Алекс Бочков. Мы спросим за все ! Путь на восток

Забрали – куда то: прямо из военкомата. Увезли в дали - и винтовку в руки дали – пропел, вызвав добродушные усмешки раненых…

Ты прости, мама – что я рос такой нескладный ! Но я служить должен… - тут я трижды ударил по клавишам; шмыгнув три раза в такт музыке носом и выдал жалобно – так же, как все… Слушатели и слушательницы, глядя на нескладного мальчишку с перебинтованной грудью, беззлобно улыбались, а я запел припев уже бодро:

Паровоз умчится – прямо на границу ! Так что: аты-баты – мы стране защита ! Второй куплет запел уже нормальным голосом:

Родные не знали - что парня в армию забрали. Но я в письме первом – напишу всенепременно ! Ты прости мама – что я был таким прямым !

Но я служить должен… - снова три удара по клавишам и уде уверенное – так де – как все ! Припев подхватили уже многие… А дальше – пошёл разговорный рэп, как у Бернеса - но намного круче !

Паровоз умчится – прямо на границу. Будут провожать папы, мамы, официальные лица… Девушка придет, скажет, всплакнёт – Куда ж ты милок ?! – вскрикнул я девичьим голоском, поглядев на казачка…

А я буду служить в пограничных войсках… - перевёл взгляд на "цыплёнка" – я буду служить в пехотных войсках ! – добавил юношеским голосом, с вызовом окинув слушателей. И слушательниц…

Я вернусь домой в медалях, в орденах... Я буду ходить в фуражке; в сапогах; в сапогах – так же как все ! - выкрикнул последние слова, вызвав новый прилив дружеских улыбок и новое смущение парня. Припев пели уже почти все мужчины, даже казаки – зацепило, видимо.

Ну а когда, мамка… - пропел уже уверенно, солидно – вернусь с войны домой в деревню. Ты встречай сына – настоящего мужчину ! Ты поверь мама – я не зря такой упрямый ! Ведь я служить буду – три удара по клавишам сопровождалось моим громким : ДА; ДА; ДА ! – ТАК ЖЕ – КАК ВСЕ ! - выкрикнул фальцетом, вместе со мной в боевом задоре паренёк; пустил голосом – от волнения "петуха" и смутился, вызвав откровенные улыбки, веселье окружающих… Закончил песню; стал снимать ремни баяна с плеч, говоря ворчливо:

- Ну хватит, пожалуй. Распелся тут, понимаешь. Пора и дело делать.

- Товарищ командир… Ну спойте ещё пожалуйста… Хоть одну ещё…

- Ещё одну ? Ещё одну, пожалуй можно… Жарко – запарился я в своей куртке, а снять не удосужился… Расстегнул до конца молнию, откинул полы куртки: одну песню выдержу… Заиграл быстро, но тревожно, отрешаясь от реальности, уходя полностью туда – в песню…

Как на дикий берег – выгнали казаки. Выгнали казаки попастися лошадей… запел старинную казацкую песню, но на новый лад…

И покрылось поле; и покрылся берег. Сотнями порубанных, пострелянных людей ! Передо глазами встал этот самый берег…

Любо братцы любо ! Любо братцы жить ! С нашим командиром не приходится тужить ! – пропел самозабвенно, отчаянно !

А первая пуля; а первая пуля… А первая пуля – ранила коня… А вторая пуля; а вторая пуля – а вторая пуля, дура – ранила меня ! -выдохнул последнее слово куплета. На плечи легли две ладошки:

Любо братцы, любо ! Любо братцы жить ! – подхватили за моей спиной две валькирии – с нашим командиром не приходится тужить !

Пусть жена узнает – заплачет, зарыдает ! – пел самозабвенно, полностью отдавшись песне; помогая себе и голосом и телодвижениями: сводил и разводил плечи; встряхивал головой; покачивался из стороны в сторону, растягивая при этом меха баяна…

Выйдет за товарища – забудет про меня ! Жалко только волюшки – во широком полюшке ! Солнышка на небе, да буланого коня !

