Путь дипломатии

Глава 1 Герцогиня Орантонская и тайные планы Мэриэга

Пока наш Льен держит путь в Фергению, мы ненадолго вернемся в Мэриэг, потому что он, так или иначе, связан с судьбой нашего героя и интригой книги. Разные страсти обуревали его обитателей. И некоторые не были безобидными. Герцогиня Фэлиндж вступила на дорогу, которая должна была привести ее на эшафот или сделать королевой. В таких случаях все зависит от надежных сообщников, благоприятного расположения звезд и чего-то еще, на что надеялась Фэлиндж.

Нажуверда чересчур жестоко обошлась с ней, вбив ей в голову мысль, что надо раз и навсегда покончить с наследником. Подняв руку с кинжалом на своих близких, она не думала, что сама может оказаться первой жертвой конфликта наблюдателей.

Вначале Фэлиндж обратилась напрямую к клану наемников обитающих в Черном Городе.

Тут ей никто ничем помочь не мог. Все наемники заключали контракты через черного барона. Когда герцогиня поведала набларийцу о своих намерениях, он даже бровью не повел — ему и не такое доводилось слышать. О союзнике в лице принцессы Квитанской в деле мести он не мог и мечтать. Но Рантцерг был слишком умен, чтобы действовать столь опрометчиво. Он отлично знал, что к наследнику просто так не подберешься, хотя в Дори-Ден можно было проникнуть без труда. Рисковать всем, что у него есть, он не был пока готов даже ради своей ненависти к Тамелию. Однажды его план испортил всего один человек, и с тех пор черный барон стал осмотрительнее в своих комбинациях. Прямая связь с заговорщицей опасна. И все же, за большие деньги он навел герцогиню на некоторые идеи. Одна из них имела отношение к графу Сэвенаро. Рантцерг уже посвятил графа в тайну гибели его дочери и в причастность к ней короля. Но второй министр не предпринял никаких шагов, чтобы восстановить справедливость. Невозмутимое поведение графа не удивляло Рантцерга — он решил, что граф просто ждет подходящего случая, и, возможно, Фэлиндж окажется тем самым случаем! Сведя двух людей, наблариец надеялся наблюдать издали, как будут развиваться события.

О неудачных поисках наемного убийцы, огорчивших Фэлиндж, пронюхала ночная стража, и Фантенго донес о ее планах Тамелию, который был в последнее время так поглощен чередой своих неудач, что не придал им должного значения. Он только приказал присматривать за "любимой стервой, женой его малахольного брата".

Но она, разумеется, не угомонилась. Если эта женщина что-то затевала, то она всегда доводила дело до логического конца.

Красивые ее брови то и дело опускались и поднимались, когда она обдумывала новый план. Она была не настолько глупа, чтобы действовать напрямую. Сначала она возлагала надежды на графа Сэвенаро. Но граф, несмотря на уверения черного барона в его ненависти к Тамелию, подвел — уклонился от прямого ответа, ну так что ж. Есть и другие люди! И они нашлись. В этом ей опять помог наблариец.

В Мэриэге обитали предприимчивые и азартные молодые эллы. Многие из них вели жизнь не слишком размеренную и нравственную и, прямо скажем, не по средствам, а это всегда чревато осложнениями. И кое-кто накопил много долгов. Их расписки лежали на столе у Рантцерга.

— Вот, прелестная герцогиня, это все чем я могу помочь вам. Если эти люди будут также глупы и безрассудны, чтобы так же легко поддаться вашему дару убеждения и неотразимому очарованию, как плохо играют в карты, то вы получите помощников. Но я бы хотел обратить расписки в золото.

— В какую сумму обойдутся мне их долги? — спросила Фэлиндж.

— Все вместе или по отдельности?

— Все, полностью.

Рантцерг назвал сумму, у Фэлиндж брови поползли вверх.

— Хорошо, — сказала она, — я вам заплачу. Игра стоит свеч.

"А вы — азартный игрок, герцогиня, — подумал Рантцерг, — что ж, то, что не получилось у меня, возможно, получится у вас. Во всяком случае, я точно выгадаю в вашем деле, вернув себе деньги, которые задолжали мне эти картежники".

Фэлиндж сдержала слово — деньги Рантцерг получил, а она встретилась с тремя молодыми людьми. Идея обратиться к ним оказалась тем более хороша, что все они были вхожи в Дори-Ден. Они несли время от времени караульную службу во дворце.

Выбор герцогини пал на Фесгевона, Ржобена и Бларога — брата убитого около пяти лет назад Льеном "неистового" Бларога.

Самым дерзким и безрассудным среди них считался как раз этот младший Бларог. Он был замешан в конфликтах с мужьями нескольких красавиц, его отличала любовь к картам, трактирным потасовкам и выпивке.

Фэлиндж полагалась не только на расписку Рантцерга. Она решила подкрепить аргументы силами женских чар. Их встреча состоялась, и намеки герцогини нисколько не привели Бларога в замешательство — он давно наплевал на все нормы поведения, которых придерживаются благородные эллы. И его воображение цепко ухватилось за мысль, что когда Фэлиндж станет королевой, то он из обычного дворянина может превратиться в графа или герцога, и можно не сомневаться в том, он ему суждено остаться в фаворитах королевы навсегда.

Целью Фэлиндж являлся не только наследник. Какой смысл было оставлять короля, который неминуемо начнет мстить за смерть принца, разыскивая убийц. По ее плану, они оба должны были отправиться на тот свет.

Фэлиндж втянула в свои игры не только безрассудных молодых людей. Очаровательная Кэй Дидних стала невольной жертвой ее заговора. Герцогиня держала связь с Фесгевоном и Ржобеном через свою фрейлину. Та даже не подозревала, что ей придется отнести им записку с приказом герцогини в решающий день. Фэлиндж выжидала удобный момент. Она уже знала от верных людей, что короля прикрывают черные маги.

Каким-то необъяснимым образом, Кафирии Джоку также стало известно о планах Фэлиндж. О том, что жена Орантона ищет наемников, знал чуть ли не весь Мэриэг — только король и принц не были посвящены в эти планы.

Кэлла Джоку не стала останавливать герцогиню Квитанскую. План по замене короля графом Авангуро, который она придумала с Аладаром, остался неизменным в одном — в устранении короля, а когда кто-то хочет сделать то, что соответствует твоим планам — остается только не мешать этому человеку. А Джоку даже помогала, раскрыв, как бы, между прочим, в ходе светской болтовни, тайну магов охраняющих Дори-Ден, и намекнув, что в определенный день их защита будет слаба.

У Джоку нашелся способ отвлечь внимание Локмана и Валенсия от короля и наследника. Валенсий получил "перехваченное письмо", в котором биониты сообщали о местонахождении одного мощного артефакта, далеко от Мэриэга. Джоку была уверена, что Валенсий клюнет на это.

Итак, участники заговора ждали сигнала Кафирии. И даже побег графа Авангуро не повлиял на решение Джоку — ведь Фэлиндж сама дала им в руки оружие против себя. Одно дело, когда принц взошел бы на престол в законном порядке, терпеливо дождавшись своего часа. В этом случае, он не был бы никому ничем обязан. А другое дело, когда в руках Кафирии находится его вторая половина. Кафирия знала, что принц с его малодушным характером никогда не решится наказать Фэлиндж — даже, если будет знать, что она замешана в таком преступлении.

Хлоя Бессерди однажды получила из рук герцогини Брэд странное послание, написанное рукой ее сестры. Хлоя долго не могла понять, что оно означает, но додумалась только до одного — после того как Эвеста увидела Сваготена вместе с Дагераном, она погибла. Ужасные подозрения возникли в головке Хлои, но пока король любил ее, она молчала, а вот, когда он вдруг стал резко отдалять ее от себя, заменив новой фавориткой, — тут гордое сердечко Хлои не выдержало. Она обратилась к Тамелию с резкими обвинениями и с требованием устроить расследование. Это было глупо, потому что почти все действующие лица той давней трагедии уже ушли в мир иной — все, кроме короля.

Но оскорбленное самолюбие часто подталкивает человека к глупым поступкам — Хлоя совершила роковую оплошность, требуя справедливости, и поплатилась за нее. Король, не задумываясь, избавился от навязчивой любовницы. Сильная страсть обратилась в сильную ненависть — Тамелий Кробос не терпел, когда на него давили.

Хлоя не добилась справедливости, зато вышло так, что это событие привело к неожиданному финалу — Тамелий нажил себе серьезного врага в лице очень близкого человека — своего сына. Он даже не подозревал, что наследник уже давно любит эту женщину. Страдает от ревности, но терпит и любит.

А когда ее убили почти у него на глазах, он вспомнил разговор Хлои с отцом, подслушанный однажды под дверью короля. И он возненавидел его. Пережив бурю чувств, и в каких-то вещах повзрослев, наследник, подумав, решил, что лучшее, что он может сделать — это взять власть в свои руки, а для этого ему необходимо устранить двух людей: короля и его брата.

Но ему нужен союзник. Кто как не мать, горячо любящая сына, могла бы ему помочь в столь опасном деле, и он обратился к королеве. Но его вера в материнскую преданность оказалась напрасной — Калатея, подумав на досуге, решила, что план наследника ей подходит только наполовину: принца она была не прочь убрать с лица земли, а вот короля….Представив на минуту себя вдовой, она содрогнулась — сейчас она королева. Она властвует, она первая, король вынужден считаться с ней, и был благодарен ей за то, что она смотрела на все его измены с закрытыми глазами, втихаря отвечая ему тем же. Но что будет, когда принц женится и к власти придет его жена — новая королева? Калатея никому не хотела уступать первое место и, поразмыслив, она решила слегка придержать осуществление честолюбивых планов своего сына. Она долгое время обманывала его, уверяя, что ищет исполнителей, а сама думала о том, как бы ей ловко и безнаказанно избавиться от Орантона. Испытанным, верным и самым надежным оружием королев во все времена был яд. Но как угостить им своего осторожного родственника? Послать ему нечто съедобное в дом — рискованно. Пригласить во дворец на прием — возможно. У королевы был верный человек — барон Фаркето, он мог помочь с приобретением такого яда, который бы подействовал не сразу. Ведь еду Орантона всегда пробует кто-то. Фаркето сказал ей, что такой яд можно приобрести на Визирском побережье, в Кильдиаде. Он послал туда своего человека и надо только потерпеть. Яд может действовать не только через еду. Есть другие способы отправить своего ближнего на тот свет.

Адаг Фантенго мечтал о своем дальнейшем продвижении. В идеале ему не терпелось стать коннетаблем Ларотума. Но чтобы осуществить свою месту, он должен был совершить нечто из ряда вон выходящее.

Узнав о том, что Фэлиндж ищет в Черном Городе убийц, он стал пристально следить с помощью людей Суренци за всеми ее перемещениями, и от его внимания не ускользнула возникшая, ни с того ни с сего, связь герцогини с тремя молодыми людьми.

Фантенго был почти уверен в том, что именно их — принцесса Квитанская хочет втянуть в заговор. Осталось только последить за участниками. Дать им возможность добраться до спальни наследника и короля, а в нужный момент эффектно прийти на помощь. Таков был план. Король испугается и будет спасен — что же еще может быть лучше для карьеры спасителя.

Верховный жрец Миролад Валенсий также знал о планах Фэлиндж, но он был в последнее время очень раздражен. Король приблизил к себе слишком много случайных людей. Хотя бы несносную баронессу Сав, которая обладает какой-то необыкновенной, а главное — необъяснимой, властью над людьми. Ему — главному жрецу Дарбо и главному защитнику короля отводят теперь не первое местно — выдерживать такую конкуренцию было оскорбительно для мага и он, затаив обиду, решил показать королю, что тот без его поддержки ничего не стоит. Пусть враги плетут свои сети — в нужный момент он, Миролад Валенсий появится, чтобы отразить удар. Король должен пережить настоящий ужас, чтобы оценить его помощь, осознать собственные ошибки. Письмо об артефактах, которое подкинула ему Кафирия, не ввело мага в заблуждение — он решил послать преданного человека проверить эти сведения, а сам предпочел остаться в столице. Валенсий распустил слухи о том, что собирается совершить паломничество к одному из храмов Дарбо достаточно далеко, чтобы все успокоились, но он и не думал покидать Мэриэг, выжидая события во дворце.

Локман тоже был посвящен через своих людей в заговор Фэлиндж, но и у него имелся план — он рассчитывал одним ударом убить двух зайцев — Гиводелло и Валенсия. Если Валенсий не сообщит королю об угрозе для его жизни — он сильно проиграет в глазах короля.

С некоторых пор главный жрец стал мешать Советнику, сдерживая его амбиции, а Сав обладала чем-то таким, что помогло бы ему, удержать власть. Локман знал о существовании камня силы. Если Валенсий сядет в лужу, то у него появится шанс завладеть камнем. А Гиводелло был его давним соперником в делах управления, он мешал, он доносил на него и вот…он, Локман подстроит так, чтобы король решил, будто Гиводелло знал о планах Фэлиндж и не предупредил его. Анонимное послание лежало у Гиводелло в столе, а он даже не подозревал об этом, оно было спрятано в ворохе бумаг. Открытое письмо без печати предупреждало о готовящемся нападении, и было ясно, что тот, кто его прочел, должен был предотвратить убийство, предупредить короля, рассказав о замысле Фэлиндж.

Таковы были тайные планы многих лиц в славной столице Ларотумского королевства. Покушение в Дори-Ден ждали как спектакль, готовились к нему — и зрители и актеры уже заняли свои места.

Глава 2 Провал

Адаг Фантенго предупредил короля первым — он сказал ему, что в ближайшую ночь его величество и наследник должны спать в других спальнях, а чтобы он мог поймать заговорщиков на месте преступления, в королевской спальне должен находиться кто-то другой. Король, подумав, согласился и уступил свою кровать человеку, которого он хотел отличить — некоему кэллу Лилейдо, который время от времени навещал королеву. Хорошая месть! А в кровать принца уложили малозначимого придворного хэлла Апузейра, его смерть не вызовет ни у кого возмущения. Эти подмены производились в строжайшей тайне, чтобы никто не смог догадаться о них.

Бларог подошел к капитану дворцовой охраны Диэгру и попросил поставить его в караул следующей ночью.

— Понимаете, кэлл Диэгр мне необходимо провести эту ночь в городе.

— Я понимаю. Что-то важное мешает вам исполнить свой долг, — невозмутимо кивнул капитан.

— Одна милая дама хочет увидеть меня. Пренебрегать таким приглашением глупо, не так ли.

Диэгр усмехнулся.

— О да, я отлично понимаю вас. Я поставлю вместо вас кого-нибудь другого.

— Вот и прекрасно!

Когда наступила ночь караула для трех преступников, рядом с королевской спальней, под складками штор и в нишах, скрытых гобеленами, прятались люди Фантенго. Валенсий послал одного своего человека Нермина к спальне наследника, а сам дежурил у спальни короля, он умел делать защитный экран, чтобы его никто не видел.

И вот, когда Бларог осторожно шагая и прислушиваясь к каждому шороху, вошел в королевскую опочивальню и, наклонившись, занес нож над человеком, укрытым одеялом, ворвались воины, и Лилейдо повезло — он не был пронзен клинком, он даже не успел испугаться, потому что к тому времени уже крепко спал. Тут же дежурил Миролад Валенсий, он уже знал, что кроме него прячется еще кто-то, ожидая врага, и с досадой поморщился, увидев людей Фантенго и его самого.

Бларога скрутили и посадили под замок. Дрожащий от страха фаворит королевы удалился из покоев его величества.

А тем временем, Фесгевон и Ржобен должны были напасть в другой комнате на наследника, но Ржобен вдруг в последний момент испугался и поднял крик — такого предательства Фесгевон не ожидал. И их обоих повязали, тут же караулившие, стражники.

Король узнал о том, что все закончилось, от Валенсия, опередившего Фантенго и сообщившего, что он предотвратил оба убийства. Тамелий холодно на него взглянул, и жрец прикусил губу, поняв, что все лавры достанутся Фантенго.

Когда трех молодых людей схватили и повезли в Нори-Хамп, один человек донес обо всем герцогине Орантонской. Она подстраховалась на случай провала. Ее лицо потемнело, как туча, и, позвав Кэй, Фэлиндж сказала:

— Поезжай в Нори-Хамп и любым способом проникни к узникам. Они должны умереть, дай им вот это, — она протянула ей коробочку с карамельками, — в них яд.

Кэй была перепугана насмерть, но она ничего не осмелилась возразить своей госпоже. И поехала к воротам Нори-Хамп. Большие деньги открывают, увы, не все двери, и Кэй безуспешно пыталась соблазнить стражу Нори-Хамп, пока один человек не помог ей. Он подъехал в роскошной карете. Кэй решили спрятаться, но скрыться ей было некуда — она темной тенью выделялась на освещенной факелами стене. Владелец кареты, выглянув в окно, обратился к ней. Кэй однажды видела его при дворе и ужасно испугалась, когда он заметил ее возле ворот.

— Что вы тут ищите, милая элинья?

— Я, я…надеялась попасть на свидание к своему возлюбленному, говорят, что его схватили сегодня ночью.

— Вы, верно, его очень любите, если не боитесь пройти за эти стены?

— Я… я… хочу знать, за что он арестован и хочу поддержать его в час испытаний.

— Кто же он?

— Он…Кэй не знала, что ей делать — лгать этому человеку или сказать часть правды. — Его зовут…Бларог.

Элл нахмурился.

— Я не одобряю ваш выбор, но говорят, что любовь слепа. Ваш возлюбленного арестовали за ужасное преступление, на которое он решился — жизнь короля и наследника.

— Ах! Кэй изобразила вдох и желание упасть в обморок, но пожилой элл понял ее игру. И сказал:

— Я вас вспомнил, юная фрейлина. Вы служите герцогине Орантонской, не так ли?

"Все пропало!" — с отчаянием подумала Кэй.

— Да. Но моя госпожа… она попыталась объяснить заплетающимся от страха языком, что герцогиня тут не при чем.

— Я все понял, не нужно более имен. Я помогу вам проникнуть в Нори-Хамп, чем бы это не объяснялось, но вы должны дать слово, что будете молчать при любых обстоятельствах, и не скажете, кто вас провел внутрь. Садитесь живо в мою карету.

Незнакомец провез Кэй в крепость, и помог найти путь к камерам заключенных, отвлекая охрану. И она даже успела отдать отравленные конфеты двум пленникам, которые съели их, понимая, что от расправы им не уйти, и это лучший способ избежать пыток и умереть легко. Но вот Ржобен, поднявший тревогу, был уже на допросе, и Кэй пришлось уносить ноги, когда стража пришла за Бларогом. Яд действовал в течение получаса — у Кэй было время покинуть Нори-Хамп.

Так что же за человек помог Кэй исполнить приказ герцогини? Это был граф Сэвенаро. По долгу службы он посещал все крепости. Его поздний визит в Нори-Хамп был тем более уместен, что он уже знал об аресте заговорщиков. И ничем не выдал себя, появившись в Нори-Хамп. Провезя в своей карете Кэй, он же ее и вывез.

Сэвенаро если бы мог, помог Фэлиндж избежать неприятностей, душой он был на ее стороне и чувствовал невольную вину за то, что ее план провалился. Ведь она, не заручившись его поддержкой, была вынуждена обратится к тупоголовым бездарным эллам. Но граф не успел помочь принцессе Квитанской — один из участников заговора уже был на допросе, и во всем сознался, рассчитывая на королевское милосердие. Кэй выехала за ворота Нори-Хамп, дрожа от дикого страха, в карете Сэвенаро, испуганно таращась на него.

— Куда же вы теперь, милая? — спросил он ее.

— Я, я…,- Кэй не могла говорить от пережитого волнения.

Что-то дрогнуло в зачерствевшей душе графа: он видел не преступницу, а испуганную девочку, которую другие заставили делать то, что она не хотела.

— Я спрячу вас, — сказал граф.

За принцессой Орантонской пришла королевская стража. Поняв, что от расправы ей не уйти, она метнула испепеляющий взгляд на Фантенго и, ничего не говоря, пошла за ним, гордо подняв голову.

Когда ничего не ведающий принц, находясь в Ладеоне с очередной любовницей, узнал о том, что натворила его законная супруга, он испытал настоящий шок. С побелевшим от ужаса лицом он начал метаться по своей роскошной опочивальне в одних кальсонах и, схватившись за голову, кричать:

— О, что же теперь будет? Что будет?!

Эти вопросы он перемешивал с проклятиями адресованными Фэлиндж. Конечно, принц в душе никогда не возражал против того, чтобы его брат погиб насильственной смертью, но сам он никогда не хотел в этом участвовать — он был трусом и это когда-то поняли Льен и его друзья.

Женщина задумчиво смотрела на своего нервного любовника и слушала его истошные вопли, раздумывая как бы ей незаметно покинуть Ладеон, чтобы не оказаться втянутой в жуткую историю. Принц ее еще больше напугал, когда, вдруг взглянув на нее, начал судорожно выкрикивать:

— Диди, ты не оставишь меня?! Любовь моя, ты подтвердишь, что я был с тобой и ничего не ведал! Ты не откажешься от меня?

Диди попятилась: принц казался невменяемым.

— Ваше высочество, — наконец, сказала она, — вам нужно взять себя в руки. Ведите себя, как ни в чем не бывало! Ведь вы не отвечаете за действия принцессы Фэлиндж. Вам следует немедленно поехать в Дори-Ден и предстать перед его величеством, обрушив свой праведный гнев на голову потерявшей рассудок жены.

— Что?! О чем ты?

— Я подсказываю вам выход. Вам нужно убедить короля, что вы на его стороне и порицаете, нет — осуждаете, проклинаете поведение вашей коварной жены, что вы отказываетесь от родства с ней. И король вам поверит — ведь вы его брат, вы одной с ним крови. Вам необходимо ехать во дворец. Ну, так сделала бы я на вашем месте.

— А что!…принц увидел в ее словах зыбкий путь к спасению. Риск, конечно, есть, но хуже, чем есть, вряд ли будет. Все зависит от того, как будет настроен король и как хорошо ему удастся сыграть свою роль.

— Да ты права, права, конечно же, я должен ехать, если я стану отсиживаться ничего не предпринимая, то он решит, что я боюсь, а значит — виноват.

Принц закричал пажу, чтобы распорядился приготовить карету к выезду. Он стал лихорадочно натягивать на себя одежду. Необходимость спасать свою жизнь подстегивала его, как кнут — лошадь. Любовница, пожелав ему удачи, быстро покинула Ладеон, выбрав окружную дорогу.

Уже через два часа принц предстал перед королем, который, услышав его имя, побледнел, но все же, принял его.

Принц вошел в кабинет и вздрогнул — лицо короля было искажено гневом. Орантону не понадобилось играть — он был так напуган, что страх и отчаяние говорили вместо него.

— Ваше величество! — упал на колени принц. — Не губите! Клянусь прахом моей матери, что ничего не знал о происках Фэлиндж, о ее ужасном плане.

Принц долго еще распинался, громко причитая, как коварная супруга жестоко поступила с ним.

— Встаньте, наконец! — закричал король. — Я не желаю больше терпеть этот спектакль. Вы не только недостойный брат, который всегда плел интриги против меня, но еще и безвольный и глупый супруг, который допустил до того, что его жена вздумала встать на путь преступления! И против кого! Против меня, против наследника, против семьи! Вы! Вы — единственный, кто виновен в случившемся!

Принц еще больше испугался от таких обвинений. Король все припомнил ему: и орден "Дикой розы" и союз с Турмоном и стычки с мадарианами.

— Но что я мог поделать? Моя ужасная жена всегда все делала скрытно. Вы же знали ее. Вы сами благословляли наш брак с ней.

— Да. Но я всегда говорил вам, что эту женщину надо держать в узде. А вы не слушали меня, оставили ее одну в Квитании. А я вам настойчиво советовал держать ее вблизи, на виду, в Дори-Ден. Вы спускали ей все ее выходки, и вот до чего дошло! Только чудо и преданный человек спасли мне жизнь, а где была ваша преданность, брат?! Я спрашиваю вас.

Едва ли не на четвереньках принц покинул кабинет короля, чувствуя, что тот почти поверил ему.

Теперь только следствие и коварство Фэлиндж могли опрокинуть утлую лодку, на которую он взобрался.

Но Фэлиндж решила не доводить дело до пыток и во всем честно созналась, заявив, что ее муж, конечно же, виноват, но только в одном — в том, что он трус и тряпка, а в заговоре он никогда бы не посмел принять участие, потому что он не то что короля, а даже тени своей боится.

Фэлиндж, все же пытали. Король хотел испытать удовольствие, зная, что она уйдет на тот свет в муках. Но золото, переданное палачу неизвестным лицом, значительно ослабило боль, которую он мог причинить ей.

