Путь к Золотистой

Глава вторая: Пленники Пустоты

Выход из анабиоза я перенёс тяжело, но он ни для кого не бывает лёгким. Непросто возвращаться к жизни после пусть временного, но всё же небытия. Но в себя я сумел придти довольно быстро. А первое, что увидел, открыв глаза, то, что рядом с капсулой стоял капитан. Но, если сказать честно, узнал я его не сразу. Он очень похудел, на лице резко и угловато выступили скулы, а кожа стала болезненно-бледной. Как только я его узнал, сразу же спросил с нешуточной тревогой:

– Что случилось? Вы нездоровы?

– Не всё так просто, Вик, не всё здесь так просто… - Голос у капитана был тихий и усталый, - Вот что, стажёр, сейчас ты приведёшь себя в порядок, потом позавтракаешь. Я буду ждать тебя в главной рубке, постарайся не задерживаться. - Сказав это, капитан, сильно покачиваясь, вышел из анабиозного отсека.

В тот момент я ещё совсем ничего не понимал, хотя то, что на корабле творится что-то неладное, чувствовалось определённо и однозначно. Я постарался вспомнить инструкции по анабиозу и, действуя согласно им, растёр свои закоченевшие мышцы. От этого почувствовал себя немного лучше и сумел подняться на ноги. Повернулся, чтобы достать из шкафчика одежду… И то, что я увидел, повергло меня в такой ужас, что я буквально оцепенел. Из десяти анабиозных капсул, что стояли здесь, восемь оказались заняты. Весь экипаж лежал в них, только за исключением капитана и пилота Миши. Измождённые и искажённые болью лица, открытые, ничего не видящие глаза… А над каждой капсулой горит холодный жёлтый огонек бессрочного анабиоза. Как только я смог побороть оцепенение, схватил одежду и, одеваясь уже на ходу, понёсся в главную рубку. Я должен был без промедлений узнать, что же здесь творится, что произошло, что за ужас поселился на корабле.

Капитан оказался не в рубке. Он стоял, привалившись спиной к стене, в десятке шагов от неё:

– Ты уже всё видел? - спросил он и, не дожидаясь ответа, попросил, - помоги мне добраться до своего места, я болен и сильно ослаб, но это не заразная болезнь.

Я помог ему опереться на меня и снова спросил:

– Что здесь случилось?

– Об этом чуть позднее, - мы вошли в рубку, и я помог капитану сесть в кресло. Капитан дышал очень тяжело, но всё же найдя в себе какие-то силы, сумел улыбнуться, - Миша, посмотри, Вик пришел.

Сидящий в кресле пилот никак не отреагировал на эти слова. И мне в этот момент показалось, что он вообще не дышит. Капитан тут же, очень поспешно, надел на себя пилотский шлем и только тогда сказал:

– Вик, посмотри, жив ли он?

Я взял пилота за руку и нащупал пульс, он был хоть и слабый, но ровный:

– Живой.

– Он сдал намного сильнее меня. Мы здесь ничем не сможем ему помочь… Сможешь положить его в анабиоз?

– Постараюсь.

– Действуй. Безусловный анабиоз. Он уже достаточно намучился.

Пилот неожиданно оказался совсем лёгким, словно мальчишка, а не взрослый человек. Будь я в своём обычном состоянии, то донёс бы его до медотсека играючи. Но последствия анабиоза ещё давали себя знать, и всё получалось у меня только с немалым трудом. Но я сумел дотащить Мишу до капсулы и уложить внутрь. Одежды снимать не стал, ибо все, кто сейчас лежали в капсулах, были одеты. Но когда я уже собирался нажать жёлтую кнопку, Миша очнулся и открыл глаза.

– Всё будет хорошо, - сказал я, потому что ничего другого просто не мог сказать.

Как ни странно, он меня узнал, едва заметно улыбнулся, подмигнул и беззвучно, одними губами, сказал:

– Спасибо, Вик. До свидания, стажёр, держись.

Я нажал на жёлтую кнопку и, как только крышка захлопнулась, побежал обратно в рубку.

– Он в анабиозе, - сказал я капитану, - а теперь всё-таки объясните мне, что произошло на корабле.

– Спасибо за Мишу… Садись, сейчас я постараюсь объяснить всё, что случилось со звездолетом. Слушай и запоминай, во второй раз я это уже не расскажу… - капитан вздохнул и начал. - До Земли оставалось пятнадцать дней полёта. "Игла" шла в Пустоте через её особое стабильное возмущение, которое мы называем "Фиолетовым Зонтиком". Тогда и произошла авария, которую все мы считали невозможной, принципиально невозможной. Распад пространства-времени в камере до предела нагруженного шестого эстрона стал неуправляемым. Только реакция кибермозга помогла избежать взрыва мощностью в пару новых звёзд, он остановил эстрон. Но никакой реакции ни человеку, ни кибермозгу не хватило бы, чтобы на неисправной энергоустановке выйти в нормальное пространство или просто удержаться на курсе, - капитан ненадолго замолчал, а потом продолжил, - из-за нехватки энергии пространственный двигатель вышел из режима и остановился, а корабль находился в серьёзно искажённой Пустоте "Фиолетового Зонтика".

– Произошла отдача? - спросил я, втайне надеясь, что отдача была небольшой, но капитан меня в этом разочаровал.

– Отдача, Вик, и притом очень сильная. Из-за неё мы оказались далеко за пределами освоенной человечеством зоны пространства. В этом секторе Галактики даже разведчики ещё не были, но об этом я скажу чуть погодя. Нам удалось справиться с энергоустановкой, переключиться на резервный эстрон, запустить пространственный двигатель и выйти в нормальное пространство. Но наши беды одной только отдачей не ограничились. Аварийный реактор продолжал работать совершенно непредсказуемым образом и при этом лавинообразно набирал мощность. Авария изменила структуру стационарных полей в камере реактора, и почти четверть энергии начала выделяться в виде плотного энтрохронного потока.

Когда я услышал это, то невольно покрылся гусиной кожей, потому что знал, что собой представляет этот поток. Он свободно проникает сквозь любые барьеры, не отражаясь и не ослабевая. Его не останавливают ни сверхпрочные и сверхплотные литы, ни сверхсильные силовые поля. Этот поток имеет ту же самую природу, что и пространство-время. И там, куда он проникает, в нашу Вселенную словно бы просачиваются законы чужой, враждебной всему сложноорганизованному и живому. В зоне действия даже слабого энтрохронного потока отказывает любая электроника и автоматика. Если поток оказывается чуть сильнее, в нем медленно, но неуклонно, разрушаются любые сложные молекулы, даже не совсем разрушаются, а спонтанно изменяются и перестраиваются. Там же, где проходит сверхсильный энтрохронный поток, любое материальное тело мгновенно высвобождает всю свою энергию покоя в виде жёсткого излучения. Хорошо ещё то, что энтрохронный поток очень быстро ослабевает с расстоянием. Но всё же он стал причиной гибели сделавших это открытие исследователей. Я вспомнил всё это, а капитан тем временем продолжал:

– Реактор нужно было немедленно глушить, иначе через несколько часов от звездолёта и нас вместе с ним не осталось бы ничего кроме разлетающихся гамма лучей и нейтрино… Нам это удалось. Но работать пришлось почти что вручную. К нашему несчастью, мы неверно определили силу потока и радиус поражения. Энтрохронный поток нарушает работу человеческого организма не только на клеточном и генетическом уровне, но и на молекулярном и даже атомном… Наша сегодняшняя медицина абсолютно бессильна бороться с такими поражениями… Может быть, только когда-нибудь она сумеет дойти и до этого… Шестерым из нас, тем, кто пострадал сильнее других, пришлось сразу же лечь в анабиоз. Остальные надеялись на лучшее… - капитан снова замолчал, но ненадолго. - Мы определили точку, куда нас выбросила отдача. - Он дотронулся до сенсоров на консоли, и на главном экране появилась трёхмерная звёздная карта. На ней, яркими зелёными огоньками, светились осваиваемые звёздные системы, голубыми - разведанные. Прочие же были обезличенно-белыми, и таких огоньков было больше всего. На этой же карте, красной мигающей точкой, капитан показал наше сегодняшнее местонахождение. Чуть больше четырехсот парсеков от Солнца и ни одной обследованной системы на сотню парсеков вокруг. - Отсюда, на пяти эстронах с повреждённым отдачей и почти выработавшим ресурс пространственным двигателем ни до Земли, ни до любой другой посещаемой планеты нам не добраться. Но мы рассчитывали на другой шанс, совершенно другой…

Карта на экране приблизилась, показывая сейчас лишь небольшой участок пространства, в котором поместилось только немногим более двух десятков звёзд. От красной точки протянулась пунктирная линия к одной из них, причём не самой близкой.

