XIV

Поначалу нейрошлем показался Эйдену очень тяжелым. Приходилось непрерывно напрягать шею. Кроме того, шлем неловко сидел на голове. В одних местах давило, в других чесалось. Эйден чувствовал, как он начинает потеть. Мелькнула мысль: а если шлем закоротит? Так ведь и мозги задымиться могут!

Во встроенных наушниках раздался голос Сокольничего Александра, инструктора, руководящего подгонкой нейрошлема. У него был ровный, спокойный голос, начисто лишенный резко приказных интонаций, свойственных всем остальным офицерам. Он еще раз вкратце перечислил возможности, предоставляемые нейрошлемом. Впрочем, Эйден и так все это знал. Только что кадетам прочитали спецкурс, накрепко вбив им в головы все необходимые сведения.

Эйден оглянулся на Кочевника. Техник сидел, лениво развалясь, в соседнем кресле. Эйден знал: технику полагается присутствовать при подгонке, чтобы в случае надобности быстро обесточить шлем. Необходимость в этом может возникнуть в случае, если кадет вдруг запаникует либо обнаружится какая-нибудь неисправность в самом нейрошлеме. Впрочем, поза Кочевника давала понять, что вероятность подобных осложнений мала. Это придало Эйдену уверенности.

— Кадет Эйден, — сказал Александр, — сейчас ваш нейрошлем будет активирован. Первые ощущения могут быть довольно неприятными, но — надеюсь, вы это знаете — в скором будущем они притупятся, если вы постоянно будете пользоваться нейрошлемом. Итак, вы готовы?

— Да, сэр. Готов.

Одним из плюсов этого этапа обучения, несомненно, являлось уменьшение ограничений при обращении к старшим офицерам. А говоря проще — кадетам дозволялось задавать вопросы своим инструкторам и отвечать им без особого разрешения. Правда, Эйден подозревал, что это обусловлено лишь необходимостью поддерживать непрерывную связь между кадетом и инструктором, и ничем более. Однако после жестких ограничений начальных этапов учебы сама возможность обратиться к офицеру укрепляла веру кадетов в себя, ибо предполагала, что его слова стоят того, чтобы их хотя бы выслушали…

— Нейрошлем… АКТИВИРОВАН.

Первым ощущением был оглушительный, почти непереносимый шум, внезапно обрушившийся со всех сторон. И одновременно — невыносимая боль в голове. Казалось, будто к вискам приложили два электрода и сквозь мозг пропускают ток. В глазах Эйдена помутилось, и он едва не потерял сознание.

— Ну, ну, кадет, — раздался спокойный голос Александра. — В первый раз всегда так. Полнейшая дезориентация. Поэтому-то мы и проверяем шлем здесь, в специальном помещении. Представляешь, что могло случиться, если бы это происходило на мостике? Ты потерял бы управление, и твой робот плюхнулся бы в грязь.

В наушниках послышался ужасный треск статических разрядов.

«Это Александр подстраивает электронику», — догадался Эйден и почувствовал, как сердце уходит в пятки. Вплоть до этого момента все казалось таким простым. Зачем нужен этот шлем? Впечатление такое, будто он специально создан с целью максимально усложнить управление боевым роботом. У Эйдена было непреодолимое желание сорвать эту штуковину, отшвырнуть ее подальше и заявить, что он поведет машину без этого корректора биотоков.

— Похоже, придется кое-что подрегулировать, — заявил Александр.

«Замечательно, — подумал Эйден, — может, имеет смысл заодно подрегулировать и мои мозги?»

— Закрой глаза, — скомандовал тем временем Александр, — и представь себе симпатичную планету, плывущую по своей орбите вокруг далекого-далекого солнца. Мысленно приблизься к этой планете и попробуй разглядеть на ней очертания материков в просветах в облачном слое… Попробуй их увидеть… Оранжевые реки и желтые горы… Так, а теперь постепенно приближайся к планете… Ты начинаешь различать все более мелкие детали… Вот поселок… синекожие жители заняты своими повседневными делами… Поселок, дома всех цветов радуги… Пурпурная дорога…

Александр продолжал говорить непривычно мягким, точно воркующим голосом. И странно. Эйден вдруг обнаружил, что и в самом деле видит поселок, и синекожих жителей, и прочее. Ему показалось, что он чувствует морской бриз, ласкающий его лицо. Должно быть, это нейрошлем так действует на его мозг…

— Отлично, — вдруг сказал Александр нормальным голосом. — Теперь сосредоточься снова на нейрошлеме. Как болевые ощущения, кадет?