Суд в лице короля из 30 дворян, представлявших Малый Королевский Совет, единодушно признали Фэлиндж и Ржобена виновными. Ржобену, все же сохранили жизнь, заменив казнь вечным заключением в Нори-Хамп. А вот Фэлиндж ждала смерть. Казнь назначили на следующее утро. Король не желал затягивать с расправой, памятуя, что из Нори-Хамп не так давно сбежали заключенные.

Фэлиндж хорошо держалась на суде и ничего не отрицала, а когда ей был задан вопрос о покаянии, она гордо вскинула голову и звонко засмеялась. Король, побледнев, вышел из зала.

Ночь накануне казни прошла неспокойно. Во дворце вдруг кто-то поднял тревогу — одному из караульных в коридоре что-то померещилось, и он разбудил весь Дори-Ден.

Все обитатели дворца собрались перед покоями короля, откуда в страшном смущении вышел тот самый Лилейдо, которого король подкладывал свою постель в виде наживки. Все догадались, что королева этой ночью вызвалась утешить своего едва не пострадавшего фаворита, и вот теперь он с позором предстал перед хихикающими придворными, сожалеющими, что король опоздал на это представление.

— Что тут такое происходит? Мне кто-нибудь объяснить? — раздраженно произнес Тамелий, заметив ухмылки придворных.

— Ничего страшного, решительно ничего, ваше величество, — произнес лерг-норг Ничард Вайлет.

— Да, а мне показалось, что этой ночью поймали еще одного заговорщика.

— Нет, ваше величество, этой ночью по Дори-Ден бегала только глупая трусливая крыса, — ехидно сообщил придворный.

Король очень хотел накричать на кого-нибудь, но сдержался и, хлопнув дверью, ушел в свою опочивальню.

Но ему не спалось. Час спустя, что-то загрохотало: не то гроза, не то петарды. Король подошел к окну и всматривался в темноту.

"Проклятая ведьма, — прошептал он и лег в постель, — я все равно тебя не помилую!

Король не напрасно так беспокоился. Этой ночью Фэлиндж могла оказаться на свободе, и лишь досадное стечение обстоятельств помешало ее тайным друзьям устроить ей побег. Многие в Мэриэге, особенно неберийцы, сочувствовали герцогине. Часть охраны в Нори-Хамп подкупили, часть опоили, но в самый неподходящий момент в крепость прибыл Фантенго, сопровождающий очередного важного арестованного, и его появление сорвало план побега.

Утро выдалась как назло, ясное и теплое Фэлиндж всматривалась в узкое окно камеры и понимала, что это последние часы, когда она видит солнце. Казнь была назначена на полдень. Незадолго до этого произошла одна встреча.

Фэлиндж попросила о свидании с принцем, но тот, спасая свою шкуру, отказался встретиться с ней. Вместо себя он послал сыновей. Фэлиндж, едва сдерживая слезы, шептала старшему сыну:

— Вы никогда не будете в безопасности, пока жив наследник. Он убьет вас — это предсказала пророчица. Вам самим придется расчищать путь к трону.

Лицо ее старшего сына побледнело, когда он услышал эти слова. Но Фэлиндж даже не догадывалась, что сама обрекает своих сыновей. Этот разговор слышал еще один человек — наследник. Он наблюдал за встречей через отверстие в стене. И отлично понял, о чем шла речь. Дыхание у него перехватило от гнева. На пороге смерти проклятая квитанская принцесса продолжает строить козни против него. Сжав кулаки так, что побелели пальцы, он вышел из Нори-Хамп с одной мыслью — никто и никогда больше не будет угрозой его жизни. Выродки оборотня не успеют выполнить задуманное ей.

Казнь состоялась. Барабанная дробь и крик глашатаев разнеслись над площадью. Стражники выпустили принцессу из грязной камеры в Нори-Хамп и повели к выходу, она уже знала, что помилования не будет. Высокий помост, затянутый черным — не о таком выступлении мечтала гордая квитанка. Она мечтала, что однажды Мэриэг преклонит колени перед ней — оборотнем. Но судьба распорядилась иначе.

Фэлиндж сыпала проклятия на головы дома Кробосов, но ее никто не слушал. Король о чем-то шептался с Гиводелло. Наследник улыбался, глядя на свою тетку, а Калатея громко осуждала новости моды с графиней Линд. Казалось, до Фэлиндж не было никому дела.

Но больше всего герцогиню Квитанскую задело за живое то, что ее дражайший супруг присутствовал на казни и с каменным лицом слушал беседу придворных и даже умудрялся им отвечать!

С последними словами, которые позволили произнести осужденной, она обратилась к Орантону.

— Трус! Жалкий трус! Слизняк! — с ненавистью кричала Фэлиндж своему драгоценному супругу с высокого помоста, где ее ждал палач.

Лицо короля исказила усмешка. Он, наконец-то, расправился с этой тварью!

— Поделом ей, — кисло сказала королева, — я никогда ей не доверяла.

Толпе был громко зачитан приговор, в котором Фэлиндж обвиняли в преступлении против короля и наследника, а также колдовства и черной магии, в том, что она рождена от оборотня и это повлияло на все ее поступки. На этом обвинении особенно усердно настаивала Калатея. Она предусмотрительно решила, что дети Фэлиндж попадут в очень уязвимое положение. Если их мать будет объявлена оборотнем, то принцы, как ее дети, могут наследовать дурную кровь. Такое обвинение может сыграть свою роль в будущем. Калатея в некоторых вещах была куда дальновиднее, чем ее супруг.

Было решено казнить Фэлиндж через отсечение головы и сожжение останков.

— Смерть оборотню! — кричали в толпе люди подкупленные королевой.

Маркиз Гиводелло, обладая каким-то шестым чувством, всегда ощущал, где кроется опасность. Что-то подтолкнуло его, и он открыл ящик стола, заваленный бумагами, давно нуждавшимися в разборке. В этот ящик он обычно складывал то, что не терпит мгновенного решения. Эту привычку за ним знали немногие, но от внимательно взгляда советника Локмана она не ускользнула, чем он и не преминул воспользоваться.

А тут, Гиводелло что-то срочно понадобилось. Он, вспомнил про одну бумагу, которую откинул в долгий ящик, и вот теперь, набравшись терпения, долго и настойчиво искал ее. Но то, что попало ему в руки, было…из ряда вон!

Едва справившись со своим смятением, в которое повергло его анонимное послание, которое ему подкинули явно с какой-то то не очень хорошей целью, он задумался о том, что же ему делать.

И, быстро собравшись, он направился к советнику Локману. Пока Локман в недоумении думал, зачем пожаловал Гиводелло, маркиз, ловко отвлекая его внимание, положил письмо на высокое бюро.

Тамелий был в недоумении: Локман сообщил ему, что в столе у Гиводелло лежит нечто, компрометирующее его перед его величеством, а следом за ним пришел маркиз и сообщил то же самое, упомянув, что это нечто лежит на бюро у Локмана.

Настроение у короля решительно испортилось, когда он понял, что не может выяснить правду, не рискуя попасть в глупую ситуацию, если обвинение не подтвердится. Но он испытал недавно настоящий кошмар, поняв, что на его жизнь висела на волоске, и он стал очень подозрительным. Подозрительность возобладала над дипломатичностью, и он, отметая все правила этикета, думал об одном — как ему вывести на чистую воду обоих министров. И Гиводелло и Локман не предупредили его о заговоре, а что если они были к нему причастны?

Ситуация была не то чтобы щекотливая, а даже скользкая. Он мог послать кого-то другого, но… он уже никому не доверял, и пришлось пойти проверить все самому.

Гиводелло, скорбно охая, вывернул содержимое своего ящика и показал королю все свои бумаги, причитая и сетуя на недругов, и сокрушаясь, что король стал так неблагосклонен, так доверчив к мнению злых языков, что готов заподозрить старого друга, преданного ему слугу, прислушиваясь к любому клеветнику и злопыхателю.

Не обращая внимания на эти жалобы и стоны, король проверил содержимое злополучного ящика и пошел даже дальше — он просмотрел все, что находилось в забитом отказа столе маркиза.

При этом он, обнаружив несколько любопытных документов, и маркизу пришлось давать объяснения. Он устраивал, прикрываясь должностью, кое-какие свои делишки за спиной короля, и переписка его с некоторыми лицами очень заинтересовала Тамелия.

Покинув стенающего маркиза, он направился к Локману и долго разглядывал поверхность его бюро, но ничего там также не увидел. После всех этих досмотров, король пришел к язвительному выводу, что его приближенные играли друг против друга, что, в общем, было ему даже на руку — принцип "разделяй и властвуй" никогда не теряет актуальности — и успокоился.

А вот сын его Тильадрус, на которого он возлагал большие надежды, выглядел странно. Думал о чем-то…казался отстраненным. Что-то глодало его изнутри.

— Вам бы уже о браке подумать, ваше высочество, — сказал он, — вы очень замкнутый юноша, монарх должен больше времени проводить со своими подданными. У вас нет друзей. Вы все читаете и думаете. Знаете, к чему может привести такой образ жизни?

— К чему?

— К несварению желудка, — неудачно пошутил король. — Я начал подыскивать вам невесту.

— Вы уже говорили мне об этом, — холодно заметил принц.

— Мои планы имеют отношение к Кильдиаде. Хотя их кровь кажется мне не слишком достойной, но могущество империи может быть нам полезно.

— Дружба ягненка и волка, ваше величество, кажется, всегда заканчивается плохо для ягненка. Про это еще басня есть.

— Басни читаете! — вспылил король. — Кто же, позвольте вас спросить, тут ягненок.

Нам нужен сильный союзник. У нас слишком много врагов и внешних и внутренних сеющих смуту. Одно лишь препятствие к этому браку их вера. Император настаивает, чтобы вы принесли в Ларотум их веру.

— Ну это уже чересчур легкомысленно, отец — дважды менять веру — вас не поймут ваши поданные, — ехидно заметил принц.

Они еще к Дарбо не успели привыкнуть, а вы уже о Кильдиадских богах заговорили.

— Думаете, что король — осел, — раздраженно воскликнул Тамелий, — яйца курицу учить вздумали! Я сам понимаю, что это препятствие, и думаю, в отличие, от вас как его обойти.

— Есть еще Бонтилия.

— А что Бонтилия? Бонтилия — республика…там каждый на себя одеяло тянет. Я не могу свататься сразу к трем акалавдам. И не уверен, что у всех дочери есть.

— Может, подождем, пока в Римидине невесты подрастут.

— Да, вы я вижу, смеетесь надо мной!

— Просто я думаю, что форсировать события не слишком разумно — рано или поздно ситуация сложится наилучшим образом, когда не придется менять веру или на ушах ходить, чтобы угодить кому-то.

— Тоже мне…политик нашелся.

— Я обещаю вам завести в ближайшее время друзей и любовницу.

Тамелий только головой покачал, глядя на отпрыска.

— Кстати, что думаете о моих кузенах? — спросил тот.

— Что я должен думать о них?

— Их мать мертва, отец с головой не дружит, кому-то следует позаботиться о них.

— Ими занимается учитель. А вообще, к чему вы клоните?

— Вы убили их мать.

— Намекаете на желание отомстить?

— Все зависит от силы их привязанности.

— Я бы предпочел, чтобы их не было в живых. Но я не могу ничего поделать с мальчишками. А почему бы вам не подружиться с ними.

Принц только диву давался, слушая отца. Он и впрямь верит, что можно подружиться с сыновьями казненной его отцом женщины? Особенно после тех слов сказанных ей. Но Тильадрус ничего не стал объяснять королю, а ответил как примерный сын:

— Я попытаюсь, ваше величество.

Попытайтесь.

Глава 3 Жертвенник Блареана

В Мэриэге, кроме ужасных событий, происходило много интересного. Некоторые герои нашей истории в свое время сыграют необходимую роль, а пока, линии их жизней, не пересекаясь с линией Льена, все же представляют для нас интерес. Потому что если не сказать о них ни слова, то в дальнейшем будут непонятны мотивы поведения этих людей. Сейчас мы обратимся к баронессе Сав. Прежде о ней говорилось вскользь, но настала пора рассказать о ней более подробно.

Авеиль занимала трехэтажный дом на улице Лупони. Она вела очень обеспеченную жизнь, постоянно выезжала, и, хотя не все знатные семьи Мэриэга ее жаловали, ей было достаточно того, что ее всегда принимает король! Одна из историй, которая произошла с баронессой, касалась отчасти ее первых шагов в столице ларотумского королевства.

В ночь накануне казни Фэлиндж баронессу выманили запиской на подозрительную встречу: "В пятом доме, на улице Трех Собак, в час Волка вас будет ждать человек, который имеет достаточно оснований обвинить вас в причастности к смерти двух важных людей из ордена мадариан. Ему также известно про сокровища. Если желаете избежать неприятностей — приходите одна".

В том, что это ловушка, баронесса не сомневалась. Но ее смутило то, что аноним что-то знает о ее маленькой тайне. Она не боялась разоблачений, но все же, обстоятельства при которых покинули белый свет граф Нев-Начимо и барон Аров-Мин, были таковы, что случайный свидетель мог с легкостью обвинить ее в их гибели. А она не сделала решительно ничего такого, чтобы ее могли назвать убийцей. Да, она по-своему использовала Аров-Мина. Но не убивала! Кто-то хочет теперь испортить ей жизнь, и она должна выяснить: кто!

Вспоминая прошлое, Авеиль понимала, что нехорошо поступила с бывшим любовником. Она узнала его секрет и обошла в храме Неберы, похитив прямо из-под носа волшебный камень, принесший ей в дальнейшем могущество. Но Аров-Мин погиб при странных обстоятельствах. Случилось это, после того, как орден "Дикой розы" сильно сдал свои позиции, после ареста Льена, и трусливого отступления Орантона.

Храм Блареана, расположенный вблизи Горной дороги, который доблестно защищали Льен и его друзья, а Флег отдал за него жизнь, все же пал в другой раз, когда мадариане повторили свою атаку. Сила культа стала слабеть, и отряд под предводительством Аров-Мина захватил храм.

Аров-Мин даже не представлял, что найдет за древними стенами. Когда жрецы были убиты, кэлл Аров-Мин со своими сподвижниками вошел в святая святых этого места — нижний зал.

Именно там, в тревожное время приносили человеческие жертвы, именно там собирались лучшие из лучших и давали клятвы.

Небольшой круглый зал из темно-серого камня, на стенах висят щит и меч Тинкорэта Обманутого, на небольшом возвышении стоят латы его внука Авелдзира. В центре зала — высокий жертвенник.

— Я давно мечтал взглянуть на эти реликвии! — воскликнул один из эллов, — жрецы никого не пускали сюда, как будто эти вещи принадлежали им.

— Справедливость восторжествовала, — заметил хэлл Вилорн.

— Это событие следует отметить! — закричал Бларог, — сегодня в трактире "Хромая обезьяна" мы будем отмечать падение последнего пристанища "шипов".

— Да, с "Дикой розой" покончено, — задумчиво сказал Аров-Мин.

— Осталось только разобраться с осиными гнездами неберийцев. Вырвать каждому жало, — продолжал "усердствовать" Вилорн.

— Я знаю, что нужно сделать, чтобы неберийцы раз и навсегда перестали существовать.

— Что же надо сделать?

— Отрезать голову монстру.

— А кто у нас монстр?

— Как кто? Неужели вы не знаете? Этот монстр отличается особой наглостью, и обожает синегорские ковры.

Все засмеялись — намек на Синегорию был понятен: коннетабль, глава неберийского ордена, с переменным успехом воевал несколько лет в Синегории. И, обменявшись сполна самыми дурными идеями друг с другом, мадарианские рыцари, наконец, разошлись. Один Аров-Мин задержался: что-то не отпускало его из этого зала.

Аров-Мин разглядывал жертвенник, и, казалось, видел тени людей, принесших жизни в дар суровому богу войны: красивых девушек и юношей. Мадарианин провел по нему рукой и коснулся его основания. Какая-то магия осталась в этом месте, оно очаровало барона. Он вчитался в высеченные в камне древние письмена, хранящие память о былом. Аров-Мину стало интересно, что скрывалось за пеленой времени. Прежде равнодушно размышляя об истории Ларотума, он сейчас увлекся идеей узнать имена тех неизвестных, принесенных в жертву. Кто они? Знатные или простолюдины, богатые или бедные? Политические враги королей или любимцы фортуны? О тех далеких временах, когда был выстроен храм, история умалчивала. Аров-Мину вдруг показалось, что на поверхности жертвенника он разглядел собственное имя — иллюзия, а может, разгоряченное воображение, — он засмеялся и толкнул круглую крышку рукой. Жертвенник неожиданно для барона несколько раз обернулся вокруг своей оси и замедлил движение. Аров-Мин вошел в азарт и снова толкнул его. Крышка, сделав еще несколько оборотов, остановилась, а затем опустилась и отъехала в сторону. Под жертвенником открылся проход в подземелье.

Аров-Мин присвистнул — он не ожидал такого сюрприза — никому не было известно про тайник, существовавший в храме Блареана. Барон, испытывая волнение, спустился в подземелье и обомлел от восторга — стены комнаты были буквально завалены золотом и драгоценностями. Когда Аров-Мин понял, какая удача попала ему в руки, он задумался только об одном — чтобы его сокровище более никто не увидел.

Но было поздно — в нижний зал вошел еще один человек — хэлл Вилорн — тоже мадарианский рыцарь. Он вернулся за Аров-Мином и, увидев его находку, радостно воскликнул:

— Вот это да! Святой Дарбо, ты творишь чудеса!

— Тише, Вилорн, тише! — прошептал Аров-Мин, досадуя при мысли, что ему придется делиться с кем-то нежданным богатством.

— А что, вы хотите скрыть это чудесное место? — спросил его Вилорн.

— Ну, разумеется, нет, — сердито сказал Аров-Мин, — я обо всем доложу магистру Начимо, но кроме нас троих об этом никому не следует знать о нашем открытии, вы должны немедленно дать клятву.

— Это почему? — полюбопытствовал Вилорн.

— Как только наши враги узнают о найденном сокровище, они непременно начнут претендовать на него. Эти сокровища будут принадлежать ордену, мы — преемники древних королей, мы — рыцари Белого Алабанга нашли золото, и только орден должен владеть этим богатством. Оно принесет ему могущество.

— Но если вы расскажете о нем кому-нибудь…

— Король узнает о нем, не так ли?…

— Только орден должен владеть этим золотом. Вы ведь это понимаете? Вы дадите клятву.

— Хорошо, — не хотя согласился Вилорн, — но это даст мне какие-то преимущества? Я бы хотел тоже занимать важное положение в ордене.

— Неужели вы будете со мной торговаться?!

— Я желаю стать третьим магистром, — сказал Вилорн.

— Вы им будете, — хмуро пообещал Аров-Мин.

— Хорошо, — сказал Вилорн, — я никому не стану рассказывать о тайнике.

Но, взяв клятву с Вилорна, Аров-Мин не успокоился. Он запер жертвенник и направился домой, размышляя как ему поступить. Он придумал способ избавиться от назойливого свидетеля и обратился к Нев-Начимо.

— Храм Блареана нужен ордену, граф, — сказал он.

— Зачем? — спросил Нев-Начимо, — на него уже положил глаз Валенсий.

— За тем, что это военный храм, и он как нельзя более подходит для наших встреч. Он — как маленькая крепость, где мы можем ощущать себя в безопасности.

— Разве есть необходимость заботиться о безопасности? Вы меня удивляете!

— Жизнь — странная штука, она может выкидывать непредсказуемые вещи. Что, если однажды неберийцы усилят свое влияние?

— Тогда нам придется сражаться.

— Вот именно! И маленькая крепость на Горной дороге не будет лишней в этих сражениях.

— Вы предлагаете мне обратиться к королю?

Аров-Мин не собирался сообщать Нев-Начимо о сокровищах, он хотел владеть им один и Вилорн, который был посвящен в тайну, очень ему мешал.

Аров-Мин послал Вилорна на заведомо смертельное задание в надежде, что тот погибнет.

Но перед этим Вилорн успел сделать кое-что. Он пошел к магистру Нев-Начимо и завел разговор о кладе. Граф, разумеется, долго не мог понять, о чем идет речь, и Вилорн сообразил, что Аров-Мин скрыл от магистра находку. Намерения Аров-Мина становятся для него очевидными. Осознавая, что жизнь его в опасности, Вилорн доверил тайну своему другу хэллу Шергеру. Затем он пошел на роковую встречу, где его убили. После этого события, друг Вилорна подозревая, что дело нечисто, следит за Аров-Мином.

А у того происходит в доме неприятный разговор с графом Нев-Начимо, который упрекает его в тайных намерениях и требует показать ему тайник. Аров-Мин, смирившись с этим разоблачением и необходимостью делиться, ведет его Нижний зал храма и вращает жертвенник, но вместо того, чтобы отъехавшей плитой освободить путь к кладу, жертвенник преподносит трагический сюрприз: из стен вылетают остро-заточенные клинки и под воздействием сильных пружин, вонзаются в людей. Оба кэлла погибают. Шергер в это самое время наблюдает за входом в храм и замечает, как туда входит бонтилийка.

Авеиль же успела увидеть гибель всесильных магистров. После того как магистры погибли, бонтилийка в полном смятении покидает храм. Туда входит Шергер и видит двух мертвых людей. Он не может понять, что произошло. Одно он знает наверняка — в храме только что побывала Авеиль.

Шергер хочет пойти к ней с обвинениями, но тут его неожиданно отправляют в Синегорию, и он служит там несколько лет. Его не оставляют мысли о сокровищах, что упоминал Вилорн, и странной смерти магистров, при которой присутствовала Авеиль. Вернувшись в Мэриэг, он наблюдает ее необычное возвышение, и подозрения его усиливаются: Шергер считает, что она каким-то образом завладела сокровищем и, с его помощью, получила власть, а двух магистров, возможно, убила. Шергер решает поживиться на этой тайне и пишет Авеиль письмо, он намерен добиться от нее доли.

Все, что предшествовало, гибели Аров-Мина, Авеиль запомнила очень хорошо. Она помнила, как они коротали вечер в доме у барона, и тот, засмотрелся на свою подругу: Авеиль расплетала косы, и волосы колечками обвивали ее гибкое тело.

— О чем ты задумался, Джерджи? — спросила она его.

— Любуюсь тобой. Скажи, Авеиль, ты преданна мне? — спросил вдруг Аров-Мин.

— Что имеешь в виду?

— Как — что? Преданность! Ты можешь хранить тайны?

— Какая женщина может хранить тайны? Ты издеваешься, Джерджи! — засмеялась она.

— Вот за что я тебя люблю, Авеиль, так за то, что ты не лжешь никогда.

— Ты какой-то странный сегодня.

— Не знаю, Авеиль, мне иногда кажется, что меня скоро убьют! — холодно засмеялся Аров-Мин.

— Джерджи, — нахмурилась Авеиль, — перестань говорить глупости.

— Наверное, я заслужил это, но не думай, я не раскаиваюсь.

— Да, ты не из тех, кто раскаивается.

— Я ведь злодей, Авеиль, и ты знаешь это.

— Не настолько злодей, как тебе кажется, — усмехнулась Авеиль.

Несколько дней спустя после этого разговора Авеиль подслушала откровенный разговор Аров-Мина и графа Начимо.

Слова о сокровищнице плотно засели у нее в голове. Она раздумывала о том, как бы ей завладеть частью найденного богатства. Авеиль не строила планы, а жила по наитию. С недавнего времени судьба сама вела ее, и бонтилийка следовала ее указаниям — магический камень был одним из них, а теперь вот храм Блареана! Не долго думая Авеиль собралась и, сев на лошадь, подаренную ей любовником, помчалась следом за графом и Аров-Мином к храму Блареана. Она должна была увидеть все своими глазами.

Когда магистры погибли, Авеиль задумалась о дальнейших своих действиях. Уроженка Бонтилии, выйдя замуж за умирающего ларотумского дворянина барона Сав, все еще находилась в слишком зыбком положении, чтобы быть уверенной, что сможет добиться чего-либо в Ларотуме, не имея козырей на руках. Ее козырем стала власть в ордене Белого Алабанга.

Она добилась от короля, что храм будет передан ордену. Король согласился. Авеиль поначалу устраивала там собрания. Постепенно самые ярые защитники Дарбо стали отходить от ордена, некоторые погибали при загадочных обстоятельствах и большинство из них были непримиримыми противниками баронессы.

Авеиль полюбила храм на Горной дороге и иногда там ночевала — часть помещений его она переделала в личные покои.

Баронесса долго думала о том, что погубило магистров, и пришла к выводу, что Аров-Мин во второй раз, открывая сокровищницу, допустил роковую ошибку — он повернул жертвенник неверное число раз, поэтому вместо того, чтобы получить доступ в тайник, он получил смертельный удар из хитроумно-сконструированной ловушки.

