Путь дракона

Доусон

Края Разлома, как камень лишайником, за века успели зарасти грубыми деревянными лестницами и импровизированными ступенями. Высоко наверху вздымались исполинские мосты из камня, стали, драконьего нефрита — Серебряный мост, Осенний мост, Каменный мост и почти затерянный в дымке Арестантский мост, увешанный ремнями и клетками. А внизу, где стороны Разлома сходились ближе, качались в воздухе гниющие веревочные переходы. Между двумя этими уровнями лежала история города, и каждый из слоев, громоздящихся один поверх другого, служил памятником конкретной империи и эпохе.

Доусон, закутанный в простой коричневый плащ, мог сойти за нищего из трущоб на дне Разлома или за контрабандиста на пути в тайные катакомбы, пронизывающие основание Кемниполя. Винсен Коу годился на роль напарника-заговорщика или сына. Утренний мороз замедлял шаги, от земли несло тошнотворным запахом клоак, конского навоза, гнилой еды, разлагающихся туш животных и истлевающих тел людей, малоотличимых от животных.

Наконец Доусон нашел нужную арку. Древний слоящийся камень хранил классическую форму, и хотя надпись давно стала нечитаемой, время еще не стерло ее до конца. Внутри царила непроглядная тьма.

— Не нравится мне здесь, милорд, — предостерег егерь.

— И правильно, — ответил Доусон, гордо шагнув во мрак.

Зима, не отпускающая Кемниполь из-под своей власти, все же понемногу теряла силу, под землей нарастали едва заметные звуки — шуршание первых весенних насекомых, тонкий шепот тающих ручьев, мягкое дыхание самой земли, готовой пробудиться от сна. Новое будет зреть еще многие недели, а затем вдруг все разительно за одну ночь переменится. Доусону, замершему под широким сводом бывшей ванной комнаты, вдруг пришло в голову, что и у других процессов та же суть: среди застоя, кажущегося бесконечным, начинают копиться мельчайшие предвестия — и вдруг все обрушивается, неся гибель прошлому. Барон вытащил из кармана письмо и склонился к Коу, чтобы перечитать текст при свете факела. Канл Даскеллин писал, что один из проходов будет помечен квадратом, и Доусон, прищурившись, вгляделся в темноту. Даскеллин моложе, зрение у него, должно быть, лучше…

— Здесь, милорд, — повел рукой Коу, и Доусон хмыкнул: теперь, после подсказки, метка виделась совсем отчетливо. Он шагнул в короткий коридор, снижающийся к лестнице.

— Ни одного стражника, — заметил барон.

— Мы прошли троих, милорд, — ответил Коу. — Двое с луками и еще один у западни.

— Значит, хорошо прячутся.

— Да, милорд.

— Тебя это не радует…

Егерь не ответил. Коридор уперся в каменную плиту с такой отполированной поверхностью, что пламя факела почти двоилось. Доусон, следуя собственной тени, пошел вдоль широкого изгиба, и вскоре в ответ ему замерцал встречный свет. Низкий потолок здесь поддерживали прочнейшие колонны из драконьего нефрита, в пыльном воздухе мелькали огоньки десятка свечей. В закругленном, вырезанном из камня пространстве сидел Канл Даскеллин, слева от него — старый знакомец Доусона, Оддерд Фаскеллан, справа — бледный первокровный, которого барон не знал.

— Доусон! — приветствовал его Канл. — Я уж было заволновался.

— Тому нет причин. — Доусон знаком отослал Винсена Коу обратно в тень. — Я только рад, что попал в город. Мне-то хотелось бы провести зиму в Остерлингских Урочищах.

— В следующем году, — вступил в разговор Оддерд. — Если все сложится как надо, в следующем году жизнь вернется в обычное русло. Правда, последние вести…

— Значит, есть вести? — спросил Доусон.

Канл Даскеллин указал на сиденье напротив, Доусон сел. Бледный вежливо улыбнулся.

— Мы, кажется, незнакомы, — повернулся к нему барон.

— Доусон Каллиам, барон Остерлингских Урочищ, — улыбнувшись, в свою очередь, провозгласил Даскеллин. — Позвольте представить вам решение наших проблем. Это Паэрин Кларк.

