Чудесные бывают рассветы под Москвой!
Утро еще не наступило в этот знаменательный день, и полупрозрачная пелена стелилась кое-где по низинам у перелесков.
Словно легкие белые шарфы легли на зелень травы, и не ощущалось даже дуновения ветерка, который смог бы развеять их. Белоствольные березовые рощи будто поднимались из упавших облаков. А высоко в предрассветной бледной синеве тоже плыли облака, и они казались отражением тех, что лежали на земле. Не проснулись еще птицы, не застрекотали в траве кузнечики. Солнце еще не поднялось над зубчатой линией лесов, а только сделало ее отчетливой на заалевшей части неба.
И вдруг свистящий звук шин разорвал сонный покой. По шоссе с огромной скоростью мчалась желтая машина с синей полосой вдоль кузова. Казалось, сейчас она оторвется от асфальта, взлетит.
Из репродуктора на ее, крыше неслись вначале неразборчивые, а потом ошеломляющие звуки:
— Всем машинам прекратить движение! Пропустить кортеж!
Кортеж состоял из трех машин: милицейской впереди, такой же желто-синей позади и черной автомашины посредине эскорта.
В столь ранний час на шоссе почти никого не было. Только два велосипедиста в спортивных майках и молоковоз из ближнего совхоза испуганно шарахнулись в сторону и остановились.
Шофер в кепке, надетой задом наперед, покачал головой, провожая глазами тройной желто-сине-черный вихрь, и остановился взглядом на следах от шин на асфальте, где занесло бешено мчавшиеся машины на повороте.
— Как на пожар! — глубокомысленно изрек он.
Такие же кортежи машин неслись в этот час по многим дорогам. Кого-то спешно доставляли в этот предутренний час с подмосковных дач в столицу.
Машины влетали на городские улицы, и всякое движение на них заблаговременно приостанавливалось.
Ранние прохожие удивлялись:
— Что это? Для делегаций рановато. На аэродром самолеты прилетают в более удобное время.
— Может, преступников важных везут? С охраной!
— Тоже скажешь! Охрана-то какая? Орудовцы!
— Да, пожалуй… Должно быть, не преступники… Так кто?
— К центру едут. Верно, на заседание какое…. экстренное…
Машины действительно мчались по трассе, по которой не раз приезжали делегации с Внуковского аэродрома, — широкой магистрали Ленинского проспекта, парадному входу новой Москвы.
Но на этот раз они не проследовали к Москве-реке, не проехали по Каменному мосту к Боровицким воротам Кремля. Сопровождаемые милицейским эскортом автомашины одна за другой подкатывали к воротам Академии наук СССР, где в нарушение всех обычных правил вместо регулировщика ГАИ стоял полковник с жезлом и сам пропускал машины к подъезду.
Приехавшие были по преимуществу почтенные люди. Но были среди них и молодые. Встречались и женщины, пожилые или средних лет, все изысканно одетые.
Мужчины не уступали им в элегантности одежды, в особенности один молодой академик, вставший из-за руля своей машины. Он поднимался по старинным мраморным ступеням, ставя на них… тапочки, впопыхах надетые на босу ногу.
С ним раскланивались, спрашивали:
— Какие предсказания, Николай Лаврентьевич? Судя по вашим тапочкам, будет ясно?
— Скорее гроза, — отмахнулся ученый.
В дверях встречались давно знакомые люди:
— Батюшки! Николай Евгеньевич! Вы-то как успели?
— Нормально, как говорят мои студенты, — с улыбкой отвечал толстяк в косоворотке. — Вылетел сегодня утром, прилетел вчера в полночь.
— Время обогнали?
— Разница во времени с Камчаткой десять часов. А лететь-то на сверхзвуковом лайнере меньше? Не так ли?
— Все ясно.
— Хорошо бы, все так ясно было.
— В самом деле! А по какому мы все здесь поводу?
— Спросите что-нибудь полегче, как говорят ваши студенты.
Так, переговариваясь, даже с шуточками прошли спешно доставленные сюда маститые ученые в зал заседаний Президиума Академии наук, где уже находилось несколько военных высших чинов.
Помещение было не слишком большим, но с высоким потолком.
Все усаживались за общим столом, во главе которого рядом с президентом Академии наук стоял министр Сергеев, а чуть поодаль от него никому из ученых не известный человек атлетического телосложения в несомненно тесном для него костюме как бы с чужого плеча.
— Не откажите в любезности осведомить нас, что случилось, — попросил ученый, надевший тапочки на босу ногу.
— Что случилось?.. — переспросил министр. Был это невысокий коренастый человек, одетый, по его обыкновению, в военную гимнастерку старого покроя. Он молча и внимательно оглядывал собравшихся. Потом заговорил тихим, неторопливым, немного глуховатым голосом, как бы обращаясь к каждому из ученых в отдельности: — Меня спрашивают: что случилось? Мы собрались здесь в связи с тем, что в Тихом океане загорелся воздух.
— Что? Что такое? Как так?! — шорохом пронеслось по залу заседаний.
— Чепуха какая-то! Нонсенс! — возмутился кто-то.
— Воздух гореть не может, — назидательно произнес седобородый старец в академической шапочке. — Азот воздуха, насколько известно науке, соединяясь с кислородом, не выделяет тепло, а поглощает. Потому атмосфера нашей планеты вполне устойчива. Бойтесь стать жертвой антинаучной сенсации.
— И все же, — раздельно и твердо продолжал Сергеев, — как бы антинаучно или сенсационно это ни выглядело, воздух Земли сгорает. Науке были известны пять окислов азота. Речь идет о шестом.
Атлетического склада человек, стоявший поодаль от него, по его приглашению сделал шаг вперед.
— Шестой окисел азота, товарищи ученые, образуется при горении воздуха в присутствии редчайшего катализатора — фиолетового газа на острове Аренида, Там и загорелась атмосфера. Я сам это видел.
— Кто это? Кто такой? — наклонялись друг к другу академики.
А он был спокоен, этот неизвестный. Говорил уверенно, видимо заранее обдумав слова, звучавшие удивительно просто, хотя они и имели зловещий смысл.
— Считаю долгом добавить, что все сказанное нашим гостем наблюдалось с наших кораблей и космических спутников, — заявил президент Академии наук. — Не угодно ли ознакомиться с фотографиями, полученными из космоса? Желателен однозначный вывод.
Сергеев стал передавать ученым фотографии. На них виднелись характерные для земной атмосферы закрученные спиралями облака. В центре заснятого из космоса циклона горела яркая звезда пожара.
— Людям угрожает всеобщее удушье. Нам предстоит высказаться по этому поводу. Ради этого мы и собрались здесь, — заключил министр.
— Нет, это невозможно!
— Воздух не горит! Это что-то другое, — послышались протестующие голоса.
— Я понимаю, что иной раз в науке новое и непривычное встречается сомнением или даже отрицанием, — раздельно сказал министр. — Но сейчас у нас с вами нет времени для дискуссий. Конечно, проверка необходима, она будет сделана. Но… я попросил бы считать, что доказательства уже в наших руках. И на их основе нужно наметить конкретные действия.
Возражения затихли, уступив место напряженной тишине.
Министр оглядывал всех внимательным взглядом.