Путешествие в Солнце и на планету Меркурий

ПУТЕШЕСТВИЕ В СОЛНЦЕ И НА ПЛАНЕТУ МЕРКУРИЙ

Мыслящая душа есть сфера, в которой волнуются страсти смертнаго. Она есть тот обширнейший и совершеннейший хаос, родившийся от одного могущественнаго слова: «да будет!….» Она есть все, когда управляешь смертным, вся жизнь человека, все совершенство его на земле — есть дух, происходящей от души…. Человек не может видеть души, но он познает ее внутренним чувством, как идеал, не имеющий никакого вещественнаго состава, никакой наружной формы. Все вещественное и невещественное, все видимое и невидимое подчинено сему идеалу — душе. И так душа есть то высокое и совершеннейшее существо для человека, которое состоит из жизни, чувства и мысли.

Первую степень душевнаго совершенства составляют жизнь и чувство; а вторую и высочайшую — мысль, развивающаяся в воображении и созревающая в разсудке.

Как искра от кремня производит огненное пламя, так искра мысли, зароненная в воображение, освещает и делает доступным для смертнаго тот невещественный идеальный мир, в котором уготовано Всемогущим высокое и совершеннейшее и вечное блаженство для души, коей и главная цель земнаго существования есть получить сие блаженнейшее безконечное бытие.

И так воображение в душевной сфере есть ничто иное, как главнейший орган ея земнаго существования. С помощию сего воображения, человеку, одаренному великими душевными качествами, открыто все в видимом и невидимом, вещественном и невещественном, настоящем и будущем мирах.

Добрые и почтенные мои читатели! Любезныя и милыя мои читательницы! Извините меня, что я так слишком много зафилософствовался своими романтическими мыслями, и, подобно воображению, унесся в сферу фантазическаго мира!… Да и все мое путешествие должно быть ничто иное, как романтическая мечта, как фантазическая мысль, унесенная на легких крыльях воображения в хаос невидимаго мира!…. И так покорнейше прошу слушать!… Но позвольте еще сказать: все, что мною не напишется здесь, будет собственное мое, без всяких похищений у Шеллингов и Штуцманов, которые и то уже общипаны и обкрадены некоею братиею, сделавшеюся чрез-то смешными эстетиками, фил…. и проч. Я оставляю в покое эту братию вопиять в пустынях Русской Литературы; о том, что будто бы мыслящая душа может быть больна (смот. Молву № 22, за 1832 год)! Оставляю в покое и тех новых Философов Руских, по словам которых: всякое бытие составляется из посторонних стихий; стихии составляют жизнь, а жизнь составляется из самобытнаго развития! (Смотр. Телескоп № 2, за 1832 год, стр. 172 и 173—). То есть, другими словами: нелепость составляет нелепости, и дурачество раждает дурачества! Но от чего ж происходят нелепости и дурачества? Разумеется от глупости мыслящей души!….

Извините, почтеннейшие читатели и читательницы! опять заговорился! Ей, ей! ведь наша милая Литература такая прелесть, что ее нельзя подробно описать ни в каком сатирическом романе, ни в какой смешной Комедии[1], ибо нелепостей в ней обретается столько, что надобно на подробное скопирование их несколько сот годов времени, на просмотрение — несколько сот Ценсоров, а на напечатание несколько тысяч типографий! О читателях же и покупателях ни слова: их найдутся миллионы!…..

И так еще сию минуту начинаю свое знаменитейшее путешествие! Оно начнется с перваго слова, после последней точки, поставленной у сего словца.

Пять часов утра, по Нортоновым карманным часам, сделанным в Лондоне, починенным в Париже, поверенным в Москве, а заплаченным за их вещественный состав и невещественное достоинство сто гиней, что составит на Русския или Российския деньги слишком две тысячи пятьсот рублей!…. Должны быть эти часы верныя!… И так я встал, как выше сказал — в пять часов утра. Солнце уже очень высоко поднялось на синеватый горизонт, который мы именуем небом, стихиею всех благ для земли!…. Лишь только я встал, умылся и оделся, как в туж минуту вошел ко мне друг мой Крылышкин. При первом шаге его вступления в мой кабинет я услышал из его пламенных всеглаголемых уст: «Поздравляю тебя перваго друга с первым днем перваго года, после небывалаго, всеми ожидаемаго, светопреставления, от котораго думали, что разрушится не только земный шар, но и Лунный и Солнечный и все видимые и невидимые, а они, к счастию нашему, остаются целым-целехоньки!».. После такого длинаго поздравления, которое, как надобно догадываться по смыслу, произнесено было экскпромтом, я невольным образом зевнул и молча показал стул моему другу. Он уселся преспокойно, а я, дабы не дать его безмысленной фантазии большаго развития в хаосе пустословия, начал с ним следующий разговор:

— Знаете ли, мой друг, что я сию минуту еду путешествовать!