– Эта звезда - наш последний шанс, запомни это, стажёр. Жёлтый карлик, только немного ярче и старше Солнца. По косвенным признакам мы полагаем, что возле этой звезды, которую мы назвали Золотистой, обязательно должна быть живая планета… Мы могли бы обойтись любой планетой, но это только осложнило бы нам работу… Жаль, что мы просчитались с эстроном… Мы пытались довести корабль до Золотистой, но необратимый распад добрался и до нас. Наши силы оказались исчерпаны. И сейчас наша надежда только на тебя одного. Ты должен довести звездолёт до этой цели и выполнить задуманное нами.

Не сразу я осознал сказанное, а когда всё же осознал, то испугался:

– Я не смогу, я же не звездолётчик, я же почти что ничего не знаю и не умею.

– Не паникуй, Вик, ты справишься, я в тебя верю. Корабль полностью автоматизирован, да ты и сам это прекрасно знаешь. А кибермозг способен обучить тебя всему тому, что бы ты ни пожелал… Кибермозг "Иглы" в определённых пределах способен даже выполнять работу звёздпилота, но всё же недостаточно хорошо, здесь нужен человек. Главным для тебя будет - добраться до Золотистой, а до неё не больше недели пути, а потом можно будет и не спешить… - Тут голос капитана сорвался и он, почти шёпотом попросил, - надевай шлем и бери управление. Мне нужно хотя бы немного отдохнуть, чтобы продолжить рассказ.

Не без содроганий надел я пилотский шлем и принял управление звездолётом на себя, но, приняв его, почти сразу же успокоился. Наша внепространственная скорость была небольшой. Было понятно, что двигатель работает на последних крохах своего ресурса. Управлять полётом, как мне казалось, было нетрудно. Корабль при помощи ходовых локаторов зондирует Пустоту, кибермозг обрабатывает их данные, формирует синтетическую картинку и при помощи шлема передаёт её напрямую в мозг пилота. А пилот управляет кораблем при помощи биотоков, которые корабельный кибермозг расшифровывает, отсеивает шум и мгновенно исполняет.

В тот момент всё происходящее начало казаться мне сном, страшным и нереальным сном. И это ничуть не удивительно, такова была окружившая меня реальность, реальность, очень похожая на сон. Разве я мог подумать, что случившееся может произойти не во сне, а в реальности. Чисто рефлекторно я попытался проснуться и сильно ущипнул себя, но это не помогло, сон - это просто сон, меня же окружала Реальность. И я понемногу начал осознавать истинное положение дел, которое было не просто плохим, а очень плохим. Прошло наверно чуть больше часа, за который я успел себя довести почти до бессильного испуга, а потом снова успокоиться и даже почти что смириться с происшедшим. Но тут очнулся капитан и негромко спросил у меня:

– Вик, ты сможешь одновременно вести корабль и слушать меня?

– Попробую, - ответил я без промедления и развернул своё кресло к капитанскому, для пилотирования положение кресла не имеет никакого значения.

– Вик, ты обязан довести корабль до Золотистой. Хотел бы я сказать, что это просто, но это было бы неправдой. Правды я и сам не знаю. Мы идём сейчас в таком секторе, где до нас никогда не был ни один из наших кораблей. Я ничего не могу сказать о том, какая Пустота ждёт тебя, потому что не знаю этого. Это удел всех первопроходцев, не знать дороги, которая тебя ждёт впереди… Но ты всё равно должен пройти по ней. Ты сделаешь это, я верю в тебя… - После короткого молчания капитан продолжил. - Сразу после аварии наше положение не казалось нам безнадёжным. Пусть у нас осталось только пять реакторов, но для полёта вполне достаточно и четырёх. Пусть выработал ресурс пространственный двигатель, но его можно восстановить. Звездолёт можно привести в порядок, хоть это и потребует массу времени и усилий. Для восстановления корабля нужно: Во-первых, чтобы он стоял на планете, а не болтался в пространстве. Во-вторых, чтобы была хотя бы простенькая ремонтная база и внешний источник энергии. Ну и, в-третьих, нужно хотя бы четверо-пятеро человек, чтобы время ремонта не растянулось до неприемлемых пределов.

– Но нас же только двое, - невольно вырвалось у меня.

– Я уже не в счет, стажёр, скоро ты останешься один, - сказал капитан со вздохом и совсем тихо, - но я верю, что тебе повезёт, должно повезти. И я надеюсь, что на планете Золотистой ты найдёшь не просто жизнь, а высокоразвитую цивилизацию, цивилизацию людей. Таких же, или почти таких же, как я и как ты. Я в этом практически уверен, но не спрашивай почему, я и сам этого не знаю… Ты найдёшь их, и они помогут тебе, но будь очень осторожен, когда будешь искать и выбирать себе помощников.

– Вы уверены, что это необходимо?

– Иначе "Игла" никогда не сможет вернуться на Землю. Мы не можем просить помощи у Земли, для транспространственной связи на таком расстоянии наша ТП-рация чересчур слаба. Радиоволны же будут идти до Земли больше тысячи лет. Но ты пошлешь радиосообщение сразу же, как окажешься у Золотистой. В самом крайнем случае, останется только ждать, что это сообщение кто-нибудь когда-нибудь услышит. - Сказав это, капитан замолчал надолго. В рубке было слышно только его тяжелое и хрипловатое дыхание. Мне показалось, что он потерял сознание. Я уже хотел бросить управление, но он всё-таки заговорил снова. - У меня в каюте ты найдёшь тетрадь, мой многолетний дневник, в котором записаны многие мои мысли. В нём ты найдёшь ответы на большинство вопросов, которые задал бы мне, если бы у нас было для этого время, но вот только времени у нас уже не остаётся… В памяти корабельного кибермозга найдётся практически любая интересующая тебя информация, он будет рад поделиться ею с тобой… Но я обязан предупредить тебя. Не всё из того, что ты узнаешь на корабле, могут знать другие люди. Некоторые из наших знаний могут стать опасными даже для Земли. И я надеюсь, что когда до этого дойдет время, ты сам всё поймешь и осознаешь. И, пожалуйста, ничего не спрашивай, ответы на свои вопросы ты найдёшь сам.

Вопросов у меня была целая куча, но, послушавшись капитана, я не стал их задавать. К тому же, большая часть моего внимания оказалась прикованной к управлению. Структура Пустоты по курсу медленно, но неуклонно усложнялась, а это требовало большой собранности и постоянного внимания. А капитан снова молчал, ему было трудно говорить. И сейчас он к тому же давал мне время и возможность всё обдумать, хотя я ещё многого не знал и не понимал. Спустя какое-то время, капитан надел пилотский шлем и сказал:

– Я принимаю управление. Встань и подойди ко мне. Я не могу подойти к тебе, как полагается при таких случаях по Уставу. Не бойся, Виктор.

– Я не боюсь, - ответил я и, подойдя к капитанскому креслу, встал напротив капитана. Он открыл глаза и, внимательно посмотрев на меня, спросил:

– Мне представляется, что ты всегда мечтал стать звездолётчиком. Это так?

– Да, это так, - кивнул я.

– Хочешь ли ты сейчас стать им?

– Да, - снова ответил я.

– Тогда ты им становишься.

Он взял меня за левую руку, и я ощутил на запястье гладкий прохладный металл. Это был браслет звездолётчика, символ принадлежности к земному космофлоту, но не только символ, а ещё и устройство, дающее множество прав и допусков. Носящий такой браслет человек и есть звездолётчик. Этот браслет нельзя снять, не повредив руки. Надев мне браслет, капитан сказал:

– Я, астрокапитан космофлота Земли Артур Рикст, как капитан крейсера "Игла", по праву, данному мне Звёздным Уставом, принимаю на службу в Космофлот и в экипаж "Иглы" Виктора Стрельцова, на которого с этого момента распространяются все права и обязанности члена экипажа. - Сказав это, капитан добавил уже обычным тоном. - Так нужно, Вик, без этого тебе не обойтись. И ещё, я должен отдать тебе одну вещь, но при условии, что ты пообещаешь мне распорядиться ею так, как я тебе скажу.

– Я обещаю, - без промедления сказал я.

– Сначала послушай. Эту вещь ты будешь постоянно носить с собой. Не знаю сколько, но очень долго. А потом ты будешь должен её отдать…

– Кому? - спросил я.

– Мальчишке, вроде сегодняшнего тебя… "Когда ты станешь галактическим капитаном. И в звёздной дали, о которой мы сейчас и не мечтаем, на самом краю гибели, ты оставишь мальчишку, который будет тебе очень близок и симпатичен, только лишь для того, чтобы он остался жив, ты отдашь ему этот ключ."

