Варава Валентина Дочь Волдеморта. Часть I: На грани. Часть II: За чертой.

Пролог: Шутки судьбы

Она сидела в полутёмной комнате и с дрожью смотрела на свой крепко стиснутый кулак. Длинные ногти впились в кожу, причиняя боль, но она медлила – слишком страшно было взглянуть на камень, зажатый в начинающей неметь руке.

– Нет, нет, – шептала молодая ведьма, невольно раскачиваясь на табурете. – Всё, что угодно, только не это. Не может быть, нет, нет, нет…

На двадцать девятом «нет» Белла резко разжала пальцы, и у неё закружилась голова. Камень был красным. Кроваво-красный кристалл на её ладони.

– Беременна, – заплетающимся языком прошептала Беллатриса, роняя на пол кристалл, малодушно украденный у сестры, которая вот уже полгода тщетно пыталась подарить мужу наследника, – Великий Мерлин…

В ушах стоял неестественный гул. И мысли, от которых судорогой сводило всё тело, прыгали одна на другую, с кошмарной, режущей глаза очевидностью открывая перед оцепеневшей ведьмой пугающую реальность.

Со стороны всё выглядело естественно. Более чем. Уже семь лет как Беллатриса вышла замуж, и давным-давно пора было продлить древний и уважаемый род Лестрейнджей. Тем более младший брат её мужа, казалось, вовсе не собирался обзаводиться семьей.

Вот только миссис Лестрейндж уже давно подозревала своего супруга в невозможности иметь детей – и это её полностью устраивало. Но даже если она и ошибается…

Уже полгода, с середины прошлого лета, Родольфус не прикасался к своей жене, выполняя задание Тёмного Лорда далеко за пределами туманной Англии. Его не было. Не было, а значит…

Значит, этот ребёнок… Он может быть только…

Беллатриса судорожно всхлипнула, впиваясь руками в живот. Утаить невозможно. Рассказать… Не перечеркнёт ли эта глупая оплошность разом шесть лет верной службы, не завершит ли катастрофой долгие годы её почти безбрежного счастья?..

* * *

Пламя в камине потрескивало и немного чадило. Белла стояла, глядя на полы его мантии, и не смела поднять взгляд. А он застыл, повернувшись лицом к камину, и всё молчал, не шевелясь и даже, казалось, перестав дышать.

Тишина…

Угнетающее безмолвие длилось уже почти двадцать минут. Она страшилась слов, которые должны были прозвучать, но и терпеть ожидание больше не могла. Зависшее время плавилось в сознании, тягучей нугой обволакивая разум, не давая дышать, мешая пошевелиться…

– Что ж, – наконец задумчиво прошептал он. Белла напряглась. – Что ж, – повторил Волдеморт, медленно растягивая слова, подобно мужу её младшей сестрёнки. – Бессмертие бессмертием, а продолжение рода великого Салазара Слизерина…

У Беллы закружилась голова. Она боялась поверить тому, что предстояло сейчас услышать. Невозможно, совершенно невероятно…

* * *

– Родольфус, твоя жена ждет ребёнка.

В глазах мистера Лестрейнджа блеснуло свирепое пламя, он бросил на сидящую в кресле супругу яростный взгляд. Казалось, стареющий маг готов был убить её немедленно.

– Благодарю, милорд, – сквозь зубы прошипел он. – Уверяю вас, она за это…

– Ты перебиваешь меня, Родольфус.

– Прошу прощения, милорд. – Мистер Лестрейндж тут же взял себя в руки и преклонил колено перед хозяином.

– Так вот, – продолжил Волдеморт тихо, – Белла родит этого ребёнка…

– Но…

– Я велел не перебивать меня! – повысил голос говоривший, сверкая багряными глазами. – Белла родит этого ребёнка. И вырастит его как твоего сына или твою дочь. А воспитанием я займусь сам.

Глаза Родольфуса Лестрейнджа расширились. Он бросил взгляд на молча сидевшую в кресле Беллатрису и вновь посмотрел на Тёмного Лорда.

Нет. Этого не может быть.

А Белла даже не удостоила мужа поворотом головы, королевой восседая в высоком кресле и всматриваясь в глубину потрескивающего в камине пламени…


Девятнадцатого сентября Беллатриса Лестрейндж родила девочку. Очаровательное маленькое создание с очень смышлёным взглядом. О том, чей это ребенок, кроме самих родителей знали лишь Родольфус и Нарцисса Малфой. Тёмный Лорд позволил Белле поделиться тайной с сестрой, не видя опасности в этом.

Беллатриса ухаживала за дочерью, не отходя от колыбели ни на минуту – но лишь потому, что так было угодно Ему. Она никогда не любила девочку всем сердцем – но любила по Его приказу, и от этого чувство её становилось ещё пламеннее, ещё крепче. Она только не могла обожать ребёнка сильнее, чем его отца – но Он этого и не требовал.

Девочке было два года в канун того самого про́клятого для Беллатрисы и счастливого для магического мира Хэллоуина. Тогда Белла потеряла последние капли разума, перестала быть человеком.

В первые дни, когда она металась, совершая ошибку за ошибкой в поисках способа вернуть Тёмного Лорда, Нарцисса забрала маленькую Кадмину к себе.

Но вскоре её сестра попала в Азкабан вместе с названым отцом дочери Волдеморта. Нарцисса не могла оставить ребёнка у себя – она просто побоялась пойти на столь рискованный шаг. К тому же, забота о дочери Лестрейнджей могла выйти боком на суде, который ещё только предстоял её мужу.

Другая магическая семья никогда не взяла бы к себе такого ребёнка, да Нарцисса и не отдала бы её волшебникам. Но что тогда? Опекунский совет Министерства магии? Маггловский приют?

«Нельзя, – твердила ведьма сама себе изо дня в день. – Нельзя».

Кадмина Лестрейндж должна была исчезнуть для магического мира, безвременно и трагически скончаться…

Ведьма отдала ребёнка в обыкновенную маггловскую семью. Она ни слова не сказала о причастности девочки к миру магии, а немного волшебства сделало решение новых родителей твёрдым и непоколебимым. Нарцисса Малфой обрела относительный покой, избавившись хотя бы от этого тяжкого груза обязательств.

А девочка, получившая другое имя и новую семью, росла… И однажды дрожащими пальцами распечатала письмо, принесённое взъерошенной бурой совой. Письмо с приглашением в Хогвартс.

Молодая гриффиндорка никогда и никому не расскажет о том, как мысленно молила Шляпу не отправлять её на факультет Слизерин. Молила страстно и настойчиво, потому что ещё дома изучила «Историю Хогвартса» и видела для себя совсем иной путь.

Возможно, Гермиона Грэйнджер никогда и не узнает о том, чья она дочь…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: На грани

Мир треснул и осыпался. Накрыл с головой. Сильно ранил своими осколками... Но проходит некоторое время, и ты понимаешь, что кровь – это красиво, а боль – иногда очень приятно...

Глава I: Первые раскаты грома

19 июля 1997 года, лето после VI курса…

Гермиона проснулась в своей постели и сладко потянулась, но тут же застыла, осознав истинную причину своего пробуждения: из гостиной слышались тщетно приглушаемые и временами переходящие на крик голоса. Ведьма замерла и прислушалась.

– … не имеете никакого права, – шипел её отец.

– Не вам рассказывать мне о моих правах, – произнёс в ответ ледяной женский голос.

– У нас был уговор, – со слезами в голосе сказала миссис Грэйнджер. – Она ничего не знает… И вы даже не понимаете… Она не такая, как все.

– Знаю, – холодно оборвала незнакомая женщина. – Прекрасно знаю всё. О том, какая она, мне было ведомо задолго до того, как она попала к вам. Если вы не позволите мне поговорить с ней, я просто заколдую вас.

Гермиона уже не слушала. Она соскочила с постели, схватила с тумбочки волшебную палочку и, перелетая через ступеньки, с бешено бьющимся сердцем выскочила в гостиную. Выскочила и остолбенела.

Она знала женщину, говорившую сейчас с её испуганными родителями, знала и запомнила, хотя видела всего два раза в жизни. Лишь несколько минут три года назад, во время Чемпионата мира по квиддичу и не многим более – прошлым летом, в магазине мадам Малкин. Здесь, в гостиной её родительского дома, стояла Нарцисса Малфой.

«Мать Драко Малфоя, жена Люциуса Малфоя и, скорее всего, Пожирательница Смерти…» – пронеслось в голове Гермионы, а по спине побежал холодок.

Она сделала шаг назад.

– Что вы тут делаете?

Миссис Малфой окинула собеседницу оценивающим взглядом, задержавшимся на карих глазах юной ведьмы. Повисло неловкое молчание.

– Что?! – не выдержала Гермиона, судорожно сжимая за спиной волшебную палочку и пытаясь унять закипающую панику.

– Невероятно. Как в прошлой жизни, – вдруг сказала зловещая визитёрша, чем полностью сбила Гермиону с толку.

– П-послушайте, миссис Малфой, я не понимаю…

– Ты её знаешь?! – с истерическими нотками в голосе перебила мать Гермионы.

– Что вы здесь делаете? – с вызовом повторила ведьма, стискивая палочку за спиной.

– У тебя её глаза. И, безусловно, её характер.

* * *

Нарцисса Малфой стояла у окна, спиной к Гермионе, и та сверлила её пытливым, пронизывающим взглядом. С тех пор, как, по настоятельной просьбе гостьи и к вящей радости юной ведьмы, мистер и миссис Грэйнджер оставили их вдвоём, прошло уже около пяти минут.

В голове Гермионы роились сотни мыслей. Ведь хотела же, собиралась заколдовать родителей так, чтобы они, забыв о существовании дочери, уехали куда-нибудь далеко-далеко. Даже присмотрела недорогой особнячок на побережье в Канберре, и стала собирать нужные документы, дабы мама и папа смогли отправиться в путь вскоре после того, как она наложит на них заклинание… Но Гермиона намеревалась осуществить свой план лишь накануне отбытия к Рону в Нору, перед свадьбой Билла и Флёр.

Вот только приятель ещё ни разу не написал ей, и сердившаяся на это Гермиона, не желавшая слать сову первой, даже не знала точной даты торжества. В середине августа… А сейчас был только июль, и, значит, можно ещё немного пожить с родителями. Ведь кто знает, увидит ли она их когда-нибудь, если Гарри решит бросить школу и искать Хоркруксы Волдеморта…

Вот и доигралась! Зачем явилась сюда эта женщина?! Глупый конец. Но почему же она не нападает, почему так просто позволила родителям Гермионы уйти… Хотя куда же они ушли? Наверх, в свою спальню, получив указание дочери не спускаться ни в коем случае, пока она не позовёт? Но что помешает этой женщине подняться к ним, когда…

«Я могла бы успеть трансгрессировать, прямо сейчас – но мама и папа!..» – в отчаянии подумала Гермиона.

И ещё: почему сюда явилась именно она? Нарцисса Малфой не выглядела человеком, которого посылают убивать врагов или захватывать заложников. Наверняка она здесь не одна!

Гриффиндорка быстро огляделась. Неужели совсем рядом, в её родном доме – эти убийцы, Пожиратели Смерти?! Неужели скоро над крышей повиснет роковая Чёрная Метка, и всё будет кончено? А как же Гарри, как же Рон? Она ни за что не предаст их, но есть ведь ужасные способы… Да и как они справятся без неё, такие неосмотрительные и беспечные?!

Гермиона почувствовала в горле комок, глаза защипало от слёз. Ещё сильнее сжав за спиной волшебную палочку, проклиная себя за глупость и готовясь защищаться в любой момент, бороться до самого конца, она всё ждала, когда же визитёрша скажет хоть что-нибудь. Но Нарцисса Малфой хранила безмолвие.

– Послушайте, – не выдержала Гермиона. От отчаяния голос звучал резко и строго, будто в её положении ещё можно было диктовать какие-то условия, – если вы пришли, чтобы молчать или говорить загадками, вам лучше попросту убраться!

– Из этого дома мы с тобой уйдем вместе, Кадмина.

– Что?.. Как… как вы меня назвали? – удивилась ведьма. – Я – Гермиона!

– Нет, – коротко и с усмешкой возразила Нарцисса.

– Что значит «нет»?! – растерялась молодая гриффиндорка, озадаченно моргая. Эта женщина говорила совсем не то, чего можно было бы от неё ожидать. – Я уже семнадцать лет Гермиона! – зачем-то добавила она.

– Пятнадцать.

– Что?

– Ты уже пятнадцать лет Гермиона, – повернулась к ней миссис Малфой, и верная подруга Гарри Поттера испытала внезапную волну удушливого страха. Не такого, как раньше – она боялась услышать то, что сейчас скажет эта женщина. – В первые годы своей жизни, – продолжала Нарцисса, – ты носила иное имя. Которое, как ни странно, тоже тебе не принадлежало.

– Что вы несёте?! То есть говорите? Я ничего не понимаю!

Женщина смотрела на неё задумчиво и продолжила, лишь выдержав весьма значительную паузу:

– Возможно, ты навсегда осталась бы Гермионой, но твоему отцу стало угодно иначе.

– Я… Я не понимаю вас, – гриффиндорка осеклась.

Страшное предчувствие, что сейчас случится нечто ещё ужаснее нападения толпы Пожирателей Смерти, усилилось, и Гермиону прошиб холодный пот.

– Ты никогда не задумывалась, как дитя магглов могло попасть в Хогвартс? – вдруг спросила Нарцисса.

Гермиона поперхнулась воздухом.

– Какое это имеет значение? – выпалила она.

– Самое прямое.

Напуганная ведьма смотрела на свою гостью округлившимися глазами. О да, она не раз размышляла над этим вопросом… У неё было несколько гипотез, и после войны, если всё будет хорошо, Гермиона думала попытаться разыскать ответы на свои вопросы… Но при чём здесь мать Малфоя?! Хочет заговорить зубы, чтобы напасть? Но отразить атаку Пожирателей Смерти Гермиона не смогла бы и во всеоружии; она не может теперь даже убежать, ведь её беззащитные родители наверху… Родители… Её родители знают эту женщину. Мама говорила о том, что «у них был уговор»…

– Думаю, кто-то из моих предков, далёких предков, принадлежал к ответвлению некоего магического рода, – сглотнув, начала было Гермиона, мысленно пытаясь сообразить, как ей следует вести себя и что делать, но следующие слова матери Драко оглушили её лучше любого заклятия.

– Твои родители, – сказала Нарцисса Малфой.

– Что? – не сразу поняла Гермиона.

– Твои родители принадлежат к двум магическим родам.

– Мама и папа? – Гриффиндорка бросила недоумевающий взгляд на потолок гостиной.

– Нет, – холодно произнесла Нарцисса. – Твои истинные родители. А в этот дом пятнадцать лет назад тебя принесла я.

– Что?! Зачем? Что за глупость?! – Гермиона осеклась. – Только не говорите, что вы…

Ведьма отступила назад. А Нарцисса, наоборот, шагнула к ней и улыбнулась.

«Точнее, усмехнулась», – мимолетно отметила Гермиона.

– Нет, я не твоя мать. – Будто камень свалился с плеч. – Всего лишь тётя.

Глава II: Кадмина Лестрейндж

– Кадмина Лестрейндж?!

– Да, это имя ты носила в первые годы своей жизни.

– Не может быть.

– Ты же сама понимаешь, что может, – резко оборвала Нарцисса. – И не раз думала о том, что ты – приёмная дочь. Я знаю.

– Да, но… не её!

Мысли путались в голове Гермионы. В этом споре она даже забыла о том, что нужно быть начеку и защищаться – но Нарцисса Малфой, судя по всему, не собиралась на неё нападать.

– Чем же тебе Белла так не угодила? – иронично спросила она вместо этого.

– Не может быть, – упрямо повторила Гермиона, сжимая кулаки. В правой руке она крепко стискивала волшебную палочку, и Нарцисса теперь ясно видела это – но ничего не пыталась предпринять. Она лишь стояла и смотрела на собеседницу холодным, чуть прищуренным взглядом, а потом спросила:

– Почему?

Гермиона закусила губу.

С того самого дня, когда она впервые задумалась о вопросе, озвученном недавно этой страшной визитёршей, юная гриффиндорка пыталась разбираться в том, откуда в маггловских семьях берутся дети-волшебники.

Далёкие потомки сквибов; результаты тайных интрижек волшебников с магглами, проявившиеся через несколько поколений; подброшенные и усыновлённые дети-волшебники или потомки так же попавших в семьи детей, в которых почему-то задремала магическая кровь… Далеко не каждый колдун, выращенный магглами, доискивался до причины, по которой оказался таким. И даже не всякий искал её.

Гермиона Грэйнджер пыталась найти магические корни на своем генеалогическом древе. Она даже когда-то разговаривала об этом с матерью, и та отвечала ей как-то странно, нехотя, с опаской и тревогой. Именно тогда Гермиона впервые подумала о том, что её родители, возможно, знают, как она могла оказаться волшебницей. Но что такого они могли бы скрывать от неё?

Да, Гермиона Грэйнджер подозревала, что она – не родная дочь в этой семье. Юная ведьма много думала об этом и пришла к выводу, что пока не готова узнать тайну своего происхождения. Учёба в Хогвартсе, а потом и возрождение Волдеморта – всё это были вопросы первого порядка, и отложить их было невозможно. Когда-нибудь, повзрослев, она серьёзно поговорит с мамой и папой и узнает от них правду, ведь она ни в чём не может их упрекнуть или обвинить. И, если всё действительно так, когда-нибудь ведьма отыщет своих настоящих родных. Или, возможно, своего отца-волшебника. Ведь всякое бывает в жизни…

Но это будет потом, к этому ещё нужно подготовиться морально.

…Все эти размышления были когда-то очень давно. Теперь лишь отрывочные мысли взрывались в голове Гермионы. Беллатриса и Родольфус Лестрейндж? Ближайшие приспешники Волдеморта? Чудовища, пытавшие родителей Невилла до умопомешательства? Убийцы и враги? Беллатриса Лестрейндж убила Сириуса. Эти двое тогда, в Министерстве магии, чуть не прикончили её и её друзей по приказу Волдеморта.

«А ведь не прикончили, – вдруг резко и отчётливо стукнуло в голове Гермионы. – Десять взрослых Пожирателей Смерти не смогли убить или даже покалечить пятерых подростков».

Мороз волнами прокатывался по телу от каждой новой мысли. А Нарцисса Малфой стояла и ждала, хотя уже сотню раз могла бы заколдовать её. Могла бы заколдовать ещё спящей в постели, даже не подвергаясь иллюзии опасности… Но ведь не может, не может быть таких совпадений!

«Случайностей не бывает только в хорошей литературе, – писал один из любимых маггловских писателей Гермионы Эрих Мария Ремарк, – в жизни же они сплошь и рядом. Причем преглупые».

На смену словам классика в мозгу гриффиндорки картинкой встало воспоминание. Вот она, деятельная почти двенадцатилетняя девочка стоит в Большом зале, ожидая своего распределения. За спиной шумно дышит Невилл Лонгботтом, перед ней высится худощавый и высокий Теодор Нотт. Разумеется, юная Гермиона пока не знает имён нынешних первокурсников, она забыла сейчас даже о Невилле, с которым познакомилась в поезде по дороге сюда. Гермиона нервничает и нетерпеливо жаждет распределения. Проштудировав дома «Историю Хогвартса», она очень хочет попасть в Когтевран или Гриффиндор и постыдно боится Пуффендуя.

Вот Грегори Гойл занял свое место за столом Слизерина рядом с Крэббом, и МакГонагалл громко назвала имя Гермионы. Вот девочка чуть ли не бегом рванулась к табурету, задев плечом Нотта и пропуская мимо ушей его сдавленное ругательство.

Гермиона занимает указанное место – сотни студентов смотрят на неё из-за факультетских столов – и в мгновение ока надевает на голову шляпу.

Старая грязная ткань падает на глаза – она такая плотная, что совсем не пропускает света, и Гермиона оказывается в полнейшей темноте. Смолкает даже шум, царивший в Большом зале.

«Когтевран, только бы попасть в Когтевран», – отчаянно думает Гермиона.

И вдруг слышит голос над самым своим ухом:

«О, юной мисс более всего пристало бы учиться в Слизерине».

«Нет-нет-нет, – вздрагивает девочка, мотая головой и, кажется, даже шепчет эти слова вслух. – Пожалуйста, я не хочу…» – в голове всплывают беспорядочные воспоминания о прочитанном дома в книгах и тот нелицеприятный образ, который сложился у юной ведьмы о факультете могучего Салазара.

«Не хочешь? – говорит в самое ухо Волшебная Шляпа. – Хм… Я вижу прыткий ум и целеустремлённость, уверенность в себе, настойчивость, недюжинные магические способности… У тебя есть все задатки, чтобы стать могущественнейшей ведьмой. Так много всего… Не Слизерин? А что ты скажешь о Гриффиндоре?»

«Да!» – радостно вскрикивает Гермиона, мигом выпрямляя сгорбившиеся минуту назад плечи. И шляпа громко объявляет: «ГРИФФИНДОР!»

Гермиона с восторгом несётся к крайнему левому столу, от избытка чувств едва не сбивая с ног чопорную Дафну Гринграсс, которая как раз отправлялась к табурету, чтобы распределиться на свой малоприятный Слизерин.

Гермиона садится рядом с Перси Уизли и тут же начинает тараторить. Тогда она всё время хотела что-то делать, с кем-то говорить...

Сейчас Гермиона потерянно молчала, кусая нижнюю губу и потирая во вспотевших руках волшебную палочку.

Неужели это может быть правдой?..

– Но как? – наконец сказала она вслух, цепким взглядом ловя каждое движение невозмутимого лица Нарциссы. – Как я оказалась здесь? Почему?!

– Твой отец исчез, твоя мать попала в Азкабан, – пожала плечами миссис Малфой. – Я не собиралась воспитывать тебя вместе с Драко!

– С Драко, – эхом отозвалась Гермиона. Всё это было сном. Глупым кошмаром.

С ужасом и отчетливостью Гермиона понимала, что всё сказанное очень может оказаться правдой. Хотя бы потому, что такая безумная ложь никому не нужна. И Нарцисса Малфой никогда не пришла бы в маггловский дом грязнокровки, чтобы говорить ей такие глупости. Попытка одурачить, чтобы заманить куда-то? Смешно! Её как угодно можно было бы доставить к Волдеморту, и этот дикий способ – убедить словами – самый трудноисполнимый. Обмануть, чтобы что-то выведать?

Зачем? Есть Сыворотка Правды, против которой не устоит никто.

Такую безумную ложь вообще невозможно придумать. Бессмысленно…

«Мама говорила об уговоре», – стрелой пронеслось в голове юной ведьмы.

– П-подождите… меня здесь, – то ли спросила, то ли попросила Гермиона, и миссис Малфой коротко кивнула.

Забывая, что к врагам нельзя поворачиваться спиной, ведьма развернулась и стремглав помчалась по лестнице вверх, в комнату родителей.

Миссис Грэйнджер плакала на груди своего мужа. Её била истерика. Отец Гермионы, бледный, словно полотно, судорожно пытался успокоить супругу, сам едва ли не плача. Когда молодая ведьма распахнула дверь, её родители вздрогнули и, не говоря ни слова, синхронно посмотрели на неё. У матери дрожали губы.

– Это… правда? – тихо спросила Гермиона, сжимая ручку двери с такой силой, что побелели костяшки пальцев. И уже видела ответ на свой вопрос. С чего бы визиту обыкновенной с виду женщины вызывать такую реакцию? Она, конечно, могла их заколдовать… Но ведь тогда могла бы заколдовать и Гермиону.

Миссис Грэйнджер всхлипнула и спрятала лицо на груди своего мужа. А тот медленно и обречённо кивнул, опуская глаза в пол и сжимая в объятьях рыдающую жену.

– Я не ваша дочь? – тихо выдавила Гермиона. У неё перехватило дыхание, внутри стремительно становилось пусто и темно. – Откуда же тогда…

– Эта дама принесла тебя к нам, когда тебе было два года, – со страшной болью в надломленном голосе сказал её отец. – Прости… прости нас, умоляю, если только сможешь.

Гермиона сделала шаг назад.

Именно когда ей было два года, исчез Волдеморт и супруги Лестрейндж оказались в Азкабане.

Не говоря больше ни слова, ведьма медленно спустилась в гостиную. Серая, словно скалы Азкабана, с отсутствующим взглядом остекленевших глаз.

Ветер перебирал листья на каштанах под окном. Кадмина Лестрейндж. Это имя звучало как-то каменно. Каменной стала и сама Гермиона, пустым взглядом следящая за качающимися ветками деревьев.

Кадмина Лестрейндж.

Вся её жизнь, всё, за что она боролась и во что верила, вдруг треснуло и осыпалось прямо под ноги. Как будто она неожиданно оказалась по ту сторону баррикад. В тылу врага. В темноте и холоде, сама холодная, как камень. Хотелось кричать, доказывать, спорить… Но почему-то Гермиона знала, что не стоит. Ей не солгали. Ей сказали правду. Только зачем?..

И что будет теперь?

Бежать, бежать прочь… Будь она чьей угодно дочерью – ей не нужны такие родители. Бежать, как Сириус когда-то.

И где он сейчас? Ведь если бежать – значит бежать всегда. Так и жить. И никогда не узнать, зачем этим тёплым летним утром миссис Нарцисса Малфой появилась в её доме и разрушила её жизнь.

Не выйдет. Уже. Теперь она обязана узнать, а потом уже сокрыться и решать, как сохранить эту тайну. Потому что никогда, никогда и ни за что она не сможет сказать Рону и Гарри о том, что её родители – Родольфус и Беллатриса Лестрейндж.

Но что же ей делать? Попытаться избавиться от миссис Малфой сейчас? А дальше? Даже если она уйдёт, даже если оставит её теперь, – что делать после этого Гермионе? Мчаться в Орден Феникса? Написать Гарри? Сказать об этом кому-то ещё?

Гриффиндорку пробила дрожь.

А если не говорить – можно просто сойти с ума. От своих же мыслей… Теперь нужно узнать. Узнать самой. Если эта женщина действительно уйдёт, Гермиона потеряет единственный шанс понять, зачем она вообще появилась здесь через пятнадцать лет, что ей теперь от неё нужно.

А может быть, Гермиона даже выведает что-то полезное для Гарри и Ордена… Чтобы отмыться от грязи таких родителей, ей нужно сделать что-то по-настоящему невозможное.

Внезапная мысль согрела душу, придала обезжизневшему телу немного столь необходимых сейчас сил. Ведь она попадёт в самое средоточие врагов. Орден Феникса потерял Снейпа (да и не владел им никогда вовсе) – и теперь он слеп, как новорождённый котёнок. Она могла бы стать глазами и ушами Гарри Поттера в тылу его врагов. Сделать всё, чтобы только помочь своим друзьям.

Или умереть.

– Мама, – звонко позвала Гермиона, не оборачиваясь к сидящей на диване Нарциссе. – Папа! Я уеду пока… Ненадолго. С миссис Малфой.

Ведьма не увидела, а скорее почувствовала, как на лице её визитёрши появилась высокомерная улыбка.

* * *

Родовое имение Малфоев было очень холодным. Тёмное и холодное. Таким оно сразу показалось Гермионе, таким она видела его перед собой уже сидя внутри, за широким столом в огромной гостиной. Гермиона будто пребывала в каком-то странном сне. Всё это было ненастоящим.

Что она здесь делает? Неужели этой женщине всё же удалось незаметно околдовать её? Но зачем? Придумать такое, чтобы заманить сюда? Вместо лёгкого взмаха палочкой? «Хватит, Гермиона, это правда, потому что в этой лжи нет смысла».

Дочь убийц. Дочь погубивших родителей Невилла. Дочь палача Сириуса. И ещё сотен людей. Дочь Пожирателей Смерти.

Почему?

Зачем она здесь? Неужели у Беллатрисы Лестрейндж проснулись материнские чувства? Или у мистера Родольфуса нет наследников? Зачем она тут? Как шпион?!

Никогда!

Гермиона окинула взглядом полутёмный зал с высокими потолками. А Малфой обзывал её грязнокровкой. Кто она ему теперь? Нет! Глупости! Глупости!!!

– Грэйнджер?!

В комнату вошёл не к ночи помянутый Драко Малфой и теперь оторопело уставился на неё.

Гермиона подскочила и вцепилась взглядом прямо в холодные водянистые глаза, расширившиеся от удивления при виде посетительницы.

– Ты?! – почти хором выкрикнули они, и тут же две палочки стремительно указали друг на друга.

– Не знаю, как ты оказалась тут, гадина, но я…

Всего один блик – и волшебная палочка Драко метнулась в руки матери, быстро вышедшей из другого зала. Нарцисса с холодным спокойствием остановилась и сложила руки на груди.

– Что она здесь делает? – яростно спросил Малфой, а Гермиона стиснула зубы от злости.

– Драко, помолчи минуту. Оставь нас.

– Вас?!! Мамá! Эта грязнокровка…

– Молчи! – в глазах миссис Малфой блеснул холодный огонь.

– Что?! – с яростным негодованием выпалил бывший сокурсник.

– Ты ведёшь себя как ребёнок. Драко, выйди, мне надо поговорить с Кадминой.

– С кем?

– С ней, – кивнула на Гермиону миссис Малфой.

– А, – хмыкнул Драко. – Она Гермиона.

– Возможно.

Гриффиндорка бессильно опустилась на диван. Это сложно запомнить. Сложно понять.

– Мамá, что ты говоришь?! – совсем уж потерялся Малфой.

– Я говорю, что перед тобой сидит сейчас твоя кузина, носившая одно время имя Кадмина Лестрейндж.

– Что?!!

Гермиона опустила голову, всматриваясь в чёрный паркет. Повисла пауза.

– Ребёнок дяди Родольфуса и тёти Беллы?! – наконец спросил Малфой потрясённо.

– Нет.

– Но ты сказала Лестрейндж.

– Сказала.

– Это глупо, – дрожащим голосом прошептала Гермиона, поднимая голову. – Я опять не понимаю вас.

– И я не понимаю, – зло вмешался Малфой, косясь на свою палочку в руках матери. – Чтобы быть моей кузиной, она должна быть дочерью тёти Беллы и…

– И не более, – остановила его мать, поворачиваясь к бледной гостье. – Твой отец желает видеть тебя, Кадмина.

– Я вас не понимаю, – повторила Гермиона и посмотрела ей прямо в глаза.

– Скоро поймёшь.

Отчаявшаяся гриффиндорка переставала воспринимать слова миссис Малфой, слушала её и не слышала. Слишком много для одного дня. Нужно поскорее покончить с этими загадками, понять, чего же от неё хотят. Поговорить с Родольфусом Лестрейнджем и во всём разобраться.

Гермиону передёрнуло. Разговаривать с Пожирателем Смерти, одним из самых страшных приспешников Волдеморта, столько лет проведшим в Азкабане! Не так она когда-то представляла себе возможную встречу со своими настоящими родителями.

А ведь была ещё Беллатриса Лестрейндж. Захочет ли и она встретиться с дочерью? Наверное, захочет… Ну почему из всех волшебников мира, даже из всех прихвостней Волдеморта, она должна была оказаться чадом именно этой пары?! Уж лучше были бы мистер и миссис Малфой! Или кто-то, о ком она не знала бы вовсе… Как вести себя с ним? И чего же он от неё хочет?

Шпионкой и предательницей Гермиона не будет никогда. Пусть убивают свою дочь за неповиновение. Разве что двойным агентом, как Снейп – только по-настоящему преданным Ордену Феникса.

Способна ли она на такое?

Должна оказаться способна…

– Мамá! – громко крикнул Малфой, выводя Гермиону из оцепенения.

– Драко, ты надоел мне за последние две недели! – ледяным тоном осадила сына Нарцисса. – Слишком много слёз я из-за тебя пролила, чтобы сейчас страдать от твоего присутствия. Уйди и не заставляй меня тяготиться тобой!

– Мамá!

– Пойди вон! – не выдержала миссис Малфой, взмахивая руками.

Не ожидавшие этого Драко и Гермиона подскочили, и парень поспешил ретироваться.

– Твой отец желает тебя видеть, – опять произнесла миссис Малфой. – Пойдём.

Глава III: Разговор с отцом

Пока Гермиона молча шла за миссис Малфой по сумрачным, но изысканным коридорам и хитросплетениям комнат, ей снова стало страшно. Тогда, дома, ужас пропал после того, как Нарцисса объявила ей истину. С тех самых пор юная ведьма будто находилась в полусне, под гипнозом – хотя была уверена, что магия здесь ни при чём. Но сейчас Гермионе стало страшно. И холодно – в поместье Малфоев было очень холодно, зябко – как в подземельях Снейпа.

Она поёжилась.

Шедшая впереди миссис Малфой остановилась перед дубовой дверью и повернулась. В полутёмном коридоре эта женщина выглядела ожившей мраморной статуей, холодной и бесчувственной. Нарцисса положила руку с длинными заостренными ноготками на ручку двери и посмотрела глубоко в глаза своей спутницы.

– Разве он не попал в Азкабан тогда, в Министерстве? – тихо спросила Гермиона. – Или его не было там?

– Был. Но в Азкабан не попал. Иди, Кадмина, сегодня тебя ждёт не один сюрприз.

Гермиона сделала шаг к двери и вдруг почувствовала холодную ладонь миссис Малфой на своем плече.

– Удачи, девочка, – сказала та совсем другим голосом: как будто на этот короткий миг слетела серебристая плёнка неприступного холода. – Удачи.

Тело Гермионы пробрала дрожь, и губы вдруг высохли. Пытаясь успокоить дыхание, она кивнула и толкнула дверь.

В комнате оказалось также сумрачно – большие, тяжёлые шторы задёрнуты, полумрак тускло освещён только пылающим камином да тремя одинокими свечами в золотом канделябре.

Возле самого огня, спиной к вошедшей, возвышается фигура в чёрной мантии со спущенным капюшоном, неподвижно взирающая на багряное пламя. Гермиона прислонилась к двери и стала вглядываться в очертания стоявшего перед ней человека.

Мистер Лестрейндж выглядел как-то странно. Юная гриффиндорка пыталась вспомнить его по изображению в «Ежедневном пророке», и что-то, казалось, было не так. Зачем, зачем её привели сюда?

– Здравствуйте, – неожиданно решившись, сказала ведьма, делая несколько шагов к стоящему у камина. – Вы хотели видеть меня, мистер Лестрейндж? Что ж, я здесь.

Плечи незнакомого человека дрогнули, как будто он усмехнулся.

– Родольфус в Азкабане, дорогая моя, – произнёс высокий холодный голос. – Забавно, никогда не замечал сходства между нами.

Человек повернулся к ней, освещённый бликами огня, а Гермиона попятилась назад, не чувствуя под собой ног, не замечая ничего кругом. В ушах гудело, и комната вдруг стала расплывчатой… Она упёрлась в холодную дубовую дверь, не отрывая взгляда от узких красных глаз, смотрящих прямо на неё.

Змееподобное, будто обожжённое лицо со щёлками ноздрей походило на маску. Синевато-бледное, оно в неясном освещении комнаты казалось каменным, нечеловеческим. Кроваво-красные вертикальные зрачки глаз едва заметно мерцали; они въедались в сознание, проникали прямо под кожу, когтями сжимая сердце и разум. Высокий и худой, в своей чёрной мантии Лорд Волдеморт походил на исчадие мрака, хладнокровное и безжалостное существо, некоего демона, вырвавшегося на Землю прямо из ада. У Гермионы перехватило дыхание. Сегодня впервые она увидела Тёмного Лорда – живым, так близко, прямо перед собой. Будто невообразимая тяжесть придавила сверху, и не было сил освободиться от неё, спастись, спрятаться…

– Ты побледнела, Кадмина.

Гермионе хотелось что-то сказать, но она не могла.

– Ну, что же ты дрожишь? – он сделал несколько шагов вперёд. – Я вижу, ты не совсем верно поняла Нарциссу, моя дорогая.

– Так… так это вы хотели меня видеть? – выдавила Гермиона, чувствуя, как мантия прилипает к покрывшейся потом спине. – Миссис Малфой сказала, что м-мой настоящий отец…

– Ждёт тебя в этой комнате.

Небо и земля поменялись местами. Губы Волдеморта дрогнули и растянулись в улыбке – странной, непонятной, совсем неестественной для этого существа. Казавшееся вырезанным из камня лицо преобразилось, ожило и в нём проступило диковинное, неизъяснимое очарование. Гермионе показалось, что она попала в параллельную реальность.

– Этого…

Он подошёл совсем близко, осторожно взял её под руку и подвёл к камину, усадив в кресло. А сам опустился рядом в такое же, свеженаколдованное и секунду назад со стуком упавшее на паркет.

– Восемнадцать с половиной лет назад моя близость с твоей матерью принесла нежданные плоды, Кадмина, – сказал он, не убирая руки с её локтя. – И я подумал: почему нет? Мы с Родольфусом немного обыграли эту ситуацию, ты была рождена как его дочь. Не навсегда – просто чтобы получить образование, место в обществе. Но потом случилось непредвиденное, и Нарцисса была вынуждена отдать тебя магглам. Я не виню её, поверь. В тот день, когда Грэйнджеры взяли тебя в свою семью, Кадмина Лестрейндж исчезла навсегда. Она уже не вернётся – эту маску ты более не наденешь. Отныне ты будешь носить своё истинное имя, полное имя, Кадмина. Я хочу, чтобы ты его знала.

Волдеморт поднялся на ноги. Его чёрная высокая фигура на фоне пламени казалась зловещей – каковой, собственно, и была. Но прогремевшие слова для Гермионы оказались ещё страшнее. Сегодня она впервые услышала своё имя… от него. От своего отца.

– Встань, девочка, встань и подними голову! Знай, ты – Кадмина Беллатриса Гонт-Блэк, наследница рода великого Салазара Слизерина, дочь Лорда Волдеморта.

* * *

Она молча сидела в кресле и смотрела в огонь, а руки с длинными тонкими пальцами лежали на её побелевших ладонях. Пламя потрескивало, его звук гипнотизировал сознание Гермионы, как и голос собеседника, изрекающего длинный монолог в пустоту.

Волдеморт говорил тихо и как-то ласково, что делало его слова посторонними, не давало связать суть сказанного с самим этим существом.

– Ты сейчас находишься в таком состоянии, когда рассудок уже не способен разбирать происходящее – он просто впитывает его, словно губка, чтобы осмыслить потом, когда организм наберётся сил, – говорил Тёмный Лорд. – Но я хочу, чтобы ты знала. Я для тебя чудовище, в миг обернувшее таковой и тебя. Ты так воспитана – обществом и твоим личным жизненным опытом. Но ты ещё дитя. В этом мире нет Добра и Зла, Кадмина – эти реки много веков назад слились в один поток. Твой приятель, должно быть, рассказывал тебе историю моего прошлого. То, что смог поведать ему Дамблдор, разумеется. Но ты должна и сама понимать – бывают развилки, на которых можно свернуть только на одну дорогу, и никогда – никогда, даже тенью ползая по лесам – не пожалеть об этом. Я не оправдываюсь перед тобой, Кадмина, я просто хочу, чтобы ты понимала. А для того, чтобы постичь это, надо видеть две грани, два противоположных угла. Я раскрою тебе глаза на обратную сторону монеты; только зная обе, ты сможешь её разменять. Я никогда не был чудовищем – просто умел делать выбор в свою пользу. А без этого жить нельзя, тем более в нашем мире. В мире власти и денег. Знаешь, я не жалею, что ты появилась на свет. Мне будет интересно общаться с тобой. На равных. Да, Кадмина, на равных. В этом мире нет уже таких людей. Кроме тебя. Ты поймёшь это, я знаю. Хорошо, что Нарцисса отдала тебя магглам – оставшись у неё, ты могла бы вырасти такой же, как Драко Малфой. Это было бы большим упущением. Знаешь, сделать из разумного добра то, что оно всегда именовало злом, намного проще, чем обратить червя в человека. О… Ты сейчас подумала: «кого это я назвал человеком»? Да, легилименция у меня на высшем уровне. Так вот – да, я человек. Не будь я им, меня бы здесь не было. Ты скоро всё поймешь, Кадмина. Только не бойся меня – все в мире боятся, но ты умна и удостоена права этого не делать, так воспользуйся им. Сегодня твой мир рухнул, и должно пройти время, чтобы ты смогла осознать – ты не на руинах, но в другом королевстве, Тёмном. Не потому, что оно – Зло, а потому, что тёмные цвета более аристократичны, элегантны и естественны, чем фальшивая яркость «светлого» мира…

Глава IV: Тёмная сторона Луны

Тёмная сторона Луны. Совершенно незнакомый мир с его условиями обитания. Совсем иной – но вовсе не такой, каковым представлялся.

Будто зеркальное отражение, будто всё нарочно перевернуто с ног на голову.

Гермиону дезориентировали, абсолютно сбили с толку. Пройдёт немало времени, целые года, прежде чем она осознает, как наивно повелась на эту простую уловку. Как стала сомневаться во всём, что знала и слышала раньше – лишь только потому, что ей показывали то, чего она никак не ожидала увидеть.

И будили её тщеславие. Люди, которых боится весь магический мир, обращались с ней, как с достойной ученицей. Чуть ли не равной. Сам Лорд Волдеморт говорил с ней откровенно. Во всяком случае, тогда Гермиона, со временем, невольно поверила в это.

Словно параллельная реальность, где всё не так, всё наоборот. И её страх очень быстро притупился любопытством…

Здесь все, кроме Драко Малфоя, вели себя так, как не должны были, вовсе не могли ни при каких условиях! Малфой оставался единственным, что хоть как-то вязалось с прошлыми представлениями Гермионы. Но он слишком редко попадался ей на глаза.

Трудно передать, что она чувствовала первое время. Происходящее было настолько неправдоподобным, что эта неестественность уже как бы не ощущалась: так бывает во сне, когда ум брошен в водоворот фантастических видений и уже не отмечает общей странности происходящего, только какие-то детали.

Прошла неделя жизни Гермионы Грэйнджер в поместье, и за это время призма, через которую она смотрела на мир, призма, созданная идеологами другой стороны, начала давать трещину.

Гермиона, узнав в тесном общении многих своих врагов, смогла составить о них новое, личное мнение. Не суждение мира, не взгляд Гарри или Рона, а нечто собственное. Хоть и основанное лишь на том, что ей давали увидеть.

И эта точка зрения теперь пугала, потому что зачастую оказывалась зеркальным отражением её былых взглядов. Почти всегда.

Когда на следующий день после первого разговора с Волдемортом Гермиона проснулась в своей новой спальне, её разум был чист и ясен. Хотя, разумеется, гриффиндорка погрузилась в сон не совсем естественным путём. Она не смогла бы заснуть в ту ночь без помощи магии. Но, пробудившись, Гермиона чётко и ясно помнила всё, что с ней произошло. И прекрасно осознавала, что это – реальность. Как будто ей всё известно уже очень давно, как будто она знала всегда эту странную правду.

В то утро Гермиона пробудилась, но долго лежала с закрытыми глазами. Раскрыв их, необходимо было принять какое-то решение.

После вчерашнего она не боялась спать в этом доме, она скорее боялась в нём бодрствовать. Что будет дальше? Вероятнее всего, всё, сказанное ей, – правда. И что? Что теперь? Нужно было принимать решение, самое важное решение в её жизни. Но ведь можно просто осмотреться… Что-то узнать… Это неплохой опыт, он не повредит ей.

Она могла бы помочь своим друзьям и Ордену Феникса. Вчера Волдеморт показал себя таким, каким его не знал никто… И эти сведения, её воспоминания об этом разговоре – они совершенно бесценны в надвигающейся войне. Если ей удастся выбраться на волю, – а, вероятно, Волдеморт не станет просто так убивать свою дочь, – у её друзей появится огромное преимущество. Она могла бы стать тем самым, столь необходимым сейчас Ордену Феникса шпионом, и пусть она лишь ребёнок – но попытаться использовать этот данный судьбой шанс она просто обязана. Тем более что жить теперь, как раньше, она всё равно не смогла бы…

Открыв глаза в своё первое утро в этом доме, Гермиона вздрогнула. На краю её широкой кровати сидела, облокотившись на дубовую панель, сама Беллатриса Лестрейндж. На секунду Гермионой овладела паника. Она быстро села, судорожно обегая взглядом тумбочки и постель. Губы миссис Лестрейндж искривила усмешка, и она протянула перед собой палочку из виноградной лозы.

– Доброе утро. – Голос Беллатрисы был высоким и самоуверенно-снисходительным, в нём чувствовались высокомерие и лёгкий оттенок чего-то пугающего. А сейчас в тоне колдуньи сквозило ещё и любопытство. Она окинула Гермиону пристальным взглядом, чуть прищурив глаза. – Приятно познакомиться с тобой, Кадмина. Как бы странно ни было всё это concours de circonstances miraculeux(1), – окончила по-французски она.

– Мы уже знакомы, миссис Лестрейндж. – С волшебной палочкой к Гермионе вернулось что-то похожее на самообладание, и внезапное отвращение к этой особе выпустило наружу резкие слова: – Мы с вами встречались в Министерстве магии прошлым летом. Вы со своими соратниками, помнится, пытались меня убить.

– И, поверь, ma chérie(2), если бы я и милорд не знали, кто ты – наша встреча таки оказалась бы фатальной, и не только для тебя, – усмехнулась её странная собеседница. – Не нужно злиться. И не будем о грустном. Знаешь, в юности я звала твою бабушку «maman», а не «миссис Блэк». Впрочем, я всё понимаю. Не переживай, думаю, мы с тобой найдём общий язык. Со временем. А пока я понимаю и то, что ты сейчас хочешь побыть одна. Тебе приготовили ванну, – она кивнула на приоткрытую дверь, – и я оставлю тебя сейчас так надолго, как тебе будет угодно. Но, прежде чем я уйду, хочу дать тебе совет. Используй по достоинству шанс, подаренный судьбой. Он уникален. – Беллатриса поднялась. – Мы ещё поговорим с тобой позже.

Она пошла к двери в коридор и уже почти покинула комнату, когда Гермиона тоже встала с постели.

– Je vous remercie, Maman, – громко, и с чем-то похожим на вызов, сказала гриффиндорка, – à se revoir(3).

– Charmant, ma chérie, – усмехнулась Беллатриса, уже не скрывая любопытства. – Plein de promesses(4)! – И закрыла за собой дверь.

Миллиард мыслей роился в голове Гермионы в ванной комнате. Сбивчивых, противоречивых. Начиналась какая-то сложная игра, но она не могла понять, какое место занимает в ней. Нужно быть внимательной. Узнать и запомнить как можно больше того, что могло бы помочь в дальнейшем.

Гермиона боялась думать о том, как примут невероятную новость её друзья. Особенно Гарри и Рон. Не перестанут ли они доверять ей, если узнают… Взволнованная ведьма водила пальцами по воде. Слишком невероятно.

Странно, но эта ужасающая, невообразимая истина, почему-то совсем не пугала Гермиону сегодня. Если она действительно дочь Волдеморта, – а в это гриффиндорка поверила как-то сразу, руководствуясь всем происходящим (никто не стал бы так носиться с грязнокровкой, да и ни с кем вообще не стали бы так носиться), – у неё появляется масса самых широких возможностей. И ещё у неё появляется шанс выбраться отсюда живой. Это грело душу.

И возможность попытаться понять. Гермионе было интересно, давно интересно, как живут, чем отличаются от остальных эти люди – люди, способные хладнокровно убить, люди, держащие весь магический мир в страхе. Всё, что они делали, всё, чем они жили, – не укладывалось в голове. И возможность постигнуть их психологию дорогого стоила.

Ведь то, что говорил вчера вечером Волдеморт… В чём-то он действительно прав. Извращённо, по-своему, но прав. А если он будет слушать и её мнение… Не удастся ли ей в чём-то переубедить своего отца?

Гермиона рассмеялась и окунула лицо в воду. Такой бредовой мысли она от себя не ждала.

Но мысль упорно возвращалась.

И Гермиона решила попробовать, наивно полагая тем утром, что это она способна переубедить в чем-либо Тёмного Лорда. А на деле он сам так быстро и столь во многом смог разуверить её…

Убеждать Лорд Волдеморт умел. С самого детства.

__________________________________________________

1) чудесное стечение обстоятельств (франц.).

2) моя дорогая (франц.).

3) Благодарю вас, мама. Увидимся (франц.).

4) Очаровательно, моя дорогая. Многообещающе! (франц.)

* * *

Беллатриса Лестрейндж. Любовница Тёмного Лорда. Неистовая и преданная Пожирательница Смерти. Жестокая, фанатичная, огненная; безжалостная и страшная… Уже через несколько дней Гермиона осознала. В этой женщине неизменно присутствовало ещё и что-то глубокое, непостижимое.

Её настоящая мать выросла в чопорной семье чистокровных волшебников, и сама была таковой. В школе, в обществе, замужем за Родольфусом Лестрейнджем – каждую минуту своей жизни она была достойной представительницей двух, а затем и трёх древних, уважаемых фамилий. И вдруг просто влюбилась – в того, кто сделал её мир красочным, кто дал ей силу и власть, кто дал ей право быть выше других только потому, что на её предплечье пестрела эмблема зла и силы, эмблема преданности. И надо сказать, что этой преданности у неё было предостаточно.

– Люди по-разному направляют свои лучшие качества, Кадмина, – говорил Волдеморт во время одного из их с Гермионой долгих вечеров у камина. – Смелость, преданность, веру – всё это мало просто иметь и воспитывать в себе, нужно ещё найти то русло, куда направишь хорошо отшлифованный, кристальный поток. Кто придумал Зло и Добро? Кто создал разделяющие их критерии? И главное – зачем? Давай подумаем, что лежит в основе, глубоко, в самой сути этих понятий. Злом люди называют всё, что направлено на помощь – любую помощь – себе. В обход других. Если человек не умеет жертвовать самым ценным ради прочих, – он Зло. Но почему, Кадмина? Почему кто-то должен жить для других? Жизнь дана ему. Для него. Тем, иным, тоже никто не мешает жить во имя себя. Если же интересы скрещиваются, тут уж всё решает сила. Но почему тот, кто ею обладает, кто использует её, – Зло? Белла очень преданная женщина. Очень сильная. И ещё она умна, изящна и красива, даже сейчас, после стольких лет в Азкабане. Она направила свои качества не в то, по меркам Добра, русло. И стала Злом. Но почему? Твой друг Гарри Поттер все свои силы бросает на борьбу с созданным в его сознании образом Зла – со мной. И при всей своей эгоистичности, глупости, при всех совершённых ошибках остаётся Добром. Если я сделаю что-то хорошее – он назовёт это лицемерием, если он совершит зло – всего лишь досадной ошибкой. Я плохой, а он хороший. И так всегда. Но, Кадмина, почему так получается? И есть ли смысл во всём этом?..

И Гермиона невольно соглашалась с ним. Сбитая с толку, она начинала по-другому смотреть на вещи. Ещё неосознанно начинала корить своих друзей за узость взглядов, упрекать их в нежелании хотя бы просто понимать врага.

Пришлось признать правомерность замечаний Волдеморта. Поддаваясь естественному порыву, она стала вспоминать все «ошибки» своего друга Гарри. Его неприязнь к Снейпу на первом курсе, нежелание принимать чью-либо помощь (в особенности потому, что он считал, будто никто не видит декана Слизерина по-настоящему) едва не погубили их троих, лишили мир Философского Камня, а мистера и миссис Фламель – жизни. Если бы тогда они просто сказали МакГонагалл о своих подозрениях, если бы не полезли в люк втроём – Квирелл никогда не достал бы камень из зеркала, ничего не было бы.

Но то, да и многое другое, – дело давнее. А Сириус? Окклюменция, которой Гарри принципиально не хотел учиться? Ужасная, страшная… ошибка. С парадоксальной очевидностью приходилось признавать, что действительно – всякое зло, совершённое Гарри, Гермиона и все остальные неизменно считали лишь досадной, ужасной ошибкой. Многочисленными ошибками, за которые ему же, Гарри, следовало сочувствовать. Учебник Снейпа; неизвестное проклятье, которым он чуть не убил Драко Малфоя; то, что на втором курсе не рассказал директору о странном голосе в стенах школы… Директор.

Ошибки Альбуса Дамблдора, как же много было их. Слишком много страшных ошибок. И всё равно понятие «зло» не вязалось ни с Гарри, ни с Дамблдором. Хотя, по большому счёту, ведь это действительно было несправедливо…

…Общение с Беллатрисой доставляло Гермионе странное пугающее удовольствие. Её отношение к этой женщине стало противоречивым: хоть гриффиндорка и знала многое о миссис Лестрейндж, видела она её лишь однажды, в Министерстве магии. В ситуации страшной, но именно Беллу там и тогда она помнила совсем недолго. Как-то сразу и быстро они разбежались по Отделу Тайн, потерялись в кошмаре происходящего – и всё перепуталось, закружилось, смешалось... Чёрная полутень, кривлявшаяся в Зале Пророчеств, плохо соотносилась сейчас в сознании Гермионы с той величавой колдуньей, которую, отдавая дань начатой в первый день игре, она теперь называла Maman.

Беллатрисе, получившей взрослую дочь, было о чём ей поведать, и было чему её научить. По негласному велению Волдеморта она рассказывала о своём прошлом, о своей молодости – всё это было интересно и увлекательно. И в результате Гермиона перестала видеть в ней врага, убийцу. Эти два образа – та Беллатриса Лестрейндж, о которой она раньше слышала, и эта ведьма, её мать, – они просто не сплелись воедино, разделились где-то на уровне подсознания. Гермиона стала воспринимать её как советчицу. Пусть разумом и осознавала – Беллатриса Лестрейндж могла бы, не дрогнув, убить своего ребёнка, если бы так повелел Тёмный Лорд.

Но Гермиона уже понимала, что он не сделает этого. Волдеморт задумал на её счёт нечто куда более грандиозное – юная ведьма боялась это признавать, но Тот-Чьё-Имя-Боятся-Называть, казалось, действительно решил воспитать свою наследницу…

Тётя Нарцисса за эту неделю позволила открыть книгу своей души только на заглавной странице. Уже не обложка, но ещё далеко не суть. Гермиона не была уверена по поводу своих чувств к этой персоне.

– Нарцисса – особый цветок. Экзотический. Я сам не всегда могу разобраться с его ароматом. В этой женщине есть загадка, Кадмина. Её проблема в том, что маска, которую надели на неё в отрочестве, стала уже её лицом, и она перестала снимать её даже наедине с собой. Эта личность интересна, тебе стоит узнать её получше.

С Драко Малфоем было гораздо сложнее. Когда на следующее утро после первого разговора с отцом Гермиона оказалась за обеденным столом с этим юношей, чуть было не разразился грандиозный скандал. А правда для младшего Малфоя стала ещё большим ударом, чем для самой Гермионы. Казалось, уж от его-то мира точно остались одни руины, и в душе – хотя разума хватило на неумелую фальшь – он возненавидел кузину больше всех своих врагов вместе взятых.

После того страшного года, который ему довелось пережить, Драко хотелось вернуться домой и уж там-то заставить всех сполна искупить перенесённые им беды и унижения. Но в поместье Малфоев всё ещё обитали его тётя Беллатриса и сам Волдеморт. После массового ареста в Министерстве здесь, правда, стало поспокойнее, а незадолго до приезда Гермионы съехали даже немногочисленные оставшиеся на свободе Пожиратели, из тех, кому некуда было податься. Но Тёмного Лорда и тётки было вполне достаточно.

«Держать спину прямо», лишних мыслей не допускать, быть пай-мальчиком и душкой, всеми силами стараясь заработать прощение за свои бесчисленные ошибки – вот правила, по которым приходилось жить Драко Малфою после того, как он феерически покинул Школу чародейства и волшебства «Хогвартс» этим летом.

Зло можно было срывать только на матери, да и у той уже сдавали нервы.

И тут – апофеоз всего, что только могло присниться Драко Малфою в ночных кошмарах. Грязнокровка Грэйнджер, Грэйнджер – подружка прокля́того Поттера, Грэйнджер – всезнайка, которая училась лучше его по всем предметам, которая осмелилась дать ему пощёчину, которая имеет возможность закончить образование, тогда как он – он, Драко Люциус Малфой, – вынужден прятаться, как последняя крыса! Эта самая Грэйнджер оказывается ни много ни мало дочерью Тёмного Лорда!

Её селят в его, Драко, доме, она осмеливается давать ему, Драко, какие-то указания, она запросто общается с Тёмным Лордом, её не презирает тётушка, ставшая совершенно невыносимой после всех постигших младшего Малфоя неудач…

Грэйнджер всё сходит с рук, а он, Драко, должен кипеть и сдерживаться, завязываясь узлом от злости и ненависти к этой прокля́той грязнокровке. О, она всегда будет лишь поганой грязнокровкой, эта тварь, из-за которой его безрадостное существование превратилось в ещё более мрачный кошмар…

И пусть сама Гермиона не догадывалась в полной мере о чувствах младшего Малфоя, никакого желания подружиться с ним у неё не возникало.

Волдеморт о Драко не говорил – но у юной ведьмы и без того сложилось об их взаимоотношениях не самое хорошее впечатление.

А что до самого Тёмного Лорда… Гермионе долго не хотелось признаваться себе – но более интересного собеседника она в жизни ещё не встречала. Возможность слушать его суждения по самым разным вопросам завораживала. И Гермиона, с нетерпением ожидавшая каждой новой беседы, во многом вынуждена была соглашаться с ним, открывая для себя заново казавшиеся теперь столь очевидными истины.

Волдеморт говорил с ней на равных – и это быстро разрушило охватывавшее её оцепенение, развязало язык. Его внешность больше не отталкивала, в ней стало проступать какое-то скрытое обаяние. Пугающее и вместе с тем манящее.

Лорд Волдеморт говорил так, что его можно было слушать часами. Он судил обо всём с совершенно иной стороны, под совершенно новым углом, и с каждым днём его точка зрения неумолимо казалась Гермионе всё более честной.

Оставаясь одна, она пугалась своих впечатлений. Происходящее походило на наваждение. Но Гермиона раз за разом перебирала в голове всё то, что слышала от Тёмного Лорда, – и упорно не могла отыскать в его логике изъяна. Волдеморт во многом был куда правдивее большинства: потому что эгоизм и самолюбие не пытался выдавать за что-то более изящное. Убеждающая откровенность подкупала.

А что, если все эти годы Гермиона боролась зря? Бессмысленно, просто не замечая сути за широкими спинами окружающих? Разве не узнавала она ужасного, дикого и о тех, кто сейчас был у власти, кто боролся против Волдеморта? Разве и они не бывали жестоки, безжалостны? Так почему же она так самоуверенно вбила себе в голову, что в этом споре не прав Тёмный Лорд, что именно он – самое страшное? Потому что так утверждали все кругом? Но разве она слушала другую сторону раньше?

Ведь почему-то же вставали в ряды подданных Тёмного Лорда многочисленные волшебники? Снося необходимость безоговорочного подчинения. Почему-то же шли за своим поводырём, смело глядя в лицо опасностям, пока были уверены в незыблемости того, за что боролись?

Ведь не только же подлецы и мерзавцы были в рядах Пожирателей Смерти.

Значит, присутствовал смысл в идеях Тёмного Лорда, значит, пряталось за жестокостью рациональное зерно?

Сейчас Гермионе всё больше хотелось ближе узнать своего отца, глубже проникнуть в его взгляды, чтобы оценить, чтобы принять правильное решение. Она раз за разом пыталась для себя понять, какой поступок будет теперь верным; мучительно старалась уяснить, что следует делать. В своё первое утро в поместье Малфоев Гермиона строила грандиозные шпионские планы – и в следующую же встречу с Волдемортом её не покидало ощущение, что собеседнику это прекрасно известно и что происходящее веселит его.

Уже к третьему вечеру Гермиона и сама не знала, во что верить.

Она ясно чувствовала от окружающих то, что принимала за доверие, а сама, выходит, в то же время лелеяла в душе надежду поскорее переметнуться с новыми сведениями прямо к их врагам. Это всё больше напоминало предательство… И кто тут действительно прав, Гермиона уже не знала.

Именно вечером третьего дня, пока она сидела в комнате с камином, ожидая очередной занимательной беседы, в голову пришла новая пугающая мысль.

Следует или нет рассказать Тёмному Лорду о том, что Дамблдор догадался и поведал Гарри Поттеру о тайне Хоркруксов? Следует ли открыть Волдеморту глаза на то, что ему угрожает? Сообщить ли, что уничтожено кольцо? Что Гарри будет охотиться за всем остальным, что ему многое известно?

Рассказать всё это значило бы окончательно предать Гарри и весь магический мир. Слишком серьёзный шаг. Она не готова на такое.

И не для того ли, чтобы выпытать это, её вообще привели сюда?..

«Да, но что я могу утаить? – внезапно пронеслось в голове у ведьмы. – Если я уже сама подумала об этом, он узнает, едва взглянув мне в глаза…»

– Я могу обойтись даже и без этого, – раздалось у неё за спиной, и Гермиона подскочила, оборачиваясь. Тёмный Лорд стоял за её креслом и снисходительно улыбался. – Облегчу ли я твои мучения, Кадмина, если скажу, что мне давно известны и догадливость Дамблдора, и осведомлённость Гарри Поттера, и уже достигнутые этой парочкой результаты?

– Но откуда?! – позабыв о терзавших её сомнениях, вытаращила глаза Гермиона.

– О, дорогая моя девочка, – губы Тёмного Лорда тронула улыбка сочувствия, – на определённом этапе жизни Альбус Дамблдор приобрёл губительную слабость – привычку доверять людям; точнее доверять своему мнению о людях. Самых разнообразных людях, среди которых многие – далеко не так просты, как это сразу кажется.

– Дамблдор рассказал о Хоркруксах и Снейпу? – догадалась Гермиона.

– Нет-нет, как это ни удивительно. – Тёмный Лорд вышел из-за её кресла и стал медленно прохаживаться по комнате. – Дамблдор очень многого не говорил Северусу. Впрочем, как и Гарри Поттеру. Однако то, что он говорил им обоим вслух – в большинстве случаев непременно доходило до меня. Причём далеко не всегда благодаря откровенности Северуса.

– Не понимаю…

– Проникнув в мою тайну, Дамблдор поведал о ней, насколько мне известно, только одной живой душе – Гарри Поттеру. И позволил тому пересказать услышанное только двоим друзьям, будучи уверен, что предписание будет в точности исполнено. Однако, чётко определив круг душ живых, он абсолютно халатно отнёсся к уже отжившим… Позволь тебя кое с кем познакомить, – неожиданно сказал Тёмный Лорд, шагнув к тяжёлому сиреневому занавесу на внутренней стене комнаты. Он отдёрнул его до середины, открывая большую картину в золочёной раме.

По виду она была старинная, но сохранилась хорошо. Холст изображал спальню: на втором плане высилась шикарная дубовая кровать, находящаяся в беспорядке, за ней – шкафы и туалетный столик. На переднем плане стояло большое роскошное кресло, с которого свисала смятая ткань. Около кресла имелась тумба с бокалами и изящным золотым блюдом. В остальном картина была пуста.

Волдеморт легонько постучал волшебной палочкой по раме и отступил назад. Прошло почти полминуты, прежде чем из-за края полотна вышла молодая дама.

Это была очень красивая волшебница: белолицая, статная, с короной густых волос; одетая в роскошное старинное платье. Она держалась гордо и властно. Выйдя из-за рамы, женщина величественно и в то же время почтительно улыбнулась Волдеморту и сделала едва заметный книксен(1).

– Добрый вечер, мадемуазель, – в свою очередь кивнул ей волшебник. – Хочу представить вам мою дочь Кадмину. – Гермиона растерянно улыбнулась, зачем-то поднявшись на ноги. – Позволь узнать, дорогая, – обратился к ней Волдеморт, – знакома ли тебе эта леди?

– Д-да, – растерянно промямлила в ответ Гермиона. – Это Валерианна де ла Анес Куин, Чёрная Дева; она была директором Хогвартса в конце тринадцатого века.

– Ты меня пугаешь своей образованностью, – хмыкнул Тёмный Лорд. – Да, это именно мадемуазель де ла Анес Куин, директор Школы чародейства и волшебства «Хогвартс» с 1278 по 1296 года. Дело в том, что за многовековую историю Хогвартсом руководили самые разнообразные люди. Среди них встречались и такие очаровательные, как наша гостья, – он кивнул на портрет, и Валерианна, ставшая теперь позади кресла и облокотившаяся на него, обворожительно улыбнулась. – И такие же мудрые.

– Лорд Волдеморт балует меня комплиментами, – подала голос женщина на портрете. – А я делаю вид, что верю ему. Однако, когда он наконец заканчивает тешить моё самолюбие, с ним действительно очень интересно беседовать.

– Дорогая мадемуазель Валерианна, если бы моё всесторонне правдивое восхищение вами не доставляло вашей особе того же, а то и большего удовольствия, нежели наши беседы, – я лелеял бы свои восторги наедине с собой.

– О, перестаньте! О какой же моей мудрости вы осмеливаетесь говорить, когда сами вьёте из меня верёвки, – улыбнулась Валерианна. – Я совершенно не в силах вам отказать. Однако, полагаю, будет куда проще рассказать этой юной особе обо мне, когда вы останетесь вдвоём, не так ли? Я вас покину. Было приятно познакомиться с вами, молодая леди.

– Благодарю, – растерянно пробормотала Гермиона, – мне также.

– У вас очаровательная дочь, милорд, – обронила на прощание Валерианна и скрылась за рамой. Взмахом палочки Волдеморт вернул сиреневый занавес в первоначальное положение.

– Эта чудесная ткань не даёт нашей очаровательной знакомой возможности слышать всё, сказанное в этой комнате. Мне приходится учиться на чужих ошибках – не всякий это умеет… Гарри Поттер говорил тебе, где проходили их увлекательные беседы с Дамблдором? – без перехода спросил затем Тёмный Лорд.

– В кабинете директора.

– Верно, – зловеще улыбнулся её собеседник. – А, как тебе должно быть известно, в кабинете директора Хогвартса неизменно висят портреты всех глав этой школы за всю историю её существования. Среди них были разные люди, Кадмина. Ты, я так понимаю, помнишь, за что мадемуазель Валерианна получила свое занимательное прозвище?

– Она никогда не была замужем, и стоило ей выделить кого-то из кавалеров, как он погибал в течение нескольких месяцев, – отрапортовала Гермиона.

– Именно так. Многие мнят, что это действие некоего проклятия. Впрочем, к делу оно отношения не имеет. Полагаю, что при желании я отыскал бы ещё не одного бескорыстного осведомителя среди многоликой аудитории, коею Альбус Дамблдор выбрал в зрители для своих бесед с подопечным. Не удивлюсь, если о моих Хоркруксах известно и ещё кому-то.

– Как же это просто, – потрясённо пробормотала Гермиона. – Но как мог Дамблдор…

– Всё действительно просто, Кадмина. Альбус Дамблдор часто повторял, что я не способен увидеть многих истин – и сам при этом предпочитал не думать об очень многом. Он не верил и никогда не задумался бы над тем, что в истории школы Хогвартс могли быть директора, которые не пеклись бы о её извечном благе. А я, по его мнению, – прямая угроза для школы. Мне удалось достаточно быстро убедить Валерианну в ошибочности такого мнения.

– Наверное, Дамблдор ужаснулся бы, если бы успел понять свою ошибку.

– Альбусу Дамблдору было чему ужасаться и без этого. Надо полагать, зелье, которое он, как показали мои изыскания, благородно выпил в ночь своей гибели в моей пещере, существенно испортило на финише всё впечатление от прожитой им жизни.

– Это было что-то ужасное, Гарри рассказывал нам. Каково его действие?

– О, нет ничего страшнее правды, Кадмина, – насмешливо заметил Тёмный Лорд. – Этот уникальный состав придумали в Индии много веков назад. Его рецепт считается утерянным. Зелье открывает человеку глаза на самого себя. Выпивший его осознает таковыми, каковы они есть, все свои поступки, все свои слова и действия, мысли и мечты. Самообман – грех многих великих людей и почти всех обыкновенных. Самообман страшен, он делает нас слабыми и уязвимыми. Нужно всегда отдавать себе отчёт в том, к чему приводят наши действия, о чём свидетельствуют наши мечты и что за собой могут повлечь наши желания. Не без гордости признаюсь тебе, что я могу пить это зелье. Оно вызывает у меня лишь лёгкую меланхолию и настраивает на философский лад. Для Альбуса Дамблдора отвар индийских волхвов стал самой страшной карой. И, хоть убил его не он и даже не совсем Северус Снейп, – ибо Дамблдор умирал от иного моего проклятья, охранявшего другой Хоркрукс, – так вот, хотя не это зелье убило Дамблдора, но он не смог бы жить после того, как попробовал его. Полагаю, ему и сейчас нелегко.

– Но в чём же так сильно обманывался директор?

– Во всём, – усмехнулся Тёмный Лорд. – Абсолютно во всём. Он, видишь ли, действовал вразрез со своими собственными убеждениями, и предпочитал этого не замечать. Ты очень многого не знаешь об Альбусе Дамблдоре. Если хочешь, могу предвосхитить события и дать тебе прочесть копию рукописи произведения, которое должно выйти через несколько месяцев. Ты, вероятно, читала об этом в газетах. «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора» одной журналистки. От оценок и выводов лучше абстрагироваться, но факты в этом творении даны только реальные. Из них ты можешь сделать свои выводы. Но суть даже не в прошлом Дамблдора – своё прошлое он помнил и без индийского отвара. Суть в том, что методы его борьбы за правду и добро были… скажем так, весьма занимательны. Он предпочитал неверно оценивать их, для успокоения совести. И истина для него была почти смертельна… Дамблдору лучше было бы успеть умереть от охранявшего кольцо проклятья. Гарри Поттер уничтожил мой медальон? – внезапно спросил Тёмный Лорд, и ещё до того, как Гермиона успела ответить, вздрогнул, прищурился, а затем, нахмурившись, отвёл взгляд от её глаз. – Как интересно, – пробормотал он. – Значит, «Р.А.Б.»?

– Я так и не смогла определить, кто это, – потупившись, сказала Гермиона. Она уже привыкла к такому впечатляющему уровню легилименции. – Может… есть предположения? – осторожно спросила ведьма, пытаясь извлечь хоть какую-то выгоду из этого разоблачения.

– Предположений – нет, – хмыкнул Тёмный Лорд. – Я знаю, кто это. Забавная вещь – судьба… Регулус хотел отомстить мне – но лишь посмеялся над Дамблдором и Гарри Поттером. Куда же он мог деть медальон?..

– Регулус?

– Регулус Блэк.

– Брат Сириуса?! – встрепенулась Гермиона.

– Да-да, – рассеяно кивнул Волдеморт. – Регулус Арктурус Блэк. Он был моим слугой некоторое время, но я быстро разочаровался в нём. Этот человек давно мёртв.

Гермиона молчала. Ну вот она и выдала первую тайну. Первую ли? Что ещё Тёмный Лорд успел прочитать в её голове? Ведь всё равно, как ни крути, он – чудовище… Убийца, человек, расколовший свою душу… Он даже не отрицает этого.

– Всякий, совершая убийство, разбивает свою душу, Кадмина, – неожиданно сказал Тёмный Лорд, выныривая из мыслей о пропавшем медальоне. – Я вижу, история Хоркруксов тебе неизвестна, – он сел в своё кресло и теперь пристально смотрел на Гермиону. – Любое убийство, будь оно совершено волшебником или магглом, откалывает кусочек души. Отделённая от целого, часть эта погибает довольно быстро. Такова цена убийства. Самоубийство тоже лишит свершившего его толики самого себя. Потому многие религии накладывают табу на эти деяния. Вспомни, что пророчат человеку за грехи маггловские священники? Грешники уродуют свою душу, разрушают её. Закоренелого убийцу называют бездушным… Всё это – крохи истины, подхваченные даже магглами. Я знаю, ты должна была слышать от Гарри Поттера: один из способов уничтожить свои Хоркруксы – искренне раскаяться во всём содеянном. Чтобы спасти душу перед смертью. Перед смертью потому, что обычно выдержать это раскаяние невозможно. Оно будет действовать примерно так же, как тот пресловутый индийский отвар. Так вот, возвращаясь к магглам и их религиям, вспомни, что обыкновенно они предписывают человеку перед смертью раскаяться в своих грехах. Если сделать это искренне – можно восстановить изувеченную душу.

Разумеется, раз до всего этого дошли даже магглы, – волшебникам также известны данные истины. И вот, давным-давно, мудрые и сильные маги придумали ритуал, с помощью которого можно было успеть заключить отколовшуюся в результате убийства частичку души в некое новое вместилище, тем самым сохранив ей жизнь. Нечто, заключающее в себе подобный осколок, и называют Хоркруксом. Их придумывали, дабы сохранить потерянное. Если через некоторое время освободить набравшуюся силы часть, она станет самостоятельной. Может найти себе новое тело или воссоединиться со старым.

Согласись, глупо терять частицы души, раз уж всё равно убиваешь, – их лучше сохранять. Поэтому время от времени я создаю Хоркруксы. Если подворачивается подходящий случай, если знаю, что мои действия сильно повредят душу. В таких случаях я провожу ритуал. И берегу его плоды. Каждый новый из них сильнее предыдущих – ведь я постоянно чему-то учусь.

Собираясь убить младенца Поттеров шестнадцать лет назад, я планировал создать ещё один Хоркрукс. Это и стало спасением, Кадмина. Когда я совершил роковую ошибку, ритуал уже был начат. После смерти тела оставшаяся частица души получила возможность вселиться куда-то и заняла ближайший сильный магический предмет – мою же волшебную палочку. Некому было завершить ритуал и заключить её в ней. Я был свободен и лишь потерял тело. Остаток сил, которых, возможно, хватило бы со временем для возвращения, я истратил на то, чтобы перенести себя и своё временное вместилище подальше от злополучного места. Иначе мракоборцы или Дамблдор нашли бы палочку. Пришлось потратить тринадцать лет на то, чтобы снова стать самим собой.

Гермиона заворожённо слушала эту исповедь. Какое колоссальное терпение… И какая сила.

– Пророчество… Гарри рассказал нам его полностью, – внезапно для самой себя произнесла она. – Дамблдор поведал ему.

– Я знаю, – кивнул Тёмный Лорд. – Он и это сделал в своём кабинете. Пророчество – досадная и глупая ошибка. Я больше не верю в него, это неосуществимо. Гарри Поттер никогда не сможет убить меня. И не потому, что у него не достанет сил, – в ту ночь, Кадмина, Гарри Поттер и сам стал залогом моего бессмертия, – сказал Тёмный Лорд, но восхищённая Гермиона не осознала смысла этого намёка, и вскоре позабыла о нём. – Однако, – продолжал Чёрный маг, – приходится признать, что Лорд Волдеморт тогда угодил в ловушку, расставленную Дамблдором, словно тщеславный мальчишка, уверенный в своём безоговорочном превосходстве. Но он поплатился за это сполна и больше не забудет урок. Но уже очень поздно, Кадмина. Ступай спать. Мы поговорим с тобой завтра.

Ведьма покорно встала и пошла к двери, но вдруг остановилась.

– Мои папа и мама, – сказала она. – То есть… Я… я имею в виду, мистера и миссис Грэйнджер, – называя родных так, Гермиона почувствовала в горле комок. – Я хочу вернуться домой и изменить их память. Убрать воспоминание о случившимся. Пусть думают, будто я уехала отдыхать, а потом сразу отправлюсь в Хогвартс. Возможно ли это?

– Я рад, что ты решила остаться, Кадмина, – кивнув, тихо сказал Волдеморт. – Ты не пожалеешь об этом.

А когда она вышла, маг лишь усмехнулся в пустоту своей не стоившей трудов победе.

* * *

Гермиона сама не могла понять, когда приняла это решение.

На следующий же день вместе с Беллой она вернулась к мистеру и миссис Грэйнджер. Изменила с её помощью их память, попрощалась и уехала «к своим друзьям из магического мира до конца каникул».

Гермиона ещё не облекла своего решения в слова и уж точно не собиралась бороться против старых друзей – но уже и признаваться в своём положении далеко не спешила. И определённо не торопилась покидать гостеприимное поместье Малфоев.

Как ни печально было это осознавать, но раньше и в школе, и во всей жизни Гермиона всегда была изгоем. Дома в мире магглов – потому что не могла жить открыто; говорить, не контролируя каждое слово, было возможно только с назваными родителями, которые её не понимали. А в Хогвартсе… Она была не такая как все. Даже Гарри и Рон – её лучшие друзья – даже они считали её заучкой, даже они делились с ней далеко не всем, не признавали, говоря грубо, свою подругу полноценным членом команды. И не понимали до конца.

У неё не было друзей на курсе. Нормальные отношения – может быть. Но друзья… Возможно, Джинни Уизли могла бы стать её подругой – но у той ещё миллион других приятелей, а Гермиона всегда оставалась сама по себе.

Теперь она вдруг будто очутилась… на своём месте. Пусть это и звучало дико. Здесь, казалось, её по-настоящему уважали и даже ценили. Ей давали новые знания. Учили тому, чему никто так и не взялся обучить раньше. Вместе с Беллатрисой они пересмотрели весь образ прежней Гермионы Грэйнджер. И новая Гермиона вынуждена была признать, что полюбила своё отражение в изысканных, дорогих зеркалах. Внезапно она почувствовала ту самую красоту и аристократичность чёрного цвета, о которых говорил в первый вечер их знакомства Волдеморт. Это оказалось так просто – выглядеть волнующе, чарующе, неотразимо…

Она чувствовала себя Золушкой из маггловской сказки и, несмотря на все сомнения и переживания, не могла сдержать невольного восторга. Кем бы ни был человек, он всегда остаётся всего лишь человеком. Подвластным людским слабостям. Лорд Волдеморт с юности умел найти подход к любому, кто был ему нужен; подобрать тот самый ключик, который отопрёт необходимую дверцу. Полуромантический образ непонятого Тёмного королевства, доверительные отношения, умение не переходить тонкую грань между допустимой откровенностью и чистой, не прикрытой ничем правдой; домашняя обстановка, разговоры у камина; ломающий все былые представления образ мудрого наставника, философские размышления, уважение к её мнению; новые знания, те, которые никто не смог бы ей просто так дать; а ещё это вроде как второплановое, но очень существенное превращение Золушки: в мире магии оно, в сущности, осуществляется так просто… И остаётся столь неизменно действенным во все времена.

Вот он – неполный список того, чем, в дополнение к зову крови, Тёмный Лорд собирался завоевать свою потерянную дочь и сделать такой, какой вырастил бы сам, будь у него таковая возможность.

Он был уверен, что всё получится. Всё уже начало получаться.

Не хватало некоторых штрихов: нескольких поступков, после которых уже не будет дороги обратно. Когда девочка их совершит – останется лишь осторожно снять с неё розовые очки. И отточить многочисленные грани её талантов – о, их, к счастью, было немало. Да и могло ли случиться иначе?

Только спешить нельзя.

Чтобы не испортить столь блестяще начатую партию…

_______________________________________

1) Поклон с приседанием, неглубокий реверанс

Глава V: История старой Джуни

Маленькая и расторопная домовая эльфиха Джуня, прислуживающая в поместье, привлекла внимание Гермионы почти сразу, стоило ведьме лишь немного прийти в себя от свалившихся на неё перемен. Юная гриффиндорка почти неделю не решалась заговорить с домовихой, опасаясь, что это вызовет гнев её новоиспечённых родителей. Она лишь наблюдала за ловкой крохой, дивясь её проворности и неизменному выражению глубокого счастья на сморщенной, постаревшей от времени мордашке.

Как-то вечером, во время разговора у камина, Тёмный Лорд отметил, что не решаться заговорить с домовым эльфом, когда этого очень хочется, – поведение, недостойное волшебника вообще, и уж тем более его дочери. Так Гермиона получила высочайшее позволение общаться со старушкой Джуней и узнала от эльфихи очень много любопытного.

Джуня казалась древней, как само человечество. Она родилась в далёкой Российской Империи в последние годы правления маггловского императора Александра III. Эльфиха служила древнему аристократическому семейству чистокровных волшебников Берестенёвых, и каждого члена этой семьи с самого своего рождения любила пламенной и безудержной по-собачьи преданной любовью домового эльфа.

Ей было пятнадцать лет, когда родилась младшая в семье девочка, Мария Петровна. Джуня, а тогда ещё попросту Дуня, особенно привязалась к этому ребёнку.

После того, как грянула в маггловской России социалистическая революция, древние волшебные фамилии ещё несколько десятков лет упорно продолжали жить по старым законам, игнорируя все буйства магглов и с помощью волшебства ограждаясь от их бесчинств. Так Мария Берестенёва получила приличествующее юной барышне воспитание и окончила в положенный срок семь курсов обучения магии в Школе ведовства Колдовстворец. Когда Мари исполнилось восемнадцать, за ней начал ухаживать галантный молодой француз, чистокровный волшебник Ивэн Розье. Через год Мари выдали за него замуж, и она, вместе с верной Дуней, которую на заграничный манер стали величать Джуня, перебралась в Аквитанию. Через три года родилась в семье Розье первая и единственная дочь, малышка Друэлла.

– Вы, госпожа Кадмина, даже и не представляете, какая то была очаровательная девочка! – рассказывала эльфиха, сверкая затуманенными воспоминанием огромными, как теннисные шары, ярко-сиреневыми глазищами. – Прекрасная, словно тепловодная русалочка, с первых же лет своей жизни! Госпожа Дру была очень талантливой. О, она на лету схватывала все премудрые науки: танцевала, как Лунный Телец(1) в полнолуние, играла на фортепьяно и арфе, разумела точные науки; выучила сама, без помощи магии, английский, немецкий и гоблинский языки и даже немного знала по-русски, – впрочем, госпожа Мари с детства говорила только на французском и не могла тут многому её научить…

Джуня рассказывала о своих хозяйках с такой трепетной нежностью, будто они были её родные, горячо любимые дети. Гермиона заметила, что эльфиха просто расцветает от возможности вспомнить счастливое минувшее и поведать о нём. За эти разговоры и тот неподдельный интерес, который наследница Тёмного Лорда выказывала ко всему ею сказанному, Джуня полюбила её втрое пламеннее, чем полюбила сразу просто за то, что Гермиона стала очередной её хозяйкой. Эльфиха, и без того услужливая и расторопная, во всем старалась угодить своей «новой мисс», вновь и вновь ожидая возможности рассказать вслух о своих драгоценных хозяюшках.

– Госпожа Друэлла поступила в одну из лучших магических школ, Шармбатонскую академию магии. Она окончила её с отличием, – пищала старушка, сияя своими невообразимыми глазами. – А потом мы целый год путешествовали с госпожой Дру по миру. Побывали на моей родине, – эльфиха всплеснула руками. – Этот страшный мир, сотворённый магглами после того, как они казнили своего императора, уже бросил глубокую чёрную тень на жизнь Волшебной России. И в этой тени всё зачахло: культура, обычаи, нравы… Беда творилась с моей родиной, госпожа Кадмина, – причитала она с неподдельным волнением, но потом быстро позабыла об общечеловеческих горестях, вспоминая дорогих её сердцу людей. – Сестры хозяйки Мари, госпожи Лиззи и Китти уже нянчили внуков, – а ведь я помнила их совсем крошками! Ах, какие чудесные у них сыновья! Вот только странно жили тогда волшебники в нашем родном крае. Но не мне судить, не мне судить, госпожа Кадмина. Да и мы недолго пробыли там, – тяжело вздохнула эльфиха, но потом опять просветлела. – Мы с госпожой Друэллой много где побывали в тот год. А в Лондоне мисс познакомилась со своим будущим супругом.

Джуня умолкла и посмотрела на Гермиону странным, нерешительным взглядом.

– Что такое? – удивилась заворожённая историей ведьма.

– Госпожа Кадмина будет гневаться на старую, глупую Джуню, – печально сказала кроха. – Джуня не должна плохо отзываться о своих хозяевах.

– Я не буду сердиться! – возмутилась Гермиона. – Рассказывай, как есть, – и она одобряюще потрепала эльфиху по сухонькому плечику, от чего та вся затряслась и съёжилась, но потом всё же нерешительно продолжила свой рассказ.

– Господин Кигнус был не очень хорошим человеком, – тихо прошептала эльфиха. – Сначала он заморочил голову госпоже Дру своими ухаживаниями, а когда она вышла за него замуж, стал обманывать! – эльфиха вскинулась и гневно блеснула глазами. – Госпожа очень страдала! Она заслужила лучшего супруга, моя маленькая госпожа Дру! – Джуня поморщилась. – Гадкая, гадкая Джуня!

Гермиона испугалась, вспомнив, как домовик Добби наказывал себя за то, что плохо отзывался о хозяевах, но старая эльфиха не начала биться головой об пол или ломать на руках пальцы. Всё-таки она принадлежала семье Берестенёвых и подчинялась на магическом уровне только тем, в чьих жилах текла кровь этого древнего магического рода. Кигнус Блэк же лишь женился на её хозяйке.

– Госпожа Друэлла сильно переживала, – с болью в голосе продолжила эльфиха после того, как закончила причитать по поводу своего «непотребного поведения». – Но она была образцовой супругой и никогда не показывала этого. Госпожа Дру получила отличное воспитание и всегда умела держать лицо, даже в часы самых сильных потрясений. А скоро, – с самой трепетной нежностью продолжала домовиха, – у госпожи появилась отрада: родились девочки, наши майские розочки – госпожа Белла и госпожа Мида.

– Постой, – недоумённо перебила Гермиона. – Они что, вместе родились, что ли?

– Разумеется, – удивилась Джуня. – Они близнецы.

– Что?! Миссис… – Гермиона запнулась. – Maman и Андромеда Тонкс – близнецы?!

– Да, моя госпожа, – закивала эльфиха, невольно сморщившись от упоминания фамилии супруга одной из своих хозяек. – Одинаковые, как две капли медового нектара. Госпожа Белла старше госпожи Миды на полчаса.

Гермиона потрясённо замолчала. Она знала о том, что мать Тонкс – сестра Беллатрисы Лестрейндж, сестра её матери. Но никогда и подумать не могла, что они могут быть близнецами. Всё, что она знала об Андромеде Тонкс и всё, что она узнала и слышала раньше о Беллатрисе, совершенно не вязалось с образом сестёр-близняшек.

– Моя госпожа удивлена?

– О да! – потрясённо выдавила Гермиона. – Но ты не обращай внимания, рассказывай. Мне очень интересно!

– Правда? – просияла домовиха, которая, казалось, только того и ждала. – О, ваша матушка, госпожа Белла, и её сестрица, – они были просто ангелочками. Такие очаровательные девочки, такие красивые, просто маленькие феи. И очень смышлёные. Госпожа Дру сама занималась их дошкольным образованием, подбирала учителей. Разумеется, когда родилась мисс Цисси, не стало столько свободного времени, как раньше. Но госпожа всю себя отдавала дочерям. О, она только того и хотела, что вырастить их достойными колдуньями!

Мисс Цисси тоже была с детства очень-очень хороша, но совершенно другой красотой. Декабрьской красотой, если вы понимаете, что я имею в виду. Наши майские розочки росли живыми, очень подвижными и яркими, а госпожа Цисси с первых своих лет была серебристо-прекрасной. Как маленькая нимфа. Она никогда не озорничала, не капризничала. Всегда прилежно училась. Наши девочки вообще учились прилежно, правда госпоже Миде очень плохо давался французский язык. Госпожа Дру привыкла считать французский признаком хорошего тона, это в ней ещё от матушки. А вот мисс Андромеде совсем не давался этот язык, – печально вздохнула Джуня. – Она очень огорчала госпожу Дру, но сколько та ни билась с ней – ничего не получалось…

Когда наши розочки уехали в Хогвартс, – а они учились в этой, самой древней и самой лучшей магической школе, – госпожа Друэлла очень тосковала. У неё, конечно, ещё оставалась под крылышком мисс Цисси – но усадьба Блэквуд-мэнор без наших девочек опустела. Они, разумеется, приезжали на Рождество, Пасху и летние каникулы. Но что эти недели для тех, кто так любит их?

Господин Кигнус плохо обходился с моей госпожой, он позволял себе кричать на неё, на мою хозяйку! А она всё сносила, как и полагается, да, госпожа Кадмина.

О, как быстро летят дни, когда в доме подрастают детишки! С ними – каждый миг, будто праздник. А потом они вырастают – и приходится расставаться, – эльфиха помрачнела. – Это был один из самых тяжёлых годов в жизни моей бедной госпожи Дру: тот, когда госпожа Цисси впервые отправилась в школу. Наши розочки не ладили между собой летом, они стали чужие друг другу… А потом все уехали в школу… Господин Кигнус редко бывал в Блэквуд-мэнор, а, как по мне, так лучше бы и вовсе там не появлялся – так грубо он обходился с моей дорогой хозяйкой! А тут ещё госпожа Белла написала о том, что мисс Мида начала встречаться с этим отвратительным магглом… Это было таким ударом для моей госпожи! Она не хотела верить… Но госпожа Мида не приехала домой на Рождество… И девочки подтверждали, что она всерьёз гуляет с магглорожденным волшебником, студентом факультета Пуффендуй. – Эльфиха говорила с таким выражением лица, будто рассказывала о том, что Андромеда завела в спальне детоеда(2) и сама заманивала к нему детишек. – Она открыто гуляла с ним, моя маленькая девочка, так, что вся школа знала: Андромеда Блэк влюблена в грязнокровку.

– Джуня, пожалуйста! – не выдержала Гермиона. – Ну что же здесь такого?! Она ведь полюбила его!

– О, мисс, вы не понимаете! – затрясла ушами маленькая эльфиха, яростно мотая головой. – Тогда были другие времена! Кто взял бы замуж благородную девушку, которая в школе открыто вольничала с грязнокровкой?! Впрочем, что уж, – со страшной болью в голосе прокряхтела Джуня затем. – Кто же знал тогда, что всё закончится так. Этот Тонкс, он был на год старше наших девочек и, хвала Мерлину, оканчивал школу в том году, когда они перешли на шестой курс. Госпожа Дру надеялась, что мисс Мида позабудет глупости во время выпускного года. Она собиралась отправить девочек путешествовать сразу после школы, а потом поскорее выдать мисс Миду замуж. Даже рассчитывала отдать её за господина Родольфуса, который как раз посватал вашу матушку.

Он, знаете ли, был близким товарищем господина Ивэна, папеньки госпожи Дру. Они раньше много путешествовали с Нашим Лордом и очень подружились тогда. Господин Ивэн и посоветовал мистеру Лестрейнджу нашу старшую девочку. Но хозяйка очень хотела выдать за него мисс Миду, чтобы замять скандал.

Девочки окончили школу. Ох, мисс Мида совсем запустила учёбу. Она только и думала что о своем маггле, наша бедная заблудшая овечка. Зато мисс Белла просто замечательно сдала все ЖАБА!

Девочки должны были уехать путешествовать уже той зимой, но случилась беда. Накануне отбытия мисс Мида ушла из дома, убежала к своему мерзкому магглу, – Джуня страдальчески заломила руки, – ах, если бы госпожа Мари была ещё жива! Она образумила бы непутёвую девочку, я знаю, она образумила бы. Мисс Мида очень любила свою grand-mère(3), уважала её… Но госпожи Мари уже давно не стало, её сожрал гоблинский тиф. Ах, мисс, – всхлипнула Джуня, – моя госпожа Дру, как же она страдала… Мистер Кигнус обвинял её в том, что недоглядела за дочерью. А в чём же она была виновата? Ведь всегда только и делала, что занималась семьёй, моя бедная хозяйка… Мисс Белла уехала путешествовать одна, а как возвратилась через два года – вышла замуж за мистера Родольфуса. Мисс Мида тогда уже тоже, – Джуня не смогла подавить очередной всхлип, – тоже вышла замуж за своего маггла. О, моя бедная маленькая мисс… Я не знала, переживёт ли хозяйка этот позор! А сколько ещё её ожидало…

К счастью, грязное пятно не повлияло на судьбу нашей маленькой Цисси. Господин Абраксас посватал за неё своего сына, и мои хозяева дали согласие. Господин Люциус, правда, был всего лишь на год старше мисс Цисси, а это, доложу вам, госпожа, не очень-то хорошо. Вот супругу вашей матушки на момент женитьбы было сорок два года – так и следует, я считаю, да, госпожа. Но, к счастью, мисс Цисси с детства умна и рассудительна, и всё у них наладилось с господином Люциусом после свадьбы. Какая страшная беда стряслась в прошлом году! – вдруг сбилась с мысли и заохала эльфиха.

– Давай по порядку, Джунь, – осторожно попросила Гермиона. – Ты жила с Друэллой после замужества Maman?

– О да, госпожа Кадмина. Я до последнего дня была рядом с госпожой Дру! Спустя три года после свадьбы вашей матушки мисс Цисси окончила Хогвартс и тоже уехала путешествовать. Она возвратилась через два года и стала, знаете ли, совсем другой. Какое-то время активно помогала вашему папеньке, выезжала в свет… Потом вдруг опять переменилась, выпросилась у господина Кигнуса снова за границу, а, как вернулась, вскоре вышла замуж за господина Люциуса.

Моя бедная хозяйка, она была так одинока всё это время… У её дочерей долго не рождались дети, не считая, разумеется, госпожи Миды и её девочки от этого маггла. Когда вы появились на свет, госпожа Друэлла расцвела, как саприония в мае! И каким же счастьем стало для моей хозяйки рождение вскоре господина Драко! Она почти не бывала в Блэквуд-мэнор в свой последний год, всё нянчилась с внуками, бедняжка.

Джуня замолчала и крупные слёзы, дрожащей поволокой наполнившие её ярко-сиреневые глазища, хлынули по морщинистым щекам.

– Этот страшный, страшный год, – заговорила эльфиха, когда смогла хоть немного успокоиться. – Наш Лорд пропал, и все считали его мёртвым. Начались суды, бесконечные суды и аресты. Господина Ивэна убили мракоборцы, госпожа Белла и мистер Лестрейндж с братом попали в Азкабан.

Хозяйка скончалась здесь, в этом доме, у госпожи Цисси, вечером, после заседания Визенгамота, приговорившего госпожу Беллатрису к пожизненному сроку в Азкабане. Моя бедная госпожа Цисси держалась героиней. Её супругу ещё грозил суд, на руках двое малышей, всё это сумасшествие кругом – и тут скончалась хозяйка, – эльфиха дрожала, с болью вспоминая те страшные времена. – Она сама закрыла её застывшие глаза, моя бедная госпожа Цисси. – Я тогда ухаживала за вами и господином Драко. Их домовик, Добби, вовсе не умел обращаться с детьми, ему никогда не поручали присматривать за юным хозяином. Я даже не оплакала, как полагается, свою несчастную хозяйку, госпожа Кадмина, – сокрушённо говорила эльфиха. – Ужасные, ужасные времена… После похорон мы с господином Кигнусом уехали в Блэквуд-мэнор по настоянию госпожи Цисси. Я очень хотела остаться, чтобы помочь управляться с детьми. О, как я винила себя потом, когда всем объявили, что вы трагически погибли. Я же не знала, что вас только спрятали ото всех, госпожа Кадмина! Всё думала, что это дурень Добби что-то напортачил, он вообще не умел обходиться с малышами! О, как же мне было тоскливо. К счастью, хоть господина Люциуса оправдал суд, и мисс Цисси могла жить спокойно. Но у них уже был домовик, и я осталась с мистером Кигнусом в Блэквуд-мэнор.

Тоскливые годы, пустые, бессмысленные… А как пять лет назад не стало хозяина – так я чуть не померла от хандры. Усадьба перешла по наследству вашей маменьке, но она ведь оставалась ещё в Азкабане. Госпожа Цисси иногда наведывалась в Блэквуд-мэнор, но очень редко. Я сама следила за опустевшим домом. Это страшно, страшно, госпожа Кадмина. Когда ничего-ничего не осталось. Лишь пустой дом. Одна радость была у меня – что у госпожи Цисси всё в порядке. Только она совсем позабыла старушку Джуню…

Но госпожа появилась через полгода и забрала меня к себе, в это поместье, – горделиво закончила домовиха. – Гадкий Добби, – я всегда знала, что он – никудышный домашний эльф! – бросил своих хозяев, обманом получив свободу. И я стала прислуживать моей хозяйке и её семье. Старая Джуня и не надеялась уж на такое счастье, госпожа Кадмина!

– И тебе нравится жить в поместье? – поинтересовалась Гермиона, до глубины души растроганная преданностью старой эльфихи. – Тебя не обижают здесь?

– Эльф должен хорошо служить хозяевам, в этом его предназначение, – убеждённо сказала Джуня. – Как может быть плохо в доме у любимой хозяйки? Госпожа Цисси выросла у меня на руках, она – единственная отрада долгих лет моей жизни! А теперь и госпожа Белла свободна! Ничего, всё наладится, всё будет хорошо. Я верю в это.

Нелегко было служить год назад, когда здесь жили столькие подданные милорда. Они обижали Джуню, но Джуня терпела. Теперь – что же стоит следить за домом, когда тут почти никого? Да и после такой радости, как спасение господина Драко и ваше возвращение, какие могут быть обиды? Я же вас считала мёртвой, мисс Кадмина! А вы вот какой выросли красавицей, какой умницей! И так внимательно слушаете старую глупую Джуню. Ох, госпожа, мне ли не быть теперь счастливой?..

______________________________________________________________________________________________

1) Очень пугливое существо, которое вылезает из своей норы только при полной луне. <…> Танцы лунного тельца в лунном свете – потрясающее зрелище.

Дж.К.Роулинг «Фантастические твари и где они обитают».

2) Эльфоподобное существо, которое обитает в Чёрном лесу в Германии. Оно крупнее гнома (в среднем три фута высотой), имеет заострённую мордочку и тоненький голосок, особенно нравящийся детям, которых детоеды пытаются увести от взрослых и съесть.

Дж.К.Роулинг «Фантастические твари и где они обитают».

3) бабушка (франц.).

Глава VI: Привкус власти

– Ты знаешь, что такое власть, Кадмина? – спросил Тёмный Лорд через несколько дней, пристально глядя во внимательные карие глаза своей дочери. – Власть – это то, ради чего стоит жить. – Тихий голос Волдеморта баюкал, проникал прямо в подсознание. – Чтобы действительно иметь её, нужно почувствовать силу по-настоящему. А для этого нужен страх. Страх других перед тобой, Кадмина. Я хочу, чтобы ты ощутила этот дурман. Стремление властвовать у тебя в крови. Ты должна осознать своё могущество. Не возражай мне – ты знаешь, что я прав, как бы твой разум не пытался противиться.

– Это совершенно… – испугалась Гермиона.

– Это необходимо, моя дорогая. Прежде всего – для тебя. Ты должна утолить жажду власти. Сделать глоток. Первый глоток пьянит больше всех последующих…

Гермиона молчала. Жажда власти? В ней? Сейчас? Ничего такого она отнюдь не ощущала… Или нет?

Здесь, в этом доме, Волдеморт, Беллатриса и Нарцисса были несоизмеримо выше неё во всех отношениях – старше, опытнее, мудрее, значимее. Они выступали в качестве наставников – а «за» Гермионой оставались разве что Драко Малфой да эльфиха Джуня. Но и Малфой, несмотря на своё положение, знал, или, по крайней мере, Гермионе казалось, что он знал несоразмерно больше о том мире, в который она попала. Даже Джуня и та рассказывала Гермионе то, чего она не ведала раньше. Даже домовиха как будто учила и наставляла.

Выходило, что ведьма, привыкшая чувствовать умственное превосходство, вставала на самое последнее место.

А характер Гермионы не позволял долго оставаться там.

Тёмный Лорд убеждал её в её же собственной значимости и исключительности, и в то же время Гермионе не перед кем было почувствовать эту исключительность здесь. Она могла бы поиздеваться над Малфоем – но тот выглядел жалким, старался не пересекаться с ней, да и сама Гермиона не ставила перед собой задачи ощутить на практике приоритеты сложившегося положения.

Просто Волдеморт понимал, что уже настало время для этого очередного искушения.

– Власть приятнее всего испытывать над тем, кого ненавидишь, – продолжал он, обращаясь к своей дочери.

– Таких теперь не осталось, – с горечью усмехнулась Гермиона.

– О, как же ты ошибаешься, девочка. Этот мир ими полон. Но нам пока не нужен целый мир. Твоя мать отыскала ту, кто сможет оценить твоё новое амплуа по достоинству. Мы не стали копать глубоко – зачем? На самой поверхности плавают очень неприятные личности – по всемирно известному закону… Пойдём, Кадмина, я покажу тебе силу власти.

Внизу, под поместьем Малфоев, раскинулись паутиной настоящие средневековые катакомбы, переплетающиеся лабиринтами и уходящие вглубь, в самое чрево земли. В одной из таких подвальных комнат с завязанными глазами лёжа на полу, предстала перед Гермионой её первая жертва.

Волдеморт стоял за спиной ведьмы, положив руку на её плечо. Беллатриса с улыбкой устроилась на стуле в углу мрачной камеры. Жертва была без чувств, и первое, что ощутила Гермиона, увидев её…

– Жалость – не лучший советчик, – вкрадчиво сказал Волдеморт, сжимая её плечо. – Всё в мире относительно, Кадмина. Тебе её жаль? Понимаю. Но подумай – чем она заслужила твоё сострадание? Эта женщина ненавидела тебя. Она отравляла твою жизнь, жизнь твоих друзей. Она самовлюблённая и недалёкая. Она не ценит в человеке ничего, что ты когда-либо считала важным.

– Но, если посмотреть…

– О нет, Кадмина, это особый случай. Тут, с какой стороны не посмотри, – всё едино. Можешь ли ты назвать что-либо, могущее защитить право на существование Долорес Амбридж?

– Ну… она… человек.

Беллатриса неуловимо взмахнула палочкой, и две чёрные полоски ткани, связывавшие глаза и рот пленницы, слетели. Тёмный Лорд и Белла накинули капюшоны. Короткий блик, и лежащая на полу женщина пришла в себя.

– Ты?! – взвизгнула она писклявым голоском, полным яростного возмущения после того, как в панике осмотрелась по сторонам. – Как ты смеешь?!

– Человек, – приглушённо проговорил Волдеморт.

– Ты за это ответишь, дрянь! Ты сгниёшь в Азкабане, паршивая грязнокровка!!! Получишь Поцелуй дементора! Развяжи меня, немедленно! Какое ты имеешь право?! Я – служащая Министерства магии!..

– Человек, достойный быть человеком.

Гермиона сжала палочку.

– За это ты попадешь в Азкабан! – На губах Амбридж показалась пена. – Где я?! Слышишь, развяжи меня, я узнала тебя! Я…

– Человек, достойный защиты дочери Лорда Волдеморта.

– …маленькая тварь, мразь, что же ты стоишь?!

– Той, в чьих жилах течёт кровь великого Салазара Слизерина. Той, что может отомстить сейчас за всё. Драко Малфой рассказал, как сложились ваши с ней отношения… И ты сейчас можешь заставить эту женщину превратиться в грязь. За все те унижения, за всё, что она сделала тебе и твоим близким без всякого на то повода… Но, да, она человек. Безусловно, имеющий право на существование.

– Негодяи, подонки, развяжите меня!!! Кто вы такие?! Как вы смеете?! Я ведьма, чистокровная волшебница, государственный чиновник! Вы будете отвечать перед Визенгамотом! Подохните в Азкабане!!!

– Молчать! – внезапно рявкнула Гермиона.

– Сама заткнись!!! – завизжала Амбридж. – Поганая грязнокровка! Следовало научить тебя послушанию ещё давно! Посмотрела бы я на тебя после…

– Силенцио! – прошептала Гермиона, и Амбридж зашевелила губами в негодовании, но уже беззвучно.

– Смотри, – сказала Белла, вставая на ноги. – Есть куда более подходящие заклятия. Круцио!

Едва заметный свет вырвался из её палочки и попал на коротенькую, сосископодобную ногу Амбридж. Глаза злобствующей колдуньи полезли из орбит.

– Прекрати! – взвизгнула Гермиона, и Беллатриса тут же отвела палочку.

– А знаешь, что бы она сделала с тобой, дай ты ей волю? – тихо спросила Белла. – С тобой, с твоими дружками, с твоими назваными родителями? Знаешь, как отплатила бы тебе за спасение? Вспомни!

Перед мысленным взором Гермионы вставали образы прошлого. Пятый курс, бесконечные самодурства генерального инспектора, а затем и директора школы. Изощрённые издевательства над студентами, унижения и моральные пытки… Она не давала им учиться, не давала им говорить, накладывала свои склизкие лапы всюду, чуть ли не на мысли и чувства каждого из учеников; ставила свои глупые, отвратительные табу. Оскорбляла и унижала тех, кого уважала Гермиона… Она напустила на Гарри дементоров, она угрожала непростительным проклятьем несовершеннолетним ученикам. И применила бы его, не обмани её тогда Гермиона! Пришлось унижаться перед этой жабой, пришлось перенести тогда эти пусть и быстрые, но такие обидные и болезненные взгляды близких друзей…

– Власть, Кадмина, – гипнотизирующий голос Беллы вырвал гриффиндорку из пучины воспоминаний, – почувствуй власть над теми, кто неприятен тебе. Почувствуй власть над той, что тебя презирает. Покажи ей свою власть. Иди ко мне.