Любо братцы любо ! Любо братцы жить ! - заревел за моей спиной Рощин, присоединившись к девушкам, да ещё пара голосов моих бойцов зазвучала из коридора. А раненые не подпевают – даже казаки – мелькнуло отстранённо. Пальцы отчаянно пробежались вниз по ряду и поднялись вверх, выражая бурю моих чувств ! Я никого не видел; никого не слышал: я не пел – я жил этой песней ! Рванул меха баяна !

Кудри мои русые; космы мои светлые – вороньё да волки по бурьянам разнесут ! – выкрикнул в исступлении ! – Жалко только детушкек: мальчиков да девушек. Солнышка на небе да буланого коня ! – пел-кричал я. Припев подхватили – так же яростно, все мои…

Любо братцы любо ! Любо братцы жить ! С нашим командиром не приходится тужить ! Выкрикивали они вместе со мной. А больше никто не подпевал. Странно… Замолк; стряхнул пелену с глаз… На меня уставились все слушатели зала: кто с изумлением; кто с любопытством; кто с настороженностью а кто с ненавистью и злобой ! Чего это они ? - не сразу понял я. А… Во время моего, слишком "эмоционального" пения, куртка распахнулась, а там… Орден Красного Знамени; орден Ленина, а над ними – звезда Героя Советского Союза ! Но не это – думаю, смутило многих – петлицы майора госбезопасности. Кровавая гебня – как приучали нас говорить в нашем времени… Усмехнулся иронично – мол понимаю ваши чувства…

- Как просили – эта последняя. Пора и делом заняться. Стал снимать ремни с плеч, ни на кого не глядя. Обидно ! Я их – многих понимаю, но вот так – плюнуть в душу тому, кто для них старался ?! Да что уж там !

В тишине зала раздался напряжённый голос капитана мед службы:

- Товарищ майор государственной безопасности ! – вытянулась в струнку Москалёва – вот вы спели про Олесю… Для меня спели песню… Я так понимаю – это ваши песни ? Я кивнул: а что сказать – не мои ? А чьи тогда ? Пусть уж будут мои…

- А про вас у вас есть песня ? Ишь как хитро завернула !

- Есть конечно – как не быть… - "признался" я – и не одна имеется…

- Спойте нам товарищ майор… - попросила капитан мед службы…

- Так ведь "Любо братцы, любо" была последняя – вы же сами говорили… - подначил её я. Шагнула от стенки Олеся:

- Ну пожалуйста – товарищ майор – спойте. Последнюю ! Ну ладно…

Негромко, еле слышно, зазвучала мелодия проигрыша. Затем на неё наложился мой - чуть громче её, скорбный голос:

Нету у меня никого – кроме родины матушки… Да, да-да-да, да-да-да… подтверждая это, пропел мой, уже густой тревожный мужской голос… Рванул меха баяна и взорвался криком:

Да ! Да нету у меня никого, кроме ветра дружка… И снова негромко:

Ох да помолись за меня, сиротинушку, батюшка… И снова в голос:

Ты помолись за меня, помолись за меня… Да-да-да, да-да-да… - зазвучал тревожный голос… Запел припев в полный голос:

Сирота россейская – поднимись ты жизни назло ! Дед погиб в империалистическую – повезло… - добавил негромко… А дальше – запел в полный голос второй куплет:

Нет у меня ничего, кроме чести и совести ! Нет у меня ничего – кроме старых обид ! – пел, глядя в глаза казаков. Кто то смотрел прямо и честно, а кто то прятал взгляд, опуская глаза вниз…

Ох да пошто горевать – всё наверно устроится… - растянул я со страданием и неверием в голосе последнее слово…

Да и поверить хочу – да душа не велит ! и тут же запел припев:

Сирота советская – поднимись ты жизни назло ! Семью сожгли в Гражданскую… И закончил скорбно -… Повезло… Негромкий проигрыш и негромкое начало третьего куплета:

Нету у меня ничёго – да и нечего маяться… Нету у меня никого – да и некому кланяться… Ох да горюшко-кручина – по дорожкам катится… - пропел тихо, скорбно, с горечью в голосе, но: рванул меха !