Число, которое почитали в храме Блареана, было "семь". Именно столько оборотов жертвенника следовало сделать. Видимо, в первый раз Аров-Мин его угадал совершенно случайно, а вот во второй раз — ошибся.

Авиль решила рискнуть и проверить свою теорию. Она спустилась в нижний зал и повернула жертвенник семь раз. Тайник открылся, и Авеиль, затаив дыхание, созерцала его содержимое. Баронесса получила доступ к сокровищам. Происхождение их так и осталось для нее загадкой. Ни в каких исторических источниках, которые Авеиль прочитала, она не находила упоминания о каких-нибудь богатствах, которыми владели жрецы.

Видимо, это была тщательно охраняемая тайна, и все, кто ее знал, погибли, не сумев передать потомкам. Теперь это было уже не важно. Авеиль получила независимость от бонтилийского родственника и от мужчин, с которыми была вынуждена встречаться, чтобы держаться на плаву.

Авеиль получила не только власть, но и деньги — деньги, о которых не знал король, не знал жрец Валенсий.

О золоте из храма Блареана, захваченного мадарианами, было известно только двоим: графу Нев-Начимо и барону Аров-Мину. И, как оказалось теперь, третьему лицу! Надо выяснить, что ему известно, и есть ли угроза со стороны этого человека.

Авеиль подумав немного, собралась и вышла из дома в сопровождении двух крепких слуг, больше смахивающих на телохранителей. Она быстро добралась до нужного дома и, постучав в двери молотком, стала ждать пока они откроются.

Их открыл мужчина 35 лет, крепко сбитый, с лицом неглупым, но лишенным хитроумия. Он не вызвал у Авеиль особых опасений.

Ей почти сразу стало ясно, с кем она имеет дело — небогатый дворянин, при дворе она его не встречала, и видно было, что он прибыл в Мэриэг совсем недавно. Провинциал, привык нести службу. Сильно стеснен в средствах. Он постарался быть даже любезным.

— Прошу вас, входите, — сказал он.

— Мои слуги могут войти со мной?

— Лучше им обождать снаружи: наш разговор такого свойства, что лучше его никому не слышать.

— Я могу быть уверена, что в этом доме меня не убьют?

Он блеснул глазами и ничего не сказал. Авеиль вошла в бедно обставленную комнату.

— Меня зовут хэлл Шергер. Надеюсь, вы поняли, зачем я вас пригласил?

— Нет. Надеюсь, вы мне это сейчас объясните.

— Вы завладели сокровищами.

— О каких сокровищах вы говорите? Я заинтригована.

— О тех, что знал Вилорн и потому его убили. Не притворяйтесь, что вам ничего неизвестно.

— Вы видели сами хоть раз то, о чем говорите?

— Нет, но я слышал.

— А с чего вы взяли, что я причастна к этой невероятной истории?

— Вы были близки с Аров-Мином. А уж он был причастен это точно! Потому что он подстроил убийство Вилорна.

— Все это домыслы. Но я не буду спорить. А что нужно вам?

— Я хочу того же, чего хотели Аров-Мин и Вилорн — власти и золота!

— Этого хотят все, — грустно улыбнулась Сав. — Почему вы решили, что я могу исполнить ваши желания?

— Ни с того ни сего чужеземка не может добиться того, чего добились вы, в мире, где правят мужчины.

— Наверное, у меня есть способности, которые помогли мне, — спокойно заметила Сав.

— Я все знаю! Вы убили магистров!

— Откуда такая уверенность?

— Я следил в ту ночь за вами.

— Если бы вы следили за мной, то должны были знать наверняка, отчего погибли магистры.

— Я видел достаточно, чтобы обвинить вас!

— Нет, недостаточно, — ваши обвинения бездоказательны!

— Ну, это еще как посмотреть. После того, как принцессу обвинили в колдовстве и отрубили ей голову, мои обвинения вас в чародействе могут сыграть роковую роль.

— Но тогда вы точно ничего не узнаете, одержимый человек.

— Так вы согласны?

— На что?

— Отдать мне половину сокровищ Блареана!

Баронесса засмеялась.

— Я все равно вас выведу на чистую воду, я стану вашей тенью. — Шергер в тупом бессилии уставился на упрямую баронессу, он думал, что она испугается, растеряется, а она смеялась ему в лицо.

"Видно, она и в самом деле колдунья", — подумал он.

— Я убью вас! — теряя самообладание, проронил он.

— Многие уже пытались! — равнодушно сказала Сав, — попробуйте, может, у вас что-нибудь получится. Думаете, что моя жизнь сплошной праздник? Меня тяготит мое положение более, чем вы можете себе представить. Я хожу по лезвию ножа. Но хожу. Мне больше не о чем говорить с вами.

— Я стану преследовать вас!

— Кому что нравится, — пожала плечами баронесса и покинула дом хэлла Шергера.

Глава Злой гений

Не прошло и саллы со дня казни, как в Дори-Ден давали бал по случаю визита посла из Бонтилии Касима.

Придворные дамы были рады возможности потанцевать и развеяться — для них мало значил повод, по которому устраивали веселье. После казни Фэлиндж всем хотелось отвлечься от неприятной темы и прогнать досадное пугающее ощущение смерти, и знатные поданные с радостью восприняли новость о предстоящем бале.

Но, все же, прихорашиваясь возле огромных зеркал зала, где происходил праздник, две фрейлины с праздным любопытством обсуждали человека, благодаря которому был устроен праздник.

— Почему наш король оказывает такие почести этому Касиму? Что он за птица? — спросила графиня Линд свою подругу маркизу Шалоэр.

— Говорят, что Касим — очень важная фигура в Бонтилии. Его величество сильно рассчитывает на союз с ним.

— Против кого мы будем дружить?

— Против Анатолии, разумеется. Всегда — Анатолия!

— Говорят, что там происходят странные дела. После смерти Яперта власть перешла к какому-то малоизвестному лицу. Говорят даже — любовнику Налианы.

— Не смешите меня! Честь анатолийской королевы охраняют так, что она сама не может остаться наедине со своим телом.

— Ну, как сказать. Мы женщины, когда захотим, можем обмануть самую бдительную охрану. А теперь королева — вдова.

— Ее муж поступил весьма благородно — вовремя умер и оставил ей много бриллиантов. Я ей даже завидую.

— Осторожней графиня, что если граф Линд вас услышит, — засмеялась Шалоэр, — боюсь, он не согласится с вашими остроумными мыслями.

— А чего хочет Бонтилия?

К женщинам подошел маркиз Гиводелло и принял участие в разговоре:

— Бонтилия хочет усилить свое влияние на материке и ослабить Анатолию.

— Расскажите что-нибудь интересное о Бонтилии и Касиме, — попросила Шалоэр, игриво постукивая веером.

— Вы уже знаете, акавэллы, Бонтилия представляет собой автократическую республику. Она три сотни лет уже как республика, в ней правят выборные представители самых родовитых кланов. Знатные кланы выбирают себе Совет, верховного командующего, судей и вершат судьбу страны и ее граждан. Иногда они были сами по себе, иногда объединялись в партии. Обстоятельства сложились так, что около 40 лет тому назад борьба за влияние чрезвычайно обострилась, и устои республики пошатнулись. В Бонтилии враждовали две партии Нумов и Мюдов. Череда политических убийств и заговоров, мятежи тревожили страну более десятилетия. Все это могло привести к полному хаосу.

На некоторое время возник паритет — силы противников стали равны. Тут произошло одно событие, которое могло привести к полному равновесию — дети правителей двух враждующих кланов надумали пожениться. Поначалу все страшно воспротивились этой свадьбе. Но потом на смену эмоциям пришел трезвый расчет — воспользоваться ситуацией, чтобы окончательно уладить конфликт. Отец невесты, знатный человек князь Мюд согласился выдать свою дочь за сына своего противника князя Нума. Но этим планам оказалось не суждено сбыться — прямо на свадьбе люди из клана Мюдов устроили настоящую бойню, в которой погибли почти все Нумы, жених и сам князь Мюд, воспротивившийся убийству.

— Что стало с невестой? — полюбопытствовала Шалоэр.

— Невесту Алию Мюд спас ее дальний родственник Казим, или Касим — тот самый посол, что так завладел вашим воображением, и теперь он будет часто наведываться в Мэриэг. Всех зачинщиков бойни арестовали и казнили. Потом Алия куда-то пропала. Поговаривали, что она умерла, или ушла в монастырь. Всем имуществом семьи стал распоряжаться Касим Дир. Таким образом, сразу два клана были выведены из игры. Всесильные Нумы и Мюды были уничтожены и теперь всем в Бонтилии правят Неры, Дабы и Касим Дир.

— Но почему он не пострадал, если был родственником Мюдов?

— Его расправа обошла стороной, потому что он как будто ни в чем не участвовал, был далек от убийства Нумов и сумел с помощью блестящего ума и изворотливости занять важные посты в государстве. Вот кто это такой.

— Если мне не изменяет чутье, то это злой гений, — сладострастно сказала Шалоэр, — а я люблю злых гениев.

— Как будто их в Дори-Ден мало, — усмехнулся Гиводелло.

— Увы, они стали мельчать.

Баронесса Сав разбирала свои драгоценности. Что надеть на бал? Изысканное ожерелье из золотых листьев, или жемчуг? Она откинула жемчужное ожерелье, напоминавшее то, что она сильно хотела забыть. Но не могла!

Сквозь густые длинные ресницы, как в дымке, лучистые карие глаза снова и снова видят волшебную картину в отражении старинных зеркал: девушка в ослепительно-белом платье, волосы ее высоко подняты и украшены жемчугом, идеальные по форме плечи открыты, короткая фата не мешает любоваться ее чудесной шеей. Нежный румянец, смущенная улыбка при встрече с взглядами ее Смарка. Они выходят из дворца Мюдов на свадебную церемонию. Дорожки усыпаны лепестками роз. Розовые лепестки повсюду. На ее руках, на траве, на столах. Аромат роз она теперь тоже недолюбливает — розы ее подвели. Это была та еще свадьба! Сочетались браком дети воюющих кланов.

Они любили друг друга и долго завоевывали право быть вместе. Тайные встречи полные опасности. План побега. Ее отказ от еды. Отец невесты быстро смирился, но вот отец жениха, — лишь необходимый политический расчет вынудил его дать согласие на этот брак.

И с той, и с другой стороны гости — заклятые враги. Многие потеряли в политических войнах близких. Да, и теперь в счастливый и радостный день на лицах разных людей мелькает плохо скрытая злоба. Под парадными костюмами у некоторых спрятан кинжал, и все торжество напоминает больше военные переговоры, чем свадебный ритуал.

А потом полилась кровь, и белые скатерти столов сделались багровыми. Ее кто-то схватил за руку и потащил оттуда, подальше от бойни. Она перестала соображать, потому что отчетливо видела, как в груди Смарка торчал красивый кинжал. Она запомнила этот кинжал на всю жизнь. Он и сейчас стоит у нее перед глазами.

Авеиль потеряла сознание, а очнулась где-то далеко, у чужих людей. Ее прятали, насильно поили, кормили, а потом пришел Касим. Долго чем-то говорил, но она не понимала о чем. Время шло, и окаменение стало проходить. Снаружи. Она заговорила с людьми, стала интересоваться окружающим миром и как будто ожила. Ее убедили уехать из страны.

И она вняла советам — уехала. Сменила имя. Вышла замуж. Начала новую жизнь в другой стране. Но отъезд не означал, что она забыла. Авеиль Сав давно и мучительно ждала мести. Совсем недавно она стала подозревать, кто стоит за кровавой свадьбой, и хотела теперь получить доказательства, подтверждающие ее догадки. Решительно закончив с выбором драгоценностей, она отправилась на бал.

Виновник торжества, роскошно-одетый человек, со сластолюбивой улыбкой и мягкими, немного кошачьими повадками, с выпуклым лбом и черными блестящими волосами беседовал с королем. Он сразу заметил вошедшую в зал Авеиль, сказав по этому случаю:

— Ваш двор вызывает зависть у иноземных правителей благодаря обилию красивых женщин, ваше величество.

— Да, они достойное украшение Дори-Ден, — любезно согласился Тамелий Кробос, — особенно такие, как хорошо известная баронесса Сав. Я могу благодарить вас, посол, за то, что именно вы в свое время ввели ее в наше общество.

На Авеиль обратил внимание не только посол Касим. Она пользовалась успехом в Дори-Ден. К ней подходили придворные, осыпая ее комплиментами. Король третий танец танцевал именно с ней. Многие мужчины следили за бонтилийкой, испытывая самые разнообразные чувства.

Граф Бленше скучал на этом торжестве, пока его взгляд не остановился на Авеиль. Он против воли залюбовался. Будь она какой-нибудь другой женщиной, он, не задумываясь, пригласил бы ее на танец, но баронесса принадлежала к вражеской партии. И граф нехотя отвел взгляд, размышляя о том, что же толкнуло очаровательную женщину на недостойный путь.

Между тем, тем баронесса приблизилась к послу Касиму, и он увлек ее в новый танец.

— Наконец-то, дорогая Авеиль, у меня появилась возможность обменяться с тобой парой фраз.

— Что же помешало вам прийти ко мне домой, посол? — спросила она.

— Шпионы, — равнодушно ответил он, — тут за мной шпионят с того момента, как я приехал. Может себе представить? Но одно не понимаю: кому служат эти шпионы — то ли королю, то ли Гиводелло или еще кому-то.

Авеиль сдержанно рассмеялась.

— Это все особенности местной жизни, дорогой дядя.

— Надеюсь, ты не скучаешь тут, племянница. Ты пользуешься бешеным успехом. Впрочем, я не сомневался, что ты добьешься его.

Авеиль посмотрела на него чудесными, немного блестящими глазами и ничего не сказала.

— Но настала пора, дорогая девочка, тебе прийти на помощь своей родине. Ты ведь, не забыла, откуда ты родом. Я не ошибся в тебе?

— Чего вы хотите от меня, дядя?

— Ты получила тут такую власть, такое влияние, что должна управлять ходом событий. Ты должна убедить короля, что в его интересах начать военную экспансию против Анатолии, пока там создалось неустойчивое положение. Мои люди делают все, чтобы пошатнуть власть регента.

— Но, дядя в Ларотуме и так достаточно много проблем.

— Лучший способ решить свои проблемы — устроить проблемы кому-нибудь другому, девочка.

— Вы великий политик, дядя, — тонко улыбнулась Авеиль.

— Иначе я бы никогда не стал тем, кем стал. И ты — моя кровь — поможешь сделать Бонтилию великой и полностью подчинить ее моим интересам.

— Я подумаю, что можно сделать, дядя, — ласково пообещала племянница.

Глава 4 Баронесса Сав и граф Бленше

Бал обещал затянуться. Всех словно пугала мысль разойтись по домам. Как будто там беззаботных веселых людей ждали пугающие призраки: одиночество, зависть, страх и предательство, мысль о возмездии или смерти. Поэтому все не спешили расходиться, даже после того, как король покинул собрание.

Но вот уже лерг-барг дал сигнал, что король начал готовиться ко сну. Это означало, что все веселье следовало прекратить.

А на улице уже отступила темнота. В серой предрассветной дымке кареты развозили по домам утомленных танцами и сплетнями людей.

Но не все, кто покидал дворец, разъезжались по домам. Кое-кто спешил не в уютную постель, а на странные подозрительные встречи. Карета с гербом, изображающего алого оленя на белом поле, выехала через Львиные ворота, и помчалась по коридору, остановившись возле Болтливой стены. Нежная рука открыла дверцу, и из кареты, как ночная бабочка, выпорхнула Авеиль Сав.

К ней навстречу словно от стены отделилась фигура мужчины, а следом за ней еще одна.

Баронесса Сав стала объектом преследования — на нее неоднократно совершали покушение!

Дважды на нее нападали люди некоего Аладара с кинжалами, на улицах города. Камень солнца защитил ее.

Баронессе как будто мало было опасностей и врагов в Мэриэге. Деньги мадариан позволили ей нанимать шпионов, которые ей регулярно докладывали о положении дел дома. Но с особенным нетерпением она ждала человека, который должен был привести ей доказательства вины одного человека. Возле гостиницы, когда, она ждала своего агента из Бонтилии, за которым следили люди Касима. Они получили приказ выяснить, с кем этот шпион связывается, и убить обоих. Баронессу спасли Льен и граф Анройл.

Еще одно покушение выглядело совсем иначе — она часто посещала портного, который жил на улице Ленточников в Синем Городе. Она даже представить себе не могла, что вместо примерки ее может ждать смерть.

Причиной этому послужили ее действия в ордене Белого Алабанга. Понимая, что все ее положение основано только на власти в ордене, Авеиль была вынуждена проводить ту же политику, что и ее предшественники. Почти все культы старых богов были свергнуты, но некоторые еще тлели, как угли под сухими листьями. И Валенсий настойчиво указывал на них, король при каждом удобном случае говорил, что было бы необходимо, наконец, расправиться с неберийцами.

Самые непримиримые мадариане: Марсэг, Кемберд, Тапроди, Фляпрен требовали от магистра решительных действий.

И Авеиль отдавала приказы, которые не оставляли сомнений в том, что она преследует последователей Занарии. А что ей еще оставалось делать? Сав иногда думала, что ей, в сущности, на религиозные распри наплевать, но она заняла позицию необходимую для выживания в Мэриэге, и у нее просто не оставалось выбора. За это ее возненавидели многие сторонники опального вероучения.

У портного ее хотели убить неберийцы: Манэйр, Стоул, Боджорт, Астерт. Они мстили ей за арест графа Лекерна и его товарищей, потому что им стало известно, что баронесса помогла Фантенго выследить их собрание. Один человек, подосланный ими, прятался за ширмой с кинжалом в руке, но ему помешал чарующий голос бонтилийки. Авеиль обратилась к сэллу Пинто со словами:

— Я всегда почитала ваше искусство, но никогда не думала, что стану его жертвой. Согласитесь, это несправедливо — женщины должны носить платья, а не умирать ради них! — она засмеялась и указала на ширму, — скажите моему навязчивому поклоннику, что если он ищет встречи со мной — пусть придумает менее оригинальный способ знакомства. Да, и еще намекните ему, что кинжал с собой брать необязательно — я не так ужасна, как многим кажется.

С этими словами, полными насмешки и презрения, баронесса покинула дом портного. А убийца, потрясенный ее ясновидением и самообладанием, покинул дом портного с чувством стыда, и в его ушах долго звучал ее беззаботный смех, — как будто ей на свою жизнь было наплевать.

Казалось бы, баронессе следовало проявить осторожность, но в ночь после бала она поехала не в сторону дома, а к Болтливой стене, где, видимо, рассчитывала найти нечто важное для себя. Наверное, она предполагала, что в такое время там не должно быть людей, но она ошибалась — ее ждали и с недобрыми намерениями.

Авеиль окружили убийцы. Она использовала силу камня, но у этих людей была столь же сильная защита. В магии они были равны, а вот в умении владеть оружием и числом нападавшие явно превосходили баронессу.

Вся эта история могла быть сведена к удару кинжалом в сердце, но судьба снова благоприятствовала баронессе — раздался звук шагов — к Болтливой стене подошли двое. Этими людьми оказались граф Бленше и барон Декоприкс- оба неберийцы.

Все, что увидели они — это женская фигура, окруженная вооруженными людьми, хотя Бленше женщина показалась знакомой. На улице было недостаточно света, чтобы лицо могло быть мгновенно узнанным, но достаточно, чтобы можно было всадить нож или другое оружие в человека.

— На помощь! — успела закричать баронесса, прежде, чем к ее спине приставили нож.

Один из наемников уже успел убить кучера. Для неберийцев намерения нападавших были очевидны и безо всяких разговоров они вытащили мечи. Небольшой бой около Болтливой стены закончился победой графа Бленше и его спутника. Двое убийц были мертвы, один тяжело ранен.

— Кто они? — спросил граф, всматриваясь в лица.

— Видимо, наемник, — заметил барон, — у всех на руках одинаковые перстни.

— Это ширские наемники, — согласился граф.

Баронесса тяжело дышала. Наконец Бленше узнал ее.

— Вы?! — непроизвольно вырвалось у него. Выходит он спас врага своего ордена.

— Вы сожалеете, о том, что спасли мне жизнь, граф? — спросила баронесса, — особенно после того, как ваши соратники пытались убить меня в доме портного.

— Что за бред! О чем это вы говорите? — хмуро спросил Бленше.

— Ну, разве вам неизвестно, что некто, посланный неберийцами, ждал меня с кинжалом на улице Ленточников.

— Мне ничего об этом неизвестно, но в любом случае, в столь скверном деле не могли принять участие неберийцы.

— Или вы так наивны или умеете хорошо лгать, — прошептала Авеиль.

— Я честен во всем, баронесса, а вот вам стоит задуматься, почему вас все так спешат убить.

— Чтобы перейти дорогу кому-то, необязательно быть плохим человеком, — сказала Сав, — так вы жалеете, что сохранили мне жизнь?

— Мы спасли женщину, а не магистра преступного ордена, — холодно возразил граф.

— Король бы с вами поспорил. И не смотря не ваши резкие слова, я благодарна вам за эту помощь, что бы вы обо мне не думали.

— Позвольте, мы проводим вас.

— Не нужно этого делать.

— Но вам небезопасно теперь оставаться одной.

— Да, пожалуй.

Граф подал руку баронессе и помог ей дойти до дома. Она поблагодарила своих спутников вымученной улыбкой и вошла в открытую дверь. Только в своем доме она почувствовала жуткую слабость от пережитого страха. Ее спасители отправились дальше, продолжая тихую беседу, как ни в чем не бывало.

— И все же, граф, вы не жалеете? — спросил, улыбаясь Декоприкс.

Бленше покачал головой.

— А вы?

— Если бы я жалел, то не был бы дворянином. А она весьма привлекательна женщина.

— Жаль только, что она выбрала не ту сторону.

Сав в полнейшем потрясении лежала под теплым покрывалом в красивой кровати. Ее била нервная дрожь. Она давно не ощущала такого жуткого страха — после страшных событий в Бонтилии она как будто играла со смертью, но в этот раз она поняла, что только случай спас ее от гибели. Кто-то прикрывал этих наемников, она ощутила чужую силу. И это пугало!

Она лихорадочно перебирала в мыслях людей способных устроить это нападение — врагов было так много, что убийцей мог быть, кто угодно. Но Авеиль подумала обо всех, кроме одной блестящей дамы из высшего света. Женщине, которую она невольно лишила покоя.

Кафирия Джоку давно мечтала подобраться к Авеиль Сав. Баронесса мешала ей, как и многим другим, но, наблюдая за чужеземкой, герцогиня быстро поняла, что та равна ей по силе.

Объяснение существовало одно — у бонтилийки есть точно такой же сильный артефакт, как у нее. Только это может объяснить внезапное возвышение Сав при дворе. И Кафирия ломала голову, каким образом ей завладеть этим артефактом. Она понимала, что ни воровство, ни грабеж успеха иметь не будут — тут надо действовать другим методом.

Сав — женщина и кристалл можно снять с ее шеи только одним способом — во время любовной сцены, но Сав не давала поводов, для того чтобы прибегнуть к нему. Шпионы Кафирию Джоку ничем не обрадовали. Сав ни с кем не делила постель. "Разумеется, — мрачно думала герцогиня, — иначе камень давно бы перекочевал к ее любовнику. Она осторожна".

После долгих раздумий герцогиня решилась на отчаянный шаг — так сильно ей хотелось убрать конкурентку.

Обычные убийцы не смогут нанести Сав смертельный удар, потому что ее защищает магия, но если противопоставить магии бонтилийки свою магию, то, возможно, у человека с ножом будет шанс.

Кафирия перерыла горы древних свитков, бумаги Френье, его магические книги и поняла: кое-что она может сделать.

Если магию камня направить на другой прозрачный минерал и сфокусировать его силу на нем, то даже на относительно большом расстоянии магия камня временно перейдет в него.

Кафирия устроив небольшое испытание, убедилась в том, что этот способ действует, и наняла людей готовых на убийство. Осталось только выбрать подходящий момент. Вскоре случай представился. Человек, нанятый герцогиней, порадовал ее хорошей новостью.

— Мне стало известно, что интересующая вас особа в ночь бала назначила встречу с приезжим из Бонтилии. Место выбрано удачно — возле Болтливой стены. Ночью там мы не встретим никого.

— Кроме ночных стражников.

— Мы знаем обо всех их передвижениях по городу. Они нам не помеха.

— А человек из Бонтилии нам не помешает?

— Один из нас задержит его в Коридоре. Для того, чтобы убить женщину много времени не потребуется.