Волдеморт убрал ладонь с плеча Гермионы, и она сделала несколько неуверенных шагов к матери. Белла подвела ведьму совсем близко, и обе опустились на корточки перед пленницей. Одной рукой Беллатриса обхватила свою дочь, а второй легонько сжала палочку, проводя её концом по щеке Амбридж.

– Есть люди, Кадмина, а есть такие, как она, – зашептала Беллатриса прямо в ухо Гермионе. – Есть враги – смелые, преданные долгу, сильные. Мужественные и самоотверженные. Чувствовать власть над такими – величайшее наслаждение. Понимать, что ты сильнее. А сейчас перед тобой совсем иной случай, – Белла опустила палочку в карман и взялась за кисть Гермионы, тоже сжимавшей волшебное древко. Она подняла руку дочери и провела уже её палочкой по лицу Амбридж, остановившись на шее и легонько надавив. Ведомые Беллатрисой пальцы Гермионы невольно сжалась. – Когда у твоих ног лежит такое существо, ты чувствуешь себя выше. Достойнее. Чувствуешь себя человеком. Я уверена, ты сравнивала эту женщину с жабой, Кадмина, – Белла начала водить палочкой Гермионы по шее пленницы. – Мерзкая, омерзительная, заполняющая собой всё вокруг. Отравляющая слизью мир, открытый для тебя. Оставляющая на коже бородавки навсегда, – уже совсем шептала Белла. – Такие жабы ползают вокруг человека. Он сильнее, умнее – но он не может ничего сделать. Его уничтожают. Медленно, отвратительно. Вспомни, Кадмина. Вспомни…

Гермиона смотрела в глаза Долорес Амбридж и видела в них все слова, которые та выкрикнула бы, не находись она под заклятием. Видела ненависть, страх, но не зрела мольбы.

– Смотри, Кадмина. Смотри в её глаза. Смотри глубже. Что ты видишь?

– Её, – прошептала Гермиона. – Её сущность.

– И как? Скажи, Кадмина, как она тебе?

– Это… ужасно.

– Но она человек, – подал голос Тёмный Лорд. – Ты сама сказала. Однако и ты человек. В этой комнате сейчас останутся два человека, Кадмина. Ты и она. Просто попробуй, что такое сила. Власть. Заставь её просто попросить прощения. Просто извиниться. Не в голос. Прочти в её глазах нужные слова. Когда они появятся – если захочешь – сможешь оставить её. Только не мольбу о смерти, Кадмина, – прощение. Поговори с ней. Расскажи ей всё. Посмотри, как она ответит тебе. И помни, что повелитель и хозяин здесь – только ты. У тебя власть казнить и миловать, ты можешь сделать с ней всё, что пожелаешь.

Послышался шорох, и Гермиона повернулась. Волдеморт вынул из складок мантии какой-то предмет, похожий на поблёкшую от времени старинную корону. Среди витиеватых переплетений потемневшего серебра тускло поблёскивали крупные мутные изумруды.

– Хочу, чтобы ты почувствовала себя коронованной властительницей, – ответил на её не заданный вопрос Тёмный Лорд. Он сделал несколько шагов вперёд и водрузил диадему на голову дочери. – Здесь для неё ты – единый правитель. Повелевай.

Тяжёлый венец непривычно сдавил виски. Гермиона хотела отказаться от глуповатой и явно неуместной атрибутики, но Амбридж шумно заворочалась на каменном полу, и ведьма повернулась к ней.

За спиной послышался хлопок, а за ним ещё один. Беллатриса и Тёмный Лорд трансгрессировали, и Гермиона осталась в полутёмном подземелье один на один с поверженной пленницей.

Она стояла и не отводила взгляда от лица Долорес Амбридж. Странное ощущение поднималось откуда-то изнутри, медленно подступая к горлу.

– Слышали? – не отрывая от неё глаз, спросила Гермиона. – Слышали, что нужно сделать, чтобы я ушла?

На лице пленницы блеснула бессильная ярость.

– С каждым новым днём, знаете ли, я всё больше понимаю, что mon Pére прав во многом. О чём вы думаете, Долорес? – Гермиона смотрела в эти глаза и всё сильнее чувствовала подступающие обиду и ярость. За всё. – Скажите мне, – прищурившись, процедила она. – Что сейчас в вашей голове, а? Действительно, что бы вы сделали со мной в подобной ситуации?

Глаза жертвы блеснули вновь, и Гермиона вдруг с остервенением полоснула Амбридж невидимой плетью заклятия. Под рассечённой, испачканной в пыли тканью ядовито-розовой мантии выступила багровая кровь.

Какое странное чувство… Гермиона перевела взгляд в глаза Амбридж. Она чувствовала, как нарастает и расправляет крылья внутри невиданный, никогда ранее не испытываемый гнев.

– Что?! – хрипло крикнула юная ведьма. – Вы сделали бы хуже! Я вижу. Я помню. Вам ведь так нравилось унижать людей! Но только тех, кто беззащитен перед вами, так, Долорес?! Студентов, детей, подчинённых! Они бывают злопамятны! – выкрикнула колдунья, крест-накрест бросая на Амбридж свистящие плети-заклятия.

Бешенная, необузданная ярость застилала глаза. Снова и снова стегая свою жертву невидимым хлыстом, Гермиона задыхалась от неотступного гнева. Она вся отдалась этой мести, этой ярости – исступлённой, неудержимой, как вырвавшаяся на свободу стихия.

Вся перемазанная брызгами крови она чувствовала солоноватый привкус на губах, и в эту минуту тот казался Гермионе приятным. Часто дыша, ведьма стиснула палочку и склонилась над жертвой, заглядывая в её глаза. Тяжёлая серебряная диадема съехала с головы и повисла сзади, запутавшись в волосах.

– Не то! Всё не то, профессор Амбридж! – Голос, казавшийся чужим, напоминал шипение. – Я уже пробовала на крысах это проклятье. Попробую теперь на вас. Круцио!

Так странно. Беззвучно, из-за наложенного Заклятия немоты, будто в старом маггловском кино, стала извиваться у её ног эта женщина. Гермиона стояла и смотрела на неё. Ей не хотелось отводить палочку. Губы дрогнули, и на них появилась презрительная усмешка. Гермиона склонила голову набок, не отводя руки и лишь сильнее стискивая пальцами тёплое дерево – от чего только усиливался эффект ужасного проклятья.

– Почему мне не жаль вас, профессор Амбридж? – вслух спросила гриффиндорка, сжимая направленное на жертву оружие. – Что с вами? Вам плохо? – Гермиона прервала пытку и сделала шаг вперёд. Её жертва, исполосованная глубокими сечёными ранами, перепачканная кровью и пылью, тяжело дышала, готовая лишиться сознания. Жалкая. Совсем жалкая. И отвратительная. Гермиона тряхнула головой: оттягивавшая волосы серебряная диадема сорвалась на пол, гулко стукнувшись о вековые камни. Гриффиндорка даже не заметила этого. Она решительно подняла палочку и направила её на изуродованное тело Амбридж. – Авада… – голос дрогнул. Гермиона сглотнула внезапно вставший в горле комок. – Авада, – повторила она, чувствуя, как бешеный гнев стремительно потухает. Рука задрожала. – Вот чёрт! Ава…

– Авада Кедавра!

Блеснула вспышка зелёного света, и тело Долорес Амбридж обмякло на полу. Гермиона испуганно обернулась.

В дверях подземной камеры стояла Нарцисса Малфой, в аккуратной приталенной мантии янтарного цвета, с элегантной причёской и волшебной палочкой в руке с безупречным маникюром. Спокойная, будто ничего не произошло.

– Я смотрю, ты продвинулась многим дальше, Кадмина.

– Д-добрый вечер.

Нарцисса улыбнулась, пряча волшебную палочку.

– Эта женщина не должна быть твоей первой жертвой, – сказала миссис Малфой, бросая презрительный взгляд на тело за спиной Гермионы. – Первая жертва – как первый поцелуй. Посмотри на неё. Она его не достойна! Свою первую жертву убийца запоминает надолго, Кадмина. А такие, как она, не заслуживают памяти.

– Но я думала…

– Нет, девочка, твои родители хотели, чтобы сегодня ты почувствовала силу и власть. Но твоя первая жертва – не это существо. Мы найдём более достойного.

– А кто был вашей первой жертвой, тётя? – внезапно спросила Гермиона. Она старалась не смотреть назад, на то, что осталось от Амбридж: гнев пропал без следа, и к горлу подступал тяжёлый и липкий ужас от содеянного злодеяния.

Нарцисса улыбнулась и посмотрела глубоко в глаза Гермионы. Повисла недолгая, но полная значения пауза. А потом Нарцисса тихо сказала:

– Моя дочь.

Глава VII: Силки для «Золушки»

– Кто?!

Нарцисса вздохнула и улыбнулась.

– У Драко была сестра?! – не унималась Гермиона, от неожиданности забывая даже об изуродованных останках на полу камеры.

– Могла бы быть, – после паузы откликнулась её тётя. – Маленьким девочкам свойственно допускать ошибки, Кадмина.

– Вы…

– Хочешь услышать эту историю?

– Если…

– О, я могу об этом говорить, – усмехнулась Нарцисса, наклоняясь и поднимая с каменного пола упавшую серебряную диадему, опутанную вырванными каштановыми волосами своей племянницы. – Пойдём, – позвала она, – здесь не лучшее место для беседы.

Закатное солнце клонилось к горизонту. Нарцисса стояла на берегу пруда и смотрела в воду остекленевшим взглядом. Гермиона, переодетая в чистую мантию, устроилась на скамейке и терпеливо ждала. В её сознании шевелились обрывки свершённого зверства, перед глазами стояло искривлённое мукой лицо убитой. Откуда же взялся этот дикий, удушающий гнев? От этих воспоминаний хотелось бежать, отвлечься, на что угодно и как можно скорее… Не она делала это, она не могла, не могла... Как же так?..

– Я была ребёнком тогда, – начала Нарцисса свою историю, и Гермиона вся обратилась в слух, ставя защитный барьер между собой и собственной памятью, – ещё не окончившей школу молодой девушкой из уважаемой и честолюбивой семьи чистокровных волшебников. Моё будущее было предопределено, но оно мало меня пугало. Я была счастлива. Жила в своё удовольствие и не думала ни о чём плохом.

В мой предпоследний год в Хогвартсе один из малышей-второкурсников нашего Слизерина начал, если можно так выразиться, ухаживать за мной. Он был забавным и милым, меня тронули его преданность и любовь. Можно сказать, что мы подружились с этим ребёнком.

В тот год мой будущий муж как раз завершал обучение в школе. Он тогда был поглощён новыми идеями: Белла недавно вышла замуж, и Родольфус привёл её к твоему отцу. Вдохновлённая, она летом очень повлияла на моего будущего супруга. В свой последний год в Хогвартсе он уже сделал окончательный выбор и вместе с лучшим другом Волденом массово пропагандировал культ твоего отца. После школы они оба, да ещё два пятикурсника, Мальсибер и Уилкис, официально вступили в ряды Пожирателей Смерти.

Тем летом и на моей руке появилась змея. – Нарцисса провела ладонью по левому предплечью. – Слушала, не более. Слушала речи Тёмного Лорда, мне было интересно. Он общался с нами, детьми, на равных; он говорил важные, разумные вещи. Учил нас тому, что не преподавалось в Хогвартсе.

Я знала уже массу проклятий, но применяла их только на животных. И чувствовала себя выше других. Тешила своё самолюбие, тёмная леди Слизерина...

Она помолчала, задумчиво глядя вдаль, а затем продолжила:

– Промчался последний школьный год, а зимой я отправилась в свой вояж. Так было принято – хорошие девочки из благородных семей несколько лет после окончания школы путешествуют, а возвратившись, выходят замуж. И растят идеальных детей. – Нарцисса вздохнула. – Я вернулась через два года. И в начале лета обнаружила в кругу Тёмного Лорда того самого мальчика, который ухаживал за мной в школе. Он сам, еще такой юный, на пару с однокурсником просил через старших товарищей об этой великой милости. Кажется, Мальсибер ходатайствовал за них – и высочайшая честь была оказана. Твой отец в то время не чурался даже малолетними подданными, полагая, что за ними будущее и чувствуя, к тому же, приближение открытой войны.

Мой друг подрос и осмелел. У него появился шарм, что-то такое… загадочное и интригующее. Он был очень талантливым. Тем летом мы сблизились опять. Сблизились слишком сильно. Ему было семнадцать, мне – двадцать один. Но я начала встречаться с ним. Тайно – он был мне не пара, да и судьба моя давно определилась. Но мне было интересно с ним.

Потом лето кончилось, и он уехал в Хогвартс. А спустя какое-то время я поняла, что жду ребёнка. – Она выдержала паузу, задумчиво глядя вдаль. – Это был конец, Кадмина. Для меня тогда это было равносильно выпитому залпом бокалу яда.

Я написала ему. Нужно отдать должное моему любовнику – он умел принимать решения. Договорился с Дамблдором о временном возвращении домой, якобы из-за захворавшей матери, нашёл какой-то домишко… Я потребовала у родителей отдыха и уехала, трансгрессировав к нему, как только перестала видеть провожающих меня близких. Мы решили, что для моей безопасности надо родить ребёнка. И я родила. На седьмом месяце родила дочь. Маленькую и беззащитную. Ты можешь назвать меня монстром, Кадмина, но я видела в ней только палача моей судьбы. – Гермиона почувствовала улыбку Нарциссы. – Он должен был убить её сам, но этого не понадобилось. Я справилась и так. Я ненавидела это создание – оно заставило меня бояться, страдать, прятаться. Я убила её сама, Кадмина, и получила от этого удовольствие. Когда Северус увидел это, он начал меня бояться. И уважать, как никогда прежде.

– Северус?!

– Моя первая любовь, Кадмина, – усмехнулась миссис Малфой. – Отец моей первой жертвы. И хороший друг семьи в настоящее время. Очень скоро я вышла замуж за Люциуса, но ещё несколько лет не могла забеременеть. А потом небо подарило мне сына. Драко – моё дитя. Самое дорогое, что у меня есть. Но память о моей первой жертве осталась навсегда. Не о дочери – о первой жертве, Кадмина.

– Это…

– Ужасно?

– Нет… это… я не знаю.

– И я не знаю. Но одно я знаю наверняка – первая жертва должна быть особенной.

– И кого же вы видите в этой роли для меня? – дрогнувшим голосом спросила Гермиона, перед взором которой снова предстало окровавленное лицо Амбридж.

– Не знаю, – ответила Нарцисса. – Это не мой выбор и даже не выбор твоих родителей. Этот выбор должны сделать Богини Судьбы – только им ведома истина.

* * *

– Ты понимаешь меня теперь, правда, Кадмина? – взволнованно спросила Белла, сжимая руки дочери в своих холодных ладонях. – Это такое острое чувство – власть.

– Я не убивала её, – робко прервала Гермиона. Её одолевало жалящее чувство раскаяния.

– Знаю. Это сделала Цисси. Всё верно. Но ты почувствовала вкус крови. Он ведь взволновал тебя, да? Не стесняйся своих чувств, Кадмина!

– Я… я не могу понять, что на меня нашло! Будто наваждение какое-то. Я… я, кажется, получала удовольствие, когда мучила её, – с отвращением к самой себе прошептала Гермиона.

– Просто не могло быть иначе! – победоносно откинула волосы её мать, вставая и подходя к окну. – Есть в этом что-то чарующее, завораживающее… Ощущение силы и власти пьянит, дурманит разум. Его хочется испытывать вновь и вновь. А ещё есть доля щекочущего нервы страха. Будто ходишь по лезвию ножа или стоишь у края пропасти. – Голос Беллы, чувственный и уверенный, почти гипнотизировал Гермиону. Сейчас казалось, что это кто-то другой, а вовсе не она сама издевался в подземельях над Долорес Амбридж ещё несколько часов назад. – Это красивый страх, – продолжала Беллатриса. – Не трусость, но страх ради самого страха. Хочется большего. Всё большего, – тише добавила она. – Никогда не нужно бояться глаз, Кадмина. Сначала они пугают. Останавливают. От них хочется бежать на край света. Куда угодно. И ты готова сделать всё, только бы не видеть эти глаза – даже вырвать их прочь своими же руками. Но это игра. Избегая смотреть в глаза, ты теряешь главное. Не в том, что можно получить от поверженного, смысл подобной власти. Если шантажист прячется по закоулкам, дрожа от страха, если убийца покрывается холодным потом ужаса – это смешно. Это жалко. Бессмысленно и даже жестоко. Обрекать кого-то на муки и гибель ради того, чтобы самому пройти через все круги ада? Тот, кто боится глаз жертвы – жалок. Misérable(1). Именно в глазах красота и смысл de toute cette petite guerre(2). Не отрывайся от глаз своих жертв. Опасайся даже моргнуть. Лови каждую каплю. Именно в их взглядах se trouve la source du pur délice sensuel(3). Их нужно собирать в коллекцию.

Белла говорила странным голосом. В нём смешались мечтательность и сила, страсть и убеждение, предвкушение и воспоминания. Это была не маниакальность убийцы, но хладнокровный азарт гурмана, истинного ценителя. Так говорят о дорогом, изысканном вине. Так умудрённый опытом коллекционер описывает свои сокровища. Так воспевают произведения искусства, каждую грань красоты, каждый мазок, всякую деталь – лёгкую, тонкую, незаметную со стороны, недоступную простым смертным. Но затмевающую в глазах знатока всё вопиющее, напускное и поверхностное. Заставляющую дрожать от наслаждения, когда постигаешь её. Снова и снова любоваться одной ею. Когда даже не можешь передать словами всю глубину смысла, всю симфонию значений этой тончайшей черты. Черты, порой, доступной только тебе…

Гермиона слушала, словно в дурмане лихорадки. Перед глазами вставали воспоминания: искажённое болью лицо старой женщины, её собственная занесённая палочка, невообразимый, нахлынувший, словно цунами, гнев…

Она своими руками истязала человека. Только из-за неё одной теперь этого человека нет. Кем бы ни была Амбридж, какое право она, Гермиона, имела судить её? Чем она лучше теперь? И откуда взялось это страшное упоение чужой болью? Ужасно… Отвратительно! Невообразимо...

А ведь она действительно упивалась страданиями несчастной. И не боялась её глаз… Даже Беллатриса Лестрейндж поначалу хотела бежать без оглядки от глаз своих жертв, а она, Гермиона, спокойно смотрела в эти расширенные пыткой зеницы… И пусть сейчас одно воспоминание о них вселяло ужас, но тогда, тогда, когда ещё можно было остановиться, – не она ли раз за разом снова поднимала палочку и шептала проклятья? Не она ли всасывала каждую каплю чужой боли, смаковала каждую судорогу, пробивавшую тело обречённой жертвы?

Значит и она – такое же чудовище, как её родители? И она может так же хладнокровно играть чужими жизнями? То, что казалось раньше непреодолимым, невозможным для человека – оказалось так легко, так просто совершить. Будто сама природа подтолкнула её на это зверство.

И не сожгла ли Гермиона этой расправой последний ветхий мост назад?

Но если так – почему же так мерзко, так пусто и темно на душе? Почему перед глазами неотвязно стоит искажённая мукой гримаса обречённой? И эти глаза – преисполненные болью омуты, первые в её коллекции…

Из-за приоткрытой двери соседней комнаты раздался странный скрежет и шорох крыльев. Белла, задумчиво смотревшая куда-то вдаль невидящим взглядом, досадливо обернулась.

– Да, – рассеянно обронила она. – К тебе тут прилетел совёнок.

Взмахом палочки колдунья открыла дверь шире. Гермиона заметила на подоконнике высокого окна подскакивающего от нетерпения, взъерошенного и возбуждённого Сычика Рональда Уизли.

Заметив ведьму, совёнок вскинулся и, взмахнув своими крошечными крыльями, полетел к ней. Опустившись на спинку дивана, миниатюрный почтальон протянул правую лапку с привязанным конвертом. Послание было больше него раза в полтора.

Гермиона отвязала письмо и быстро пробежала пергамент глазами.

– Это от Рона Уизли, – странным голосом сообщила она. Внутри шевельнулось что-то тяжёлое, неприятное… Давящее и удушливое чувство вины. – Рон зовёт меня на свадьбу своего брата, – Гермиона сжала исписанный пергамент с болью и внезапным острым отвращением к самой себе. Она больше не имела права даже думать о своих друзьях. – Должна ли я написать ему отказ или просто забыть об этом? – вслух спросила ведьма.

– Ты должна поехать туда, – невозмутимым голосом ответила Беллатриса. – И не забудь отослать подарок ко дню рождения Гарри Поттера.

– Зачем?! – вытаращила глаза Гермиона. После того, что она сегодня совершила, казалось диким даже думать о возвращении. – Разве не все мосты сожжены?

– Только если ты сама подожжёшь их, – пожала плечами Белла. – Но к чему? Неужели тебе не хочется поиграть в том мире, который вдруг раскинулся под твоими ногами? Это очень увлекательно. Кроме того, tu peux faire le pont à ton Papá, Cadmine(4)… Но всему своё время, – она бросила взгляд на часы. – Прости, сейчас я вынуждена покинуть тебя – у меня ответственное, так сказать, задание.

– Куда ты? – рассеянно спросила Гермиона, сжимая в руках письмо и конверт.

– В Азкабан. Но что с твоим лицом, девочка? – Беллатриса присела рядом с ней. – Непроницаемость. Холод. Любые эмоции – внутри, под маской. Для других – всегда статуя. Тот, за кем я сегодня ухожу, сможет дать тебе в этом несколько весьма полезных уроков.

– Что?

– Глупенькая. Ну не сдаваться же я иду, в самом-то деле! Готовься, Кадмина, сегодня небольшой праздник – в честь возвращения хозяина этого поместья домой.

___________________________________________

1) Убог (франц.).

2) всей этой маленькой войны (франц.).

3) источник чистого/беспримесного/настоящего/проверенного/непорочного чувственного наслаждения (франц.).

4) ты можешь помочь своему отцу, Кадмина (франц.).

* * *

Но праздника в ту ночь так и не получилось. Беллатриса вернулась с победой, и всё было бы хорошо, но Люциус Малфой скверно перенёс долгий год Азкабана. Его лихорадило, он был слаб, требовал ухода. И, несмотря на ухмылку Волдеморта, Гермиона взялась помогать Нарциссе с этим. Сейчас ей было просто необходимо чем-то отвлечься, как-то занять свою голову, чтобы не думать, не оставаться наедине с ужасающими, давящими воспоминаниями.

Уход за больным стал для Гермионы спасательным кругом в той пучине, куда она ухнула в подземельях старинного поместья.

Недостатка в хороших зельях в этом доме не было, зато были другие проблемы. Аристократка Нарцисса не привыкла быть сиделкой, как и её спесивый сынок, Беллатриса не собиралась этим заниматься, домовых эльфов не переваривал сам мистер Малфой.

Звать же кого-то или нанимать посторонних для бежавшего заключённого Азкабана было бы просто смешно. На несколько минут воображение Гермионы услужливо нарисовало Тёмного Лорда у постели больного с маггловским градусником в одной руке и чашкой куриного бульона в другой. Ведьме стало так весело, что пришлось искать тёмный уголок, чтобы озабоченные ситуацией родственники не посчитали её сумасшедшей.

По сути ничего сложного в уходе за больным не было – но уже через два дня Нарцисса превратилась в привидение с огромными синяками под глазами. Именно тогда Гермиона выдвинула свою кандидатуру в постоянные сиделки.

Первое время после расправы над Амбридж она боялась оставаться одна, раз за разом прокручивая в голове ужасающие воспоминания. Они накатывали то и дело, приливами: нет-нет, да и покроется холодным липким потом спина, глаза застелет туман, и в голове застучит тяжёлым молотом: убийца, чудовище.

Гермиона не могла понять. Если это зверское упоение чужой болью – наследственность, то почему же она не проявлялась в ней и раньше? Ведь никогда не замечала за собой таких кошмарных устремлений… Влияние окружения? Да, её взгляды на многие вещи пошатнулись, и нельзя было не признать, что Волдеморт пугающе прав во многих своих суждениях. Но бессмысленные жестокие убийства оставались далеко за гранью понимания и оправдания! Должны были там оставаться. Вот только память неотвязно поднимала со дна эти полные муки глаза и это страшное, звериное упоение.

Первые две ночи Гермиона спала без снов. Эльфиха Джуня жалела её и сочувствовала, пыталась успокоить и примирить с действительностью всеми способами, на какие только была способна. Она же (сама или по указанию Волдеморта – Гермиона не знала) поила гостью на ночь безвкусной сиреневой жидкостью, от которой та очень быстро засыпала и не видела сновидений.

Джуня носилась с ней, как с заболевшим капризным ребёнком: взбивала подушки, подтыкала одеяла, таскала бесконечные подносы с травяными чаями и заманчивыми яствами; выманивала в огромный парк, где, гуляя с ней в тени многочисленных густых тисов, рассказывала истории о жизни своих господ: в основном вспоминая детство сестёр Блэк, Друэллы Розье и Марии Берестенёвой. Домовиха щебетала о беззаботной и счастливой поре каждой из своих любимых хозяек, и истории о быте волшебников, такие простые и домашние, так непохожие на все описания, читанные ранее Гермионой в библиотечных книгах, увлекали и уводили от пугающих, неотвязных размышлений о самой себе.

Все попытки облегчить затрачиваемые на неё труды домовихи разбивались об искреннюю обиду последней на то, что «госпожа не хочет помощи старой Джуни». Эльфиха так искренне и естественно трудилась для своих господ, что Гермиона на её примере наконец-то со всей отчётливостью поняла всю бессмысленность созданного ею некогда ЗаД и всей идеи борьбы за «права» домовых эльфов. Просто она никогда не жила в одном доме с эльфом-домовиком. Школьные эльфы не попадались на глаза – а когда попадались, Гермиона предпочитала делать вид, что не замечает их подобострастного раболепия. Но правда заключалась в том, что некогда пытался вдолбить в её голову Рон – им нравилось жить в рабстве. Они не могли иначе. Они преданно любили своих господ и умирали от тоски, если теряли их…

Иногда Гермионе казалось, что Джуня следит за ней. Когда эльфихи не было рядом, ведьма могла пойти куда угодно и заниматься, чем хотела – но стоило ей снова замереть где-то от волны нахлынувших мыслей, стоило её взгляду остекленеть привычной теперь туманной поволокой – и из ниоткуда неизменно появлялась вислоухая старая домовиха с корзиной изумительных пирожков по затейливому эльфийскому рецепту или очередной историей о том, как за маленькой Мари увязался в роще и чуть было не сожрал там одряхлевший и плешивый старый подгребин(1).

________________________________________________________________________________________________

1) Русский демон, едва с фут высотой, волосатым телом и гладкой серой непропорционально огромной головой. Любит следовать за людьми, нагоняя на них чувство безысходности и уныния, после чего вспрыгивает сзади и пытается сожрать.

Дж.К.Роулинг «Фантастические твари и где они обитают».

_________________________________________________________________________________________________


А по вечерам в комнате с камином Лорд Волдеморт сам обращался к вопросам, терзавшим Гермиону; вопросам, от которых всё остальное время пыталась отвлекать её старая верная домовиха. Он не пытался оправдать в глазах дочери её же порыв и не ратовал за справедливость подобной расправы. Он просто рассуждал вслух, озвучивая все те сложные моральные диллемы, которые преследовали Гермиону на выложенных плитняком тенистых дорожках сада, выскакивали из-за журчащих фонтанов вместе с шикарными белыми павлинами и таились за дубовыми панелями изысканных комнат. Извечную ловушку логики, озвученную бессмертными словами неведомого Гермионе маггловского классика, – «а судьи кто?(1)» – Лорд Волдеморт трактовал по-своему, с холодной и жестокой честностью человека, которому даны сила и власть.

– Да, мы не судьи, Кадмина, но мы имеем силу судить, – говорил он под уютный треск сгорающих в камине поленьев. – В мире суд всегда вершит сильнейший. Любые законы общества – по сути, всего лишь насилие сильных над слабыми, единиц над большинством. Они зачастую жестоки и несправедливы, но их признают, им следуют. Без них рухнули бы сами основы человеческой коммуникации. Ты считаешь расправу над неугодным или неприятным кому-либо человеком, жестокую и хладнокровную расправу, – бесчеловечной. Но, руководствуясь общепринятыми законами, сильнейшие испокон веков вершат свои не менее жестокие суды. Магглы и волшебники, они запирают людей в клетки, истязают и казнят, измываются много страшнее и длительнее, чем даже самый увлечённый фанатик, виртуозно владеющий заклятием Круциатус.

Вспомни суды инквизиции – ведь в них так часто входили волшебники; посмотри на современные маггловские тюрьмы. Посмотри на замок Азкабан. Наводнить каменные стены полчищем демонов, самых страшных из всего, что только породила тьма, запирать туда людей, заставляя жить в бесконечной муке годами, – и называть это правосудием. Подумай, Кадмина, не будет ли пытка и последующее блаженное безумие или быстрая смерть от безболезненного проклятья более гуманной, нежели такая справедливость?

Но общество рухнет, если не будет страха наказания. И сильнейший правитель будет свергнут, если проявит слабоволие, если простой народ сможет разглядеть в нём человека. Простой человек, будучи «разоблачённым», тут же потеряет силу.

И против инстинктов толпы тоже не устоять никому. В Древнем Риме гладиаторы выходили на арену и убивали друг друга, но вздумай всесильный император, пред коим трепещет каждый, отменить эти кровавые игрища – и жаждущий зрелищ плебс(1) взбунтовался бы и смёл наимогущественнейшего властелина.

Только бездушный и жестокий правитель способен удержать власть. Справедливый, но лишь высшей справедливостью; могущий не только миловать, но и казнить. Без жестоких казней никто не посчитает милость милостью. Эти субстанции работают только на контрасте.

И если у тебя есть власть – суди, пока можешь; потому что придут другие, кто не побоится осудить тебя. Игнорируя имеющуюся у тебя силу, ты принижаешь слабых – такие материи не должны пылиться без дела, иначе слабый обозлится и заберёт твою власть, и тогда пощады от него уже не жди. Имея силу – используй её…

____________________________________________

1) Ставшая нарицательной фраза из монолога Чацкого (пьеса Александра Грибоедова «Горе от ума»).

2) Простой народ Древнего Рима.

* * *

От бесконечных размышлений над своими поступками и словами Волдеморта Гермиона и сбежала к постели больного дядюшки. Ей очень хотелось хоть чем-то помочь, оказаться по-настоящему полезной в этом гостеприимном доме. Наконец-то появилось дело, с которым действительно лучше всего могла справиться именно она.

Гермиона со свойственной ей маниакальностью взялась за выполнение ответственной миссии.

После того как Нарцисса коротко объяснила супругу необыкновенную ситуацию с известной ему ведьмой, та вступила на вахту.

Старший Малфой был очень слаб и несколько дней даже не мог разговаривать. Вспоминая его прежним, гордым и высокомерным, всегда уверенным в себе, Гермиона снова и снова ужасалась страшным последствиям Азкабана.

Ей было до боли жаль истерзанного дядюшку, столь беспомощного и несчастного сейчас. Люциус Малфой, такой, каким он стал, слишком контрастно не вписывался в несколько чопорную, снисходительно-важную атмосферу, царившую в поместье. У Гермионы сердце кровью обливалось, когда он начинал слабо бредить в забытье или сдавленно стонать, так и не приходя в сознание.

Она раз за разом вспоминала свои нечастые и недолгие встречи с дементорами. Ужасные. Каково провести в этом бесконечном кошмаре целый год? А тринадцать лет? Её мать должна быть очень сильной женщиной, раз смогла оправиться после такого.

Безумно, до жжения в глазах и горьких комков в горле хотелось помочь мистеру Малфою, поскорее поставить его на ноги. Гермиона почти не спала несколько первых дней после того, как заступила «на пост» сиделки. Она изматывала себя до полуобморочного состояния, забывая обо всём остальном – даже об Амбридж, даже о своих бесконечных сомнениях.

Гермиона неосознанно винила себя в том, что приключилось с Люциусом Малфоем. Себя и весь тот строй, который она так самоотверженно и горячо защищала, за который готова была сражаться до последней капли крови ещё так недавно.

Никто и ни за какие грехи не заслуживает многолетних бесконечных пыток. Может быть, кто-то из заключенных Азкабана был достоин даже смертной казни. Пусть. Но не такого.

Всё это было слишком ужасно, ужасно и отвратительно. Раз за разом, снова и снова молодая колдунья думала об этом и не находила оправдания для тех, кто называл себя «силами света»; кто, обвиняя других в жестокости, допускал подобные зверства, потворствовал им или просто закрывал на них глаза.

Гермиона не задумывалась над тем, почему Тёмный Лорд позволяет ей просиживать сутки у постели больного, без сна и отдыха, а между тем это не только отвлекло разум гриффиндорки от самобичевания, но и более чем надёжно подкрепило в подсознании все слова Волдеморта о безжалостной жестокости «светлой стороны», резко настроив молодую ведьму против мракоборцев и их методов борьбы с провинившимися.

Тот овеянный романтичной дымкой мученический ореол, который Лорд Волдеморт старательно ткал вокруг «непонятых и презираемых» Пожирателей Смерти в сознании Гермионы, наконец-то засиял с полной силой, ослепляя память и логику, затуманивая разум на долгие годы.

А ещё в эти дни старательного ухода и подкреплённого чувством вины бдения юная ведьма стала испытывать к старшему Малфою странные чувства: нечто большее, чем просто привязанность к человеку, о здоровье которого она так неусыпно пеклась. Она сама так и не разобралась в своих эмоциях, да и не думала о них в то время – ей просто очень хотелось, чтобы Люциус Малфой поскорее поправился, встал на ноги.

Через пару дней дядя впервые пришёл в себя в её присутствии. Было около десяти утра, и Гермиона сидела у окна, наблюдая за тем, как большой белый павлин чинно прохаживается по садовой дорожке неподалёку, когда лежащий в постели мистер Малфой окликнул её:

– Вы сильно изменились со времени нашей последней встречи.

Гермиона вздрогнула и посмотрела прямо в серые глаза своего подопечного. Больше не застланные туманной поволокой, они смотрели с насмешливым любопытством и даже издёвкой.

– Вам лучше, мистер Малфой? – дрогнувшим голосом спросила Гермиона. И тут же неуверенно поправилась: – То есть… Люциус.

Владелец поместья хмыкнул.

– Забавно слышать такие слова от вас. Ваша жизнь сильно изменилась, не так ли, мисс Грэйнджер? Или вас теперь следует называть иначе? Нарцисса говорила – но я не запомнил…

– Кадмина, – с внезапной холодностью ответила молодая ведьма. – Кадмина Беллатриса Гонт-Блэк.

– Впечатляет.

Она невольно улыбнулась.

Почему-то Гермиона совсем не так представляла себе тот момент, когда её пациент придёт в себя. Не то чтоб она ожидала шквала благодарностей или чего-то в подобном роде – ну уж никак не предполагала и этой ироничной насмешливости в ослабевшем, но всё равно отдающем сталью голосе мистера Малфоя. От этой неожиданности улыбка у Гермионы вышла немного презрительной, с налётом лёгкой горечи. Старший Малфой тоже усмехнулся и откинулся на подушку.

– И как вам здесь, мисс Гонт-Блэк?

Гермиона наклонила голову и закинула ногу на ногу. Она смотрела прямо в его глаза – эта игра начинала чем-то увлекать её.

– Может быть, оставим условности? – предложила ведьма. – Здесь очень мило. Спасибо за гостеприимство. Отличная обстановка, отличные люди.

– Давно ли ты гостишь у нас, Кадмина? – с ударением на обращении спросил её подопечный.

– Уже больше двух недель. Как ты себя чувствуешь? Воды? Чего-нибудь ещё?

– Отчего вдруг Кадмина Гонт стала такой внимательной к простому смертному? – хмыкнул больной и едва заметно поморщился, на миг прикрыв холодные, насмешливые глаза.

Гермиона встала и, сделав несколько шагов, присела на край его постели.

– Мы же теперь вроде как родственники, дядя. Почему бы мне не поухаживать за тобой?

– У тебя изменился взгляд, – с ухмылкой сказал Люциус Малфой. – Тогда, в Министерстве, на меня смотрела глупая, самоуверенная простачка. А сейчас… у тебя появился шарм.

– Кровь, знаешь ли, – с вызовом бросила Гермиона.

– О да. Кровь – это много.

Они пристально смотрели друг другу в глаза. Гермиона очень боялась спасовать в этой внезапно начавшейся игре. Мистер Малфой не отводил чуть прищуренного взора и странно усмехался. Ведьма невольно тоже улыбнулась в ответ.

Неизвестно сколько времени длился бы этот молчаливый диалог, но скрипнула дверь и в комнату вошла Нарцисса.

* * *

Сильные мужские руки скользили по её телу: талии, груди, ослабевшим, безвольно повисшим рукам. Осторожно спустили шлейки платья… Тёплые губы щекотали шею… Теперь руки были где-то внизу, блуждали по её бедрам, забирались под одежду…

Гермиона часто задышала, прижимаясь спиной к стоящему позади мужчине. Она вся горела. Чьё-то дыхание обожгло щёку, она опустила веки, ища губами чужие губы.

Тускловатый свет, серые глаза…

Гермиона проснулась внезапно и резко, отпрянув от лежащей рядом подушки, как от чего-то ужасного, и чуть не свалилась с кровати. Пару минут она безумно смотрела в пустоту, потом мотнула головой, встряхнула пальцами всклокоченные волосы. Ну и приснится же! Невероятно.

Ведьма сглотнула и откинулась на подушку, уставившись в потолок, по которому блуждали неясные тени. Чувствуя, что краснеет, она с силой прижала к разгорячённому лицу холодные ладони.

Что за дикие фантазии?! Надо же было до такого додуматься… Люциус Малфой! Бред какой…

Гермиона перевернулась на бок и посильнее прижала к себе сбившееся в кучу покрывало. Лунный свет ложился на паркет у окна, вырисовывая на нём витиеватые прутики балконной решётки. Серебрился в мутных изумрудах диадемы, которую несколько дней назад принесла и водрузила на туалетный столик у кровати эльфиха Джуня – вроде как, по указанию Нарциссы.

Нарциссы, его жены.

Гермиона зажмурилась.

Нет, Люциус Малфой, конечно, мужчина видный. Всё идет к тому, что он скоро поправится и станет прежним – здоровым, статным, красивым… Мерлин Великий!

Гермиона зарыла лицо в одеяло. В голову лезли совершенно не те эпитеты.

«Во имя Морганы, что всё это значит?! Нет, конечно, он…»

– Пресвятая Дева! – оборвала свою мысль совершенно маггловским восклицанием Гермиона, снова садясь на постели.

Как же получилось, что она вообще думает об этом?! «Фу, извращенка малолетняя!» – сердито подумала ведьма, чувствуя на глазах бессильные злые слёзы. Он в два раза старше. Он женат, у него взрослый сын. Он, чёрт побери, Люциус Малфой! Ей не должен был присниться такой сон. Она никак не может... даже думать... даже в бредовой фантазии представлять...

И как же Рон? В памяти всплыл образ длинного, нескладного, веснушчатого парня – такого бесконечно родного и милого во всех своих недостатках. Ведь она же любит его? Любит, наверное. Ей нравится быть рядом, она должна поддерживать, приходить на выручку так часто непутёвому Рону – и ей нравится помогать ему. Иногда снисходительно, иногда строго, иногда сердито – но всегда любя. А даже если бы не нравилось – ведь он же просто пропадёт без неё! Запустит учёбу, натворит каких-то глупостей… Хоть бы в прошлом году – этот бесплатный цирк с Лавандой Браун!

Тогда, понимая, что всё делалось ей, Гермионе, назло, понимая всю глупость своей удушающей ревности, – она всё равно неистовствовала. Потому что только она могла правильно заботиться о Роне. Потому что она слишком многое уже вложила в него. Потому что она прекрасно знала, что без неё он пропадёт. И тут эта выскочка… Браун ведь только шуточки да поцелуйчики, – Гермиону передёрнуло, – а на деле никто, кроме неё самой, не сможет выдержать вздорный характер Рона.

Да, Гермиона ревновала. Значит, она действительно любит? Не просто по-приятельски? Ведь не ревнует же она Гарри к Джинни? А с Роном было так хорошо в последние месяцы… Он даже умеет быть милым, ласковым… Или пытается – и тогда ему нужно просто помочь, только так, чтобы он не злился, чтобы не ранить его самолюбие – но чтобы всё получилось хорошо.

Рон замечательный, несмотря на то, что ни разу не написал ей с тех пор, как они расстались на станции Кингс-Кросс в конце июня (приглашение на свадьбу – не в счёт). Можно понять. Лето, война, перспектива расставания с близкими, суета из-за надвигающейся свадьбы брата, жизнь в кругу стольких орденовцев… Мало ли что. Можно понять.

Ведь Гермиона почти решила не обижаться на Рона за это.

И ещё решила первой не писать ему. Но и дуться она не будет! Почти. В сущности ведь от Рона этого можно было ожидать – ничего странного. Да и сколько они там не виделись?..

Гермиона всё равно очень любит Рона. Любит заботиться о нём. Гермиона вообще любит заботиться. О тех, кому это нужно, о тех, кто по-другому не сможет, о тех, о ком больше некому позаботиться…

Ей было приятно ухаживать за мистером Малфоем в эти дни, видеть результаты своих трудов. Ему стало намного лучше – и в этом далеко не маленькая заслуга Гермионы…

Снова обрывки невообразимого, абсолютно немыслимого сна встали перед глазами. С упорной навязчивостью.

Рон очень далеко… Намного дальше, чем был когда-либо – теперь. И кто знает, что вообще будет с ней… И ещё Рон, кажется, больше не нуждается в Гермионе, раз уж не удосужился написать даже пары коротких писем…

«Но я ведь всё равно его люблю», – упрямо заметило смущённое сознание.

«Да ладно… Люблю… Но о чём хочу, о том и мечтаю. Это же просто мысли. Несбыточные. Игра воображения – не более того», – обиженно отпарировала Гермиона себе же, ложась на бок и обнимая подушку с невольной нежностью. Она закрыла глаза и попыталась вернуть развеявшийся запретный сон, но ничего не выходило. Вместо этого странные, совершенно несвойственные ей фантазии самовластно оккупировали голову, до самого утра беззастенчиво поддразнивая неискушённое воображение. И Рону Уизли в них места не было.

Только к рассвету Гермиона забылась вожделенным сном под сенью мерцающей изумрудами диадемы Кандиды Когтевран.

* * *

На следующий день завтракали всей семьёй, исключая Тёмного Лорда и Драко Малфоя, в просторной столовой поместья. Хозяин дома выглядел вполне здоровым, хотя излишне бледным – но, как отметила Гермиона, это ему несказанно шло. Отметила и тут же разозлилась, уткнувшись в тарелку и усердно приступив к разрезанию отбивной.

«О чём это вы до сих пор думаете, мисс Грэйнджер? – укоризненно пронеслось в её голове. – Совсем крыша поехала?! Завязывай, это уже несмешно!»

Гермиона подняла на дядю взгляд, и по коже пробежала дрожь. Она снова уставилась в тарелку.

«Всё. Финиш. Ты сошла с ума и ничто тебе не поможет».

Ведьма опять вздрогнула, поймав на себе посторонний взгляд. Подняла глаза и встретилась с его глазами. Что это он так на неё смотрит? Хм…

«Спокойно, Кадмина, спокойно…»

Гермиона усмехнулась. Уже не первый раз она ловила себя на том, что порою мысленно обращается к себе по этому имени.

Не сдержалась и снова быстро глянула на мистера Малфоя.

«Катастрофа», – подвела гриффиндорка печальный итог и чуть не подавилась жареным горошком

Глава VIII: Поручение

«Не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать, не думать, не думать…»

Гермиона вся извелась за этот день. О, чего её воображение только не вытворяло, вгоняя свою обладательницу в краску! Подлинное помешательство. Разве может она допускать такие мысли о Пожирателе Смерти, о человеке немалых лет, об отце Драко Малфоя, о муже Нарциссы, о своём, пусть и не кровном, родственнике! Она, Гермиона Грэйнджер! Но стоило обозначенные мысли допустить только немножечко, едва ли не в шутку, и они устроили подлинную вакханалию! Бесстыжее сознание перешло всякие границы… Гермиона злилась на себя, искала «научные объяснения» собственных эмоций – даже находила их, но от этого вовсе не становилось легче.

Переходный возраст, здешняя атмосфера, гормоны... Женщины неосознанно ищут партнёров, похожих на их отцов. В подростковый период многие засматриваются на старших, Гермионе свойственно привязываться к тем, о ком она заботится... Это просто казус её психологии.

Абсурдное недоразумение! Шуточки подсознания.

Это быстро пройдёт.

Позабыть о своей неожиданной паранойе удалось только вечером, беседуя у камина с отцом.

Они немного поговорили о вечных истинах, а потом Волдеморт затронул тему, которой Гермиона опасалась с самого начала.

– Ведь ты же едешь через несколько недель на эту свадьбу, верно, Кадмина? – задумчиво начал он.

Гермиона вздрогнула и смешалась. На фоне всех последних событий мысли о возвращении в былую реальность, о предстоящей встрече с друзьями перестали посещать её, сколь бы странным это ни казалось. Всё происходящее напоминало сон – со своими правилами и законами, со своей другой, отличной вселенной. Даже принимать решение никто не требовал – и Гермиона каждый раз обещала себе «осмотреться» ещё немного.

А потом была Амбридж. А теперь – мистер Малфой.

Перед «возвращением назад» выбор нужно будет сделать окончательно. Но ведь это значит… Рассказать не только о том, что Орден Феникса и Гарри не видят подлинной изнанки, не понимают и не пытаются понять своего противника. Не только постараться открыть Лорда Волдеморта с другой стороны тем, кто, возможно, внемлет её словам и поймёт, кто сможет помочь переменить эту неправильную, безумную ситуацию; сможет, как теперь она, узреть смутную и призрачную тень компромисса. Нужно только хорошо, очень хорошо подумать над этим, чтобы было что предложить и умеющим слушать членам Ордена Феникса, и своему грозному родителю.

Но не только об этом придётся поведать возвратившейся Гермионе. Ещё рассказать об Амбридж. Всю страшную правду о самой себе.

Тёмный Лорд отпускает её. По большому счёту, она могла бы и не вернуться к нему потом. Но он отпускает её всё равно.

А отпустят ли её так же Орден Феникса и Гарри, расскажи она им всё? Станут ли слушать, пытаться понять? А если она не сможет их убедить, дадут ли ей такой же выбор? Возможность определить свою судьбу самостоятельно?

Потому что Гермиона не хотела, совсем не хотела уходить навсегда. Ещё столько всего нужно понять, узнать… разобраться. И в самой себе – тоже.

Но нельзя же бродить неприкаянной от лагеря к лагерю… Нужно всё обдумать, остаться наедине с собой и наконец-то всё для себя решить. Сегодня же.

Просто слишком много перемен. Слишком сразу.

– Если ты против, – неуверенно сказала Гермиона вслух, поднимая глаза на Тёмного Лорда.

– Нисколько, – странно усмехнулся её отец. – Когда?

– Семнадцатого августа, – отрапортовала ведьма, уже понимая, что этот разговор не столь безобиден и прост.

– Замечательно, – качнул головой Волдеморт. – Твой юный друг Поттер тоже будет там, верно?

– Вероятнее всего, это так, – осторожно кивнула Гермиона. Она внезапно и резко ощутила себя стоящей на лезвии ножа, причём в балетных пуантах, которых никогда раньше не надевала. Без страховки, без тренировок – а внизу, далеко-далеко внизу, – зловещие клыки битых стёкол в пучине бездны. Дыхание пропало, сердце перестало стучать. Только «не смотреть вниз» – не думать о возможных последствиях. Только не оступиться.

– Кадмина, я могу дать тебе поручение? – прищурился Волдеморт, а его голос прозвучал будто откуда-то издалека.

Один раз громко стукнуло сердце.

– Даже не так, – продолжал Тёмный Лорд. – Я поведаю тебе кое-что, а потом ты сама решишь, что делать с этой информацией.

Гермиона утвердительно улыбнулась, пытаясь выдать свою гримасу за естественность. Она не боялась этого человека, слишком умело он построил свои отношения с ней. Но она боялась себя – потому что переставала узнавать в зеркалах девушку, которую знала раньше. А это новое существо с холодными глазами было непредсказуемым, оно совершало странные поступки, в нём просыпались неведомые раньше желания. Оно было способно, Гермиона чувствовала это, сделать то, чего она никогда не смогла бы себе простить. Но кто из них двоих при этом прав, уже не знала.

Зато чуяла – эта «просьба» приблизит неизбежный час выбора. Наивно было верить в то, что оный можно и не совершать…

– Один из Хоркруксов, – начал Волдеморт, пристально глядя в её глаза и своим голосом прорываясь сквозь холодное оцепенение, охватившее сознание и тело Гермионы, – тот самый, похищенный из пещеры, – говорил он, – хранится сейчас в доме Блэков, на площади Гриммо.

Гермиона резко очнулась, хлебнула воздуха, который некоторое время забывала вдыхать, и только сейчас уловила суть говоримых ей слов. Она вся обратилась в слух.

– Я долго ломал голову, – продолжал Тёмный Лорд, – куда Регулус мог деть медальон Салазара Слизерина – настоящий Хоркрукс. И совсем недавно мы с Беллой хорошо подумали и вспомнили о нём. Она вспомнила. Но проблема в том, что дом номер двенадцать уже не принадлежит Блэкам. Его хозяин ныне – Гарри Поттер. Дабы избежать лишнего внимания я хотел бы, чтобы медальон Слизерина вернула владельцу – или оставила для себя – именно ты.

Гермиона вздрогнула.

– Именно тебе предстоит определить владельца этого артефакта, Кадмина, – тихо проговорил Тёмный Лорд после короткой паузы. Они встретились взглядами, и Гермиона опустила глаза в пол. А вот и выбор. Более чем решающий. – Ты очень умная девушка, – продолжал между тем Волдеморт, оторвав испытующий взгляд от своей собеседницы и поднимаясь на ноги. – Найди способ заставить Гарри Поттера привести тебя в тот дом. Окаянный старик умер, и Хранителями Тайны Ордена Феникса стали все, кто был в неё посвящён, в том числе и Северус. Но мне кажется неразумным тревожить осиный улей без нужды. Попробуй сначала ты. Найди медальон сама. А там и определишь, кому хочешь отдать его. – Гермиона готова была поклясться, что уловила лукавые нотки в его голосе. – Мне или Гарри Поттеру. Или оставить себе до тех пор, пока не решишь эту задачу.

– Как я узнаю медальон? – сглотнув, спросила она, не поднимая глаз от пола.

– Узнаешь, Кадмина. Белла полагает, что он где-то в гостиной, она вроде бы помнит его. Там есть застеклённые шкафчики с разными семейными ценностями, их веками не трогают и пальцем. Расспроси на досуге подробнее. А изображение этой вещицы покажу тебе позже я.

– Сделаю всё, – сдавленно прошептала юная гриффиндорка странным голосом. Вот опять неизбежность выбора, ставшая ещё более вопиющей, отлетела куда-то вдаль на необозначенный, безграничный срок. – Всё, что в моих силах.

– Не сомневаюсь.

Тёмный Лорд поймал её взгляд, пристально посмотрел в глаза. И внезапно покраснев до самых корней волос, Гермиона вся осела в глубоком кресле, уставившись в пламя камина, которое, казалось, подёрнулось пеленой.

Медальон Слизерина, необходимость выбора, грядущая встреча с Гарри и Роном… всё отошло на второй план и в эту минуту было забыто, как только она с ослепляющей очевидностью поняла, что все сегодняшние фантазии с участием мистера Малфоя скрыть от Тёмного Лорда не удастся.

– Любопытно, – усмехнулся её не в меру проницательный собеседник. – Какие образы блуждают в твоей прекрасной головке, Кадмина Беллатриса!

– Я не… – окончательно потерялась Гермиона, съёживаясь сильнее. – Это я так…

– Неприятно, понимаю. Есть мысли, которые ты должна уметь скрывать даже от меня. Пора бы научиться этому, Кадмина. Я позабочусь. Белла… Впрочем, лучше поручим это профессионалу. Ну а что до того, что спрятать уже не удалось…

– Не знаю, что на меня нашло! – с нотками отчаяния выпалила ведьма и, содрогаясь от стыда, покраснела ещё больше. Неужели он сейчас видел всё, о чём она думала за этот день?! Казалось, ей уже никогда не удастся оторвать взгляд от пола. – Я постараюсь... – с трудом выдавила Гермиона, – я больше никогда…

– Ну что ты, – хмыкнул Волдеморт. – Зачем? Пользуйся силой – умей брать то, что понравилось.

* * *

– У тебя есть два пути, Кадмина.

Подрагивающая от напряжения Гермиона, не отрываясь, пялилась в огонь, пока Тёмный Лорд расхаживал из угла в угол по комнате. Этот совершенно дикий разговор ввёл её в состояние, похожее на транс. Гермиона боялась даже попытаться осознать происходящее. Что он говорит? Зачем он говорит это? Неужели действительно допускает мысль, что…

Да как же можно говорить об этом с ней?! Нет, не то. Как она может говорить об этом с ним?! Впрочем, она и не говорила. Она молчала, оглушённая, обескураженная и…

Заинтригованная?

– Твоё новое амплуа, как мне кажется, понравилось Люциусу, – вещал Волдеморт, не обращая никакого внимания на пришибленное состояние Гермионы. – Однако у него есть голова на плечах. Ты моя дочь… Этим могло бы быть всё сказано, но, Кадмина, ты очень привлекательна…

О, Мерлин Великий, Отец Магии и Колдовства!

Гермиона стала пунцовой и вжалась в кресло. Сейчас ей хотелось быть где-нибудь далеко-далеко отсюда и обязательно – в полной темноте.

– Это я тебе как мужчина говорю, – продолжал Тёмный Лорд, и – или ей показалось? – пламя в камине слегка поугасло. – Но, – продолжал «мужчина», – прими совет: сейчас – красная, смущённая, нерешительная… Это тебе не идёт. Помни, что говорила Белла. Холод. Величественная маска. Под ней всё что угодно тебе, снаружи – мрамор. Если на маскараде хоть на секунду ты обнажишь лицо – тебя узнают и дальше в игре не будет смысла. Нужно научиться носить маску правильно. Когда есть цель – учиться много проще. Ты нашла себе цель. Учись, Кадмина. Это первый вариант, который я бы тебе и посоветовал, – деловито закончил он. – Есть второй… Надень как можно меньше одежды, позаботься о ночлеге для Нарциссы где-нибудь подальше отсюда и примени власть, которой ты уже наделена.

Понадобилось много сил, чтобы не зажмуриться, не убежать, не отвернуться, а сидеть и продолжать пялиться в огонь.

– Но тут свои подводные камни, – как ни в чём не бывало, продолжал Волдеморт. – Во-первых, власть применять ты уже научилась, теперь нужно бы попробовать себя в играх с маской на лице. Кроме того, ты ещё юная девушка – не каждая в твоём возрасте способна на… подобную смелость. А потом может быть обидно. Кадмина Беллатриса, ты слышишь меня?

– Угу.

– Сила. Сила и самообладание.

«Да будь всё трижды про́клято!» – стрелой пронеслось у неё в голове. И Гермиона, глубоко вдохнув, подняла её.

– Я слышу тебя, – сказала она ровным голосом, глядя, не мигая, в красные очи Волдеморта. Что-то странное дрогнуло внутри у молодой колдуньи.

– Великолепно, – одобрительно кивнул Тёмный Лорд. – Ты быстро учишься, и мне нравится это. К слову, об учёбе. В гостиной ожидает гость, я хочу, чтобы ты спустилась и познакомилась с ним.

– Кто он?

– Внизу узнаешь.

Гермиона поднялась.

– Не забудь свою маску, Кадмина.

* * *

Гермиона вышла из комнаты, как ей казалось, горделиво, но таки упустила мнимую маску прямо по ту сторону двери. Прижавшись к дереву спиной, она глубоко втянула носом воздух и зажмурилась. В голове совершенно пусто, нужно сесть и подумать… Скорее всего, признать, что она окончательно сошла с ума.

Какой позор...

– Кажется, кто-то начал понимать, что такое Тёмный Лорд, – насмешливо сказал ленивый голос, растягивая слова. Гермиона вздрогнула и вскинула глаза. Перед ней стоял Драко Малфой и нагло ухмылялся. Совсем как в школе.

Гермиона видела Малфоя в этом доме редко – вероятно, он сам старался не пересекаться с ней с их самого первого общего обеда, едва не завершившегося скандалом. Этого хватило, чтобы понять, как пламенно он её полюбил. К счастью, в кавычках.

Гермиона мотнула головой и одарила кузена совершенно непроницаемым взглядом. Таким, что Волдеморт, пожалуй, мог бы поаплодировать своей ученице в эту минуту.

– Кажется, кто-то много себе позволяет, – холодно заметила она, вздёргивая левую бровь. В юной гриффиндорке свою змеиную голову подняла ужаленная гордость. – Ты прав, я поняла, что такое Тёмный Лорд, – ядовито проговорила ведьма, – и, поверь мне, тебе лучше никогда не проникнуться этим до конца. Ты надоел мне в этом доме.

– Что?!! Ты здесь…

– Точно подмечено, – перебила Гермиона. – И буду столько, сколько захочу. И ты тоже здесь и тоже будешь здесь столько, сколько я захочу.

– Я… тебя…

– М? – Гермиона поднялась и сделала шаг ему навстречу. – Что? Видишь дверь? – дёрнула плечами она, указывая на комнату с камином. – Иди, пожалуйся на меня.

– Да я…

– Тихо, – перебила Гермиона. – Тихо. Иди, Малфой, не заставляй меня злиться. Я очень хорошо отношусь к твоей матери, но нервишки шалят. Смотри, не попади под горячую руку!

И она невозмутимо пошла к лестнице, готовая в любой момент отбить летящее в спину проклятье. Но его не последовало.

…В гостиной обнаружились Беллатриса, Нарцисса и незнакомый колдун не многим старше тридцати лет, в тёмной мантии поверх делового костюма. Он был среднего роста, моложав, волосы чуть длиннее среднего, кожа загорелая, на щеках – лёгкая небритость. Держался незнакомец непринуждённо и в принципе Гермионе сразу понравился. Когда она вошла в гостиную, все трое повернулись навстречу, а Беллатриса встала.

– Познакомьтесь, – сказала она. – Моя дочь, Кадмина.

– Тёмный Лорд говорил мне. Мисс, – волшебник подошёл к Гермионе и поцеловал её руку.

Изрядно этим смутив.

– Вы?..

– Генрих Саузвильт, к вашим услугам.

– Мистер Саузвильт будет твоим преподавателем, – сказала Нарцисса.

– Не понимаю, – удивлённо сощурилась Гермиона в ответ.

– В Хогвартсе, – пояснила Белла. – Месяц назад мистер Саузвильт получил место профессора защиты от Тёмных искусств.

Гермиона поперхнулась и, подняв брови, посмотрела на свою мать.

– Я возвращаюсь в Хогвартс?!

– Разумеется, – удивилась та. – Или образование тебя больше не интересует? Со всеми идеологическими недостатками Хогвартса, к системе обучения у них очень серьёзный подход. И полученные знания внушительны. А с мистером Саузвильтом ты продолжишь инкогнито изучать заклятия, которым сейчас обучает тебя милорд.

– Х-хорошо, – через пару секунд кивнула Гермиона. Она ещё не совсем отошла от неожиданной новости. – Очень приятно познакомиться, – обратилась она к Генриху.

– Взаимно.

В гостиную спустился Люциус. В голове Гермионы мигом взорвался вихрь сбивающих друг друга мыслей.

«Волдеморт действительно считает возможным… По-настоящему реальным… О Моргана, какая глупость! Бред! Но если бы… И тогда… я… мы…»

Подростковое воображение мигом нарисовало ужасающе неприличную картину. Гермиона зарделась.

«Отвратительно! – подумала она. – Но это же только фантазии. И, конечно, они останутся только фантазиями. Но нельзя допускать и их. Ещё не хватало mon Pére увидеть э…э… это. Всё, конец!»

Тем временем Саузвильт и Люциус обменялись рукопожатиями, и Нарцисса пригласила всех к столу.

* * *

«Так дальше продолжаться не может! – гневно думала Гермиона. – Нужно забыть эту невообразимую глупость навсегда. С другой стороны...

Нет других сторон! Успокойся и пораскинь своими хвалёнными мозгами!»

Но Тёмный Лорд посчитает, что она сдалась из-за трусости, слабости… «Учись брать то, что понравилось», – тут же вспомнились Гермионе слова Волдеморта.

«Ну как же так?!

Бери то, что понравится. И как, позвольте вас спросить?! Ну нет – ни в жизни я этого не спрошу. Ах, но если бы только действительно было возможно… Если на одну маленькую секундочку представить, что…»

Нет, нет и нет!

Это никакая не капитуляция, это здравый смысл! Самоуважение.

Волдеморт просто дразнил её. Не более того.

Разумеется, ничего подобного произойти в реальности просто не может. Даже если бы она и захотела.

Но она, конечно, не хочет.

Просто гормоны. Это такой возраст. Физиология.

Не честно выуживать из её головы неподконтрольные побуждения. И играть ими.

Вот прямо сейчас она пойдёт и убедится, что всё, сказанное Волдемортом, – лишь шутка. И невозможно на практике.

Поддавшись дурацкому порыву, Гермиона, прежде чем проверить свою теорию, залезла в шкаф и переоблачилась в одно из принесённый Беллой платьев, да ещё и шелковую мантию накинула в придачу.

«Для чистоты эксперимента», – решила она.

И, затаив дыхание, вышла в коридор.

– Как самочувствие? – спросила ведьма, заглядывая в комнату Люциуса Малфоя.

– Чем обязан?

– Соскучилась, – отрезала Гермиона, поражаясь собственной наглости.

Люциус хмыкнул, а она вошла в комнату и удобно устроилась на мягком подлокотнике кресла.

– Как здоровье? Я ведь порядочная сиделка и ещё долго буду это спрашивать.

– Великолепно. – Люциус сел на кровать, с ухмылкой глядя на неё. – Итак, ты сегодня познакомилась со своим учителем?

– Да.

– Тебе достаточно повезло – Саузвильт отличный специалист в Чёрной магии.

– С каких пор?

– Прости?

– С каких пор он «в Чёрной магии»?

– Пожирателем Смерти Саузвильт стал относительно недавно, но это не играет роли в его квалификации, как специалиста.

– А когда специалистом стал ты? – закинула ногу на ногу Гермиона. Она изо всех сил улыбалась, глядя ему в глаза.

Ответить Люциус не успел – скрипнула дверь, и вошёл Драко Малфой, тут же застывший на пороге, стиснув зубы. Подавив внезапно вскипевшую ярость, Гермиона перевела на него уничтожающий взгляд.

– Ты здесь, – отметил Малфой её присутствие.

– Мисс, – вдруг добавила Гермиона и посмотрела на Драко с вызовом. – «Вы здесь, мисс», – это вырвалось само собой, и впоследствии она не смогла бы объяснить, как такое получилось. Просто очень хотелось сделать постылому Малфою какую-нибудь гадость, особенно после этого его пренебрежительного «Ты здесь» в присутствии дяди. – Хочу, чтобы ты обращался ко мне почтительно, – уверенным голосом заявила Гермиона и дерзко посмотрела во вспыхнувшие бешенством узкие глаза младшего Малфоя.

– Какого…

– Драко, – сердито перебил сына отец.

– Спасибо, Люциус, – злорадно улыбнулась юная гриффиндорка, не переводя взгляда с накаляющегося на глазах подростка. – Думаю, ты отлично объяснишь ему, почему следует слушать кузину Кадми.

Старший Малфой кашлянул, и Гермионе показалось, что он подавил смешок. «Чёрт, что этот гоблин тут стоит?!» – сердито подумала ведьма, опять глядя на Драко.

– Я поговорю с ним, Кадмина.

– Да, – злорадно улыбнулась она, но глаза всё равно сверкнули от гнева. – Хорошо. Я зайду позже.

Гермиона вышла, закрыла дверь и, со свистом выдохнув воздух, прислушалась.

– Какого дьявола эта грязнокровка так с тобой разговаривает?!

– Драко, Кадмина – да, Кадмина, успокойся, – столько же грязнокровка, сколько и мы с тобой. Тебе следовало бы подружиться с ней – девушка она горячая, попадёшь в ряды её врагов, и тебе сильно не повезёт. Кроме того, она очень изменилась – я никогда не узнал бы в ней теперешней ту Гермиону Грэйнджер.

Наследница Тёмного Лорда победоносно улыбнулась и почти в танце влетела в свою спальню.

Люциус Малфой назвал её горячей! Действительно сказал это. Вслух. Сказал своему сыну!

С Гермионой происходило что-то странное, не совсем понятное и волнующее.

Суть эксперимента вылетела из вскружённой головы.

Это начало чем-то напоминать то состояние, которое овладело гриффиндоркой на четвёртом курсе в конце осени, когда начали завязываться её романтические отношения с Виктором Крамом. Странное ощущение чего-то недозволенного, тайного, но вместе с тем желанного и волнующего тогда всецело овладело её разумом, мешая учёбе, внося смуту в отношения с друзьями, которые, она понимала, отнесутся к её поведению с осуждением. И это добавляло особого очарования новому, незнакомому чувству, обуявшему тогда Гермиону. До памятного Святочного бала, открывшего их отношения, она встречала Виктора со странным трепетом, особенно прилюдно: невольно следя за тем, чтобы никто не узнал, не заметил, не подумал чего-нибудь лишнего… Это ощущение тайны, ласкающее самолюбие понимание того, что никто не может и помыслить о её секрете, что никто не ждёт от неё подобного, волнующие мысли о том, как бы удивился каждый, прознай о происходящем, – очень нравились Гермионе.

Ещё бы, каково: заучка Грэйнджер и знаменитый ловец сборной Болгарии по квиддичу, участник Турнира Трёх Волшебников Виктор Крам!

Да, Гермиона показала тогда всем, на что она способна.

А заучка Грэйнджер и шикарный, своевольный, холодный Пожиратель Смерти, правая рука Лорда Волдеморта, Люциус Малфой?..

Эпитет «шикарный» привязался к дядюшке сам собой, да так ловко, что Гермиона в своих размышлениях даже не заметила этого...

Да, она на многое способна. Только это абсолютно не означает, что нужно следовать своим безумным порывам.

В конце концов, есть ещё и тётя Нарцисса, которую Гермиона успела по-своему полюбить.

Как-то так получилось, что о Роне увлечённая гриффиндорка даже и не вспомнила.

Глава IX: Гермиона начинает и выигрывает

«Дорогой Рон!

Очень рада получить от тебя весточку – я обязательно приеду семнадцатого числа и, как ты просил, останусь у вас до конца лета. Только ответь мне честно – ты не думал писать почаще? Хотя, это не важно. До встречи.

Гермиона».

Перечитав послание, ведьма сунула его в конверт и привязала к лапке совы. Птица ухнула и вылетела в окно.

Чья-то рука легла на плечо и, подняв глаза, Гермиона увидела Тёмного Лорда.

– Я размышлял над твоей проблемой, – произнёс он, и добавил, когда Гермиона вздрогнула: – Не той. Точнее, не совсем той. Речь идёт о твоём неумении скрывать свои мысли от владеющих искусством легилименции. В нынешнем положении… – я о статусе моей дочери, что-то твоё увлечение перерастает в манию! – …в нынешнем положении это попросту опасно. С сегодняшнего дня и до шестнадцатого августа, а потом когда судьба соблаговолит, ты начнёшь учиться окклюменции. Для этого я пригласил к нам человека, который достоин высшей награды в этом деле. Того, кто даже меня порой одолевает в играх с сознанием.

– Ты говоришь…

– Бывший преподаватель зельеварения опять выступит в роли учителя.

* * *

– Да, мисс Грэйнджер, не думал увидеть вас вновь, тем более здесь.

– Я тоже, пр… – Гермиона запнулась на миг, легонько сжав зубами нижнюю губу, – Северус, – закончила она, смотря прямо в чёрные глаза Снейпа.

– Забавно, – отметил он. – Ну что же. Тёмный Лорд просил обучить вас мастерству окклюменции. Надеюсь, что тут вы преуспеете так же, как и во всём остальном, мисс Грэйнджер.

– Кадмина. Называй меня так.

Говорить с ним столь фамильярно было ужасно тяжело – тяжело почти физически, каждое слово давалось с трудом. Но сейчас все свои силы дочь Тёмного Лорда тратила на то, чтобы этого не показывать.

Не отводя взгляда от Снейпа, Гермиона сделала несколько шагов к столу с небольшим каменным Омутом памяти и, легонько коснувшись палочкой виска, уронила в чашу не предназначенные для посторонних мысли. Снейп усмехнулся, а ведьма отошла от чаши и присела на стул.

– Прошу. Я вся во внимании.

Гермиона Грэйнджер всегда схватывала на лету – и эта её черта полностью передалась Кадмине Беллатрисе. Учитель был более чем доволен успехами своей ученицы уже после первого занятия.

В течение следующих четырёх дней Гермиона наловчилась отбиваться от Снейпа в пяти из десяти случаев, хотя обмануть Волдеморта ей пока не удавалось.

Помимо ежедневной теперь практики, Беллатриса и Нарцисса постоянно пополняли гардероб своей гостьи новыми нарядами – и она немало времени проводила за тем, чтобы выбрать очередное одеяние. Разумеется, вовсе не для того, чтобы поразить Люциуса Малфоя, а так, лишь потому, что от изобилия непривычных вещей разбегались глаза...

– Следи за тем, чтобы занимать её, Белла, – говорил Волдеморт своей верной приспешнице. – Она должна постоянно изумлять саму себя. Полностью измени всё то, к чему она привыкла, создай сказку для принцессы, переменившейся всесторонне в один миг. Кровь возьмёт своё, а Хоркрукс пробудит недостающее, нужно только постоянно питать её самолюбие. Сделайте из неё красавицу, чтобы перестала узнавать себя в зеркалах. Это совсем не сложно. Увлечь воображение… И ещё сильнее привязать к новому для неё миру. Люциус здесь пришёлся очень кстати. Я с ним поговорю. А вы с сестрой следите за её внешним обликом. Это весьма немаловажно, в особенности для юной особы…

Гермиона не без тайной радости отметила, что дядюшка стал на неё поглядывать и довольно часто. Она, конечно же, вовсе не собиралась идти на поводу у своих фантазий, но если бы удалось понять, что они не эфемерны, отказаться от соблазна стало бы куда проще.

У неё действительно начало создаваться впечатление, что они не совсем уж эфемерны на самом деле. Или только создаваться?

Очень, просто жизненно важно требовалось разобраться в этом теперь. Его взгляды – то ли выдуманные, то ли реальные, – не шли из головы, отвлекая постоянно.

Вечером, тринадцатого августа, засидевшись в библиотеке, Гермиона столкнулась в коридоре со старшим Малфоем и внезапно решилась на весьма смелый эксперимент.

– Прости, – прошептала она возможно более двусмысленным тоном, не спеша уступать дорогу.

– Что делает наша гостья в тёмных коридорах в столь поздний час? – иронически хмыкнул маг в ответ.

– Возвращается из библиотеки, – улыбнулась ведьма, не делая шага назад, хотя после столкновения почти что прижимала дядю к стене.

– Чем же увлеклось твоё воображение?

Сердце забилось быстрее, но тут до Гермионы дошло, что он спрашивает о книге, которую она читала.

– Чёрной магией, – со значением ответила наследница Тёмного Лорда. – Столько интересного можно узнать, когда развязаны руки.

В полумраке коридора Гермиона видела его серые глаза, скудно освещённые луной из далёкого окна. Она, не отрываясь, смотрела в них. Словно загипнотизированная.

– Мало времени осталось, – после полуминутного молчания все-таки сказала ведьма. – Приходится уезжать – жаль тратить ночи на сон.

– О да, по ночам можно найти себе куда более любопытные занятия.

Гермиона чуть подалась вперёд, влекомая неудержимым порывом, снёсшим все былые соображения благоразумия.

– Кадмина, что ты делаешь? – приглушённо спросил мистер Малфой.

– М-м-м?

Он поднял руку и вдруг легонько провёл тыльной стороной ладони по лицу и шее своей собеседницы. Гермиона почувствовала на спине мурашки. Неужели Волдеморт был прав?

Дядя дотронулся указательным пальцем до её губ, лишь легонько касаясь кожи.

– Ты понимаешь, что делаешь, Кадмина? – очень тихо спросил он, чуть наклоняясь, чтобы говорить ей в ухо. – Твой отец…

– Северус говорит, я преуспеваю в окклюменции, – выдохнула Гермиона.

– Не сомневаюсь в этом, – прошептал Люциус, коснувшись губами её кожи. Горячая волна прошлась по всему телу ведьмы. – Спокойной ночи, Кадмина, – вдруг сказал дядюшка, убирая руки, и через миг скрылся за углом.

Гермиона глубоко вдохнула и сползла по стене.

«Скандинавский леший! Что же это такое было? И чем может стать?

Неужели может стать?..»

Всю ночь эта сцена крутилась в голове, осмысляемая во всех своих возможных вариациях. «Ещё бы чуть-чуть!..»

Ещё бы чуть-чуть – и что?

На какой шаг способна решиться эта незнакомая странная Гермиона?

Предав старых друзей, тут же взяться предавать новых?

Почему так сложно воображать Люциуса рядом с Нарциссой? Они вовсе не соотносились друг с другом. Словно не были связаны. Словно Гермиона не знала, что этот человек принадлежит её тёте, и будет принадлежать до конца своих дней.

Чего бы она себе не насочиняла.

Почему же её так волнуют эти безудержные фантазии?

Возвращаться к прошлой жизни совсем не хотелось. И думать о том, как это произойдёт, как ни странно, – тоже. В этой параллельной реальности как будто не существовало прошлого: каждый раз, когда она пыталась задуматься о нём или устремить свой мысленный взор в туманное будущее, разум бил тревогу и кричал о невозможности, неестественности происходящего.

Гермиона поддалась слабости плыть по течению и думать только о том, что волнует в настоящий момент.

Волновал её сейчас Люциус Малфой. И это было до такой степени дико и невообразимо, что размышлять на таком фоне о грядущем возвращении в привычную реальность не получалось вовсе.

И, если уж Тёмный Лорд действительно отпускает её назад, – не разумнее ли поразмыслить обо всём произошедшем потом, когда дезориентирующая атмосфера этого поместья перестанет на неё влиять?

Окклюменцию Гермиона освоила – и могла не опасаться, что опытные взрослые волшебники мигом раскроют её тайну. А значит, можно будет подумать там, потом. Может быть, и всё это наваждение спадёт, когда она окажется в привычном положении, в кругу друзей…

И только нежелание так скоро покидать свой новый «круг» тревожило душу, убаюканную умелой игрой Лорда Волдеморта и усыплённую осколком уже его души, лежащим в изголовье кровати ночь от ночи…

* * *

– Кадмина, что-то мне подсказывает, что вы легли совсем недавно!

Гермиона открыла глаза и увидела Снейпа. Потом бросила взгляд на часы – половина четвёртого, и, безусловно, не утра, судя по свету из окон. Ведьма натянула одеяло и зевнула.

– Простите меня, профессор, – сонно сказала она, забывая напускную фамильярность. – Зачиталась вчера. Чýдные книги в…

Она дёрнула из-под подушки палочку, и Снейп отступил назад.

– Отличная реакция.

– Не смей лазить в мою голову до того, как я выложу всё то, что тебе знать не положено! – свирепо прорычала Гермиона. От одной мысли о том, что Снейп мог увидеть, бросило в дрожь.

– Сколько эмоций! Но вы заметили сразу и сразу среагировали. Это уже очень много говорит в вашу пользу.

– Я буду готова через десять минут, если ты соизволишь выйти и дать мне одеться, – ледяным тоном отрезала ведьма.

– Жду, – усмехнулся бывший профессор, разворачиваясь.

Гермиона откинулась на подушку и закрыла глаза, но тут же вскочила и стала быстро приводить себя в порядок.

* * *

– Я могу кое о чём попросить тебя? – спросила Гермиона, сидя у камина с Волдемортом уже после урока.

– Попросить можно всегда.

– Резонно. И всё же?

– Попробуй. Чего желает сердце на этот раз?

– Я хочу Чёрную Метку.

Решение Гермионы не было спонтанным. Она обдумала всё и пришла к выводу, что такой шаг в любом случае необходим.

Какой бы выбор она не сделала, нужно убедить Волдеморта в своей безусловной преданности. Если ей суждено стать посредником между Орденом Феникса и Тёмным Лордом, Метка всё равно необходима. Да и вообще то, что она собиралась донести до противной стороны, нуждалось в достоверном подтверждении. Иначе её просто сочтут умалишённой. Никто не поверит, что этим летом Гермиона Грэйнджер побывала в гостях у Лорда Волдеморта и имела возможность поговорить с ним и лучше его узнать. Гриффиндорка решила не торопиться с признанием в своём невообразимом родстве с Тем-Кого-Боятся-Называть, а сперва осмотреться, прощупать почву, выбрать человека, с которым можно будет осторожно поговорить и открыть часть своих карт. Но этому человеку нужны будут доказательства того, что она не сошла с ума. Чёрная Метка – весьма красноречивый довод.

Это во-первых. А ещё, и Гермиона не переставала упрекать себя за подобные мысли, такой шаг должен быть замечен и оценён ещё и её вожделенным дядюшкой. Может быть, он даже перестанет видеть в ней единственно глупую, ни на что не способную девчонку.

В ответ на просьбу Гермионы, Волдеморт хмыкнул, усмехнулся, хотел что-то сказать, но усмехнулся вновь.

– Дань моде, я так полагаю? – наконец произнёс он.

– Знак уважения.

– Я и так уважаю тебя.

– И всё же.

– Кадмина, это очень болезненный ритуал, – после паузы сказал Тёмный Лорд.

– Я потерплю.

– Её могут увидеть в школе.

– Не смеши – во времена твоего могущества с Метками ходили даже младшекурсники, и всё было в порядке.

– Очень немногие из них сейчас в порядке, – склонил голову Волдеморт. – К тому же, ты всерьёз преувеличиваешь. Тех, кто удостоился Чёрной Метки ещё в годы студенчества, можно сосчитать на пальцах.

Гермиона пристально посмотрела в глаза отца.

– Хорошо, – через пару минут сказал он.

Губы ведьмы дрогнули в довольной улыбке. Тёмный Лорд тоже усмехнулся и вынул палочку.

– Руку, Кадмина.

Гермиона вздрогнула. «Вот так сразу?! Спокойно. Тихо». Она решительно спустила мантию с левой руки. Но Волдеморт сдвинул ткань сарафана с её плеча.

– Зачем?

– Немного не там, где у всех, если ты не возражаешь.

– Хорошо, – тихо сказала она.

Он ещё раз посмотрел в глаза дочери и заметил:

– Когда два таланта соединяются вместе, результат не заставляет себя ждать. Ты догоняешь своего учителя по окклюменции семимильными шагами.

– Стараюсь.

Гермиона стиснула зубы – Волдеморт дотронулся палочкой до её кожи, и по ней раскалённой полоской поползла боль. Ведьма сжала правой рукой бархат кресла и с такой силой прикусила губу, что почувствовала во рту привкус крови.

Казалось, пытке не будет конца – руку жгло огнём, не хватало воздуха… Гермиона набралась мужества и бросила взгляд на плечо – там уже нарисовался налитый кровью череп, изо рта которого медленно выползала змея: казалось, она действительно движется под кожей, разрывая, разъедая плоть.

Гермиона откинула голову назад и зажмурилась. Как долго… Или что-то произошло со временем?.. Это не закончится никогда…

Она почувствовала, как палочка перестала давить на руку, но плечо всё ещё горело. Потом к пылающей плоти притронулась холодная ладонь, и стало легче. Боль отступала.

– Тише, Кадмина, я предупреждал тебя.

– Всё в порядке, – дрогнувшим голосом прошептала Гермиона. Над губой выступила испарина, и комната подёрнулась плывущей пеленой.

– Не сомневаюсь. Но что-то ты побледнела…

* * *

Гермиона открыла глаза и моргнула. Было утро. Она лежала в кровати, а у окна, с книгой в руках, восседал Люциус Малфой собственной персоной. Незаметно попытавшись пригладить волосы, она приподнялась на постели.

– Люциус?

– Доброе утро.

– Ты здесь?

– Отдаю долги своей сиделке, – ухмыльнулся дядюшка. – Тёмный Лорд сказал, что ты устала от ваших уроков, и попросил присмотреть за тобой.

– Я проспала всю ночь?!

– Сегодня шестнадцатое августа, Кадмина.

– Проклятье! – она упала в подушки и накрыла лицо руками.

– Что, мистер Рональд Уизли более не радует перспективой своего присутствия?

Она хмыкнула с примесью отчаяния и сарказма.

– Драко говорил, в прошлом году вы были очень близки, – продолжал мистер Малфой.

– С Драко? – хихикнула Гермиона, снова садясь в кровати.

– С Рональдом.

– Юным девушкам свойственно допускать ошибки.

Она скользнула взглядом по серебряной диадеме, подвинулась на край постели и спустила ноги вниз, не спеша натягивать халат и давая Люциусу во всех деталях рассмотреть подаренную Беллатрисой ночную сорочку с довольно откровенным кроем.

– Я вижу, – иронически заметил он.

Гермиона встала, накинула пеньюар и, не завязывая его, подошла к окну. Выпадение из жизни в последние, такие важные дни придало ей внезапной отчаянной решимости. Задавило все доводы разума.

– Отличная погода. Такой красивый сад, такой гостеприимный дом… А мне нужно ехать в Нору.

– Воистину Уизли дали своему пристанищу подходящее название, – отметил Люциус Малфой.

Гермиона оперлась руками о подоконник и посмотрела в залитый солнечными лучами сад, где вдалеке домовиха Джуня подстригала кусты с помощью какой-то замысловатой магии.

– Хорошо-то как…

– Кадмина, не испытывай мое терпение, – тихо сказал мистер Малфой. Она повернула голову, через плечо глядя в его глаза.

А потом это произошло. Произошло на самом деле, а не в оказавшейся такой богатой фантазии молодой ведьмы.

Ладонь дяди медленно скользнула к её бедрам и выше, к талии. Через секунду она сидела у него на коленях. Гермиона растерялась.

На миг захотелось вырваться и убежать.

Но не в её характере было останавливаться на полпути.

Гермиона робко взялась за его плечи. Она смотрела прямо в серые глаза, их лица почти соприкасались.

И тогда, в порыве невообразимой храбрости, она опустила левую руку на его колено. Через секунду чёрный маг впился в её губы.

И так Гермиону Грэйнджер ещё не целовал никто.

Она прикрыла глаза, полностью растворяясь в этой головокружительной минуте и с учащающимся биением сердца чувствуя, как его ладонь спустилась с талии, собирая ткань тонкого халата.

Гермиона медленно и нерешительно скользнула рукой по его телу.

Дядя немного откинул голову и теперь смотрел прямо в её глаза. Потом склонился к шее и, легонько поцеловав, прошептал:

– Ты чрезвычайно красивая бестия, Кадмина.

– Сумасшедшая, – добавила Гермиона хриплым шёпотом.

– Да, как и твоя мать. Но женщинам семьи Блэк это идёт.

Он крепко прижался губами к её шее и почти тут же отпустил, поднимаясь с кресла.

– Нам пора завтракать, Кадмина. Твои родители будут волноваться.

Глава X: Нора

«Не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать о Люциусе Малфое, не думать, не думать, не думать…»

Гермиона прижалась лбом к зеркалу и посмотрела на отражение. Потом выпрямилась и стала к нему левым боком. На плече красовалась устрашающая татуировка.

Гриффиндорка провела тонкими пальцами по изображению змеи – Метка всё ещё немного саднила, но Гермиона была от неё в странном, кружащем голову восторге. Не зная почему, она чувствовала в этом символе значимость и свою собственную силу. Будто доказала самой себе, что всё происходящее – не сон и не плод больного воображения.

Этим утром Гермиона проснулась в странном, плохо передаваемом состоянии. Снова в её жизни два несовместимых мира сталкивались между собой, и один неизбежно должен был вытеснить «противника», перечёркивая всё привычное, знакомое и родное. Оставляя в прошлом.

Гермионе вспомнилось детство. Последнее маггловское лето в доме приёмных родителей, когда появилась переменившая всю её жизнь мадам Селвин.

Эта женщина пришла впервые в середине июля и долго говорила с мистером и миссис Грэйнджер за закрытыми дверями кухни. Но игравшая с соседским мальчуганом и другом детства Робби Томпсоном Гермиона не обратила тогда на это никакого внимания.

На следующий день женщина пришла опять, и приходила так в течение целой недели. Гермиона узнала, что её зовут мадам Селвин и что она беседует с её родителями по поводу средней школы, куда юной мисс Грэйнджер предстояло отправиться с сентября. Гермиона считала, что с выбором школы уже всё решено, и недоумевала, о чём так долго разговаривают её родители с этой дамой, визиты которой вызвали столько разительных перемен.

А потом было солнечное июльское воскресенье, и Гермиона как раз собиралась сходить на речку с Робби Томпсоном и Мартой Уилсон, но миссис Грэйнджер внезапно велела оставаться дома. Она задёрнула в гостиной все шторы и закрыла на замок никогда не запираемую днём входную дверь. Гермиону усадили на диван, и мадам Селвин начала свой долгий и подробный рассказ о том, какой необычной девочкой оказалась юная мисс Грэйнджер. Она поведала о скрытом от глаз простых людей мире волшебников и показала Гермионе и её родителям (судя по их реакции – не впервые) невероятные вещи. А потом спросила, хочет ли Гермиона выучиться и стать настоящей ведьмой, как она.

Разумеется, Гермиона хотела!

На следующий день её, поздно уснувшую от обилия впечатлений, разбудила стуком в окно большая и взъерошенная бурая сова, принесшая официальное письмо с приглашением в новую школу. А вскоре появилась и сама мадам Селвин. И она приходила ещё целую неделю, беседовала с Гермионой, рассказывала, как следует вести себя теперь, что нужно сказать друзьям и родственникам, где приобрести вещи, необходимые для обучения в Хогвартсе – а именно так называлась Школа чародейства и волшебства, в которую Гермионе предстояло отправиться.

В следующее воскресенье родители повезли юную ведьму в Лондон, где они встретились с терпеливой и внимательной мадам Селвин, которая чудесным образом провела их в волшебный Косой Переулок, где Гермиону сначала зарегистрировали в каком-то учреждении, полном непонятного и невероятного, а потом провели по удивительным магазинам и накупили там самых фантастических вещей.

Мадам Селвин простилась с ними возле входа в магический бар «Дырявый Котёл», объяснив, что нужно будет проделать дальше и как вести себя с магглами (Гермиона уже знала, что так волшебники называют простых смертных), и до последнего дня лета будущая ведьма её больше не видела.

Странный то был август… Когда визиты мадам Селвин прекратились, Гермиона поняла, что ей очень не хватает этой женщины, делавшей понятным и простым всё невероятное и невозможное. Юная мисс Грэйнджер перестала гулять и играть с друзьями, несмотря на то, что Робби Томпсон угрожал обидеться на неё всерьез, а Марта Уилсон обозвала бобром-зубрилкой.

Гермиона действительно всё свое время проводила, изучая купленные в Косом Переулке книги и учебники. Робби и Марта тоже не смогли бы оторваться от чего-то подобного!

А ещё она решила стать самой лучшей ведьмой в мире, но для этого, оказывается, нужно было очень многому научиться.

И Гермиона так погрязла в своих книжках, что совсем не оставалось времени удивляться и анализировать – она просто приняла как данность все свалившиеся на неё перемены. Даже обсуждать случившееся с родителями не было времени – она только вываливала на маму с папой тонны новой информации, почерпнутой из волшебных книг с живыми, будто в них встроены маленькие телевизоры, картинками.

И когда заветный день наступил, оказалось, что впереди – полная неизвестность, а Гермиона даже не успела о ней как следует подумать. Хотя речь шла о более чем ответственном путешествии.

Сегодня, стоя перед зеркалом с обнажённым плечом, изуродованным Меткой Тёмного Лорда, Гермиона чувствовала примерно то же самое. Только, как и в тот день, ужаса перед определяющей дальнейшую жизнь неизвестностью она не ощущала, лишь какой-то спортивный задор. И зловещий символ на коже не казался Гермионе отталкивающим или страшным. Наоборот, это клеймо вызывало восторг.

Ведь она оказалась способна на невозможное! Понять самого Тёмного Лорда, увидеть в нём человека, с которым можно договориться, у которого можно научиться чему-то, который тоже, оказывается, умеет понимать.

Оставалось не наделать ошибок в том, другом мире, куда ей предстояло вернуться. Нужно всё сделать правильно, и, может быть, она положит конец этой страшной войне.

Гермиона действительно верила в это. Верила в свои силы.

Только пока ей совсем не хотелось уезжать отсюда. Так скоро…

Ведьма обхватила голову руками. Самое неприятное – что придется играть, ещё очень долго. Чтобы не испортить всё.

А ещё через пару часов она увидит Рона. Как ему-то в глаза смотреть после всего этого?

Бывшего с ней на самом деле.

Но ничего. Справится. Справиться можно со всем.

Гермиона ещё раз окинула взглядом своё отражение, задержавшись на зловещей татуировке, и нехотя скрыла её тканью кофточки. Вздохнула.

– Ещё одна любуется, – сказало волшебное зеркало, когда за Гермионой закрылась дверь. – Много я таких повидало. Сначала восторгаются своей стигмой(1), а потом ну локти кусать: да поздно.

– Так сказало бы что девчушке! – отозвалась красивым женским голосом большая пустая картина, висевшая над кроватью Гермионы. – Все горазды себе под нос бубнить.

– Так и вы не сказали, госпожа Аврория! – обиделось зеркало.

– А мне что говорить? – На картине показалась изящная дама в старинном вечернем туалете с траурными перьями на шляпке. – Коль будет умна, ждёт её большое будущее. Она на верном пути.

– Вот тебе раз, – возмутилось зеркало и, казалось, даже вздрогнуло на стене. – У вас что же это, краска на глазах пооблупилась?!

– Ты говори, да не заговаривайся! – строго прикрикнула дама с картины. – Не то попрошу снести тебя на чердак.

– На чердак, – передразнило зеркало. – Как будто от того что-то изменится! Всё равно не принесёт это клеймо никому добра. Не помните что ли, как опосля свадьбы супруга вашего внука ходила, тряпкой свое повязав? А тоже красовалась вначале. Молодо – зелено. А потом что было-то, год назад? Я считаю…

– Твоё дело, – оборвала разгулявшееся зеркало Аврория Малфой, – комнату отражать. А за такие речи…

Не договорив до конца, дама красноречиво махнула рукой и покинула полотно. Но волшебное зеркало долго ещё бурчало что-то вполголоса, сердито посверкивая на солнце гладко отполированной поверхностью…

______________________________________________________________

1) Клеймо, ставившееся на теле рабов или преступников в древней Греции.

* * *

Слишком быстро прошли для Гермионы последние два часа. Она собирала вещи, говорила с Беллатрисой и всё время была готова разрыдаться, но мужественно носила маску – надо сказать, что к этому она приловчилась уже достаточно хорошо.

И вот она стоит в холле у груды чемоданов, рядом со всеми, к кому так привязалась за последнее время. Гермиона посмотрела в упор на своего дядю и опять почувствовала, как по спине побежали мурашки. Чья-то рука легла на её плечо.

– Я хочу поговорить с тобой, Кадмина, – тихо сказал Волдеморт, толкая дверь в небольшую комнату. Гермиона послушно пошла вслед за ним.

Внутри было темно и мрачно – совсем как у юной ведьмы на душе. Но она послушно присела на диван и посмотрела в глаза Волдеморту.

– Для начала хочу пожелать тебе удачи, – начал он. – Будь осторожна, Кадмина. Эта игра не допускает ошибок. Чётко прими для себя решение, прежде чем что-то совершить. И я должен сказать тебе… Кадмина, запомни, что бы ни выбрал для себя Гарри Поттер, куда бы ни отправился после этой свадьбы, ты должна поехать в Хогвартс и закончить обучение. Помни – это важно в первую очередь для тебя.

Гермиона усмехнулась.

– Это были лучшие каникулы в моей жизни, – тихо сказала она после короткой паузы. – Я как будто… Всё просто встало на свои места, – неожиданно закончила гриффиндорка.

– И это действительно так, Кадмина. Помни то, что узнала и умей не показывать этого. Аккуратно носи свою маску и хорошо подумай над предстоящим решением. Не нужно спешить. Но помни о моём поручении. Выбор за тобой. Будь мужественной, Кадмина. Ты ещё не научилась скрывать самые сильные свои эмоции – в твоих глазах залегла печаль. – Волдеморт склонил голову. – Думай о хорошем – прогони этот дым из своих очей. Я полагаю, мы увидимся на Рождество. А в школе, Кадмина, если понадобится, с любыми жалобами, вопросами – с чем угодно сразу обращайся к Генриху. И учись хорошо.

– Забавно слышать это от тебя.

– Забавно это говорить, Кадмина. Времена меняются. Но мы увлеклись – поспеши. И повеселись сегодня на этой свадьбе.

* * *

Ледяной взгляд Драко, напутственный поцелуй Беллатрисы, успокаивающая улыбка Нарциссы, выразительные глаза Люциуса и такой красноречивый блеск во взгляде Волдеморта – всего миг и всё это сменилось незамысловатой обстановкой дома Уизли.

Ещё никогда Гермиона не чувствовала в этом месте… простоты. Жуткой, бьющей через край простоты. Простоты, доходящей до убожества.

Что это с ней?

Лишь только трансгрессировав в кухню Норы, ведьма оказалась в объятьях Рона. Когда он отпустил её, Гермиона внезапно отчётливо поняла всю глупость их отношений. Смешно. Весь прошлый год она бешено ревновала этого мальчишку, строившего из себя жалкое подобие Дон Жуана… Глупо. Ледяной взгляд Гермионы испугал парня, и ей пришлось тут же сменить свою маску – стало даже немного смешно.

Начиналась игра, и наследница Тёмного Лорда ещё не могла и предположить, куда эта игра её в итоге заведёт…

Атмосфера торжества витала в каждом, даже самом отдалённом, уголочке Норы. Всё было так возвышенно и волнительно, так тонко и… просто.

Юная гриффиндорка совсем не ожидала от себя подобной реакции, но всё окружающее теперь казалось ей каким-то жалким. В особенности на контрасте попыток придать дому шик ради праздника.

Торжественность действительно ощущалась. Но после поместья Малфоев здесь Гермиона испытывала неловкость, хоть и внутренне стыдилась этого. Зато на фоне лёгкого налёта маскирующегося нищенства тёплые искренние отношения в семье Уизли проглядывались ярче и выглядели крепче, значимее.

Билла Гермиона пока не видела – его отослали из дома до торжественных двух часов. Флёр же просто сияла – вот кто действительно не смотрелся простушкой. Внучка вейлы, одетая в свадебное платье, светящаяся счастьем – это зрелище, от которого трудно оторваться даже женщине, а о том, что будет с мужской частью гостей, Гермиона могла только догадываться. Сейчас она с миссис Уизли и Джинни помогала Флёр одеваться – Гермиона улыбалась, смеялась и начала наконец-то по-настоящему наслаждаться праздничной атмосферой.

– Всьо хо’гошо? – взволнованно спросила Флёр, сверля свое идеальное изображение взглядом. – Я не пото’гстела?

– Ничуть, – хихикнула Джинни. Гермиона заметила, что она стала относиться к своей невестке намного лучше, как и миссис Уизли. – А что, есть причины?

– О ч’гом дума’гет столь jeune mademoiselle(1)?! – деланно возмущённым голосом спросила Флёр, и все четверо засмеялись.

– Ты прекрасна, – сказала Молли, промакивая платком увлажнившиеся глаза. – Совершенна. – Она перевела взгляд на Джинни и Гермиону. – Девочки, вы почему не переодеваетесь?

– Переодеваемся? – подняла брови наследница Тёмного Лорда.

– Мы с тобой, Амели и Габриэль – подружки невесты, – сообщила Джинни. – Пойдём, я покажу наряды. Хотя ты настолько потрясающе выглядишь, что прямо жаль что-то менять.

Надевая в комнате Джинни бледно-золотую мантию, Гермиона отметила сумрачное настроение подруги.

– Что с тобой? – через какое-то время спросила она, испытующе глядя на рыжую ведьму.

– А? Ничего, – отмахнулась та, но потом плюхнулась на кровать и уставилась в пол. – Гарри.

– Его же ещё нет.

– Неважно. Он писал мне. И… знаешь, иногда мне кажется, что я его ненавижу! – выпалила младшая Уизли.

– Он решил покинуть Хогвартс? – с замиранием спросила Гермиона.

– Нет. Он просил не говорить, почему – сам расскажет. Он решил другое. «Мы не можем быть вместе», – передразнила Джинни и скривилась. – До тех пор, пока над миром висит угроза Волдеморта!

У Гермионы чуть быстрее забилось сердце и легонько засосало под ложечкой.

– Он, видите ли, любит меня, но нежности в его письмах… Только одни сплошные размышления о мести Снейпу и Драко Малфою! Ты читала о побеге Люциуса Малфоя из Азкабана?

– А… э… Да! Конечно, – немного смутилась Гермиона.

– Ты бы послушала Гарри – ещё послушаешь, – я и сама возмущена работой мракоборцев, но, разорви меня грифон, он пишет только об этом!

– Как и когда он приедет? – спросила молодая ведьма, отворачиваясь к зеркалу и собирая волосы à la Bellatrix.

– Папа отправится за ним ближе к двенадцати. Парная трансгрессия – он же ещё не сдал тест.

– Уже двенадцать.

– Не знаю, Гермиона, – пробормотала Джинни, откидываясь на кровать, – смогу ли я вообще его видеть! Это так тяжело… Что у тебя с Роном? – неожиданно спросила она.

– Ничего, – вздрогнув, ответила Гермиона. Получилось чересчур резко. – Мог бы и написать мне пару раз летом, – добавила она, чтобы объяснить свой тон.

– У него были другие дела…

– Что?

– Ничего.

– Джинни?..

– Неважно. Просто одна из кузин Флёр немного, кхм, увлекла моего братца. Нет, ты ничего не подумай! – тут же добавила она. – Не более чем и сама Флёр – на уровне диких фантазий!

– Ну и отлично. – Гермиона вдруг придумала замечательный повод охладить любовный пыл Рона, ибо встреча с парнем оставила в ней то же неприятное чувство какой-то убогости, что и весь дом, в котором он жил. А разыгрывать африканские страсти на пустом месте совершенно не хотелось – сейчас и так было чем заняться. – Мне, по большому счету, совершенно всё равно! – вслух закончила она.

– Зря я это сказала, – расстроилась Джинни.

– Забудь. Я разберусь с ним. Нам, наверное, стоит пойти вниз?

– Пожалуй, – кивнула Джинни и озабоченно поднялась.

Но их остановил стук.

– Вы одеты? – спросил хрипловатый голос Рона из-за двери.

– Да, – сообщила его сестра, одёргивая мантию.

Дверь открылась. Вошёл Рон.

А следом за ним Гарри.

___________________________________________________________________________________________________

1) юная мадемуазель (франц.).

Глава XI: Вы только посмотрите, кто пришёл!

*апд: полтекста подло сплагиачено у мамы Ро

– Поглядите, кого я вам тут привёл! – радостно сказал Рон.

– Привет.

– Здравствуй, Гарри, – кивнула ему Гермиона.

– Привет, – улыбнулась Джинни, выжидающе глядя на вошедшего. Но Гарри не шелохнулся, и постигшая основы легилименции Гермиона поёжилась, ощутив весь коктейль гнева, негодования и обиды, взорвавшийся в душе рыжеволосой ведьмы.

– Ну что? – тихо спросила наследница Тёмного Лорда вслух. – Как прошло лето? Какие планы, Гарри?

Парень прошёл в комнату и приблизился к окну. Рон с глубочайшим интересом уставился на него, а Джинни напротив демонстративно отвернулась.

– Я возвращаюсь в Хогвартс, – объявил Гарри Поттер. – Это последняя воля Дамблдора.

* * *

– Он прилетел ко мне в первую ночь у Дурслей, – говорил Гарри деревянным голосом. – Феникс. Патронус-феникс. Последний привет от Дамблдора. – Он умолк, но потом опять заговорил глухо и безжизненно. Было заметно, что слова давались парню с большим трудом. – Просил прощения. За то, что оставил меня. Передал, что я достаточно силён, чтобы пережить всё это. И он просил меня окончить школу. Просил вернуться туда ещё раз и учиться прилежно, ради него.

«Учись хорошо», – пронеслось в мыслях Гермионы, и она с трудом сдержала улыбку от диковатого сравнения, возникшего в голове. Об Альбусе Дамблдоре у неё теперь составилось новое мнение, сильно отличное от того, зачастую слепого, восторженного восхищения, которое она испытывала к старому мудрому директору раньше.

«Я никогда не отрицал его силы. Дамблдор – могущественнейший волшебник. Я не уставал поражаться также и его ловкости, и его уму. Мне было чему поучиться у Альбуса Дамблдора, Кадмина. С самого начала, как только я его узнал, он, казалось, видел меня насквозь. Тогда. А это более никому не удавалось.

Всю свою сознательную жизнь я играл с Дамблдором в шахматы, но не сразу понял, что и он увлечённо играет со мной. И что для него эта партия со временем стала единственным смыслом существования.

Дамблдор давно искал достойного соперника, он скучал. Когда-то в молодости будущий директор Хогвартса отдался другой игре, но ту он воспринимал иначе. Верил, боролся, строил грандиозные планы… И серьёзно обжёгся в конце. Тогда, мне думается, Дамблдор дал себе зарок не увлекаться больше строительством нового мира. И с годами сильно заскучал. Нереализованный потенциал сводил его с ума, но Дамблдор боялся затевать игру на пустом месте, чтобы снова не вышло катастрофы.

И тут появился я.

Он сразу почувствовал скрытую во мне опасность и решил, что настал час проявить все свои качества, чтобы уберечь магический мир от моих посягательств. Благородно. Но он снова слишком увлёкся.

Наша партия стала для него всем, но вместе с тем превратилась со временем всего лишь в состязание. Игру всей жизни. Но игру. Шахматное сражение. А в шахматах, как известно, принято при необходимости жертвовать фигурами. И выстраивать такие комбинации, чтобы жертвы эти принесли наибольший эффект.

Я пытался победить смерть, я пытался реализовать свои идеи мироустройства, я строил империю – а Дамблдор лишь играл со мной в шахматы. И, надо признать, это был достойный и очень опасный соперник.

Он множество раз рушил сложнейшие мои замыслы, крушил грандиознейшие планы. Он поставил мне не один опаснейший шах – но он боялся выиграть эту партию окончательно. Потому что это грозило скукой – наистрашнейшим врагом великого ума.

А после нескольких самых крупных побед Дамблдор поверил в своё всемогущество. Поверил в то, что ему ведомо всё, что он лучший в мире кукловод – и его кукольный театр приносил ему немалое моральное удовлетворение. Его куклы им восхищались. И это повальное раболепие сыграло в итоге с ним злую шутку. В том огромном сундуке, где Дамблдор хранил своих марионеток, скопилось слишком много послушного тряпья, и за этим тряпьём кукловод не заметил, что некоторые игрушки начинают обрывать свои нити.

О том, что у марионеток к тому же были сердца, я говорить не стану – ибо сам, когда нужно, легко забываю о чувствах своих подданных. Единственное различие в том, что я всегда понимал, что это – лишь мои подданные. А Альбус Дамблдор предпочитал верить, что в кукольном домике живут его родные дети, любимые чада.

Самообман – вот слабость, которая погубила Дамблдора. Слабость, которая стала прогрессировать, едва он позволил её себе. А это случилось, как только старик затеял со мной свою шахматную партию…

И к старости он стал глуп – да, Кадмина, именно глуп. Мудр и глуп одновременно. Просто при всей своей силе, при своём разуме, при всех своих качествах он начал пагубно верить в тот образ, который придумал себе о людях; верить в то, что в каждом есть добро – в той интерпретации, которую он сам для себя сочинил. И что это добро в них можно использовать.

