ответил я.

Это был мой выбор. Да, у меня не осталось сил, да, тело трещало по швам, но дело надо было довести до конца.

Я посмотрел в сторону Феномена. Его глаза метнулись ко мне, в них мелькнуло недовольство и злость. Теперь слово было за ним.

— А теперь узнаем мнение нашего второго финалиста — Феномена, — объявил Лёша, и прожектора повернулись к противоположному углу.

Феномен сидел на табурете, склонившись вперёд, локти на коленях. Лицо его было бледным, кожа блестела от пота. Даже отсюда было видно, что он еле держится. Его плечи вздымались тяжело, будто каждый вдох давался с трудом.

Феномен выглядел отвратительно. Сил у него почти не осталось. И всё же я знал, что отказаться он не мог. Стоило ему сказать «нет» — и весь его внешний блеск, весь созданный годами образ рухнул бы в один миг. Никто больше не поверил бы в непобедимого Феномена. Его фанаты, его спонсоры…

Лёша наклонился к нему с микрофоном:

— Ты согласен провести дополнительный раунд?

Феномен молчал. Не отвечал сразу, и это молчание тянулось слишком долго.

И тут я заметил, как к его уху склонилась Марина. Она что-то быстро сказала, прикрыв ладонью рот. Я видел, как он скосил глаза на неё, как нахмурился. Я знал, что они обсуждали — дополнительный гонорар, условия, цену, за которую он согласится на ещё один раунд ада.

Феномен наконец поднял голову, вытер ладонью пот с лица и вскинул руку.

— Согласен, — заверил он.

Паша Решалов вернулся в центр ринга, поднял микрофон и улыбнулся своей фирменной улыбкой, хотя в глазах по-прежнему сквозило напряжение.

— Ну что, все наши участники финала согласны провести дополнительный раунд и выявить победителя!

— Тогда, — продолжил Лёша, — даём бойцам пять минут на восстановление. И после этого проведём финальный раунд! Бойцы, проведите это время с пользой.

Я выдохнул. Пять минут… звучало как подарок, но я понимал, что толку от них немного. Когда тело разбито, никакие пять минут не спасут. Скорее это был подарок Феномену, который ещё не отошёл от нокдауна.

Я закрыл глаза, вдохнул поглубже.

Я понимал, что только один из нас выйдет победителем.

Пять минут — смешное время. Но и в нём можно ошибиться так, что всё пойдёт насмарку.

Я поднялся с табурета, хотя тело кричало: сядь. Но я знал, что если снова сяду, то ноги превратятся в дерево. Встану потом на ватных коленях, и первый же его выпад может стать последним.

Нет, сидеть нельзя.

Я остался на ногах. Медленно шагал из стороны в сторону, периодически подпрыгивал на месте, разогревая кровь. В висках гремело, но дыхание постепенно становилось ровнее.

Феномен сидел на табурете в своём углу, опустив голову. Вокруг него метался врач — что-то осматривал, прижимал холодные пакеты ко лбу и груди. Я видел, как в его угол принесли маленький пузырёк и шприц. Я не слышал слов, но понял — ему что-то дают, чтобы взбодрить, вытащить на этот дополнительный раунд, чтобы он хотя бы выглядел живым.

Настя появилась рядом со мной. Она протянула мне маленький пакетик с шоколадкой.

— Съешь, — шепнула она. — Быстрые углеводы. Даст силы.

Я послушно разорвал упаковку зубами и сунул в рот сладкую плитку. Сахар сразу прилип к языку, и тело жадно приняло этот глоток энергии.

Саша Козлов стоял рядом, хмурый, с полотенцем в руках. Он молчал, но взгляд его был тяжёлым, почти злым. Саня понимал, какие ставки в этом дополнительном раунде, и переживал за меня так, будто сам собирался выйти в ринг.

Пять минут истекали. Усталость сдавливала мышцы, но я благодарил себя за то, что не сел. Благодаря этому я всё ещё не остыл.

Соперника, похоже, откачали. Феномен, пошатываясь, но всё же поднялся с табурета. Он распрямил спину и сделал вид, что готов к бою, хотя я видел, что ему ничуть не легче, чем мне. Его ноги всё ещё вели себя так, словно под ними растекался зыбучий песок.

В ринг вышли ассистенты. Один за другим они стали разводить секундантов, провожая их за канаты. Настя бросила мне на прощание короткое «держись» и сжала кулак, показывая жест поддержки. Саша Козлов хлопнул по канату.

— Последний раунд, Саня, — процедил он. — Добей его.

Я кивнул, всовывая капу в рот.

Теперь мы с Феноменом снова оставались вдвоём. Только я и он.

Паша Решалов поднял микрофон, но сам не зашёл в ринг.

— Ну что, время истекло! Сейчас начнётся дополнительный раунд! Тот, кто победит в этом раунде, тот и заберёт победу в бою!

Зазвенел гонг.

Я сжал кулаки так, что костяшки побелели, и выдохнул. Всё, что у меня осталось, я должен был вложить в этот раунд. Всё — до последней капли.

Феномен посмотрел на меня, коротко кивнул. Мы оба понимали, что это будет точка.

Мы сошлись в центре. Феномен пошёл на меня, но наткнулся на ожесточённое сопротивление.

Феномен попал. Моя голова качнулась, меня шатнуло. На секунду земля ушла из-под ног.

Но я выдержал.

Сжал зубы, ударил в ответ. Правая пронеслась точно в челюсть, затем левая — короткая и плотная.

Попал я.

Теперь уже голова Феномена дёрнулась назад, глаза закатились. Он потерял равновесие, попятился, но я ударил вдогонку прямым.

И Феномен рухнул.

Тело тяжело упало на настил, руки раскинулись в стороны. Я стоял над ним, глядя сверху вниз, и понимал, что это конец.

Рефери склонился над упавшим телом Феномена.

— Раз!.. Два!.. Три!..

Я отошёл в нейтральный угол, как и положено по правилам. Феномен лежал неподвижно, только грудь едва заметно поднималась и опускалась.

— Четыре!.. — продолжил судья, но уже сам видел, что это лишнее.

Феномен не шевелился. Это был не нокдаун, после которого можно подняться на счёт восемь.

Это был нокаут.

Чистый, безоговорочный.

Рефери замахал руками, показывая, что бой закончен. Камеры навелись на меня, вспышки ослепили сильнее прожекторов.

Я стоял, не веря до конца.

Феномен лежал у канатов, к нему уже спешили врачи и секунданты. Его легенда закончилась прямо здесь, в этом ринге. Все его слова, все его пафосные прогнозы, все грязные приёмы — ничто не помогло.

Руки сами поднялись… это была та самая жирная точка.

Финал завершён.

Руки дрожали от усталости, но они сами тянулись вверх. А потом… ноги подломились. Я упал на колени прямо в центре ринга. Финал дался слишком тяжело. Всё, что у меня было, я оставил здесь, в этих раундах. И теперь, когда всё закончилось, сил не осталось совсем. Я был выжат досуха, совершенно обессиленный.

Боковым зрением я заметил движение. Рефери уже склонился над Феноменом. К нему бросились врачи, секунданты, кто-то из организаторов. В руках блестели фонарики, шуршали перчатки, открывались аптечки.

Феномен лежал неподвижно, но грудь его всё же тяжело поднималась. Я видел, как врач проверил его пульс, другой поднёс ампулу нашатыря к носу.

Феномен вздрогнул, дёрнул рукой. Конская сила у этого парня, иначе он бы не пришёл в себя так быстро.

— Что это было⁈ — орали Решаловы, вскакивая на ринг.

Их лица были полны шока и восторга одновременно.

Я ещё стоял на коленях, тяжело дыша, когда услышал знакомые крики. В ринг прыгнули Марик, Виталя и остальные мои товарищи.

— Саня! — Марик подскочил первым, схватил меня за плечо.

Его глаза горели так, будто он сам только что выиграл этот бой.

— Брат! — Виталя затряс кулаками в воздухе. — Ты это сделал!

Игнат крепко меня обнял.

— Горжусь тобой, Саня!

Я едва стоял на ногах, но их руки удерживали меня. Внутри всё гудело, но я позволил себе улыбнуться.

К нам подскочили Саша Козлов и Антон. Оба взмокшие, раскрасневшиеся, но счастливые.

— Ну что, пацаны, — крикнул Игнат, перекрывая шум зала, — подбрасываем чемпиона?

И прежде чем я успел возразить, они все вместе подхватили меня под руки и за ноги. Мир качнулся, и в следующую секунду я уже взлетал вверх над рингом. Я на миг завис под светом прожекторов, а потом рухнул обратно в их ладони. И снова вверх.

Я слышал, как они кричали:

— Молодец, Саня!

— Чемпион!

— Так держать!

Наконец я снова ощутил под ногами настил ринга. Ребята ещё раз обняли меня, хлопнули по плечам, и только тогда отпустили.

На ринге было уже полно народу — организаторы, ассистенты, журналисты, охрана. Ринг под прожекторами гудел, как улей. И среди этого хаоса я заметил, как Феномен сидит на табуретке в своём углу. Голова опущена, полотенце накинуто на макушку, руки безвольно лежат на коленях.

Он был разбит, уничтожен.

Больше не было того образа непобедимого зверя, с которым он входил сюда. Передо мной сидел человек, у которого рухнула легенда.

Я всегда считал себя представителем старой школы. А старая школа учила — какие бы конфликты ни были, после боя руку сопернику надо пожать. Так поступали мужчины, так сохранялось уважение к самому себе.

Я пошёл к нему через ринг. Охрана было метнулась ко мне, но я покачал головой, давая понять, что не собираюсь завязывать драку. Подошёл к табуретке соперника и остановился.

Феномен поднял глаза, усталые и мутные. Я наклонился ближе, к его уху и сказал так, чтобы нас точно никто не услышал.

— Несмотря ни на что, я пожму тебе руку. Но ты зря сделал с этой мазью.

Я протянул ему ладонь.

Феномен посмотрел на неё, потом на меня. Но руку так и не пожал.

Решаловы вышли в центр ринга, подняли руки и жестом позвали нас.

— Бойцы, к рефери! — сказал Лёша.

Я подошёл в центр ринга. Феномен тоже поднялся, но двигался медленно. Он снова накинул на голову полотенце, пряча глаза. Я понимал почему: ему было стыдно. Он просто стоял рядом, опустив плечи.

Рефери взял нас за запястья.

— В этом поединке… нокаутом… победу одерживает Саша Ф-ф-файтер! — объявил Паша Решалов.

Рефери резко вздёрнул мою руку вверх и пальцем свободной руки указал на меня.

— Победа!

Феномен даже после официального объявления победы не поднял глаз. Всё так же с полотенцем на голове, молча ушёл в свой угол.

Паша Решалов жестом подозвал меня к себе.

— Ну что, друзья! — сказал он. — Победитель с нами. Это был тяжёлый бой, действительно достойный финала реалити. Такой поединок наверняка войдёт в золотую коллекцию не только нашей лиги, но и всего мирового поп-ММА. У меня к тебе один вопрос, Саня, — обратился он уже лично ко мне. — Как вы это сделали?

Микрофон протянулся ко мне. Я взял его в руки.

— В первую очередь, — начал я, — я хочу поблагодарить тех людей, которые позволили мне дойти до финала и так выступить. Это Марик и Виталя. Это Настя. Это Саша. И вы, братья, — обратился я к Решаловым. — Вы, ребята, сделали так, что всё это стало возможным.

Решалов закивал, зааплодировал.

— А насчёт того, как мы это сделали… — я выдержал паузу. — Знаете, если у человека действительно есть цель, то он землю зубами прогрызёт, но дойдёт до конца. И у меня эта цель была. Эта цель — показать молодёжи, что грязь не нужна. Побеждать можно честно. И эта цель не закончится сегодня. Завтра, в моём зале в Москве, в «Боевых перчатках», будут тренироваться пацаны. И вот ради этого стоило драться…

Глава 18

— Отличные слова, очень достойные, — сказал Паша. — Давайте все вместе похлопаем нашему победителю!

Волна оваций прошла по павильону, и я на секунду закрыл глаза. Этот звук был громче любого гонга.

Когда шум стих, слово взял Лёша Решалов.

— А теперь мы хотим вручить то, что положено победителю нашего шоу.

На ринг вынесли огромный чек, почти в рост человека. Паша повернулся ко мне, поднял чек одной рукой.

— Вот деньги за победу в нашем реалити! Теперь у тебя будет возможность заняться развитием своего зала.

Я взял чек.

— И я уверен, — продолжил Лёша, — твой зал станет одним из лучших не только в Москве, но и во всей России!

