Путь марсиан

Слишком страшное оружие

Карл Франтор находил пейзаж удручающе-мрачным. Низко нависшие облака сеяли нескончаемый моросящий дождь; невысокая, словно резиновая, растительность монотонного красновато-коричневого цвета простиралась во все стороны. Тут и там вспархивали птицы-прыгуны и с заунывными криками проносились над головой.

Повернувшись, Карл посмотрел на крошечный купол Афродополиса, крупнейшего города Венеры.

— Господи, — пробормотал он, — даже под куполом лучше, чем в этом чудовищном мире снаружи.

Он поплотнее запахнулся в прорезиненную ткань накидки.

— До чего же я буду рад вернуться на Землю!

Он перевел взгляд на хрупкую фигурку Антила, венерианина:

— Когда мы доберемся до развалин, Антил?

Ответа не последовало, и тут Карл заметил, что по зеленым, морщинистым щекам венерианина текут слезы. Странный блеск появился в крупных, похожих на лемурьи, кротких, непередаваемо прекрасных глазах.

Голос землянина смягчился:

— Прости, Антил, я не хотел ничего дурного сказать о твоей родине.

Антил повернул к нему зеленое лицо:

— Это не из-за твоих слов, мой друг. Разумеется, ты найдешь не много достойного восхищения в чужом мире. Но я люблю Венеру и плачу потому, что опьянен ее красотой.

Слова произносились плавно, но с неизбежными искажениями: голосовые связки венериан не были приспособлены для резких земных языков.

— Я понимаю, тебе это представляется непостижимым, — продолжал Антил, — но мне Венера видится раем, землей обетованной… я не могу подобрать для своих чувств должных слов на вашем языке.

— И находятся же такие, кто заявляет, что лишь земляне способны любить! — В словах Карла ощущалась сильная и искренняя симпатия.

Венерианин печально покачал головой:

— Но многие способны также чувствовать, что ваш народ отвернулся от нас.

Карл поспешил сменить тему разговора:

— Скажи, Антил, разве пейзажи Венеры не представляются тебе однообразными? Ты был на Земле, ты способен меня понять. Как может эта коричнево-серая бесконечность сравниться с живыми, теплыми красками Земли?

— Для меня она несравненно прекраснее. Ты забываешь, что мое цветовое восприятие очень сильно отличается от твоего[1].

Как я могу объяснить тебе всю прелесть, все богатство красок, которые составляют этот пейзаж?

Он замолчал, углубившись в созерцание красот, о которых говорил, хотя для землянина мертвенная меланхолическая серость окружающего оставалась неизменной.

— Когда-нибудь, — в голосе Антила звучали пророческие интонации, — Венера вновь будет принадлежать только венерианам. Нами больше не будут править выходцы с Земли, и слава предков вернется к нам.

Карл рассмеялся:

— Хватит тебе, Антил. Ты заговорил точно головорез из Зеленых банд, которые причиняют столько хлопот правительству. Я-то думал, ты не признаешь насилия.

— Я и не признаю, Карл. — Глаза Антила стали печальными, пожалуй, даже испуганными. — Но силы экстремистов растут, и я опасаюсь наихудшего. И… и если вспыхнет открытый бунт против землян, я должен буду к нему присоединиться.

— Но ты же не согласен с ними.

— Да, конечно. — Антил передернул плечами — жест, который он перенял от землян. — Насилием мы ничего не добьемся. Вас пять миллиардов, нас едва наберется сотня миллионов. В вашем распоряжении ресурсы и оружие, а у нас ничего нет. Было бы бессмысленным риском выступить против такой силы. И даже если мы победим, то получим в наследство лишь ненависть такой силы, что мир между нашими двумя планетами станет невозможным навсегда.

— Тогда зачем тебе к ним присоединяться?

— Потому что я венерианин.

Карл опять разразился смехом:

— Похоже, патриотизм на Венере столь же иррационален, как и на Земле. Ну ладно, поспешим-ка к развалинам вашего древнего города. Теперь уже недалеко?

— Да, — ответил Антил, — теперь до них чуть больше вашей земной мили. Но помни, ты ничего не должен нарушать там. Руины Аш-таз-зора для нас священны, как единственный уцелевший след тех времен, когда мы тоже были великой расой, не то что теперешние дегенераты.

Дальше они шли в молчании, шлепая по мягкому грунту, уклоняясь от корчащихся ветвей змеедрев, обходя стороной изредка попадающиеся скачущие лозы.