— Теперь нормально.

— Знаешь, давай-ка не показывай, какой ты лихой. Лихость тебе понадобится, когда поведешь машину в бой. А сейчас важно сделать, чтобы эта штука не причиняла тебе неудобств, понял? Если что-то не так, скажи. Я ведь знаю, что нейрошлем еще не совсем отрегулирован. Ну так как? Есть болевые ощущения?

— В общем-то да. Но теперь меньше, чем поначалу. И шум…

— Про шум я знаю, не волнуйся. С шумом придется смириться. Правда, мы можем его значительно уменьшить, так что ты со временем перестанешь его замечать. Некоторые считают, что со временем водитель от него глохнет. Так я тебе вот что скажу: мне редко доводилось встречать глуховатых водителей. Техники куда чаще теряют слух от шума.

Эйден непроизвольно покосился на Кочевника. Тот, похоже, дремал. И Эйден сообразил, что техник не мог слышать слов Александра, звучавших только в наушниках нейрошлема.

— Ладно, попробуй мысленно вернуться в этот поселок. Можешь, если нравится, представить себе толпу молодых девушек, которые только и мечтают, чтобы приласкать тебя. Потому что ты герой, ты пришел со своим боевым роботом и спас их.

— Почему я должен представлять себе подобные глупости?

В наушниках послышался тихий смех Александра.

— Значит, ты тоже один из тех кадетов, которые начисто лишены воображения? Твой Клан не поощряет излишнего романтизма у воинов, точно? А сны ты видишь, кадет?

— Д-да. Так точно, сэр. Вижу.

— И во сне ты видишь только то, что окружает тебя в действительности?

— Никак нет, сэр. Сны наполнены фантазиями.

— Которые тебя смущают. Так?

— Э-э… Да, сэр, это так.

— А вот я вижу большую пользу в воображении. Даже в бою. Даже для воинов Клана Кречета. Так что развивай у себя воображение, кадет. В один прекрасный день оно тебе может здорово пригодиться.

— Да, сэр.

— Кстати, пока мы тут с тобой беседовали, я кое-что подрегулировал в твоем шлеме. Теперь должно стать лучше.

— Сэр?

— Можешь звать меня Сокольничим Александром или просто Александром.

— Как-то не по себе слышать ваш голос в шлеме, но не видеть вас.

— Увидеть меня тебе не удастся. Я никогда не встречаюсь с кадетами Клана Кречета или прочих Кланов. Я неприкасаемый.

Шок от этих слов был сравним только с шоком момента, когда он надел нейрошлем. И еще этот смешок, которым инструктор сопроводил свои слова.

— Я не совсем понимаю вас, Александр.

— И не нужно понимать. Видишь ли, я не член твоего Клана. Я, если можно так выразиться, с другой половины кровати.

В замешательстве Эйден потряс головой, пытаясь осмыслить сказанное Александром. Это было ошибкой. Что-то в нейрошлеме отозвалось на движение. Шум резко усилился, и Эйден почувствовал, как где-то внутри черепа шевельнулась боль.

— Легче, кадет, легче. Вижу, тебе еще надо немного привыкнуть к этой штуке, воут?

— Ут. Александр, а что вы имели в виду, называя себя неприкасаемым?

— Это я, парень, просто образно выразился. А к твоему Клану я и в самом деле не принадлежу. Я связанный. Сам я с Периферии. Корабль, на котором я летел, был захвачен твоим Кланом. Дальше мне пришлось пережить много злоключений. Рабство, тяжелая работа. В общем, обычная судьба связанного. Потом мои способности были замечены. Со временем я вошел в касту техников. Но в душе я по-прежнему гражданин Периферии, и вы, люди Клана, были и остаетесь для меня загадкой.

— Возможно, вы сами загадка, Александр.