Да и не тот я боец, чтобы душу рвать ! – закричал в лицо ошеломлённым слушателям и "добил" припевом:

Встань страна советская ! Поднимись – советский народ !

Пусть сейчас мы пятимся… СКОРО ПОЙДЁМ ПРЕРЁД ! – бросил в лицо застывшим слушателям ! Молча снял ремни с плеч; поставил баян на табурет и пошёл к Москалёвой. Зрителям – ни ответа ни привета… Подошёл к потрясённому главврачу и бросил сухо:

- Товарищ капитан. Обеспечьте выздоравливающих на разгрузку подарков госпиталю от Спецназа СССР: продуктов и медикаментов… Москалёва вскинулась; спросила агрессивно (узнаю вредину):

- А что: ваши бойцы не могут разгрузить машины ? Усмехнулся:

- Это не вы нам, а мы вам подарки привезли. Потому каждый должен делать своё дело: мы – погрузили; привезли… Вам – разгрузить и занести на склад. Тоня раскрыла рот, но наткнулась на мою ухмылку:

- Каким ты был грубияном – таким и остался… - ответила дерзко ! Я ухмыльнулся ещё сильнее. Нашёл глазами моих медичек:

- Капитан – там у нас надписи на немецком – переведи, а то дадут бойцу вместо стрептоцида слабительное, а мы будем виноваты ! – вернул Москалёвой в ответ подколку. Уголок губ Греты чуть дрогнул:

- Принято товарищ командир ! – ответила она официально…

- Военфельдшер. Проследи за приемом продуктов и медикаментов. Расписки о приёме не надо…

- Принято товарищ командир ! – вытянулась Романова. Я добавил:

- Потом пройдите по палатам, посмотрите тяжёлых: может надо кого то забрать к себе… Повернулся к "пышущей" негодованием Москалёвой и спросил главное:

- Палата смертников есть ? Капитан сразу "сдулась", сникла…

- Есть… - прошептала она… Повернул голову в зал:

- Олеся – подойди сюда ! Девушка подбежала; вытянулась:

- Медсестра Олеся Бортко товарищ майор государственной безопасности ! – доложилась, глядя в глаза влюблённо- жалостливым взглядом… Во только этого мне не хватало !

- Проводите меня в палату "смертников"… - приказал сухо… И пошёл следом за девушкой. Не оборачиваясь…

Угловая комната-класс… в комнате – три занятых три кровати…

- Диагноз каждого ! – не поворачиваясь бросил властно.

- Танкист. Ожёг кожного покрова 70 процентов. Мы ничего не можем сделать. Почему он ещё жив – не понятно…

- Артиллерист. Множественное проникающее осколочное ранение груди и живота. Сделали операцию; зашили кишки; почистили; удалили осколки, какие смогли… Внутреннее воспаление – сепсис… мы ничего не можем сделать… Не жилец… - тихо сказала медсестра.

- Рядовой. Осколочно-проникающее ранение головы. Раздроблена височная кость; срезана осколком теменная. Состояние – кома. Мы ничего не можем сделать… - в третий раз призналась она в бессилье…

- Два тазика с тёплой водой; полотенца или чистые тряпки для обтирания больного. Быстро ! Пусть тебе помогут !