Антил первым возобновил разговор:

— Несчастная Венера. — В его спокойном, грустном голосе таилась печаль. — Пятьдесят лет назад появились земляне, предложили нам мир и благоденствие — и мы поверили. Мы показали им изумрудные копи и табак джуджу — и их глаза заблестели от вожделения. Их прибывало все больше и больше, и все больше становилось их высокомерие. И теперь…

— Все это достаточно скверно, Антил, — согласился Карл, — но ты слишком уж болезненно это воспринимаешь.

— Слишком болезненно! Разве мы получили право голоса? Есть у нас хоть один представитель в Конгрессе провинций Венеры? Разве не существует законов, запрещающих венерианам пользоваться теми же стратокарами, что и землянам, питаться в тех же ресторанах, останавливаться в тех же отелях? Разве не все колледжи закрыты для нас? Разве лучшие и плодороднейшие участки почвы не присвоены землянами? Разве сохранились вообще хоть какие-то права, которые защищали бы нас на нашей собственной планете?

— Все, что ты сказал, — чистейшая правда, как это ни прискорбно. Но в свое время на Земле практиковалось такое же обращение с представителями некоторых так называемых низших рас, а потом это неравенство начало понемногу сглаживаться, пока не установился принцип полного равноправия, существующий в наше время. К тому же не забывай, что весь цвет интеллигенции Земли на вашей стороне. Я, к примеру, хоть раз проявлял малейшее предубеждение против венериан?

— Нет, Карл, ты сам знаешь, что нет. Но сколько их, интеллигентных людей? На Земле прошли долгие и мучительные тысячелетия, полные войн и страданий, прежде чем установилось равноправие. Что, если Венера откажется ждать так долго?

Карл нахмурился:

— Ты, конечно, прав, но ждать придется. Что вам еще остается?

— Не знаю… не знаю…

Антил смолк. Неожиданно Карлу захотелось повернуть назад, под спасительный купол Афродополиса. Сводящая с ума монотонность пейзажа и недавние сетования Антила только усилили его депрессию. Он уже совсем было собрался отказаться от этой затеи, как вдруг венерианин поднял перепончатую руку, указывая на холм впереди.

— Там вход, — сказал он. — За бесчисленные тысячелетия Аш-таз-зор скрылся под землей. Только венериане знают его местонахождение. Ты первый землянин, которому суждено в нем побывать.

— Я сохраню вашу тайну, как и обещал.

— Тогда идем.

Антил раздвинул пышную растительность, открыв узкий проход между двумя валунами, и поманил Карла за собой. Им пришлось почти ползти по узкому сырому коридору. Антил достал из сумки атомитную лампу, ее жемчужно-белый свет озарил каменные стены.

— Этот проход был обнаружен нашими предками триста лет назад, — объяснил венерианин. — С тех пор город считается святыней. И все-таки потом мы о нем позабыли. Я был первым, кто посетил его после длительного перерыва. Не исключено, что это еще один показатель нашей деградации.

Ярдов пятьсот они двигались строго по прямой, пока коридор не вывел их под просторный купол. Карл задохнулся при виде открывшегося перед ним зрелища. Остатки зданий, архитектурные чудеса, не имеющие аналогов на Земле, пожалуй, со времен Афин Перикла. Но все было обращено в руины, так что о былом великолепии города оставалось только догадываться.

Антил провел землянина наискось через открытое пространство, и они углубились в новый проход, змеей извивавшийся в скале. То тут, то там в стороны убегали ветви боковых коридоров, несколько раз Карл замечал обломки каких-то конструкций. С какой радостью он взялся бы за исследования, но боялся отстать от Антила.

Они вновь выбрались на открытое место, на сей раз перед огромным, широким зданием, сложенным из гладкого зеленого камня. Его правое крыло было полностью разрушено, но все остальное, похоже, пострадало мало.

Глаза венерианина сияли, его худенькая фигурка горделиво распрямилась.

— Это примерно то же, что земные музеи науки и искусства. Ты сможешь увидеть здесь величайшие достижения древней культуры.

С трудом сдерживая волнение, Карл огляделся — первый землянин, смотревший на достижения этой древнейшей цивилизации. Он обнаружил, что за центральной колоннадой находится ряд глубоких ниш. Потолок представлял собой одно гигантское полотно, тускло мерцавшее в свете атомитной лампы.

Заблудившись в чудесах, землянин бродил по залам. Впечатление невероятной чуждости производили окружавшие его скульптуры и полотна, но неземное происхождение лишь удваивало их красоту.

Карл понимал, что упускает что-то жизненно важное в венерианском искусстве просто из-за отсутствия общей почвы между земной культурой и этой, но он мог оценить техническое совершенство произведений. Особенно он восхищался цветовым богатством живописи, палитра которой далеко превосходила красочность любого земного полотна. Картины пошли трещинами, поблекли, местами облупились, но гармоничность и естественность изображений были просто великолепны.