— Однако, кадет. Впечатляет. Сильно сказано. И очень не в духе людей Клана, замечу.

— Я не понимаю, о чем это вы?

— Еще бы ты это понимал! Ты ведь знаешь только свой Клан, воут?

— Ут. Да, пожалуй. Вся моя жизнь — это сиб-группа, а потом учебно-тренировочный лагерь. Больше я нигде не бывал.

— У тебя все впереди. Я завидую тебе. — В голосе Александра внезапно появилось раздражение. — Хватит задавать вопросы, парень. Пора работать.

На подгонку шлема ушло целое утро. Зато теперь неприятных ощущений стало куда меньше. Боль исчезла, а шум сделался почти неслышимым.

Позднее он спросил Кочевника об Александре.

— Слышал о нем, — ответил Кочевник. — Себе на уме. Говорит непонятные вещи. Странный тип. Не люблю странных.

На этом разговор был исчерпан. Больше об Александре Эйден не слышал.

Им всем четверым в этот день подогнали нейрошлемы. Сокольничий Джоанна сказала, что им крупно повезло, это редчайший случай. Обычно подгонка шлемов для группы растягивается на два-три дня.

— Тем лучше, — добавила она. — Следовательно, мы сможем провести ритуал инициации уже сегодня.

И с тем удалилась, оставив группу в замешательстве.

Перед закатом в их барак доставили четыре больших металлических сундука. Не представляя себе, что бы это значило, сибы сгрудились вокруг сундуков, составленных у входа в их жилище.

Брет предположил было, что надо, наверное, плясать вокруг сундуков. Рена заявила, что, по ее мнению, самым разумным было бы просто их проигнорировать. Марта, самая нетерпеливая, предложила для начала выяснить, что внутри, а там видно будет.

На крышках сундуков были выбиты имена кадетов. Каждый открыл предназначенный для него сундук. Внутри оказалась форма. Очевидно, ее следовало надеть. Они так и поступили.

Как удивительно мундир меняет человека. Глядя на остальных, Эйден вдруг увидел перед собой не кадетов, а без пяти минут воинов.

Брету досталась зеленая с красным форма с серебряными пуговицами, на каждой из которых было выбито изображение сокола. Поражала филигранность изображения. Самому Брету особенно нравился ремень, широкий, из темной лакированной кожи, с пряжкой, на которой красовалась «голова» тяжелого робота. К форме прилагался еще ярко-красный головной убор из окрашенных соколиных перьев.

У остальных форма отличалась практически только цветом. Например, черно-зеленый мундир Эйдена украшали пуговицы с изображением ястреба, а на пряжке ремня блестел падающий на свою жертву сокол, по крайней мере так считал сам Эйден. Его головной убор был черным.

На пуговицах зеленой формы Рены и на пряжке ее ремня реял распростерший крылья сокол. Зеленые перья ее головного убора переливались и поблескивали.

А вот головной убор Марты был пурпурным. Рисунок на пряжке ремня и пуговицах изображал атакующего боевого робота.

Кроме формы в каждом сундуке лежала пара высоких черных сапог, начищенных до зеркального блеска.

И форма, и сапоги сидели как влитые. Чувствовалось, что обмундирование сделано на заказ. Так что вероятность случайно надеть чужую форму исключалась.

Кадеты стояли, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и поглядывая друг на друга. Никто не представлял себе, что будет дальше. Что их ждет?

Но вот они заметили, что к бараку приближается странное шествие. Джоанна маршировала во главе колонны, состоящей из персонала лагеря. Колонна шла, чеканя шаг, как на параде. В первых рядах, за спиной Джоанны, шагали четверо Сокольничих из других сиб-групп. На Джоанне и на Сокольничих была такая же, как на кадетах, форма, правда, с нашивками воинских подразделений. На груди у Сокольничих поблескивали медали и знаки отличия, полученные ими в прошлом. Колонна шла, дружно и четко отбивая шаг, в размеренном синхронном ритме, на миг напомнив Эйдену колонну боевых роботов на марше. Это могло бы показаться смешным, если бы не присутствие в колонне Джоанны и прочих офицеров. Эйден вдруг ощутил грозную силу в слитном марше колонны.