- Я сейчас, товарищ майор ! Я быстро ! – выкрикнула девушка уже на бегу, распахивая дверь ! Подошёл к двери, посмотрел на бойца:

- Принеси сюда коробку с бинтами с разгружаемой машины. Скажешь военфельдшеру – приказ командира ! Пусть тебе кто-нибудь поможет принести коробку с моего сиденья…

Боец выдохнул – Принято ! – и побежал к выходу, а я подошёл к безнадёжным. Начну, пожалуй, с артиллериста – остальные подождут… Пришла Олеся с той самой, разбитной медсестрой… Два тазика с горячей водой; под мышками несколько чистых тряпок – видимо от простыней. Поблагодарил кивком и выпроводил санитарку. Подошёл к двери – боец вопросительно посмотрел на меня…

- Никого сюда не впускать, даже наших врачей ! Боец кивнул…

Взял у Олеси ножницы; разрезал бинты с боку… Наложил руку на место раны; подержал и резко рванул отрезанные бинты на себя. Да… Буро-фиолетовый вздувшийся рубец через весь живот; чёрное пятно вокруг него – размером с большую суповую тарелку… Стащили, с Олесей артиллериста на пол; повернул его на бок; присел за его спиной и положил ладонь на скользкий липкий шрам… Пустил в тело немного Чёрной силы. Шрам, под ладонью зашевелился, словно живой; из под ладони потекла по телу, на расстеленную тряпку буро-чёрно-жёлто-зелёная слизь… В нос шибанула отвратительная вонь – кадык непроизвольно дёрнулся; желудок сократился, выталкивая наружу содержимое. Удержал порыв, конечно… Негромкий стук об тряпку; второй, третий – из раны выпадали не вытащенные осколки… Наконец, даже чистая струйка красной крови прекратила течь: выдохнул сквозь зубы - вроде закончил… Перевернул раненого на спину; с трудом поднялся: ноги затекли от долгого сидения… Глаза Олеси – как большие блюдца. Сполоснул руки в тазике:

- Олеся: я посажу раненого – ты обмой рану и перебинтуй… - сказал громко, выводя девушку из ступора… Она метнулась за бинтами…

Пока она его обмывала – успел съесть шоколадку. Показал её девушке – она отрицательно замотала головой… А я, видимо, к вони уже привык… Положили раненого на кровать; перешли к рядовому с ранением в голову: тут всё было просто: наложил ладони на место раны; снял прилипшие бинты; обхватил рану ладонями и пустил внутрь силу… Дальше – она сама всё сделала: убрала последствия ранения; восстановила черепную кость – даже и ту, что отсекло осколком… Снова шоколад, даже Олеся съела несколько кусочков: открыл окно; проветрил немного комнату: застудить "пациентов" не побоялся: всё равно их отсюда вынесут… А танкиста мы заберём с собой… С ним пришлось повозиться дольше всех: Бинты прилипли почти ко всему телу и восстанавливать пришлось большую площадь кожного покрова… Но справился – а как иначе ?! И снова – шоколад…

Можно было бы, конечно, подпитывать уходящие силы за счёт Чёрной силы, но при регулярной подпитке появляется – уже убедился, зависимость, как от наркотика ! А мне это надо ? Олеся смотрела на меня, после моих операций – как на божество: с восхищением; обожанием и… страхом… Сказал строго и пустил внушение:

- Обо всём, что здесь видела – никому ! Иначе… Бортко отчаянно замотала головой; сделала пальцами жест по губам:

- Не сомневайтесь товарищ майор – я могила ! Вот и ладушки…

Вышел в коридор: невдалеке стоят три грации и Рощин: Романова; Мюллер; Москалёва… Все быстро подошли ко мне…

- Вас долго не было… - начала первой неугомонная Москалёва…

- Рядового и артиллериста – перенесите в палату. Бинты снять через три дня. Танкиста мы забираем к себе… Посмотрел на Грету…

- По медикаментам – всё, что непонятно перевела… Осмотрели тяжёлых: надо забрать пятерых – здесь они умрут завтра-послезавтра.

- Они не вынесут перевозки – умрут по дороге ! – воскликнула Тоня.

