Если бы я подозревал о чем-то подобном раньше, если бы знал, что искать, мне, может, и не понадобилась бы память лидера Уруту.
Они ведь даже не думали скрываться, напротив.
Я просто не добрел до этого места во время ознакомительных прогулок по Краснорецку.
Место сборища можно было услышать издалека. По гулким басам, прорывающимся в низкое осеннее небо. Увидеть — по ярким всполохам цветной иллюминации в ночном небе.
Они и не думали таиться. Это был ИХ город. Их территория.
Я остановился возле самого берега. Дальше были решетчатые фермы моста, ведущего через дамбу. С левой стороны от него мокро шумел на ветру лес.
А с правой — кипела жизнь. Если это можно было назвать жизнью.
Возле приземистого здания с яркими огнями над крышей толпилась масса народу. Подъезды к зданию были запружены множеством сверкающих плоскостями автомобилей.
Я захлопнул дверь машины, выходя. Под ногами хлюпала грязь. Можно было подумать, что весь этот пустырь, разделяющий меня и логово Уруту, несколько недель подряд месил десяток тракторов.
Музыка ревела, гремела басами.
Множество человеческих тел дергалось в ритм ей, загораживая проход, толкаясь, путаясь, мешая друг другу.
И все они были в подобие того же транса, что и «доноры» Серого человека. Я чувствовал всеобщее безумие, лихой угар, шаманское опьянение, исступление бьющегося головой в стену буйнопомешанного. Эйфория, какой не дадут ни «экстази», ни амфетамины, ни кокаин, ни любой другой наркотик. Толпа, полностью утратившая связь с реальным миром.
Это было сборище чудовищных масок, трикстеров, фриков, персонажей кошмарных снов, балансирующих на гранях миров. Ожившая картина Босха.
Из толпы выныривали отдельные лица, отдельные образы. То необыкновенной красоты венецианская маска, то страшная соломенная личина, то тыква с парой черных дыр, то свиное рыло, то выпуклые линзы костюма химической защиты, то равнодушная рыбья морда, то азиатская маска с множеством выпученных глазок. Лица, вымазанные белилами и черной помадой. И лица, замотанные драными покрасневшими бинтами. Ярко-красные клоунские рты и дрожащие насекомьи жвала. Загнутые клювы и оскаленные собачьи пасти.
И ни одного, ни единого человеческого лица.
Со всех сторон тянулись руки, клешни, когти, лапы, копыта, ласты. Множество жадных конечностей, тянущихся вверх, стараясь ухватится за дрожащие лазерные лучи.
Сердце сжалось от осознания того, что не все в этой толпе Маски.
Есть и Настоящие.
Ко мне подбежал мальчишка в белой рубашке. Его лицо скрывал бумажный полукруг с узкими прорезями для глаз, на месте носа болталась длинная бумажная трубка.
— Хозяин вернулся! — прокричал он звонко, приветственно маша мне узкой ладошкой.
И толпа ответила ему единым вздохом, оборачиваясь в мою сторону.
— Хозяин!!! Хозяин вернулся!!!
Меня распирало. Тьма и Свет бурлили во мне, готовясь вырваться наружу. Я был на грани безумия.
Они не видели, кто я, не видели моего настоящего облика. Только чувствовали исходящую от меня ворованную силу. Как стая слепых хищников, по запаху определяющая вожака. Как толпа слепых, на ощупь нашедшая одноглазого поводыря.
На миг я задержал шаг, утопая в грязи между расступающихся фигур.
Над всем этим светопреставлением, по ржавым перилам моста вышагивал одинокий человек. У него были завязаны глаза. Он как канатоходец балансировал на узкой перекладине перил, совершая шаг за шагом. Лазерные лучи и прожектора периодически выхватывали его из тьмы.
Никто не смотрел на него. Все взгляды были обращены ко мне. Они расступались, пропуская меня вперед навстречу ревущим басам, оглушительному ритму.
И я шел через грязь, хлюпая ботинками.
А они вновь смыкались за моей спиной и глядели вслед.
— Приветствуем, хозяин! — выступили молодчики в темной одежде, с короткими автоматами через плечо. — Все завершилось успешно?
— Да, я прикончил гада. — сообщил я совершенно искренне.
Они лишь утвердительно кивнули в ответ. Другого не ждали.