— Сколько бы еще сделал Микеланджело, — сказал Карл, — обладай он присущим венерианскому глазу невероятным восприятием цвета!

Антил от удовольствия выпятил грудь.

— У каждой расы свои особенности. Я часто хотел, чтобы мои уши могли улавливать слабейшие тона и оттенки звука так же, как, говорят, это свойственно землянам. Тогда, возможно, я сумел бы понять, что же такого прекрасного таится в вашей музыке. А так она представляется мне невыносимо монотонной.

Они двинулись дальше, и с каждой минутой мнение Карла о венерианской культуре все возрастало. Им попадались длинные и узкие ленты тонкого металла, сложенные вместе, покрытые линиями и овалами венерианской письменности, — их были тысячи и тысячи. И на них, думал Карл, могли быть запечатлены такие секреты, за которые земные ученые отдали бы половину жизни.

Наконец, когда Антил указал на крошечный, дюймов шесть в высоту, предмет и сообщил, что, согласно надписи, это одна из моделей ядерного конвертора, на несколько порядков превышающего по эффективности серийные земные модели, Карл взорвался:

— Почему бы вам не раскрыть эти секреты Земле? Да стоит там только узнать о ваших достижениях, и венериане займут значительно более высокое положение, чем сейчас.

— Да, они смогут использовать наше древнее знание, — с горечью возразил Антил, — но это не значит, что они откажутся от привычки презирать Венеру и ее народ. Надеюсь, ты не позабыл о своем обещании сохранить все в тайне.

— Нет, я буду держать язык за зубами, но, думаю, ты совершаешь ошибку.

— Я так не думаю. — Антил свернул к проходу в зал, но Карл задержал его.

— А разве в эту маленькую комнатушку мы не заглянем? — спросил он.

Антил повернулся, в его глазах читалось удивление.

— Комнатушку? О какой комнатушке ты говоришь? Тут нет никаких комнат.

Брови Карла поползли вверх, и он молча указал на тоненькую трещину, пересекающую заднюю стену.

Венерианин пробормотал что-то, с трудом дыша от волнения, опустился на колени и ощупал шов чуткими пальцами.

— Помоги мне, Карл. Думаю, эту дверь уже давно не открывали. К тому же на ней нет никаких надписей. Я нигде не встречал упоминаний о том, что она вообще должна здесь находиться. А я знаю развалины Аш-таз-зора, пожалуй, лучше всех.

Они вместе навалились на секцию стены, которая со скрипом отошла немного назад, а потом отодвинулась так резко, что они свалились в крохотное, почти пустое помещение. Вскочив на ноги, они огляделись.

Карл указал на рваные, неровные ржавые полоски на полу и стене там, где она соприкасалась с дверью.

— Похоже, твои предки запечатали эту комнату просто и эффективно. Лишь многовековая ржавчина разъела запоры. Думаешь, они спрятали здесь что-нибудь серьезное?

— Тут не было никакой двери, когда я приходил сюда в последний раз. Но все-таки… — Антил поднял атомолампу повыше и быстро оглядел помещение. — Похоже, здесь ничего и не было.

Он был прав. Сбоку от удлиненного ящика неопределенной формы, стоявшего на шести коротеньких ножках, пространство было заполнено прямо-таки невероятным количеством пыли и праха, и все помещение походило на давным-давно замурованную усыпальницу.

Карл попытался сдвинуть ящик. Это ему не удалось, но крышка под нажимом пальцев шевельнулась.

— Крышка сдвигается, Антил. Смотри!

Он отставил тонкую пластину в сторону. В ящике лежали квадратная плитка из какого-то стекловидного материала и пять шестидюймовой длины цилиндров, напоминавших поршневые авторучки.

Увидев содержимое, Антил взвизгнул от восторга — за все время их знакомства Карл видел его таким впервые — и, забормотав что-то по-венериански, поднес к глазам стеклянную пластину. Карл, удивление которого росло, придвинулся поближе. Пластинку покрывали разноцветные крапинки, но вряд ли они послужили причиной для такой невероятной радости.

— Слушай, что это такое?

— Это документ на нашем древнем церемониальном языке. До сих пор нам попадались лишь его разрозненные фрагменты. Это величайшая находка.

— Ты можешь расшифровать текст? — Карл поглядел на пластинку со значительно большим уважением.

— Думаю, смогу. Это мертвый язык, а я знаю чуточку больше дилетанта. Видишь ли, это цветовой язык. Каждое слово составлено из комбинации двух, реже трех цветовых точек. Цвета имеют миллионы оттенков, так что землянину, даже имеющему ключ к языку, пришлось бы воспользоваться спектроскопом, чтобы прочитать текст.

