Пустынное пламя

Глава 7. Об ученичестве

Аматино

День 11, месяц Двух Сестёр.

Погода только сильнее портилась. И если бы начался ливень или сильный ветер, то Амато только обрадовался бы такой погоде, но нет, погода портилась иначе. Засушливый горячий воздух вдыхался тяжело и было ощущение, словно не хватает кислорода. Словно сидишь в общей бане и хочется выйти на улицу и подышать свежим прохладным воздухом. Но его нет. Солнце стояло в зените и Аматино уже ненавидел его. Ненавидел жару, этот вечный зной и вечный солнцепек. Более того, сегодня наставник заставил вырисовывать знак солнца десять тысяч раз и не в здании Вина, а на улице. Ученик нашел маленькую, почти незаметную тень под деревом и попытался спрятаться от палящего солнца. Само растение почти зачахло, сгорбилось, как старуха, пытаясь дотянуться до потрескавшейся земли. Какие-то деревья выказывали необычайное желание к жизни в такую засуху, продолжая расти и цвести. Какие-то умирали. Аматино задумался, что однажды когда-то умрет вместе с этим деревом и деревенька — от недостатка воды и еды, а вместе с нею однажды погибнет народ омбретр. И почему только королева бездействует? Возможно, подумал эльф, ей попросту наплевать на собственный народ. Парень помнил тот день, когда Сиявия впервые приняла корону от священнослужителя, поклявшись на чаше Мх’Торонга. Тогда еще каждый житель Ниргурии восхвалял будущее царствование королевы. На улицах пели в честь нее песни, дети играли в королев, а женщины молились за великое будущее. Но где оно — это будущее?

— Амато! Амато! — послышался крик мастера Вина. — Ты закончил? Великим одним известно, чем ты там занимаешься под деревом? Уснул что ли?

Зачаровник, прихрамывая на одну ногу, направлялся в сторону ученика. Он раскраснелся от жары и лицо его заплыло от отеков. Аматино поднялся, прикрывая глаза от палящего солнца.

— Я здесь, наставник, — сказал он подошедшему Вину. — Почти закончил. Вот, взгляните.

Зачаровник принял длинный свиток, который доходил ему до колен. Внимательно вглядывался в каждую букву, заставляя ученика молча стоять в ожидании. Он что-то проговаривал себе под нос, но так тихо, что Амато не мог понять смысл его слов. Солнце пекло. Сильно хотелось выпить чашку холодного молока и спрятаться в тень, но наставник всё ещё всматривался в пергамент, как ни в чем не бывало. Казалось будто зачаровник не замечает пекущее солнце, сильную духоту и жажду. Аматино переступал с ноги на ногу, ожидая приговора. Наконец мастер Вин дошел до конца и его речь стала громче:

— … шесть тысяч восемьдесят пять, шесть тысяч восемьдесят шесть, шесть тысяч восемьдесят семь. Дорогой ученик, здесь не десять тысяч знаков, а шесть тысяч восемьдесят семь! — он недовольно посмотрел на Амато. — Ты что же, считать не умеешь?

Аматино удивлённо посмотрел на наставника. Эльф знал, что мастер Вин строг и, по слухам, слегка сумасшедший, но вот чего точно не ожидал ученик, так это то, что наставник действительно будет считать каждый знак.

— Не умею, — честно признался он. — Наставник, я ведь из обычной деревенской семьи. Живу со слишком престарелым дядей, который только успел меня научить читать, писать и немного владеть магией. Откуда ж мне уметь считать?

Вин причмокнул губами и недовольно вновь всмотрелся в пергамент.

— Что же, мне тебя ещё счету обучать? — больше для себя сказал он, чем для Амато. — Вот, взгляни сюда, ученик. Здесь буквы слились воедино, здесь вновь не четкие границы. А здесь… Великие! Это ещё что за символ? Нет, так не пойдет. Да, к концу символ солнца стал лучше, но все ещё не идеально. Я рад, дорогой ученик, что ты эльф, а не человек. У нас с тобой будут долгие года вместе на обучение и воспитание из тебя настоящего эльфа. Идём в дом.

Аматино молча принял критику и направился следом за наставником. Молодой эльф всегда жаждал знаний — хотел знать всё, что знает и умеет этот мир и поэтому, когда ему указывали на ошибки, он воспринимал это как должное. Внутри все равно Амато хотелось услышать похвалу, услышать, что его старания не прошли зря. Иногда, когда за день мастер Вин только и делал, что критиковал каждую его работу, у ученика опускались руки. Какое-то время он делал все медленно, немного с недовольством и одним лишь вопросом — а правильно ли он сделал, что пошел в ученики? Пошел учиться такому нелегкому делу, как зачарование амулетов. Время от времени Аматино казалось, что место ученика Вина не его предназначение. Возможно, что Амато создан для чего-то другого, для чего-то, что совсем не связано ни с учебой, ни с зачарованием.