- Лейтенант ! Рощин вышел из-за спин девушек – пусть бойцы вынесут в коридор раненых, которых покажет наш капитан. На наших носилках. Москалёва раскрыла было рот, но я её резко оборвал:

- Это не обсуждается ! "Мадам" поджала губы, но промолчала…

Пока загружали раненых в кузов я к каждому прикоснулся, вливая немного Чёрной силы, чтобы они легко перенесли дорогу: пульс, там, проверил; на лоб ладонь положил с умным видом; веки приоткрыл пальцами… На выходе из госпиталя заметил двух стоящих кавалеристов – из начальства и несколько пожилых казаков – из раненых. Увидев меня, мазнули по мне откровенно неприязненными взглядами, а зам капитана – так неприкрыто злобным, не скрываясь: ну это понятно – дальше фронта не сошлют, а предъявить мне ему нечего. Ошибаешься дружок – ой как ты ошибаешься !.

- Капитан – подойди ко мне на пару слов ! Капитан нехотя подошёл ко мне, остановился в стойке "вольно" – даже не представился… Узнал я его: он – командир кавалерийского полка, перешёл на сторону немцев почти со всем полком и со знаменем полка. Несогласные остались на месте расположения – свои же уничтожили ! .

- Я знаю, капитан, что ты хочешь перейти к немцам… Он напрягся, насторожился, готовя себя к любой неожиданности. Продолжим…

- Знаю причину и знаю – кто тебя к этому подвёл… Но это – твоё личное дело. Только запомни – тебя за предательство всё равно достанут – как и твоих родных ! Первыми придётся ответить им, тем более что мы немцев победим ! Капитан иронично усмехнулся:

- Победите ? Как же – вон уже сколько российской земли отдали !

- Победим, капитан – победим ! Тяжело, трудно – но победим ! С твоей помощью – чуть раньше; с твоим предательством – чуть позже… Но как тебе быть – тебе решать: колхоз – дело добровольное… Кавалерист вздрогнул, как от удара плетью: видно мелькнуло в памяти то далёкое, недоброе воспоминание…

- Но если ты потянешь за собой весь полк, вернее остатки полка – то я тебя достану – где бы ты ни был ! И умирать ты будешь страшно !

- Я смерти не боюсь ! – презрительно бросил капитан. Я оскалился:

- Ты же казак, капитан и слышал казацкие байки. Тогда должен был и слышать – что такое "страшная" смерть ! Вот тут его проняло !

- Запомни всё, что я тебе сказал. ВСЁ запомни. И ещё: я слов на ветер не бросаю: будет тебе знамение свыше. Скоро… Поймёшь – хорошо… А не поймёшь – к страшной смерти не приготовишься. И вот ещё что - приедь ко мне - я многое тебе объясню. И не тяни !

Уже у самого броневика подбежала запыхавшаяся Олеся:

- Товарищ майор ! Вы к нам ещё приедете ? – дрожащим, от явной надежды, голосом спросила она. Не стал её обнадёживать:

- Не знаю Олеся… Война – сама видишь ! – развёл руками, сожалея.

- Да будь она проклята – разлучница ! – в сердцах выкрикнула Олеся. Краем глаза заметил внимательные взгляды моих медичек…

Вернулись в Трубачёвск за полночь. При въезде в расположение подбежал начальник караула с докладом:

- Товарищ командир ! У нас в каптёрке сидит посыльный от командарма 3й армии с пакетом. Уже в который раз приезжает ! А в последний раз попросил остаться, вас дождаться ! Жалко – промёрзнет на холоде… А мы его разоружили; наручники на руки надели, да часового приставили… Да он и не против: всё не на холоде сидеть…

- Ну раз часового приставили – тогда ладно… - кивнул устало. Подошёл к грузовику с ранеными; хлопнул по брезенту.