У входа в барак, где замерли ничего не понимавшие кадеты, Джоанна остановилась. На пуговицах ее мундира был изображен кречет, кружащий в поисках жертвы, — символ Клана. Красноречивым жестом Джоанна приказала кадетам приблизиться. Эйден отметил, что движения рук Джоанны сейчас имитируют движения боевого робота. Кадеты повиновались.

Еще раз выразительно взмахнув рукой, Джоанна приказала им построиться в шеренгу. Кадеты построились. Она пошла вдоль строя, останавливаясь возле каждого из них и окидывая его придирчивым взглядом. Эйдену она поправила воротник, Рене потерла рукавом верхнюю пуговицу на мундире, Брету поддернула пряжку ремня. Марте распушила перья на головном уборе. Потом отошла на несколько шагов и еще раз окинула взглядом строй. Видимо удовлетворившись осмотром, Джоанна вернулась на свое место во главе колонны, молча ожидавшей ее.

Голос Джоанны разорвал тишину.

— Я Хранитель Клятвы. Все то, что должно свершиться, свершится в присутствии собравшихся здесь. Пусть память о том, чему суждено свершиться, хранится до тех пор, пока не обратятся в прах тела свидетелей, и далее пусть хранится — вплоть до конца времен.

— Сайла! — выдохнула колонна.

И тогда Джоанна запела. Эйден почти не понимал слов — должно быть, это было одно из горских наречий, но суть улавливал. По всей видимости, песнопение было частью ритуала. Там повествовалось о том, как Николай Керенский отправился на удаленные горноразработки, где были спрятаны боевые роботы и другое оружие. И пока Николай пребывал в уединении, на него снизошло озарение. Говорилось, что идея пришла к Керенскому, когда он созерцал выстроенных в ряд боевых роботов. Ему вдруг показалось, что они стоят в боевом строю.

Николай смотрел на роботов и все думал, как объединить свой разобщенный, погрязший в междоусобицах народ, чтобы в один прекрасный день стальной фалангой вернуться во Внутреннюю Сферу и восстановить Звездную Лигу. И еще одна задача стояла перед ним, задача, требовавшая решения в первую очередь: как остаться верным заветам своего отца? Как заставить людей жить по суровым законам, которые дал — своему народу генерал Александр Керенский? Как убедить людей в необходимости вести спартанский образ жизни, в необходимости пожертвовать буквально ВСЕМ?

И пока Николай размышлял, то ли сон сморил его, то ли было это видением, — но он вдруг увидел, как боевые роботы выходят из шахты, как катится по миру грозная стальная лавина. И увидел он воинов, невиданных воинов; и были они опьянены кровью и вином побед, и жаждали славы.

И когда снова вернулся Николай к действительности, он уже знал, как организовать своих воинов, что противопоставить Регулярной Армии, негибкой, неспособной перестроиться. И он созвал своих воинов, и разделил их на Кланы, и дал им закон, чтобы вечно состязались Кланы и крепли, и тем самым ускоряли приближение Великой Мечты — возвращение во Внутреннюю Сферу и воссоздание Звездной Лиги.

Джоанна пела все громче и громче. Когда она добралась до видения, что пришло к Николаю в уединении, голос ее буквально гремел. Эйден почувствовал, как по его телу побежали мурашки. Но Джоанна вдруг умолкла, а затем сказала:

— Отныне вы больше не кадеты. Может быть, вам посчастливится стать воинами. Может быть, вам уготована жизнь в иной касте. Но в любом случае вы больше не кадеты. Сегодня вы пройдете инициацию. Вы стоите на пороге новой жизни. Сегодня узы, связывающие вас с прошлым, будут разорваны. Ступайте за нами.

Повернувшись к колонне, Джоанна махнула рукой. Развернувшись кругом, колонна тронулась с места. Джоанна жестом приказала сибам встать в конец колонны, а сама зашагала рядом.

Место, куда они пришли, оказалось просторной площадкой, на которой были разложены костры. Колонна разбилась, и участники шествия обступили костры по краю площадки. По всему было видно, что это тоже является частью ритуала, где каждый заранее знает свое место.