"Но я умею лишь читать, жадно поглощая знания этого мира и обладаю склонности к хаотичной магии. Мне самое место здесь".

С этими мыслями он старался себя утешать, говорить, что именно у мастера Вина его место. Пусть он скуп на похвалы, вечно недоволен и все ему кажется плохо выполненным, не идеальным, но ни разу зачаровник не выдал, что хотел бы поменять своего ученика на другого.

К вечеру Аматино исписал ещё один пергамент, на этот раз под строгим контролем наставника. Он сразу же, на месте, указывал на ошибки своего ученика, иногда пыхтя от злости.

— Читать тебя научили, писать научился с горем пополам, а счету, значит, не выучен? — недовольно сказал Вин, закуривая трубку. — Ладно, ладно. Давай на сегодня с письмом закончим. Задание тебе выдам лучше на письмо. Завтра покажешь. А пока вот что спрошу: цвета отваров выучил?

— Выучил, — спокойно ответил ученик.

— Вот прям все? И как они истинно выглядят? — Вин немного закашлялся от табачного дыма, что пошел не в то горло. — Проклятый табак. Ну и чепуху же мне старик Рен продал! Ты только посмотри, ученик, как он плотно трамбуется в трубке. Его же не вытащить, не растолочь нормально. Словно камень там торчит и так же проклято горит! Кхе..

— Вы отвлекаетесь, наставник, — мягко заметил Амато. — Да, я учил цвета так, как они истинно выглядят.

— Кхе, — кашлянул ещё раз Вин. — Что же, давай, скажи мне на милость, какого цвета отвар из хвоста ящерицы?

Ученик немного замялся, но лишь на мгновение.

— Зеленый, наставник, — ответил он.

— Интересный ответ. То есть, ты действительно считаешь, что отвар из хвоста ящерицы — зелёный? — спросил мастер Вин.

— Истинно так, — слегка неуверенно ответил Аматино, заподозрив неладное.

— Ладно, допустим. А отвар из листьев бетулы? — наставник вновь попытался растормошить утрамбованный табак.

— Тоже зелёный, наставник. Но таким является из свежеприготовленных листьев, если же собраны в осеннем лесу, то тогда оранжевый.

Зачаровник засыпал свежего табака, немного утрамбовал табак в трубке и вновь закурил. Он не говорил, лишь молча смотрел в пол и о чем-то размышлял. Аматино не ведал, что творится в голове у этого эльфа и спокойно ожидал. Вот только ожидание затягивалось. Спустя некоторое время мастер Вин почти скурил табак в трубке, но продолжал молчать. Амато устал ждать и принялся прибирать свой ученический стол, который наставник выкупил для него на ярмарке. По рассказам, торговаться пришлось долго и муторно, а посему уход стола, который скрипел, если сильно заставить книгами, полностью ложился на плечи юного эльфа. Каждое утро ученик приносил десятки книг, которые читал одновременно. Астрономия, лекарство, история королевства, история магии и многое другое. Зачаровник не говорил ни слова, но некоторые книги строго-настрого запрещал брать из своей библиотеки. Какие-то отдал на дом Амато, а какие-то, как в общественной библиотеке, просил возвращать к концу дня. Обычно такое правило распространялось на достаточно дорогие и редкие фолианты. Вин вечно трясся над ними и сдувал с каждого пылинки и потому боялся, что за ночь их могут выкрасть из дома Амато. А здесь, в его доме, они в безопасности.

— Значит так, — сказал наставник, — завтра утром, как я говорил ранее, принесешь ещё один исписанный пергамент, но на этот раз рисуем символ Ночи. Пусть Богиня Ночи и исчезла, если верить слухам, но символ ее все ещё работает. Это первое. Второе — завтра будем обучаться счету. Найду тебе самые простые примеры. Третье…

— Наставник, — осмелился перебить мастера Вина ученик, — а для чего мне счету учиться? Я же, вроде как, магии зачарования у вас обучаюсь, да гуманитарным наукам.

— Третье, — прослушал вопрос зачаровник, — сейчас я дам тебе мешочек с амулетами. Отнесешь нашему целителю, идти знаешь куда? Хорошо. Отдашь ему, возьмёшь плату в четыреста кренгов. Завтра заодно вместе и пересчитаем. — Он почесал жёсткую бородку, затянулся табаком и продолжил: — А счету учиться будешь как раз поэтому. Плату ты за свою работу как будешь отмерять? Бататом? Нет, дорогой ученик, кренги решают в нашем мире многие вопросы. Или, например, пройдет тут королевский отряд в тридцать воинов, на каждого по амулеты надобно будет. Как счёт будешь вести? То-то же. Ну, идём в мой кабинет, отдам тебе эту мелочевку.

