Путь «Каравеллы»

ВСТРЕЧА

Либун не спеша шел прибрежной полосой, наблюдая за стайками серебристой плотвы. Мелкие рыбки резвились, привлеченные теплыми солнечными лучами. Либун упер руки в колени и стал присматриваться повнимательнее. Там, поодаль, где песчаное дно начинало резко понижаться, он заметил какое-то вздутие вроде пологого бугра. Тысячу раз он тут купался, но бугра что-то не замечал.

Больше всего, однако, кока поразило то, что плотва, резвящаяся в воде, избегала подплывать к этому вздутию на дне, словно оно таило для рыбок неведомую опасность.

Либун вытащил из кармана пестрый шарик биосвязи. Оставалось сжать его в кулаке, назвать соответствующий шифр и вызвать аварийный отсек. Но кок медлил. И так он пользуется на корабле репутацией человека чрезмерно осторожного и мнительного. А может, это небольшое вздутие на дне – просто груда песка, намытая волнами. Что же касается поведения плотвы, то это, возможно, просто плод его разгоряченного воображения. Мало ли что может привидеться! Да и вообще поведение рыбешки ни о чем, в сущности, не говорит.

Либун представил себе желчное лицо начальника аварийного отсека, с недоверчивой ухмылкой выслушивающего неубедительный рассказ кока о прихотливом поведении стаек плотвы, и решительно спрятал шарик биосвязи в карман. Известно ведь, что биосвязью по корабельной инструкции можно пользоваться только в экстренных случаях, о чем в данном случае речи нет.

Вот варварски загубленное дерево – дело другое! Тут, как говорится, факт налицо, и от этого не отвертеться. Пусть виновник отвечает!

Почти бегом кок добрался до выхода из отсека. Люк за ним закрылся с глухим вздохом.

Дойдя до ленты транспортера, поджарый Либун легко прыгнул на нее и покачнулся, едва удержав равновесие.

Коридорные отсеки, по которым пролегал путь Либуна, в этот час были пустынны. Коку вдруг представилось, что весь экипаж погиб, вымер, исчез, и он единственный из людей, который остался в живых на весь большой, словно город, корабль…

Для всех корабельный кок был желчный, не без определенной дозы ехидцы человек. Но едва ли кто-нибудь на «Каравелле» догадывался, что ехидца кока не более чем мимикрия, защитная броня, под которой скрыта чувствительная и чуточку сентиментальная душа. Либун даже стихи писал, о чем не ведал никто, если не считать Тобора.

Нужно сказать, что кока и Тобора связывали прочные узы взаимной симпатии. Конечно, Тобора на корабле любили все без исключения, если можно говорить о любви человека к огромному искусственному белковому созданию, машине, наделенной разумом и недюжинной силой. А впрочем, почему бы и не говорить в данном случае о любви? Говорим же мы о любви человека к родному дому, городу, стране… Наконец, ведь может же человек любить свой гоночный мотоцикл, аэросани, самолет?

Когда коку до обсерватории оставался пяток шагов, из-за угла коридорного отсека вынырнул Тобор. Он перемещался легко, как на учебном полигоне Зеленого городка.

– Тобор! – крикнул Либун, и эхо гулко прокатилось по коридорному отсеку и замерло в дальних закоулках.

Черная молния отделилась от пола и метнулась к коку, мягко опустившись на пружинящие щупальца в нескольких сантиметрах от неподвижной человеческой фигуры. Либуну даже показалось, что под огромной массой Тобора дрогнул нейтритовый пол, но это, конечно, было игрой воображения.

– Доброе утро, Феликс, – сказал Тобор.

Длинная фигура Тобора в ожидании распласталась на светящемся полу. Либун оглядел ее так, будто видел впервые.

– Почему ты не на Синем озере? – спросил Тобор, первым нарушая затянувшуюся паузу.

– Беда случилась, Тоб, – сказал кок.

Робот неуловимо быстрым движением приподнялся на передних щупальцах, сразу же став выше собеседника на добрых полтора метра.

– Беда? – повторил он.