Чек был тяжёлым. Это были не просто деньги, нет. Это был шанс. Возможность вернуть долг пацанам, которые верили в меня, возможность держать открытыми двери зала, куда будут приходить новые ученики — такие же, каким когда-то был я сам.

Я поднял чек над головой, будто чемпионский пояс.

— Далее… — продолжил уже Паша. — Нам очень бы хотелось услышать слова нашего второго финалиста — Феномена.

Феномен всё так же сидел, накрыв голову полотенцем, продолжая скрываться от всего мира.

Паша медленно подошёл к нему, наклонился, протягивая микрофон.

— Микрофон твой.

Феномен поднял голову на секунду, глаза блеснули из-под тени полотенца. Он едва заметно покачал головой. Раз, потом второй. Нет.

Паша опустил микрофон, наклонился к нему ближе и напомнил уже без него:

— По контракту ты обязан сказать слова после боя. Если не сделаешь, то будет штраф. Крупный.

Феномен всё равно качнул головой.

Паша задержался на миг, будто ждал чуда. Потом глубоко вдохнул, выпрямился, снова поднял микрофон.

— Феномен оставил все свои силы в бою и сейчас просто не может ничего сказать.

Я понимал, что он не просто не мог, а именно не хотел. Самое важное, когда ты проиграл, — сделать выводы по допущенным ошибкам и двигаться дальше. Но Феномену, похоже, было плевать на это «самое главное».

Нас собрали вместе: я, Игнат, Марик, Виталя, Настя, Саня Козлов, Антон — вся команда.

Мне снова сунули в руки огромный чек. Он был такой нелепо большой, что я едва удерживал его на дрожащих руках.

Фотографы начали работу.

— Сюда! Сюда, Саша!

— Улыбка! Руку выше!

Я пытался улыбаться, но получалось криво. Команда сгрудилась вокруг. Марик и Виталя держали меня за плечи, поднимали кулаки вверх. Игнат положил руку мне на спину. Настя сдерживала слёзы, в глазах её светилось счастье. Даже Саня Козлов улыбался.

Когда вспышки стихли, я опустил чек и протянул его Антону.

— На, брат. Присмотри за этим. Мне сейчас не до бумажек.

Менеджер ухмыльнулся, но взял чек.

— Не волнуйся, сохраню, — заверил он.

Я спустился с ринга. Ноги гудели, каждый шаг отзывался болью. Там меня уже ждал врач.

— Пойдёмте, — позвал он. — Надо осмотреть повреждения.

Я кивнул и пошёл за ним.

Врач осмотрел меня внимательно, водил фонариком перед глазами, щупал затылок и шею. Лоб и скулы он промял так, что я поморщился от боли. Наконец врач снял перчатки.

— Так, ну что, Александр, на этот раз не поехать в больницу у вас не получится, — последовало заключение.

Я поднял глаза.

— И почему же?

— Во-первых, надо зашивать сечку, — врач кивнул на рассечённую бровь. — Во-вторых, надо проверять голову. Вы побывали в двух нокдаунах, и последствия могут быть разные. Сотрясение, отёк, микронадрывы сосудов — всё это нельзя оставлять на самотёк.

Я молчал, понимал, что врач прав. Внутри хотелось поспорить, сказать, что я справлюсь, что всё нормально. Но в глубине души я понимал, что здоровье — это то единственное, что нельзя поставить на кон. Если потеряешь его — никакие победы уже не будут иметь значения.

— Если надо, то поеду, — заверил я.

Врач кивнул и записал что-то в карту.

— Надо, — подтвердил он.

Я провёл рукой по лицу, чувствуя липкую корку крови. Да, от больницы на этот раз было не отвертеться.

— Вы на скорой поедете? — уточнил врач.

— Братское сердце, скорая пусть пенсионерам на выезды ездит, — рядом со мной появился Игнат. — Мы сами домчим с ветерком!

Врач лишь безразлично пожал плечами.

— Пойдём, Сань, тебя пока оформят, пока туда-сюда, а я не хочу время терять.

— А на чём ехать? — уточнил я.

— Ну как на чём, я же тебе говорил, что меня в Екатеринбурге пацаны встретили, — ухмыльнулся Игнат. — И тачку от души подогнали.

Через пару минут мы уже стояли возле чёрного крузака. Видимо, здешние друзья Игната устроились здесь неплохо, раз такие тачки могли давать «на попользоваться».

Мы сели в салон. Я завалился на сиденье, прикрыл глаза. Навигатор показывал, что больница рядом, но дорога всё равно казалась длинной.

Игнат нажал на газ, мотор зарычал, и машина мягко, но стремительно рванула вперёд.

— Скажу честно, Саня, — сказал он, глядя на дорогу. — Я восхищаюсь тобой. Ты сделал то, что мало кто смог бы. Не только выиграл, а выдержал, показал характер.

Я слушал его вполуха. Адреналин уже ушёл, а вместе с ним пришла усталость. Веки тяжелели, тело расслаблялось. Каждая клетка просила только одного — сна.

Игнат говорил ещё что-то. Про бой, про пацанов в зале… но я проваливался в полудрёму и слышал только обрывки его слов.

Очнулся я от звука коротких сигналов. Игнат несколько раз нажал на клаксон, требуя, чтобы подняли шлагбаум. Машина остановилась у ворот больницы, и охранник в будке лениво вышел навстречу.

— Сюда нельзя, — сказал он хмуро. — Только «Скорым».

Игнат достал купюры, сунул ему в руку. Мужик посмотрел по сторонам, вздохнул и махнул рукой.

— Ладно, только быстро. Тут стоять нельзя.

Шлагбаум поднялся, и мы въехали во двор.

— Вымогатели, блин, — хмыкнул Игнат.

Он притормозил у двери приёмного отделения, куда обычно привозят «скорые». Выскочил из машины первым, оставив мотор работать.

— Сиди здесь, — бросил он. — Я сейчас.

Я кивнул и откинулся на сиденье, чувствуя, как снова наваливается усталость. Но долго ждать не пришлось. Минуты не прошло, как Игнат вернулся — вместе с ним шли двое врачей в белых халатах. Он явно сумел их убедить, что ждать нельзя.

Один из них катил каталку. Увидев, что её пододвигают прямо к дверце машины, я мотнул головой.

— Не надо. Я сам. На ногах дойду.

— Вам лучше лечь, — попытался возразить врач.

— Я пройду, — отрезал я и, опершись о дверцу, выбрался наружу.

Ноги дрожали, но держали. В этот момент к приёмному подъехала «скорая». Двери распахнулись, и оттуда, шатаясь, вышел… Феномен. Его поддерживали санитары. Он выглядел разбитым, полотенце всё ещё было на голове.

Мы встретились взглядами. Но теперь это был не тот взгляд, каким он сверлил меня на ринге. Глаза его скользнули по мне — и он тут же отвернулся.

— Я пока переставлю машину, — сказал Игнат. — А ты, Саня, слушайся врачей. Они скажут, что делать. У меня с ними уже всё договорено.

Я кивнул. Врачи подхватили меня под руки.

— Пойдёмте, — сказали они.

Я пошёл. Медленно, но сам. За спиной хлопнула дверь «скорой», и Феномена начали укладывать на носилки. Он, кстати, не особо сопротивлялся. Идти сам мой теперь уже бывший соперник не мог.

Меня повели по коридору к травмпункту. Я старался не смотреть по сторонам. Терпеть ненавидел больницы и всё с ними связанное. А мы проходили через приёмник, и здесь было полно тех людей, которым было куда хуже, чем мне.

Что до травмпункта, то я готовился к привычной картине — очереди из людей с переломами, порезами и сотрясениями.

Но к моему немалому удивлению, коридор оказался пуст. У дверей травмпункта не было ни одного человека. Для меня это было странно. В девяностых в подобных местах всегда было столько людей, что хоть чёрт ногу сломит…

Один из врачей, которых привёл Игнат, кивнул мне на ряд пластиковых стульев.

— Подождите здесь, я предупрежу доктора.

Он зашёл в кабинет, дверь закрылась. Минуту спустя он вернулся.

— Сейчас доктор досмотрит пациента и пригласит вас.

Меня усадили на пластиковый стул прямо у двери. Я откинулся назад, прикрыл глаза.

И тут в коридоре послышались шаги. Я поднял голову — привели Феномена. Его вели двое санитаров. Он всё-таки шёл сам, но пошатывался. Лицо его было бледным, губы сухими, в корочке засохшей крови. Он выглядел не лучше меня.

Феномен дошёл до двери и опустился на стул. Теперь мы сидели плечо к плечу, оба разбитые, оставившие часть здоровья в ринге.

Я посмотрел на него боковым зрением. Он не встретил мой взгляд — смотрел в пол.

Странное чувство.

Всего час назад мы пытались друг друга убить, а теперь сидели рядом у двери травмпункта.

Никакого негатива внутри не было — ни злости, ни желания что-то доказать. Да, он в бою пошёл на грязь, использовал мазь, пытался выиграть нечестно. Но сейчас это уже не имело значения. Мы оба прошли через ад, и я видел рядом не врага, а такого же измотанного бойца.

Санитары, которые его привели, ушли.

В коридоре теперь стояла тишина, лишь лампа над дверью жужжала, и слышно было наше дыхание.

Феномен медленно поднял голову, потом опёрся ладонями о колени и встал. Его шатнуло, но он сделал шаг ко мне.

Я напрягся, готовясь к чему угодно. На секунду мне даже показалось, что он решил устроить драку прямо здесь, в больнице. Но он остановился передо мной, помолчал и… протянул руку.

— Я был неправ, — прошептал он. Голос его дрогнул, и в нём не было ни капли прежнего пафоса. — Прости меня за то поведение.

Я поднял взгляд. Наши глаза встретились. Пожалуй, впервые за всё время я увидел в глазах Феномена не злость и не самоуверенность, а усталость и… признание. Он больше не был «Феноменом», он был просто человеком, который понял, что зашёл слишком далеко.

Я молчал секунду, потом пожал его руку.

— Ладно, — ответил я. — Вопрос закрыт.

Мы с Феноменом ещё держали друг друга за руки, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Я обернулся и увидел Игната. Он возвращался после того, как перепарковал машину.

Игнат замер, увидев наше рукопожатие, и расплылся в улыбке.

— Ни фига себе Санта-Барбара! — протянул он. — Ну правильно, мужики, что помирились.

Феномен отпустил мою ладонь и снова опустил взгляд в пол, но Игнат не дал ему спрятаться.

— После боя всегда нужно жать руку, — продолжил он. — Так было всегда и так должно быть.

Я усмехнулся, глядя на него.

— Ты вовремя, как обычно, — сказал я.

— А то, — ответил Игнат. — Ладно, Саня, теперь вижу, что у тебя всё под контролем.

В его голосе звучало облегчение, и я понял, что он и правда волновался за то, чтобы мы с Феноменом не сцепились. Видимо, успел нафантазировать в голове, пока бегал с парковкой, а вернувшись, увидел совсем другую картину.

Феномен помолчал, сидя на стуле у стены, будто собирался с силами. Потом неожиданно достал телефон, включил камеру и посмотрел на меня.

— Ну что, — сказал он. — Обещал ведь.

Феномен поднял телефон, выбрал формат кружка — короткое видео. Несколько секунд он молча смотрел в объектив, собираясь с духом, потом заговорил:

— Всем привет. Я — Феномен. Сегодня я проиграл. Проиграл Саше Файтеру. Это была честная победа, и я признаю своё поражение.

Он сделал паузу, вдохнул глубже.

— Как я обещал, я приеду в его зал, к его пацанам, и проведу мастер-класс в «Боевых перчатках». Держите слово — значит, держите до конца.

Он остановил запись, сохранил её и показал мне экран.

— Устроит?

Я протянул руку. Он пожал её второй раз за вечер. Рукопожатие было крепким.

— Устроит, — сказал я. — Я буду ждать тебя в «Боевых перчатках». Пацанам понравится, что с ними поработает такой боец. Боец ты хороший, а вот как человек… я думаю, ты всё понимаешь.

Я выдержал паузу и добавил:

— А дерьмо случается. Главное — это цели, ради которых ты идёшь дальше. Подкорректируй их. И тогда у тебя всё получится. Поднимешься не раз.

Феномен слушал молча, но в его глазах что-то дрогнуло. Я видел, как мои слова дошли до него. Неплохо будет, если он поймёт, что сила не в том, чтобы ломать, а в том, чтобы подниматься и снова идти.

Феномен кивнул, медленно, тяжело. Но это был честный кивок.