Сопровождаемый охранниками, я стал подниматься на дамбу по бетонной лестнице. Внизу бесновалась, вытягивая к небу руки и меся ногами чавкающую грязь, оглушаемая музыкой, ослепленная, погруженная в транс толпа. И нити энергии от нее, множество нитей, жадно втягивали в себя внутренности старой дамбы.
Мы прошли по широкой площадке, где проводила время за столиками избранная публика. Мне приветливо махали, салютовали бокалами.
Паренек-диджей, стоящий за вертушками, радостно провозгласил в микрофон:
— Краснорецк! Приветствуем хозяина! Где ваши руки?!
Толпа взвыла, вытягивая к небу растопыренные ладони.
Слепцы, подумал я с горечью, вы же просто несчастные слепцы.
Я уверенно шел по привычному лидеру Уруту маршруту. В самое сердце его логова.
Охранники, придерживая автоматы, следовали за мной послушными цепными псами.
Музыка сюда не доносилась, лишь чуть гудели бетонные стены.
Здесь было тихо. Лишь бряцала под ногами железная решетка, да бурлила где-то внизу вода.
Мы дошли до широкой арки, за которой был балкон, огороженный железной оградой. Лампы дневного света, закрепленные на стенах, озаряли его дрожащим сиреневым мерцанием. А дальше тянулся темный свод туннеля. По дну его мерно текла вода. Насколько я понимал, он выходил прямо в водохранилище.
— Все готово, хозяин! — сообщил голос откуда-то из-за спины. Отзвуки его эхом заплясали под низкими сводами. — Начинать?
Я обернулся.
Да, эти ребята вовсе не были готичными страдальцами, изображающими из себя вампиров, как красавчик Барабашкин.
Эти ребята играли всерьез.
Они не были клоунами. Они были больные ублюдки.
Передо мной возвышалось три фигуры. В длинных одеяниях, производивших странное впечатление в полутьме, разбавленной слабым искусственным светом.
Ткань, из которой были сшиты их длинные, до пола, бесформенные плащи, маслянисто поблескивала, по ней гуляли крохотные сиреневые искорки.
Я не сразу догадался, что это за странный материал. Змеиная кожа.
На лицах, укрытых тенью от капюшонов, застыло ждущее выражение.
Они были не просто люди. Избранные, ближний круг лидера Уруту, бывалые «минусы». Но и на их лицах висела та же самая пелена, что и у беснующихся на улице людей, у охранников, у избранного общества, сидящего наверху.
У всех, кто находился здесь.
Они все здесь пребывали во власти одного и того же сна. Один и тот же морок владел всеми этими людьми, подчиняя их волю, застилая их собственное «я».
Быть может, лидер Уруту, действительно был единственным зрячим среди слепых.
А может, эта давящая черная пелена, присутствие которой я ощущал теперь каждой клеточкой своего тела, и сердце которой несомненно было здесь… Может, она успела овладеть и его рассудком.
Я посмотрел за спины странных людей в балахонах из змеиной кожи, и увидел бледные тела, застывшие в неестественных позах.
Три девушки и два парня, молодые, лет по двадцать. Совершенно голые и в полной отключке. Они были прикованы наручниками к тянущейся вдоль стены трубе.
— Что с ними?! — вырвалось у меня.
Типы в балахонах, видимо, поразились вопросу хозяина. Уж он-то должен быть в курсе.
Ответ сам пришел ко мне, из беспорядочных вихрей ворованной памяти, которая уже начинала постепенно выветриваться из меня, сходить на нет.
Жертвоприношение. Дань. Кровь должна пролиться в воды озера, чтобы поддержать…
Кого поддержать?
Внезапно я понял.
Ну конечно, теперь я увидел картину полностью.
Все пестрые кусочки мозаики сошлись, открыв мне истинное положение вещей.
Вся картина, во всем ее ужасающем великолепии.
Картина тошнотворная, дикая, выбивающая из колеи.
Это действительно потрясало. Потому что, несмотря на всю ту мерзость, на которой все здесь держалось, и которой все здесь питалось, картина производила головокружительное впечатление, она была Величественна.
И в то же время, все было просто.
Просто и страшно.