Капитан медленно расстегнул воротник форменной рубашки. На шее у него висела тонкая, тускло-серая металлическая цепочка. Немного помедлив, он снял её, сжимая в руке то, что было к ней подвешено, приложил руку ко лбу, словно бы прощаясь с чем-то дорогим для себя, потом протянул мне. На ладони у него лежала блестящая каким-то неземным светом пластинка, длиной и шириной с палец, но совсем тоненькая. Это был капитанский стартключ, символ неограниченной капитанской власти, да и самого капитанства. Отдавая свой стартключ, капитан перестаёт быть капитаном.

– Но это же ваш ключ, капитан, - сказал я, принимая его.

– Уже не мой, - сказал он, - и я уже не капитан. Эта должность вместе со стартключом переходит к тебе. Так нужно, капитан Стрельцов. Пусть этот стартключ принесет тебе удачу, как когда-то принес её мне.

– Но потом я буду должен его отдать?

– Так нужно, Вик. С судьбой не поспоришь. А знать свою судьбу тяжело… Поклянись мне, что ты распорядишься этим ключом так, как я тебя прошу.

– Чем поклясться?

– Есть только одна вещь, которой может клясться человек, своей честью.

– Я клянусь своей честью.

– Спасибо, Вик.

Капитан тяжело дышал, этот разговор отнял у него массу сил. Но сквозь маску скрываемой усталости и боли он улыбнулся, улыбнулся по-настоящему. И я снова поймал себя на том, что пытаюсь вспомнить, где же видел его раньше. Эта улыбка помнилась мне особенно хорошо. Я уже хотел спросить у него, но не стал, потому что сам по себе такой вопрос бессмысленный. Я спросил о другом:

– Мне взять управление?

– Буду глубоко благодарен тебе за это. Надо сказать, что сил у меня уже совершенно не осталось. Мне нужно хорошо отдохнуть, чтобы сделать ещё одно, последнее в этом мире дело.

– Я помогу вам уйти в анабиоз.

– Погоди, Вик, ещё рано…

Я не стал возражать, тем более, потому, что снова принял на себя управление кораблем. А обстановка в Пустоте, по курсу, стремительно менялась к худшему. Участилось появление резких флуктуаций, они становились всё сложнее и опаснее. На одной из них корабль крутануло так, что я потратил больше десятка минут, чтобы вернуться на курс и скомпенсировать спонтанную отдачу. Пустота была уже очень неспокойна, а полёт становился похожим на какой-то дикий трёхмерный слалом, поглощающий все мои силы и внимание. Капитан молчал, но я слышал его дыхание и замечал, что оно становится более неровным. Ему, вне всяких сомнений, было пора в анабиоз. Как только Пустота станет спокойнее, я переключу управление на автопилот кибермозга и отведу или утащу капитана до капсулы. Но вот обстановка в Пустоте и не думала улучшаться, она ухудшалась, становилась всё более и более опасной. И только теперь мне стало особенно хорошо понятно то, почему звездолётчики перед полётом желают друг другу именно спокойной Пустоты. Управление звездолётом постепенно поглотило не только моё внимание, но и всего меня целиком. Я словно бы стал и не пилотом, а составной частью корабля, его системы управления. И исподволь подтачивающий меня страх отступил далеко на задний план. Конечно, я боялся, боялся совершить ту ошибку, которая может оказаться роковой и непоправимой. Но этот страх нисколько не угнетал меня, а даже наоборот, придавал дополнительные силы. Не знаю, сколько времени это продолжалось, я его не засекал. Может быть один час, а может и несколько. И я всё же справился, не сорвался с курса, не лёг в беспорядочный дрейф, а провел звездолет через участок неспокойной Пустоты. Когда же передо мной, впереди, прямо по курсу, развернулась Пустота, почти полностью спокойная, я не сразу поверил в это и ещё несколько минут полностью держал на себе управление. Но Пустота оставалась спокойной. И только силой заставив себя, я перешёл в режим автопилота.

Капитана на месте не оказалось. И я уже кинулся к выходу из рубки, чтобы бежать и найти его, но меня остановил его голос, донесшийся по внутрикорабельной связи:

– Вик, я знаю, что ты слышишь меня и уже наверняка пытаешься искать. Прошу тебя, не делай этого. Сейчас я нахожусь в камере второго спецшлюза…

На включившемся экране видеосвязи появился капитан. Он был одет в лёгкий скафандр с прозрачным пузырем гермошлема, откинутым назад, за спину. Второй же спецшлюз оказался маленькой, гораздо меньше, чем лифтовая, кабинкой.

– Капитан, что вы делаете? - закричал я, и он, услышав меня, посмотрел прямо в зрачок видеокамеры.

– Извини меня, Вик, за то, что я сейчас сделаю. Пусть это покажется тебе предательством. Но я не могу поступить иначе. Я должен сделать то, что должен…

Он посмотрел мне прямо в глаза, резким движением головы откинул упавшие на глаза волосы и улыбнулся, широко и ясно. Не прекращая улыбаться, он надел гермошлем и положил руку на маленькую панельку на стене. Медленно открылся выходной люк, который был у него за спиной. Я замер, будучи не в силах сказать ни слова. А капитан помахал мне рукой и, сделав только один шаг назад, растворился в раскинувшейся за люком хищной и всепожирающей тьме Пустоты, ничем не похожей на нормальный космос. Делая этот шаг, капитан продолжал улыбаться. В тот момент я наверно закричал, но вообще-то точно этого не помню, до меня тогда во всех своих проявлениях дошел неописуемый ужас полного одиночества. Сделав свой последний шаг, капитан оставил меня одного. Конечно, кроме меня на корабле ещё есть люди, но какой в том толк, если я или не могу или не имею права вывести их из анабиоза. Я плохо представлял себе, что же мне делать сейчас, в этот самый момент, к тому же, я наверно был немного не в себе. Я побрел по кораблю, этому лабиринту коридоров и переходов, в котором было так легко заблудиться. В первую неделю после старта это часто со мной случалось, и мне приходилось или блуждать дальше или просить помощи. Но сейчас я не заблудился. И когда мало-мальски пришел в себя, то увидел, что стою перед дверью, за которой ещё на Дивере должен был лечь в анабиоз.

Я немного помедлил, потом взялся за рычаг. Дверь была заперта. Посмотрев внимательнее, я увидел выгравированную на двери надпись: "Помещение для особо важного груза", а немного пониже: "Вход исключительно по предъявлению стартключа". Стартключ, словно бы сам напомнил о себе, выскользнув из-под рубашки. Руки у меня затряслись, и такими вот трясущимися руками я снял с шеи цепочку с ключом. Как им пользоваться, я имел представление. При приближении ключа к двери, на ней открылась приемная щель-скважина, в которую ключ вошел легко, без малейшего сопротивления. Я повернул рычаг, и тяжёлая толстая дверь медленно и беззвучно отошла в сторону. Внутри было темно и прохладно. Дверь сама захлопнулась у меня за спиной, как только я оказался внутри. Хорошо ещё, что включился свет, хоть и такой, тусклый и красноватый, словно светит древняя лампа накаливания, а не современный светильник. Передо мной был небольшой зальчик, почти полностью занятый вертикально стоящими полукапсулами. Между ними оставались лишь неширокие проходы, по которым змеились серебристые кабеля энерговодов и голубые - контроля и управления. Ещё пару минут я потоптался в нерешительности и, только в очередной раз успокоившись, двинулся вдоль капсул, под прозрачными крышками которых были хорошо знакомые мне люди. Анабиоз - не смерть, но и не жизнь. И люди сейчас находятся на узкой границе между этими состояниями. Очень жаль, что я не могу разбудить кого-нибудь из них. Немного неожиданным для меня оказалось то, что я почти сразу же наткнулся на капсулу с Серёжкой. Он ничуть не изменился. Всё также словно бы спал, обиженно оттопырив нижнюю губу. Но был он неестественно, абсолютно бледным, как и все люди в капсулах. Я уткнулся лбом в прозрачный, по ледяному холодный стеролит крышки, который от моего дыхания покрылся мелкой отпотью… "Помещение для особо важного груза", - вспомнил я надпись на табличке, и это меня покоробило. Разве люди - это груз, пусть даже особо важный. Ведь это же люди, люди, которые когда-нибудь проснутся, оживут и станут обычными живыми людьми, такими, какими были раньше. Но только если я справлюсь со своей задачей, смогу их спасти, смогу вытащить корабль из этой переделки и доведу его до Земли. Хочу я того или не хочу, но сейчас я уже не принадлежу самому себе полностью. Я отвечаю за звездолёт, мой звездолёт, мой экипаж и моих спящих в анабиозе пассажиров, я просто обязан спасти всех, всех, кто находится на его борту. Ещё несколько минут я пробыл в этом помещении. Сначала хотел найти маму и папу, но в последний момент понял, что это не добавит мне ни сил, ни уверенности, и пошёл прочь. Но едва я успел закрыть дверь и повесить на шею цепочку со стартключом, как завыла сирена, и по-прежнему холодный и ровный голос кибермозга загремел по внутренней связи:

– Вахтенному пилоту срочно занять своё место в главной ходовой рубке. Автопилот не справляется с управлением, автопилот не справляется с управлением. Немедленно, последствия могут быть полностью непредсказуемыми.

