Пять бессмертных

Послесловие к роману

Всеволод Валюсинский дал своему роману «Пять бессмертных» подзаголовок: «фантастический роман». На самом деле «Пять бессмертных» в значительной степени является и романом-утопией, социальной и научной. По прочтении этого романа всякому вдумчивому читателю становится ясно, что автор, перенеся время действия на два с лишним века, пытался хотя бы в фантастической форме разрешить ряд занимавших и мучивших его вопросов. Написан роман Вс. Валюсинского так, что не только увлекает читателя своей фабулой, но и заставляет его призадуматься над вопросами, которые он ставит, давая им фантастическое разрешение.

Попытаемся совместно с читателем разобраться в главнейших вопросах, поднимаемых Валюсинским в его романе. Прежде всего остановимся на характере самого романа.

Во всяком утопическом и фантастическом романе имеется комбинация следующих трех элементов: 1) реальные отношения современности; 2) пылкая фантазия автора, отталкивающаяся от этих отношений, как от отрицательного полюса, и конструирующая им в противовес другие, фантастические, противоположные им и положительные с точки зрения автора отношения, и 3) при этом находят свое выражение, невольное или преднамеренное, стремления и идеалы того класса, к которому автор принадлежит или на точке зрения которого он стоит.

С точки зрения комбинации этих трех элементов чрезвычайно интересно рассмотреть два наиболее популярных среди наших читателей утопических романа: американского писателя Эдварда Беллами «Через сто лет» и роман-утопию русского автора А. Богданова – «Красная звезда» – и сопоставить с ними роман Валюсинского. Оба упомянутых утопических романа издавались и переиздавались у нас много раз, имеются во всех библиотеках и знакомы очень широкому кругу читателей.

Роман Эдв. Беллами увидал свет в Америке сорок лет тому назад, когда Соединенные Штаты Северной Америки не были еще в такой мере, как сейчас, колыбелью всех «чудес техники», когда страна эта не была еще аванпостом капитализма и оплотом его в последней фазе его развития – в эпоху империализма. Роман Беллами, известный у нас под названием «Через сто лет» и первоначально называвшийся «Взгляд назад из 2000 года», с огромными трудностями миновал в русском своем переводе рогатки царской цензуры – до такой степени он казался тогда «подрывающим основы». В настоящее время роман этот не читается уже с тем увлечением, как еще лет двадцать тому назад. Причина – простая и ясная: роман этот сильно устарел, как устарели, скажем, некоторые фантастические романы Жюль Верна, ибо чудеса техники, о которых в свое время едва осмеливались мечтать наиболее пылкие фантасты, сейчас далеко превзойдены и в области автомобилизма, и в области воздухоплавания, и в передаче по беспроволочному телеграфу на расстояние не только звуков, но и изображений, и в целом ряде других отраслей. Иными словами, реальные отношения, которые имел перед глазами Э. Беллами в 1887 году при написании им своего романа, нашумевшего тогда и переведенного на множество иностранных языков, сейчас значительно изменились. Это изменение произошло в результате ряда лет, войн и революций повсюду. Особенно ощутительно это изменение, конечно, у нас, в стране диктатуры пролетариата, в очаге мировой социальной революции.

Э. Беллами в форме корректной, свойственной ему, как салонному социалисту, мечтал о том, что к 2000 году изменится положение, которое было нормальным на его родине в 1887 году, когда «большинство тащит экипаж, в котором едет меньшинство», а «рабочие смутно сознают, что им нужно, но не знают, как достигнуть того, что им нужно».

Сейчас, после десятилетия Октября, все эти отношения конца прошлого века представляются нам, жителям и гражданам СССР, седой стариной, и совершенно естественно, что и фантазия автора, не знавшего ни автомобиля, ни кино, не знавшего, как изъять газеты из рук их частных владельцев и предполагавшего, что в 2000 году люди будут интересоваться по воскресеньям богослужением и церковной проповедью, – что фантазия подобного рода кажется нам сейчас не только не пылкой, а бесцветной, куцей и ограниченной. Ограниченность полета фантазии Беллами нам видна одинаково и в области технических усовершенствований и социальных отношений. Тот идеал коллективистического человека, который маячил в туманной дали перед умственным взором американского романиста, далеко оставлен позади нашим поколением, которое не только окончательно ликвидировало многовековой гнет царского самодержавия, упразднило в нашей стране привилегии командовавших прежде классов, но и заложило в виде создания СССР прочный фундамент социалистического строительства в мировом масштабе. Пролетарская революция, гражданская война и социалистическое строительство в СССР, а равно героическая и самоотверженная братская помощь в борьбе трудящихся в странах капитализма выковали особый, новый тип людей, о котором не мог даже еще и мечтать и которого, во всяком случае, не мог себе представить Беллами.