Даже в минуту своей гибели он верил в преданность Северуса Снейпа. Считал, что знает о нём достаточно, что Северус впредь будет верен – и только ему. По странной причине возомнил себя благодетелем человека, исковерканные жизнь и судьба которого аккуратно вписались в его блистательный хэллоуинский гамбит(1). Но человек, смирившийся из-за чувства вины, никогда не будет предан по-настоящему. В нём таится обида. И когда-нибудь она выливается наружу – в особенности если постоянно давить на и без того хлипкую плотину. Дамблдор сам, своими же поступками, заставил Северуса сделать окончательный выбор. Выбросить прочь давно оборванные нити.

Ещё, не мудрствуя лукаво, Дамблдор долго пытался отыскать своё виденье моей души во мне самом. Но чем дальше, тем менее понимал мою сущность. Он поверил, что уже знает обо мне всё, что я не вижу своих слабостей и не могу узреть свои ошибки.

Дамблдор никогда не считал простоту пороком – ведь простаками так легко добродушно управлять. Их судьбу нетрудно построить и направить – и они же сами останутся благодарны тебе. Так этот опытный кукловод и сколотил свой кукольный театр.

Но с годами и Дамблдор, не замечая того, становился всё доверчивее, всё наивнее. Возомнил себя мудрейшим вершителем судеб и слишком привык к этому. Считал, что никто не может разгадать его замыслов, переиграть его. И в итоге переиграл себя сам.

Он долгие годы выпиливал блистательного ферзя, имя которому Гарри Поттер; лепил, словно скульптор, продумывая каждый штрих. Выверяя каждую линию, каждую черту характера будущей первой скрипки своего оркестра. Он бережно и вдумчиво растил его, как трепетнейший родитель лелеет своё дитя, как искуснейший садовник выхаживает дорогие его сердцу растения. Он видел в Гарри Поттере будущее. Шанс на будущее для целого мира. Кульминацию нашей партии.

И готов был, как маггловский бог, пожертвовать этим возлюбленным сыном во благо миллионов, ибо и «создавал» он его также – для высшей цели. Высшей жертвы.

Но разве принесла что-то хорошее магглам жертва их бога, по их же религии?..

А теперь Альбус Дамблдор мёртв, Кадмина. Учитель мёртв, а ученик ещё не выучил урока до конца. Фигурка готова не совсем. Но сделана очень искусно. Вопрос в том, сможет ли она продолжать партию сама, ведь вытачивали её не для этого. Её создавали для исполнения воли дирижёра. А тот покинул оркестровую яму в самой середине представления, и оркестру угрожает впредь бездумно играть одно и то же. Аккомпанировать невпопад.

Дамблдор лишь перед смертью осознал, что заигрался. Что жестоко обманывал сам себя.

Самообман – самая страшная, самая пагубная ошибка. Почти всегда фатальная».

___________________________________________________________________________________________________

1) Гамбит – в шахматах: общее название дебютов, в которых одна из сторон в интересах быстрейшего развития, захвата центра или просто для обострения игры жертвует материал (обычно пешку, но иногда и фигуру).

___________________________________________________________________________________________________

– …и ради него я вернусь туда, – продолжал тем временем Гарри Поттер. – Своё последнее послание Дамблдор потратил на то, чтобы дать мне указание вернуться, и я вернусь.

– Что-то я не могу понять, как он мог послать Патронуса, – наморщился Рон. – Он что, знал, что умрёт?!

– Он послал его уже потом, – тихо сказал Гарри. – Помните? Мы видели, как дым от со… сожжённого тела принял очертания феникса?

– Вот это сила, – прошептал рыжий Уизли.

– Мы должны за него отомстить. Я должен.

Гермиона пристально смотрела в спину Гарри. «Я должен». И как же раньше она не замечала? Эту… фальшь, самоуверенность и ещё непонятно что. Смелость? На ум приходило другое определение. «Я должен». Такое впечатление, что её друг насмотрелся маггловских фильмов-боевиков!

Ведь ему же никогда не разменять монеты! Самоуверенный, даже напыщенный, всегда всё знающий лучше других, он имеет только одну истину и даже не взглянет, не попробует взглянуть на обратную сторону медали.

Пытаться говорить с Гарри о Лорде Волдеморте глупо и смешно!

Чем… чем он лучше своих врагов? По большому счёту он готов убить Северуса, Люциуса, Беллу, Волдеморта. Просто так – не говоря, не слушая, не пытаясь понять. Чем не убийца? Чем это лучше?..

Уничтожить и придумать для себя угрызения совести, чтобы долгими ночами не спать, мучаясь тем, что совершил расправу. Не знать себе прощения. В плену собственных выдуманных сожалений. А потом забыть – забыть Сириуса и Дамблдора, забыть Тёмного Лорда и даже не вспомнить об остальных, павших в боях. Побеждённых. Жениться, начать работать и мешать супруге растить детей – потому что ведь только он может знать всё: в том числе и все аспекты воспитания. Будет пару раз в год вспоминать прошлое и гордиться собой. Выдуманные угрызения растают – и правильно, ведь истинных-то не будет, они и не могут возникнуть…

Это было настоящее торнадо внезапных мыслей. Ядовитых и таких неожиданно-очевидных, само собой разумеющихся… Как же она не понимала этого раньше?! Ведь всегда гордилась им, помогала, понимала, иногда лишь пыталась понять, но ведь пыталась!

Слова Гарри Поттера вызывали у Гермионы неожиданное острое отторжение. Его соображения о долге, о чести, о его мести всем «плохим».

Заладивший одну мелодию оркестр…

Гарри говорил быстро и отрывисто. Рассказал о том, что защита его матери больше не оберегает дом Дурслей и что к ним приставлена негласная охрана, говорил о своих намерениях посетить на Рождество Годрикову Впадину, ездить с МакГонагалл на собрания Ордена, потребовать принять его в полноправные члены. Честно дал Рону и Джинни слово «порадоваться за Билла и Флёр».

«Как благородно! Шуба с барского плеча. Он порадуется ради них! Ради себя ведь нельзя». Гермиону передёрнуло, и даже это Гарри понял превратно.

Он подошел к ней, положил руку на плечо.

– Я знаю, – сказал Гарри успокаивающе. – Но мы должны сегодня радоваться. Ради наших друзей.

Гермиона горько усмехнулась.

– Хорошо, – сказала она. – Есть, сэр!

Они пошли вниз.

Выходя последней, пребывающая в несколько пришибленном состоянии Гермиона случайно бросила взгляд на Джинни.

«Наш герой совсем позабыл о ней. Вот кого жаль! Она ведь любит его. А он даже не удостоил её полноценным взглядом! Любовь зла – полюбишь и… Гарри Поттера. А может и ей это просто кажется»…

Джинни наследница Тёмного Лорда сочувствовала по-настоящему.

* * *

Гермиона ещё никогда не бывала на свадьбах волшебников, хотя и читала книжное описание ритуала. О, в этот день миссис Уизли сделала всё, чтобы организовать масштабное грандиозное празднество.

Для торжества во фруктовом саду создали огромный белый шатёр, украшенный воздушными шарами и цветами. Всюду сновали бесчисленные наёмные официанты в белых мантиях и музыканты в золотых куртках. Члены семейства Уизли, разряженные в пух и прах, то и дело сетовали на чрезмерное усердие матери жениха, но сегодня в её присутствии даже Фред и Джордж опасались откалывать шуточки.

Гостей прибыло намного больше, чем могла бы ожидать Гермиона. Когда приятели спустились вниз, фигуры в ярких одеждах уже стали появляться одна за другой в дальнем краю сада. За несколько минут образовалась процессия, которая стала продвигаться через деревья к праздничному шатру. Экзотические цветы и волшебные птицы красовались на шляпах ведьм, а на галстуках волшебников поблёскивали драгоценности. Гул взволнованных голосов раздавался всё громче и громче, по мере того как процессия приближалась к цели.

Гермиона, вместе со всеми остальными, помогала встречать гостей и рассаживать их, сверяясь с многократно размноженным детальным планом миссис Уизли.

– Салютик! – сказал знакомый звонкий голос, когда они в очередной раз вышли из шатра и встретили Люпина с Тонкс в очереди у входа. – Угадайте-ка! – просияла, увидев троицу, метаморфиня, которая обратилась по случаю праздника в блондинку. И демонстративно подняла левую руку – на безымянном пальце сияло золотое обручальное кольцо(1).

– Вы поженились! – почти хором воскликнули Гарри и Гермиона, а Рон захлопал в ладоши.

– Разумеется, без такого размаха, – хмыкнула Тонкс, обводя взглядом сад. – Так что гуляем сегодня и в честь нашего союза.

– Поздравляем! – засмеялась Гермиона. – Это здорово!

Люпин улыбнулся в ответ, но когда они отворачивались, Гермиона заметила, что на лице былого мародера от грусти залегли новые морщины. Его тревожил какой-то страх и чувство вины. Но шум и толпа не дали наследнице Тёмного Лорда времени понять, в чём дело.

_______________________________________________________________________________________________

1) Согласно английским традициям, обрученные девушки носят кольцо на безымянном пальце правой руки, а замужние – на левой.

_______________________________________________________________________________________________

Хагрид, как всегда, внёс в происходящее изрядную долю хаоса: он неверно истолковал указания Фреда и вместо специально увеличенного и укреплённого магией кресла в заднем ряду, уселся на обычные стулья, пять из которых теперь напоминали большую груду золотых спичек на траве. Пока мистер Уизли устранял ущерб, а Хагрид кричал извинения всем, кто только его слушал, Гермиона поспешила обратно ко входу, где встретила Рона и Гарри вместе с волшебником крайне эксцентричного вида.

Слегка косоглазый, с белыми, напоминающими сахарную вату волосами до плеч, он был наряжен в шляпу, кисточка которой болталась у самого его носа, и невообразимую мантию цвета яичного желтка, настолько яркую, что от её вида у окружающих начинали слезиться глаза. Странный блестящий амулет в виде треугольного глаза свисал на золотой цепочке с шеи чудаковатого колдуна.

– Ксенофилиус Лавгуд, – произнёс маг, приветствуя Гермиону. – Мы с дочерью живем сразу за холмом, и было так любезно со стороны семьи Уизли пригласить нас на праздник. Я думаю, вы знакомы с моей дочерью Полумной? – добавил он, обращаясь к Рону.

– Да, – ответил парень. – Но разве она не с вами?

– Она задержалась в этом замечательном садике, хотела поздороваться с гномами, они здесь просто кишат! Многие волшебники даже и не подозревают о том, сколькому мы можем научиться у этих мудрых маленьких гномов или, если назвать их правильно, Гномикусов Садовусов.

– Наши гномы знают множество отборных ругательств, – зачем-то ляпнул Рон. – Но, думаю, этому их научили Фред и Джордж.

Несколько позже Гермиона заметила и саму Полумну – она разговаривала с Гарри неподалёку от шатра. Как и отец, молодая колдунья была одета в ярко-жёлтую мантию, да ещё и вплела в волосы огромный цветущий подсолнух.

Гермиона поспешила поздороваться.

После того, как Полумна неторопливо удалилась искать мистера Лавгуда, появился Рон в сопровождении пожилой ведьмы, опиравшейся на его руку. Нос, немного напоминавший клюв, глаза, подёрнутые сеткой сосудов, и розовая кожаная шляпа делали её похожей на старого фламинго.

– …и твои волосы слишком длинные, Рональд! В какой-то момент я даже спутала тебя с Джиневрой… Мерлинова борода! Во что вырядился этот Ксенофилиус Лавгуд? – услышала Гермиона ещё издалека. – Он похож на омлет. А ты ещё кто? – рявкнула старуха, заметив Гермиону.

– Это Гермиона Грэйнджер, тётушка, – пробормотал Рон. – Моя школьная подруга.

– Маггловская колдунья? Ну-ну. А разве Гарри Поттер не здесь? Я надеялась встретиться с ним. Рональд, он твой друг или это лишь хвастовство?

– Гарри должен быть где-то здесь, – сказала Гермиона, удивлённо оглядываясь. Приятель только что стоял около неё.

– Хм-м. Хотелось бы мне на него посмотреть, – продолжала тётушка Рона, игнорируя девушку. – Столько всего пишут сейчас в газетках… Я только что рассказывала невесте, как лучше носить мою диадему, – громко продолжила она, впервые обратившись к Гермионе. – Гоблины делали её, она хранится в моей семье столетиями. Эта Флёр, конечно, славная девушка, но всё же француженка… Так-так, найди-ка для меня хорошее место, Рональд, мне сто семь лет и мне не следует слишком долго стоять на своих двоих.

Проходя мимо, Рон наградил Гермиону многозначительным взглядом и ненадолго пропал.

Когда спустя некоторое время они снова встретились у входа, шатёр был практически заполнен.

– Эта бабка Мюриэль просто кошмар, – сказал Рон, вытирая пот со лба рукавом. – Раньше она каждый год приезжала к нам на Рождество, это было ужасно. Затем, хвала Мерлину, она на нас обиделась – Фред с Джорджем заложили бомбу-вонючку под её стул во время ужина в Сочельник. Папа потом говорил, что она вычеркнула близнецов из своего завещания… Как будто им есть дело, они и так станут самыми богатыми в семье, учитывая, как у них идут… О, Гарри! А это кто с ним?

Гарри Поттер приближался к ним с темноволосым молодым человеком, в котором Гермиона не без удивления узнала Виктора Крама. Пробравшись сквозь толпу гостей, старый знакомый поприветствовал Рона, не отводя от Гермионы глаз.

– Ты чудесно выглядишь!

– Виктор! – просияла ведьма. – Не знала, что ты придёшь… Мерлин… О, я так рада тебя видеть! Как дела?

Уши Рона приобрели оттенок спелого помидора, и он обратился к Краму очень резко:

– Что ты здесь делаешь?

– Меня пригласила Флёр, – удивленно взглянул на парня Крам.

Гарри быстро вызвался показать его место.

– Пора рассаживаться, – сказал взявшийся откуда-то Джордж, – иначе Флёр собьёт нас с ног. Гермиона, тебя Джинни, Габриэль и Амели ждут вон там.

Возвратившийся Гарри и Рон с близнецами поспешили на свои места, а наследница Тёмного Лорда направилась к подружкам невесты, выстроившимся с корзинами цветов вдоль центральной дорожки.

Одиннадцатилетняя красавица Габриэль, походившая на ангельское видение во плоти, приветливо ей улыбнулась. Джинни протянула наполненное лепестками роз лукошко. Кузина сестёр Делакур Амели Морель только кивнула, оправляя длинные русалочьи волосы, заплетённые в шикарные косы.

В тёплом воздухе шатра повисло чувство напряжённого ожидания. Мистер и миссис Уизли ходили по проходам, улыбались и приветствовали гостей. Молли выглядела непривычно помолодевшей в новой мантии нежно-аметистового цвета и такого же оттенка шляпе.

Секундой позже, Билл и Чарли появились перед шатром, оба в праздничных нарядах с большими белыми розами, заколотыми в петлицах.

Родители Флёр смотрелись величественно и строго, а ещё, как показалось Гермионе, не одобряли выбора дочери – по правде говоря, после встречи с Фенриром Седоспиным Билл действительно выглядел ужасно. Но это придавало ему мужественности, словно бы он постарел на десяток-другой лет. Стал мудрее, но время безжалостно отметило годы. Все старательно не замечали этого, и Гермиона тоже вместе с другими.

Зато ужасный вид жениха компенсировала своей красотой Флёр – она просто вскружила голову всем, появившись на пороге Норы.

Поняла Гермиона и слова Джинни о четвёртой подружке невесты – похожая на невесомую сильфиду юная Амели явно увлекла Рона, который просто не отводил взгляда от очаровательного личика ведьмы, в которой текла кровь вейлы. Гермиона, радуясь этому в душе, решила проявить максимальное раздражение и к середине празднества вовсе перестать разговаривать со своим ухажёром.

Вскоре в шатре наступила тишина, и только тихая музыка исходила из предметов, похожих на золотые надувные шары. Собравшиеся в зале ведьмы и колдуны разом восторженно охнули, когда monsieur Делакур и Флёр пошли по проходу: невеста словно плыла, а её отец шёл весёлой походкой, сияя от теперь уже искренней радости.

– Дамы и господа, – сказал звонкий голос, и Гермиона с удивлением узнала маленького колдуна с жидкими чёрными волосами, вставшего напротив Билла и Флёр. Именно он руководил недавно на похоронах Дамблдора. – Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать соединение двух любящих сердец, – продолжал коротышка.

– Моя диадема сгладила всё плохое впечатление, – услышала Гермиона за спиной тихий шепот тётушки Мюриэль. – Однако я должна заметить, что платье у Джиневры слишком короткое, не правда ли, Аннабелла?

Джинни оглянулась, хитро улыбаясь, подмигнула сидящему через ряд Гарри и быстро повернулась назад, изящным жестом сильнее распахнув золотисто-белую мантию, обнажавшую и впрямь не особо скромный наряд.

– Уильям Артур, берете ли вы Флёр Изабелль в свои законные супруги?.. – начал маленький колдун.

На переднем ряду миссис Уизли и мадам Делакур тихо всхлипывали, утирая слёзы узкими полосками шёлка. Звук, напоминавший рёв трубы, возвестил, что Хагрид тоже был очень растроган происходящим и достал свой носовой платок размером со скатерть.

Гермиона несколько раз моргнула. Маленький колдун продолжал торжественную речь. Заручившись согласиями венчающихся, он повязал их скрещённые руки белой лентой с двумя фамильными вензелями и поднял вверх свою волшебную палочку, украшенную цветами.

– Объявляю вас мужем и женой на этой земле, доколе смерть не разлучит вас! – произнёс маленький колдун формулу Венчального заклинания.

Он взмахнул палочкой над головами молодожёнов, и дождь из серебряных звёзд посыпался на них, закручиваясь вокруг двух фигур в подобие спирали. Когда Фред с Джорджем начали аплодировать, золотые шары лопнули, очаровательные птички и маленькие золотые колокольчики вылетели из них, прибавляя музыку своих голосов и мелодичный звон к атмосфере праздника.

– Дамы и господа! – возвестил колдун. – Попрошу всех встать.

Гости начали подниматься, а тётушка Мюриэль заворчала во всеуслышание. Колдун снова повёл волшебной палочкой и стулья, на которых они сидели, взлетели в воздух, полотняные стены шатра исчезли, уступив место виду на сад, залитый солнечным светом. Шатёр превратился в навес, поддерживаемый золотыми шестами. Затем в центре тента вырос пруд с жидким золотом и превратился в блестящую танцевальную площадку. Летающие стулья выстроились в воздухе над маленькими столиками, а затем мягко опустились обратно на землю. Музыканты в золотых куртках направились к подиуму.

– Ловко, – одобрительно заметил Рон, протискиваясь к подружкам невесты вместе с Гарри. – Гермиона, пойдём, а то свободных мест не останется, – возбуждённо добавил он.

Столики действительно по большей части были уже заняты, и трио присоединилось к Полумне, восседавшей за одним из них в полном одиночестве.

Музыканты начали играть, Билл и Флёр поднялись на танцплощадку первыми под громкие аплодисменты. Спустя несколько минут мистер Уизли пригласил мадам Делакур на танец, за ними последовали миссис Уизли и отец Флёр.

– Мне нравится эта песня, – сказала Полумна, покачиваясь в такт мелодии. Потом она встала и проскользнула на площадку, где стала вращаться на одном месте с закрытыми глазами.

– Она молодец, да? – сказал неуверенно Рон. – Такая… м… непосредственная.

Однако его хорошее настроение мигом исчезло, когда на место Полумны опустился Виктор Крам. Гермиона просияла, но на этот раз Виктор воздержался от комплиментов. С угрюмым видом он спросил:

– Кто вон тот мужчина, в жёлтом?

– Ксенофилиус Лавгуд, он отец нашей подруги. – Задиристый тон Рона давал понять, что смеяться над мистером Лавгудом они не собираются. – Пойдём танцевать, – добавил он, обращаясь к Гермионе.

– О, Рон, я хочу посидеть – в отличие от тебя, я провела всю церемонию на ногах. Пойди лучше пригласи Полумну, она будет тронута.

Рон сморщился, но всё же встал из-за стола.

– Ты хорошо знаешь этого Лавгуда? – спросил Крам у Гермионы.

– Нет, только сегодня с ним познакомилась. А что?

Молодой человек зло посмотрел на отца Полумны поверх бокала – Ксенофилиус мирно беседовал с несколькими незнакомыми Гермионе волшебниками вдалеке.

– Просто, – сказал Крам, – если бы он не был гостем Флёр, я ему врезал бы здесь и сейчас за то, что он носит этот грязный знак!

– Что? – удивилась Гермиона, и они с Гарри покосились на отца Полумны более внимательно. Странный треугольный глаз поблёскивал у него на груди.

– А что с этим не так? – удивлённо спросил Гарри.

– Гриндельвальд. Это знак Гриндельвальда.

– Тёмного мага, которого победил Дамблдор? – поднял брови Гарри.

Гермиона молчала. Она уже читала в неопубликованной пока книге Риты Скитер о бурной молодости их бывшего директора.

– Именно, – челюсть у Крама двигалась так, словно он что-то сосредоточенно жевал, – Гриндельвальд убил многих, моего дедушку, например. Конечно, его влияние никогда не было значимым в этой стране. Говорили, он боялся Дамблдора. И не зря. Но это, – Крам указал пальцем на Ксенофилиуса, – это его знак, я узнал сразу. Гриндельвальд вырезал его на стене Дурмстранга, когда ещё учился там. Некоторые идиоты копировали символ на обложки своих книг или одежду, полагая, что так они будут выглядеть внушительнее, пока те из нас, кто потерял близких по вине Гриндельвальда, не объяснили, насколько они были неправы.

Крам угрожающе хрустнул пальцами и снова с ненавистью уставился на Ксенофилиуса.

– Может быть, мистер Лавгуд просто не знает значения этого знака? – предположила Гермиона. – Лавгуды, они довольно… необычные люди. Он запросто мог взять этот знак и решить, что это поперечное сечение головы Падуче-Рогатого Сноркака или что-нибудь в этом духе.

– Поперечное сечение чего? – моргнул болгарин.

– Не думай об этом. Хочешь пойти потанцевать?

– Ты же вроде бы устала? – хмыкнул Крам, беря её за руку.

– Я уже пришла в себя. – Гермиона поймала укоризненный взгляд Гарри и проигнорировала его. – Пойдём?

– Да, конечно.

Разговаривать под громкую музыку было почти невозможно. После двух танцев Виктор извинился и оставил её. Приглядевшись, Гермиона заметила, что он уверенно пробирается к тому месту, где стоял отец Полумны. Она вздохнула и пошла к своему столу. Там было пусто. Ведьма присела и осторожно сняла туфли с уставших ног.

Она закрыла глаза, невольно вспоминая Люциуса Малфоя и вчерашнее утро в её комнате. Такое далёкое сейчас. Такое немыслимое.

Что же он испытывает к ней? Неужели то был лишь случайный порыв из-за её поведения? «Вызывающего и глупого, – резонно добавил внутренний голос. – А что ты хотела-то?!»

Ей было стыдно вспоминать свои манёвры, но в то же время ведьма немножечко даже гордилась собой. Самую малость. Но всё же это была смелость. И какая!

«Умей брать, что понравилось». А как – Волдеморт не оговаривал.

Но ведь на самом деле она не должна даже думать об этом...

– Я только что видел, как Крам с негодованием ушёл после разговора с отцом Полумны. Кажется, они всерьёз поссорились, – заявил Рон, появляясь с бокалами и бутылкой шампанского. – Не знал, что они вообще знакомы.

– Они и не знакомы. Виктор рассердился из-за символа, который носит на шее мистер Лавгуд.

– Вот псих, – пожал плечами Рон. – О, Гарри! Что это с тобой? – понизил голос он, внимательно глядя на подошедшего приятеля. – Ты, э… в порядке?

Гарри выглядел подавленно и растерянно.

– Рон, Гермиона, мне надо с вами поговорить.

Ведьма кивнула и, поднявшись, послушно пошла с друзьями к стоящему поодаль полуразваленному каменному сарайчику. Там никого не было.

Гарри, казалось, не знал, с чего начинать. Они помолчали какое-то время, наблюдая за толпой.

Мотыльки стали мельтешить под навесом, теперь освещённым летающими золотыми фонариками. Вечеринка в самом разгаре. Фред и Джордж давно ушли куда-то в тёмные уголки сада в компании пары кузин Флёр; Чарли, Хагрид и приземистый маг в пурпурной шляпе заливисто пели «Герой Одо» в углу; очаровательная крошка Габриэль порхала, словно невесомая бабочка, перебегая от одной кучки гостей к другой…

– Я только что говорил с Элфиасом Дожем, – наконец произнёс Гарри. – Это член Ордена Феникса. Он ещё написал некролог Дамблдора для «Ежедневного пророка». – Гермиона кивнула. – Мы говорили, а потом ещё подошла тётя Рона. Она считает, что все эти мерзости, которые пишут сейчас газеты о Дамблдоре, – правда. Вы же знаете об этой гнусной книжке? – Наследница Тёмного Лорда перевела неуверенный взгляд на рыжего Уизли, но тот согласно кивнул. – Так вот, – продолжал Гарри, – она утверждает, что это всё так и есть. Её мать была подругой Батильды Бэгшот, автора нашей «Истории магии». А та, оказывается, жила в Годриковой Впадине. И была соседкой…

– Твоих родителей? – предположил Рон.

– Нет. Семьи Дамблдора.

– Семья Дамблдора жила в Годриковой Впадине? – ошарашенно спросил рыжий парень.

– Да! – внезапно взорвался Гарри. – За шесть лет нашего знакомства Дамблдор ни разу даже не упомянул, что мы оба жили и потеряли близких людей в одном месте! Но почему?! Может быть, мои родители похоронены рядом с мамой и сестрой Дамблдора! Навещал ли он их? Может быть, приходя на кладбище к ним, Дамблдор проходил мимо могилы моих родителей! И он никогда и ничего не рассказывал мне об этом! Даже не потрудился упомянуть. – Голос Гарри становился всё тише. Последнюю фразу он сказал почти шепотом, глядя остекленевшим взглядом вперёд, на празднующую толпу.

– Вероятно, были причины, – осторожно пробормотала Гермиона.

– Да… может быть. Мне надо забыть об этом на время. Нам нужно серьёзно поговорить, при Джинни я не мог всё сказать достаточно открыто.

«Отчего бы?» – вдруг сердито подумала Гермиона.

– Теперь меня ничто не сдерживает, – продолжал Гарри. – Итак… Для начала я хочу, чтобы мистер Уизли отвёл меня на собрание Ордена.

– Где они проходят? – внезапно оживилась Гермиона. Если она хотела отыскать потерянный Хоркрукс, то это нужно было сделать до отправления в школу, летом. – На площади Гриммо?

– Да, я отдал дом под штаб ещё в начале прошлого года. И хочу побывать на собраниях и добиться моего принятия в Орден. Но я не могу пообещать того же для вас.

– Почему?! – возмутился Рон.

– Это не игрушки, – тихо, но внушительно ответил Гарри.

– Мы понимаем, – перебила собирающегося разразиться гневной тирадой Рона Гермиона. – Мы отправимся с тобой и будем всё время рядом, но не станем давить и проситься в Орден. Мы просто поможем тебе перенести пребывание в доме Сириуса. Мы всё понимаем.

– Я…

Гермиона подавила улыбку – она знала, что Гарри не собирался вообще брать их с собой в дом номер двенадцать, прочла это в его глазах – бедный Северус столько времени пытался обучить этот дуб искусству окклюменции, а на нём только желуди расцвели. Ведьма нарочно сказала о том, что они будут рядом. Теперь Гарри не смог бы…

– Конечно, – подтвердил он её теорию. – Я благодарен вам за это.

Рон выглядел недовольным.

– Ты уже говорил с мистером Уизли? – спросила Гермиона.

– Нет, – нахмурился Гарри. – Мы спешили сюда. Поговорю завтра. Не думаю, что он может быть против.

Гермиона не была столь же в этом уверена.

– Ну что же. Нам предстоит тяжёлый путь, – торжественно продолжал Гарри. – Вы со мной?

«Ветер растрепал волосы раненого солдата, но он гордо выпрямился и отдал честь Родине». Гермиона кашлянула и кивнула. Рон тоже сделал согласный знак, хотя и побледнел.

– А теперь нам стоит вернуться: ещё один спокойный день перед боем, – продолжил герой магического мира, чем опять покоробил свою подругу.

– Гарри… поговори с Джинни, – тихо сказала она.

– Нет, – резко оборвал парень. – Будет хуже. Она должна понять.

«Принести себя в жертву на выдуманном тобой алтаре чести?!» – чуть было не ляпнула ведьма ему в спину, и решила сорвать злость хотя бы на Роне.

– Не так быстро! – строго сказала она. – Спешишь к кузине Флёр?!

Рон покраснел.

– Большое спасибо за груду писем и приятных мелочей летом, – на одном дыхании выпалила Гермиона. – Спасибо за тёплый приём! За верность и преданность. Я вижу, ты рад мне, как уборке после праздника. Ну что же. Иди прыгай вокруг кузины-вейлы, может, она посмотрит на тебя, если ты уж очень постараешься. Только ко мне не смей даже подходить!

И не слушая ничего, она развернулась и быстрым шагом пошла в сторону танцующей толпы.

Глава XII: Завещание

*апд: часть текста снова сплагиачена у мамы Ро

Проснувшись в комнате Джинни на раскладушке, Гермиона долго соображала, где она, собственно, находится. На какой-то дикий миг даже показалось, что всё было сном. Ведьма с содроганием спустила рукав и провела холодными пальцами по Чёрной Метке. Всё в порядке…

До полудня Гермиона упорно игнорировала Рона и терпеливо слушала возмущения Гарри – мистер Уизли категорически отказался пускать его на собрания Ордена.

Оставляя без ответа все вопросы мистера и миссис Уизли относительно своих планов, Гарри требовал равноправного членства в Ордене Феникса. Но мистер Уизли был так же решителен, как и его юный оппонент. Гарри злился всё сильнее, сетуя на свои неудачи Рону и Гермионе. Казалось, он скоро начнёт бить тарелки от бессильной ярости.

– Ты всё равно можешь поехать с ним, – наконец прервала поток нарастающей брани Гермиона. – И пригласить нас – ведь это твой дом.

– Точно! – блеснул глазами Гарри. – Они не посмеют меня выгнать – я могу сделать то же самое!

– Мистер Уизли уехал туда? – пропуская последние слова мимо ушей, спросила Гермиона.

– Нет, папа на работе, в Министерстве, – ответил Рон. – Зачем-то вызвали полчаса наза…

Все увидели это одновременно: полосу света, начавшую кружиться во дворе над столом: она истончилась, превратившись в светло-серебряного горностая, вставшего на задние лапы, и проговорила голосом мистера Уизли:

– Министр магии идёт со мной.

Патронус растворился в воздухе.

– Министр? – послышался с крыльца взволнованный голос миссис Уизли. – Но почему?

На обсуждение времени не было: секундой позже мистер Уизли и Руфус Скримджер трансгрессировали у ворот. Оглядевшись, они прошли через двор к столу, где стояли, залитые солнечным светом, Гарри, Рон и Гермиона. Дочь Тёмного Лорда заметила, что министр выглядит усталым и сильно измотанным.

– Извините за вторжение, – произнёс Скримджер, подходя к ним. – Всё ждал, пока вы трое соберётесь вместе. Мне нужно поговорить с вами наедине.

– С нами? – удивлённо переспросил Рон. – Почему с нами?

– Я расскажу вам это в более уединённом месте. Есть ли здесь таковое? – требовательно обратился гость к миссис Уизли, в нерешительности стоявшей неподалёку.

– Да, конечно, – нервно кивнула волшебница. – Это, м-м… гостиная, почему бы не использовать её?

– Можете проводить нас, молодой человек? – повернулся Скримджер к Рону. – И, Артур, пожалуйста, останься здесь, – поспешно добавил он.

Миссис Уизли обменялась с мужем озабоченными взглядами, а Гарри, Рон и Гермиона послушно направились к дому. Скримджер не говорил ни слова.

В гостиной он присел на продавленный стул, заставляя троих друзей вместе вжаться в небольшой перекошенный диванчик. После этого министр заговорил:

– Я здесь, уверен, вы это знаете, по поводу завещания Альбуса Дамблдора, – торжественно объявил он.

Гермиона бросила беглый взгляд на Гарри и Рона. Они выглядели потрясёнными.

– Выходит, не знаете, – вслух отметил Скримджер. – Вы не были осведомлены, что Дамблдор кое-что вам оставил?

– Н-нам всем? – переспросил Рон. – Мне и Гермионе – тоже?

– Да, всем ва…

Но Гарри перебил его:

– Дамблдор умер около месяца назад! Почему же передача того, что он оставил, заняла так много времени?!

– Изучали, видимо, – холодно обронила Гермиона. – Незаконно.

– У меня были все права, – спокойно произнёс Скримджер. – Декрет об Оправданной Конфискации даёт министру право изымать содержимое сомнительных…

– Министр, похоже, нашёл очевидное доказательство того, что собственность умершего нелегальна, прежде чем арестовывать её? – перебивая, уточнила Гермиона.

– Вы планируете сделать карьеру в магическом праве, мисс Грэйнджер? – спросил Скримджер.

– Нет, не переживайте, – хмыкнула ведьма.

Рон засмеялся. Глаза Скримджера мгновенно метнулись к нему.

– Итак, почему вы решили позволить нам получить эти вещи сейчас? – сдерживая ярость, заговорил тем временем Гарри. – Не смогли придумать предлога, чтобы оставить их?

– Нет, потому что вышел срок, – опять подала голос Гермиона. – Они не могут держать объекты больше ограниченного периода, если не докажут, что те представляют опасность. Верно? Но, насколько я помню, время вышло несколько недель назад?

– Подайте на меня иск в Визенгамот, мисс Грэйнджер, – улыбнулся министр. – Я просто ждал, пока вы соберётесь втроём. Не будем ссориться. Скажите, вы были близки Дамблдору, мистер Уизли? – вдруг спросил волшебник, вперив пронизывающий взгляд в Рона.

Рыжий парень выглядел удивлённым.

– Я? Нет… не совсем… Вообще, Гарри всегда был тем…

Рон беспомощно посмотрел сначала на Гарри, потом на Гермиону, одарившую его испепеляющим взглядом.

– Если вы не были близки Дамблдору, как вы объясните тот факт, что он упомянул вас в своём завещании? – продолжал министр. – Большинство собственности покойного – частная библиотека, магические инструменты и другое личное имущество – были оставлены Хогвартсу. Почему, как вы полагаете, вас выделили лично?

– Я не… – пробормотал Рон. – Я… когда я сказал, что мы не были близки… Я имею в виду, я думаю… что я ему нравился.

– Ты скромничаешь, Рон, – прыснула Гермиона. – Дамблдор был увлечён тобой. И, если бы не годы…

Но Скримджер уже не слушал. Он опустил руку в карман мантии и извлёк мешок со шнурком. Оттуда министр вытащил свиток пергамента, который развернул и зачитал:

– «Последняя Воля и Завет Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора…» так, вот здесь… «Рональду Билиусу Уизли я оставляю свой Делюминатор с надеждой, что он будет помнить обо мне, используя его».

Скримджер достал из сумки предмет, похожий на серебряную зажигалку. Он наклонился вперёд и передал Делюминатор Рону. Тот повертел наследство в дрожащих пальцах.

– Это ценный предмет, – сказал Скримджер, оглядывая парня. – Он даже, вероятно, уникален. Собственное изобретение Дамблдора. Почему же он оставил вам такой редкий артефакт?

Рон смущённо пожал плечами.

– Дамблдор, должно быть, выучил тысячи студентов, – упорно продолжал Скримджер. – Из них он упомянул в своём завещании лично лишь вас троих. Почему? Для чего, как он считал, вы будете использовать Делюминатор, мистер Уизли?

– Выключать свет, я полагаю, – пробормотал Рон. – Что ещё я могу делать с его помощью?

У Скримджера, очевидно, предположений не было вовсе. Он ещё мгновение испытующе смотрел на Рона, а затем вернулся к пергаменту.

– «Мисс Гермионе Джин Грэйнджер я оставляю свою копию «Сказок барда Бидля» в надежде, что она найдёт эту книгу развлекательной и поучительной».

Министр извлёк из мешочка небольшую потрёпанную книжку. Обложка была запачкана и местами отслоилась. Гермиона безмолвно приняла наследство из его рук и положила на колени. Ни имя автора, ни название ни о чём не говорили ей.

– Почему, как вы полагаете, Дамблдор оставил вам эту книгу, мисс Грэйнджер? – всё так же спокойно спросил министр.

– Вероятно, чтобы я могла её прочитать. Он любил книги.

– Почему именно эту конкретную книгу?

– Не знаю. Наверно, думал, что она мне понравится.

– Вы когда-нибудь обсуждали коды или какие-либо средства передачи секретных сообщений с Дамблдором?

– Нет, министр, – улыбнулась Гермиона. – Да их и не может здесь быть, раз сотрудники Министерства ничего не обнаружили. Верно? – склонила голову она.

Скримджер с досадой вновь уткнулся в завещание.

– «Гарри Джеймсу Поттеру, – зачитал он, – я оставляю снитч, пойманный им в его первом матче по квиддичу в Хогвартсе, как напоминание о заслугах непоколебимости и мастерства».

Гермиона подняла левую бровь. Рон хмыкнул.

Министр извлёк из своего мешка небольшой золотой мяч, размером с грецкий орех, со слабо трепещущими крылышками.

– Почему Дамблдор оставил вам этот снитч? – спросил Скримджер.

– Не знаю, – облегчённо бросил Гарри, ожидавший массы бед из-за того, что переданное директором попало на время в лапы министра. Но, судя по всему, бояться было уже нечего. – По тем причинам, которые вы только что прочли, наверное. Чтобы напомнить мне, что всего можно достигнуть, если упорно… пытаться… и всё в таком духе.

– Вы считаете, что это всего лишь символический подарок на память?

– Полагаю, – ответил Гарри. – Чем ещё это может быть?

– Снитч является хорошим местом для хранения небольшого предмета. Я уверен, мисс Грэйнджер знает, почему.

– У снитча есть память к прикосновению, – кивнула ведьма.

– Именно так, – согласился Скримджер. – До использования снитч не берут без перчаток даже изготовители: на случай спорного захвата накладывается заклятие, по которому можно определить, кто первый взял его рукой. И именно для этого в перчатках ловцов сделаны прорези. Этот снитч, – он подбросил крошечный золотой мячик, – запомнил ваше прикосновение, мистер Поттер. И мне кажется, что Дамблдор, несмотря на недостатки, всё же имевший огромный магический опыт, возможно, улучшил магию сей вещицы так, что она откроется только для вас.

Гарри не ответил, но Гермиона видела его растущее напряжение.

– Вы молчите, – продолжал министр. – Возможно, вам известно, что содержит в себе снитч?

– Нет, – огрызнулся Гарри.

– Возьмите его, – тихо произнёс Скримджер.

Глаза Гарри встретились с жёлтыми глазами министра. Помедлив, он всё же протянул руку; Скримджер вновь наклонился вперёд, медленно и осторожно положил снитч на ладонь наследника.

Ничего не случилось. Как только пальцы Гарри сомкнулись на золотом мячике, утомлённые крылья слегка дрогнули и успокоились. Скримджер, Рон и Гермиона продолжали жадно глядеть на скрытый в руке снитч, всё ещё чего-то ожидая.

– Это было драматично, – хладнокровно произнёс Гарри.

Гермиона хихикнула.

– Следующий мой вопрос, – скрывая разочарование, продолжал министр, резко меняя тему, – будет касаться портретов Альбуса Дамблдора. Говорил ли кто-нибудь из вас с его изображением?

Гермиона ещё у Грэйнджеров читала в газетах о так называемом «Портретном скандале». После смерти Дамблдора его изображение не появлялось ни на одном из известных полотен. В свете курсирующих сплетен поговаривали, что оно затаилось где-то, пытаясь избежать стыда и необходимости отвечать на вопросы.

В отличие от магических фотографий, где запечатлённые бездумно действуют в соответствии с тем, как вели себя в момент съёмки, волшебные портреты перенимают личность изображенных чародеев. Всем известно, что рисунки оживают только после смерти своих оригиналов. И что отпечаток личности воплощается лишь в одно из существующих изображений – остальные же пропадают. Образ почившего может свободно путешествовать по всем его портретам, где бы те ни находились. И все холсты, кроме того, где в настоящий момент базируется изображение, будут оставаться пусты.

Обычно обитатели мира живых воплощений выбирают для постоянного места жительства те полотна, которые висят в наиболее достойных, по их мнению, местах. В Хогвартсе, например, почти не было пустых картин.

Где и почему пряталось изображение Альбуса Дамблдора сейчас не знал никто.

– Нет, министр, – ответил на вопрос Скримджера Гарри. – И я, и мои друзья видели только фотографии Дамблдора.

– Пытались ли вы вызвать изображение на один из портретов?

– Он не отзывается, – тихо сказал Гарри. И после паузы добавил: – Мне, как и вам, неизвестно, почему.

Воцарилось молчание. Министр сверлил Гарри недоверчивым взглядом.

– Это всё, не так ли? – спросила Гермиона, пытаясь приподняться с дивана.

– Не совсем, – буркнул визитёр, чьё настроение, похоже, сильно испортилось. – Дамблдор завещал вам ещё одну вещь, Поттер.

– Что же? – спросил Гарри со вновь нарастающим волнением.

– Меч Годрика Гриффиндора, – нехотя ответил колдун.

Гермиона и Рон замерли. Гарри огляделся в поисках декорированного рубинами эфеса, но Скримджер не извлёк меч из магического кожаного мешка.

– И где он? – подозрительно уточнил парень.

– К сожалению, – Скримджер, казалось, ухмыльнулся, – меч не принадлежал Дамблдору, соответственно, он и не мог его завещать. Меч Годрика Гриффиндора является важным магическим артефактом. Почему, вы полагаете…

– Дамблдор хотел передать мне меч?! – перебивая его, прорычал Гарри, заканчивая фразу. – Возможно, он считал, что тот будет хорошо смотреться у меня на стене!

– Это не шутка, Поттер! – гаркнул Скримджер. – Было ли это потому, что Дамблдор верил, что только меч Годрика Гриффиндора может победить Наследника Слизерина? Желал ли он дать этот меч тебе, Поттер, потому что он верил, как и многие, что ты – единственный, кому предназначено уничтожить Сам-Знаешь-Кого?

Гермиона почувствовала холодный пот на спине. Мантия намокла и прилипла к коже.

– Интересная теория, – холодно произнёс Гарри. – А хоть кто-то вообще пытался вонзить меч в Волдеморта? Может быть, министру стоит отправить на это задание своих людей, вместо того, чтобы терять время, потроша Делюминаторы или покрывая сбежавших из Азкабана? Так вот, что вы делаете, министр, закрывшись в своём кабинете, – пытаетесь вскрыть старый школьный снитч? И вы всё ещё ожидаете, что мы будем сотрудничать с вами?!

– Ты слишком далеко зашёл! – закричал министр, вскакивая со стула. Гарри тоже встал на ноги. Скримджер подался к парню и в сердцах ткнул его в грудь концом волшебной палочки: у Гарри на футболке появилась дырка, похожая на след затушенной сигареты.

– А-а! – взревел Рон, выпрыгивая и поднимая свою волшебную палочку, но Гарри резко остановил его.

– Нет! Ты же не хочешь дать ему предлог арестовать нас?

– Помните, что вы – не в школе! – процедил Скримджер, тяжело дыша в лицо Гарри. – Помните, что я – не Дамблдор, который прощал ваше высокомерие и непокорность. Ты можешь носить этот шрам как корону, Поттер, но семнадцатилетний юнец не вправе говорить мне, как выполнять мою работу! Надеюсь, в этот раз ты научился хоть какому-то уважению!

– В этот раз вы его заработали, – бросил Гарри.

Пол задрожал, раздался звук быстрых шагов, затем дверь в гостиную открылась – мистер и миссис Уизли вбежали в комнату.

– Мы… мы подумали… мы слышали, – начал мистер Уизли, крайне обеспокоенный открывшейся сценой.

– Громкие голоса, – закончила за него жена.

Скримджер отошёл на пару шагов от Гарри и уставился на дыру, которую проделал в его футболке. Казалось, он сожалел о том, что вышел из себя.

– Это… ничего, – прорычал колдун, – я… мне жаль, что вы всё воспринимаете так. – Он ещё раз взглянул Гарри в лицо. – Кажется, вы полагаете, будто Министерство магии не желает того же, чего и вы, – но это не так. Мы должны работать вместе.

– Мне не нравятся ваши методы, министр, – обронил Гарри. – Вы помните?

Он поднял правую руку и показал Скримджеру шрам на тыльной стороне ладони, который всё ещё казался белым – надпись «Я не должен лгать». Выражение лица министра огрубело. Он молча повернулся и поковылял из комнаты. Миссис Уизли поспешила за ним.

– Что он хотел? – спросил Артур, подозрительно оглядывая Гарри, Рона и Гермиону.

– Передать нам наследство от Дамблдора, – ответил герой магического мира. – Они лишь только что открыли содержание его завещания, только сейчас!

* * *

В полумраке чердака Рон исследовал свой Делюминатор, а Гарри вновь и вновь рассматривал старый снитч, время от времени потирая под футболкой обожжённую кожу, тщательно обработанную миссис Уизли специальным составом.

Гермиона закончила в третий раз перелистывать замусоленную книжку – это был сборник сказок, написанных рунами. Она уже осмотрела и Делюминатор Рона, и золотой снитч. Но так ничего и не поняла.

– Я всегда говорил, что он был немного сумасшедшим, – обиженно промямлил рыжий Уизли. – Великолепным и всё такое, но чокнутым. Оставить Гарри школьный снитч – для чего это, разорви меня грифон, было нужно?

– Не знаю, – мрачно сказала Гермиона. – Когда Скримджер заставил Гарри взять его, я была совершенно уверена, что что-то произойдёт!

– Но ведь я и не пытался взять его перед Скримджером так как надо, – улыбнулся вдруг Гарри. – Вспомните! Ведь снитч, который я поймал в первом матче по квиддичу…

– Это же был тот снитч, который ты едва не проглотил! – выпалил Рон. Гермиона почувствовала, как её ноги покрылись гусиной кожей.

Не отвечая, Гарри дрожащей рукой поместил шарик в рот.

Он не распахнулся. Зато на золоте проступила витиеватая, быстро тающая надпись: «Я открываюсь там, где закрываюсь».

– И что это должно означать? – спросила наследница Тёмного Лорда после того, как первое ликование друзей улеглось и стало ясно, что загадок от этого «продвижения» только прибавилось.

– Откуда мне знать? – сердито буркнул Гарри, с досадой глядя на снитч. – И меч… Почему Дамблдор не мог просто сказать мне об этом?! Я был там, меч висел на стене его кабинета во время всех наших бесед в прошлом году! Если он хотел дать мне его, почему не сделал этого тогда?!

– Ещё и эта странная книга, – вслух подумала Гермиона. – Похоже на сказки, но я никогда раньше не слышала о них.

– Ты никогда не слышала о «Сказках барда Бидля»? – недоверчиво переспросил Рон, скорчив невообразимую гримасу. – Шутишь, что ли?

– Ты знаешь их? – в свою очередь изумилась Гермиона.

– Конечно! Почти все старые детские истории написаны Бидлем! «Фонтан Феноменальной Фортуны», «Волшебник и Скачущий Горшок», «Бэббити Рэббити и её кудахчущая нога»…

– Что? – переспросил Гарри, хихикнув. – Что там было последним?

– Прекратите, – смутился Рон, глядя на своих друзей округлившимися глазами, – вы должны были слышать о Бэббити Рэббити!

– Рон, ты ведь хорошо знаешь, что я и Гарри воспитывались магглами, – поучительно произнесла молодая ведьма. – Мы не слушали таких историй. В детстве нам рассказывали о Белоснежке и Золушке.

– Что это, последнее, – болезнь вроде золотухи? – картинно сморщился рыжий колдун.

– Итак, это детские сказки? – проигнорировала выпад Гермиона.

– Да, – неуверенно ответил Рон, всё еще отказываясь верить в то, что над ним не подшучивают. – Старые сказки, которые написал Бидль. Но я, вообще-то, не имею представления, как они выглядят в первоначальных версиях…

– Прочту их внимательно. Наверное, разгадка кроется где-то в текстах.

* * *

Остаток дня прошёл довольно быстро. Гермиона помогала с послепраздничной уборкой, отбывали многочисленные родственники, оставшиеся ночевать в Норе; Гарри кидался на мистера Уизли из-за каждого угла, налетая с ураганом укоризны в глазах, а Рон неожиданно обиделся из-за холодности своей непокорной подружки и вообще куда-то пропал на полдня.

Джинни выглядела отвратительно. Утром Гермиона долго помогала ей привести опухшие и красные глаза в нормальное состояние, а днём старалась поддерживать, но выходило не особо успешно.

Наблюдающей за попытками Гарри переубедить мистера Уизли, за Гарри, полностью увлечённым собой и своими проблемами, Гермионе стало так жаль девушку, что она даже позабыла о своих личных треволнениях и загадочном наследстве, полностью переключившись на горести подруги.

– Он тебя не стоит, – тихо убеждала она, пока ведьмы расставляли посуду на обеденном столе. – Поверь, Джинни.

– Или я его… Что я делаю не так?

– Что бы ты ни делала… Гарри живёт в своём мире – даже самая красивая, умная и любящая женщина сейчас не затмит для него ненависти к Северусу и желания поскорее уничтожить врага.

– Наверно… Как ты назвала Снейпа? – внезапно сощурилась Джинни.

– Я… э… Пошутила, – прикусила губу неосторожная ведьма. – Ха-ха. А где вилки? Постой, сейчас их принесу!

* * *

Изучение старой книги сказок так ничего и не дало, хотя Гермиона не собиралась сдаваться. Но ей было над чем поразмыслить и без этого.

Гриффиндорка уже поняла со всей очевидностью, что не только с Гарри и Роном, но и со старшими представителями семьи Уизли нечего и думать заводить речь о возможности переговоров с Волдемортом. Её даже не попытаются услышать.

Миссис Уизли, под игом которой негласно находились все остальные представители этой фамилии, во всяком случае, во время обитания в Норе, была настроена более чем категорично. Она не допускала и мысли о том, чтобы дети были вовлечены в войну. Причём в категорию «дети» попадали у неё не только закадычное трио, но и даже совершеннолетние и самостоятельные близнецы.

«Вы слишком юные для этого», – твердила миссис Уизли и сим парировала любые попытки не только помочь в борьбе с Волдемортом, но и даже просто узнать что-либо о планах и соображениях Ордена Феникса.

Молли была до глубины души возмущена существованием таинственного «задания», которое дал Гарри и его друзьям покойный директор. Каждый новый день с утра и до поздней ночи она всеми правдами и неправдами пыталась узнать о дальнейших планах героя магического мира и о том, что за миссию возложил на него Дамблдор. И, хотя успеха в этом ей добиться не удалось, Молли не сдавалась.

Гермиона не была столь наивна, чтобы предполагать, будто миссис Уизли иначе как с паническим ужасом сможет воспринять идею переговоров и гипотетических соглашений; или весть о том, что Гермиона эти «переговоры» уже начала и что на плече подруги её детей красуется Чёрная Метка.

Вместе с Молли выпали из списка возможных конфидентов и все остальные Уизли – слишком уж велико влияние жены и матери в этом семействе.

Во время свадебной вечеринки Гермиона осторожно присматривалась под новым углом и к другим присутствующим членам Ордена.

Человек, с которым можно затеять подобный разговор, должен быть ей очень хорошо знаком. А таковых, за вычетом многочисленных Уизли, в Ордене Феникса было не столь много. Собственно, Гермиона всерьёз размышляла только над кандидатурами Люпина и Тонкс.

Но пришла к выводу, что новоиспечённая миссис Люпин слишком безответственна, к тому же ещё и увлечена сейчас своими личными делами куда больше, чем судьбами мира. Кроме того, даже убеди она Тонкс – это вовсе не поможет делу. Уж кого-кого слушать не станут…

А сам Люпин выглядел настолько замученным, обеспокоенным и несчастным, что в данной ситуации подходил Гермионе ещё меньше, чем его молодая жена.

В общем, наследница Тёмного Лорда оказывалась в сложном положении.

По большому счёту, на роль возможной наперсницы сколько-нибудь подходила только Минерва МакГонагалл. Но с ней Гермиона совсем не общалась в неформальной обстановке. И, хоть отношения между лучшей ученицей школы и деканом Гриффиндора сложились замечательные, они никогда не были особо близки. А такой разговор не заведёшь с бухты-барахты. Нужно осторожно, потихоньку… МакГонагалл и на свадьбе-то не было. Оставалась школа. Но и там вся эта затея выглядела более чем туманно.

Собственно, кроме Хогвартса, было ещё одно место, где Гермиона могла повстречать теперешнюю главу Ордена Феникса. А именно старый дом на площади Гриммо, штаб всей организации. Место, куда, судя по упрямству Гарри, они в любом случае на этих каникулах попадут; место, куда Гермионе очень следовало, и куда она очень боялась приходить.

Потому что на полках в гостиной, в многолетней пыли и паутине затаился медальон, который Гермионе придётся положить на одну из чаш весов, положить своими руками. И чем больше она общалась этим летом с Гарри, на которого как будто раскрылись глаза, тем менее была способна передать Хоркрукс в его руки.

Но найти и отдать медальон Волдеморту – это был слишком категоричный шаг. А если она просто запуталась, если впоследствии ей придётся жалеть об этом всю свою жизнь?

И всё равно побывать на площади Гриммо было необходимо.

Джинни Уизли с каждым днём становилась всё сумрачнее, а Гарри всё раздражённее и обиженнее. Потеряв уехавшую вместе с сёстрами и родителями на родину Амели, Рон тоже сделался мрачным и злым. Пытался пару раз подкатиться к разрываемой бесконечными сомнениями Гермионе – выслушал много грубостей.

– Знаешь, что?! – однажды выпалил Рон вечером, когда они стояли за Норой. – Нечего строить из себя разобиженную, понятно?! Поверь, я не хочу, чтобы в школе на всех углах стали трепаться, что меня кинули! Ты моя девушка, Гермиона!

– А теперь послушай меня, – холодно сказала «его девушка», едва сдерживая внезапно вспыхнувшую ярость. – Ты только что сжёг все мосты, которые могли возобновить наши отношения! Кстати, совет на будущее – напиши книгу «Чего нельзя говорить барышне, ежели хочешь, чтобы она осталась твоей» и включи в неё все комплименты, которые придут в твою голову.

– Ты слишком много о себе возомнила! – рассвирепел Рон. – Ведёшь себя, как дура! Ты, может быть, и стала потрясно выглядеть, но, химеровы когти, с кем же ты теперь будешь?! А?! Одна? В твоём возрасте это просто стыдно!

– Поверь, Рон, одна я не останусь, – злобно обронила гриффиндорка. – И не заставляй меня применять на тебе то, чему я научилась летом!

– Вот-вот! Единственное, что ты делала летом – училась! И в школе также! И после неё! Учись, Гермиона, не с твоими амбициями заводить взаимоотношения с людьми!

– Рон…

– Нет, я скажу! Я терпел, терпел – мне надоело! Ты слишком многого хочешь! Писал я тебе мало?! Ты тоже!

– Может, тебе ещё цветы подарить?!

– Помни, ты живешь у меня дома.

– Что?! Рон, да ты в своём уме? Хотя это уже не важно!..

Ведьма развернулась и пулей полетела к крыльцу.

– Пойди, поплачь! – крикнул вслед Рон. – Подушка – лучшая подружка! Других нет!

Обида, резкая и горькая, накатила внезапно и очень горячо. Да чем же она заслужила все эти слова?! Чем заслужила их от Рона, которому всегда была верным другом, которому помогала, с которым была рядом в трудную минуту, делила, как и с Гарри, всю свою жизнь?! Да, много лет для Гермионы самыми близкими друзьями были они – Рон и Гарри: такие разные и столь похожие, непутёвые и находчивые, упрямые, каждый со своими недостатками и своими достоинствами; такие родные, близкие, будто часть её самой. Да, имея их, Гермиона не искала ничего большего. Столько времени. Постоянно была рядом: в ущерб себе, часто – в ущерб здравому смыслу. И ради чего? Чтобы сейчас Рон кричал ей подобные слова? Сейчас?! Да если бы только знал этот неблагодарный рыжий щенок о том, с кем вообще разговаривает! Кем была его давнишняя подруга, кто проверял его домашние работы, кто проплакал в подушку весь прошлый год в девичьих спальнях Гриффиндора потому, что этот безмозглый увалень корчил из себя Казанову.

Да она может сейчас, вот прямо сейчас, развернуться и уйти! Подушка – лучшая подружка?! Других нет?!

Есть другие! Ещё какие другие! Вам и не снились!

– Миссис Уизли, я уезжаю! – громко заявила Гермиона, распахивая ку́хонную дверь.

– Что?!

– Ваш младший сын меня выгнал.

– Что?!!

– Рон считает, что я здесь лишняя. И я уезжаю – спасибо за гостеприимство!

– Гермиона! Я поговорю с ним, он извинится! Да что случилось?

– Не нужны мне его извинения!!! – в исступлении закричала ведьма, чувствуя, что у неё начинается форменная женская истерика. – Он сказал, что я ничто! У меня нет ни друзей, ни поклонников, ни любящих меня людей, ни смысла жизни! Что он понимает?! Если бы он знал… Да я могу… О, он ещё поймёт, кто такая Кад… Гермиона Грэйнджер!

– Гермиона…

– Оставьте меня!

И, на бегу вытирая катящиеся слёзы, наследница Тёмного Лорда умчалась в комнату, которую они с Джинни делили на двоих.

Успокоилась она не скоро, но, придя в себя, не только устыдилась разыгранного на кухне спектакля и этих зазорных слёз, но и всерьёз испугалась того, что чуть не выболтала сгоряча в голос. В её сомнительном положении истеричность неуместна. Несмотря на все нервные перенапряжения. Да и не привыкла Гермиона Грэйнджер вести себя так глупо.

* * *

В дом номер двенадцать Гермиона попала двадцать четвёртого августа. Очень сердитый Артур Уизли привёл туда Гарри и его "гостей", поклявшись, что они не попадут на собрание Ордена. Гарри так достал его за эти дни, принципиально не слушая ничего об опасностях и правилах, что Артур теперь старался вообще поменьше находиться дома.

И вот они оказались вновь в штабе Ордена Феникса, где на Гарри нахлынули воспоминания о Сириусе. А на Гермиону – мысли о гостиной. Там-то она и оказалась, как только появилась возможность. С бешено бьющимся сердцем вошла ведьма в скудно освещённую огромную комнату и нашла… Полное отсутствие шкафов. Ни единого.

– А где все шкафы из гостиной? – осторожно спросила начинающая мисс Марпл(1) у Артура Уизли во время ужина в полуподвальной кухне.

– Когда уборка завершилась – вынесли. Они опустели совсем.

– А всё, что в них было? – опешила Гермиона. – Это же довольно опасные вещи!

– Спроси Молли. Я не занимался здесь расчисткой…

– Мистер Уизли, – тихо начал Гарри, – можем мы ещё поговорить сегодня?

– Нет, Гарри.

– Послушайте!!! Вы не один тут решаете, кто будет членом Ордена, а кто нет!!! – Рон сделался ниже ростом, Гермиона сердито притихла, а хмурый Артур поднялся перед свирепым подростком в полный рост. – Я имею право!!! Мне уже семнадцать лет!

– Выйдем, Гарри, – сумрачно произнёс Артур Уизли. – В коридор.

– Пойдёмте.

Они ушли. Рон пристально посмотрел на Гермиону.

– Гарри стал очень дёрганным, – сказал он.

– С тобой я это обсуждать не намерена, – оборвала ведьма, поднимаясь со стула.

* * *

Неизвестно как, но Гарри всё же своего добился. Почти. Артур пообещал вынести этот вопрос на обсуждение и, если всё уладится, позволить ему ездить на собрания с МакГонагалл. На этом Гарри посчитал пребывание в доме номер двенадцать завершённым, и, с его легкой руки, все вернулись в Нору, где Гермиона поспешила поговорить с миссис Уизли об интересующих её предметах.

– А почему ты спрашиваешь?

– Мистер Уизли сказал, что всё было выброшено, – невинным тоном пояснила юная расследовательница, – но там были такие гадкие вещи! Как же их можно выбросить – это не опасно?

– И не говори, Гермиона, – сердито закивала Молли. – Все артефакты были собраны, когда завершилась уборка, и Альбус должен был их обезвредить, но… Этот… этот… это существо растаскало их!

– Кто?! – вытаращила глаза Гермиона. – Ки-кикимер?!

– Наземникус Флетчер! – с отвращением выдавила Молли. – Он разворовал там всё, что можно, пока мы не заметили и не защитили дом от его посещений! А теперь его вообще никто не может найти!

– Он забрал всё? – тихо спросила ведьма.

– Практически.

– Но зачем?

– Думаю, продаст награбленное. Такой человек ни перед чем не остановится ради денег!

«Наземникус, – мрачно подумала Гермиона. – Просто отлично. Чует сердце, Хоркрукс уже где-нибудь в далёкой Австралии… Ох, не справилась Нэнси Дрю(2) с поручением».

И на чашу весов класть теперь нечего…

* * *

Остатки лета пролетели на удивление быстро. Вероятно, это было связано с полным отсутствием событий, точнее смены событий: грустная Джинни, свирепый Рон, героический Гарри и встревоженная Молли. Билл и Флёр уехали в короткое свадебное путешествие, Фред с Джорджем вернулись к работе в своём магазине, а Чарли и Артур почти не появлялись дома. Гостей тоже не было.

Дни шли, и быстро приближалась осенняя пора возвращения в Шотландию. После приезда из Лондона Гермиона по большей части бывала одна или разговаривала с Джинни. Слушать Гарри для неё было тяжело – теперь всё, сказанное приятелем, вызывало лёгкое раздражение. И с этим ничего не удавалось поделать. А с Роном и вовсе лучше было не пересекаться, что, впрочем, получалось с трудом. За эти дни они совсем разругались, и её рыжий воздыхатель показывал себя далеко не с лучшей стороны, в результате чего окончательно пал в глазах молодой ведьмы.

Вечером тридцать первого августа, после торжественного ужина, традиционно устраиваемого миссис Уизли, задумчивая наследница Тёмного Лорда ушла подышать свежим воздухом и опять наткнулась на Рона.

– Может, ты перестанешь, и мы всё вернём на свои места? – с места в карьер начал он.

– Забудем все гадости?

– Да!

– Всё невнимание и обиды?

– Да!!!

– Все оскорбления?

– Э… да.

– Рон, иди лесом, пока я тебя не заколдовала! – снисходительно посоветовала Гермиона.

– Знаешь, ты стала агрессивной и грубой. Тебе не идёт!

– У меня другое мнение.

– Ты со своим мнением останешься старой девой!

– Послушай, мальчик, не лезь, куда не просят! Слышишь?! – Гермиона угрожающе вынула палочку. – Топай к маме!

– Идиотка истеричная!

– Рон, тебе будет плохо! – угрожающе предупредила Гермиона.

– Да пошла ты!

Она легко качнула рукой, и Рон с высоты своего роста плюхнулся на траву.

– Совсем ошалела?!! Сариото…

– Экспеллиармус! – Она поймала палочку Рона. – Слушай меня внимательно. Ты мне надоел. Ты грубый, неотёсанный и припадочный. Забудь моё имя, Рон. – Она швырнула ему палочку. – Дай бог, после школы тебя я больше не увижу.

– Идиотка, – прошипел парень, поднимаясь и потирая бок. – Крыша на нервной почве поехала?! Нужна ты мне больно!

Он захромал к Норе, а Гермиона оперлась о ствол старого дерева, пытаясь успокоиться.

Она чувствовала, что неправа, но ничего не могла с собой поделать. Действительно стала грубой и раздражительной.

Слишком многое теперь выводило из душевного равновесия: то, что раньше она воспринимала как невинные слабости своих друзей, ныне било по глазам со страшной силой. И эти дети идут воевать с кем-то! Строят планы… На что-то надеются… Злятся на взрослых, разводя бури в стакане воды! А ведь миссис Уизли, хоть ей и не достаёт дипломатичности, совершенно права. Они просто ещё слишком маленькие. Но они-то этого не понимают…

И не стоит даже думать заикаться на сей счёт. Выйдет ненужная ссора.

Значит, надо терпеть. А терпения катастрофически недоставало…

Сказались на Гермионином состоянии и длительные переживания о Хоркруксе-медальоне. Может, и к лучшему, что он затерялся. Ведь там, куда он мог попасть, уж Гарри-то его точно не отыскать. Тем более он даже не знает, что именно ищет. Но Наземникус куда-то пропал, так что и знающему вряд ли удастся выйти на след артефакта, который, скорее всего, уже успели перепродать не один раз.

Итак, Гарри Хоркрукса не найти, а значит, у Гермионы есть время. Время, так необходимое для того, чтобы как следует подумать и отыскать подходящего человека, безопасного и авторитетного, которого можно осторожно навести на мысль о переоценке ситуации, о возможности переговоров с Тёмным Лордом и нахождении компромисса. На это понадобится немало месяцев и немало сил, да и результат далеко не гарантирован. Но, откровенно говоря, Гермионе очень не хотелось, чтобы Гарри успел найти и уничтожить Хоркруксы.

С другой стороны, не хотелось и мешать ему. Отыскать медальон и передать его Волдеморту – это было бы уже самым настоящим предательством. А так она вроде бы и ни при чём, но и Хоркруксу ничего не угрожает.

И не нужно принимать окончательных решений так скоро…

Не нужно почти. Всё испортила эта старая замусоленная книжонка, её часть наследства Альбуса Дамблдора. Разумеется, это не просто жест, сувенир на долгую и светлую память. И, разумеется, своё послание старый директор спрятал так, что мог быть точно уверен – в Министерстве магии не сумеют его разгадать. Другой вопрос в том, почему было не послать эти вещи совой или, для верности, почтовым заклинанием, не доверить их вручение хогвартскому эльфу или не передать прямо в руки с условием открыть только в крайнем случае… Даже если никак не желал объяснить всё сам, по-людски – существовал миллион способов избежать официального дознания и понятно разъяснить, в чём обстоит дело. Но это, теперь Гермиона понимала, – слишком просто для той изысканной шахматной партии, которую вёл Альбус Дамблдор. Простые и понятные ходы сделали бы её некрасивой.

Поэтому теперь троим подросткам, которых он выбрал в свои авторитетные исполнители, придётся играться в клуб имени Шерлока Холмса. Причём, судя по всему, играться довольно долго – во всяком случае, Гермиона упорно не находила в старом сборнике сказок ничего примечательного, как и не представляла, каким образом открыть золотой снитч или зачем был завещан Рону Делюминатор.

А от загадочной книжки проблемы только росли. Её личные глобальные проблемы: пресловутая необходимость выбора, принятия какого-то решения.

Сказать или нет о сборнике сказок Волдеморту, показать ли книгу ему?

И Гермиона за эти недели так устала ломать голову над дурацкими детскими баснями волшебников, настолько отчаялась понять что-то сама в читанном-перечитанном послании старого директора, что безумно хотела только одного – чтобы ей объяснили его смысл.

И она знала, кто сможет это сделать. Разложить всё по полочкам, разъяснить и растолковать.

Но не это ли станет точкой невозврата?..

Вот какие мысли, вкупе с грандиозными замыслами о «перемирии», блуждали в голове наследницы Тёмного Лорда. А тут – Рон со своими быстро перешедшими в дерзость ухаживаниями. Да, ей было не до него – но это же не повод превращаться в животное, орать, грубить, размахивать тут своими ручищами и ставить какие-то ультиматумы! Ещё собственник выискался! Кажется, обетов верности она не давала…

– Да кто он мне вообще такой? – в сердцах прошипела Гермиона вслух, бросая яростный взгляд на светящиеся в темноте кривые окна Норы.

– Cadmine, хочешь, он вообще пропадёт без вести? – внезапно спросил тихий женский голос из рощи, и Гермиона подскочила от неожиданности. – Это, правда, может осложнить завтрашний отъезд в Хогвартс, но жизнь твою явно сделает проще. Могу устроить.

Из тени деревьев показалась закутанная в чёрный плащ Беллатриса.

__________________________________________________________

1) Джейн Марпл – персонаж романов Агаты Кристи, детектив-любитель.

2) Нэнси Дрю – литературный и киноперсонаж, девушка-детектив

Глава XIII: Первое сентября

– Ты неплохо справилась, не думай.

Они ушли вглубь рощи, и вот уже двадцать минут Белла слушала пылкое повествование о прошедших в доме Уизли двух неделях. Гермиона и не догадывалась, сколько всего накипело в ней за эти пятнадцать дней и как сильно хотелось выговориться перед человеком, с которым можно быть откровенной. По иронии судьбы среди стольких давно знакомых и ставших по-настоящему родными людей этим человеком оказалась Беллатриса Лестрейндж, и Гермиону совсем не покоробило это.

В конце концов, эта женщина была её матерью. И образ её в подсознании юной ведьмы всё ещё не воссоединился с той Беллатрисой Лестрейндж, о которой она теоретически знала. Просто две совершенно разные колдуньи, и эту, столь вовремя явившуюся сейчас, Гермиона воспринимала ныне, ввиду некоторых причин, куда ближе, чем всех тех, оставшихся на свету, за линией этой тёмной рощи, где наконец-то можно говорить то, что думаешь.

И она говорила. Вываливала из себя весь накопившийся груз невысказанных впечатлений. Странных, кричащих, неожиданных… Пугающих Гермиону своим резким контрастом с тем, к чему она привыкла.

– Не печалься, ты приспособишься, – подытожила её излияния Беллатриса. – Так бывает. Стоит уловить новый угол зрения, и начинаешь на всё смотреть по-иному.

– Но я стала бояться, я не узнаю саму себя! Это как наваждение. И у меня сдают нервы, – угрюмо закончила Гермиона.

– Ты изменилась, – пожала плечами Белла. – Это закономерно. Я в своей жизни тоже долго носила маску. При свете дня Беллатриса Лестрейндж, а в ночи неистовая Пожирательница Смерти. Очень контрастные образы. Мне было тяжело. И сразу я чуть не сорвалась. Но я смогла – и ты сможешь. Перемены характера, произошедшие в период, когда змея появилась на моей руке, восприняли как реакцию на изменение привычного уклада жизни, хотя я уже почти год как была замужем… Люди слепы. И любят сами придумывать себе легенды. Пользуйся этим, чтобы набраться опыта и актёрского мастерства. Tu sauras le faire, Cadmine(1). И привыкнешь к тем, кто тебя окружает вновь.

– Но они ужасны! Гарри и Рон. Рон жалок, но с Гарри хуже. Он возомнил о себе невесть что, считает, что другие никогда не смогут его понять, и злится на всех окружающих. Но это бы ладно! Мне так жаль Джинни. Она ведь любит его, страдает – а он, кажется, не замечает этого вовсе. Он так с ней жесток!

– Герои всегда такие, Кадмина, – невозмутимо улыбнулась Белла.

– Но ведь Гарри таким не был! То есть… то есть я не замечала… Точнее, не думала, что настолько… Что… Ведь он разрушит ей жизнь! И это уже не игрушки. А он и не думает…

– Гарри Поттер таков, каким его воспитали, – прервала Беллатриса. – Не вини его слишком сурово. Он привык быть особенным, окрылён успехами прошлого. Альбус Дамблдор постарался, чтобы мальчик поверил в свою исключительность. Ему семнадцать лет, не требуй от него слишком многого.

– Я понимаю… Но Джинни! На неё больно смотреть.

– Это её выбор, – развела руками Белла.

Гермиона вздохнула и отвела глаза.

– Мне нужно поговорить с Papá, – сказала она затем, продолжая смотреть в землю. – По поводу книги, завещанной Дамблдором. Судя по всему, это некая загадка, ключ к выполнению «задания» директора.

– С этим придётся немного подождать. Посмотрим при случае, ne t'en fais pas(2).

– И ещё мы потеряли тот Хоркрукс, – вздохнув, добавила Гермиона, внезапно осознав, что в пылу забыла упомянуть самое важное, – вместе со всем, что решили выбросить во время уборки штаба Ордена Феникса.

– Выбросить?! – вскинулась Беллатриса.

– С другой стороны, и Гарри вряд ли теперь найдёт его, – продолжала ведьма. – Сейчас медальон может быть где угодно.

– Ладно. Pas grave(3)! – Наследнице Тёмного Лорда показалось, что это «pas grave» было несколько наигранным. – Тебе понадобится немало терпения, Кадмина. Будь сильной. Это понравится тебе, я уверена. Попытайся отрешиться от чужих проблем, хотя бы на время. Просто понаблюдай, не принимая близко к сердцу. И не забывай о том, кто ты есть. Это придаст сил. И ты сама не заметишь, как у тебя вырастут и крылья, и клыки…

_____________________________

1) Ты справишься, Кадмина (франц.).

2) не забивай себе голову (франц.).

3) Не важно! (франц.)

* * *

Следующее утро выдалось серым и суматошным. Гермиона и Рон не разговаривали друг с другом, Джинни на Гарри старалась не смотреть – а собираться в условиях таких взаимоотношений крайне сложно. Поэтому когда все наконец оказались на вокзале, Гермиона чувствовала себя выжатой, словно лимон.

Но расслабляться было рано – предстояло ещё несколько часов работы в тесном сотрудничестве с Роном: они оба направились в вагон старост и, позже, должны были обходить первокурсников. Рон демонстративно молчал, даже когда она к нему обращалась. А увидев в коридоре Лаванду, сделал самое идиотское, что, по мнению Гермионы, только мог – поцеловал Браун прямо на глазах наследницы Тёмного Лорда, поставив последнюю в дурацкое положение.

Скрежеща зубами от злости, она пронеслась мимо к туалету и заперлась там.

«Que diable! Сe fut bête…»(1), – прошептала ведьма, глядя в заляпанное зеркало.

Она спустила мантию с плеча – почему-то вид Чёрной Метки придавал терпения и душевных сил. Откинула волосы и несколько раз глубоко вдохнула.

Рон всё ещё целовался с Лавандой, специально не уходя из коридора – ждал выхода Гермионы. И она вышла. Вышла, поравнялась с ними и остановилась, устремляя взгляд в окно.

– Рон, роль шлюхи тебе определенно идёт – смотри, люди так и тянутся! – довольно громко заметила ведьма. – Лаванда, я бы посоветовала ещё дать ему денег – это может подстегнуть усердие. И они ему не помешают.

И она прошла мимо, оставив застывших однокурсников переваривать информацию.

__________________________________

1) Чёрт возьми! Это было глупо… (франц.)

* * *

– Кретинка тупоголовая!!! Серьёзно, Грэйнджер, я тебе вмажу! – Рон ворвался в купе, где наследница Тёмного Лорда сидела с Джинни, Гарри и двумя подругами младшей Уизли. – Ума нет?! Ещё раз ты выкинешь подобное! Надо мной теперь все смеются!

– Ты решил поддержать сплетни новой порцией для размышлений, истеричный придурок? – холодно спросила Гермиона.

Всё произошло быстро. Рон замахнулся, Гермиона выхватила палочку, послышался неприятный хруст, и в воздухе запахло палёным.

– Твою мать!

Потом Рон долго лечил здоровенный ожог на руке, а Гермионе так ничего и не сделали – парень не хотел жаловаться преподавателям. Но война была начата, и орудия готовы к бою.

– Гермиона, что с тобой?! – ошалело спросил Гарри, когда Рон скрылся, звонко хлопнув дверью, а Джинни с подругами поспешили помочь ему.

– Ты ничего не понимаешь! – огрызнулась ведьма. – Разве ему нужна я? Нет! Это просто уязвлённое чувство собственника. Возомнил, что я его барышня и баста! У нас сейчас есть куда более важные дела, чем романтические отношения! А он – словно озверел. Теперь ещё картинно вешается на Браун в коридорах, а потом орёт на меня! Посмотри, как он со мной!

– А ты с ним? Ты б себя видела…

– Гарри, не нарывайся, – посоветовала Гермиона. – Он первый начал. Кадрил эту Амелу или как там её? И вообще я устала – за всё лето ни единого письма, кроме приглашения на свадьбу. Не знаю, что на меня нашло в прошлом году: я и Рон – это крупнейшая глупость!

– Гермиона…

– Что? Всего несколько разумных аргументов в его пользу!

– Ну… он…

– И я так думаю, – гриффиндорка уставилась в окно. – Забудь. Мы помиримся скоро – но как друзья, не более.

– Не похожи вы были на друзей, – угрюмо заметил Гарри.

* * *

Поезд затормозил на платформе Хогсмида, и очень скоро Гермиона вдохнула свежий ночной воздух.

– Грэйнджер! – К ней подошла Лаванда Браун. Она была с распущенными волосами, в длинной мантии и сверкала глазами в темноте. – Хочу посоветовать – не связывайся со мной. Сама пожалеешь. Оставь Рона в покое – смирись с тем, что ты ему не нужна. И не смей унижать моего парня, – малолетняя колдунья вынула палочку и демонстративно помахала ею. – А то получишь сполна.

И Лаванда, развернувшись, быстро зашагала прочь.

От негодования Гермиона забыла все слова. Она могла только глубоко дышать, и молча смотрела вслед Лаванде, севшей в одну из многочисленных школьных карет. Не безлошадных, как привыкла видеть Гермиона, а запряжённых крылатыми демонами фестралами. Они посверкивали в темноте белёсыми глазами и не шевелились, застыв между оглоблями, словно статуи, вытесанные из камня.

Гермиона поёжилась. Раньше она видела фестралов только на картинках в учебниках – а это совсем иное.

Из оцепенения её вывел громовой голос Хагрида, собиравшего малышей. И наследница Тёмного Лорда поспешила занять место в ближайшем экипаже.

* * *

Школа не сильно изменилась после смерти Дамблдора. Те же стены, те же люди, те же призраки… Только в Большом зале, во главе стола, на старом месте директора, восседала теперь Минерва МакГонагалл. Она выглядела постаревшей, усталой. Но мужественно переносила все свалившиеся трудности.

Гермиона разобралась с расшумевшимися младшими курсами Гриффиндора, игнорируя халтурящего Рона, и, закончив, уселась не с мальчишками, а с Джинни и её подругами, уже щебетавшими за столом. Гарри укоризненно посмотрел на неё, а вот Рон даже не повернул головы.

– Как его рука? – спросила наследница Тёмного Лорда у Джинни, правда, без особого интереса.

– Нормально, – рыжая ведьма сморщилась. – Всё правильно, Гермиона. Честно тебе скажу, сегодня этот придурок вёл себя ужасно!

Началась церемония распределения, обогатившая Гриффиндор семью новыми студентами. Гермиона отрешённо аплодировала им. Она устала. Слишком устала за этот ещё не завершившийся день.

Голоса смолкли – профессор МакГонагалл поднялась из-за стола и призвала всех к порядку – многолетний опыт преподавательской работы позволял ей делать это с лёгкостью.

Гермиона посмотрела прямо в глаза сидевшего через два места слева от новой директрисы Саузвильта – на нём сегодня была строгая чёрная мантия с пряжками, волосы аккуратно уложены, а во взгляде – неподдельный интерес к речи своей начальницы. Он еле заметно кивнул Гермионе и опять устремил взгляд на МакГонагалл.

– Рада приветствовать всех вас сегодня. Я – директор школы чародейства и волшебства «Хогвартс», Минерва МакГонагалл, – громко сказала пожилая ведьма. – Впереди – новый учебный год. Для кого-то первый, для кого-то – решающий, для кого-то промежуточный, но оттого не менее важный. Всем сейчас я хотела бы пожелать удачи. – Послышались аплодисменты. – Почитая традиции, перенесём речь, дав вам возможность набраться сил после дороги. Но сначала хочу попросить всех почтить минутой молчания память моего предшественника на посту директора Хогвартса – Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора.

Она умолкла, склонив голову. Глаза опустили все. И Гермиона. Она смотрела на золотую тарелку перед собой и видела в ней своё отражение – размытое, нечёткое. Условности…

«Мир полон условностей, Кадмина. Люди придумывают правила, обычаи – а потом следуют им, пусть это и противоречит их интересам, даже их природе. Люди очень странные существа – они несут разрушение. Всегда, даже строя и спасая что-то. В этом их сущность. Ты должна знать обычаи людей – и следовать им. Так нужно, чтобы жить. Но ты должна понимать их и осознавать их бессмысленность. Уметь отбросить при необходимости. Они нужны лишь для того, чтобы человек мог ощущать себя человеком…»

МакГонагалл села. Столы сверкнули – и блюда наполнились едой. Сначала робко, а потом привычно зашумели голоса студентов… Гермиона жадно ела мясной салат – она устала и проголодалась с дороги. То и дело гриффиндорка ловила на себе взгляд Рона – но, стоило ей поднять глаза, он тут же отворачивался. Пожалуйста – знал бы, какую услугу оказывает ей таким поведением!

Гермиона в основном молчала – она сидела в компании Джинни и её подруг, которым рыжеволосая ведьма как раз рассказывала о своих каникулах и зашедших в тупик отношениях с Гарри.

– …всё бессмысленно, – подытожила рыжая ведьма, накалывая на вилку маринованный гриб. – И его мысли, и его сердце заняты Волдемортом. А мне там места нет.

– Всё образуется, – осторожно сказала Эббигэйл, сокурсница младшей Уизли.

– Не знаю, Эбби…

– Всё будет хорошо. И… м… не нужно… произносить это имя вслух.

Повисла пауза. Джинни наклонилась к Гермионе и прошептала ей на ухо:

– Я могла бы его понять. Я тоже была в таком положении – когда и ум, и сердце были заняты Волдемортом, точнее Томом Риддлом. Тогда я не могла думать ни о чём другом. И была счастлива этим – спокойна. Мира вокруг меня не существовало. Точнее, он был отдельно, будто ничем не связанный со мной. Гарри тоже сейчас в такой ситуации. Есть он, и есть мир вокруг него. Гарри думает только о Волдеморте. Я могла бы помочь ему – но он не просит моей помощи

Последняя фраза получилась весьма двусмысленной. Опираясь на сказанное, её можно было отнести равно как к Гарри, так и к самому Тёмному Лорду. И вдруг в голове Гермионы блеснула странная мысль… «Я могла бы помочь – но он не просит моей помощи»… Джинни Уизли. Младшая Уизли… Юная девушка, уже находившаяся когда-то во власти обломка души Тёмного Лорда… Любящая героя магического мира и отвергнутая им… Обиженная женщина, мир которой трещит по швам. И рядом с ней она – Кадмина Беллатриса Гонт-Блэк. Молодая гриффиндорка Гермиона Грэйнджер. Искренне симпатизирующая Джинни, искренне жалеющая её и желающая помочь.

Гермиона Грэйнджер, на левой руке которой чернеет Метка Тёмного Лорда, и сердце которой тоже уже полно смуты и сомнений…

* * *

Ужин закончился, остатки сладкого исчезли с тарелок, и новая директриса вновь поднялась со своего места, окидывая пытливым взглядом Большой зал. Она грустно, но удовлетворённо улыбнулась – и начала говорить. Об успехах, о труде, о необходимости знаний. Об удаче, которой она желает каждому. О правилах, которые Филч неизменно пытается вдолбить в головы студентов. Об ответственности и благоразумии.

– Запомните: если что-то не так, если что-то вас беспокоит – двери моего кабинета всегда открыты для всех. Я выслушаю и помогу каждому, кто попросит моей помощи. Мы живём в трудное время, и взаимовыручка – залог успеха в начавшейся борьбе. Но я не хочу забивать ваши головы проблемами с самого первого дня. Не буду вас задерживать – ещё буквально несколько слов перед заслуженным отдыхом. Хочу представить вашему вниманию некоторые изменения в преподавательском составе. Профессор Саузвильт – ваш новый преподаватель защиты от Тёмных искусств.

Штатный ангел-хранитель Гермионы в школе встал, кивая залу. Ведьма улыбнулась. Садясь, он посмотрел прямо на неё.

– Кроме того, – продолжала МакГонагалл, – хочу обратить ваше внимание на смену в деканате: новым главой факультета Слизерин с сегодняшнего дня является профессор Слизнорт. – Опять послышались аплодисменты. Слизнорт поднялся, здороваясь с залом. За это лето он стал ещё толще и величавее. – Поприветствуйте также профессора Эррфолк, которая заменит пропавшую Чарити Бербидж. – Поднялась несколько экстравагантная ведьма с неестественно синеватым цветом лица и улыбнулась студентам. – И профессора Вэйс, – закончила МакГонагалл, – новую преподавательницу трансфигурации.

Гермиона удивлённо посмотрела на молодую волшебницу, вставшую для знакомства с аудиторией. Это была красивая, женственная и весьма элегантная ведьма. Гермиона как-то не подумала, что, став директором, МакГонагалл откажется от преподавания. Ну что же, её можно понять.

– И последнее, – произнесла директриса. – Всех учеников, желающих сдать тест на трансгрессию, прошедших в прошлом году курс и достигших семнадцатилетнего возраста во время каникул или желающих повторить проваленную попытку, – прошу подойти ко мне в кабинет. Кабинет директора, – окончила она.

Поднялся гул – все стали собираться, болтая и обсуждая слова МакГонагалл. Гарри и Рон о чём-то оживлённо спорили. Не став отвлекать их, Гермиона принялась за перепуганных первокурсников – ещё немного и можно будет отдохнуть.

Выстроив детей парами, она повела их из зала. Рон даже не двинулся на помощь. Джинни и её подруги, попрощавшись, поспешили в гостиную.

– Мисс! – услышала наследница Тёмного Лорда игривый мужской голос на входе. – Подождите-ка!

Обернулась – Саузвильт улыбался ей радушной улыбкой.

– Кто у нас второй староста Гриффиндора? – поинтересовался он.

– Стойте тихо, – приказала Гермиона детям, подходя ближе. – Вон, видите того рыжего идиота? – полушёпотом спросила она, кивая в Большой зал, где Гарри и Рон теперь говорили с Хагридом. – Рональд Уизли.

– Рональд Уизли! – окликнул его профессор, возвращаясь в зал. – Кажется, вы взвалили всю ответственность за первокурсников на хрупкие плечи своей напарницы. Это не по-мужски!

Рон покраснел.

– Простите, сэр.

– Вы должны заняться детьми и отвести их в гостиную. Если, конечно, завершили свой увлекательный разговор.

– Извините, профессор, – неловко улыбнулся Хагрид. – Это я их отвлек. Здравствуй, Гермиона.

– Здравствуй.

– Ничего. Всё уже улажено, правда, мистер Уизли?

– Конечно, – ещё больше покраснел Рон. – Я уже иду!

– Я помогу, – вызвался Гарри, и они поспешили к заскучавшим малышам.

– Здорово выглядишь, Гермиона! – добродушно отметил Хагрид. – Ну, иди-иди. Да заглядывайте в гости!

– Обязательно, – пообещала великану ведьма.

– Прошу, – подал руку Саузвильт и она, усмехнувшись, взялась за неё.

– Не слишком ли откровенно, сэр? – с улыбкой спросила юная гриффиндорка уже в коридоре.

– Будь проще, Кадмина, и люди к тебе потянутся, – подмигнул новый преподаватель. – Оставь эти условности, ведь мы ещё не в классе. Зови меня Генри, – добавил он, а затем понизил голос до еле заметного шёпота, хотя они и свернули в безлюдный переход: – Тёмный Лорд передавал поздравления с началом учебного года и велел быть строгим учителем и верным помощником.

– Покорным слугой и преданным другом? – подняла бровь Гермиона.

– Что-то вроде этого, – рассмеялся Генри.

– Как новый коллектив?

– Отлично. Умные люди, интересные, приятные.

– Ну, творческих успехов! – кивнула Гермиона. – Ты меня прямо до гостиной доведёшь?

– А нужно?

Ведьма неопределённо махнула головой.

– Тогда позволь откланяться. Мне туда. Спокойной ночи, Кадмина.

– Приятных снов.

В гостиной, сидя в кресле у камина, ждал Гарри.

– Что от тебя хотел этот Саузвильт?

– Ничего, – пожала плечами Гермиона. – Спрашивал об атмосфере и учёбе.

– Почему?

– Обратил внимание – и спасибо ему за это! – на мои потуги в одиночку справиться с первокурсниками. Рон же был занят.

– Да ладно, кончай вызверяться на него!

– Пусть извинится. Тогда посмотрим. – Молодая ведьма развернулась к лестнице.

– Он не извинится, – бросил ей в спину Гарри. – Как будто ты не понимаешь!

«Понимаю, – с неожиданной насмешливостью подумала Гермиона, – ещё как понимаю».

В комнате она наткнулась на уничижительно-презрительный взгляд Лаванды Браун и насмешливый – её подружки Парвати Патил. Проигнорировав их, ведьма принялась за вещи, а потом переоделась ко сну.

– Он мой, – сказала Лаванда, когда Гермиона уже закрывала глаза. – Так что забудь о нём, Грэйнджер, – закончила она, задёргивая свой полог.

«На здоровье!» – с улыбкой подумала в свою очередь гриффиндорка, чувствуя, как проваливается в сон...

Глава XIV: Лев и Змея

Утро пришло резко и неожиданно, вынуждая вставать и идти умываться. Гермиона чувствовала себя сонной, помятой и совершенно не готовой к великим свершениям.

А пришлось.

Правда, сначала, на выходе из ванной, пришлось столкнуться с Лавандой Браун. По правде говоря, наследнице Тёмного Лорда было неожиданно забавно общаться с ней.

Молодая амазонка! Оставить в покое «её Рона». Да если бы Гермиона только захотела… Но она не хотела. И Лаванда могла подавиться «своим Роном», но почему-то отдавала предпочтение угрозам Гермионе. И всего-то за два дня успела сильно достать этим свою «соперницу».

Лаванда Браун никогда не любила Гермиону Грэйнджер. Заучку, всезнайку, отвратительную заносчивую особу. А в прошлом году – мерзкую воровку «её Рона». Не то чтобы Лаванда была в таком уж восторге от оного субъекта – но сам факт!

И теперь Гермиона досконально знала её отношение. Не видела, а знала.

«Легилименция – замечательная вещь, – мстительно подумала ведьма, надевая мантию. – Что ж, все здесь нежно любят меня. – И внезапно в голове пронеслось: – Но я изменилась. И почти научилась не прощать обид…»

Утренняя перепалка пробудила Гермиону. Остатки сна улетучились. Вернулось знакомое презрение, уверенно грозящее перерасти в отвращение. К однокурсницам, к Гарри; к Рону, почти насиловавшему Лаванду, пока Гермиона проходила через гостиную к выходу. Идиот!

* * *

– Вид у тебя очень уж кислый, Кадмина!

Гриффиндорка притормозила на подходе к Большому залу.

– Привет.

– Привет. Неважно выглядишь.

– Свет мой зеркальце, уймись! – Как-то так получилось, что с Генри у неё установились полуприятельские отношения. Собственно, он сам задал им тон вчера вечером. – Я ещё не завтракала.

– Ну-ну… Что-то случилось?

– Случилось. Нет. Не знаю, – ведьма хмыкнула и запустила пальцы в волосы. – Генри, Рон ведёт себя как придурок. Специально. Чтобы я ревновала.

– Я чего-то не знаю?

– Ой, ну да. Он был моим парнем в прошлом году. – Она даже покраснела. – Тот самый, второй староста Гриффиндора. Недолго. Не знаю, что на меня нашло… Я проплакала о нём полгода тогда, но теперь всё закончилось. А он не понимает – думает, я буду ревновать и, чёрт возьми, страшно меня раздражает!

– А ты не ревнуешь?

– Что?! – возмутилась Гермиона.

– Не от любви, – они вошли в Большой зал, – оттого, что твоё досталось сопернице.

– Вероятно… К тому же она живёт со мной в одной спальне.

– Это серьёзно.

– Не смей издеваться, – прозрела Гермиона. – Это не смешно!

– Тш-ш-ш, Кадмина. Ты стоишь среди Большого зала и кричишь на преподавателя. Может, назначить тебе наказание? И во время него научить полезным заклятиям против соперниц. Прыщи, головные боли, депрессии… Проще простого.

– Я ещё не опустилась до этого.

– Гермио-о-о-она!

– Удачного дня, Кадмина.

Генри пошёл к столу преподавателей, а Джинни, вошедшая в зал, притормозила возле остановившейся подруги.

– Что он от тебя хотел?

– Ничего. Просто говорили. Как ты?

– Нормально. – Они сели за стол. – Тут лучше. Почти хорошо. Сейчас ещё учёбой завалят. К тому же, начинаются тренировки по квиддичу. И отборочные соревнования нужно устраивать…

– Ваши расписания. – Их новая преподавательница трансфигурации, профессор Вэйс, подошла к столу со стопкой пергаментов.

– Почему она их раздаёт? – тихо спросила Гермиона у Джинни.

– Ты не читала? На доске объявлений висит, с самого утра. Она наш новый декан.

– Что?! А как же… Ах, ну да. Но почему МакГонагалл вчера не сказала?

– Меня назначили уже после банкета. – Молодая преподавательница подошла к ним и, видимо, услышала разговор. – Профессор МакГонагалл не была уверена в том, что хочет бросать вас. Но правила достаточно чётко говорят, что директор деканом быть не может. Вы огорчены?

– Ну что вы! – выпалила Джинни. – Просто странно. Непривычно.

– Простите, у меня теперь много дел. Пообщаемся на моем уроке сегодня. Он у вашего курса второй, – кивнула она Гермионе. – А у вашего – четвёртый.

– Хорошо, – улыбнулась профессору рыжая ведьма.

Вэйс пошла дальше, раздавая пергаменты. Гриффиндорки переглянулись и уставились в расписания.

– У меня зельеварение. Два подряд, – сказала Джинни. – Потом свободный урок, трансфигурация, травология. Что у тебя?

– Нумерология, – сообщила Гермиона. – Трансфигурация. Потом травология. Потом защита и двое зелий. М-да, денёк что надо.

– Зато познакомишься с обоими новыми преподавателями.

– О да, – хмыкнула Гермиона, – познакомлюсь.

Генри подмигнул из-за преподавательского стола. Ему недостаёт осторожности!

* * *

У профессора Вектор летом родилась внучка – и почти весь урок ушёл на восхищённые описания юного создания. Студенты составляли свои гороскопы по числам даты и времени рождения, расположению небесных светил на областях неба и прочим признакам. Составляли для себя, а профессор показывала на примере данных новорождённой, подспудно рассказывая о ней всё. От этого урок получился забавным, несмотря на довольно сложную работу.

Гермиона сделала её почти полностью, осталось закончить лишь четвёртую часть. Почти никакого задания. Неплохо.

Приободрённая, она пошла на трансфигурацию.

Профессор Вэйс выглядела немного забавно – она не сильно отличалась внешне от семикурсниц и явно нервничала в свой первый рабочий день. Но не раздражала и совсем не казалась неуверенной. Гермиона уселась за первую парту и, в ожидании Гарри и его рыжего друга-идиота, стала рассматривать Вэйс.

Высокая, стройная. Густые, блестящие волосы до плеч; серьёзные, проницательные глаза, пухлые губки – строгая, но красивая. Одетая в модную, но не аляпистую мантию – белую, с длинными расклешёнными рукавами и гипюровой вставкой на груди. Сидящий на задней парте с Симусом Дин Томас откровенно пялился на своего декана. Гермиону это позабавило.

Ударил колокол – в класс влетели Гарри, Рон, Лаванда с Парвати и запыхавшийся Невилл. Они расселись – Невилл плюхнулся к Гермионе, и она дружески улыбнулась ему.

– Здравствуйте, ребята, – радушно начала их новая профессор. – Мы с вами знакомились вчера, но довольно бегло. И ещё не зная, сколь тесно нам придётся сотрудничать. Представлюсь ещё раз – профессор Анжелика Вэйс, ваш преподаватель трансфигурации и новый декан факультета Гриффиндор. Я надеюсь, мы подружимся с вами. – Она окинула взглядом класс. – Вы начинаете обучение на седьмом курсе. Вас ожидают ЖАБА. Это очень сложный уровень, а трансфигурация – очень сложный предмет. Но для начала я хочу познакомиться с каждым.

Стартовала своеобразная церемония – Вэйс называла фамилию, приветствовала ученика. Говорила пару слов… Улыбалась мило и непринуждённо.

Гермионе понравилась эта ведьма.

– Ну вот, отлично, – наконец закончила она. – А теперь я зачитаю вам вступительную лекцию перед началом нового и сложнейшего этапа обучения. Трансформации человека в живые и неживые объекты. По его желанию и без оного. К концу седьмого курса вы научитесь убивать – в рамках школьной программы.

Она улыбнулась. Гермиона хмыкнула. Кто-то закашлялся, Рон выглядел как всегда – идиотом. Гарри поднял руку.

– Простите.

– Да, мистер Поттер?

– Вы сказали…

– Мистер Поттер, как бы вы назвали превращение мною вашего соседа по парте в мел? – она улыбнулась. Рон всё больше походил «на себя». – А если бы я не вернула ему прежнего облика? – продолжала профессор. – Подобное убийство наиболее удобно для того, кто хочет сохранить своё инкогнито. Непростительные проклятия отслеживаются. Яды определяются. Раны идентифицируются. Но на написанные мелом на доске слова никто не обратит внимания. Даже если им написано имя пропавшего без вести…

Класс притих.

– Зачем вы нам это говорите? – сипло спросил Гарри.

– Это входит в программу. Вы должны это знать. И применять на практике. На ЖАБА.

– Превратить человека в мел?!

– А потом обратно в человека. Высшая трансфигурация.

– Но зачем вы…

Гарри осёкся. Рон, как отметила Гермиона, выглядел совершенно глупо – наверное, представлял себя словами на доске.

– Зачем я провела параллели со смертью? – спросила у Гарри профессор Вэйс. – Зачем объяснила преимущества?

Он кивнул.

– Вы можете столкнуться с подобным видом убийства. Должны понимать его. Столкнуться – и не всегда в роли того, кто заносит палочку. В наше время расколдовываются из шкатулок и финиковых косточек маги тысячелетнего возраста – такими, какими их заколдовали. В этом замке, я уверена, есть не один подобный «предмет». Чтобы не стать одним из них, нужно осознавать опасность.

– Но как-то же можно понять? – спросил Симус. – Мел перед тобой или…

– Сложно, – сказала профессор, – очень сложно. Нужно специально искать. – Она подошла к доске и взяла маленький белый прямоугольник. Класс передёрнуло. «Трансфигурация человека» – вывела на доске Вэйс. – Запишите. И начнём. Окунемся в историю…

* * *

– Это была трансфигурация или защита от Тёмных искусств?! – возмущённо спросил Рон.

Гермиона промолчала.

– Странный урок, – сказал Гарри. – Интересный. Но странный.

– Мне понравилось, – пожала плечами молодая гриффиндорка. – Высшая трансфигурация. Уровень ЖАБА. Или ты хотел превращать спички в иголки?

Последний вопрос адресовался Рону, и тот демонстративно догнал Лаванду, оставив его без ответа.

– Он, правда, думает, что я ревную?

– Не знаю, – пожал плечами Гарри. – Мне надо к МакГонагалл. Мистер Уизли должен был уговорить её взять меня на собрание Ордена.

«Уговорить! – подумала Гермиона. – О да, он явно выложился на всю!»

Однако выяснилось, что мистер Уизли действительно выложился на всю. На травологии Гарри Поттер сиял, как именинник. Он был принят! Добился своего. Он поедет на собрание Ордена.

«Как ребёнок, которого не хотели брать в парк, но добрая бабушка сжалилась и осчастливила карапуза», – подумала Гермиона, осторожно отламывая колючки ядовитой азалии. Ещё недавно её умилил бы этот малыш. Но что-то изменилось.

По дороге с травологии Гарри, Рон и Гермиона прошли мимо могилы Дамблдора у озера. Они не затормозили – спешили на первый урок защиты от Тёмных искусств с новым преподавателем. Но каждому образ последнего пристанища Дамблдора навеял свои мысли.

Легилименция.

Рон думал о беспомощности. Неизбежности.

Гарри думал о Снейпе и Драко Малфое.

«Вот кто мог бы избавить мир от Драко, – отметила про себя Гермиона. – Я уже не имею права – а у Гарри руки развязаны. Надо бы их свести в глухом переулке…»

Защита от Тёмных искусств проходила в новом помещении – Генри перебрался из старого класса, повидавшего десятки преподавателей со времён молодости проклявшего эту должность Волдеморта, в большую и просторную классную комнату на втором ярусе подземелий. Здесь было достаточно уютно, хотя долго пустовавший класс ещё не пропитался духом своего нового хозяина.

Ученики расселись. Теперь Гарри, Рон и Гермиона сидели за одной партой – Гарри разделял не разговаривающих друзей.

– Добрый день, седьмой курс Гриффиндора! – поприветствовал Генри своих учеников. – Мисс Грэйнджер, мистер Уизли, рад вас снова видеть. Итак. Я – ваш новый преподаватель, Генрих Саузвильт. К вашим услугам. Преподаватель самого актуального в наши дни предмета.

Гермиона улыбнулась. И вся обратилась в слух.

– Познакомимся.

«Церемония» прошла как всегда. А потом начался урок – первый преподаваемый Гермионе Генри. А ведь Тёмный Лорд говорил, что у них будут дополнительные занятия…

– Это четвёртый урок у вас сегодня, – начал молодой профессор. – Три раза до него вам говорили о годе, предшествующем ЖАБА. Не буду повторяться – тратить время совсем ни к чему. Займёмся делом. В этом году мы делаем упор на проклятия. Историю, корни, суть. Умение снимать их. И накладывать.

«Прыщи, головные боли, депрессии»…

– Кто может объяснить, в чём отличие между заклятием и проклятием? Ка… кгхм, мисс Грэйнджер?

– Заклятие – это изменение природного состояния чего-либо посредством применения магии, аккумулируемой, как правило, при помощи волшебной палочки, – живо ответила Гермиона. – А проклятие – заклятие Чёрной магии, накладываемое таким же образом, но направленное для причинения вреда человеку.

– Ну почему сразу вреда? Для изменений. Заклятие Чёрной магии, изменяющее что-либо. Не обязательно человека.

– Простите.

– Прощаю, – усмехнулся Генри. – Суть в первой части. Чёрная магия. Непосредственно то, от чего мы учимся защищаться на наших занятиях. Как понять, что на предмет, живое существо или иную материю, скажем, местность или состояние, наложено проклятие?

Потёк урок. Достаточно интересный и живой. Но Гермиона думала не об этом – когда она ошиблась с определением проклятия – тут же поймала на себе презрительный и насмешливый взгляд Лаванды Браун. Хотела возмутиться и… не смогла.

Гермиона внезапно увидела себя со стороны. Все эти годы… Вот она – девочка, простая ещё тогда девочка, которая знает всё и всегда. Не подсказывает однокурсникам. Поднимает руку. Поднимает себя выше других. Каждый раз.

Не задумывается об этом.

Гермиона действительно никогда об этом не думала. Временами она сожалела, что у неё нет друзей – но умела ли она дружить? Гарри и Рон не в счёт. Так странно – докатиться до презрения к себе самой.

«Ничего, ты изменилась!» – снова пронеслось в голове.

– На про́клятом предмете всегда остаётся след, – говорил Генри. – Он помечен. Иногда след невидим, иногда виден не всем. Иногда понятен очень немногим. Но он есть всегда. След. Метка. Нужно только правильно понять его смысл.

Гермиона провела ладонью по левому плечу. Метка есть. Значит, она про́клята? Возможно. Но нужно ещё понять смысл этой отметины…

– Один волшебник говорил: «Проклятия придумали люди. Определение и слово. Чтобы очернить сам факт вмешательства в их судьбу. Но про́клятый человек был просто слаб, чтобы защититься. Значит, это проклятье – его судьба. А судьбу не обмануть. Про́клятая вещь – про́клята для кого-то. Она станет чьей-то судьбой. И кто знает, что бы этот кто-то натворил, не коснись он очага проклятия…»

Гермиона мрачно усмехнулась. Она знала, кто говорил эти слова.

Значит, про́клята? Значит, это – её судьба? Но… есть ли здесь что-то плохое или страшное? Если подумать, ведь ей дали выбор. Она может остаться прежней, теоретически. Просто сама эта идея теперь кажется странной.

А шанс измениться, увидеть куда больше, чем мог когда-либо – даётся далеко не каждому. Шанс посмотреть под разными углами.