Джоанна встала возле самого большого костра в центре площадки. Кроме нее, у этого костра не было никого. Теперь ее и сибов разделял огонь. Пряжка ее ремня поблескивала в языках пламени, отчего выгравированный на ней кречет казался живым и свирепым. Свет костра отражался также в глазах Джоанны. Сейчас они напоминали Эйдену глаза какого-то сказочного демона или мифического дракона. В облике ее появилось что-то доселе незнакомое. Такой Эйден ее не знал.

Хотя, с другой стороны, — а знал ли он ее когда-нибудь по-настоящему? Вряд ли.

Джоанна подняла руки над головой. Металлическая пуговица на ее рукаве отсвечивала красным в пламени костра, будто бы к рукаву Джоанны пристал уголек, а сама она вдруг показалась Эйдену порождением пламени.

Затем Джоанна… шагнула прямо в огонь. Она сделала шаг, другой, третий — и прошла сквозь костер. На ее лице не отразилось и намека на боль. Более того, казалось, что она просто не заметила огня, сквозь который прошла.

Приблизившись к сибам, Джоанна взяла Марту за руку. Коротко приказала остальным тоже взяться за руки, образовав цепочку. Эйден подал руку Марте, другую — Рене. Брет — он выглядел испуганным — взял за руку Рену. Джоанна повела всех к костру.

Тут Эйден понял, что им тоже предстоит пройти через огонь. В первый миг его охватила паника, появилось желание вырваться и… Он опомнился, взял себя в руки и усилием воли заставил себя идти.

Джоанна вновь вступила в пламя, не оглядываясь назад. Марта без колебаний последовала за ней. Эйден на мгновение дрогнул, но Марта увлекла его за собой. Он шагнул в огонь, в свою очередь потянув за собой Рену.

Вступив в гудящее пламя, Эйден инстинктивно захотел зажмурить глаза. Адским усилием воли он таки сумел удержаться от этого. Всего лишь несколько мгновений был он в огне, но все же ему показалось, что он пробыл там вечность, а пламя огненным языком вылизало его глазницы и отныне он навеки слеп. Жар был чудовищный, но странно — ноги ничего не ощущали. Впрочем, Эйден тут же сообразил, что выданные сегодня сапоги, по всей видимости, сделаны из огнеупорного материала. Чего не скажешь об остальном обмундировании. Поэтому Эйден от души был рад, миновав костер.

После того как Брет последним вышел из огня, Джоанна выстроила их в шеренгу перед костром, а потом указала на пламя.

— Вы только что прошли очищение огнем. Ваша прежняя жизнь осталась там, за этим костром. Там осталось ваше детство, все ваши ошибки, все ваши глупости. Там остались ваши достижения и ваши поражения. Там, за этим огнем, остались все те ваши сибы-товарищи, которые не дошли вместе с вами до этого момента. Пламя этого костра навек отрезало вас от бесполезных фантазий и амбиций, неподобающих человеку Клана. Они остались по ту сторону. Отныне ваша жизнь уже не принадлежит вам. Она наша. Мы все связаны в единую гигантскую сеть. Ваш боевой робот не тронется с места без вас, ибо вы направляете его. Точно так же вас самих направляют те, кто над вами. Л над всеми нами — наш Клан, и по правилам, принятым в нем, мы живем. Но и наш Клан нуждается в прочих Кланах. Ибо только вместе, объединив усилия. Кланы смогут решить великую задачу — восстановить Звездную Лигу. И в этом их цель и смысл существования. Вы только что шли сквозь огонь, образовав цепочку. Подумайте об этом. Цепочка не прочнее своего самого слабого звена. Ваше поражение в бою может повлечь за собой гибель других. Неудачная заявка в Споре Благородных лишает других возможности снискать победу. Ваша слабость или недостойное поведение может послужить другим дурным примером. А дурной пример заразителен. Он распространяется по цепи. Ибо каждый из вас более чем один человек. Каждый из вас — это мы все. И если вы что-то делаете, говорите или думаете, то в вашем лице все мы делаем это, говорим или думаем. Помните об этом. Помните ежедневно, ежечасно, каждый миг вашей жизни. Ибо в этом сокрыта разница между воинами Клана и изнеженными, тщеславными воинами Внутренней Сферы. Вы — воины Клана, точнее, можете ими стать. Подумайте, что значит быть воином Клана. В Споре Благородных воин Клана стратег, в бою он тактик. Воин Клана жаждет побед, он живет своими победами, он не мыслит жизни без побед. Воина Клана интересуют только победы. Вот что такое воин Клана. А когда ему удается вывести свое соединение из боя без потерь — его нарекают героем. Кадеты, если вам посчастливится стать воинами, помните мои слова. Вечно помните их.