У романа Вс. Валюсинского есть то общее с романом Беллами, что он переносит время действия своего повествования в даль времени. Но Валюсинский дает описание жизни через два с лишним века, в то время, как у Беллами речь шла о ста годах. Но в произведении Валюсинского чувствуется отражение нашей революционной эпохи, до которой, как до луны, далеко тихому болотцу фантазии Эдв. Беллами. Роман Валюсинского насыщен упорным, пытливым и неутомимым научным исканием, наполнен борьбой классов, отчасти даже борьбой миров – резкая противоположность мещанской идиллии американского романиста с его спокойными, сытыми и ограниченными героями.

Гораздо ближе к нашему времени, к нашему мировоззрению и к современному пониманию людей и вещей произведение А. Богданова «Красная звезда» впервые увидевшее свет в 1907 году.

А. А. Богданов – активный участник большевистского подполья периода конца 90-х г.г. минувшего века, член ЦК партии в период 1906–1909 годов – в своем романе-утопии сделал, конечно, огромный шаг вперед по сравнению с салонным американским социалистом Беллами. В «Красной звезде» есть много элементов революционного, большевистского мировоззрения, есть отражение пролетарской борьбы в период первой русской революции 19051907 годах. Это огромный плюс произведения. Но «Красная звезда» написана была в 1907 году, когда революция 1905 года была если еще и не на полном своем ущербе, то все же на нисходящей линии своего развития, когда она переживала кризис падения революционной энергии трудящихся масс. 1907 год был началом усилившегося еще затем и принявшего массовые и повальные формы отхода попутчиков пролетариата от революции. Многие недавно еще претендовавшие на роль вождей и даже игравшие эту роль, обставляли свой отход от боевых позиций пролетариата очень тонко, «умственно», ударяясь в тонкие дебри «богоискательства», «богостроительства» и всякого рода замысловатых по форме и антиреволюционных по существу философских построений. В числе прочих представителей интеллигенции, которая свой отход от революционной борьбы рабочего класса маскировала туманом заново перелицованных философских обносков идеализма, видное место занимал, к сожалению, и А. А. Богданов – отец своей собственной философской «системы» – «эмпириомонизма». Этот философский уклон А. А. Богданова во вредную для пролетарской идеологии сторону встретил решительнейший отпор со стороны обоих вождей русского марксизма – Г. В. Плеханова[9] и В. И. Ленина[10] и положил начало тем разногласиям с ним, которые вывели его к 1909 году за порог большевистской партии.

Но если жесточайшему критическому обстрелу подверглись «эмпириомонистические» философские упражнения А. А. Богданова, то его беллетристический опыт того же периода – роман-утопия «Красная звезда» – встречен был не только не враждебно, но даже благожелательно. В романе «Красная звезда» нашли довольно полное свое отражение как положительные, так и отрицательные черты мировоззрения их автора.

К числу положительных черт следует прежде всего отнести вдумчивое, пытливое отношение А. А. Богданова к явлениям и законам природы. Еще тогда (в 1907 году) он в своей фантазии разрешил тот вопрос, над которым настойчиво и давно уже бьется современная физика, – об освобождении внутриатомной энергии при разложении атомов. Таким образом, А. А. Богданов почти на пятнадцать лет упредил результаты знаменитых лабораторных опытов Редзерфорда по освобождению внутриатомной энергии азота, алюминия и фосфора при разрушении атомов этих элементов осколками атомов (альфа-частицами) радия С.