— «Куда?»

— В Солнце! и на планету Меркурий.

«В Солнце! Что вы хотите этим выразить?»

— А именно то, что я еду в Солнце, дабы осмотреть все видимые и невидимые, знаемые и незнаемые миры, планеты, кометы и прочее, и прочее, и прочее.

При последних моих словах, друг мой встал с места и что-то тихо произнес; потом обратясь ко мне сказал:

— «Прощайте-с!… Я-с…»

При выходе его за двери я услышал, что он произнес громко: «Он совершенно сошел с ума!… а как жаль: он был первым моим другом!» Вот что значил его скорый уход! вскричал я с удовольствием и с удивлением. Он меня принял за сумасшедшаго!…

Ах еще извините меня, почтеннейшие читатели! Еду, еду, а все ни с места!… Но таков был и будет весь род смертных! Мы любим только скоро обещать, а исполнять — всякой знает, кто много обещает — ведь очень трудно!…

Эй! Антошка! поди сюда!… «Сию минуту!» отвечает мне охриплый голос за дверью. Камердинер входит. Но представьте мое удивление: он уже был почти пьян!… Почемуж он рано упьянел? А потому, Мм. Гг., что по Русской пословице: «кто празднику рад, тот и до обедни пьян!» А в это утро точно был праздник!….

Еду, еду!…. сию минуту!…. Раз зевнул?…. другой зевнул!…. Что, что такое! О! как высоко!… Да я уж подъезжаю к Солнцу!… Ах как жарко!… В самом деле величайший жар!… А я, поверя словам одного Русскаго Физика, думал, что Солнце суть ничто иное, как темный шар, не имеющий никакого огненнаго вещества и все свои огненныя силы получающий от частиц электрических, химических, магнитических, находящихся в воздушной сфере!… Но Русский Физик обманул меня! теперь ему не буду верить!… Посмотрим на землю! Какой прелестный вид!… Все Империи, все Царства, все Королевства, что называется, как на подносе, под ногами!… Это что за высокия башни? — А! Это С.-Петербургская, Берлинская, Парижская, Лондонская, Пекинская и прочия и прочия обсерватории!… Но эте мухи, ползающия на них, кто такия? — Это человеки, именующиеся людьми учеными! Что они делают? Ловят за хвост Меркурия, котораго уже давным давно не видят в свои телескопы!… А люди, и может быть из сих же ученых, вчера еще утром оглашали воздух, что этот Меркурий разрушит землю, то есть сделает светопреставление! Ой люди, люди! Как вы глупы!… Ну можно ли вам после этого верить?…

Стой!… я доехал!… Вот и в Солнце! Дайте осмотреться!… Боже мой! Что это!… Кажется здесь не тепло и не холодно, а я уж весь сгорел, ибо не имею ни рук, ни ног, ни головы, ни туловища!… Одна душа, одна мысль, одно воображение со мною и во мне!… Вот каково путешествовать в Солнце!…

Еду прогуливаться по Солнечному миру. Слушайте, почтенные читатели, что я там заметил!