Дверь травматологии наконец распахнулась, и из неё, хромая, вышел мужик. На ноге у него был свежий гипс, под мышкой костыль. Видно сразу, что перелом. Он прошёл мимо, бормоча что-то себе под нос, и исчез в коридоре.

— Следующий, — позвал медбрат.

Я поднялся со стула и зашёл внутрь травмпункта. Врач в очках, среднего возраста, глянул на меня поверх бумаг.

— Снимайте верх, ложитесь, — он кивнул на кушетку.

Я стянул майку, и он начал осмотр. Пальцы уверенно прощупывали рёбра, ключицу, шею. Потом остановился на рассечённой брови.

— Ну что ж, здесь зашивать, — сказал он, как о чём-то обыденном. — Давайте готовиться.

Он достал инструменты, ассистентка быстро подготовила столик. Металл иглы блеснул под лампой. Я почувствовал укол, и место вокруг рассечки онемело.

Игла входила и выходила из кожи, нить тянулась, затягивалась в узлы. Я чувствовал лёгкое давление, но боли уже не было. Врач работал сосредоточенно, быстро.

— Всё. Готово, — сказал он через несколько минут.

Я сел, протёр лицо, ощущая стянутость кожи.

— Сколько я вам должен? — спросил я.

Врач улыбнулся и покачал головой.

— Ничего. Всё сделано по полису.

Скорее всего, Игнат уже всё оплатил, пока я сидел в коридоре. Но спорить я не стал.

— Спасибо, доктор, — сказал я.

— До свидания, — ответил он, снимая перчатки.

Я вышел из травматологии, трогая пальцами свежие швы на брови. Кожа была натянутая, чувствовалась стянутость нитей, но это мелочь по сравнению с тем, через что я прошёл на ринге.

Дверь кабинета снова открылась, и внутрь завели Феномена. Он шёл медленно, плечи опущены, полотенце наконец убрали. Его лицо было разбито, а взгляд потухший. Врач, который сопровождал меня с самого начала, уже стоял в коридоре.

— Вам — снимок головы, — он махнул рукой, приглашая следовать за собой. — Пойдёмте.

Меня отвели в радиологию, усадили, зафиксировали голову. Холодный металл аппарата коснулся затылка, и я прикрыл глаза. Аппарат загудел, лампы вспыхнули. Несколько минут — и всё закончилось.

Доктор вернулся с плёнками, быстро просмотрел, положил на просвет. Провёл пальцем по снимку.

— Ну что, Александр, всё в порядке. Сотрясения нет, повреждений мозга тоже. Последствий для здоровья не вижу. Отдых, уход за швами — и будете в норме через неделю.

Я выдохнул. Камень свалился с души.

В коридоре меня уже ждал Игнат. Он облокотился на подоконник, руки в карманах, и как только я вышел, расправил плечи и улыбнулся.

— Ну что, Саня, — сказал он. — Поехали обратно. Будем отмечать. Поработали — теперь и отдыхать пора.

После всего, что случилось, мысль о том, что теперь можно просто лечь или поднять бокал с ребятами, казалась спасением.

— Поехали, — ответил я.

Мы вернулись на виллу уже за полночь. Дорога заняла полчаса, и всё это время я молчал, глядя в окно. Огни ночного города мелькали и расплывались. В машине было тепло и тихо, мотор урчал убаюкивающе, но я держал глаза открытыми, чтобы не провалиться в сон прямо в пути.

Когда ворота особняка закрылись за нами, Игнат заглушил двигатель и повернулся ко мне.

— Ну что, Саня, пошли отметим? Или ты пас?

Я усмехнулся, с трудом разлепив губы.

— Пас, брат. Мне бы на кровать… на боковую лечь и хорошенечко выспаться.

Игнат посмотрел на меня, кивнул понимающе.

— Ладно. Правильно. Если что нужно — только свистни, буду на низком старте.

— Договорились, — ответил я.

Он хлопнул меня по плечу, вылез из машины и тут же направился к дому.

Я медленно поднялся по ступенькам и прошёл в сторону своего номера. Коридоры виллы были тихими, только пол под ногами отзывался шагами.

Открыв дверь своего номера, я наконец выдохнул. Здесь было пусто, спокойно и темно. Всё, что мне было нужно сейчас, — кровать. Я рухнул на неё, даже не раздеваясь.

После всего, что произошло на ринге и в больнице, внутри будто образовалась пустота. Никаких эмоций, никаких взрывов адреналина.

Большое дело сделано, а внутри вместо радости только усталость.

Я лежал на кровати в своём номере. Матрас казался каменным, тело деревянным, но я не двигался. Каждая клетка ныла, каждая мышца напоминала о себе. Казалось, что меня перемололи в жерновах и выплюнули обратно.

В потолок я смотрел несколько минут, пока глаза не начали закрываться сами. И в этой тишине вдруг пришла мысль… а ведь по сути ничего не завершено. Финал — это только этап, а не конец. Всё, что произошло сегодня, — лишь дверь к следующему шагу.

Впереди ждала не менее тяжёлая задача

Глава 19

Телефон на тумбочке настойчиво завибрировал. Сквозь полусон я не хотел тянуть руку, но экран загорелся, и я увидел новое входящее сообщение.

Потянулся, разблокировал телефон. На экране высветилось приглашение на ужин.

Сон как рукой сняло. Как если бы на меня вылили ушат холодной воды.

Я прочитал сообщение ещё раз. Адрес указан чётко, даже с координатами для тех, кто заплутает. Внизу добавлено: «Дресс-код — костюм. Количество персон — четыре. Просим в кратчайший срок прислать имена гостей».

Я сел на кровати, чувствуя, как сердце забилось быстрее. Вот оно… момент, которого я ждал.

Я уставился в экран, перечитывая сообщение снова и снова, будто опасался, что слова вдруг исчезнут. Четыре персоны. Это значит, что рядом со мной могут быть те, кто должен быть там.

Время на самом деле было позднее — начало десятого утра. Выходит, я проспал целых девять часов без задних ног. Причём, помимо сообщения с приглашением, на телефоне была целая куча пропущенных и прочих сообщений. Знакомые, у кого был мой номер, хотели поздравить меня с победой. Надо потом выделить время и отписаться всем.

В этот момент в дверь раздался короткий, слабый стук. Я поднял голову от телефона, где по-прежнему светилось приглашение.

— Заходите.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошёл Саша Козлов. Лицо его было сосредоточенным, в глазах застыла решимость. Он прикрыл за собой дверь и без лишних слов сел на край кровати.

— Ну что, завтра всё в силе? — спросил он тихо, но уверенно.

Я кивнул и протянул ему телефон с экраном, где всё ещё горели строки приглашения.

— Будь готов.

Саша внимательно посмотрел на экран, потом поднял взгляд на меня.

— А как мать пройдёт?

— У меня четыре пригласительных. Светлана умеет конспирироваться лучше многих из нас. Так что всё будет. А пока скажи, под какими именами вас записать.

— Моё имя ты знаешь, а матери укажи… — он назвал чужое, давно заготовленное имя.

Я записал всё в ответном сообщении и нажал «отправить». Мы оба замолчали, слушая тиканье часов. Через пару минут пришёл новый сигнал.

— Бронь подтверждена, — сказал я и положил телефон на тумбочку.

В глазах младшего Козлова мелькнуло облегчение. Он поднялся с кровати.

— Тогда до вечера, — сказал младший Козлов.

— До вечера, — подтвердил я.

Казалось, он уже собирался уйти, но взгляд его зацепился за меня, и он остановился. В его глазах было столько всего сразу… и благодарность, и решимость, и что-то вроде тревоги, которую он всё это время скрывал.

— Спасибо тебе за всё.

Я усмехнулся, чувствуя, как губы снова болезненно растянулись из-за рассечённой брови. Но моя улыбка была искренней.

— Ты только о костюме позаботься, — сказал я, кивая на телефон. — Там дресс-код. Не хотелось бы, чтобы нас приняли за случайных гостей.

Мы пожали руки крепко, словно закрепляя не только договорённость о костюме, но и саму идею, что завтра мы пойдём туда вместе и уже никто нас не остановит.

Он вышел, дверь закрылась, и я снова остался один. Наконец прислушался к ощущениям своего тела. Боль была. Не острая, скорее всеобъемлющая. Каждая клетка тела ныла, как будто меня ночью переехала фура. Голова была тяжёлой, мышцы тянуло…

После боя никогда не бывает легко, но сегодня было особенно паршиво. Каждое ребро отзывалось тупой болью, грудь будто стянута ремнём, а ноги ломило так, что я вспомнил все пробежки по лестницам в восьмидесятых, когда тренеры гоняли до рвоты.

После боя с Карателем состояние всё-таки было получше. Правда, тогда я и не выступал целый раунд в качестве груши для битья. Но что я усвоил хорошо — терпеть такое состояние было не обязательно. Обезболивающие в 2025-м были куда сильнее тех, к которым я привык по прошлой жизни.

Потому, оставшись один, я первым делом развёл себе в стакане порошок. Выпил, закрыл глаза, понимая, что через каких-то пятнадцать минут боль начнёт ослабевать и отходить на второй план.

Прошёл в ванную. Холодная плитка под босыми ступнями чуть отрезвила. Я включил свет и, облокотившись о раковину, взглянул в зеркало.

Картина была удручающая. Всё лицо опухло: одна щека вся синяя, под глазом огромный фиолетовый мешок. Губа рассечена, шов на брови свежий и красный. Так-то после увиденного сравнение с грузовиком уже не казалось преувеличением.

Вот оно, лицо победителя… Теперь ближайшие несколько недель займёт восстановление. Синяки сойдут, швы снимут, кости перестанут ныть, но до этого времени зеркала лучше обходить стороной.

И всё же сегодня вечером меня ждал ужин у Козлова. И я должен быть там.

Я снова посмотрел на себя, выдохнул.

Организаторы, конечно, озадачили, выставив в качестве требования наличие костюма. Я закрыл глаза, представляя, как в зале будут сидеть люди в дорогих смокингах, с идеальными причёсками, с бокалами вина… и как среди них появлюсь я — весь опухший, с зашитой бровью.

Но идти придётся.

Я услышал, как в дверь моего номера снова постучали. Дверь приоткрылась, и на пороге появился Игнат. Он вошёл уверенной походкой, в руках у него был чехол. По тому, как он его держал, я сразу понял, что это был костюм.

— Саня, — сказал он с усмешкой. — Краем уха услышал, что на сегодняшнее мероприятие тебе будет нужен костюм. И вот я, и вот я его тебе принёс.

Он развернул чехол, и я увидел тёмно-серый костюм, идеально выглаженный. На ощупь ткань была плотная, дорогая. Видно, Игнат заморочился — явно купил не в первом попавшемся магазине.

— Спасибо. Ты меня реально выручаешь.

— Да ладно, — отмахнулся он. — После того, что ты сделал, тебе хоть в халате можно явиться. Но дресс-код есть дресс-код. А костюм я тебе как раз привёз с багажем — подумал, что на церемонии может пригодиться. Не будешь же ты в спортивках чилить.

Он уселся на стул у стены, оглядел меня внимательно.

— Ну и как самочувствие?

Я пожал плечами.

— Пойдёт.

Игнат поднялся. Подошёл ближе, приобнял меня.

— Ну давай, удачно тебе сходить.

Игнат улыбнулся и направился к выходу.

Я разложил костюм на кровати и долго смотрел на него. Такой костюм можно было надеть и на деловую встречу в мэрии, и на фотосессию для модного журнала. Игнат выбрал именно то, что нужно.

Приняв душ, я начал одеваться. Сначала белая рубашка — свежая, хрустящая, пахнущая чистотой. Я застёгивал пуговицы одну за другой, чувствуя, как руки дрожат после вчерашнего боя.

Потом натянул брюки. Они сели ровно по фигуре, будто их шили под заказ. Пиджак лёг на плечи также идеально — нигде не тянул, не приспускал.

Одевшись, я подошёл к зеркалу.

В отражении стоял другой человек. Костюм сидел безупречно. Если убрать опухшие глаза, синяки, рассечённую губу и свежий шов на брови, можно было бы подумать, что это фото для обложки.

Но… настоящий победитель не всегда выглядит как картинка из рекламы.

День пролетел незаметно. Ужин был назначен на шесть вечера, и в четыре ко мне снова зашёл Саша.

Но был он уже не один.

За его плечом стояла женщина в парике с аккуратно уложенными каштановыми волосами. Строгий макияж, простое, но элегантное платье. Я пригляделся и узнал Свету.

Если бы не знал, не узнал бы. За эти без малого тридцать лет она научилась скрываться так, что даже родной сын едва бы догадался.

