Пока Мальцев блуждал в воспоминаниях, ветер успел сдуть всю воду с кожи и теперь резкими холодными порывами выбивал из тела дрожь. Поскольку единственный доступный сейчас способ согреться был размяться физически и заодно проверить себя, парень решил не откладывать это дело в долгий ящик.
Покрутив кистевыми движениями клинки, он размял плечи и, покачав головой вверх-вниз, влево-вправо, перехватил рукояти мечей ближе к гарде. Направив клинки вверх и в сторону воображаемого противника параллельно друг другу, руки полусогнуты, плечи слегка опущены, Фёдор ненадолго застыл в стойке, словно вспоминая.
– Спину держи прямой, скотина. Кисти расслаблены. Следи за ногами. Волосатые яйца Шеола! Что за деревенщина! – раздался из глубин памяти скрипучий голос.
«Что это? Очередной глюк? Крыша едет? Интересные ингредиенты в зелье». – Федор помотал головой, выкидывая из головы мысли.
Выпад вперед правой рукой, левая в средней позиции уводит клинок соперника. Снова удар правой, левая защищает правый бок. Сдвоенный удар слева сверху, прыжок, клинки перекрещены, удар в торс.
Тело удивительно послушно исполняло переданные мастером связки и приемы, начиная действия ещё до того, как парень подумает о логическом продолжении – на уровне рефлекса. Федор решил попробовать увеличить темп, но сразу же сбился: на очередной связке меч вырвался из левой руки и на ладонь воткнулся в землю в опасной близости от ноги. Спину обдало холодком запоздалого страха.
Стало ясно, что простым повторением приемов ничего не добиться, надо укреплять связки. С другой стороны, соваться в лес без подготовки еще опаснее самостоятельных тренировок – второго шанса злобная фауна ему не даст. Компоненты же для совершенствования физического состояния росли именно в лесу, достаточно далеко от города. Вот уж повезло, так повезло.
Кстати… Присев отдышаться под дерево, он закрыл глаза, вороша закладки в памяти, доставшиеся от мастера. Всплыли названия: «повелитель зверей», «отводящий стрелы» и «лечебный». Вроде бы первый должен был помочь при встрече со зверюгой, Федору оставалось лишь надеяться, что сработает. Этих животных, представителя которых ему не повезло встретить, специально разводили для патрулирования пограничной территории. Вроде как они из ряда долгоживущих, поддаются дрессировке и даже обладают примитивным разумом.
Федор попытался вспомнить, что еще говорил ему мастер. Виски пронзила боль, выдавливая слезы из глаз, а в голову ворвался ворох чуждых воспоминаний.
Он стоит на ступенях громадного здания. Сумерки. Стылый осенний ветер рвет скудную одёжку и заставляет прижиматься к старшему брату, который отеческим жестом гладит его по голове подрагивающей рукой. Брат разговаривает с высоким человеком, одетым в светлую свободную одежду. Лицо его собеседника никак не получается различить, просто светлое размытое пятно.
Брат получает деньги и с поклонами и слезами на глазах пятясь уходит. Он же тщетно рвется из крепких рук монаха, протягивая руки и умоляя не оставлять его тут. Картинки сменялись, со звоном подталкивая друг друга и смешиваясь. Голоса и образы теснились в голове, то приближаясь, то откатываясь подобно прибою.
Вот он стоит перед невысоким седым человеком, мастером гимнастики, раскручивая между собой и им легкий деревянный шест. Ловко чередуя удары, нападает на своего учителя, стараясь ударить или на худой конец просто задеть. Неуловимое тягучее движение, шест прилип к рукам мастера, короткий полет кувырком на плиты храма и обидный смех младших учеников.
Тайком вытирая слезы, он идёт назад в стайку молодых послушников. Высокий для своего возраста послушник, с такой же бритой головой, как и у него, поворачивается и хвастается тем, что продержался на сто капель дольше. Его имя Аксантис, он сын богатого вельможи.
Этот же послушник, но уже с более взрослым лицом и уже не такой высокий, напротив него с мечом и круглым щитом в руках.
Бой. Быстрый обмен ударами. Зацепив противника за ногу, он выбивает меч из рук Аксантиса и своим коронным ударом, рукоятью меча, отправляет его на плиты все того же храма. Соперник вскакивает с красным от гнева лицом и кидает что-то в глаза. Боль! Ничего не вижу. Крики. Шум голосов.