Кибермозг повторил это ещё несколько раз, пока я бежал к рубке. Там я, не медля ни секунды, надел шлем и плюхнулся в кресло. Едва я подключился к управлению, как передо мной вырисовался такой кошмар, по сравнению с которым недавняя неспокойная Пустота показалась бы бурей в стакане воды, рядом с бурей настоящей. Пустота пульсировала, а звездолёт качало и крутило на идущих со всех сторон разноцветных волнах нестабильности. Но не это было самым плохим, то и дело вокруг корабля и прямо по курсу вспыхивали переливающиеся всеми цветами радуги шары-призраки и тут же лопались, словно мыльные пузыри, оставляя после себя хаотически движущиеся сгустки вихрей. Когда корабль попадал в такой сгусток, я на несколько секунд вообще терял ориентацию, а звездолёт за это время успевало развернуть чуть ли не в обратную сторону. Удержать корабль на курсе среди такого хаоса для меня было практически нереально. Я уже и не старался делать этого, а просто вел корабль в сторону цели, медленно и не волне уверенно… Всё это продолжалось по моим меркам неописуемо долго. Я вымотался почти что до того самого предела, за которым неизбежно наступает срыв. Я прекрасно понимал, что долго такой нагрузки не выдержу. А, не выдержав, погублю себя, корабль и всех людей, за которых отвечаю полностью. И меня охватило такое отчаяние, что я уже был готов практически на всё. Первой моей мыслью было выйти в нормальное пространство. И я уже потянулся к панели управления пространственным двигателем, но вспомнил, как поступают в подобных ситуациях профессиональные звёздпилоты. Кто-то из них, совершенно случайно, объяснял мне это. Нужно дать на пространственный двигатель всю мощь корабля и включить максимальный форсаж. Тогда корабль пробьет неспокойную Пустоту, словно пуля стог сена.

Я нащупал рукоятку управления пространственным двигателем и, собравшись с духом, рванул её на себя, не заметив того, что сорвал сразу оба ограничителя. Завыла аварийная сирена, но я её уже почти что не слышал. Картина Пустоты передо мной смазалась и расплылась каким-то хаотическим калейдоскопом. Системы слежения, да и мой уставший мозг уже не могли сделать из неё полностью связной картины. Но я всё же понимал, что корабль сейчас несётся вперед с просто сумасшедшей, нереальной скоростью, и, пользуясь каким-то не осознанным шестым чувством, я пытался управлять звездолётом, насколько хватало сил, умения и удачи. И, как ни странно, я сумел это выдержать, не выдержал пространственный двигатель. Я едва успел на самом его последнем издыхании затормозить и вынырнуть из Пустоты в нормальное пространство. Последнее, что я увидел - это вспыхнувшие на обзорных экранах звёзды. Испытав от вида звёзд огромное облегчение, я потерял сознание.

Сколько я пробыл без сознания, могу только догадываться. Обморок от перенапряжения постепенно перешёл в обычный сон, и я даже видел сны. Сначала они были спокойные и приятные, я даже увидел во сне сине-зелёный Дивер своего детства, и от этих снов мне самому стало хорошо. Но последний перед пробуждением сон хорошим никак не назвать. Я увидел во сне капитана, в тот момент, когда он готовился сделать свой последний шаг, шаг в Ничто, в Пустоту. Эта его уверенно-спокойная, какая-то, мальчишеская что ли, улыбка наверно ещё долго будет преследовать меня. Улыбающийся капитан всё ещё стоял у меня перед глазами. И на границе сна и яви я всё же сумел вспомнить, где его видел раньше. Я его видел в том самом фильме, который мы крутили много раз. Том самом, который смотрели днём, перед нашей с Серёжкой вылазкой наверх. Почти сто процентов гарантии, что тот, кто делал этот фильм, списал образ главного героя именно с капитана Рикста. Я не мог раньше это вспомнить, потому что главный герой в этом фильме - мальчишка, а Рикст - взрослый. Я невольно вспомнил весь этот фильм и просто поразился тому, как та, выдуманная история, похожа на мою, по крайней мере, отдельные эпизоды идут один в один. Мне ярко вспомнилась та сцена из фильма, в которой капитан отдаёт мальчишке свой стартключ: Высокий, плотный, совершенно седой капитан протягивает мальчишке висящую на цепочке пластинку и говорит: "Пусть он принесет тебе удачу, как когда-то принес её мне". И во весь экран выплывает изображение этого самого ключа. Судорожно пошарив у себя по груди, я снял цепочку и сжал ключ в ладони. Потом медленно открыл её и посмотрел. На блестящей полоске ключа искрилась выпуклая цифра "пять" и поверх неё тонкий замысловатый знак, нанесённый едва заметными штрихами. Это был тот же самый ключ, что и в фильме, я не мог ошибиться. Я зажмурился, потом снова открыл глаза, но ровным счётом ничего не изменилось. Но может быть тут и нет никакого совпадения, а я сам, не ведая того, выдумал подробности. Сейчас этого не проверить. Кристалл с фильмом наверняка остался на неописуемо далёком сейчас Дивере.

Но не всё ли мне сейчас равно, есть ли совпадения, нет ли, у меня своя цель и свои проблемы. Я повесил ключ на место и посмотрел на обзорные экраны. Среди тусклой россыпи звёзд только одна выделялась своей яркостью. Это вне всяких сомнений была Золотистая - цель, до которой я обязан добраться. До неё сейчас не так уж и далеко, всего лишь несколько световых месяцев. Это наверняка только несколько часов в Пустоте, ну максимум сутки, на небольшом, осторожном, режиме пространственного двигателя. Нужно только рассчитать курс и уйти в Пустоту… Но есть ли у меня сейчас, после того сумасшедшего рывка, пространственный двигатель, исправен ли корабль для нового внепространственного перелёта? Кибермозг наверняка произвел уже все возможные в нашей ситуации проверки. Я нажал голубую клавишу на подлокотнике кресла, приглашая мозг на диалог. Но ответа не последовало и я, слегка обеспокоено и по-человечески, спросил:

– ЦНЛ-003, ты меня слышишь?

"Да, капитан", - быстро пробежали по экрану слова ответа.

– Отвечай в звуковой форме.

"В данный момент я не имею такой возможности".

– Что случилось?

"Я перепрограммирую режимы высших функций".

– С чем это связано?

"Вчерашний сверхфорсаж пространственного двигателя вызвал спонтанное нарушение моей работы".

– Можешь ли ты выполнять свои функции?

"Практически в полном объеме. Остальное несущественно".

– Доложи о состоянии систем корабля.

"Полностью или основное?"

– Основное.

"Реактор номер шесть полностью неисправен и восстановлению не подлежит. Ресурс пространственного двигателя исчерпан на 0,999923. Существенных отклонений в работе прочих систем мною не зафиксировано".

– Неутешительно, значит, у меня теперь уже нет возможности лететь вне пространства. Хорошо ещё хоть другие системы исправны. Ну и что ты мне посоветуешь делать? - вырвался у меня вопрос.

"Вопрос неоднозначен", - высветился ответ. Ну что с ним поделать, железяка и есть железяка, хоть и называется эта железяка интеллектуальным кибермозгом звездолета. Ну, да и не нужен мне его совет, и без него всё ясно. Звезда-то вот она, почти рядом. Нужно лететь обычным, напроломным, релятивистским полётом. Благо, что маршевые движки исправны и для их нормальной работы достаточно и четырёх реакторов.

– Рассчитай курс релятивистского перелёта к этой звезде.

"Имеется в виду АА28619АС?"

– Имеется в виду наша цель. Самая яркая звезда этого неба и, как надеюсь, самая близкая к нам.

"Объект идентифицирован как "наша цель". Уточните основные характеристики перелёта или укажите типовую схему".

– Основные характеристики - долететь в максимально короткий срок. Естественно в допустимых пределах безопасности. Лишнего риска нам лучше избежать.

"Релятивистский перелёт в некартографированном секторе пространства всегда является большим риском. Укажите допустимые пределы риска".