— Какие люди в Голливуде, — хмыкнул я.

В глазах Светик буквально сквозила привычка жить в тени, уходить от чужого взгляда и менять лица. Жизнь у неё была тяжёлой, наполненной постоянной тревогой и бегством…

Ничего, теперь час расплаты Козловым был ближе, чем когда-либо.

Они вошли в комнату. Саша закрыл дверь, и на секунду повисла тишина. Света посмотрела на меня внимательно, оценивающе, словно хотела убедиться, что я в состоянии выдержать ещё и то, что ждёт нас впереди.

— Ну что, всё готово? — спросил Саша, садясь на стул у стены.

— Готово, — ответил я.

Саша был одет в костюм, строгий, но не такой изысканный, как у меня.

Света подошла ближе. Её взгляд смягчился, и в голосе прозвучала искренняя теплота:

— Поздравляю тебя с победой. Знаешь… я боялась смотреть. Не смогла. Но всё равно переживала так, будто сама там стояла.

Я почувствовал, как внутри стало теплее. Тридцать лет назад Светка тоже боялась, вживую так и не посмотрела ни одного моего боя.

Мы уже собирались вызывать такси по адресу из пригласительной. Но делать этого не пришлось. У меня завибрировал мобильник. Звонил водитель… выяснилось, что за мной и моими гостями прислали отдельный автомобиль.

— Спускаемся, пять минут, — заверил я водителя.

Я выглянул в окно и увидел у ворот чёрный автомобиль с водителем в костюме, стоявшим у дверцы спереди.

Мы втроём спустились вниз. Света шла чуть впереди, молчаливая и собранная, Саша шагал рядом со мной, плечо к плечу.

Увидев нас, водитель шагнул вперёд и распахнул дверь.

Я пропустил Свету первой. Она скользнула внутрь молча, почти не глядя по сторонам. Всё её внимание было сосредоточено на предстоящем вечере. Я знал, что для неё это был самый важный день за десятилетия. Встретить лицом к лицу того, кто перевернул её жизнь.

Мы с Сашей залезли следом, и автомобиль тронулся.

— Неплохо, — пробормотал Саша, откинувшись на сиденье. — Это тебе не эконом-класс в такси.

Света всё так же сидела молча, сложив руки на коленях, и смотрела в окно.

Мы ехали молча. Каждый из нас думал о своём. И за всю поездку никто так и не сказал ни слова.

Впрочем, поездка была недолгой. Минут пятнадцать — и машина уже сворачивала к освещённым воротам огромного загородного дома. Водитель плавно затормозил у парадного входа. Вышел, тут же открыл двери, и мы один за другим выбрались наружу.

Перед нами возвышался огромный загородный дом — даже больше того особняка, где проходило шоу. Здесь всё буквально дышало показной роскошью. Фонтаны, подсвеченные мягким голубым светом, били ввысь. На аллеях переливались фонари, за тропинками следили камеры наблюдения.

Я оглядел всё это и краем глаза заметил, как Света ёжится. Для неё это место было символом чужой жизни, в которой не осталось ни крупицы её. Пока она ютилась в съёмных квартирах, скрывалась, выживала изо дня в день, её бывший муж копил капитал и строил вот такие дворцы. Она знала цену этим колоннам и фонтанам — цену её собственных слёз и страха.

Я смотрел на эту роскошь и понимал: всё, что сияло здесь мрамором и позолотой, досталось Козлову нечестным трудом. Это богатство было выжато из людей, из чужой боли, чужих жизней. Если бы раскрыть правду, то вода в этих фонтанах могла бы окраситься в кровь — столько судеб он переломал, чтобы оказаться здесь, в этом дворце.

Охрана встретила нас ещё у машины. Высокие фигуры в чёрных костюмах, настороженные взгляды, скрытые под ухом гарнитуры. Один из них шагнул вперёд, кивнул водителю и жестом указал нам дорогу.

Перед нами раскинулась красная ковровая дорожка. Она вела прямо к массивным дверям особняка. У массивных дверей особняка нас встретили двое мужчин в строгих костюмах. Ещё двое держали список гостей и переносной металлоискатель. Лица у них были каменные, движения отточенные.

— К металлоискателю, — кивнул один из них.

Я прошёл первым. За мной — Саша. Его осмотрели придирчивее, но тоже ничего не нашли. Света вошла последней. Её обыскали, провели детектором — и она лишь кивнула охраннику, будто всё это для неё было привычно.

Мужчина со списком гостей провёл пальцем по бумаге, отыскал наши фамилии и добавленные мной два имени.

— Проходите.

Мы шагнули вперёд, и в этот момент над головой раздался гул. Ветер сорвал листья с деревьев, красная ковровая дорожка колыхнулась. Я поднял взгляд и увидел, как к площадке перед особняком снижается вертолёт. Прожекторы внутреннего освещения подсвечивали его винты.

Из вертолёта вышел Виктор Козлов. В дорогом костюме, с гордо выпрямленной спиной и уверенной походкой. Его волосы трепал ветер, но он шёл так, словно сам был хозяином не только этого дома, но и всей жизни.

Света рядом чуть дёрнулась, напряглась. Саша стоял с каменным лицом, но я чувствовал, как внутри его рвёт от ненависти.

Мы вошли в особняк. Вперёд потянулся коридор — длинный, высокий, освещённый люстрами из хрусталя. Под ногами мягко пружинил ковёр, так что шаги почти не слышались. Стены украшали картины в золочёных рамах. Не репродукции, а настоящая коллекция — пейзажи, портреты, натюрморты. Чувствовалось, что их сюда вешали лишь для того, чтобы каждый гость с порога понимал, что хозяин дома купается в роскоши.

Дальше начинался мрамор. Белый, холодный, с прожилками, так что казалось — идёшь по льду. Колонны поддерживали потолки, и всё это напоминало музей, а не жилой дом.

Мы вышли к арке, над которой висел огромный портрет Виктора Козлова. Во весь рост, в дорогом костюме, с холодным взглядом и надменной улыбкой.

— Сука самовлюблённая, — прошептала Света, в её голосе зазвенела сталь.

Я уловил в её глазах решимость. Для Светки этот вечер был вечером расплаты.

У самого входа в зал нас встретила пара администраторов. С улыбкой и вежливыми поклонами они спросили фамилии и сверились со списками.

— Ваш стол номер шестнадцать, — сказал один из них и жестом указал направление. — Приятного вечера.

Из глубины зала доносилась живая музыка. Там играл целый оркестр — скрипки, виолончели… Витька буквально во всём демонстрировал своё мнимое превосходство. Музыка звучала как будто подчёркивая, что мы пришли на парад тщеславия.

Мы вошли в зал. В глаза ударил свет люстр и звон бокалов. Мы медленно двинулись вдоль рядов. На каждом столе стояли карточки с цифрами, и я искал наш. Наш, шестнадцатый столик, оказался ближе к сцене, чем я ожидал.

Мы расселись. Света сидела тихо, почти не двигаясь, и лишь иногда поправляла парик, чтобы ни одна прядь не сбилась.

Вокруг были другие столы с гостями. Мужчины в идеально сидящих костюмах, женщины в вечерних платьях, с бриллиантами на шее. Я почти никого не узнавал. Для меня это были чужие лица. Причём лица, которые не вызывали ничего, кроме отвращения. Даже сидеть в одном пространстве с такими людьми и то не хотелось. Но ясно было, что закрытая тусовка, куда не попадёшь случайно. Здесь собрались только те, у кого есть деньги, связи и власть.

Здесь все играли свои роли — кто хозяина жизни, кто верного партнёра, кто просто «своего человека».

Я посмотрел на своих спутников и понял, что в этой роскоши мы выглядели чужаками.

Я скользил взглядом по залу, стараясь разглядеть хоть кого-то знакомого среди этих самодовольных лиц.

Заметил Марину. Она сидела за столом, куда, видимо, должен был сесть сам Витька. Она посмотрела в сторону нашего стола и приветственно вскинула руку. Конечно, приветствовала она меня, как победителя своего реалити-шоу. Знала бы эта девчонка, что за столом вместе со мной сидят её отец и мать…

Я перевёл взгляд на Свету. Она смотрела на Марину так, что у меня сжалось сердце. В её взгляде было всё сразу: и гордость, и боль, и надежда, и отчаяние. Почти тридцать лет они были разлучены, и вот сейчас мать впервые видела свою дочь живьём…

Я представил, что творилось у неё внутри. Как сердце стучало, как дрожали пальцы под столом, хотя снаружи она оставалась спокойной. Для Светки этот момент был самым тяжёлым и самым важным за все годы.

Я знал, что сейчас она готова была бы отдать всё, лишь бы Марина узнала её, взглянула и сказала одно слово — «мама».

Но момент ещё не настал…

В этом ожидании, в этой мучительной паузе, я почувствовал, что приближается развязка истории моей новой жизни. По спине пробежал холодок предвкушения. Я понимал, что совсем скоро встречусь с Виктором Козловым лицом к лицу.

Глава 20

Зал жил своей жизнью. Гул голосов сливался в единый шум. Звон бокалов то и дело прорывал общий фон, отражаясь от мраморных стен и под высоким потолком с хрустальными люстрами. Официанты скользили между столами бесшумно, охрана стояла у колонн.

Гости сидели, пили шампанское, ели устриц, разговаривали. Для них это был ещё один, просто очередной вечер показной роскоши. К хорошему быстро привыкаешь, особенно когда это хорошее в твоей жизни появляется за чужой счёт.

Я сидел за столом, чувствуя под собой мягкий стул, но мышцы оставались напряжёнными. Справа расположился Саша, его пальцы сжимали бокал с водой так крепко, будто это была рукоять ножа. Слева сидела Света со спокойным, даже холодным лицом, но я чувствовал, какой ураган бушует у неё внутри.

В зале всё так же звучала музыка — оркестр гремел басами, трубач выдувал медь… вспомнились слова из старого фильма. Но теперь оркестр сменил тональность, будто нагнетая ожидание. Ждать долго не пришлось — двери распахнулись, и внутрь зала вошёл Виктор Козлов.

Шум голосов стих. Люди обернулись, бокалы замерли в воздухе. Витька шёл медленно, уверенно, с той самой походкой, которая десятилетиями внушала уважение и страх. Дорогой белый костюм сидел на нём идеально, глаза скользили по рядам столов. Он был в своей стихии — хозяин, для которого весь этот вечер был очередным признанием его силы.

Я почувствовал, как рядом напряглись мои спутники. Света замерла, сознательно стараясь не смотреть в сторону Виктора. Взгляд её был устремлён на бокал, пальцы стиснуты на коленях. Я видел, что каждый нерв в её теле дрожал. Это был её вечер не меньше, чем его. Для неё это был долгожданный момент встречи с прошлым.

Я покосился на Сашу. Младший Козлов сидел прямо, слишком прямо, как прилежный ученик. Он словно боялся, что если чуть расслабится, то сорвётся. Глаза Саши метались по залу, но в них сквозила решимость.

Я снова посмотрел на Свету. И в этот миг поймал её взгляд. Она всё-таки подняла глаза и посмотрела на Виктора. На губах Светки появилась тонкая натянутая улыбка. Но в глазах, за этой улыбкой, горела ненависть. Настоящая, хищная, обжигающая.

Улыбка скрывала её чувства от окружающих. Но я-то видел, что для неё это была маска. Маска, под которой копилось всё то, что она несла в себе почти тридцать лет.

Оркестр стих, и в центре зала появился один из братьев Решаловых. Его пригласили вести этот вечер, и Паша явно чувствовал себя в своей тарелке. Смокинг, в руках бокал с вином и микрофон. Он поднял руку, призывая к тишине.

— Дамы и господа, — разнёсся его голос по столам. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы поздравить победителя уникального проекта V-Fights реалити.

Я почувствовал, как десятки глаз одновременно обратились на меня. Люди за столами начали аплодировать. Некоторые даже встали. Для них всё это было частью дешёвого парада лицемерия, но для меня это было… совсем другое.

Я поднялся со стула и коротко кивнул, принимая поздравления. Сбоку, ближе к сцене, за одним столиком с Мариной сидел Виктор Козлов. Я перевёл взгляд на него. Он тоже кивнул — медленно, почти лениво, наверное, пытался подчеркнуть свой статус хозяина жизни, который сам же себе присвоил.

Виктор смотрел так, будто уже придумывал, как превратить мою победу в свой инструмент. Улыбка у него почти не тронула губ, глаза оставались холодными, как лёд.