Порой самыми страшными оказываются самые простые вещи. Страх не нуждается в роскошной свите и пышном обрамлении. Ему не нужна парадная театральность. Он может явиться и через прореху в заборе, и через щель в половицах, и через крысиный лаз.
Я увидел Ее.
Она была живая, и по своему даже красивая, как красив может быть точный бросок хищника, смертоносный изгиб лезвия, тягучая капля яда, потрясающий воображение губительный удар ядерного взрыва. Воплощенные смерть и ужас.
Тварь. Состоящая из сгустков иссиня-черного мрака, беспросветной темноты. Она обреталась прямо над нами, среди нас. Мы находились в самом ее центре.
Тварь связывала водохранилище и город упругими энергетическими линиями, выкачивая силу, наслаждаясь проходящими через нее пульсациями, поддерживаемая неустанной заботой группировки Уруту.
Тварь питала «минусов» и отнимала эмоции у населяющих Краснорецк людей.
Ее щупальца протянулись до самых окраин города, завязли в лесных ветвях, выползали на автостраду, оплетали линии электропередач и антенны на крышах.
Она была проводником между миром живых и миром мертвых, чей прах был потревожен много лет назад водами искусственного озера, размывшими и старые кладбища, и безымянные солдатские могилы, и затянутые корнями и дерном безвестные кости.
Правильнее наверное было бы говорить «оно», а не она.
Хотя, тьма — она ведь женского рода?
И для поддержания ее существования, для того чтобы она продолжала враспорку держать прорехи между реальностями, Уруту кормили ее живой кровью. Живой молодой кровью, которая лилась в воду озера, смешиваясь с мутной водой, наполняя тварь жизнью, заставляя ее биться в судорожном экстазе.
Тварь вертела городом, как хотела. Сводила с ума, угнетала, подавляла. Она стояла здесь за всеми и за каждым.
И мои чудовищные видения. Видения ли? И неожиданные актерские экспромты Фролова с Максом, Коли соло, и Коли с Полиной, и Коли с его порученцем, и все эти нелепые и дикие, абсурдные эпизоды, свидетелем которых я стал.
В этом городе просто невозможно было вести себя по-человечески.
А они кормили ее, пестовали, холили и лелеяли. Стали ее тайными жрецами.
Один из этих «жрецов» подошел к прикованному к трубе голому парню. Протянул широкий рукав, из-под которого блеснуло лезвие изогнутого зазубренного ножа.
Провел по руке парня бритвенно острым лезвием. Медленно, снизу вверх, оставив тонкий надрез на предплечье. Струйка крови потекла по бледной коже, а парень только приподнял голову и замычал, блаженно улыбаясь и пуская слюни. Их, предназначенных в жертву, под завязку накачали каким-то наркотиком.
Я смотрел, как жрец Уруту проводит ладонью по разрезу на руке парня, собирая темно-багровую влагу.
Он поднес ладонь к лицу, размазывая по щекам, словно боевую индейскую раскраску.
— Начинаем, хозяин? — спросил он с улыбкой, облизывая кончики пальцев.
Наверное, будь на моем месте кто-нибудь другой, он продержался бы дольше. Вышколенный оперативник с чистыми руками, железными нервами и холодным разумом. Он продержался бы очень долго, чтобы запротоколировать, запомнить, увидеть все собственными глазами, а потом донести до большой земли, по форме доложить начальству. Ведь мы так мало знаем о «минусах». А здесь — такой прекрасный шанс окунуться в их жизнь изнутри. В самые потайные уголки.
Но я не выдержал.
Я вытащил из-за пояса пистолет, движением пальца снял с предохранителя.
Я вытянул руку и выстрелил жрецу с ножом прямо в лоб. Веер темных брызг ударил по стене позади него. Тягучие капли зашипели, попав на сиреневый цилиндр ртутной лампы.
Грохот выстрела оглушил всех присутствующих, заплясав под сводами.
Я повернулся к дружкам жреца.
— Во имя чего?! — заорал я. Голос мой эхом заплясал под сводами.
Они попятились, тараща глаза.
— Хотели власти?!
Я повернулся к охранникам. Выстрелил в голову одному, потом второму. Они даже успели навести на меня автоматы, но я все равно был быстрее.
Сила плясала внутри меня, ища выхода. И не важно, что истоки ее были здесь же, в тошнотворной засасывающей черноте. Ведь то, какого цвета сила, определяем мы сами, а не она, верно?