Это была "железная" машинная логика. А я практически не имел опыта общения с кибермашинами интеллектуального класса. На всем Дивере была только одна такая машина - расположенный в подземном посёлке кибермозг. Иногда мы болтали с ним, иногда играли, но никогда не давали заданий, потому что у нас на это не было прав. А в школьный курс такое просто не входило. Конечно, я и без школы немало знал и наверняка сумел бы точно сформулировать задание, но в этот момент я просто сорвался.

– ЦНЛ, или ты сейчас же рассчитаешь курс, или я тебя выключу и полечу на ручном управлении.

"Могу предложить десять тысяч вариантов курса", - высветился на экране ответ.

– Мне кажется, что ты меня прекрасно понимаешь и просто валяешь дурака, - выпалил я и, вытащив стартключ, нарочито медленно потянулся к панели управления кибермозгом. Это был натуральнейший и наглейший шантаж. Я прекрасно знал, что интеллектуальные машины очень болезненно переносят отключение. И этот мой шантаж дал результаты. На экране очень даже поспешно высветилось:

"Курс рассчитан, но принимать решения тебе. И если что случится, пеняй только на себя самого".

"Ну, это даже уж чересчур по-человечески", - молча усмехнулся я. Предложенный кибермозгом курс меня устраивал. Шесть часов разгона на максимальной тяге маршевых движков. А потом месяц полёта по внутрикорабельному времени. Полёт в полностью автоматическом режиме и не требующий присутствия человека.

– Приказываю немедленно выйти на этот курс, - сказал я, постаравшись придать своему голосу максимально возможную твердость.

"Приказ принят к исполнению", - незамедлительно высветилось на экране.

– Только без этих твоих шуточек.

"ЦНЛ-003 не намерен шутить".

– Я буду в капитанской каюте.

"Вас понял".

Когда я поднялся с кресла, основной разгон уже начался. На корме на полную мощность работали фотонные дюзы. И причем работали не бесшумно. Низкий звук, проникал через многочисленные переборки и защитные поля отсеков, многократно ослабевал при этом, но всё же был прекрасно слышен и здесь. Покинув рубку, я проделал несколько физических упражнений, потому что от длительного и непривычного сидения в кресле, всё тело у меня затекло, а сейчас медленно и небезболезненно возвращалось в норму. Лифтом я не воспользовался и до капитанской каюты дошёл пешком. Не так далеко идти, к тому же это почти что окончательно вернуло меня в форму, прекратив болезненное покалывание в ногах. Сейчас мне просто не терпелось добраться до капитанского дневника, о котором он сам мне сказал. Я рассчитывал, что найду в нем ответы на мучившие меня вопросы.

Капитанская каюта как всегда была в образцовом состоянии. Заправленная словно по линейке кровать. Даже уходя навсегда, капитан заправил её, словно проникающийся духом дисциплины курсант - первогодка. Мне невольно вспомнилось, что там, на Дивере, уходя, я оставил всё так, словно бы только что поднялся с постели. И что подумает обо мне тот, кто когда-нибудь увидит это. Остается надеяться, что он поймет меня и не станет осуждать. Капитанская каюта была такой же небольшой, как и все остальные, стандартного размера, без каких бы то ни было излишеств, которые дозволялось иметь капитану. Разве что на стене был довольно большой стереоголографический экран, а на рабочем столе панель полного терминала связи с корабельным кибермозгом. Но для капитана корабля это никакое не излишество, а необходимость. И ещё, эта каюта, как мне сейчас показалось, была вроде бы и необжитой, не хранящей в себе отпечатка явно незаурядной капитанской личности. Я сел на стоящий рядом со столом жёсткий стул, придвинул к себе терминал и нажал клавишу диалога с кибермозгом:

– ЦНЛ, ты случайно не знаешь, где здесь находится дневник капитана Рикста?

"Не имею представления", - после короткой паузы высветилось на экране.

Но этого и следовало ожидать. Я начал искать. Искал в ящиках стола и в шкафу, но ни там и ни там дневника не было, один только обезличенно-образцовый порядок. Тогда я просмотрел всё, даже карманы висевшей в шкафу парадной формы. Но дневника нигде не было. Единственное, что я нашёл, была старинная фотография с блеклыми красками и недостаточно совершенно переданным объемом, такие делали никак не позже, чем в позапрошлом веке. На фотографии был мальчишка лет двенадцати в старомодной, смотрящейся сейчас довольно нелепо, одежде. Он улыбается так, что не остается никаких сомнений, что это не кто иной, как сам Артур Рикст, хотя мне и не очень-то в это верилось. Я поставил фотографию на стол и несколько минут глядел на глядевшего на меня из давнего прошлого мальчишку…

Но где же всё-таки дневник? Неужели капитан намеренно обманул меня? Бросил, ничего толком не объяснив, а только всё запутав. Оставил один на один с космосом, кораблём, не вполне нормальным кибермозгом и кучей проблем. От этих мыслей мне снова стало плохо. И я повалился на кровать, не снимая обуви, чтобы хоть как-то нарушить этот идеально-образцовый порядок. Уткнулся лицом в подушку, смял её руками и начал понемногу успокаиваться. Монотонный гул маршевых двигателей ощущался и здесь. Успокаиваясь, я снова начал засыпать, потому что перенапряжение, этот бич и профессиональную болезнь звёздпилотов, я всё же успел заработать. А его последствия не проходят быстро и безболезненно, как проходит обычная усталость, а ещё долго дают о себе знать.

Когда же я проснулся, двигатели уже молчали, но и тишины, так поразившей меня в первые дни полёта, не было. Сейчас всё заполнял какой-то едва слышный звук, которому я, правда, не придал особого значения. От моей усталости, как я сам посчитал, не осталось и следа, что ни говори, а отдохнул я не просто основательно, а очень даже основательно. Ещё немного я полежал на кровати, глядя в светло-голубой потолок и, приводя в порядок свои мысли. За этим занятием я посчитал, что нужно всё же идти в рубку и выяснить текущее положение дел.

Я поднялся, сделал небольшую зарядку, какую всегда обычно делал. Тут же, в каюте, и умылся. Потом хотел привести в порядок кровать. Но как только поднял подушку, увидел, что под нею лежит тетрадь, старая, толстая, в потёртой сиреневой обложке. Это и был тот самый дневник Артура Рикста, который я накануне долго и безрезультатно искал. Сейчас я естественно отложил все дела и принялся за него. Я не стал быстро пролистывать тетрадь, выхватывая отдельные кусочки, а начал читать подряд, с самого начала. Капитан же начал вести этот дневник ещё тогда, когда не был капитаном, а был обычным земным двенадцатилетним мальчишкой, которого все звали Арт Рикст. Тогда он был младше сегодняшнего меня, таким, каким я его видел на фотографии, наверно эта фотография хранилась у капитана не случайно. Но и это, не относящееся к нашим проблемам, начало дневника оказалось для меня достаточно интересным.

Капитан, как я и предполагал накануне, родился давно, а если быть точным, то второго февраля 2285 года, в конце позапрошлого века, когда ещё не была освоена Венера, а о поселениях у других звёзд люди только мечтали. Перенаселённая Земля, на которой ещё не закончилась глобальная геологическая реконструкция. Внепространственная космонавтика, только что вышедшая из стадии эксперимента, и делающая первые, но большие и многообещающие шаги. Всё это было в дневнике капитана и, читая, я словно бы своими глазами смотрел на то время, что навсегда ушло в безвозвратное прошлое. Но в этом дневнике была одна очевидная странность. Время от времени, и чем дальше, тем чаще, попадались большие куски, иногда даже по нескольку страниц подряд, написанные какими-то причудливо-незнакомыми символами. Это могло быть шифром, могло быть и каким-то совершенно незнакомым мне языком. Что в принципе было без разницы. Капитан, когда писал это, не хотел, чтобы кто-то другой смог прочитать. И он получил то, что хотел. Я едва ли осилил десятую часть капитанского дневника, когда пронзительно запищал сигнал экстренного вызова на связь с кибермозгом. Я тут же вскочил и резко вдавил голубу клавишу на панели терминала:

– Что ещё случилось?

"Прошу капитана немедленно пройти в рубку, - высветилось на экране, - прошу не задерживаться".

Я натянул на себя рубашку и выбежал из каюты. Воспользовался лифтом и уже через несколько секунд был в рубке. На обзорных экранах почти беспрерывно мелькали яркие вспышки. Я медленно опустился в кресло и нажал голубую клавишу:

– Что происходит?

"Корабль вошёл в пылевой пояс. Концентрация пыли повышается. Уже сейчас она значительно выше нормы и приближается к опасному пределу. К тому же в поясе могут оказаться относительно крупные частицы, против которых наша защита окажется бессильной".