— Очень приятно, барон Остерлинг, — произнес бледный с чуть заметным нордкостским выговором. У Доусона по коже пробежал холодок: титула нет, сам не из Антеи — зачем он здесь?

— Каковы же вести? — спросил Доусон. — И как наш новый друг с ними связан?

— Он женат на младшей дочери Комме Медеана, — пояснил Оддерд. — Живет в Нордкосте. В Карсе.

— Я не знал, что мы сотрудничаем с Медеанским банком.

— Иссандриан знает о наших делах, — вмешался Даскеллин. — Не только о Ванайях. О провокации среди фермеров, о попытке лишить Фелдина Мааса его южных владений — тоже. Он знает все.

Доусон отмахнулся от новости, как от комариного звона: его больше волновало то, что этот банкир тоже все знает. Иссандриану, как ни крути, ловушки и заговоры все равно стали бы известны.

— Иссандриан упросил короля Симеона объявить игры, — добавил Оддерд. — Его поддержали Клинн, Маас и еще полдесятка сторонников. Теперь собирают средства, готовят арену, нанимают бойцов на показательные выступления. Всадников. Борхийских лучников. Ведунов. Преподносят все как празднества в честь принца Астера.

— А на деле это ввод боевых сил в Кемниполь, — вставил Канл Даскеллин.

— Блеф, ясный даже ребенку, — возразил Доусон. — Если дойдет до мятежа, Иссандриан проиграет. Для войны у него нет ни людей, ни денег.

— А! — выдохнул банкир.

Доусон вздернул подбородок, как лесной зверь при запахе гари. Канл Даскеллин взял с соседнего сиденья пачку сложенных листов и протянул барону. Бумага — дешевая, почерк — простой, без украшений. Стало быть, не сами письма, а копии. Доусон прищурился: в полумраке слова расплывались, однако при некотором усилии текст становился разборчив. «Шлю наилучшие пожелания тебе и семье»… «Наша общая двоюродная бабка, Экарина Сакиаллин, баронесса благородных земель в Сиринне»…

— Сиринна, — поднял голову Доусон. — Это в Астерилхолде.

— Наш друг Фелдин Маас имеет родню при тамошним дворе, — пояснил Оддерд. — После Астерсанского договора появилась мода на брачные альянсы — как часть мирной политики. Несмотря на давность в три поколения, связи по-прежнему живы. Маас рассылает письма родственникам: десяток их мы знаем, но могут быть и другие, послания к которым мы не смогли перехватить.

— Они обезумели, — заметил Доусон. — Если им кажется, что можно натравить Астерилхолд на короля Симеона…

— Это не все, — вступил в разговор банкир. Голос, холодный и сухой, как новая бумага, вызвал у барона безотчетную неприязнь. — Маас рассказывает им о реакционном сговоре закоснелых стариков придворных, оказывающих нажим на короля Симеона. Описывает людей, мечтающих ради собственной политической выгоды вступить в союз с врагами Антеи.

— Бред.

— Картина выходит вполне правдоподобной, — продолжал банкир. — Он утверждает, будто Маччия, приславшая помощь Ванайям, действовала по указке некоего лица, враждебного Алану Клинну. И в условиях, когда враги трона прибегают к иноземной поддержке, у него, Мааса, не остается выхода, как только воззвать к помощи Астерилхолда, дабы вступиться за честь и законную власть короля Симеона и обеспечить безопасность принца Астера.

— Симеона защищаем мы! — рявкнул Доусон.

— Вам виднее, — сказал банкир.

Канл Даскеллин подался вперед, сверкнув глазами.

— Лавина тронулась, Доусон. Если клика Иссандриана добилась поддержки Астерилхолда для введения войск в Кемниполь — а я думаю, что добилась, — то они целят не в Симеона. А в нас.

— Вас уже пытались убить, — добавил Оддерд. — У этих людей нет ни чести, ни понятия о границах дозволенного. Благородным обхождением тут ничего не добьешься. Их можно только уничтожить.

Доусон, у которого голова чуть не звенела от накатившей ярости и недоверия, поднял ладони, призывая к тишине.

— А какой в этом интерес Нордкосту? — указывая на банкира, спросил он, явно подразумевая «а ты-то здесь зачем?».