— Как сказать, не рассчитывайте на легкую добычу. Она опасна и умеет постоять за себя.

— Против трех ширрских наемников? Вряд ли ей удастся уцелеть, — усмехнулся ее собеседник.

— Что ж, будем надеяться на то, что все пройдет гладко.

Сама герцогиня не могла остаться в стороне — ей было мало смерти Сав, она желала заполучить ее камень. А для этого ей требовалось находиться рядом с местом нападения.

Кафирия, убив Френье, получила доступ ко всем его тайнам, и одной из них было — уменье сливаться с окружающими предметами. Она бы давно воспользовалась этой способностью и прошла в дом бонтилийки, только он находился под защитой магии.

Кафирия в назначенный час стояла поблизости от условленного места и стучала зубами от ночной прохлады — кареты баронессы долго не было. Она, наконец, подкатила, и из нее выпорхнула женщина.

Что происходило дальше, мы уже знаем. Баронессу спасли два неберийца, что окончательно вывело Кафирию из себя.

Она покинула коридор под впечатлением от силы чар бонтилийки, ведь она считала, что та просто околдовала графа Бленше и его спутника. Мысль о том, что они вели себя по-рыцарски, не приходила ей в голову.

Осознав свое поражение, Кафирия решила обождать некоторое время, надеясь, что благоприятные обстоятельства появятся в нужный момент.

Глава о том, как Бленше пострадал за баронессу

После ночного нападения Сав решила несколько дней отсидеться дома. Она была очень взволнована — страх все еще не отпускал ее. Баронесса начала понимать, что утратила всякий контроль над своей жизнью и в один прекрасный момент у кого-то может получиться то, что не вышло у Болтливой стены.

Ширские наемники — их след тянется из Черного Города. Кто, как ни ростовщик Рантцерг, должен знать об их нанимателях, и Сав, не откладывая, направилась к черному барону.

— Вы спрашиваете меня, кто нанял ваших убийц?

Рантцерг приподнял свою густую черную бровь, и сделал недоуменное лицо.

— А почему вы думаете, что мне известно об этом?

— Люди говорят, что все контракты наемники заключают через вас.

— Люди много болтают разной чепухи.

— Не отпирайтесь. Мне нужен ответ.

— Пусть будет так. Но вы должны понимать, что способы, которыми ведется дело, могут различаться — не все заказчики хотят, чтобы я знал их имя.

— Объясните, как это происходит.

— Например, некто пишет послание у Болтливой стены. Мой человек забирает его и передает заказ мне — я отдаю его старшине наемников. Я даже не знаю, о ком идет речь.

— Чепуха я не верю, что вам пишут на стене: "Мы хотим убить человека".

— Нет. Не так. Мне пишут, что хотят назначить встречу с наемником. Я отправляю его на встречу. Процент, который платят мне всегда один и тот же.

— Но разные люди стоят разных денег. Откуда вы можете знать, сколько вам причитается от суммы заказа?

— А вас так легко не проведешь, — усмехнулся Рантцерг, — мой человек ходит на эти встречи.

— Вам что-то известно? Скажите мне или я найду способ вас уничтожить.

— Вот то же самое мне сказал моей заказчик. Я между двух огней, дорогая баронесса.

— Кто он? — требовательно спросила Сав.

— Почему же — он?

У Авеиль вспыхнула в голове догадка.

— Я все поняла. Можете ничего не говорить.

До баронессы дошло, кто пытался в этот раз ее убить. Она стала лихорадочно соображать, как ей следует поступить — ответить на удар, или выждать? Герцогиня Джоку была одной из тех фигур, за которыми Авеиль издали наблюдала. Она понимала что та не так проста, но ничем не разу не выдала себя, и Авеиль решила, что ее интересы никак не пересекаются с интересами Джоку. А вышло — иначе.

А пока она размышляла, события в Мэриэге приняли неожиданный оборот. И они являлись продолжением происшествия у Болтливой стены. Кафирия решила предпринять еще одну попытку, — ей помог случай.

Едва оправившись от потрясения, вызванного покушением невестки, Тамелий был вынужден выдержать новое испытание. Дела в провинциях уже давно требовали от него вмешательства. После побега герцогини Брэд, шпионы короля долго искали ее в герцогстве Сенбакидо, но по поступившим сведениям, ясно было только одно — интриганка Брэд укрылась в мятежном Гэродо. Тамелий хотел сразу послать туда своих людей, но на какой-то момент его отвлекли другие заботы: сначала эти странные события в Гартуле, теперь вот Фэлиндж. Наконец-то, он приступил к воплощению своего давнего плана захвата Гэродо.

Первым делом надо было заменить Турмона, во что бы то ни стало. Нельзя идти с войной на мятежников, когда твоей армией управляет один из них. Аберин Бленше был подходящей кандидатурой на этот пост, хотя кое-кто поговаривал, что он общается с неберийцами. И все же, он был самым приемлемым человеком, способным усмирить восставших.

Сложность состояла в том, что должность коннетабля принадлежала Турмону пожизненно. Ему жаловал ее прежний король, и это было закреплено его указом. Оспорить волю своего отца Тамелий не мог. И теперь искал выход, призвав на помощь хитроумного Локмана. Надо было найти ловкий способ для замены. Но пока они думали, судьба решила подыграть им.

Герцог Турмон, некогда так беспокоивший короля, перестал представлять угрозу. По Мэриэгу разнеслась волнующая новость-

коннетабль находится при смерти. Этого сильного и физически крепкого человека свалило с ног не мечом и не стрелой, а самой обыкновенной простудой. Пережив много испытаний, перенеся суровые условия в походах, он вдруг неожиданно расхворался в домашней обстановке. Коннетабль всегда питал недоверие к лекарям, обращаясь к ним в случае крайней необходимости. Сухой кашель показался ему недостаточно важным поводом, чтобы беспокоить докторов. Но кашель вдруг развился в серьезное воспаление, которое с жаром мгновенно унесло жизнь непокорного герцога.

Первым королю сообщил радостную новость Локман, сияя своей самой ослепительной улыбкой. Король был особенно милостив в этот день. Смерть заклятого врага его взбодрила.

Радуясь, что коннетабль больше не командует его войском, король предвкушал победу. И тут случилось непредвиденное.

Неберийцы оплакивали своего вождя, устроив ему пышнее похороны, повозка с телом коннетабля направлялась к Золотым воротам, откуда собирались ехать по Стекольной дороге. Тело герцога везли в его поместье Бендир, чтобы похоронить в семейном склепе. Одетые в цвета коннетабля всадники сопровождали его в последний путь.

Авеиль Сав даже не предполагала, что в этот день судьба пошлет ей самое настоящее испытание. Она, как ни в чем не бывало, поехала в Белый Город с обычным визитом. Сама баронесса занимала дом в Синем Городе. Ее карета въехала в коридор, соединявший четыре городских квартала необычно переполненный людьми. Все как будто ждали чего-то.

Люди так сгрудились вблизи Золотых ворот, что не было никакой возможности проехать в них.

Кучеру пришлось остановить карету. Вскоре показалась траурная процессия. Ближайшие и самые преданные коннетаблю люди, командиры, служившие много лет под его началом, знатные дворяне, большей частью неберийцы, ехали верхом, следуя за повозкой запряженной четверкой вороных лошадей. В двух каретах ехали вдова и дочь Турмона.

Люди, расступились, давая им путь. Лошади бонтилийки, обычно спокойные, вдруг занервничали, они рванули, и кучер едва не выпустил поводья, удерживая их. Невольно карета Авеиль оказалась на дороге у процессии.

— Эй ты, чучело, убери прочь карету! — закричали кучеру баронессы, изо всех пытавшемуся свернуть в сторону. У людей это случайное происшествие вызвало раздражение, они стали кричать и поносить неловкого парня последними словами, не обращая внимания на герб, украшавший карету.

Когда удалось отъехать в сторону, почти прижавшись каретой к стене, и процессия миновала проход, началась страшная давка — люди, оставшиеся позади, передавали друг другу искаженные напряжением и фантазией слухи.

— Что случилось, что там было? — спрашивали они.

Кто-то крикнул:

— Там "лисы", они мешают проводить коннетабля в последний путь! Лисы — мерзкие убийцы!

Что тут началось! Гнев толпы стал нарастать как снежный ком. Всем хотелось понять, в чем дело.

Бонтилийка попала в настоящий водоворот — толпа разъяренных людей набросилась на ее карету, стащила кучера, и убила ее породистых лошадей! Бедные ни в чем не повинные животные погибли рук безумцев, а их хозяйка оказалась на волосок от смерти.

Авеиль, побелев от ужаса, пыталась удержать дверцы, — это было бесполезно — карета затрещала как игрушечная под мощными ударами. Ее вытащили и поволокли словно куклу, оскорбляя грязными словами.

— Смерть лисам! Смерть ведьме! — кричали неберийцы, среди которых больше всего бесновался фанатик по имени Стоул.

Площадь просто бурлила как море во время шторма. Печальный кортеж коннетабля уже выехал из города, а внутри стен все еще было страшное волнение, кто-то пустил слух, что Турмон умер неестественной смертью, что он был отравлен и это дело рук мадариан.

Авеиль дрожала от страха. Она смогла защититься от руки убийцы, распознать яд в бокале, но против обезумевшей толпы она почувствовала себя бессильной. Сила камня все же удерживала некоторое время щит возле нее, но Авеиль вдруг поняла, что кто-то снова блокирует его силу — в толпе беснующихся людей Авеиль заметила знакомую фигуру — или ей показалось…

Ее схватили, причиняя рукам сильную боль, и потащили куда-то. Авеиль едва не задохнулась, когда кто-то схватил ее за тонкий шарф, обмотанный вокруг шеи. Еще чуть-чуть и ее задушили бы этим предметом.

Авеиль кричала, пыталась образумить людей, но ее жалкие крики тонули в реве народа. Судьба ее могла закончиться весьма плачевно.

— Повесить на воротах! — предлагал один.

— Четвертовать ведьму! — орали другие.

Вдруг кто-то властно и хладнокровно перекрыл путь толпе — человек с решительным взглядом, восседая на мощном гнедом жеребце, одетый в доспех, остановил беснующихся людей. Он просто выхватил жертву народного гнева из толпы и усадил к себе на лошадь.

— Тихо! Эй вы! Все тихо! — прокричал он, отбиваясь мечом. Рядом с ним было два человека — Декоприкс и Роэнс — они также пытались утихомирить людей. Авеиль поняла теперь, что делает — она направляет силу камня на этих трех человек — ее последнюю надежду. Прорубив себе проход в Коридоре, Бленше выбрался за городскую стену, и помчался прочь от столицы.

— У вас есть за городом безопасное укрытие? — спросил граф.

— Храм Блареана, — едва смогла произнести Авеиль окаменевшими губами. Она прижалась к спине графа как последнему укрытию и слезы сыпались из ее глаз. Бешеная скачка успокоила напуганную женщину.

Бленше привез ее в храм и помог войти внутрь. От пережитого ужаса ноги у нее подгибались.

В зале, некогда служившем для молитв и жертвоприношений, расположились Тапроди, Корадор и Диэгр. Они мирно играли в карты.

— А это еще что за чудеса? — спросил Диэгр, когда граф Бленше, поддерживая баронессу под руку, помог ей войти внутрь.

— Пока вы тут прохлаждались, вашу предводительницу чуть не растерзала обезумевшая толпа, — холодно сказал граф.

— Вот так новости! И что же там происходит? Уж не связано ли это с…

— Связано, — перебила его Авеиль, — кто-то "завел" людей, распустив слух, что коннетабля отравили мадариане.

— Возмутительно! Как они могут нести такую напраслину?! — вскипел Тапроди, невысокий, но очень вспыльчивый и смелый человек.

— Сейчас в городе творится настоящее безумие, как однажды уже было на острове Кэльд.

— Откуда вам известно про Кэльд? — спросил будущий коннетабль.

— Мне рассказывали. Надо успокоить толпу.

— Едем туда немедленно, — сказал Тапроди.

— Не думаю, что это удачная идея. Вы попадете в свару. Лучше вам оставаться здесь. Мы сами разгоним людей.

— Вот так чудеса — неберийцы волнуется о нашей безопасности! Мы не будем сидеть сложа руки, — возразил Тапроди.

— Он прав, — ответила Авеиль, — нам сейчас лучше не появляться в столице. Неберийцы быстрее справятся с ситуацией.

— Нет, вы только подумайте, — усмехнулся Диэгр, — мы будем прятаться за спинами неберийцев. Мне это не по нутру. Скоро мы с ними ужинать вместе будем.

— А в этом что-то есть, — холодно ответил Бленше, — не вижу ничего хорошего в том, что лучшие люди Ларотума враждуют друг с другом, тогда как им следовало бы подумать о других врагах.

Граф, отвесив поклон, вышел из храма и сев на коня поспешил в город.

Беспорядки продолжались. На дома мадариан, живущих в Синем Городе, устроили нападения. Городская Стража уже начала подавлять волнения. Многие были убиты и ранены, многих смутьянов арестовали. Но у Золотых ворот все еще толпился народ, словно выжидая чего-то. Теперь уже на самого графа и его друзей ополчилась толпа. Кто-то выкрикнул, что он — предатель, спас бонтилийку от расправы — и люди, озверев, бросились на всадников. Королевские стражники усмиряли людей: одни размахивали алебардами, другие напирали на толпу с копьями. Бленше кричал людям, что неберийцы не желают кровопролития. Графа кто-то в давке ударил, прорубив чешуйчатую кольчугу клинком, и нанес вслед за этим еще несколько жестоких ударов.

— Предатель, — это были последние слова услышанные им. И долго потом, в бреду, он спорил с кем-то, говоря, что он не предавал движение неберийцев, что он всего лишь защитил женщину…кто-то черный и липкий душил его в этом холодном бреду, уводя в мир теней.

Город успокоился и затих лишь к утру.

— Снова мы пустили им кровь, — прошептал, злорадно поблескивая глазами, Асетий. Он смотрел, как могильщики собирают в повозки тела убитых и растерзанных людей, чтобы вывезти их за город на кладбище. Многие жители ходят по улицам, разыскивая близких.

И никто не мог подумать, что это городское восстание было спровоцировано ради одной единственной цели — завладеть артефактом с шеи баронессы Сав. Второй раз Кафирия Джоку потерпела поражение — камень бонтилийки упорно не давался ей в руки.

Неберийцы едва не подняли под свои знамена половину города. и едва утихли эти волнения….

Требовался новый коннетабль. Король уже подумывал, кого назначить на этот пост, склоняясь в своих предпочтениях к графу Бленше, про которого были лестные отзывы — он хорошо проявил себя в последней войне в Синегории, и многие люди утверждали, что он толковый и талантливый командир, который пользуется уважением у подчиненных. Но едва утихла новая буря, как королю доложили, что граф Бленше не сможет возглавить армию. Кто-то нанес ему тяжелые раны в той свалке.

Аберин Бленше был человеком с твердыми принципами. Если он служил королю — значит, он служил королю. Но выше этого была его вера в неберийцев. Его учитель и друг Турмон много раз пострадал на посту коннетабля за свои убеждения. Бленше не считал, что нужно действовать открыто, он решил, что надо быть гибче и использовать удобный момент. Когда в его руках окажется армия, придет его час — он кое-что сможет. У их партии много сторонников. И рано или поздно они свергнут ненавистную власть дарбоистских жрецов, заставят короля пойти на уступки.

Строя далеко идущие планы, этот решительный и умный воин-стратег не учел одного — фактора случайности. Точнее он не ждал удара оттуда, откуда он пришел.

Может, это лукавая Тьюна подмешала ему в вино колдовского зелья. Или ветер принес дым от шабаша ведьм, но вот однажды встретив бонтилийку, о которой ходило много противоречивых слухов, бонтилийку — в недавнем прошлом — любовницу Аров-Мина, женщину с непонятным прошлым, он, не раздумывая, записал ее в стан врагов. Ведь она служила мадарианам.

Бонтилийка для всех оставалась загадкой: приехала одна, купила красивый и большой дом в Синем Городе. Стала появляться с завидной регулярностью во дворце. Ее представил ко двору посол Касим, она всем понравилась, подружилась с Мироладом Валенсием, Советником Локманом, графом Нев-Начимо. И вскоре, как-то само собой, она так слилась с остальными придворными, что никому и в голову не приходило, что она тут чужая.

Ночью, возле Болтливой стены что-то пробежало между ними. Запах? Магия? Судьба? Авеиль Сав смутила разум графа Бленше своим нежным взглядом, в котором была невысказанная просьба о помощи.

Попав под странную и необъяснимую власть Авеиль, он пробовал сопротивляться, но она оказалась сильнее. Второй раз он невольно встал на пути у ее убийц.

Но эта же любовь спасла его от войны с Гэродо. Защитив бонтилийку у ворот, он вызвал на себя гнев обезумевшей толпы, был ранен, почти при смерти — …все его планы как бастион пали под натиском взгляда красавицы.

Глава 5 Война с провинциями

После событий на Королевской площади почти все неберийцы, за исключением тех, что были арестованы, покинули Мэриэг.

— Как назло, граф Бленше не может заменить Турмона, он лежит теперь в тяжелейшем состоянии у себя в доме, — ворчал король, — мне снова приходится ломать голову — кого назначить коннетаблем.

— Я знаю, кто грезит об этой должности, — сказал Локман, — адаг Фантенго готов душу продать, лишь бы вы выбрали его.

— Невзирая на роль, которую сыграл Фантенго, я никогда не назначу его на этот пост — он недостаточно родовит. Должность коннетабля достанется герцогу Моньену!

Локман пожал плечами, — как бы его не раздражал самоуверенный Фантенго, тот был бы на своем месте, а вот нерешительный и тщеславный Моньен вызывал большие сомнения. Но Локман решил оставить свое мнение при себе. У него были заботы важнее этой нелепой войны.

Обстановка к этому моменту стала накаляться. Сенбакидо повел себя возмутительно! Он потребовал от Тамелия вернуть герцогине Брэд все ее земли, — в противном случае он выступит на стороне Гэродо.

Король был в ярости! Кто-то посмел воспользоваться своим положением и диктовать ему условия.

Но если бы Тамелий отказал, то он рисковал бы потерять значительный кусок ларотумского королевства. Если бы эти две провинции отделились, то к ним могли бы присоединиться и другие недовольные.

На Тамелия нашло невиданное упрямство — он наотрез отказался выполнять требования Сенбакидо, будучи уверен, что победа останется за ним. Отдав приказ брату атаковать Ритолу с моря, он выступил со своей армией на поля Гэродо, где его ждал настоящий позор.

Войску короля не везло с самого начала, целая цепочка катастрофических неприятностей преследовала королевскую армию.

На полпути к Гэродо лошади королевского войска стали падать одна за другой — их настигла завезенная из Кильдиады лихорадка. Пришлось сделать остановку и производить замену пострадавших лошадей.

— Мистика какая-то, — шептались многие, все же надеясь на успех. Тамелий располагал численным превосходством. И многие верили в его победу. Но после оглушительного разгрома под стенами Сафиры, даже преданных королю дворян постигло разочарование и уныние. Вера в счастливую звезду ларотумского короля испытала сокрушительный удар.

Орантон, помня о недавней казни своей горячо любимой Фэлиндж, и о собственном унижении в глазах брата, не испытывал никакого желания участвовать в войне на его стороне. Он от всей души, мысленно, желал королю проиграть эту войну, попасть в плен или погибнуть у ворот Сафиры. Мечты его не могли воплотиться в жизнь — король отсиживался в роскошных стенах дворца, а вот одно желание принца осуществилось — война принесла королю позор.

Но пока это поражение не случилось, Орантон действовал, как трусливый пес. Он лаял на хозяина, а укусить не решался. Он повел свои корабли к Сафире и Ритоле, но так и не напал ни на один порт, ссылаясь потом на неблагоприятную погоду, и еще какие-то нелепые обстоятельства.

Шпион короля, бывший с ним в этом походе, утверждал, что у принца были все возможности для захвата портов. Король проглотил пилюлю, но затаил черную злобу на брата.

Молодые люди Унэгель и Диколино готовились к своей первой войне. Съездив домой и, приведя вэллов на помощь гэродцам, Унэ был на седьмом небе. Он принес своим соратникам неоценимую пользу. Но он все еще оставался мальчишкой. Повсюду ходил за Овельди, который давно стал его кумиром, повторяя его шутки, копируя его манеры. Это очень огорчало его старого друга Татоне.

— Я не пойму, зачем ты во всем подражаешь ему? Ты перестал быть самим собой.

— Зависть — плохая черта, Тато, она погубила лучших из лучших, — смеялся Унэ, — но ты ведь никому не завидуешь?

— И вообще, кто он такой? Вспомни, как он закинул вэлла на мафлору, — упрямо твердил Татоне, — а колдовство? Когда мы превратились в женщин? Все это пахнет черной магией, а я этого очень боюсь. Матушка меня предупреждала, что надо опасаться магов и колдунов, а это одно и то же.

— Нет, не одно, маги — это маги, а колдуны — это низшая ступень магия, я читал в одной черной колдовской книге! Уууу! — завыл Унэ, разыгрывая друга.

— Тебе бы все дурачится, когда ты повзрослеешь, Унэ? Что если мы связались с колдуном?

— Ну и пусть! Если этот колдун поможет мне вернуть наследство предков, если он проучит этого жалкого короля, то я готов стать его лучшим другом.

— Так я тебе уже не нужен? Я не лучший друг? — завелся еще больше Диколино.

— Что ты злишься, Татоне! Когда ты был милой блондинкой, твой характер мне нравился больше! Ты был такой…милый.

Татоне зарычал и полез в драку.

— Ну, как дети, ей богу! — воскликнула герцогиня, когда увидела их в окно.

Она очень тревожилась: что если они войну проиграют, что будет с ее сыном? Все эти вопросы мучили кэллу Ивонну. А сын только добавляет ей беспокойства. Хочет участвовать в сражении. А войска Тамелия уже на подходе к Сафире и скоро под ее стенами состоится битва. Прольется кровь ее соотечественников! Герцогиня, как любая нормальная женщина, всей душой не принимала войну и кровопролитие,

Но что же ей еще остается делать? Король буквально вынудил ее к этим действиям. Она не может допустить, чтобы ее Унэ стал бедным, безземельным дворянином, лишившись того, что причитается ему праву — он — потомок королей, не должен прозябать в безвестности. И она не допустит этого.

Но остановить Унэ она не могла. Тот ворвался на поле брани вместе с Овельди и Диколино, убив своего первого врага. Герцогиня могла не беспокоиться — Унэ был под защитой богини. Ведь эта сама Тьюна, приняв облик молодого дворянина, участвовала войне на стороне гэродцев.

Унэ был счастлив — несколько дней в Гэродо сделали его мужчиной. Он обагрил свой меч в крови, и потом, после пира по случаю победы, был с молодой, но опытной женщиной.

Он снова и снова вспоминал, как бился рядом с опытными воинами. Какая ярость захлестывала его юное сердце и холодный страх, смешанный с азартом. Как первое свидание, это долго не забывается. Вокруг Овельди было что-то необъяснимое, словно облако смерти. Он почти не бил своим мечом, а просто сдувал противников с их коней. Такой бешеной энергетики Унэ никогда прежде не видел.

Так почему же Дарбо и Черный Лис не помешали Тьюне в этой войне? Все просто: Нажуверда и Тангро их отвлекали. Имитона, как всегда не знала, чью сторону ей принять и отсиживалась, ожидая исход.

После битвы на полях Гэродо, когда войско короля потерпело решительное поражение, неберийцы почувствовали себя как никогда уверенно и выдвинули свои требования. Из столицы приехали послы — заключать мир. В торговле с Гэродо нуждались по-прежнему, а Гэродо нуждалось в мире и старых привилегиях.

В результате король проиграл войну взбунтовавшимся поданным. Герцогство Брэд было ими отвоевано, и ему пришлось снова идти на значительные уступки. От него потребовали подписать указ позволяющий отправлять службы неберийцам на территории трех провинций — Гэродо, Арледон и Ухрии. А также во всех храмах Неберы!

Глава 6 Путь в Фергению / из книги воспоминаний трактирщика/

Когда я осознал свое происхождение, я на многие известные мне ранее связи королевских родов мог увидеть с новой, хоть и непривычной еще для себя позиции.

Брат моей бабки, по материнской линии, Ювы, Тильадр из рода Пазолиев, убил ее мужа, моего фергенийского дедушку Ианарра и захватил на целых 10 лет власть в Фергении.

Младшему брату Ианарра Цирестору, то есть моему двоюродному деду, удалось сбежать из дворца, верные люди спасли ему и сестре Исэль жизнь. Долго они скрывались от преследований Тильадра. Этот сумасшедший не пощадил даже родную сестру — Юву задушили в собственной спальне. Узурпатор правил, пока не подрос Цирестор и не отвоевал свое право на трон.