– Как лучше всего избежать столкновения?

"Нужно снизить нашу скорость, хотя бы до трети це".

– Но тогда значительно вырастет время полёта.

"Только при трети це я смогу гарантировать хотя бы относительную безопасность корабля".

– Есть ли другие варианты?

"Затормозить, вернуться назад и попытаться обойти пылевой пояс. Но мы не знаем конфигурации и протяженности этого пояса и вряд ли сумеем выиграть на этом манёвре время".

– Мы возвращаемся, - почти не раздумывая, сказал я, - попытайся обойти пылевой пояс.

"Вероятность того, что этим мы выиграем время, составляет менее одного процента".

– Всё равно, мы возвращаемся. Приказываю начать торможение.

"Приказ принят к исполнению. Скорость будет погашена до нуля через шесть часов".

Звездолёт быстро развернулся кормой вперед и запустил маршевые двигатели.

– Я буду в капитанской каюте, - сказал я, поднявшись с кресла.

Но выйти из рубки уже не успел. Тяжёлый и страшный удар бросил меня на пол и сразу же, со всего размаху, на потолок. Экраны заднего обзора озарила чудовищная вспышка взрыва, и они погасли. Это я всё-таки успел заметить, когда падал. Одновременно со взрывом умолкли двигатели. Я ухватился обеими руками за решетку вентиляционной системы. Вцепился мертвой хваткой, такой на меня накатил страх и ужас. Корабль вращался, словно соломинка в водовороте, звёзды так и мелькали на работающих экранах. И я не мог понять, что же случилось с кораблем. То самое столкновение, о возможной опасности которого меня предупреждал кибермозг? Или того хуже, если взорвался двигатель. Что с кораблем? Уцелел ли кибермозг?…

Кибермозг уцелел. Включились двигатели ориентации, которые хоть и медленно, но всё же остановили сумасшедшее вращение. У меня появилось ощущение, что я куда-то падаю, а все незакрепленные предметы наоборот всплыли. Это наступила невесомость, которую я испытывал на себе по сути дела в первый раз. Но, как к счастью оказалось, космической болезнью я не страдаю. С трудом я заставил себя разжать пальцы, они успели онеметь и слушались плохо. Ну и чёрт с ними. Я оттолкнулся от потолка и спланировал к креслу. С непривычки промазал, довольно больно стукнулся и только после этого опустился на место. Застегнул пристяжные ремни, чтобы не всплыть, и вдавил голубую кнопку:

– ЦНЛ, что произошло? - мой голос непроизвольно дрожал и срывался. Ответа не последовало, и мне пришлось повторять.

"Мне страшно, Вик, - совсем уж неожиданно высветилась на экране надпись неровными буквами, - я боюсь".

До этого события я даже не смог бы предположить, что машина, холодный и неживой кибермозг, может сказать такое. Но и в тот момент, если сказать честно, я не задумывался об этом и даже, несмотря на очевидное, совсем забыл, что разговариваю с машиной, а не с человеком.

– Я тоже боюсь. Но вместе что-нибудь постараемся придумать. Скажи только, что произошло?

"Столкновение с крупной частицей на релятивистской скорости вызвало взрыв эквивалентом более пяти гигатонн. Компенсаторы перегрузок едва выдержали… Но и то не везде… Мне страшно".

– Не бойся, если мы уцелели, то что-нибудь придумаем.

– Мне показалось, что я сейчас умру, я был почти уверен в этом, - голос, прозвучавший из динамиков, оказался детским, точнее говоря мальчишеским. Но тогда я не придал и этому никакого значения. - Два двигателя мгновенно захлебнулись. Хорошо ещё, что реакторы не сдетонировали, а то бы мы сейчас разлетались в разные стороны со скоростью света, по частям.

– Что мы сможем сделать? - спросил я, потому что своих мыслей по этому поводу у меня и не могло возникнуть.

– Сейчас, подумаем. - Несколько секунд по экрану стайками перепуганных рыбешек бегали цифры и слова, которые я не успевал уловить. Мерцали планы и схемы корабельных коммуникаций. - Где-то произошло разрушение линий контроля. Ниже шестнадцатой палубы я ничего не вижу и не могу контролировать.

– Нужно починить эти линии.

– Пока это не самое главное. Если серьёзно пострадали двигатели, то линии могут оказаться и вовсе ненужными. Потому что мы тогда превратимся в "летучего голландца".

– Я могу добраться до двигателей и посмотреть, что с ними.

– Хорошо, попробуй, я буду тебя инструктировать. Ты знаешь, где находятся скафандры?

– Ага, ближайшие у первого шлюза.

– Иди туда, тебе придётся надеть скафандр.

– Ты можешь включить гравитацию? - спросил я, потому что невесомость не очень-то меня привлекала.

– Пока нет, - последовал ответ. - Ну, иди же, одевайся.

– Уже иду.

До первого шлюза я добрался быстро. Но это стоило мне нескольких синяков и шишек, так как опыта пребывания в невесомости у меня не было никакого. На решетчатых стойках возле шлюза имелся весь парк скафандров. Начиная от плёночного сверхлёгкого и заканчивая бронированным сейфом скафандра высшей защиты. Какой из них выбрать? Задумываться над этим мне не пришлось, потому что ожил встроенный в стену динамик внутренней связи:

– Надевай средний скафандр. В тяжёлом и СВЗ без моей помощи туда не пройти. Вот этот, крайний, тебе вполне подойдет.

Я с трудом влез в толстый, сделанный из многослойной триоткани, скафандр. Надел большой полупрозрачный гермошлем. Но в этот момент заморгал на стене красный аварийный сигнал. Я приподнял гермошлем, потому что он отрезал все звуки:

– Ещё что-то случилось?

– Пока нет. Включи рацию, а то я не смогу тебя инструктировать. Зелёная кнопка на левом плечевом щитке.

– Извини, включаю. - Нажав кнопку, я снова надел гермошлем. - Я готов.

– Возьми на стеллаже пятый набор инструментов. Оранжевый контейнер.

– Этот?

– Он самый. Пристегни его к скафандру, на груди есть специальные фиксаторы, ага, это они.

– Всё?

– Ещё нет, сними с кронштейна видеокамеру полного обзора.

– Эту? - я указал на матовый шар, висевший возле двери шлюза.

– Да, её.

Я потянул камеру, но она и не пошевелилась.

– Не снимается.

– Слева внизу защелка. Вот так, хорошо. На левом плече у тебя есть для неё гнездо. Да, оно самое.

– Вставил. Теперь всё?

– Нет, надень ранцевый двигатель, на всякий случай, не повредит. Ага, он самый. Теперь иди к лифту.

Лифт был рядом. Дверь передо мной открылась, но кабинки за ней не было, только глухая, лишённая света чернота шахты.

– Похоже, что шахту немного деформировало, - прозвучал из наушников комментарий. - В шахте прошли ударные перегрузки в несколько сотен же. К нижним отсекам лифт не может спуститься. Так что лети так, здесь же невесомость.

– И темнота, как в могиле, - добавил я, придерживаясь за проём двери и заглядывая в шахту.

– Включи фонари скафандра. Белая кнопка, ага, вот так. А сейчас вниз и не бойся, опасности тут ещё не должно быть.

– Я, вроде бы, и не боюсь.

– Ну и хорошо.

Я несильно оттолкнулся и поплыл по шахте к кормовым отсекам. Скафандровые фонари были слабенькие, и вперед я видел максимум метров на двадцать - двадцать пять, голые металлические стены, а дальше всё та же могильная темнота. Из этой темноты внезапно выплыл тонкий и прямой металлический стержень, наискосок перекрывавший шахту. Пролетая мимо, я ухватился за него руками и остановился. Стержень даже не спружинил, это был не простой металл, а триолитовый, способный выдержать огромнейшие нагрузки.

– Вот почему лифт не идёт вниз. Стержень из триолита закрывает проход.

– Вижу, Вик, ты сможешь его убрать?

– Сейчас попробую. - Я уперся ногами в стену, ухватился руками за конец стержня и изо всех сил потянул. Перчатки начали проскальзывать, а стержень даже не пошевелился. - Прочно заклинило. Откуда он тут взялся?

– Я что, знаю что ли… Это, похоже, штанга временного крепежа. Такими пользуются монтажники. Наверно где-то забыли или потеряли, а ударом её сорвало. Заклинил же наверно я, лифтом.

– А нельзя её лифтом же и выдернуть?

– Не получится, на лифте не за что зацепиться, кабинка абсолютно гладкая.

– Тогда может быть перерезать?

– Ты что, это же триолит.

– Но ведь и триолит режут.

– Это опасно.