Зачаровник, кряхтя, поднялся с лавки и направился в свой кабинет. Аматино взглянул на своего наставника и тяжело вздохнул. Мастер Вин не выглядел совсем старым, на вид ему можно было дать около двухсот-трехсот лет, но иногда в его глазах пролегала сильная усталость, словно он нёс тяжкое бремя всего мира. Конечно, его лицо уже было все в морщинах, сам он был худой, как тоненькая веточка и постоянно жаловался на больные суставы. Но вот когда мастер Вин бежал в лавку за очередной порцией табака или на ярмарку, да так, что перегонял весь молодняк, Аматино иногда казалось, что лицо старика — лишь маска. Когда день подходил к концу, зачаровник словно сбрасывал с себя плащ наставника и становился обычным жителем деревни. Засаленные волосы убраны назад, лицо, раскрасневшееся от жары, слегка опухало от отеков и шаткая вялая походка. Мудрый эльф, который наверняка многие повидал, становился вмиг уставшим, измученным жизнью на лютой жаре в маленькой деревеньке, которая через пару столетий может быть станет целым городом. Руки наставника вечно были в остатках табака, что обычно высыпался с трубки, да измазаны краской для амулетов. Мастер Вин прошел в свой кабинет и взял с полки плотно утрамбованный мешочек.

— Вот, возьми, — протянул он ученику, — если интересно, а я вижу, что интересно, на них символ Мх'Торонга, для лучшего исцеления.

— Как у местного лекаря могут быть проблемы с исцелением? — поинтересовался Амато.

— У мастера Лето нет Чаннгу'Иль, ты это и без меня знаешь. Эти амулеты помогут ему тратить меньше магии, и при этом лучше исцелять. К тому же, его лекарская сейчас полностью забита больными пустынной лихорадкой, кхе-кхе, проклятый табак — с усталостью произнес наставник.

— Она и до нас добралась? — обеспокоено спросил Амато.

— Кто? А, лихорадка? Да, добралась. Говорят, королева летала на юг, в пустыню. У них произошла какая-то стычка… кхе! Не то с местными, не то ещё с кем-то. Проклятье! То сидит в своем замке безвылазно, что ее народ забыл, как выглядит эта самая королева. То внезапно срывается в пустыню. Кхе, — он вновь кашлянул. — Ну, ступай.

Амато кивнул, слегка поклонился и поблагодарил за занятие. Когда же он развернулся, чтобы выйти из кабинета, его взгляд остановился на запрещенной для него полке с книгами.

— Наставник, разрешите взять из вашей библиотеке книгу по магии целительства? — поинтересовался ученик.

— По магии? Да ещё и целительства! Кхе, а не рановато для твоего уровня? Ты же даже вовсе не целитель, — наставник недовольно посмотрел на Амато.

Эльф умоляюще взглянул на зачаровника. Его беспокоила пустынная лихорадка, что объявилась так внезапно на пороге их деревни. Все знали, что лекарства от этой болезни пока что нет. Возможно, что и не будет. Сама лихорадка также имела странные симптомы — жар был всего лишь несколько часов в день и периодичность была ещё раз в пару-тройку дней. А потом все случалось по новой.

— Верно, я не целитель, наставник, — согласился ученик, — но Вы же знаете, я живу с дядюшкой сильно преклонного возраста. Мне бы хотелось выучить хотя бы лёгкие заклинания. Пусть они будут не такими сильными, как у лекарей и, возможно, их эффект будет не долговечен, но если это поможет..

— Ай, бери, — Вин махнул рукой.

Амато счастливо улыбнулся. Его сердце переполняла радость, словно ему, как ребенку, разрешили взять дорогую игрушку. Ученик осторожно взял за корешок толстый фолиант и медленно потянул на себя. Огромная книга с треском упала эльфу в руки. Он сдул недавно скопившуюся пыль, коротко осмотрел нарисованный на обложке целительский сосуд и прижал к груди.

— Благодарю, наставник. Благослови Вас чар-гриб.

Мастер Вин махнул на ученика рукой и вновь залился кашлем. Амато вышел из кабинета и счастливо убрал книгу в кожаную сумку. Ничто не могло так радовать, как новые знания. Особенно, если они были запретными, а теперь их можно спокойно изучить. Исследование Аматино оставил на потом, когда дома выкрадет спокойное время. Он натянул на шею синюю накидку с вышитым магическими нитями символом амулета. Эта накидка символизировала принадлежность к зачаровникам. Синий цвет означал ученичество и чем выше становился ранг ученика, тем светлее становилась накидка. Мастер Вин вручил ее почти сразу после неплохо выполненных амулетов.