Первому моему взору попалась огненная река, попаляющая все, но ничего не сжигающая. Она течет не так как реки на земле, но перпендикулярно к верху, то есть столбом или фонтаном, от котораго падающия искры составляют солнечные лучи; Черныя пятна, видимыя в Солнце земными Астрономами, суть ни что иное, как Солнечные города, которых здесь так много, что нет им никакого счету, никакой Географии, никакой Статистики!… Эти города населены большею частью существами вечно существующими, коих вид, образ, форма походит на идеи умнейшаго философа, каков, например, хоть я!…[2] Все существа Солнечнаго мира или люди солнечные питаются манною, приносимою к ним огненными крылатыми птицами. Эта манна, говорят тамошние жители, столько приятна, что еслиб случилось ее вкушать земному человеку, имеющему вещественный состав тела, то он проглотил-бы, как говорится, язык свой!… Главное занятие солнечных обитателей состоит в том, что они ничего не делают! Это происходит от того, что они, не имея настоящих дней и ночей, каковыя мы видим на земле, почитают весь свой огненный мир за один величественный и великолепнейший праздник, которому не было, несть, и не будет конца во веки веков!… Как счастливы жители Солнца!… Но за чем стало дело? — Ведь люди, живущие на земле, также могут жить в Солнце, подобно мне путешественнику…. Нет, они не хотят запастись этой жизнию, не зная её блаженных выгод и не имея времени хорошенько об ней подумать!… А право мне очень жаль этих почтеннейших земноводных обитателей, которые так мало заботятся о жизни солнечной! Бедное человечество! ты еще…. Тс! тише!… Что это такое? Боже мой!… Какое зрелище!…. Где я? Что я?.. Да, да! в Солнце…. Но что я видел, что я слышал!.. Ах за чем я не имею на этот случай своих земных ушей и глаз! Впрочем это ничего: я могу и без них все пересказать! Слушайте, но только со вниманием!…

Не знаю, не могу припомнить, то-ли я шел, то-ли ехал, то-ли летел, но только увидел следующее:… Да! вы думали я и в самом деле вам скажу, что я видел и слышал? Не угодно ли самим любопытным туда спутешествовать! Путь очень гладок, а потому, следовательно, и очень скользок!… Но так как я обещался вам, почтеннейшие мои читатели, сказать кой-что о виденном и слышанном мною, то я, хоть после шутки, но сдержу свое слово, ибо солнечные жители строго запрещают обманывать, в чем бы ни было и кого бы ни было…. Слушайте!

Я летел по Солнечному миру, на воздушной легкой невещественной колеснице, столь богатой, столь изящной, столь великолепной, что… ей, ей, не в силах ее я описать!.. И так я летел, летел, летел и вдруг увидел, что на воздушных огненных облаках несутся мимо меня несколько миллионов прелестнейших гениев, которые столь красивы, столь прекрасны столь изящны, что я растаял весь в удивлении. Они пели какую-то мелодию и так прелестно, что еслиб хоть один из них слетел на землю и спел-её, хоть в полголоса, то все земнородные забылись бы от восхищения и, бросив все свои вещественныя и невещественныя земныя хлопоты, полетели-бы за ним в Солнечный их мир!… Я хотел лететь за сими гениями, но один из них, подлетевши ко мне, сказал; «Вспомни, что ты еще смертный, а потому и не имеешь права вкушать наши удовольствия! Но если поклянешься вечно оставить свою землю, то можешь быть выбран в наш хор?» — Я молчал, а между тем они все скрылись!.. Я очень жалел, что не мог произнести клятвы, но вспомня свою обязанность путешественника, я полетел туда, куда несла меня крылатая моя колесница.