Племя Пазолиев было им уничтожено полностью, но это не принесло стране спокойствия. Против Цирестора поднялся другой враг — могущественный клан Лангарэтов. Междоусобные войны ослабили Фергению, а тут еще давний спор с Гартулой из-за Аламанте. Как раз в одной из войн я, в пору своей юности, принял участие на стороне Гартулы. Таковы были недавние исторические события в стране, куда мы с королевой Гиликой держали путь.

Всю дорогу меня преследовало ощущение очень близкой опасности — как будто кто-то следит за нами. Но ни, я ни другие воины из сопровождения ничего не заметили. Пока мы путешествовали по землям Гартулы, я особо не волновался. Все же, здесь Гилику в обиду не дадут. Мы останавливались на ночлег у гартулийских баронов, посетив не один старинный замок, поспав не в одной огромной, как 40весельная галера, кровати, отведав местной кухни и, в общем, жаловаться, пока было не на что — даже погода нам благоприятствовала. Гилика за очень короткое время сумела завоевать сердца многих, расположив к себе всех, кто имел честь принимать ее. Она прекрасно поддерживала любую беседу, знала, где нужно смолчать, где вставить умное слово — она завоевывала уважение подданных ненавязчиво, используя свое природное обаяние.

Одну ночь мы провели в Пирмире. Этот гартулийский город славился своими колбасами, и больше, пожалуй, ничем. Мы ночевали в доме родовитого гартулийца, графа Тондольфа. Поужинали мы на славу. Весь вечер ее величество развлекали светской беседой и народной музыкой. Королева расположилась в самой лучшей комнате. Было уже довольно поздно, когда она позвала меня.

— Вашему величеству не спится?

— Мысли не дают мне заснуть. Я хочу с вами посоветоваться…

— Готов помочь вам ваше величеству любым советом, если в нем есть необходимость.

— Есть. Я думаю о том, что будет, когда Тамелий поймет, какую роль я сыграла во всех этих изменениях. Он пойдет с войной?

— Чтобы он не предпринял, ваше величество, теперь все будет по-другому.

— Меня волнует судьба моих народов. Я не хочу, чтобы пролилась кровь.

— Кровь прольется в любом случае, ваше величество — это не изменить. Вопрос в том, чтобы ее пролилось как можно меньше.

— Почему вы поехали со мной в Фергению?

Я рассказал Гилике о существовании бионитов. Она, молча, внимательно слушала, не перебивая меня.

— Мне многое стало теперь понятно, — сказала она, — я подразумеваю события в Мэриэге.

— Но это лишь одна из причин, по которым я вызвался сопровождать вас.

Она внимательно на меня посмотрела, перехватив мой взгляд.

Мы продолжили путь утром. Граф Ниндрак, человек, отвечавший за безопасность Гилики в этом путешествии, предупредил нас, что не исключены нападения на дорогах. Он так был озабочен своей ответственностью, что почти никогда не улыбался.

— Кто же может напасть на нас? — спросил я командира гартулийских воинов.

— Это батийцы, — ответил он.

— Кто они? — спросил я.

— Жалкие отбросы. Остатки партии быков смешавшиеся с разным отребьем. Они скрываются теперь от возмездия.

Нападение произошло следующей ночью недалеко от границы Гартулы. Мы остановились в скромном доме одного барона. По нашим сведениям, он был надежным человеком. Но не располагал большой охраной для защиты дома. Королева сама решила воспользоваться его гостеприимством, потому что его дом находился неподалеку от дороги, и ей не хотелось никуда сворачивать, чтобы ночевать в более защищенном месте.

Я, доверившись своим ощущениям, решил бодрствовать этой ночью. И оказалось, что мои чувства меня не подвели. В комнату, где отдыхала королева, попытались ворваться злоумышленники.

В свите королевы оказался предатель. Он убил двух воинов, стоявших в карауле и провел к покоям королевы убийц. Но чтобы попасть в ее комнату, они должны были пройти через другую небольшую комнатку, в которой находились я и Ниндрак.

Подняв тревогу, мы стали обороняться, не подпуская убийц к дверям, за которыми находилась Гилика.

Скоро к нам на помощь пришли остальные воины из свиты и сам хозяин дома.

Мы отбили нападение и многих убили. Те, кто уцелел, спасались бегством. Двух убийц нам удалось взять живыми. Они и указали нам на предателя. Нападение не повлияло на решение Гилики продолжить путь. Предателя и двух батийцев отправили в Намерию под надежной охраной, а мы двинулись дальше.

Мы приближались к границам Гартулы. Возникла необходимость заночевать в Бесте — большом поселении, и на следующий день мы должны были оказаться в Аламанте, где нас ожидал роскошный прием князя Риарона. Мне тем более хотелось попасть туда, из-за того, что я однажды помог осажденным в этом городе. У меня даже остался памятный знак о том событии — орден Бриллиантовой кошки. В юности я не придавал никакого значения регалиям, воспринимая жизнь, как увлекательную игру. Орден кошки показался мне остроумной шуткой. Но позднее я понял свою ошибку. В Аламанте помнили о моих скромных заслугах, и почитаемая там кошка послужила мне добрым знамением.

К вечеру мы добрались до Бесты и заняли все свободные номера в гостинице. Хозяин, огненно-рыжий гартулиец, сообщил нам, что в окрестностях городка видели много подозрительных чужаков.

— Вот что, — сказал я, — я поеду на разведку и осмотрю эти места.

— Сами не станьте их жертвой, — хмуро сказал Ниндрак, — можете объехать все вокруг, но так ничего и не увидеть.

Закрывшись от любопытных глаз магией плаща, я проехал по дороге вперед, но нигде ничего подозрительного не заметил. Я вернулся в гостиницу и доложил королеве, что ни батийцев, ни им подобных нигде не видно.

— Это очень хорошо, — улыбнулась она. — Наверное, они решили с нами не связываться. Не желаете вина?

— С удовольствием выпью сейчас. Прогулка вызвала у меня жажду.

Гилика протянула мне красивый серебряный кубок, и я осушил его.

— Присядьте, — сказала она.

Я скинул плащ — в комнате было жарко и сел возле стола, на котором лежал почти нетронутый ужин.

— Угощайтесь.

— Благодарю.

Я с удовольствием отведал ароматной ветчины и местного соленого сыра.

— Почему вы носите его? — спросила Гилика, имея в виду плащ.

— Он дорог мне в память об одном деле. Но, в общем, ничего особенного — я просто привык к нему.

Мы долго говорили. Гилика впервые спросила меня о том, где я пропадал все эти годы.

— Там, где меня никто не мог узнать, — сказал я, — и никто не поверит, что я был там.

— Почему вы думаете, что никто не поверит?

— Потому что все покажется нереальным и невозможным.

— Многое из того, что кажется невозможным — возможно, — тихо сказала Гилика. — Откройте эту книгу.

Она протянула мне красивую книжицу в дорогом переплете.

— Но тут чистые листы, — сказал я.

— И, тем не менее, я в ней пишу. Прочесть ее могу только я.

— Магические чернила?

— Что-то вроде этого.

Я вспомнил книгу из крепости бионитов.

— Так что не думайте, будто я не поверю.

— Мне нечего поведать, я за эти пять или шесть лет, что отсутствовал, не предпринял ничего достойного. Ничего, чем мог бы гордиться, чем следует хвастаться — жизнь преподала мне урок смирения.

— Это тоже достойно внимания.

— Но не вашего — я буду стыдиться своих рассказов.

На улице стемнело, и нам следовало спать, но я не хотел уходить, а Гилика, как будто специально, задерживала меня новыми вопросами. И мне самому не хотелось уходить — этот вечер еще больше сблизил нас.

Мне показалось, что где-то рядом раздался подозрительный шорох и едва слышные голоса.

— Бросай! — сказал кто-то во дворе.

Раздался звон разбитого стекла и в окно влетел зажженный факел, потом другой, третий. Огонь стал быстро распространяться. Я схватил большой кувшин с водой, но этого было недостаточно, чтобы погасить пламя. Гилика стала сбивать огонь тем, что подвернулось под руку.

Я накинул на один факел толстое одеяло, и общими усилиями мы погасили огонь. На наши крики поднялись воины из свиты королевы, они выбежали во двор, а там их уже ждали. Началась драка. Я не стал покидать королеву — ее следовало защитить: кто-нибудь мог проникнуть в окно.

Наверное, злоумышленники рассчитывали выманить нас на улицу с помощью пламени, а там убить. Но у них ничего не вышло. Ниндрак и его люди отбили и эту атаку, потеряв одного человека.

Я озадаченно смотрел, как догорает мой магический плащ — именно он оказался в руках у Гилики, когда она сбивала пламя. Гилика, растерянная и смущенная, стала оправдываться.

— Простите, я виновата. Это было так неожиданно!

Я расхохотался.

— Все хорошо! Все так, как и должно быть. Странно, что с ним ничего не случилось прежде.

Плащ, выручавший меня многократно, закончил свою службу. Я так привык к нему, что перестал ценить его удивительные свойства и, вот, он, по иронии судьбы, горит в тот момент, когда может снова помочь.

— Может быть, ваше величество, вы вернетесь в Гартулу? Наше путешествие становится слишком опасным.

Гилика удивленно посмотрела на меня.

— О каких опасностях вы говорите? С вами я ничего не боюсь. Для принцессы, чудом избежавшей гибели в восемь лет от рук колдуна, было бы слишком постыдным испугаться каких-то жалких батийцев.

Мы продолжили свое путешествие. Я с радостью увидел крепкие стены красной крепости Сол. Но князь Риарон располагался не здесь. Он со свом двором жил в столице княжества Огонде.

Нас приняли городские старейшины и устроили наилучшим образом, отправив гонца в столицу с сообщением, что скоро прибудем мы.

Ночь в Соле прошла без происшествий, а уже на другой день на полпути между Солом и Огондой нас встречали представители князя. Знатные дворяне и в сопровождении пышного кортежа мы въехали в столицу.

Глава 7 Встреча /из книги воспоминаний трактирщика/

После Огонды наше путешествие продолжилось без происшествий. Мы въехали на территорию Фергении. Дорога до Элинамо была вполне сносной. Никаких нападений не происходило. Признаюсь, я опасался, помня о том, что в былые годы многие фергенийцы грешили разбоями на дорогах. Но что-то изменилось. Население не выглядело довольным, повсюду ощущалась подавленность и уныние, словно все находись под каким-то необъяснимым влиянием, а вот желания бороться с трудными обстоятельствами не наблюдалось.

В этот раз не было необходимости переходить реку под водопадом Элинамо — мост был в целости и сохранности, его построили заново почти сразу после тех событий, когда я сопровождал герцога Брэда на переговоры в Мириндел.

Но в густом красивом лесу было точно небезопасно: его широкие и плотные дороги по-прежнему были во власти "лесных демонов". Большой отряд вооруженных, непотребной наружности и одетых, кто во что горазд, людей перекрыл нам путь.

Все воины из охраны королевы приготовились к драке. Я вглядывался в лицо предводителя — оно было мне хорошо знакомо, хотя и много лет прошло с той поры, как я его видел прежде.

Хищный оскал, быстрые черные глаза, недоверчивый как у дикого зверя взгляд. Это был мой давний знакомый — мальчишка по имени Волк. Один из бывших рабов убитого мной карлика. Теперь-то он, конечно, был не мальчишка. Он вымахал в здоровенного парня.

Я когда-то просил позаботиться о нем Болэфа. Но, честно говоря, я сомневался, что из этого что-либо выйдет.

И все-таки….оказалось, что под началом Волка, он так и оставил себе это имя, нынче находятся до пятисот разбойников, совмещающих нападения с мирной жизнью в деревнях.

Волк придумал такую хитрую систему сигналов, которая позволяла очень быстро собирать большой отряд своих людей, если понадобится. И наместник Тамелия бесился в приступе ярости, когда очередной обоз с ценным грузом захватывали фергенийские грабители. Наверное, эта страна так и останется страной разбоя — это у них в крови!

Но что же я говорю! Ведь к этому времени я уже отлично знал: кто моя мать — фергенийская принцесса, — значит, — ухмыльнулся я, — во мне тоже течет разбойничья кровь.

Болэф научил Волка всем премудростям военного дела, и Волк отслужил ему верой и правдой несколько лет, пока земли фергенийские прочно не захватили ларотумские наместники. Цирестора предали, многие остались не у дел.

Когда власть в Миринделе сменилась, всем, кто был предан королю и его семье, пришлось плохо, на них начались гонения. И Болэф предпочел уехать в свой замок и на время затаиться. Он отпустил от себя Волка, но тот с завидным постоянством напоминал о себе. Видно, у него появился свой разбойничий кодекс чести. В определенный промежуток времени, в ворота замка Болэфа стучали и передавали ему "долю" награбленного — либо золото, либо вещами.

Болэф догадывался кто это, но ничего не мог поделать.

Обо всех подробностях он поведал мне сам. А еще он сообщил, что в Миринделе всем заправляют Лангарэты, заключившие союз с гэллом Полтритом: взяв на себя его охрану, в ответ, получая покровительство Ларотума. Цирестор не мог свергнуть власть этих людей, опасаясь за судьбу Гилики. Уже давно он был затворником и пленником у себя во дворце, и очень давно не получал весточки из Мэриэга. От него потихоньку отдаляли всех преданных ему людей. Но все же, оставались еще некоторые — когда Болэф преодолев все препятствия на пути королю, сообщил ему о событиях в Гартуле, в душе Цирестора вспыхнула еле тлевшая надежда.

— Они скрыли от нас тот факт, что Гилика вышла замуж! — Цирестор был потрясен коварством Тамелия. — Что же нам делать?

— Я не знаю ваше величество, но в виду того, что происходит, можно попробовать связаться с гартулийцами и попытаться наладить с ними отношения.

Все это я узнал уже от самого графа Болэфа, очень скоро после встречи с Волком, потому что, оказывается, он ждал именно нас — граф поручил ему встретить нас и затем сопровождать безопасной дорогой в замок графа. Лангарэты все еще были живы и здоровы. У них нашлось много сторонников, купленных за титулы и деньги.

Гартулийцы под командованием Аньяна Мастендольфа осаждали Мириндел. Короля Цирестора с семьей успели вызволить, а город был, пока на осадном положении и в его окрестностях ездило много плохих людей, по словам, Волка.

— Ну, хорошо, — сказал я, — так вези нас туда, куда тебе велел граф.

— Вы доверяете этим людям? — удивился Ниндрак.

— Не меньше чем вам, граф, этот человек задолжал мне за плащ и еду. А долги он отдает — я знаю.

Волк, услышав эти слова, ухмыльнулся, показав свои острые зубы.

Замок графа был в дне езды от Мириндела. У Болэфа был большой дом и в самой столице, мне приходилось у него бывать. Но он теперь там почти не жил. Когда мы добрались до его владений, наступил поздний вечер. Нас уже ждали. Каким образом узнали о нашем прибытии — для меня осталось загадкой.

— Птичка на хвосте принесла эту весть, — улыбнулся граф.

Он узнал меня, и я — его, хотя он постарел, погрузнел, лицо его было такое же спокойное и добродушное.

Перед нами распахнулись ворота и, пропустив вперед карету, мы въехали во двор. На ступенях замка стояли две фигурки. Я уже понял, кто они. Думаю, что в этот момент кое у кого сердечко запрыгало от волнения.

Гилика выскочила из кареты, едва ли не на ходу, и подбежала к ним. Слезы и долгие обнимания продолжались в этом доме до утра.

Нас представили их величествам на следующий день. Цирестор Черный и впрямь стал черный подобно грозовой туче. С тех пор как я его видел много лет назад, он постарел и высох. Пышная одежда, скрывающая худобу, болталась на нем как на палке. Королева Ялтоса тоже сильно сдала.

Имя принцессы Исэль никто не упоминал. Я даже ошибочно решил, что она умерла. Гилика впервые за много лет увидела родителей. Тут же находились ее брат — принц Юланд, и сестра — принцесса Ялантина.

— Было большой удачей то, что граф помог нам бежать из столицы, — рассказывал король, — еще немного и нас бы взяли в заложники.

— Я думаю, что Лангарэты теперь пожалели, что сохранили вам жизнь.

По лицу Гилики пробежала тень страха. Королева Ялтоса укоризненно посмотрела на Болэфа.

— Простите, ваше величество, — извинился он, — я не хотел испугать королеву Гилику.

— Ее величество королева Гилика и сама подверглась нападению по дороге, — объяснил я.

— Расскажите нам обо всем, — попросил король.

Я выполнил его просьбу.

— Было очень рискованно пускаться в путь, — сказал Цирестор, в котором отец не хотел уступать место королю.

Не видеть родного ребенка много лет — должно быть тяжелое испытание. Я задумался о том времени, когда сам возможно стану отцом — буду ли я так же переживать за судьбу своего ребенка. Пока я не был готов к этим чувствам.

Королева также высказала свои опасения.

— А разве меня остановишь? Что же будет теперь? — нетерпеливо спросила Гилика.

— Надо отбить Мириндел, и уничтожить проклятый клан предателей! — воскликнул Юланд.

— Почему они сохранили вам жизни? — спросил я.

— Они рассчитывали с нами породниться через принца Юланда. Это бы окончательно узаконило их притязания.

— Понятно.

У меня мелькнула мысль, что Цирестор еще не знает о том, что он и мой родственник. Вряд ли он жаждал сейчас обрести в моем лице внучатого племянника. Моя мать была дочерью его старшего брата, а стало быть, его племянницей. Но я не стал распространяться на эту тему. Пока лишь двое знали мою тайну: Сенбакидо и Мастендольф.

Глава 8 Захват Мириндела/из книги воспоминаний трактирщика/

Болэф сообщил нам, что намерен немедленно отправиться в сторону Мириндела, чтобы присоединиться к своей армии.

Услышав это, я высказал пожелание ехать вместе с ним.

— Но зачем вам это? — воскликнул граф.

— Хочу напомнить вам, граф, что я уже много лет являюсь рыцарем ордена Факела. Вы сами присутствовали на церемонии посвящении. Так что, какой-то частью души я фергениец, к тому же, совершенно недавно я выяснил, что моя мать родом из Фергении.

— Вот как? Ну, хорошо, я буду рад вашему обществу, только постарайтесь не отнять у меня все лавры, как было в прошлый раз! — засмеялся Болэф.

Я объявил королеве, что собираюсь покинуть ее. Она взволнованно посмотрела на меня и сказала:

— Ваше желание понятно. Очень благородно, что вы не хотите оказаться в стороне, но ваша помощь, ваша защита могут понадобиться моей семье и…мне.

— С вами останется Ниндрак, и вы за надежными стенами замка Болэф. Вам не о чем беспокоиться, ваше величество, я привезу вам ключи от родного города.

Она благодарно на меня взглянула и сказала:

— Только прошу вас, вернитесь живым.

Мы с небольшим отрядом Болэфа, который он собрал за считанные дни из местного ополчения и отряд Волка, пожелавший присоединиться к нам, направились к стенам Мириндела. Ветреная прохладная погода обещала ухудшиться. В любой момент мог полить дождь.

Стены Мириндела, возведенные несколько столетий назад многократно достраивались, расширялись, и в некоторых местах были весьма ненадежны, по словам Болэфа, но именно эти участки повстанцы защищали с особой отвагой.

Мне приходилось бывать в Миринделе однажды. Это был строгий город, с остроконечными крышами, неважными улицами, во многих местах не замощенными. Дворец находился в западной части города, его окружали стена и ров. Но Лангарэты рассчитывали, что до штурма дворца дело не дойдет. Все свои силы они бросили на защиту внешних стен города. Они не были намерены быстро сдавать Мириндел.

Еще издали мы увидели черные столбы дыма — это горели ритуальные костры, на которых сжигали погибших. Такой густой дым валил от веток ксавьеры. Раздавался шум осадных орудий и крики людей. Но город еще не был взят.

Гартулийский отряд сражался вместе с фергенийцами, преданными королю. Я хорошо различал гартулийцев по ярко-красным щитам и характерным немного вытянутым шлемам.

К стенам были приставлены лестницы. Из бойниц яростно отстреливались лучники. Ворота пытались разбить огромными таранами.

— Мы подоспели как раз вовремя! — прокричал мне Болэф. — Скоро падут ворота, и мы примем участие в сражении.

Но неожиданно штурм захлебнулся. У армии Лангарэтов, словно живой силы прибавилось — осажденным удалось сбить несколько лестниц, а ворота вовсе не собирались легко поддаваться. Сверху на штурмующих посыпался град стрел, полилась смола, и они были вынуждены отступить. Стены оказалось не просто пробить.

— Придется приложить больше усилий, чем мы думали, — заметил граф.

К вечеру удалось сделать несколько брешей. Ветер усилился, в любую минуту мог пойти дождь.

Я вместе с отрядом Волка стал штурмовать частично разрушенную стену. Нам удалось забраться на нее, и бой начался внутри укреплений. Вокруг меня и Волка заварилась такая каша, что скоро мы стали ступать уже по груде тел. Но мы сделали хороший почин — за нами уже взбирались воины Болэфа, и к этой части города стало подходить подкрепление — осажденные не собирались так легко сдавать свою позицию. Зато наша атака помогла снять напряжение на воротах. И сторонники Цирестора внутри города смогли воспользоваться затишьем — они открыли ворота и сдали город.

Гартулийцы ворвались за ворота и пробивали себе путь к дворцу, где заперся узурпатор. Но Лангарэта и его приближенных там уже не было.

Видя, что город капитулировал, они решили спешно покинуть его, чтобы укрыться в своих родовых замках. Люди Аньяна Мастендольфа, командовавшего гартулийским корпусом, сумели их настичь.

Уже к ночи город затих — лишь дым от пепелищ и стоны раненных говорили о том, что тут еще час назад кипело сражение.

Лангарэтов вернули во дворец, которым они мечтали владеть, и допрашивали люди короля.

Я, разыскав Аньяна, чтобы поприветствовать своего друга, отправился затем вместе с Болэфом в его владение. Нас ведь ждали с огромным волнением.

Мы привезли Гилике и ее семье хорошие новости — совместными усилиями преданные Цирестору фергенийцы и гартулийское войско завладели столицей. Лицо моей королевы просияло от этих слов.

Глава Граф и Волк

Мириндел снова перешел в руки своего законного хозяина. Гилика посвящала много времени своей семье. У меня появилась возможность подумать обо всем, что со мной случилось и оценить положение вещей. Я не спешил с принятием решений, мой путь в Римидин не был прямым. В данный момент я знал, что мне следует быть в Фергении.

И пока не созрело четкое решение, что делать дальше, я проводил мирные дни в компании знакомых мне фергенийцев и Аньяна, не спешившего покидать Мириндел.

Мне довелось наблюдать, как деятельный граф Болэф подминает под себя распустившихся отвыкших от дисциплины людей.

Обучает дворцовую стражу…

В его планах было преобразовать армию, усилить ее пехотой, но пока он призывал всех верных Цирестору дворян пройти достойную военную подготовку к возможному нападению. Его люди занимались доставкой крепких и выносливых лошадей из Харганы. Прибыла партия мечей из Болпота. Не все дворяне королевства могли обеспечить себе достойную экипировку.

Правление Лангарэтов плохо отразилось на благосостоянии многих семейств. Часть золота уплыла в Ларотум…Часть осела в подвалах Лангарэтов…Вот на эти возвращенные деньги король теперь экипировал своих людей.

Имелись еще люди иного толка. Они не были благородных кровей. Напротив, они возникли из отбросов общества, но вышло так, что именно они принесли ощутимую пользу Фергении в первые дни реставрации.

Это были обученные убивать люди из отряда Волка.

Болэф предложил Волку поступить на службу к королю, и как уже было прежде, Волк любезно отклонил его предложение, но добавил, что согласен считать себя и своих людей вольнонаемными стрелками и принимать по необходимости участие в военных действиях за плату. В остальное время он волен распоряжаться своим отрядом по своему разумению.

Графу не хотелось оставлять большой отряд хорошо подготовленных и вооруженных людей без дела, и он предложил "капитану" Волку патрулирование дорог Фергении.

— Это лучший способ очистить Фергению от разбойников — дать возможность другим разбойникам следить за порядком, — вздохнул он, объясняя мне свою мысль.

Волк, пожав плечами, сказал, что, в сущности, ему все равно, если он будет получать плату за свои услуги, то он украсит каждую елку, каждую мафлору трупами тех, кому нравится заниматься разбоем.

Волк слов на ветер не бросал. Я проезжая вдоль городских стен с содроганием наблюдал деревья "украшенные" бывшими грабителями.

— Вас не пугают возможные вспышки народных волнений? — спросил я у Болэфа.