Это так странно – находиться здесь сейчас: будто не участник происходящего, а лишь соглядатай, наблюдающий. И снисходительная улыбка того, кому ведомо гораздо больше любого из окружающих, всё чаще стала трогать уста Гермионы. Особенно здесь, в школе. И ей нравилось это странное чувство…

– Судьбу придумывают не люди…

* * *

– Ну и денёк, – подытожил Гарри, выходя из класса. – Ну и предметы! Если сейчас начнём варить на зельях эликсиры пыток… Кстати, Рон, ты будешь проходить тест на трансгрессию? МакГонагалл напоминала, испытания в ноябре.

– Я запишусь, – пообещал Рон. – Потренироваться бы…

– В Хогвартсе нельзя трансгрессировать, – отчеканила Гермиона.

– Тебя не спросили!

Она остановилась.

– Трансгрессируй на здоровье! Давай! Прямо в Большой зал. Вперёд, Величайший Маг Современности!

Весь обед Гермиона просидела с Джинни, вдохновлённой трансфигурацией. Анжелика Вэйс не оставила её равнодушной.

– Она классная! Такая молоденькая – и совсем не зануда, на вещи совершенно по-другому смотрит. Я под впечатлением!

– Мне она тоже понравилась, – кивнула Гермиона. – Очень красочно объясняет. Интересно.

– Гарри обо мне не говорил? – вдруг спросила её подруга.

– Нет. Джинни… отвлекись от него.

– Отвлекаюсь, – странным голосом сказала рыжая ведьма. – Всё время. Но неизменно возвращаюсь назад.

– Джинни… мальчишки… и мужчины вообще…

– Да знаю я. – Джинни засунула в рот ложку гороха. – Он посмел меня бросить! – произнесла она, прожевав. – Я ему ещё покажу.

– Вот это правильно!

Зелья для пыток на следующем уроке они не варили. Слизнорт рассказывал о ЖАБА, своём опыте, своих знакомых. Потом студенты замешивали основу для архисложного настоя. У Гарри вышла бурда. Слизнорт расстроился.

Гермиона испытала странное чувство злорадства – не такое, как то молчаливое удовлетворение, которое она чувствовала в прошлом году, когда Гарри на время оставил старый учебник Снейпа. Теперь к сознанию справедливости примешалось что-то, подозрительно напоминающее насмешку. Мастер зелий явно в этом году снова удивит своего учителя…

Её основа тоже не получилась – но всё равно она не была зелёной и склизкой. Это радовало. Кстати, о склизком…

– Нет, профессор, – твёрдо сказала гриффиндорка после окончания урока. – Мне жаль. Я не смогу посещать ваш клуб в этом году. ЖАБА, вы же понимаете…

* * *

Вечером Гарри очень сильно поссорился с Невиллом Лонгботтомом. Последний никак не мог понять категоричности сокурсника и заявлял о своём праве помогать в борьбе с Волдемортом. Гарри ничего не хотел слушать. Невилл начал горячиться – Гарри взорвался и наговорил ему гадостей.

Гермиона не присутствовала при этом лично, но она знала: Гарри обвинял Невилла в том, что тот лишь хочет самоутвердиться, что он и все остальные воспринимают происходящее какой-то игрой. Что они придумали что-то о миссии Гарри и теперь просто сгорают от любопытства, и что да – у него, Гарри, есть миссия. И есть поручение Дамблдора. Но что оно касается только его, и пускай Невилл радуется, что не оказался на этом «почётном месте». Он, Гарри, с радостью уступил бы все свои права – но это был не его выбор. Так что пусть Невилл оставит его в покое и изучает себе спокойно плюющиеся ромашки да убегающие кусты с профессором Спраут.

Невилл выслушал всё это молча, а потом также молча ушёл. Он больше не заговаривал с Гарри, стараясь избегать и Рона с Гермионой. Несколько раз последняя видела его в коридорах с Полумной Лавгуд, предложение помощи от которой Гарри также пресёк на корню, хоть и не в столь резкой форме.

И Джинни Уизли тоже больше не поднимала с ним этой темы.

Первая неделя прошла достаточно быстро. Новый материал сыпался охапками, Рон вёл себя глупо, Гарри поселился в библиотеке, выискивая что-то в книгах. Видимо, хотел найти там новый адрес Снейпа. Лаванда изводила Гермиону дурацкими обвинениями и презрительными взглядами – к пятнице фраза «прыщи, головные боли, депрессии» всё чаще напоминала о своей актуальности. Но наследница Тёмного Лорда держалась.

Первое занятие с Генри – вечер пятницы. Предлог – дополнительный курс по защите. На фоне ЖАБА это выглядело естественно, вон Джинни, без всяких там аттестаций, тоже пошла на дополнительную трансфигурацию. Да и мальчики не порывались прибавить себе работы – поэтому с особыми уроками у Генри не возникло никаких проблем.

В пятницу, в пять часов ровно, Гермиона постучала в дверь кабинета, расположенного на ярус ниже класса защиты от Тёмных искусств.

– Входи.

В комнате царил полумрак – шторы на декоративных окнах задёрнуты, горят немногочисленные свечи. На столе красуются бутылка вина, два бокала и фрукты.

– Я уже готова поверить, что ты за мной ухаживаешь! – шутливо заметила Гермиона.

– Ухаживаю. Но не так, как ты имела в виду. Хотя, если прикажешь…

Гермиона рассмеялась.

– В чём суть наших занятий? – спросила она, принимая бокал и садясь в кресло.

– Во-первых, поддержка морального духа в изгнании, – усмехнулся Генри.

– А во-вторых?

– Немного полезных заклятий. И проклятий. Специально для тебя, Кадмина.

– Интригует. С чего начнём?

– Вот так сразу? – поднял брови профессор с шутовским изумлением. – Не хочешь пожаловаться на злую судьбу? Идиота-Рона, Лаванду Браун, Гарри Поттера?

– Надоело жаловаться – я всю неделю только это и делаю.

– Я заметил. Потому и удивительно, что молчишь теперь… Ты любишь змей, Кадмина? – неожиданно закончил он.

Странный вопрос. Какая девушка любит змей? Да ещё и с учётом того, что это – символика Слизерина?

– Ты когда-нибудь представляла, что держишь в руках змею? Изящную, величественную. Аристократичные вертикальные зрачки, гладкая кожа, гибкое тело. Сила. И власть. Острые зубы и смертельный яд.

– Никогда не думала об этом.

– Закрой глаза. Представь, Кадмина: изящная змея. Она ползёт по твоему телу. Тихо шипит. Легонько манит языком. И смотрит в твои глаза. Обвивается вокруг руки. Прохладная. Ползёт к шее. Шипение всё громче… Представляй, активируй воображение. Тихое шипение, холодок, нежное прикосновение. Она легонько дёрнула хвостом. Ударила по щеке.

– Что ты со мной делаешь? – полушёпотом спросила Гермиона, не открывая глаз.

– В смысле?

– Такое странное чувство. – Она на миг задумалась. – Как будто мне это нравится.

– Твой отец очень любит змей. Ты любишь змей, Кадмина?

– Да, – невольно сказала Гермиона. – Я люблю змей.

– Хочешь подержать змею, Кадмина? Не открывай глаза.

– Да…

Она старалась еле дышать, расплываясь в мягком кресле. На руки ведьмы опустилось что-то едва тёплое, шершавое, словно замша, и живое.

– Представь, что змея – твоё дитя, – говорил Генри. – Ты сама, твоя сущность. Часть тебя…

Живое скользнуло по коже. Легонько. Нежно. Гермиона чувствовала, как оно движется к локтю.

– Я сниму с тебя мантию, – сказал Генри, и ведьма почувствовала, не открывая глаз, как растаяла ткань. Она осталась в лёгком, ещё совсем летнем сарафане. Змея поднималась по руке. Скользила. – Открой глаза.

Гермиона послушалась. Вокруг её левого предплечья овилась зеленоватая кобра. Небольшая.

Она кольцами охватила руку ниже локтя и отстранялась от неё выше, выгибаясь дугой на уровне плеча. Кобра на руке и Чёрная Метка на коже.

– Как красиво! – не сдержалась Гермиона.

– Чувствуешь себя королевой? – тихим голосом спросил Генри. – Властительницей всего мира?

– Может быть… что-то есть. – Она смотрела в вертикальные зрачки кобры. То и дело мелькал раздвоенный язычок.

– Смотри, она холодная и величественная. Она всегда в этой маске. Она всегда спокойна. Она королева. Когда кто-то раздражает тебя, представь её глаза. Слейся с ней. Почувствуй себя коброй…

* * *

Гермиона вернулась в гостиную поздно. Никого не было. Стрелки часов сомкнулись на цифре два. Она поймала присланного на неделе родителями – мистером и миссис Грэйнджер – Живоглота и устроилась с ним у камина. Кот странно теперь относился к своей хозяйке – смотрел с укоризной, непониманием. Ведьма удержала его, не дала вырваться. Она сидела, вглядываясь в тлеющие угли.

– Ну что? – тихо произнесла Гермиона, успокаивая питомца поглаживанием. – Чувствуешь змею? Тише. Не сердись на меня, Глотик, я изменилась. И ты изменишься. – Кот заурчал. – Вот так. Ты ведь мой друг. – Гермиона неотрывно смотрела в камин. – Что бы ни случилось. Кот и змея. Лев и змея. Добро и Зло.

Проклята.

«Кто я теперь?..»

Глава XV: В день рожденья твоего…

Она открыла глаза и потянулась. Было очень рано – только пять часов утра. Пятница. Ясное сентябрьское утро, совсем светло, щебечут птицы. А в воздухе витает приятный цветочный аромат.

Гермиона села и, потягиваясь вновь, заметила охапку высоких красных роз в подножие своей кровати. Чуть отдёрнула полог: на столике, на полу, на одеяле – всюду лежали пакеты и пакетики. Непривычно много.

Гриффиндорка улыбнулась и взяла одну розу. Красивая. И пахнет такой головокружительной свежестью!

Среди цветов именинница обнаружила открытку. «С Днём рождения, Кадмина!» Конспирация хромает, но она всё равно расплылась в улыбке.

Затем внимательно собрала на кровать все подарки и снова плотно задёрнула красную бархатную ткань.

Первый свёрток оказался рамкой для фотографии. С изображением её названых родителей – мёртвым, безжизненным: обычный маггловский снимок. Гермиона грустно улыбнулась и вздохнула. По крайней мере, теперь она уверена, что им ничего не угрожает.

А она уехала. Всегда уезжала – и уехала опять. Ничего особенного, ведь с каждым годом Гермиона бывала дома всё реже: то останется на Рождественские каникулы в школе, то поедет на пол-лета к Уизли или на площадь Гриммо… Страшное воспоминание о сцене расставания из памяти близких Гермиона собственноручно убрала, благо тренировалась изменить их память столько времени, планируя отправить в Австралию.

И всё равно немного грустно.

Гермиона осторожно отодвинула край полога, поставила фотографию на прикроватную тумбочку. А потом вернулась к своим свёрткам.

Книга от Гарри Поттера. Свежо и оригинально. По нумерологии. И ещё целая сотня маленьких пустячков: небольшая статуэтка бьющего задними копытами пегаса от Джинни, какая-то палка для ловли злых духов от Полумны, конфеты от Невилла, свитер и домашние сладости от миссис Уизли (Молли неплохая женщина – но с фантазией у неё явные нелады!), «Набор шутника» от близнецов, брошь в виде снитча от Виктора Крама, свадебный альбом и конфеты от Билла и Флёр, деревянный филин от Хагрида…

Но Гермиона отложила всё это, толком не рассматривая. Её волновали четыре свёртка, конверт и одинокая роза с серебристой лентой. Абсолютно чёрная, лежащая поверх красных цветов.

«Поздравляю с восемнадцатилетием самую красивую ведьму Хогвартса. До встречи на уроке. Генри».

Гермиона улыбнулась. И потянулась к объёмной коробке в цветной бумаге. Коробка оказалась резной шкатулкой, внутри которой отливало кровавым блеском рубиновое ожерелье. Множество крупных камней, обрамлённых белым золотом.

«Поздравляю тебя, ma chérie(1)! Поздравляю в третий твой День рождения, отмечаемый мною. Мы потеряли пятнадцать лет. Но, я надеюсь, сможем наверстать упущенное. И помни – сила и власть. Всегда только сила и власть. С Днём рождения, Cadmine. Пусть этот день будет для тебя удачным, а ожерелье украсит и без того совершенную красоту.

Ta mère affectionnée»(2).

Теперь конверт.

«Хочу пожелать тебе уверенности в себе, Кадмина. Всегда знай, что ты можешь больше. Всего несколько слов сейчас – и свой подарок ты получишь позже. Л.В.»

Гермиона усмехнулась и развернула новую обёртку. Мантия. Нет, целый комплект. Вечернее платье, мантия, туфли и даже сумочка.

«Надень сегодня это, Кадмина. И пусть этот день запомнит тебя – он уже отмечен твоим рождением и оттого сам по себе значим. Чти это и оставайся собой – такой, какая ты есть на самом деле.

Ta tante Narcissa(3)».

«Как поживает Кадмина Беллатриса в оазисе добрых волшебников и верных друзей? Я желаю тебе сегодня быть королевой, девочка. Владычицей целого мира.

Жду новой встречи, Люциус».

Гермиона вздрогнула и порозовела.

«Глупость какая!

«…Жду новой встречи…»

Правда ждёт? Но что это я? Опять думаю не о том…»

Мысли переносили в освещённую утренним светом спальню, к окну в тенистый сад, где эльфиха Джуня подрезала кусты, пугая белоснежных павлинов. К жарким, грубоватым рукам.

«Проклятье, Люциус Малфой, что ты со мной такое сделал? Как же это случилось? Я сошла с ума?

Ты шутишь, Кадмина? Сошла ли ты с ума? Посмотри в зеркало – на твоём плече Чёрная Метка, твоя кровать усыпана розами от Пожирателей Смерти, ты целовалась со своим дядей и твой отец – Лорд Волдеморт. Сошла ли ты с ума? Да ты абсолютна безумна!»

Безумна и счастлива!

Гермиона откинулась на подушку, хохоча почти что в полный голос не своим солнечным и летним, а другим, приглушённым грудным смехом – и это напоминало смесь истерики и восторга. Да, в это утро она была именно счастлива. Переполнена странным возбуждением, граничащим с помешательством. Таким непривычным и таким будоражащим, словно прыжок с парашютом или первый полёт на метле. Только если с парашютом Гермионе прыгать не довелось, а летать на метле она просто ненавидела – то это новое чувство доставляло ей удовольствие. Словно лёгкое опьянение, оно делало всё кругом забавным и придавало смелости.

Она еле сдержалась, чтобы не разбудить этих стервочек Парвати и Лаванду.

Гермиона вынула из небольшого мешочка брошь – серебряная змея с алмазными глазами – подарок Люциуса. Будь она слизеринкой – надела бы прямо сейчас. Но она в Гриффиндоре, и тут обратят внимание. Хотя… Ведьма прикрепила брошь к складке на нижнем белье и опять засмеялась.

«В кого ты превратилась, Гермиона Грэйнджер?!» Вот так. Гермиона Грэйнджер. Кадмина. Теперь в мыслях она могла обращаться к себе по-разному.

Уже собираясь вставать, под сбившимся в ногах покрывалом Гермиона заметила ещё один подарок. Последний.

Хрустальный флакон с синеватой жидкостью. И письмо.

«Как Ваша жизнь, Кадмина? Решил передать Вам свои поздравления. Это Ваш первый осознанный День рождения после того, как у Вас наконец-то открылись глаза. И к этому празднику я хочу преподнести особый подарок. Магический настой Иродиады, зелье, способное практически исполнять желания. В сознании. Это мощное оружие – только надо знать, как его применять. Выпить каплю перед сном и увидеть желанные грёзы; избавиться от депрессии в умиротворении; подлить в бокал врага – и его первые желания покажутся ему явью. Можно сойти с ума: ведь наша фантазия – самый искусный инквизитор… Применяйте его с умом. С Днём рождения, Кадмина.

Северус Снейп».

Северус Снейп. Это было чересчур. Любой зазнался бы после такого. Невероятно. Тот, кого Гарри Поттер люто ненавидит и мечтает отыскать для расправы, тот, кого разыскивают Орден Феникса и весь магический мир – шлёт ей подарки. И Лаванда Браун смеет говорить, что она – пустое место?!

_______________________________

1) моя дорогая! (франц.).

2) Любящая тебя мать (франц.).

3) Твоя тётя Нарцисса (франц.).

* * *

– Всю спальню розами заставила! Как будто она там одна живёт!

Гермиона искоса посмотрела на Лаванду, очень громко говорившую с Парвати в гостиной.

– И откуда же цветы? – нагло спросил Рон, благородно избавляя её от необходимости что-то придумывать – теперь ведьма просто высокомерно промолчала. А Рон с вызовом прошёл мимо – прямо к своей «Лав-Лав». Гермионе было даже забавно за ним наблюдать.

– Я тебя поздравляю, – сказал Гарри. – Как насчёт набрать еды и устроить мини-вечеринку у камина сегодня?

– Я подумаю. Если будет настроение – кое-кто мне его изрядно портит. Хочется побыть наедине с собой – но я живу в одной комнате с двумя истеричками, – повышая голос, закончила она.

– Слышишь ты, Грэйнджер! – Из толпы нарисовалась Парвати. – Если ещё раз я услышу от тебя дурное слово – заколдую твой язык раздвоиться, как у речной гадюки!

– Послушай, Патил! – совершенно неожиданно сказала непонятно откуда взявшаяся Джинни Уизли, поднимая волшебную палочку. – Или ты растворяешься и не трогаешь моих друзей, или я демонстрирую на тебе всё, чему научилась за лето!

Парвати оценила противницу и, видимо, припомнила её Летучемышиный Сглаз – во всяком случае, скривив нежное личико, она отошла в сторону.

– Гермиона, не обращай внимания. Поздравляю!!!

– Спасибо, Джинни.

– Я отправила тебе подарок с эльфом вчера перед сном.

– Спасибо, он отличный!

– Да… Эм, Гермиона… Рон тоже купил подарок, – пробормотал Гарри. – Но он решил его тебе не посылать, – неловко окончил он.

– Чего ещё ожидать?

– Не обижайся.

– Пойдём завтракать.

* * *

Рон так и не поздравил её. Ни в Большом зале, ни позже, на уроках. День тянулся медленно. И отчего-то было грустно – Гермиона сидела на истории магии, не слушая заунывную лекцию Бинса, и думала… Чего она хотела? Ей устроят вечеринку у камина…

А что ещё? Утро было отличное. А чего она ожидала от этого дня?

* * *

– Буду ждать тебя к шести часам у себя в кабинете, именинница, – тихо сообщил Генри, поймав её в классе изучения древних рун после урока, когда студенты и профессор Бабблинг покинули аудиторию. – Хочу преподнести подарок и… Но всё в своё время, Кадмина.

– У меня что-то… вроде вечера, – неловко пробормотала гриффиндорка.

– И до которого часа?

– Не знаю. Не уверена, что вообще хочу этого.

– Так скажи, что идёшь на дополнительные уроки – сегодня пятница, мы всегда занимаемся с пяти. А сегодня с шести – вроде как в честь праздника.

– Хорошо, – улыбнулась Гермиона. – Ну, я побежала – Гарри и Рон ждут в коридоре.

– Ты помирилась с Уизли?

– Я не ссорилась с Гарри. А Гарри не ссорился с Роном. Гарри ждёт меня в коридоре, а Рон сам по замку у нас не передвигается…

* * *

– Факультатив сегодня?! А ты не могла отказаться? – опешила Джинни. – Я на трансфигурацию не пойду.

– Да ладно, я перенесла занятия на час. С четырёх до шести посидим – мы же не собирались устраивать бурные гулянья.

– Ладно, – вздохнула младшая Уизли, – тогда я всё-таки пойду к Вэйс.

– Вот видишь, как хорошо.

– М-да. Просто отлично.

– Что случилось?

– Ничего. Твой друг не обращает на меня внимания. Вообще. Как будто меня нет, и ничего не было.

– Я могу сказать, что ему тяжело, и он мучается ради тебя.

– Но не скажешь, – хмыкнула Джинни, – потому что это не так. А если и так – ты этого не думаешь. Проклятье! Знаешь, Гермиона, мне кажется… от любви до ненависти один шаг… и я уже занесла ногу. Я чувствую… мне надо остановиться. Только он всё время толкает меня – а ведь я стою на одной ноге и мне так просто упасть…

* * *

– Пойдём, пойдём! Это лучший вариант!

– Но Гарри, мне надо на дополнительные к шести!

– Сейчас половина четвёртого! Ну, Гермиона, все ждут нас у Хагрида! Даже Рон! Мы так хотим отметить твой праздник!

– Ладно, – сдалась ведьма. – Только без четверти шесть я уйду. А вы гуляйте!

– Идёт, – легко согласился просиявший Гарри.

У Хагрида собрались многие – Джинни, Полумна, мрачноватый Рон, Симус и Дин, Джастин из Пуффендуя, приглашенный Джинни, и даже Невилл Лонгботтом. Ели принесённые с хогвартской кухни запасы и пели песни у камина. Было так хорошо, тепло и весело, что Гермиона испытала сожаление, когда пришло время отправляться в подземелья – тем более Хагрид договорился с МакГонагалл, и всем было разрешено задержаться у него допоздна.

– Давай составлю тебе компанию! – крикнула Джинни. – Без десяти шесть. Я ухожу в замок, на трансфигурацию. Ты со мной?

– Да, – уверенно сказала Гермиона, отставляя тарелку с тортом. – Пойдём.

– Уходите? – огорчился великан.

– Нам на дополнительные, – сказала Джинни. – Всё было замечательно!

– Занятия сегодня?!

– По пятницам, – кивнула Гермиона. – Не печалься – у тебя останется море гостей.

– Ладно, Гермиона. Ты-то в своём репертуаре! Но Джинни…

– Прости, Хагрид! Шестой курс, сложный материал.

– Ну, идите. Ещё опоздаете, умники!..

Гриффиндорки попрощались и заспешили в замок. Филч окинул их недовольным взглядом, но промолчал, предупреждённый директором заранее. У подножия Мраморной лестницы подруги разошлись в разные стороны. Гермиона поспешила к кабинету профессора защиты от Тёмных искусств в подземелья, а Джинни – на пятый этаж, в класс трансфигурации.

Генри ожидал, стоя у искусственного окна.

– Как прошёл вечер у Хагрида?

– Отлично, – усмехнулась ведьма. – Теперь он продолжается без меня.

– Что ж. Вновь поздравляю тебя, Кадмина! – Профессор подошёл к столу и налил в два бокала розоватое эльфийское вино. – Сейчас я преподнесу тебе подарок. А потом… но это потом. – Он протянул ей один бокал, а второй оставил на столе. Сам же подошёл к шкафу и вынул плетёную корзину. – С днём рождения!

Генри поднял крышку и осторожно вынул из корзины змею.

Она была большой и очень красивой.

Угольно-чёрная, с золотисто-оранжевым капюшоном, змея отливала отшлифованным агатом в отсветах подрагивающих свечей. Обсидиановые зрачки, словно окружённые накалённой проволокой, ярко сверкали в коричневатом тумане белков глаз, делая их невероятно глубокими, мудрыми. Змея была крупная – более трёх футов длиной и толщиной с руку.

Гермиона с восхищением смотрела на подарок.

– Это самка гамадриада(1), – сообщил Генри. – Её зовут Алира.

– Потрясающе. – Зачарованная ведьма подошла ближе и осторожно коснулась шершавой кожи.

– Этих змей ещё называют Королевскими Кобрами, – продолжал профессор. – Они относятся к семейству аспидовых и являются самыми крупными ядовитыми змеями на планете. Алира ещё молода – гамадриады растут всю жизнь и достигают десяти – тринадцати футов в длину. А некоторые даже восемнадцати.

– Но как я смогу держать её у себя? – спросила Гермиона, заворожённо глядя на свой подарок.

– Есть два варианта. Либо ты свяжешь это с нашими занятиями, либо пускай она будет пока в кабинете.

– Хорошо. – Змея была живой и подвижной: она поднялась на своём хвосте, заняв полувертикальное положение, и, слегка раздув свой капюшон, внимательно смотрела в глаза Гермионы. Но ведьма совсем не боялась её. – Пусть побудет у тебя, – добавила она.

– Поздоровайся с ней, – странным голосом произнёс Генри.

– Привет, – улыбнулась змее Гермиона.

– Не так, Кадмина. Поприветствуй змею.

– Что ты имеешь в виду? – прищурилась ведьма.

– Не понимаешь? Наследница Слизерина, ты знаешь парселтанг. Только нужно развить в себе это умение.

– Я могу говорить со змеями?! – опешила Гермиона. – Но я никогда не замечала…

Она запнулась, припоминая второй курс, когда канитель со змееустством Гарри привлекла к этому вопросу всеобщее внимание.

Гермиона не слышала голоса василиска в стенах школы – но, на самом деле, она никогда и не отличалась острым слухом, а потому не услышала бы, пожалуй, и слов человека, доносящихся из-за толщи камня.

Перед мысленным взором наследницы Тёмного Лорда предстал памятный случай в Дуэльном клубе – вот Малфой сотворил заклинанием большую чёрную змею, собираясь натравить её на Гарри, вот Локхарт выскочил вперёд, чтобы убрать её – и его случайная оплошность заставила гадину взлететь в воздух, а затем в гневе броситься на Джастина Финч-Флетчли.

Когда змея шлёпнулась на подмостки и скользнула к пуффендуйцу, около отнесённой толпой в сторону Гермионы истошно взвизгнула Сьюзен Боунс, и голоса Гарри, прошипевшего на парселтанге свой приказ, она не разобрала. О том, что произошло нечто скверное, Гермиона догадалась по ошеломлённому шушуканью окружающих – а потом рядом начал приглушённо ругаться Рон, перемежая слово «змееуст» с отборной бранью. И Гермиона устремилась вслед за ним уводить Гарри со всеобщего обозрения, ибо значение произошедшего поняла прекрасно – не даром же читала столько времени научно-популярные книги.

На Гарри тогда напустился именно Рон, а Гермиона только молчала, с мрачным видом представляя последствия произошедшего.

Но ведь шипения своего приятеля она действительно не слышала. Ни тогда – ни потом. А может быть и слово «Смерть!», грянувшее у неё в голове, когда они с Пенелопой заглядывали за угол при помощи зеркала, и ставшее последним, что она запомнила перед тем, как надолго окаменеть, – было вовсе не её мыслью, а голосом василиска?..

– Конечно, можешь, Кадмина, – прервал сбивчивые размышления Генри. – А теперь поприветствуй свою новую подругу.

– Невероятно. – Гермиона уставилась в глаза змеи. Такие холодные и умные. – Здравствуй, – осторожно сказала она, но Генри покачал головой. Молодая ведьма долго и пристально вглядывалась в блестящие агаты глаз Алиры: они казались бездонными, как чёрные омуты. Змея тоже смотрела на Гермиону. – Здравствуй, Алира.

– Моя госпожа, – раздалось из приоткрытой пасти животного.

Наследница Тёмного Лорда вздрогнула. Змея качнула головой, и Гермиона прочла в её взгляде усмешку.

– Невероятно! Она знает, что я её хозяйка?!

– Полагаю, что да. Эта змея Тёмного Лорда.

– Я не думала, что змеи говорят так, как мы. Ну, я имею в виду структуру…

– Змеи очень умные пресмыкающиеся, Кадмина. Ты изучаешь древние руны – вспомни, как часто встречается образ змеи. И не только в надписях и изображениях – змеи венчают посохи и скипетры, короны и кольца, храмы и гробницы. Змеи, коты, вороны – это те животные, с которыми можно общаться, зная их язык. С фениксом нельзя говорить – он может только слушать, понимать. Но не ответить. Как и собака. Как и множество животных. Но змея…

– Моя госпожа выглядит удивлённой, – с придыханием, грудным шипением сказала Алира.

– Ты понимаешь Генри? – спросила Гермиона.

– Молодой волшебник? Нет. Я чувствую его настроение, эмоции. Он говорит с почтением, с добротой. Не желает зла. Что именно – мне неведомо.

– Я смотрю, вы нашли общий язык.

– Потрясающе, – в который раз повторила Гермиона, не отрываясь от змеи. – Божественно!

– Я рада принести вам удовольствие, госпожа.

– Алира, ты хочешь жить со мной, в моей комнате или тут с… молодым волшебником?

– Безусловно, с вами мне будет лучше. Но это сложно – я понимаю.

– Генри, в замок с собой можно привозить кота, сову или жабу. Но с Роном долго жил Петтигрю в крысином обличье…

– Ты можешь завести змею. Я скажу Минерве, что мы изучаем с тобой их свойства. Ты объявишь об этом же Гарри Поттеру и своим сокурсникам.

– Алира, я заберу тебя с собой! А что она ест, Генри?

– Как правило, других змей. Но гамадриады могут обходиться без еды до трёх месяцев, и сейчас змея сыта. Я буду сам кормить её время от времени. Ну а пока вынужден прервать ваше знакомство – у нас есть ещё одно дело.

– Какое?

– Пойдём. Нужно покинуть замок.

__________________________________________________________________________

1) Ophiophagus hannah (королевская кобра, или гамадриад) – самая большая ядовитая змея в мире. Может достигать длины в пять с половиной метров и отличается особой агрессивностью.

* * *

– Куда мы направляемся?

Солнце начало садиться, и было уже довольно прохладно. Они вышли из школы и свернули в сторону избушки Хагрида.

– Ты хочешь вернуть меня на праздник?

– Нет. И было бы хорошо, если бы твои друзья не заметили нас… Пойдём через теплицы.

– Куда?

– Увидишь.

Они прошли мимо оранжерей, огибая гудящую весёлыми криками и звуками гитары хижину Хагрида, и пошли к опушке.

– Ты ведёшь меня в Запретный Лес? – догадалась Гермиона. – Зачем?

– Как говорят магглы, от любопытства кошка сдохла…

Под кронами деревьев было уже совсем темно и намного холоднее. Генри взял свою спутницу под руку и повёл прямо в чащу – вскоре они сошли с вытоптанной Хагридом тропинки и углубились в лес.

Генри, безусловно, сильный волшебник, да и Гермиона может за себя постоять, но в этой чаще чего только не водится…

– Ты уверен…

Она умолкла – профессор остановился, и в полумраке деревьев гриффиндорка различила силуэт человека, одетого в длинную мантию.

Некто, прислонившийся к стволу дерева, тоже заметил их.

– Здравствуй, Кадмина, – тихо сказал он. – С днём рождения.

Глава XVI: Удачная встреча

Гермиона вздрогнула и расплылась в улыбке, когда человек скинул капюшон, и в синеватом мраке она смогла разглядеть лицо.

Тёмный Лорд тоже улыбнулся, а стоящий позади Генри почтительно преклонил колено.

– Спасибо, Генрих, – сказал Волдеморт высоким холодным голосом и взмахом палочки осветил небольшую поляну подрагивающим магическим светом. – Оставь нас пока. Я позову.

– Да, милорд.

Профессор защиты от Тёмных искусств поднялся и вскоре скрылся среди стволов, чернота которых стала ещё гуще после того, как магический свет выхватил из мрака этот маленький кусочек леса.

– Ты удивлена, Кадмина? – заговорил Волдеморт, подходя к дочери ближе.

– Да, – кивнула Гермиона с лёгким укором и пояснила: – Это опасно.

– Для меня? – хмыкнул её отец с неприкрытой иронией.

Гермиона усмехнулась, смерив Тёмного Лорда взглядом.

– Просто неожиданно, – покорно исправилась она.

– Как я мог не поздравить тебя с восемнадцатилетием? – всё тем же шутливым тоном продолжал Волдеморт. – Лично.

– Я благодарна, – честно сказала юная гриффиндорка.

Она была действительно очень рада увидеть его. За недели пребывания в школе наследница Тёмного Лорда, освоившаяся уже со странными изменениями в своём характере и отношении к окружающим, невольно переставала доверять собственным воспоминаниям. Несмотря на Генри и Чёрную Метку на левом плече. Ей действительно стоило увидеть Волдеморта снова, чтобы в какой-то степени подтвердить то, что она не сошла с ума. Или, напротив, окончательно убедиться в своем безумии.

– Как жизнь в застенках? – спросил Тёмный Лорд, кивая головой в сторону школы.

– Томит, – улыбнулась Гермиона. – Хотя сегодня – просто отлично.

– Ты уже познакомилась с Алирой?

– Да. Это… так странно…

– Привыкнешь. – Волдеморт с неторопливой задумчивостью обошёл Гермиону и остановился у неё за спиной. – Нарцисса наделена изысканным вкусом – ты потрясающе выглядишь в этом наряде. – Он протянул руку из-за её спины и дёрнул за шнурки-завязки мантии. Чёрная ткань соскользнула на пожелтевшую листву, и обнажённые плечи обдал сырой ночной ветер. – Мой подарок. – Гермиона почувствовала холодное прикосновение металла к шее. – Когда-то это украшение носила Кандида Когтевран, Кадмина, – Тёмный Лорд обогнул её и теперь стоял, глядя прямо в глаза, – очень давно. С тех пор прошли десятки и сотни лет. Я хочу, чтобы ты никогда не снимала его.

– Это…

Ведьме вдруг стало жарко, несмотря на сырость ночного леса. «Медальон, чаша, змея, что-то принадлежавшее Гриффиндору или Когтевран…» – слова, которые так часто твердил Гарри Поттер.

– Это…

– Да, Кадмина. Я хочу, чтобы этот Хоркрукс был у тебя. Всегда.

– Это опасно, – пробормотала она, чувствуя, как пересыхает горло.

– Если желаешь что-то спрятать – положи на самом видном месте, – улыбнулся Тот-Чьё-Имя-Боятся-Называть. – Кроме того, место воистину достойно. Ты именно та, кто должен беречь осколок моей души.

– Он… Не догадается? Не почувствует?

– Кто? – усмехнулся Волдеморт. – Гарри Поттер?

Ведьма тоже засмеялась.

– Глупо, – согласилась она.

– Да. Гарри Поттеру никогда не найти Хоркрукса, спрятанного на твоей шее. Это украшение было некогда диадемой, Кадмина. Я уже примерял его на тебя. Но было бы странно, стань молодая волшебница сейчас носить столь экстравагантную для современности вещицу. Я изменил её внешний вид для тебя.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, я всего лишь корыстно использую свою дочь в качестве тайника, – снова усмехнулся Тёмный Лорд.

– Но это очень важно для меня, – возразила Гермиона. – Это… Я ведь не была уверена, что смогу отдать тебе медальон Слизерина, если он отыщется в старом доме Блэков, – виновато сказала она. – По правде говоря, я очень боялась его найти и не испытала большого огорчения, когда потерпела фиаско. Потому что я ещё не понимаю, что будет правильно… Но я бы и Гарри не хотела его отдавать! – поспешно добавила она. – Просто это было… так быстро, так сразу… И я ещё сама не знаю, доверять ли себе, и в чём это доверие должно заключаться. А ты отдаёшь мне… – Гермиона запнулась, подняла руку и сжала нагревшееся от тепла её кожи серебро, обрамляющее изумруд. – Ведь я сама ещё не знаю… Я могу… Вдруг я…

Гермиона не смотрела на высокую фигуру в тёмном плаще, она упёрла взгляд в увитую хитросплетениями корней землю и чувствовала нарастающие вину, стыд и раскаяние. Пальцы сжимали гладкую поверхность камня, скользили по ней, ощущая странное тепло, начавшее исходить, казалось, из самой сердцевины украшения. Всё равно лучше признаться. Ведь ещё так недавно она была совсем не уверена…

– Ты не отдашь этот кулон Гарри Поттеру, – прервал её мучения Тёмный Лорд, улыбаясь со смесью иронии и удовлетворения. – Я подождал ровно столько, сколько было необходимо, дабы убедиться в этом. Ты ещё, возможно, решишь отречься от меня, повинуясь обманчивому чувству вины, – но тогда сама вернёшь кулон и удалишься далеко: и от меня, и от Гарри Поттера. Возможно, уедешь из Великобритании. Или даже решишь оставить магический мир – всякие глупости порой посещают людей, отягчённых чувством вины перед совестью. Но ты не станешь помогать кому-либо ускорить мою смерть, Кадмина. Как, впрочем, не станешь и помогать мне приблизить последний час мистера Поттера, какую бы сторону в нашем… хм, противостоянии… ты ни заняла.

Гермиона вздрогнула.

– Не волнуйся, – добавил Волдеморт, не пытаясь сдержать улыбки, – я не собираюсь убивать Гарри Поттера. Зачем? Мне пока совершенно не мешает этот молодой человек. Он строит иллюзии о своей значимости, думает, что я лихорадочно, обливаясь холодным потом, ищу лазейки к его смерти. Но ты ведь понимаешь – это так просто. Только зачем? Перевернуть магический мир, лишить последней надежды на спасение от того, кто и не пытается его уничтожать? Я не всадник апокалипсиса и не мессия. Зачем разрушать всё? Жизнь дана, чтобы жить – в силу своих возможностей и желаний. У меня есть власть, Кадмина. И она позволяет мне вольно обращаться со своим временем. Строить долгоиграющие планы. Ничего нельзя делать сгоряча, я имел неосторожность убедиться в этом на своём собственном опыте. Мировое господство – лишь иллюзия власти. Хозяева марионеток всегда остаются в тени.

– Но Гарри опасен. Он хочет убить тебя.

– Меня, Северуса, Люциуса, Беллу, Драко Малфоя, Хвоста, – нараспев перечислил Тёмный Лорд. – У него паранойя, Кадмина. Убить всех. Вот кто действительно способен разрушить мир, чтобы создать свой. Не я, а он. Но Гарри Поттер – всего лишь дитя. Пусть играет – к счастью, я имею полную возможность контролировать каждый его шаг. Избавляться от него бессмысленно. Или моя дочь желает крови?

– Нет! – испугалась Гермиона. – Просто я считала, что ты всегда к этому стремился.

– Desipere in loco(1), – развёл руками Волдеморт. – Сейчас это более чем нежелательно. Белла говорила, ты очень хотела кое-что обсудить со мной, – добавил он.

– Ах, да, – вновь смешалась Гермиона, – книга… Дело в том, что Дамблдор… Он завещал мне одну вещь…

– Белла передала мне, – кивнул Тёмный Лорд. – И что же удалось понять за истекшее время?

– Ничего, – смутилась Гермиона. – Я ничего не могу отыскать в этих текстах.

И она с надеждой посмотрела на Волдеморта.

– Мы постараемся решить эту задачу на Рождество, – усмехнулся тот. – Если Гарри Поттер не сделает этого раньше.

Гермиона хмыкнула.

– Я могу отослать тебе книгу с совой или передать через Генри.

– Не стоит. Мистер Поттер может спросить её у тебя в любую минуту. Ненужно спешить без нужды. Не забивай себе голову ребусами Альбуса Дамблдора, Кадмина, если нет прямой необходимости их решать. Его загадки вытягивают слишком много сил и времени. А тебе нужно учиться. Как, к слову, успехи на поприще знаний? Всё получается?

– Разумеется, – пожала плечами Гермиона. – Как всегда.

– Когда я был в твоём возрасте, всё давалось мне легко.

– А сейчас?

– А сейчас жизнь показала зубы. Настоящие клыки. И никакому, даже самому умелому укротителю хищников, не может быть легко в такой компании. Но тем хмельнее будет победа…

________________________________________

1) Безумствовать там, где это уместно (лат.).

* * *

После той ночи Гермиона окончательно изменилась. Всё то, что только зарождалось в ней само по себе, что было лишь неуловимым, призрачным ощущением угрозы, аккумулируемое Хоркруксом, воплотилось в живую реальность. Как тогда, летом, в подземельях поместья Малфоев, ещё будучи диадемой с потемневшими изумрудами, этот осколок души Волдеморта выпростал гнев и усыпил разум, подтолкнув Гермиону совершить поступок, который она долго ещё не могла себе простить и так никогда и не сумела понять, так и теперь тлетворное действие серебряного кулона незаметно усыпляло в ней жалость, чувство вины, терпение к чужим ошибкам, сострадание; и будило самые элитные из семи смертных грехов – гордыню, гнев, похоть и алчность.

Все её чувства обострились. То, что раньше беспокоило лишь слегка, усилилось многократно: насмешливое отношение к планам и идеям Гарри, отвращение к бесившемуся от её безразличия Рону, жалость к Джинни, которую только распаляло недовольство её возлюбленным; раздражение, которое вызывали Парвати и Лаванда, вечно строящие какие-то мелкие козни и пакости своей однокурснице; осознание собственной неповторимости, значимости и превосходства над всеми окружающими; дурманящий, острый интерес к Чёрной магии и любопытство ко всему запретному, всему, что она когда-то считала постыдным. А ещё жгучее, иссушающее желание, лишённая разума подростковая страсть к собственному дяде, этому олицетворению пороков и соблазнов, неизменно приходившему к наследнице Тёмного Лорда во снах с тех пор, как прóклятый кулон занял своё почётное место на её шее...

Из-за Хоркрукса пропали все табу, все условности, испарились без следа нормы морали. Похоть, питаемая чёрной магией, заставляла Гермиону давать волю рукам и воображению. Представлять, что они перешли все границы и отринули все запреты. Если летом в поместье Малфоев фантазии её оставались довольно невинными, потому что Гермиона не могла представить себе того, что ещё никогда не испытывала, то теперь колдовской артефакт разверз перед ней целую бездну. Она жаждала его, жаждала его тела, так, словно давно познала на практике все доступные человеку удовольствия.

Гермиона больше не была собой. Она изменилась. Изменилась окончательно.

И была способна на всё. По крайней мере, до тех пор, пока с груди не пропадёт серебряный кулон Волдеморта.

А время летело, обрывая листы календаря. Недели сменяли одна другую.

Учёба, почти противоестественная любовь к которой в Гермионе тоже усилилась многократно, не давала поднять головы, пятничные занятия с Генри тоже не добавляли свободного времени, хотя и приносили некоторую разрядку. А ещё они давали много знаний – глубинных знаний Чёрной магии, окунувшись в которую уже сложно выплыть назад… Гермиона увязала в болоте познания, не смея выбраться из его сладких объятий. И только по ночам объятия не менее сладкие заставляли забывать обо всём до самого рассвета и неизменного одинокого пробуждения.

Алиру молодая ведьма поселила в своей спальне, вызвав этим безмерное возмущение Лаванды и Парвати. Но они ничего не могли сделать – уже в понедельник, на уроке, Генри лично принёс извинения за неудобства и заверил, что змея не опасна – уход за ней входит в дополнительный курс по защите от Тёмных искусств, изучаемый Гермионой.

Рон и Гарри тоже не выказали восторга по поводу новой питомицы: последний и вовсе питал к змеям почти что личную неприязнь. К удивлению наследницы Тёмного Лорда, он даже одного разу не попытался заговорить с хладнокровной красавицей, а сама Алира, по наущению своей хозяйки, хранила в присутствии героя магического мира стоическое молчание.

Гермионе же она помогала расслабиться после дневных треволнений; и ещё помогала не применять данные Генри знания на соседках по спальне, хотя временами очень хотелось! Однажды Гермиона всё же проклялá Лаванду Браун, и на следующий день та свалилась с лестницы, сломав при этом правую ногу, но мадам Помфри быстро справилась с этим. Однако мстительная Гермиона, согретая приятным жаром серебряного кулона на груди, получила истинное наслаждение.

Только кот Живоглот затаил на свою хозяйку обиду и совсем перестал ночевать в девичьих спальнях. Одинокий, он спал в гостиной Гриффиндора около камина и гонял по ночам школьных эльфов. А днями и вечерами дулся на Гермиону, да и на Гарри с Роном в придачу.

Недели, потраченные тремя гриффиндорскими сыщиками на слежку, подслушивание и вынюхивание в гостиной Слизерина и за её пределами, не принесли никаких плодов: ни дезориентированные в школьном существовании Гойл с Крэббом, ни ставшая совершенно невыносимой фурией Пэнси Паркинсон ничего не знали о своём пропавшем дружке. На то же, что от слизеринцев удастся узнать что-то об их бывшем декане, не рассчитывали даже Гарри и Рон.

Четвёртого октября, в субботу, Гарри Поттер уехал с МакГонагалл на собрание Ордена Феникса и возвратился только в воскресенье вечером – хмурый и угрюмый. Ничего утешительного он не узнал – Орден в тупике. Найти бежавшего Малфоя-старшего не представляется возможным, место нахождения Волдеморта неизвестно, а таинственное затишье обещает принести несказанно сильный ураган.

– Я рассказал им о Хоркруксах, – сообщил Гарри. Это напоминало капитуляцию. – Мне обещали проследить, где всплывали чаша и медальон. А о четвертом…

– Ты думаешь, Дамблдор не искал их? – спросила Гермиона, теребя пальцами серебряный кулон Когтевран. – Если бы можно было найти их – они уже были бы тут!

– Да знаю я! Но надо же что-то… На Рождество поеду туда, где погибли родители. Может, выясню нечто новое… И ещё побываю в доме отца Волдеморта! И в доме Гонтов.

– Сам? – прищурился Рон. – И за одно Рождество?

– Нет. На Рождество я отправлюсь в Годрикову Впадину – благо тест на трансгрессию уже будет сдан. Надеюсь успеть и в Литтл-Хэнглтон, но я не уверен.

– А мы? – досадливо спросил Рон.

– На могиле родителей я побываю один, – отрезал Гарри. – А там посмотрим.

Они редко говорили о Хоркруксах и их возможном расположении – да и то лишь на уровне глупых предположений. Гермиона знала, что Гарри занимался этим много серьёзнее, часами просиживая в библиотеке. Он даже обсуждал это с Роном – она же немного отдалилась от своих друзей из-за перемен в характере. Важно ли это? Стоит ли налаживать отношения или можно наслаждаться тем, что не приходится ежедневно искать способ убить собственного отца?..

С Джинни Уизли, которой Гермиона продолжала симпатизировать, тоже произошли перемены. Казалось, школьная жизнь действовала на неё отрезвляюще. Юная ведьма перестала вздыхать по углам и сверлить Гарри взглядом, уделила внимание учёбе и команде по квиддичу, которую бывший капитан благополучно переложил на её хрупкие плечи ещё в самом начале года. Джинни будто расцвела, и Гермиона была искренне рада за неё.

В начале октября вышла нашумевшая книга Риты Скитер.

Наверное, её прочитал весь магический мир. Гарри был потрясён. Он отказывался верить во многое, но, Гермиона знала, не раз перечитывал ненавистные главы.

Книга наделала много шума. О ней говорили все, кто вообще умел разговаривать. Хогвартские эльфы шушукались во время уборки и галдели на кухне; в среду утром говорящие ромашки со стола профессора Спраут сорвали второму курсу Пуффендуя травологию, затеяв с юными студентами жаркий спор, в который втянули и их декана, и заглянувшего за какой-то рассадой Хагрида; Пивз носился по школе и декламировал наиболее скандальные отрывки наизусть, а как-то перед самым отбоем Гермиона обнаружила в пустом классе астрономии Полумну Лавгуд, задумчиво читающую «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора» вслух взволнованным и постоянно охающим Толстому Проповеднику и Почти Безголовому Нику.

Даже многое повидавшая на своём веку и обладающая железными нервами человека, пережившего не один курс поднадзорных гриффиндорцев, Минерва МакГонагалл впала в бешенство после того, как школьные портреты подали массовое прошение зачитать для них оригинальный текст.

Рита Скитер, судившаяся с многочисленными обвинителями в клевете, уже успела выиграть несколько процессов и заплатить незначительный штраф. Всё это живо освещалось на страницах газет, а мелкие популярные издания пачками публиковали труды подражателей.

* * *

Октябрь принёс с собой резкое ухудшение погоды, и то, что в уикэнд, выпавший на посещение Хогсмида, дни выдались сухие и безветренные, можно было считать настоящим подарком судьбы.

Трое друзей шли, закутавшись в школьные мантии по засохшей и очень корявой дороге, ведущей от замка к деревне, нарочно отстав от толпы остальных студентов. Гермиона кивала Гарри, тайком мечтая «потеряться» в Хогсмиде и не слушать поток рассуждений по вопросам уничтожения Северуса Снейпа и стирания с лика земного всего, что с ним когда-либо было связанно.

– Где он может быть? – тараторил Гарри. – По сути, смело может прятаться там же, где и Малфой. Оба Малфоя. Надо бы проследить за миссис Малфой – члены Ордена вроде как стараются. Но на её дом наложено столько защитных чар, будто там у неё… Короче, вряд ли они там – дом проверяли не раз. Но, мне кажется, члены Ордена плохо следят – не может она не связываться с мужем и сыном. Хотя это не так важно – мне сейчас нужен Снейп! Я должен придушить эту гадину. Подумываю о поисковом обряде – ведь массу его вещей можно найти в подземельях. Поможешь, Гермиона?

– Конечно, – легко пообещала ведьма, – могу даже сама подыскать обряд.

– Посмотрим вместе. Если найдём его, он живым не уйдёт!

«Какая самоуверенность! – едко подумала наследница Тёмного Лорда. – Но не беспокойся, я подберу тебе такой обряд, что и замка покидать не понадобится…»

– Куда пойдём? – спросил Рон, когда они оказались в Хогсмиде. – В «Три Метлы», отметить скорейшую кончину Снейпа?

Гарри засмеялся. Гермиона улыбнулась – довольно натянуто, но никто не обратил внимания.

– Гарри, ты глянь, какая метла!

Мальчишки прилипли к витрине. «М-да. Только что искали способ уничтожить опаснейшего приспешника Тёмного Лорда, и – voilà – какая метла!..»

И вдруг Гермиона застыла, вмиг позабыв обо всём своём праведном негодовании – блуждая взглядом по людной улочке Хогсмида, она наткнулась на Наземникуса Флетчера, оседлавшего покосившуюся скамью под старой аптекой.

Дом Блэков, уборка, украденные ценности. Потерянный навечно Хоркрукс Тёмного Лорда. Медальон Слизерина. И вот он вор, сидит, даже не подозревая о том, кому попался на глаза.

– Я сейчас, догоню вас в «Трёх Мётлах»! – бросила Гермиона мальчикам, не отрывающимся от запотевшей витрины. – Нужно купить ингредиенты для домашнего зелья!

И она кинулась к аптеке, расталкивая толпу.

– Привет!

Наземникус вздрогнул, поднял взгляд и посерел. А затем вскочил на ноги и стал бочком отступать к подворотне.

– Гермиона! Какая, эм… приятная неожиданность!

– Как дела? – непринуждённо спросила ведьма, следуя за ним.

– Потихоньку. М-м-м…

– Наземникус, мне нужно кое-что у тебя спросить.

– Да? – опасливо поднял брови старик.

– Помнишь вещи Сириуса, которые мы видели у тебя в прошлом году?

– Собственно, я немного спешу.

И с этими словами волшебник мгновенно трансгрессировал, но не растерявшаяся Гермиона исчезла следом за ним.

* * *

Они стояли в каком-то лесочке у перекошенной деревянной избы. Увидев Гермиону, Наземникус сравнялся цветом с Почти Безголовым Ником.

– Как ты поняла, куда я трансгрессирую?! – с перекошенным от ужаса лицом воскликнул он.

– Я ещё и не то умею, – зловеще заверила Гермиона, делая шаг вперёд.

Наземникус попятился, но ведьма легонько взмахнула палочкой, и вокруг его ног обвился побегоподобный жгут. Старик упал, и она подошла ближе.

Учащённо забилось сердце, а внутри поднималось незнакомое и будоражащее чувство: предвкушение чего-то неизведанного, животно-дикого и манящего.

– Молли Уизли говорила, всё, что мы отобрали на выброс летом перед пятым курсом, растаскал именно ты, – повествовательным тоном сообщила Гермиона, улыбаясь застывшему в глазах Наземникуса ужасу. – Можешь оставить всё себе – или в каких там уголках планеты теперь эти вещи, – вспомни только одно. – Она присела на корточки около застывшего старика. – Медальон. Тяжёлый золотой медальон на цепочке. С гербом Слизерина. Где он?

– Ге…Ге…Гермиона…

– Назем, – колдунья сунула руку под мантию и посмотрела на небольшие часики, висевшие на петельке платья, – я могу вернуться в Хогвартс попозже. Придумаю, как оправдать себя. Просто немного лишней головной боли. Но если я здесь задержусь – голова болеть будет не только у меня. – Она вновь достала палочку. – И не только голова. Где медальон Слизерина?!

– Чего?! Гермиона! Да чё я те сделал?! Ничего я не брал из того до…

– Круцио! – легко согласилась ведьма.

Дикий вопль старика всколыхнул тишину леса, и с нескольких деревьев сорвались, уносясь в небо, стайки птиц. Гермиона обеспокоенно обернулась к избушке – но та оказалась совершенно пустой. Она не дрогнувшей рукой держала палочку – так странно… Второй раз в жизни применяла Гермиона непростительное проклятье к человеку – до этого была только Амбридж, хотя вместе с Генри они и практиковались в прошлую пятницу на мышах и пауках. Но человек – совсем иное дело. Удивительно… но ни тени жалости или сочувствия не промелькнуло в глазах гриффиндорки. И рука не дрогнула.

А по груди приятным теплом разливался жар серебряного кулона…

Ведьма отвела палочку и кивнула на побег, сковывавший ноги Наземникуса.

– Саприония, – пояснила она. – Помимо массы других качеств, обладает силой сдерживать проявление магической активности. В том числе и трансгрессию. – Гермиона присела рядом. – Наземникус, – ласково сказала она, – где медальон Слизерина?

– Чего ты хочешь?! – заплакал старик. – Сдурела, чё ли?

Гермиона направила на него палочку и мысленно проговорила заклинание. Человек на земле сжался и стал дрожать.

– Неприятно, когда скручивает мышцы, правда? – задумчиво спросила она. – Но мне ничего не остаётся. Ты должен сказать, где медальон.

Она отвела палочку.

– Какой медальон?!!

– Тяжёлый золотой медальон на цепочке, с гербом Слизерина, – терпеливо повторила ведьма. – Не заставляй меня потихоньку удалять твои парные органы.

– Я его отдал!!!

– Кому? – живо выпрямилась Гермиона.

– Одной… блин… задарма отдал, выцыганила… Чё, и вправду медальон Слизерина?

– О чём ты говоришь? – угрожающе спросила ведьма, поднимая палочку.

– Я торговал в Косом Переулке, – быстро зачастил Наземникус, глотая окончания слов, – а она ко мне подходит и спрашивает, есть ли у меня лицензия, чтоб торговать магическими артефактами. Карга старая! Она хотела меня штрафануть, но ей приглянулся медальончик, она забрала его, а меня отпустила, сказала, что мне, типа, повезло.

– Что за женщина? – быстро спросила Гермиона.

– Не знаю, какая-то тётка из Министерства. – Наземникус немного подумал, приподняв бровь. – Мелкая такая, на макушке бантик. – Он нахмурился. – На жабу похожа.

– Идиот! – выплюнула Гермиона, холодея. – Как ты мог отдать медальон Амбридж?! Впрочем, это уже не важно.

С холодной решимостью она подняла палочку.

– Не надо!!! – дико завизжал старик, закрываясь худыми руками.

– Моя первая жертва, – Гермиона замерла, – должна быть достойна меня, – она презрительно посмотрела на несчастного. Кулон на груди перестал жечь пьянящим огнём. – Портус!

Один из камней сверкнул, наполняясь светом, и померк. Ведьма взглянула на перекошенного страхом Наземникуса и окинула взглядом лес. Если здесь нет защиты, скоро прибудут узнавшие о применении непростительного проклятья мракоборцы. Убить его? Первая жертва должна быть достойной.

Заколдованный камень начал наливаться синевой.

Она схватила старика за руку.

– Акцио, портал!

Всё закружилось и стало трудно дышать, но совсем скоро они очутились в полутёмной комнате. Не удержавшаяся на ногах Гермиона быстро поднялась и отступила на шаг – пусто. И очень тихо – будто во всём поместье никого нет.

– Эй, родственники! – громко крикнула Гермиона, отряхивая мантию от приставших сосновых иголок. Кровь в её венах всё ещё кипела от адреналина. – Есть кто дома?!

Наземникус, скрученный змееподобным побегом, безуспешно пытался трансгрессировать. Ведьма прислушалась – в коридоре за стеной послышались шаги. Скрипнула дверь, и в комнату заглянул Люциус Малфой.

«Свет и Тьма, какая удача!» – она вмиг позабыла и о старике на полу, и о потерянном Хоркруксе, и о том, что только что чуть не совершила своё первое в жизни убийство.

Опять наполнился жаром колдовской кулон. Всколыхнул в памяти всё то, к чему побуждал долгими ночами в Хогвартсе.

Но такие мысли больше не вызывали смущения.

– Привет!

С максимальной непринужденностью откинув растрёпанные ветром волосы, Гермиона подошла к дядюшке и легко поцеловала его в щеку, чувствуя, как на груди пульсирует прóклятое украшение.

– Что это, Кадмина? – удивлённо спросил старший Малфой, кивая на старика.

– Наземникус Флетчер, – тихо ответила она. – Моя неудавшаяся первая жертва. Твоя жена ещё летом убедила меня – первая жертва должна быть достойной. Поэтому я не убила его сама. Но узнала всё, что было нужно.

– То-то, я смотрю, он бледноватый. – Наземникус взирал на них полными смертельного ужаса глазами. – Что тебе могло от него понадобиться? – спросил Люциус.

– Я скучала, – вместо ответа произнесла Гермиона.

Дядя внимательно посмотрел ей в глаза, и у ведьмы засосало под ложечкой.

– Я тоже.

Она почувствовала руку на своей талии и тут же жаркий поцелуй на губах. Неужто снова сладкий сон, безмерно далёкий от реальности, и вот-вот она опять проснётся в своей мокрой от пота постели в девичьих спальнях Гриффиндора?

Гермиона глубоко втянула носом воздух, жадно вбирая каждый сладостный миг. Серебряный кулон на груди, ставший горячим ещё на лесной опушке у заброшенной деревянной хижины, теперь почти обжигал кожу – но она не обращала на него внимания.

Оторвавшись от Гермионы и отступив на шаг, Люциус вынул волшебную палочку и направил прямо в искажённое ужасом лицо старика.

– Поживешь тут с вами, научишься давить всякую гадость… Авада Кедавра!

Гермиона проводила вспышку зелёного света задумчивым взглядом и опять посмотрела на своего дядю. Сердце билось очень быстро, но она чувствовала странное спокойствие.

– Как учёба? – непринуждённо спросил Люциус.

– Учёба нормально, – усмехнулась молодая ведьма, – но, кроме неё, в школе есть множество отвратных вещей.

– Тесная дружба с Поттером?

– Не только.

– Ты остаёшься здесь?

– Нельзя, – поморщилась Гермиона, – mon Pére желает образованную дочь.

– Желает?

Люциус грубо обхватил её руками и властно раздвинул губы своими, притянув к себе. В голове звенело, и сердце норовило вырваться из груди, на которой всё ещё пылал раскалённым угольком пульсирующий Хоркрукс Волдеморта. Люциус скользил по её телу, собирая мантию и проникая под складки свободного платья.

Они отступили к стене, холодное дерево которой заставило кожу Гермионы покрыться пупырышками. Она чувствовала будоражащие поцелуи на своей шее, требовательные ладони, комкающие под мантией тонкую ткань...

Ведьма тихо застонала, проникая пальцами под его одежды. Он легко приподнял её, прижал к стене, и Гермиона обхватила супруга своей тётушки ногами вокруг пояса, явственно почувствовав его нарастающее желание. Нутром поняла, что это значит.

Ловкие руки расстёгивали платье под распахнувшейся мантией, проникали под него… Непослушными пальцами Гермиона рвала пуговицы на чёрной рубашке, прижимаясь всё крепче.

И тут внезапно скрипнула неплотно притворённая дверь, и в комнату вошёл Драко Малфой.

Глава XVII: Поиски...

– Что за…

Оказавшаяся на полу Гермиона, проклиная всё на свете, уставилась на кузена, который выглядел так, будто на него вылили ведро грязной холодной воды.

Люциус устало прислонился к стене, исподлобья глядя на сына, безрезультатно пытающегося подобрать подходящие выражения. Ведьма тяжело дышала.

Пауза затянулась.

– Драко, в чём дело?! – не выдержал Люциус.

– Что…

– Ты что идиот, Малфой?! – зло спросила Гермиона, плотнее запахиваясь в мантию. – Сам не догоняешь?! То есть… я хотела сказать… в общем, Драко, я, клянусь, готова убить тебя!

– Послушай-ка, Грэйнджер…

– Обливиате! – перебил его Люциус, вскинув палочку. Парень застыл, и Гермиона тоже, хотя к ней чар никто не применял. – Иди, Драко, поспи, – приказал волшебник, не отводя палочки и пристально глядя в глаза своего сына. – Ты очень хочешь спать. И совершенно ничего не помнишь о прошедшем дне.

Малфой кивнул со странным выражением лица и послушно вышел из комнаты.

– Ты стёр ему память? – тихо спросила Гермиона абсолютно потерянным голосом после долгой паузы.

– Считаешь, нужно было оставить так?

– Нет, конечно, – ведьма оперлась о стену. – Я убила бы его, не будь он твоим сыном! – добавила она. – Нет, не будь он сыном Нарциссы – твоего сына, уж прости, я таки убила бы.

– Достойная первая жертва, да? – усмехнулся дядюшка.

– Более чем!

Было обидно почти до слёз. Люциус спрятал палочку и стал неспешно застёгивать мантию. Гермиона закусила губу.

Он закончил с серебряными крючками и, повернувшись к ней, присел на корточки, начав поправлять и её одежду. Гермиона с надеждой положила руку ему на плечо, но тут же прочитала в серых глазах ответ.

Она с большими усилиями удерживала слёзы. Может, всё же...

– Ну что, Кадмина, я так понимаю, тебе нужно поговорить с отцом?

…И кулон на груди остыл, даже стал чересчур холодным…

* * *

– Значит, Долорес Амбридж? – задумчиво протянул Волдеморт, сцепляя перед собой в замок длинные белые пальцы. – Что ж… Пропала она довольно давно, вещи должны быть описаны, а может, и распроданы – если нет наследников, разумеется. Нехорошо. Бездонный колодец… И всё же можно зачерпнуть гнилой водицы. Удача – вздорная чертовка. Может и повезёт.

– В любом случае Гарри туда не добраться, – заметила Гермиона.

– Тем не менее я предпочитаю иметь всё, потенциально опасное, рядом. Или чётко знать место расположения.

– Кстати, об опасностях…

Гермиона сидела в такой знакомой и родной комнате с камином, возле пылающего огня, уже пришедшая в себя и немного успокоившаяся после неожиданного фиаско – позже, она знала, будет плохо, невыносимо плохо – но сейчас воспоминания отступили на второй план, и она в точности воспроизвела Волдеморту всё, что узнала от убитого недавно Наземникуса. А теперь вспомнила ещё кое о чём.

– Гарри хочет найти Северуса, – предупредила она. – Хочет, чтобы я отыскала и помогла провести поисковый обряд, основанный на личных вещах, коих много в подземельях. Я, разумеется, допущу какую-нибудь ошибку, но он ведь и сам может повторить ритуал, и…

– К чему же допускать ошибки? – с улыбкой прервал Волдеморт. – Незачем дискредитировать себя.

– Но… как же?.. – растерялась Гермиона.

– Приложи максимум сил – не в ущерб учёбе, разумеется, – и, если удастся отыскать Северуса таким способом, – можешь следовать за Гарри Поттером туда, куда ему вздумается, – только ненадолго.

– Но, как же… – опять начала молодая ведьма.

– Поверь, Кадмина, Северус Снейп может за себя постоять. Он давно ждёт этой встречи, да и Гарри Поттер не успокоится.

– Но Гарри хочет убить его! Он уже всё для себя решил. Это точно…

– Не опасно? Жить вообще опасно, Кадмина: как ты могла заметить, редко кто выдерживает – обыкновенно все умирают. Хотя я и борюсь с этим.

– И всё же, я могла бы нарочно…

– Ты сама сказала, и сказала совершенно верно: не сможешь ты – он сделает это сам. А ты попадёшь в дурацкое положение. К чему это? Тем более встреча Гарри Поттера и Северуса Снейпа – далеко не худший вариант развития событий…

Они говорили так недолго, намного меньше, чем хотелось бы Гермионе. Но надо было возвращаться в Хогсмид – она и так потратила слишком много времени, в школе ждут большие проблемы. И нет возможности дождаться отсутствующих в поместье Беллу и Нарциссу или обмолвиться парой слов с Люциусом…

* * *

– Чёрт побери, где ты была?!

Она нагнала мальчиков уже перед кабинетом МакГонагалл – они спешили донести о пропаже директрисе.

– И нечего поднимать панику! – осадила Гермиона, изображая рассерженность. Да что там изображая – она была зла, как тысяча химер! Ещё не хватало им успеть к МакГонагалл, поднять переполох… А Малфой… Он просто… Убила бы… Обоих! Ну почему, почему, выставив этого хорька, он не… он…

– Ты пропала!!! – оборвал нехорошие мысли Гарри.

– Кто просил найти обряд для поисков Снейпа?!

– Причём тут это? – сбавил обороты гриффиндорец.

– При магазинах. Я выбирала книги!

– Одна?

– Вы, кажется, смотрели метлу, – подняла левую бровь Гермиона.

– Но ты могла предупредить!

– Я не собиралась пропадать надолго! Просто… увлеклась.

И она, сердито дёрнув плечами, пошла в гостиную, чувствуя на себе недоверчивые взгляды. Ну да, не слишком убедительно – но не правду же, в самом деле, говорить!

* * *

– Что-то нашла? – чуть позже в гостиной Гриффиндора спрашивал уже совсем успокоившийся Гарри. Впрочем, назвать его спокойным было сложно: глаза горят лихорадочным блеском, губы подрагивают, пальцы нервически комкают какой-то пергамент.

– Нет, – покачала головой Гермиона. – Ничего подходящего. Но остаётся ещё библиотека – и на неё у меня куда больше надежд.

– Пойдём в библиотеку!

– Нет, Гарри, у нас завтра зачёт по трансфигурации, а в среду – парный доклад по травологии.

– Но это же просто…

– Дамблдор потратил своё последнее послание на то, чтобы попросить тебя окончить школу, – сердито осадила она.

«А я обещала Волдеморту хорошо учиться…»

Весь вечер Гермиона демонстративно готовилась к зачёту, пока мальчики не менее демонстративно на неё за это злились.

Ночью ведьма долго не могла уснуть, размышляя о выпавшей на её долю миссии. И о том, что было днём. Так близко и так далеко… Воспоминания и буйная фантазия только-только притихли и успокоились – и вот тебе, пожалуйста! Теперь ещё очень долго она будет думать только об этом!

«Это почти случилось наяву. Проклятый хорёк! Боже, какой же он красивый! Не Драко, разумеется. Люциус… Такой сильный, такой страстный… А как он целуется! Такой опытный и умелый. Повезло же Нарциссе… Какая же я дрянь! «Бери то, что понравится…» В кого ты превратилась, Гермиона Грэйнджер? Почему тебе это по нраву?..»

Серебряный кулон пустил по коже волну мурашек.

Она перевернулась на другой бок. Люциус – не единственная проблема сегодняшнего дня.

Найти Снейпа. Нет, она не знала точно, где он – никаких привилегий в поиске при помощи обряда у неё в этом плане не было – однако, сама суть! Гермиона верила, что найти Северуса сможет. Даже без особого труда. Но что дальше? Отправиться вместе с Гарри убивать его? Отпустить Гарри самого и ждать, чью голову подвесят на столбе? Отговорить Гарри мстить за смерть директора?

Всё это было нереально и глупо. «Северус Снейп может за себя постоять». Тёмный Лорд дал «зелёный свет» на поиски и участие в миссии отмщения. Но сама она была не уверена, и настолько сильно, что весь вечер демонстративно готовилась к трансфигурации, заставив головы ребят рассуждать на её счёт в очень даже нежелательном направлении.

Следующий день встретил гриффиндорку надутыми физиономиями Гарри и Рона – настроение тут же пало в неравной схватке.

– Сегодня пойдём в библиотеку, – шёпотом заявила Гермиона на первом уроке заклинаний, старательно заставляя мановениями палочки готовиться салат. Они приступили к небольшому курсу бытовой магии – мелочи, но достаточно сложные в наложении. – Перед завтраком я взяла у МакГонагалл разрешение работать в Особой секции – обосновала поиском информации о Хоркруксах.

– Тоже совсем не помешало бы!

– Гарри, тебе бы определиться с целями и приоритетами! – рассердилась молодая ведьма. – И, к слову, ты только что вылил полбанки уксуса в свои помидоры.

– Ой!

– Приготовленное съесть полностью! – укоризненно и немного злорадно сказал профессор Флитвик, заметив на парте опустевший графинчик. – Это научит вас на уроке уделять внимание изучаемому материалу, а не, безусловно, важным и гораздо более интересным вопросам!

– Да что он понимает?..

* * *

– Ладно, Гарри, это ведь всего-то уксус, – Рон дружески похлопал парня по плечу.

– В старину женщины стаканами его пили, чтобы быть бледными, – добавила Гермиона.

– Я не женщина! – осипшим голосом огрызнулся Гарри. – Флитвик просто озверел! Может, его заколдовали?

– Да, Пожиратели Смерти держат его под Империусом, втравив в порабощённое сознание злодейский умысел свести тебя уксусом.

– Это, Гермиона, между прочим, совершенно не смешно!

– Хватит ныть! – оборвал перепалку Рон. – Пойдёмте, у нас мало времени! И так можно считать подарком судьбы отсутствие сегодня Вэйс – целый свободный урок на поиски обряда.

– О да, – съязвила Гермиона, – редкая удача.

Библиотека Хогвартса, безусловно, полна всяческой информации. Наследница Тёмного Лорда уверилась ещё с первого курса, что при известной настойчивости в ней можно отыскать абсолютно всё. Но конкретно сейчас это-то её и пугало.

Задача предстояла очень простая. По поисковым обрядам пишутся объёмные труды, им посвящены целые книги, собранные в специальные отделы; а в Особой секции в этих отделах множество стоящих вариантов. Это сводило поиск пары десятков подходящих обрядов к одному-двум дням – не более.

А Гермиона всё ещё не разобралась в себе.

– Книги брать по одной! – недовольно отчеканила мадам Пинс, сверля глазами письменное разрешение от МакГонагалл. – Открытыми не оставлять! Вслух не зачитывать! Ничего не выписывать! Книги выносу из библиотеки не подлежат!

– Да, да, мы ознакомились с условиями работы в Особой секции, – терпеливо сказала Гермиона. – Мы можем пройти?

Библиотекарша помялась. Она была явно недовольна, но разрешение от директора сыграло решающую роль – через десять минут троица семикурсников на совершенно законных основаниях пересекла порог запретной сокровищницы древних фолиантов.

Как Гермиона и подозревала, поисковым обрядам был посвящён целый отдел. И книг там было немерено. Но она быстро пресекла попытки выхватить первое попавшееся описание и приступила ко внимательному изучению – и даже не потому, что тянула время. Просто в этой секции библиотеки не всё было так просто, и наобум можно было нажить себе больше головной боли, чем пользы, тем более что для наследницы Тёмного Лорда польза была весьма сомнительной.

Несмотря на возмущение Гарри, она так и не отобрала ничего ни во время неожиданно освободившегося урока трансфигурации, ни после занятий, когда они ещё на два часа заглянули в библиотеку.

– Я видел то, что нужно! – сердито повторил в двадцатый раз Гарри, когда друзья переместились из Особой секции в обычную и занялись докладом по зельеварению. – Призыв врага! Я прочёл три раза! Полностью подходит!

– Это тот, где нужно пожертвовать плоть? – отрываясь от свойств лягушачьих лапок особей, живущих в торфяных болотах, спросила Гермиона. – К твоему сведению, помимо, безусловно, не очень тебе нужной части тела, ты получишь родовое проклятье. Особенно если призванный враг погибнет – а разве не этого…

– Хорошо, а тот, где серебряный поднос и часы? «По следам крови ненавидящего…» – помнишь?

– Помню. Нет, Гарри. Нам никогда не достать нужные ингредиенты – проще будет найти самого Снейпа, чем состав зелья для его призыва.

– Ну ладно, а то, телепортирующее…

– Гарри! Слизнорт и так пребывает в унынии от твоих достижений в зельеварении на этом курсе – напиши ему хоть нормальную работу! А не то тебя не допустят к ЖАБА!

– Гермиона! Как ты можешь говорить об экзаменах, когда…

– Когда ты настойчиво пытаешься сегодня же вечером заграбастать столетнее родовое проклятье или лишиться пары ненужных органов?! – не выдержала молодая ведьма. – Гарри, в Особую секцию книги просто так не попадают! Нужно время, кропотливый анализ, логика и терпение – а тебе, извини, конечно, просто вожжа под хвост попала! Подождёт Снейп расплаты ещё месяц, а может и два!

– Но…

– Иди! – ведьма захлопнула книгу и встала. – Иди и проводи что твоей душе угодно! Только от восставших из глубины веков теней я спасать тебя не буду!

– Каких ещё теней?!

– То первое заклятье, которое ты сегодня приметил, за душу одного врага поднимало мстить всех врагов твоего рода из прошлого. Хотя зачем тебе читать весь раздел – достаточно увидеть заглавие и сразу ясно: подходит!

* * *

Так продлилось почти две недели – всё свободное время Гермиона тратила на анализ информации по поисковой магии, а всё не свободное время слушала от Гарри и иногда даже Рона самые невероятные предложения по её применению. Это сильно портило настроение. Правда в субботу, после того как их со скандалом выставили из библиотеки в половине одиннадцатого, Гермиона обнаружила в комнате запечатанный желтоватый конверт, на котором величественно свернулась кольцами Алира.

– Я полагаю, ваши соседки по комнате не должны были читать сие, – сообщила она, пока гриффиндорка разрывала пергамент. – Вот и постерегла. Светлокудрая ведьма порывалась прочитать почту – но я её испугала, и она со своей темноволосой подругой удалилась жаловаться на меня декану. Прошу прощения.

– Ничего, – Гермиона быстро пробежала глазами письмо. – Ты умничка! Так и надо… Ух ты, вот это оперативность!

«Кадмина, медальон найден. Он не успел обрести новых хозяев и теперь находится в надёжном месте. Все следы уничтожены.

Л.В.

P.S. Письмо сожги».

– Конспиратор хренов!

– Я чувствую магию, исходящую от этого послания, – прошипела Алира. – Сомнительно, смог бы кто-либо прочесть его, кроме вас…

– Да, конечно. – Гермиона вынула палочку. – Fair! – Заколдованное письмо вспыхнуло и сразу же обратилось в пепел. – Я не подумала…

– Она тут!!!

В комнату вошли, точнее влетели, разъярённые Лаванда и Парвати, а за ними проследовала профессор Вэйс. Она обвела комнату критическим взглядом.

– Это ни в какие ворота не лезет! – зло выпалила Лаванда. – Развела тут серпентарий(1)!

– В чём дело? – холодно осведомилась Гермиона.

– Мисс Патил и мисс Браун утверждают, что ваша питомица нарушает их личное пространство, – сообщила декан Гриффиндора. – Что здесь жгли?

– Пергамент. То есть… Я просто написала письмо и решила его не отправлять. Алира не опасна!

– Мне это известно – профессор Саузвильт лично предупреждал меня о её пребывании здесь.

– Но она не даёт мне…– начала, краснея от злости, Лаванда.

– Что? – прищурилась наследница Тёмного Лорда. – Читать мои письма?

Они встретились взглядами – на лице Лаванды отразились смесь удивления и досады.

– Из чего вы сделали такие выводы, мисс Грэйнджер? – весьма миролюбивым тоном спросила профессор Вэйс.

– Змея сидела на конверте, – ответила Гермиона, кивая на Алиру. – И я её тренировала охранять мои вещи.

– Но…

– Мисс Браун, данная особь змеи абсолютно безопасна – это проверено. Её пребывание тут одобрено директором. – Вэйс развернулась к выходу. – А читать чужие письма – довольно низкое занятие.

Она удадидась.

– Я тебе ещё всё припомню, дрянь! – сдавленным от ярости голосом пообещала Лаванда. – И это – в первую очередь!

_________________________

1) Помещение или пространство для содержания змей с целью получения от них яда; разновидность террариума.

* * *

– У меня на примете есть три обряда, – сообщила Гермиона тихим шёпотом на травологии во вторник, неделю спустя. – Один из них мы изучали когда-то на древних рунах. Вскользь – но ничего плохого я в нём не нашла. Почти.

– Что нужно?

– Я не помню наизусть, – поморщилась Гермиона – она выдавливала слизь из каких-то противных на вид зелёных шаров – плодов Равитилового дерева. – Сегодня я ещё раз всё просмотрю и выберу один из трёх. Тогда и займёмся ингредиентами.

– Когда проведём? – спросил Рон.

– Сначала выберем – потом определимся со временем и местом.

– Сливаем слизь в баки, – скомандовала профессор Спраут. – Ваши оценки будут зависеть от количества. Мистер Уизли, ваша пинта не тянет даже на «отвратительно»...

* * *

– По сути, этот самый нормальный.

– Это тот, что с твоих рун?

– Нет, тот надо проводить летом – сейчас положение солнца неподходящее. А для второго нужна кровь того, кого разыскиваешь. Но вот третий – очень даже ничего.

– Что там? – дрогнувшим шёпотом спросил Гарри.

– Смотри, – Гермиона придвинула книгу, – всё это есть или у нас, или можно взять у Слизнорта – совершенно легально, между прочим. Проблемы – нам нужен большой пустой зал, нам нужен час, во время которого нас никто не потревожит – и это только на проведение обряда, а замок полон привидений. И ещё нам нужны личные вещи Снейпа. Чем более близкие ему, тем лучше. – Она сощурилась.

– Ну что ж, – отрывисто кивнул Гарри. – Начнём с конца.

Глава XVIII: Долгая дорога к Снейпу

– Заклятие перенесёт нас не к Снейпу конкретно – оно позволит попасть в то место, которое он сейчас может назвать домом. То есть, примени мы ритуал, например, к Гарри, – нас перенесло бы на Тисовую улицу, несмотря на то, что он бывает там всего по месяцу в год.

– Всё равно лучше, чем ничего! Там можно найти следы, что-то узнать… Дождаться, в конце концов! Мы обязаны найти его!

– Ладно-ладно, мое дело предупредить, – замахала руками Гермиона. – Тем более что сначала в любом случае нам нужны личные вещи.

– И я всё же не понимаю, почему нельзя попросить МакГонагалл…

– Рон! – свирепо перебил Гарри. – Она в жизни не даст нам такое сделать! Она направит отряд мракоборцев… Что угодно!

– Тогда объясни, почему они его таким способом сами всё ещё не нашли?

– В сотый раз, Рон, – прищурилась Гермиона. – Во-первых, основополагающим фактором в нашем вероятном успехе является ненависть Гарри. Во-вторых, Гарри видел одно из тягчайших преступлений, совершённых Снейпом. И, в-третьих, это очень Чёрная магия, – назидательно закончила она. – Не каждый решился бы…

– Не начинай снова!

– Молчу-молчу.

– Мне вообще кажется, что Орден не горит желанием искать этого мерзавца, – буркнул Гарри. – Но это к лучшему. Было бы мало проку от того, что орденовцы смогли бы поймать Снейпа, и уж тем более – если бы его схватили мракоборцы! Они заперли бы этого негодяя в Азкабан, откуда бегут теперь все, кому не лень, или он опять смог бы заморочить им головы! Да и что они сами могут узнать, с их-то либеральными методами и дурацкими законами?! У меня есть Сыворотка Правды, – после паузы добавил он. – Совсем мало; мне достал её Люпин и передал на последнем собрании Ордена. Я писал ему о том, что это может понадобиться. Главное – заставить Снейпа проглотить её. И уж тогда-то мы узнаем всё! Но потом, – он отвернулся в сторону, – я хочу подождать, пока действие Сыворотки выветрится. Хочу посмотреть ему в глаза перед тем, как прикончу! Я обязан сделать это сам… Мы не можем позволить ему снова выпутаться, он заслужил смерть! Да когда они все уйдут-то, а?! – взорвался в конце концов Гарри.

Они сидели в общей гостиной, ожидая, пока шумная комната опустеет, чтобы отправиться на ночную охоту в подземелья: за личными вещами Снейпа. Самыми личными. Для начала в его комнату, вычисленную по Карте Мародеров.

Давно, ещё когда они только начинали неусыпную слежку за Крэббом, Гойлом и Пэнси Паркинсон, Гермиона пережила не самые лучшие минуты, пока Гарри впервые после летнего перевоплощения своей подруги побежал в спальню за этой диковинной вещицей. Тогда Гермиона на некоторое время даже разучилась дышать от внезапной ужасающей мысли.

А не отобразит ли Карта её Кадминой Гонт-Блэк?! Кто знает, какие именно чары лежат на этом чуднóм пергаменте? Ведь изобретение мародёров чуть было не стоило разоблачения Барти Краучу-младшему три года назад!

Но ведь раньше Карта всегда показывала её Гермионой Грэйнджер… Какие там вообще могут быть чары? Скорее всего, самые простые, административные.

Гермиона обратилась к логике.

Тот обряд, который назывался у волшебников крещением, в сущности ведь ничуть не походил на маггловское таинство, носящие аналогичное именование. Выбранный родителями крёстный или крёстная и уполномоченный представитель Министерства в первые месяцы жизни новорождённого волшебника проводят над ним магическое действо, накладывая Нарекальные чары. Незамысловатая магия в дальнейшем «считывается» всевозможными бытовыми магическими предметами – Пропускными чарами в различных учреждениях, Прытко Пишущими Перьями, экзаменационными пергаментами в школах и высших учебных заведениях и ещё множеством диковинных творений мира волшебников. Во время обрядов замужества или развода, обрядов усыновления и прочих действ, связанных со сменой человеком своих персональных данных – тот самый уполномоченный представитель Министерства вносит коррективы в Нарекальные чары, наложенные при крещении.

Разумеется, мошенники и преступники умеют и сами изменять свои Нарекальные чары, так же, как в мире магглов умельцы искусно подделывают паспорта и прочие документы. Ведь магический мир не знает, по большей части, таких вещей, как бумажное оформление документации – то, что нужно, записывают лишь для удобства, но держатся все права собственности и прочее, аналогичное им, на магии. Она определяет владельцев, наследников… Гермиона помнила, как Дамблдор переживал, чтобы эти Чары закрепления собственности не сделали её мать наследницей дома на площади Гриммо и не разоблачили штаб Ордена Феникса.

Помнила она и то, как проходила свой «обряд крещения». Дети магглов, в которых просыпались далёкие магические корни, проходили процедуру наложения Нарекальных чар непосредственно перед поступлением в школу. Их крестил специальный представитель Опекунского совета Министерства магии, который и должен был позаботиться о судьбе юного волшебника в случае, если он потеряет своих родителей-магглов до наступления совершеннолетия.

Наверное, именно эта процедура крещения маггловских детей и спасла Гермиону от разоблачения, ведь, несомненно, Нарекальные чары Кадмины Лестрейндж были наложены на неё задолго до поступления в Хогвартс… Интересно, кто крестил её в детстве? Нужно будет спросить… Но в тот момент юную наследницу Тёмного Лорда волновало вовсе не это.

На лестнице показался Гарри, несущий заветный пергамент.

Гермиона закусила губу.

Что если шальные, но талантливые гриффиндорские подростки использовали когда-то на Карте другую, более сложную магию?

Гермиона превратилась в напряжённый комок нервов на те томительные пять минут, в которые они, устроившись за самым отдалённым столом гриффиндорской гостиной, активировали Карту Мародеров.

Гарри и Рон сразу стали исследовать подземелья, но Гермиона забыла даже о том, что нужно дышать, пока под локтем своего рыжеволосого товарища не разглядела в гриффиндорской гостиной точку «Гермиона Грэйнджер» рядом с «Гарри Поттером» и «Рональдом Уизли».

…Всё это было более месяца назад, и наследница Тёмного Лорда давно перестала опасаться дивного артефакта. Сейчас, вместе со своими друзьями, она спокойно ожидала, пока наконец опустеет вечно шумная гостиная их факультета.

Но часы показывали уже половину двенадцатого, а долгожданного одиночества троица так и не получила.

Круглая комната опустела только к часу ночи, и связано это было, пожалуй, с заданным студентам третьего курса зверским сочинением по истории магии. Во всяком случае, именно они покидали гостиную последними, оставив горы толстых фолиантов на столах.

– Пора, – прошептал Гарри, вытаскивая из сумки мантию-невидимку. – Удачи нам!

– О да, – пробормотал Рон, ныряя под невидимую ткань. – А её нельзя как-то убольшить? Расшить там, я не знаю…

Под мантией втроём было невероятно тесно и неудобно, поэтому большую часть пути они проделали, неся её в руках и сверяясь с Картой Мародёров. Только в особо «людных» местах приходилось тесниться в складках невидимой материи: дважды проходили вблизи привидений и однажды – мимо блуждающего коридорами Филча.

В подземельях стоял жуткий холод – на улице только октябрь, но тут всегда температура на порядок ниже, да и личная комната Снейпа, судя по Карте, находилась на несколько ярусов глубже класса зельеварения и старого кабинета профессора.

– Смотри, Слизнорт выбрал себе комнатку повыше да потеплее, – заметил Рон, тыкая пальцем в коридор третьего этажа. – Не захотел прозябать в сырых подвалах!

– Не думаю, что в покоях Снейпа холодно. Во всяком случае, пока он там жил, явно применялась магия, – возразила Гермиона. – Пошли, последний пролёт.

Однако дверь, если верить Карте, ведущая в нужное помещение, оказалась запертой, и «Алохомора» на неё не подействовала.

– Следовало предположить, что её запечатали после всего случившегося, – заметила Гермиона. – Нужно что-то помощнее. И было бы мило, если бы тут не стояла какая-то сигнализация.

– Зачем бы?

– Мало ли. Может, боялись, что Снейп вернётся за какими-то вещами…

Пришлось потратить почти полчаса на отпирание злополучной двери. По сути, этим занималась только Гермиона – но она справилась, и троица наконец-то оказалась в тёмном и затхлом помещении.

– Люмос!

Пространство осветил тусклый свет трёх волшебных палочек.

– Рота, слушай разнарядку! – почему-то шёпотом скомандовала Гермиона, оглядываясь. – Первое: действуем быстро – вдруг сигнализация всё же есть. Помните, как нас поймала Амбридж на пятом курсе? Второе: ищем хорошо. Здесь множество личных вещей Снейпа, но чем ближе к нему будет та, которую мы возьмём, тем более вероятен удачный результат.

– Вперёд, – кивнул Гарри.

Комната была сильно захламлена: будто после того, как хозяин навеки покинул её просторы, кто-то что-то довольно настойчиво тут искал. Ящики открыты, сундук выпотрошен, дверь в небольшую ванную распахнута настежь.

Гермиона подошла к столу и заглянула в верхний ящик. Опрокинутая чернильница, перья, пергаменты. Какие-то записи… Наброски лекций и рецепты зелий. Несколько работ студентов.

Она осторожно задвинула ящик и заглянула в следующий.

– Хм, а тут не только чёрная одежда, – полушёпотом заметил Рон. – Прикольно, он никогда ничего такого не носил!

– В школе, – поправила Гермиона, развязывая папку, полную исписанной бумаги.

– Ну да.

– Что конкретно нас интересует? – спросил Гарри, выныривая из прикроватной тумбочки. – Хоть примерно.

– Личные вещи.

– Грязный носовой платок?

– Гарри! – рассердилась ведьма, зашвыривая папку обратно в шкафчик с такой силой, что несколько баночек зелий в углу жалобно звякнули. – Да, можно и платок! Можно и трусы! Ты тупой или как?! Можно мел, которым он хоть раз писал! Нам нужна не просто личная вещь. Нам нужно найти самое… самое близкое. Связанное и физически, и духовно. И чем сильнее – тем вероятнее у нас что-то получится!

– Да ладно! – буркнул Гарри. – Просто что?

– Ищи!

Герой магического мира стал выгребать из тумбочки коробки; Рон левитировал с верхней полки шкафа банки, полные ингредиентов для зелий, старые книги и блокноты.

– Судя по тому, сколько здесь вещей, Снейп не предполагал убегать, – заметил Гарри. – А не то собрался бы.

– Он же рассчитывал, что Дамблдора убьёт придурок Малфой, – проворчала Гермиона.

– Не говори о смерти Дамблдора так небрежно, – сердито попросил Гарри.

Гермиона закусила губу.

В нижнем ящике стола нашлись письма, явно связанные раньше лентой, а теперь просто валявшиеся кучей, женская перчатка из зелёного бархата и пожелтевший конверт. Гермиона заглянула в него и вздрогнула. Фотографии. С верхней весело улыбалась, стоя в летнем платьице по колено в воде хогвартского озера, очень молодая и весёлая Нарцисса Малфой. Она щурилась от солнца и махала рукой, хихикая и посмеиваясь. Гермиона невольно опустила конверт в ящик так, чтобы мальчики не видели, что она делает, и вынула все фотографии. Их было пять. Вторая изображала молодую Нарциссу на пороге Хогвартса – только зимой, во время снегопада. Третья – юного Северуса и Нарциссу за столиком неизвестного ресторана. Здесь её тётя выглядела повзрослевшей, куда более серьёзной, чем на школьных снимках. На четвёртой фотографии – большая кровать с четырьмя столбами, заправленная сиреневым постельным бельём. На ней – всё та же Нарцисса, только уже без одежды, пикантно прикрытая лёгкой шёлковой простынёй, покусывающая нижнюю губу и зазывно качающая белокурой головкой.

Гермионе стало до жути неудобно, и она сунула эту фотографию под ворох писем.

Последняя, судя по всему, была когда-то смята, но потом разглажена владельцем. Растрёпанная, уставшая, даже измученная Нарцисса на кровати с ревущим младенцем в руках. Она смотрела с фотографии зло, если не свирепо, и по беззвучно шевелящимся губам можно было прочесть: «зачем?!» – явное обращение к фотографу.

Это изображение Гермиона тоже спрятала под ворох писем и задвинула ящик.

– Ничего! – объявила она.

– Может, его любимое перо?

– Рон, не время для шуток!

– А я и не…

Гермиона нырнула в развороченный сундук. Фотографии не шли из головы – очень и очень личные! Но они могли привести с равной вероятностью и в поместье Малфоев. Нельзя. Кроме того, сколько гадостей она выслушает от Гарри и Рона, увидь они снимки!

– Есть!

Записная книжка. Распорядок уроков, напоминания о делах, какие-то заметки… Исписанная лично рукой Снейпа, пропитанная переживаниями, мыслями и эмоциями. Длительно использовавшаяся и часто находившаяся при нём. Отлично!

– Ты уверена?

– Более чем! Это же почти что личный дневник! Лучше и придумать нельзя. Пошли, не хватало ещё на Филча нарваться…

Грозного завхоза они так и не встретили, но вот во время уроков на следующий день Гермиона осознала, что такое накануне занятий до половины пятого бродить по тёмному замку. Она мило поспала на истории магии под удивлёнными взглядами однокурсников и посмотрела великолепный сон, в котором сидела обнажённая на сиреневых простынях и зазывно кивала Люциусу Малфою, покусывая нижнюю губу. Проснувшись под гул собирающихся студентов в конце урока, Гермиона изрядно покраснела и стала судорожно сваливать в сумку пергамент, перья и чернильницы.

– Сегодня же ночью! – заявил Гарри во время обеда. – Я готов!

– А я нет, – воздержавшись от комментариев, сообщила Гермиона. – Сегодня среда. Это раз. Кроме того, мы совершенно не знаем, где проводить ритуал, – гриффиндорка понизила голос. – Нас не должны потревожить.

– Найдём пустой класс и…

– Наткнёмся на Пивза! Или просто на привидение. Это если нас банально не застукает Филч.

– И что ты предлагаешь?

– До пятницы подобрать помещение. Обряд надо проводить как минимум в выходные. Точнее, вечером перед ними. Нас всё равно хватятся – но, вероятно, не так сразу.

– А зал? – мрачно спросил Рон.

– Это – настоящая проблема.

* * *

– Есть такие чары, моя госпожа, они делают территорию… как бы так объяснить… нежелательной. Очень лёгкие: если специально силиться преодолеть их – это получится без труда. Но если просто проходить мимо – они заставят подсознательно выбрать иной путь.

– И как их наложить, Алира? – угрюмо спросила Гермиона, подминая под голову обе подушки.

– Моя госпожа, я не знаю. Видела их применение, но они не нужны мне, и я не знаю, как ими пользоваться. Думаю, стоит моей госпоже поискать в библиотеках замка, и нужная информация отыщется вмиг.

– Да, это отличная идея…

– Что-то не так, моя госпожа?

– Я боюсь, – тихо прошипела Гермиона. – Чего ждал от меня Papá, разрешая искать Северуса? Что я не справлюсь? Вроде бы нет. Но тогда… Мне что, убить его?!

– Насколько мне известно, моей госпоже просто надо следовать за Гарри Поттером.

– Гарри сумасшедший. В этом плане – абсолютно сумасшедший. Перенесу я его, и что? Смотреть, как он атакует Северуса?

– Может быть, моей госпоже поговорить об этом со своим наставником?

– Да, Алира, наверное… Завтра поговорю, – устало пробормотала Гермиона.

* * *

Завтра поговорить не удалось. Урок защиты от Тёмных искусств отменили, Генри обещался быть в школе в пятницу, но сегодня пропал. Зато на выпавшем свободном уроке троица без проблем нашла в библиотеке необходимые Отвлекающие чары. Простейшая магия. Всё слишком просто.

– В пятницу вечером, – сказала Гермиона, пресекая всякие намёки на сегодняшнюю ночь. – После того, как все лягут спать. Гарри, ты…

– Я готов, – сказал парень. – Готов убить его. И я смогу. Но сначала мы выпытаем у этого мерзавца всё, что ему когда-либо было известно!

* * *

Ночью Гермиона не могла заснуть и всю первую половину пятницы дёргалась и переживала. Правда, на завтраке за преподавательским столом обнаружился бодренький и улыбчивый Генри, и, хотя его уроков в расписании не было, к пяти назначены еженедельные занятия. И на том спасибо.

Гарри и Рон подобрали отличный зал в южном коридоре четвёртого этажа. Просторный, без всякой мебели и намёков на «обитаемость». Всё в порядке. Почти.

Оба «решительных заговорщика» были такими же бледными, как и сама Гермиона. Куда-то пропала хвалёная решительность и непоколебимость. Гарри Поттер вздрагивал от малейших звуков и шарахался от каждого столба.

«Понервничай! Хоть что-то человеческое в тебе осталось!» – злорадно думала Гермиона, глядя на него и в свою очередь отшатываясь от встречных студентов.

– Что с тобой сегодня? – спросила Джинни за обедом. – Ты сама на себя не похожа.

– Критические дни, – соврала ведьма. – И скоро контрольный зачёт по древним рунам.

– Ну, удачи, – вздохнула её подруга. – Ты, часом, не влюбилась? В кого-то посимпатичнее моего братца?

– Пока нет, – хмыкнула Гермиона. – А что, похоже?

– Очень даже. Во всяком случае, зачёты по древним рунам тебя раньше никогда не пугали…

В пять часов вечера того же дня Гермиона робко постучалась в кабинет Генри. И толкнула дверь.

– Выглядишь отвратительно, – поприветствовал её преподаватель защиты от Тёмных искусств.

– Такт так и прёт!

– А манеры-то какие! – отпарировал молодой профессор.

После обмена любезностями, Гермиона опустилась в кресло и задумчиво уставилась в искусственное окно.

– Ну, что стряслось? Опять Лаванда Браун? – прищурился её учитель.

– Если бы… Я нашла обряд для обнаружения Северуса. Всё готово.

– Когда? – коротко спросил он.

– Сегодня ночью. И самое страшное – я уверена, что всё получится! Гарри настроен очень решительно. К тому же, у него есть Сыворотка Правды. Генри… Может мне сделать что-то не так? Перепутать слова, начертать не те знаки?!

Он подошёл к ней и, опустившись на корточки, сжал подрагивающие руки Гермионы.

– Тёмный Лорд велел всё делать правильно. И следовать за Гарри Поттером.

– Но если…

– Тёмный Лорд говорил, что Северус Снейп может за себя постоять. Сыворотку Правды нужно принимать только внутрь, наконечники стрел ею не смажешь. Сомневаюсь, что есть хоть какой-то риск её использования. Да и в крайнем случае: Поттер никогда не догадается задавать вопросы, ответами на которые Снейп мог бы выдать тебя.

– Да причём здесь я?! – возмутилась Гермиона. – Он собирается убить его, понимаешь? Убить! Гарри действительно решился на это.

– Кадмина, прекрати паниковать. В сущности, кто твой Поттер? Ребёнок! Семикурсник. Против опытного Пожирателя Смерти…

– Но…

– Кадмина, Тёмный Лорд знает, что говорит. Делай всё так, как собиралась. Проведи обряд. Найди цель. Следуй плану Гарри Поттера…

* * *

На этот раз гостиная опустела быстро. Слишком быстро. Не было ещё даже одиннадцати часов, когда скрытая мантией-невидимкой троица отправилась в южный коридор четвёртого этажа.

Гермиона успешно наложила чары на пустой класс. Потом вытащила вырванный из библиотечной книги лист – ей явно угрожало пожизненное преследование мадам Пинс с целью жестокой расправы. Ведьма вздохнула и, достав из сумки всё необходимое, стала готовить обряд.

Выслушав длинную тираду после того, как Рон чуть не нарисовал овал вместо магического круга на классном полу, мальчики смиренно стояли в углу и перешёптывались. Понадобился почти час, чтобы всё приготовить. Но он прошёл, и Гермионе опять стало страшно.

Страшно было всем.

Они встали в круг. Молодая колдунья рассыпала порошок из тряпичного мешочка на ежедневник, прошептала заклятие на латинском языке. Подожгла палочкой дань и закрыла глаза. Гарри зачитал необходимые слова:

– Ночью глубокой взываю к вам, древние Тёмные силы! Кровью своей заклинаю: явитесь на зов мой о мести! Жертву примите, о вечно голодные тени и духи! Путь в дом врага сквозь пространство для нас отворите!

Стало холодно. Горящие по периметру круга свечи погасли. Гермиона почувствовала ветер; ощутила, как с силой сжимают её ладони руки Гарри и Рона. Полёт. Головокружение.

Плавный удар о сырую землю.

– «Паучий Тупик, 18», – прочитал табличку на доме Рон. – Где мы?

Слышалось отдалённое журчание воды, пахло сыростью. Они стояли на пороге покосившегося здания, тонущего в лабиринте нежилых кирпичных домов. Над крышами виднелась огромная дымовая труба заброшенной фабрики.

– Ты не ошиблась, Гермиона? – пробормотал Гарри с досадой, прищуренно озираясь по сторонам. – Это окраина Коукворта, большого промышленного города, я когда-то был здесь с Дурслями. Мы жили в отеле «У железной дороги», когда они пытались скрыть от меня письма из Хогвартса и укатили из дома. Мне нечасто доводилось выбираться с Тисовой улицы, я тогда всю ночь провёл у окна и хорошо запомнил это местечко. Уверяю тебя, это именно оно! Кажется, чары как-то переключились со Снейпа на меня…

– Нет, – уверенно перебила наследница Тёмного Лорда. – Его здесь может не быть. Но обряд перенёс нас прямо к порогу его теперешнего дома.

– Что ж, – прошептал парень чуть дрожащим голосом, направляя палочку на дверь. Ему явно были не по душе подобные совпадения, – тогда, – Гарри сглотнул, – Алохомора!

Дверь с лёгким скрипом распахнулась, открывая вход в неосвещённую комнату. Их предводитель шагнул первым.

Под завывающий шум ветра трое друзей прошли в крошечную сумеречную гостиную. Стены полностью закрыты полками с книгами в старых чёрных или коричневых кожаных переплётах. Засаленный диван, потёртое кресло и шаткий стол стояли, освещённые тусклым светом, исходящим от их волшебных палочек. Место производило впечатление дома, который долгое время пустовал в отсутствии жильцов, недавно приехавших и не успевших разобрать вещи.

– Тут кто-то есть? – прошептал Рон дрожащим голосом.

– Не знаю. – Гарри высоко поднял светящуюся палочку, обшаривая взглядом комнату. – Вон ещё дверь. Даже если его тут нет – мы дождёмся. Ведь ты уверена, Гермиона? Это его дом?

– Да, – пробормотала она.

– Ну и дыра! – поморщился, осматриваясь, Рон.

– Самое место! – отрезал Гарри, направляясь к проходу в очередную комнату.

– Погоди, мы с тобой! – кинулся следом за ним долговязый парень, судорожно сжимая волшебную палочку.

Гермиона тоже повернулась туда. Повернулась и застыла.

– ЭКСПЕЛЛИАРМУС! – прогрохотало за спиной.

Она даже не успела развернуться к парадной двери, когда её палочка во вспышке бледного света вырвалась прямо в руки вошедшего. Гарри и Рон вскрикнули. На фоне ночного неба, сжимая их палочки и подняв свою, стоял Северус Снейп.

Глава XIX: Рокировка

Быстрая вспышка, и Гермиона почувствовала лёгкую, почти не затянутую магическую верёвку на запястьях. По лицам же Гарри и Рона можно было понять, что к ним отнеслись не столь либерально.

– У меня гости? – сладко пропел Снейп, проходя в помещение. – Мистер Поттер, мистер Уизли, мисс Грэйнджер! Какая честь!

– Ты! – выпалил Гарри, с ненавистью таращась на Снейпа. – Ты!

– Вы крайне наблюдательны, мистер Поттер, – ехидно улыбнулся хозяин дома. – Это действительно я.

– Наконец-то я тебя нашёл! Гад! Предатель! Ты за всё теперь ответишь!

– Глупо просить элементарной вежливости от бывшего ученика. – Снейп картинно возвёл глаза к потолку. – Полагаю, именно сие заблуждение привело вас к моим скромным пенатам?

– Отвечай, где логово Волдеморта! – крикнул Гарри. – Я всё равно найду его!

– Видимо, так же самостоятельно, как и моё незатейливое жилище? – кивнул Снейп и перевёл взгляд на Гермиону. – Мои овации, мисс Грэйнджер. Блестящий ритуал. Достоин могучего адепта Чёрной магии.

– Я старалась, – высокомерно заметила та и тут же прикусила язык – следовало бы вести себя куда более испуганно и возмущённо.

– Итак, дорогие гости! – Снейп прошёл чуть вперёд, зажигая палочкой свечи в комнате, а Гарри и Рон, судя по наблюдениям Гермионы, всеми силами пытались вырваться из пут или трансгрессировать куда-нибудь. Но тщетно. – Чаю? – Снейп опустился в кресло, сложил руки под подбородком и, приподняв одну бровь, глядел теперь исключительно на Рона и Гарри.

– Ты не будешь над нами издеваться, грязный…

– Тише, мистер Поттер! Вы не находите своё положение не располагающим к подобным заявлениям?

– Заткнись, сволочь! – выплюнул Гарри.

– Полны праведного негодования, не так ли? – прищурился в ответ Снейп.

– Ты, старый, подлый, грязный мерзавец! – взревел пленённый гриффиндорец. – Предатель! Убийца!

Совершенно невозмутимый мастер зелий, казалось, веселился вовсю. Положил три волшебные палочки своих «гостей» на стол, наколдовал чайный поднос и взял с него дымящуюся чашку.

– Итак, мистер Поттер, вы, вероятно, хотели мне что-то сказать? – поинтересовался он с неподдельным любопытством.

– Я всегда знал…

– О да, вы всегда знали всё лучше других, – перебил Снейп. – Это я усвоил ещё во времена вашего первого появления в школе. Гнетущая самоуверенность. Вы правы во всём – остальные глупцы. Знаете, а ведь это основа всех ваших недостатков.

– Не тебе говорить о моих недостатках, изменник! – огрызнулся Гарри.

– Как вы заблуждаетесь, – покачал головой бывший профессор. – Советую вам полистать словарь, мистер Поттер. Изменой зовётся предательство тех, кому был верен. Я никому не был верен и никого не предавал. Всем угодил, если позволите.

– Да ты… Развяжи меня, и давай сразимся, как мужчина с мужчиной!

Холодный смех, достойный самого Лорда Волдеморта, наполнил тесную комнатушку. Давно Снейпу не было так весело.

– О, Поттер, вы неподражаемы! Я похож на идиота?

– Очень, – просвистел Гарри. Рон предпочитал молчать. Он уже изрядно покрылся потом. Гермиона тоже не распространялась.

– У вас буйная фантазия, – саркастично усмехнулся мастер зелий.

– Послушай, ты! Трусливый старый козёл!

– Могучее сравнение!

– Не смей ёрничать!!! Не тебе, ублюдок...

Глаза Гарри лезли из орбит, он свирепел и накалялся с каждым словом, тщетно пытаясь разрушить связующие чары или наслать проклятье на своего обидчика.