В послесловии к «Красной звезде», написанном в 1923 году для грузинского перевода этого романа-утопии, А. А. Богданов, по поводу разложения атомов, писал:

«На аналогичное взрывное разложение, только производимое природою, я сам указывал двенадцать лет тому назад в „Журнале Русского Физико-Химического Общества“ (№ 8 за 1911 год). Именно я истолковал шаровую молнию как атомный взрыв крупной „пылинки“, частички недостаточно прочного вещества, которая плавала в воздухе и через которую прошел разряд обычной искровой молнии. Если эта теория верна, то шаровая молния – хорошая иллюстрация того, какие гигантские и грозные силы скрыты в мельчайших объектах нашей среды. И, конечно, большое счастье, что нынешние ученые еще не овладели этими силами: если бы это случилось, результатом была бы, вероятно, гибель цивилизации. Человечество еще недостойно такой власти над природою».

Обращаем внимание читателя на последние, подчеркнутые нами, строки. Мысль, лежащая в их основе, о том, что только освобожденному человечеству, которое не стало бы употреблять новейшие достижения науки и техники во вред другим людям, лежит в основе и романа «Красная звезда», она же краеугольным камнем заложена и в романе Вс. Валюсинского «Пять бессмертных», где речь идет не о физическом, а о биологическом открытии, составляющем новую эпоху в жизни человечества.

А. Богданов в своей «Красной звезде» переносит действие на другую планету – на Марс. История марсиян проходит схематично и спокойно. Накопление элементов социализма прошло там эволюционным путем, без толчков, без разобщенности континентов и стран. В идеальной стране, – вернее, на идеальной планете – на Марсе –

«…пролетариат не заглядывал далеко вперед, но и буржуазия не была утопична в своей реакционности, различные эпохи и общественные формации не перемешивались до такой степени, как это происходит на земле, где в высококапиталистической стране возможна иногда феодальная реакция, и многочисленное крестьянство, отстающее по своей культуре на целый исторический период, часто служит для высших классов орудием подавления пролетариата. Ровным и гладким путем мы пришли, несколько поколений тому назад, к такому общественному устройству, которое освобождает и объединяет все силы социального развития».

Неудивительно, что один из наиболее интеллигентных, аполитически-мыслящих и образованных марсиян – астроном Стерни, – ставя вопрос о колонизации земли марсиянами, требует полного истребления земного человечества. Автор вкладывает этому марсиянину в уста следующую оценку происходящей на земле борьбы за социализм:

«…Вопрос о социальной революции становится очень неопределенным: предвидится не одна, а множество социальных революций – в разных странах в различное время и даже во многом, вероятно, неодинакового характера, а главное – с сомнительным и неустойчивым исходом. Господствующие классы, опираясь на армию и высокую военную технику, в некоторых случаях могут нанести восставшему пролетариату такое истребительное поражение, которое в целых обширных государствах на десятки лет отбросит назад дело борьбы за социализм…»

Еще более мрачны, по А. Богданову, перспективы частично победившей социальной революции:

«…Затем отдельные страны, в которых социализм восторжествует, будут как острова среди враждебного им капиталистического, а частью даже докапиталистического мира. Боясь за свое собственное господство, высшие классы несоциалистических стран направят все свои усилия, чтобы разрушить эти острова, будут постоянно организовывать на них военные нападения и найдут среди социалистических наций достаточно союзников, готовых на всякое предательство, из числа прежних собственников, крупных и мелких. Результат этих столкновений трудно предугадать. Но даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, необходимого террора и военщины, с неизбежным последствием – варварским патриотизмом. Это будет далеко не наш социализм».

Мрачность перспектив вытекает у А. Богданова, с одной стороны, как уже указано выше, из обстановки того времени, – начала упадка первой русской революции, – когда написан был его роман, с другой же стороны, из того идеологического сдвига с правильных большевистских позиций, который им к этому времени был проделан. Иными словами, «Красная звезда» чрезмерно мрачно оценивает первый элемент утопии – реальные отношения современности.

Если применительно к «Красной звезде» поинтересоваться третьим элементом всякой утопии, – стремления и идеалы какого класса выражает и отражает автор, – то придется признать, что класс этот отнюдь не пролетариат, а всего лишь реформистская прослойка социалистической интеллигенции, «сочувствующей» пролетарской борьбе, но чающей эволюционных, бескровных, мировых, «как на Марсе», путей к победе.