Всю эту речь Джоанна произнесла своим обычным лающим голосом, столь знакомым кадетам. Тем более странно прозвучала ее следующая фраза, сказанная тихо и весомо.

— А теперь настала пора испытать вас мечом. Кадеты тревожно переглянулись. Никто не знал, что это такое.

Джоанна хлопнула в ладоши, и по этому знаку появились четверо подручных, которые принесли четыре меча, завернутых в темно-синюю ткань. Мечи были положены у ее ног. Джоанна снова хлопнула в ладоши, и из-за костра выступили один за другим четверо других Сокольничих. Их лица были мрачны и торжественны. Взяв себе по мечу, они выстроились вокруг кадетов. Эйден обратил внимание, что Сокольничие стояли, будто изготовившись к схватке, расставив ноги. Мечи они держали лезвиями вперед.

— Доверие в бою — это самое важное. Если мы, воины Клана, не доверяем своим командирам или своим подчиненным, мы обречены на поражение, — раздался голос Джоанны. Затем она скомандовала: — Кадеты, повернитесь каждый лицом к одному из меченосцев.

Все еще не понимая, что от них требуется, кадеты встали лицом к Сокольничим с мечами. Джоанна прошла и встала за спинами Сокольничих. Подняв руку, она вновь обратилась к кадетам:

— Каждый воин Клана обязан доверять своим товарищам. Воин, который не умеет доверять, — слабое звено в цепи. Вы, дражайшие мои кадеты, должны довериться людям, в чьих руках мечи. По моему сигналу вы со всех ног броситесь им навстречу и с разбега, слышите, с разбега кинетесь на лезвия. Вас не убьют. Вы должны верить. Это старинный ритуал, многие поколения воинов Клана прошли через него. Когда я опущу руку — кидайтесь. Быстро, как только можете. Учтите, уловки не пройдут. Не пытайтесь отвернуть. Имейте в виду, каждого из вас я знаю так же хорошо, как и любого воина, с которым мне когда-либо доводилось служить, как и любого сиба из моей собственной группы. Помните, все ваши мыслишки я читаю на ваших физиономиях. И не забудьте, до тех пор пока вы еще не стали воинами, я для вас — царь и Бог.

Джоанна замолчала и смотрела на кадетов, как показалось Эйдену, целую вечность. Не отрывая глаз от ее поднятой руки, Эйден приготовился к старту.

«Интересно, что будет, если отказаться участвовать в ритуале? Просто повернуться и уйти. Что они сделают?» — пронеслось в его голове. Эйден взглянул на воина с мечом, что стоял перед ним. Это была женщина с суровым лицом и непреклонным взглядом. Почему-то тот факт, что перед ним оказалась женщина, вселил в Эйдена уверенность. Он не боялся ни этой женщины, ни ее меча.

Рука Джоанны начала медленно опускаться. Когда рука опустилась до конца, Эйден и остальные сорвались с мест. Эйден мчался навстречу мечу. Все его внимание было сосредоточено на кончике лезвия, которое оставалось неподвижным. А вдруг этот ритуал не что иное, как подстроенное самоубийство? Может, Тер Рошах и Джоанна не желают допустить ни одного из кадетов в воинскую касту?.. Нет, Джоанна сказала, что они должны верить… Он, Эйден, должен довериться женщине, которую ни разу прежде не видел. И только потому, что она воин Клана Кречета…

…Остался один шаг. А меч по-прежнему уставлен ему прямо в грудь…

Эйден усилием воли бросил свое тело вперед, на меч…

…И упал ничком, у ног женщины-воина. Значит, в самый последний момент Сокольничие отвели-таки мечи. Это и правда был всего лишь ритуал.

Пока Эйден поднимался с земли, Джоанна обошла Сокольничих и приблизилась к бывшим кадетам.