Марина сидела рядом с Виктором. В свете люстр её платье блестело серебром, спина была идеально прямая, а движения отточенные, будто она всю жизнь училась этикету. Она казалась холоднее и собраннее, чем обычно. Она медленно вела взглядом по залу, как хозяйка вечера, и, останавливая взгляд за тем или иным столиком, поднимала бокал в качестве приветствия гостей. И вдруг её взгляд задержался…

Я сразу понял, на ком. На Свете.

Марина смотрела на неё чуть дольше, чем позволяли приличия. Её брови едва заметно дрогнули, в глазах мелькнула искра сомнения. Её что-то смутило в лице женщины, которая сидела рядом со мной — тихая, незаметная, будто случайная гостья.

Я посмотрел на Свету. Увидел, как напряглись её пальцы, как побелели костяшки. Она чувствовала этот взгляд.

Тонкий намёк на узнавание мелькнул между ними, как тень. Марина ещё не понимала, откуда эта странная знакомость, но в её лице уже читалось лёгкое недоумение. Она отвела глаза, но через минуту снова вернулась к Свете взглядом, будто что-то тянуло её.

Я буквально ощущал, как воздух сгущается. Это был момент, когда прошлое едва не вырвалось наружу.

Но затем Витя Козлов чуть нагнулся к дочери и что-то сказал — и внимание Марины тотчас переключилось.

Официанты активнее заскользили по залу, будто тренировались для этого вечера всю жизнь. Белые перчатки, серебряные подносы… На столах появлялись блюда — мясо с изысканным гарниром, рыба, мелкие закуски в крошечных тарелках. Зал наполнился ароматами специй, вина и прожаренного мяса.

Я взял в руку вилку, но есть не спешил. Внутри всё равно было слишком напряжено, чтобы почувствовать вкус. Кусок встал бы поперёк горла.

И тут я заметил движение у нашего стола. Марина. Она поднялась со своего места рядом с Виктором и медленно пошла в нашу сторону. Марина шла как хозяйка этого вечера, и многие в зале провожали её взглядами.

Марина подошла и остановилась напротив нашего стола.

— Поздравляю, — сказала она с лёгкой улыбкой и подняла бокал. — Ты сделал шоу зрелищным.

Говорила она, глядя на меня, глаза её скользнули и на Сашу, и на Свету.

Я заметил, как Саша напрягся, сжал губы и посмотрел на неё в упор. А Света… Света сидела тихо, но её взгляд украдкой пронзал Марину насквозь. В глазах матери было слишком много всего… нежность, боль, гордость и тоска. Она смотрела так, как может смотреть только мать на дочь, которую не видела десятки лет.

Марина снова задержала взгляд на Свете чуть дольше, чем требовали формальности. И в этот момент я заметил, как в её глазах дрогнуло что-то. Будто внутренний отклик, странная дрожь, непонятная даже ей самой.

Она отвела глаза, но слишком поздно. Я видел, что в ней что-то зашевелилось. Пока она ещё не понимала, откуда это чувство, но зерно уже упало.

— Благодарю, — ответила Света.

Снаружи Света выглядела спокойно. Но я знал, что внутри у неё бушевала буря. Ей хотелось вскочить, обнять Марину, сказать правду. Но вместо этого она выбрала маску изо льда. И это был единственный способ удержать себя в руках до того момента, когда маска будет сорвана.

Голос её прозвучал холодно, даже формально, будто она разговаривала не с собственной дочерью, а с чужой женщиной из официального приёма.

Её слова повисли в воздухе, и Марина слегка нахмурилась, но быстро снова натянула улыбку. Она кивнула нам и отошла к следующему столу, даже не задержавшись. Будто хотела скорее сбежать.

Виктор поднялся из-за стола медленно, с достоинством. Официанты тут же подскочили, наполнили его бокал, и зал словно притих, ожидая речи хозяина. Козлов встал в полный рост, поднял бокал, глядя на всех с тем самым холодным выражением лица, которое я слишком хорошо знал.

— Сегодняшний вечер, — начал он, — мы посвящаем силе. Силе духа, силе дисциплины.

Гости отозвались лёгким гулом одобрения, поднимая бокалы вслед за Витькой, рефлекторно, как собаки Павлова.

— Мы живём в мире, где важно не только побеждать, — продолжил Виктор. — Но и показывать пример. Без этого не может быть настоящей победы.

Витька смотрел на наш столик, и его глаза на секунду задержались на Саше. Он оглядел его так, как смотрят на незнакомого мальчишку: быстро, холодно и без интереса.

Ни намёка на узнавание. Для него Саша был просто «мальчишкой с шоу», случайной фигурой рядом со мной.

Саша чувствовал этот взгляд — он всё так же сидел неподвижно, но челюсть его была сжата так, что на скулах ходили желваки. Он выдержал этот взгляд, но внутри, я знал, его разрывало. Он видел перед собой человека, который испортил жизнь его матери, и ненавидел его каждой частичкой себя. И, конечно, Сашка не знал, что этот человек — его отец.

Речь Виктора оказалась короткой, и он, сорвав аплодисменты и звон бокалов, сел на место, сделав глоток шампанского.

В этот момент Марина снова появилась рядом с нашим столом. Сюда её тянуло словно магнитом.

Она остановилась и, улыбнувшись, обратилась уже не ко мне, а к Саше.

— А вы… откуда? Чем занимались раньше? Вы же секундант Саши Файтера, да?

Саша чуть напрягся, но ответил спокойно.

— Я из Москвы. Занимался сколько себя помню спортом. Сейчас здесь, на шоу, да — как секундант.

Марина кивнула, вежливо, как будто поставила галочку в своей голове. Она задавала простые вопросы, но я видел, что девчонка присматривалась. В её глазах был интерес — едва заметный, но искренний.

Марина кивнула Саше, поблагодарила за ответы, и её взгляд снова на секунду вернулся к Свете. Света подняла голову чуть выше, словно сама не могла больше избегать этой «дуэли» взглядов. Их взгляды сцепились — и ни одна, ни другая не отводила глаз.

Это длилось всего секунду, но у Марины на лице мелькнула тень недоумения, будто она пыталась вспомнить, где видела эту женщину раньше. А у Светы во взгляде повисло тяжёлое, сдержанное тепло, спрятанное за маской безразличия.

Долгие годы разлуки, чужие лица, семейные тайны — всё стянулось к этому моменту. Марина ещё не понимала, что именно её смущает, но именно Света поглотила её внимание полностью. Марина отвела глаза первой, растеряно — что было совершенно не характерно для неё, — улыбнулась. И как-то слишком резко развернулась и ушла. Я видел, что она уносила с собой это странное ощущение, и оно не даст ей покоя.

Я поймал себя на мысли, что тень прошлого вошла в этот зал вместе с нами. И она больше не уйдёт, пока всё не будет названо своими именами.

Я в то же время продолжал наблюдать за Виктором. Он медленно обводил взглядом зал. Глаза скользили по столам, выхватывали лица, задерживались на тех, кто должен был почувствовать себя отмеченным. Но в конце концов его взгляд снова остановился на нашем столике.

Светка больше не прятала взгляд. Она подняла голову и посмотрела на Виктора. На губах её появилась улыбка — мягкая, вежливая, словно обычный ответ на формальное внимание. Но в глазах… глаза её сверкнули так, что я удивился, как никто этого не заметил.

Там не было благодарности.

Там горела ненависть, копившаяся десятилетиями.

Виктор задержал на ней взгляд всего на миг. Он не узнал её — слишком многое изменилось за годы. Но её ответная улыбка, её холодное спокойствие будто оставили на нём… лёгкую царапину.

Козлов отвёл глаза, что случалось крайне редко. На секунду в его лице мелькнула настороженность. Я видел, что он снова украдкой всмотрелся в Свету пристальнее, чем прежде. Морщины, изменившаяся причёска, парик, другой макияж… всё это сбивало.

Я видел чуть приподнятые брови Витьки, как будто внутри у него промелькнуло: «Где-то я её видел». Но Козлов быстро потерял интерес, видимо так и не узнав мать своих детей. Он отпил из бокала, и холодная маска снова встала на место. Для него это была всего лишь гостья, случайная спутница победителя шоу.

Света же опустила глаза и довольно улыбнулась краешками губ. Она только что бросила вызов прямо в лицо человеку, разрушившему её жизнь.

Пазл уже складывался — но ни Виктор, ни Марина, ни Саша ещё не видели картины целиком. Пока.

Саша всё это время сидел тихо, всё так же сдержанный, но я видел, как его глаза то и дело возвращались к главному столу. Он ловил каждое движение, каждый жест Виктора и Марины, будто хотел понять, как устроен этот мир за золотыми шторами и хрустальными люстрами.

Наконец он наклонился ко мне и почти шёпотом спросил:

— А эта девушка рядом с Козловым, это же директор лиги, да?

Я замер на долю секунды. Но нет, он не знал. Не мог знать.

Я перевёл взгляд на Марину. Для Саши она была всего лишь «девушка рядом с Козловым».

Я сделал вид, что рассматриваю бокал в руке, и ответил уклончиво:

— Директор Лиги, да.

Саша кивнул, но в его глазах мелькнуло сомнение, будто он почувствовал, что я не сказал всей правды.

Я боковым зрением заметил, как вздрогнула Света. Она поняла, о чём спросил её сын.

Сашка не узнавал в Марине свою сестру.

Вечер шёл.

Козлов начал прогуливаться по залу в сопровождении Марины и с бокалом в руках. Он подходил к столикам поочерёдно, чокался бокалом, улыбался, о чём-то разговаривал.

Разговоры за соседними столами стали громче, оживлённее, когда Витька подошёл к ним. Заговорили о шоу.

— Я же был на финале, Виктор. Всё же бой оказался куда интереснее, чем ожидали, — произнёс один седовласый мужчина за соседним столом. — Но буду честен, финалистам повезло, что их не дисквалифицировали за такие приёмы.

— Зато зрелище вышло первоклассное, — парировала женщина в изумрудном платье, поднимая бокал.

— Сила сама по себе ничего не значит, если у неё нет наследников, — Виктор тоже поднял бокал и чокнулся с этой женщиной. — Настоящая ценность — это преемственность. Сила должна передаваться дальше. И я считаю, что моя дочь готова продолжить дело своего отца.

Гости согласно кивнули.

Закончив разговор, Виктор и Марина наконец подошли к нашему столику. Витька держал бокал в руке и смотрел прямо на меня.

— Как ваше самочувствие, Александр? — спросил он как будто даже заинтересованно.

— Всё в порядке, — заверил я.

— Гости, из числа тех, кто были вчера на финале, крайне впечатлены вашим боем, — он подмигнул, поднимая бокал и давая понять, что хочет со мной чокнуться.

Я не стал отказываться, поднял бокал и чокнулся с Витькой. Хотя куда больше хотелось перевернуть этот бокал ему на голову. Но ещё не время.

Виктор повёл бокалом, оглядывая всех за столом.

— Знаете, команда для спортсмена — это не просто тренировки, это семья. А семья, господа, самое важное, что может быть в жизни. Без семьи человек пуст. Без семьи нет будущего.

Он повернулся к Марине и чуть улыбнулся.

— Вы, может быть, ещё не знаете, но именно моя дочь организовала всё это мероприятие. Вся эта красота — её заслуга.

Светка не выдержала.

— Ваша дочь… прекрасна, — она явно говорила иным голосом, чтобы Витя её не узнал. — Наверное, её мать гордится ею.

Виктор будто вздрогнул. Его лицо осталось спокойным, но глаза на миг потемнели, и он резко отвёл взгляд.

— Благодарю, — бросил он коротко и, не делая паузы, повернулся снова ко мне. — Кстати, Александр, помните то испытание в полуфинале? С гирями? Я ведь не зря его предложил. Когда вы держали на руках тот груз, я сразу вспомнил одного моего друга из молодости. Он тоже всегда был таким… упрямым. Вы ведь вышли в финал, но не остановились на этом…

— А где он сейчас? — спросил я.

— Увы… как поётся в одной песне: «Один мой друг, он стоил двух, он ждать не умел. Был каждый день — последним из дней. Он пробовал на прочность этот мир каждый миг… и мир оказался прочнее».

Я медленно поднял бокал, не сводя с него глаз.

— Не стоит прогибаться под изменчивый мир, — произнёс я спокойно. — Однажды он прогнётся под нас.

Мы чокнулись. Виктор улыбнулся чуть шире, довольный игрой в цитаты.

А внутри у меня кипело одно слово: урод.

— Но хватит философии. У меня есть ещё одна идея. Наш режиссёр категорически против, чтобы мы показывали финал вне эфира… но ведь здесь только свои. Никто ему не расскажет, правда?