Если сопоставить с этим роман Вс. Валюсинского, приходится отметить, что, возникнув к концу первого десятилетия власти победоносного пролетариата в пределах СССР, роман этот чужд тех сомнений в исходе борьбы за полную победу социальной революции, которые мы видим у марсиян А. Богданова. Но и тут интеллигентскость автора дает себя знать, и, к немалому своему изумлению, многие читатели, особенно из среды комсомола, прочитают, что по предположению Вс. Валюсинского через двести лет власть капитала доживает еще последние свои дни на американском материке. В переводе на язык цифр это значит, что по Вс. Валюсинскому власть капитала, в наши дни уже сломленная на одной шестой части земной суши, населенной одной десятой современного человечества, через двести лет, накануне окончательного своего падения, сохранит за собою огромный материк Северной и Южной Америки, составляющий около одной трети земной суши, население которого сейчас составляет около одной восьмой современного человечества.

В медлительности изживания остатков капитализма в романе, в допущении того, что процесс этот затянется более чем на два века – и сказалась принадлежность автора к интеллигенции, которая хоть и прияла и вполне усвоила коммунистические идеалы, но все же пытается, подчас совершенно подсознательно, тормозить неумолимо мчащуюся вперед и все крушащую на своем пути колесницу истории. Зато, с другой стороны, в качестве положительной черты следует отметить проходящее через все произведение Вс. Валюсинского сознание, что столкновение миров – капиталистического и социалистического – будет необычайным по своим размерам, будет небывалым, невиданным и непревзойденным по своей неумолимой жестокости и кровавости. Это сознание – результат не только и не столько опыта гражданской войны в СССР, сколько урок, полученный автором и правильно усвоенный им от революционных попыток западно-европейского, китайского и американского пролетариата.

Впрочем, роман Вс. Валюсинского хоть и дает картину последнего и решительного боя в мировом масштабе, но в основном он представляет собою утопию не столько социальную, сколько естественнонаучную и в первую очередь биологическую, ибо основным сюжетом всего произведения является разрешение проблемы биологического perpetuum mobile – проблемы индивидуального бессмертия людей.

В поисках разрешения этой проблемы фантазия Вс. Валюсинского пошла не по проторенному пути прививок или иных операций над половыми органами, применяемых при омоложении профессорами Штейнахом, Вороновым и их учениками. Ученый биолог Курганов – главный герой романа – идет по пути, на который очень и очень слабые намеки можно найти в лабораторных работах профессора И. П. Павлова над физиологией «хозяина» – головного мозга, – вернее, продолговатого серого мозга.

По фантазии Вс. Валюсинского, опыт героя романа – Курганова – сводится к пересадке бэтной доли продолговатого мозга одной особи на то же место другой, противоположного пола. В результате получаются новые явления внутренней секреции, способствующие если не абсолютному бессмертию, то во всяком случае необычайно медленному старению организма, выработке особенного, внутреннего антитоксина против «яда старости». Но одновременно с этой полной или почти полной иммунизацией против старения прививка бэтной доли продолговатого мозга приводит к лишению половых особенностей и признаков. Этим самым дана, по Вс. Валюсинскому, новая трагедия современного доктора Фауста – трагедия, пожалуй, во много раз более тяжелая и сложная, нежели в средневековом, увековеченном Гете, варианте этой легенды.

В романе «Пять бессмертных» огромный интерес представляет не эта огромная трагедия бесполости бессмертных, а проходящее у него красной нитью через весь роман подчинение индивида коллективу, подчинение вопроса об индивидуальном бессмертии интересам освобожденного человечества.

Изобретение Курганова – конечно, плод фантазии Всеволода Валюсинского. Не следует, однако, относиться к этой фантазии с чрезмерной пренебрежительностью ограниченных филистеров. Нашему времени чужда подобная пренебрежительность; наоборот, именно наши советские условия способствуют не только развитию сознания боевой мощи целых классов, но и огромным успехам в области научного познания природы и их применению на практике.