- Что товарищ командир ? – высунулась Грета…

- Пусть ранеными займутся другие. Ты умойся и спать. Подъем - в 3.30. Выезжаем в 4.00 Это приказ ! Высунулась Романова:

- Я тоже с вами товарищ командир ! – бросила она непререкаемо.

- Да куда же мы без тебя то ?! – нашёл в себе силы пошутить…

- Смейтесь, смейтесь товарищ командир… - процедила Мария…

Прочитал в штабном салоне записку командарма:

По имеющимся у меня сведениям вы намерены провести какую то операцию… Разрешите поприсутствовать и поучиться вашему стилю ведения боевых действий, если это не нарушает ваши планы. Знания такого рода никогда не бывают лишними…

Ну что ж: раз к нам с уважением – то и мы не "лыком шиты"… Написал здесь же, на листе: Будьте у КПП в 3.50. Выезд в 4.00…

Отправил бойца с ответом; сполоснул лицо в умывальнике и раздевшись до трусов и майки: в салоне тепло – работает печка от генератора, рухнул без сил на походный диван-кровать. И уснул в ласковых объятиях Морфея… В 3.30 меня грубо вырвал из сладкого сна – уж не помню с кем в главной роли, неугомонный Рощин. Быстро умылся, побрился и в госпиталь: как там привезённые раненые – не нужна ли помощь ? Помощь оказалась не нужна, разве что танкисту, замотанному в бинты, как египетская мумия, немного помог с заживлением кожи на обгорелых участках – подтолкнул Чёрной силой более быстрое восстановление. Для начала сойдёт…

В 3.50 был у ворот КПП. За ними уже дисциплинировано – в стороне, стоял наш бронеавтомобиль БА-20 и крытый ЗиС-5: с охраной, видимо. Командарм вылез и броневика; подошёл – не чинясь; первым протянул руку… Поздоровались, расселись по машинам и покатили к мосту: впереди мой Бюссинг; за ним – транспортный Ганомаг с отделением моих бойцов; санитарный автобус; командарм с охраной; отделение моей роты в Ганомаге и 37мм самоходная зенитная установка –СЗУ прикрывала тыл колонны… Добрались, как и рассчитывал – за два часа, не смотря на темноту: дорога наезжена – никуда не свернёшь и не заблудишься…В 6.00 мы на НП – наблюдательном пункте комбата, прикрывающего мост с правой стороны реки Судость. Минут пять поговорили ни о чём с командармом: и он боялся спросить не то, что ему не положено знать и я не был расположен к разговору. А потом мы с комбатом только посматривали на часы. Наконец я сказал – Пора…

В то же время раздался зуммер рации. Радист крикнул – На подходе. С нашей стороны в сторону немецких позиций полетели по высокой дуге осветительные ракеты… Повиснув в воздухе на парашютах, они бледным светом высветили немецкие окопы и верхушки деревьев у кромки леса… Из глубины нашей обороны в сереющем рассветном небе скользнули размытые сумерками огромные тени и передовая немцев расцвела бело жёлтыми вспышками разрывов и султанами взлетающей в воздух земли; обломков брёвен… Из леса по немецким окопам ударили, под шумок, пушки Бюссингов; СЗУ Ганомагов и танков. К ним добавился сухой стрёкот пулемётов MG-34. Султаны взрывов, словно по цепочке, потянулись вглубь немецкой обороны…

- Пикировщики работают… - бросил, не оборачиваясь к командарму.