— Итак, — сказала она, — вы убедились: для того чтобы броситься на меч, нужна вера. Отныне вы узнали, что можете доверять своим товарищам, — таков путь Клана. Необходимо было подвергнуть вас этому испытанию, чтобы вы смогли ПОНЯТЬ. Если вы сомневаетесь в нас, мы сомневаемся в вас.

Говоря это, Джоанна ходила между кадетами. Эйден и Брет отряхивали грязь с мундиров. Марта не испачкалась. Похоже было, что Марта до последнего момента просто бежала навстречу устремленному на нее острию меча и потому не упала.

Джоанна остановилась возле Рены, точно превратившейся в статую. Сокольничий, стоявший напротив Рены, вдруг без предупреждения полоснул ее концом меча по щеке. Девушка непроизвольно сделала два шага назад и замерла по стойке смирно. Кровь потекла по ее лицу несколькими тоненькими ручейками, капая на землю. Эйдену показалось, что кровь темная, почти черная. Впрочем, это могло быть из-за освещения. Костер уже догорал, и его красноватые отблески плясали на лицах людей.

Джоанна подошла вплотную к Рене и, приблизив к ней свое лицо, долго, неотрывно, не мигая, смотрела девушке в глаза.

— Ты проявила нерешительность. Ты колебалась, — прошипела она. — Это было за полсекунды до соприкосновения с мечом, и я отлично видела, что произошло. Ты собралась отвернуть в сторону и слегка притормозила. Я это видела. На мгновение твоя вера дрогнула. Может, ты не готова стать воином, вонег?

— Нег, — торопливо сказала Рена. — Я готова. Но вы правы. Сокольничий Джоанна. Я… я не знаю, как это описать… Я не колебалась. Я не успела… я хотела было заколебаться… Мне казалось, что меч не будет отведен. Я заслужила наказание.

— Разумеется, ты его заслужила. Ты не должна была допускать ни тени сомнения. Эта тень сомнения, мелькнувшая в твоем сознании, равносильна тому, что ты просто свернула в сторону. Но вместе с тем я ценю твой честный ответ. Ты хотела бы продолжить занятия и стать воином?

— Да!

Джоанна кивнула.

— Хорошо. А теперь, кадеты, встаньте в круг и возьмитесь за руки.

Офицер, чьего меча убоялась Рена, протянул ей медпакет, чтобы остановить кровь. Когда Рена отняла от щеки тампон, рана уже не кровоточила. Остался лишь багровый порез с разошедшимися краями. Смотреть на него было страшновато.

В круге Эйден держал за руку Марту и кого-то из персонала. В центре круга был костер, снова ярко запылавший после того, как в него подбросили дров. Возле костра стояла Джоанна, держа меч. Джоанна выкрикивала фразы, подчеркивая слова взмахами меча.

— Славься, Кречет, падающий на жертву с небес!

— Сайла! — хором отозвался круг.

Как кадеты в свое время на занятиях у Дерворта, воины Клана хором отзывались на слова Джоанны. Разница было только в том, что там учили, а здесь совершали ритуал. В основном говорилось о величии Клана Кречета. Также упоминались имена воинов, чьи подвиги вошли в Предание и чей вклад в дело Клана считался особо значительным. Много было сказано и об обоих Керенских, и об их гениальности. Церемония длилась по меньшей мере час, и к концу ее Джоанна заметно охрипла. Закончила она пронзительным воплем:

— Таков путь Клана!

Меч в ее руках со свистом рассек пламя костра.

— Сайла! — выдохнули стоящие в круге, все как один.

Джоанна снова повторила:

— Таков путь Клана!

И снова меч описал полукруг в пламени.

И снова хор голосов:

— Сайла!

Так продолжалось несколько раз. Затем Джоанна подняла меч вертикально высоко над головой.

— КЛАН ПОБЕДИТ! — проорала она.

— Сайла! — исступленно откликнулся хор.

Эйден чувствовал, как его охватывает все большее возбуждение. Он всегда хотел быть воином; правда, порой его и посещали черные мысли. Но эта ночь разрешила все сомнения. Он хочет быть воином. Он будет воином. Воином, и никем иным.

Загрузка...