– На будущее, Поттер: невербально без палочки и при ваших способностях можно пользоваться только низшей магией, – сообщил Снейп, видимо, применив легилименцию. – Сильно сомневаюсь, что, даже овладев своим оружием, вы сумеете наложить чары, изобилие которых клубится сейчас в вашей голове.

– Давай проверим!

– Нет, уважаемый мистер Поттер. – Снейп опять усмехнулся. – Однако я искренне рад вашему визиту. Вы подарили мне неоценимую возможность поразвлечься на старости лет. Не смею упускать её! – Он встал. – Мисс Грэйнджер, попрошу вас пройти со мной.

Снейп указал палочкой на уставленную книжными шкафами стену, где с неприятным треском распахнулась потайная дверь, взметнув облако пыли и открывая на обозрение узкую лестницу с уходящими вниз ступеньками.

– Прошу! – он подхватил её под руку, легко подтолкнув к тайному ходу.

– Оставь её в покое!!! – хором заорали Гарри и Рон, ещё более настойчиво пытаясь вырваться.

– Да если ты её хоть пальцем тронешь!!! Ты за это ответишь!

– Оставь её, ублюдок! – вторил срывающимся на хрип голосом Рон.

Крики смолкли, перекрытые закрывшимся шкафом-стеной. В конце коридорчика горел тусклый свет. Гермиона остановилась, а Снейп склонился за её спиной, снимая колдовские путы.

– Итак, вы пришли по мою душу, Кадмина Беллатриса?

– О, я прошу тебя, Северус, только не нужно меня винить! – ведьма бойко застучала каблучками вниз по каменной лестнице, потирая запястья. Снейп спускался следом за ней. – Mon Pére сказал, что ты можешь постоять за себя.

– Его Светлость, как всегда, были правы.

– Язвишь? – буркнула Гермиона, опускаясь на скамейку в просторной лаборатории. – А я, между прочим, вся извелась за этот месяц!

– Волновались о старом беспомощном Пожирателе?

– Ну, хватит! Что ты вообще теперь собираешься делать? Отшлёпать нашкодивших ребятишек и отправить с порталом домой?

– Ну что вы, Кадмина. Многоуважаемый мистер Поттер жития мне не даст.

– Я прошу прекратить иронизировать!

– И в мыслях не было.

– Может, прикажешь тебя убить?!

– Не в моей власти приказывать дочери Тёмного Лорда.

– Кричи громче, – огрызнулась Гермиона.

– О, не переживайте. Отважным гриффиндорцам не освободиться до тех пор, пока я не захочу. Ну, или вы.

– И у тебя, точнее, у нас, есть какой-то план?

– Разумеется, моя повелительница.

– Северус, очень прошу прекратить издеваться!

– Издеваться? – с самым невинным видом спросил её собеседник, недоумённо поднимая брови.

– Ладно, подтрунивать.

– Простите, – елейным голосом пропел Снейп. – Очень сложно сдержаться. Вы разительно переменились за последние месяцы.

– А ты постарайся! – строго перебила ведьма.

– Всеми силами, моя госпожа.

Гермиона смерила его уничтожающим взглядом.

– Хорошо, Кадмина, буду предельно серьёзным. – Снейп скрестил руки на груди, совсем как в школьные времена. – Как вы, полагаю, понимаете, Поттер не успокоится, пока не будет уверен, что моя чёрная душонка пылает в адском пламени. Само по себе спокойствие Поттера никого не тревожит, – он начал неспешно прохаживаться по комнате, будто читая лекцию жадно внемлющим студентам, – однако расположение его духа неизменно влияет на вас. Как и его безумные затеи, выходки и приключения. Посему Тёмный Лорд полагает, что до окончания вами школьного обучения, Гарри Поттеру стоит вести себя посмирнее. Так как моя скромная персона в чёрном списке этого молодого человека бесстыдно обскакала самого Тёмного Лорда, способ успокоения последний подыскал без труда.

– Даже не подумаю тебя убивать! – возмутилась Гермиона. – Что за фашистские замашки?!

– Что, простите?

– Неважно. Это глупость!

– Смею напомнить, глубокоуважаемая Кадмина Беллатриса, что вы ещё не услышали, собственно, плана. Хотя ваша обеспокоенность моим здравием весьма льстит.

Ведьма нахмурилась.

– Я вся во внимании.

– Суть в том, что, дабы временно угомонить мистера Поттера, следует уверить его в моей скорейшей безвременной кончине.

– Хочешь изменить ему память? – прищурилась Гермиона.

– О, это слишком просто, вы не находите? Некрасиво. Не в духе Тёмного Лорда.

Снейп прошествовал к одной из уставленных бесконечными колбочками полок и снял небольшой сосуд с хрустальной крышечкой, наполненный чем-то вязким, сероватым и довольно противным на вид.

– Если уж затеваешь всяческие игры, хочется обставить их наиболее элегантно.

Он рывком сорвал со своей головы несколько чёрных волосков и, открыв сосуд, опустил их туда. Жидкость забурлила, вспенилась, стала ядовито-синей.

– Оборотное Зелье! – прошептала Гермиона. – Но я не понимаю…

– Хвост! – ласково позвал Снейп. – Желаем видеть тебя в человеческом обличье.

Из-под шкафа показалась печально известная крыса Короста, вмиг обернувшаяся известным не менее печально Питером Петтигрю. Таким же маленьким, крысоподобным, но странно послушным. Мужичок замер, смотря в пол перед собой: ожидал приказаний.

– Что-то он подозрительно спокоен, – заметила Гермиона, осознавая, кому предстоит сыграть роль поверженной жертвы.

– Заклятие Империус действует весьма умиротворяюще, – довольно мерзко усмехнулся Снейп, протягивая Хвосту сосуд с Оборотным Зельем. – Понимаете ли, Кадмина, это так неосмотрительно – держать в своих рядах задолжавшего жизнь Гарри Поттеру субъекта, – сказал он, наблюдая, как низкорослый, довольно омерзительный на вид Хвост вытягивается, изменяясь под стать его облику. – И мы с Тёмным Лордом рассудили – какая ирония! Осуществить именно такую подмену! Лишить Гарри Поттера одной из немногих козырных шестёрок в рукавах.

Гермиона в растерянных чувствах смотрела на двух Снейпов перед собой. Самого обычного, рассуждающего о коварных планах, и весьма странного – разряженного в подстреленную мантию и теперь уже бриджи, а не штаны.

– Переоденься, – кивнул своему двойнику истинный Снейп, указывая на мантию и костюм на диване. – А мы с Кадминой пока потолкуем.

Ведьма с усмешкой села спиной к дивану и завершающему свой посмертный образ Хвосту и посмотрела на Снейпа. Кулон разливал по её телу волнующее тепло.

– Собственно полагаю, что вы уже осознали всё коварство.

– Это…

– У вас нет слов? Великолепно – значит, наш план воистину гениален. Победа надо мной, пусть и ненастоящая, утихомирит Поттера на время. К тому же вы сможете понаблюдать за увлекательным процессом надуманного самобичевания. Герои, победив злодея, вечно накручивают себя. Винят и оправдывают. Выглядят крайне несчастными – в общем, делают всё, чтобы только не осознавать себя уподобившимся противоположной стороне убийцей. Но теория теорией, а на практике вам будет многим любопытнее.

– У Гарри с собой Сыворотка Правды, – вставила шпильку Гермиона, следя за реакцией своего собеседника. – Как бы не вышло беды.

– Хвосту ровным счетом ничего не известно. Но он будет сопротивляться до последнего, так что Поттеру даже разоблачить его не удастся. Вам не о чем переживать. Итак, наш друг завершил маскарад.

Гермиона оглянулась – точно такой же Северус Снейп стоял у дивана и улыбался фирменной улыбкой оригинала.

– Блестяще.

– Что ж. Вынужден откланяться. С радостью повидаю вас на Рождество – мы сможем продолжить наши занятия окклюменцией. И углубиться в легилименцию. А вам желаю удачи. Вы преуспели в актёрском мастерстве – можете считать, что теперь у вас экзамен.

– Инструкции будут? – хмыкнула Гермиона.

– Любым способом уничтожить тело, иначе впоследствии правда может быть установлена, и Поттер озвереет пуще прежнего. А так… Я ослаблю связующее заклятие на Поттере и Уизли, чтобы они могли подумать, что с честью сами преодолели его. А Хвост пока поимпровизирует, дабы не вызывать сомнений в том, чем мы с вами тут занимались.

– Поимпровизирует?

– Вы становитесь чрезвычайно привлекательны, самоуверенность – страшная сила… – Он легонько взмахнул палочкой, и Гермиона почувствовала мягкие, но тугие магические верёвки на руках. Не просто связывающие, а не дающие трансгрессировать. – И постарайтесь выглядеть более испуганной, Кадмина. Любой, кто на вас сейчас взглянет, падет ниц, а не осмелится нападать.

С этими словами он трансгрессировал, а в голову Гермионы закрались скверные подозрения. «Очень привлекательны»?

Хвост-Снейп оскаблился и пошёл к ней, на ходу расстёгивая мантию.

– Да что ты себе позволяешь?! – возмутилась связанная ведьма.

Совершенно не обращая внимания на восклицания жертвы, Хвост-Снейп беззастенчиво рванул её одежду, довольно грубо отпихивая сопротивляющуюся колдунью к столу.

– Помогите!!! – заверещала Гермиона, проклиная всех и вся. – Сволочь! Отвали от меня! Да я… Убери свои лапы!

Пропуская мимо ушей все вопли, мучитель закинул её руки за голову, придавливая к столу и, раздвигая брыкающиеся ноги, склонился над распластанной гриффиндоркой.

– Мисс Грэйнджер, я так рад…

– ЭКСПЕЛЛИАРМУС!!!

Снейп-Хвост отлетел к стене, стукнувшись о неё с такой силой, что с верхних полок прямо на него посыпались всевозможные баночки, колбочки и книги. К Гермионе подскочил Рон, совершено красный и жутко перепуганный. Гарри направился прямо ко лже-Снейпу.

– Ты как?! – выпалил Рон, помогая ей освободиться и запахнуться в мантию.

– Очаровательно! Куда уж лучше?!

Она утёрла выступившие слезы. Ну что за методы?!

Гарри тем временем свирепо и беспощадно сыпал на голову потерявшего от удара сознание лже-Снейпа проклятия. Далеко не фигурально выражаясь.

От потрясения он позабыл обо всём, что собирался выпытать и узнать у прихвостня Волдеморта: действиями Гарри руководили сейчас только гнев и ненависть. Он выкрикивал проклятия, как заведённый, вспоминая все обиды и унижения, которые претерпел от своего врага, и самое страшное – ужасную ночь смерти Дамблдора. Шквал атаки нарастал, и после всего…

– Авада…

Рон вскрикнул. Гермиона моргнула. А Гарри, как и следовало ожидать, умолк. Он стоял над валяющимся у ног беспомощным врагом и молчал, вскинув волшебную палочку.

«Не хватало ещё сдать Хвоста в Орден Феникса, чтобы он там превратился в себя! – лихорадочно подумала Гермиона. – Срочно надо что-то делать!»

– Ну же, Гарри! – с истерическими нотками в голосе крикнула она, кутаясь в мантию. – Эта тварь чуть… Ты хочешь… – у неё выступили почти искренние слёзы. – Он убил Дамблдора!

– Погоди, – почти спокойно прервал Гарри. – Мы забываем, зачем пришли сюда. – Он порылся в кармане мантии и достал крошечный пузырёк с бесцветным содержимым. – Ну-ка, помоги мне, Рон.

Двое парней с отвращением разгребли прикрытое обвалившимися полками тело и усадили, прислонив к стене. Испачканная и рваная мантия кое-где дымилась сизыми парами какого-то разлитого зелья, лицо лже-Снейпа было наполовину изуродовано кислотой, в которую умудрился угодить и Рон: теперь он с проклятьями стягивал с себя шипящий и дымящийся башмак.

Тем временем Гарри склонился к поверженному и с видимым отвращением прищурился.

– Не дышит, – через пару минут неуверенно пробормотал он.

Воспрянув духом, Гермиона соскочила со стола и осторожно подошла ближе, минуя пенную лужу кислоты, расползающуюся на полу.

Она подняла руку лже-Снейпа и стала искать пульс. Потом взяла возвращённую Роном палочку и пробормотала что-то. Лже-Снейп не шелохнулся, и Гермиона покачала головой.

– Он мёртв, – тихо сказала она. – Кровоизлияние в мозг из-за удара.

– Я убил его? – вздрогнул Гарри. – Я… я не хотел… Просто испугался… за тебя и… Я не собирался убивать его, – он рывком зажал руками рот. – Нельзя было так! Я…

Гарри умолк. Молчали все.

Герой магического мира, впервые отнявший жизнь у человека; бледный, как призрак, Рон, готовый лишиться чувств, ошарашенно стоя против трупа в одном башмаке и часто моргая; и затихшая, почему-то опустошённая Гермиона.

Прошло несколько томительных минут.

– Нам надо вернуться в замок, – нарушила тишину молодая ведьма. – Как можно скорее. Fair! – Из палочки вырвалось пламя, и тело лже-Снейпа вспыхнуло, превращаясь в пепел.

– Зачем это?! – вскинулся Гарри.

– Хочешь, чтобы его отыскали мракоборцы? Начнут разбираться, выйдут на тебя… Попадёшь в Азкабан. То-то Скримджер обрадуется…

– Я не подумал, – удручённо пробормотал герой магического мира в ответ. Он всё ещё смотрел на то место, где вместо изуродованного тела теперь клубился в воздухе серый пепел. Сильно пахло разлитой кислотой.

– Нужно уходить отсюда. Поскорее. – Гермиона сделала несколько шагов к Рону. – Давайте руки. Трансгрессируем в «Сладкое Королевство», в Хогсмид!

* * *

– Зачем мы здесь? – в спёртом полумраке кладовой спросил, опомнившись, Гарри. – В замок бы.

– Нельзя в замок трансгрессировать, – устало сказала Гермиона. – Столько раз говорила… Пошли. Путь неблизкий.

– А оттуда мы как?..

– Мы применяли Чёрную магию. К тому же трансгрессировать из замка возможно. Защита должна не пускать в него.

По тайному ходу шли молча. Гарри был странно спокоен. Гермиона механически переставляла ноги – почему-то она устала настолько, что даже думать сил не осталось. Рон тоже молчал.

Так же в тишине выбрались из горба одноглазой колдуньи.

– Надо вести себя тихо. Мантия-невидимка осталась в классе, только я что-то не хочу за ней сейчас идти…

– Конечно, не хочешь, – вздохнула Гермиона, – на классе же Отвлекающие чары.

– Ты всё сделал правильно, Гарри, – тихо сказал Рон. – Он заслужил!

– Пойдём в гостиную.

Было почти пять часов утра, суббота. В камине тлели последние угольки. На диване у источника слабого света свернулась кольцами Алира. Они вошли молча и бесшумно, повалились в кресла. Гермиона бережно взяла в руки змею.

– Тебе не противно?

– Не начинай, Рон, – устало попросила ведьма.

Змея медленно ползла по руке, овивалась вокруг шеи. Гарри уставился в огонь.

– Я должен был, – тихо сказал он. – Должен. Несмотря ни на что. Если бы только мы успели допросить его… Но он всё равно должен был умереть.

«Герои, победив злодея, вечно накручивают себя. Винят и оправдывают. Выглядят крайне несчастными – в общем, делают всё, чтобы только не осознавать себя уподобившимся противоположной стороне убийцей».

– Он негодяй. Он убил Дамблдора. Он – приспешник Волдеморта. Таких надо давить. Он не человек, нет в нём ничего человеческого. Предатель. Тварь. Я всё сделал правильно.

Рон молчал.

Глава XX: Грань

Северус Снейп был абсолютно прав – последующие две недели Гарри с редкими перерывами мучил друзей оправданиями и рассказами о том, как ему тяжело. Гермиона быстро устала от этого, тем более что в конце каждой тирады он непременно приходил к тому, что был прав, и так действительно было нужно.

А затем начинал убиваться из-за того, что ничего не узнал.

Гермиона бесконечно устала от этих монологов и старалась не слушать их – просто подобные разговоры стали уже стандартным фоном её жизни.

Ведьма морально отдыхала на дополнительных занятиях с Генри, всё больше проникая в глубины Чёрной магии; во время коротких, из-за соседок по комнате, разговоров с Алирой; а ещё во время общения с Джинни – её подруга стала живой и весёлой, в ней наметились задатки неплохого психолога, да и вообще теперь с ней приятно было поболтать.

В противовес этому очень сильно обострились отношения с Лавандой: после случая со лже-Снейпом между тремя приятелями установился практически полный мир, «Лав-Лав» рассвирепела, закатила Рону сцену и была послана «проветриться». Виновата во всём, разумеется, оказалась именно Гермиона.

На следующий день Алира указала ей рыбий глаз, проклятый на бесплодие, который униженная и оскорблённая Лаванда подложила под кровать обидчице. Довольно-таки умело проклятый, между прочим!

Не долго думая, Гермиона отнесла глаз профессору Вэйс, а Лаванда получила целый месяц отработки на общественно полезных началах.

В общем, война кипела и бурлила, особенно ввиду того, что соперница всё пыталась отвоевать совершенно никем не удерживаемого Рона.

– Зря вы это, ох зря! – убивался Хагрид. – Такие молодые девушки – и такие гадости делаете. И зачем!

– Это не я начала, – отрезала наследница Тёмного Лорда, – не мне и заканчивать!

* * *

– Гермиона, может, на Рождество к нам? – как-то раз, на уроке заклинаний, поинтересовался Рон. – Мама будет рада.

– Сожалею, – вздохнула гриффиндорка, ловко заколдовывая бегающих по классу цыплят. – Хочу повидать родных. Соскучилась.

– Жаль. Билл и Флёр приедут к нам.

– А сейчас они где?

– О, они теперь живут в новеньком коттедже Шелл в предместьях Тинворса, – гордо сообщил Рон. – Не ровен час, скоро я стану дядей!

– Жаль, что не удастся увидеться… Рон!!! Что ты творишь?! Ты же убил цыплёнка!!!

После прискорбного инцидента Гриффиндор лишился пятидесяти баллов, а все девочки с седьмого курса Пуффендуя, который тогда занимался вместе с ними, жёстоко невзлюбили «троглодита Уизли». По сути, птичку было жалко и наследнице Тёмного Лорда…

В начале ноября Гарри и Рон довольно успешно прошли тест по трансгрессии. Рон сим достижением крайне гордился, Гарри был более сдержан. К этому времени он уже перестал ежедневно говорить о своих муках совести, да и вообще стал не слишком уж часто открывать рот.

Ближе к началу каникул Гермиона окончательно определилась с выбором будущей профессии. На дополнительных занятиях с Генри она углубилась в изучение Чёрной магии, и жаждала двигаться в этом направлении дальше. А где, как не на исследованиях древнейших храмов и гробниц, можно набраться опыта в этой сфере?

– Да, мысль, определённо, великолепная, – похвалил Генри на одном из их пятничных занятий. – Я начну собирать информацию о том, какие высшие учебные заведения готовят лучших специалистов в этой области. Языки сейчас можно быстро освоить с помощью Мгновенного магического изучения. Пожалуй, в первую очередь следует наведаться в Каирский университет чародейства и Исследовательский институт тысячелетней магии в Чили. В любом случае, после годичного лекционного курса тебя должны будут отрядить на практику. У Тёмного Лорда отличные связи – ты окунёшься в поистине уникальный мир древности…

– Всё это было бы шикарно! – с энтузиазмом закивала Гермиона.

– Да… Я подумаю, где было бы неплохо позаниматься исследованиями. Это, пожалуй, именно то, что тебе нужно. Ведь общество защиты домовых эльфов уже отпадает?

– Кто рассказал тебе про общество?! – возмутилась молодая ведьма. – Маленькая я была, глупая.

– Ты же и рассказала. Не помнишь? Я очень многое о тебе знаю… Ну да ладно. Принёс вот отличную книгу, из библиотеки твоего отца – каких только проклятий и ритуалов в ней нет… Поглядим?

– Поглядим, – закинула ногу на ногу Гермиона. – Тащи, пожалуйста!

* * *

С приближением Рождественских каникул в геометрической прогрессии стало увеличиваться количество домашних заданий и тем для повторения. Со всё растущей скоростью надвигались ЖАБА по всем предметам, и студентам оставалось разве что только лезть на стенку. Приходилось целыми днями сидеть и зубрить, читать, практиковать… Бесконечно и утомительно.

Гарри забросил ночёвки с термосом в библиотеке в поисках лазеек для уничтожения Хоркруксов, и пытался выполнять хоть треть заданий. Гермиона не упускала повода напомнить о воле Дамблдора – ей было куда спокойнее, когда приятель до холодного пота зубрил магические свойства крови дракона, чем когда он упорно искал бесконечные способы убить её родителя.

– Мне кажется, это перебор, – заметила Джинни, когда в выходные перед последней неделей семестра просмотрела список заданий, набросанный для себя Гермионой. – Создаётся впечатление, что мне имеет смысл повеситься в этом году – следующий я, видимо, не переживу в любом случае.

– Согласна, это изуверство, – вздохнула Гермиона, не отрываясь от переписывания из толстенной энциклопедии рецепта Волчьего Противоядия.

– А где Гарри и Рон? – Джинни участливо пробежала глазами состав зелья, уходящий в бесконечную даль по страницам книги.

– Рон с Лавандой гуляет по замку, – поморщилась Гермиона. – Они у нас снова вместе. А Гарри в библиотеке – решил уделить время Хоркруксам.

– Чему, прости?

Гермиона подняла глаза на подругу и нахмурилась.

– Это связано с Волдемортом?

Гермиона молчала.

– Это то, что Дамблдор поручил Гарри, да? – не унималась Джинни. – Оружие?

– Нет, не оружие. – Наследница Тёмного Лорда бросила быстрый взгляд на своё домашнее задание и отложила перо. А потом начала объяснять, не успев толком поразмыслить над тем, зачем это делает: – Есть такой ритуал, который позволяет заключить откалывающуюся во время убийства частичку души в посторонний предмет. Тогда она не погибает, и со временем набирает силу. Если её освободить, она может стать самостоятельной, такой же, как и та, что осталась в теле. Если дать ей возможность набраться сил, она обретет свою жизнь. И, даже если создавший её умрёт, эта частичка – считай его новое воплощение. Он может воскреснуть из неё таким, каким был в момент её создания. Предмет, в который заключается осколок души, называется Хоркруксом. Ритуал его создания – высшая Чёрная магия. Дамблдор установил, что Тёмный Лорд проводил этот ритуал.

Повисла пауза. Гермиона и сама не знала, зачем она всё это рассказала. Чтобы позлить Гарри? Джинни не разболтает никому, да и потом – Гарри же раскрыл тайну Ордену Феникса. Значит, и тайны никакой уже нет… А вот со стороны Тёмного Лорда, насколько она знала, только её мать была осведомлена о существовании Хоркруксов Волдеморта. Больше никто.

– Дневник? – неожиданно оборвала её размышления Джинни. – Дневник Тома Риддла был Хоркруксом?

– Да, – удивлённо моргнула Гермиона. – Как ты…

– Это же очевидно, – пожала плечами рыжая ведьма. – Но, если так, а Гарри всё ещё занимается этим, – выходит, их много?

– Дамблдор считал, что шесть. Один он уничтожил сам, вторым был дневник. Гарри должен найти и уничтожить четыре оставшиеся Хоркрукса.

– Каждый равносилен дневнику? – вздрогнув, спросила Джинни севшим голосом.

– Частица из дневника получила свободу, хоть и не до конца. И успела набраться сил. Другие Хоркруксы, вероятно, не активированы, иначе мир бы уже услышал о них.

– И это может быть что угодно, верно?

– Верно, – кивнула Гермиона. – Но у Дамблдора были кое-какие предположения.

– Почему Гарри не сказал мне этого? Что такого в том, что я узнала?

– Гарри считает, что должен найти и уничтожить Хоркруксы сам, – мрачно произнесла ведьма.

– Гарри?! – подскочила младшая Уизли. – Сам?! Четыре штуки? Четыре воплощения Волдеморта?! Почему?! Неужели даже Орден об этом не знает?

– Знает с недавних пор, – вздохнула Гермиона. – Дамблдор держал свои догадки в тайне. Гарри рассказал Ордену о Хоркруксах в октябре этого года.

– Ты… ты хочешь сказать, – осеклась её подруга, вытаращив глаза, – что Дамблдор… Он думал… что… что Гарри?..

Гермиона неопределённо пожала плечами.

– Ты что, серьёзно? – холодно уточнила Джинни. – Альбус Дамблдор поручил Гарри самому найти и уничтожить четыре Хоркрукса Волдеморта?

– О, что ты! Он разрешил нам с Роном помочь ему.

– Это только мне твои слова кажутся дичью? – на всякий случай уточнила младшая Уизли, морщась. – Должна же быть какая-то причина…

– Какая-то причина есть. – Если уж трепать языком, почему не трепать им до конца? – Пророчество.

– Оно разбилось.

– Да, но Дамблдор, оказывается, слышал, как его когда-то произнесли. Он передал свои воспоминания Гарри.

– Хочешь сказать, что Гарри – действительно Избранный? И это не бредовый слух?

– Нет. Пророчество существовало. Согласно ему, Гарри – тот, кто сможет победить Тёмного Лорда. Из-за этого пророчества и погибли его родители. А ещё, – Гермиона пристально посмотрела в расширившиеся глаза подруги, – а ещё это пророчество изрекла Сибилла Трелони.

– Волдеморт убил родителей Гарри из-за предсказания Трелони?! – вытаращила глаза Джинни Уизли. – И Дамблдор считал, что Гарри должен убить Волдеморта потому, что так сказала полоумная старуха?!

– Тёмный Лорд вроде как признал истинность пророчества, когда пошёл убивать Гарри. Убить его он не смог – и Дамблдор поверил в пророчество окончательно.

– И Гарри тоже верит во весь этот бред?! – вскинула голову Джинни. – Та же Трелони предсказывала ему скорую смерть четыре года назад! Из-за этого он решил сражаться с Волдемортом?! И меня он бросил из-за слов двинувшейся старухи?! Он и Дамблдор – просто психи!

– Возможно…

Какое-то время они молчали. Гермиона опять принялась переписывать состав зелья. Джинни о чём-то напряжённо размышляла.

– И сейчас Гарри ищет эти Хоркруксы? – наконец произнесла она.

– Да.

– Что же он хочет найти в библиотеке? – сощурилась рыжая ведьма.

– Чёрт его знает! – рассердилась вдруг Гермиона. – На мой взгляд, конкретно сегодня он хочет там найти отсутствие домашней работы!

– Может, тебе помочь? – с неожиданным участием спросила Джинни. – Давай я попереписываю состав.

– Не надо. Я его так не запомню, – вздохнула Гермиона. – Ничего, немного осталось.

– Ни фига себе немного!

– Я в комплексе. Полгода – и позади Хогвартс. Странно всё это.

– М-да. Основа нашей жизни, – вздохнула младшая Уизли. – Лика говорит, что это место умеет привязывать к себе.

– Какая Лика?

– Профессор Вэйс, – слегка смутилась Джинни. – Я сократила.

– Понятно.

– Действительно, сложно сейчас представить себя не в Хогвартсе, – задумчиво продолжала она. – Работать, воспитывать детей... – Джинни нахмурилась. – Не хочу иметь детей. Вообще. В мире есть куда более увлекательные вещи.

– Подай мне вон тот пергамент, – попросила Гермиона. – А дети… Мало ли, как повернётся жизнь.

И без того утомительный вечер окончательно испортила Лаванда. Гермиона уже ложилась спать – сидела на кровати, расчёсывая волосы, когда в комнату вошли весёлые Парвати с подругой. Первая удалилась в ванную, а Лаванда смерила Гермиону высокомерным взглядом.

– Ты проиграла, грязнокровка! – сообщила она. – Рон теперь только мой. К твоему сведению, мы снова вместе и намного ближе, чем раньше! Можешь о нём забыть.

– Ты достала меня страшно, – произнесла Гермиона, откладывая гребень. – Подавись своим Роном, только не трогай меня!

– Завидуешь, грязнокровка?!

– Слушай, не смей так меня называть! – вскипела, подскакивая, ведьма. Родители Лаванды, между прочим, магглы – какого же чёрта она оскорбляет Гермиону?! – Я тебя сейчас в жабу превращу и по полу размажу!

– Что?! – Лаванда выхватила палочку. – Что ты сказала, Грэйнджер?!

– Держите себя в руках, моя госпожа, – предупредила Алира, высоко поднимая голову и раздувая свой устрашающий капюшон. – Зачем вам проблемы?

Красноречивое «Круцио», вертевшееся на языке в угоду вспыхнувшему жаром кулону, было проглочено, хотя и с сожалением.

– Я ложусь спать! – сообщила Гермиона, задёргивая полог.

– Ага, испугалась! – торжествующе пропела Лаванда, хотя ещё минуту назад отскочила в сторону от вскинувшейся за спиной Гермионы змеи.

– Я её убью, – прошипела наследница Тёмного Лорда Алире, сжимая пальцами горячий Хоркрукс на шее. – Видит небо, я её убью! И очень скоро!

* * *

В преддверии скорой встречи, почти всю неделю Гермионе снился Люциус Малфой. И чего он в её грезах только не вытворял! Порою становилось даже стыдно – столь откровенные и будоражащие образы порождал в сознании колдовской кулон.

Гермиона решила, что добьётся своего в это Рождество. После произошедшего около трупа Наземникуса она не сомневалась, что это возможно. Хоркрукс Волдеморта прогнал из головы все сомнения, распаляя её похоть что ни ночь.

Но вот днями то и дело становилось страшно. И Гермиона как будто снова не верила, что безумная эротическая фантазия дествительно может стать явью. И что она осмеливается об этом мечтать.

Последний день занятий тянулся долго и томительно. Контрольная за контрольной, зачёт за зачётом. Один за другим, без перерыва. Можно сойти с ума.

По завершении последнего в этом году теста у Вэйс Гермиона почувствовала небывалую лёгкость. И не она одна.

– Всё, кончено! – блаженно сказал Рон в коридоре. – Завтра домой! Рождество! Ну и неделька…

– Что ты с ней любезничаешь?!

Посреди прохода выросла разгневанная Лаванда. Последнее время от её вида Гермиону передёргивало, а уж если та ещё и начинала говорить…

– Может, ты её ещё на каникулы пригласишь?!

– Я не…

– Не поняла?! – внезапно обозлилась наследница Тёмного Лорда. – Кто звал меня на Рождество?! Несколько раз, Рон! Не переживай, девочка, я отказалась!

– Какого дьявола, Бон-Бон?! – мигом вскипела Лаванда. – И ты: не смей меня девочкой называть!

– Сменила пол? – прищурилась Гермиона. – Поздравляю!

– Кончай хамить, Грэйнджер! Я до тебя ещё доберусь! Я тебе такое проклятье весёленькое подарю, всю жизнь помнить будешь! Стой, куда пошла?!

Хихикая себе под нос и представляя, что теперь придётся выслушать Рону, Гермиона развернулась и поспешила к Генри. Только четыре, конечно, ну и ладно – сидеть в гостиной не было никакого желания.

* * *

– Ты бы поосторожнее с ней, – заметил молодой профессор, выслушав рассказ о перепалке. – Мало ли какую гадость нашлёт. Она довольно талантливая ведьма.

– Я ей поколдую! – буркнула Гермиона. – Ещё она мне не угрожала!

– Ты такая миленькая, когда злишься.

Гермиона смерила его недовольным взглядом.

– Ну, ладно-ладно! Давай займёмся делом… Кое-что я для тебя на сегодня подготовил. Особенное.

– Вся во внимании.

– Только перестань бушевать, а то ничего не выйдет.

– Хорошо, – улыбнулась Гермиона. – Честно, перестала.

– Отлично, – он вынул палочку и махнул ею на освобождённое пространство в центре кабинета. Чёрная толстая линия, светясь серебристым светом, понеслась по полу, рисуя, будто краской, круг с пятиконечной звездой в центре. Довольно большой круг. – Перед тобой простейший портал для подпитки Тёмной Энергией, – сообщил Генри.

– Пентаграмма? – вытаращила глаза юная гриффиндорка. – Смеёшься?! Это же банальный знак выдуманного сатанизма!

– Ну, во-первых, нужно питать больше уважения к силам, о которых ничего не знаешь. Это к вопросам о выдуманном сатанизме. А во-вторых, этот символ – самый настоящий портал. Простейший, как я уже говорил. И потому используется наиболее часто. Настолько часто, что даже магглы смогли перенять это. И тоже пользуются, в меру сил.

– А что же будем делать мы? – заинтересовалась ведьма, подаваясь вперёд на диване.

– Подпитываться. Сейчас поясню. Тёмная Энергия, коей можно испить, воспользовавшись элементарным порталом, наполняет тело, дает силу. Увеличивает магические способности, позволяет на некоторое время без опустошающей отдачи практиковать сложнейшие заклятия, использовать магию, которая до этого была недоступна. А ещё увеличивает самооценку человека, убеждает, и довольно чистосердечно, его в его же могуществе. Помогает раскрыть себя, если хочешь. Кроме всего прочего, эти обряды довольно приятны, они расслабляют уставшее, выпотрошенное в энергетическом плане тело – а, с учётом хогвартской программы для семикурсников, тебе это сейчас отнюдь не помешает.

– Звучит жутко заманчиво!

– Постоянно пользоваться такой штукой нельзя, – продолжал Генри, – появляется зависимость, и со временем уже не ты начинаешь питаться Тёмной Энергией, а она тобой. Но ты должна испить из этого ручья и уметь в случае необходимости где угодно и довольно быстро открывать его русло.

– Где угодно?!

– Абсолютно. При определённом навыке, разумеется. Сегодня я только покажу тебе силу подобных энергетических брешей. А когда ты вернёшься с каникул, мы уделим время умению их открывать. И данной символики, и других, более мощных. Иди сюда.

– Вот так сразу? – опешила Гермиона.

– Да-да. Вставай. Сюда, в центр: в малый пятиугольник, – скомандовал он. – Палочку положи, она не нужна. – Ведьма послушно отложила волшебную палочку и встала в указанное место. – Закрой глаза и расслабься. Представляй очертания портала. Пусть в твоём сознании линии поднимаются энергетическими волнами и окутывают тело. – Она закрыла глаза и попыталась расслабиться. – Больше, Кадмина. Ощущаешь ветерок? – По телу действительно пробегали лёгкие дуновения. – Не бриз, а ураган, – сказал Генри. – Это только веяние источника, ты в него не влилась… Расслабься сильнее. Я помогу.

Гермиона почувствовала движение за спиной, и чьи-то руки осторожно взяли её за запястья. Она чуть качнулась назад и коснулась его.

– Расслабься, Кадмина, – сказал Генри прямо ей в ухо. – Дыши глубоко и свободно. Почувствуй силу.

Она всем телом облокотилась на него, вдыхая отчего-то свежий, кружащий голову воздух. Генри медленно поднял её руки вверх, и ветерок, который чувствовала колдунья, усилился.

– Глубоко и свободно, – повторил он шёпотом Гермионе в самое ухо.

Она вдыхала свежий, пронизанный Энергией, воздух. Бурлящая сила будто бы проходила по всему телу, захлёстывая, наполняя. И в то же время ослабляя, заставляя забыться. Как алкоголь.

Гермиона почти не стояла на ногах, опираясь на поддерживающего её волшебника, и всё глубже втягивая совсем уже непослушный, бушующий воздух. Так во время бури тяжело дышать в порывах клубящегося ветра.

Странная теплота наполняла каждую клеточку тела, Энергия лилась через края.

– Нужно равномерно распределять полученное, Кадмина, – услышала она сквозь ураган. – Не концентрируй всё вверху. – Она почувствовала, как его ладони заскользили вниз по её поднятым рукам, потом по бокам, талии, бедрам – распределяя волнами бурлящую Энергию. Гермиона выгнулась назад, открывая глаза, запрокинула голову, мимоходом отметив бушующий по периметру круга туман, и посмотрела прямо ему в глаза.

Бездонно-зелёные.

Через минуту она, поддаваясь неясному порыву, припала к губам Генри и тут же получила ответ. Он целовал её требовательно, жадно и сладко, прикусывая кожу и язык. Обхватив руками за талию. Она развернулась, обняв его за шею и чувствуя, как Энергия вокруг успокаивается и затихает.

Всё потухло. Теперь они стояли посреди обычного начертанного на полу круга. Гермиона отстранилась, всё ещё находясь в его объятьях, и посмотрела в глубокие зелёные глаза.

– Это было незабываемо, – выдохнула она, имея в виду не то обряд, не то поцелуй – Гермиона и сама толком не понимала. – Я чувствую огромную силу!

Она продолжала буравить его взглядом. Оба не двигались.

– Может, ты меня отпустишь? – наконец спросила Гермиона.

– Постараюсь. Не уверен, что получится.

Она усмехнулась.

– Я голодная, как волк!

Он всё же отпустил её, отходя к шкафам, а Гермиона пошатнулась – её переполняла Энергия, и от этого пошла кругом голова. Ведьма неуверенной походкой вышла из пентаграммы и присела на диван.

Через пару минут Генри оказался рядом, протягивая стакан с тёмно-красной жидкостью.

– Выпей, отлично восполняет физические ресурсы.

Она послушно взяла стакан и хлебнула. Вкус был приятный, чуть солоноватый, даже немного отдающий ржавчиной, но вместе с тем странно притягательный. Жидкость действительно помогала телу совладать с накопившейся в нём Энергией.

– Что это? – спросила Гермиона, отдавая опустевший стакан.

– Кровь, – коротко ответил он.

– Что?!

– Поверь, это именно то, что нужно. В крови масса питательных элементов, она, если чиста и свежа, несёт антибактериальный эффект, замечательно восполняет силы и очищает организм. Вампиры, к твоему сведению, это не летучие мыши-упыри, способные превращаться в клыкастых человечков. Вампирами названы те, кто привык питать свои силы свежей кровью, очень полезным и действенным продуктом. Привык настолько, что не может иначе. Но мы перебарщивать не будем … Тебе ведь понравилось?

– Да, – Гермиона облизнула губы. – Я готова свернуть горы!

– Лучше не надо. – Он встал и накинул на её плечи мантию, которую ведьма сняла перед началом действа. – Наше занятие окончено, я могу попросить тебя уйти? – со странной натянутостью протянул Генри.

– Что-то не так? Я что-то не то сказала?

– Нет, Кадмина. Просто, от греха подальше, тебе лучше сейчас пойти в спальню и собрать вещи – ведь завтра, после завтрака, ты уезжаешь на Рождество.

– Я… Да, хорошо. Конечно.

* * *

Ужин был в самом разгаре, по школе почти никто не шатался, особенно здесь, внизу. Гермиона медленно брела по опустелым подземным коридорам. Сначала она двинулась довольно резво, но концентрация Энергии давала о себе знать, и голова опять пошла кругом. Пришлось притормозить.

Сворачивая к короткому пути из подземелий, она шагнула за доспехи средневекового рыцаря в небольшую комнатку, связующую три коридора из разных частей подвальных помещений, и уже хотела ступить в нужный, как вдруг ноги подкосились, будто их стянули невидимой верёвкой, и Гермиона рухнула на пол.

– Не так быстро, Грэйнджер! Надо поговорить!

Из тени потайной комнатки вышла Лаванда Браун, с превосходством глядя на лежащую у своих ног соперницу и держа ту на прицеле волшебной палочки.

– Здесь нам никто не помешает!

Гермиона с негодованием и возмущением уставилась на свою однокурсницу. Голова всё ещё кружилась, саднили ушибленные при падении колени.

– Я смотрю, тебе нравится надо мной смеяться, – продолжала Лаванда, – ставить в идиотские положения! Но я тебя проучу. Никто не смеет делать из меня дуру!

– Тем более ты сама с этим отлично справляешься, – огрызнулась Гермиона.

– Заткнись! – взвизгнула Лаванда, хлестнув однокурсницу невидимой плёткой с такой силой, что рассекла и мантию, и кожу на плече. Ударенному месту стало очень жарко, кожу жгло, и из-под прорванной ткани выступила кровь. – Я научу тебя хорошему поведению, ведьма!

– Да я тебя сейчас такому научу! – Гермиона медленно убрала руку с рассечённого плеча, и вдруг резко выхватила палочку и сделала быстрый пас в сторону Лаванды.

Ту откинуло к стене с такой силой, что приходилось только гадать, как она осталась в сознании. Лаванда с трудом приподнялась с пола на руках. Затылок был разбит о камни, а белокурые волосы вымазаны в крови.

Гермиона встала на ноги. Плечо горело. И снова жгучим угольком пылал на груди кулон Когтевран.

– Сейчас я тебе покажу, кто здесь будет давать уроки! Вздумалось меня проучить? Ты доигралась, девочка! Круцио!

Пас палочкой окутал комнату поедающим звуки заклятием. Дикого вопля Лаванды не услышал никто.

– Ах ты сука! – взвыла, тяжело дыша на полу, гриффиндорка, когда Гермиона отвела своё оружие. – Да тебя за это засадят в Азкабан!

– Это если будет, кому на меня донести, – мстительно уточнила Гермиона, стягивая мантию, которая, соприкасаясь с рассечённой рукой, причиняла зверскую боль. – Экспеллиармус! – Палочка Лаванды оказалась в руках Гермионы. – Смотри-ка, какая хорошая! – Раздался хруст, и древесина, переломленная надвое, оголила шерсть единорога внутри. – Fair! – скомандовала Гермиона, и под полным ужаса взглядом Лаванды магическая основа палочки превратилась в пепел. Гермиона уронила бесполезные обломки на пол. – На чём я остановилась? Ах, да! Ты хотела преподать мне урок? Учись у мастера! Круцио!

Комнату наполнил жуткий, звериный вопль. Гермиона не убирала палочки. Как и тогда с Наземникусом, она испытывала странное наслаждение. Кроме того, наследница Тёмного Лорда успела возненавидеть Лаванду. Люто возненавидеть. А сейчас всё в ней, включая и это чувство, обострилось не только из-за действия серебряного кулона, но и благодаря опьяняющему эффекту Тёмной Энергии.

Гермиона нескоро отвела палочку.

– Ты… за это… ответишь!

– Не сомневайся. – Гермиона сделала новый пас, рассекая невидимым кнутом кожу Лаванды. – Ты! – Удар. – Меня! – Удар. – Довела! – Новый удар.

– Хватит! – взмолилась поверженная колдунья, пытаясь забиться в угол. – Ты что, сдурела?! Оставь меня!!! Ненормальная, оставь меня в покое! Подавись своим Роном!

– Роном?! – Гермиона расхохоталась ледяным чужим смехом. – Причём здесь Рон?! Никто не будет стоять у меня на пути!

Внезапно истерические рыдания Лаванды прекратились, а смесь страха и отчаяния на лице превратилась в панический ужас. Глаза окровавленной студентки были прикованы к левому плечу Гермионы: чуть ниже кровоточащей сечёной раны отчётливо пестрела Чёрная Метка.

Гермиона отследила взгляд и удовлетворённо улыбнулась.

– Что-то не так, мисс Браун?

– Ты…

– Какие-то вопросы, мисс Браун?

– Этого…

– Может, пожелание? Мисс Браун? – Гермиона сделала шаг вперёд к забившейся в угол несчастной. – Последнее, – жёстоко уточнила она.

– Отпусти меня…

– Ну что ты. Сама виновата, – ласково сказала Гермиона, поднимая палочку. – Никто не просил на меня нападать. Я всего лишь защищаюсь.

Невидимая верёвка оплела шею противницы. Гермиона притянула палочку, затягивая петлю. Лаванда хваталась за воздух, пытаясь освободиться от незримых пут.

– Ну же, мисс Браун. Больше рвения! Впрочем… оно тебе уже не поможет. Авада Кедавра!

Смертельное проклятье получилось с первого раза. Без тренировок, подготовок, настроев. Просто одна вспышка яркого зелёного света, и душа ненавистной Лаванды навсегда покинула тело. Испарилась, растаяв в стенах комнаты. Ни капли раскаяния. Ни унции страха. Только холодное, безразличное удовлетворение, и пылающий огнём кулон на груди. Он совсем не причинял боли…

– ЭКСПЕЛЛИАРМУС!

Прикованная взглядом к обезображенному телу поверженной однокурсницы, Гермиона не успела ничего сделать. Палочка вырвалась из рук, будто была смазана мыльной пеной.

Ведьма стремительно обернулась – в проёме одного из проходов, с её палочкой в левой руке и своей, направленной на Гермиону, в правой, стояла профессор Вэйс.


КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: За чертой

Последний сделан шаг,

Перейдена черта,

Мосты, ведущие назад, сгорели.

Сегодня новая дорога начата –

А позади захлопнулись уж двери.

Пусть пламенеют и дымят мосты:

Шагнула ты во мрак чрез это пламя.

Теперь иные у тебя мечты,

Сменились и надежды, и терзанья.

Совсем другой, чуть-чуть холодный взгляд,

Другое, чуждое порой сознанье.

И здесь никто ни прав, ни виноват,

Здесь неуместны совести стенанья.

Ты сделала последний гулкий шаг –

И содрогнулось прошлое, померкло,

Упало пеленою с карих глаз,

Сгорело в жаре пламени, истлело.

Ты смотришь прямо гордо и легко,

Твоя улыбка холодна, свободна.

Убить? Теперь лишь пара пустяков!

Да и душа на этот счёт спокойна.

Ты изменилась. Вся, в короткий миг.

В зелёном свете, в отблеске заката

Минувшей жизни. И порог других

Преград маячит, как законная награда…

Глава I: Возвращение

Гермиона похолодела. Она так и осталась стоять, глядя в глаза застывшей с поднятой палочкой Вэйс. Профессор дёрнула губами, и Гермиона отступила на шаг.

Что же делать?!

Преподавательница очень медленно опустила палочку и еле заметно тряхнула головой. Потом тяжело вздохнула.

– Зачем ты это сделала?

Тон профессора был пугающе спокоен. Хотелось бы Гермионе перенять хоть каплю её хладнокровия! Эмоции били через край.

– Я… она…

Вэйс, не говоря ни слова, подошла ближе, рассматривая изуродованное тело.

Вырвать у неё палочки?! Сбить с ног?! Ударить по голове?! Убежать?! Если бы можно было стереть её память… Но этим тонким умением Гермиона ещё не владела: понадобилось потратить месяцы, изучая особенности построения разума и воспоминаний названых родителей, оттачивая навыки корректировать их – да и то были родные люди, склад характеров, привычки и прошлое которых столь близко известны молодой волшебнице…

А вот так… Да ещё и в таком состоянии… Ничего не получится!..

– И всё же: зачем? – Гермиона была готова кинуться на преподавательницу и попытаться отобрать палочку силой, но внезапно застыла. – И куда нам теперь девать тело? – продолжила профессор Вэйс.

Гриффиндорка моргнула и уставилась на неё.

– Нельзя, чтобы её тут нашли. Никак нельзя. – Вэйс подняла палочку и легко взмахнула ею. На глазах изумлённой Гермионы изувеченное тело, брызги крови и обрывки одежды стали собираться и уменьшаться, трансфигурируясь в большой, с ноготь величиной, алмаз. – Акцио! – Алмаз блеснул в руках Вэйс, и она повернулась к Гермионе. – Что ты так смотришь на меня? – холодно спросила профессор.

– Вы… что… зачем?.. – довольно путано бормотала гриффиндорка. – Я не понимаю…

– Что тут понимать? – недовольно подняла брови ведьма. – Это я должна не понимать! И я не понимаю! Зачем было убивать девчонку?! С такими нервишками лечиться нужно, между прочим! И хватит елозить рукой по плечу – сейчас занесёшь в рану какую-нибудь гадость, а потом, чего доброго, ума хватит пойти к мадам Помфри!

Всё это время Гермиона пыталась осторожно прикрывать ладонью очертания Чёрной Метки, пестревшей на коже чуть ниже глубокой раны, оставленной Лавандой. Не убрала она руку и теперь.

Профессор усмехнулась.

– Кадмина Беллатриса, – я верно запомнила? – хватит ломать комедию!

Гермиона не верила. Не верила собственным ушам, собственным глазам и собственным умозаключениям.

– Ох уж поколение пошло! – возмутилась профессор, поднимая широкий и длинный расклешённый рукав бело-серой мантии – на левом предплечье красовалась зловещая татуировка. Гермиона икнула.

– За… зачем вы отобрали у меня палочку?

– Знаешь, увидев то, что осталось от мисс Браун, я потеряла всякое желание попадать под горячую руку. Особенно если в этой руке волшебная палочка.

– Кто вы?

– Анжелика Вэйс. Преподаватель трансфигурации в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс».

– И всё?

– Тебе с рождения или от первых воспоминаний?

– У вас Чёрная Метка на руке! – с жаром бросила Гермиона.

– У тебя тоже, – усмехнулась её собеседница с ледяной невозмутимостью. – Что ты хочешь от меня услышать? Я здесь со специальным поручением Тёмного Лорда. Занимаюсь изучением потенциала младшего поколения. Можешь считать, что я работаю в отделе кадров.

– Вы вербуете сторонников?! – Голова пошла кругом уже безо всяких там ритуалов с Тёмной Энергией.

– Что тебя столь сильно удивило? – поинтересовалась Вэйс, возвращая Гермионе палочку.

– Но почему… мне не сказали?..

– Вероятно, не сочли принципиально важным.

– Но Генри…

– Профессор Саузвильт, насколько мне известно, тоже в Хогвартсе по поручению Тёмного Лорда – но мы не работаем в паре. Он не знает, кто я. И ты не должна была знать! – внезапно перешла с насмешливого спокойного снисхождения на с трудом удерживаемый гнев профессор. – Утащи меня гриндилоу, зачем ты её убила?! Понимаешь хоть, что теперь начнется?! Пропала студентка… Если бы… Мне нужно подумать над этим.

– Мне тоже… Нужно подумать…

– Ты выглядишь так, будто привидение увидела. Кстати, о привидениях, – Вэйс раздражённо оглянулась. – Надо быть осторожнее. Я с удовольствием пообщаюсь с тобой, но в ином месте и при иных обстоятельствах. А сейчас – прости. Иди в гостиную. И умоляю – веди себя естественно!

Колдунья развернулась и, взмахнув лёгкими полами серо-белой мантии, застучала каблуками к правому выходу. Через миг светлая ткань мелькнула и скрылась за поворотом. Гермиона осталась стоять в коридоре.

Какой странный, невероятный день…

* * *

Она поспешила на затянувшийся в преддверье каникул ужин, успев застать и Гарри с Роном, и Джинни в Большом зале. Ужинали почти все преподаватели. Не было только Генри и профессора Вэйс.

– Почему так долго? – спросил Гарри, поднимаясь ей навстречу.

– Отрабатывали пройденный материал, – махнула рукой Гермиона. – Я страшно хочу есть! А что с Роном?

При её появлении парень даже не повернул головы. Сначала. Теперь же он вскочил, нелепо взмахнув руками, и уставился прямо на Гермиону.

– Что с Роном?!! Какого квинтапеда(1) ты сказала Лаванде о каникулах?!

– Ты меня приглашал, – холодно напомнила ведьма.

– Ну и что?! С каждым днём убеждаюсь – ты больная на всю голову! – крикнул Рон и на предельной скорости вылетел из зала.

– Взаимно, – процедила наследница Тёмного Лорда.

– Ты просто не представляешь, что ему устроила Лаванда, – вступилась за брата Джинни. – Тут был такой скандал… Мне показалось, что она пойдёт и нашлёт на тебя проклятье из-за угла. Не встречались?

– Нет, – легко солгала Гермиона. – И, надеюсь, не встретимся.

– Ничего, за каникулы поостынет, – сказал Гарри. – И она, и Рон.

– Ты куда завтра? – спросила Гермиона, накладывая себе салат. Есть хотелось просто жутко.

– В Годрикову Впадину. Сразу. Там есть бар, подключённый к Сети летучего пороха. Я узнавал у МакГонагалл, – он нахмурился. – Трансгрессировать в неизвестное место пока не выходит.

– То есть к нам ты вообще не приедешь? – совершенно безразличным, будничным тоном спросила Джинни.

– Нет. Потом в Литтл-Хэнглтон, а перед началом семестра – на площадь Гриммо, там собрание Ордена.

– Ясно, – легко согласилась младшая Уизли. Все же атмосфера школы действует на неё положительно!

_____________________________

1) Квинтапед – крайне опасный хищник, питающий особое пристрастие к человеческой плоти.

«Фантастические твари и где они обитают» Дж.К.Роулинг.

* * *

Спала Гермиона на удивление хорошо. Ушла в комнаты первой, Парвати ещё не было, и переполоха из-за пропажи Лаванды никто не успел поднять. Поделилась с Алирой – как на духу выложила всё произошедшее. И не услышала ни одного дурного слова.

Это успокаивало.

Хотелось поговорить с Генри. Обо всём. О случившемся, о профессоре Вэйс… И не хотелось его видеть. После их поцелуя она не знала, как себя вести. Нет, не то чтобы ей что-то не понравилось… Но что теперь? Наверное, просто забыть – во всяком случае, на время. Ведь это всего лишь Тёмная Энергия усилила естественные желания, он-то должен это понимать… И всё равно.

Она думала о Генри, о роли Вэйс в школе, о том, что тут будет твориться завтра и отпустят ли их домой… Но не было ни капли раскаяния или сожаления. Совесть заснула на груди под сенью серебряного кулона. Или умерла, пав в этой неравной схватке…

* * *

Гермиона проснулась сама. Не было шума, не было криков, не было разбирательств. Стрелки часов соединились на девяти, в комнате пусто, даже Алира обретается где-то внизу, в гостиной Гриффиндора.

Сегодня к трём часам следовало явиться с вещами к камину на первом этаже – для отправления по домам, осуществляемого, из соображений безопасности, через Сеть летучего пороха. Седьмым курсам – на три. Шестым – на два. И так по ниспадающей. Можно было не торопиться…

Но почему всё так безмятежно? Неужели Парвати не подняла тревогу из-за отсутствия подруги?

Продолжая ломать над этим голову, Гермиона оделась, причесалась, сбросила последние нужные вещи в чемодан и вышла из комнаты на лестницу.

Вышла и столкнулась с Лавандой.

Совершенно здоровой, в меру весёлой, абсолютно бодрой Лавандой Браун. Гермиона вскрикнула, и стоящая позади воскресшей Парвати вскинула густые брови.

– Нам надо поговорить! – с ноткой негодования в голосе бросила Лаванда своей подруге и, схватив Гермиону за локоть, потащила вверх по ступенькам башни.

Руки тёплые, как у живой. Инфернал?! Зомби?! Или мадам Помфри сотворила чудо?..

– Ты вообще как, в порядке?! – сердито спросила Лаванда, останавливаясь на пустынной лестнице.

– Что-о-о?

– Клянусь Морганой, Кадмина, ты меня убиваешь! – закатила глаза Лаванда. – Пошевели мозгами! Или у тебя после вчерашнего шок? Я всё понимаю – но элементарную осторожность…

– П-профессор Вэйс?!

– Нет! Оживший труп Лаванды Браун! – вскинула руки к потолку Лаванда. – Занимаешься чужими проблемами, наживаешь головную боль…

– Зачем это? – пробормотала Гермиона, приходя в себя. – Её ведь не вернуть? Да и не нужно…

– Вся в матушку! – хмыкнула профессор. – Ни нотки сожалений! Нет, её не вернуть. Но одно дело, если ученик бесследно пропадёт из Хогвартса, и совсем другое – если перенесётся вместо дома невесть куда по Сети летучего пороха и уж потом канет в Лету. Это уже будут не наши проблемы. Вот, возьми, – она вынула из кармана сверкнувший алмаз с оцарапанной гранью и протянула гриффиндорке, – на память. А теперь вернись в театр, да не сорви представление.

И невозмутимая Лаванда бойко пошла вниз по лестнице.

Гермиона сглотнула и опустила алмаз в карман. Жизнь полна неожиданностей – что тут скажешь?

* * *

Отправление домой затянулось: шестикурсники устроили толкотню, кто-то пересдавал астрономию и опоздал – когда к трём часам подоспели выпускники, шестые курсы Гриффиндора и Пуффендуя всё ещё толпились возле камина.

– Мрак! – выдохнула Джинни, устало сидевшая на постаменте около ног статуи небольшого, мерно посапывающего дракончика. – Может, мы тут ещё и заночуем?! – сердито добавила она и пнула ногой свои сваленные в беспорядке сумки.

Что-то щёлкнуло, и из кучи чемоданов показался карликовый пушист Арнольд, который, издав тонкий писк, быстро юркнул в ближайшую арку.

– Проклятье! – выругалась ведьма, вскакивая. – Держите его!

Гермиона и ещё несколько студентов кинулись за пурпурным меховым комком. Арнольд живо проскочил два коридора, маневрируя в ногах шеренги рыцарских доспехов, которые начали топать, пытаясь уступить дорогу, и едва не раздавив в итоге несчастного; выскочил в холл и у подножия Мраморной лестницы был настигнут Миссис Норрис.

– А ну дай сюда! – завопила Джинни, вылетая следом за пушистом и выхватывая палочку. – Ты, облезлая старая кочерыжка!

Кошка блеснула жёлтыми глазами, но всё же выпустила трепещущий меховой комок. К счастью, Филча поблизости не оказалось.

– Жив, – констатировал Симус Финиган, поднося ладонь с Арнольдом к самым глазам.

– Вид у него какой-то помятый, – отметил Эрни МакМиллан из Пуффендуя. – И проплешина на боку.

– Может, отнести к мадам Помфри? – предложила однокурсница Джинни Эббигэйл.

– Тогда уж лучше к Хагриду! – хохотнул Эрни.

– Дайте сюда! – рассердилась младшая Уизли, забирая потрёпанного пушиста. – На Рождество должны приехать Фред с Джорджем, пусть разбираются. Пошла вон!

Последнее адресовалось Миссис Норрис, которая сидела на нижней ступеньке Мраморной лестницы и усердно отплёвывалась. На подбородке кошки болтался клочок красного пуха.

– Идёмте, – поторопила, оглядываясь, Эбби. – Пока Филча нет. А то ещё свою очередь прозеваем…

Выстраивающиеся шеренгой семикурсники стали исчезать в камине только после четырёх часов, причём отправление началось с Когтеврана, затем – Слизерин… Потом Невилл убежал за забытым чемоданом, и Пуффендуй пропустили вперёд. Гермиона начала закипать.

К половине шестого у камина всё ещё толклись Гарри, Рон, Гермиона, Лаванда-Вэйс, Дин Томас и Невилл.

Впрочем, последний уже стоял за кованой решёткой и пытался уместить там же свою поклажу.

– Это никогда не кончится! – взвыла Гермиона.

В конце концов, Невилл отбыл домой. А за ним и Дин. Следом в камин левитировала вещи и залезла сама лже-Лаванда.

– Кафе «Чародейница»! – громко сказала она, и профессор МакГонагалл, провожавшая всех лично, удивлённо подняла брови. Но промолчала.

– Нора! – отрапортовал Рон, пожав руку Гарри и даже не взглянув на Гермиону. Ведьма только возвела глаза к сводчатому потолку.

– Ну ладно, – кивнул на прощание своей подруге Гарри, провожая взглядом исчезающего в камине приятеля. – Счастливого Рождества!

– Удачи тебе.

– Спасибо. Она мне понадобится. – Он переступил кованую решётку, устраиваясь около своего одинокого рюкзака. – Бар «Лионора»! – скомандовал парень и закружился в зелёном пламени.

– Счастливого Рождества, мисс Грэйнджер! – улыбнулась МакГонагалл.

– И вам, профессор! – Гриффиндорка шагнула в камин. – «Дырявый Котёл»!

В баре было людно и накурено. Гермиона поморщилась, выбираясь из очага. Никто даже не обратил на неё внимания, хотя… Какой-то улыбчивый старикашка явно пялился.

«Ну и ладно, – подумала ведьма. – Даже приятно».

– Локомотор чемоданы! – скомандовала она и быстро пошла к дворику, скрывавшему выход в Косой Переулок. Чемоданы плыли следом.

Гермиона не стала открывать проход, просто осторожно взяла за ручки свою поклажу, стараясь ничего не упустить, и трансгрессировала в знакомую комнату с камином.

Осмотрелась. В кресле у огня сидел, улыбаясь ей, Волдеморт.

* * *

– Ну, здравствуй, Кадмина.

Гермиона просияла, выпуская свои вещи.

– Привет!

– Выглядишь отлично. – Он встал, взял её за руку и усадил в кресло. – Долго.

– Была задержка с отправлением, – она помрачнела. – Я… м-м-м, должна кое-что рассказать.

– Анжелика написала мне всё, – кивнул волшебник, и Гермиона не заметила в его голосе сожалений или упрёка. – Не переживай, – продолжал Тёмный Лорд. – Это к лучшему. Анжелика отлично замела следы – всё будет в порядке. Надеюсь, угрызения совести тебя не замучат?

– Нет, – хмыкнула ведьма, сама того не замечая, теребя серебряный кулон. – Так странно… Ведь должны же, да? А я…

– Не думай об этом. Так и должно было быть. Поверь.

– Я хотела спросить, – после короткой паузы подняла голову Гермиона. – Профессор Вэйс… почему я о ней не знала?

– К чему тебе это? – ухмыльнулся её собеседник. – Анжелика в Хогвартсе по особому поручению.

– Как давно она…

– Как давно она в наших рядах? Больше года. Присоединилась вскоре после моего возрождения. А до того была мракоборцем.

– Неожиданное сочетание, – удивилась Гермиона.

– Отчего же? Вполне логичное. Её прежняя служба… часто заставляла задумываться. Переосмысливать свои позиции. Что она и сделала. Ведь именно работая мракоборцем, понимаешь, сколь большое заблуждение убеждённость в их праведности.

– А что она делает в школе?

– У меня большие планы насчёт этого мира, Кадмина, – усмехнулся Тёмный Лорд. – Хоть я с ними и не спешу. Мне нужно знать, кто потенциально готов перейти на мою сторону. Анжелика как раз занимается этим. Мои люди сейчас работают во всех крупных магических школах Европы.

– Планы?

– Они ещё не оформились, – уклончиво ответил Волдеморт. – Я расскажу, но немного позже. Помнится, ты хотела показать мне своё наследство? – сменил тему он.

Гермиона кивнула и отправилась к чемоданам. После недолгих поисков «Сказки барда Бидля» оказались в руках её отца. Сомнений по этому поводу она более не испытывала.

– Занятный ребус, – пробормотал Тёмный Лорд, перелистывая засаленные страницы. Гермиона сладко потягивалась на диванчике рядом с ним – никакого ребуса в этой книжке она не нашла, да и перестала со временем столь уж верить в его наличие. – Любопытно, – протянул Волдеморт. Ведьма наклонилась вперёд и, опершись подбородком о плечо отца, заглянула в знакомую, читанную-перечитанную книгу. Тонкий белый палец Тёмного Лорда поглаживал страницу в том месте, где под последним абзацем «Легенды о трёх братьях» на лбу одного из черепов, иллюстрирующих сказку, чернилами был начертан треугольный глаз с вертикальным зрачком.

Волдеморт перевернул страницу назад, пробегая глазами текст истории.

– Даже так? – пробормотал он самому себе.

– Кажется, ты что-то понимаешь? – осторожно отметила Гермиона.

– Что-то… понимаю… – задумчиво, постукивая пальцами по странице, произнёс он, о чём-то размышляя.

– Это не рунический символ, – поделилась знаниями гриффиндорка. – Глаз в треугольнике часто используется гадалками, но он изображается немного иначе. В справочнике «Символы и знаки» Агрусии Вульк…

– Этот символ, – прервал Волдеморт, – начертал когда-то на стене Дурмстранга могущественнейший Чёрный маг начала столетия Гэллерт Гриндельвальд.

– Точно! – внезапно прозрела Гермиона, подскакивая. – Виктор рассказывал мне на свадьбе Билла и Флёр!!! Ведь такой же знак висел на шее мистера Лавгуда! О, я тупая, как горный тролль! Как же это вылетело у меня из головы?..

– Виктор? – рассеяно спросил её собеседник. Он не отрывал взгляда от страницы и о чём-то напряжённо думал.

– Да, Виктор Крам, мой приятель. Он учился в Дурмстранге. Такой же значок на свадьбе Билла и Флёр носил на шее один из гостей, и Виктор рассердился. Кажется, Гриндельвальд убил его дедушку.

– Значок на шее, – рассеяно повторил Волдеморт, не слушая её. – Гэллерт Гриндельвальд практикует в школе Чёрную магию, его исключают, он чертит этот символ на стене Дурмстранга и пропадает, а потом становится могущественнейшим Тёмным волшебником. Приятельствовавший с ним в молодости Альбус Дамблдор, давая предсмертные советы Поттеру, рисует этот же символ. И именно после этой сказки… Хм.

Гермиона не видела в этой сказке ничего особенного: она была такой же глупой, как и все остальные рассказы из сборника. Всего лишь байки для детишек.

– Рисует символ и пропадает, – повторил Волдеморт. – Логично было бы дать Поттеру такое оружие… Но причём тут Гриндельвальд? Неужели…

– Я ничего не понимаю, – попыталась добиться разъяснений Гермиона. – Какое ещё оружие? Может, объяснишь по-человечески?

– Чуть позже. – Тёмный Лорд решительно закрыл книгу и отдал ей. – Мне нужно будет подумать об этом потом. А сейчас давай поговорим о самом насущном – Рождестве.

– Давай, – повеселела ведьма.

– Белла подобрала для тебя очаровательный наряд, – он подмигнул ей, и Гермиона сконфузилась. – Ты будешь совершенно обворожительна. Кстати, Драко Малфой уехал из поместья. Далеко уехал – на континент, к двоюродной бабке Амфисбене. И ещё долго там пробудет. Нарцисса отправилась с ним. Пока. Она вернётся, но только в январе. А может быть, даже и в марте.

– Её не будет на Рождество?!

– Схватываешь на лету.

Гермиона зарделась. На что он намекает? Нарциссы нет, Малфоя нет… Платье обворожительное…

– Сегодня сразу отправляйся отдохнуть – только Белла хотела поговорить с тобой. Уже поздно – она займёт тебя до сна. Отдохнуть нужно. После школы. По меньшей мере, чтобы хорошо выглядеть.

– Да…

– И ещё одно, – продолжал Волдеморт. – В Рождество приедет Северус. Кстати, вы с ним блестяще справились со спектаклем для Гарри Поттера, а обряд поиска просто выше всяких похвал.

– Спасибо.

– Так вот, двадцать пятого числа приедет Северус, и вы сможете продолжить практику окклюменции и легилименции.

– Отлично! А… Кхм, Генри тут будет? – внезапно спросила Гермиона.

– Профессор Саузвильт будет в Хогвартсе, – покачал головой Тёмный Лорд. – Ничего, повидаешься с ним в новом семестре.

– Да я и не…

– Ладно-ладно. Предлагаю отужинать прямо тут – и поговорить подробнее о прошедшем времени.

* * *

Они разговаривали очень долго. Даже с Алирой и Генри Гермиона раньше не была столь откровенна – а тут просто прорвало. Особенное внимание уделили Лаванде и Наземникусу. И в который раз молодая гриффиндорка поразилась тому, сколь странно стала относиться к реальности. Эти смерти не пугали её. Не заставляли сожалеть. Даже наоборот – она чувствовала странное, немного животное, удовлетворение; приятное, волнующее тепло в груди, разливающееся от пульсирующего серебряного кулона…

Из комнаты с камином ведьма ушла только в половине десятого. Совершенно счастливая, с лёгкой душой. Чувствуя всем сердцем, что наконец-то снова попала домой. Здесь не надо лгать, притворяться, злиться, нося на лице маску довольной улыбки.

Здесь она скоро увидит Люциуса…

И Беллу.

– Elle est en tout la copie de sa mère(1)! – нарушил её размышления звонкий голос матери. – Je fais de plus en plus des adeptes(2).

– Bonsoir, Maman(3)!

За то долгое время, что они не виделись, Беллатриса как будто расцвела. А сейчас её к тому же переполняла горделивая радость.

– Je t’en fais un compliment de tout mon cœur, ma chérie! Je suis fière de toi(4).

______________________________________________________________________

1) Она – вылитая мать! (франц.)

2) У меня появляется всё больше последователей (франц.).

3) Добрый вечер, мама! (франц.)

4) Поздравляю тебя от всего сердца, моя дорогая! Я тобой горжусь (франц.).

* * *

Они проговорили до полуночи. Обо всём. Но более всего – о погибшей Лаванде. Убитой Лаванде. Первой жертве Кадмины Гонт-Блэк.

– Это так волнительно, – тихо рассказывала Беллатриса, – впервые лишить человека жизни. Осознать, что в твоих руках огромная власть. Власть вершить чужие судьбы. Чувствуешь себя comme le maître après Dieu. Mon Dieu personnel (1), – она говорила со странным выражением. Будто наслаждалась каждым словом. – Ты чувствуешь раскаяние?

– Нет. Но…

– Не стоит переживать из-за этого. Elle l'a bien gagné(2)! Никто не смеет становиться на твоём пути. A la guerre comme à la guerre(3).

– Да, знаю…

– Вижу, что знаешь. Я боялась, что тебя замучит советь. C'est un fait à part(4). Но ты с честью преодолела барьер.

– Хорошо ли это? – тихо спросила молодая ведьма.

– Oui, Cadmine(5). Хорошо. Для тебя. Человек живёт для себя. Кем бы он ни был. Просто ты должна осознать это.

– Наверное, я уже осознала.

– Это очень важный шаг, – кивнула Беллатриса. – Один из самых важных.

Они говорили еще. Долго.

Белла пообещала завтра презентовать ей авансом платье-подарок на Рождество. И помочь с утренним туалетом.

– Ты будешь обворожительна, – блеснула глазами колдунья. – Не то, чтобы я одобряла… Но это твой выбор. Каждый живёт для себя.

– О чём ты?!

– Ты и сама понимаешь, – она встала, вынимая из складок мантии пузырёк с сиреневой жидкостью и выливая её в стакан. – Выпей это. Тебе нужно выспаться, завтра будет длинный день.

– Да, – Гермиона неуверенно приняла из её рук зелье. Потом вздохнула и залпом выпила его, сразу чувствуя тяжёлые волны сна. – Спасибо. Bonne nuit(6).

Наследница Тёмного Лорда проваливалась в забытье. В сладкий сон. Дома. Там, где её понимали. За долгое время впервые опять чувствуя покой… Под тихое шипение Алиры на подушке, под успокаивающий шум ветра за окном… Засыпала, отчего-то зная, что завтра будет необыкновенный день. Случится что-то очень для неё значимое, что-то, что она запомнит надолго. Возможно, даже навсегда.

________________________________

1) второй после Бога. Моего личного Бога (франц.).

2) Она сполна это заслужила! (франц.)

3) На войне как на войне (франц.).

4) Это – особое дело (франц.).

5) Да, Кадмина (франц.).

6) Спокойной ночи (франц.)

Глава II: Ночь накануне Рождества

Резкий, немного колючий свет зимнего солнца вольготно проходил сквозь незадёрнутое шторами окно и со всей возможной старательностью пытался разбудить Гермиону. Она сопротивлялась в меру сил: ныряла под одеяло, накрывалась подушкой, отворачивалась в другую сторону… Но свет был настойчив и очень ярок. В неравном бою спящая сдалась и, недовольно зевая, села на кровати.

И тут же улыбнулась.

Она снова здесь. Её ждёт первое Рождество с настоящей семьёй. Целых две недели дома.

В ногах спала, свернувшись кольцами, Алира. Обиженный на весь мир Живоглот дремал под окном, демонстративно отвернувшись к стене. Лучи солнца освещали комнату ярким, ласковым светом… Как хорошо! Уютно, тепло, а на душе совсем свободно.

Когда Гермиона вышла из душа, на кровати уже сидела, заговорщицки улыбаясь, Беллатриса.

– Как рука? – спросила она. – Я вчера наложила чары на твою рану.

– Спасибо.

Гермиона ещё раз посмотрела на левое плечо, где не осталось следов от проклятья Лаванды. Только зловещая Чёрная Метка на ровной бледной коже.

– Никаких проблем, – усмехнулась Белла. – У меня для тебя полный grande toilette, – она кивнула в сторону, – позволишь мамочке одеть свою девочку?

Сказано это было с иронией, Гермиона одобрительно улыбнулась.

– Давай, мамá.

– Что тебе снилось? – вынимая наряд, спросила Беллатриса.

Гермиона попыталась вспомнить. Что ей снилось? Что-то странное. Целый коктейль событий. Во сне были профессор Вэйс, Лаванда, Наземникус Флетчер, Рон, Гарри и что-то ещё… Всё менялось, кружилось… Все куда-то бежали…

– Не помню, – честно призналась Гермиона. – Сумбур.

– Подбросим в костёр переживаний ещё дровишек, – усмехнулась Белла. – Надень это, и я займусь твоими волосами.

Они потратили почти два часа, но результат того стоил.

Гермиона поражённо смотрела в зеркало. Она и не думала, что может выглядеть настолько привлекательной и даже по-настоящему соблазнительной. Конечно, летнее прибывание тут внесло в её образ много существенных изменений, но то, что сделала сейчас Белла, вызывало бурный восторг и настоящий трепет.

Мать продумала каждую мелочь. От нижнего белья до украшений. Чёрное элегантное платье обтягивало фигуру, подчёркивая грудь и талию, а от колен расходилось лёгким, струящимся клёшем. На открытых плечах небрежно лежали спущенные тонкие бретельки. Чёрная Метка отлично подчёркивала образ роковой обольстительницы.

Всё ещё Гермионе непривычный.

Белла собрала её волосы в высокую прическу, полную изящных кудрявых прядей, скреплённых серебряными палочками. Лёгкий макияж, туфли на высоких каблуках, длинные, с чёрно-серебристым рисунком ногти, кулон Когтевран на шее…

Гермиона заворожённо смотрела в зеркало. Незнакомая, с трудом узнаваемая дама с обложки какого-то журнала, куда старшая, чем она, взирала из-за стекла и неизменно повторяла Гермионины жесты. Это было по-настоящему невероятно.

– Кто дома? – наконец спросила она, слегка охрипшим голосом.

– Тёмный Лорд, я, Люциус… Джуня. Но нам с милордом нужно будет уединиться после обеда. Надеюсь, ты не будешь скучать, – хитро добавила Беллатриса, и Гермиона криво улыбнулась. – Кстати, об обеде, – невозмутимо продолжила колдунья, – уже три. Пойдём вниз?..

* * *

Тёмный Лорд и Люциус сидели за накрытым столом.

Первой в комнату вошла Беллатриса. А за ней Гермиона.

Волдеморт одобрительно хмыкнул; его дочь улыбнулась и прошла к пустому месту.

– Доброе утро, – приветливо сказала она. – Здравствуй, Люциус, давно не виделись.

Тёмный Лорд откашлялся и отхлебнул из высокого бокала. По лицу Беллы скользнула усмешка. Люциус, не отводя взгляда от Гермионы, пробормотал что-то невразумительное. Ведьма невозмутимо опустилась на соседний с ним стул.

– Кадмина… очаровательно выглядишь.

– Спасибо, – она осторожно взяла вилку и нож. – Ravie de vous voir. Vous m'avez manqué(1)!

Она выразительно посмотрела на дядю и тут же опустила глаза. Кулон разливал по телу трепетное тепло.

– Ты чертовски прав, мой друг, – наконец подал голос Тёмный Лорд. – Откровенно говоря, не ожидал… И слегка опешил. Кадмина просто… совершенна, – развёл руками он.

– Ну что ты, – выдохнула Гермиона. – Я…

– Помню Беллу чуть старше твоих лет, – мечтательно заметил Волдеморт. – Рьяная и активная… Впервые разглядел свою сторонницу я только через год после того, как она встала в ряды моих подданных. После одного приёма… Такая же очаровательная. В тёмном парке, при свете луны, над трупом непокорного… С волшебной палочкой и кровавыми брызгами на шёлковом платье… Давно это было…

– Я потеряла былой лоск? – спросила Беллатриса.

– Ничуть. Все так же прекрасна.

– Merci, milord.

– Надеюсь, после обеда мы… поговорим.

– Да, разумеется, – она опустила веки, – avec plaisir(2).

Гермиона с вызовом смотрела прямо в серые глаза Люциуса Малфоя. А он не отрывал взгляда от неё.

Весьма красноречиво.

А внутри у юной ведьмы начинался пожар. Мысли носились перепуганными обрывками, сбивали одна другую. Нарастающий страх перемешивался с подогретым кулоном возбуждением. Но неотвратимая реальность происходящего обескураживала.

«Я совсем позабыла тебя… Великий Мерлин! Не гляди на меня так… Но только не отворачивайся! Что же делать?..»

То, во что она ввязалась сама, ещё никогда так сильно не походило на действительность. Незнакомая взрослая ведьма из зеркала наверху могла рассчитывать на очень многое. Но достаточно ли у Гермионы с ней общего?..

Она неуверенно улыбнулась. Наклонила голову и вдруг почувствовала руку на своём колене.

По телу пробежала дрожь.

...происходит на самом деле!..

Она улыбнулась чуть шире, стараясь преодолеть нарастающую робость. Куда же подевалась развратная бестия из ночных грёз? Почему так страшно?

– Сегодня у нас не будет гостей, – говорил Тёмный Лорд. – Завтра, вероятно, будут. Я бы предложил пока как следует отдохнуть перед предстоящими праздниками…

Отложив нож и вилку, Гермиона взяла в правую руку бокал вина. Отхлебнула. И, опустив левую вниз, смело положила поверх пальцев Люциуса. Сердце билось со страшной силой. Ведьма прикусила кусочек кожи на внутренней стороне губы. Так сильно, что вскоре почувствовала вкус крови.

Она провела языком по ранке и опять посмотрела прямо в глаза своего дяди… Тёмный Лорд что-то говорил… Что именно – она почему-то не слышала.

Рука, лежащая на её колене, скользнула выше. Во всём теле нарастало странное, какое-то подрагивающее ощущение. И дыхание сбивалось.

«Что же ты делаешь, дьявол?! – думала Гермиона. – Я сейчас с ума сойду! Пусть он прекратит. Или нет?..»

Она продолжала кусать губу, высасывая из ранки солоноватую жидкость. Вдыхать глубоко было сложно – будто кто-то туго затянул невидимый корсет. Кулон на шее становился горячим, тепло опускалось вниз, зародив странное, пульсирующее и похожее на зуд ощущение внизу живота.

– Дамы и господа, может, пойдём в гостиную к камину? – услышала Гермиона через ураган собственных мыслей голос Волдеморта.

Зимний вечер уже окутал окрестности.

Уютно потрескивал камин. Старушка Джуня принесла чай, почтительно поприветствовала Гермиону и тут же скрылась.

Они сидели в гостиной вчетвером. Молодая ведьма и Люциус в креслах, Тёмный Лорд и Белла на диване.

И старательно вели светскую беседу.

– А ты всё молчишь, Кадмина, – дразнящим голосом заметил Волдеморт. – Расскажи нам что-то. О школе…

– Школа утомляет общением с однокурсниками.

– Двойная жизнь трудна, – тихо сказал Люциус, – но к ней со временем привыкаешь.

– Просто я по-новому взглянула на всех. И это странно… Странно общаться со старыми знакомыми, видя их в совсем ином свете.

Формулировать мысли на отвлечённую тему выходило с трудом. Вспоминать о школе сейчас казалось абсурдным, но надо же о чём-то разговаривать...

– Все мы прошли через это, – говорила Белла. – Все Пожиратели Смерти. Иногда подобное угнетает. Но в основном помогает. Заставляет чувствовать себя выше иных прочих.

– Да… я уже почти приспособилась, – пробормотала Гермиона.

– Отлично справляешься, – странно улыбнулся ей Люциус. – Мне казалось, будет сложнее.

– Я быстро учусь, – с лёгким вызовом сказала ведьма, чувствуя внезапную отчаянную решимость. – Всему.

– Я учту это.

– Скажите, мадам Лестрейндж, не соблаговолите ли вы пройти в мою комнату? – официальным тоном осведомился Тёмный Лорд.

Ведьма улыбнулась, подхватывая протянутую ей руку.

– Мы вас оставим, если вы не против, – объявил Волдеморт, и у Гермионы заколотилось сердце, – не обессудьте.

– Конечно, милорд, – кивнул старший Малфой.

– Люциус, поручаю Кадмину тебе. Смотри, чтобы она не заскучала.

И они пошли к двери. У самого выхода Гермиона заметила, как рука Волдеморта легла Беллатрисе на талию. Но тут же забыла об этом. Она была здесь. Одна. Рядом с ним.

Оба молчали. Смотрели друг на друга и безмолвствовали.

Весело потрескивал камин.

– Как предпраздничное настроение?

Его голос заставил гриффиндорку вздрогнуть. И она поняла, что может попросту сбежать, если не начнёт действовать. После чего решительно встала, подходя к камину. Ближе к нему.

– Я в предвкушении. – Ведьма смотрела на огонь, повернувшись к собеседнику спиной. – Люциус… я… – Гермиона облизнула губы. – Скучала. – И она сделала шаг назад, присела на подлокотник кресла. Повернулась и посмотрела ему в глаза. – Очень скучала.

Спустя секунду она лежала у него на руках. Гермиона пожирала взглядом непроницаемые серые глаза. Ладонь Люциуса блуждала по её телу…

Она немного приподнялась, приближаясь к его лицу, и осторожно поцеловала в губы. Сердце было готово вырваться наружу.

Он не дал ей отстраниться.

Ночные фантазии воплощались в реальность – стремительно и неотвратимо.

Чувствуя дрожь во всём теле, Гермиона, повинуясь его движениям, приподнялась, меняя положение и помогая Люциусу поднять измявшееся платье. Она села, обхватив ногами его бедра и отдавая всю себя жадному поцелую.

– Не страшно? – на секунду отклоняясь, спросил он.

– Не знаю, – выдохнула Гермиона.

Люциус крепко прижал её к себе и трансгрессировал в спальню.

Он опустил свою ношу на аккуратно застланную кровать в тёмной, освещённой только лунным светом, комнате. Пламенеющий жар Хоркрукса прогнал робость полностью, и Гермиона выгнулась на постели, уже с нетерпением наблюдая за тем, как он торопливо срывает с себя мантию, рубашку...

Было ли ей страшно? Где-то глубоко, определённо, да. Но она уже просто сгорала от желания. Оно затуманивало разум и притупляло все остальные чувства. Кулон пылал.

Гермиона, часто дыша, приподнялась на кровати, становясь на колени и судорожно стягивая с себя платье. Путаясь в шлейках и тесёмках, натирая кожу нераспущенной шнуровкой корсета. Она отшвырнула ткань в сторону, поднимаясь навстречу своему любовнику и прижимаясь к его горячему телу.

Обдавая Люциуса пламенным дыханием, ведьма отыскала его губы и впилась в них, чувствуя вкус собственной крови из растерзанной раньше губы. Этот вкус заводил её ещё сильнее.

Они повалились на кровать. Повинуясь неясному порыву, Гермиона перекинула его на спину, усаживаясь верхом, и стала целовать грудь и плечи мужчины. Она чувствовала капельки пота на своей спине, нервная дрожь сотрясала всё тело.

Ведьма смело взялась за ремень брюк, чуть не сломав ногти о незамысловатые застёжки. Проклятая пряжка не поддавалась.

Люциус приподнялся, берясь за её локти, и рывком перевернул любовницу на спину. Он сам избавился от остатков одежды – всё так же безмолвно и лишь сверкая глазами в полутьме. Наблюдая за ловкими движениями старшего Малфоя, Гермиона наконец-то почувствовала беспокойство и лёгкий испуг.

Обнажённых мужчин ей приходилось видеть только по телевизору и то лишь несколько раз, ввиду отсутствия такового в Хогвартсе и не особо большого интереса к данному предмету ранее, когда она ещё жила с назваными родителями. Образы, навеянные ночами про́клятым украшением, были скорее осязательными, а не зрительными.

Не давая задуматься, Люциус склонился над ней, обдавая жаром покрывшуюся мурашками кожу. Он уверенно снял с неё нижнее бельё; Гермиона часто дышала, страх начал накатывать волнами.

Старший Малфой приблизился к её лицу, длинные волосы щекотали кожу. Гермиона смотрела в серые глаза, горящие вожделением, но он не торопился, и она начала успокаиваться. Рука прошлась по её обнажённому телу, осторожно, ненавязчиво лаская его. Гермиона закрыла глаза и откинула голову – он безмолвно целовал её шею, плечи, грудь… Опускался всё ниже…

Ведьма судорожно сжала простыни и издала приглушённый стон. Он развёл её ноги, продолжая ласкать внутреннюю сторону бёдер.

«Я сошла с ума!» – пронеслось в голове у Гермионы.

И в этот самый момент Люциус резко вошёл в её тело, заставив судорожно, со вскриком выдохнуть и конвульсивно впиться пальцами в его плечи.

– Дьявол! – прохрипела Гермиона, и на её глазах выступили слёзы.

Его движения замедлялись, становясь ласковее, приятнее. Боль успокаивалась, хотя несколько крупных капель успели прочертить дорожки от уголков глаз и теперь щекотали ушные раковины.

Гермиона отпустила простынь, обвиваясь руками вокруг его шеи и обхватывая ногами бёдра. Он исступлённо целовал её плечи, массировал грудь и спину грубыми, но приятными движениями.

Запустил руку в каштановые волосы, освобождая их от заколок и шпилек, распуская и растрёпывая. Его движения были уже совсем медленными.

– Ну же! – простонала она, не открывая глаз.

Он жадно впился в неё, учащая темп. Гермиона застонала громче.

Она хотела сделать что-то сама и боялась пошевелиться. Снова стало больно, она устала и уже мечтала о том, чтобы он остановился. Ведьма впивалась в его спину ногтями, прижимаясь всё крепче и крепче, чувствуя, как лишается последних сил.

Всё закончилось быстро и странно. Горячие волны растекались прямо внутри неё, она ощутила его дрожь в своём теле. И тут же руки, прижимавшие её, расслабились. Гермиона бессильно откинулась на влажную постель, устало и часто дыша. Она не могла даже пошевелиться.

Люциус осторожно коснулся её безвольных губ, притянул к себе, стаскивая с кровати мокрое покрывало, и бережно уложил на подушку рядом с собой.

Хотелось что-то сказать, сделать хоть что-то… Но у неё совсем не было сил. Ведьма прильнула к разгорячённому телу, вдыхая его незнакомый, будоражащий аромат и чувствуя, что проваливается в сон…

_______________________

1) Рада всех вас видеть. Мне вас не хватало! (франц.)

2) с удовольствием (франц.).

Глава III: В двух шагах от Рая

Гермионе снились странные сны, но она почему-то не запомнила их содержания. Первые лучи солнца старались разбудить её, но тело всё ещё сопротивлялось, хотя сознание уверенно отходило ото сна.

Странно. Такое необычное ощущение… Она шевельнулась и невольно поморщилась. А потом вдруг всё поняла.

Гермиона резко открыла глаза.

Он был тут. Лежал на боку рядом с ней, по пояс укрытый простынёй и, подперев голову рукой, смотрел на неё.

Гермионе стало жарко и холодно одновременно. Она как-то виновато улыбнулась и отвела глаза.

– Как спалось? – поинтересовался Люциус, и молодая ведьма отметила на его лице несколько насмешливую улыбочку.

– Отлично, – стараясь не замечать этого, ответила она.

– Ничего не болит?

Всеми силами пытаясь не покраснеть, она невольно натянула простыню повыше. И промолчала.

«Дура!» – сердито пронеслось в голове.

Противная усмешка наводила на мысль, что он подумал то же самое. Гермиона начала злиться.

Он молчал.

– Какого дьявола?! – не выдержала молодая гриффиндорка, с вызовом поднимая глаза и встречаясь с его насмешливым взглядом.

– Что, моя дорогая? – поднял брови Люциус Малфой.

– Ничего! – она села, заматываясь в простыню.

Гермиона предприняла попытку слезть с кровати, но была дерзко перехвачена на подступах к полу и опрокинута на матрац. Смятая простыня оказалась на паркете.

Она возмущённо замычала, проклиная себя за то, что не может изречь что-то более членораздельное. Люциус беспощадно рассматривал её при свете дня, не давая встать. Было ужасно стыдно.

– Так лучше, – наконец резюмировал он. – И куда ты спешишь, солнце моё? Ты же так рвалась… кхм, в мою постель.

От такой наглости Гермиона поперхнулась воздухом и опять глупо не нашла, что ответить. Все мысли покинули голову, оставив много свободного пространства для безграничного возмущения.

Люциус самоуверенно склонился над ней, по-хозяйски игриво лаская губами кожу на груди. Захотелось броситься в душ. Но он всё ещё не давал даже встать. Это было вовсе не приятно. Это было унизительно. Словно Гермиона была какой-то вещью, переданной в его полное распоряжение.

– Да как ты смеешь?! – наконец не выдержала она, изо всех сил пытаясь не расплакаться. – Я знала, что ты сволочь, но не настолько же! Отпусти меня!

– А насколько? – насмешливо спросил тёмный маг.

– Ты… Я… Прекрати, пожалуйста! Ты пользуешься тем, что я попала в… нестандартное положение и…

Он рассмеялся. Громко и задорно. Гермиона стиснула зубы.

– Всё же остатки мисс Грэйнджер иногда всплывают в образе Кадмины Беллатрисы, – заметил он. – Ты очень маленькая, ещё совсем глупенькая девочка, – Люциус ослабил захват, давая ей возможность подняться, но Гермиона не шевелилась, – точнее, уже не девочка. Но всё еще очень глупенькая и очень маленькая.

– А ты не боишься…

– Что ты всё расскажешь папе? – поднял бровь старший Малфой.

– Что он сам прочтёт! – огрызнулась Гермиона. К ней начало возвращаться самообладание.

– Нет. Можешь считать меня слабоумным.

– Ну, зачем же?..

Ведьма перекинула ногу через его тело, нависавшее над ней, и притянула к себе. Её руки всё еще были закинуты за голову, хотя Люциус уже не держал их.

Он невольно опустился на неё, и их лица оказались совсем близко. Колдун усмехнулся. Уже совсем не обидно.

– Кстати, – елейно отметил он, – ночью тут было много посторонних глаз.

– Что?! – вскинулась ведьма и почувствовала испарину.

– Очень много, – невозмутимо продолжал Люциус, давя на неё своей массой. – Они наведывались в течение ночи. И самые разные. Залетали на чуть-чуть и исчезали… С Рождеством, Кадмина, – откровенно веселясь из-за ужаса, возникшего в её глазах, сказал он и сел, наконец-то освобождая ведьму. – Я говорю о совах, которые приносили подарки.

– Да чтоб тебя!

– Юная наследница Слизерина смутилась?

Она не нашлась, что сказать, и лишь зашарила рукой, пытаясь вернуть простыню.

Тогда Люциус Малфой совершенно бесцеремонно схватил гриффиндорку в охапку, и, не слушая возражений, овладел её телом.

Боли больше не было. И негодование быстро сменилось возбуждением.

На этот раз Гермионе действительно понравилось.

* * *

Рождество побаловало дочь Тёмного Лорда примирительным фотоальбомом от Рона, сладостями от миссис Уизли, книгой по нумерологии от Гарри (второй том; интересно, сколько их всего в этой полюбившейся её приятелю серии?), намного более интригующей книгой от Генри «Скрытое в тебе. Познай себя заново», симпатичным браслетом от тёти Нарциссы, очередной экстравагантной для Гермионы обновкой от Беллы (она явно всерьёз занялась её гардеробом) и ещё одной книгой. От Волдеморта. Большой, в кожаном переплёте и без заглавия. Гермиона не успела вникнуть в её суть – была бессовестно отвлечена старшим Малфоем, наблюдавшим за её подарочными исследованиями.

Венчал картину флакон духов от названых родителей. Гермиона очень порадовалась тому, что не забыла послать им рождественские сувениры вчера утром, несмотря на всю последующую бурную программу.

А программа продолжалась.

– Завтракать пойдём рука об руку? – саркастично спросил старший Малфой, когда Гермиона вернулась из ванной, и они оделись.

– Нет.

– Я так и думал. Ну что ж. Дамы вперёд.

Гермиона дёрнула плечами и пошла вниз. Внутри пели птицы и цвели луга. Неловкость утра исчезла после повторения вчерашней программы, и теперь сладостное чувство победы, достижения цели так и переполняло молодую ведьму. Она сделала это. Она действительно это сделала.

Стала настоящей женщиной.

Получила именно его.

Правда, Гермиона ещё не свыклась с новыми ощущениями в теле, и довольно заметно болел живот. Но настроение всё равно было отличное.

Возле входа в столовую пришлось притормозить – видимо, Рождество в этом году как-то странно действовало на людей.

На краю обеденного стола сидела Беллатриса, закрыв глаза и откинув голову назад, а ужасающий и свирепейший Лорд Волдеморт склонился над её обнажённой грудью.

Зрелище получилось нереальное и завораживающее: в своем нынешнем облике Тёмный Лорд чем-то походил на ящера, чем-то – на высушенную мумию из очень старого триллера, от которого в детстве Гермиона плохо спала, а чем-то – на инопланетянина из маггловского воображения. Это придало открывшейся сцене оттенок некоего сакрального действа, будоражащего и полумистического.

На полминуты она застыла, словно заворожённая, потом опомнилась и сделала шаг назад.

Второй раз за день Гермиона почувствовала себя полной идиоткой.

Тёмный Лорд выпрямился, поднял со стола упавшую мантию и накинул на обнажённые плечи Беллы, а потом кашлянул.

– Проходи, Кадмина. С Рождеством.

– С Рождеством, – неуверенно сказала Гермиона, ступая в гостиную.

– С Рождеством, – кивнула Беллатриса, соскальзывая на пол. – Как спалось?

– Отлично, – покраснела молодая ведьма.

– Но мало, – вполголоса обронил Волдеморт. – Ну, и где… Люциус?

– А я откуда…

Она осеклась и беспомощно покраснела.

– Собственно, мы тут слишком расслабились, – невозмутимо продолжал Тёмный Лорд, садясь за стол. – Сегодня у нас гости и придут они довольно скоро. К обеду. А вот и наш уважаемый Люциус… Как спалось, друг мой?

* * *

Обещанные гости не заставили себя ждать. Их было всего двое – Волдеморт объяснил количество тем, что не может «представить» Кадмину всем, пока та не окончит школу. Но Лихвой Орсий из Южной Каролины не входил в круг тех, кто не должен был видеть дочь Тёмного Лорда, и поэтому удостоился чести быть приглашенным на обед. Маг страшно нервничал, дёргался, и у Гермионы сложилось впечатление, что послеобеденная беседа не внушала Лихвою уверенности в его личном завтрашнем дне.

Вторым рождественским гостем оказался Северус Снейп. Увидев его, Гермиона тут же загорелась мстительным пламенем, и весь обед сочиняла речь. А ещё слушала повествование своего отца о «Книге Сознания», которую он преподнес на Рождество «одной очаровательной ведьме» и ещё о секретах, в ней, книге, таящихся.

«Очаровательная ведьма» успела полюбить свой подарок ещё до того, как прониклась им лично.

После обеда Тёмный Лорд и вконец побелевший Лихвой ушли на тот самый нехороший разговор, а Беллатриса ненавязчиво пригласила Люциуса «пройтись и побеседовать». Оставшаяся в столовой со Снейпом Гермиона многозначительно сложила руки на груди и устремила взгляд на бывшего профессора.

– Я очень сердита, – сообщила она.

– Девичья честь была поругана? – Гермиона поперхнулась. – Мистер Поттер не успел?

«Чёрт!» – про себя выругалась ведьма.

– Нет, всё в порядке, – сказала она вслух. – Но это было возмутительно.

– Зато как правдоподобно! И дало вам повод не отвечать на вопросы, не так ли?

– Я готова тебя убить.

– О, не будьте так жестоки, – усмехнулся Снейп. – Я вам ещё пригожусь.

– Не сомневаюсь! – она смерила его полным негодования взглядом.

– Долго думал, что преподнести вам на Рождество, Кадмина, – невозмутимо продолжал зельевар.

– И к чему же пришёл? – дерзко спросила молодая гриффиндорка.

– Вероятно, не к самому оригинальному решению, – Снейп смотрел на Гермиону непроницаемым взглядом. – Это дневник, – он протянул ей свёрток, – обладающий некими магическими качествами, разумеется. Вы можете просить его напоминать о разных вещах, можете блокировать свои записи, чтобы никто не смог их прочесть. И ещё много чего… Я наложил на сей предмет сильные заклятия – их будет непросто побороть.

– Спасибо, – кивнула Гермиона. – Не обессудь, Северус, я ничего не приготовила для тебя. По целому ряду причин.

– О, Кадмина, я догадываюсь… Вашим подарком, надеюсь, будет усердие в наших занятиях.

– Я когда-нибудь плохо занималась?

– В этом вас упрекнуть нельзя. Но вы очень сильно изменились.

Она усмехнулась. Тот ещё вышел диалог.

«Да, Северус Снейп, я не могу тебя раскусить!» – подумала ведьма.

– Я, признаюсь, тоже, – услышала она голос за своей спиной и вздрогнула. В гостиную вернулся Тёмный Лорд. – Наш друг покинул нас. Скоропостижно. А насчёт Северуса – знаешь, Кадмина, он и для меня – полнейшая загадка.

– К слову, умение постоянно закрывать свои поверхностные мысли мы и постараемся отработать до вашего возвращения в школу, – добавил Снейп.

– Как с вами сложно, мальчики! – хмыкнула Гермиона, откидываясь на спинку стула. – Значит, мы продолжаем занятия?

– Именно за этим я здесь.

– Ну что ты, Северус, ты наш почётный гость, – усмехнулся Волдеморт.

– Да, милорд. Я это ценю.

– Не сомневаюсь в этом. А где же Люциус и Белла? Мне нужно поговорить с тобой, но негоже бросать Кадмину одну.

– Думаю, что справлюсь со скукой, – заверила его молодая ведьма.

– Тогда прости нас. Северус.

– Иду, милорд.

Гермиона проводила ушедших задумчивым взглядом.

Снейп – тот ещё фрукт! Неужто Волдеморт действительно не знает о нём всего?! Что ж, весьма вероятно…

Гермиона встала и пересела в удобное кресло у окна, наблюдая за далёкими фигурами Беллатрисы и Люциуса, возвращающимися к дому.

«Ну, вот ты и стала женщиной, моя дорогая, – думала юная гриффиндорка. – И как он со мной обращается! Хотя… Я дала ему какой-то отпор. Неужели все в этом доме уже знают?! Ужас… Хотя… Не всё ли равно?! Вот только Северус… Ещё не хватало… Но, утащи меня гриндилоу, кто же ему скажет?! Надо завтра перед занятиями вынуть все мысли о дядюшке и засунуть их подальше. Творец небесный, я, кажется, снова его хочу…»

– А вот и мы! – Белла, раскрасневшаяся от мороза, опустилась прямо на пол перед камином. – Там очень свежо. Совершенно рождественская погода. Как когда-то в детстве.

– Ностальгия? – прищурился Люциус, стягивая перчатки. – Бывает… Кадмина Беллатриса не скучала без нас?

– Ничуть! Кто-нибудь видел Алиру?

– Кого? – поднял брови Люциус.

– Алира – змея Кадмины, сестра Нагайны, – сообщила Белла.

– Да? – искренне удивилась наследница Тёмного Лорда.

– Ты не знала? – в свою очередь удивилась Беллатриса. – Младшая сестра. Думается, они где-то вместе. Не сильно разбираюсь в психологии змей, но полагаю, что им есть о чём поговорить.

Гермиона пристально смотрела в глаза Малфоя-старшего. Уже совсем стемнело, но свечи так никто и не зажёг. Комната освещалась только пламенем камина, зловеще отражавшимся в стальных глазах её дяди.

Гермиона ненавязчиво провела тыльной стороной ладони в районе декольте. Люциус усмехнулся, а сидящая к ним спиной Белла повела плечами. Интересно, о чём это они там беседовали?..

– Как вы отнесётесь к кофе? – внезапно спросила Беллатриса, поднимаясь. – Или чему-то более крепкому, в честь праздника?

– Я бы предпочел виски.

– Вино.

– Я принесу.

Беллатриса вышла из комнаты.

– Какая редкость – Белла, занимающаяся подобием домашнего хозяйства, – сощурился Люциус.

– О да, – Гермиона встала с кресла. – Может быть, мы… пойдём спать?

– Мы? – насмешливо спросил Малфой.

– Не начинай снова, – Гермиона подошла к нему и бесцеремонно села на колени. – Да, мы.

– Какие мы смелые! – Люциус положил руку на её бедро.

– Сарказм совершенно ни к чему.

– Правда? Сейчас сюда вернется Белла. Или это тебя не смущает?

Кулон на шее наливался теплом. Гермиона опустила руку на пояс его брюк и чуть подалась вперёд.

– Не очень.

– Вот ведьма!

Она наклонила голову и встретилась с его губами. Всё-таки этот мужчина потрясающе умел целоваться. Опустошающе – будто залпом выпивал её всю, без остатка, не оставляя ничего, кроме желания продолжать: из последних сил, до бесконечности…

Раздался нарочито-громкий стук каблуков. Гермиона соскочила с колен дяди и, тяжело дыша, оперлась на кресло за его спиной.

– А вот и я, – беззаботно сообщила её мать, ставя поднос на стол. – Итак, чего изволите?

– Кто переселил душу нашей домовихи в тело моей свояченицы?! – встрепенулся Люциус. – Надо что-то делать!

– Поговори мне. Сразу вспомнишь, кто такая Беллатриса Лестрейндж!

– Более ни слова, – пообещал старший Малфой.

– Ты слышала, Кадмина? Мне только что дали обет молчания! Интересно, сколько он продержится?

Продержался он недолго. Троица выпила принесённые Беллой напитки, посидела у камина и сильно увлеклась беседой. Прервал её только бой часов. Одиннадцать ударов.

– Мы не заболтались? – отставив бокал, спросила Беллатриса. – Завтра у Кадмины тяжёлый день, а спать вы всё равно сейчас не будете. Так что… Я вас покидаю.

– О чём это ты?! – не выдержала Гермиона.

– Ну… Оставлю тебе простор для фантазии. Как говорят французы, là ou il y a de la gêne, il n'y a pas de plaisir(1).

Она встала и, попрощавшись, ушла в сторону лестницы. Гермиона перевела на Люциуса мрачный взгляд.

– Что это значит?

– А ты не знаешь?

– Знаю, – она опустила глаза и стала крутить в руках полупустой бокал. – Но это как-то… Неправильно.

– Отчего же? – он встал, подходя к ней. – Твои желания и прихоти – закон.

– О чём ты?! – отпрянула молодая гриффиндорка.

– Забудь, Кадмина, – он взял её за плечи, отталкивая на спинку дивана.

Люциус опёрся одним коленом о сидение и склонился над ней, головокружительно приникая к губам. Ведьма невольно ответила на поцелуй, хотя его слова обеспокоили её.

Но он целовал её так, что все мысли норовили испариться. Кулон наполнялся жаром, пуская по телу дрожь.

– Пойдём наверх? – отрываясь, спросила она.

– Как тебе будет угодно.

– Люциус, – она опять отстранилась и внимательно посмотрела в его глаза. Серые камни, в которых пляшут отблески горящего позади пламени. – Люциус… Что ты хочешь мне сказать? Ты что-то?..

– Кадмина Беллатриса, забудь обо всём, что я говорил. – Он наклонился и поднял её на руки. – Просто забудь.

Они трансгрессировали в тёмную спальню.

И она забыла. Очень быстро забыла обо всём, отдаваясь ему телом и душой. Растворяясь и оставляя все мысли. Для мыслей есть день, а ночь – время чувств. И действий.

__________________________

1) где стеснение, там нет веселья (франц.).

* * *

Проснувшись, Гермиона обнаружила, что пребывает в полнейшем одиночестве. Комнату Люциуса заливал солнечный свет, на полу валялась её одежда, но хозяин пропал.

Ведьма потянулась и села. Здесь было просторно: двуспальная кровать, шкафы, туалетный столик…

Гермиона поёжилась. Только сейчас она поняла, что находится в спальне Люциуса и Нарциссы. Ей стало как-то не по себе.

«Бери то, что понравится? Правильно ли жить по этому принципу? – невольно подумала ведьма. – Даже обладая властью… Что Люциус говорил вчера? Неужели… Неужели ему просто приказали?! Нет, быть такого не может! Он лю… он сам хочет меня! Это просто… Просто секс. У него есть жена, у меня… У меня все перспективы на блестящее будущее. Проклятье! Неужели ему правда приказали?! О чём они говорили с Maman?! Вот дьявол».

Она поморщилась, сидя на этой роскошной постели. Подтянула ноги к подбородку и уставилась в пол.