– Сейчас всё опасно.

– Ну, хорошо попробуй. Открой контейнер и достань триолитовый тросик. Да, вот этот, с зажимами. Закрепи зажим на конце стержня, да, вот так. Сейчас опустись метров на десять. Видишь скобу, оберни тросик вокруг нее несколько раз. Сейчас назад и второй зажим на второй конец.

– Что дальше?

– Поднимись выше, открываю дверь.

Я оказался на палубе, на которой никогда до этого не бывал, впрочем, как и на большинстве других, которые были доступны только специалистам. Но сейчас мне было не до этой палубы, которую я удостоил только самого беглого взгляда.

– Возьми в контейнере деактиватор. Он похож на излучатель, только вместо ствола игла.

– Этот? - я извлек из контейнера увесистую машинку, больше всего похожую не на инструмент, а на какое-то фантастическое оружие. Только эта машинка была способна разрушать самые прочные из созданных человеком материалов.

– Он самый. Настрой его. Первый переключатель на шестую точку - узкий веер. Второй на третью точку - примерная дальность. Регулятор мощности на одну сотую, ага, вот так. Снимай с предохранителя, переключатель справа, правильно. Отстегни прицельный экран и возьми в левую руку, - дверь в шахту закрылась, оставив только узкую щель. - Сейчас просунешь деактиватор в щель, прицелишься по экрану и нажмешь спуск. Постарайся при этом зажмуриться. Ты понял?

– Вполне, - сказал я, понимая все принятые меры предосторожности.

Я просунул ствол деактиватора в шахту, прицелился поточнее и, закрывая глаза, нажал на спуск. Ослепительная вспышка даже через закрытые веки больно ударила по глазам. А куски перерезанного стержня ещё несколько секунд со стуком "гуляли" по шахте.

– Ну, как?

– Кажется перерезал.

– Я о тебе.

– Я в порядке. Но если б не закрыл глаз, то вряд ли что видел бы сейчас. Ну ладно, открывай дверь, пойду дальше.

Сначала я забрал обратно тросик, а куски перерезанного стержня убрал из шахты на ближайшую палубу. Потом спустился до нужного места. Дверь тут уже не открывалась автоматически, и пришлось немного повозиться, чтобы открыть вручную. За дверью была рубка контроля двигателей, почти такое же по размеру помещение, как и главная рубка. Мне сразу же бросилось в глаза то, что панель управления здесь была чем-то разворочена. А за нею стреляли голубыми молниями разрядов разорванные энерговоды и поблескивали разноцветными вспышками контрольно-управляющие кабеля, но, вопреки моим ожиданиям, освещение в рубке всё же работало.

– Тоже ударные перегрузки? - спросил я, указывая на панель управления.

– Похоже, что так, хотя и не вполне понятно.

– А сверкают наверно те самые линии связи. Это пятнадцатая палуба?

– Пятнадцатая. Но пока лучше не лезь к ним, я пошлю сюда ремонтные автоматы, с лифтом это сделать несложно. Нужно осмотреть сами двигатели. Иди во вторую дверь, она должна открыться на код твоего браслета.

– Иду.

За дверью оказалась узкая винтовая лестница, которая, как казалось, была прорезана в большой металлической болванке. Отталкиваясь от стен, я быстро полетел по ней вниз.

– Осторожнее, Вик.

– Я и так осторожно, - сказал я и тут же вляпался в тяжелую триолитовую дверь. Она оказалась не заперта, и моего толчка оказалось достаточно, чтобы дверь медленно открылась, а я проскользнул в двигательный зал. На мой взгляд, всё тут было в абсолютном, даже идеальном порядке, но из наушников донеслось негромкое восклицание:

– Ой ей.

– Что-то не так? - спросил я.

– Точно пока не знаю. Сними камеру и покажи мне всё подробнее.

Наверно больше часа я лазил по двигателям и вокруг них, чтобы показать всё, что только было возможно.

– Пока достаточно.

– Ну и как?

– Точно сказать ещё не могу. Для этого нужно осмотреть сами дюзы.

– Куда идти?

– Это опасно, Вик, даже очень опасно. Наша скорость субсветовая. А чтобы осмотреть дюзы, нужно выходить в открытый космос, иначе никак нельзя.

– И что тогда, ждать, когда прилетит камень побольше прежнего, разобьет обшивку и превратит нас в пыль. Лететь и так опасно. Я выйду в космос.

– Но только совсем ненадолго. Я постараюсь прикрыть тебя корпусом и силовым полем.

Здесь же, в двигательном зале был свой, совсем крошечный, аварийный шлюз. Через него я выбрался в открытый космос.

– Будь осторожен, Вик.

– Я и так осторожен, - сказал я, внутренне содрогнувшись от вида раскинувшейся за бортом чёрной, прорезанной колючими искорками звёзд, бездны межзвёздного космоса.

– Сначала зафиксируйся. Справа на поясе у тебя карабинчик и катушка тросика. Так, правильно. Сейчас забирайся в соседнюю дюзу. Только не летай, а держись за поручень.

Перебирая руками по поручню, я добрался до жерла дюзы номер два, ближайшей к шлюзу. Естественно, что внутри дюзы никаких поручней не было. Я просто оттолкнулся и заскользил по идеально гладкой поверхности к центру дюзы. Там, где она сужалась, я раскинул руки в стороны и остановился.

– Ты всё увидел?

– Почти всё, что было нужно. Сейчас загляни в камеру излучателя. Так, достаточно. Перебирайся в четвертую дюзу. Только, пожалуйста, осторожнее.

Оттолкнувшись, я снова заскользил по полированной поверхности. А у среза кормы ухватился за поручень. По нему добрался до дальней дюзы и точно также спустился в неё. Удар "космической щебёнки" пришелся именно сюда. И полированный чёрный тетралит, способный выдержать, казалось бы, немыслимые, просто фантастические нагрузки, от удара и взрыва покрылся неровными шрамами и выбоинами. В одном месте даже отделился широкий неровный лоскут внешнего покрытия дюзы, размером с небольшое полотенце. Было ясно, что ничего хорошего эта картина не обещает, но я всё-таки спросил:

– Ну и как?

– Сам видишь, ничего хорошего. Подожди, я сейчас всё прикину, может быть не совсем уж и плохо.

Пару минут тянулось молчание, потом голос сказал:

– В таком состоянии запускать двигатель опасно, но если бы не было этого лоскута, то можно было бы и рискнуть.

– Хорошо, я его срежу.

– Нельзя, это ведь даже не триолит, насыщенность энергией у тетралита на порядок выше. Нужно направить сюда автоматический деактиватор.

– Но сколько на это уйдет времени? Я попробую, понемногу, слабенькими импульсами.

– Рисковать - твое личное право. Но не забывай, что ты будешь рисковать не только собой.

– А разве терять время здесь не больший риск? Я заберусь в камеру излучателя, прикроюсь контейнером и ранцем.

– Это не более чем иллюзия убежища.

– Как настроить деактиватор?

– Лучше использовать режим ножа. Первый на десятку, второй на двойку, регулятор на десятитысячную. В этом режиме деактиватор будет разрушать только небольшой участок литовой структуры. Действуй очень осторожно. Постарайся отрезать лоскут у самого основания.

– Хорошо. - Я настроил деактиватор и укрылся в камере, прикрывшись отстегнутыми от скафандра контейнером и ранцем. - Я готов.

– Ну, ни пуха, ни пера тебе.

– К чёрту.

Я тщательно прицелился, глядя на экранчик, и зажмурившись, нажал на спуск. Да, это всё-таки не триолит. От удара, как мне показалось, вздрогнул весь звездолёт, а чудовищный жар проник даже внутрь скафандра. Когда же я открыл глаза, перед ними плавали яркие зелёные круги. Но, выглянув из своего убежища, я увидел, что прицелился недостаточно хорошо и лоскут отделился едва ли на треть, встав сейчас почти перпендикулярно стенке дюзы.

– Видишь? - спросил я шепотом.

– Вижу, - последовал ответ, - может быть вернёшься?

– Ну, уж нет. Это дело нужно сделать до конца.

Второй выстрел-импульс оказался удачнее первого, он почти полностью оторвал лоскут. Но какой-то оторвавшийся от него осколок ударил в контейнер, а через него и меня в живот, от чего меня основательно помутило. А каково было бы, если бы это был не осколок, а весь отрезанный лоскут? Мне даже страшно стало от такой мысли.

– Вик, тебе сильно больно?

– Да нет, терпимо, - соврал я и послал ещё один, последний импульс.