Даскеллин, заслышав в голосе грозные нотки, нахмурился, однако банкир принял вопрос спокойно.

— Не могу сказать. Лорд Даскеллин наделен полномочиями посланника в Нордкосте, ему и пристало оглашать более веское мнение.

— И при этом ваш банк находится в Карсе, — напомнил Доусон почти обвинительно.

— Там находятся головная контора и один из филиалов. Однако все наши филиалы действуют независимо.

— Что это значит?

— Наш банк не связан исключительно с интересами Нордкоста, — пояснил банкир. — У нас есть тесные связи с представителями многих дворов — даже с антейским, коль скоро Ванайи перешли под ваш протекторат. К сожалению, у нас довольно строгие ограничения на выдачу займов в обстоятельствах, подобных нынешним…

— Я не взял бы ваших денег, даже случись вам подбросить чулок с монетами к моему порогу.

— Каллиам! — не выдержал Канл Даскеллин, но банкир продолжал как ни в чем не бывало:

— …однако ради мира и стабильности мы будем рады взять на себя роль посредников, если в таковых услугах возникнет нужда. В качестве незаинтересованной третьей стороны мы в состоянии найти подход к лицам, самостоятельное обращение к которым вы, благородные вельможи, могли бы счесть неловким.

— Нам не нужна помощь.

— Понимаю, — произнес банкир.

— Не рубите сплеча, — вмешался Даскеллин. — У Медеанского банка есть филиалы в Наринландии и Гереце. В Элассе. Если дойдет до уличных убийств, понадобится…

— Нам незачем это обсуждать, — отрезал Доусон. — У нас гости.

Банкир улыбнулся и коротко кивнул. Доусон отчаянно мечтал отменить на время весь этикет и вызвать безродного на дуэль. Банкир — тот же торговец, только по-иному выряженный: мимо людей такого ранга Доусон проходил, не поворачивая головы, однако заученно-спокойная манера, которую демонстрировал бледный, выводила из себя. Канл Даскеллин сдвинул брови так, что они сошлись на переносице. Оддерд следил глазами за всеми тремя собеседниками, как мышь при кошачьей драке.

— Паэрина Кларка и его семью я знаю долгие годы, — напряженным голосом, явно сдерживаясь, произнес Даскеллин. — И совершенно доверяю его благоразумию.

— Как мило с вашей стороны, — отрезал Доусон. — Я познакомился с ним только сегодня.

— Прошу вас, милорды, — вмешался банкир. — Я пришел огласить намерения, моя цель достигнута. Если лорд Каллиам пожелает к нам обратиться, предложение Медеанского банка остается в силе. Если нет — никто не в убытке.

Доусон встал.

— Продолжим в другой раз.

— Да. Разумеется, продолжим, — ответил Даскеллин. Оддерд промолчал; банкир, поднявшись с места, проводил Доусона поклоном. Винсен Коу без лишних слов вырос за плечом, и барон зашагал обратно по тем же ходам, ветвящимся в толще грунта под Кемниполем.

Когда они наконец вышли на улицу, ноги Доусона ныли от усталости, ярость улетучилась. Коу, окунув факел в снег, загасил огонь, на белой целине осталось грязное пятно. Доусон решил отказаться от кареты и идти пешком — не столько ради удовольствия показать Иссандриановым громилам, что он их не боится, сколько из соображений осторожности. Оставить упряжку дожидаться на краю Разлома — все равно что вывесить табличку. Правда, остальные союзники осторожностью не сильно отличались — о чем только думал Даскеллин?..

Окоченевший от холодного ветра и погруженный в размышления, он умудрился не заметить во дворе дома чужой экипаж, который ждал у конюшен. Старый тралгут, раб-привратник, при виде хозяина беспокойно дернул ухом.

— С возвращением, мой господин. — Раб поклонился, звякнула серебряная цепочка. — Час назад прибыл посетитель, мой господин.

— Кто?

— Куртин Иссандриан, мой господин.

Сердце Доусона внезапно сжалось, в жилах запела кровь. Зимний холод, разочарование от встречи с Даскеллином — все разом исчезло. Барон взглянул на Винсена Коу; тот был потрясен не меньше его.

— И ты его… впустил?