— Тут трудно что-либо предсказать. Фергенийцы упрямы и своевольны, но они не спешат на тот свет. Волк для многих крестьян непререкаемый авторитет. Он истребляет тех, кто не живет по его закону. Но Волк знает, что король может с легкостью его отправить к палачу. Он нужен Цирестору, но и Цирестор нужен таким, как он. Кажется, у короля Тамелия тоже есть подобный отряд. Но не о Волке нам надо сейчас волноваться. Если не будет эпидемий и неурожая, то у нас появится шанс улучшить свое положение. Фергения богата лесами. Если начать торговлю деревом, особенно корабельной древесиной, это может нас спасти и даже сделать богатыми.

Как ни странно, но произвол, учиненный Волком, жители восприняли куда спокойнее, чем, если бы его устраивали люди короля. В чем состоял этот феномен, непонятно! Болэф оказался прав — авторитет бывшего разбойника был сильным. Волк, убивавший своих сородичей не вызывал возмущения, хотя всем было отлично известно, что ему платит король.

Королю пришлось раскошелиться, хотя он испытывал большие затруднения в средствах.

Набларийцы из Римидина в любой момент могли потребовать возврат долгов. Цирестор обещал им торговлю и свое покровительство. Приглашал в Мириндел, предлагал выгодные условия. Но не все спешили откликнуться, многие выжидали.

Глава 9 Исэль/из книги воспоминаний трактирщика/

Я спросил Болэфа, что случилось с Исэль, наедине, заметив, что королевская семья старательно избегает этой темы.

Болэф нахмурился.

— Исэль стала жертвой какого-то чудовищного заговора. Она выступала против утверждения дарбоистской веры, и Полтрит мечтал от нее избавиться — она ведь еще обладала даром предвидения и однажды она предрекла Полтриту, что он плохо кончит. Я думаю, что он затаил на нее зло. Он хоть и ужасающе глуп, все же понял, что просто так от Исэль ему не избавиться. И он придумал план с помощью Лангарэтов, разумеется. Исэль вызвали в дальнее поместье к умирающей графине, ее родственнице. Исэль не доехала до места. Графиня не умерла, она сейчас в полном здоровье. Люди, посланные на поиски, утверждали, что Исэль мертва. Они предполагали, что разбойники сбросили ее тело в реку, и его унесло течением. Королю привезли обрывки ее одежды и кольцо, найденное на берегу. Мне все же кажется, что Исэль жива.

— Почему?

— Она многое умела. У нее необыкновенные способности. Полтрит мог заставить ее помогать себе. Кто-то утверждает, что видел женщину похожую на Исэль в доме Полтрита. Но это было год назад.

— Надо предпринять ее розыски.

— Непременно сделаем это. Лангарэтов уже пытают, и скоро мы все будем знать о принцессе.

— Надеюсь, что мы узнаем что-нибудь.

Лангарэты под пытками сознались, что были причастны к похищению Исэль. Они указывали на Полтрита, как на организатора ее похищения. Сам Полтрит уже был арестован и, хотя он что-то кричал о своей неприкосновенности и гневе ларотумского короля, его также допрашивали в застенках крепости.

Полтрит извергал проклятия, но палач заставил его сознаться, что Исэль долгое время находилась у него в доме.

Только сейчас ее там не было. Полтрит утверждал, что уже год, как она исчезла. И он не знал, кто помог ей бежать и где она находится.

Я предложил Болэфу съездить в замок гелла Полтрита и побеседовать с его домочадцами.

Мы поговорили со всеми, кто жил в загородном замке, который Лангарэты любезно предложили Полтриту, надо думать в благодарность за поддержку ларотумского короля.

Никто из слуг не сообщил нам ничего интересного, но вот в комнате, где Полтрит прятал Исэль, я нашел любопытную вещицу, она зацепилась за резной выступ кровати, это была ритуальная фигурка на толстом шнурке, вероятно, она случайно оказалась там, наверное, кто-то обронил ее. Я внимательно рассмотрел изображение комара, вырезанное на деревянном ромбе. И показал Болэфу.

— Это фигурка называется порц, — сказал граф, — она может нам помочь, если ее хозяин имеет отношение к исчезновению Исэль. Дело в том, что знак, изображенный на порце, в данном случае комар…являются принадлежностью места, из которого происходит или, где долго жил человек. Жители восточной Фергении вырезают сов, жители городов Большого креста, вырезают солнце, колодец, птиц, ветер, а вот жители Мириндела вырезают изображения трех букв. Это делается, для того чтобы после смерти человек мог попасть в то же место, где он проживал, — там находится часть его жизненной силы. Он как бы делает последний завершающий шаг перед уходом в загробный мир. Это все часть культа черной силы.

Слова Болэфа меня не удивили.

Мне было известно, что культ черной силы в Фергении имел древние корни. Отчасти он возник из культа мертвых, — сжигая тела мертвых людей, фергенийцы желая почтить их память, делали подобия человеческих тел из камня, дерева, глины, серебра и золота, в зависимости от того какими средствами располагали родственники умершего. Эти фигуры кираты могли быть огромными или крошечными — их ставили возле дома в специальных строениях, называемых рэа, или в самом почетном месте дома. С ними советовались, просили о помощи и приносили дары.

Но от этого культа отпочковалась вера в богиню Ирэ — богиню темного царства, которая забирает души умерших, она всегда в черном или темно-синем, лицо ее белое как снег, у нее черные волосы и фиолетовые губы. Люди молили ее не забирать их жизни слишком быстро, они откупались от нее разными жертвоприношениями и в иные времена приносили в жертву других людей.

Ирэ была овеяна страхом, мистикой и колдовством. Кроме этой печальной и сумрачной богини существовал культ Гиира — бога лесов, Цегнера — бога ветров и туманов, но они почитались меньше, чем Ирэ.

У Ирэ были помощники, которые следили за людьми — Церы олицетворения его тени. Тень это и есть Цер.

Она незримо следит за вами и доносит все Ирэ о ваших поступках, поэтому в Фергении люди трепетно относились к своей тени. Еще почитался дух Уфибулы — он олицетворял зло. Как ни странно, но именно бога зла просили о том, чтобы он удержал человека от дурных поступков. В Фергении многое выглядело парадоксальным, но всех этих богов неожиданно потеснил красивый жизнелюбивый Дарбо.

Культ Ирэ стал терять своих приверженцев, но многие продолжали тайно поклоняться ей.

— К какому месту принадлежит хозяин найденного порца?

— Этот знак "волнистая линия" говорит о третьем городе большого креста, городе Искра. Но вот эта черточка означает не город, а ближайшее поселение, деревню. В окрестностях города много деревушек.

— Если предположить, что эту вещь оставили похитители, то тогда нам следует искать их в тех местах.

— К счастью, это недалеко отсюда.

За моей спиной мелькнула мрачная физиономия одного слуги, он заметил, что нас что-то заинтересовало.

Я обратил на это внимание Болэфа.

— Если в доме Полтрита кто-то помогал похитителю, следует подумать о том, чтобы он не вздумал предупредить своих сообщников. Надо посадить всех слуг под арест, пока мы ищем принцессу.

— Подвал в этом замке нам подойдет.

Барг, сопровождавший нас со своими людьми, отдал распоряжение им запереть всех слуг. Я снова перехватил взгляд того человека.

— Ну-ка подойди ко мне, — велел я.

— Что угодно, господину?

Он уставился в пол тупым взглядом.

— Слушай, если тебе что-нибудь известно, лучше признайся сразу. Иначе ты пожалеешь о том, что появился на белый свет.

Слуга сказал лишь одну фразу:

— Цер предупредит.

Никакие угрозы не могли заставить его сказать правду.

— Тебя будут пытать, ничтожное создание, — разгневался ему Болэф, — ты умрешь в жестоких мучениях, если мы не найдем принцессу.

Ничего не добившись от слуг, по-прежнему хранивших молчание, мы рассчитывали на везение.

— Не понимаю, зачем кому-то похищать принцессу, — говорил Болэф. Она выросла на моих глазах: всегда была грустной молчаливой девочкой, ее искусство предсказывать события иногда пугало людей, но я знал, что она делала это нечасто. Она еще в детстве говорила, что в Фергению придут чужеземные священники. Говорила, что Цирестор будет терять трон. Что одно его дитя будет оторвано от него на долгие годы.

— Возможно, этот ее талант и послужил причиной.

— Не понимаю. Она никому не причинила вреда.

— Люди не любят когда их пугают.

— Не помните, что еще предсказывала Исэль?

— Самое странное ее предсказание было о том, что наследник двух королей покорит Светлые земли, и это произойдет в царствование его родственника Цирестора. Никто не мог понять, о чем она говорила. Видно она ошибалась, или я что-то напутал.

Я ощутил при этих словах странное волнение.

Мы поехали по направлению к городу Искра, Болэф приказал своим людям разделиться по три человека, чтобы осмотреть ближайшие деревни в его окрестностях. Мы направились к самому большому поселению. Первым кого мы посетили, был дом старейшины. Он произвел неприятное впечатление, вел себя весьма дерзко, хмуро смотрел на нас как на незваных гостей. И особого страха перед знатным человеком не выказывал. Его поведение мне сильно напомнило то, как вел себя слуга в доме Полтрита.

Кто бы мог знать, что недалеко от Мириндела есть большое поселение, в котором культ Ирэ достиг ужасающего влияния на умы людей. Возле могильного холма, сохранившегося с незапамятных времен, мы нашли большой каменный жертвенник с большими фигурами, почти в человеческий рост. Мне показалось, что на каменной плите видны следы крови. Жуткий интерес шевельнулся в моей голове: кого убивали здесь — животных или…людей?

— Проклятая принцесса виновна в том, что она стала причиной проникновения дарбоизма в Фергению.

— Кто вам сказал, что принцесса Исэль виновата в этом?

— Жрец Ирэ он утверждал, что именно она предрекала появление чужих богов.

— Но она хотела предупредить вас.

— Она вызвала их, — упрямо твердил крестьянин.

— Где его дом?

— Я не могу показать вам его.

— Не можешь?

Я вдруг пришел в ярость от тупого упрямства этих людей.

Я схватил его сына и прижал нож к его горлу. В глазах крестьянин появился страх, но он тут же овладел собой и мрачно сказал:

— Если моей богине угодна такая жертва…я приму ее.

— Что?! Да вы с ума здесь посходили, что ли?! Тебе не жалко своего сына! Что за люди живут здесь. Вы все умалишенные!

— Я не стану убивать твоего ребенка, я и не собирался делать это всего лишь желал припугнуть тебя. Но мы поступим иначе. — Граф Болэф прикажет арестовать тебя и тобой займется палач, который знает толк в пытках. И ты все расскажешь нам…

— Я расскажу! Я все расскажу! — закричала женщина жена этого идиота.

— Молчи, тварь! Как ты смеешь идти против нашей веры!

— Ты же наш единственный кормилец, не губи семью! Идемте за мной…

Не слушая проклятия мужа, она повела нас к дому, в котором жил жрец. Жители деревни испуганно смотрели на нас…Видно, их головы были сильно затуманены.

Итак, мы выяснили, что жрец Ирэ, властный и жестокий человек, держал в страхе всех жителей в окрестностях Искры. Он внушил им, что Исэль, о которой люди говорили как о ясновидящей, виновна в бедах фергенийцев. Он будто бы узнал от Ирэ, — она, вероятно, шепнула ему на ухо, — язвительно подумал я, что именно рождение Исэль повергло страну в хаос и мрак.

Было бы логичным, если бы этот негодяй убил принцессу, как источник зла, но вскоре мы выяснили, что он держал ее в плену, объясняя жителям поселения, что он хочет заставить ее открыть некую тайну, которую она скрывает.

Мы нашли жреца. Он пребывал в состоянии, которое я бы определил как сумасшествие, кто-то иногда называет подобное религиозным экстазом. Этот человек лежал посреди двора на сырой земле: распростертый и совершенно голый…он уставился взглядом в небо и ни реагировал на внешние звуки. Даже наше появление не привлекло его внимание.

Ему было лет сорок, тело со следами физического воздействия, вроде ожогов и ударов плети, производило мерзкое впечатление.

Нашим людям с трудом удалось поднять его — лишь несколько ведер ледяной воды подействовали, на крики он не реагировал.

— Творцы искушения, посланники мрака! — закричал он, за чем явились на землю Богини?

— Негодяй, немедленно отвечай: где принцесса? — в гневе обрушился на него Болэф. Я никогда не видел его в подобном настроении.

Жрец лишь рассмеялся с безумным видом…

— Осмотрите дом! — приказал Болэф своим людям.

— В доме ее нет! — сообщили нам после осмотра.

— Не может такого быть! — возразил я. — Она там. Я чувствую ее. Вы не нашли, потому что в доме есть потайное помещение.

Я вошел в дом — внутри он выглядел жутким — повсюду стояли ритуальные фигурки, и царила такая угнетающая энергетика. Много красного и черного: цвета крови и смерти. Я внимательно осматривал стены. Посреди комнаты стояло возвышение, что-то вроде алтаря. Я не сомневался, что под ним был вход в подвал.

После осмотра этого сооружения, я обнаружил механизм, отпирающий вход. Оттуда пахнуло гнилью и сыростью. Слабый свет лампы едва освещал ступени.

— Ваше высочество, — громко позвал я. — Отзовитесь!

В ответ я услышал слабый стон. Я подошел к темному углу, в котором на жалкой циновке сидела узница. Несчастную женщину больше года держали прикованной цепью, в душном подвале, ограничивая в еде и питье, без света и общества — от нее осталась жалкая тень. Но принцесса Исэль сразу узнала меня.

— Гартулиец, — прошептала она, — сын Саламандры…

— А еще, я ваш внучатый племянник, я сын королевы Эравель.

— Я знала, я знала, что ты непростой, — произнесла она и потеряла сознание.

Я вынес ее на руках из подвала, ее тело было весом как перышко. Сколько же страданий ей пришлось пережить!

— Она на грани жизни и смерти, — сказал я графу.

Болэф, изменившись в лице, вытащил из кармана пузырек с какой-то жидкостью и влил ее в рот принцессы.

— Что это? — спросил я.

— Действенное средство, помогает при слабом сердце, я купил его у одного монаха из Корсионы.

Исэль пришла в себя. Она что-то хотела сказать, но Болэф ее остановил:

— Не надо, ваше высочество, вам станет хуже.

— Ее нельзя перевозить в таком состоянии, — сказал я.

— Это точно. Я отправлю людей за королем, а ее высочество поместим в дом барона Элтена, что находится в Искре.

Мы так и поступили. За принцессой ухаживала жена барона. И по ее лицу было заметно, что дела больной очень плохи. Король приехал и долго сидел у кровати сестры. По бледным щекам его катились слезы.

Исэль умирала. Она считала, что выполнила свое предназначение, и ни о чем не сожалела. Она успела попрощаться с семьей, и в час черной лисы ее душа покинула тело. Темная ночь спустилась на густые леса Фергении. И даже свет ярких ритуальных костров, зажженных в разных ее уголках, был бессилен пролить ясность на ближайшее будущее этой страны. Зато я предвидел его, знал, что скоро все изменится.

Глава 10 Фергенийские биониты

После захвата Мириндела и установления там власти короля Цирестора, я вместе с гартулийскими дворянами поселился во дворце. Пока мои дальнейшие планы еще не созрели в точном своем очертании. Но я чувствовал, что мое место сейчас рядом с Гиликой.

Казнь Лангарэтов я пропустил, у меня было в этот день одно дело. Не думаю, что это зрелище доставило хоть какое-то удовольствие Цирестору. Гилика находилась с ним. Она хотела поддержать отца. И судя по ее заплаканному лицу в этот день, грустные мысли о человеческих пороках изрядно потрепали ее.

— Мне было тяжело смотреть, как умирают они, вся семья, их приближенные, тридцать человек, это ужасно! — сказала она, судорожно глотнув.

— Примите, ваше величество, тот факт, что вам придется не только миловать, но и казнить.

— Но почему…надо убивать. Неужели нет иного способа защитить свои интересы?

— Как можно оставлять таких людей в живых? Снова навлечь на себя опасность?

— Я понимаю, но думаю, что не смогла бы…

— Сможете, — твердо сказал я. — Когда вы станете защищать себя, свою семью, свой народ — сможете! Вы сами не представляете, на что будете способны!

— Надеюсь, Льен, мне не придется этого делать. Никогда.

— Тогда за вас это сделают те, кто вам предан.

Я не забыл про обещание, данное королеве Налиане — найти всех членов организации бионитов. Ясно, что они были и в Фергении. Теперь, когда власть черных магов из Ларотума свергнута, их противники снова должны проявить себя. В любом случае, я должен остановить их. Но для этого необходимо сначала выяснить — кто эти люди. Скорее всего, среди них есть приближенные короля.

Я обратил внимание, что рядом с его величеством неотлучно присутствует один человек — тщедушный, с невыразительными чертами лица, маленькой бородкой. Он носил титул графа Кроуберга. Этот фергенийский дворянин вызвал у меня ощущение чего-то фальшивого. Это мимолетное ощущение от встречи с ним всякий раз повторялось, когда я видел его. Но подозревать его лишь на основании моих ощущений я не мог. И все же, я решил внимательно присмотреться к графу. Выбрав удобный момент, я постарался завязать с ним разговор.

— Мне очень приятно увидеть при дворе его величества много умных и достойных людей. О вас говорят, как о способном многообещающем человеке, мне было бы приятно поближе познакомиться с вами.

Он едва успел скрыть удивление и поклонился в ответ на мою грубую лесть.

— Мнение обо мне явно преувеличено, кто бы его не высказывал.

— Его высказали люди, которым я могу доверять. Вам, наверное, было нелегко все эти годы, находиться в положении столь унизительном.

— Я был рядом с его величеством. И всегда вселял в него надежду, что придет час и справедливость восторжествует, — произнес он немного напыщенно.

— Несомненно, так и есть. Его величество опирается на верных людей, в этом залог его успеха. Как говорится: "Зверю — чаща лесная, рыбе — океан, птице — небеса, а чистому сердцем — весь мир", — спокойно процитировал я изречение, увиденное мной в крепости бионитов, — и я добавлю к этим прекрасным словам: верные слуги — доброму господину.

Кроуберг внимательно посмотрел на меня.

— Вы приехали из Анатолии?

— Да, я приехал оттуда.

— Тогда вы знаете о том, что там происходило.

— Я хорошо осведомлен о многих событиях.

— Почему получилось так, что вам — чужеземцу — король доверил судьбу королевства, и это случилось после возвращения его семьи в Номпагед из плена, как говорят.

— Я давно завоевал симпатии и доверие короля, но вы сами понимаете, что будь я обычным человеком, такое мне никогда бы не удалось.

Кроуберг кивнул, выражая согласие.

— Если бы за мной не стояли люди столь могущественные, чтобы поддержать меня, то я бы никогда не осмелился претендовать на такую роль.

— Кто же эти люди?

— Неужели вы не догадались до сих пор? Только рыцари ордена бионитов могут располагать достаточной силой, чтобы вершить судьбу других государств — это то, о чем мечтал магистр Додиано.

— Но магистра убили, не взирая на его могущество.

— Верно.

— Его убили те, кому он доверял.

— А я слышал другую версию тех событий. Говорят, что его убил чужеземец.

— Никто не знает этого наверняка.

— А вам — откуда все известно? Вы были там?

— Нет, я обращаюсь к простой логике, мой друг. После смерти магистров власть в ордене, странным образом, перешла в руки женщины. Не хочу никоим образом умалять достоинства герцогини. Напротив, беседы с ней доставляли мне подлинное удовольствие.

— Так вы знаете герцогиню Джоку? — спросил Кроуберг.

— Более чем. Она — умнейшая женщина, хотя всего лишь женщина. Наверное, было ошибкой уступать ей власть, как будто в ордене не нашлось достойных мужчин.

Кроуберг молчал. Но он явно испытывал напряжение.

— Магистр Додиано был исключительной фигурой, его план по распространению влияния ордена на двух материках гениален и прост по сути, второго такого магистра нам еще поискать, но…в некоторых вопросах он, увы, оказался недальновиден, так же как и магистр Френье. А он уж точно не был глупцом. Но женщины, нам, мужчинам, всегда кажутся наименее опасными соперниками, нас обманывает их слабость. И вот, чего мы добились, благодаря своему пренебрежению к ним: женщина — магистр ордена! Вас это не удивляет?

— Почему это должно удивлять? Насколько мне известно, магистр ордена Белого Алабанга также женщина. Ей покровительствует сам король.

— Вот это и кажется странным. Мы живем в мире воинственном и грубом. Женщины созданы нам для удовольствия. Кафирия Джоку слаба, но она оказалась умнее и проворнее всех мужчин в ордене.

— Все сочли ее достойной. Мы принесли ей присягу.

— Вы хоть раз в своей жизни видели эту особу?

— Нет.

— А я хорошо ее знаю. Тут не обошлось без хитрости, коварства и магии.

— Но ведь герцогиню Джоку выбирал совет Десяти! — возразил с негодованием Кроуберг.

— Я знаю, как герцогиня Джоку на самом деле добилась своего положения, — сказал я, — она убила магистра Френье, и завладела мощным артефактом, настолько сильным, что даже магистр Леон не смог ее обойти, а после магистра Додиано он был самым сильным, самым достойным претендентом на роль Верховного магистра.

— Откуда вам столько известно?

— Я просто наблюдал за ней. В свое время магистр Додиано принял тайное решение, чтобы его эмиссары в разных странах не зарывались и проводили политику ордена, а не свою личную, создать что-то вроде тайных наблюдателей, которые бы стали ему сообщать о реальном положении дел.

— Вот как, — нахмурился Кроуберг.

— В настоящее время орден может расколоться на две части, потому что магистр Леон хочет получить корону Бионо. Скоро у него появится такая возможность. Те из нас кто обладает здравым смыслом и чутьем на успех, сделают правильный выбор и поддержат его. Нам следует выбрать себе настоящего магистра.

— О какой возможности вы говорите?

— Той, что способна противостоять силе артефакта магистра Джоку.

— То, о чем вы говорите, как раз верный способ утратить силу нашей организации, раскол вреден нам — сказал Кроубер.

— Но по-другому невозможно — Джоку предала нас. Ее власть основана на силе артефакта, ничего другого за ней не стоит.

— Вы ведь не просто так говорите об этом. Чего вы сами хотите?

— Я хочу встретиться с вашими друзьями здесь и обсудить положение дел в ордене. Я действую в интересах многих людей, недовольных тем, что происходит. В любом случае — вам решать.

— Хорошо, я подумаю, как устроить эту встречу.

Потеряв в огне свой плащ, я даже не задумывался о том, чтобы найти ему замену.

Но иногда я невольно ловил себя на мысли, что люди меня не замечают. Это происходило в те моменты, когда у меня возникала необходимость побыть в одиночестве, поразмыслить, — я как бы уходил в себя.

Однажды это случилось в коридоре дворца, я задумался и…меня чуть не сбил с ног один придворный.

— Герцог! Откуда вы взялись? Простите, но вы словно из-под земли выросли! — произнес он, запыхавшись.

Как-то раз я пошел мимо двух гартулийцев из свиты Гилики, а они даже не повернули головы в мою сторону, подобное проявления неуважения меня озадачило. Я подошел к ним, и они испуганно вздрогнули.

Несколько подобных случаев натолкнули меня на мысль, что я каким-то образом делаюсь незаметным для людей.

Сумасшедшая мысль овладела мной — что если я каким-то образом научился делать то же самое, что делал с плащом?

Становиться невидимым!

Каким бы странным это не казалось, стоило попробовать действовать не стихийно, а осознанно. Единственным, кто мог сказать мне правду и не заставить при этом краснеть от стыда, было зеркало.

Я заперся в своей комнате и начал экспериментировать. Человеческая природа против того, чтобы человек не мог видеть свое отражение. Стать невидимкой — это все равно, что стереть себя с лица земли для всех, кто обладает зрением…в спокойной обстановке, когда ничто не угрожает, почти невозможно убрать свое отражение в зеркале. Почти.

Я пытался около суток — наконец, у меня что-то получилось: несколько секунд отражение в зеркале колебалось, потом погасло, словно я сместился, но я стоял там же, где только что находился. Моя рука — я не видел ее! Я не видел ног, тела — эффект даже впечатляющий, чем в плаще. Тогда я мог видеть себя, а сейчас я полностью исчез. Если только это не самовнушение и не галлюцинация.

Я поддался страху из-за потери контроля….и отражение вернулось. Постепенно я обрел контроль над разумом, перестал думать о своем теле, и у меня стало безошибочно получаться. Я хотел проверить себя в деле. Гилика стала первым человеком, при ком я испытал себя, возможно, потому что при ней мне было сложнее всего контролировать свой разум. Все прошло идеально.