Настоятель объявляет прошедших испытание. Завтра они станут младшими адептами и получат право на время покидать храм.
Жар, боль, страшно чешется кожа на спине и макушке, теперь символ храма всегда с ним.
Первое задание.
Ночь. Город. В спальне богато украшенного дома темно. Бледное, вспотевшее лицо с глазами, полными страха и обреченности. Аксантис?! Он рвется из пут, но тщетно, нас очень хорошо учат.
– Ты пришел убивать, оборванец?! Стой! Пожалей мою жену, она скоро принесет ребенка. У тебя что, сердца нет?
– Ты предал дело клана. Семеро наших послушников по твоему доносу умерли на дыбе. Наставник просил передать тебе послание. Твой голос мертв, а глаза полны тьмы. Храм забирает то, что дал тебе!
– Вы все только и можете, что убивать беззащитных. – Он плюет мне в лицо.
Удар меча. Женский вскрик. Ещё удар. Кровь на дрожащих руках. Слёзы. Тишина, только в углу комнаты мычит, бессильно пытаясь подняться, обрубок без имени, глаз и будущего.
Храм. Ночь. Крики боли и смерти. Мертвые тела на плитах из серого мрамора. На него нападает кто-то в темной одежде. Слишком медленно. Короткая песнь клинка, на пол падает труп без головы.
Его окликают. Настоятель с двумя младшими послушниками, Давлин и Ускар.
– Пойдём со мной. Мы уже никому не поможем.
Картинка сменяется. Новый дом. Храм в большом городе. Город освещен последними лучами солнца, стекла окон храма словно светятся изнутри, пылают светилом. Голоса многочисленных жителей. Красивые одежды и украшения старших жрецов.
– У нас мало времени, а он не кажется хорошим воином.
– Хоть ему и минуло всего два цикла, ни один из клановых бойцов и близко не сравнится с его умениями.
– Проверьте его, братья.
Палящее солнце. Пересохшие растрескавшиеся губы. Мы обязательно дойдем. Ускар падает, в спине его стрела с зеленым оперением. Эльфы. Что они тут делают?
– Беги! Мне уже не спастись, – хрипит Давлин. Из его ран на ногах и спине кровь сочится не переставая. Торжествующие крики за песчаными холмами.
Утро. Храм. Я принес то, что вы просили. Настоятель с каменным лицом. Старшие адепты достают из шкатулки кроваво-красный камень. Эта безделушка – цена жизни двух его братьев. Теперь он совсем один.
– Ты хорошо поработал. Утром мы объявим тебе волю Шеола. Саргон.
– Саргон?! Моё… Меня зовут Федор, – ломая чуждую ему волю, выдавил из себя Мальцев. Он стоял на коленях неподалеку от ручья, голова гудела как колокол. Из носа на руки ручьем лилась кровь.
«Что это было? Это точно не моя жизнь. Мастер, наверное, что-то напутал. Я не должен этого помнить», – пронеслось у него в голове.
Так недолго и совсем сбрендить. Не хотелось бы превратиться в ходящего под себя идиота, непомнящего свое собственное имя. Добравшись до ручья, Федор смыл кровь и с трудом встал на ноги.
Очевидно, триггером послужили занятия с клинками. При использовании навыков мастера всплывает его память. Сомнительной ценности довесок. Кроме всего прочего, частично передались и эмоции. К примеру, при упоминании эльфов Мальцев чувствовал теперь нездоровую ненависть, которую с трудом контролировал. Он, конечно, после того, что видел, и так не сильно любил детей леса, но сейчас гнев при упоминании просто накатывал громадными волнами.
Вспомнив про эльфов, Федор вспомнил и об ограниченности времени: недобиток наверняка уже добежал до стражей леса, а там и до появления новых гостей недалеко. Несмотря на шум в голове, у парня уже был готов примерный план действий, к которому он и поспешил приступить.
Оттерев от крови штаны, Мальцев побежал по улице Процветания, он мог теперь на память перечислить все названия в городе. Легко пробираясь через препятствия, он не мог не отметить серьезного улучшения координации. Или, может, это было новое, приглушаемое ранее чувство уверенности в возможностях своего тела?
Метров через полста по правую сторону улицы он заметил искомое – развалины республиканского банка. В городе было несколько гномских банков, но предусмотрительные коротышки успели вывезти золото за несколько дней до начала осады, где-то сохранив свои капиталы.