Для пояснения этого снова вернемся к роману-утопии А. Богданова «Красная звезда». Там тоже ставится биологическая проблема, но не в виде проблемы бессмертия, а в форме проблемы продления и обновления жизни. По фантазии А. Богданова, марсияне применяют обмен крови между двумя человеческими существами, из которых каждое может передавать другому массу условий повышения жизни, происходит «товарищеский обмен жизни» в физиологическом смысле. Оно описывается в «Красной звезде»:

«Это просто обыкновенные переливания крови от одного человека к другому и обратно, путем двойного соединения соответственными приборами их кровеносных сосудов. При соблюдении всех предосторожностей, это совершенно безопасно; кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смешавшись там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани».

Автор «Красной звезды» – А. А. Богданов, – врач по образованию, – написав об этом в своем романе-утопии, не открыл никакой Америки, ибо переливание крови известно было еще в средние века и практиковалось тогда в отдельных случаях с очень большим успехом.

Но в современных условиях зоологического эгоизма и индивидуализма, культивируемых за границей всем укладом тамошней жизни, не случайным является то, что возникает институт переливания крови именно в Москве, а не в иной столице современного мира. Создан институт переливания крови Наркомздравом РСФСР по инициативе… А. А. Богданова, претворяющего таким образом свою утопическую мечту в действительность.

В интервью, напечатанном несколько времени тому назад в «Правде» (№ 168/3700 от 27 июля 1927 г.), А. А. Богданов, между прочим, заявил об институте переливания крови:

«Институт имеет большие общественно-практические и исследовательские задачи. Здесь берет свое начало то, что в будущем выльется в физиологический коллективизм, при котором в борьбе с болезнями, ранами и жизненным упадком организм будет пользоваться не только собственными силами и средствами, а и элементами жизнеспособности, выработанными другими человеческими организмами».

Отсюда не следует, конечно, что в ближайшее время можно, по аналогии, ожидать создания особого института создания бессмертных по способу Курганова (или Всеволода Валюсинского). Отсюда следует только, что фантазия романа «Пять бессмертных» может послужить хотя бы в незначительнейшей доле некоторым толчком в той героической работе, которая ведется нашими учеными-биологами в области борьбы со старостью, в изыскании средств и способов к продлению жизни индивида, к укреплению его сопротивляемости всякого рода вредным для жизни и здоровья влияниям.

Не станем останавливаться на целом ряде интересных технических деталей фантазии Вс. Валюсинского, а, возвращаясь, применительно к его роману, к тем трем элементам, комбинация которых имеется в каждом утопическом или фантастическом романе, установим следующее:

1. Роман «Пять бессмертных», написанный в СССР в десятый год пролетарской революции, носит на себе печать нашей героической эпохи. Герои романа, за ничтожными исключениями (мсье Гаро, проф. Пфиценмейстер), стоят на высоте служения освобожденному человечеству. Герои романа – действительные герои, приносящие свою жизнь и свое благополучие на алтарь науки. Наука в романе, как в СССР, не является чем-то выше и превыше всего и притом оторванной от жизни, как мыслят себе чуждые современности интеллигенты. В романе «Пять бессмертных» наука целиком подчиняет себя интересам общества. Воистину героическая смерть Курганова – достойный подражания и поклонения пример не только для молодежи.

2. Фантазия автора, основанная на основательном знакомстве с естественными науками, чрезвычайно богата и дает читателю толчок в его изучении естественных наук.

3. Отражая в своем романе стремления и идеалы лучшей части советской интеллигенции, Вс. Валюсинский в построении своего романа дал несколько замедленные перспективы развития мировой революции. Эта замедленность в окончательной победе коммунизма во всех странах помимо интеллигентского скептицизма объясняется отчасти и фабулой романа. Последнее обстоятельство и побудило издательство издать этот роман, несмотря на столь долгий срок ликвидации капитализма в Америке, какой романом этим предусматривается.

Мы не сомневаемся, что менее чем в сорок лет в этом пункте, как и в некоторых других, фантазия романа Вс. Валюсинского так же будет превзойдена действительностью, как к настоящему времени устарела и поблекла фантазия романа Эдв. Беллами «Через сто лет».

А. Агафонов