Чрез несколько моментов я подлетел к огненному морю, которое стояло не колыхаясь и имело столь блестящую свою поверхность, что превосходило в миллионы раз все видимые мною на земле бриллианты. Я посмотрел в это море и, к величайшему своему удивлению, увидел в нем следующее: Луну, звезды и все видимыя и невидимыя, знаемыя и незнаемыя кометы и планеты, усматриваемыя и предполагаемыя нашими земными Астрономами. Луна мне показалась величайшею и огромнейшею и прекраснейшею сферою, которой блеск отражается в огненном море также величественно, как солнечные лучи на земном шаре. Она, повидимому, в море находилась очень неглубоко, а потому я и мог удобно разсмотреть все имеющееся в ней. Черныя пятнышки, усматриваемыя земными Астрономами в Луне и почитаемыя ими за горы и леса, суть ни что иное, как ея великолепнейшие и красивейшие города, населенные жителями, вероятно сюда занесенными всемирным потопом, или пришедшими по величайшему столбу Вавилонскому. Все они походили один на другаго и были красивейшаго вида, но к удивлению моему, как и все солнечные жители, не имели никакой наружной формы, никакого вещественнаго состава, какой мы на земле именуем телом. Занятия и образ жизни их мне неизвестен, ибо я не был у них в гостях, а видел только их с стороны; но по видимому, как может предположить смертный в своем воображении, они также, кажется, ничем не занимаются, подобно своим соседям — солнечным жителям. — Звезды, видимыя с земли, суть ничто иное, как светлыя острова на сем блестящем море. На них также есть жители, но они во всем подобны жителям Луны, а потому их подробное описание я здесь и оставляю. — Кометы и планеты, видимыя и невидимыя, знаемыя и воображаемыя земными Астрономами, я почитаю за блистающия рыбы сего огненнаго моря, имеющия невещественный состав и чудесную удивительнейшую наружную форму. Одни из них, имеющия крылья и хвосты, мы именуем кометами; а другия с одними крыльями — планетами. Первых, повидимому, должно быть больше последних; но только сии последния гораздо величественнее первых. Я начал разсматривать кометы, из которых многия я видал даже с земли; в числе их я увидел и ту страшную и величайшую для земли комету, которая являлась в 1812 году с своим великолепнейшим и прелестнейшим хвостом, от котораго и в нынешнем году ждали, ждут и будут ждать до 1836 года разрушения земли, то есть светопреставления[3]. О других мною здесь замеченных кометах я не скажу ни слова, потому, что они иногда также путешествуют по земной Сфере, но никогда не производя никакого впечатления на земных жителей, и даже нередко просматриваются и всевидящими зоркими глазами наших ученейших и умнейших Астрономов. — Теперь обращаюсь к планетам. Но чтоб лучше познакомится с ними, сию ж секунду еду к ним в гости, то есть лечу в огненное море…

«Здравствуй, любезнейший Меркурий! Все ли ты здоров, после вчерашняго своего путешествия по нашей земной Сфере?… А очень жаль, что ты не заехал ко мне в гости: я угостил-бы тебя всеми земными благами!»…. Вот были первыя мои слова, сказанныя во услышание всем живущим существам на планете Меркурие. Я подлетел к одному Гению, одушевленному, невещественному существу, жителю вечно прекраснаго и вечно страшнаго для земли Меркурия, и начал с ним следующий разговор:

Я. Не обезпокоил-ли я вас своим посещением?

Гений. Помилуйте! Мы очень рады вам!…

Я. И так позвольте мне вас спросить кой о чем!

Гений. Извольте! Я с удовольствием вам буду на все отвечать!

Я. Хочется мне знать: чем вы занимаетесь?

Гений. Ничем!

Я. Чем вы питаетесь?

Гений. Ничем!

Я. Помилуйте! Да как же вы живете?… Прошу вас это растолковать мне?

Гений. Мы есть цель совершенства всего и ничто! Это тайна, которая для смертнаго не понятна до той счастливейшей минуты, в которую он переселяется к нам на вечное житие!…

Я. Как! Не ужели и я буду когда нибудь наслаждаться вашею счастливейшею жизнию?

Гений. Будете! Но только тогда, когда совершенно оставите свое земное жилище, с известными условиями!..

Я. Какия ж эти условия?

Гений. Условия самыя легкия и известны каждому смертному, живущему на земли!…

Я. Я вас не понимаю!…

Гений. Поймете, когда возвратитесь на землю и вспомните мой с вами разговор!…

Я. Но растолкуйте мне хоть то: как вы родились, и кто ваши родители?

Гений. Рождения моего вам знать теперь не должно, ибо вы узнаете его тогда, когда переселитесь на вечное к нам жилище. Родители же мои, или родитель, есть общий наш Всемогущий Творец.

Я. Скажите же хоть то, кто вами повелевает?

Гений. Нами повелевает Тот, Кто создал всё. Впрочем мы все равны. Это равенство есть высочайшее благо для всех живущих, но только вы, земные обитатели, не умеете им пользоваться….

Я. Ах! я завидую вашей счастливейшей жизни!…

Гений. Не завидуйте! Зависть раждает грех, которым лишаются смертные, живущие на земле, нашей блаженной жизни!…

Я. Но скажите: скоро ли я могу быть обитателем в вашем мире?

Гений. Это мне не известно: оно зависит от Того, Кто повелевает всем!

Я. Ах, как жаль, что вы это не знаете!… Но скажите хоть то, за чем вы вчерась путешествовали по сфере нашей земной планеты?

Гений. Мы прогуливались!… Но и это сделано было по воле Того, Кто управляет всем.

Я. Часто ли вы совершаете таковыя ваши прогулки?