Почему-то стало противно. Просто противно от того, что происходило. Тёмный Лорд дал ей ту игрушку, которую она пожелала? Не спросив у игрушки её мнения? Взрослая дочь и взрослые развлечения… Нет, не может быть!

Возможно, имеет смысл просто спросить об этом?

Ведьма опять поморщилась. Нужно было уходить отсюда. Она слезла с кровати, поднимая с пола разбросанное бельё, и почувствовала себя заправской сучкой. А кем чувствовал себя Люциус, если её предположения верны?

Гермиона надела трусики и покосилась на Чёрную Метку на своем плече.

В кого же ты превратилась, Гермиона Грэйнджер?..

* * *

Муки совести и разговор с Волдемортом пришлось отложить. Гермиону ждали совершенно вылетевшие из головы занятия легилименцией со Снейпом. А предшествовала им приятная в данных обстоятельствах процедура избавления от воспоминаний.

Так легко и свободно. Теперь она готова к великим свершениям!

– Итак, с окклюменцией у вас всё довольно уравновешенно, Кадмина. В самом конце каникул мы уделим немного времени сокрытию беглых мыслей, но это потом.

– Скучаешь по профессорской деятельности?

– Не отвлекайтесь. Сегодня мы начнём очень сложную практику. Практику легилименции. Летом мы с вами проникли только в основы: чтение поверхностных эмоций, мимолетных желаний… Но понимать мысли, заглядывать в прошлое, выуживать из сознания и памяти человека то, что он и сам не чает там найти… Всё это глубины, на которые способен опуститься не каждый.

– Но мы попробуем?

– Попробуем. Генетически ваш организм предрасположен… к глубинам легилименции.

– Эйлин Принц тоже была способной в этой области?

– О моём прошлом, если вам угодно, мы поговорим за ужином, – ни один мускул не дрогнул на пергаментно-жёлтом лице, – сейчас же прошу слушать меня.

– Мы не на уроке, профессор, – усмехнулась Гермиона.

– Вы заблуждаетесь, Кадмина. Мы именно на уроке. И пусть теперь у вас есть право покарать своего учителя.

– Я неприятна тебе? – чуть прищурившись, спросила она. – Как… дочь Тёмного Лорда?

– Это странно, мисс Грэйнджер. Как игра. Но поверьте, я быстро учусь правилам и умею входить в состязания наравне с опытными игроками.

– И перехватывать инициативу?

– В большинстве случаев.

– В вас… в тебе сложно разобраться.

– Порою мне самому так кажется. Но мы вновь отвлеклись.

– Прости.

Он усмехнулся.

– Вы очень забавны, Кадмина. Что ж, если вам угодно, прощаю. Итак, сосредоточьтесь. Заклятие то же. Оно одно. Но самоотдача иная. И глубина. Вы должны опуститься на глубину, а значит, она должна быть и в вас.

– Что нужно для этого делать?

– Проявить фантазию. Полностью воссоединиться с заклятием, которое применяете. Действительно захотеть проникнуть в самую суть… Попробуйте.

– На тебе?!

– Хм, а на ком же ещё?

– То есть ты хочешь, чтобы я училась легилименции на том, кого и Темный Лорд не может «прочесть» до конца? – сощурилась Гермиона.

– Я не буду закрываться от вас, Кадмина. – Его глаза блеснули. – Заманчивая награда для подлинного старания, не так ли?

Она усмехнулась, пристально глядя в его глаза.

– Не страшно? Я быстро учусь.

– О, мне это известно. Итак, приступим. Глубина, Кадмина. Полное воссоединение с заклинанием. И визуальный контакт.

– Твой выбор, – она подняла палочку, вглядываясь в его похожие на чёрные тоннели глаза. – Легилименс!

Он был сосредоточен. Ему действительно было не по себе, общаясь с ней. Но больше, глубже понять она не смогла.

Гермиона опустила палочку.

– Это очень мало. – Снейп всё еще спокойно стоял перед ней. – Вы не умеете читать даже поверхностные мысли. Только находящиеся наверху эмоции. Попробуйте ещё раз.

Гермиона сосредоточилась.

О чём ты думаешь, Северус Снейп?

И она смогла. Пусть просто снять плёнку, но смогла. Он думал о том, что играет с огнём. О том, что всё равно она на первом занятии не сможет копнуть глубоко. О том, что нужно тоже пользоваться Омутом памяти.

И мысли эти раззадорили Гермиону. У неё был шанс… На что и зачем? Может быть, просто ради спортивного азарта… Что-то, что он хранит в себе, не доверяя никому… Что-то, что невозможно узнать иным способом. Важное и неважное… Что-то…

Снейп шёл по полутёмному, захламлённому коридору. Шёл, находясь в смутных, противоречивых чувствах. Он нёс в руках флакон яда. Яда для своей дочери.

У неё не было возможности жить. Да она и не была никому нужна. Помеха, обуза… Но всё равно.

Он должен сделать это сам, должен капнуть горьковатую смертоносную жидкость на её крошечные губы. Чтобы она заснула навсегда. Ему уже тяжело. Тяжело просто идти туда. А каково Нарциссе? Каково матери, которая осознаёт, что последние часы проводит со своим ребёнком? Которая знает, что у ребёнка нет права жить? И всё же… Каково ей будет смотреть на то, как он капнет на уста её дитя этот яд? Что она будет чувствовать? Сможет ли остаться после этого такой, как прежде? Сможет ли когда-нибудь его простить?..

Он обязан сделать это сам. Ради неё. И себя. И он должен будет успокоить её. Сейчас он должен вести себя как старший, найти в себе силы на это. Позже, когда всё будет позади, можно забиться в угол, дать волю чувствам. Но сейчас нужно действовать, быстро и правильно. Он должен помочь женщине, которая дорога ему. Заставить её понять, что…

Флакон выпал из его рук и со стуком ударился об пол. Снейп застыл. Застыл, не в силах пошевелиться. Не в силах осознать того, что видит.

Нарцисса, тогда ещё Блэк, сидела на кровати, на той самой кровати, которую Гермиона видела на смятой фотографии в покинутой комнате Снейпа в школе. Её тётя, ещё совсем молодая, была одета в длинную кружевную сорочку цвета незабудок. Светлые кудри неаккуратными прядями спадали по плечам. Бледная, измученная. С ужасающим блеском в глазах.

Она сжимала горло лежащего на её руках младенца. Уже не кричащего, затихшего, смотрящего опустевшими и широко распахнутыми небесно-голубыми глазами. Она сидела и смотрела в эти застывшие глаза и улыбалась. Плотоядной, фанатичной, как у её сестры, дикой и ужасающей улыбкой.

– Она кричала, Северус, – ровным, спокойным голосом, продолжая улыбаться так, что в жилах стыла кровь, сказала Нарцисса Блэк. – Представляешь? Думала, что я шучу. Она хватала меня за руки. А говорят, что младенцы ничего не понимают. Она всё поняла, Северус. – Нарцисса оторвала взгляд от мёртвой дочери и посмотрела ему в глаза. Снейпа пробрала дрожь от этого взгляда. – Представляешь? Если бы она могла говорить, она сказала бы: «мама». – Нарцисса улыбнулась шире. – Она бы попыталась понять, если бы умела думать. Но она не может.– Женщина опять перевела взгляд на тело ребёнка. – Да, девочка? – Она подняла руку, держа ребёнка за горло, и протянула его тельце прямо перед собой. – Ты думала, что сможешь испортить мне жизнь? – немного сюсюкая, ласково спросила она у этого бездыханного трупа. – Смотри, у меня это получилось лучше. Я победила! – в её голосе был задор, а глаза сияли. Нарцисса встала, разжимая пальцы, и мёртвое тело упало к её ногам. Ударилось об пол так же, как сосуд яда несколько минут назад.

Нарцисса подняла блестящие глаза на застывшего Снейпа.

– Что с тобой? – Она подошла совсем близко. – Что? – женщина положила руки ему на плечи. – Забудь о ней. Её нет. Считай, что её не было. – Нарцисса, обдавая его своим дыханием, коснулась пересохших губ. Она впилась в них жадно и дико, потом отступила к смятой кровати. – Забудь о ней, Северус! – крикнула женщина, и в её руках мелькнула волшебная палочка. – Эванеско! – тело ребёнка исчезло. Как сотни раз исчезали от этого заклятия мусор и грязная посуда. Она отбросила палочку прочь. – Поцелуй меня, малыш, я соскучилась по тебе! Будь со мной! Сейчас. Здесь. – Нарцисса обхватила его руками.

– Цисси…

– Нет, молчи! – Они упали на кровать. – Не нужно слов. Что с тобой? Забудь же о ней! Здесь есть только ты и я…


Гермиона почувствовала сильный толчок и, пошатнувшись, осела на пол. Затаив дыхание, она смотрела в наполняющиеся яростью глаза Северуса Снейпа.

Глава IV: Власть и чувства

– Уходи.

– Я… я … прости, я…

– Уйди отсюда! – перешёл на крик Снейп. – Уходи!!! – Он подскочил к ней и с силой тряхнул за плечи. – Слышишь, Кадмина?!

– Я… ухожу…

Снейп отпустил её, и Гермиона, пошатываясь, вышла из комнаты. Её била крупная дрожь. Мысли путались в голове.

Тётя говорила ей, говорила. Рассказывала эту историю. Но то были просто слова. А так…

«Когда Северус увидел это, он начал меня бояться».

Да, неудивительно!

Ошалелая ведьма совсем не знала, куда идти и что делать. Она спустилась по лестнице вниз, в холл. Там было совершенно пусто. Задумчиво подошла к выходу – на улице валил крупный снег. Сама не зная зачем, Гермиона накинула тёплый плащ и вышла в запорошенный двор.

Холодно. Снег бьет в лицо.

Она пошла прямо через сугробы, свернула за дом и устремилась в лабиринт из заваленных снегом вечнозеленых кустов.

«Жизнь человека – тёмный лес, – думала юная гриффиндорка, блуждая среди белёсых, полускрытых от глаз растений. – Порою в нём начинается зима. Так странно…»

Мысли не хотели обращаться в слова. Просто диковинные, блуждающие внутри эмоции, которые Гермиона не могла определить даже для себя.

Нарциссу Малфой она знала невозмутимой и неприступной. Снейп же видел её совершенно иной.

Гермиона ни разу не ревновала Люциуса к Нарциссе…

Может быть, потому, что не любила его? А может, потому что не видела их вместе? Ведь внутри этой изящной ледяной статуи пылает очень опасное пламя. Жутковатое пламя. Этот блеск в её глазах, который навсегда врезался в память Снейпа – часто ли он возникает?

Гермиона подошла к застывшему пруду: она и не заметила, как покинула лабиринт. Небольшой водоём заледенел и поблёскивал белоснежной поверхностью в лучах зимнего солнца, пробивающего пелену облаков.

Иногда человеку открываются странные вещи – и он потом не знает, как вести себя дальше. Вроде бы ничего особенного… Хотя… Странно так… Очень странно.

– Знаешь, Кадмина, порою приходится узнавать такие секреты и тайны, что даже мне становится не по себе. – Гриффиндорка вздрогнула и обернулась: одетая в тёмный плащ фигура Волдеморта стояла совсем близко, опираясь на покрытый снежными пятнами ствол дерева. И никаких следов, кроме её собственных, на чистом снегу на много ярдов вокруг. – Со временем я научился не показывать своих эмоций. Но когда работаешь… с людьми… применяешь легилименцию… Много всплывает.

– Ты знал об… этом?

– Конечно. Поверь, это только… вершина. Вершина бездны человеческой души. Используя легилименцию, нужно уметь не проваливаться в эту пропасть, а только смотреть – глубоко, до самого дна. Но самому стоять на твёрдой почве.

– Я не хотела.

– Понимаю.

– Я теперь…

– Нет, Кадмина! Твое отношение к Северусу Снейпу не должно меняться. Как и отношение к Нарциссе.

– Но я…

– Всего лишь заглянула за ширму. Я уже говорил тебе: Цисси Малфой очень загадочная женщина. Непредсказуемая. Собственно, она закрытая книга. Как и Снейп. Они нашли друг друга. И отношения их даже более занимательны, чем они сами когда-либо могли догадываться.

– Но Люциус…

– Безусловно, мисс Блэк не могла стать женой полукровки.

– И всё же…

– Кадмина, ты узнала кусочек тайны. Осознай его, пойми и запомни. Но это не твоя тайна – и она не должна на тебя влиять.

– Я попробую.

– Дорогая моя, – он подошёл к ней и обнял за плечи, – ты ещё такая… Юная.

– Скажи, почему ты так относишься ко мне? – Гермиона отстранилась и посмотрела глубоко в красные глаза Волдеморта. – Я привыкла, конечно, но это… Совсем не вяжется…

– Кадмина, каждый человек – всего лишь человек. Даже если носит имя Лорда Волдеморта. Даже если он – могущественный Чёрный маг. Просто некоторые не желают этого признавать. И оттого становятся уязвимы. Я всё же неглуп. И прекрасно осознаю, что я – человек. И ничто человеческое мне не чуждо.

– Так странно…

– Поттер не понял бы, верно?

Она усмехнулась. Грустно усмехнулась и устремила взгляд на медленно падающий снег.

– Что ты собираешься делать? – задумчиво спросила Гермиона. – Захватывать мир?

– Звучит глупо, не так ли?

Белоснежные хлопья ложились на заледеневшую гладь пруда.

– Тогда что? Жить тут? Просто так?

– Ещё глупее, не правда ли?

– Но что тогда?

– Вы с Генрихом изучали Чёрную магию, – тихо сказал Волдеморт. – Тебе было интересно?

– Конечно.

– Шесть с половиной лет назад, узнав о своей принадлежности к магическому миру, ты бы не захотела изучать её? Если бы было можно?

– Не знаю…

– Знаешь.

– Это было бы очень увлекательно, – признала она. – Наверно я бы… согласилась.

– Но тебе не дали. Чёрная магия – зло. Это справедливо?

– Я не совсем понимаю.

– Выбор, Кадмина. У каждого человека должен быть выбор. Это пункт Магического законодательства. Такой же пункт есть в законах магглов современного мира. Но ни мы, ни они ему не следуем.

– Не понимаю… К чему это?

– Я неплохой учитель, Кадмина. Видишь, ученики сами приходят ко мне. Когда-то Армандо Диппет и Альбус Дамблдор не дали мне преподавать. Да я и не смог бы профессорствовать в Хогвартсе.

– Школа? Школа Тёмных искусств? Наподобие Дурмстранга?

– Дурмстранг – жалкая пародия на школу Чёрной магии. Ты ведь понимаешь, Кадмина, что открывать школы… строить храмы... – он усмехнулся и развёл руками, – это для меня невозможно.

– Тогда что?

– Есть один очень древний обряд. Очень сложный. Я работаю над ним многие годы.

– Мне не положено знать о нём?

– Отчего же? Ты хочешь знать его эффект? Он даст мне шанс предоставить людям выбор. На какую сторону становиться. И над их выбором не будет висеть страх Азкабана. Чёрная магия – не зло, а сила. Сила, которую скрывают и запрещают, чтобы не потерять власть.

– Возможно ли это?

– Это очень сложно. Нужно много времени.

– Это… тяжело понять…

– Согласен. Сейчас моя основная цель – сделать это реальностью.

– А я?

– Что ты? Ты окончишь школу, выучишься: что ты там говорила? Исследование древностей?

– Есть ли что-то, о чём ты не знаешь?

– Больше, чем хотелось бы.

– А как же… Гарри? Обряд изменит и его?

– Сомнительно, – хмыкнул Тёмный Лорд. – Слишком запущенный случай.

– Но…

– Чем сейчас занят Поттер?

– Ищет Хоркруксы, – быстро ответила ведьма. – Поехал в Годрикову Впадину, на могилу родителей, потом собирался в Литтл-Хэнглтон.

Тёмный Лорд нахмурился.

– Что? – насторожилась молодая ведьма.

– Неважно. Ничего страшного. Поверь, Кадмина, Гарри Поттер пока не составляет опасности. Ты замерзла? Пойдём в дом. Сейчас тебе нужно побыть одной. И подумать.

* * *

Снег падал на литые перила балкона её комнаты. Гермиона сидела, укутавшись в плащ, и смотрела на них.

«Снег такой свободный. Свободна ли я? Теперь?

Власть…

Нужна ли?..

Нужна. И она, и всё остальное. Это мой мир, мой дом. Здесь я счастлива…»

Пальцы неосознанно играли серебряным кулоном на шее. Она не имела чёткого понимания о том, как Хоркруксы действую на человека, с которым находятся в постоянном контакте. Наверное, можно было бы догадаться на примере Джинни – но рыжая ведьма упоминала лишь о том, что находилась, словно в дурмане. Гермиона же воспринимала действительность вокруг, как никогда ясно, как никогда прочувствованно.

Её удивляли собственные порывы, она поражала саму себя – в особенности первое время. Но артефакт не давал сделать соответствующие выводы и связать факты.

Он не мог бы разбудить того, что не было присуще носителю хотя бы самую малость. Но в любые пороки впивался клешнями, раздувая их до абсолюта. Так всё то, от чего многих ограждают воспитание, нормы морали, личный кодекс чести, разгоралось, мутировало, заполняло собой, вытесняя прочее и забивая слабые эмоции. Ненужные эмоции. Лишние и не интересные Хоркруксу – вину, совесть, жалость, сострадание. Разумеется, не полностью. Разумеется, всё это тоже оставалось в носителе, и иногда проклёвывалось. Заставляло поражаться самим собой.

Но артефакт не давал понять. Не давал заподозрить себя во вредительстве.

Он и сам привыкал к носителю. Породнялся с ним.

Любил – в той или иной мере.

Не порабощал, если не хотел того. Видоизменял. Оттачивал нужные грани и приглушал себе не интересные, тушил до едва тлеющих угольков...

Гермиона встала, возвратилась в комнату. Тут было хорошо и тепло. Но сейчас ей нужно было нечто иное. Совсем другое тепло.

Ведьма отбросила плащ в сторону и скрылась в ванной комнате.

Через полчаса, одетая в пеньюар, она вышла в коридор. И вскоре была у нужной двери.

Откинув назад распущенные волосы, Гермиона постучала. Потом ещё раз.

Дверь отрылась. Облачённый в тёмно-зелёную шелковую пижаму Люциус Малфой холодно посмотрел на неё.

– Да? – с показной учтивостью спросил он.

– Ты… позволишь войти? – растерялась Гермиона.

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Но…

– Да? – вопросительно повторил старший Малфой.

– П… почему?

– У меня выходной.

– Что?!

– Кадмина, а ты не думала отдохнуть?

– Собственно…

– Сама отдохнуть? – уточнил он.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Может быть, ты всё же… Пустишь меня?

Она почувствовала себя полной идиоткой.

– Кажется, я уже отвечал на этот вопрос.

– А…

– Что-то ещё?

– Нет.

– Спокойной ночи, Кадмина.

Дверь закрылась. На глаза Гермионы навернулись слёзы ярости и обиды. Она развернулась и побежала в комнату, с силой захлопнула дверь.

«Чёрт, кретинка! – Молодая ведьма бросилась на кровать, зарываясь в одеяло. – Что же это?! Какого дьявола он так со мной обращается?! Проклятье… Я… да я…»

Она разрыдалась, уткнувшись в покрывало, и не услышала, как с пустой картины над постелью раздаётся задумчивое бормотание.

Гермиона чувствовала себя полным ничтожеством, и оттого становилось ещё хуже.

Да что же это?!

Всю ночь она не могла уснуть. Ворочалась, ползала по кровати, выходила на балкон, опять возвращалась… Мысли свистящим водоворотом путались в голове.

«Слишком много для ребёнка.

Хотя, какой я уже ребёнок?!»

И она опять тихо плакала. Чувствовала себя совершенно одинокой… Чужой среди своих. Одной во всем мире.

– С вами всё в порядке, госпожа?

От свистящего голоса Алиры ведьма подскочила и поспешила зарыться в подушки.

– Да.

– Я могу помочь вам.

– Чем, Алира?

– Хотя бы просто выслушаю.

– Не нужно.

– Вы уверены?

– Извини. Мне лучше побыть одной.

– Хорошо, госпожа. Приятных снов.

Когда змея скрылась, Гермиона снова залилась безнадёжными слезами.

* * *

Ведьма проснулась от осторожных прикосновений к своему лицу. Она поморщилась и открыла глаза.

На краю кровати сидела Беллатриса и задумчиво поправляла волосы дочери.

– У тебя красные глаза, Кадмина.

Гермиона промолчала.

– Знаешь, главное в жизни – уметь понимать, чего хочешь, – задумчиво продолжала Белла. – Как говорят магглы: опасайся своих желаний – они могут исполниться. Если даже магглы постигли это… Il n'y a plus moyen de reculer(1). Просто для себя нужно всегда чётко осознавать чего жаждешь. Il est malvenu à se plaindre(2).

Гермиона отвела взгляд.

– Хочешь поговорить откровенно? – спросила Белла. – А я попробую помочь тебе.

– Давай, – она так и не подняла глаз, вглядываясь в снежные горки на открытом балконе.

– Ты любишь Люциуса Малфоя?

Гермиона вздрогнула и невольно посмотрела на свою мать. Женщина невозмутимо глядела ей в глаза. Гермиона отвела взгляд.

– Нет.

– Ты уважаешь его?

– Я… относительно… Да.

– Ты хочешь его?

По телу Гермионы пробежала дрожь, и она вновь уставилась за окно.

– Cadmine?

– Да, – глубоко вздохнув, ответила юная гриффиндорка, невольно поворачиваясь к матери. – Да, хочу.

– Ты собираешься быть с ним всю жизнь?

– Нет, конечно! – Гермиона села.

– Он должен стать твоим другом? Самым близким?

– Нет…

– Тогда скажи мне, Кадмина Беллатриса, дочь Тёмного Лорда и наследница Салазара Слизерина, почему ты лежишь в своей постели и плачешь?! Пойди и возьми то, что тебе нужно! Quoi qu'il en ait(3).

– Я…

– Не желаешь так? – Беллатриса приподняла левую бровь.

– Да не то чтобы… Просто…

– Всегда умей формулировать свои желания. Хотя бы для себя.

Она вынула палочку и коснулась лица Гермионы. По коже пробежался холодок.

– Пусть все твои переживания не будут видны окружающим. Помнишь, чему я учила тебя? Власть. У тебя есть власть – пользуйся ею. Понятия о чести и достоинстве – очень размытые, они всегда покрыты туманом. Люциус не столь уязвим и щепетилен, как тебе могло показаться. Tu lui donnez les qualités qu'il n'a pas(4). Приведи себя в порядок и пойдем завтракать.

– Тебя вчера не было в поместье, – садясь, задумчиво сказала ведьма.

– Нет. Но милорд всё мне рассказал. Я не враг тебе, Кадмина.

– Я знаю.

– И Люциус не враг.

– Да…

– И вовсе не вещь, как ты могла бы подумать. Просто есть иерархия. Она есть всегда и везде. В нашей иерархии ты на пару – всего пару, Cadmine – ступеней выше его. Это не роняет его на дно. Просто ты должна уметь пользоваться своим положением.

Белла ушла, оставив Гермиону наедине с самой собой. Но уединяться ей уже не хотелось.

Наскоро одевшись, она вышла из комнаты, поспешила вниз и у подножия лестницы наткнулась на Северуса Снейпа.

Ведьма вздрогнула и невольно опустила глаза. Он тоже застыл.

– Профессор… Северус… Я… Хотела извиниться, – невольно вымолвила она.

– Нет надобности, – самым ледяным своим тоном отрезал зельевар.

– Прости, – ещё раз, потупившись, сказала она. – Мы… будем сегодня заниматься?

– Не думаю. Что-то ещё?

– Я… Извини, – повторила гриффиндорка.

– Знаете, Кадмина, есть вещи, о которых неприятно вспоминать. И люди, которые заставляют делать это. Вы преуспели в легилименции – не думаю, что вам нужны мои уроки.

И он, не попрощавшись, скрылся за углом.

Ведьма сглотнула. Потом попыталась выгнать из головы ненужные мысли и шагнула в столовую.

Здесь уже были и Волдеморт, и Люциус, и Беллатриса.

Гермиона поздоровалась и села за стол. Завтракали они в тишине.

«Значит так, да? – думала она. – Хотя… Почему, собственно, нет? Мне детей с ним не крестить… И вообще… Кто, разорви меня грифон, он такой, чтобы…» – ведьма подняла взгляд и упёрлась прямо в стальные глаза своего дяди.

– Люциус, – сказала она, решительно откладывая вилку, – нам нужно поговорить. – Перевела взгляд на Волдеморта. – Мы отойдём?

– Конечно, Кадмина, – кивнул Тёмный Лорд, и они с Беллой переглянулись. Но Гермионе сейчас было всё равно.

Она встала. Старший Малфой сделал то же самое, и они вместе вышли в коридор.

– Да?

– Иди за мной.

И ведьма решительно пошла наверх, в свою комнату.

Гермиона закрыла дверь и повернулась к нему. Дядюшка с насмешкой смотрел ей в глаза, скрестив на груди руки.

– Итак?

– А теперь послушай меня, – Гермиона тряхнула головой, чувствуя, как по груди расползается жар серебряного кулона. – Никто, даже ты, не имеет право унижать меня перед самой собой. Никто не смеет даже думать, что он выше меня. И ты не будешь говорить со мной в тоне, подобном вчерашнему. Никогда. – Она беззастенчиво смотрела в его глаза. – Так уж сложились звёзды, что я имею право тебе приказывать. И теперь уже для меня делом принципа является твоё мне подчинение. И уважение. Я ни в коей мере не хочу тебя унизить или сделать неприятно – но и ты тоже не должен стремиться к подобному. Надеюсь, мы друг друга поняли, – она глубоко вдохнула, не отводя глаз. – А теперь: я тебя хочу.

– Что ж, – он смерил её долгим пристальным взглядом и всё же усмехнулся, – тогда тебе придётся мне приказать.

Она не дрогнула и не отвела глаз.

– Хорошо, – ведьма сделала шаг вперед. – Приказываю: раздевайся!

– Да, моя госпожа.

Гермиона готова была поклясться, что уловила нехороший блеск в его глазах.

__________________________________

1) Назад хода нет (франц.).

2) У него нет права жаловаться (франц.).

3) Хочет он того или нет (франц.).

4) Ты приписываешь ему качества, которыми он не обладает (франц.).

Глава V: Не одна драма

– Хорошо.

Люциус поднял руку, расстёгивая пряжку на мантии и скидывая с себя тяжёлую ткань. Он подошёл к ней очень близко и грубым движением притянул к себе. Гермиона резко выдохнула воздух и вонзилась взглядом в его глаза.

– Что-то не так? – спросила она, немного отклоняясь.

– Ну что ты.

Резким движением он уложил её на кровать, придавив своим телом.

Старший Малфой склонился над лицом ведьмы, легонько оттянув зубами её нижнюю губу. И опять отстранился, продолжая нависать над Гермионой. Он ни на секунду не закрывал глаза.

– Почему так? – полушепотом спросила она, запуская руку за пояс его брюк и касаясь его губ своими.

Гермиона приподнялась, с усилием переворачивая дядюшку на спину и садясь на него верхом. Его тело хотело её, и она чувствовала это, но в глазах оставалось… Презрение? Нет. Протест? Что-то иное, неуловимое…

Ведьма прижала его к спинке кровати, жадно целуя в шею и одновременно расстёгивая пуговицы чёрной рубашки.

– Ну, скажи мне, – прошептала Гермиона, – скажи.

Он взял её за подбородок и приподнял голову, ловя взгляд беспокойных карих глаз.

– Что сказать, миледи?

– Почему ты стал таким? – чувствуя, как подрагивает тело, прошептала она.

Он смотрел ей в глаза, тяжело дыша. Его грудь вздымалась под ней, и она чувствовала биение его сердца.

– Не люблю, – наконец произнёс старший Малфой, – когда мне приказывают.

– Хм, – Гермиона подалась вперед, обдавая горячим дыханием его губы, – с учётом твоей… работы, это весьма странные амбиции.

Он подался вперёд, повалив её на матрас и опять навалившись сверху.

Гермиона рассмеялась.

– Не любишь, когда тебе приказывают?! Забавно. Забавную дорожку выбрала твоя свободолюбивая натура! – она повела телом, заставляя его лечь рядом с собой набок. Гермиона перекинула левую ногу через своего любовника, с насмешкой глядя в серые глаза. На груди пылал пламенем серебряный кулон. – Только не надо мне рассказывать о том, как бедного юношу-праведника Люциуса Малфоя столкнули на тёмную тропинку! – Она скользила рукой по его телу. – Как он не хотел этого, плакал долгими ночами. Но судьба Пожирателя Смерти была подписана не им. И бедный, несчастный в душе мученик и праведник Люциус Малфой стал правой рукой Лорда Волдеморта! Не любишь, когда тебе приказывают?! – она сжала его тело, оставляя на коже белые полоски от ногтей.

– Я сам решаю… с кем мне спать! – он резко подался вперед нижней частью тела. Гермиона уже вся покрылась потом от сдерживаемого желания. И её любовник тоже.

– Правда?! – она опять коснулась его губ, говоря эти слова. – Неужели это первый раз?

– Это твоя прихоть!

– Ну, сам виноват, – она стянула платье. – Твой образ располагает… Я ведь сразу понравилась тебе, – она глубоко вдохнула, заманчиво вздымая свою приподнятую бюстгалтером грудь. – А когда же… mon Pére намекнул?

– После Хэллоуина. – Его губы уже блуждали по её коже.

– А раньше? – Говорить было всё сложнее. – Раньше… Ведь ты и сам…

– О, твой образ тоже… располагает. – Его руки скользили по её бедрам, обрисовывали очертания вздрагивающего тела.

– Так что же изменилось?

Гермиона вздрогнула, чувствуя долгожданное проникновение. Говорить не было никаких сил.

– Тебе ведь нравится, когда тебе приказывают! – через пару минут выдавила она. – Любому Пожирателю нравится! – Её рука судорожно впивалась в покрывало кровати. – Кто-то более сильный. – Она конвульсивно хватала ртом горячий воздух. – Или мудрый. Просто ты меня такой не считаешь, правда, Люциус? – слова давались с трудом, дыхание сбивалось. – В этом проблема?

– Больше нет. – Она вскрикнула: таким резким было его движение при этих словах. Вскрикнула и засмеялась – чужим, похотливым голосом.

Он кусал кожу на её плечах и шее, а она смеялась тихим, сдавленным от удовольствия смехом. Она выгибалась дугой в пламени страсти и жара серебряного кулона, жадно искала губы любовника своими.

В эти минуты Гермиона Грэйнджер была абсолютно счастлива.

* * *

Во второй половине дня наследницу Слизерина ждала ещё одна победа. Точнее, почти что победа. Откровенно говоря, она побаивалась этого разговора. Но ему суждено было состояться, и именно сейчас.

Гермиона сидела в кресле, глядя в чернеющие глаза Северуса Снейпа. Он долго смотрел на неё, прежде чем заговорить.

– Похоже, нам надо всё выяснить, – наконец начал он. – Я не… – Снейп закусил нижнюю губу, о чём-то раздумывая. – Кадмина, мои отношения с Нарциссой Малфой остались в прошлом. Мне неприятны воспоминания, которые… Которые вам удалось увидеть, – он отвернулся, начиная прохаживаться по комнате. – Не думал, что вы сможете так продвинуться в первое же наше занятие. Я поступил неосторожно и поплатился за это – теперь мне придётся рассказать вам то, что сам я желал бы забыть. Но не могу.

– В этом нет необходимости.

– Тёмный Лорд полагает иначе. Кадмина, я могу рассказать вам это. Это не… Это просто неприятное воспоминание для меня. Ничего секретного. Во всяком случае, для вас.

– Я слушаю. Хотя, кажется, всё и так ясно.

– Нет, не ясно, – дёрнул плечами Снейп. – Полагаю, ваш дружок… простите, бывший дружок Поттер поведал вам и мистеру Уизли о том, каково было мое положение в школьные годы?

– Н… нет, – Гермиона слегка растерялась.

– Неужели? – прищурился Снейп. – О, как благородно с его стороны. Ну что ж. Это придётся сделать мне, – он опять отвернулся. Гермионе стало не по себе. – Ваш покорный слуга в этот период своей жизни был маленьким, сереньким загнанным мышонком, – невозмутимо продолжал маг. – Поверьте, эти воспоминания ещё более неприятны. Однако не будем отвлекаться.

В первые годы учебы у меня был всего один друг. Девочка. Ведьма. Я сам отыскал её ещё до того, как мы получили письма из Хогвартса. Она жила неподалёку, родители её были магглами, как мой отец, и мы очень сблизились потому, что я мог дать ей ответы на многие вопросы. Потом мы оказались в школе. Я был уверен, что мы оба попадём туда, с тех самых пор, как убедился, что она – ведьма. Но мы оказались на разных факультетах: я – на Слизерине, – он выдержал небольшую паузу, собираясь с духом, – а Лили Эванс – на Гриффиндоре.

– Лили Эванс – это же мама Гарри! – подскочила Гермиона.

– О да, – мрачно подтвердил Снейп. – Будущая мать Гарри Поттера и моя лучшая и единственная подруга в те годы.

Мне было сложно сблизиться со своими однокурсниками, Кадмина. На Слизерине не слишком жалуют полукровных волшебников.

Когда я поступил в школу, на пятом курсе нашего факультета училась ведьма, которая… – он вновь на минуту умолк. Гермиона ждала, затаив дыхание. – Вам может показаться это странным, но Нарцисса Блэк казалась мне повзрослевшей Лили. В них было что-то неуловимо общее, необъяснимое. Эта девушка завораживала, меня будто магнитом тянуло к ней.

Сначала, конечно, боялся даже подойти, но со следующего года мы подружились. Я, робкий второкурсник, просто пытался чем-то помогать Нарциссе в меру сил. Её это забавляло.

Потом она окончила школу, а с Лили мы постепенно стали отдаляться друг от друга. Её настраивали против Слизерина. Я враждовал, враждовал из-за неё, со звёздами Гриффиндора тех времен. Вам они известны как мародеры, и это удивительно точное определение.

Прошло ещё несколько лет. Во время сдачи СОВ мы с Лили очень сильно поругались. У Джеймса Поттера и Сириуса Блэка было, знаете ли, специфическое чувство юмора. Меня выбили из колеи, и я оскорбил Лили. Она так и не смогла простить мне этого. В ночь после того инцидента мы разговаривали с ней в последний раз. Последний раз в жизни. Я навсегда потерял моего лучшего друга и девушку, которую любил.

Гермиона молчала и смотрела в пол. Снейп говорил бесстрастным голосом, но то и дело в нём проскальзывали сдерживаемые эмоции. Насколько они сильны на самом деле, Гермиона могла только догадываться.

– Лили Эванс была моей совестью, – продолжал мастер зелий. – Когда наши отношения рухнули, и она, назло мне, приняла назойливые ухаживания Поттера, докучавшего ей с первого курса, – я сделал выбор. Тем летом, уважаемая Кадмина, я присоединился к вашему отцу.

Гермиона сглотнула.

– А через год Нарцисса Блэк вернулась из-за границы, – продолжал он. – Матушка ваша ещё раньше добилась для неё чести носить на руке эмблему Тёмного Лорда. Там мы и встретились вновь, едва у меня начались каникулы. В кругу подданных вашего отца. Я несколько лет не видел Нарциссу и был поражён. Потому что то неуловимое сходство между нею и Лили Эванс, сходство, которое я почувствовал ещё ребёнком, усилилось, когда Лили подросла. Они не были похожи внешне, здесь было что-то иное, куда более глубокое. И необъяснимое.

Нарцисса была для меня чем-то вроде воплощённой мечты. Так похожа на Лили, но взрослее, так похожа на Лили, но со светлым разумом, «не испорченным Гриффиндором». Так похожа на Лили, но в рядах Пожирателей Смерти.

Мы сблизились тем летом слишком сильно. Но это была не магглорожденная ведьма Лили Эванс, а наследница Дома Блэков, чистокровная волшебница, светская леди.

Нарцисса Блэк была единственной женщиной, которая меня понимала, понимала таким, каким я стал тогда. Однако наша… связь была невозможна. Вы уже знаете, что я – полукровка. О наших отношениях не могло быть и речи. И мы расстались. В сентябре я уехал в школу, не зная, что уже слишком поздно.

Она ждала ребёнка. И, лишь только поняв это – бросилась именно ко мне, семикурснику без денег и связей. Вы уже видели, что стало с младенцем. Я оставил школу на полгода, объяснив это болезнью моей матери. Нашёл укромный уголок, где Нарцисса могла тайно родить. Я собирался убить его сам. Никогда не думал, что Цисси способна на такое. Она была всегда… до этого… ребёнком. Маленькой девочкой, игравшей с огнём. Юной Пожирательницей Смерти, которая тремя произнесёнными в жизни смертельными проклятиями оборвала существование двух мух и котёнка. Причём последнего сама похоронила и долго оплакивала. Маленькой девочкой, которая гордилась своей тайной, не осознавая её сути. Доверчивой девочкой, если хотите. Увлёкшейся играми старшей сестры. А Беллатриса тогда давно уже перестала играть.

В тот вечер, свидетелем которого вы стали благодаря моим воспоминаниям, в игры перестала играть и Нарцисса. Она открылась мне с совершенно новой стороны. Она и сама стала другой.

Как будто упала маска. Хотя, скорее наоборот. Как будто маска была поднята. И надета навсегда.

В тот вечер Нарцисса Блэк стала настоящей Пожирательницей Смерти. Вероятно, Тёмный Лорд ждал этого, предвидел... Я же этого предугадать не мог. После того… той встречи между нами никогда более ничего не было. Вскоре Нарцисса превратилась в миссис Малфой, со временем отношения между мной и Люциусом переросли в дружбу. Прошлое похоронено. Только наша с Цисси память бережёт его осколки.

– Люциус… знает? – выдавила из себя притихшая Гермиона.

– Это сомнительно, но вероятно, – повёл плечами Снейп. Лицо его оставалось невозмутимым. – Надеюсь, я ответил на все вопросы, чтобы вам не нужно было более думать об этом. Вы поражены?

– Я удивлю тебя, если скажу, что знала об этом? О ваших отношениях с тётей? На словах, конечно, – быстро добавила она. – А это совсем другое.

– Нарцисса говорила об этом… с тобой… с вами, Кадмина?

Гермиона вскинула голову.

– Она моя тётя, если ты помнишь. Да, она говорила об этом со мной! Но слова – это совсем не то, что я увидела.

Она помолчала.

– Я могу задать ещё один вопрос? – Снейп не ответил, но Гермиона расценила это как знак согласия. – Насчёт мамы Гарри?

– Лили Эванс вышла замуж вскоре после окончания школы. Вышла замуж за Джеймса Поттера. А потом вступила вслед за ним в Орден Феникса. Я думал, что ненавижу её за то, что она сотворила с собой. Верил, что она делала это назло мне. Возможно, так оно и было… Как бы то ни было, я думал, что презираю её до тех пор, пока сам не поставил её жизнь под угрозу. Вы ведь знаете, Кадмина, как вашему отцу стало известно начало пророчества Сибиллы Трелони? Полагаю, этого Гарри Поттер от вас не скрывал?

– Не скрывал, – осторожно кивнула Гермиона.

– Когда ваш покорный слуга осознал, что натворил, он всеми силами пытался предотвратить катастрофу. Я умолял Тёмного Лорда оставить жизнь Лили Поттер. Он согласился сделать это, если будет возможно. Но я не остановился. О, Кадмина, именно с того дня моя жизнь превратилась в ад. Я пошёл к Альбусу Дамблдору и поклялся служить ему, если он спасёт Лили от гибели. Я был глупцом, поверив в то, что люди, для которых я лишь пешка, станут прикладывать силы, чтобы сдержать данные мне обещания, – он горько усмехнулся. – Тёмный Лорд не пощадил Лили, а Дамблдор не смог её защитить. Я думал тогда, что он, по крайней мере, пытался.

– Думал?

Снейп горько рассмеялся.

– Я не слышал полного текста пророчества и узнал его совсем недавно. Все те годы… Дамблдор ловко заставил меня служить «памяти Лили», оберегая её сына. Он знал, что Тёмный Лорд вернёт себе силу. Он поверил в то, что только Поттеру дано его победить. Но лишь ценой жизни. Всё это время он растил Гарри Поттера как победителя-камикадзе. После того, как Дамблдора поразило смертоносное проклятье какого-то перстня, он взял с меня слово оборвать его жизнь. В нужный момент. Чтобы подтвердить мою преданность Тёмному Лорду и продолжать выполнять его, Дамблдора, план. Я уже тогда был не уверен, на чьей нахожусь стороне. А потом Альбус Дамблдор рассказал мне всё. Слова пророчества. И суть той миссии, которую он готовит для Гарри Поттера. А самое страшное – самое страшное для меня – я понял, что в этот план чудесно укладывалась смерть Лили Эванс. Без неё и плана-то никакого не было бы. Он знал о том, что она погибнет, и дал ей умереть. Я даже не удивился бы, узнай, что он сам это подстроил. Точно так впоследствии он знал и о том, что Квиррелл находился под контролем Тёмного Лорда – и он дал ему волю, ибо нужно было настроить «оружие» на нужный лад. Знал он о том, что Крауч помогал Тёмному Лорду возродиться, и знал, каким способом – но позволил это. Всё по плану. Он даже погиб практически по плану, старый мерзавец! Благо, всё же хлебнул перед кончиной мутной водицы. Уже за одно это я буду благодарен вашему отцу до конца своих дней!..

– Неужели ты возненавидел Дамблдора за то, что он собирался позволить Гарри умереть? – не поверила Гермиона.

– Он лгал мне всю мою жизнь, мисс Грэйнджер. Он сломал эту жизнь. Именно он. Меня больше не тревожит судьба Гарри Поттера. Он всегда был лишь осколком Лили Эванс, слишком испачканным Джеймсом Поттером для того, чтобы я мог его ценить. Но я винил себя в её гибели и отдавал долг. Теперь мне известно то, чего я никогда не смогу простить ей. Чувство вины пропало. Гарри Поттер противен мне. Больше, чем был когда-либо.

Снейп умолк. Гермиона тоже молчала.

– Вы хотите знать что-то ещё, Кадмина? – наконец спросил зельевар.

– Почему ты рассказываешь мне всё это? – прошептала Гермиона.

– Такова воля Тёмного Лорда.

– Северус, я… Мне жаль, что я ворвалась в твою память. Это было… совершенно не нужным. Всё это. Прости меня, пожалуйста. Я больше никогда не затрону эту тему. И в дальнейшем во время занятий я лично прошу тебя все нежелательные воспоминания сливать в Омут памяти.

– Вы всё же желаете продолжить? – поднял брови её собеседник.

– Учиться у мастера – лучший путь к совершенству.

* * *

Следующая неделя была и странной, и прекрасной. Гермиона продолжила занятия со Снейпом и преуспела в них ещё больше, чем прежде. Она гордилась этим, и не только она.

Тёмный Лорд уделял дочери достаточно времени – их беседы у камина вечерами вновь стали обязательным ритуалом, как и встречи с Люциусом после них.

Старший Малфой стал более… открытым? Не то слово, которое можно применить к Люциусу Малфою. Именно сдержанность эмоций и буйная страсть желаний влекли Гермиону в спальню этого мужчины, невзирая на усталость или что бы то ни было ещё. Она знала – скоро сказка кончится, она вернётся в Хогвартс. Нельзя упускать ни дня.

Свободное же время, а его было не так много, ведьма проводила за толстой книгой в чёрной бессловесной обложке – рождественским подарком Тёмного Лорда. Фолиант скрывал в себе много тайн. И одна из основных – аспекты обряда, к которому готовился Волдеморт. Обряда, который должен был изменить весь мир… Но он был не просто сложен – действо казалось невыполнимым, хотя Гермиона и верила в своего отца.

Если бы у него только получилось! Всё бы окончательно встало на свои места. Но до цели было далеко. Очень далеко. Годы… А может, и больше.

В среду, последний день уходящего года, узким семейным кругом отпраздновали семьдесят первый день рождения Тёмного Лорда. Гермионе, давно привыкшей к отличному от маггловского процессу старения представителей магического мира, всё же сложно было до конца осознать эту цифру. К тому же торжество стало для гриффиндорки полнейшей неожиданностью, и она ещё весь следующий день дулась за то, что её не предупредили заранее.

Сказка оборвалась для Гермионы второго января нового 1998-го года. Она привычно проснулась в постели Люциуса, уже совсем не ощущая неловкости или волнения. Неустанного аманта(1), как это случалось почти всегда, уже не было рядом. Ведьма приняла душ, оделась и спустилась вниз, к завтраку.

В столовой, помимо тех, к кому она так привыкла в поместье, восседала и его законная хозяйка.

Нарцисса Малфой вернулась домой.

– Кадмина, я не видела тебя очень давно, – сдержанно улыбнулась ведьма, поднимаясь ей навстречу.

– Здравствуйте, тётя, – пробормотала Гермиона, проходя в комнату и невольно пробегая взглядом по непроницаемому лицу своего любовника. – Я… Очень рада. Это немного неожиданно.

– Я здесь живу, – учтиво напомнила Нарцисса, и Гермиона улыбнулась в ответ. Но чувствовала она себя далеко не весело.

– А… Малфой… То есть, Драко тоже возвратился? – присаживаясь, спросила она.

– О нет, – женщина нахмурилась. – Не думаю, что ему сейчас место… в Великобритании.

– Нарцисса, твой сын в полнейшей безопасности, – прервал её Волдеморт. – Тебе не стоит беспокоиться, мы уже говорили об этом.

– Да, милорд. Простите. Я благодарна вам за помощь.

– Да ты убила бы меня, если б могла, за то, что я сделал! – усмехнулся Тёмный Лорд, и все, кроме него самого, потупили взгляды.

– Я вовсе не…

– Моя дорогая Нарцисса, это можно понять безо всякой легилименции. И я отнюдь тебя не виню. Но не говори о своей благодарности.

– Простите, милорд.

– Забудем об этом. Я хотел бы поговорить с тобой… Позже.

Гермиона молча ела стейк. Почему-то она совсем не ожидала приезда Нарциссы Малфой. И что ей теперь делать?

Ведьма невольно опять посмотрела на Люциуса, но он был совершено непроницаем.

Имеет ли она право на него сейчас? Если законная жена вернулась… Имеет. Она – имеет. Но честно ли это? Хотя бы по отношению к тётушке, которую Гермиона уважала и, наверное, даже любила?

И что будет, если миссис Малфой узнает обо всём? Ведь, кажется, в этом доме не принято хранить секреты…

___________________________

1) любовника (франц.).

* * *

После завтрака Гермиона, как обычно, потратила первую половину дня на легилименцию. Надо сказать, что она ушла далеко вперёд в этой науке. Ведьма уже могла довольно незаметно извлекать из памяти оппонента те воспоминания, которые её интересовали. Северус Снейп сказал, что феномен её обучения достоин исследований. Так быстро настолько далеко, на его практике, ещё не заходил никто.

– Легилименция у вас в крови, – часто повторял Снейп во время их занятий, – но даже этим сложно объяснить подобный успех.

Однако сегодня Гермиона была рассеянна. Теперь проникновения осуществляла она, и потому ненужные мысли не сливались в Омут памяти. Никогда раньше молодая гриффиндорка не жалела об этом, но сегодня эмоции мешали сосредотачиваться.

Как же ей вести себя теперь?

«Нужно поговорить с Люциусом. Сегодня же».

Но её планы были изменены за обедом, точнее, после него. Потому что Нарцисса сама пришла к ней и сообщила о том, что им необходимо побеседовать. И что-то в её тоне очень не понравилось Гермионе.

Преодолевая нехорошие предчувствия, она прошла за Нарциссой… в их с Люциусом спальню. И от этого лучше юной наследнице Слизерина не стало.

Теперь она сидела на той самой кровати, а тётушка стояла у окна. Молча и задумчиво. Совсем как тогда, дома у названых родителей Гермионы, летом… Это было так давно. Как будто даже не в прошлой жизни, а ещё раньше.

Сколькое же изменилось за эти полгода? Такой маленький срок и так ярко пылающие мосты…

Нарцисса молчала, и Гермионе стало совсем не по себе. Это была плохая ситуация. Отвратительная ситуация. Что хочет сказать ей эта женщина и почему здесь?

Взгляд Гермионы упал на спинку кресла, на которой висел её купальный халат.

Проклятье! Надо бы как-то незаметно…

Но слова тёти заставили Гермиону позабыть о халате на спинке кресла и застыть неподвижно на роскошной семейной постели четы Малфоев. Гермиона судорожно сглотнула и впилась глазами в спину неотрывно глядевшей в окно Нарциссы, всё еще пытаясь до конца осознать смысл её слов:

– В этой комнате побывало много женщин, Кадмина. А её хозяин побывал в ещё большем количестве подобных спален. – Слова не поворачивающейся к ней Нарциссы Малфой звенели в ушах Гермионы. – Этого можно было ожидать. Но я думала о тебе немного иначе.

Глава VI: Нарцисса Малфой

Гермиона застыла, не в силах ни пошевелиться, ни тем более ответить. Она тупо смотрела в спину Нарциссы Малфой, и слова тёти медленно оседали в сознании юной гриффиндорки.

Какое-то время женщина молчала, но потом заговорила вновь.

– Люциус – мастер заводить полезные связи. И это – один из его коронных способов, – произнесла она. – Он может сделать всё так, что нужная ему дамочка будет искренне уверена, будто она – коварная соблазнительница. Ей будет немного неловко, но она останется горда собой и довольна им. Однако ведь ты же не дура, Кадмина. Я уверена, ты тоже просто попалась туда, куда хотелось моему мужу. Думаешь, что покорила его? Поверь, Гермионе Грэйнджер никогда не удалось бы уложить в постель Люциуса Малфоя. Да и Кадмине Беллатрисе не удалось бы, не захоти этого он. С самого начала. Я не знаю, что построило твоё воображение, но спустись на землю! Он играет тобой. Играет так умело, что ты не просто не замечаешь этого – ты думаешь, что сама управляешь игрой. Нет, – в голосе женщины послышалась насмешка. – Люциус мастер плести интриги. И тонкий психолог. Он всегда делает то, что хочет, и так, как ему удобно. Не нужно полагать, что ты уложила его к своим ногам. Я не прошу тебя подумать обо мне – это было бы жалко и смешно. Но всё равно знай, что тобой попросту воспользовались так, как пользовались десятками до тебя. И будут пользоваться дальше.

Нарцисса сделала шаг назад, развернулась к двери и вышла, так и не удостоив взглядом застывшую на кровати Гермиону.

Все мысли улетучились из головы. Там было пусто. В ушах звенело, а в сознании звучали слова тётушки. Просто звучали, не поддаваясь никакому осмыслению. Думать не было сил.

Всё тем же опустевшим сознанием ведьма отметила жжение в глазах. Она почувствовала, как они бездумно наполняются слезами. В груди стало тесно, а к горлу подкатился комок.

Больше всего хотелось даже не убежать в тёмный уголок, а прямо отсюда провалиться сквозь землю. Чтобы нельзя было даже думать.

Гермиона встала и на негнущихся ногах пошла к двери. Но, уже выходя в коридор, она услышала за спиной хлопок, и почти сразу чьи-то руки обхватили её за талию и потянули назад.

– Не спеши, дорогая, – прошептал ей в ухо Люциус, увлекая свою любовницу к постели. – Ты чем-то расстроена?

Спрашивая это, он запустил руки под её мантию, расстёгивая крючки на платье.

– Стой, прекрати, – попыталась вырваться Гермиона. – Нарцисса…

– К чёрту Нарциссу! – оборвал её Люциус, поваливая на кровать и впиваясь губами в шею.

– Но она всё узнала…

– Она у меня вообще умная девочка, – не отрываясь от Гермионы, заметил мужчина. – Забудь, от неё не убудет!

– Но она в поместье…

– Она говорит с Тёмным Лордом. – Платье было повержено, и Гермиона с каким-то странным отвращением почувствовала тело Люциуса у себя внутри. – Это надолго.

Непрошеные слёзы застилали глаза, а умелые губы любовника вызывали омерзение и дрожь.

Он отпустил её через несколько минут, блаженно перевернувшись на спину.

Гермиона, пытаясь успокоить сбившееся дыхание, смотрела в потолок. Её била мелкая дрожь.

– Я… я пойду, – неуверенно сказала она, садясь.

– Пожалуйста.

Ведьма запахнула мантию и осторожно свесила ноги с кровати, пытаясь отыскать слетевшую туфлю. Обувь нашлась, и она смогла быстро, без лишних слов, покинуть спальню четы Малфоев.

Гермиона закрыла за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, сползла на пол.

Так противно ей ещё не было никогда.

Мысли сбивали друг друга, но ведьма уверенно гнала их из головы. Убежать, спрятаться, скрыться.

Но ноги сами, не спросив затуманенный разум, понесли её вниз по лестнице к кабинету Волдеморта. Однако у самых дверей Гермиона притормозила, внезапно услышав резкие голоса. Она невольно прислушалась и узнала тётушку. Но такой она не слышала её никогда.

Всегда холодная, спокойная и сдержанная Нарцисса Малфой почти кричала.

– …ваша дочь спит с моим мужем в моём доме, а вы хотите, чтобы я терпела это молча?! Вы отчитываете меня?! Да если бы она не была вашей дочерью… Я не железная, милорд! Я не собираюсь с этим мириться и делать вид, что я тупее горного тролля и ничего не замечаю! Она спит с Люциусом!

– Я знаю, – услышала Гермиона ледяной и спокойный голос Тёмного Лорда.

– Вы знаете?! Эта девка развлекается с моим мужем в моей собственной постели, вы это знаете и говорите мне молчать?! – сорвалась на крик её тётя. В голосе послышались злые слёзы. – Я…

– Никогда! – ледяным, железным и очень громким, перекрывшим всё, голосом оборвал ее Волдеморт. От этого у Гермионы по спине волной пробежал холод. Не дыша, молодая ведьма подошла к двери и сквозь небольшую щель увидела свою тётю, застывшую, как и секунду назад она сама. – Никогда не смей говорить со мной в подобном тоне!

– Эта девка… – смело начала Нарцисса, но вдруг умолкла, удивлённо распахнув большие небесно-голубые глаза. Волдеморт оторвался от стены, на которую опирался, и медленно подошёл к скованной каким-то заклятием женщине. Он остановился совсем рядом с ней, одной рукой обхватив за осиную талию, и резким движением притянул к себе. Потом склонился к самому её уху, но высокий ледяной голос свободно долетел до застывшей у двери Гермионы.

– Не смей говорить со мной так, Нарцисса. – Даже отсюда Гермиона видела, как побледнела её тётя. – Никогда. Ты обвиняешь Люциуса в измене? Но ведь и сама не ангел, пусть он и не догадывается об этом. Правда, девочка?

Тёмный Лорд повернул голову и очень медленно впился в губы женщины, всё ещё не отпуская одной рукой её стана. Прошло больше трёх минут, прежде чем он оторвался от неё, вновь наклоняясь к шее.

– У каждого есть своё место и своя роль, Нарцисса. Не забывайся.

Он поцеловал её в шею, но Гермионе показалось, что женщина вздрогнула, словно ужаленная. Нарцисса не сопротивлялась. Она застыла, словно послушная и равнодушная кукла. Вот он снова впился в её бледные губы, а свободную руку запутал в длинных светлых волосах, разрушая причёску и, казалось, собираясь вырвать их с корнями. Из уголка рта по подбородку женщины сбежала струйка крови и каплями упала на вздымающуюся грудь.

Вскоре он отпустил её, сделав шаг назад, и Нарцисса упала на пол к его ногам.

Несколько минут он молча смотрел на женщину.

– Место, Нарцисса, помни своё место, – наконец холодно сказал Тёмный Лорд и, развернувшись, вышел через боковую дверь.

А в комнату тут же вбежала Белла и кинулась к сестре, молча помогая подняться. Нарцисса была бледна, она дрожала всем телом и непрерывно смотрела в одну точку.

– Дура ты, Цисси! – устало сказала её сестра, с сожалением глядя на женщину. – Просто дура.

И они обе трансгрессировали из кабинета.

* * *

На следующее утро Нарцисса уехала из поместья, так ни с кем и не попрощавшись. Гермиона её больше не видела. Откровенно говоря, она не хотела видеть никого, но последнее было невозможно.

С утра ждали занятия легилименцией, воспользовавшись которыми она смогла хоть на время, в буквальном смысле, выкинуть из головы пугающие мысли. Но занятия кончились, и мысли вернулись. Хотелось бежать от них, но она не могла. Все переживания вчерашнего дня кружились в сознании яркими образами, а слова отдавались эхом. Обрывки фраз заставляли сердце больно сжиматься.

И ещё она стала бояться Волдеморта. От одного его вида молодую гриффиндорку пробивала дрожь, а от взгляда хотелось бежать без оглядки. Вечером Гермиона сослалась на недомогание, чтобы избежать их обычного послеобеденного разговора, но Тёмный Лорд всегда и всё знал. И уйти от него было невозможно.

– Да, Кадмина, всё именно так. Даже хорошо, что ты уже наконец-то поняла. Это тёмная сторона. И она всегда таковой будет. Можно понять, переоценить, узнать глубже… Но зло никогда добром не станет. Нет ничего страшнее самообмана. Он делает нас слабыми и уязвимыми. Ты соткала вокруг себя саван из иллюзий, а это – опасная забава. Лишь ширма. Идти, не глядя вперёд – губительно. Ты устлала свой путь облаками, чтобы было проще договориться с совестью – но облака легко уносит ветер, и ещё по ним нельзя ходить – всё равно сорвешься вниз. Ты перешла на тёмную сторону, Кадмина. Как и мы все. Не нужно украшать действительность. Я заметил давно: ты не совсем верно поняла и оценила всё, что тебе открыли. Представила то, что раньше знала, клеветой и наговором; но всё, что ты слышала обо мне и Пожирателях Смерти тогда, когда была еще Гермионой Грэйнджер – правда. И я не буду отрицать – мне это нравится. Это был мой выбор и моя цель. Я мог бы сказать, что приходится, что мне противно, что я не могу ничего сделать… Но я не буду лгать своей дочери. Это было бы глупо, бессмысленно и подло. Я хочу, чтобы ты понимала и осознавала. Тут пытают, тут убивают, порою даже ни за что. И получают от этого удовольствие. Не каждому даже удаётся сделать выбор, Кадмина. У меня он был, был он у Беллы. Нарцисса скорее пошла за сестрой. У Драко Малфоя выбора не было вовсе. У тебя же он был, и даже всё ещё есть. Но ты не вернёшься назад. Даже если тебя отпустить.

– Но я думала…

– Нет добра и зла, Кадмина. Знаешь, как говорят? Нет чёрного и белого, есть только серое. Знаешь? Так вот, серый – цвет, более близкий к тёмному, согласись. Обе стороны творят много зла, просто одна из них очень лицемерно скрывает это. На мой взгляд, поступать так – смешно и низко. Я могу сказать, что чистого добра нет, добра очень мало вообще, так мало, что найти его сложно. А зла много, Кадмина. Оно везде. Всюду. Только кто-то признаёт его за собой, а кто-то скрывает всеми силами. И оттого, что чёрный пытаются обелить, серый вывести – получаются грязь и разводы. Получаются лицемерие и ложь. Но это не значит, что здесь царит благость. Ты дочь Лорда Волдеморта, Кадмина. Человека, чьё имя боятся произносить даже шёпотом. И это не просто так. Ты должна понимать. Понять и принять.

* * *

Оставшиеся несколько дней каникул Гермиона провела в странном состоянии. Да, она поняла, она даже приняла, но осадок оставался. Волдеморт прав – она уже не вернётся, не захочет. Она поняла. Но всё равно…

Гермиона продолжала заниматься со Снейпом, почти всё своё время отдавала этим занятиям. А вот Люциуса избегала. Это было несложно – он часто и надолго пропадал в эти несколько дней по поручениям Тёмного Лорда. Вероятно, Волдеморт делал это специально, и Гермиона была благодарна ему. Правда, ещё один раз они всё же были близки, и молодая ведьма не могла бы сказать, что это ей не понравилось. Но после того, что она видела и слышала… До безумия, до сумасшествия было жаль тётю. Ту, что, Гермиона чувствовала, возненавидела дочь Тёмного Лорда. Ту, что когда-то могла стать её подругой.

Сама виновата. Во всём виновата сама. Винить кого-то – вдаваться в тот самый, такой опасный, самообман. Во всём человек всегда виноват сам. Абсолютно всегда. Перекладывать вину на другого – удел слабых. Нужно принять и запомнить. На будущее.

И она запомнила.

Кроме того, свободный ото сна остаток времени Гермиона проводила, читая большой фолиант о Чёрной магии, подаренный ей на Рождество. Он тоже помогал понять некоторые вещи.

* * *

Первый понедельник января неумолимо наступил. Странно пролетели эти каникулы. Можно сказать, что они тянулись очень медленно, но как-то неожиданно резко оборвались. Занятия начинались седьмого числа, в среду, но ученики возвращались, в основной своей массе, пятого, и Гермиона уже собрала вещи в большой кожаный чемодан. На кровати лежала её школьная мантия. Опять школа. Другой мир.

Всё это было очень странно. Она не могла сказать, что недовольна жизнью. И всё же что-то… Что-то тревожило. Что-то не давало покоя.

Ведьма надела мантию и подошла к зеркалу. Хорошо. Красиво.

Она опустила руку в карман и нащупала нечто твёрдое. Извлечённый на свет предмет оказался крупным алмазом с оцарапанной гранью. Гермиона на миг застыла, глядя на переливающийся камень.

Уже не вернётся. Уже нельзя. Уже не нужно.

– Уже не захочу, – сказала она вслух.

Ведьма опустила камушек в стоящую на комоде шкатулку с драгоценностями и, захлопнув резную крышку, пошла к дверям.

– Вот и готово, – мрачно заметило волшебное зеркало, когда за ней закрылась дверь.

* * *

Прощание тоже получилось каким-то странным. Или, может быть, с ней происходило что-то, заставляющее смотреть на мир через новую призму. Она уже собиралась трансгрессировать, когда рука Волдеморта знакомо опустилась на плечо.

– Научись получать удовольствие, Кадмина, – тихо сказал он. – Это решит все проблемы. Если ты уже тут, если ты уже такая, просто научись получать удовольствие, даже причиняя боль близкому человеку. Страшно звучит? А ты попробуй. Попробуй прямо сейчас. Ты дочь Тёмного Лорда. Тебе можно всё. И никто не вправе перечить или мешать тебе. Ты ни за кого не отвечаешь. И удачи в школе, Кадмина.

Гермиона подняла взгляд и посмотрела в его красные глаза. То, что она сделала потом, пришло само собой.

Ведьма отступила от отца, подошла к Люциусу и улыбнулась ему.

– Я буду скучать, – сказала она и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в губы долгим, сладким поцелуем. Отстранившись, юная гриффиндорка отошла к своим чемоданам и вместе с ними трансгрессировала в «Дырявый Котёл».

Что будет там, откуда она исчезла? Да какая, в сущности, разница?..

* * *

От «Дырявого Котла» на «Ночном Рыцаре» ведьма довольно быстро добралась до школы. По дороге она думала над словами Волдеморта. А почему бы не попробовать? В конце концов, она зашла уже слишком далеко, чтобы чего-то опасаться.

Гермиона обвела взглядом окружавших её пассажиров, и лёгкая улыбка скользнула по её губам. Никто из них даже не подозревает о том, кто она и с кем недавно прощалась. Чьи слова кружатся в её голове. И власть её над каждым из них очень велика.

Получать удовольствие? Гермиона всегда умела добиваться своего – одолеет и это. Научится! Учиться она тоже умела всегда.

И тёплый кулон на груди приятно согревал тело…

В Хогвартсе было людно и шумно. Ученики возвращались с каникул, встречались, разговаривали. По дороге из холла в башню Гриффиндора Гермиона наткнулась на многих знакомых, с кем-то пришлось поговорить, но через сорок минут после прибытия она уже вошла в общую гостиную. И тут же обнаружила Рона и Гарри. Уже вернулись.

Она поприветствовала их, все трое обменялись дружескими улыбками, сели и умолкли. Первым заговорил Рон.

– Ну что? – спросил он, косясь на Гермиону, но обращаясь к Гарри. – Теперь-то ты расскажешь? Где был и что стряслось? Он какой-то расстроенный, говорит, что произошло нечто плохое, – пояснил припозднившейся подруге Рон. – Но ничего не объясняет, мы ждали тебя.

– Я здесь.

– Да,– кивнул Гарри. – Да…

– Ты узнал что-то скверное? Или ничего не узнал?

– Не в том дело, о поисках расскажу позже. Просто вчера я был на последнем собрании Ордена, – он говорил с трудом, – и МакГонагалл рассказала мне… Случилась беда.

– Ну, не тяни! – разозлился рыжий парень. – Что?! Снейп воскрес?

При этих словах Гермиона вздрогнула.

– Нет. Лаванда пропала.

* * *

– Как это – пропала? – не понял Рон.

– Она не явилась домой, – пояснил Гарри. – На каникулы. И до сих пор её никто не может найти. Орден подключился к розыскам, но её так и не удалось обнаружить. Подозревают худшее.

Друзья замолчали. Рон выглядел ошеломлённым.

– Лаванда… – простонал он. – Наша Лаванда? Не может быть! Зачем она им?!! К чему это?

– Я не знаю, Рон! – рассердился Гарри. – Никто не знает.

– Моргана, ещё Джинни со своим лагерем! – буркнул парень. – Теперь и я за неё волнуюсь!

– Что? – спросила Гермиона, выныривая из пучины нахлынувших воспоминаний.

– Она сразу после Рождества укатила в какой-то лагерь, – пояснил Рон, – сама его отыскала, сама маму уговорила… И прямо оттуда должна вернуться сюда. Но вроде как завтра. Вот. Мама дома переживает за неё, хотя она и пишет довольно часто. Всё равно ведь далеко и без надлежащей защиты. А теперь я понял… Мама же в Ордене… Она знала о Лаванде. И ничего не сказала! – зло добавил он.

– Может быть, волновалась за тебя.

– Мне не три года!

– Только не ссорьтесь, – попросил Гарри. – Мы не должны ссориться теперь. Мы должны быть вместе. А сейчас, если вы не против, я расскажу вам о своих «каникулах».

– Да, конечно, – рассеянно кивнул Рон, но потом взял себя в руки. – Что-то узнал?

– Давайте обо всём по порядку.

Глава VII: Немного глупости и лжи

Гостиная была переполнена, и для этого разговора Гарри увёл друзей в какой-то пустой класс неподалёку.

– Ну же! – нетерпеливо поторопил Рон. – Выкладывай!

Гарри выдержал паузу, подойдя к окну и всматриваясь в падающие снежинки. Теперь уже Рон и Гермиона послушно ждали. Юноша молчал несколько минут, а потом начал говорить чуть хрипловатым, но решительным голосом.

– Сначала я отправился в Годрикову Впадину, – сообщил Гарри. – Был на развалинах дома родителей, в деревне, на кладбище… На центральной площади стоит обелиск, вместо которого любой волшебник, приближаясь, видит каменный памятник. Маме, папе и мне. – Он умолк, погружаясь в воспоминания. Гермиона и Рон ждали. – Я там ещё младенец, счастливый ребёнок без шрама на лбу, – продолжал Гарри. – Очень странное зрелище. Я и не подозревал о существовании памятника! Дамблдор никогда мне об этом не говорил, – Гарри сглотнул, сдерживая обиду. В его глазах Гермиона видела: за эти каникулы её накопилось более чем достаточно. Злой, горькой обиды на Альбуса Дамблдора. – В дальней стороне площади расположена небольшая церковь, а за ней – кладбище, – продолжал Гарри, – туда ведёт узенькая калитка. На этом кладбище так много знакомых имён! Родственники тех, кто учится с нами, и не только… Сначала я наткнулся на могилу Кендры Дамблдор и её дочери. Боюсь, что многое из написанного Ритой Скитер – правда. Дамблдор жил там, и даты сходятся, и эта девочка… Всё то, о чём он никогда не говорил мне.

– Может, боялся показаться слабым? – предположил Рон. – Хотел оставаться для тебя идеалом?

– Ему это не удалось! – выпалил Гарри, но потом взял себя в руки. – Простите. Я много передумал за эти недели, пока был один. И слишком многого не понимаю. У него было столько времени, чтобы мне объяснить. Почему я должен тратить месяцы на поиски того, что и так мог бы знать от него? Не понимаю. Все эти игры в детективов, наследство из ребусов, задания… Такое впечатление, что Дамблдор играет со мной! Или мной…

Гермиона молчала, вспоминая рассказ Северуса Снейпа. Как много времени понадобится Гарри, чтобы разочароваться в своём кумире до конца?

– Я думаю, ты зря так, – тихо сказал Рон. – Дамблдор всегда вёл себя странно и всегда оказывался прав. Это не игра, всё слишком серьёзно для игр. Ты не должен сдаваться. Мы не должны. Если Дамблдор не сказал тебе чего-то – значит, на то были веские причины.

– Может быть, Рон, – безнадёжно проговорил Гарри. – Может быть… Да, моё путешествие, – после паузы вспомнил он. – Я недолго стоял у тех могил, где покоятся родные Дамблдора. Разозлился. И потом много блуждал по кладбищу, в поисках того, что осталось от моей семьи. И нашёл их, могилы родителей. Совсем рядом с Дамблдорами. Надгробия такие же, из белого мрамора. Они словно светились в темноте. И снега вокруг совсем не было: ни на земле, ни на камне. Всё кругом в снегу – а там ничего. Наверное, это какая-то магия. У меня такое странное чувство возникло, – Гарри сглотнул. – Будто и не было всех этих лет. Будто они совсем недавно погибли, только-только оказались там, в темноте. Мне даже показалось, что земля у постамента свежая, рыхлая, – он поёжился, как от холода. – На камне, поверх имени мамы – свежая красная роза. Их помнят, моих родителей, – глаза Гарри наполнились слезами, – помнят, даже через столько лет.

Рон и Гермиона молчали. Какие тут могут быть слова? Но Гарри вдруг опять рассердился.

– На надгробии выбита фраза, – холодно сообщил он. – Она мне не нравится. «The last enemy that shall be destroyed is death». Как будто этот враг – смерть. Отсюда веет Пожирателями Смерти! Это их девиз.

– Тут совсем не тот смысл, что у Пожирателей, Гарри, – мягко возразила Гермиона. – Это из Библии: «Последний же враг истребится – смерть». А если точно переводить с оригинала, то: «Как последний враг будет повержена смерть», – она задумалась. – Надо признать, довольно экстравагантный выбор эпитафии.

Повисла напряжённая пауза.

Ведьма перебирала в памяти строки нужной главы послания апостола Павла к Коринфянам: благодаря своей глубоко верующей названой бабушке Джин Грэйнджер, она хорошо знала тексты Нового Завета.

Это Дамблдор подбирал эпитафию для родителей своего героя? Как иронично, чёрт возьми! Магглы назвали бы такое святотатством. Могила убитых неизменно отсылает к убийце, ведь так? Нужно же было выбрать строки именно из этой главы Святого Писания!

Дикая, вопиющая, нереальная – но бьющая по глазам параллель между Иисусом Христом и Волдемортом напрашивалась сама собой. «Воскрес из мёртвых, первенец из умерших(1)», – всплывали в памяти Гермионы цитаты из Библии. Первым из живущих добился подобного. Идите за ним, ибо «не все мы умрём, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся(2)».

И спасётся только «первенец», а за ним его последователи. И тогда наступит его время. Он упразднит всякое существующее ныне на земле начальство, всякую существующую власть и силу. А последней победит саму смерть. И всё покорит под ноги свои(3).

Все эти строки неумолимо отсылали к Тёмному Лорду.

«Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом(4)», – дословно вспомнила Гермиона.

Как же переворачивается смысл, если учитывать эту странную параллель! И это Дамблдор? Альбус Дамблдор, ожидавший грядущего воскрешения Волдеморта уже тогда, тогда, когда выводил эти строки на могиле родителей Гарри? Он ведь сам утверждал, что ожидал с самого начала… Наверное, это – самая смелая его шутка.

– Что-то о существовании по ту сторону, о жизни после смерти, – сказала Гермиона вслух и посмотрела на Гарри. – Как-то так.

– Но они неживые, – сухо оборвал парень. – Их нет! Пустые слова не могут изменить того, что останки моих родителей лежат там, под снегом и камнем, ничего не ведающие, ко всему равнодушные!

– Мы знаем, Гарри. Прости.

Опять молчание. Гарри смотрел в пол. Перед его глазами, Гермиона видела это сама, стояла застывшая картина: зимнее кладбище, рыхлая земля, белый мрамор и красная роза поверх двусмысленных слов. Гарри сжимал кулаки и хмурил брови.

Ему ещё повезло, что не знаком так хорошо с маггловской религией…

– Потом я отыскал то место, – погодя, продолжал волшебник, – где когда-то жил с мамой и папой. Живая изгородь успела здорово разрастись за шестнадцать лет. Бóльшая часть коттеджа устояла, хотя всё сплошь поросло ползучим плющом. Еще этот снег… Правую часть верхнего этажа снесло начисто. Уверен, именно там всё и случилось. А когда-то дом, наверное, ничем не отличался от соседних коттеджей, – он опять сглотнул. – Там тоже чары. Я нечаянно активировал их, когда хотел войти. Дом, невидный магглам, оставлен в неприкосновенности как памятник моей семье и напоминание о Волдеморте. Об этом написано на большой всплывающей дощечке. А ещё там куча посланий. От всех тех, кто приходил посмотреть… Кто-то просто расписался вечными чернилами, кто-то вырезал на деревянной доске свои инициалы, многие оставили целые послания. Более свежие выделяются на фоне наслоений магических граффити, скопившихся за все годы, а содержание у всех примерно одно и тоже: «Удачи тебе, Гарри, где бы ты ни был!», «Если ты читаешь это, Гарри, мы с тобой!», «Да здравствует Гарри Поттер!» – Гарри улыбался. – Это так здорово! Мне нравится, что они так написали, – он снова помолчал, вдаваясь в воспоминания. – После этого я пошёл искать себе ночлег, – продолжал парень. – Пришлось скрывать шрам, чтобы местное население не узнало меня. Я вообще кутался в шарф и мантию – там эта статуя отца, а я так похож на него. Не хотелось поднимать переполоха.

Остановился у какой-то местной престарелой волшебницы, немки, живущей в одиночестве. Она сдаёт комнаты. Мэри Хоффманн. Кажется, старушка немного не в себе. Но зато живёт там давно, помнит и Дамблдоров, и мою семью, и тот Хэллоуин… А ещё она подтвердила, что Дамблдор повздорил с братом, и про девочку-сквиба тоже. Говорит, судачила вся деревня.

– А Батильда Бэгшот? – вспомнил Рон. – О которой говорила тётушка Мюриэль?

– Она умерла, совсем недавно, – поник головой Гарри. – От старости. Всего несколько месяцев назад. Если бы я догадался поехать туда летом! – Гарри досадливо топнул ногой. – Но что уж теперь? Я потом и её могилу на кладбище отыскал. И даже в дом тайком залез. Ничего. Пусто. А в старом доме Дамблдоров давно живут другие волшебники…

Рождество встретил там же, с фрау Хоффманн. А через пару дней отправился в Литтл-Хэнглтон. Был в старом доме Риддлов, который когда-то видел во сне. Был на том кладбище, где, – он опять на секунду умолк, – где погиб Седрик. И на могиле отца Волдеморта. Ходил к старому дому Гонтов – он совсем уже превратился в развалины… И вновь ничего! – раздосадовано закончил Гарри. – Я всё время искал, но ничего не нашёл!

– Ты хочешь сказать, – Рон выглядел совершенно разочарованным, – что все эти поиски ничего не дали?

– Не совсем, – всё же улыбнулся Гарри. – Появилась идея. Но ты прав – те места, на которые я наиболее рассчитывал, ничего не раскрыли и ни в чём не помогли.

– Идея? – нетерпеливо перебила Гермиона.

– Да, – Гарри выдержал полную значения паузу. – Кажется, я знаю, где находится один из Хоркруксов.

– Что?!!

– Где?!

– Он… здесь, в школе.

________________________________

1) 1 Кор.15:20.

2) 1 Кор.15:51, 52.

3) 1 Кор.15:23, 24, 25, 26.

4) 1 Кор.15:58.

* * *

– Дамблдор говорил, что Волдеморт прячет Хоркруксы в тех местах, которые имеют в его жизни какое-то значение. Школа дала ему всё. Но ещё больше… Ещё больше дал ему его род, точнее, принадлежность к роду Салазара Слизерина. Знание того, кто он есть. И та власть, которую дала ему данная принадлежность.

– Я не понимаю, – сказал Рон. – Это ты к чему?

– Школа и род Слизерина? – переспросила Гермиона. – Ты говоришь о Тайной Комнате?

Гарри кивнул.

– Но дневник, – начал было Рон.

– А почему, собственно, мы привязали Дневник Риддла к Тайной Комнате? – поднял брови Гарри. – Я тоже сразу отмел эту идею, опираясь на то, что пара Комната-Дневник найдена и уничтожена. Но Дневник был у Малфоя… А в Тайной Комнате, таком историческом для Волдеморта месте…

– Медальон Слизерина! – прозрел Рон.

– Сомнительно, – покачал головой Гарри. – Медальон был в пещере. Р.А.Б. вряд ли перепрятал бы его в Тайной Комнате. Но я уверен, что там другой Хоркрукс. Именно там!

– Гарри, – покачала головой Гермиона.

Ей стало жутко. Его доводы казались слишком убедительными. Ещё не хватало найти чашу Пуффендуй, а там может быть только она – ведь Нагайна в поместье Малфоев, бывшая диадема Когтевран на её шее, а медальон Слизерина никто бы не смог перепрятать в школе за последние несколько месяцев. Надо уточнить, может ли чаша быть там. А пока задержать поиски Гарри.

– Ты хочешь спуститься туда? – с горящими глазами спросил Рон.

– Да. Завтра ночью.

Гермиона вздрогнула.

– Гарри, я не уверена…

– Я должен убить Волдеморта, – отрезал парень. – Найти и уничтожить части его души. И я найду их. Вы со мной?

– Да… Но почему именно завтра?!

– А сколько ещё ждать? Пока Волдеморт не пришлёт кого-то забрать Хоркрукс?!

– Может, нужно сказать МакГонагалл? – предложил Рон. – Снарядить экспедицию. Там могут быть ловушки!

– Дамблдор поручил это дело мне, – упрямо заявил Гарри. – И ловушек там нет. У Хоркрукса была надёжная охрана – василиск. Но с ним я разделался раньше. Теперь нам ничто не угрожает. Хотя… Я думал уже над тем, чтобы спустится туда самому.

– Об этом не может быть и речи!

– Я тоже так считаю, – улыбнулся парень.

– Гарри… Но завтра… Накануне начала учёбы… Может, дождаться хотя бы выходных?

– А Волдеморта пойдём убивать во время очередной вылазки в Хогсмид?! Нет, Гермиона, мы не дети! Это война и мы не можем сражаться в перерывах между зельями и травологией!

– Хорошо, – сдалась ведьма, – пойдём завтра ночью… А что сейчас?

– Мне нужно в библиотеку. Кое-что проверить. Лучше я пойду один – не думаю, что задержусь надолго. А вы выспитесь хорошенько, завтра трудный и очень важный день.

– Столько лет Хоркрукс был под носом Дамблдора, – поражённо пробормотал Рон.

– Мог быть, – поправила Гермиона.

– Мы найдём его, где бы он ни был. Но я уверен, что он тут, – торжественно сказал Гарри. – Совсем близко.

* * *

Гермиона не находила себе места. Сославшись на желание отдохнуть, она рано ушла в спальню девочек. Парвати всё ещё пропадала в гостиной, и в одиночестве ведьма смогла подумать. Ни к чему утешительному раздумья её не привели.

Доводы Гарри были логичны. Слишком логичны. Это могло быть правдой. Это было чертовски похоже на правду. Но она не может своими руками помогать ему искать Хоркруксы! Но и выдавать себя не может, тем более зря… Если бы только знать, в Тайной ли Комнате чаша Пуффендуй!

Послать письмо? Глупо, опасно и всё равно бессмысленно – ответ не успеет прийти к сроку. Но что тогда?

Генри, она узнала специально, не было в школе. Не было даже Анжелики Вэйс. Впрочем, никому из них нельзя было рассказывать о Хоркруксах. Однако они могли бы помочь ей быстро связаться с Тёмным Лордом. Могли бы, если были бы на месте! Скоро начало семестра, куда же они запропастились?!

– Моей госпоже нужно этой ночью покинуть территорию Хогвартса и трансгрессировать в имение, – тихо предложила Алира. – Моя госпожа не может раскрыть себя. Это будет катастрофой. Моя госпожа могла бы, например, дождаться, пока все уснут, и глубокой ночью выбраться из школы через тайный ход. Если зайти поглубже в лес – можно будет трансгрессировать.

– Да… Могла бы, – вздохнула Гермиона. – Разорви меня грифон, от Гарри одни проблемы! Я подумаю над этим. Это очень хорошая идея.

Хорошая… Но опасная и рискованная. А что ей остаётся? Запретный Лес? Сама… Можно было бы выйти за ворота или сесть в лодку в гроте и отплыть по озеру за границы защитной магии, но это слишком заметно. И опасно. Лес поможет сохранить инкогнито. Но опасность только возрастает.

Она подошла к окну и посмотрела на тёмные очертания деревьев. Их верхушки зловеще раскачивались на ветру.

Скрипнула дверь, и в комнату вошла Парвати. Гермиона демонстративно залезла на кровать и задернула тяжёлый полог.

Дождаться, пока все уснут.

Нельзя медлить, нужно действовать. Нет времени думать. Потом может быть слишком поздно. А если она там? Тогда спуститься в Тайную Комнату и забрать чашу до того, как Гарри поведёт их на поиски. Сегодня.

О, небо, только бы её там не было!

Время тянулось очень медленно. Слишком медленно. Гермиона даже задремала, но сама проснулась, осознав, что всё ещё рано. Она ждала. Она хотела идти и боялась этого.

«Дочь Волдеморта! Забудь трепет!»

Она чувствовала себя скверно, от страха начало тошнить. Но стрелки часов уверенно и безжалостно сомкнулись на трёх. Самое время. Вперёд.

«Эх, забрать бы мантию-невидимку Гарри!»

– Удачи, госпожа! – тихо прошипела Алира, и Гермиона, кивнув, выскользнула на залитую лунным светом винтовую лестницу.

Стараясь не дышать, она, сжимая в руках сапожки, пошла вниз, уже здесь кутаясь в тёплый чёрный плащ.

В комнате было пусто. Как часто она подобным образом выбиралась из пустой гостиной? Часто. Но одна – никогда.

Сегодня она одна.

Затаив дыхание, Гермиона пересекла комнату и толкнула портрет Полной Дамы.

– Эй, куда среди ночи? Кто это?! – спросило изображение, но Гермиона, не поднимая низко опущенный капюшон, быстро пошла по холодному каменному полу к лестницам.

По дороге ко второму этажу, где, как она знала, был тайный выход во двор, Гермиона сильно продрогла. Умный человек пошёл бы по коридору к «Сладкому Королевству», но она, как назло, не помнила заклинания, отпирающего горб старой колдуньи. Смешно? Гермионе не было смешно, когда, надев на закоченевшие ноги сапоги, она выбралась из тайного хода на заснеженную дворовую дорожку. Впереди виднелись очертания теплиц, а дальше – кроны Запретного Леса.

На улице было тихо и холодно. Спящий замок пугающей громадиной возвышался за спиной, а снег хрустел под ногами очень громко. Гермиона пробиралась к лесу, заметая свои следы волшебной палочкой и стараясь держаться в тени теплиц.

Глупо, как глупо. Но завтра Гарри поведёт их в Тайную Комнату. Нет времени рассуждать.

От перенапряжения и волнений начала кружиться голова, Гермиона зачерпнула посиневшими пальцами немного снега и прижала к высохшим губам. Снег превратился в воду, и глоток влаги снял навалившийся дурман. Ведьма была уже на опушке. Она остановилась, в нерешительности глядя в кромешную тьму. Возвышающийся позади замок не светился ни одним окном.

Она сосредоточилась и попыталась трансгрессировать – но огромная тяжесть давила на плечи и не выпускала тело с территории школы. А лес смотрел на неё заснеженными стволами, как бы манил и в то же время отталкивал. Но возвращаться было поздно.

«Не так далеко, – шепнула себе Гермиона. – Совсем недалеко…»

И, тяжело и решительно вздохнув, ведьма вошла в чащу.

Она двигалась по дорожке – разницы, в сущности, нет, а так идти намного проще. Здесь почти не было снега, но ступать всё равно тяжело – корни, листья и сухие кусты очень мешали, каблуки вонзались в промёрзшую землю. То и дело она останавливалась и пыталась трансгрессировать – но давящая тяжесть не пускала, и Гермиона шла дальше, всё глубже в чащу леса.

Она устала, совсем выбилась из сил. Идея Алиры уже виделась опрометчивой и глупой. Гермиона замерзла и, казалось, теряла сознание. Послышался жуткий, леденящий душу волчий вой. Или не волчий?

Она застыла, в очередной раз пытаясь трансгрессировать. Силы, не пускавшие её, ослабели, но всё ещё продолжали держать.

«Ещё чуть-чуть, – уверяла себя Гермиона. – Немножко. А обратно через «Сладкое Королевство», ведь, чтобы выбраться из горба старой колдуньи, не нужен пароль. Ну же, ещё немного».

Вой повторился. Совсем близко. Ведьма собрала все свои силы и сконцентрировалась на трансгрессии. Давящая тяжесть обволакивала, не желала смиряться. Но Гермиона не сдавалась, всё сильнее и сильнее, усерднее и усерднее выбиваясь из её объятий. И наконец ей это удалось.

Из-за общей усталости полностью обрисовать пункт назначения не вышло, и Гермиона сбилась, трансгрессировав в неосвещённый коридор, и ощутимо стукнулась о стену. Здесь было тепло. Очень тепло, ведьма устало повалилась на пол, чувствуя, как жар коридора окутывает всё вокруг. Голова кружилась неимоверно, в глазах всё плыло, ныли живот и ноги, закоченевшие руки сводило судорогой.

– Кадмина?!

– Я сейчас сознание потеряю, а мне уже в Хогвартс возвращаться нужно. Mon Pére здесь? – спросила Гермиона, послушно позволяя Люциусу взять себя на руки.

– Нет. Что случилось?

Ведьма застонала.

– Кадмина, я ничего не понимаю.

– А мамá?

– Никого нет.

– Проклятье!

– Где ты была?! Такое впечатление, что ты блуждала по тундре! Ты что, трансгрессировала из Хогвартса?!

– Из Запретного Леса. Это была идея Алиры…

– Но зачем?

– Потому что мне нужно спросить… Это очень важно.

– Никого нет. Пойдём, я напою тебя виски – согреешься.

– О нет, мне надо обратно! Скоро рассвет! Ты можешь вызвать его?

– Сейчас? Нет, прости, не думаю, что это – хорошая идея.

– В таком случае… Люциус, передай mon Pére один вопрос, хорошо?

– Говори.

– Спроси: чаша Пенелопы спрятана в Тайной Комнате? Он поймёт. И пусть сообщит мне. Поскорее. Пусть пришлёт сову со словом «да» или «нет». Скажи, что Гарри думает так, скажи, что следующей ночью мы втроём идём за ней.

– Я ничего не понимаю, но я передам. Это настолько важно, что ты чуть не убила себя в лесу?!

– Да, чёрт возьми! Что-то мне плохо…

– Я думаю, – буркнул Люциус, озадаченно глядя на Гермиону. – Обратно-то как, опять через лес?!

– Нет, там есть тайный коридор в «Сладкое Королевство», это магазинчик в Хогсмиде – на середине где-то можно трансгрессировать в тоннель. Я не знала пароль для входа, но выйти можно просто так.

– Я перенесу тебя, только задай направление. У тебя такой вид, будто ты готова скончаться у меня на руках.

– Я готова. Голова кружится...

– Может, всё же выпьешь?

– Нет, много времени. Точнее, мало. Надо спешить, готов?

– Да, но…

Гермиона сосредоточилась, направляя его, и старший Малфой благополучно перенёс её в подвальный лаз. Здесь Люциус осторожно поставил свою спутницу на пол и вынул палочку.

– Люмос! Что за место?

– Тайный ход, нам туда. То есть мне.

Она чувствовала себя ужасно. К горлу подступала тошнота, хотелось упасть и не подниматься больше никогда.

– Я проведу, пойдём. Ты очень бледна.

– Пойдём, – Гермиона пошатнулась.

Да что же это?!

Он взял её на руки, отдав свою палочку с горящим на кончике огоньком, и понёс по коридору. Слабые отблески заклятия выхватывали из темноты очертания его лица. Гермионе было и хорошо и скверно одновременно…

Он просто воспользовался ею? Вошёл в доверие? Ну и пусть, не так важно. Когда нужно, он, оказывается, умеет и не язвить, и помогать.

Они добрались до ступеней, Люциус поставил её на землю и посмотрел в глаза.

– Ты как?

– Отвратно.

– Может… Провести до гостиной? Там ещё все спят, никто не увидит.

– Не надо, – усмехнулась Гермиона. – Лучше… поцелуй меня, – внезапно попросила она.

– А ты приходишь в себя, Кадмина! – констатировал волшебник, наклоняясь к ней. – Только поцеловать?

Его губы были как глоток живительной влаги. Она с трудом оторвалась от них.

– Только поцеловать, – кивнула ведьма. – Времени нет. Спасибо.

– Жди письмо.

– Да… конечно.

Она толкнула горб, и Люциус помог выбраться наружу. В закрывающемся тайном проходе блеснуло его освещённое заклятием лицо, и горб сомкнулся. Гермиона выдохнула, прислоняясь к стене.

Сумасшедшая ночь. И совершенно бессмысленная. Но она ещё не кончилась, расслабляться рано.

По тёмным предрассветным коридорам и пустым площадкам Гермиона осторожно поднялась на восьмой этаж. Накинув капюшон на лицо, сказала Полной Даме пароль – и та вынуждена была повиноваться и пропустить её. В гостиной ведьма скинула плащ, разулась и на цыпочках пошла по лестнице.

В спальне было темно. Парвати спала. И Лаванда тоже спала вечным сном в шкатулке на туалетном столике в поместье Малфоев. Гермиона осторожно скинула мантию и залезла в кровать. Проснулась Алира.

– Ну что, моя госпожа?

– Позже расскажу, потом. Всё нормально. Но его не было дома. Он пришлёт письмо. Извини, я должна поспать, я очень устала…

– Да, моя госпожа, приятных вам сновидений.

Сновидений не было вообще. Проснулась Гермиона поздно, сказывалось то, что легла на рассвете. Следы ночного путешествия давали о себе знать – ссадины и усталый вид, разорванный плащ, смятый в ногах на кровати.

Пользуясь отсутствием в спальне Парвати, Гермиона приняла душ и спокойно оделась. Немного магии из арсенала Беллы – и она была такой, как всегда. Ничто не выдавало усталости. Ведьма бросила взгляд на часы – половина первого, скоро обед.

Последний каникулярный день принёс одни только сплошные волнения. В Большом зале, после недолгого объяснения с мальчиками по поводу своего длительного отдыха, Гермиона краем глаза отметила скверный вид профессора МакГонагалл – пожилая женщина казалась ещё более постаревшей и очень усталой. Ещё бы – проблемы сыпались одна за другой. Теперь вот Лаванда. Да, Минерва МакГонагалл – это не Дамблдор, долго ей так не протянуть.

Но усталость новоиспечённого директора отходила на второй план перед очередной неожиданно возникшей проблемой. Ни вчера вечером, ни сегодня до обеда Джинни так и не возвратилась.

– Чёрт! – Рон был бледен, как полотно. – Чёрт, чёрт, чёрт! Где она может быть?! – парень казался совершенно безумным.

– Не может ли она просто задерживаться?

– Гермиона!!! Ты не понимаешь?! Лаванда пропала… Вдруг с Джинни что-то произошло?!

– Не говори глупости! Зачем Джинни Тёмному Лорду или Пожирателям Смерти? – подняла брови ведьма.

– А Лаванда зачем? – парировал он.

Повисла пауза.

«С Лавандой-то всё ясно, – сердито думала Гермиона, – а вот где твоя сестра?..»

– Где находится этот лагерь? – Гарри ходил из стороны в сторону по гриффиндорской гостиной, было видно, что он взвинчен до предела. – Ты ничего толком не рассказал!

– Какой-то зимний… Я не знаю! – вскипел Рон. – Не вникал. Мама разбиралась. Чёрт, надо написать маме.

– Подожди, миссис Уизли сойдёт с ума, если узнает…

– Что узнает?!! – взревел Рон. – Что могло случиться с моей сестрой?! Чёрт, чёрт…

– Они выведали, что я встречался с ней! – не выдержал Гарри. – Они узнали и нашли её! Это я, я во всем виноват!

– Гарри, замолчи! – вскинулась Гермиона.

На лице Рона застыл ужас.

– Из-за меня всё время страдают люди!

– Ты, правда, думаешь, что они могли?..

– Успокойтесь, вы оба! – рассвирепела Гермиона. – Ещё даже не начались занятия: она может приехать в любую минуту! Гарри, я не думаю, что Тёмный Лорд мог…

– А я думаю! Это я виноват.

– Гарри! Ещё рано винить себя в чём-либо.

– Раскрой глаза, Гермиона! Сейчас половина четвёртого, она должна была приехать вчера!

– Я… напишу маме, – севшим голосом сказал Рон. – Гарри… что нам теперь делать?

– Мы её найдем, – уверенно ответил парень. – Мы пойдём прямо к Волдеморту и найдём её! Она точно там!

– Глупость! – разозлилась Гермиона. – Вовсе не точно! И куда ты собираешься идти?! Ты что, знаешь, где он?

– Найдём…

– Гарри, опомнись, ещё даже не вышло время! А если, не дай Мерлин, всё так, как ты говоришь, – что можем мы против Тёмного Лорда, пока у него есть целые Хоркруксы?!

– Раньше они у него тоже были, и тем не менее я всё время побеждал его!

– Гарри, один раз ты уже обжёгся с Сириусом, – ледяным тоном прервала ведьма, поднимаясь. – Прости, что напоминаю, но у меня возникает ощущение дежа вю! Ты так и не научился дуть на воду.

– Нам надо действовать! Спустимся в Тайную Комнату прямо сейчас!

– Зачем?! Это глупо!

– Мы же не можем просто так сидеть, когда…

– О, Джинни! Привет!

Последние слова сказал за их спинами Симус Финиган, и все трое резко развернулись на этот звук. У входа в гостиную стояла живая и здоровая Джинни Уизли в дорожном плаще, а навстречу ей с улыбкой шёл Симус. Джинни жизнерадостно улыбнулась в ответ.

Трое друзей, не сговариваясь, сорвались с мест и через миг окружили сестру Рона. Гарри так и вовсе в порыве чувств обнял её.

Но внезапно Джинни гневно освободилась, отступив от него.

– Что? – не понял Гарри. – Я так рад, что с тобой всё в порядке! Мы уже думали…

– «Что?»?! – перебила его Джинни. – Ты спрашиваешь: «что?»?! Всё это время ты заставлял меня страдать, ты бросил меня во имя своих нелепых предубеждений и сейчас считаешь, что вправе вешаться мне на шею и обиженно спрашивать: «что?»?! Я не хочу, чтобы ты даже подходил ко мне, слышишь?! Эти конфеты на Рождество были очень вкусными. Собаке Таре понравилось. Очень оригинально было, Гарри, и романтично. Это стало последней каплей, поверь! Теперь я совсем другая. Даже не приближайся ко мне, ясно?! Твои защита и доблесть мне не нужны!

И рыжеволосая ведьма, круто развернувшись, пошла по винтовой лестнице наверх.

Гарри стоял, как громом поражённый. Все в гостиной затихли, наблюдая за внезапно развернувшейся сценой, и теперь постепенно вновь начинали говорить полушёпотом. Симус пожал плечами и вернулся к креслу, в котором сидел до появления младшей Уизли. Гарри всё ещё не шевелился.

– Чё эт с ней? – ошарашенно спросил Рон.

– Я не… Я просто… – начал Гарри и умолк. Гермионе даже показалось, что он готов заплакать. – Может, это и к лучшему! – внезапно сказал парень. – Ей легче будет.

– Ты дурак или прикидываешься?! – не выдержала Гермиона. – Легче ей уже не будет! Ты ведешь себя омерзительно, Гарри! Я пойду… попробую поговорить с Джинни.

И под пристальными взглядами всех присутствующих гриффиндорка направилась к винтовой лестнице и поднялась в спальню шестикурсниц.

Здесь не было никого, кроме самой Джинни, стоявшей у окна спиной к двери. Она увидела в стекле силуэт Гермионы и скривилась.

– Прибежала, да? – резко спросила рыжая ведьма, не поворачиваясь. – И что ты мне скажешь?! Будешь учить? Как нельзя говорить с героями, да, Гермиона?!

Что-то изменилось в её голосе, что-то было неуловимо другим.

– Я любила его, понимаешь?! – глухо сказала она. – А сама, по сути, никогда не была ему нужна! Ему нужен только он сам да Тёмный Лорд. А окружающий мир – по боку. Всё за идею! Навязчивую, безумную идею! Надоело! – сквозь стиснутые зубы говорила она. – Не буду терпеть! И молчать не стану! – Джинни резко развернулась. У неё фанатично горели глаза, а обычно уложенная грива рыжих волос беспорядочно растрепалась. – Я не могу так, понимаешь?!

– Понимаю… Действительно, понимаю.

– Нет! – неистово выкрикнула Джинни, распаляясь всё больше. – Тебе не понять, – с тихой яростью продолжала ведьма. – Никогда не понять, на что способна обиженная женщина! Я ненавижу его, слышишь?! Ненавижу!!! Он мне жизнь сломал, понимаешь?! Я из-за него сделала то, на что никогда не решилась бы. Предала себя, всех предала! И даже не жалею! Понимаешь, Гермиона?! Не жалею! Нет, тебе не понять… Я теперь хочу только мстить. Причинить ему боль. Я долго думала над тем, как причинить ему боль, Гермиона! Ударить как можно больнее, так, как он меня! И я придумала, слышишь?! – на глаза младшей Уизли навернулись слёзы. – Придумала! Я и Лика, мы вместе! Тебе не понять! Никогда меня не понять! Но я не раскаюсь…

– О чём ты?!

– О чём я? Ха! Ты не знаешь! Никто не знает! Но я не хочу ждать. Я хочу рассказать, показать ему. Чтобы поскорее ударить его в его больное место! Ради этого я совершила предательство, Гермиона, пусть тебе никогда и не понять меня. Я хочу, чтобы он знал. Все знали, в чём он виноват! Чтобы его жизнь стала адом! Потому что из-за него я это сделала, слышишь?! – Джинни лихорадочно сдёрнула с себя мантию и отшвырнула прямо в карликового пушиста Арнольда, который с испуганным писком заметался под складками ткани. Таким же резким движением рыжая ведьма стащила через голову свитер. – Только из-за него, Гермиона! Только из-за него! Пусть он знает, и ты знаешь, пусть знают все! Я сделала то самое страшное, что мог заметить именно он! А он и не заметил бы ничего иного. Но я нашла и сделала то, что ранит именно его! Оружие против Гарри Поттера! Я стала Пожирательницей Смерти!

Гермиона застывшим взглядом смотрела на чёрную татуировку на левом предплечье Джинни. Череп и змея. Чёрная Метка. Грудь девушки нервно вздымалась, она стояла посреди спальни, в белых гольфах, школьной плиссированной юбке и кружевном бюстгальтере, раскрасневшаяся, растрёпанная и какая-то необузданно дикая. Такой Гермиона не видела младшую Уизли никогда.

– И что же ты сделаешь, а, Гермиона? – наблюдая за её реакцией, с вызовом спросила Джинни. Она почти кричала. – Побежишь рассказывать Гарри? Или, может, МакГонагалл?! Посадишь меня в Азкабан, а?! За любовь и ненависть, за отчаяние, нет?! Или ты попробуешь меня спасти праведными речами?! Не нужно! Я не жалею, слышишь, и я хочу, чтобы он знал! Почему ты смеёшься, химерова кладка(1), почему ты смеёшься?!

Гермиона ничего не могла с собой поделать. Не могла остановиться, хотя и сжала зубами губы чуть ли не до крови. Джинни выглядела растерянно.

– Это истерика, да? – зло спросила она. – Не думай, что я шучу. Я стала Пожирательницей Смерти!

– Да, Джинни, я вижу, – превозмогая хохот, выдавила Гермиона. – Вижу и понимаю, Джинни… Я тоже.

___________________

1) Распространённое ругательство магического мира.

Глава VIII: Вирджиния и Салазар

– Что «тоже»? – не поняла Джинни.

Гермиона не сразу перестала хохотать и всё ещё не могла сдержать улыбку. В припадке веселья она повалилась в кресло и теперь полусидела, с трудом переводя дыхание.

– Что «тоже», Гермиона? – тихо спросила Джинни, и с неё как будто слетели и раздражение, и решительность, и истеричное высокомерие.

Гермиона улыбалась теперь только уголками рта и пристально смотрела в глаза подруги, не говоря ни слова.

– Ты не понимаешь… – начала опять Джинни.

– Это ты не понимаешь. – Гермиона уверенным движением подняла руку, расстегнула и скинула назад мантию, освобождая от складчатой ткани своё плечо – Чёрная Метка ярко выделялась на незагорелой, бледной коже. Джинни застыла, впившись взглядом в обугленные очертания змеи. В её глазах медленно и отчетливо начинал плескаться ужас.

– Как… как ты могла?! – осипшим голосом спросила рыжая ведьма, делая шаг назад.

– Что?! – опять расхохоталась Гермиона. – Это ты мне говоришь?!

– Я… я просто… хотела наказать Гарри.

– Идеальное решение.

– Да! – с вызовом бросила Джинни, снова на миг распаляясь. – Что для него может быть хуже?!

Тут крыть было нечем.

– Но ты… как могла ты?! Гермиона, ты! Почему? И… когда?

– Давно, Джинни, ещё летом.

– И Лика тут ни при чём?

– Лика?

– Профессор Вэйс.

– Ну, конечно! – внезапно прозрела Гермиона, всплеснув руками. – Мерлин, я идиотка! Тупая, как горный тролль! – она невольно сорвалась с места и сделала несколько шагов по комнате. – Профессор Вэйс же говорила, что занимается вербовкой сторонников!

– Говорила? Тебе?! Она знала?!

– Думаю, что знала с самого начала. Точно знала с декабря. Я… сделала кое-что.

– Не понимаю, – Джинни устало опустилась на широкий подоконник. – Как ты смогла? И… почему?

– Как? К Тёмному Лорду меня привела Нарцисса.

– Нарцисса? – прищурилась и вновь напряглась Джинни. – Не жена ли…

– Да, Нарцисса Малфой, – кивнула Гермиона и посмотрела прямо в глаза подруги. – Она моя тётя.

– Что?!!

– Что слышала.

Повисла тяжёлая пауза.

– Но… подожди! – Джинни неистово замотала головой, пытаясь вернуть свой мир в нормальное состояние. – Что за бред?! Каким образом она твоя тётя?

– Сестра моей матери.

– Погоди… – в глазах младшей Уизли мелькнула какая-то догадка. – Сириус говорил… Но твои родители…

– Приёмные.

– Сестра Нарциссы Малфой – это Андромеда, мать Тонкс?! Но почему, как ты попала?..

– Беллатриса.

– Что?

– Беллатриса. Беллатриса Лестрейндж. Мою мать зовут Беллатриса Лестрейндж, Джинни. Когда её заключили в Азкабан, Нарцисса отдала меня в семью магглов. Мне было два года.

– Бред, – тихо сказала Джинни. – Этого. Не может. Быть, – раздельно проговорила она и попятилась. – Беллатриса Лестрейндж?! – с усилием повторила младшая Уизли. – Т-т-твоя…

Она захлебнулась воздухом и впилась пальцами в оголённые плечи так, что на них проступили красные пятна.

– Нет, – упрямо повторила Джинни. – Этого быть не может. – Она на секунду зажмурилась, а потом впилась взглядом в левое плечо своей подруги. – Гермиона! Какой ужас… Мерлин… Твоя мать – Беллатриса Лестрейндж?! – она снова попятилась, бросив быстрый взгляд на плотно закрытую дверь, и подхватила со стула шейный платок, которым машинально обмотала левую руку. – Как… когда ты узнала?

Казалось, одна только Чёрная Метка не давала Джинни расхохотаться в ответ на заявление своей подруги. Да и та была не слишком твёрдым доказательством этой ужасной правды.