Скоротечный налёт закончился быстро. И наши "стрелки", по заранее отмеченным мною целям, замолкли тоже. Но не надолго… По ушам ударил, леденящий кровь, вой сирены, наводящий ужас на пехоту – с небес, сваливаясь на крыло, неслись к земле штурмовики Ю-87… Бомбы, уже солидные – похоже "сотки" - в 100 килограмм; точно находили свои цели ! Как и с пикировщиками, разрывы бомб прокатились вглубь – с обеих сторон железнодорожного полотна, уничтожая живую силу противника и бронетехнику… К "веселью" подключились 150мм пушки стреляющие из-за леса, но удивительно точно: артиллерийские наводчики работали на пять с плюсом ! Ракеты уже не взлетали: и рассвело чуток и огни пожарищ достаточно подсвечивали цели… Вот в глубине леса взмыл к небу огненный протуберанец, закручиваясь бело жёлтым клубком…

- Похоже склад с горючим рванул – заметил буднично комбат…

Новое затишье, только разрывы снарядов 150 мм пушек, да треск пожарищ нарушают тишину. Вижу - командарм жадно шарит взглядом по берегу и мосту… Обернулся ко мне. Я ткнул пальцем в небо… Почти неслышный гул моторов, нарушил тишину. И с неба полетели посыпались бомбы, словно снежинки зимой: друг за другом… Теперь султаны разрывов взметались выше верхушек деревьев ! Новый смертоносный вал прокатился по расположению немецкой дивизии ! Рвались уже весьма солидные "небесные гостинцы" – авиабомбы в 200 килограмм ! Передовую и расположение немцев затянуло сизым дымом разрывов и чёрным дымом пожарищ. А пушки танков, Ганомагов и гаубиц продолжали посылать снаряд за снарядом…

Из клубов дыма, словно корабль-призрак "Летучий голландец" из морской пучины – неслышно вынырнул… паровоз, тянущий за собой длинный состав с вагонами ! У командарма челюсть точно просела вниз на несколько сантиметров ! А паровоз уже заскочил в металлическую арку моста и стал утаскивать туда за собой длинную цепочку вагонов: крытых и платформ… Над стенками платформ , словно игривые светлячки, вспыхивали и гасли вспышки скупых пулемётных очередей. По кому они стреляли и куда попадали – видно не было, но я приказал комбату Кравченко довести до бойцов: "кашу маслом не испортишь" – патронов не жалеть. Стрелять во всё подозрительное ! Пусть будет меньше патронов – чем больше убитых и раненых ! Состав прошёл на нашу сторону благополучно…

Командарм не выдержал; обернулся ко мне; спросил нетерпеливо:

- А когда атака ? Мы переглянулись с комбатом и облегчённо рассмеялись… Командарм нахмурился – не над ним ли смеются ? Я махнул рукой и сдерживая смех – это нервное, пояснил:

- А атака уже была… Батальон, в тылу у немцев, напал на два дивизиона немецких орудий. Обслугу уничтожил; орудия погрузил на платформы; снаряды в вагоны… И благополучно всё это вывез… Два дивизиона: 24 орудия со снарядами – очень удачная операция…

- Впрочем – как всегда, товарищ командир ! – добавил комбат… Командарм только удивлённо покачал в ответ головой…

Вернулись назад – в Трубачёвск: мы к себе, а командарм к себе… На КПП к моему Бюссингу подбежал начальник охраны:

- Товарищ командир ! Вам срочная радиограмма из Ставки Верховного Главнокомандующего ! Передана нарочным из штаба 3й армии ! – доложил он взволнованно. Чего там опять ? Взял пакет; разорвал неспешно; достал лист бумаги. Прочитал строчки радиограммы и сердце на миг остановилось:

Командиру подразделения Спецназа СССР майору Марченко. Приказываем ! Срочно прибыть в Москву, в ставку Верховного главнокомандующего ! Самолёт за вами в Брянск выслан ! Командование сдать предъявившему полномочия представителю ставки, прибывшему с самолётом !

Нарком обороны маршал Тимошенко.

Начальник Генерального штаба Шапошников.

Ну вот и всё… Вот он – Момент Истины ! Вы сажали огород – а мы будем собирать урожай. Думаете – вы меня так просто взяли, уроды ?!

А ВОТ ХРЕН ВАМ ПО ВСЕЙ МОРДЕ !!!

Конец второй книги

Продолжение следует…