Третий охранник запутался в ремне автомата, оскалив зубы и не сводя с меня остекленевшего взгляда.
Я протянул в его сторону левую руку. Мысленным приказом оторвал от площадки, перебросил через перила, вдавил в сводчатую стену туннеля. Охранник распластался по стене, как мошка по ветровому стеклу. С хрустом посыпалась вниз бетонная крошка.
— Вот вам власть! — крикнул я жрецам, показывая пистолетом на тела охранников.
Двое в балахонах змеиной кожи пятились к перилам.
— Хотели бессмертия, вечной жизни?!
Я выстрелил в распластанного на стене охранника. И опустил левую руку, давая телу упасть в воду. Он мешком рухнул в нее, шумный пенный поток поглотил темный куль, который мгновение назад был живым «минусом».
— Вот вам бессмертие! Вот вам жизнь вечная!
Жрецы уперлись в оградку, ухватились за нее руками. Оторвать от меня глаза они не решались.
— Хотели табуны красоток и горы бабла?
Я выстрелил в того жреца, что стоял слева.
— Держи!
Он дернулся, всплеснул руками. Свесившись через ограду, тяжело повалился вниз, в воду.
— Хотели ни в чем себе не отказывать, верно? — спросил я, подходя к последнему оставшемуся Уруту.
Он молчал. Губы его дрожали.
— Так не отказывайте себе ни в чем! — я выстрелил в упор, и ударом ноги опрокинул его тело вниз, через перила.
Тело в змеином балахоне грузно шлепнулось в воду, и понеслось по воле течения вперед, к выходу в озеро.
— Спросите себя! — крикнул я вслед. — Счастливы вы теперь?!
Сколько же жизней они загубили, год за годом подпитывая эту алчную черную тварь?
Ради чего? Как же это нечеловечески низко, нечеловечески подло. Люди ли они вообще? Или безумные звери?
И во имя чего все это? Даже не ради счастья. Ради простых, банальных радостей, бытового комфорта. Ради уверенности в себе, ради хорошей машинки и икорки на завтрак. Ради собственной маленькой радостишки, укрытой в потных ладошках.
Их не заинтересовало предположительное появление Вектора. Серому человеку он не сдался. Коле он нужен был лишь как козырь, в борьбе за город. За возможность занять место главного жреца у алтаря этой бесформенной черной гадины.
Им не нужны были перемены. Ни плохие, ни хорошие. Они просто хотят занять место у кормушки. Вот и все отличие.
Вот почему «минусы».
Никто не будет целовать под хвост черного козла из соображений глубокого идеологического характера, не верю. А вот ради мешков с золотишком, ради гарема наложниц, ради того, чтобы вчерашние обидчики ноги мыли и воду пили — конечно же! С превеликим удовольствием, мессир!
Никто не спалит мир, не погрузит мир в хаос и разорение во имя торжества абстрактного зла. А вот в попытках обеспечить себе гарантированно хорошее будущее — запросто!
Мелко плаваете, господа Уруту, хозяева городка лунатиков.
«Все что ты не загадаешь, мужик», сказала золотая рыбка, «твой сосед получит в двойном объеме». «Тогда выколи мне глаз», ответил мужик.
Чтобы мы чувствовали себя хорошо и задница наша была в тепле, не жалко угробить сотню-другую каких-то чертовых людишек.
Не за власть над миром, за комфортное существование.
Мелко плаваете!
Я подошел к порезанному жрецом парню. Ничего, жить будет.
Я собрался было разорвать наручники, которые приковывали его к трубе, и вдруг почувствовал отголоски его эмоций.
Черт побери, да ведь никто его не похищал. Не вытаскивал из постели ментальным приказом, как тех несчастных обывателей, которых развозил сейчас по домам бывший охранник Уруту. Не накачивал насильно наркотой, вкалывая шприц исподтишка, или засовывая в рот таблетки.
Они ведь все сами пришли сюда — колбаситься на дамбе, по собственной воле. И наркоту он принес с собой, также как и его товарищи по несчастью. А этим уродам в змеиных балахонах оставалось только ходить среди беснующейся толпы и выбирать тех, кому уже совсем отлично. Просто ходить и выбирать из этой толпы.