Аматино выдвинулся в путь. Лекарская лавка находилась на другой стороне от дома зачаровника и идти следовало быстро. Прибыть стоило до захода солнца, дабы не беспокоить в позднее время семью целителя, что было невежливо по мнению Амато. На главной площади уже понемногу стихал гул очередной ярмарки. С каждым годом она становилась только больше и совсем скоро ярмарщикам не хватит площади деревушки, придется занимать соседние улицы или выносить ярмарку за пределы деревни. Со стороны площади на Аматино неслась группа детей, крича считалочку.

Раз, два, три, четыре,

Спрячемся в могиле,

Каждому по гробику,

Да в маленькую комнатку,

Раз, два, три, четыре,

Утонешь ты в эфире,

Нити маны сожрут глаз,

В этот грозный зимний час.

Раз, два, три, четыре,

Утонет король в жире,

Он пойдёт пирог искать,

И игру нам начинать.

Аматино скривился от совсем недетской считалочки. На мгновение он задумался, когда это легкие и именно детские стишки превратились в нелепые желания смерти и гробов. Дети весело пробежали мимо, задев ученика зачаровника и смеясь во все горло. Они разбежались по разные стороны, начав игру.

— Вот ведь засранцы малолетние, — недовольно сказал Амато, поправляя мантию.

Он дорожил ею так, словно мантия состояла из чистого золота. В тот самый момент, когда мастер Вин признал в нем своего ученика, изменилось также и поведение эльфов. Отношение, конечно, не изменилось — они все также не любили красноволосого парня, которого извергла пасть Льва. Но в лицо уже этого не говорили. Не говорили гадостей, глупостей, не проклинали, а молча, сцепив зубы, общались с учеником зачаровника. Если эльфы посмеют оскорбить ученика, то наставник немедля прекратит всякие с ними отношения. Тогда они перестанут получать амулеты, которые им были нужны. По большей части, половина из просьб о создании амулетов была необычайно глупой. Что б тесто месилось быстрее, что б ночи не бояться, что б считали тебя привлекательней. Но за это платили и зачаровник брался за любую работу. В основном такие глупости он теперь отдавал своему ученику. Пользы такие амулеты все равно приносят мало, зачастую эльфы сами же про них забывали, а времени на создание уходило достаточно. То ли дело более сложные амулеты — на целительство, на отведение проклятий, на улучшение запаса магии. Такие требовали вырисовки не одного знака, а нескольких и разными чернилами. Символы если разную нагрузку, а посему наносятся даже разными кистями. Если в таких амулетах сплоховать, то их брак обойдется куда дороже, чем они стоят.

— О, Аматино, — окликнула женщина с крыльца, — мастер Вин наконец-то тебя выпустил? Слышала, словно учит он тебя в подполе.

— Нет, не в подполе, — спокойно отозвался эльф. — Вы что-то хотели, мадам Ред? Я очень спешу, несу заказ лекарю.

— Ах, прошу простить меня, Аматино, — она слегка откланялась. — Но не мог бы ты передать своему мастеру заказ? Мой сынишка, Роланд, все никак не поправится от болезни. Могу ли я рассчитывать на амулет?

Амато, будучи учеником зачаровника уже несколько недель, запомнил до мелочей, как его наставник общается с заказчиками. Посему выпрямился и со спокойствием, которое только мог собрать, так как ноги очень тряслись от волнения, произнес:

— Для кого амулет: для сына иль для Вас, мадам? Какого размера амулет: с ладошку для носки или большой, что б повесить? На что зачаровывать будем и сколько Вам их сделать, один иль два?

— Для сына, с ладошку, пожалуй, один. А зачаровывать… — она призадумалась, а после произнесла: — на крепкое здоровье, пожалуйста. С болезнью, думаю, справимся вместе с лекарем, но здоровье, боюсь, подкачает.

— Понял, мадам Ред, — кивнул Амато, — я передам наставнику о Вашей просьбе. Всё иль еще что-то?

— Всё, всё, спасибо, Аматино, — ретиво закивала женщина.