— Ты что, можешь справиться с этим прямо сейчас?

— Мне так кажется, Карл. Атомитная лампа довольно точно воспроизводит дневной свет, так что с этой стороны не должно быть затруднений. Но как бы то ни было, потребуется определенное время, так что, пожалуй, тебе лучше пойти прогуляться. Опасности заблудиться здесь нет, если, конечно, ты не надумаешь покинуть пределы здания.

Карл ушел, прихватив с собой вторую атомолампу, а Антил склонился над древним манускриптом, медленно и мучительно расшифровывая его.

Минуло два часа. Землянин вернулся и увидел на лице своего друга выражение ужаса, чего раньше никогда не случалось. Цветное «сообщение» лежало позабытым у его ног. Громкие шаги землянина не произвели на Антила никакого впечатления. Оцепенев, он застыл в непонятном испуге.

Карл рванулся к нему:

— Антил, Антил, тебе плохо?

Голова венерианина медленно повернулась, словно ей приходилось двигаться в густой жидкости; глаза невидяще уставились на человека. Карл вцепился в худые плечи Антила и немилосердно затряс его.

Антил постепенно приходил в себя. Высвободившись из рук Карла, он поднялся, вынул из тайника пять цилиндрических предметов и опустил их в сумку. Потом с непонятным отвращением отправил туда же плитку, которую расшифровывал.

Покончив с этим, он положил крышку ящика на место и, махнув Карлу, вышел из комнаты.

— Нам пора. Мы и так задержались здесь слишком долго, — В голосе его слышались странные, напряженные нотки, от которых землянину стало не по себе.

Они в молчании проделали весь обратный путь, пока наконец не оказались на дождливой поверхности Венеры. Близились сумерки. Карл почувствовал растущий голод. Им следовало поторопиться, если они хотели достичь Афродополиса до ночи. Карл поднял воротник плаща, поглубже надвинул прорезиненную шляпу и тронулся в путь.

Тянулись миля за милей, и город-купол на фоне серого горизонта становился все крупнее. Землянин жевал отсыревшие сандвичи с ветчиной, истово мечтая поскорее очутиться в сухом уюте Афродополиса. Но хуже всего было то, что обычно дружелюбный венерианин продолжал хранить каменное молчание, удостаивая своего спутника только быстрым взглядом.

Карл воспринимал это философски. Он относился к венерианам с гораздо большим уважением, чем подавляющее большинство землян, но даже он испытывал легкое презрение к чрезмерно эмоциональному характеру соплеменников Антила. Это непроницаемое молчание было выражением чувств, которые Карл проявил бы, разве что тяжело вздохнув или нахмурив брови. Все это Карл понимал, и настроение Антила его почти не задевало.

И все же выражение отчаянного страха в глазах Антила вызывало некоторое недоумение. Он перевел написанное на той квадратной пластине и испугался. Что за тайну могли вложить в это сообщение высокообразованные прародители венериан?

В конце концов Карл заставил себя спросить, однако голос его звучал неуверенно.

— Что ты вычитал в той пластине, Антил? Думаю, это может быть интересно и мне, учитывая, какое впечатление она на тебя произвела.

В ответ Антил сделал жест, веля поторопиться, и скользнул в сгущавшуюся тьму почти с удвоенной скоростью. Карл ощутил недоумение и даже обиду. И за все время оставшегося пути уже больше не пытался заговаривать с венерианином.

Однако, когда они добрались до Афродополиса, Антил нарушил молчание. Его морщинистое лицо, осунувшееся и напряженное, обратилось к Карлу с тем выражением, какое бывает после принятия мучительно выстраданного решения.

— Карл, — сказал он, — мы были друзьями, поэтому я хочу дать тебе несколько дружеских советов. На следующей неделе ты отправишься на Землю. Я знаю, твой отец — достаточно влиятельное лицо среди советников президента планеты. Да и ты, скорее всего, станешь в недалеком будущем крупной фигурой. Если так случится, умоляю тебя, направь все силы на то, чтобы Земля пересмотрела свое отношение к Венере. Я, в свою очередь, будучи наследственным вождем самого большого на Венере племени, приложу все усилия, чтобы предотвратить любые попытки насилия.

Землянин нахмурился:

— Похоже, за всем этим что-то кроется. Но я здесь ни при чем. Ты хочешь еще что-то сказать?

— Только это. Или же наши отношения улучшатся… или же… вся Венера восстанет. И тогда у меня не останется выбора, кроме как служить ей душой и телом, а в таком случае Венере недолго оставаться беззащитной.

Эти слова только развеселили землянина.