Как же просто управлять стадом, которое само, без лая овчарки и окриков пастуха, вовремя приходит в загон. И с радостным блеянием ложится под нож.
— Люди вы бестолковые! — я сплюнул. — Повисите тут, подумайте о своем поведении.
Парень повел головой, поглядел на меня сквозь слипшиеся патлы, промычал что-то радостное, пуская слюну. На лице у него читался полный балдеж.
Я пошарил по карманам охранников, зарядил обойму в свой пистолет, проверил обойму во втором, извлеченном из кобуры на поясе убитого.
И пошел к выходу.
Маскировка больше не спасала меня. Теперь никто уже не смог бы принять меня за человека в сером, покровителя и заступника тьмы, высасывающей соки из Краснорецка.
Я вышел на парапет.
Отсюда была прекрасно видна сотканная над городом сеть непроглядной тьмы. Стоило только приглядеться.
Она пульсировала, клубящимися сгустками и гроздьями свисая над домами, вытягивая и вливая в город и живущих в нем людей ручейки расплывающейся черноты.
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Широко разведя руки, продолжая сжимать пистолеты, сфокусировал над дамбой роящийся вихрь ярких пылинок.
И, превратив его в яркое пятно света, в Окно, я стал поднимать пенящуюся воду.
Меня заметили.
Музыка орала, меня изредка выхватывали из темноты метающиеся лазерные лучи и цветные прожектора. С разных сторон — сквозь толпу, между столиками, от диджейской стойки, — ко мне уже торопились крепкие ребята с автоматами наперевес.
У лидера Уруту тут похоже прикармливалась целая армия.
— Давайте ребята, все сюда! — закричал я, не надеясь, что они меня услышат.
Вода, пенясь и шипя, поднималась над дамбой, послушная вызванным моей волей силовым полям.
Прозрачным покрывалом она стала расти над дамбой, скованная вихрящимися энергетическими потоками, не теряя ни капли, растянулась, нависла над логовом Уруту и толпой вокруг прозрачным водяным куполом.
Музыка продолжала греметь. Но даже сквозь нее я услышал общий вздох, вырвавшийся у всех свидетелей происходящего над дамбой действия. Даже мои преследователи, судорожно сжимая автоматы, смотрели вверх.
На прозрачную пленку воды, затянувшую небо. По ней гуляла легкая дрожащая рябь, сквозь которую проглядывало ночное небо.
— А теперь, девочки и мальчики! — закричал я, опьяненный бурлящей во мне силой. — Пенная вечеринка!!!
Я резко дернул обеими руками, как бы сбрасывая невидимый груз.
И в тот же миг весь этот грандиозный водяной купол обрушился на дамбу гремящим дождем. Толпа дрогнула, закрываясь от резких хлестких дождевых капель, вжимая головы в плечи, сгибаясь.
Словно из громадного невидимого таза окатили дамбу и весь окружающий берег. Вода забарабанила по вжатым в плечи головам, спинам, вытянутым рукам.
Вода врезалась мириадами капель в грязное месиво под ногами толпы, превращая пустырь перед дамбой уже в окончательное болото.
Боевики Уруту пришли в себя быстрее остальных. У них существовали четкие инструкции, и морок, владевший всеми остальными, эти инструкции лишь усиливал. Эти парни ощущали упоение схваткой, жаждали биться со мной, прикончить меня во чтобы то ни стало. Отплевываясь, скользя по мокрой земле и бетону, на бегу вытирая локтями влажные лица, они стали палить по мне длинными очередями.
Все это было бесполезно.
Сила наполняла меня, я мог сейчас выделывать такие фокусы, о которых представление имел только по голливудским боевикам.
Я кружил на парапете дамбы, уворачиваясь от пуль, и стреляя с двух рук, не целясь.
И всякий раз мои пули поражали автоматчиков.
Один повалился с простреленной ногой.
Другой, матерясь, выронил автомат из пробитой руки.
А я скользил по дамбе, стреляя без промаха, слыша как визжат возле самого лица пули. Чувствуя, как бьет мне в лицо бетонной крошкой от рикошетов.
И Окно продолжало гореть, разрывая ночную тьму, выпуская редкие белые протуберанцы.
Множество световых нитей тянулось ко мне из него, оплетая сверкающим коконом, наполняя силой.
Все это продолжалось короткий миг.