И, не дожидаясь ответа, щёлкнул пальцами. На экране за сценой вспыхнули первые кадры боя. Зал притих, люди потянулись ближе.

Козлов наклонился ко мне.

— Ну что, Александр… какие ощущения у вас были в тот момент?

Я сделал глоток шампанского.

— Ощущения? Близость безоговорочной капитуляции соперника, — заверил я.

Виктор довольно кивнул.

— Мы уже видели бой. Пусть гости насладятся им позже. А я хотел бы поговорить отдельно. У меня есть для вас личный подарок.

Я отставил бокал и кивнул. Сердце гулко ударило в груди. Сбоку почувствовал движение. Света и Саша переглянулись. Я видел, что их лица побледнели, но в глазах было одно: момент настал.

— Не будете против, если я разделю этот момент со своей командой? — спросил я. — Наверное, вы правильно сказали, что команда — это семья.

— Отнюдь, — согласился Виктор. — Пойдёмте.

Мы поднялись из-за стола.

Глава 21

Мы вошли в кабинет Виктора Козлова. Дверь за нашей спиной мягко закрылась, и охрана осталась снаружи. Козлов тем самым демонстрировал на свое полное доверие. Честно говоря, было не особо похоже на манеры и привычки того Козлова, которого я слишком хорошо знал. Что ж… значит где-то в рукаве у него был прирост по козырь. По другому просто не может быть…

— Проходите, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома, — сказал Козлов.

Просторное помещение утопало в дорогом дереве и коже. Вдоль стен стояли книжные шкафы, но книги стояли ровными рядами, словно для декора, а не для чтения. Чувствовался запах дорогого табака — аромат сигар пропитал обивку кресел и портьеры.

Я сразу подметил, что бахвальство Витьки, этакая его цыганщина и любовь к роскоши, никуда не делась. Нет, это было сразу понятно ещё в коридоре, когда я увидел его портрет, но здесь роскошь зашкаливала в концентрации на квадратный сантиметр. Не знаю, может, он так себя увереннее чувствовал? Или это был пережиток голодных восьмидесятых…

Виктор сел за массивный стол из тёмного дерева. Положил руки поверх столешницы, пальцы переплетены, взгляд холодный и уверенный.

— Рад, что у меня есть возможность пообщаться с вами отдельно, — начал он, убедившись, что мы успели оценить обстановку кабинета. — Шоу проходило в непростых условиях. Чтобы его выиграть, нужно было показать не только физическую силу, но и характер.

Он сделал паузу, слегка откинулся на спинку кресла, демонстративно показывая, что контролирует разговор.

— Я ценю такие качества. Воля, дисциплина, умение держать удар… именно это делает человека сильным. И достойным.

Я молчал, выдерживая паузу, понимая, что он не договорил. В словах Витьки сквозила привычка играть роль учителя, наставника, хозяина. Но за всем этим я слышал и холодное превосходство — тоже его излюбленную ипостась.

— Власть — это то, что мы строим на глазах у других, — продолжил Витя. — Победы нужны не только на ринге. Они нужны в жизни. И то, что ты сделал, — хорошее напоминание, что сильных должны видеть.

Саша вдруг заёрзал на стуле, напряжённый, будто пружина. Он молчал, но глаза его метались — то на Виктора, то на Свету, то на меня. Я чувствовал его внутренний пожар и понимал, каких сил стоило этому пареньку держать себя в руках.

Виктор, продолжая свой монолог, несколько раз скользил глазами по Свете. Сначала будто случайно, но потом его взгляд становился всё пристальнее. Света же сидела неподвижно, не поднимая глаз. Нет, Витя её не узнавал, даже я, для которого без малого тридцать лет пролетели как один день, и то бы не узнал Светку сразу. Но Козлов будто что-то чувствовал, просто пока не понимал, что именно.

Виктор нажал на клавишу на телефоне, стоявшем на его столе.

— Заносите, — распорядился он по громкой связи.

В кабинет вошёл охранник с длинным резным футляром. Поставил его на стол и вышел обратно. Виктор раскрыл крышку и извлёк кинжал.

Он был старинный — с серебряной гардой, рукоятью, инкрустированной камнями, и клинком, на котором виднелась тонкая гравировка.

— Это не простое оружие, — Виктор обвёл нас взглядом. — Этот кинжал — часть истории. Наши предки носили такие, когда шли в бой. Для них он был символом мужества и силы рода.

Он повернулся ко мне, держа клинок на ладонях, будто передавал реликвию.

— Я дарю его тебе. Потому что в твоём бою я увидел то же самое мужество. Увидел ту самую силу, которая делала воинов достойными…

Я взял кинжал. Уверен более чем, что этот несомненно ценный кинжал для Витьки был не более чем игрушкой. Хорошо зная Козлова, можно было предположить, что подобного оружия у него целый арсенал. Но всё равно, надо отдать должное, подарок был не просто дорогой, но и символичный. Слишком хорошо я знал этого человека, чтобы понимать — Виктор протягивал мне кинжал как символ доверия, а на самом деле это был ключ от золотой клетки.

Козлов всегда был тем, кто хотел окружать себя сильными людьми. И, как считал сам, на таком антураже строилось его внешнее величие. Вот только… сам король был голым.

— Я предлагаю тебе стать моим личным телохранителем, — продолжил Козлов. — Человеком, которому я доверю самое важное — свою жизнь.

Виктор закончил свою речь, и в кабинете повисла пауза. Я рассматривал кинжал. Конечно, лихо закрутил Козлов… такие напыщенные речи, которые приводят лишь только к одному желанию — подчинить других себе. Неважно как — подкупом, запугиванием… Витька никогда не выбирал методы. Он мог улыбаться тебе в лицо, пряча за спиной этот самый кинжал, чтобы вонзить его тебе в горло. И то, что кинжал он мне подарил, ничего по сути не меняло.

Я медленно повернул кинжал в руках, делая вид, что любуюсь тонкой гравировкой на клинке. На самом деле внимание моё было не на оружии, а на обстановке.

Охраны в комнате больше не было — тот, кто занёс футляр, сразу вышел. Значит, они стоят в коридоре. Иначе Козлов никогда бы не остался без прикрытия. Дверь тяжёлая, двойная, закрывается на себя, и я сразу отметил: на полотне две массивные ручки, тоже под старину. Такую не вышибить ногой снаружи…

Я скользнул взглядом на телефон, стоявший у Виктора на столе. Связь с охраной шла через громкоговоритель. И судя по тому, как быстро до этого зашёл один из охранников с футляром, дежурят они вплотную, прямо за дверью. Как минимум один точно, а то и двое.

Козлов что-то говорил, расписывал свой дар напыщенными словами. Но для меня сейчас всё сводилось к простой арифметике. Мы втроём внутри, сам Витька передо мной, а охрана… за дверью.

Я задержал дыхание, будто присматриваюсь к рукояти, а сам в уме прикидывал — расстояние до двери, до окна, до Виктора.

Но…

Тут тишину разрезал голос Светы.

— Ты всё такой же, Витя, — шепнула она тихо. — Всё ещё любишь делать подарки, которые связывают руки. Вот только ты так и не понял, что есть люди, которых нельзя купить.

Я замер. Саша резко повернулся к матери, его глаза расширились.

Виктор застыл, медленно перевёл взгляд на Свету. В его лице что-то дрогнуло, на долю секунды. Козлов прищурился, словно пытаясь рассмотреть черты, которые память подсовывала ему из прошлого.

Эта фраза была слишком личной. Слишком точной. «Обычная спутница» какого-то бойца попросту не могла знать о его привычках и тем более говорить с ним так, словно они давно знакомы.

Света сидела прямо, подбородок чуть поднят. Глаза Виктора сузились, он словно прикидывал, откуда это чувство странной, колючей знакомости.

Света облегчила задачу — медленно подняла руки и сняла парик. Волосы рассыпались на плечи, открыв лицо, которое до этого скрывалось в чужом образе.

Светка посмотрела прямо на Виктора с холодной усмешкой на губах.

— Здравствуй, Витя…

Глаза Козлова расширились, в них мелькнуло узнавание, и маска хозяина жизни треснула.

— Ты… — выдохнул он сипло. — Ты мертва!

Голос его сорвался, и в нём впервые прозвучали не уверенность и власть, а страх.

Я видел, как его мир рушился прямо на глазах. Тот человек, который всегда держал всё под контролем, вдруг оказался лицом к лицу с прошлым, которое он считал похороненным.

Козлов поднялся, но руки его дрожали. Злость, ужас и шок смешались в его взгляде. Он смотрел на Свету, будто она была дьяволом, пришедшим за его душой, которую Козлов когда-то продал.

Света резко подалась вперёд.

— Ты сломал мне жизнь, Витя! — зашипела она. — Побои, унижения… ты превратил наш дом в ад! А потом украл у меня дочь, оторвал её от матери, от крови!

Глаза Светки сверкали. С каждой фразой она будто сбрасывала с себя тридцатилетний груз молчания.

— Ты разрушил всё, что было у меня, — продолжала она, голос сорвался на хрип. — Я пряталась, жила чужой жизнью, как тень, чтобы выжить. А ты? Ты роскошью обложился, портреты свои повесил, будто бог какой-то!

Виктор слушал молча первые секунды, но потом сорвался. В его голосе появилась злость, перемешанная с отчаянной попыткой оправдаться.

— Я сделал вас сильнее! — зарычал он, ударив ладонью по столу. — Ты думаешь, я всё это ради себя? Нет! Я дал Марине всё, что мог! Всё! Она выросла в достатке, с возможностями, о которых ты и мечтать не могла!

Света рассмеялась — горько, но искренне.

— Ты украл у неё мать и называешь это «всё»⁈ Ты называешь насилие и ложь силой? Да ты даже имя ей сменил, чтобы ничего не напоминало обо мне!

Виктор покраснел, жилы вздулись на шее.

— Я дал ей шанс, дал имя, дал будущее!

— Ты дал ей тьму! — перебила Света. — Всё твоё богатство построено на крови и страхе. И ты хочешь, чтобы я молчала?

Кабинет уже дрожал от напряжения. Света не умолкала, Виктор взрывался в ответ, и в их голосах смешивались десятилетия ненависти и боли.

К нам заглянули охранники, но Витя лишь небрежным жестом приказал им удалиться. Я вдруг поймал себя на мысли, что вижу, как Виктору нравилась эта игра…

Но дверь снова распахнулась…

На пороге стояла Марина.

Она вошла быстро, почти вбежала на шум, но сразу застыла. Глаза её метнулись от отца к женщине без парика. И я видел, как в её лице отразился шок. Очень похоже, что она слышала перепалку, которая случилась в стенах кабинета.

— Отец… — её голос дрогнул. — Ты говорил, что мама мертва⁈

Секунда… и мир Линды, теперь звавшейся Мариной, рухнул.

Я смотрел на девчонку и видел, как её привычная ледяная уверенность осыпается прямо здесь, в дверях. Лицо Марины побледнело, губы дрогнули, руки едва заметно задрожали. Она, привыкшая быть сильной, жёсткой, управлять десятками людей, теперь стояла как ребёнок, которому в одно мгновение разрушили всю картину мира. Ту, в которую она искренне верила всю жизнь.

Виктор попытался подняться из-за стола, но ноги его подвели. Он только откинулся назад, глаза метались.

— Линда… — выдавил он сипло. — Это… не то, что ты думаешь…

Марина смотрела на Свету, и в её глазах было нечто, что нельзя было перепутать. Это было узнавание. Марина видела перед собой женщину, черты лица которой жили в отражении, когда она смотрела в зеркало. Я только сейчас понял, насколько они похожи.

А Света… Она поднялась. В её глазах застыли слёзы.

— Да. Я жива, — она перевела взгляд на Марину. — Здравствуй, дочь…

В воздухе висели слова Светы, признание Марины, потрясённое дыхание… И тогда заговорил Саша.

— Подожди… мама?..

Он повернулся к Марине, глаза были широко раскрыты.

— Ты моя сестра?

В голосе пацана звучала надежда, недоверие, боль и радость одновременно. Он произнёс их так, словно впервые за всю жизнь пытался назвать вслух то, чего ему всегда не хватало.

Марина застыла. Губы её тоже дрогнули, она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Её взгляд метался — то на мать, то на брата, то на отца.

А Виктор… он молчал.

Он сидел в кресле, вцепившись руками в подлокотники. Но именно молчание Козлова стало самым громким подтверждением того, что было сказано минутами ранее.

Саша смотрел на него, и в глазах его загоралась новая искра. Теперь он знал. Не потому что услышал правду от Виктора, а потому что отец не сумел её опровергнуть.