Глава 11 Корсионский монах

Когда мои "тренировки" увенчались успехом, я обратил внимание на другие необычные вещи.

Я заметил, передвигаясь по городу, что постоянно натыкаюсь на одного и того же человека, — как будто случайно он всегда оказывается рядом со мной. Вроде бы он ходил по своим делам, с сосредоточенным видом, не пялясь по сторонам, но у меня создалось такое ощущение, что он следит за мной.

Днем Кробурег сообщил мне, что его этим же вечером я приглашен на обещанную мне встречу. Дождавшись нужного часа, я пошел по адресу, названному Кроубергом. Мириндел был неважно освещен в темное время. Выручала луна. Улица, по которой направился я, поднималась по небольшому склону, поворачивала влево, а потом делала неожиданный крутой спуск и упиралась в высокую каменную ограду. Пройдя ее до конца, я должен был повернуть и оказаться перед крыльцом дома, где меня будут ждать.

Едва я приблизился к ограде, в свете фонаря, позади меня мелькнула тень, видимо, я не заметил ее прежде в темноте. Я завернул за угол и дождался, пока она не покажется рядом, а затем схватил моего шпиона и прижал его к железным прутьям. Им оказался тот, кто следил в городе за мной — немолодой человек с усталым лицом, впалыми щеками и короткой пегой бородкой. На нем был плащ корсионского монаха. Он тяжело дышал, — наверное, в таком возрасте нелегко заниматься слежкой.

— Кто вы и почему следите за мной? — спросил я, прижимая этого человека к ограде.

— Тихо, тихо, молодой человек, отпустите меня, — прохрипел он, — у меня в мыслях нет ничего дурного, я вам все объясню.

— Хорошо, — я ослабил хватку, — я слушаю ваши объяснения. Кто вы и почему следите за мной?

— Меня зовут хэлл Гивейл. Дело в том….что я…

— Вы монах из ордена Корсионы, это я и так знаю, почему вы ходите за мной по пятам?

— Видите ли, какая история…наш орден разыскивает по всему материку одного человека. Нас вывели на вас, но мы не уверены в том, что вы тот, кто нам нужен.

— Кого вы ищите?

— Я не могу вам сказать.

— Вот так разговор!

— Я понимаю ваше недоверие, но это страшная тайна. Если наши враги узнают, кого мы ищем, то от ордена Корсионы не останется и следа.

— Почему вас заинтересовала моя персона?

Он засопел носом.

— Потому что вы назвались в Сахэне корсионским монахом и показали кольцо, и мы хотели узнать, кто вы и откуда оно у вас.

Я засмеялся.

— То есть вы предлагаете мне открыться, а сами ничего не хотите рассказать.

— Все будет зависть оттого, что вы мне расскажете.

— Нет, так дело не пойдет! Разве я могу быть уверен, что вы пришли не от моих врагов?

— Да, ситуация тупиковая.

— Я могу сказать только, что кольцо я нашел в могиле.

— В могиле! — лицо корсионского монаха побледнело, как мел.

— Вас это удивляет?

Он молчал.

— Я нашел его в могиле древнего воина, видимо, его туда спрятали много лет спустя после его смерти.

Монах перевел дыхание.

— Вы нашли его случайно там?

— Нет. Меня туда привели.

— Вы может сказать: кто?

— Нет, я не могу вам сообщить это, но я скажу, что имею все права на найденное кольцо. Вас удовлетворит такой ответ?

— Вы уверены в этом? — от волнения он затаил дыхание.

— Я более, чем уверен в этом. Можете объяснить вашим людям, что если они желают добра тому, кого ищут, то им надо стать откровеннее.

— Хорошо, я им передам ваши слова.

— А теперь идите, вы мне мешаете — здесь у меня назначена встреча.

— Будьте осторожны, — пробормотал монах и ушел, испугано оглядываясь.

Я подавил в себе искушение рассказать монаху всю правду. С некоторых пор я стал осмотрительнее. Что если он противник моего отца что, если он послан Сваргахардом, — тогда мне будет угрожать опасность еще до того, как я найду друзей.

Пусть корсионские монахи сначала докажут мне, что они не являются угрозой, раз их так интересует это кольцо.

В любом случае, меня занимало сейчас другое дело — я шел на встречу с бионитами, рассчитывая уничтожить их проклятый орден хотя бы в Фергении.

Глава 12 Сила убеждения

Кроуберг осторожничал — он свел меня всего лишь с одним человеком: бароном Фергейдом, так же замеченным мной ранее в окружении Цирестора. Это был невысокий светловолосый человек с веснушчатым лицом, судя по всему, кто-то из его родителей происходил из гартулийцев.

— Моя мать, — ответил на мой немой вопрос барон, — родом из Гартулы, поэтому я так отличаюсь от соотечественников. Признаюсь, я заинтригован. Граф поведал мне с ваших слов удивительные вещи. Я не мог поверить собственным ушам.

— Все рассказанное мной графу — чистая правда.

— Так вы хотите изменить положение в ордене?

— Да.

— Что же вы предлагаете?

— Послать сообщение в Карапат к магистру Леону о том, что фергенийские биониты не желают подчиняться магистру Джоку. Что вы готовы поддержать переизбрание магистра.

— Открытое неповиновение против правил ордена! — воскликнул Фергейд. — Этого как раз и добиваются наши враги.

— А вы хотите, чтобы наш орден прогнил изнутри? Кто-то из низов убивает магистра Френье, а потом неожиданно гибнут все магистры в Алаконике. Вам не кажется странным, что только после всех этих событий герцогиня Джоку получает власть. Оставьте все как прежде — кем бы она была? Одной из многих. Женщиной — не более. И что значительного удалось предпринять ей? Ничего! Решительно ничего! Она замышляет переворот в Мэриэге — хочет заменить короля человеком не самой чистой крови. Это же глупо! Кто бы из ларотумских дворян стал подчиняться ему. Она терпит фиаско — графа похищают прямо у нее из-под носа. И все ее поступки также недальновидны и поспешны, женщина не может спланировать и осуществить великий замысел. Магистр в юбке приведет орден не к славе, а к позору.

— Послушайте, герцог, нам все следует обдумать. Дайте нам время на принятие решения.

Ясно, я не убедил их, разумеется, так и должно быть с первого раза трудно внушить человеку убежденность и веру в твои слова, если они подкреплены лишь предположениями.

— Конечно, вам необходимо обо всем подумать…я бы на вашем месте тоже не спешил с выводами.

Я мог с легкостью расправиться с этими людьми, но мне важно было узнать имена бионитов в других странах. Я намеревался уничтожить весь орден, как пообещал королеве Налиане.

Я дал им возможность обсудить мои слова. Но у меня уже сложилось определенное мнение об этих людях.

Мне рассказали, что Фергейд испытывал денежные затруднения. Деньги — его слабое место. Я угадал в Фергейде одну черту-жадность. Причиной его жадности являлась не только бедность — он был жаден по своей природе. Мысль о том, что будущее вознаградит его, могла подтолкнуть этого человека на путь предательства. А вот Кроуберга терзало неутоленное тщеславие. Амбиции не давали ему жить спокойно. Он хотел власти и власти не в Фергении, а власти реальной — быть на верху пирамиды, дергать за ниточки, управлять толпами. Кроуберг хотел получить место, если не Кафирии, то хотя бы место возле нее. Его амбиции могли сыграть как на руку мне, так и против меня.

Фергейда я мог с легкостью купить. Кафирия никогда не предложит ему достойное вознаграждение за его труды. Но вот богатый магистр из Алаконники мог его озолотить. Эту мысль я развил при нашей следующей встрече. Я счел необходимым встретиться с Фергейдом наедине. Кажется, мое красноречие имело успех — семена алчности упали на благодатную почву. Есть такой особый блеск в глазах, когда человек чувствует возможность легкой наживы! Вот его я заметил у Фергейда.

С Кроубегом все обстояло немного сложнее.

У меня было несколько вариантов действий. С недавних пор я начал рассчитывать разные возможные исходы событий, видеть то, что могло бы быть. Я сосредоточился на первом — и вот, что получалось. Я взял за факт, что Кроуберг предаст меня…

Я подумал, что продолжу наш разговор, и он будет звучать примерно так:

— Даже, если мы откажемся подчиняться герцогине — это ничего не изменит — магистры из Римидина, Бонтилии, Кильдиады, Тимэры все будут верны ей, — возражал мне Кроуберг.

— Откуда такая уверенность? Если им станет известно, то, что знаем мы с вами, они могут изменить свое отношение. Надо написать им, назначить встречу.

— Где же? — недовольно спросил Кемберд.

— Островок Гарбера вблизи Фергении на Розовой реке — очень удобное место.

— Там вроде находится полуразрушенная крепость эпиохенов?

— Да.

— Странное место выбрано для столь значительного события. И когда вы намерены устроить выборы нового магистра?

— Магистр Леон считает, что день осеннего равноденствия больше всего подходит для этого. И помните — те, кто поможет магу Леону захватить власть в ордене могут рассчитывать на многое. Путь к богатству и власти им обеспечен. Пока вы не можете похвастать высоким положением в ордене.

Я назначил встречу на тот самый день, когда камень силы становиться видимым для посвященных. Кафирии известно об этом. У меня два варианта игры — первый: тот, что кто-то из этих двоих сдаст меня ей. В таком случае магистр может клюнуть на мою приманку и явится в Гарберу, чтобы завладеть еще одним камнем силы.

Другой вариант состоит в том, что все магистры соберутся, чтобы сменить власть. Оба варианта меня устраивали. Я увижу всех высших представителей ордена. Осталось только придумать, как заманить магистра Леона и его союзников. Приманка для них была та же, что и для Кафирии — артефакт власти, которым они могут завладеть.

Для этого мне желательно увидеть его лично. Снова устроить свое перемещение? После того как я встретился с Налианой и привлек ее на помощь Гартуле, я не пользовался шпорами. Но, видимо, настал тот самый момент, когда они вновь мне помогут.

Перед тем, как отправиться в Карапат, я решил последить за двумя бионитами.

Фергейд оценил возможные перспективы скорого обогащения, понимая, что ему ничего не светит рядом с Кафирией, он написал письмо магу Леону и послал ящера в Карапат — это хорошо для меня. За Фергейдом шпионил Гарро, по моему приказу, он же сообщил мне утром новости.

А вот Кроуберг, за которым мне пришлось наблюдать лично, решил поступить иначе — он направил человека в Мэриэг, почему-то не доверяя ящерам.

Мне не нравилась мысль о том, что Кафирия преждевременно узнает в описании Кроуберга меня. И мне не хотелось, чтобы письмо попало к ней в руки слишком рано — она может повлиять исполнение моего плана. Мне было важно заменить послание Кроуберга, а для этого я должен остановить гонца и каким-то образом извлечь письмо.

В Мэриэг из Мириндела вела одна дорога, вот по ней я и направился. Гонец ехал не слишком быстро — мне удалось его нагнать еще до границы. В ближайшем трактире, обезвредив его ночью, я добрался до послания. Оно было написано магическим шифром….сначала меня обескуражило, но потом я подумал, что мои артефакты и способности должны как-то помочь, мне пришлось сосредоточиться и научиться по-новому использовать свою силу. Промучившись какое-то время, я добился успеха — сквозь шифр бионитов для моего внутреннего зрения отчетливо проступил истинный текст письма. Вот что в нем было:

"Достопочтенный магистр Джоку, пишет вам верный человек из Мириндела. Спешу сообщить скверные новости. В ордене завелись предатели и готовят переворот. Человек называющий себя герцогом Пирским внушает всем мысль о том, что вас следует заменить магистром Леоном из Карапата.

Предатели хотят созвать собрание высших магистров ордена в день осеннего солнцестояния на острове Гарбера.

Я являюсь преданным вашим сторонником и жду ваших указаний. Граф Кроуберг".

Придется отложить вручение сего письма. Еще рано, рано. Но Кроуберг будет ждать ответа и, не дождавшись….напишет еще письмо. Надо будет послать ему вымышленный ответ, поддельное послание.

Я сел за стол и, вглядываясь в послание, разобрал его шифр. Это была решетка для перестановки. Камень дал мне возможность увидеть ключ. Я, пользуясь той же решеткой, я зашифровал, сочиненный мной достойный ответ.

"Мой преданный и верный друг, ваше письмо как обрадовали, как и огорчили меня. Огорчили известиями о возмутительном предательстве, возникшем в нашем славном ордене. А обрадовали тем, что у меня есть такие сторонники, как вы.

Мои указания будут просты — ждите назначенного дня. Я приму все нужные меры, чтобы разоблачить заговорщиков. Пусть они стремятся осуществить свой план и прибудут на остров Гарберу, — там их будет ждать расплата, которую они заслуживают. Магистр Джоку".

Гонец получил от меня точное внушение — он едет в Мэриэг, сам не помня истинную цель своей поездки. Там он неплохо с пользой для себя проводит несколько дней и возвращается с посланием герцогини Джоку, которое я засунул ему за подкладку камзола. В нужный час он обнаружит его, и если мой план сработает, а я почти не сомневался, что он сработает, он привезет ответ Кроубергу. Я уже точно осознал силу своего внушения. В удобный для меня момент я подкину Кафирии настоящее письмо Кроуберга.

Вот, что я увидел. Но этот план имел много слабых сторон: мне нужно было следить за Кроубергом. Я мог упустить нужный момент. Мне придется хорошо просчитать и "обработать" гонца. И я решил действовать иначе.

Есть способности, которые следует развивать в себе и одна из них — дар убеждения. В том деле, которое я задумал, он мне понадобится больше других моих умений. Кроуберг — человек терзаемый амбициями. Можно использовать его как в отрицательном, так и в положительном смысле. И я решил сыграть на мужском самолюбии, которое будет ущемлено недалекой женщиной.

Я выбрал иной путь, тоже не идеальный, но в лице графа мне было выгоднее иметь человека, которым я могу манипулировать. До назначенного дня еще далеко. И…всякое может случиться.

И вместо того, чтобы дать ему возможность предупредить Кафирию, как я первоначально хотел, я еще раз встретился с ним для беседы.

— Вам нет причин доверять мне, и на вашем месте я бы не выпускал синицу из рук, но вы умный человек, а я могу предложить вам кое-что. Сейчас вы находитесь при короле. Но вы не первый. У него и без вас советников хватает, влияние графа Болэфа вам не превзойти. Король ему безоговорочно доверяет.

— Допустим, но к чему вы клоните?

— Власть бионитов в Фергении можно укрепить, но для этого придется рискнуть. Чтобы править здесь, вам следует позаботиться об одной вещи.

— Какой?

— Какой?! Это же очевидно! Вам необходимо держать Цирестора на коротком поводке.

— Я согласен. Но магистр Джоку считает, что Цирестор достаточно прост, она думает, что мы сможем легко влиять на него.

— Человек, которым вы хотите управлять, дважды возвращал себе трон. Значит, не так он глуп и безнадежен, как о нем думает наш новый магистр, и вы, в отличие от нее, это прекрасно понимаете. Вам нужен план.

— Допустим, что он у меня есть, — сказал, переборов осторожность, граф.

— Кем он придуман, надеюсь не Кафирией? Мне даже скучно вникать в его подробности, потому что я не рассчитываю, что герцогиня хоть чем-то блеснет и на этот раз.

— Вы ошибаетесь! Кафирия даже не подозревает о нем. Ей трудно судить обо всем издалека. План придуман мной. Он может стать ключом к господству в Фергении! — с горячностью произнес Кроуберг. — У Цирестора есть одно слабое место, на котором мы сможем сыграть — его дети.

— Дети. Как просто. Что же я об этом не подумал!

— Очевидное всегда ускользает от нас.

— Значит, вы решили последовать примеру Тамелия и использовать детей короля Цирестора в качестве заложников, что подразумевает похищение?

— Нет, — возразил Кроуберг. — Все будет куда деликатнее — мы хотим дать принцу и принцессе хорошее образование, и поездка по сопредельным государствам будет весьма кстати. Император Римидина может стать для Фергении достойным союзником. Наши люди в Римидине позаботятся о приглашении. Посол Цирестора в Болпоте рекомендует ему дать согласие на эту поездку.

— А в поездке произойдут непредвиденные события?

— Да, вы верно поняли. Только удерживать их будет не император Римидина, а преданные нам люди. Есть нейтральное место, где принц и принцесса будут недоступны ни для Сваргахарда, ни для родного отца.

— Где же есть такое место?

— В Бонтилии, хотя бы.

— Любопытно. Ваш план мне начинает нравиться. Я вижу, что не ошибся в вас. Как вы надеетесь это проделать? Как собираетесь доставить их туда?

— Розовая река. По ней ходят корабли, кажется, — лукаво сказал Кроуберг.

— Цирестор будет думать, что всему виной Сваргахард…

— А мы — лавировать между ними.

— А как нашим братьям удастся повлиять на императора?

— Он хочет уничтожить Харгану — за это он готов душу отдать. Мы поможем ему завладеть мятежной областью.

— Ваш план не лишен здравого смысла, но отнюдь неидеален. Детей Цирестор теперь охраняет, как зеницу ока. И не факт, что он согласится отправить их в Римидин. Пускай, вам удастся его убедить, все равно с ними поедет достаточно много охраны, чтобы вы могли с легкостью их захватить. Все это очень рискованно. Но я помогу вам. Я берусь убедить Цирестора устроить поездку по Розовой реке. И даже больше того, у меня есть способ безопасно переместить их в Бонтилию.

— Если вы действительно хотите нам помочь, то мы с радостью примем вашу помощь.

— Магистр уже знает о ваших намерениях?

— Еще нет! Ведь Мириндел совсем недавно перешел в руки Цирестора. Но я успел обо всем подумать, у меня еще много идей.

— Такой человек, как вы, не должен прозябать в безвестности. Хотите узнать мнение Кафирии о вас?

— Разумеется, — сказал Кроуберг.

— Это легко сделать.

— Написать письмо?

— Зачем писать, в подобных делах куда надежнее личная встреча. Глаза и голос скажут гораздо больше, чем красивые фразы, выведенные пером. Я могу вас перенести в Мэриэг. Вы встретитесь с герцогиней и узнаете ее мнение. Блесните, поразите ее, и постарайтесь понять, что на самом деле думает эта женщина. Если она достойная замена Додиано, она вас оценит! Ваш план прост и гениален! И, в сущности, легко исполним! С моей помощью вы получите заложников. Но узнайте сначала, чего хочет ваш магистр. Если она так умна и дальновидна, она захочет приблизить сильного и умного человека, каким вы являетесь, и по достоинству вознаградить вас. Не буду вас настраивать заранее, но помните, что эта женщина не доверяет мужчинам.

— Хорошо, к чему все эти разговоры! Если вы и в самом деле можете немедленно перенести меня в Мэриэг, сделайте это!

— Хорошо.

Я знал, что рискую, но мой риск был оправдан. Кроуберг должен испугать Кафирию. Если она почувствует в нем угрозу, она проявит себя. А я уж постараюсь, чтобы она почувствовала страх. Кроуберг даже не поймет, что происходит. Мне было важно заронить семена сомнения в его голову, чтобы этот человек понял одно — с таким магистром, как Джоку, ему ничего не светит.

Кафирия…не станет откровенно противодействовать планам Кроуберга, скорее всего, она согласится и одобрит его…

Я должен буду сделать еще одну вещь. Мне надо усилить ее подозрения.

Я знал, о чем думает эта женщина — она не потерпит рядом с собой конкурентов.

Ей мало получить господство на материке — ей нужно удержать власть в ордене. В ордене, в котором всегда правили мужчины. Для этого ей придется уничтожать всех, кто хоть как-то способен затмить ее. То есть поддерживать серую посредственность.

Я вообще удивлялся, почему до сих пор не уничтожила Асетия. Асетий был умен. Видимо, дело в магии. Асетий не располагал достаточно сильным артефактом, чтобы противостоять ей.

Кафирия не подпускала к себе близко никого. И если у меня получиться вызвать у нее сомнение на счет Кроуберга…

— Возьмите меня за руку, — сказал я Кроубергу.

Он, недоверчиво взглянув на меня, протянул руку. Я перенес его тем же образом, как в свое время, Ахтенга.

Мы оказались на хорошо знакомой мне улице Сокола, возле ворот Кафирии. Кроуберг удивленно смотрел вокруг.

— Мне кажется или…

— Мы в Мэриэге. Идите к нашему магистру и поделитесь своим блестящим планом, — подтолкнул его я.

Я последовал за графом, используя щит невидимости. Герцогиня приняла графа незамедлительно, видимо, ее удивил неожиданный визит.

Она была озадачена. Я уверен, что в ее голове крутится единственный вопрос: что нужно этому фергенийскому дикарю? В Мэриэге бытовало мнение о Фергении, как об отсталой и слабой стране.

Кроуберг рассказал ей то же самое, что только что поведал мне, и она внимательно его выслушала. Я окружил Кроуберга сильнейшим энергетическим полем, мне удалось дать его почувствовать Кафирии. Она поняла, что происходит, и ей стало не по себе. Ощущение угрозы для нее возрастало. По сути, я сейчас экспериментировал. Никто и никогда не учил меня, как делать такие вещи.

Наверное, самым простым было попытаться забрать камень Френье у Кафирии силой. Но этот простой с виду путь был не лишен изъяна. Я хотел, чтобы Кафирия сама пришла к поражению. И встреча с Кроубергом дала мне шанс получить новый опыт. Постепенно я стал привыкать к мысли, что мне следует учиться. Прежде мне была близка боевая магия, что неудивительно, ведь я был воином. Но я стал понимать, что не всегда боевая магия может повлиять на ход событий.

Мне нужно учиться — впереди серьезная борьба, и одним сражением в ней не выиграешь. Я незаметно для себя стал меняться.

Кафирия поступила именно так, как я думал — она подчеркнуто любезно, источая лесть, заверила Кроуберга в том, что она в восторге от его идеи. Настала важная минута — я опасался, что Кроуберг расскажет ей все как на духу, но он сдержался. Я внушал ему холод недоверия, некое подозрительное состояние.

Кроуберг лишь спросил, довольна ли она положением дел в ордене и не изменилось ли отношение братьев в нем к великим идеям бионитов.

— Почему вас это волнует, мой друг? — приторно ласково спросила она.

— Я беспокоюсь о том, что было нами завоевано, два великих магистра много сделали для славы ордена, и я надеюсь, что вы продолжите их путь…

— Неужели у вас возникли сомнения в этом? — холодно произнесла Кафирия.

— Нет, но боюсь, что они могут возникнуть у других, ведь вы женщина, известно, многие относятся к этому отрицательно.

— Кто же эти люди? Вы знаете их…

— Нет, но…Я опасаюсь…

— Вам нечего опасаться! — резко оборвала его герцогиня, — я сама позабочусь обо всем…

— Я бы хотел узнать, как вы собираетесь отличать людей, особо отличившихся в ордене, тех, кто принес ему внушительную пользу.

— О чем вы говорите?

— Додиано поощрял своих людей. Он заметил меня сразу, едва я вступил в орден. Он помогал мне советами и обещал приблизить к себе. Додиано собирался наградить меня артефактом. Могу ли я рассчитывать на подобное отношение с вашей стороны?

— Конечно, можете, — кисло согласил герцогиня, — но ведь сначала нужно что-то сделать.

Выпроводив графа, она в сильнейшем раздражении закружила по кабинету, беседуя сама с собой вслух. Видно, она была в сильном смятении.

"Вот идиот! И принесла же тебя нелегкая! Что на самом деле тебе нужно?"

Очень хорошо…она задумалась, она озадачена.

Кафирия улеглась на кушетку и, взяв в руки толстый фолиант, углубилась в чтение. Но я знал, что ее мысли были не о том, что рассказывалось в книге.

Я встретил Кроуберга в трактире, где была назначена наша встреча. По лицу графа было нетрудно догадаться о его настроении — оно выглядело разочарованным.

Граф рассчитывал на большее, чем простые похвалы. Я заказал еду, развлекая себя мыслью, что ужинаю в Мэриэге, где многие мечтают меня встретить, чтобы убить. Кроуберг почти ничего не ел, но много пил.

— Могу я узнать ваше впечатление от встречи? — спросил я

— Ничего необычного, — сказал он, — но, кажется, в одном вы правы, эта особа не считает нужным поощрять действия своих людей.

— Ваш замысел сейчас неосуществим, пока Фергении угрожает Ларотум, король не отпустит от себя детей ни на шаг. Но это не значит, что вам следует бездействовать, надо подготовить почву. Напишите своим людям и ждите. Когда возникнет ясность в отношении Ларотума, можно будет приступить к выполнению вашего плана.

Кажется, я нашел взаимопонимание с Кроубергом.

Теперь настала пора встретиться с магистром Леоном — личностью для меня пока неизвестной. Я даже не представлял, чего от него мне ждать.