— Ладно, Антил, твой патриотизм замечателен и недовольство оправданно, но мелодрамы и шовинизм на меня не действуют. Прежде всего я реалист.

— Верь мне, Карл. То, что я сейчас тебе сказал, — в высшей степени реально. — В голосе венерианина прозвучала непреодолимая убежденность. — В случае восстания на Венере я не смогу гарантировать безопасность Земли!

— Безопасность Земли?! — Невероятность услышанного ошеломила Карла.

— Да, — продолжал Антил, — поскольку в моих силах уничтожить Землю. Я сказал все.

Он повернулся и нырнул в заросли, направляясь к маленькой венерианской деревушке, приютившейся у гигантского купола.

Прошло пять лет — лет бурных и неспокойных, — и Венера очнулась от сна подобно пробудившемуся вулкану. Недальновидные земные власти Афродополиса, Венерии и других городов-куполов благодушно пренебрегали всеми тревожными сигналами. Если они и вспоминали когда-нибудь о маленьких зеленых венерианах, то непременно с презрительной гримасой, словно говоря: «А, эти твари!»

Но терпение «тварей» наконец истощилось; с каждым новым днем националистические Зеленые банды прибавляли в численности, голоса их становились все более громкими. И в один серый день, похожий на все прочие, толпы туземцев забурлили вокруг городов.

Небольшие купола оказались захваченными, так и не успев оправиться от изумления. За ними последовали Нью-Вашингтон, Гора-Вулкан и Сен-Дени, то есть весь Восточный континент. Прежде чем ошеломленные земляне успели сообразить, что происходит, половина Венеры больше не принадлежала им.

Земля, шокированная и потрясенная этой неожиданной неприятностью, которую, разумеется, ничего не стоило предвидеть, бросила все людские и материальные ресурсы на помощь жителям осажденных городов, снарядив огромный флот.

Земля была раздражена, но не испугана, пребывая в убеждении, что области, утраченные по растерянности, на досуге могут быть легко возвращены назад, а территории, сохраненные по сей день, не могут быть потеряны никогда. По меньшей мере в это хотели верить.

Так что нетрудно вообразить оцепенение земных лидеров, когда наступление венериан не приостановилось. Венерия была достаточно обеспечена оружием и продовольствием; были поставлены ее защитные экраны, а люди находились на постах. Крошечная армия голых, безоружных туземцев надвинулась на город и потребовала безоговорочной капитуляции. Венерия высокомерно отказалась; сообщения на Землю были полны шуток насчет безоружных дикарей, так быстро потерявших голову от успехов.

Потом неожиданно сообщения перестали поступать, а в Венерию вступили венериане.

Падение Венерии повторялось снова и снова — с другими городами-крепостями. Сам Афродополис с его полумиллионным населением пал перед жалкой полутысячью венериан. И это несмотря на тот факт, что в распоряжении защитников было любое известное на Земле оружие.

Земное правительство скрывало факты; население Земли оставалось в неведении относительно странной войны на Венере. Но высшие правительственные чиновники хмурились, когда слышали непонятные слова Карла Франтора, сына министра образования.

Ян Хеерсен, военный министр, в ярости вскочил, ознакомившись с содержанием доклада.

— И вы серьезно пытаетесь убедить нас на основании случайного заявления полусвихнувшейся жабы, чтобы мы заключили мир с Венерой на их условиях? Абсолютно невозможно! Что этим проклятым тварям требуется, так это броневой кулак. Наш флот вышибет их из Вселенной, и ждать этого осталось недолго.

— Вышибить их не так просто, — произнес седобородый Франтор-старший, спеша поддержать сына. — Многие из нас не раз заявляли, что правительственная политика относительно Венеры ошибочна. Кто знает, что они способны предпринять в ответ на наше нападение?

— Детские сказочки! — рявкнул Хеерсен. — Вы думаете о жабах как о людях. Они — животные и должны быть благодарны за те блага цивилизации, что мы им несем. Не забывайте, мы относимся к ним гораздо лучше, чем во время ранней истории относились к некоторым из земных рас, к краснокожим например.

Карл Франтор снова не удержался и взволнованно заговорил:

— Нам следует все разузнать, господа! Угроза Антила слишком серьезна, чтобы ею пренебречь, и не важно, что звучит она глупо… Впрочем, в свете побед венериан она звучит не так уж и глупо. Я предлагаю послать меня и адмирала фон Блумдорфа в качестве послов. Позвольте мне добраться до сути этого дела, прежде чем мы перейдем к атаке.

Президент Земли, мрачноватый Жюль Дебю, впервые заговорил:

— В конце концов, в предложении Франтора есть смысл. Пусть так и будет. Есть другие предложения?