Войска, ворвавшиеся в город, имели дозволение пленных не брать, убивали и грабили всех, кого встречали на улицах. Как и следовало ожидать, наемники первым делом нападали на богатые дома и лавки, вынося всё мало-мальски ценное. Не избежали этой участи и банкировские дома.
В отличие от гномских банков, похожих на миниатюрные крепости с окнами-бойницами, республиканский банк был под стать летнему дворцу короля. И как самому красивому зданию в городе, ему больше всех и досталось. Наемники вырвали все, что можно было вырвать из украшений, унесли всё, что можно было унести. Республиканский хран был очищен даже от меди, которой там было немалое количество. Мародёры не учли только одного – в банке было два хранилища.
Пробежав здание искомого банка, он свернул направо и остановился напротив скромного серого домика с обвалившейся внутрь крышей. Как и во всех других домах, в нем не хватало окон и дверей, сломанных и рассыпавшихся много лет назад. Пробравшись в подвал здания, Мальцев подивился мастерству умельцев, маскировавших хранилище: по внешним признакам никак нельзя было догадаться, что в доме есть ещё что-то, кроме крыс и паутины.
Этот невзрачный домик использовался как ход в дополнительное хранилище, которое должно было уберечь часть казны при любом стечении обстоятельств. Спустя час перетаскивания обломков потолка и стен парень проник в удивительно хорошо сохранившийся подвал; отсчитав от дальнего от входа правого угла пять кирпичей влево и двадцать кирпичей снизу, он надавил на кладку. Кирпич с шорохом ушел в стену. Сбоку образовавшейся ниши, в углублении, находилось запорное кольцо. Молясь про себя, чтобы механизм был исправен, Федор потянул за него и облегченно выдохнул, только услышав скрип.
Часть стены провалилось вперед и вниз, образовав коридор в полтора метра высотой. Запалив факел из захваченной им с собой ветоши и чихая от поднявшейся пыли, Мальцев пригнувшись прошел внутрь. Сразу после коридора вниз, лаз расширялся и превращался в небольшой сухой зал, три на три метра, с решеткой в дальнем углу. На полу валялись остатки костра, кто-то разводил его прямо в хранилище. Возле костра сохранились остатки костей, обрывки железной брони и монеты различного достоинства.
Пройдя сквозь открытую, прекрасно сохранившуюся металлическую решетку, парень попал в комнату с двумя стальными дверями. Ближняя дверь висела на одной петле, носила следы взлома и была сильно покорежена, словно ее чем-то продавливали внутрь, одновременно поджигая. Отодвинув мешающую пройти створку, он в неровном свете факела увидел виновника разрушений – на груде мешков посреди помещения лежал скелет в истлевшей одежде. Судя по всему, это один из оставшихся запертых стражей, Федор усмехнулся черной иронии – умер на работе: хранилище можно было открыть только снаружи, и те, кто его охранял после падения города, остались погребены внутри. Под самый конец забытые внизу охранники были вынуждены есть крыс, а затем, судя по костям, и друг друга.
Удивительно спокойно – еще какие-то несколько дней назад никакие коврижки не заставили бы его подойти к трупу, вытащив один из мешков из-под ноги мертвеца, – Федор обнаружил в нем золотые монеты. По памяти, доставшейся ему, он знал, что это республиканские нобли – золото с небольшой примесью меди.
Не то. Учитывая, что с момента падения города прошло более тысячи лет, человек, расплачивающийся золотыми монетами несуществующего города, вызовет ненужные подозрения. Сдвинув еще пару мешков, он наконец нашел, то, что искал. В мешке, нисколько не потускнев от времени, весело поблескивая, лежали ауреи – валюта гномов. Если и было в мире что-то незыблемое, так это деньги подгорного народа.
Набрав в пустой мешок пару килограммов, он решил отложить дальнейшее обследование хранилища на более подходящий случай. Выйдя и обвалив стену на снова закрытый вход в подвал, Мальцев решил, что достаточно хорошо скрыл цель своего посещения. Вряд ли кто-то будет досконально изучать следы его перемещений по городу, для этого нужно будет проверить как минимум половину сохранившейся территории.
Сложив ценности в сумку эльфов, Федор решил разобраться с вооружением и перенес выход на утро, быстро идти по лесу вечером он всё равно не сможет.