Раб-тралгут, сжавшись от страха и отчаяния, склонил голову.

— На этом настояла ваша супруга, господин.

Доусон, вытащив меч, взлетел по лестнице, прыгая через три ступеньки. Если Иссандриан хоть пальцем тронул Клару, он сейчас получит самую краткую и кровавую революцию в мировой истории. Доусон сожжет кости врага на площади и помочится на пепел.

У портика его догнал Коу.

— Найди Клару, — велел барон. — Отведи в ее покои. Убей любого чужака, кто сунется.

Егерь коротко кивнул и исчез в путанице коридоров — стремительный и бесшумный, как ветер. Доусон, неслышно шагая по собственному дому с мечом в руке, за ближайшим углом наткнулся на служанку, которая только ахнула при виде вооруженного хозяина. Псы, поскуливая и рыча, подбежали к нему у входа в оранжерею и пересекли порог вместе с ним.

Иссандриан сидел в западной гостиной, глядя на огонь в камине. Волосы, длинные не по нынешней моде, лежали на плечах львиной гривой, вызолоченные светом пламени. Заметив меч, Иссандриан не пошевелился, лишь вздернул брови.

— Где моя жена? — спросил Доусон. Сзади зарычали собаки.

— Не знаю. Она привела меня сюда дожидаться вашего возвращения, больше я ее не видел.

Доусон сощурился, пытаясь уловить подвох. Иссандриан взглянул на собак, скалящих зубы, потом вновь на Доусона. Ни малейшего страха в глазах.

— Если она вам нужна безотлагательно, я могу подождать.

— Ради чего вы пришли?

— Ради блага королевства. Мы искушенные люди, лорд Каллиам. И оба хорошо знаем, к чему ведет избранный нами путь.

— Не понимаю, о чем вы.

— О том же, о чем все. Иссандрианова клика против Каллиамовой, а между ними мечется король Симеон, не зная, к кому примкнуть.

— Я не позволю так отзываться о его величестве в моем присутствии.

— Вы позволите мне встать, лорд Каллиам? Или честь велит вам спускать собак на безоружного?

Усталость в голосе Иссандриана охладила Доусона. Он вложил меч в ножны и сделал знак псам. Те, умолкнув, отступили. Иссандриан поднялся. Высокий — выше, чем помнил его Доусон, — уверенный, спокойный. И более царственный, чем сам Симеон.

— Может, хотя бы поговорим о перемирии?

— Если у вас есть что сказать, говорите.

— Прекрасно. Жизнь меняется, лорд Каллиам. Не только здесь. В Халлскаре готовы низложить короля и выбрать нового. Саракал и Эласса пошли на уступки купцам и фермерам. Власть, которой в свое удовольствие распоряжалась знать, постепенно слабеет, и, чтобы Антея благополучно влилась в новую эпоху, мы тоже должны измениться.

— Я слышал эти песни. Мне не нравится мотив.

— Не важно, нравится он нам или нет. В мире грядут перемены. И нам остается либо их принять, либо попытаться остановить их поток.

— Значит, ваш фермерский совет был самоотверженным деянием в пользу короны, да? И ваше собственное возвышение тут ни при чем? Придумайте что-нибудь более правдоподобное, шито белыми нитками.

— Фермерский совет могу сделать вашим. Хотите? Если я отдам его под ваш контроль, примете?

Доусон отрицательно качнул головой.

— Почему? — спросил Иссандриан.

Барон, повернувшись, указал на собак, сидевших настороже за его спиной:

— Взгляните на них, Иссандриан. Отличные псы, не правда ли? Я их взял еще щенками. С тех пор слежу, чтобы их кормили. Даю им кров. Временами позволяю спать на моем ложе и греть мне ноги. Неужели я должен одеть их в мое платье и посадить с собой за стол?

— Люди не псы, — сказал Иссандриан, скрещивая на груди руки.

— Неправда. Три года назад мой крестьянин забрался в дом к своему соседу, зарезал хозяина, изнасиловал жену и избил детей. Неужели я, по-вашему, должен дать ему судейскую власть? И позволить огласить его собственный приговор? Или следует прибить его гвоздями к бревну и бросить в реку?

— Вы говорите о другом.