Ученик кивнул и поспешил отойти от дома мадам Ред. Даже не столько, что она была противна Аматино, сколько от сильного волнения. Ноги тряслись, становились ватными. Подумать только, он принял первый в своей жизни заказ! Пусть это случилось не специально, а сам будущий зачаровник просто проходил мимо, но все же. В голове уже начали крутиться мысли, словно бушующий ветер. Какой знак начертить, какой краской, какие слова нужно произнести перед этим. Как, в конце концов, будет выглядеть законченный амулет. Пусть заказ и не для самой приятной мадам, но на работе нельзя делить эльфов на плохих или хороших. Может, эта эльфийка и улыбается, и ведет себя добродушно, но эльф знал: в душе та слишком сильно ненавидит других эльфов. Бывало, как парень слышал, что женщина проклинала несколько семей в деревне, да так, что потом наставник Вин замучился делать амулеты на защиту от проклятий. Они ломались так скоро, что руки мастера почернели на долгие дни от магической краски. Тут уж любой амулет сломается, если впитает слишком много энергии. Поэтому мысли ученика вновь поменялись. Нет, надо сделать амулет еще и крепким, чтобы мадам Ред и свой ненароком не прокляла. И так мысли летели по кругу…

Добрался Амато до дома лекаря к концу дня. Солнце почти село, мир окрасился в темно-красные тона. При должном упорстве на небосводе уже можно было заметить Луны, которые вновь должны были соперничать за право освещать земли Сконстеотры. Ученик постучался в дверь. Ему открыла совсем юная девчушка, возраста которой Аматино, к сожалению, не знал. Но она была красива: белоснежные локоны водопадом спадали с плеч, а тонкое ситцевое платьице было заляпано остатками еды.

“Неряха”.

— Добра в дом, — поприветствовал ученик и протянул барышне мешок с амулетами. — Я от зачаровника Вина, принес заказ.

— Добра…Ах, амулеты! — она счастливо взяла мешок. — Так скоро? Спасибо.

Она смущенно коротко взглянула на Амато, но быстро отвела взгляд.

— Я сообщу отцу, — лишь сказала она, закрывая дверь.

Аматино тяжко вздохнул. Было видно, что девушке не то страшно, не то противно было с ним разговаривать. Как бы он не старался, но от своей необычной внешности никуда не денешься. Народ омбретр был слишком суеверен, а в низших сословиях это суеверие ощущалось сильнее. Девушка так скоро сбежала, что забыла совсем про оплату. Но вот ученик про это совсем не забыл. Он вновь постучался. На этот раз дверь распахнулась настежь и на пороге возник сам хозяин дома. Тогда же Амато впервые увидел пораженных пустынной лихорадкой. Бледные, со страшно потрескавшейся кожей, они валялись где попало. Кому-то хватило кроватей, а кто-то вынужден лежать на полу, лишь на постеленых на пол тряпках.

— Это… — начал ученик, но его тут же перебили.

— Нечего тебе тут глазеть, красноволосый, — ответил целитель. — Ступай обратно, к мастеру. Передай ему мою благодарность.

Он протянул ученику мешочек, который был плотно набит звонкими монетами. Только сейчас Амато вспомнил, что было бы не плохо пересчитать оплату. Легкую запинку заметил и целитель.

— Чего встал? Не веришь, что там ровно, сядь и сам пересчитай. Нечего так глазеть на мешок. А коль веришь, иди с добром.

— Добра в дом, — спокойно ответил Аматино, убирая мешок за пазуху.

Он слегка поклонился и направился прочь, в сторону своего дома. Целитель ничего не ответил на мирное пожелание и захлопнул дверь так сильно, что громкий шум ещё долго эхом отзывался в голове.

Домой Амато попал лишь когда уже солнце исчезло с небосвода и на нем показались две Луны — Дэллва’ерия и Нимра’егия. Небо прекрасно окрашивались в фиолетово-синие оттенки и ученик на мгновение застыл на крыльце, любуясь видом. Скрип деревяшек каким-то чудом услышал дядя.

— О, Аматино, племянничек! — воскликнул он. — Ты уже вернулся? Пойдем, поможешь мне уговорить старуху Прейри, чтобы она накрыла обед.

Амато напрягся, несколько раз надавил на скрипучую древесину, дабы проверить слух родственника. Но престарелый эльф ничего не сказал. Значит, он не услышал скрипа, а скорее, почувствовал племянника по хаотичным нитям. Аматино не раз слышал истории, что сильные волшебники могут не только видеть нити других, но и чувствовать приближение мага на расстоянии. На мгновение ученик задумался, мог ли наставник таким образом всегда знать, где находится Амато. Ведь мастер Вин разглядел в нем каким-то образом потенциал и хаотичность нитей. Молодой эльф зашёл в дом, снял тяжёлую обувь и направился к дядюшке.

— Эта старуха ни на что не годна! — продолжал кричать старик, топая ногами на кухне.

У пустого стола было разбито несколько тарелок и Аматино, испугавшись за здоровье дяди, рывком пересёк комнату. Он в панике стал осматривать сморщенные ладони, на которых, к счастью, не нашел порезов. Бегло оглядел ноги и также не нашел следов ран. Старик продолжал размахивать руками.