Я поочередно вывел из строя всех автоматчиков. Они теперь валялись кто где, мокрые, дрожащие, орущие что-то сквозь гром музыки, зажимающие простреленные ноги и руки. Сами виноваты, ребята.
В ушах, громче бешеного ритма охрипших динамиков, гудел многоголосый вой.
Крики, вопли и шепот призраков, оказавшихся в плену черной сети. Обреченные повиснуть между мирами, став генератором злой энергии. Запертые в непрекращающейся агонии. Они жаждали уйти в свое измерение.
Потерпите, мысленно сказал я им, пожалуйста, потерпите еще немного.
Окно с избытком наполняло меня светом.
Сияющим чистым светом.
Белым, как молоко. Ярким, как солнце. Теплым, как материнские руки.
И еще я почувствовал, как потянулась откуда-то из города цепочка крошечных искорок.
Кто-то еще, какой-то незнакомый «проводник», помогал мне. Давал частицу своей силы, подбадривал.
Я был не один против черной твари. Понимание этого подстегнуло меня, придало еще больше уверенности в своей правоте.
И тогда я ударил.
Всей выбранной из Окна силой ударил прямо в то место, где стоял, себе под ноги, сквозь бетон, кирпичи, трубы и стальные перекрытия.
В место, где колышущаяся над городом черная паутина соединялась с призрачным мостками, наведенным «минусами» к глубинам водохранилища.
Я ударил, перекрывая брешь между реальностями, между миром мертвых и миром живых.
И дико взвыла безликая темная тварь, обретавшаяся на этих мостках, питаясь и эмоциями живых, и подношениями «минусов», и пульсациями отголосков давно оставшихся в прошлом страшных дней.
Черный сгусток силы, призрачный спрут, взвыл, пораженный в самое сердце. Почувствовав впервые за много лет, что это сердце у него есть. Что и он смертен.
— Проваливай туда, откуда появилось. — сказал я, опуская руки.
Толпа пребывала в шоке.
Музыка продолжала орать. Но люди, бесновавшиеся у дамбы, поникли, как-то завяли. Исподлобья поглядывали друг на друга мрачными сонными взглядами. Стаскивали с лиц уродливые маски. Пытались сообразить, какая нелегкая занесла их на эту чавкающую глиной окраину.
И куда делась та недавняя эйфория, воспоминания о которой еще удерживало сознание.
Вечеринку я им подпортил.
И стихли стоны и крики призраков в моей голове.
Они втянулись в свою реальность, покидая расставленную «минусами» ловушку, в которой им пришлось томится долгие годы.
Взревев совсем уж безумно, словно стараясь напоследок оглушить, оборвалась музыка. Погасли лазерные лучи и прожектора.
Ужасное зрелище. Толпа людей, вдруг разом потерявших жизненную нить. Не понимающих, где они и кто они, чем они тут занимаются. Что они здесь делают.
Я спустился по бетонной лестнице, пошел мимо них, так же уверенно как шел совсем недавно. Только теперь они не расступались передо мной. Они не чувствовали меня, не ощущали. Я сам расталкивал их, удивленных, ошарашенных, потерянных. Ничего, теперь у них будет время хорошенько подумать обо всем. Собственной головой.
Краснорецк начинал просыпаться, город сбрасывал с себя оцепенение.
Я посмотрел в небо.
И обостренными чувствами «проводника» увидел мелкую черную труху, оставшуюся от некогда нависавшей над городом сети. Она медленно растворялась в воздухе, рассасывалась.
Рассвет довершал начатое мной.
Я услышал, как на другом конце города смеется странный Пасечник. Поглаживает по голове овчарку и смотрит сквозь сетчатую вуаль в светлеющее небо. И собака довольно раскрыв пасть и выставив язык, будто тоже улыбалась.
Я увидел Максима, с прищуром глядящего в небо. Он тоже видел рассыпающиеся темные частицы. Он не улыбался.
И еще я увидел того «проводника», который помогал мне качать силу. Он стоял на балконе гостиницы, ероша непослушные волосы и поводя худыми плечами от холода. И, кажется, ничего толком не понимал.
Погоди, Дима, сказал я ему мысленно, сейчас я тебе все расскажу.
Хлопнув дверью машины, я включил зажигание. Давай, ласточка, заводись. Сейчас не время глохнуть.