Секреты тридцатилетней давности разлетались в пыль, и никакие стены этого особняка уже не могли их удержать.

— Да, — наконец сказала Света. — Это твоя сестра.

Саша вздрогнул, повернулся к ней и к Марине.

— А это… ваш отец, — выдохнула Никитина.

Марина резко обернулась к Виктору.

— Это правда? — спросила она.

Я видел, как они бросали друг на друга взгляды — короткие, испуганные, полные недоверия. Сестра и брат впервые узнавали друг друга.

Всё произошло мгновенно.

Марина первой сорвалась. Лицо её покраснело, глаза сверкнули как-то уж совсем нехорошо.

— Ты всю жизнь лгал мне! — она ткнула пальцем в Виктора. — Всё, что я знала о себе, о нашей семье, было ложью! Ты лишил меня матери, забрал детство, заставил жить в мире, который сам придумал!

Виктор не выдержал и встал. Его массивное тело нависло над столом, руки сжаты в кулаки, и в голосе прорезалась ярость.

— Я дал тебе жизнь, Линда! Я сделал из тебя женщину, которой восхищаются! Без меня ты бы была никем! Я хозяин этой жизни, дочь! — он ударил кулаком по столу. — Только я решаю, кому жить, кому знать правду и что будет дальше!

Всё висело на тонкой нитке. Виктор тяжело дышал, его крик ещё звенел в стенах. Марина стояла бледная, сжимая руки на груди, будто обнимая сама себя. Саша весь напрягся, не понимая, что делать дальше. И только Света сделала движение, которого никто не ожидал.

Она медленно сунула руку в зону декольте… и извлекла крошечный пистолет. Металл блеснул в свете ламп.

— Нет, Витя, — шепнула она. — Ни черта ты не хозяин своей жизни…

Марина ахнула, но слова застряли у неё в горле. Саша резко вскинул голову, глаза его расширились. Виктор же, увидев оружие, на миг отшатнулся, будто перед ним вдруг ожила сама смерть.

Рука Светы, державшая пистолет, не дрожала. Взгляд был твёрдым, горящим ненавистью и долгой, выстраданной болью. Она держала пистолет так, как будто всю жизнь готовилась именно к этой секунде.

— Ты украл у меня годы, — её голос сорвался, но она не опустила оружие. — Украл дочь, украл жизнь. Ты думал, что можешь решать за всех. Но нет, Витя. Сегодня решаю я.

Виктор застыл, его глаза метнулись от пистолета к её лицу. В них было сразу два чувства — злость и страх. Страх, которого он, возможно, не испытывал никогда.

— Ты не выстрелишь, — процедил он, но голос уже не звучал властно, как прежде. — Нет… ты не посмеешь.

Света не ответила. Палец лежал на спусковом крючке. Виктор заговорил быстрее, словно пытаясь её опередить.

— Ты думаешь, этим всё изменишь? Я дал вам жизнь, дал всё… ты сама отказалась от этого в пользу этого… урода Саши!

Он говорил, но я видел, что он тянет время. Его ладонь почти незаметно скользнула к краю стола, к кнопке вызова охраны.

— Подумай, Света, — голос его сорвался, в нём звучала мольба, перемешанная с яростью. — Ты же не убийца. Ты не сможешь…

Он попытался рвануть к кнопке громкоговорителя, но я вскочил и вонзил в неё кинжал. Нет, так просто отделаться у Витьки не выйдет. Я не позволю.

А потом грохнул выстрел.

Запах пороха сразу ударил в нос. Пуля врезалась в дерево шкафа за спиной Козлова — щепки взлетели, словно искры. Виктор в тот же миг рухнул на пол и ушёл из линии огня, скрываясь за массивным столом.

— Убивают! — заорал он.

Я вскочил, подбежал к двери, схватив кинжал, подаренный Виктором. Вставил клинок поперёк между ручками двери. Охрана начала ломиться, но кинжал держал, как засов.

Света по-прежнему держала пистолет, её дыхание сбилось. Саша стоял рядом белый как мел, а Марина не могла оторвать глаз от матери.

И вдруг раздался резкий скрежет.

Я обернулся и увидел Виктора. Он вынырнул из-за стола и рванул к книжному шкафу у стены. Одним рывком он дёрнул за резную панель, и вся секция шкафа с тихим скрипом отъехала в сторону.

Светка стрельнула снова — и снова не попала.

За шкафом открылся тёмный проход, и Витька исчез в этом боковом коридоре.

— Нет! Нет! Он не уйдёт! — Светка шагнула вперёд, но Саша подскочил и обхватил её, удержал.

— Мама! Ты не можешь… успокойся!

Она билась, но потом, исчерпав силы, опустилась на колени прямо в его руки, рыдая так, будто в один миг из неё вышли все тридцать лет боли.

Марина стояла у стола. Растерянная, побледневшая, она прижимала ладонь к губам. В её глазах были одновременно страх, недоверие и желание что-то сказать, но слов не находилось.

Я думал недолго, выхватил у Светки пистолет и не дал закрыться шкафу, отрезая проход. Чуть надавил, открыл проход шире и бросился следом.

Глава 22

Дверь за спиной хлопнула, тяжёлое эхо стремительно пронеслось по коридору, отсекая меня от тех, кто остался внутри. Света с пистолетом, Саша, пытавшийся удержать мать, Марина, совершенно ошарашенная… всё осталось там.

Лампы под потолком противно мигали, вырывая из тьмы куски облупленных стен, потёков и пятен влаги. Этот коридор, потайная дверь — всё это было очень даже в духе Козлова.

Я слышал, как позади в дверь всё ещё ломилась охрана. Удары были глухими, но тяжёлыми. Я понимал, что петли не выдержат долго. Кинжал, вставленный в ручки, сдержит их не более пары минут. А потом либо они сломают лезвие клинка, либо не выдержат сами двери.

Коридор оказался длинный. Впереди хлопнула дверь. Потом ещё одна. Витя уходил и наверняка знал эти ходы, как свои пять пальцев.

Я двинулся быстрее. Ноги скользили по влажному камню, рёбра отзывались тупой болью после боя, но я не сбавлял шаг. Нет, Витя, ты уйдёшь… на этот раз точно нет.

Я вспомнил взгляд Светы и её «теперь ты заплатишь». Вспомнил Марину, у которой рухнуло прежнее понимание этого мира и которая давно похоронила мать. Вспомнил Сашу, все эти годы даже не знавшего, что у него есть сестра.

Виктор всегда умел уходить — в словах, в схемах, в своих деньгах и даже в людях. Сейчас он уходил быстро и без оглядки, и я слышал это в глухом стуке его каблуков.

Раз… пауза… раз… пауза… теперь чаще, теперь нервнее.

Хлопнула дверь — на этот раз совсем близко. Коридор резко ушёл влево.

Поворот.

На стене пожарный щит, рядом старый план эвакуации в пластике, на котором зелёные стрелки почти стерлись. Кому понадобился бы план, если весь дом — его план?

Впереди опять дверь, на этот раз металлическая. Дёрнул на себя — и та поддалась. Я оказался в подземном гараже…

Замедлился, чтобы восстановить дыхание, и огляделся. Здесь стояла целая коллекция автомобилей. Но я не успел толком оглядеться, как где-то впереди зазвенела сетка и тут же глухо бухнуло.

Витька явно спешил. Это было хорошо. Когда спешишь — перестаёшь видеть детали. А я как раз в деталях и жил.

Вдох. Выдох. Вперёд.

Поворот вывел меня в более широкий пролёт, и я увидел две тени, вставшие поперёк коридора, как тупик. Они заняли позицию грамотно: один перегородил проход корпусом, второй стоял левее, у стены, с возможностью достать до кобуры в случае надобности.

Я сделал вид, что торможу, и чуть поднял ладони. На полсекунды — достаточно, чтобы они расслабились, ожидая «сдачу». Потом я резко свёл плечи, словно собирался развернуться, и шагнул влево — мимо тусклой лампы, к стене. Ладонь соскребла с пола ржавую крышку от щитка. Бросок — железка звякнула дальше по коридору, за спинами охранников. Оба рефлекторно повели головами на звук.

Этого хватило.

Я нырнул под правую руку ближнего, левым предплечьем заехал ему под локоть. Он согнулся, и я въехал ему коленом в солнечное сплетение. Воздух из него вышел со свистом, он сложился пополам, как переломленная линейка. Я перехватил его за затылок и ткнул лицом в стену.

Второй уже тянулся к кобуре. Он работал чище — отшагнул, чтобы сохранить дистанцию. Я сблизился рывком и врезал коротким хлёстким ударом ребром ладони ему по кадыку. Он захрипел, глаза расширились, я вбил его плечом в стену.

Первый попытался «ожить», ухватился за моё бедро. Я хлёстко стукнул ему коленом в ухо, и он обмяк так, словно кто-то выключил рубильник.

Я присел, вытащил у одного из них рацию, большим пальцем убрал громкость в ноль. Зажал тангенту и выслушал эфир. Из динамика доносилось потрескивание и чужой голос издалека отдавал отрывистые команды, но без привязки к этому коридору.

Хорошо.

Пистолеты из кобур я всё-таки достал — один отправил под ржавый щиток, другой пнул в открытый лоток с кабелями, где его спрятала чёрная проволочная кишка. Магазины спрятал отдельно…

Двинулся дальше.

Коридор снова оборвался лестницей вниз. Металл ступеней блестел, по ним разносился звонкий стук ботинок. Виктор спускался, спеша, не оглядываясь. Я слышал его дыхание: тяжёлое, с хрипотцой.

Я подбежал к лестнице, но не стал спускаться, как обычный человек. Времени не было. Перила обхватил рукой и, напрягая плечи, перелетел сразу через пролёт. Боль рванула в боку, как напоминание о вчерашнем бою.

Звук каблуков Витьки был всё ближе.

Я почти настигал его и вскоре увидел спину Козлова. Он обернулся. Лицо было белое, словно выжженное изнутри, и злое, перекошенное. Глаза горели бешеным огнём. В них не было страха в чистом виде, скорее — ярость зверя, которого прижали к углу.

— Ты⁈ — сипло выдохнул он.

В его руке блеснул металл — он схватил какую-то арматуру одной рукой. Я успел заметить, что второй рукой он выхватил складной нож. Щелчок лезвия разрезал воздух.

Я замер на секунду, вглядываясь в него.

— Думал, уйдёшь? — процедил я сквозь зубы.

Виктор ответил только шагом навстречу. Он был готов драться.

И я был готов тоже.

Виктор рванул первым. Арматурина описала дугу и с грохотом ударилась о стену в сантиметре от моей головы. Я успел пригнуться, услышав звон металла. Осыпавшиеся хлопья штукатурки упали на волосы.

Я в ответ ударил в корпус локтем под рёбра. Он взвыл, но тут же ткнул ножом. Лезвие свистнуло у самого живота. Я ушёл вбок, плечо задело стену, свезя след пыли.

Мы сцепились.

Он вогнал колено мне в бедро, и по ноге прошла волна боли. Я ответил коротким ударом в челюсть — кулак встретил его зубы, хрустнуло что-то, пальцы тут же заныли. Мы оба зашипели от боли, но никто не отступил.

Виктор зарычал, навалился, арматурина упала с лязгом на пол. Его кулак ударил в мою спину, я едва не согнулся, но сразу ткнул головой вперёд — в переносицу.

Тёплая кровь брызнула мне на щёку, и он отшатнулся.

Я не дал ему отдышаться. Серия грубых ударов: в живот, по плечу, снова в голову. Но каждый отдавался мне самому — рёбра горели, бок тянуло. Я чувствовал, как каждое движение буквально выворачивает меня изнутри.

Но я шёл вперёд.

Виктор всё ещё держался. Он махнул ножом, задел рубашку, разрезав ткань. Острый холод пробежал по коже, но рана была неглубокая. Я ударил его в запястье. Нож звякнул о камень и ушёл в темноту.

Теперь мы дрались голыми руками. Без техники. Только удары и хриплое дыхание…

Я прижал его к сырому бетону, плечом вдавил так, что воздух со свистом вырвался из его груди.

Кровь стекала у него по лицу, капала на воротник. Глаза — бешеные, красные, полные злости и неверия.

Я схватил его за шиворот и усадил у стены. Наклонился ближе, удерживая его локтем.

— Чё, Вить… — процедил я. — Не узнал?

Козлов пучил глаза, тяжело дыша.

— Помнишь, мы клялись? Или, наверное, уже на хрен всё забыл?