— Вовсе нет. Мужчины, женщины, собаки, короли… У каждого свое место. Мое — при дворе, следовать гласу и воле короля. Место фермера — на ферме. Если вы скажете владельцу свинарника, что ему полагается кресло в суде, вы поставите под удар все общество, а вместе с ним и мое право судить действия свинаря. Потеряв одно, лорд Иссандриан, мы потеряем все.

— Мне кажется, вы ошибаетесь.

— Вы подослали ко мне уличных убийц. Так что меня мало интересует, что там вам кажется.

Иссандриан, прижав к глазам ладонь, кивнул, словно от боли.

— То был Маас. Вам, должно быть, все равно, но я о покушении не знал. Мне рассказали только потом.

— Меня это не интересует.

Противники замолчали. В камине потрескивал огонь; собаки, не зная толком, для чего их здесь держат, беспокойно подергивались.

— Неужели нет путей к согласию? — спросил Иссандриан, и по суровости тона стало ясно, что ответ ему известен.

— Откажитесь от своих планов и намерений. Распустите клику. Принесите мне голову Фелдина Мааса на острие копья и отдайте его земли моим сыновьям.

— Значит, нет, — улыбнулся Иссандриан.

— Нет.

— Позволяет ли вам честь беспрепятственно выпустить меня из дома?

— Моя честь этого требует. Если вы не тронули мою жену.

— Я пришел побеседовать. И в мыслях не было причинять зло вашей супруге.

Доусон отошел в глубь комнаты и щелкнул пальцами, отзывая собак с пути врага. На пороге Иссандриан задержался.

— Верьте или нет, но я не изменял короне.

— И все же вы заигрываете с Астерилхолдом.

— А вы ведете переговоры с Нордкостом, — бросил Иссандриан и вышел.

Доусон опустился в кресло. Любимая сука, главная в собачьей стае, подошла и, поскуливая, ткнулась лбом в его ладонь, он машинально потрепал ее за уши. Подождав достаточно, чтобы дать Иссандриану время выйти из дома, Доусон встал и направился в покои жены. Клара сидела на диване, сжав руки на коленях. Расширенные глаза, бледное лицо — все говорило о страхе и напряжении.

— Где Коу? — с порога спросил Доусон. — Я же его отправил…

Клара указала рукой за спину мужа: егерь стоял в тени, за открытой дверью, сжимая в одной руке обнаженный меч, в другой — грозного вида кривой кинжал. Враг, который оказался бы на месте Доусона, даже не успел бы понять, отчего умер.

— Отлично, — кивнул ему барон. В полутьме он так и не разглядел, вправду ли щеки Коу залил румянец или ему только показалось. Доусон повел рукой в сторону порога и, дождавшись, пока егерь выйдет, закрыл за ним дверь.

— Прости, любимый, — тут же заговорила Клара. — Когда доложили о лорде Иссандриане, я даже не успела сообразить. Я просто велела устроить его поудобнее. Не оставлять же его ждать на крыльце, как мальчишку-рассыльного. Я решила, что коль ему надо с тобой поговорить — пусть уж лучше поговорит. Мне даже в голову не пришло, будто он мог замыслить…

— Пока нет, — успокоил ее барон. — Но если явится снова — не впускай. И никого из связанных с Маасом — тоже.

— Если приедет Фелия, я не сумею ей отказать. Не могу же я делать вид, что ее не существует.

— Не впускай даже ее, любовь моя. После. Не сейчас.

Клара утерла глаза кулачком — торопливо, грубовато, так что сердце Доусона дрогнуло. Он сжал ее колено, пытаясь хоть как-то ободрить.

— Значит, тучи сгустились? — спросила она.

— Иссандриан собирает бойцов. Ведунов. Дело может дойти до кровопролития.

Клара глубоко вздохнула:

— Ну что ж.

— Все кричат, что защищают интересы Симеона, но сохрани нас Бог, если объявится хоть кто-то, кому хватит смелости повести за собой остальных. Астерилхолд и Нордкост наперебой лезут подкупить обе партии и мечтают каждый посадить свою марионетку на Рассеченный Престол. — Доусон кашлянул. — В этой борьбе необходимо победить сейчас, пока перевес на нашей стороне.