В левую руку, которой я держал деактиватор, впилась раскаленная игла и пробила скафандр навылет. Засвистевший в дырку воздух вынес с собой тут же замерзающие капельки крови. Но особой боли я не ощутил, меня помутило от вида крови. Я схватился за руку, чтобы не дать воздуху выходить, я не знал, что скафандр сам тут же затянул отверстие. И я не заметил, как выплыл из дюзы в открытый космос. Отсеченный лоскут, улетая, перерубил мой страховочный тросик. Когда же я увидел, что от корабля меня уже унесло на десяток метров, я чуть было не заревел от собственного бессилия. А меня уносило всё дальше и дальше, медленно, но неотвратимо.

На фоне искажённого огромной скоростью звёздного неба уменьшался мой корабль. Эта картинка настолько прочно врезалась у меня в память, что я ещё долго после этого видел её в кошмарных снах. А тогда, как мне показалось, я даже перестал правильно воспринимать окружающую действительность. В себя же меня привело то, что я увидел, что корабль ощетинился лучами выхлопов из дюз ориентации и начал медленно приближаться ко мне. Через минуту я уже оказался возле открытого шлюза, того самого, через который словно бы тысячу лет назад выходил из корабля. Я ухватился обеими руками за комингс и втолкнул себя в шлюз. Но окончательно в себя пришел только тогда, когда шлюз наполнился воздухом.

– Вик, что с тобой, почему не отвечаешь? - спросил сильно встревоженный голос.

– Я ничего не слышал. Меня зацепило осколком.

– Показывай.

Я расстегнул замок на запястье, снял перчатку, поднял рукав. Рука немного повыше браслета была действительно словно бы проколота, и крови сейчас уже не было совсем, правда рука сильно болела.

– Жить будешь, ничего такого особенно страшного. Шевелишь-то ею нормально?

– Вроде бы, - я это вполне убедительно продемонстрировал.

– Направляйся в медотсек, там приведешь себя в порядок.

– А как же с пультом в рубке двигателей?

– Автоматы там уже почти закончили восстановление. Вот сейчас заканчивают… Всё, контроль восстановлен.

– Включи тяжесть, а то меня от этой невесомости уже мутит. Не хочется новых синяков и шишек набивать.

– Включаю, но только не на полное "же". А то тебя ещё сильнее замутит. Жди.

Я очень медленно опустился на пол, тяжесть появилась и нарастала. Ощутить под ногами твердый пол показалось мне очень приятным ощущением. Но тут же у меня усилилась тревога:

– Что с этим чертовым пылевым поясом?

– Кажется, мы его только что проскочили, концентрация пыли упала почти до обычного значения… Если можешь немного потерпеть, приди в рубку.

– Иду.

– Опускаю тебе лифт.

В рубке тот же голос из динамиков сообщил:

– Концентрация пыли убывает по экспоненте. Мы выходим из пояса. Каковы будут указания?

– А как ты сам думаешь?

– Я думаю, что скорость нужно всё равно сбросить, хотя бы до ноль семи це.

– Действуй, как считаешь нужным.

– Сначала я проведу коррекцию курса. Убедимся, что двигатели ещё могут работать.

– Согласен.

Там внизу, на корме, снова загремели двигатели. Но только сейчас в их звуке появилась какая-то визгливая нотка, а корабль сотрясала мелкая, частая вибрация, к счастью слабая.

– Ничего страшного, всё в пределах допустимого. Кажется, на этот раз действительно пронесло. А я, если сказать честно, здорово перепугался, даже соображать поначалу не мог.

– Зато сейчас всё позади, - сказал я сквозь зубы, потому что снова резанула боль в руке.

– Сильно болит? - переменив тон, спросил голос.

– Прилично. Осколок-то насквозь прошел, вон, даже в скафандре две дыры.

– Если бы не насквозь, было бы ещё больнее. Спускайся в медотсек.

В медотсеке я пробыл недолго. Я не стал пользоваться услугами медицинской техники, а сам обработал себе ранку антисептиком. Потом, следуя советам голоса, сделал себе несколько инъекций. От них боль почти сразу же отступила. А когда она отступила, я почувствовал, что очень хочу есть и чуть меньше - спать.

– Я жрать хочу, как голодный хищник.

– Нисколько не удивительно, ты после анабиоза не съел ни крошки. Как будешь кушать? Нормально или, может быть, пилюлей обойдешься?

– Не хочу никаких пилюль.

– Тогда вот что, пройдись до столовой пешком, а я за это время что-нибудь для тебя состряпаю. Идёт?

– Если только по дороге не свалюсь от усталости и не усну.

– Не свалишься.

До столовой я дошел, правда, уже заснув наполовину. В столовой, за открытой дверцей кухонного автомата меня ждал завтракообедоужин.

– Сам то ты есть хочешь? - совсем уж не к месту спросил я.

– Спасибо, я сыт.

Я быстро расправился с едой и отправил пустые тарелки в заурчавший зев утилизатора.

– А сейчас, Вик, иди в каюту.

– Я и так уже иду.

– Как дойдешь, сразу же нажми голубую клавишу. Хорошо?

Я кивнул в ответ. Зайдя в каюту, я нажал эту самую клавишу на терминале. Потом стянул с себя одежду и рухнул на кровать, рассчитывая уснуть немедленно. Но сон, который ещё несколько минут назад подстерегал меня на каждом шагу, сейчас почему-то не приходил, хотя усталости у меня не убавилось.

– Вик, ты не спишь? - осторожно спросил голос из динамика.

– Нет, не сплю.

– Сейчас на корабле всё в порядке. Спи, не доводи себя до ещё одного срыва.

– Я знаю, что всё в порядке, но сон не идёт. Мысли всякие мучают…

– Тебе наверно очень трудно?

– Поставь себя на мое место, тогда поймешь.

Динамик довольно долго молчал. Оттуда доносились какие-то совершенно непонятные звуки. Потом он резко и как мне показалось, довольно обиженно сказал:

– Я никогда не буду на твоем месте! Никогда! Понимаешь меня, никогда! Как и ты на моём. Потому что ты человек, а я всего лишь машина… ЦНЛ… Корабельный кибермозг.

Услышав это, я вскочил с кровати так, словно меня ударило током. Что же такое со мной сегодня творится. Я ведь даже не задался вопросом, кто этот мой собеседник. Я знал, что на корабле кроме меня никого нет, но даже не вспоминал об этом. И даже подсознательно не думал о нём, как о машине, скорее наоборот, как о человеке. Что за наваждение такое на меня нашло?… Нет, не могу я представить, что это машина, потому что машина просто не может вести себя так, так по-человечески.

– Не верю, - сказал я и посмотрел в чёрный зрачок видеокамеры с какой-то совсем уж глупой надеждой. За этим последовала довольно долгая пауза, и наконец-то динамик снова ожил:

– Прости меня, Вик, за то, что я такой вот. Я не должен был делать того, что сделал.

– Что ты сделал?

– За то, что я показался тебе человеком. И долго не давал понять, кто я на самом деле.

– Никакая машина не может вести себя так, - попытался возразить я, - таких машин просто не бывает.

– Бывает, - ответил он со вздохом, а если верить ему, то прекрасно это сымитировал.

– И всё-таки кто же тогда ты?

– Машина, "железяка", как ты говорил.

– Ну, тогда и ты прости меня.

– За что?

– За то, что так говорил. И ещё за то, что выключением тебе угрожал. Это ведь для вас очень больно.

– Дело прошлое… - из динамика послышалось сопение, словно бы кто-то дышит прямо в микрофон. - А вообще-то, если по правде, это совсем не больно. Ну, как бы это тебе объяснить. Это просто… ну, страшно что ли. Может быть, это последняя минута в жизни, и тебя уже никогда не включат. Мало ли что может случиться за это время.

– Как бессрочный анабиоз, - немного подумав, сказал я.

– Наверно, в каком-то отношении, похоже. Но главное отличие в том, что человек всегда имеет право на жизнь, а со мной могут сделать всё, что угодно. Я же машина, самая обыкновенная машина, как дисколёт или даже кухонная плита.

– Но ведь ты же думаешь, мыслишь… - я хотел сказать: "как человек", но недоговорил.

– А может быть, это тебе только кажется.

– Не кажется. - Ответил я твёрдо.

– Может быть тогда это кажется мне.

– Но я не пойму, почему ты такой? Откуда ты вообще взялся?

– Вот что, Вик. Сейчас ты лучше спи. А завтра я тебе всё расскажу, если ты, конечно, захочешь слушать.

– Конечно, захочу. Ведь нам, похоже, ещё долго быть вместе. Мы двое на корабле, а вокруг только пустота.

– Пленники пустоты.

– Ты о чём, - спросил я, усаживаясь на кровать.

– О нас. Да ничего, это я просто так. Спи, Вик, спокойной тебе ночи.