Он замер. На миг его взгляд дрогнул, в нём мелькнула тень — как будто он слышал голос не моего сегодняшнего тела, а того, кого похоронил тридцать лет назад.

Я сильнее вдавил его в стену.

— Мы тогда говорили, что будем брать этот мир вместе.

Я видел, как по лицу Витьки прошла судорога: воспоминание пробилось сквозь слои лжи и прошедших лет.

Я приблизился ещё ближе, почти касаясь его лба своим.

— Так вот, — прошипел я. — Я тоже поклялся. Что достану тебя. Даже если с того света вернусь.

Я почувствовал, как он дёрнулся, будто от удара током. Его глаза расширились. Там уже не было только злости — появилась паника.

Узнавание…

— Не может быть… — выдохнул он.

Но слишком поздно. Он понял, кто стоит перед ним.

Козлов дёрнулся, пытаясь вырваться.

— Не может быть… — сипло повторил он.

Я прижал его к стене ещё сильнее.

— Это я. Саша. Тот, кого ты когда-то называл братом.

Я видел, как мои слова буквально начали ломать его изнутри. Все маски — хозяина, зверя, победителя… все они треснули разом. Передо мной теперь был не хищник и не магнат, а стареющий человек, которому вернули то прошлое, от которого он всю жизнь убегал.

Его губы дрожали, будто он хотел выдавить оправдание, но голос предал. На секунду в его глазах мелькнуло всё: та старая клятва, что мы давали когда-то, мечты о том, что возьмём мир вместе, — и предательство, когда он выбрал путь власти и крови.

Я сжал кулаки, чувствуя, как внутри поднимается не ярость даже, а холодная решимость. Всё было сказано. Больше слов было не нужно.

Но Витька…

Витька бы не стал тем, кем был, если бы вот так просто сдался. Его рука едва заметно скользнула по штанине, и Козлов достал из носка нож. Пырнул им меня в ногу.

Я слишком поздно заметил блеснувшее в свете лампы лезвие. Схватился за нож, стиснув зубы, и выбил.

Витька тотчас воспользовался секундной паузой, вскочил и бросился дальше по коридору.

Догонять Козлова с раненой ногой оказалось сложнее, но и Витьке досталось. Но его преимущество было в том, что это было его «подземелье». Он выскочил в ближайший коридор. Там, спотыкаясь и хватаясь за стену, выскочил к лифтам. Металлические двери дрогнули от его удара по кнопке вызова, индикатор мигнул, и створки разошлись.

Он юркнул внутрь, ткнул пальцем в верхний этаж и прижал «закрыть». Я успел добежать, но холодная нержавейка дверец захлопнулась мне в лицо. На табло лениво поползли цифры этажей. В лифте он уходил вверх, а у меня оставалась лестница и рана от ножа в ноге, которая продолжала больно напоминать о себе при каждом шаге.

Я рванул к пожарной двери. Тугое полотно поддалось, в лицо ударил сырой воздух лестничной клетки. Ступени были широкие, с металлической насечкой. На каждой я оставлял неровный кровавый след от туфлей. Боль резала по голени. Поручень был холодный, липкий от пыли, ладонь скользила, но я цеплялся, вытаскивая себя на пролёты, как тягач на подъёме.

Где-то в глубине шахты ухнул лифт, ударилась о направляющие подвеска — он выходил на крышу. Я ускорился, перескакивая через ступень, и каждый прыжок отзывался вспышкой боли в ране.

Дверь на крышу открылась. Как только я вышел, услышал гул работающих лопастей. Лопасти вертолёта уже раскручивались, поднимали пыль.

Я бросился к вертолёту, схватил за воротник, дёрнул из кабины. Его развернуло, он полетел кувырком боком, ударился лопаткой о бетонный грибок вентиляции. Заскрипел зубами от боли, но не отпустил руку, в которой что-то блеснуло.

Я увидел оружие мгновением позже — короткий чёрный пистолет без предохранителя на рамке.

Козлов поднялся на одно колено и навёл на меня ствол, держа двумя руками.

— Кто тебя послал? — он выплюнул слова, перекрикивая гул винтов. — Сашка сгнил давно в земле. Кто это подстроил? На кого ты работаешь?

Я шагнул ближе. На таком ветре прицельный огонь держать трудно. Я видел, как дрожит мушка, как гуляет ствол вместе с его запястьями.

— Нет, Витька, — сказал я ровно. — Это я. Я вернулся с того света.

Он оскалился, но зрачки чуть сузились.

— Доказательства? — он стиснул зубы, готовясь нажать спуск. — Назови хоть что-нибудь.

Я сделал ещё полшага к нему.

— Июнь восемьдесят восьмого, двор у пятого подъезда, у тебя гитара, ты две струны поменял местами. Ты написал песню и никому её не показал, кроме меня. Помнишь первые строки? «Света, не говори фонарям про нас — они всё равно шепчут дворам. Если завтра опять будет грязный рассвет — я приду босиком по лужам к тебе». Ты пел тихо, а тетрадь потом спрятал под батареей, третья секция справа.

Ветер рвал слова, но до него дошло. Мышца на скуле Козлова дёрнулась, ствол опустился на жалкие два сантиметра — достаточно, чтобы я увидел снова мальчишку, который мечтал стать музыкантом и боялся, что его засмеют.

Я рванул на него, сделал кувырок. Выстрел сорвался — хлопок потерялся в реве лопастей. Я влетел обоими ногами ему в ноги, как в подкате. Козлов споткнулся на гальке. Он попятился, и воздушный поток от винта сорвал, зашатал его будто пьяного. Витька сделал нелепый шаг назад, будто танцор, потерявший ритм, и пропал за парапетом. Пальцы на миг скребнули по бетону, оставили белую крошку — и исчезли.

Пистолет отлетел в сторону, стуча по гравию, и замер.

Я замер, слушая. Внизу что-то ударилось с глухим металлическим звоном.

Я закрыл глаза на миг. В памяти вспыхнуло другое падение — детский двор, ржавый забор, Витька, который поскользнулся и рухнул на землю. Тогда он сломал руку, а я смеялся, поддевая его: «Ну ты и криворукий».

Он тоже смеялся, сжимая зубы от боли. Мы были пацанами и верили, что любая рана заживёт.

Теперь смеха не было.

Ни у него, ни у меня.

Только тяжёлый конец, который гремел в ушах эхом прошлого.

Я медленно выпрямился и подошёл к парапету, держа одну ладонь на бетоне, чтобы ветер не сорвал. Внизу лежало тело. Неповоротливый манекен в дорогой одежде, который ещё минуту назад был человеком, моим бывшим «братом», моим врагом.

Я поднял взгляд в небо, по которому плыли облака.

— Вот тебе и два оборванца с улицы, — сказал я вполголоса. — Из неудачной семьи.

Задержал дыхание, выпустил медленно, чтобы не было дрожи в голосе, и добавил так, как должен был сказать много лет назад:

— Прощай, Витька.

Я отступил от парапета и почувствовал, как подгибаются колени. Внутри всё горело. Бок тянуло, словно раскалённый крюк прошёл под рёбрами. Рана в ноге пульсировала, каждый удар сердца гнал в неё новую волну боли. Я сжал кулаки, но пальцы дрожали, будто чужие.

Если бы бой затянулся ещё на пару минут — я бы рухнул сам. Не сила держала меня, не мышцы и не тренировки. Только злость и память. Я упёрся ладонью в холодный вентиляционный блок, втянул в лёгкие ледяной воздух и выдохнул, стараясь сбить дрожь.

Я пнул валявшийся пистолет. На крыше вдруг стало странно тихо. Вертолёт стихал, лопасти ещё крутились по инерции, но уже без силы. Ветер трепал края моей рубашки, уносил запах крови куда-то в ночь. Я слышал внизу далёкий лай собак, хлопанье дверей, где-то загудела сирена.

Я сделал шаг к выходу. На мгновение мне показалось, что всё закончилось, что я один на крыше, и впереди только пустота и дорога дальше.

И в этот момент тяжёлые шаги ударили по крыше сразу со всех сторон: сапоги, команды, металлический лязг оружия.

И тогда дверь с грохотом распахнулась.

В проём ворвался поток людей в чёрном: каски, бронежилеты, забрала, автоматы. Шум шагов, тяжёлое дыхание под масками, команды в рациях — всё смешалось с ещё не стихшим гулом вертолётных лопастей.

— На землю! — проревел первый номер, целясь прямо в меня.

И тут сквозь плотный строй бойцов вышел он. Саша. Его лицо было каменным, чужим.

— Не трогать его! — резко приказал он.

ОМОНовцы переглянулись, но автоматы чуть опустились. Саша прошёл мимо меня, даже не глядя в глаза, и подошёл к краю крыши. Ветер трепал его волосы, внизу темнело тело его отца. Саша смотрел вниз долго.

— Значит, так… — пробормотал он едва слышно. — Вот и всё.

Сзади раздались быстрые шаги, и я обернулся. На крышу выбежала Света. Волосы разметались по плечам, дыхание рвалось рывками. За ней — Марина, бледная, но решительная, глаза расширенные, будто она не верила в то, что видит.

Эпилог

На диване сидели трое — Света, Саша и Марина. Между ними лежала та напряжённая пауза, которая появляется, когда близкие люди вдруг оказываются рядом и не знают, с чего начать.

Они были втроём, наконец встретившись лицом к лицу. В каждом взгляде читалась осторожность, тяжёлая, накопленная годами. У Светы в глазах была тревожная мягкость, за которой пряталась привычка выживать. У Марины — холодная собранность. А у Саши — напряжённый интерес, будто он впервые по-настоящему видел их обеих не просто как женщин из разных историй, а как часть одной семьи, которой его лишили.

— Вот так жизнь, — первой нарушила молчание Марина. — Мать не могла видеть дочь, дочь не знала, что у неё есть мать и брат… А брат даже не знал, что у него есть сестра.

Саша сжал кулаки, тяжело вздохнул.

— Всё это время мы жили как чужие. А ведь должны были быть вместе.

Света посмотрела на обоих, и угол её губ дрогнул, на глазах выступили слёзы.

— Но сейчас мы вместе. Это важнее всего.

И они потянулись друг к другу. Просто трое взрослых людей, которые вдруг стали семьёй. Марина обняла мать, Света прижала к себе сына, и все они сошлись в этом неловком, но настоящем объятии.

Я стоял в стороне, молчал и всё равно чувствовал, что это момент, ради которого стоило пройти через кровь и боль. Впервые за много лет они были рядом — мать, дочь и брат.

Слова просились наружу, почти давили в горле. Я мог бы сказать правду. Мог бы выложить всё — кто я, откуда и зачем вернулся.

Но я сдержался.

Их мир строился иначе, и рушить его ради собственного облегчения было бы эгоизмом. Пусть они знают друг друга. Этого достаточно.

В груди всё ещё болело. Старые шрамы не дают покоя, даже если их прикрыть слоем новых забот. Но боль стала тише, смирнее…

Я смотрел на них троих, сидящих рядом, и понимал, что здесь для меня места нет. Но и уходить я не собирался.

Я открыл дверь — и меня встретил гул голосов, звон ударов по мешкам, скрип канатов. Передо мной был зал, о котором я когда-то мечтал. С десяток тяжёлых мешков качались в такт ударам, в углу сиял свежий ринг с натянутыми канатами, а вдоль стен толпились пацаны — с горящими глазами, с нетерпением в каждом движении.

— Ногу назад, — сказал я одному пацану, который слишком широко расставил ноги. — Ты ж не дерево, ты должен двигаться. Легче, мягче.

Он попробовал снова, и я кивнул.

— Вот так. Запомни, что стойка — это твоя крепость.

Рядом Марик держал лапы. Удары ученика, того самого толстяка, шли тяжело, с запозданием, но я видел, что в его глазах горит пламя.

— Давай, ещё! Не бросай! — выкрикнул я, и пацан ударил сильнее.

Я прошёл вдоль ряда мешков, хлопнул ладонью по одному из них, привлекая внимание.

— Работайте не руками, а всем телом! Удар идёт от пола, через плечо, только тогда он настоящий.

Пацаны переглянулись и начали пробовать. Зал наполнился ритмом — «тук-тук-тук».

Я поднял руку, и зал тут же стих. Все пацаны повернулись ко мне — вспотевшие, с красными лицами, но с тем самым огнём в глазах, ради которого стоило всё это затевать.

— Слушайте сюда, — сказал я, обводя их взглядом. — Здесь вы куёте не только своё тело. Здесь вы куёте свой дух. Запомните: сила — это не про злость. Не про то, чтобы сломать кого-то или унизить. Настоящая сила — это про то, чтобы защитить тех, кто рядом.