Гений. И часто и редко, то есть как повелит Повелитель всего.

Я. Ах, какой величайший страх вы навели на земных жителей своею вчерашнею прогулкою!…

Гений. Можешь быть только одни глупые земные жители испугались нашей прогулки!… Впрочем и ум, не подвластный разсудку, также может произвесть глупыя мысли.

Я. Еще позвольте вас спросить: прочия планеты, видимыя мною здесь, имеют ли подобных вам жителей, и также могут-ли прогуливаться по нашей земной сфере, как вы прогуливались вчерась?

Гений. Все планеты, видимыя вами здесь, населены одинаковыми существами, подобными мне, и все могут, и даже обязаны прогуливаться по вашей земной сфере, но только ваши Астрономы не могут их всех приметить: ибо вся их астрономическая мудрость состоит в том, что они ничего не знают!…

Я. Следовательно, они не могут и того предузнать, с помощию своей Астрономии, когда ваша планета Меркурий столкнется с нашею планетою — землею и сделает оной совершенное разрушение, то есть светопреставление?

Гений. Боже мой!… Вы меня удивляете таковым вопросом!… Впрочем прошу вас уверить ваших Астрономов и всех пророков, что они очень смешны и жалки, когда хотят предузнать непредузнаваемое!… Все это зависит от Того, Кто создал все и повелевает всем.

Я. Верю словам вашим…. Но будущая участь с землею наводит на всех ея жителей невольный страх и трепет!…

Гений. Помните слова: «Веруйте, но не испытуйте!…»

С последними словами Гений, со мною разговаривавший, от меня скрылся, и я увидел себя летящаго уже на землю. Опять какое величественное зрелище представилось мне! Предо мною и подо-мною открылись все кабинеты Европейских, Азиатских, Африканских, Американских и Ост- Индийских Ученых, Вельможей, Князей, Графов и прочей братии. Я обратил взор свой также и на их гостиныя и залы, на кухни и винные погреба, и на прочее, и на прочее, и на прочее… И я хотел описать разныя диковинки, мною усмотренныя в их кабинетах, но оставляю это намерение, потому, что для описания сего существуют на земле нелепейшие Журналы и Газеты.

Вдруг заглянул я в гостиную и увидел следующее: На богатом диване сидят три персоны женскаго рода: одна Княгиня, другая Графиня, а третья Боярыня, или простая Превосходительная Барыня. В креслах сидели: один Князь, другой Граф и третий Боярин, или Барин с знаменитейшим титулом — Ваше Превосходительство. Все они поочереди говорили следующее:

Княгиня. Ну, что, Князь, скажешь о вчерашней страшной планете — Меркурие?

Князь. Ничего, Ваше Сиятельство!… Меркурий прошел Меркурием!…

Графиня. Ах, Князь, как вы судите об этом страшном Меркурие равнодушно!… Ведь он опять скоро ворошится к земле, и тогда уже сбудется то, что ожидали вчерась….

Граф. Да, да, уже об этом и в С.-Петербургских Ведомостях пишут!… Тут же кстати напечатано, что будто бы мы еще увидим знаменитейшую комету Энке, которая покажется нашей земли: 3 Мая, 24 Июня, 27 Сентября и 8 Октября сего года.

Боярыня. Да, да, Ваше Сиятельство!… Это сущая правда!… Сверх того взгляните, что напечатано в Радуге о сих кометах — уморушка да и только!…[4]

Боярин. Там утверждают, что будто бы вся наша древнейшая и новейшая Астрономия сущий вздор!…

Конца разговора я не мог уже услышать: ибо преспокойно и пресчастливо спустился в свой милый кабинет^. Следовательно и мое путешествие в Солнце, и на прочия кометы и планеты, и во все видимые и невидимые миры сим кончилось….

И так:

Теперь остается предупредить почтеннейших и любезнейших читателей, прелестнейших и миленьких читательниц, что сие маленькое сочинение есть легкий гениальный труд известнейшаго Русскаго Литератора, который из скромности хочет скрыть свою фамилию в литере: S. Также он осмеливается предупредить, что это его сочинение будет продаваться весьма дорого, ибо оно, по его мнению, имеет очень много отличнейших, новейших мыслей, а потому за это и предвидится ему, что:

Русский добренький народ Даст финансовый доход!

К О Н Е Ц.