Предложений больше не последовало, только Хеерсен нахмурился и злобно фыркнул. Таким образом, неделю спустя Карл Франтор сопровождал космическую армаду, отправившуюся с Земли в направлении Венеры.

Странная Венера встретила Карла после пятилетнего отсутствия. Тот же нескончаемый дождь, то же монотонное, угнетающее чередование коричневого и серого, те же разбросанные города-купола, но как же все здесь переменилось!

Там, где раньше высокомерные земляне презрительно шествовали среди толп ежившихся от страха туземцев, ныне распоряжались венериане. Афродополис стал столицей планеты, а бывший кабинет губернатора занимал теперь… Антил.

Карл с сомнением глядел на него, плохо понимая, что следует сказать.

— А я был склонен думать, что ты… марионетка, — решился он наконец. — Ты… пацифист.

— От меня ничего не зависело. Все решил случай, — возразил Антил. — Но ты… Никак не мог предположить, что именно ты будешь представлять свою планету на переговорах.

— Это потому, что ты напугал меня глупыми угрозами несколько лет назад, и потому еще, что я оптимистичнее всех отнесся к вашему восстанию. Вот я и прилетел, как видишь, но не без сопровождения. — Он небрежно указал рукой в небо, где неподвижно и угрожающе зависли звездолеты.

— Собираешься меня запугать?

— Нет! Мне хотелось бы узнать твои цели и требования.

— Они легко выполнимы. Венера требует признания ее независимости: мы предлагаем мир, а также свободную и неограниченную торговлю.

— И ты предлагаешь нам согласиться на это без борьбы…

— Надеюсь… для блага Земли же.

Карл нахмурился и раздраженно откинулся на спинку кресла.

— Ради бога, Антил, время таинственных намеков и недосказанных угроз прошло. Поговорим в открытую. Как вам удалось так легко захватить Афродополис и остальные города?

— Нас вынудили к этому, Карл. Мы этого не хотели. — Голос Антила стал резким от волнения. — Они не приняли наших требований и начали стрелять из тонитов. Нам… нам пришлось применить… оружие. После чего нам пришлось большую часть их убить… из милосердия.

— Ничего не понимаю. О каком оружии ты говоришь?

— От меня ничего не зависело. Помнишь наше посещение Аш-таз-зора, Карл? Запечатанная комната, древний манускрипт, пять небольших цилиндриков?

Карл угрюмо кивнул:

— Я так и подумал, но не был уверен.

— Это чудовищное оружие, Карл — Антил содрогнулся, точно сама мысль о нем была невыносима — Древние изобрели его… но ни разу не использовали. Они сразу же упрятали его подальше, и представить не могу, почему вообще не уничтожили. Я надеялся, что они хотя бы испортили его, я в самом деле на это надеялся. Но оно оказалось в превосходном состоянии, и именно я его обнаружил и… был вынужден применить… на благо Венеры. — Его голос упал до шепота, и венерианин с явным усилием заставил себя собраться и продолжить рассказ. — Небольшие, безобидные на вид стерженьки — да ты и сам их видел — способны генерировать силовые поля неизвестной природы — прадеды мудро позаботились не разъяснять научные основы оружия, — разрушающие связи между разумом и мозгом.

— Что? — Карл застыл, от изумления раскрыв рот. — О чем ты говоришь?

— Ты же должен знать, что мозг — скорее вместилище разума, нежели сам разум. Природа разума — это тайна, она была неведома даже нашим прародителям, но какой бы она ни была, разум использует мозг в качестве посредника между собой и материальным миром.

— Понял. И ваше оружие отделяет разум от мозга… разум оказывается беспомощным… словно космопилот, потерявший контроль.

Антил с серьезным видом кивнул.

— Видел ты когда-нибудь животное без мозга? — неожиданно спросил он.

— Хм-м… да, собаку… в колледже, на занятиях по биологии.

— Тогда пошли, я тебе покажу человека без разума.

Карл и венерианин вошли в лифт. Когда они спустились на нижний — тюремный — этаж, в мыслях Карла царила сумятица. Он разрывался между ужасом и яростью, его одновременно охватывали и безрассудное желание убежать, и непреодолимая тяга убить Антила здесь же, на месте. Все еще находясь в смятении чувств, он покорно шел за венерианином по тускло освещенному коридору, петлявшему между рядами крохотных зарешеченных камер.

— Здесь.

Голос Антила, словно неожиданный поток холодной воды, заставил Карла очнуться. Он посмотрел туда, куда указывала перепончатая рука, и застыл, не в силах оторвать взгляд от представшей перед ним человеческой фигуры.