– Когда?

– Летом, – задорно ответила Гермиона, наблюдая за её беспорядочными манёврами.

– Но… почему?!

– Mon Papá захотел меня увидеть.

– Но ведь Родольфус Лестрейндж в Азкабане!

– Да, – кивнула Гермиона. Ей было ужасно весело.

– Ты можешь объяснить нормально? – устало спросила Джинни. – Я не понимаю.

– Ты не поверишь, – хихикнула Гермиона.

– Теперь? Теперь я поверю даже в то, что ты наследница Слизерина, и именно ты, а не я, открыла Тайную Комнату!

Гермиона усмехнулась.

– Наследница Слизерина? – тихо спросила она. Говорить внезапно стало трудно. Она впервые раскрывала эту тайну своими устами. – Да, – кивнула ведьма, – наследница, Джинни. Именно так. Дочь Волдеморта.

* * *

– Ты надо мной издеваешься! Ты хочешь… Что-то выведать у меня!

– Да, а Чёрную Метку я поставила себе сама.

– А хоть бы и так! – вскинулась младшая Уизли, и белый платок соскользнул с её руки на пол. – Могла незаметно наколдовать, чтобы выспросить у меня…

– Ты льстишь моей сдержанности и реакции, – перебила Гермиона. – Что выспросить? Я, поверь, знаю больше тебя.

– Ты не можешь быть дочерью Тёмного Лорда!

– Почему?

– Потому что. У него нет детей.

– Это ты в «Истории Хогвартса» прочитала? – ехидно спросила Гермиона.

– Откуда у него могут быть дети?

– Тебе действительно нужно объяснять, откуда берутся дети? – прищурилась Гермиона. – Моё уважение к авторитету миссис Уизли покачнулось! Неужели она не рассказывала…

– Не может такого быть! – не обращая внимания на сарказм, замотала головой рыжеволосая ведьма. – Ты не можешь быть его дочерью!

– О, я тоже так думала, – кивнула Гермиона. – Сначала.

– Но Гермиона, – голос Джинни звучал умоляюще, – этого… это…

– Это так.

– Я, конечно, замечала, что ты изменилась… Но такое! Это сон.

– Возможно – мой, – пошутила старшая гриффиндорка. – Позвольте представиться: Кадмина Беллатриса Гонт-Блэк, потомок рода великого Салазара Слизерина, – Гермиона картинно поклонилась.

– Ничего себе, – младшая Уизли потерянно опустила взгляд. – Слушай, но ты уверена… Да нет же, это…

– Абсолютно уверена, Джиневра!

– Не называй меня так, – внезапно скривилась Джинни. – У мамы были явно не лучшие дни, когда она давала мне это имя! Пусть бы лучше была Вирджиния.

– Вирджиния – так Вирджиния, – легко согласилась Гермиона. – Всё для тебя. Только Гарри о нас говорить пока не стоит. Сначала школу окончим, осталось ведь немного.

– Да понимаю я… И не должна была такое устраивать, – она опустилась на стул и запустила пальцы в волосы, не сводя глаз с пушистого красного ковра. – Думала, смогу сдержаться, но когда он кинулся мне на шею… Подумала, что плевать, во мне словно нунда(1) прошёлся – ничего не осталось. Ну и… – она махнула рукой и подняла взгляд. Страха в нём больше не было, только усталость и горечь. – Это больше не повторится. Обещаю тебе. Не думала я, что всё окончится так…

______________________________

1) Нунда – восточно-африканское животное, которое является, возможно, самым опасным: гигантский леопард, передвигающийся, несмотря на свои размеры, бесшумно. Его дыхание вызывает болезни, способные опустошить целые деревни. Нунда еще ни разу не покорился совместным усилиям менее чем сотни квалифицированных колдунов.

«Магические твари и где их искать» Дж.К.Роулинг.

* * *

– Ну, и что с ней? – нервно спросил Гарри, когда Гермиона наконец возвратилась из девичьих спален. Они с Роном сидели в уголке и явно что-то обсуждали. Теперь оба беспомощно воззрились на вернувшуюся подругу.

– Ничего, – холодно ответила та. – Просто она любила Гарри, а он обращался с ней, будто её нет.

– Я тоже люблю её! – возмутился парень. – Так будет лучше… Ты же понимаешь…

– Не понимаю.

– Ты сказала «любила»? – вдруг глухо отметил он.

– Сказала. Сейчас в ней больше ненависти. Ты сам виноват. Дай ей остыть, Гарри. Сейчас лучше вообще не трогай – можешь узнать много нового и… неприятного. Гарри, – повысила голос Гермиона, – посмотри мне в глаза. Пока с Джинни говорить не нужно.

– Да я и не буду! – буркнул он. – Тем более сегодня у нас есть дело.

– Дело?

– Конечно! Забыла? Мы этой ночью возвращаемся в Тайную Комнату.

* * *

Это совершенно не входило в планы Гермионы. Ответа от Тёмного Лорда всё не было – и она просто боялась спускаться в тайный ход, точнее, боялась найти в нём то, что так жаждал уничтожить Гарри. Но мальчики ничего не хотели слушать, не помогло даже предложение всю ночь сидеть в библиотеке и искать защитные заклинания.

– Этот Хоркрукс охранялся василиском, – стоял на своём Гарри. – Что может быть надёжнее?

– Надёжнее может быть ещё десяток проклятий в придачу!

– Не глупи – зачем? Посуди сама: даже просто Тайная Комната была бы достаточной охраной, а уж с гигантской змеей…

– Может, всё же в выходные?

– Гермиона! Ты трусишь?!

– Опасаюсь.

– Я могу пойти один!

– Не можешь, – отрезала ведьма, раздражённо вставая. – Потому что мы пойдём все вместе.

На ужин они не спускались – повторяли в опустевшей гостиной элементарные защитные заклинания. Джинни гордо прошла мимо Гарри и отправилась в Большой зал. Даже ей Гермиона не могла сказать о ночном походе – ведь она не знала о Хоркруксах Тёмного Лорда, хотя… Она ведь сама рассказала ей то, что было известно Гарри. Но тогда это были лишь предположения, и тогда Гермиона даже подозревать не могла, что выдает тайну одной из будущих сторонниц Тёмного Лорда. Но если уж выдала… Может, всё же стоило открыться и теперь? Просто не уточнять, что один из Хоркруксов висит на шее собеседницы. Совет, помощь… Но было поздно: времени на такой разговор уже не оставалось, да и от Гарри с Роном не отвязаться.

Когда они переместились из гостиной в пустой класс, она выкроила минуту, чтобы, сославшись на естественную нужду, поймать в коридоре кого-то из студентов – ей попался Джастин Финч-Флетчли – и уточнить, появились ли на ужине Генри или профессор Вэйс. Но оказалось, что обоих преподавателей ещё не было.

– А что? – без особого любопытства спросил Джастин.

– Несколько вопросов по заданию на каникулы, – отрапортовала Гермиона придуманную заранее версию.

– Так на занятиях и спросишь, – удивился пуффендуец. – Семестр только завтра начинается. Сегодня и МакГонагалл, и Синистры, и Эррфолк не было – не возвратились ещё. Ты, Гермиона – форменная маньячка. Дай людям отдохнуть!

Несмотря на все неудачи, наследница Тёмного Лорда не оставляла стараний перенести ночную вылазку на другой день. Но все её попытки провалились. В половине первого злая, вздрагивающая от каждого шороха и всем сердцем желающая нарваться на Филча Гермиона мрачно склонилась над Картой Мародёров, разложенной Гарри на столе в пустом классе нумерологии, где они затаились после отбоя, продолжая тренироваться.

– Волнуешься? – невольно спросила ведьма, поднимая глаза. Гарри был бледен и покрылся испариной, несмотря на прохладу в пустом тёмном помещении.

– Да… Я уверен, что охраны там больше нет. Но вдруг там нет и Хоркрукса?

Если бы!

– Я и уверен, и… А если его там нет – это просто катастрофа! Никаких вариантов. Ладно, всё это лирика. Пойдёмте.

– Гарри…

– Нет, мы пойдем сейчас!

– Но всё же Орден мог бы…

– Нет, чёрт возьми! Сами и сейчас! Гермиона… если бы я знал тебя чуть хуже – подумал бы, что ты сознательно не хочешь туда спускаться.

«Если бы ты знал меня ещё чуть хуже – считал бы, что я маггловский президент Франции!» – сердито подумала наследница Тёмного Лорда.

Троица бесшумно вышла в пустой коридор. Под мантией было тесно и душно, и вскоре Гарри стянул её, запихивая в карман. Он смотрел на Карту – пергамент показывал совершенно свободный путь на третий этаж.

Проклятье! Где же вы – профессора, призраки и смотрители, когда вы так нужны?!

Гермиону даже начало подташнивать от волнения. Липкий страх угнездился где-то внизу живота, а темнота вокруг то и дело взрывалась сиреневыми разводами. Если там будет чаша – что же тогда?

Никогда ещё пустынные коридоры волшебной школы не казались многое повидавшей на своём веку ведьме такими зловещими. Расчерченный на квадраты света пол, статуи и тени. А ещё тишина – никто не выскакивал из-за углов, никто не ходил по сумрачным анфиладам, никто не караулил их. Трое гриффиндорцев просто шли. Спокойно шли туда, где, вероятно, действительно спрятан один из Хоркруксов Волдеморта.

«Ничего. Ничего – его можно ещё и не найти!»

Верилось в это слабо.

В туалете Плаксы Миртлл было темно и пусто, как, казалось, вообще во всём замке. Только пурга за окном подвывала протяжными стонами. Но даже призрака девочки тут не оказалось. Гарри посмотрел по Карте – Миртлл плавала в хогвартском озере. Даже она.

– Нам везёт! – радостно заметил парень, заклинанием заставляя кончик палочки светиться. В тусклом сиянии Гарри уверенно подошёл к старым раковинам и поднёс огонёк к кранам – вот и крохотная, нацарапанная на ржавом металле змейка, которую мальчики показывали Гермионе много лет назад после того, как все жертвы василиска вернулись к жизни. Она отмечает место засекреченного прохода в Тайную Комнату. – Откройся! – громко сказал Гарри на змеином языке.

Гермиона усмехнулась. Она поняла произнесённое слово – Рон же невольно вздрогнул и не то с уважением, не то со страхом посмотрел на друга.

А кран под шипящими словами послушно вспыхнул опаловым светом и начал вращаться. Ещё мгновение – и умывальник подался вниз, погрузился куда-то, пропал с глаз, открыв разверстый зев широкой трубы и приглашая начать спуск в Тайную Комнату.

– Там глубокий каньон, – сообщил Гарри.

– Как выбираться будем? – тихо спросила Гермиона.

Гарри застыл. «Неужели поможет?» – мелькнула в голове ведьмы слабая надежда.

– В прошлый раз нас вынес Фоукс, – пробормотал Гарри, заглядывая в чёрную пустоту. – Дьявол! Нужно было взять метлу... Ждите здесь!

Гарри вытащил мантию, накинул её и скрылся из виду. Тихо скрипнула дверь.

– Эй, а если нас тут найдут? – возмутился Рон, опасливо заглядывая в глубокий каменный колодец.

Минуты тянулись медленно. Гермиона всё ещё чувствовала лёгкую тошноту. Она с трудом отыскала работающий кран, вода была холодная, с едва заметным привкусом ржавчины. Гриффиндорка ополоснула лицо и оперлась ладонями о раковину, устремив взгляд в треснувшее потемневшее зеркало. Дочери Тёмных Лордов не должны по ночам лазить по подвалам в поисках осколков души своих отцов!

– Ты такая красивая!

Это было так неожиданно, что она даже не нашлась, что ответить. Просто застыла, всем весом наваливаясь на старый умывальник.

Рон подошёл к ней сзади и обнял за талию, зарываясь лицом в волосы.

– Я соскучился по тебе, – горячо зашептал он. – Ты так изменилась, стала взрослее, что ли… И выглядишь просто ошеломляюще, причём всегда. Я согласен, что вёл себя глупо… Прости. Мне действительно жаль. Ты потрясающая, я очень по тебе скучаю. Давай забудем…

– Оставь. Меня. В покое, – ледяным тоном оборвала Гермиона.

– Что?

– Отпусти меня сейчас же. – Она не шевелилась, чувствуя, как медленно закипает. – Рон.

– Но, Гермиона, я люблю тебя! И ты любишь меня, твои амбиции…

– Что?!

Она дёрнулась, и Рону пришлось отступить. В неясном лунном свете из грязных высоких окон лицо рыжего парня было трудноразличимо, но глаза всё же поблёскивали – гневом и обидой. Гермиона оперлась спиной на раковину и досадливо смотрела на него.

– Никогда. Слышишь? Никогда не прикасайся ко мне!

– Но почему? – глупо спросил Рон.

– Потому что я не хочу!

– Почему?

– Если я скажу, что ты мне противен – ты отцепишься?!

– Я тебе противен?!

– Да, Рон! Омерзителен в роли парня, с которым надо встречаться. Да и парнем-то назвать сложно… Мальчишка.

– Чего?! Ты с головой дружишь, Грэйнджер?! Опупела?! Какой я тебе мальчишка?! Вообще, явно закончишь в старых девах, как МакГонагалл, так никогда ни с кем и не…

Гермиона с отвращением смотрела на него.

– Я – мальчишка?! – не унимался Рон. – Правильно – иди, спи со Слизнортом! Или и он мальчишка?! Знаешь, спроси у Кровавого Барона – или тоже маловат? Не дорос?!

– Что здесь происходит?!

На пороге туалета с метлой в руках нарисовался, сняв мантию-невидимку, Гарри. Он, вытаращив глаза, уставился на своих друзей.

– Ничего тут не происходит, – отозвалась Гермиона. – Принёс?

– Ничего, значит?! – взревел Рон. – Эта шизанутая…

– Рон! – свирепо зашипел Гарри. – Ещё одно слово – и ты получишь по роже! Не смей оскорблять девушку!

– Вечную девушку, – прошипел Рон, явно затаив обиду. – Принёс метлу?!

– Да…

В звенящей от напряжения тишине они вместились на жалобно крякнувшую «Молнию». Причём Гермиона влезла перед Гарри, так, чтобы он разделял её и Рона. На скрипящей и подрагивающей от перегрузки метле троица медленно полетела в черноту, подсвечивая себе слабыми огоньками волшебных палочек.

Летели невообразимо долго и всё время молчали. В трубе пахло сыростью и с каждым ярдом вглубь становилось всё сложнее дышать. Гермиона позабыла о Роне с его глупыми ухаживаниями и вновь затряслась по поводу цели их путешествия. Если Хоркрукс тут? Так близко. Нужно было плюнуть Рону в лицо и пойти в спальню – может, вдвоём и после такого они никуда не полезли бы. А может, и полезли – ещё хуже бы вышло.

Труба наконец-то кончилась, трое бывших, но ещё не знающих об этом, друзей слезли с метлы на влажную, чавкающую землю. Тоннель с человеческий рост, невдалеке виднеется завал с лишь немного разобранным лазом.

– Моя работа! – нарушил тишину Рон.

– Поздравляю, – буркнула Гермиона, и все трое опять замолчали.

Гарри сделал шаг, высоко держа над головой тускло мерцающую палочку.

– Как думаете, тут могут быть ещё обвалы?

– Могут, – живо согласилась Гермиона.

– Тогда будем осторожны, – уверенно сказал Гарри и полез в проход. Ведьма последовала за ним. Позади, судя по звуку, карабкался Рон.

Стены у тоннеля оказались неприятно влажными, покрытыми склизким налётом водорослей. Воздух отдавал болотом, а сырость была настолько сильна, что затрудняла дыхание. То ли от нервного напряжения, то ли от условий вокруг, но Гермионе становилось всё хуже. А может, это какое-то хитрое проклятье, поставленное в помощь василиску для охраны чаши?..

– Тут надо довольно долго идти, – поделился опытом Гарри. – Где-то должны быть ворота.

«Где-то должно быть всё, что угодно!» – сердито подумала Гермиона; от затхлой сырости в горле образовался ком.

Коридор свернул несколько раз, прежде чем вывести путников к гладкой стене, в которой виднелся достаточно широкий проход. Здесь с запахом болота смешивалось что-то ещё, тошнотворно-приторное, гнилостное и дурманяще-противное.

Они стояли на пороге просторной, тускло освещённой комнаты. Уходящие вверх колонны, овитые каменными змеями, поднимались до теряющегося во мраке потолка. Их тени зловеще падали сквозь странно-зеленоватый сумрак.

Через весь зал было перекинуто нечто гигантское, полуразложившееся, гниющее, и именно оно издавало этот сладковатый запах, от которого, казалось, Гермиона сейчас потеряет сознание.

– Какая гадость! – высказал всеобщие чувства Рон. – Этот змей тут разлагается! Чёрт!

– А ты что думал? – прижимая к носу платок, от которого не становилось легче, спросила Гермиона. – Что его уберут и похоронят на Большом Змеином Кладбище, под Высокой Горой Для Мутантов?

– Смешно.

– Старалась!

– Да ну вас! – обозлился Гарри, неуверенно подходя к зверски воняющей туше. – Надо… искать.

– Может, он заставил змея сожрать Хоркрукс? – спросил Рон. – И мы должны поколупаться в его полусгнившем желудке?

Гермиона почувствовала, как обед предательски подступает к горлу, и метнулась к колоннам, отправив отбивную и салат к праотцам в подземную реку.

– Гермиона, ты как? – встревожился Гарри, подходя к ней.

– Отвратно! – зло бросила ведьма, стирая со лба холодный пот. – Ты же не будешь ковыряться в этой туше?!

– Ну, не думаю… Что Хоркрукс задержался бы внутри, скорми его Волдеморт василиску. – Он внимательно огляделся.

Гермиона вытерла со лба пот и осторожно присела на влажные плиты. Зал был большой. Высокий и длинный, в принципе, можно было бросить чашу в воду и наложить чары от поисковых заклятий. Но она с отчаянием и ясностью понимала – Тёмный Лорд бы так не поступил. Он положил бы чашу в самом центре, в самое сердце этого древнего…

– Змея выползала изо рта статуи! – вдруг просиял Гарри, обрывая ее мысли. – Конечно! – Он посмотрел на огромную, уродливую скульптуру Салазара Слизерина в самом конце помещения. Рот монумента был широко открыт. – Я полечу туда один! – решительно сказал Гарри, садясь на метлу. – Это действительно может быть опасно!

– Будь осторожен! – напутственно сказал Рон.

Гермиона промолчала.

Гарри Поттер привычно оседлал «Молнию» и взмыл под тёмный потолок подземелья. Гермиона следила взглядом за тем, как он подлетает к распахнутому рту, светит туда палочкой, морщится и неуверенно влетает в отверстие.

Рон и Гермиона молчали. Ведьма явственно чувствовала, что остатки обеда ещё имеют место быть в её организме, и ещё понимала, что это ненадолго. Разлагающая плоть воняла, голова шла кругом…

Из поглотившего Гарри отверстия послышался нарастающий шум, переходящий в грохот. Гермиона расширившимися глазами посмотрела вверх. А если этот идиот умрёт там, и…

Но «идиот» не торопился на тот свет. Изо рта статуи быстро и ловко выпорхнул Гарри, а вслед прогрохотали несколько огромных камней. Они со страшным шумом упали на каменный пол, оставив трещины и рассыпавшись на сотню кусочков. Но Гермиона не смотрела на них, её взгляд, несмотря на дикий грохот и опасность получить ошмётками булыжников в голову, не отрывался от Гарри, который медленно опустился к полу и спрыгнул с метлы. Он выглядел как ребёнок, получивший на Рождество самое-самое вожделенное. В правой руке Гарри Поттер победоносно сжимал маленькую золотую чашу с двумя ручками и россыпью рубинов вдоль ободка. Рубины играли в тусклом зеленоватом свете, и Гермиона не могла оторвать от них глаз, а потом почувствовала, как красные блики заполняют всё вокруг, грохот давно замерших камней не стихает, а наоборот нарастает, увлекая её в мерное гудение и красную, переливчатую пустоту(1)…

* * *

Смутные тёмные очертания грязного потолка стали чётче, Гермиона нехотя моргнула и осторожно обвела взглядом комнату. Треснувший кафель, разбитые умывальники и заброшенные кабинки. Она лежала на полу в туалете Плаксы Миртлл, а Гарри и Рон склонились сверху, причём Гарри осторожно, но усердно брызгал в её лицо попахивающей ржавчиной водой.

Когда она открыла глаза, лица ребят просветлели.

– Больше так не делай! – сурово велел Гарри, выпрямляясь. – Мы же с ума сойдём!

– Прости…

Гермиона с трудом села. Её взгляд тут же упал на стоящую рядом с Гарри маленькую золотую чашу. Парень заметил это и улыбнулся.

– Чаша Пенелопы Пуффендуй! – сообщил он. – Я знал! Мы на верном пути. Хоркрукс у нас в руках, осталось найти способ его уничтожить.

– Да, – тихо прошептала Гермиона. – Давайте… выбираться отсюда.

* * *

Невзирая на отягчающие обстоятельства, наследница Тёмного Лорда заснула неожиданно быстро и легко. Ничего не говоря Алире, не заходя к Джинни. Сон окутал её скоро и очень цепко – с рассветом, в холодное и серое первое утро второго семестра, он совсем не хотел выпускать гриффиндорку из своих объятий. Но пришлось.

Вместе с накатившей реальностью вернулась память. И весь ужас того, в чём она вчера участвовала. При воспоминаниях о разлагающемся василиске вернулась даже тошнота.

Первым делом Гермиона осмотрела комнату – но почты от Тёмного Лорда не было. Поговорить с Алирой мешало присутствие Парвати, начавшей, стоило Гермионе открыть глаза, сетовать на отсутствие так и не вернувшейся с каникул Лаванды.

Пришлось собираться и идти завтракать.

Внизу шестикурсники толпились около доски объявлений, записываясь на уроки трансгрессии, но Джинни среди них не было. Гарри в гостиной тоже не оказалось, как и Рона. В Большом зале последний нашелся завтракающим с Дином Томасом. Гермиона села к младшей Уизли. Ей нужно было выговориться.

– Отвратительно выглядишь! – заметила юная Пожирательница Смерти.

– Бурная ночь. Плохо дело, Вирджиния! – горько усмехнулась Гермиона и понизила голос, наклоняясь к самому уху подруги. – Помнишь, я рассказывала тебе о Хоркруксах Тёмного Лорда? Так вот, вчера мы отыскали один из них.

– Мы?

– Я, Гарри и Рон.

– Хоркрукс у Гарри?! – вздрогнула рыжая ведьма и побледнела. – Он ожил?

– Нет, он не активирован. Тем проще будет его уничтожить. Что мне делать?

– Но как это случилось?!

– Давай встретимся после уроков возле озера, там, где большой бук, – предложила наследница Тёмного Лорда, с отвращением глядя на овсянку. – Я всё расскажу.

– Конечно. Гермиона, а ты не пробовала связаться с…

– Пробовала. Жду ответ.

– Можешь поговорить с Ликой…

– Нет, – Гермиона бросила хмурый взгляд на преподавателя трансфигурации, спокойно завтракающую за столом. – И не говори профессору Вэйс о Хоркруксах, хорошо?

– Хорошо.

– Спасибо. Я даже Генри не говорила.

– Генри?

Они встретились взглядами. Джинни подняла левую бровь.

– Ты с кем-то встречаешься? Он тоже Пожиратель?

– Пожиратель, – кивнула Гермиона. – Только я с ним не встречаюсь. Профессор Генрих Саузвильт, знаешь такого?

– А МакГонагалл, совершенно случайно, вчера не собирала по маггловским моргам свежие трупы для создания инферналов? – подозрительно прищурилась младшая Уизли.

* * *

– Уважаемые студенты! – громко и как-то устало сказала вернувшаяся из маггловских моргов МакГонагалл, поднимаясь из-за преподавательского стола. – Приветствую вас в новом учебном семестре. Конечно, я желаю вам всех благ в обучении и удачи! – она позволила себе улыбнуться. И тут же опечаленно нахмурилась. – Но я вынуждена сообщить вам безрадостную весть, – старая женщина выдержала паузу. А может, ей действительно было сложно говорить это всем. – Одна из наших студенток не сможет вернуться к обучению. К нашему сожалению и ужасу, студентка седьмого курса Гриффиндора Лаванда Браун пропала без вести. Министерство магии делает всё возможное, чтобы её найти. Мне жаль. – Она опять выдержала паузу, а по залу прокатился шумок. Глаза Парвати наполнялись ужасом. – Особенно сочувствую студентам седьмого курса Гриффиндора. Нам всем будет не хватать Лаванды. Надеюсь, она найдётся… живой.

В звенящей тишине Большого зала раздался тихий всхлип и звон бьющегося стекла. Парвати рухнула на стол, заливаясь слезами, и несколько тарелок слетели на каменный пол.

* * *

Урок чар как-то полуавтоматически отменил сам себя. В залитом ярким зимним солнцем классе заклинаний никто и не думал о занятиях. Здесь даже присутствовали не все. Парвати Патил с нервным срывом была отправлена в больничное крыло, а Невилл и Дин пошли её провожать. Профессор Флитвик горестно разговаривал с сидящим на его столе Симусом, а Гарри, Рон и Гермиона устроились в дальнем углу класса. Лица у всех троих были серые и напряжённые.

– Ничтожество, – наконец выдавил Гарри. – Он заплатит и за это! Клянусь! – Парень ясными, сухими глазами посмотрел на холодное зимнее солнце за окном. – У нас появилась достаточно чёткая цель, друзья. Мы должны уничтожить чашу. Приложить все силы и уничтожить её как можно скорее!

Гермиона молчала, наблюдая, как вдали, за окном, силуэт совы медленно приближается к далёкой башне Гриффиндора, скрывается в ней, а потом вновь выпархивает, удаляясь куда-то далеко за верхушки Запретного Леса.

______________________________

1) Автор слёзно извиняется за то, что «переселила» Хоркрукс из Выручай-комнаты. Оправданием ей может служить то, что это писалось до ДС. Но причина, вообще-то, в другом. Ро переборщила. Тёмный Лорд не настолько тупой, чтобы считать, что Выручай-комнату может найти только Великий-И-Могучий-Он-Сам, коль уж там УЖЕ ТОГДА БЫЛА КУЧА ВСЯКОГО ХЛАМА. И бросить свой Хоркрукс в этой куче хлама, без какой-либо магической защиты, он тоже не мог. Согласно ДС, диадема была именно в куче хлама, без всякой защитной магии. И это – слишком перебор, извините. Автор считает доводы Гарри, приведённые в данной главе, действительно существенными, и переносит Хоркрукс в Тайную Комнату. Это логичное, закономерное и достойное место.

Также автор кается в том, что перетасовала Хоркруксы, и поместила в хранилище Лестрейнджев диадему, а в Хогвартс – чашу Пуффендуй. Просто с чашей вина в руках разговор с Амбридж был бы странен, как и с чашей на голове) Надеюсь, эту осознанную вольность автору простят, как и изначальное сюжетополагающее допущение.

Глава IX: Неожиданный подарок от Люциуса Малфоя

Бессовестно наплевав на нумерологию, Гермиона, лишь только попрощавшись с Роном и Гарри, поспешила в спальню девочек седьмого курса Гриффиндора и действительно нашла на постели охраняемый верной Алирой конверт.

«Кадмина, всё-таки я полагаю, нам следует встретиться. Как можно скорее, пока ты не совершила ненужных ошибок.

Л.В.»

Внутри у Гермионы всё похолодело и оборвалось.

– Моя госпожа взволнована? – прошипела Алира.

– Да. Нет… Не знаю! – Молодая ведьма упала на кровать. – Я не успела. Поздно говорить. Чаша у Гарри, а он этого не знает. Я… Не смогла.

Она просто сидела и не понимала, что сказать и что сделать. Чувствовала себя абсолютно опустошённой. Не способной ни на что.

Стук в дверь заставил Гермиону вздрогнуть и очнуться.

– Да? – удивлённо спросила гриффиндорка.

– Простите, Гермиона Грэйнджер зде… Гермиона, тебя срочно просил найти профессор Саузвильт! – сообщила ей раскрасневшаяся и запыхавшаяся третьекурсница Лорри Джонс.

– Зачем? – глупо спросила гриффиндорка и моргнула.

Девочка пожала плечами.

– Иду, – кивнула в ответ Гермиона.

«Вот, вернулся. А ведь на завтраке не был… Но что случилось? Неужели он хочет устроить мне встречу с Papá? Договоримся идти в лес ночью? Так сразу… Как я скажу ему?.. Что теперь делать?.. И вообще».

Гермиона остановилась и замерла. Вот так вот взять и пойти к Генри? А как же предрождественский поцелуй? Забыть о нём? Взять и забыть?

Сейчас есть куда более важные вещи!

…Генри стоял около своего кабинета опершись спиной на закрытую дверь, и вылетевшая из-за угла Гермиона застыла, поперхнувшись воздухом, что вызвало приступ небывалого веселья молодого профессора.

– С прошедшими праздниками, Кадмина!

– Почему ты… здесь? – вместо приветствия выпалила она.

– Жду тебя.

– Что-то случилось?

– Вероятно да, раз… В общем, мне очень хотелось бы с тобой поговорить. Но позже. Что у тебя сейчас за занятия?

– Нумерология. Но я её уже сама прогуляла.

– А потом?

– Да что случилось?! Ничего важного сегодня, я всё могу пропустить, тем более после объявления о пропаже Лаванды творится такая суматоха…

– Да, об этом мы ещё поговорим, – нахмурился он.

Гермиона покраснела и потупилась.

– Но позже. А сейчас, изволь, – Генри оторвался от двери в кабинет и открыл её, приглашая Гермиону зайти.

– А о чём мы будем говорить сейчас? – проходя внутрь, уточнила гриффиндорка. – Я должна спросить у тебя кое-что важ…

Она застыла на полуслове и, медленно прикрыв глаза, распахнула их вновь. Комната стала уходить из-под ног, и, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за угол секретера. В кресле около небольшого столика сидел Тёмный Лорд собственной персоной. Генри остался за дверью и с легким стуком её затворил.

– Кадмина, ты меня пугаешь, – склонив голову, заметил Волдеморт, когда ведьма пришла в себя и опустилась на диван рядом. – Как ты себя чувствуешь? Я имею в виду физически?

– Что? Что ты здесь делаешь?!

– Твой последний поступок, красочно описанный Люциусом, очень взволновал меня…

– И не зря! – горячо перебила Гермиона. – Потому что уже…

– Девочка моя, не перебивай папу, он к этому ох как не привык, – каким-то зловещим голосом прервал её Тёмный Лорд.

Гермиона поперхнулась и умолкла.

– Вот так, – кивнул Волдеморт. – Разумеется не зря, Кадмина. И вовсе не потому, что твой юный друг весьма метко вычислил месторасположение Хоркрукса и даже, судя по твоему состоянию, ловко это расположение сменил: меня взволновало совсем не это. Я крайне обеспокоен твоей реакцией. Кадмина, ты несёшься среди ночи через Запретный Лес, выбиваясь из сил, сбиваешься при трансгрессии, с трудом разговариваешь после всего этого – и ради чего? И это после того, как я велел весьма чётко – следовать за Поттером и помогать ему так, как ты бы это делала ещё полгода назад.

– Но…

– И даже забывая о тебе – чего я пока делать не собираюсь – своим поведением ты и мне могла бы принести куда больше вреда, нежели пользы.

– Но я думала…

– Это всё понятно.

– П-прости, – полушёпотом, дрожащим голосом выдавила совершенно раздавленная ведьма.

– «…те».

– Что?

– Ты бы ещё сказала «простите», – устало заметил Волдеморт.

– А нужно было?

– Да вот не знаю! Что с тобой, Кадмина, ты сама на себя не похожа? Не заметил в своих действиях или словах ничего, что могло бы действительно вызвать подобную реакцию. Тем более у тебя. Ты же дрожишь!

– Я... я хотела… как лучше…

– Прости великодушно, но поощрять ненужное и глупое геройство – путь, выбранный Дамблдором для воспитания Гарри Поттера. Рискну на него не вставать. Поттер нашёл чашу? – без перехода спросил Волдеморт.

– Д-да.

– Но он не знает, что с ней делать.

– Да.

– А ты? – хладнокровно продолжал он. – Ты знаешь, как можно уничтожить Хоркрукс, Кадмина?

– Нет, – честно призналась юная гриффиндорка.

– Ну вот и попробуешь узнать. Своими обычными методами.

– Но…

– Кадмина, ты сегодня меня утомляешь. Давай пока считать инцидент исчерпанным.

– Я сильно пошатнулась в твоих глазах? – после паузы опасливо спросила молодая ведьма.

– Не смертельно.

– Можно вопрос?

– Но всё ещё просто изменить! Да, вопрос можно!

– Как ты сюда попал? – прищурившись, поинтересовалась Гермиона.

Тёмный Лорд усмехнулся.

– Какая любознательная девочка. Есть способы. Есть тайные ходы.

– И, надо полагать, воспользовавшись ими же, ты и спрятал когда-то чашу в Тайной Комнате?

– Надо полагать, – Тёмный Лорд, в порыве речи вставший с кресла, опустился в него вновь. – Я посчитал – и, следует отметить, весьма верно, – что если охраной одного из осколков моей души будет сам Дамблдор – это, по меньшей мере, выйдет красиво. И весьма надёжно. Как-никак он был великим волшебником… Ещё какие-нибудь вопросы, Кадмина?

– Да как бы… нет. Разве что…

– Да?

– Джинни, – внезапно вспомнила Гермиона. – Это было…

– Неожиданно?

– Так ты знал?!

– Девочка моя, тебе надо больше отдыхать. Ты меня всё время пугаешь.

– Нет, я имею в виду… Знал, но… И всё равно… В общем...

Гермиона обречённо замолчала.

– Джиневру Уизли посоветовала мне Анжелика. Её и ещё нескольких студентов. Нет, я не скажу, кого. Ещё не хватало вам начать ходить группой… Каким образом ты вычислила мисс Уизли? Неужто нарушаешь все писаные и неписаные законы и лазишь в головы ко всем, кто не имеет возможности защититься? – усмехнулся Волдеморт. – Ай-ай-ай! На моей памяти в Хогвартсе только Альбус Дамблдор забавлялся подобным беспределом, ну, и ещё Северус иногда. Но мои люди не в счёт.

– А я – не твои люди? – хмыкнула Гермиона. – Впрочем, Джинни сказала мне сама. И на правах дочери требую её за это не наказывать! – живо добавила юная гриффиндорка. – Даже не прошу, а именно требую! Об этом знаю только я, и больше она никому-никому не проболтается! У неё была истерика, её можно понять. И теперь уже всё под контролем!

– Успокойся. Этого следовало ожидать.

– Ты знал, что она сорвётся?! – растерялась Гермиона.

– Это было более чем вероятно.

– Но зачем же тогда…

– Я знал её историю, Кадмина, то, что она, будучи девочкой, встретилась с одной из воплотившихся частиц моей души. Анжелике тоже было это известно. Она сообщила мне, что молодая девушка пребывает сейчас в опасном настроении: обиженная без вины, она скопила в себе очень много горечи и досады. Её любовь к герою магического мира готова превратиться в ненависть… Я решил, что такая сторонница, как мисс Уизли, мне не помешает: она сильная ведьма, наследница древнего чистокровного рода, и она может стать более чем преданной Пожирательницей Смерти. Если всё сделать правильно. Анжелика полгода работала с ней, это был кропотливый труд. И он увенчался успехом – мисс Уизли решилась стать в ряды моих подданных. Пока – лишь чтобы отомстить. Она ещё не готова быть Пожирательницей Смерти, сейчас это блажь, глупость, на которую девочка отважилась от отчаяния. И разрешиться это может лишь двумя путями – либо у Джиневры хватит выдержки и терпения подождать со своей местью, на что я всё же рассчитываю, либо она сорвётся при первой же встрече с Поттером. Я рассудил, что можно рискнуть.

– Но ведь она выдала бы Вэйс!

– Нет, Кадмина. Если Джиневра сорвётся и воплотит свою месть в реальность, она не начнёт с разоблачения Анжелики. Джиневра питает к ней самые тёплые чувства, она благодарна Анжелике за спасение своего рассудка. Если меня мисс Уизли боится, даже ненавидит, хоть и обманывает себя, то с Анжеликой всё обстоит иначе. Она может разоблачить себя перед Гарри Поттером – с жестоким удовлетворением своей местью. А дальше – либо от растерянности ей позволят скрыться, либо, что более вероятно, заключат под замок на время, которое необходимо, чтобы сориентироваться в ситуации.

– Но за это время она бы отошла, приехали бы родные, члены Ордена, друзья – и Джинни покаялась бы, повинилась, а там и выдала бы Вэйс, пусть не сразу, – упрямо заявила Гермиона. – Ты не видел, с каким ужасом она отреагировала на мою историю! Очевидно же: Джинни решилась на всё это только ради возможности наказать Гарри, она вовсе не жаждет служить тебе. Раскается при первой возможности, захочет всё исправить!

– В случае её разоблачения, пока все будут приходить в себя, Анжелика постарается помочь мисс Уизли сбежать. А уж коль не выйдет… – Волдеморт развёл руками.

– Что? – глупо спросила Гермиона.

– Ты права, совсем немногое нужно, чтобы сейчас Джиневра Уизли раскаялась в своем поступке. А этого допустить нельзя. Магическому миру известно много загадочных несчастий…

Гермиона вздрогнула и опустила глаза в пол.

– Это было бы досадно. Я надеюсь, что так не произойдет. Полагаю, теперь и ты поспособствуешь этому.

– Я… Да, конечно… я сделаю всё, что смогу.

– Вот и отлично, – кивнул Волдеморт. – Да, и, Кадмина… Ты забыла в поместье своего кота, как бишь его?

– Я не забыла, я оставила, – рассеянно кивнула Гермиона, которая ещё не совсем пришла в себя от услышанного. – Глотик очень умный. Слишком умный. А с Генри мы проходили кое-что об интеллектуальных животных. В общем, это может быть опасно.

– Излишняя осторожность становится твоим пристрастием. Не забывай, что всё хорошо в меру…

* * *

– Всё в порядке?

Вот уже полчаса Гермиона оставалась в одиночестве в кабинете Генри, ожидая, пока тот проведёт Волдеморта к им одним известному потайному ходу. Теперь молодой профессор возвратился назад.

– Я… Да, пожалуй, в порядке, – ответила на его вопрос гриффиндорка.

– Как провела Рождество?

Гермиона глупо покраснела и неопределённо повела плечами.

– Накануне ты устроила себе неплохое развлечение.

– Только не нужно меня отчитывать! Борец за добро и справедливость выискался… Она сама нарывалась! – мигом окрысилась Гермиона, чьи угрызения совести совершенно затупил серебряный кулон.

– Да в том-то и проблема, Кадмина. Ты получила силу, бóльшую, чем привыкла иметь, и бросилась с выпущенными когтями на своих прямых врагов. Я не отрицаю, что в этом сильно виноват сам. Но я никогда не подумал бы, что эффект может оказаться столь… необратимым.

– Брось, ты-то тут причём?

– А кто напоил тебя хмельной Энергией и пустил в чисто поле?

– Забудь.

– Нет уж, изволь. Жажду исправить ошибки. Отныне мы львиную долю времени на наших занятиях будем уделять самоконтролю.

– Генри…

– Так, в «план урока» прошу носик не совать.

– Я не припадочная! И не неуравновешенная!

– Моя, как выяснилось, вдвойне коллега, Анжелика Вэйс, о тебе отзывалась немного иначе. И очень просила принять меры.

– А она не слишком ли многое себе позволяет? – подняла бровь Гермиона.

– Она заботится о тебе. А не тупо выполняет порученную ей работу, как, в принципе, могла бы. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

* * *

Жизнь покатилась своим привычно-необычным ходом. Обилие уроков, частые угрозы от преподавателей, в которых всегда фигурировало слово «ЖАБА»; Гарри, беспрестанно говорящий о Хоркруксах; пятничные занятия с Генри, посвящённые, в основном, самоконтролю; вечерние разговоры с Алирой. Только Рон стал посмирнее и даже перестал подкатывать в качестве парня, оставаясь другом – это было либо великое просветление рассудка, либо какой-то хитрый план, чего Гермиона втайне опасалась.

Парвати Патил стала тихой и сдержанной, даже какой-то скучной. Внезапно оказалось, что кроме верной, но пропавшей Лаванды, у неё и не было, по большому счёту, никаких друзей. Временами Гермионе даже становилось её жаль, но сближаться с однокурсницей она всё же не намеревалась.

Зато отношения с Джинни стали очень тёплыми. Она как-то незаметно в течение нескольких недель заняла пустующую нишу настоящей лучшей подруги, которой всё-таки Гермионе очень недоставало. И с ней наследница Тёмного Лорда могла быть откровенной. Как и сама Джинни, которая, в свою очередь, других конфидентов в стенах школы, кроме профессора трансфигурации, не имела.

С Анжеликой Вэйс Гермиона встречалась только на занятиях, где в их отношениях не было заметно никаких перемен. Гриффиндорка даже не была уверена в том, что они существуют. Наверное, «завербованная» ранее Гермиона не представляла для молодой Пожирательницы Смерти никакого профессионального интереса…

Гарри Поттер, после нескольких дней сомнений и терзаний, принял решение передать чашу Пуффендуй в Орден Феникса. К сожалению Гермионы, мысль была весьма разумной. Взрослые и опытные волшебники могли как более надёжно, чем домовые эльфы Хогвартса, охранять Хоркрукс, так и искать действенные пути к его уничтожению. Почему-то Гарри этим вопросом сильно не увлёкся – наверное, он считал избавление от Хоркруксов работой грязной и перепоручал её всем, кому не лень – в частности, Ордену Феникса и Гермионе. Они же с Роном остались «мозговым центром» и теперь искали пути к новым осколкам души Волдеморта. Гермионе доставляло какое-то мстительное удовольствие, слушая их рассуждения и гипотезы, теребить на шее небольшой кулон – диадему Кандиды Когтевран.

В расписании семикурсников появился новый обязательный предмет – полугодичный курс окклюменции, которую вёл посещающий замок раз в неделю высоченный и очень худой мистер Клодерик Уэллервайс. Он рассказал выпускающимся в большой мир волшебникам обо всех премудростях, связанных с проникновением в сознание, поведал о законах, запретах и табу в этой сфере, предупредил об опасности, исходящей от людей, владеющих легилименцией. А после всего этого будущие выпускники приступили к тренировкам по защите своих мыслей и памяти от постороннего проникновения.

Гриффиндорцы справлялись с переменным успехом. Гарри так и не проявил себя в данной сфере, как, впрочем, и Рон. Грандиозные успехи Гермионы никого не удивили – она всегда и всё делала лучше других.

Преуспели в окклюменции Парвати Патил и Симус Финиган. Последнего, как выяснилось, ещё дома хорошо поднатаскал дедушка, а Парвати всегда неплохо давалась магия в сфере психики.

Невиллу и Дину сложная наука поддавалась с куда меньшей лёгкостью, и они пошли к мистеру Уэллервайсу на послеобеденные дополнительные уроки в четверг после основных занятий утром. Гарри и Рон тоже туда пошли, но бросили через две недели. Гарри объявил, что тратит слишком много времени «на ерунду», чего позволить себе не имеет права. Рон же решил не ходить туда ещё раньше, чем Гарри, и только искал благовидный предлог.

Гермиона попыталась вразумить своих приятелей, но они только махали на неё руками, справедливо полагая, что достигнуть того уровня, который позволит им побороть, при необходимости, искусство легилименции Тёмного Лорда, всё равно не получится, «а если так – то к чему?»

Курс истории магии завершился, и профессор Бинс преподавал теперь современное магическое законодательство – но в абсолютно той же манере, из-за чего некоторые студенты обнаружили изменение предмета только летом, когда нашли в расписании экзаменов две ЖАБА у Бинса вместо одной.

Гермиона и без призрачного профессора разбиралась в магическом законодательстве и сильно сожалела о том, что закончилась увлекательная и всегда интересная для неё история магии. Впрочем, последнее время она стала бессовестно халтурить на этом предмете, и это её, временами, даже немного пугало.

И всё было бы хорошо в жизни молодой гриффиндорки, если бы не постоянное недомогание и вскоре с ужасом осознанная его причина, которая по своим масштабам встала на первое и самое почётное место в списке Огромных Проблем.

* * *

– Джинни, мне нужно с тобой очень серьёзно поговорить.

Они сидели в спальне Гермионы, куда последняя сама зазвала подругу, но теперь стоически партизанила на кровати.

– Я слушаю! – не выдержала через пару минут младшая Уизли. – Что?

– Это… ну, в общем, очень личное.

– Ты что, влюбилась? – кокетливо поинтересовалась Джинни.

– Да не то, чтобы… Не в этом суть. Не перебивай! У меня действительно большие неприятности. И мне нужна помощь.

– Ты меня пугаешь.

– Я и сама не на шутку испугана! Джинни… Я… в общем, я… не совсем всё рассказала тебе о своём пребывании в поместье Малфоев.

Джинни всё ещё с забавным недоверием относилась к подобным речам. Нет, она, безусловно, поверила. Но всё равно… Всё равно не до конца осознала всё то, что произошло с Гермионой и с ней самой. Но тем не менее сейчас Джиневра Уизли слушала свою подругу внимательно.

– Понимаешь… Я же познакомилась там со… со многими людьми, – закусила губу Гермиона. – Заново познакомилась с теми, кого уже знала.

– Ты что, влюбилась в Драко Малфоя? – хихикнула Джинни.

– Издеваешься?! – передёрнуло Гермиону. – Нет… Но почти. Немного хуже.

– Ты пугаешь меня, – резко прекратила веселиться младшая Уизли.

– Я… – продолжала Гермиона, – если хочешь: влюбилась… в… в…

– Да говори же ты!

– В Люциуса Малфоя, – прошептала наследница Тёмного Лорда. – Но это всё не важно. Не было важно. Джинни… Я, кажется, жду ребёнка.

* * *

– Он же женатый мужчина!

– Джинни!

– Ну ладно, я понимаю, но ты!

– Что «я»?! – внезапно рассердилась несчастная. – Ты знаешь, какой он обаятельный? А когда он…

– Гермиона!!! Об этом кто-нибудь знает?

– О том, что я беременна, нет. А о том, что… О моём романе с Люциусом знают все, разве что в газетах не написали.

– Подожди, Тёмный Лорд знает?..

– Да.

– А Нарцисса Малфой?!

– Тоже, – угрюмо сказала Гермиона. – Слушай, праведница, постарайся засунуть свои глаза на место, а то выпадут – будешь как Грюм!

– Но это же… И что теперь делать?

– А вот это была моя реплика. Мне нужен совет.

– От меня?!

– А от кого?! Может, прикажешь пойти к мадам Помфри?

– А ты… эм… на каком месяце? Ты хоть школу успеешь закончить перед?..

– Попридержи гиппогрифов! – вскинулась Гермиона. – Никто не собирается рожать ребёнка. Тем более от Люциуса.

– Но как…

– Слушай, подруга, ты меня убиваешь.

– Нет, это ты меня убиваешь! Наповал.

– Угу, скажи ещё: как можно лишить жизни ни в чём не повинное дитя?!

– Скажу, – рассердилась Джинни. – Скажу: как? Как ты собираешься с моей, безусловно, профессиональной и квалифицированной помощью от него избавляться? Нашла специалиста…

– Веди меня к мадам Помфри! – Гермиона покорно протянула вперёд руки, будто предлагая собеседнице надеть на них кандалы.

– А ты не думала обеспокоить этой проблемой новоиспечённого папочку? – не смутилась та.

– Никогда в жизни! Ещё идеи?

– Ну, я могла бы поговорить с Ликой…

– Нет! От твоей Вэйс вообще одни проблемы. Она меня и так недолюбливает. Наговорила всяких гадостей Генри, так он меня теперь тренирует от неврастении с завидным упорством!

Джинни умолкла и уставилась в окно. Новость об истинной причине пропажи Лаванды Браун она восприняла, вероятно, хуже всех, посвящённых в суть дела. И говорить об этом категорически отказывалась.

– Ну, тогда тебе остаётся только одно, – после паузы сообщила юная Пожирательница Смерти, наконец озабоченно посмотрев на Гермиону. – Ступай к профессору Саузвильту и проси помочь. Больше ничего тебе посоветовать не могу.

* * *

«Легко говорить! – сердито думала Гермиона, самым медленным своим шагом спускаясь в подземелья. – Как я должна сказать такое Генри? Генри».

Страшно даже подумать, чему после этого он начнет её учить…

– Что-то случилось?

Молодой профессор к счастью или ужасу Гермионы нашёлся в кабинете, хотя они и не договаривались о встрече. Теперь он смотрел на неё обеспокоенным взглядом.

– Кадмина?

– Определенно да. Мне нужна твоя помощь.

– Я слушаю.

– Угу.

Гермиона прошла по комнате к заделанному кирпичом окну и оперлась на подоконник, прислонив голову к холодному камню.

– Что случилось?

– Случилось… Оставим прелюдию, – внезапно решилась она. – Я жду ребёнка.

* * *

– Что?!

– Ну, дорогой, держи себя в лапках! – неожиданно развеселилась молодая ведьма. – Что ты так волнуешься?

– Как это могло произойти?! – перебил её волшебник.

– Ты правда хочешь, чтобы я объяснила, откуда…

– Кадмина!

Ведьма вздрогнула и отступила на шаг.

– Спокойно. Ты меня пугаешь.

– Тебя кто-то…

– Нет, что ты, – замотала головой Гермиона. – Всё было весьма добровольно. Генри… я… я не хотела бы обсуждать с тобой детали. Ты можешь мне помочь?

– В чём? – ледяным тоном спросил он.

– Ты ведь не думаешь, что я собралась становиться матерью?

– Кто знает об этом? – после короткой паузы спросил её профессор.

– Никто… Джинни Уизли. А так – никто. И, прошу тебя, никто и не должен об этом узнать.

– А… Отец знает?

– Мой?

– Твой, я так понимаю, не знает. Отец ребёнка.

– Нет.

– Кто он?

– Генри. Ты можешь мне помочь? Просто помочь?

* * *

В тёмных коридорах Хогвартса всё-таки очень страшно. Особенно если ты гуляешь по ним в одиночестве. Особенно если у твоей прогулки есть конкретная цель. И особенно если это такая цель.

«Ты сможешь прийти ко мне ночью в пятницу, так, чтобы никто об этом не знал и чтобы с утра тебя не хватились: будто ты просто рано отлучилась куда-то? Это возможно?»

Это было возможно. Возможно, только…

Просто выпить какую-то бурду. И ничего не будет. Не будет проблем… Вот только почему тогда, много-много лет назад, величайший ведомый ей зельевар, пусть и ещё очень юный, просто не дал её тёте «какую-то бурду», чтобы избавиться от нежелательного ребёнка?..

Идею убивать уже рождённого младенца Гермиона отмела сразу. И даже не из-за ужасного опыта Нарциссы. Просто она была ещё совсем не готова к подобному. Мысль о том, что это будет расти в ней, вызывала панику.

И – о, как теперь она понимала свою тётушку! К обречённому существу, угнездившемуся внутри, Гермиона не испытывала ничего, даже отдалённо напоминающего жалость. Только тошнотворное отвращение и страх. Зачем оно завелось у неё внутри? Чужое, инородное, тянущее из неё жизненные соки и заставляющее бояться, дрожать; грозящее испортить её жизнь, если вовремя не вытравить его...

От осознания того, что внутри находится подобное: живое и бездушное, чужеродное, склизкое… Что оно развивается и растёт с каждым днём, растёт прямо в ней – от этих мыслей бросало в холодный пот, и к горлу неизменно подступала тошнота, а на глаза наворачивались злые слезы. Зачем эта мерзость случилась с ней?! Как можно было позабыть об этой опасности? И это она – рационалистка и перестраховщица Гермиона Грэйнджер?!

А Люциус?! Почему он не подумал о безопасности, чай не вчера появился на свет?!

Гермиону передёргивало от мыслей о своём любовнике так, будто он наградил её какой-то постыдной болезнью. Всякую страсть убило это брезгливое отвращение, эта мерзкая тварь, засевшая у неё внутри.

Удастся ли избавиться от неё без последствий? Что придётся вынести для этого? Зачем, за что это вообще с ней произошло?!

Гермиона шла по тёмной лестнице в подземелья, в спальню Генри, где им «точно никто не помешает». Шла и чувствовала, как предательски дрожат руки и подкашиваются колени. На неё накатывали то бессильная ярость, то жалость к себе, то тошнотворное отвращение – и тогда хотелось помыться, вытереться от грязи, будто приставшей к ней изнутри. Казалось, это существо следит за ней. О, оно не хочет умирать. Оно хочет и дальше вить гнездо в её животе, питаться ею и через девять месяцев, разрывая плоть, выкарабкаться наружу: всё в крови и слизи, мерзкое, маленькое, орущее…

Гермиона остановилась и бешено замотала головой, обхватывая себя руками. На лбу выступил пот. Хотелось бежать и кричать – прочь от этого кошмара.

Скорее, скорее покончить со всем. Как бы ни было это страшно – поскорее избавиться, поскорее забыть…

…Она остановилась возле массивной двери. Раньше Гермиона здесь никогда не бывала. Как это всё будет происходить? Что ждёт её за этой дверью?

Безликое создание у неё внутри будто смеялось.

Гермиону передёрнуло, и она толкнула створку.

– Привет.

Генри сидел за столом при свете толстой, заплывшей свечи и переливал пурпурную жидкость из пробирки в небольшой флакон с блекло-красноватой жижей. В полумраке комнаты пахло аптекой. И было жарко. Ужасно жарко.

– Ты очень бледная, Кадмина.

– Имею право, – огрызнулась ведьма. – Что… То есть как это будет? – спросила она, отворачиваясь к стене.

– Ты выпьешь зелье и будешь ждать его действия.

– И всё?

– Всё, – хмыкнул профессор, – абсолютно всё.

Больше он ничего не говорил. Через десять минут стакан с мутновато-серой, отдающей красным водой был в её руке. Гермиона смотрела на жидкость и… Не могла даже пошевелиться.

– Решила стать мамой? – не выдержал Генри.

Наследница Тёмного Лорда вздрогнула и мгновенно выпила всё до дна.

Зелье было кисловато-горьким, противным. Генри протянул ей другой стакан, с водой, и она с благодарностью осушила его.

– Мы так и будем всю ночь ждать действия в тиши…

На мгновение показалось, что её вырвет прокля́тым зельем в сей же миг, но этого не случилось. На лбу выступил холодный пот, а полутёмная комната поплыла перед глазами.

– Тебе лучше прилечь. – Генри провёл её к широкой кровати под тяжелым, золотисто-багровым пологом. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Что-то в ней не хотело сдаваться так просто.

– Ч-ч-что это?!

– Зелье. Прости. Я старался свести до минимума подобный эффект.

– Я… сейчас… умру, – делая через слово паузу, выдохнула Гермиона.

– Маловероятно.

Гермиона упала на подушку, вжимаясь в неё лицом. Такого с ней ещё не было никогда. Казалось, внутренности сводит судорогами. Все.

Тварь билась в агонии.

Гермиона сжала в кулак складки покрывала, закусив уголок подушки. Из глаз брызнули слёзы.

– Оставь меня, – прошептала она с трудом. – Оставь, я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.

Гермиона всхлипнула, хотя и старалась сдержаться. Но на это не было никаких сил.

Зачем, за что, почему?..

– Глупенькая моя девочка, – тихо пробормотал Генри, положив руку на её вспотевшую спину. – Потерпи немного, я действительно старался свести на нет всякие неприятные ощущения. Всё будет хорошо.

Гермиона ещё раз всхлипнула, вжимаясь в подушку.

– Ты считаешь меня глупой, ник-к-кчемной. Жалкой. Тебе просто даже противно, наверно, на меня смотреть.

– Кадмина, ну что ты такое говоришь?

– Я совсем-совсем никому не нужна! – Она чувствовала, как зелье разъедает её изнутри. – Никому. Рон сказал, что я никому не нужна. И он прав. О-отец этого ребёнка – просто развлекался со мной. И Рон тоже… Я… Совсем…

– Кадмина, перестань!

– Не-не-могу…. Мне плохо, я умираю, кажется. И это совсем не важно – кто я. Гермиона Грэйнджер или Кадмина Гонт-Блэк. У меня совсем никого нет… Я никому не нужна… А… Мерлин… Сделай что-нибудь, я сейчас сойду с ума!!! Пожалуйста! Прекрати это!!! – она резко села, схватив своего преподавателя за руки. Свеча потухла, и в комнате было абсолютно темно. – Я согласна рожать ребёнка, правда! Прекрати это… Прекрати! Сейчас же, а-а-а-а!!!

Её била истерика. Генри осторожно обнял стонущую ведьму, но она не успокаивалась, снова и снова моля прервать действие зелья. Понимая, как это глупо…

– Тихо. Глупенькая, глупенькая моя. Всё будет хорошо. Уже совсем скоро. И не городи нелепицы, ты всем нужна. Ты слушаешь Рональда Уизли? Право же, Кадмина…

Она заливалась слезами, злилась на себя и ничего не могла поделать. А боль начала потихоньку отступать…

* * *

Сложно было понять, сколько прошло времени с тех пор, как она переступила порог этой комнаты. Царила полная темнота. Она лежала во влажной от пота одежде на подушке, спрятав лицо в ставшее уже подсыхать полотенце. Казалось, будто она прошла сотни миль. Безумная ночь. Бесконечная ночь.

Генри лежал рядом, обнимая её очень крепко – и от этого отступала тупая, ноющая боль в животе. Было очень тихо, только Гермиона иногда слабо всхлипывала, не в силах бороться с собой. Неистово трещала голова.

– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она вдруг, сама даже не успев осознать этого. – За всё, что я устроила здесь. Я… Просто….

– Забудь.

– Генри. Я не хотела, правда. Я глупая. Я совсем не подумала о безопасности, когда… Я не знаю, как буду смотреть тебе в глаза.

Она услышала, как он улыбнулся.

– Довольно об этом.

– Правда. Я наговорила кучу глупостей. И не меньшую кучу совершила. Просто я влюбилась, наверное. А может, и нет. Я не знаю, что на меня нашло.

– Этот человек ведь не знает, кто ты на самом деле?

– Знает, – горько усмехнулась Гермиона и поморщилась. – Я… Это Люциус Малфой.

Глава X: Если капля станет морем…

Руки, державшие её, сомкнулись сильнее и отпустили. Гермиона вжалась лицом в матрац и натянула на голову подушку. Она чувствовала, как Генри сел на кровати.

– Тёмный Лорд знает?

Измученная ведьма запустила одну руку в волосы и подтянула ноги к животу.

– О том, что я жду… ждала ребёнка: нет, – она прижала к лицу запястье. От запаха собственных духов начинало мутить. – Ну, по крайней мере, я… так думаю.

Повисла звенящая тишина. Гермиона слышала только свое дыхание. Неровное, подрагивающее. И чувствовала накатывающую волнами тошноту. Она зажмурилась.

– То есть… о том, что ты переспала с Малфоем, Тёмный Лорд знает?

Гермиона резко открыла глаза.

– А в чём, собственно, дело? – Превозмогая протестующее тело, она села на постели, опираясь руками о смятые подушки. – Такое впечатление, что тебя возмущает не сам поступок, а именно мой выбор!

В царящем мраке она не видела его лица – только смутные очертания силуэта.

– Да, возмущает! – Генри резко встал с постели.

– О Мерлин! – откинулась на подушки Гермиона. – И чем же?

– Гормоны – это я могу понять! Но выбрать…

– Да в чём дело?! – от негодования Гермиона даже позабыла о тошноте и других неприятных ощущениях, оставшихся после действия зелья.

– В чём дело?!

– Да! Mon Père, значит, всё устраивает, а ты безмерно против! Или ты ревнуешь, Отелло?!

– Я богатыми мужиками не увлекаюсь, чтобы их ревновать!

Гермиона открыла рот, но так и не нашла что сказать. Вместо этого она довольно резко вновь села на кровати, отчего растерзанное тело опять пробила острая боль. Ведьма только закусила губу. На глаза навернулись непрошеные слёзы, и она непроизвольно всхлипнула.

– Кадмина, ну что ты! – он опустился рядом с ней на кровать. – Я…

– Ничего, – помотала головой гриффиндорка. – Просто очень больно. – Она спустила ноги на пол и нашарила в темноте свои туфли. – Я пойду в спальню.

Гермиона встала и оперлась на столбик кровати.

– Ты что?! Какая спальня?

– Генри, когда меня не найдут утром в комнате, будет только хуже.

– Давай я… провожу.

– Не нужно, – она накинула мантию. – Дойду.

На выходе Гермиона всё же остановилась и оглянулась. Он всё ещё сидел и не двигался.

– Генри…

– …да?

– Я… Да нет, ничего, – она слабо улыбнулась. – Спасибо тебе. За всё. И за эту ревность тоже.

* * *

К утру боль ушла, и хотя все выходные Гермиона провела в кровати, сославшись на недомогание и гам в гостиной, отвлекающий от подготовки к экзаменам, к понедельнику всё наладилось. Жизнь опять улыбалась и ничем больше не пугала в ближайшей перспективе.

О сцене, которую Генри устроил ей ночью, молодая ведьма почему-то не рассказала ни Джинни, ни даже Алире. Хотя сама долго думала об этом.

Неужели и правда ревнует? Забавно. И тем не менее очевидно. Нет, определенно, это крайне весело!

В течение недели Гермиона очень много думала о своем профессоре. Она всегда симпатизировала ему, с самого их знакомства. И он ей, пожалуй, тоже. Всё же одно дело просто быть верным по приказу, и совсем другое – искреннее расположение. Об этом действительно стоило хорошо поразмыслить…

А вот говорить на данную тему ей совершенно ни с кем не хотелось.

* * *

Тем временем дни шли, не зависимые от внутренних переживаний наследницы Тёмного Лорда. Близились выпускные экзамены и окончание школы, близилась совсем взрослая и теперь весьма застланная туманом жизнь… А ещё Гарри не переставал заниматься тем самым делом, которое было «смыслом его существования».

– Я вот всё думаю: кто из приближённых Волдеморта мог бы знать о Хоркруксах?

Это было днём, в пятницу, за обедом. Гермиона увлечённо жевала отбивную, делая вид, что именно она мешает ей ответить. Гарри продолжал:

– Просто если нет способов вычислить эти места логически, возможно, имеет смысл расспросить того, кто о них знает?

– За вечерним чаепитием? – проглотила очередную порцию пищи Гермиона. – Скажите мне, дорогая Беллатриса, а где давеча Хоркруксы уважаемого милорда вы видели в последний раз?

– Не ёрничай – есть гораздо более действенные методы допросов.

– Тоже мне выискался Мюллер!

– Кто? – поднял брови Рон.

– Ты – не обращай внимания, – снисходительным тоном посоветовала гриффиндорка. – Гарри, ну представь себя допрашивающим Пожирателей Смерти посредством Круциатуса.

– Некоторых – легко! – сквозь зубы выдавил Гарри. – Но я имел в виду Сыворотку Правды. Такой преданный Барти Крауч-младший на моих глазах выболтал всё, о чём у него спросили! И почему её не применяют на допросах официально?.. Чёрт, ведь Дамблдор тогда знал о Хоркруксах – если бы он догадался спросить…

– Сомневаюсь, что Тёмный Лорд за тем же вечерним чаем делится со своими приспешниками местами расположения Хоркруксов, – кисло заметила Гермиона.

– Никогда не говори «Тёмный Лорд»! – внезапно передёрнуло Гарри. – Так его только Пожиратели Смерти называют!

Ведьма поспешила наполнить рот салатом.

* * *

Черёд первых после той-самой-ночи дополнительных занятий с Генри неумолимо пришёл вместе с пятницей. Всю неделю она видела профессора только на уроках, где сильно не поговоришь, да за регулярными приёмами пищи – на и вовсе внушительном расстоянии.

А сколько всего Гермиона передумала за прошедшие пять вечеров…

Дорога к кабинету Генриха Саузвильта показалась необычайно короткой. За минувшие дни Гермиона придумала и отмела такое количество вариантов поведения, что просто запуталась в собственных планах. И, помимо всего прочего, подобные переживания сильно мешали в образовательном процессе. Экзамены приближались с неумолимой быстротой…

Поймав себя на мысли о ЖАБА возле самых дверей, Гермиона пришла в крайне задорное расположение духа.

– Она ещё жива! – заявила ведьма, заходя в кабинет с широкой улыбкой.

– Кто? – как-то нервно уточнил профессор.

– Гермиона Грэйнджер! – продолжила веселиться гриффиндорка. – Она пробивается из-подо льда и из самых неожиданных мест нападает со своими экзаменами!

– Веселишься? Это хорошо. Как самочувствие?

– Готова к великим свершениям! – призналась Гермиона. – Осталось определить маршрут.

Она закрыла за собой дверь, подошла и села на стол, за которым восседал её преподаватель.

– Я смотрю, наброски маршрута уже сделаны?

– Ну, если профессор жаждет свернуть в сторону черномагических познаний с намеченной дорожки…

– А владелец кабриолетика не будет против избранного гаража?

– Кабриолетик – вольная птичка, – холодно заметила Гермиона, перекидывая ногу на ногу, – сам себе хозяин.

– Машинка в коллекции недавно – ещё не привыкла и не всё понимает.

– Ты чистокровный волшебник? – прищурилась Гермиона.

– Заботимся о чистоте крови? Дальновидно... Чистокровный. Но внимательный на маггловедении.

Гермиона молчала, изучая его взглядом.

– Прицениваешься?

– Нам стоит начать наш урок, – заметила ведьма. – Что-то пошло не так.

– Прошу.

* * *

В день Святого Валентина разразилось настоящее светопреставление. Прошедший ураган повыворачивал с корнем целую уйму деревьев на территории школы (позже их, под причитания профессора Спраут, собрал в огромную кучу и сжёг черствый к судьбе растительности Хагрид). Традиционную вылазку в Хогсмид, в связи с не на шутку разгулявшейся стихией, пришлось перенести на последние выходные февраля. Сам же праздник для Гермионы прошёл кошмарно скучно. Казалось, из самых близких к ней людей удовольствие от бала, устроенного в Большом зале из-за ненастья, получила только Джинни Уизли. Несколько раз Рон, правда, предпринимал попытки помириться с дочерью Тёмного Лорда, но они, по понятным причинам, провалились. Гарри же и вовсе даже не спустился в Большой зал, хотя, по правде, имел достаточно широкий выбор согласившихся бы стать его парой.

Гермиона тоже достаточно сознательно оградила себя от этого бала. Она вполне могла бы кого-то подыскать, несколько человек даже сами порывались пригласить её, ведь в последнее время внешний вид молодой гриффиндорки мало кого мог оставить равнодушным, – но ведьма ловко лавировала среди опасных разговоров, так и не оказавшись в щекотливой ситуации поиска поводов для отказа. Чем и осталась довольна.

Во всяком случае, довольна она была сразу, потому что вечер в спальне Гриффиндора прошёл уныло и крайне паршиво.

«Ничего, – думала Гермиона, – ещё несколько месяцев. Всего несколько месяцев. И всё будет по-другому».

* * *

Перенесённая вылазка в Хогсмид не обещала ничего необыкновенного, когда Гермиона и Джинни выходили из замка и шли в сторону деревни. Гарри уехал с МакГонагалл на собрание Ордена Феникса, Рон же предпочёл компанию Симуса и Дина. Хотя честнее будет признаться, что это Гермиона предпочла компанию Джинни. Но Рон признаваться в подобном точно не собирался.

Джинни и Гермиона бродили по заснеженной деревне как-то совершенно бездарно. Они прошлись по магазинам, пополнив запасы необходимых для школы принадлежностей, купили немного сладостей в известной лавочке, побродили по «Зонко» и магазину парадных мантий – но не получили никакого удовольствия.

– Нужно срочно спасать положение, – заявила Джинни, когда они свернули на очередную извилистую улицу. – Я думаю, может…

– Uno momento! – Гермиона вытянула шею и внезапно расплылась в улыбке. – Вирджиния, это будет сильно грубо с моей стороны, если я тебя покину? На… некоторое время?

– Достаточно грубо!

– С меня… эм… домашнее задание.

– Три.

– Договорились.

Гермиона, не отводя взгляда от дверей кафе, в котором скрылась знакомая фигура, помахала Джинни и заспешила к обледеневшему крылечку.

– Это будут самые сложные и длинные задания! – крикнула ей вслед младшая Уизли.

В помещении было тепло и немного дымно. Она огляделась, расстёгивая плащ, и прошла к одному из столиков. За ним с газетой и парой книг сидел только что отложивший меню Генри.

– Не занято?

Он поднял глаза и улыбнулся.

– Разведка работает неплохо. – Профессор встал и учтиво отодвинул для неё стул. – Какими судьбами?

– Ты мне не рад? – надула губки Гермиона.

– Ну что ты. Что будешь заказывать? Я угощаю.

Гермиона склонила голову и проследила взглядом Падму и Парвати Патил, зашедших пару секунд назад и устраивающихся за столиком с Мэнди Броклхерст и Лайзой Турпин.

– Может быть, если ты уже так щедр и мил, пригласишь меня в иное место?

Он повернул голову по направлению её взгляда.

– С удовольствием. Парной трансгрессии учить тебя не нужно?

Гермиона молча протянула ему руку.

– Великолепно. Но для данной прогулки придется скинуть мантии. Я надеюсь, ты не будешь возражать?

– А ты не слишком ли спешишь?!

– Вообще-то я хотел отвести тебя в маггловский ресторан. А что ты, прости за нескромность, подумала?

* * *

Там, куда они вошли через полчаса, было очень уютно и красиво. Небольшой ресторанчик в каком-то городе – в каком именно, она так и не поняла за время, пока из чистенькой подворотни они шли ко входу в «Сизый клевер». Играла не очень громкая музыка, официанты улыбались и кланялись, а столы покрывали белые скатерти с нетронутыми приборами.

К своему тайному стыду, в настоящих ресторанах Гермиона бывала от силы раз пятнадцать. Во время каникул с приёмными родителями, да на один из Новых годов, который ей посчастливилось праздновать дома. Ну и во время летнего отдыха во Франции. Просто в маггловском мире она находилась очень и очень редко, а в Хогсмиде не было знакомых ей заведений, которые можно было бы окрестить красивым словом «ресторан».

Тем не менее ведьма старалась не показывать никакого восторга и всё принимать как должное. Хотя было приятно. Шикарные шумные пиры с золотой посудой в Большом зале – одно, а уютные изящные рестораны – совсем иное.

– Потанцуем? – предложил её профессор, когда официант удалился, приняв заказ.

– С удовольствием.

Медленный танец, царящий, несмотря на дневное время суток, полумрак и очень красивая музыка настроили Гермиону на романтический лад.

Они говорили о какой-то ерунде, которая прошла мимо сознания молодой ведьмы. Она просто бездумно получала удовольствие от общения с Генри. И была счастлива.

…Они танцевали вновь. Медленный, долгий танец. Так близко… Как они начали целоваться? Впоследствии Гермиона не могла вспомнить, кто был инициатором. Всё было как-то естественно и синхронно. И долго… так же долго, как и игравшая медленная мелодия.

Гермиона ещё ни с кем так не целовалась. Она вообще делала это, по большому счёту, совсем не часто. В период, когда недолго встречалась с Виктором Крамом – была ещё совсем ребёнком, с Роном в прошлом году – об этом даже думать не хотелось, а Люциус – это были не поцелуи. Это была игра – секс во время игры выходил естественный, а вот поцелуи, как она поняла только теперь, не получались совсем. Скорее, борьба, борьба за первенство и главенство – даже в этом. А Генри… Тогда, перед Рождеством, опьянённая силой пентаграммы-портала она не почувствовала такого… Этой… Нежности? Может быть. Нежности ей очень не хватало. Не хватало давно, ещё той, забытой, размытой и нечёткой сейчас Гермионе Грэйнджер. А Кадмина Гонт-Блэк почти сразу надела маску. Она чувствовала в ней и в своём новом мире привязанность, откровенность, заботу – но не нежность.

И это новое ощущение вскружило голову сильнее любых черномагических пентаграмм.

Она не хотела отпускать его, хотя песня кончилась, сменилась другой, и затем вновь… Казалось, время погибло. Они как-то плавно вернулись за столик, всё ещё безраздельно владея друг другом. Гермиона просто растворялась в этом новом ощущении.

У Генри очень глубокие, зелёные глаза. Она как будто тонула в них.

– Ты заколдовал меня? – прошептала ведьма почти неслышно.

– Это ты меня околдовала. Стыдно признаваться… И страшно подумать.

– Генри… Кажется я… Люблю тебя.

Слова вырвались сами. Даже не вырвались – вытекли, вылетели, освободились. Он не отвечал, глядя ей в глаза. И улыбаясь.

Конечно, они не выпали из времени в этом уютном маггловском ресторанчике – оно уносилось с быстротой горного потока, тянущего минуты и часы вдаль; пришлось возвращаться в замок. Хогвартс. Школа.

Школа… Такое забавное слово. Такое простое и детское. Как в прошлой жизни.

События в ресторане настроили Гермиону философски. Даже вызвали какую-то ностальгию о прошлом. Таком недавнем прошлом, которое безвозвратно утеряно.

Она думала об этом, поднимаясь по каменным ступенькам сумрачных замковых переходов. Стемнело. Зимой вообще темнело рано, а она к тому же задержалась «в Хогсмиде». От Филча её «спас» Генри, «случайно» встретившийся на ступенях, когда она входила в замок, и угомонивший смотрителя. А что сказать Рону и Гарри? Не важно. Совсем не важно…

– Гермиона! – рассерженный голос выхватил её из плавного вихря мыслей аккурат около поворота в коридор, оканчивающийся портретом Полной Дамы.

Джинни резко встала с постамента одной из статуй, с колен рыжей ведьмы слетел листаемый до того журнал, и не сильно одетая колдунья, украшавшая обложку, недовольно оправила свои волосы.

– Я сейчас тебя убью, честное слово!

– А, Джинни…. Что-то случилось?

– Случится! Сейчас. Сейчас… Гермиона! Я из-за тебя полдня – субботнего дня, обрати внимание, – просидела в углу, шифруясь от окружающих!

– Зачем? – моргнула молодая ведьма.

– Зачем?! Тебя прикрывала! Пришлось плести Рону всякий бред про «Гермиона ждёт там-то», благо, Гарри вернулся, когда я уже «ушла»… Ты задержалась на три часа!!! Садись, – уже спокойнее указала на мраморный постамент у ног статуи подруга. – И рассказывай, что там у тебя было с Саузвильтом.

– Ничего не было! – стушевалась Гермиона. – Так…

– Ах, «так»? – подняла бровь Джинни, картинно махнув рукой. – Смотри, чтобы опять дети не получились!

– Джинни! Ничего такого не было! Мы так… немного… целовались…

– Ба! – Джинни опустилась на чёрный мрамор. – С профессором Саузвильтом? Ты должна мне всё подробно рассказать!

– Вирджиния, тебе что, наглядных картинок не хватает? – Гермиона подняла журнал с кокетливо теребящей бретельки от белья колдуньей. – Не хочу ничего рассказывать!

– Ага.

– «И тут мы скажем “ага”(1)», – вспомнила Гермиона. – Ну что ты на меня так смотришь? Пошли в гостиную.

– Пошли-пошли, – недоверчиво пробормотала Джинни. – Ты у меня теперь точно тремя домашними заданиями не отделаешься…

Но её сладостным планам о повышении собственной успеваемости путём листания журналов не суждено было осуществиться. Потому что в гостиной их поджидал сюрприз. И какой!

– Джинни! Гермиона! – Гарри подскочил к ним, как только портрет Полной Дамы встал на место. – Наконец-то! Гермиона, мы можем поговорить?

– Оригинально, – громко отметила Джинни.

– Прости, это касается Ордена, – потупился мальчик, который выжил.

– Ну, конечно! Какие проблемы? – сарказм в голосе младшей Уизли бил через края. – Пойду, найду свою погремушку и накормлю мишку ужином! – и она застучала каблуками по лестнице в девичьи спальни с такой силой, что оставалось только гадать, как камень не пошёл трещинами.

– Что случилось? – провожая Джинни взглядом, спросила Гермиона недовольным тоном. – Ты нашёл подробный план расположения Хоркруксов, нарисованный Волдемортом в часы меланхолии?

– Не время острить, Гермиона! – счастливо улыбнулся Гарри. – Чаша уничтожена!

_________________________________

1) Цитата из знаменитого произведения Алана Милна «Вини-Пух и все-все-все».

* * *

– Что? Как? – рука инстинктивно метнулась к кулону на шее и сжала его.

– Пошли, я всё тебе расскажу.

Нельзя было не отдать должное Ордену Феникса. Чистая, быстрая и точная работа. Вот вновь – очередная ошибка Дамблдора. Секретность? Зачем?

И какая это ошибка?

Действительно ли опасение за жизнь орденовцев, желание оградить их от таящейся в Хоркруксах опасности; боязнь утечки информации к Волдеморту? Или Тёмный Лорд прав – и Дамблдор виртуозно строил свою шахматную партию, не желая давать кому-либо ещё верховодить фигурами, да и опасаясь приблизить эндшпиль(1)?

Неважно. Суть в том, что сам Дамблдор действовал медленно и с потерями для себя (в итоге – колоссальными). Целая же группа свежих голов – сильных и умных волшебников, справилась с поставленной задачей в кратчайшие сроки. Достойно восхищения.

Это с самого начала было опасно и всего лишь пришло к логическому концу. Раньше ли, позже ли – не так уж важно. Тем более больше ни один Хоркрукс Тёмного Лорда в руки Гарри Поттера не попадёт.

Наверное, Гермиона всё же была ужасной эгоисткой, потому что даже прогремевшая громом среди ясного неба новость не смогла омрачить её поистине прекрасного настроения.

Осознание случившегося пришло утром. И на некоторое время просто парализовало Гермиону в постели. Все силы покинули тело.

Чаша Пуффендуй уничтожена. Медальон Слизерина, Нагайна, кулон на её шее – вот и всё, что осталось на страже жизни её отца. Отца, который даже ещё не знает о том, что в отряде его надёжной охраны пал один воин, находившийся доселе в плену.

Гермиона прибежала к Генри ещё до обеда. Она помчалась в его кабинет сразу, как только нашла в себе силы подняться с постели и принять решение. Теперь она ждала.

Слова написанной наскоро записки беспрестанно крутились в голове гриффиндорки. Каково это – таким образом узнать столь страшную новость? Что теперь будет делать Тёмный Лорд? И что делать ей?

Генри ушёл на несколько часов, и Гермионе пришлось пойти в Большой зал на обед, а потом сделать вид, будто она уходит в библиотеку, и с горой учебников вновь спуститься в подземелья. Чтобы отвлечься от пустых мыслей она даже начала писать сочинение по изучению древних рун для профессора Бабблинг, но у неё ничего толком не выходило.

Наконец Генри возвратился назад.

– Ну что? – живо оторвала взгляд от потерявшей всякую актуальность ещё в прошлом веке книги Гермиона. – Что он сказал? Он что-то написал мне?

– Он задумался, – снимая мокрый от подтаявшего по дороге вниз снега плащ, ответил Генри. – И велел успокоить тебя и попросить не пытаться решать чужие проблемы. Хотя бы во избежание роста оных.

– Он ничего не передал мне? Даже записки?!

– Тёмный Лорд велел передать, чтобы ты оставила думать о том, что написала ему, чтобы вообще о том позабыла. Тёмный Лорд со мной по понятным причинам не так откровенен, как, возможно, с тобой. Но он велел донести, что всё действительно в порядке и что ты не должна больше беспокоиться по этому поводу. Он разберётся сам.

– Всё действительно в порядке? – повторила Гермиона.

– Я не знаю ни того, что Тёмный Лорд на самом деле подумал, ни того, что, возможно, мог бы тебе лично сказать. Но мне велено успокоить и отвлечь тебя. Кадмина, Тёмный Лорд совершенно прав – к чему тебе вообще думать о том, что тебя, судя по всему, не касается?

– Забавный вопрос. А о чём мне думать?

– Забавный ответ, семикурсница-гриффиндорка, заведшая роман со своим преподавателем.

– Ууу, а в эту часть нашего досуга ты mon Père посвящал? – спросила Гермиона, вставая из-за стола.

– Вслух – нет.

– Звучит, как приговор.

– Не думаю, что у меня могут быть тайны от Тёмного Лорда. Даже если мой язык не выдавал их никогда.

– А где же гордость, самоуважение, желание быть личностью и никого не бояться? – Гермиона подошла ближе.

– Всё на месте, не переживай. А не бояться Тёмного Лорда, да ещё и афишировать это перед его дочерью – поведение, достойное лишь очень глупой личности.

Он сидел на подлокотнике мягкого кресла, а она стояла рядом, глядя в его бездонные зелёные глаза.

– Я люблю тебя, – второй раз самовольно вывел её язык, а губы в такт ему расплылись в улыбке.

Гермиона чуть наклонилась вперёд, целуя замёрзшие, влажные губы. Через секунду она сидела у него на руках, а пальцы почти неосознанно расстёгивали пуговицы его рубашки.

– А ты не слишком ли спешишь, ребёнок? – почти шёпотом, с трудом сдерживая себя, спросил Генри, не желая разжимать объятий.

– Я уже не ребёнок. – Гермиона скинула мантию на пол, чуть подталкивая его в глубину креслоа. – И ты это прекрасно знаешь…

Странно, но на этот раз серебряный кулон совсем не давал о себе знать.

__________________________________________________

1) Заключительная стадия шахматной партии.

* * *

– Вот, выпей это.

– Что тут? – Юная гриффиндорка послушно хлебнула солоноватую бесцветную жидкость.

– Альтернативный испытанному тобой ранее способу вариант борьбы с увеличением рождаемости в Великобритании. Действенен, правда, только первые двенадцать часов после поползновений её повысить…

Странный это был вечер. До того хороший, что казался нереальным. Гермиона прислушалась к себе – она чувствовала умиротворение и покой, тепло и что-то ещё, что возникало теперь каждый раз, когда она смотрела на Генри или просто думала о нём. Ведьма не могла подобрать слова для описания этого ощущения. Может быть, трепет… Какое-то волнение… Или не волнение. Она не могла понять. Но было ясно, что с ней происходит что-то новое и… прекрасное.

* * *

Зима закончилась. Даже, может быть, две зимы. И весна, пора любви, заняла не только широкие хогвартские просторы, но и бескрайние поля в сердце Гермионы. То, что происходило с ней, она пока ещё только предчувствовала и не понимала разумом.

Зато перемену природы видели все.

Снег стаял и исчез, обнажив отдохнувшую и с новыми силами готовую делать мир прекраснее землю. Первая слякотная и промозглая неделя марта пролетела быстро, уступив место расцветающей весне. На деревьях назрели почки, пробилась первая зелёная трава, небо поголубело и унеслось куда-то ввысь, раскидывая свою бесконечную синь над просторами школы. Озеро оттаяло, и на его поверхности всё чаще можно было наблюдать дрейфующего где-то в центре Гигантского Кальмара, тянущегося к молодому и пока ещё не уверенному солнцу.

Надвигались экзамены. Но перед последним, летним триместром, веющим прощанием с Хогвартсом, предстояли ещё долгожданные для каждого студента – да и преподавателя – Пасхальные каникулы.

Гермиона тоже ждала их. Ждала и опасалась. И наконец, взвесив все «за» и «против», решилась на очень важный шаг. Очень важную просьбу. Обдуманную много раз и, в конце концов, утверждённую с полной уверенностью в правильности принимаемого решения.

«Mon cher Père!


Я долго думала и поняла, что дядюшке лучше провести эти праздники с сыном. Это будет честно по отношению ко всем. Где он там? Полагаю, и тётя будет рада, когда её муж присоединится к семье в Пасхальные дни. Я уже скоро прибуду, через два дня начинаются каникулы, скучаю по тебе и Maman. Хочу поскорее увидеться.

С нетерпением ожидаю встречи, твоя К.»

Серая школьная сова взмахнула крыльями и улетела вдаль, унося с собой Люциуса Малфоя куда-то далеко за пределы Великобритании… И жизни Гермионы Не-Грэйнджер.

Глава XI: Духи прошлого

апд: часть текста в последний раз сплагиачена у мамы Ро


Каникулы начались, и трое уже не друзей разъехались в разных направлениях. Гермионе было жаль покидать Хогвартс и Генри, жаль расставаться с последним на две долгие недели. И немного страшно признаваться во всём Волдеморту.

Но таить подобное было бы глупо и совершенно бессмысленно. Кроме того, наследницу Тёмного Лорда не оставляло подозрение, что Тому-Чьё-Имя-Боятся-Называть всё давным-давно известно.

Поместье Малфоев встретило её небывалым уютом. И какой-то странной смесью удовлетворения и… одиночества. На доли секунды она вдруг подумала, что спит. Спит в своей постели, в доме мистера и миссис Грэйнджер в пригороде Лондона. Спит, а когда проснётся – всё будет как раньше.

Хотя нет, не будет. Ведь она всё равно не забудет свой сон. И пусть даже не станет дочерью Тёмного Лорда…

– Какие странные мысли блуждают в твоей очаровательной головке, Кадмина Беллатриса. С чего бы?

– Здравствуй, Papá.

* * *

Наверное, они проговорили бы всю ночь. Гермиона очень соскучилась по этому человеку, человеку, которого боится каждый. Человеку, который, казалось, мог понять всё.

Они говорили. О школе. О Хоркруксах. О потерянной чаше. О Роне Уизли с его неумелыми ухаживаниями. О Генри… О Генри ведьма хотела и боялась говорить. Она чувствовала вину… И не могла даже себе объяснить, в чём она заключается.

– А её нет, – тихо сказал Волдеморт. – И ещё, Кадмина... Перестань меня бояться, – тихо и серьёзно произнёс он.

– Я не боюсь.

– Боишься. Боишься, когда делаешь что-то немножко не так, как, по твоему мнению, мне угодно. До ужаса боишься.

– Я…

– Ты должна уметь признаваться самой себе во всём.

– Знаешь, в этом мире такие вещи опасны. Сформулируешь для себя разные признания – а какой-нибудь легилимент возьмёт и посмотрит в твои честные очи…

И они рассмеялись, встретившись взглядами. Волдеморт затих первым.

– Только. Бояться меня. Не надо, – тихо и раздельно окончил он.

* * *

В первую ночь Пасхальных каникул Тёмный Лорд, предупредив об этом Гермиону, – что послужило лишним поводом всё же пойти спать – отбыл куда-то из поместья. Куда – почему-то не сказал. Хотя, честно говоря, ведьма на ответе сильно и не настаивала.

Она очень устала за этот день, но только покинув уютную комнату с камином осознала, как сильно хочет спать. Даже думать сил не осталось.

Так и не разобрав вещи, она поднялась в свою спальню, переоделась, выпила стакан тёплого молока, принесённый заботливой Джуней, и улеглась в постель. Живоглот всё ещё не простил ей двойного предательства: сначала этого её превращения в любящую дочурку Тёмного Лорда, а потом и того, что оставила своего криволапого питомца в поместье, предпочтя ему общество неприятного Живоглоту пресмыкающегося.

Старая эльфиха рассказала, что кот повадился охотиться в саду на павлинов, и пришлось запирать его в доме, что окончательно «рассорило» Глотика с самой Джуней, к которой сначала он питал нечто, похожее на симпатию.

Гермиона слушала, проваливаясь в сон: усталость брала своё, и очень скоро молодая ведьма унеслась в далёкое царство Морфея…

* * *

– Убийца… Предательница… Дрянь…

Гермиона проснулась от неясного шепота. В комнате было темно. Очень темно. Даже как-то слишком темно. Она села в кровати. Огляделась. Усмехнулась и вновь упала на подушку.

– Убийца!

От неожиданности выкрикнутого из пустоты слова Гермиона подскочила в постели и широко распахнула глаза, вглядываясь в темноту. Секунду она сидела неподвижно, а потом судорожно начала искать на прикроватном столике свою волшебную палочку.

– Лживая предательница, – прошептал кто-то прямо в её ухо. – Демоны ада ничего не прощают!

– Кто здесь?! – истерически выкрикнула Гермиона, подпрыгивая и вскрикивая вновь – её плечи и голову будто окатили ледяной водой, а перед глазами на секунду повис густой туман.

Перепуганная колдунья нащупала палочку и, соскочив с кровати, прижалась к стене.

– Люмос!

– Страшно, предательница? – проговорил бестелесный голос у самого её уха.

Гермиона отпрянула от опоры и лихорадочно огляделась. Дрожащий свет палочки выхватывал куски комнаты из мрака, делая её по-настоящему пугающей.

– П-п-помогите, – прошептала Гермиона и ринулась прямо к двери.

– Стой, грязнокровка! – раздалось за её спиной.

– Я не грязнокровка! – выкрикнула ведьма, ныряя в неосвещённый коридор и запоздало вспоминая об отъезде Тёмного Лорда. – Maman! – с тенью надежды всё же крикнула она. Замок молчал. – Джуня! Проклятье…

– Их нет. Никого нет. Ты здесь одна, одна-одна-одна…

– Кто ты?!

– Не помнишь? Душегубка! Смерть, смешанная с тысячью?! Быстро учишься, верный друг Гарри Поттера. Быстро учишься предавать!

В этом голосе было что-то знакомое.

Гермиона выбежала на тёмную лестницу, бросилась вниз по ступенькам.

И тут из-под пола вынырнули две полупрозрачные, дымчато-синие человеческие руки. Нет, Гермиона не споткнулась о них – руки были призрачными, и это было невозможно – но, увидев их, она попыталась увернуться и, поскользнувшись, упала, съехав вниз по ступеням. К счастью, она была не столь высоко, чтобы разбиться. Но ушиблась сильно.

– Тварь. Мразь. Убийца! Ты!

Прямо в лицо севшей у подножия лестницы Гермионы кинулось, обдавая могильным холодом, дымное, сизо-белое, расплывчатое подобие маски. Растаяло. И тут же из стены, протягивая вперёд руки, выплыл призрак старика. И готовая лишиться чувств от ужаса Гермиона распахнула глаза уже от изумления.

– Ты?!! – с негодованием выпалила она, потирая ушибленную ногу.

– Немезида доберётся до тебя, мразь! – с отвращением сказал призрак Наземникуса Флетчера. – Но я уже помог ей. Долго ждал я твоего приезда, прячась в этом мрачном доме! А ты всё не оставалась одна…

– О… О… Офигеть, – не нашла других слов Гермиона. – В такие минуты, несчастный, я начинаю даже уважать тебя! – Она встала и поморщилась, хватаясь за перила. – Ловко. Что ж не отправился дальше?

– Не твоё дело! – злобно выплюнул призрак. – Как ты опустилась до такого?

– Знаешь, – зловеще улыбнувшись в темноте, ответила Гермиона, – мне кажется, я не опустилась, а поднялась. Послушай, старик, если ещё раз вздумаешь пугать или даже просто будить меня – я найду способ сделать твою смерть адом.

– Ни капли раскаяния.

– Скажи спасибо, что я не сообщу об этом mon Pére.

– Что, стыдно? Испугалась жалкого призрака? А Он всё равно узнает, – расхохотался Наземникус безумным смехом сумасшедшего.

Гермиона промолчала. Узнает. Без сомнения.

– Самый страшный грех – это предательство.

– На роль совести ты не подойдёшь, – сообщила ему Гермиона, поднимаясь по лестнице. – У меня и своя есть. Покрасноречивее твоей будет. И ничего. Заткнулась.

– Ещё не прикончила Гарри Поттера, Гермиона Грэйнджер? Или, может, Гермиона Риддл?

– Что-то после смерти ты стал чересчур смелым. Думаешь, на тебя не найдётся управы?

– Ненавижу, – вдруг сказал Наземникус и растворился в стене.

– Сумасшедший дом, – вывела Гермиона, прислоняясь к перилам. Жутко болела нога, и ведьма опустилась на пол, направляя на ушиб волшебную палочку. Стало лучше. Ну даёт, старый мерзавец!

* * *

– Бурная ночка, – ухмыльнулся Тёмный Лорд, отворачиваясь к камину.

Гермиона покраснела.

– Между прочим… Можно и не копаться в моей голове! – прошипела она зло.

Маг у камина рассмеялся.

– Потрясающе. Просто потрясающе. Странно слышать, когда мне перечат.

– О, не взыщите, Мой Лорд, – картинно поклонилась Гермиона.

– Прекрати.

– Прости, – Гермиона опустилась в кресло. – Просто неприятно… чувствовать себя дурой.

– Умение проигрывать – один из самых сложно дающихся навыков. Чуть сложнее, чем умение смеяться над собой. Второму я так и не научился.

– Тёмный Лорд умеет проигрывать?

– Сражения, но не войны. Тёмный Лорд умеет проигрывать, Кадмина. Только он не умеет прощать.

Почему-то от этих слов у Гермионы мурашки прошлись по телу.

* * *

Эти каникулы пролетели очень быстро. И, по сравнению с предыдущими, совсем несодержательно. В поместье жили сейчас только Волдеморт, Беллатриса, старушка Джуня и Северус Снейп. С последним они возобновили прерванную практику.

Тёмный Лорд очень много внимания уделил вопросу о Гарри Поттере. Снова и снова он убеждал Гермиону в том, что она не должна волноваться, самовольничать, что, если Гарри приходит в голову какая-то идея – то, пусть даже она кажется Гермионе ужасно опасной – не следует выбиваться из сил, спеша доложить о ней, не следует мешать Поттеру, не следует его останавливать.

– Исходя из того, что мне известно – если ты и дальше будешь столь настойчиво отговаривать мистера Поттера от всех его грандиозных намерений, то даже такой человек как он заподозрит неладное, – убеждал Тёмный Лорд. – Воистину, Кадмина – если я перед тобой более открыт, чем перед другими, сильнее, вероятно, напоминаю простого смертного – не умаляй моих возможностей. Гарри Поттер не способен сейчас причинить мне никакого вреда. Если он станет для меня опасен – я сам улажу этот вопрос. Кадмина… При всем уважении. Даже если ты и он встанете предо мной с волшебными палочками, а у меня палочки не будет – и вы оба – оба! – приложите все усилия для того, чтобы лишить меня жизни, – сейчас вы ничего не смогли бы мне сделать. Даже если больше не осталось бы Хоркруксов. Поверь мне. Не думай, что я преувеличиваю свои возможности.

– Но тот Хэллоуин, а потом все те годы, когда вы с Гарри сталкивались лицом к лицу…

– Мы ещё не сталкивались лицом к лицу, Кадмина, – прервал её Тёмный Лорд. – Я сталкивался с младенцем. Признаю свою ошибку – она никогда больше не повторится. Просто я не оценил, что тогда, направляя палочку на ребёнка, я противостою на самом деле его матери. Женщины семьи… Впрочем, ещё не время. Скажу только, что я недооценил противника. В первый и в последний раз в своей жизни – слишком уж долго пришлось переживать последствия той ошибки.

– Но каждый раз потом было что-то. Не важно что.

– Кадмина, давай ты оставишь этот вопрос мне. Или ты хочешь, чтобы я убил Гарри Поттера? – вдруг спросил он. – Ты – хочешь? Ты хочешь меня об этом попросить?

От такого прямого вопроса Гермиона замялась. Что бы она сейчас не думала о Гарри, но дать распоряжение о его убийстве, после стольких лет…

– Распоряжение? – с усмешкой повторил её мысль Тёмный Лорд. Гермиона вздрогнула. – Прости, милая, но, боюсь, давать мне распоряжения – это уж…

– Я не то…

– Не важно, что ты имела в виду. Прости, но даже если бы ты попросила, – он сделал ударение на этом слове, – я вынужден был бы тебе отказать. Гарри Поттер для магического мира сейчас – иллюзия некой безопасности. Мне пришлось поспособствовать смерти Дамблдора – и это уже очень сильно настроило общество против меня. Если, конечно, можно было настроить его больше, чем оно уже было настроено. Всколыхнуло – вот более правильное слово. Смерть Дамблдора сорвала коросту со старых, и так изуродовавших это общество ран. Если сейчас я убью Гарри Поттера – мне придётся подождать ещё лет десять – если не больше – до того, как я смогу попытаться осуществить свои планы. Ведь ты читала книгу, которую я подарил тебе к Рождеству?

– Да.

– Ну, вот и хорошо, – он прервал её, не дав предложить своей помощи. – Кадмина, посмотри мне в глаза. Я. Хочу. Чтобы. Ты. Просто. Окончила. Школу. Сейчас. Не увлекайся планами изменения мира или моего спасения от Гарри Поттера.

– Ну, хорошо, хорошо.

– Мы ещё вернёмся к нашему разговору. Потому что это – твоя слабая сторона. Тебя всё время тянет меня спасать – ты так превратишься в женский аналог Гарри Поттера.

Гермиона лишь слабо улыбнулась.

И они действительно часто возвращались к этому разговору на протяжении Пасхальных каникул. В то время, когда Тёмный Лорд бывал свободен – Гермиона заметила, что в этот раз он очень часто пропадал куда-то на довольно длительное время, как и Беллатриса. Последняя вообще, казалось, расцвела от чего-то, ведомого одной только ей. В глазах её появился фанатичный блеск, а с уст почти не сходила довольная улыбка. Иногда эта улыбка казалась Гермионе пугающей и кровожадной.

Каникулы закончились как-то очень быстро. Возвращаясь в школу, Гермиона не могла поверить до конца в то, что впереди последний триместр. А что будет потом?..

– Мама была совершенно невыносима! – жаловалась Джинни Уизли по дороге в Хогвартс. Гермиона обнаружила подругу в «Ночном Рыцаре», когда села в автобус около банка «Гринготтс», куда трансгрессировала из поместья.

Рон тоже возвращался в школу на «Ночном Рыцаре» вместе с сестрой, но вёл себя на редкость любезно, позволив подругам уединиться в самом конце второго яруса, подальше от всех остальных пассажиров.

– С утра мотаемся в этой колымаге, – злобно добавила Джинни. – «Зато удалось достать дешёвые билеты», – передразнила она голосом миссис Уизли. – Но это всё полбеды. Гермиона, это был настоящий кошмар! Мне кажется, она чувствует неладное. Не отходила от меня ни на шаг. И папе жаловалась, что со мной что-то происходит – я случайно подслушала. Хотела её подготовить, осторожно, совсем чуть-чуть – так она в конец перепугалась от всего, что я наговорила. – Джинни помолчала. – Зато Рону повезло, на него почти не осталось времени.

– А Рону-то что? – удивилась наследница Тёмного Лорда.

– Как же? А планы Гарри? – Джинни устремила взгляд в окно и тихо добавила: – Ненавижу.

Гермиона молчала.

Начался дождь. Большие капли барабанили по стёклам автобуса. В её билете значилось, что «Ночной Рыцарь» будет проезжать Хогвартс через полчаса. Сейчас они мчались по пригородам Лондона. Во время недолгих остановок, пока затурканные волшебники и волшебницы грузили свои вещи в багажный отсек, спёртый воздух салона смешивался с ароматами весны и дождя.

– Классно будет тренироваться в такую погоду, – подала голос младшая Уизли. – Сейчас бы сесть на метлу, да так и лететь через ливень над всей этой зеленью. Спорим, Кубок школы по квиддичу в этом году наш?

– Понятно, наш, – не согласилась спорить Гермиона. – С таким-то капитаном! Да и ведёте вы с отрывом, так что спорить может только слабоумный.

– Терри со мной поспорил, – хмыкнула Джинни. – Он наивно полагает, что его Когтеврану есть на что рассчитывать. Главное, не поругаться с ним после финала – ещё не хватало пропустить в этом году Выпускной бал! Терри вообще всякий страх потерял с тех пор, как получил доступ к телу. Но ладно уж, разберусь с ним летом.

– Дался тебе этот бал!

– Тебе хорошо говорить, любезная! – рассердилась младшая Уизли. – Ты-то в любом случае туда попадешь, а моя жизнь и так одна сплошная дискриминация! На курсе все получат возможность до мая сдать тест на трансгрессию, и только я да Колин Криви должны ждать следующего года! Из-за нескольких месяцев! Это возмутительно просто.

– Ну, Вирджиния, успокойся, ты же научилась трансгрессировать, – Гермиона примирительно похлопала её по руке. – Пусть Колин Криви ждёт официального разрешения Министерства, а мы с тобой уже давно вне закона.

Джинни рассмеялась и повеселела.

– А про Тонкс ты знаешь? – вдруг игриво спросила она.

– Что именно?

– Ха! Ну даёшь! Три дня назад она легла в больницу святого Мунго! Скоро родится малыш.

– Здорово!

– Да, папа говорил, они собираются назвать его Тедом, в честь отца Тонкс. Мама напрашивается в крёстные, да только они уже выбрали, – опять помрачнела Джинни. – Гарри.

Воцарилось молчание.

– Будем в школе через пятнадцать минут, – вскоре заметила рыжая ведьма, открывая сумочку. – Надо привести себя в порядок. Ненавижу этот автобус, он мне сниться будет теперь. В кошмарах.

* * *

Гарри возвратился с каникул с опозданием на два дня, но МакГонагалл заранее предупредила об этом седьмой курс Гриффиндора.

– Мы подали иск в Визенгамот и теперь судимся с Министерством магии по поводу наследства мистера Поттера, – пояснила она Рону и Гермионе накануне начала последнего триместра. – Послезавтра очередное слушанье, четвертое за последние две недели. На предыдущем меч Годрика Гриффиндора признали собственностью школы, но никак не её коллектива. Скримджер добивается запрета на вынос артефакта из Хогвартса, куда он будет возвращён после завершения процесса. Мы хотим получить право хотя бы передавать меч во временное пользование мистеру Поттеру, ввиду чрезвычайного положения в Магическом сообществе. Так Скримджер вчера заявил, что никакого чрезвычайного положения нет, и ничего особенного не происходит!

– Как думаешь, удалось Гарри что-то узнать во время всей этой канители с Визенгамотом? – мрачно спросил Рон, когда МакГонагалл удалилась.

– Он вроде собирался разузнать что-то о прошлом Дамблдора, – пожала плечами Гермиона. – Проверить информацию Риты Скитер.

– После Пасхи выходила её статья, вроде как со слов Гарри, – поделился Рон. – «Разочарованный воин: Гарри Поттер ищет ответы на невысказанные вопросы», читала?

– Нет.

– Типа Гарри ужаснула информация её книги, и теперь он «сбился с пути».

– По крайней мере, в этом есть доля правды, – мрачно заметила Гермиона.

* * *

Гарри появился вечером во вторник, свирепый, как афинский грифон.

– Тычут мне в лицо этими своими сводками! – бушевал герой магического мира в пустом классе маггловеденья на шестом этаже. – Шкала преступности у них упала! Новых нападений с прошлого года не зафиксировано! А то, что из Азкабана бегут все, кому не лень – это же ничего, в порядке вещей, норма!

– Вроде никто, кроме Люциуса Малфоя, не убегал, – осторожно напомнил Рон.

– Тебе мало?! – напустился на друга Гарри. – Спокойные все, как флобберчерви, мать вашу! А то, что этого Гриндельвальда из тюрьмы похитили – ничего, по боку. Он, говорят, сам сбежал и вообще к нашей ситуации никакого отношения не имеет! Это вообще не в их юрисдикции, видите ли! Пусть этим занимается Европейский комитет по злоупотреблениям Чёрной магией!

– Погоди, Гарри, откуда это похитили Гриндельвальда? – прервал его Рон. – Я вообще считал, что Дамблдор его в сорок пятом прикончил.

– Нет, не прикончил, – немного спокойнее пояснил гриффиндорец. – Я справлялся в Ордене, так МакГонагалл мне всё, что знала по этому поводу, выложила. Короче, Гриндельвальд действительно мечтал поработить магглов. Установил террористический режим в части Европы, но до Англии так и не дошёл. Под девизом «Ради общего блага» он убил множество волшебников, а для пощажённых несогласных выстроил тюрьму Нурменгард. Когда Дамблдор победил его, замок Нурменгард стали использовать как государственное учреждение, на манер Азкабана в Великобритании. И самого Гриндельвальда заточили туда. Я хотел добиться свидания с ним и поговорить о Дамблдоре – и что же?! – Гарри обвёл друзей пламенным взором. – Гриндельвальд был похищен! Несколько месяцев назад, при самых таинственных обстоятельствах! Но, разумеется, британскому Министерству магии до того дела нет! «Гриндельвальд никогда не представлял для Англии угрозы»! А того, что Волдеморт организовывает конгломерат Тёмных волшебников, они не понимают!

– Ой, Гарри, попридержи гиппогрифов! – замахала руками Гермиона. – Какой еще конгломерат?!

– Только не рассказывай мне, что побег самого сильно Чёрного мага начала столетия сейчас, когда самый сильный Чёрный маг конца столетия опять обрёл силы, – совпадение!