Глава 13 Магистр Леон

Я рассчитывал попасть в резиденцию мага в Карапате. Мне уже было известно, что маг Леон, кроме того, что он являлся магом, обладал большим состоянием и властью. Можно не сомневаться, что, этот весьма влиятельный человек в Алаконнике, рассчитывал на более значительную роль в ордене бионитов, чем ему оставила кэлла Кафирия. Он был одним из тех, кто поддерживал на свои деньги многие операции ордена. Кое-что я уже знал. Например, то, что хорошо известный мне Френье, состоял в родственных связях с Леоном. Он приходился ему двоюродным братом, и это давало мне некоторое преимущество в предстоящей дискуссии, при условии, что братьев связывали добрые отношения.

Дом Леона располагался в центре Карапата и напоминал крепость. Окна располагались очень высоко. Внизу караулила охрана. Видно, в нем много было добра, или хозяин опасался за свою жизнь. Я попал сначала на городскую площадь, а там, расспрашивая людей, добрался до цели.

Используя отвод глаз, я прошел мимо охранников и поднялся по лестнице. Пройдя по нескольким роскошным комнатам, я обнаружил его в большом кабинете за тяжелым письменным столом. Сначала я понаблюдал за ним, подглядывая в дверную щель. Он прочитывал письма, лицо его было при этом хмурое и сосредоточенное, вообще, мне показалось, что это очень мрачный неприветливый человек. Как будто состояние и положение обрекли его на вечные муки.

На вид ему я бы дал лет сорок, а выражение лица добавляло еще лет десять. Коротко подстриженные волосы с сединой, тяжелая квадратная челюсть, широкий нос, серые скучные глаза, — он не был похож ни на купца, ни, тем более, на мага. Но заурядная внешность вовсе не помеха на пути к успеху и власти. Путь Леону прочно преградили. Кафирия ни за что не позволит ему подняться ровно настолько, чтобы стать угрозой для нее.

Я вошел в приоткрытую дверь, и привлек его внимание громким покашливанием.

— Кто вы? Откуда взялись? — резко спросил он, обернувшись на звук. Его рука потянулась к колокольчику, чтобы позвонить.

— Вот звать никого не стоит. Не нужно шума. Я не причиню вам зла и все сейчас объясню. Я — маг Кильэр.

— Впервые слышу ваше имя, — холодно ответил Леон.

— Я тоже слышу его не часто. В миру я больше известен как герцог Пирский.

Леон застыл, подобно змее перед броском.

— Не надо бояться меня. Я не так страшен, как обо мне рассказывают. Мне давно уже следовало появиться здесь, но важные дела требовали моего присутствия в другой стране. Магистр Додионо поручил мне тайную слежку за всеми магистрами ордена. В частности, за теми, кто занимался делами Ларотумского королевства.

Леон сузил глаза и по-прежнему молчал.

— Таким образом, я узнал много…интересного. Герцогиня Джоку украла пост, предназначавшийся вам по праву, вначале убив магистра Френье, вашего родственника, кажется. Затем вам нетрудно догадаться, кто стоит за событиями в крепости Додиано. Есть люди недовольные правлением Кафирии. Они хотят поддержать вас. Вам со дня на день доставят письмо из Мириндела. Прочтите его и задумайтесь. Многие в ордене сомневаются в способности Кафирии руководить его делами с должным пониманием ситуации. Ее власть основана исключительно на силе мощного артефакта. Подобным артефактом владеет магистр черных магов Валенсий. И еще, им владею я!

Леон молчал, буравя меня неприязненным взглядом.

— Чтобы вы поверили мне, я покажу вам его.

Я вытащил камень, который держал на шее под одеждой на прочной цепочке.

— Вот он — полюбуйтесь! А теперь попробуйте применить ко мне какое-либо магическое действие.

— К чему весь этот цирк?

— Чтобы вы убедились в том, что я говорю правду. Сделайте же что-нибудь.

— Хорошо. Только не пожалейте потом.

Он вытащил из потайного ящика небольшую палочку с отверстием. Он дунул в нее, и огромный рой слепней направилось на меня. Я мысленно настроил камень на создание щита. И натолкнувшись на барьер, пчелы падали замертво прямо на роскошный ковер Леона.

— Это все. Чем вы владеете?! — насмешливо сказал я.

— Нет. Не все. Давайте проверим на вас мельницу боли.

Он начал вращать маленькую мельничку, и я едва успел отреагировать — настроил камень на возврат магического действия к его источнику. Маг Леон почувствовал это на своем теле. Он резко схватил за спину.

Лицо его исказилось боли, как будто ему туда сотню иголок вонзили.

— Так. Все ясно. Можете считать, что доказали мне силу своего артефакта! Чего же хотите вы?

— Я хочу избавиться от женщины и, объединив наши с вами усилия, сделать орден бионитов по-настоящему могущественной организацией, чтобы правители всего материка и даже император Кильдиады спрашивали у нас позволения.

— Кто мне даст гарантию, что вы не преследуете личный интерес. Вы же наверняка собираетесь заполучить камень Кафирии!

— Нет. Я предлагаю вам другое — я могу силой своего камня заблокировать влияние камня герцогини, а вы то самое время можете использовать силу своих артефактов, чтобы сломить ее. Камень Френье достанется вам, мы вдвоем будем править орденом.

Леон смотрел на меня недоверчивым, оценивающим взглядом, — словно прикидывал, сколько из слов, сказанных мной, лживы, и в чем заключается весь фокус моего появления.

— Вы хотите, чтобы я поверил, что вы вступили в должность регента, будучи никому, никому неизвестным магом.

— В жизни и не такое бывает. Я уже показал вам, что кое-чем располагаю.

— Мне нужно подумать. Идите пока в город, в ближайший трактир и ждите моего решения.

Он что-то затевает, — подумал я. Леон — маг и вероятно у него есть какое-то средство, чтобы узнать что-либо обо мне. Я вспомнил разговор двух рыцарей на дороге, когда мы с королевой хотели бежать через Карапат. Они упоминали некий артефакт, который поможет Леону поймать нас, устанавливает энергетический след.

Нельзя мне расслабляться! Я настроил силу камней так, чтобы за этим щитом Леон ничего не смог узнать обо мне, я даже немногого исказил прошлое. Я еще только учился управлять силой. И изменение энергетического образа личности было моим первым опытом. Надеюсь, он не сможет связать мой вымышленный образ с тем, кто убил Додиано и его соратников, то есть с моим истинным "я".

Час спустя за мной послал еще более злой и раздраженный Леон, из чего следовало, что у него ничего не получилось.

— Вы темная птица…Кто может поручиться, что встреча, на которую вы меня зовете не ловушка. В последнее время я стал объектом преследования, на мою жизнь покушались. И теперь появляетесь вы! Странное совпадение.

— Возможно, вас хотят убить люди королевы Налианы, мне стоило больших трудов убедить ее, что вы непричастны к гибели ее мужа. Но…ваши недруги в ордене могут использовать ее ненависть, чтобы избавиться от вас.

— Складно говорите. Я не доверяю Джоку, — веско сказал он, — но у меня еще меньше оснований доверять вам. Я хочу точно знать, кто вы такой на самом деле.

Стало ясно, что так просто на этого человека мне не повлиять. Надо искать что-то….Я вдруг увидел, что так старит его лицо — больной мальчик, третий выживший ребенок в его роду, страдает тяжелой болезнью. Жена покончила с собой. Теперь Леон остался один на один со своей бедой.

— Кто-то вредит вашей семье. Жизнь вашего сына под угрозой, — спокойно сказал я.

— Откуда вы узнали? — вскипел он. — Кто вам проговорился?

— Так вы держите все в тайне?! Понимаю.

— Все значительно сложнее, — сказал он.

— Я бы хотел вам помочь. Я могу посмотреть на вашего сына?

— Вам это делать совершенно ни к чему.

— Глупо отказываться даже от ничтожного шанса на помощь.

Он находился в колебаниях.

— У вас нет других вариантов. Или я помогу вам или все останется по-прежнему, вы ничем не рискуете.

— Хорошо, идите за мной. Он привел меня в странное место в огромном подвале. Оно было украшено и обставлено наилучшим образом. Там, в ванной из белого мрамора, лежал мальчик лет семи, его глаза были закрыты тонкой тканью.

— Свет причиняет ему боль, — с горечью произнес Леон, — он страдает болезнью, занесенной из Кильдиады. У него отказали ноги.

И время от времени начинается воспаление ему только ванны из трав и помогают.

Ребенок, узнав своего отца, весело помахал рукой. Весело! Неизлечимая болезнь. У меня что-то дрогнуло в душе.

— Здравствуй папа, как я рад, что ты пришел! — закричал он.

— Тихо, тихо, ты всю ванну расплещешь.

— Так вы можете что-то сделать. Если нет — лучше убирайтесь.

— Для начала мне нужно узнать причину, — сказал я.

— Я же сказал болезнь, завезенная из…

— Кильдиады — это я уже понял.

Мы присели рядом с ванной, и пока Леон развлекал сына беседой и бумажными корабликами я всматривался в невидимое.

Откуда мальчик мог подцепить эту болезнь? Что-то странное.

Я вытащил снова свой камень и поднес его к ванне. Ребенок протянул руку.

— Какой красивый! Как солнце!

— Возьми его.

— Вы мне его хотите отдать?

— Я дам тебе его на время. Поиграй с ним. А еще лучше опусти его в воду.

Камень ушел на дно ванной, и она начала озаряться ярким светом.

— Ему больно смотреть на свет! — закричал Леон.

Но мальчик притих, он не плакал и не кричал от боли. Он зачарованно смотрел на то, как камень лечит его. Болезнь уходила, но уходила она не просто в воздух, она уходила к тому человеку, который принес ее, к тому, кто наслал все несчастья на дом Леона. Меня удивило, что человеком был магистр Додиано — его призрак появился рядом с ванной.

— Это сделал ты, — прошептал я, — но зачем?

— Леон богат и влиятелен. Он был нужен нашему ордену. Алаконника почти принадлежит ему. Мы держали его в руках, — ответил дух Додиано.

— Вы видели?! Вы видели это?! — закричал как громом пораженный Леон.

— Видел, — усмехнулся я. — Что вы сами на это скажете.

— Или это какой трюк или… они пожалеют об этом! Его лицо исказила ярость.

— Кто пожалеет? — с иронией спросил я, — Додиано мертв — жалеть уже некому. Вас использовали, не дав почти ничего взамен. Так, пару пустяковых артефактов.

Мальчик вдруг сорвал повязку с глаз.

— Отец, я вижу тебя, мне совсем не больно.

— Сынок! Ты можешь пошевелиться?

— Да, я чувствую ноги!

— Дайте ему покрывало, пусть вылезет из своей ванны ставшей для него пленом, — сказал я.

Леон позвал няньку, а затем он помог выбраться сыну и завернул его в теплое покрывало. Пожилая нянька, всплеснув руками, тихо шептала молитвы и повторяла: "чудо, чудо".

— Тише, ты глупая женщина, никому ни слова, — прикрикнул на нее господин, он прижимал ребенка к своей груди, и гладил его по голове.

В эту минуту я подумал, что судьба выбрала странный путь через скверные деяния вершить добрые дела. У меня была цель уничтожить преступный орден, и она же меня привела в этот дом, чтобы вернуть здоровье ребенку, пусть даже мне скоро придется отнять жизнь у его отца.

Леон, с трудом оторвав сына от себя, велел няне:

— Отнеси сына в покои и не отходи от него ни на шаг. Дай ему все, что пожелает.

Она удалилась вместе с ребенком, и мы остались вдвоем.

— Держите ваш камень, — Леон вытащил его из ванны и протянул его мне.

— Так что вы обо всем этом думаете?

Он ничего не думал…похоже, что у него только что свалилась такая гора с плеч, что он перестал соображать без этой ноши…

— Вам надо принять решение.

— Я не хочу больше подвергать жизнь сына опасности.

— Он в любом случае в опасности до тех пор, пока магистр Джоку чувствует угрозу от вас.

— Но у меня нет намерения ей навредить.

— Она не верит в вашу лояльность. Она считает вас человеком Додиано. И знает о наличии у вас силы.

— Хорошо. Я приеду на встречу.

Пока Льен занимался подготовкой к решающему удару, предмет его воинственного интереса не проводила время впустую. Напротив — она была очень занята в последнее время.

Кафирия сидела за ворохом бумаг и мыслей. Столько всего нужно сделать. С тех пор как она стала магистром, на нее легла тяжелая для женщины ноша — удерживать в руках все нити, манипулировать сотнями мужчин, вынуждать всех делать то, что ей необходимо — и как результат — бессонница и темные круги под глазами….хотя, она махнула рукой. Что теперь сожалеть о темных кругах и двух-трех новых морщинках. Камень мог бы вернуть ей немного молодости, но его силу следует использовать мудро. Он нужен ей для великих дел.

— Нельзя обратить необратимое, — вздохнула Кафирия. — Вместо любви я получила власть. Это тоже весьма приятно. И моя идея матриархата. Мужчины не понимают того, что нужно этому миру. А миру требуется мудрое нежное руководство опытной женщины. Для начала выведем из игры конкурентов — черных магов. Несколько проигранных войн ослабят влияние на короля этих типов. Он будет зол, обижен разочарован. Каких ей усилий стоило направить все в нужное русло — арест герцогини Брэд, волнения в провинции Гэродо, а сложнее всего было отвлечь Миролада Валенсия от помощи королю, умело играть на противоречиях между ним и остальными. Сами друг друга перегрызут, — усмехнулась она, думая о Гиводелло, Локмане и Валенсии. Верховный жрец отошел от дел, чтобы король на своей шкуре понял, как ему плохо придется без поддержки мага. Локман победу в войне не смог обеспечить, потому что она, Кафирия, отвлекала его силы на себя. Ему было не до короля.

Глава 14 Божественные недоразумения

— Имитона, — ласково начала говорить Нажуверда.

— Да, Нажу, милая, чего ты хочешь? — промурлыкала прекрасная богиня.

— Имитона, ты ведь само совершенство мира!

— Да, я согласна с тобой.

— И ты прозябаешь в этой бездне, скрытая от целой Вселенной, которая не видит твоей красоты.

— Ну…

— Тебе не кажется, что тебя одурачили?

— О чем ты, милая сестра?

— Черный Лис упивается своим изяществом и своей внешностью, он ревнует к тебе, он завидует твоему таланту.

— Ну, это так…

— Эта правда лежит на поверхности Аландакии. Пройди по ее земле, и ты все поймешь.

"Что пойму"? — недовольно думала Имитона, поднимаясь на поверхность.

Ее ослепил солнечный свет, также как когда-то Тьюну.

Она стояла голая, словно новорожденная, но только на вид ей было лет восемнадцать: крепкая грудь, изящные бедра, стройные длинные ноги. Под голыми маленькими ступнями шелестела трава. И золотые волосы пышными каскадами рассыпались по телу.

Мимо лужайки, на которой она стояла, щурясь от солнца и растерянно думая, что ей предпринять, проехали два всадника. Один открыл рот, в восхищении глядя на нее, другой что-то воскликнул. В их глазах был такой неподдельный восторг и изумление, что Имитона все поняла — вот чего ей не хватало всю эту вечность — обожания, восхищения — ведь именно этим и питаются подобные ей.

Имитона обратилась в барса и прошла мимо дико заржавших лошадей и закричавших всадников. Долго они потом не могли прийти в себя, долго рассказывали про свое видение под смех пьяных в трактирах.

Эти двое увидели чудо, а если человек хоть раз видел подлинное чудо — оно останется с ним до самой смерти.

Так ловко Нажуверда обхитрила Дарбо и взяла оскорбленную Имитону в союзницы. Чего не может простить красавица — так это равнодушного отношения к своей красоте, а Имитона выражала ее в любых формах: прекрасный зверь, радуга, цветок и дождь, бабочка и женщина — ее обманули, лишили возможности радовать мир своим присутствием. Когда она это поняла, два брата стали ее заклятыми врагами. Красота не всегда бывает мудрой, зачастую она глупа и недальновидна.

Когда Дарбо осознал, что ему открыто противостоит Тьюна, и не она одна, он вспылил, но что он мог? Все наблюдатели были равны по силе. Он надеялся взять Имитону в союзницы, а она повела себя очень странно — давала обещания и ни одно не сдержала.

С трудом пережив такое коварство любимой сестры, Дарбо понял: надо что-то предпринять. Он потерпел поражение в заливе Мирный. Его партия разбита на полях Гэродо и даже план Черного Лиса по задержанию Хэти и Юнжера провалился — магам удалось преодолеть препятствие и они продолжают путь в Римидин.

Дарбо с Черным Лисом тоже не дремали и успели сделать маленькие гадости взбунтовавшейся четверке. Но главное слово было здесь " маленькие". После сражения в Гэродо и гибели Орантона боги снова встретились в Бездне.

— Надо что-то решать, — сказал Дарбо.

— Я согласна, — сказала Нажуверда.

— Я тоже, — ласково подтвердила Имитона.

— И — я, — присоединился Тангро.

— А я — нет! — воскликнула Тьюна, — они опять заморочат всем голову.

— Нет, Тьюна, ты не права, — упрекнула ее Нажуверда, — я предлагаю следующее: в дела людей мы с этой поры больше не вмешиваемся.

— Но что же это получается?! — фыркнул Дарбо.

— То, что и должно было получиться, — сказала мудрая Нажуверда, — все пойдет своим чередом. А мы, наблюдатели, посмотрим, что будет.

— И как долго мы будем смотреть? — язвительно спросил Черный Лис.

— Братец, каждое важное событие в истории Аландакии мы будем обсуждать здесь, сообща. Если одна из сторон начет действовать тайно, то у второй — будут развязаны руки.

Всякий кто нарушит это соглашение, будет навсегда изгнан из нашего круга. И остальные не вмешиваются в его судьбу.

— Круто ты решила за всех, Нажу, — усмехнулся Дарбо.

— А вам бы с Тьюной только скалами бросаться и города разрушать!

— Я согласен, — сказал Тангро.

— Я тоже, — согласилась Имитона, ей, вообще, было лень вмешиваться во чтобы то ни было. Она упивалась своей красотой.

Тьюна?

— Ладно, — не хотя сказала Тьюна — ей очень было обидно бросать все на полпути. И она была уверена, что Дарбо и Черный Лис снова их обманут.

— Мы будем за ними приглядывать, — шепнула ей мысленно Нажу, — и… у меня есть план.

Глава 15 Беды и радости Амирей Коладон

Амирей считала всю историю своей жизни странной и сумасшедшей сказкой.

Ее судьба была поистине непредсказуема, полна странных поворотов и трагических событий. Она всегда помнила себя как сироту. "Сиротка, бедная девочка", — вздыхали над ней сердобольные женщины, к которым закидывала ее судьба. До тех пор, пока ее не нашел наместник. И положение "бедной девочки" сразу изменилось. Ее поместили в роскошный дом, стали учить изящным манерам, танцам и всем остальным премудростям, необходимым знатным элиньям, но она чувствовала себя вещью, предметом торга. Сластолюбивые взгляды наместника тревожили ее. Иногда ее показывали местному обществу и представляли как свою воспитанницу. Оценивающие взгляды мужчин не нравились Амирей, она не могла понять свое положение, и оно нервировало ее. Амирей никому не могла довериться — служанки следили за ней и обо всем доносили наместнику. Только маленький паж был ее другом. Свободу ей принес Гротум.

Он очень рисковал, когда уводил ее из-под навязчивой опеки наместника. Им пришлось прятаться от преследования. Личина помогла Амирей проехать большую часть пути неузнанной.

Когда она попала в дом Рантцерга — умного, подозрительного и могущественного старика, полюбившего ее, как родное дитя, Амирей показалось, что она, наконец, нашла спокойствие, защиту и власть. Его дом в Башне был пещерой полной сокровищ, а сам он напоминал ей чародея. Тупс целыми днями не отходил от нее.

Роскошь комнат, украшения и наряды, которыми баловал ее Рантцерг, первое время тешили детскую неразвитую душу юной женщины, но вскоре ей стало не хватать в этой бриллиантовой клетке самого элементарного — свободы. Амирей тянуло в город, к людям, ей захотелось понять и познать мир. Она была импульсивной и страстной девушкой.

Когда ее замечательный воин — спаситель баронет Орджанг, а теперь уже граф Улон перестал к ним приходить, и дядя угрюмо пресек все расспросы о нем, у Амирей защемило сердце — ведь только его визиты радовали ее — когда он приходил, все ликовало, день делался полным смысла.

И Амирей настойчиво просила Миринику, богиню полей и всего сущего, чтобы она дала ей счастье видеться с графом.

Однажды она в своей, тончайшей, как паутина, накидке, в платье цвета весенней листвы, расшитом золотыми нитями, легонько позвякивая золотыми браслетами на изящных руках, отправилась вместе с Гротумом и пажом в Синий Город, чтобы выбрать себе в галантерейной лавке белье и чулки, но ее безобидная прогулка имела самые скверные последствия. Она натолкнулась на мерзавца Фантенго! Он буравил ее своим отвратительным взглядом и, хмыкнув, прошел, нарочно задев Гротума за плечо.

— Не надо вам было ходить по городу, — укоризненно сказал Гротум, — ох, как не надо.

Три раза ее выручал граф Улон. Первый раз, когда она приехала в столицу и к ней прицепилась стража. Потом, когда она увел ее к герцогине Джоку, и какое-то время спустя, снова помог ей бежать из города и спасаться в замке герцогини Брэд. Но она была слишком живой, чтобы спокойно усидеть на месте и вот сама навлекла на себя беду. По дороге на нее напал ужасный человека, который хотел с ее помощью провернуть свое грязное дело. Его звали Кривоног, он зажал ей рот кляпом и увез ее в повозке как какой-нибудь ковер. Долгий мучительный путь закончился в его лачуге, где ей пришлось провести много времени прежде, чем пришло спасение в лице фергенийской принцессы. Она буквально вдохнула в нее жизнь, вырвав из оцепенения, охватившего Амирей, угнетенную ужасным положением, в котором она оказалась.

Теперь Амирей жила у добрых людей, к которым пристроила ее Гилика. Бездетная хэлла Алтоция привязалась к ней, как родной дочери, ее супруг хэлл Турмон был бесконечно внимателен. Но девушка тяготилась своим положением. Недалеко от этих мест находилось графство Коладон, а Амирей уже было известно ее происхождение. Дядя пролил свет на тайну рождения племянницы и ужасные события, связанные с ним. Амирей что-то подмывало поехать туда, но просить своих хозяев о такой милости она не решалась.

Девушке хотелось побывать на могилах своих родителей и, может быть, что-то понять — то, чего она не понимала до сих пор.

Ее колебания решила одна необыкновенная женщина, замеченная однажды на рыночной площади. Такой чудной дамы Амирей не встречала никогда.

"Волшебница"! — сразу решила она. Только у волшебниц бывает такой загадочный взгляд как 100летней старухи — мудрый и понимающий и при этом, молодое лицо. Только от них пахнет ветром и солнцем, и в волосах их играют лесные ручейки.

— Меня зовут Вибельда, — сказала ей дама, — я знаю, куда ты хочешь, и могу тебя отвезти. Тебе нечего бояться — с нами поедет надежный человек Влаберд, он не даст нас в обиду.

— Но…я…как объясню своим благодетелям эту поездку?

— Скажи, что поехала поклониться праху родителей. Ведь это правда, не так ли?

Эти слова окончательно убедили Амирей в том, что перед ней самая настоящая волшебница.

— Хорошо, — согласилась она, — но вы обещаете мне, что все будет хорошо?

— Многое от тебя зависит.

— Меня все хотят обидеть.

— Не все — у тебя есть и друзья. Полагайся на них и получишь то, что заслужила.

Девушке хватило часа на сборы и прощания со своими взволнованными попечителями, успевшими привязаться к ней и теперь отговаривающими ее от поездки.

— Я поеду не одна, — объясняет Амирей, — я встретила старых знакомых.

— Но он добрые люди, им можно доверять? — спрашивает, расстроенная ее решением, хэлла Алтоция.

— Вполне.

И вот, она уже сидит в необычной повозке за спиной у необычной пары: он — такой мужественный и сильный, похожий на огромную мощную мафлору, со знаком белого караака на цепи, а она — сама ветер. И их мулы быстро везут разноцветную повозку, позвякивая колокольчиками в такт браслетам на загорелых руках Вибельды.

"Чем вы занимаетесь?" — хочет спросить Амирей, но в смущении не решается: ведь волшебникам такие вопросы не задают, новый вопрос просится на язык: "Что будет дальше?", но и он застывает у нее в горле.

Вместо разговора Вибельда затягивает песенку и Влаберд ей иногда подпевает красивым звучным голосом, и так, они продолжают путь в графство Коладон.