– Неприятность, скажем так, – поправился Либун, глядя снизу вверх в поблескивающие блюдца-фотоэлементы насторожившегося Тобора. Что-то скрывается там, в гибком и сложном счетно-решающем устройстве робота, которое совершенствовалось с каждым годом полета? Какие мысли зреют в нем? Определи попробуй!

– Почему ты так смотришь на меня, Феликс? – спросил медленно Тобор.

– Как – так?

– Необычно.

– Скажи, Тобор, ты был в оранжерейном отсеке? – негромко произнес Либун.

– Я бываю там регулярно. Как и в прочих отсеках «Каравеллы», – сказал Тобор.

– Когда ты был там в последний раз?

– Вчера.

– И не заметил чего-либо необычного?

– Заметил.

Либун оживился.

– Что это было?

– Поваленное дерево.

– Расскажи подробней.

– Дерево, надо полагать, повалила осенняя буря. Я наткнулся на него случайно. Поднимался вдоль русла ручья. – Тобор говорил короткими, рублеными фразами, отделяя одну от другой малыми, еле уловимыми паузами.

– Что ты сделал с деревом?

– Убрал.

– Как же ты убрал его?

– Ствол перегородил ручей, – продолжал Тобор. – Вода разлилась, образовалась запруда. Я ликвидировал непорядок: разделил ствол на куски и сбросил их в аннигилятор.

– Так-так… Дерево ты лазером резал?

– К чему лазером? Это ведь не сталь и не алмаз, а обычная древесина. Я просто щупальцами разломал ствол на части.

– И ты сообщил об этом?

– Сообщил.

– Когда?

– Вчера же, – сказал Тобор. – И заодно посоветовал климатологам немного поумерить мощность грозовой установки. Бури, которые валят на корабле большие деревья, – это уж слишком.

– Что же климатологи?

– Согласились со мной.

Либун стоял перед Тобором, лихорадочно соображая: с каких пор робот говорит неправду? И каким образом оказалась способной на это его, казалось, безупречная логическая схема? Неужели в чем-то просчитались создатели Тобора, инженеры и ученые Зеленого городка? Если так, то Тобор из верного и могучего помощника превратился в злейшего врага, способного загубить полет, уничтожить «Каравеллу».

– Ты лжешь, Тобор! – воскликнул кок. – Никуда ты ствол не убирал. И я догадываюсь, чья это работа. Дуб валяется у озера. Хоть бы следы замести потрудился!

– Дуб ни при чем, Феликс! – рявкнул Тобор так, что Либун попятился. – Я говорю про березу, что росла над ручьем, в восточном секторе отсека.

– Странно, очень странно… – пробормотал Либун и опустил голову. Перед глазами все еще стояло могучее семисотлетнее дерево, словно срезанное под корень гигантской бритвой.

Знаменитый дуб пересадили в оранжерейный отсек «Каравеллы» из Коломенского заповедника, как дар работников исторического музея под Москвой.

Дуб погиб, причем в этом едва ли виноваты слепые стихии. Если это дело не Тобора, то чье же тогда?..

– Послушай, Тобор, – спросил Либун. – Ты не обнаружил в поваленной березе ничего необычного?

– Необычное было.

– Излом?! – воскликнул кок.

– Излом, – подтвердил Тобор.

– Ровный?

– Как Евклидова плоскость.

– Ты об этом доложил Луговской?

– Нет.

– Дуб и береза срезаны одинаково, – сказал Либун. – Нужно подробно рассказать обо всем астробиологам. У меня тоже есть для них кое-что. Пусть возьмут манипуляторы и прочешут весь оранжерейный отсек.

– Что предпринять – это уж дело капитана, – бросил реплику Тобор.

Либун, вздохнув, посмотрел на свой термос, где булькал так и не выпитый кофе, и сделал несколько шагов к струящейся ленте, с которой соскочил несколько минут назад.

– Прыгай на меня! – предложил Тобор, нагибаясь. – Со мной быстрее.

Кок замешкался.

– Боишься, Феликс, шишки набить?

– Боюсь, – улыбнулся кок.

– Зря!

Либун вскочил на Тобора, после чего робот огромным, точно рассчитанным прыжком преодолел весь коридорный отсек до самого поворота.