Это, несомненно, был человек… по облику… но и не человек в то же время. Оно — Карл даже мысленно не мог определить это существо как «он» — сидело на полу и молчало. Большие красивые глаза пристально рассматривали заднюю стенку камеры. Пустые глаза, из которых ушла душа; отвисшие губы, с которых капала слюна; бесцельно шевелившиеся пальцы. Чувствуя приступ тошноты, Карл поспешно отвернулся.

— Он не лишен мозга. — Голос Антила звучал негромко. — Физиологически его мозг не поврежден. Он просто… отсоединен.

— Но почему он живет, Антил? Почему не умирает?

— Потому что автономные системы не затронуты. Поставь его — и он сможет удержать равновесие. Его сердце бьется. Он дышит. Если ты сунешь ему в рот пищу — он начнет жевать, но скорее погибнет от голода, чем совершит волевой акт добывания пищи. Это тоже жизнь… Определенного вида, но уж лучше смерть, потому что отсоединение необратимо.

— Но это же чудовищно… чудовищно!

— Это еще хуже, чем ты думаешь. Я не могу отделаться от ощущения, что где-то еще существует лишенный человеческой оболочки, беспомощный разум. Какая же это пытка для него!

Неожиданно Карл опомнился:

— Ты не сможешь одержать верх над Землей лишь при помощи этой мерзости. Твое оружие, конечно, невероятно жестоко, но не более смертоносно, чем дюжина из существующих у нас. Тебе придется поплатиться за это.

— Карл, пожалуйста, успокойся. Ты даже на одну миллионную не представляешь всей смертоносности отсоединяющего поля. Поле не ослабевает на расстоянии, поэтому зона его воздействия практически безгранична. Знаешь ли ты, что потребовался всего один-единственный залп, чтобы привести все теплокровные существа Афродополиса в беспомощное состояние? — В голосе Антила звучало возбуждение. — Ты хоть понимаешь, что я способен искупать в поле всю Землю: одним ударом превратить все миллиарды человеческих существ в беспомощных кретинов?

Карл не узнал собственного голоса, когда проскрежетал:

— Чудовище! Кто-нибудь еще знает тайну этого проклятого поля?

Антил натужно рассмеялся:

— Ответственность лежит на мне, Карл, на мне одном. Можешь меня убить, но это не поможет. Если я умру, то найдутся другие, кто знает, где взять инструкции; другие, которые не питают к Земле тех симпатий, что я. Моя смерть повлечет за собой гибель всей Земли, Карл.

Землянин был сломлен — полностью. У него не осталось ни малейшего сомнения, что венерианское оружие уже расправилось и с ним.

— Я согласен, — пробормотал он. — Что мне передать своим?

— Передай им наши требования и расскажи, что я могу с ними сотворить, если потребуется.

Карл отшатнулся от венерианина, как от чумного.

— Я им все передам.

— И еще скажи, что Венера не собирается мстить. Мы не хотим применять оружие, оно слишком ужасно. Если ваше правительство согласится на наши условия и даст определенные гарантии, мы обязуемся сбросить на Солнце все пять орудий и инструкцию по их применению.

— И это я передам, — безжизненным голосом прошептал землянин.

Адмирал фон Блумдорф был пруссаком как по фамилии, так и по характеру, и его военный кодекс основывался исключительно на преклонении перед грубой силой. Поэтому вполне естественно, что его реакция на доклад Карла выразилась в яростных и саркастических насмешках.

— Да вы просто непроходимый болван! — обрушился он на молодого человека. — Вот чего стоит вся ваша болтовня, словеса, дурачества. И вы осмелились явиться ко мне с этой сказочкой для старых дев — о неведомом оружии, о неизъяснимой силе? Без малейших на то оснований вы соизволили принять все, что надумала сообщить эта мерзостная жаба, за абсолютную правду.

Вас не могли запугать, вас не могли обхитрить, вас не могли обмануть?

— Он не запугивал, не хитрил, не обманывал, — раздраженно бросил Карл. — Все, что он говорил, святая правда. Если бы вы видели этого человека-безумца…

— Ха! Да это самая простая часть всей чертовой затеи. Сунули вам лунатика, заявив: «Вот оно, новое оружие!» — и вы это скушали без каких-либо вопросов! Продемонстрировали они вам свое «ужасное оружие»? Хотя бы показали его вам?

— Разумеется, нет. Оружие смертельно. Не будут же они убивать венерианина, чтобы доставить мне удовольствие! А насчет демонстрации… Вы бы стали показывать противнику свою козырную карту? Ну а теперь ответьте на несколько моих вопросов. Почему Антил так непоколебимо в себе уверен? Каким образом он так легко и быстро захватил Венеру?

— Пожалуй, объяснить этого я сейчас не смогу. Но разве это что-нибудь доказывает? Как бы то ни было, мне уже дурно от этой болтовни. Мы атакуем их, а все ваши теории — к дьяволу! Я их поставлю перед тонитами, тогда сами увидите, как изменятся их лживые рожи.

— Но, адмирал, вы обязаны сообщить о моем докладе президенту.

— А я и сообщу… когда верну Афродополис землянам.

Он повернулся к блоку централизованной связи:

— Внимание всем кораблям! Боевое построение! Цель — Афродополис! Залп всеми тонитами через пятнадцать минут!

Он бросил взгляд на адъютанта:

— Передайте капитану Ларсену, пусть сообщит венерианам, что им дается на размышление пятнадцать минут, чтобы выбросить белый флаг.

Минуты до атаки прошли для Карла Франтора в невыносимом напряжении. Он сидел сжавшись, молча закрыв лицо руками; тихий щелчок хронометра в конце каждой минуты отдавался в его ушах громом. Он отмечал их едва слышным шепотом:

— …восемь… девять… десять… Боже мой!

Всего пять минут до неминуемой смерти! Но так ли уж она неминуема? Что, если фон Блумдорф прав? Что, если венериане просто блефуют?

В рубку ворвался адъютант и отдал честь.

— От жаб пришел ответ, сэр.

— Ну? — Фон Блумдорф нетерпеливо подался вперед.

— Они сообщают: «Немедленно прекратите атаку. В противном случае мы снимаем с себя ответственность за последствия».

— И это все? — Последовала грубейшая ругань.

— Да, сэр.

Очередной поток ругани.

— Дьявольские наглецы. Изворачиваются до последнего.

Едва он успел договорить, как пятнадцать минут истекли и могучая армада пришла в движение. Четкими, стройными рядами она метнулась вниз, к облачному покрывалу планеты. Адмирал, злобно оскалясь, с удовольствием следил за этим наводящим ужас зрелищем по телеэкрану… когда геометрически стройные боевые порядки неожиданно сломались.

Адмирал захлопал глазами, потом потер их. Всю передовую часть флота внезапно охватило безумие. Сначала они притормозили, потом помчались в разные стороны под самыми сумасшедшими углами.

Потом последовали рапорты от уцелевшей части флота, извещающие, что левое крыло перестало отвечать на радиовызовы.

Нападение на Афродополис провалилось. Адмирал фон Блумдорф топал ногами и рвал на себе волосы.

— Вот оно, их оружие в действии, — вяло пробормотал Карл Франтор и вновь погрузился в безразличное молчание.

Из Афродополиса не поступило ни слова.

Добрых два часа остатки земного флота потратили на борьбу с собственными кораблями, гоняясь за вышедшими из повиновения космолетами. Каждый пятый им настичь так и не удалось: одни направились прямым курсом на Солнце, другие умчались в неведомом направлении, кое-кто врезался в Венеру.

Когда уцелевшие корабли левого крыла были собраны, ступившие на их борт ничего не подозревавшие спасательные отряды ужаснулись. Семьдесят пять процентов личного состава каждого корабля потеряли человеческий облик, превратившись в безумных кретинов. На многих кораблях не осталось ни одного нормального человека.

Одни, застав такую картину, кричали от ужаса и ударялись в панику, других рвало, и они спешили отвести глаза. Один из офицеров, с первого взгляда сориентировавшись в ситуации, выхватил атомный пистолет и пристрелил всех безумцев.

Адмирал фон Блумдорф был конченым человеком: узнав о самом худшем, он разом превратился в жалкую, с трудом передвигающуюся развалину, способную лишь на бесполезную ярость. К нему привели одного из безумных, и адмирал отшатнулся.

Карл Франтор поднял на него покрасневшие глаза.

— Ну, адмирал, вы удовлетворены?

Но адмирал не стал отвечать. Он выхватил пистолет и, прежде чем кто-либо успел остановить его, выстрелил себе в висок.

И вновь Карл Франтор стоял перед президентом. Его доклад был четок, и не вызывало сомнений, какой курс предстоит теперь избрать землянам.

Президент Дебю покосился на одного из безмозглых, доставленного сюда в качестве образца.

— Мы проиграли, — произнес он. — Нам приходится согласиться на безоговорочную капитуляцию… Но придет день… — Его глаза вспыхнули при мысли о возмездии.

— Нет, господин президент, — зазвенел голос Карла. — Такой день не наступит. Мы должны предоставить венерианам то, что им причитается, — свободу и независимость. Пусть прошлое останется прошлым. Да, многие погибли, но это расплата за полувековое рабство венериан. Пусть этот день станет началом новых отношений в Солнечной системе.