— Старуха! Неси еды! Я голоден, как десять мамонтов!

— Да что б тебя, старик, нет тут никого, — больше для себя, чем для дяди, произнес Аматино.

С боем Амато усадил шебутного родственника. Наспех на огненном пергаменте начертил с помощью нитей маны просьбу, что бы старик посидел спокойно. Тот, как ребенок, радостно принял бумагу, счастливо хохотнул и улыбнулся во весь беззубый рот.

— Амато! Племянничек! Как я рад тебя видеть, — сказал он.

— Да, да, — махнул рукой эльф и осторожно стал собирать осколки.

Любопытство к огненной бумаге быстро остыло и старик стал заглядывать под стол, наблюдая за племянником. Аматино ругнулся, постарался поправить дядюшку на стуле. Чтобы он не упал с него, Амато набрал в стакан теплого молока и протянул родственнику. Тот вновь счастливо хохотнул и принял угощение. За это время, что старик занят поглощением молока, стоило как можно скорее собрать осколки. Зарплата ученика вновь уйдет на покупку столовых приборов и посуды. К разбитым тарелкам добавились сломанные деревянные ложки. Каким образом дядюшка смог и их поломать — одним Великим известно. Но больше всего сердце обливалось кровью за сломанные стеклянные тарелки. Они — единственная память о тех временах, когда род Амато ещё имел хоть какую-то власть в этом мире. Теперь же это были обычные, никуда не годные осколки. Разбитые тарелки рухнули также легко и просто, как и беззаботная некогда жизнь. Аматино собрал всё до последнего осколка и с грустью отложил к стене на тумбу. К этому времени старик закончил допивать молоко и довольно шаркал ногой по полу.

"Один плюс — если однажды обзаведусь детьми, то уже буду иметь опыт а воспитании."

Парень усмехнулся своим же мыслям. Да кто захочет жить под одной крышей с извергнутым пастью Льва и сумасшедшим стариком? Амато нашел последнюю деревянную тарелку и нарезал в нее несколько овощей. Сделав салат, добавил один вымытый фрукт и протянул кушанье дяде.

— Ох, Амато, Великие, не стоило оно того! Этим должна заниматься старуха Прейри, но никак не ты, мой мальчик. Если мы будем позволять прислуге отдыхать, то что же с нами будет?

Аматино в ответ лишь пожал плечами. Протянул старику деревянную вилку, а сам устроился рядом, на лавку. За дядюшкой следовало приглядывать и, пока тот поглощен едой, заняться изучением древнего фолианта.

Тяжёлая массивная обложка с треском старой бумаги раскрылась, шумно ударившись о лавку. Она подняла пыль и Аматино закашлялся. Эльф взглянул на фолиант. Древние писания, которые были начерчены старинной краской, уже почти исчезли в путах времени. Местами текст совсем потерся и невозможно было разобрать ни слова. Где-то неаккуратный мастер пролил баночку с краской и теперь на странице красовалось чёрное, как ночь, пятно. Под ним можно было рассмотреть очертания символов, но просидеть за этим делом пришлось бы долго. Амато принялся изучать фолиант. По отдельности слова были понятны, но смысл цельных предложений иногда был непонятен ученику. Древний язык был мрачен, как и само то время, когда был создан. Почему только мастера, когда переписывали вручную фолиант, сохранили древний слог, а не перенесли на всеобщий — одним Великим известно. Аматино знал древний язык плохо. Из баек дядюшки он узнал, что некогда эта речь существовала лишь на одном общем материке. До падения Империи это был родной язык рода Амато и дядюшка научил читать лишь некоторые слоги. Ох, если бы он знал больше!.. Омбретр нахмурился и отодвинул фолиант от себя. Его немного злило, что какая-то древняя книжонка сейчас победила любопытного эльфа. Ученик зачаровника облокотился подбородком о кулак, смотря в одну точку. В груди нарастало беспокойство.

— Используй нити, сынок, используй нити, — пробубнил с набитым ртом дядюшка.

Аматино встрепенулся от неожиданности и взглянул на родственника. Тот, как не в чем не бывало, был занят едой. Эльф попробовал переспросить старика, но тот внезапно начал петь:

— Огонь бушует, огонь ревёт — то в сердце звон души ликует.

А после затих и продолжил натыкивать на вилку овощи, хихикая от "забавного вида" помидора.

"И что это сейчас было?" — промелькнуло в голове Амато

Он вновь нахмурился, но было в словах дядюшки нечто логичное. Очень давно старик рассказывал племяннику, что заклинания можно прочесть из книги, если представить их в виде нитей магии. Если. Пока что Аматино таким не занимался вовсе. Он не раз в своей жизни слышал про нити магии, а ещё совсем недавно наставник Вин утверждал, что магия Амато состоит из хаотичных клубков. Парень нахмурился сильнее. Он впился взглядом в книгу, будто от одного взора текст испугается и выдаст все свои накопленные столетиями знания. Возможно, если эльф превратит древние письмена в нити, то сможет не только понять сущность целительской магии, но и изучить какие-либо заклинания. Амато стал всматриваться в фолиант. Пытался представить силой мысли, как древние рунические писания становятся тоньше, превращаются в нити и открывают саму сущность магии. Любопытство разъедало нутро эльфа. Какие же тогда заклинания он сможет изучить? Что скрывает за собой данная книга? Только сколько бы ученик не всматривался, но ничего не получалось. Дядюшка поднялся, медленно прошоркал поближе и тяжело приземлился на лавку так, что древесина болезненно скрипнула под ним.

— Не получается, племянничек? — поинтересовался он.

Аматино покачал головой.

— Ты плохо, видимо, меня слушал, — вздохнул старик. — Я много раз тебе рассказывал, что силой и упорством мало, что можно достичь. Эти качества, несомненно, тоже полезны, но не всегда.

Амато с любопытством посмотрел на родственника. Неужели память перестала просачиваться, как решето, и теперь перед ним сидел тот самый дядюшка, которого он знал столетие назад? Умные старческие глаза, которые многое повидали за тысячу с лишним лет, устало взглянули на фолиант. Мужчина взял книгу в руки, немного попереворачивал листы. Все время Аматино молча наблюдал за дядей, не желая беспокоить его. Наконец старик произнес:

— Это слишком древние письмена. Еще в наши лучшие годы этот язык уже был древним и на нем мало, кто умел читать и уж тем более разговаривать. Такую редкость только с помощью нитей и изучать, если ты хочешь добиться успеха, — он продолжал переворачивать листы, что с хрустом отзывались на его движения. — Неужто ты позабыл все то, чему я тебя учил?

Амато молчал. Даже речь старика стала плавной, логичной. Он не спотыкался, не бубнил себе под нос, а вполне серьезно вел беседу. Ох, и как же давно это было, когда они могли вот так просто разговаривать.

— Попробуй почувствовать магию, племянничек. Ты из рода Редригов, тебе такая ерунда должна даваться проще простого, — старик с любовью вложил фолиант в руки Аматино. — Ты наша последняя надежда, сынок.

"Последняя надежда? На что?.."

Эльф удивленно посмотрел на старика, но тот, словно ничего и не было, вновь стал вести себя, как обычно:

— Хо-хо! Племянничек! А что это за фолиант такой у тебя? Ну-ка, расскажи старику! А? Что? Не слышу! — он вновь стал срываться на крик. — Ну и не говори! Тьфу на тебя.

Старик слез с лавки, с хрустом в костях потянулся и направился в свою комнату, что-то бормоча себе под нос. Аматино удивлённо заморгал. Иногда ему казалось, что старик специально ведёт себя странно, будто за ним кто-то следит и быть сумасшедшим полезно и безопасно. Никто не сможет обвинить тебя в чем-то, если ты болен. Амато посмотрел на книгу заклинаний. Он вновь отложил ее подальше от себя, поудобнее устроившись на лавке и та потяжно скрипнула. Эльф осторожно дотронулся до обложки и медленно закрыл фолиант. Положил руку поверх него и закрыл глаза. Следовало сначала успокоить себя, обратившись к своим нитям магии. Те в хаосе пронизывали руку парня, метаясь во все стороны, не желая его слушать. Они то обрывались, то вновь собирались, создавали то маленькие клубки, то огромные. Шумно выдохнув, Амато сконцентрировался на одной руке. Ему предстоит долгая и тяжёлая работа — нужно придать магии правильный вид. Это как перед работой почистить свой рабочий стол и отсортировать задачи. Аматино почувствовал одну из нитей — тоненькая, хрупкая, будто вот-вот оторвётся. Из-за своей хрупкости, она извивалась, желая превратиться в клубок, но Амато не давал. Вот он восстановил одну нить, вторую. Отсоединил от них третью. Четвертая пронизывала их сверху и с ней пришлось помучиться подольше. Направил нити на пальцы, натянув так сильно, что резкая боль пронзила руку, отскочив в плечо и отдав в шее. Аматино болезненно дернулся, но продолжил поиск пятой нити. Она оборвалась где-то в районе плеча, создав клубок нитей в груди. Сначала следовало распутать его. Медленно, спокойно, не торопясь. Следовало упразднить хаос, творящийся внутри и создать свой собственный порядок, который понимает лишь он. Наконец пятая нить была найдена и восстановлена. Маг приподнял руку от обложки фолианта и темно-красные нити, светясь алым цветом, проникли в книгу через подушечки пальцев. Фолиант скрипнул, самостоятельно открылся на странице с первым попавшимся заклинанием исцеления.

— Moliva fo Gneht, — тихо произнес Амато.

Слова вырвались из уст спонтанно, будто он всегда их знал. Нити слушались тяжело: они рвались, собирались в клубки, переплетались между собой и снова рвались. Наконец Аматино плюнул на них и направил все нити в фолиант. Тот вспыхнул огнем и взлетел над лавкой. Страницы бегло перелистывались, пока в конце концов из книги не вылетели сотни нитей. Они заполнили всю маленькую кухню и Амато ахнул. Он поднял голову и старался всмотреться в магию фолианта. Нити, исходящие из него, имели слабый серо-стальной оттенок.

— Moliva fo Gneht, — вновь произнес Амато.

Нити послушно стали перевоплощаться во всеобщий язык. Они заметно деформировались, убавили в размере и приобрели знакомые для мага символы.

— Лечение глубоких ран, лечение головной боли, лечение болезненного горла, — читал вслух парень. — Все не то. Так, а это у нас что…

Нити окружили парня, формируя некий кокон. Повсюду были письмена, везде плыла магия. Амато повернул голову, вглядываясь в нити, что создали безумно мелкий шрифт. Наконец с усилием маг прочел:

— Лечение лихорадок, да, вот оно!

Амато поднял вторую руку и, наплевав на свои нити, воссоздал в ладони алый клубок. Отчего-то эльф решил, что это верное действие. Если весь мир говорит, что должны быть прямые нити, но почему у него не могут быть спутанными?

Он открыл свой Чаннгу'Иль этому миру, впервые за столько десятилетий в мире Сконстеотры вспыхнула магия огня. От его руки до половины лица кожа потрескалась и опала кусками на пол. Мышцы преобразились в тягучую лаву, огонь протекал по измененным сосудам. Правый глаз сгорел — теперь вместо него была обугленная чернота из которой полыхало пламя. Несмотря на это Аматино прекрасно видел нити. Более того, мир наконец-то преобразился сотнями красок, помимо оттенков красного он теперь видел и зеленый, и синий, и сочетания этих цветов. Волшебник засмотрелся на прекрасный вид мира, но быстро вернулся к поглощению заклинания. Серые письмена приблизились к магу и вспыхнули алым цветом. Они сгорали прямо на глазах, исчезая и превращаясь в пепел. Парень обернулся, чтобы посмотреть на книгу, и заметил, что там ровным счетом происходит то же самое. Древние письмена исчезают со страниц фолианта, словно их там никогда и не существовало. Аматино напрягся, но, собравшись с духом, усилил поток маны на горящие письмена. За мгновение те вспыхнули вновь и теперь перед волшебником появились огненные письмена. Часть из них была на древнем, а какая-то на всеобщем. Это был полный хаос, который невозможно было бы разобрать до конца. К удивлению самого ученика он полностью понимал смысл этих слов.

"И в Хаосе есть свой порядок. Нужно лишь принять и понять его."

Письмена закружились, стали истончаться, пока не превратились в тончайшие горящие нити. Они вплелись в клубок в ладони Амато и теперь он мог не только понимать эту магию, но и чувствовать внутри себя. Она заметно ослабла, по сравнению с теми нитями, что сейчас витали по кухне. Возможно, что силы этого заклинания не хватит, чтобы полностью исцелить зараженного, но продлить его жизнь — вполне. Аматино удивленно ахнул и сжал руку в кулак. Резко все прекратилось, фолиант с шумом схлопнулся и ударился о лавку, а после рухнул на пол, подняв клубы пыли. Сильная боль пронзила ладонь ученика, а после молниеносно ударила в голову. Он взвыл, схватившись за голову. Амато был готов поклясться всеми Великими, что сейчас его череп попросту взорвется. В голове проносились неизвестные слова заклинаний, хаотично переплетаясь с другими. Испарялись, возвращались, вплетались в иные, сгорали и вновь появлялись. Ученик съежился в комок, трясясь от боли и страха. Голова вот-вот взорвется. Перед глазами все плыло. Его Чаннгу'Иль болезненно уходил внутрь тела, превращаясь в нити. Рука обрела привычный вид, вернулся на место и обуглившийся глаз. Комната, дом и даже эта лавка плыли в сознании мага, сливаясь вместе. С ужасом парень понял, что кричит уже довольно давно и его голос охрип, превратившись в странное шипение, но все равно продолжал кричать до тех пор, пока не провалился в непроглядную пустоту.