– Ты что же считаешь, что Тот-Кого-Нельзя-Называть решил объединиться с Гриндельвальдом? – вытаращил глаза Рон. – Зачем ему конкуренты?

– Откуда мне знать? Может, он его освободил на каких-то условиях, а если напарник начнёт артачиться, он его…

– …ага, пошлёт в Управление Кентавров, – иронически закончил Рон.

– Куда? – моргнул Гарри.

– Уволит, в смысле, – мрачно пояснила Гермиона. – Это было в учебнике Обмандера, есть такая поговорка.

– Не знаю, что там было у Обмандера, но так часто говорит папа, – прервал её Рон. – Короче, Гарри, не верю я, что начавшего «артачиться» Гриндельвальда можно будет просто так взять и уволить.

– Знаю я, как «увольняет» Волдеморт, – парировал Гарри. – Он так кого только не «уволил».

– Гриндельвальд был опаснейшим Чёрным магом Европы начала века, – возразила Гермиона. – Глупо было бы давать ему возможность снова набрать сил! Это попросту опасно для самого же Тё… кхм, Волдеморта.

– Класс, вот бы они переубивали друг друга, – мечтательно заметил Рон.

– Держи карман шире! – буркнул Гарри. – В общем, «ввиду отсутствия видимых поводов» администрации школы запрещено выдать мне меч Гриффиндора во временное пользование, чего мы пытались добиться. Если я смогу указать достойную причину, Министерство пересмотрит своё решение о временной передаче собственности. «Ввиду того, что нынешняя администрация школы «Хогвартс» потворствует истцу, артефакт будет передан в её музей с условием открытого доступа для представителей Магического сообщества, после того, как для него будет создан и заколдован магический короб из сверхпрочного прозрачного материала, что позволит Министерству магии не беспокоиться о сохранности древнего магического артефакта», – процитировал Гарри. – Как вам это нравится, а?!

– По крайней мере, меч будет в школе и Ты-Знаешь-Кто не сможет до него добраться, – после паузы подбодрил Рон.

– Как будто он пытался! – буркнул Гарри.

– Всё лучше, чем у этого тупоумного Скримджера, – пожал плечами рыжий парень. – Ты ещё что-то узнал? В «Пророке» была статья Риты Скитер…

– От этой ведьмы я не узнал ничего! – опять обозлился незадачливый наследник. – Она сама из меня чуть душу не вытряхнула. Шальная бабёнка! И на кой чёрт я к ней полез?

– Значит, никаких сдвигов? – уточнила Гермиона. – Вообще?

– Никаких, – мрачно кивнул Гарри. – Впрочем, я вам ещё не рассказал про брата Дамблдора.

– Ты был у него? – оживился Рон.

– Да, на прошлой неделе. Мерзкий тип, – Гарри поморщился. – Сначала, правда, мне даже жаль его стало… Вся эта история с Арианой – правда. И всё даже пострашнее, чем у Риты Скитер.

– Чем же тебе тогда так не угодил этот Аберфорт? – спросила Гермиона.

– Всем! – рявкнул Гарри. – Он – трус и неудачник! Сидит там в своей грязной конуре и боится высовываться наружу. Убеждал, что мне нужно уехать из Англии на континент, а то и дальше, и забыть про Волдеморта. Всё время напоминал, что мне только семнадцать, да хаял брата! Мол, тот строил великие планы, ни в кнат не ставил чужие жизни…

Гарри выплевывал злые слова, и Гермиона слышала, как он сам себя пытается убедить в ложности сказанного Аберфортом Дамблдором. А вместо того перед его мысленным взором ясно всплывали фрагменты недавнего разговора, и его собственные горькие сомнения, нашедшие подтверждение в суровых словах старика.

Гарри так ясно видел перед своими глазами всё пережитое, что поднаторевшей в легилименции Гермионе не составило никакого труда следить за событиями не по словам приятеля, которые она больше не слушала, а по его собственным воспоминаниям:

Гарри Поттер разговаривал с Аберфортом в мрачной гостиной со старой мебелью, потёртым ковром и запылёнными мутными окнами. Над потухшим камином висела большая картина маслом – портрет светловолосой девочки, глядящей в пространство рассеянными ласковыми глазами. В пробивающемся через грязное стекло луче солнца клубилась пыль, в комнате пахло плесенью.

– …мой брат Альбус много чего хотел, – говорил Аберфорт, высокий сутуловатый бармен «Кабаньей Головы», – и, как правило, люди страдали ради исполнения его великих задач. Держись подальше от Того-Кого-Нельзя-Называть, Поттер, а по возможности и вовсе уезжай из страны. Забудь моего брата и его умные планы. Он ушёл туда, где ему уже ничто не причинит огорчений, и ты ему ничего не должен.

– Вы не понимаете! – перебивает Гарри.

– Да? – спокойно переспрашивает Аберфорт. – Ты думаешь, я не понимал родного брата? Думаешь, ты знал Альбуса лучше, чем я?

– Вовсе нет, – отвечал ему Гарри. – Просто… он поручил мне одно дело.

– Да неужели? – откликнулся старик. – Хорошее дело, надеюсь? Приятное? Лёгкое? Такое, что его можно доверить ещё не кончившему школу волшебства ребёнку, и он с ним справится, не надрываясь?

– Я… Нет, оно не лёгкое… – бормочет Гарри. – Но я должен…

– Должен? Почему должен? Его ведь нет в живых, так? – резко перебивает Аберфорт. – Бросай это, парень, пока и с тобой не случилось того же! Спасайся!

– Не могу.

– Почему же?

– Я… – Гарри растерялся. Объяснить не получилось бы, поэтому он перешёл в наступление: – Но вы ведь и сами участвуете в борьбе, вы – член Ордена Феникса!

– Я им был, – поправил Аберфорт. – Орден Феникса давно толчёт воду в ступе. Они колдуют лепреконское золото, парень! Что может Орден Феникса против Того-Кого-Нельзя-Называть сейчас, когда мой брат мёртв? В наше время лучше сидеть и не высовываться, больше шансов сохранить свою шкуру! А тебе здесь покоя не будет, Поттер. ЕМУ слишком хочется до тебя добраться. Поэтому уезжай за границу, спрячься, спасайся!

– Я не могу, – замотал головой Гарри. – У меня здесь дело.

– Поручи его кому-нибудь другому!

– Нет. Это могу сделать только я, Дамблдор объяснил…

– Вот как? Он действительно объяснил тебе всё, он был честен с тобой? – крякнул старик.

Гарри всем сердцем хотелось ответить «да», но почему-то это простое слово не желало сходить с его губ. Аберфорт, похоже, угадал его мысли.

– Я хорошо знал своего брата, Поттер. Он научился скрывать и утаивать ещё на руках нашей матери. Утайки и ложь – мы выросли на этом, и Альбус… у него был врождённый талант.

Глаза старика скользнули к картине над каминной полкой. Гарри заметил теперь, что это единственный портрет в комнате. Ни фотографии Альбуса, ни ещё чьего-нибудь изображения здесь не было.

– Это ваша сестра? Ариана? – спросил Гарри, чтобы что-то сказать.

– Да, – резко отрéзал Аберфорт. – Начитался Риты Скитер, приятель?

– Я слышал о ней от Элфиаса Дожа, – попытался выкрутиться тот.

– Старый дурак! – буркнул Аберфорт, пригубливая стакан, который держал в руках. – Всерьёз верил, что мой братец весь так и лучился светом! Что ж, он не один такой, вот и ты всё ещё этому веришь, судя по всему.

Гарри молчал. Ему не хотелось выказывать сомнения и неуверенность, терзавшие его в последние месяцы по поводу Дамблдора. Свой выбор он сделал, когда добрался до чаши Пуффендуй. Он решил идти дальше до конца.

Гарри встретил взгляд Аберфорта, так разительно схожий с взором его брата: ярко-синие глаза словно рентгеновскими лучами пронизывали собеседника, и Гарри казалось, что Аберфорт читает его мысли и презирает его же за них.

– Профессор Дамблдор доверял мне, – тихо сказал Гарри. – Он уважал меня и любил.

– Вот как? – откликнулся старик, кивая. – Забавно! Большинство из тех, кого мой брат очень любил, кончили хуже, чем если бы ему вовсе не было до них дела.

– Что вы хотите этим сказать?! – выдохнул Гарри.

– Не обращай внимания, – ответил старик.

– Но вы говорите очень серьёзные вещи! – не отступался тот. – Вы имеете в виду вашу сестру?

Аберфорт уставился на него. Несколько секунд губы старика шевелились, словно он пережевывал слова, которые хотел проглотить. Потом старый волшебник заговорил:

– Когда моей сестре было шесть лет, на неё напали трое маггловских мальчишек. Они увидели, как она колдует – подглядели через садовую изгородь. Она ведь была ребёнком и не умела ещё это контролировать – ни один волшебник в этом возрасте не умеет. То, что они увидели, их, надо думать, испугало. Они перебрались через изгородь, а когда она не смогла показать им, в чём тут фокус, маленько увлеклись, пытаясь заставить маленькую ведьму прекратить свои странные дела.

Аберфорт поднялся на ноги: высокий, как и его брат, он стал вдруг страшен в своей ярости и безысходной боли.

– То, что они сделали, сломало её: она никогда уже не оправилась. Ариана не хотела пользоваться волшебством, но не могла от него избавиться. Оно повернулось внутрь и сводило её с ума, порой вырываясь помимо её воли. Тогда она бывала странной… и опасной. Но по большей части она была ласковой, испуганной и покорной.

Мой отец погнался за подонками, погубившими сестру, и наказал их. Его заточили в Азкабан. Он так и не признался, что заставило его пойти на это – ведь если бы Министерство узнало, что сталось с Арианой, её навсегда заперли бы в больнице святого Мунго. В ней бы увидели серьёзную угрозу для Международного статута о секретности, поскольку она не владела собой, и волшебство невольно вырывалось из неё, когда она не могла больше сдерживаться.

Нам нужно было спасать и укрывать её. Мы переехали и распустили слух, что Ариана больна. Мама ухаживала за ней и старалась, чтобы девочке жилось хорошо и спокойно.

Меня сестра любила больше всех, – при этих словах за морщинами и клочковатой бородой Аберфорта вдруг проступил чумазый подросток. – Не Альбуса – он, когда бывал дома, вечно сидел у себя в комнате, обложившись книгами да наградными дипломами и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками того времени». – Аберфорт фыркнул. – Ему некогда было с ней возиться. А я был её любимцем. Я мог уговорить её поесть, когда у мамы это не получалось. Я умел успокоить её, когда на неё находили приступы ярости, а в безмятежном состоянии она помогала мне кормить коз.

А потом, когда ей было четырнадцать… понимаешь, меня не было дома. Будь я дома, я бы её усмирил. На неё накатил очередной приступ ярости, а мама была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана сделала это не нарочно. Но мама погибла.

Гарри испытывал мучительную смесь жалости и отвращения. Он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал рассказ.

Гарри спросил себя – когда старик в последний раз говорил об этом, и говорил ли он об этом вообще когда-нибудь. Но ответа не нашел.

– Так Альбусу не удалось отправиться в кругосветное путешествие с Элфиасом Дожем, – с ненавистью продолжал тем временем волшебник. – Они вместе приехали на мамины похороны, а потом Дож убрался, и Альбус остался дома главой семьи. Ха! – Аберфорт сплюнул в потухший камин. – Я бы за ней присмотрел, я ему так и сказал, наплевать мне на школу, я остался бы дома и справился со всем. Но он заявил, что я должен завершить образование, а он займёт место матери. Конечно, это было крупное понижение для нашего вундеркинда – присматривать за полусумасшедшей сестрицей, которая, того гляди, разнесёт весь дом! Да и наград за это не предусмотрено. Но месяц-другой он справлялся… пока не появился тот . – Лицо Аберфорта стало теперь по-настоящему страшным. – Гриндельвальд. Наконец-то мой брат встретил равного собеседника, столь же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошёл в сторону, пока они строили свои планы. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага?

Спустя несколько недель мне это надоело. Мне уже пора было возвращаться в Хогвартс, и тогда я сказал им, сказал тому и другому, прямо в лицо, вот как сейчас тебе! – Аберфорт взглянул на Гарри. В нём очень легко было увидеть того взъерошенного, злого подростка, бросавшего вызов старшему брату. – Я сказал им: кончайте всё это. Вы не можете увозить её из дома, она не в том состоянии; вы не можете тащить её за собой, куда бы вы там ни собрались, чтобы произносить умные речи и вербовать себе сторонников.

Ему это не понравилось. – Отблеск огня отразился от линз очков Аберфорта, и они полыхнули белой слепой вспышкой. – Гриндельвальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он сказал мне, что я глупый мальчишка, пытающийся встать на пути у него и у моего блистательного брата… Неужели я не понимаю, что мою бедную сестру не придётся больше прятать, когда они изменят мир, выведут волшебников из подполья и укажут магглам их настоящее место?

Потом он сказал ещё кое-что… и я выхватил свою палочку, а он – свою, и вот лучший друг моего брата применил ко мне заклятие Круциатус. Альбус попытался его остановить, мы все трое стали сражаться, и от вспышек огня и громовых ударов Ариана совсем обезумела. Она не могла этого выносить… – Краска сбежала с лица Аберфорта, как будто его смертельно ранили. – Она, наверное, хотела помочь, но сама не понимала, что делает. И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих – но она вдруг упала мёртвой.

Голос его оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул. Гарри испытывал только отвращение: он хотел бы никогда не слышать этого, выкинуть из головы.

– Мне так… жаль, – выдавил гриффиндорец, едва разжимая губы.

– Её не стало, – прохрипел Аберфорт. – Навсегда, – он утёр нос рукавом и откашлялся. – Конечно, Гриндельвальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой-какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили ещё Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всём…

– Он никогда уже не получил свободы! – резко оборвал Гарри.

– Как ты сказал? – переспросил старик.

– Никогда, – продолжал тот. – В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, какой-то ужасный эликсир. И стал стонать, споря с кем-то, кого не было рядом. «Не тронь их, прошу тебя… Ударь лучше в меня». Ему казалось, что он снова там с вами и Гриндельвальдом, я знаю. Если бы вы видели его тогда, вы не говорили, что он освободился.

Аберфорт сосредоточенно рассматривал свои узловатые руки с набухшими венами. После долгой паузы он произнёс:

– Откуда ты знаешь, Поттер, что мой брат не заботился больше об общем благе, чем о тебе? Откуда ты знаешь, что он не считал возможным пренебречь и тобой, как нашей сестрёнкой?

Сердце Гарри словно пронзила ледяная игла.

– Дамблдор бы никогда…

– Что? Не подверг бы тебя опасности? Тогда почему он не приказал тебе скрыться? – выпалил Аберфорт. – Почему не сказал: спасайся? Вот что надо делать, чтобы выжить. А не лезть на рожон, вынюхивая по закоулкам да ползая по подземельям и семейным кладбищам!

– Откуда вы знаете?! – подскочил Гарри. – Вы следили за мной?! Но как?!

Старик узловатым пальцем указал на каминную полку. Гарри перевёл туда взгляд и увидел маленькое прямоугольное зеркало, стоявшее прямо под портретом девочки.

– Откуда это у вас? – спросил он, вставая и подходя к зеркалу Сириуса, двойнику того, что он разбил два года назад. Теперь осколок того зеркала Гарри постоянно носил на груди, в бездонном мешочке, который ему подарил Хагрид. Его, золотой снитч, оставленный Дамблдором по завещанию, и другие важные вещи. Сейчас парень запустил руку в мешочек и достал неровное стекло.

– Купил у Наземникуса Флетчера с год назад, – ответил на его вопрос Аберфорт. – Альбус объяснил мне, что это такое. Я старался приглядывать за тобой.

– Зачем?! Ведь вам плевать! – выкрикнул, выходя из себя, Гарри. – Вы – просто трус! Вам не понять, что иногда действительно нужно думать не только о своём спасении! Иногда нужно думать об общем благе! Мы на войне!

– Тебе семнадцать лет, парень! А война ещё даже не начата.

– Я совершеннолетний, и я буду бороться дальше, даже если вы собираетесь сидеть в этой норе! – крикнул Гарри, сжимая кулаки. – Ваш брат знал, как покончить с Волдемортом, он передал мне это знание! Чёрт! – Гарри вскинул левую руку, порезанную об осколок сквозного зеркала. Размахнувшись, он ударил стеклом об пол. – Получите! Не надо следить из щелей и качать головой! Это не ваше дело! А я буду бороться дальше, пока не одержу победу или не погибну. Не думайте, что я не знаю, чем это может кончиться! Я много лет это знаю! Мне противно даже смотреть на вас!

И, выкрикнув последние слова, Гарри Поттер трансгрессировал из трактира.


– …ему плевать, лишь бы спасти свою шкуру! – говорил Гарри своим друзьям в пустом классе профессора Эррфолк, стиснув зубы и не отрывая своего красноречивого взгляда от пола. – Ничтожество! Трус! Предатель!

Гермиона смотрела в сторону и молчала.

Глава XII: ЖАБА

Весть о рождении малыша Тедди стала поводом для последнего относительно масштабного празднества в преддверье грядущих ЖАБА. Гулять должны были у Хагрида узким кругом – Гарри, Рон, Гермиона да Джинни. Последняя уговорила ещё и Невилла, чтобы как-то разбавить обстановку. Это было непросто – парень всё ещё злился на Гарри, не пожелавшего посвящать его в свои грандиозные планы.

В избушке лесничего, кроме самого хозяина, обнаружились профессора МакГонагалл, Спраут и Флитвик, да мадам Помфри с мадам Хуч. Это было неожиданно и странно – отмечать что-то в обществе стольких преподавателей. Вспоминали год, когда Люпин профессорствовал в Хогвартсе, потом педагоги ударились в ностальгию о школьных периодах молодых родителей. Их истории вызывали улыбки и настраивали на лирический лад.

– А помните, как мисс Тонкс рассыпала семена визжащих поганок около третьей теплицы? – вспомнила профессор Спраут после шестого стакана огневиски. – Тогда было ветрено, и с марта вокруг замка стоял такой гомон, что приходилось накладывать чары на окна спален!

– Вам следует называть ее миссис Люпин, Помона, – с улыбкой заметила профессор МакГонагалл. – А эти поганки я ещё долго не забуду. Снаружи – визг, а в помещении – постоянные стенания Аргуса по поводу оного визга.

– Полагаю, у Аргуса и Ирмы и сейчас найдётся повод постенать, – хихикнула мадам Помфри.

– Поппи! – ахнула профессор МакГонагалл под громовой хохот остальных профессоров и сдавленное хихиканье студентов Гриффиндора.

– И вам, Помона, вскоре придётся называть ее миссис Филч, – пискнул Флитвик, вновь разражаясь хохотом.

– Нашу Мисс Целомудренность, – поддакнула похожая на ястреба мадам Хуч. – А вас, Минерва, может быть, ещё и в крёстные позовут.

Преподаватели и Хагрид опять захохотали.

– Во имя Мерлина, Роланда! Здесь же студенты! – прошептала МакГонагалл, краснея.

– Студенты всегда бывают осведомлены больше, чем кто бы то ни было, – философски заметил крошка Флитвик.

Гермиона, карандашом рисовавшая на пожелтевшей салфетке сложную зашифрованную схему, толкнула Джинни в бок. Она только что прикинула, что малыш Люпина и Тонкс приходится ей двоюродным племянником. И только после этого осознала, что сама Тонкс – её кузина.

– За это нужно выпить! – восторженно выдохнула Джинни. – Ты стала двоюродной тётей!

– Боюсь, Maman не порадовалась рождению внучатого племянника, – хмыкнула Гермиона, поднимая стакан.

– И кем же, благодаря тебе, приходится Тедди Люпин Тёмному Лорду? – хрюкнула, сдавливая смех, младшая Уизли. За долгое время, прошедшее после её обличающей истерики, Джинни стала относиться к сложившейся ситуации куда более добродушно. Всё это перестало внушать ей ужас.

Сбывалось то, что предрекал Волдеморт.

Обе гриффиндорки склонились над схемой:

– Косвенно, тоже внучатым племянником выходит, – наконец задумчиво шепнула наследница Тёмного Лорда и взяла со стола свой бокал. – За внучатого племянника Лорда Волдеморта, – шепнула она Джинни.

– А не пора ли нашим старшекурсникам спать? – отметила вспышку веселья студентов мадам Помфри. – Завтра всё же занятия.

– Да я гляжу, как Филиус и Помона пьют – так и занятий у Гриффиндора завтра будет не особенно много, – разошлась напоследок и профессор МакГонагалл.

* * *

В последнем триместре года Гермиона целиком и полностью ушла в учебу. И не только она.

Оказалось, выполнить наставление Тёмного Лорда очень просто – кажется, отдавая дань привычке, она и без его настойчивых просьб беззаветно отдавалась бы сейчас зубрёжке. За две недели до начала экзаменов Гермиона Грэйнджер совершенно затоптала Кадмину Беллатрису – да ещё и привалила сверху горой учебников. Вырывая её из этой бездны на непродолжительные любовные свидания, Генри шутил, что она – как волк-оборотень. Всё человеческое во время опасных предэкзаменационных месяцев полностью подавляется волчьей натурой Гермионы Грэйнджер. Эта звериная сущность хочет только одного – зубрить.

Гермиона сердилась, когда он подшучивал над ней, но, по правде говоря, она была сейчас счастлива. Почти. Её безразмерное блаженство омрачали постоянная усталость, опасения насчет всех её ЖАБА и Рональд Уизли.

В преддверии Выпускного бала последний стал совершенно невыносим. Потеряв вместе с Лавандой самый действенный, на его взгляд, способ «мести», способ, который, по его мнению, придавал ему авторитета, а вместе с этим ещё и запасную партнершу для вечера, Рон стал домогаться наследницы Тёмного Лорда просто вызывающим образом.

Иногда Гермиона развлекалась, проникая в его мысли. О, подростковые мальчишеские фантазии! Ведьме было и смешно, и неловко от того, что царило в его голове. Но после того как однажды она не очень здорово пошутила, ляпнув то, чего никак не должна была знать, и с трудом выкрутилась из очень неприятной ситуации, юная гриффиндорка дала себе зарок не баловаться легилименцией с Роном.

– А ты не думала, что можешь сдать свои экзамены без всякой подготовки? – как-то вечером спросил Генри, провожая её до гостиной факультета. – Ты уже достигла такого уровня в искусстве чтения мыслей, что я готов поспорить – никому не удастся поймать тебя.

– Генри! – искренне возмутилась ведьма. – Это – подлый обман!

– О, разумеется. Прости. Тебе нельзя позволить запятнать своё имя подлым обманом, – серьёзно кивнул он.

– Я сейчас рассержусь на тебя, – без злобы пообещала гриффиндорка, но потом нахмурилась. – Все считают, что я знаю всё. А я, между прочим, сильно запустила историю магии, да и травологию тоже. Но стоит кому-то сказать об этом, как слышишь в ответ один сплошной сарказм да издевки!

– Оно конечно.

– Генри! – сердито буркнула ведьма, но внезапно остановилась. В голову лучшей ученицы Хогвартса пришла дерзкая мысль. – Стой, – сказала Гермиона, кивая на пустой класс. – Вот просто немедленно войди туда.

– Зачем? – удивился её спутник.

– Вперёд, не задавать вопросов, – у Гермионы забилось сердце и застучало в висках. Она окинула взглядом пустой коридор и шмыгнула в приоткрытую дверь следом за своим возлюбленным. – У бравого молодца ещё остались силы?

– На что?.. Здесь?! А преподаватели, а привидения?! Кадмина! У тебя от переутомления… Сейчас же застегни мантию!

Гермиона не слушала, у неё буквально поджилки тряслись от вожделения опасности. Хотелось совершить глупость и получить свою дозу адреналина; грудь под одеждой ожёг серебряный кулон – впервые в присутствии Генри.

– У меня через неделю начнутся ЖАБА, – заявила молодая ведьма, – я вообще не буду заходить к тебе. Погибну для внешнего мира.

– Если кто-нибудь зайдёт сюда, ты погибнешь куда буквальнее, чем имела в виду. И я вслед за тобой.

– Боишься? – игриво спросила гриффиндорка. – Давай, рассердись на меня. Я глупая, вздорная и безумная!

– Кадмина, послушай. Это несколько не мой стиль, перестань. Кадмина!

Но она совершенно не обращала на него внимания, задорным взглядом впившись в бездонные зелёные глаза и расстёгивая пуговицы его рубашки.

– Неужели тебя не заводит это пьянящее чувство запретного и опасного?

– Ты меня с кем-то путаешь, – холодно отрезал Генри.

– Ну же, разозлись на меня! – не унималась Гермиона. – Скажи мне какую-то гадость и изнасилуй на этой вот школьной парте!

– Кадмина, – сквозь зубы выдавил профессор защиты от Тёмных искусств. Но она сбросила мантию и, одной рукой обняв его за шею, а вторую запуская под ремень брюк, стала привлекать любовника к себе. При этом продолжая буравить его горящим пламенным взглядом.

Гермиона пыталась найти в его глазах отдающий сталью задор и грубую, порывистую страстность. Внезапно во взгляде молодого профессора действительно что-то вспыхнуло, он с силой оттолкнул её и повалил на жалобно хрустнувшую парту.

– НИКОГДА! СЛЫШИШЬ?! НИКОГДА! НЕ-СМЕЙ-СРАВНИВАТЬ-МЕНЯ-С-ЛЮЦИУСОМ-МАЛФОЕМ! – разъярённо выкрикнул он, очень сильно прижимая её к деревянной поверхности и наваливаясь сверху. – Грубости захотелось? Если ты ещё раз сейчас улыбнёшься так, как только что, – между нами закончатся абсолютно все отношения, кроме учебных. Я не шучу, Кадмина.

– Что здесь происходит?!

Мир на секундочку застыл и полетел в пропасть. У Гермионы что-то взорвалось в голове зверской болью. За ту минуту, пока она ещё не разглядела в тёмной фигуре, выросшей в дверях облюбованного ими класса очертания профессора Вэйс, ведьма, казалось, состарилась лет на десять. Руки потом тряслись до самой ночи.

Кажется, как человек Гермиона окончательно пала в глазах профессора трансфигурации. Кроме того, Генри жутко злился. Да она и сама сердилась на себя. Что же действительно нашло на неё? Джинни только хмурилась, когда Гермиона заговаривала о произошедшем.

Днём, накануне первого экзамена, наследница Тёмного Лорда пошла каяться, забросив свои учебники – Генри оценил эту жертву, и мир полностью восстановился. Им действительно стоило помириться перед таким сложным испытанием для отношений между мужчиной и женщиной, как выпускные экзамены у последней.

Гермиона вся ушла в сдачу ЖАБА. Собственно, все семикурсники ушли туда вместе с ней. Даже Гарри перестал говорить о Хоркруксах, даже Рон забыл о своей пламенной любви. До семнадцатого июня, дня последней ЖАБА по истории магии, школа Хогвартс погрузилась в лихорадочное оцепенение и удручающую тишину, в которой слышался только нескончаемый шелест учебников.

С заклинаниями и защитой от Тёмных искусств проблем почти ни у кого не возникло. Правда, Рон огорчил профессора Флитвика, не сумев отпереть заколдованный сундук на практической части экзамена, а Дин Томас даже провёл вечер вторника в больничном крыле с переломом ноги, поскользнувшись на слизи бандиманов(1), от которых должен был очистить небольшой деревянный сарай. Но в целом семикурсники Гриффиндора показали неплохие результаты. По крайней мере, никто не повторил подвига Ханны Эббот – пуффендуйка так испугалась барабашки(2), которого должна была поймать, что хлопнулась в глубокий обморок.

Впрочем, Гермиона не смеялась над этим, потешавшим всех, происшествием. Она знала, что весь этот год Ханна была очень нервозной, а ещё помнила, как в начале шестого курса девочка надолго пропала из школы после того, как её мать обнаружили мёртвой. Наследнице Тёмного Лорда не хотелось думать о том, кто и почему лишил жизни миссис Эббот, и было ли это так уж необходимо… Она старалась вообще об этом не размышлять.

Нумерологию и древние руны Гермиона сдавала в дни, ставшие для многих передышкой. Гарри отчаянно пытался подготовиться к грядущей ЖАБА по зельеварению, которая его особенно беспокоила. К середине первого семестра Слизнорт перестал сочувствовать постоянным фиаско мальчика, который выжил, и списывать их на волнение из-за сложившейся в магическом мире обстановки. Профессор зельеварения теперь откровенно негодовал из-за безалаберности своего некогда лучшего ученика.

ЖАБА должна была стать для них обоих тяжелым испытанием.

Рона куда больше беспокоила трансфигурация. Перемежая заклинания с проклятьями, он по нескольку часов каждый вечер измывался над своей остроконечной шляпой, превращая её то в матерчатую ворсистую сахарницу, то в конусообразный сундучок с неработающими петлями.

А в вечер перед экзаменом Гермиона и Парвати с трудом откачали маленького совёнка Сычика, которого их отчаявшийся однокурсник пытался превратить в хомяка.

Джинни Уизли, тоже сдававшая экзамены, пусть и не такие садистские, как ЖАБА, долго рассказывала о том, как Колин Криви сбросил её подружку Эбби в озеро вместо того, чтобы просто разоружить на практической части экзамена по защите. Сама Джинни, как и Гермиона, справлялась пока со всем хорошо, только вот на травологии не сладила с мясистым корнем мандрагоры, вывихнувшим ей запястье и расколотившим в порыве бешенства свой и соседний горшки.

Без особых событий прошла сдача современного магического законодательства, наличие которого стало большим сюрпризом для Дина Томаса, свято верившего в то, что продолжает спать по вторникам и пятницам на истории магии.

К счастью многих семикурсников, экзамен по окклюменции предусмотрен не был, ибо афишировать в документах некомпетентность некоторых волшебников и ведьм в данной полезной премудрости считалось неэтичным.

Когда настала очередь ЖАБА по зельеварению, Гарри каким-то чудом удалось сварить действующую Сыворотку Правды, хотя она и не была прозрачной, пахла довольно резко, а ещё давала побочный эффект в виде сильной икоты. Впрочем, всё могло бы закончиться весьма удачно, если бы вечером после экзамена парень с ужасом не обнаружил, что написал в теоретической части рецепт не того настоя.

Рону несказанно повезло – попалось описание действия Оборотного Зелья, живо прочувствованное им на собственной шкуре. Практическая часть тоже не выдалась архисложной.

Гермиона справилась с зельеварением также блестяще, как справлялась и со всем остальным. Только на травологии Невилл Лонгботтом показал куда лучший результат.

Накануне последней ЖАБА по истории магии гриффиндорка почти не спала. Младшие курсы уже сдали свои экзамены и теперь блаженствовали, смущая семикурсников шумным весельем. Джинни, отличившаяся на зельеварении экзотическим Любовным отваром, пребывала в хорошем расположении духа, несмотря на то, что благородно согласилась заниматься с Гермионой вместо того, чтобы пользоваться своей законной свободой.

Она ушла в половине третьего, заявив лихорадочно перелистывающей «Историю Хогвартса» гриффиндорке, что профессор Бинс никогда не знал своего предмета лучше, чем сейчас знает его Гермиона. Та упорно отказывалась в это верить и, напившись Бодрящей Настойки, упрямо перечитывала принесённые из библиотеки талмуды и свои многоярдовые записи.

Всю последовавшую после экзамена часть нового дня, вплоть до поздней ночи, наследница Тёмного Лорда переживала, замучив всех, с кем могла заговорить. Результаты последней ЖАБА должны были вывесить только на следующее утро, и Гермиона умудрилась даже Хагриду пересказать всё то, что написала в своём ответе о Средневековой ассамблее европейских волшебников и молодых годах Влади́слава Дракулы.

После полного волнений дня ведьма с трудом уснула и проспала время объявления результатов. Проснувшись в предпраздничный четверг только после обеда, она в полуистерическом состоянии вылетела из гостиной, едва успев одеться, и чуть не скатилась с Мраморной лестницы, пока неслась в холл к огромному стенду с результатами экзаменов.

_______________________________

1) Бандиманы обитают повсюду. Обладая способностью ползать под половицами и за плинтусами, они буквально наводняют дома. О присутствии бандиманов легко догадаться по отвратительному гнилостному запаху. Бандиман выделяет слизь, от которой дом, где он обитает, загнивает до самого основания.

Дж.Роулинг «Фантастические твари и где они обитают».

2) Несмотря на отталкивающую внешность, барабашка, в сущности, не является опасным существом. Отчасти он напоминает скользкого огра с торчащими зубами, обитает преимущественно на чердаках и в сараях, принадлежащих волшебникам, где он питается пауками и молью. Он издает стоны и время от времени что-нибудь громко роняет, однако является довольно примитивным существом и в худшем случае просто рычит на того, кто случайно с ним столкнётся.

Дж.Роулинг «Фантастические твари и где они обитают».

* * *

– «Превосходно»! «Превосходно»!!!

Хотелось петь и танцевать. Казалось, всё кругом расцвело после того, как вывесили последние списки с оценками. Во всей школе сложно было отыскать хоть одно мрачное лицо. Последний экзамен сдан!

У неё «превосходно»!

Гермиона искренне не верила в то, что единственная возможная оценка будет ей поставлена, пока своими глазами не видела очередных результатов. За историю магии она беспокоилась больше всего. «Превосходно»!

Сияя счастьем, наследница Тёмного Лорда вприпрыжку бежала к подземельям, перелетая через ступеньки и глупо улыбаясь. Сейчас ничто не могло омрачить её счастья.

Оказавшись в нужном коридоре, гриффиндорка без стука распахнула дверь кабинета профессора защиты от Тёмных искусств. Генри стоял к ней спиной. Великий Мерлин, ведь она же не была здесь с конца мая! Как же она соскучилась!

Ведьма прыгнула на него сзади, обхватывая руками и ногами.

– «Превосходно»! – крикнула она. – Ах!

Спрыгнула на пол, и он повернулся, сияя улыбкой.

– У меня «превосходно» по истории магии! – Гермиона обняла его. – Это невероятно! – гриффиндорка жадно поцеловала знакомые губы. – «Превосходно»!

– Никто не сомневался, – промычал, отвечая ей, Генри.

– Я сомневалась! – Она поволокла его к дивану, взмахом палочки закрыв распахнутую дверь на засов. – Я счастлива! Я просто счастлива! Я свободна! Высший балл! Последнее «превосходно»! – Они упали на диван. – Я хочу тебя!

Она стала быстро срывать с него и себя одежду, продолжая сиять улыбкой, и не переставая говорить:

– О, как я волновалась! Я ужасно знала… Ай, к горгульям всё, не важно! Теперь! Я как ребёнок, да? Но я совсем, совершенно свободна! Для нас, для тебя. О, я люблю тебя!

Ведьма вновь жадно его поцеловала.

В следующие полчаса им обоим было не до разговоров.

* * *

Гермиона устало растянулась на диване, укутавшись в бордовое покрывало, а Генри стал одеваться. Внутри у гриффиндорки всё плясало и пело. Чувства рвались наружу.

– Я счастлива. Я абсолютно счастлива! Я люблю тебя, – ещё раз прошептала она. Ощущение свободы и праздника не проходило и только усиливалось.

Генри повернулся к ней. И посмотрел прямо в глаза.

«…Какие у него глаза! Зелёные и бездонные…»

Он присел на край дивана и склонился к взволнованной студентке.

– Я люблю тебя, – в который раз повторила Гермиона. – Я очень тебя люблю.

– Кадмина, – он был совсем близко, обдавал её лицо своим дыханием, – Кадмина, ты… – их взгляды встретились, и у неё внутри что-то ёкнуло. – Ты выйдешь за меня замуж?

Глава XIII: Лилия на плече

Она застыла и впилась взглядом в его глаза. Это длилось почти целую минуту. Оба не двигались.

– Кадмина?

– Я… я… Да. Да, я согласна! – Она села и опять прижалась к нему всем телом. – Генри… Я… Теперь я больше, чем просто абсолютно счастлива!

* * *

Тёмный Лорд, сам Тёмный Лорд дал своё согласие на этот брак. Мысли путались в голове Гермионы после того, как, отдав дань плотским утехам, они серьёзно поговорили с Генри об их, теперь совместных, планах на будущее. Он уже обсуждал это с Тёмным Лордом. Он никогда не стал бы ронять в её душу таких слов, если бы не получил «благословление» её сурового родителя.

Гермиона пыталась собрать мысли – мысли непослушно разбегались. Вечером, завтра вечером – Выпускной бал. Утром – праздничный банкет, днём с платформы хогсмидовской станции отбывает поезд, увозя всех студентов, кроме выпускников и некоторых старшекурсников, остающихся в качестве пары для кого-то из выпускающихся. Джинни, которой её семикурсник из Когтеврана простил даже выигранный Кубок школы по квиддичу, оставалась на Выпускной бал с Гермионой.

Джинни будет их с Генри единственным гостем на этом балу, балу в честь их помолвки.

* * *

– О Великий Мерлин! Гермиона! Это невероятно!

Джинни сверкала глазами и сияла так, будто это ей сделали предложение.

– Я должна быть подружкой невесты! Гермиона! Это будет самая шикарная свадьба в мире! Гермиона! Ты только подумай! А профессор Саузвильт собирается работать тут дальше? Хотя Тёмный Лорд ведь проклял должность… А что он будет делать? А как вы объявите об этом? А где вы будете жить? А чем ты будешь заниматься? О, Гермиона! А кто чью фамилию возьмёт? – наконец расхохоталась она. – Кадмина-как-там-тебя-полностью?

– О Моргана! Ты так тараторишь – как все эти мысли помещаются в твоей голове?

– Совершенно не помещаются! Так и лезут наружу! О, как же ты сегодня уснёшь, тебе же надо до завтра хорошо выспаться?! А я как усну? – добавила она потом, и расхохоталась ещё больше. – А вы не объявите о помолвке официально? На балу? Ты же уже совершеннолетняя, вот это будет номер! Прикинь только: безумный фурор!

– И прикидывать не буду. Наслаждайся своим привилегированным положением единственной осведомлённой гостьи на балу, который школа Хогвартс, сама того не ведая, организовала в честь обручения наследницы Тёмного Лорда.

Теперь они уже обе расхохотались и долго ещё не могли успокоиться. Гермиона вообще не могла успокоиться и потому несказанно обрадовалась, когда прилетевшая от Генри сова принесла аккуратный флакон бесцветной жидкости и записку. Приписав несколько строк, Гермиона отхлебнула половину порции снотворного и, отослав сову Джинни Уизли, провалилась в глубокий и сладкий сон.

* * *

Утро предпоследнего дня в школе Хогвартс Гермиона встретила, вспорхнув с кровати на крыльях счастья. Сегодня такой чудесный день!

Её выпускной наряд – он должен был поразить всех в Хогвартсе: это было то самое одеяние, в котором Гермиона встречала Рождество, только немного переделанное, – уже висел на вешалке у кровати, вычищенный и выглаженный школьными эльфами. Гермиона умылась, облачилась в мантию и полетела в Большой зал. Ей хотелось видеть Генри, хотелось найти Джинни и поболтать с ней. Она чувствовала, что если не поговорит хоть с кем-то – её просто разорвёт от счастья и восторга.

– Гермиона, нужно поговорить.

Входя вслед за Гарри и Роном в пустой класс – сколько же раз за последние семь лет такое бывало? – Гермиона почему-то представила себя в образе ангелочка. Вот она порхала по замку – а вот плетётся в класс: босые ноги шлёпают по каменному полу, белый саван волочится, собирая пыль, крылья опали и нимб съехал на глаза.

– Завтра, едва взойдёт солнце, завет, данный мною Дамблдору, будет исполнен, – торжественно начал Гарри. – Не раньше. Я уверен, пусть это и ребячество, что для него слова об окончании школы означали не только сдачу ЖАБА, – герой магического мира невольно поморщился, – но и соблюдение всех традиций этого замка. Мы обязаны выполнить волю директора, его последнее желание. Эта школа была его жизнью, он вложил в неё свою душу – и мы должны хранить её святые традиции. Но потом – мы обязаны уже не только профессору Дамблдору, но и всей Великобритании – уничтожить Хоркруксы Волдеморта. Поможете ли вы мне, друзья?

– Что за вопросы?! – картинно возмутился Рон и нагло притянул к себе за талию опешившую от подобного нахальства Гермиону, – мы с Герм всегда рядом, правда, Герм?

– П-правда, – поморщилась Гермиона. – Рядом с Гарри. Отпусти меня, Рон.

– О, да что ты…

– Не начинайте сейчас! – возмутился Гарри. – Послушайте. Сегодня я уже должен вам об этом сказать, – он торжественно улыбнулся. – Я хочу заняться поисками Лаванды.

Гермиона вздрогнула.

– МакГонагалл сохранила часть её вещей для Ордена Феникса, – продолжал гриффиндорец. – Я не говорил вам раньше, чтобы не расстраивать и… – он на секунду замялся, – ну, чтобы вы лишний раз не поругались. Так вот: есть надежда, что Лаванда жива! Орден проводил сложнейшие поисковые обряды, используя её вещи – и куда же, как вы считаете, все они неизменно направили следствие?

– В поместье Малфоев! – ляпнула Гермиона и прикусила губу.

– А ты откуда знаешь?! – опешил Гарри.

«Кто из орденовцев треплется? Тонкс? – пронеслось в его голове. – Написала?»

– Мне написала Тонкс, – не нашла ничего лучше, чем озвучить его мысли Гермиона. – Но она только вскользь намекнула, ты же знаешь её…

– Я так и думал! Её бы исключить из Ордена за такое! Писать о подобных вещах! Да ведь Пожиратели Смерти могли схватить сову и перепрятать Лаванду!

– Мерлиновы подштанники, Гарри, да зачем?! Почему ты вообще думаешь, что она может быть ещё…

– Да, я думаю, что она жива, – невозмутимо прервал её Гарри, властно останавливая речь рукой. – Если уж она зачем-то понадобилась им, и они её похитили – а мы теперь уверены, что без Волдеморта тут не обошлось…

«Довольно косвенно, мой друг», – подумала Гермиона.

– Так вот, если она зачем-то нужна им – то к чему было бы убивать её? И если бы её убили – зачем делать это в поместье Малфоев? Вот уж странное подобрано местечко! И уж тем более – зачем бы держать там потом её тело? Нет, я считаю, что Лаванда жива. Но… Тонкс больше ни о чём не писала тебе, Гермиона?

– Больше ничего. Пожалуйста, не ругай её, – осторожно добавила оплошавшая гриффиндорка, – не говори, что ты знаешь о письме. Она расстроится… Ты же понимаешь, она совсем недавно родила малыша, Гарри, нельзя её огорчать.

– Хорошо, хорошо! – перебил её мальчик, который выжил. «…из ума», – любила теперь добавлять про себя Гермиона. – Я не буду волновать твою Тонкс!

– Почему Орден не вызволил её до сих пор?! – воскликнул молчавший до того Рон. – Почему позволяет держать Лаванду у Малфоев?!

– Потому что Гермиона перебивает меня и не даёт объяснить! Орден много раз проводил обыск поместья. За ним неусыпно наблюдают. Самые опытные волшебники Ордена Феникса и самые лучшие мракоборцы Министерства ведут постоянную скрытую слежку. В поместье пусто. Нарцисса Малфой жила там до Рождества, а потом уехала за границу, в Италию. К каким-то родичам. За этой женщиной я тоже намерен проследить – она должна быть связана с Волдемортом! Миссис Малфой прибыла домой на несколько дней после непродолжительного отсутствия, в январе, – потом уехала и с тех пор уже не появлялась. В замке обитает только домовой эльф. Ни один из тщательнейших обысков не дал результатов.

«… При всём уважении. Даже если ты и он встанете предо мной с волшебными палочками, а у меня палочки не будет – и вы оба – оба! – приложите все усилия для того, чтобы лишить меня жизни, – сейчас вы ничего не смогли бы мне сделать. Даже если больше не осталось бы Хоркруксов. Поверь мне. Не думай, что я преувеличиваю свои возможности…»

«…Самые опытные волшебники Ордена Феникса и самые лучшие мракоборцы Министерства ведут постоянную скрытую слежку… В замке обитает только домовой эльф. Ни один из тщательнейших обысков не дал результатов…»

– Чему ты улыбаешься, Гермиона? – спросил Рон.

– Я?.. Эм… Я… Подумала просто... Мы ведь отправимся туда, верно? – она посмотрела на Гарри. – В пустое поместье Малфоев – искать Лаванду? Просто я подумала, что было бы с Малфоем, если бы он узнал, что мы собираемся лазить по его дому. Может, отыщем его детские погремушки!

– Отыщем, отыщем! – подхватил Гарри. – Мы всё отыщем. Это, кстати, хорошая мысль. Нужно будет набрать личных вещей Драко и Люциуса Малфоев – и попробовать повторить тот ритуал, с помощью которого мы нашли и убили Снейпа, – горячо продолжил Гарри. – Я убил, – добавил он, помолчав.

Гермиона опять невольно улыбнулась. Интересно, как это будет выглядеть? Они проникнут в поместье – как всегда обитаемое: насколько ей известно, Тёмный Лорд постоянно пребывает там, – и станут, под скрытым наблюдением орденовцев и мракоборцев, ходить по комнатам и искать. А она, Гермиона, видимо, как и раньше сможет видеть своих родных – за их «простыми домашними занятиями».

Воображение услужливо нарисовало картинку: гостиная поместья, вечереет, пылает камин. В кресле, закинув ногу на ногу, сидит задумчивый Северус Снейп в своей классической чёрной мантии. На диване устроился, опершись на спинку и кожаный подлокотник, то и дело пригубливающий стакан с виски Волдеморт. У него на коленях покоится голова Беллатрисы. Она лежит на диване, закинув ноги на высокие подушки, и крутит в руках волшебную палочку. Во втором кресле сидит Люциус. Он тоже закинул ногу на ногу и тоже держит в одной руке стакан. На подлокотнике его кресла присела утомлённая от бесконечных обходов дома Гермиона, Люциус по-хозяйски положил руку на её бедро и задумчиво теребит пальцами кружево трусиков, выбившееся из-за пояса джинсов. На полу устроились Гарри и Рон. Перед ними развернутое полотенце, на нём – колбаса, хлеб и солёные огурцы. Гарри говорит с набитым ртом:

«Нубно ещё раз охмотреть подвал. Кохда-то мистев Уиси нашёл там тагник».

«Мы уже осматривали этот тайник», – возражает ему Рон.

«Но што мешает быть ташнику в ташнике?» – упрямится Гарри.

«Посоветуй им внимательнее обыскать левый дальний угол, Кадмина, – неторопливо протягивает Люциус. – Интересно поглядеть, как они справятся с установленной там ловушкой».

«Это не те ли чары, для которых я заказывал настой Дауэсса из Лапландии? – оживляется Снейп. – О да, посоветуйте им, Кадмина! Это может быть очень занятно».

«Мы должны обязательно найти здесь что-то! – проглотив очередной кусок, заводится Гарри. – Гермиона, почему ты не ешь?»

Ведьма порывается встать, но Люциус удерживает её самым бесстыдным образом. Те, кто имеют власть увидеть его манёвры, не обращают на них внимания.

«Я не голодна, Гарри», – улыбается Гермиона.

«Я чувствую, мы чего-то не замечаем в этом доме!..» – продолжает Гарри, в упор глядя на Волдеморта.

«Мальчик очень смышлён, милорд, – задумчиво отмечает Беллатриса. – Посмотрите, он на верном пути в своих измышлениях».

«…Что-то незначительное, какую-то мелочь, которая могла бы помочь найти Волдеморта! – запальчиво продолжает Гарри, блуждая взглядом по окружающим его врагам. – Или отца Малфоя!»

«Гляди, Белла, ты уже не волнуешь мистера Поттера. Твоя персона ему совершенно неинтересна», – весело замечает Тёмный Лорд.

«La garde meurt et ne se rend pas(1)», – хмыкает Беллатриса и небрежно махает палочкой.

Большая бутыль тыквенного сока опрокидывается, и штаны сидящих на полу Гарри и Рона мигом намокают. Парни вскакивают и начинают ругаться.

«В моё время юные джентльмены не употребляли таких слов, – философски замечает Люциус Малфой. – Не правда ли, Северус, молодые люди очень скверно воспитаны?»

«О, что я могу сказать? Меня для них вообще не существует. Я убит и забыт, – Снейп картинно вздыхает. – Кадмина, не ходите с Поттером и Уизли искать в спальню Люциуса, – добавляет он, – кажется, я видел там ваши вещи».

«Вы, кстати, с мистером Поттером и мистером Уизли плохо исследовали внутренний двор, – добавляет Волдеморт. – Может быть, переместимся на свежий воздух и понаблюдаем наших гостей на природе? Кадмина, предложи своим спутникам ещё раз осмотреть дворик. А я велю эльфихе подать туда чай…»

– Гермиона, о чём ты мечтаешь? Ты вообще меня слушаешь?! – Гарри смерил её суровым взглядом. – Осмотр поместья Малфоев первый в моём списке. Есть ещё одно. Насколько я знаю, пропал Наземникус Флетчер. Это может быть никак не связано с Волдемортом – мошенник мог залечь на дно и сам. Но тем не менее я думаю поискать его. А потом займёмся слежкой за Нарциссой Малфой. Она обязательно знает, где скрывается её ненаглядный сынок, я в этом просто уверен!..

____________________________

1) Гвардия умирает, но не сдается (франц.).

* * *

Праздничный завтрак в Большом зале прошёл торжественно и, вместе с тем, очень грустно. Гермионе было не по себе от мысли, что она прощается со школой навсегда. Никогда уже не вернётся… Это её последний завтрак здесь. Последний…

Она оглянулась на преподавательский стол. Каким бы ни было её отношение, какими бы ни были её взгляды – она не могла стереть из памяти прошлого. Да и не хотела. Сейчас её окружали такие знакомые, такие родные люди! Профессора, Хагрид, однокурсники. Старый замок. Незыблемый и надёжный. Он сохранится даже в том мире, о котором грезит её отец. Он устоит, останется оплотом добрых волшебников. Ничто не в состоянии изменить школы «Хогвартс». Никто не осмелится дерзнуть на это. Вечная и священная…

Гермиона почувствовала сильное жжение в глазах и часто заморгала, стараясь проглотить возникший в горле комок. После торжественной речи МакГонагалл многие семикурсницы плакали, да и у мужской части выпускников в ярких лучах летнего солнца блестели от слёз глаза. Что ждёт каждого из них там? Там, вне этих надёжных стен, там, в большом мире? А что ждет там её?

– Я пойду переодеваться, – Джинни Уизли оторвала Гермиону от сбивающих друг друга мыслей. – Завязывай кукситься! Ну, Гермиона! Всё же прекрасно! Уж тебя-то, кажется, не должно пугать будущее, миссис Саузвильт!

– Заткнись! – встрепенулась Гермиона. – Кругом одни сплошные уши, что ты несёшь?! – она встала и пошла с Джинни к выходу из Большого зала. Многие расходились: нужно было готовиться – кому к отъезду, кому – к вечернему балу. – Тем более не буду я «миссис Саузвильт». Наверное. Хотя…

– Саузвильт-Гонт-Блэк, – прыснула рыжая ведьма.

– Вирджиния!

– Ладно-ладно. Слушай, пошли в гостиную – пора начинать собираться.

– Уже?!

– Да! Мне нужно принять ванну, сделать маску, одеться, соорудить причёску… Уже двенадцать дня, в десять начнётся бал! А я встречаюсь с Терри часом раньше.

– Хочу побродить по замку, – запротестовала Гермиона, – попрощаться.

– Сентиментальничаешь? Ну-ну. Где ты будешь «бродить» в половине девятого? Надеюсь, уже по гостиной? Хочу, чтобы ты на меня посмотрела, пока ещё можно будет что-то изменить.

– Обещаю с восьми часов бродить только… м… Только по восточному коридору нашего этажа.

– Ты вообще не собираешься прихорашиваться к балу? – прищурилась Джинни.

– У меня всё готово, нужно лишь одеться. Справлюсь за полчаса.

– Странная ты девушка, Гермиона, – покачала головой Джинни. – Я вот не уверена, что и в шесть часов смогу уложиться… Ой, даже меньше! Кошмар! Всё, я побежала.

Гермиона проводила её улыбкой. И действительно пошла бродить по замку – в полном смысле слова. Она ходила по подземельям, долго просидела в старом классе зельеварения – столько воспоминаний нахлынуло в этой мрачной аудитории! Гермиона подошла к шкафу, где когда-то хранились ингредиенты. Приблизилась к преподавательскому столу. Каково было Северусу вмиг и навсегда проститься с этой школой? Школой, где он прожил так долго, с которой у него связано в миллион раз больше воспоминаний, чем сейчас у Гермионы? Ведь в ней – вся его жизнь…

Ведьма не зашла к Генри – она поднялась в холл, заглянула в чулан под Мраморной лестницей, вышла на улицу. Спустилась к озеру, прогулялась до теплиц – но к избушке Хагрида не пошла. Не хотелось разговаривать.

Так мрачно, знакомо и печально качались кроны Запретного Леса…

В школу Гермиона вернулась через тайный ход. И вновь стала блуждать по коридорам – заходить в классы, вглядываться в окна. Один раз даже разрыдалась около старых рыцарских доспехов, распластавшись на каменном постаменте.

– Семикурсница? – участливо спросил рыцарь, попытавшись ласково погладить её ржавой металлической перчаткой по голове.

– Ой, оставьте меня, – попросила Гермиона, устыдившись. – Просто… просто грустно стало… Ходила тут, ходила…

– Что же вы не готовитесь к балу? – спросил рыцарь. – Уже почти восемь часов, а вы тут плачете о прошлом.

– Я быстро соберусь, – уверила его Гермиона. – А пока действительно хочу, как вы выразились, проститься с прошлым. Уже восемь? О, простите, я с восьми обещала прощаться с восточным коридором последнего этажа.

– Странная вы леди, – задумчиво заметил рыцарь, провожая её взглядом пустых пыльных глазниц, – всё-то у вас по расписанию: даже меланхолия…

Поплакать в коридоре восьмого этажа не довелось: едва поднявшись, Гермиона столкнулась с Роном. Вид у того был весьма решительный.

– Гермиона, надо поговорить. Сейчас.

– Надо – поговорим, – тяжело вздохнула она, сворачивая по обыкновению в пустой класс. Классы сейчас все были пустыми.

– Послушай, я хочу раз и навсегда определить наши с тобой отношения, – сказал без паузы Рон, как только за ними хлопнула дверь.

– Тебе они ещё не ясны?

– Они не ясны тебе, Гермиона, – упрямо заметил рыжий парень, скрещивая руки на груди. – Ты – моя девушка. Нет, слушай. Ты – моя девушка. И ты сегодня будешь моей партнёршей на Выпускном балу.

– И почему, позволь узнать, ты так считаешь? – развеселилась Гермиона, присаживаясь на парту.

– Слушай меня! – закипел Рон. – Ты довольно выставляла меня идиотом! Мы прощаемся со школой, и ты на этом балу будешь со мной! Это не обсуждается! Ты бегала за мной весь прошлый курс, ты раздавала мне авансы – а теперь воротишь нос? Не выйдет, Гермиона! Позволь напомнить тебе, что ты окончила школу и вступаешь во взрослую жизнь. Ты хочешь быть одна? Я, между прочим, чистокровный волшебник из древнего, известного рода.

– Печально известного, – съязвила Гермиона.

– Да как ты смеешь?! – покраснел Рон. – Ты что-то поссорилась с головой, Гермиона! Весь этот год сама не своя. Переходный возраст, что ли?

– Рон, не хами. Я сама и своя. Именно своя. А не твоя, чтобы ты мог мною командовать! Если тебе угодно знать, я не буду с тобой встречаться, даже если придётся выбирать между тобой и… и… – она уже почти перешла на крик.

– Ага, скажи еще Тем-Кого-Нельзя-Называть!

– С Тёмным Лордом я встречаться тоже не буду, – язвительно брякнула Гермиона. – Но из совершенно иных, чем ты полагаешь, побуждений!

– Охренеть, ты послушай себя! «С Тёмным Лордом я встречаться не буду»! Ты больная на голову! И выводишь меня. Но всё равно: ты будешь со мной!

– Слушай, Рон, мне это надоело! – завелась Гермиона. – Я тебя сейчас заколдую, не зли меня своим бредом! И вообще – отвали, мне пора одеваться!

– Сначала придётся раздеться.

Всё произошло так быстро, что ни Гермиона, ни даже Рон не успели ничего подумать. Решение парня было молниеносным: если бы он задумался над ним – Гермиона прочитала бы его мысли и успела защититься. Но он махнул палочкой почти бессознательно, и неожиданно умело наложенные чары крепко привязали руки и ноги ведьмы к ножкам парты так, что она растянулась на гладкой столешнице, словно распятый грешник, больно стукнувшись лопатками о полированное дерево. Волшебная палочка выпала и покатилась по полу.

– Рон, ты сдурел?! – захлебнулась негодованием Гермиона.

– Ты слишком много о себе воображаешь, – сказал Рон, нависнув над ней. – Не смей разговаривать со мной как с мальчишкой! Я тебе сейчас покажу, какой я мальчишка! – он рванул на ней мантию. – Ты мне потом ещё спасибо скажешь!

– Не смей меня трогать, ублюдок! Рон! Рон, ты рехнулся, отвали!

Гермиона безрезультатно пыталась отпихнуть его – она так рассвирепела, что совершенно утратила над собой контроль. Если бы удалось успокоиться, она смогла бы справиться с ним и без палочки, но сейчас была совершенно не в состоянии концентрироваться на чём-либо.

– Рон, перестань! Рон, я выхожу замуж! Слышишь?! Мой жених похоронит тебя заживо!

– Ты бредишь, Гермиона, – хрипло сказал Рон, приспуская штаны.

– Помогите! – заверещала наследница Тёмного Лорда, отворачиваясь от его влажных губ.

– Силенцио! – направил на неё палочку Рон.

И слов не стало. Гермиона только беспомощно открывала и закрывала рот, тщетно пытаясь освободиться. Рон грубо комкал её одежду и лапал тело своими огромными ручищами. Вот он поцеловал её в шею – и Гермиона вдруг с дрожью вспомнила сцену между Волдемортом и Нарциссой, свидетельницей которой она невольно стала. Она попыталась успокоиться и отпихнуть Рона, но не могла взять себя в руки – и вдруг он сам перестал беспорядочно тискать её тело и замер. Просто окаменел. Гермиона не сразу поняла, почему лицо Рона из красного внезапно стало пепельно-серым, а глаза полезли из орбит.

– Ч-ч-что это? – хрипло прошептал он голосом, в котором непонимание смешалось с паническим ужасом. – Что это, Гермиона?

Связанная невидимыми путами ведьма повернула голову налево, туда, куда вперились эти огромные помертвевшие глаза. На её оголённом плече, перехваченный только тонкой бретелькой съехавшего лифчика, зловеще улыбался змеиным оскалом череп Чёрной Метки.

– Импедимента!

Глава XIV: Кто виноват, и что делать?

Рона отшвырнуло к противоположной стене, но он, казалось, этого и не заметил. Парень не сводил глаз с Гермионы.

– Рон, какого лешего тут происходит?! – В дверях класса, вскинув волшебную палочку, стояла Джинни Уизли в шикарном вечернем наряде. Она так и пылала гневом. Лёгкий взмах рукой – и освобождённая Гермиона села, молча потирая запястья и исподлобья косясь на приятеля. – Рон, ты спятил?!

– Г-г-гермиона… – Рон, казалось, вообще не замечал появления Джинни и столь грубой смены своей дислокации. – Г-г-гермиона, что это? – он с шепота перешёл на крик. – Что это, Гермиона?!!

– Ронни! Ау! – помахала рукой младшая Уизли. – Ты головой нигде не ударился?

– Д-джинни… у-у неё Чёрная Метка! – бескровными губами прошептал Рон. – Чёрная Метка на плече! Джинни, это не Гермиона! Это Пожиратель Смерти! Нужно скорее бежать! К МакГонагалл!

Джинни, отошедшая было от двери, снова загородила проход.

– Что ты такое говоришь? – спросила она, бросая быстрый взгляд на Гермиону. Та уже пришла в себя настолько, что смогла без волшебной палочки снять проклятье Рона, но продолжала молчать, всё ещё потирая запястья. – Это – Гермиона Грэйнджер. Какие ещё Пожиратели Смерти?!

– Гермиона, что же ты молчишь?! – истерически выкрикнул Рон.

– Ты меня заколдовал, – напомнила ему Гермиона. – Наложил заклятие немоты – вот я и молчу.

Рон беззвучно закрыл и открыл рот. Потом попятился к сестре.

– Скорее. Скорее, уходим отсюда! Это не Гермиона. Нужно спешить к МакГонагалл!

– Рон, мы никуда не пойдём, – упрямо сказала Джинни. – Успокойся.

– Посмотри на её плечо! Нет! Стой! Это Пожиратель Смерти, он опасен! Не подходи к нему! Что ты сделал с Гермионой?!

– Рон, – Джинни быстро приняла решение, – если ты прав, нам нужно спешить к Гарри. Немедленно. – Она посмотрела прямо в глаза Гермионы и постаралась как можно чётче подумать: «Иди к профессору Саузвильту, я их задержу».

Гермиона чуть заметно кивнула, кутаясь в мантию, и брат с сестрой поспешно выскочили из класса.

* * *

– Успокойся и сядь!

Генри сам с трудом успокоился – его первой мыслью было пойти и убить Рональда Уизли голыми руками.

– Во… во-первых… во-первых, нужно, чтобы твоя Джинни рассказала о том, что там у них происходит. Я сейчас же пошлю за ней.

– А дальше? – хмуро спросила Гермиона. – Когда мы узнаем, что они отправились к МакГонагалл или что они всюду ищут меня чтобы всё выяснить?

Генри вызвал школьного эльфа и послал его за Джинни. Когда домовик исчез, он покачал головой.

– Я не могу принимать таких решений, – молодой профессор кивнул на камин. – Когда мисс Уизли придёт, отправимся к Тёмному Лорду.

– Прямо отсюда, через камин?! – опешила гриффиндорка. – Неужели это безопасно?

– Безопасно, Кадмина, – устало сказал Генри. – На сей счёт не переживай.

Джинни Уизли появилась через полчаса. Она запыхалась и выглядела озабоченной.

– Гарри и Рон ищут тебя по всему замку, – сообщила она, входя. – Здравствуйте, профессор Саузвильт. Я уговорила их, что нужно «убедиться в правоте Рона» и сначала поговорить с тобой, а только потом сообщать что-либо МакГонагалл. Но если они вскоре не найдут тебя – я ни за что не ручаюсь. Можешь сделать Метку невидимой? Можешь сказать, что занималась, скажем, гипнозом, и это единственное, что пришло тебе в голову, чтобы остановить Рона? Это возможно?

– Это ерунда, – покачала головой Гермиона.

– Довольно разговоров, – перебил Генри, бросая в камин зеленоватую пыль и ступая в огонь. – Мисс Уизли права, нам нельзя терять ни минуты. – Он высунул руку из камина и перевернул стоящие на нём песочные часы. – Ровно через десять минут обе пойдёте за мной. – Генри опустил глаза в бушующее зелёное пламя. – Поместье Малфоев, кабинет.

– Он что, отправился к Тёмному Лорду? – спросила Джинни, слегка присвистывая. Её вечерний наряд немного растрепался, рыжие локоны прилипли к вспотевшему лбу. Гермиона кивнула. – Чёртов придурок Рон! Он действительно пытался тебя трахнуть, или я чего-то не понимаю?

– Всё понимаешь, – угрюмо сказала ведьма. – Знаешь, я почувствовала злорадство, когда он увидел Метку. Я много бы чего порассказала ему. С огромным удовольствием! Посмотрела бы, как вытянется его харя. Брр! – Гермиона поёжилась. – Подумать только, он чуть меня не изнасиловал! Рон! Меня!

– Да как это вообще пришло ему в голову?! – негодовала Джинни. – Так и в Демонов Безумия недолго поверить, – вспомнила она страшилки миссис Уизли. – Рон считает, что тебя похитили Пожиратели Смерти и заменили кем-то, принявшим Оборотное Зелье, – почесав переносицу, поделилась она.

– И откуда же у меня тогда Чёрная Метка? – мрачно спросила Гермиона.

– Гарри сказал то же самое. И ещё Гарри сказал, что ты вела себя несколько странно последнее время. Но Гарри думает, что на тебя могли наложить Империо. Только тогда уже Рон стал спрашивать, откуда в таком случае Метка. А потом появился эльф, и мне с трудом удалось отбиться от них – им не ясно, видите ли, какого лешего от меня могло понадобиться Саузвильту «в такой момент»…

– Пошли, Вирджиния, – оборвала её Гермиона, – песок в часах закончился.

* * *

Тёмный Лорд сидел в высоком кресле, положив руки на подлокотники. Генри помог Гермионе и Джинни выбраться из камина и почтительно замер в стороне. Младшая Уизли поклонилась.

– Привет, – фамильярно сказала Гермиона. Её подруга издала какой-то сдавленный звук и промолчала, уставившись в пол. Тёмный Лорд ободряюще улыбнулся дочери.

– Вы молодец, Джиневра, – спокойно и с некоторой торжественностью сказал он после недолгой паузы. – Можно даже сказать – вдвойне. Возможно, было бы лучше, появись вы раньше… А возможно, и нет, – задумчиво закончил он и посмотрел на Гермиону.

На этот раз молчание затянулось. Тёмный Лорд не отводил внимательного взгляда от глаз дочери, и та, в конце концов, потупилась.

– Что ж, – через какое-то время произнёс Волдеморт, – ты окончила школу, Кадмина. Ты выходишь замуж. Поздравляю вас, кстати. К сожалению, я не могу сейчас уделить внимание этому знаменательному событию. Мы наверстаем упущенное позже. Скажи мне, чем ты думаешь заниматься вообще?

– Я… Ну, ничего особенно не изменилось, я хочу изучать древности, – осторожно сказала Гермиона после небольшой паузы. – Мы с Генри думали потом уехать в какой-нибудь храм на исследования… У меня даже есть несколько вариантов на примете. Я читала…

– Мы вернёмся к этому позже, – мягко остановил ее Тёмный Лорд. – Вот и хорошо. В таком случае ты сможешь исполнить то, чего так сейчас желаешь.

– А чего я желаю? – растерянно спросила Гермиона.

– Ты хочешь наказать Рональда Уизли, – усмехнулся её величественный родитель. – Ты хочешь опять увидеть тот же ужас в его глазах, хочешь бросать слова – одно за другим – и бить ими наотмашь. Ты хочешь увидеть то же выражение ужаса и отчаяния на лице Гарри Поттера. – Тёмный Лорд одну за другой облекал в слова её неясные мысли, описывал смутные чувства. – Ощутить в полной мере свою власть, всё своё превосходство. Тебе так понравилось то, что ты узрела недавно на лице бывшего друга… Коротко говоря, ты хочешь рассказать молодым людям правду.

– Но как же? – удивилась Гермиона, отмечая про себя, как правильно он всё определил. – Они ведь донесут Ордену.

– И что? – усмехнулся Тёмный Лорд.

– Как же?..

– Ты выходишь замуж за Генриха – этого уже не поймут твои старые друзья. Сомнительно, чтобы ты хотела общаться с Гарри Поттером или Рональдом Уизли в дальнейшем. А помешать твоему браку и отбытию из Великобритании никто не сможет. Без доказательств и при моих возможностях, – он усмехнулся. – Только попробуй попросить мистера Поттера, во имя старой дружбы, никому не объявлять свою блестящую новость до вашего или твоего отправления из школы. Ему вряд ли поверят – но скажи, что тебя всё равно никто не сможет там задержать. И это, кстати, правда. В сущности, может быть, и хорошо, что так вышло. Ты начинаешь новую жизнь – значит, должна как-то развязаться со старой. До того не было повода и настроения – а здесь смотри: ты вся так и пылаешь желанием выговориться. Полагаю, это сильно улучшит твоё общее самочувствие… В сущности, с тобой сейчас всё абсолютно просто и ясно. А вот мисс Уизли нужно принять очень важное решение.

Джинни вздрогнула и подняла вопросительный взгляд.

– Вам, Джиневра, сейчас нужно определить ближайшие годы своей жизни, – тихо пояснил Тёмный Лорд, пристально глядя рыжей ведьме в глаза. – Либо вы отправляетесь из кабинета Генриха в гостиную Гриффиндора и выслушиваете потом пылкий рассказ Гарри Поттера, ужасаетесь, хватаетесь за голову, а взамен за эти муки получаете возможность жить дальше, никем ни в чём не подозреваемая, окончить в следующем году школу, вращаться в том кругу, в котором живете, общаться со своей семьёй. Либо…

Он замолчал. Джинни сглотнула и устремила блестящий взгляд в пол.

– Либо вы получаете возможность отвести душу, – после паузы продолжил Тёмный Лорд, – как Кадмина. И осуществить наконец то, ради чего вы, собственно, встали на мою сторону, – он улыбнулся немного зловеще, Джинни слегка покраснела и сжала кулаки – Гермиона видела, как она впилась ногтями в кожу. – Я не упрекаю вас, Джиневра. Каждый руководствуется своими идеями, преследует свои цели. Но вы должны понимать, что, сделав этот шаг, вы перечеркнёте всю свою былую жизнь. Вы потеряете и место в обществе, и семью. Вероятнее всего, навсегда.

Джинни подняла взгляд. Гермиона молчала. Тёмный Лорд пристально смотрел на младшую Уизли.

– Генрих, возвращайтесь с Кадминой в Хогвартс, – наконец сказал он. – Пошли кого-то за её вечерним нарядом, пусть подготовится к балу в твоём кабинете, а потом отправьте мистеру Поттеру и мистеру Уизли сообщение, что Гермиона Грэйнджер ждёт их для разговора у тебя, внизу. Ты тоже открываешь своё инкогнито: и твоя задача сегодня – охранять Кадмину и помочь ей покинуть школу, если вдруг Гарри Поттер откажет ей в… хм, «последнем желании». Кадмина, можешь поведать мистеру Поттеру и о здравии Северуса, это его заинтересует. Идите. Я немного задержу вас, Джиневра, – обратился он к Джинни, – если вы не возражаете.

Прежде чем скрыться в зелёном пламени, Гермиона увидела, как её подруга ещё раз поклонилась.

* * *

Гермиона одевалась в полусне.

Они почти не говорили с Генри, ведьма вообще, казалось, парила в каком-то своём мире. Она отрешённо приняла принесённую школьным эльфом праздничную мантию и своё платье, переоделась. Генри сначала пытался разговаривать – но она молчала в ответ. Она думала. В её голове одна сцена сменялась другой.

Гермиона формулировала диалоги, свои и чужие реплики и то и дело замирала с улыбкой, согретая теплом серебряного кулона. Генри смотрел на неё со смесью понимания и удивления и, в конце концов, бросил попытки завязать разговор и к чему-то подготовить её и себя. Единственное, с чем он помог ей – так это с изменениями рукавов праздничной мантии. В рождественском варианте их там не было вовсе, для школьного Выпускного бала наряд переделали. Сейчас, умело взмахивая палочкой, профессор защиты от Тёмных искусств помог Гермионе сделать рукава мантии расклешёнными, с длинными разрезами от самых плеч. Для полноты эффекта в самый нужный момент. Генри чувствовал, что для Гермионы сейчас важны зрелищность, напряженность, драматизм и некоторая наигранность, которая неизбежна в сцене подобного объяснения.

Джинни всё ещё не возвратилась, когда в десять часов вечера Генри послал Гарри и Рону сову, доставленную послушным эльфом из совятни. В письме, написанном аккуратным почерком Гермионы, говорилось, что она хочет поговорить со своими друзьями в кабинете профессора Саузвильта прямо сейчас.

Ни Генри, ни сама Гермиона не знали, что подумали насчёт этого сообщения молодые люди, какие бешеные мысли возникли в их головах, какие подозрения зародились.

Однако, несмотря ни на что, в четверть одиннадцатого из-за двери кабинета раздался беспокойный стук.

* * *

Гермиона не волновалась. Вообще. Она вдруг почувствовала холодное спокойствие и решимость. Генри занял место в глубоком кресле, чуть позади и левее от неё, сама же ведьма стояла, опершись о спинку кушетки, прямо напротив двери. Кабинет Генри был довольно большим, и перед ней до входа лежало внушительное свободное пространство. Гермиона качнула палочкой и дверь отворилась.

Гриффиндорка сложила руки на груди, не выпуская своего оружия, и пристально смотрела на вошедших приятелей.

Они выглядели помятыми и растерянными. Никто из них не готовился к балу, и сейчас Гермиона в своём сногсшибательном наряде, холодная и спокойная, сильно выигрывала перед их нерешительной растерянностью. Гарри, лишь бегло окинув взглядом кабинет и бросив удивлённый взгляд на Генри, заговорил быстро и сбивчиво:

– З-здравствуйте, профессор Саузвильт. Простите. Гермиона! Что это значит? Рон… Рон говорит ужасные вещи. Ты пропадаешь на целый день, а теперь хочешь поговорить, шлёшь для этого сову и назначаешь встречу здесь, в… в присутствии преподавателя! – в его голосе были непонимание и обида. Гермионе показалось, что он, если и верил Рону до того, как вошёл – сейчас разуверился во всём, тем рассказанном.

– Ты можешь говорить со мной при профессоре Саузвильте абсолютно обо всем, – спокойно начала ведьма. – Я видела Джинни. Она сказала, что вы ищите меня. Зачем?

– Гарри, это не Гермиона! Профессор, профессор, мы видели…

– Помолчи, Рон! – перебил друга Гарри. – Гермиона, я хочу говорить с тобой наедине. Но сначала я хочу… Прости, пожалуйста… Я хочу посмотреть на твоё левое плечо.

Гермиона усмехнулась. Она глядела на Гарри и Рона и улыбалась, чувствуя, как от её усмешки волосы начинают шевелиться у них на головах; читая в их глазах путающиеся, сбивчивые мысли, предчувствуя и уже смакуя то, что последует дальше. Кулон Кандиды Когтевран на груди горячей звездой ласкал кожу.

То в ней, что некогда было Гермионой Грэйнджер, казалось, сейчас испарилось прочь без следа.

– Зачем, Гарри? – тихо спросила молодая ведьма, пристально глядя в его глаза. – Я и так могу сказать, что ты увидишь там Чёрную Метку.

Угловым зрением она заметила, как Генри едва заметно усмехнулся. Рон и Гарри остолбенели, а у последнего вырвался стон. Они ожидали чего угодно – объяснений, в которые они поверят или не поверят, того, что перед ними не Гермиона, ожидали даже нападения – и держали наготове палочки. Но такого спокойного и обыденного признания факта…

– Но как же… Кто ты такая?! – вскричал Гарри. Рон потеряно молчал и смотрел на неё с нарастающим ужасом. – Где Гермиона? И где Джинни Уизли?

– Я не знаю, где Джинни, – немного солгала Гермиона, хотя собиралась говорить только правду – так веселее. – А я действительно та, кого ты знаешь как Гермиону Грэйнджер. Ту самую Гермиону Грэйнджер, твою лучшую подругу на протяжении долгих лет. И твою, Рон. Скажи мне, Гарри, если ты считаешь, что Гермиону похитили и заменили искусно подделанной копией, зачем же этой копии оставили предательскую лилию на плече(1)?

– Какую еще лилию?! – визгливо выкрикнул Гарри и бросил на Рона сердитый взгляд.

– Ваша образованность просто поразительна, мистер Поттер, – подал голос Генри. От этого мальчики вздрогнули – они, кажется, вообще забыли о его присутствии. – «Мисс Грэйнджер», – профессор усмехнулся, произнося это имя, – говорит аллегорично.

– А вы тут вообще причём?! – грубо выкрикнул Рон, перебивая его. – Что вы вообще об этом знаете, почему сидите здесь?!

– Помнится, Рон, в наше с тобой последнее свидание – когда ты пытался меня изнасиловать, – она бросила быстрый взгляд на Гарри: рассказал ли Рон ему о том, каким образом добрался до её оголённого плеча. Не рассказал – быстро поняла она и продолжила, – я сообщила тебе, что выхожу замуж. Ты, разумеется, забыл об этом. Так вот, я действительно выхожу замуж. Я выхожу замуж за Генри.

– Какого Ге…

– За профессора Саузвильта, если вам так угоднее, – холодно окончила она. В их головах взорвался рой новых мыслей – Гермиона невольно усмехнулась. Генри быстро сделали главным злодеем.

– Гермиона… Гермиона… Ты – Гермиона? – сбился на полуслове Гарри.

– Как же тебе это доказать? – сощурилась ведьма. – Я знаю о тебе всё, ты можешь задать мне любой вопрос – но я не хочу играть в эту глупую игру. Мы не на допросе, я не буду ни в чём убеждать тебя. Да, я Гермиона. И ещё, – она пристально посмотрела в глаза мальчика, который выжил, – Чёрная Метка на моем плече появилась до знакомства с профессором Саузвильтом. Не приписывай ему лишних лавров.

– Гермиона, что же ты такое говоришь?! – прошептал Гарри. – Я отказываюсь что-либо понимать!

– А ты задавай вопросы, – посоветовала ведьма. – У меня хорошее настроение, я решила сегодня откровенно ответить на них.

– П-почему… Как? Что это значит, Гермиона? Ты что, ты…

– Я теперь на стороне Тёмного Лорда, Гарри, – тихо сказала она.

Воцарилась долгая, звенящая тишина. Гарри и Рон попятились и вскинули палочки – сначала на Гермиону, а потом Рон перевёл свою на Генри.

– Не делай глупостей, Гарри, – ласково посоветовала молодая гриффиндорка. – Начнёшь буянить – и я перестану отвечать на вопросы. Лишишь себя понимания, а меня – удовольствия.

– Удовольствия?! Да что же ты такое говоришь?!

– Гермиона! – умоляюще пискнул Рон. – П-почему?

– Когда? – в свою очередь спросил Гарри внезапно оледеневшим голосом.

– О, ты так быстро меня возненавидел! – восхитилась колдунья, прищуриваясь. – Даже не хочешь попытаться понять. Нужно отдать Рону должное, он, как друг, теперь котируется выше.

– Откуда ты знаешь, что я о тебе думаю и что думает Рон? – язвительно спросил Гарри Поттер.

– В отличие от тебя, я использую то, что мне дают. В этом году я много времени проводила в обществе Северуса – и научилась не только блокировать свои мысли для других, но и заглядывать в чужие.

– Снейп?! При чем здесь Снейп?! Снейп мёртв!

Гермиона молчала и улыбалась.

– Снейп мёртв! – выкрикнул Гарри ей в лицо. – Я сам его убил!

– Ты такой доверчивый, – вздохнула наследница Тёмного Лорда с напускным сожалением. – А роковые грабли Оборотного Зелья превращаются в твоё личное проклятье.

– Это был не Снейп?! – Если б Гарри мог побледнеть сильнее, он бы сделал это сейчас. Глаза мальчика, который выжил, налились кровью. – Где он?! Отвечай!

– Так это он? – вдруг сдавленным и хриплым, полным отчаяния голосом спросил молчавший до того Рон.

– Нет, Ронни, это не «он», – опять усмехнулась ведьма, прекрасно поняв смысл этого короткого вопроса и переводя взгляд на рыжего парня. – Он был удивлён, знаешь ли, даже больше вас. Правда, он и знает намного больше. Да и у вас пока есть шанс узнать много интересного, если будете задавать правильные вопро…

– Экспеллиармус!!! – выкрикнул Гарри, но Генри молниеносно взмахнул палочкой, отразив луч и, в свою очередь, без слов выбив оружие из рук обоих гриффиндорцев. Гермиона даже не пошевелилась.

– Неправильный вопрос, – тихо сказала она.

– Почему? – опять повторил Рон, не сводя с неё взгляда. – Почему, Гермиона?

– Молодец, Рон. Ты растёшь в моих глазах. Я узнала этим летом много нового о своём происхождении, мальчики. И о некоторых аспектах жизни знакомых нам людей. Представьте себе, оказывается, восемнадцать лет назад у Беллатрисы Лестрейндж появилась дочь. Дочь Тёмного Лорда. О том, что ребёнок – дитя Волдеморта, знали только родители, муж Беллы и её сестра, Нарцисса. Моя тётя Нарцисса, Гарри, – добавила она, не сводя глаз с его лица. – Моя тётя Нарцисса отдала ребёнка в маггловскую семью, когда случилась хэллоуинская катастрофа. Моя тётя Нарцисса этим летом вернула меня домой. Не по своей инициативе, конечно.

– Что ты несёшь, Гермиона?! – зло перебил Гарри. – Не хочешь же ты сказать…

– Что я дочь Волдеморта? – прямо спросила она. – Хочу. И говорю тебе это, Гарри Джеймс Поттер.

____________________________________

1) Цветок лилии – клеймо французского суда, которое выжигалось на плече преступника. Благодаря этой отметине, тёмное прошлое заклеймённого куда сложнее было сохранить в тайне.

* * *

– Бред! Гермиона, тебя обманули, тебя заколдовали!..

Она чувствовала, как ласковое, чуть щекочущее тепло серебряного кулона наполняет всё тело, будоражит кровь. Происходящее приносило почти физическое удовольствие, и Гермиона едва ли не светилась, отвечая своим друзьям.

– О, если меня обманули, пусть у меня будет приемный Papá. За то доверие, те знания, за всё то, чему он успел меня научить в это короткое время, – Гарри смотрел на неё с перекошенным лицом, в нём нарастало брезгливое отвращение. Рон приоткрыл рот, – я прощу ему эту ложь, – продолжала Гермиона. – Но только это правда.

– Это бредятина! – неистово выкрикнул Гарри. – У Волдеморта не может быть детей! Вообще не может! Он не может любить!

– Гарри, ты меня поражаешь. Я уже даже оставлю вопрос о том, что может и чего не может mon Pére. Лучше объясни мне, почему человек, пусть даже он действительно неспособен любить, не имеет, по-твоему, возможности завести ребёнка? Ты что-то пропустил в элементарной анатомии.

– Гермиона, подумай, о чём ты говоришь!

Она повела плечом и открыла Чёрную Метку, задумчиво глядя на опешившего Гарри. Рон вообще, казалось, сейчас отключится.

– Ты, Гарри, после сегодняшнего бала очень долго не увидишь меня, – медленно и низко прошипела она на парселтанге. Гарри вздрогнул и у него на лбу выступили крупные капли пота. – Тебе будет, о чём подумать, но ты уже не сможешь ничего узнать. – Гермиона опять перешла на английский язык: – Пользуйся, пока у меня хорошее настроение. Спрашивай.

– Где Джинни Уизли? Что ты с ней сделала, лживая тварь?!

– Не забывайтесь, мистер Поттер, – опять подал голос молчавший всё это время Генри – и опять Гарри с Роном вздрогнули. – Напоминаю, что вы в моём кабинете и ваши палочки у меня в руках. Я не позволю оскорблять Кадмину.

– Кого?! – рявкнул Рон.

– О, я же забыла представиться! – Гермиона сделала картинный реверанс. – Ведь Гермиона Грэйнджер, дочь Эльзы и Джеральда Грэйнджеров, больше как таковая не существует. Вы можете называть меня Кадминой. Кадминой Беллатрисой Гонт-Блэк.

– Б… Беллатрисой… – прошептал вдруг Гарри, из красного снова становясь белым. Гермионе показалось, что она услышала «щелчок» в его голове. – Блэк… Погоди…

– Ты, Гарри, как я погляжу, меня совсем не слушаешь, – с сожалением отметила молодая гриффиндорка. – Беллатриса Лестрейндж, урождённая Блэк, – моя мать.

– Она убийца! – с дикой яростью взревел парень.

– Ты совсем её не знаешь, Гарри, – подняла уголки рта его собеседница. – Да и ты тоже убийца. И я…

– Ты?!

– Я. Можешь не искать Лаванду Браун в поместье Малфоев. Лаванды Браун больше не существует. Она слишком не вовремя и глупо решила ревновать меня к тому, на кого я ничуть не претендовала. Это я убила Лаванду. И не нужно делать такое лицо.

* * *

– Тварь!!! – Гарри попытался броситься на неё – но Генри опять качнул палочкой – и парень ударился о невидимую стену. – Ты – тварь! Подколодная змея! Мразь! Предательница! Ты будешь гнить в Азкабане!

Гермиона расхохоталась.

– Ты преувеличиваешь свои возможности. Кстати, друг мой, если ты не хочешь до утра просидеть связанным в этом кабинете – то дашь мне, когда мы договорим, пойти на Выпускной бал – и не будешь никому ничего сообщать до тех пор, пока мы не разъедемся по домам. Потом – делай что хочешь.

– Как ты можешь говорить о бале сейчас?!

– Я, видишь ли, обещала Тёмному Лорду окончить школу. Выпускной бал входит в это обещание как логичное завершение образовательного процесса.

– Обещала… Тёмному Лорду… Где он?! Говори! Сейчас же!

– В поместье Малфоев, – невозмутимо ответила Гермиона.

– Лжешь, там пусто! За домом следят ночью и днём!

– Потому-то я и говорю, что ты преувеличиваешь свои возможности, Гарри. Тёмный Лорд в поместье. Maman тоже там. До Пасхальных каникул там был Люциус, до Рождественских – Нарцисса и Драко Малфой. Я провела все каникулы и большую часть лета там же. И никто, никто из всех орденовцев и мракоборцев не заметил этого. О чём мы говорим с тобой, Гарри?

– Этого не может быть.

– Вероятно, мне стоит попросить Papá устроить приём и пригласить тебя в гости?

Понадобилось больше минуты для того, чтобы до Гарри дошёл смысл сказанных ею слов и он понял, кого она назвала Papá. По щекам молчавшего Рона побежали крупные слезы.

– Ты… ты… Где Джинни Уизли?! – сорвался на крик Гарри. Рон посмотрел на неё умоляющим взглядом.

– Полагаю, в Большом зале, на балу, – холодно ответила Гермиона. – И я планирую вскоре к ней присоединиться – праздник уже начался.

– Придётся это отложить, Гермиона, – раздалось вдруг из камина, где полыхнуло и потухло зелёное пламя. – Я тоже решила внести свою скромную лепту в вашу занимательную беседу.

Глава XV: Крушение прошлого

Гермиона была удивлена. Но её удивление не шло ни в какое сравнение с тем, как были ошеломлены Гарри и Рон. Только Генри продолжал невозмутимо сидеть в своём глубоком кресле и зорко наблюдать за присутствующими.

Джинни Уизли, в изящном праздничном платье и лёгкой мантии, со слегка небрежной причёской и в наброшенном на плечи чёрном плаще Волдеморта, вышла из камина и остановилась, устремив на Гарри пристальный холодный взгляд. Высокие перчатки, дополнявшие наряд, она сняла и теперь держала в правой руке.

– Джинни! – крикнул мальчик, который выжил. – Ты ничего не знаешь! Уходи, пока они не схватили тебя! Гермиона стала…

– Это ты ничего не знаешь, Гарри, – перебила его рыжая ведьма, делая несколько шагов и становясь около Гермионы.

Казалось, что-то внезапно треснуло в натянутом воздухе и рухнуло, бесшумно, но с оглушительным грохотом. Взорвалось, а потом потухло. И теперь только пепел крупными хлопьями медленно опускался на пепелище…

– Нет, – прошептал Гарри и внезапно весь его пыл, весь жар, вся ненависть в его душе – всё пропало. Стало пусто и темно. – Нет, – безжизненно повторил он, – только не это.

Джинни молчала и смотрела на Гарри, не обращая внимания ни на кого вокруг. Смотрела и не могла понять – неужели она любила этого человека? Сейчас молодая ведьма испытывала к нему только ненависть. Острую. Она хотела причинять ему боль каждым своим словом, но отлично справлялась с этим, даже не раскрывая рта.

– Джинни, – тихо прошептал Рон, – Джинни, отойди от неё. Она – дочь Того-Кого-Нельзя-Называть. Она стала Пожирательницей Смерти!

Джинни молчала и, чуть прищурив глаза, смотрела на Гарри. Молча выпростала она руку из-под плаща, медленно потянула тесёмки; с меланхоличной задумчивостью инквизитора рыжая ведьма перекинула левую руку через голову и неторопливо стянула с себя ткань. Она не отрывала взгляда от глаз своего экс-возлюбленного, заворожённо следящего за Чёрной Меткой на её предплечье.

Джинни опустила руку. Она молчала.

– Не может быть.

Рон застонал и подался назад. Он осел на пол у стены и схватился за голову руками.

– Прости меня, Рон, – подала голос Джинни. Её звонкая речь эхом отдавалась от каменных стен кабинета. – Прости меня за то, что я сделала. Видит небо, я просто хотела быть с Гарри. – Она опустила руку и перевела взгляд на брата. – Я любила его. Я действительно любила его, Ронни. Я была готова ради него бороться, встать с ним плечом к плечу и сразить всех его врагов или погибнуть. Я была ему верной возлюбленной, братец, я отдала ему душу – а он попрал её ногами. Он отвернулся от меня тогда, когда был для меня всем и когда всё, что я имела – принадлежало ему. Я страдала. Я ужасно страдала. Я сгорала от боли и бессилия. Но что бы я ни делала – он не замечал этого. Он думал только о Снейпе, только о Тёмном Лорде, только о своих Хоркруксах – о чём угодно, но не обо мне.

Я могла расшибиться в лепёшку. Он не ревновал меня, когда я надеялась вызвать его ревность, он сказал: «Что ж, так даже лучше» и забыл. Тогда я попыталась вызвать его жалость. Но он не мог разглядеть моих страданий на фоне судеб мира, который почему-то вознамерился спасти от того, кто на него не претендует. Я могла бы умереть – и он бы не слишком опечалился. Просто ещё один досадный факт. Я могла бы выйти замуж, уехать или изуродовать себя – он и не заметил бы этого. Я просто для него ничто. Он украл мою душу, моё сердце – и забыл вернуть перед тем, как ушёл добровольцем на войну, которую никто не собирается вести, которая была заранее проиграна, в которой не соотносятся силы, не осознаются цели. Но он не думал о целях, как не думал обо мне, как не думал и не думает ни о чём, что его окружает. Он воин своих иллюзий. И в его мире нет места простым смертным вроде меня, – она сглотнула и заговорила громче. – Но было то одно, одно единственное, что могло напомнить ему о моём существовании. Привлечь его внимание. Я могла сделать только один шаг, чтобы меня опять заметили. И как бы ни был ужасен этот шаг, как бы он не пугал меня до того, как я осмелилась совершить его – я понимала, что я только так могу привлечь его внимание. И только так могу ему отомстить. Это была единственная боль, которую я имела власть причинить Гарри Поттеру, – голос Джинни сорвался на хриплый шёпот. – А я теперь хочу причинять ему боль, братец. Любой ценой. Хочу отомстить.

Я хочу, чтобы меня простили ты, мама и папа, Фред и Джордж, Билл, Чарли и Перси. Все, кого я знаю и люблю, – теперь Джинни говорила глухо. – Все, с кем мне уже не по пути. Мне очень жаль, у меня болит душа – но Гарри Поттер вынудил меня стать Пожирательницей Смерти. И теперь моя душа и моё тело принадлежат милорду. Я больше ими не распоряжаюсь. Но я могу умереть за него с лёгким сердцем потому, что я воплотила единственное, что у меня осталось – свою мечту. Я отомстила Гарри Поттеру. За то, что он сломал мою жизнь. Мою молодую, прекрасную жизнь, растоптал мою душу и лишил меня будущего. Я буду преданно служить милорду, отдам остатки себя во имя его и во славу его. Потому что, в сравнении с Гарри Поттером, в Тёмном Лорде нет ни капли жестокости, – её голос опять опустился до вдохновлённого шёпота. – Милорд понимает, знает, он верит в людей. Он знает людей. Знает меня. Я буду служить ему без отвращения, я буду служить ему преданно. Я благодарна ему за то, что он мне дал. А он дал мне шанс прожить мою жизнь, а не положить её на алтарь Гарри Поттера и его иллюзий. – Джинни выпрямилась. – Тёмный Лорд спас мою жизнь, излечил меня от проказы, пожиравшей меня жгучим пламенем изнутри. Никто не видел, никто не замечал. А я готова была зачахнуть и рассыпаться прахом среди безликой толпы окружающих эгоистов. Я не могла спать, я не могла есть, я едва ли могла жить. Тёмный Лорд освободил меня. И он не только снял с меня цепи, он дал мне крылья, – она улыбнулась леденящей, зловещей усмешкой, и в карих глазах полыхнуло что-то фанатичное и страстное. Вдруг, всего на один миг, всем выражением своего лица Джинни стала похожа на Беллатрису Лестрейндж. Гермиону дрожь пробрала от этого странного сходства. – И я за это прощаю ему всё, – продолжала рыжая ведьма, не отводя глаз от Рона, который сидел на полу, обхватив голову руками и смотрел на неё сквозь сведённые судорогой пальцы, – всё, что он совершил и совершит, и преклоняю колено в почтении и преданности. И если ты, Гарри, – она впервые перевела свой холодный, немигающий взгляд с ошеломлённого брата на Гарри, который смотрел на неё широкими от ужаса глазами, – если ты когда-нибудь осмелишься поднять палочку на Моего Лорда, я убью тебя. Медленно. Изощрённо. Мучительно. Я уничтожу тебя, если ты осмелишься бороться против Тёмного Лорда. И до последней капли крови буду защищать его. Потому что у милорда есть душа – на сколько бы частей она ни была разбита, даже та малая толика, которая хранится в самом надёжном тайнике – в нём самом – выше и достойнее тебя во сто крат. Потому что милорд не причиняет зла тем, кого ценит или тем, кто ему не мешает. Чем я помешала тебе, Гарри. За что ты такое со мной сотворил?

Повисла пауза. Долгая, тяжёлая пауза. Рон молчал и смотрел в пол. Гермиона тоже притихла. Она знала, что чувствует Джинни; знала, ради чего та перешла на противоположную сторону; знала – но вместе с тем её слова поразили наследницу Тёмного Лорда до глубины души. Сердце сжалась от боли за эту девушку, ни в чём не повинную, молодую, прекрасную и так безжалостно распятую на мученическом кресте за чужие грехи, грехи, которые она была готова и хотела разделить и облегчить для их законного обладателя.

Генри тоже молчал и смотрел в пол. Гермионе казалось, что лучше бы им всем сейчас уйти и оставить Гарри с Джинни наедине. Парень не сводил со своей возлюбленной полных слёз и боли глаз.

– Джинни… Джинни… Я никогда не думал… О небо, Джинни…

– И это всё, что ты хочешь сказать мне? – ожесточённо сощурилась рыжая ведьма. – Значит, я не причинила тебе зла? Ты не ненавидел меня всем сердцем за неведомые грехи, ты не презирал меня, ты не старался уничтожить меня всеми самыми жестокими способами, какие только подарило человеку общество? Ты просто никогда не думал?..

– Джинни… Прости меня…

– Поздно, Гарри. Я не держу на тебя больше зла. Я отомстила. Теперь я принадлежу милорду.

– Нет, Джинни, нет!!! – закричал гриффиндорец, кидаясь к её ногам на колени – Генри ловко и вовремя убрал невидимую защитную стену. – Прости меня, Джинни! Прости меня! Уйди от него! Он – чудовище! Он воспользовался твоей неопытностью, твоей болью! Он затуманил твой разум! Я спасу тебя! Только не говори так, не возвращайся к нему!

– Тебя патологически тянет кого-то спасать, Гарри, – с горькой улыбкой сказала ведьма. – Ты нашёл во мне, наконец-то, что-то для себя интересное. Теперь меня можно спасать. – Она присела на корточки и посмотрела ему в глаза. – А меня не нужно спасать, Гарри. Меня не нужно было спасать, меня просто нужно было любить. Или отпустить с миром. Но ты так хотел меня спасать, что пришлось во имя этого пожертвовать моей жизнью, разрушить её – и теперь ты можешь спасать меня. Только уже нечего спасать. Ты перестарался. Уже не стоит! – Она выпрямилась. – Я, может быть, сегодня впервые за долгое время была счастлива. Я сейчас счастлива, Гарри! От чего ты хочешь меня спасать? От счастья? От свободы?

– Это не свобода, Джинни! – взмолился он. – Тебя обманули!

– Да, меня обманули. Меня обманул некий паренёк по имени Гарри Поттер. Он очень жестоко обманул меня…

– Джинни, Джинни! Милая Джинни! Послушай меня! Прости меня. Я сделаю всё, чтобы спасти тебя. Только помоги мне.

– Это я-то должна помогать тебе? А что будет, когда ты меня спасёшь? Я должна буду сидеть и мучаться угрызениями совести в твоей скромной лачужке, прятаться от мира, пока ты опять забудешь обо мне – ведь я буду уже спасена, а значит, потеряю для тебя всякий интерес, – и ждать, пока ты будешь слепо уничтожать всё, чего не понимаешь и понять не можешь?

– Джинни, не говори так! Я люблю тебя!

– МОЛЧИ! – внезапно сорвалась она. – НИКОГДА! НИКОГДА!!! – вопль Джинни эхом прокатился по каменным сводам и перешёл в быстрый, пылающий шёпот: – Никогда не говори мне о своей любви. Никогда и никому не говори о своей любви! Ты не умеешь любить. Ты умеешь только спасать. Прошу тебя на прощание, не убивай душу в какой-нибудь другой глупенькой девочке. Не доводи её до того, чтобы её нужно было спасать. Просто не приближайся к людям! Ты – самое страшное чудовище! Это твоё имя нельзя называть. Ты мальчик, который выжил, чтобы уничтожать. Если бы твоя мать знала это шестнадцать лет назад, она не заложила бы свою жизнь в основе надгробного памятника стольким людям. Стольким душам. Пойдёмте, Гермиона, профессор Саузвильт. Мы уже на целый час опаздываем на Выпускной бал.

– Джинни!

– Прощай, Тот-Кого-Я-Не-Хочу-Называть! Ты всё же сделал в итоге для меня нечто очень хорошее. – Он поднял на неё заплаканное лицо, озарённое призраком надежды. – Ты привел меня к милорду. И сегодня я счастлива!

* * *

Гермиона была потрясена до глубины души. Она всегда уважала и любила Джинни, но она никогда не подозревала в ней такой глубины чувств, такого омута боли и такой спокойной и жестокой решимости. Они не проронили ни слова, пока поднимались из подземелий, где оставили Гарри и Рона, в праздничный Большой зал. Только Генри всю дорогу сжимал её руку и выпустил только возле Мраморной лестницы.

Джинни шла впереди. Она надела высокие чёрные перчатки и у ближайшего зеркала, где Гермиона вернула рукава своей мантии в первоначальное состояние, поправила праздничный наряд. Теперь, в Большом зале, младшая Уизли искала глазами своего когтевранца, перед которым должна была извиниться за опоздание.

Гермионе пришлось отвечать на массу вопросов друзей о том, куда они пропали. К ней даже подошла взволнованная МакГонагалл и спросила, не стряслось ли чего и где Гарри с Роном.

– Гарри и Рон строят планы на будущее, – сообщила молодая ведьма. – Возможно, они выйдут позднее. Вы же знаете Гарри.

– Да, конечно, – успокоено кивнула МакГонагалл. – А я уже невесть что стала думать.

– Всё в порядке, профессор. Я… я хотела сказать вам спасибо. За всё, что вы дали мне и этой школе. Я никогда вас не забуду. Как бы вы ни думали обо мне впоследствии, знайте, что я безмерно уважаю вас и безмерно вам благодарна.

– Что вы такое говорите, мисс Грэйнджер? – удивилась пожилая дама. – Вы как будто прощаетесь.

– Но я действительно прощаюсь, – печально улыбнулась Гермиона. – С вами и со школой. Навсегда.

– Но мы с вами ещё будем видеться!

– Не знаю, профессор… Сейчас жизнь так сложна и непредсказуема… Просто я хотела, чтобы вы знали – что бы ни случилось, я всегда буду помнить вас. И думать о вас с признательностью.

– О Великий Мерлин, моя девочка! Что такое задумал мистер Поттер, что вы ведёте такие речи?!

– Не переживайте, профессор. Гарри здесь совершенно ни при чём. Просто я хочу после выпуска на время вернуться к родителям. А потом – отправиться путешествовать и изучать древности. Я не хочу проводить свою жизнь в бесконечной охоте на Тёмного Лорда. Простите меня за всё.

– Моя милая! Что вы! Мне не за что вас прощать! Я не виню вас! И я поговорю с мистером Поттером, наверное, это он напустил на вас меланхолию. Я совершенно согласна с вашим решением. Вы ещё слишком молоды для того, чтобы воевать. И я безмерно поддерживаю вас.

– Это вам сейчас так кажется, профессор МакГонагалл, – горько усмехнулась ведьма. – Но всё равно, спасибо. Я пойду. Хочу отдаться в этот вечер школе. В последний раз.

МакГонагалл проводила её умилённым, полным слёз взглядом. У неё болела душа за этого ребёнка. За всех этих детей, за весь магический мир…

* * *

Гарри появился в Большом зале около трёх часов ночи. Одного взгляда на него Гермионе было достаточно для того, чтобы понять – он мертвецки пьян. Рона не было видно. Гермиона издали следила за Гарри, боясь, что он устроит разборку прямо тут и могут начаться проблемы. Но опасалась она, в сущности, зря – Гарри был в том состоянии, в котором его словам никто бы не поверил, даже если бы он стал говорить куда менее невероятные вещи. Впрочем, он почти ничего и не говорил.

Джинни с отвращением отошла, когда он попытался приблизиться, и упорхнула в сад под руку с Терри Бутом. А около пяти часов и Гермиона с Генри тихонько затерялись в опустевшем, с отбытием основной массы учеников, замке. Дочь Волдеморта встретила рассвет в объятиях возлюбленного.

В девичьи спальни Гриффиндора она вернулась только к десяти утра – переодеться в дорогу и собрать багаж. Но последнее уже любезно сделали за неё школьные эльфы. Комната без вещей смотрелась сиротливо и грустно. Так пусто и печально.

К ней заглянула Джинни, она была бодра и весела. Никаких тревожных вестей от школьного начальства не поступило. Впрочем, Гарри с Роном не было в башне. Хотя теперь это было уже неважно.

Они ни о чём толком не поговорили – в комнате собиралась Парвати, в гостиной – последние однокурсники прощались с замком, который был их домом в течение семи лет. Подруги тоже задержались там – а потом медленно отправились к воротам школы.

Утро за высокими окнами было сырое и дождливое, погода с ночи сильно испортилась, на небе собрались серые тучи. Они с Джинни шли молча, то и дело их обгоняли шумные группки и отдельные студенты. У подножия Мраморной лестницы гриффиндорки попрощались с Филчем и в последний раз увидели Миссис Норрис.

Гермиона шла, словно в полусне.

Так странно. Так странно было осознавать, что она в последний раз сидела на той кровати с четырьмя столбиками, что ей не суждено уже пройти по этой лестнице, оказаться в своей спальне. Что эта спальня ей больше не принадлежит…

Когда они с Джинни выходили из гостиной Гриффиндора, камин тлел. Комнату убрали за ночь, впрочем, как всегда. Вот уже ничего не напоминало о том, что с ней вчера прощался очередной выпускной курс Гриффиндора. Прощался навсегда.

Гермиона отстала от подруги и заглянула ненадолго в Большой зал, прошлась рукой по длинным лавкам и столешницам. Сколько всего было здесь. Сколько пережито и забыто, пережито и запомнено навсегда.

За высокими окнами светило неуверенное, как-то по-осеннему прохладное солнце. Девушка вздохнула. И направилась к выходу.

Пустые коридоры, залитые утренним светом, высокие окна, дремлющие картины и поскрипывающие доспехи. Глаза защипало, и в груди стало очень тесно. На-все-гда…

* * *

Она стояла возле вереницы карет, среди снующих старшекурсников, которые прощались, плакали; кто-то просто говорил… Она стояла у карет, положив ладонь на холку мерно дышащего фестрала. Первого сентября они не показались ей такими красивыми и величественными. Наверное, ей было о чём подумать, кроме них.

Бока демона вздымались мерно, он немного покачивал головой им в такт. Вольный демон смерти… По преданию, одному из тысячи, когда-то эти твари были впряжены в колесницу Танатоса. А потом разлетелись на волю… Вольный демон. Свободный, необузданный…. Свобода. Сейчас ты увезёшь меня на свободу. Туда, навстречу дрожащей дымке тумана. На станцию… Поезд, дорога, влага на щеках, платформа 9 и 3/4. Гермиона хотела проделать этот путь в последний раз.

– Прощай, – тихо сказала ведьма алеющему в утренних лучах замку. Его пустым и таким родным окнам, окрестностям, старым, верным стенам. – Прощай.

Гермиона села в карету и облокотилась на спинку. Закрыла глаза. И вскоре демоны Танатоса увлекли её навстречу свободе…

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник