— Кстати, Кадзу-кун! Ты заметил, что я сегодня другая? Заметил?
Коконе спрашивает с обычным своим видом. Когда-то она уже задавала мне этот вопрос. Какой там правильный ответ?
— …Ты пользовалась тушью для ресниц.
— Ооо! Суперкласс, Кадзу-кун!
Похоже, я угадал.
— …Ну и как тебе?
— Угу, выглядит миленько.
Я отвечаю не раздумывая. Снова правильный ответ. Я не особо серьезен, но Коконе вполне удовлетворилась моим «миленько» и с улыбкой кивает.
— Мм, мм. Понятно, ты, значит, не безнадежен. Эй ты, двинутый! Тебе есть с кого брать пример.
Она с довольным видом скрещивает руки на груди и поворачивается к Дайе.
— Я скорее откушу язык, чем такое скажу.
— Оо, весь мир вздохнет с облегчением. Вперед, я посмотрю.
— Нет, я имею в виду твой язык.
— Ха-ха! Хочешь попробовать со мной французский поцелуй? Пожалуйста, не очень только витай в облаках от любви ко мне…
Не имея ни малейшего представления о том, что со мной происходит, эти двое начинают стремительно пикироваться — как всегда.
Вскоре Дайя упоминает о том, что у нас будет новенькая.
Отонаси-сан, приходи скорее.
— Меня зовут Ая Отонаси. И меня здесь не интересует никто, кроме Кадзуки Хосино и «владельца».
В классе тут же поднимается шум.
Эмм, Отонаси-сан? Ты, конечно, новенькая, так что вполне можешь малость отгородиться от новых одноклассников в первый день. Но я-то в этом классе уже почти год, так что на меня это не распространяется, понятно?
— Что еще за «владельца» она назвала? Кем он владеет? Или она имеет в виду «человека, который владеет Хосино»?
— Тогда, значит, это просто «девушка Хосино», так, что ли?
— Это значит, у Кадзуки-куна есть «девушка», а новенькая Отонаси-сан ее разыскивает? Но почему?
— Похоже, между ним и Отонаси-сан что-то есть. Может, они встречаются… Тогда получается, он ухлестывает за двумя сразу?!
— Точно! Так оно и есть! Прикольно получается, поэтому пусть так и будет!
— Да, и у нее к Хосино сложные чувства, любовь и ненависть одновременно, и поэтому она его преследует и перевелась к нам в школу. Точно.
— Значит, Хосино… соблазнил такую красотку?! Черт побери!!
Однокласснички обсасывают тему в свое удовольствие, не обращая ни малейшего внимания на нас, предмет обсуждения. Откуда, блин, вообще у них эти идеи?
— Значит, Хосино на самом деле… только играл со мной…
— Что?! Ты и была второй?!
— Нет… думаю, я вообще лишняя… третья, нет, наверняка их еще больше…
— Какого… Вот гад!
Коконе делает вид, что плачет, Дайя, пользуясь возможностью, повышает голос, что ему обычно не свойственно. Черт, именно в таких случаях эти двое отлично работают в паре.
— …Какие они надоедливые, — бормочет Отонаси-сан. — Из-за тебя они теперь интересуются мной еще сильнее, вместо того чтоб просто игнорировать.
Эээ… это я виноват?
Как только закончился первый урок, мы с Отонаси-сан выбежали из класса. Провожали нас подбадривающие возгласы некоторых моих одноклассников, во взглядах других читалась жажда крови, но думать о подобной ерунде было просто некогда.
И вот мы на нашем привычном месте — на заднем дворе школы.
Уроки посещать больше не будем.
— Понятно. Работать с тобой — значит, непременно оказаться втянутой в твои отношения с другими. Черт… как неудобно.
Да нет, абсолютно очевидно, что проблема тут в том, как ты к ним обратилась.
— Но это первый раз за 27755 попыток, когда я увидела, что игнор имеет свои недостатки. Очень забавно.
— Эммм, ну не знаю, что ты тут находишь такого забавного…
— Не будь занудой. Даже меня новые впечатления более-менее взбадривают. Плюс все так изменилось от того всего лишь, что мы начали работать в паре. Это хорошая перемена.
— В смысле?
— Возможно, появится какая-то новая зацепка, которой я не видела, пока была одна.
Если смотреть с этой точки зрения, сотрудничать, несомненно, стоит, но все же…
Нет, она на удивление права. В конце концов, она же не знает, каким был класс 1–6 до сегодняшнего дня. Она не может сравнить сегодня и предыдущие дни. Скажем, она не знает, что я влюбился в Моги-сан между вчерашним и сегодняшним днем — иными словами, уже внутри «Комнаты отмены».
— Но что конкретно мы сейчас будем делать?
— …Кстати, насчет этого, Кадзуки. Я долго думала и пришла к выводу, что ты, похоже, по-прежнему остаешься ключом к «Комнате отмены».
— Э? То есть ты все еще меня подозреваешь?
— Дело не в этом. Вот ответь мне: почему ты сохраняешь воспоминания?
— Э… черт его знает.
— Загадка, правда? Конечно, я чувствую какое-то различие между тобой и прочими. И все-таки, не слишком ли странно, что из всех людей лишь ты помнишь?
— Ну… да.
— Отсюда я делаю вывод, что это может входить в намерения «владельца».
— Э… э?..
— Ты туп, как всегда. Проще говоря, в о з м о ж н о, т о, ч т о т ы с о х р а н я е ш ь п а м я т ь, в и н т е р е с а х «в л а д е л ь ц а».
Назначение «Комнаты отмены» — сохранять мою память?
— Не может быть. Я ведь не всякий раз вспоминаю, ты же знаешь? Если б не ты, я, наверно, терял бы память так же, как остальные.
— Да, можно согласиться, что моя гипотеза не лишена недостатков. С другой стороны, можно также сказать, что твое сохранение памяти просто такое же дефектное, как возвращение времени «Комнатой отмены». Такое противоречие — в пользу моей гипотезы, потому что если ты сохраняешь память, прошлое как раз нельзя вернуть в точности.
Да, такое правда возможно. Но почему-то мне не удается увидеть в этом смысл.
— Сначала объясни, в чем вообще смысл позволить мне сохранять воспоминания?
— А я почем знаю? — резко, как отрубая, произносит она и потом добавляет: — Но я знаю, какое чувство движет людьми больше всего.
— И какое?
Отонаси-сан заглядывает мне в глаза и отвечает:
— Любовь.
— …«Любовь»?..
У нее сейчас настолько пугающее лицо, что я не могу ухватить сразу же, что она говорит. Ааа, любовь?
— Отонаси-сан, это было довольно мило с твоей стороны.
Отонаси-сан сверлит меня холодным взглядом.
— Что именно? Такая сильная любовь ничем не отличается от ненависти.
— Любовь, как ненависть? — озадаченно переспрашиваю я. — Д-да они же совершенно разные!
— Они одинаковые. …Нет, они, конечно, разные. Любовь хуже ненависти, потому что люди сами не подозревают, насколько это чувство грязное. Это просто отвратно.
Отвратно, хм…
— Но сейчас это неважно. Кадзуки, тебе ничего в голову не приходит?
— В смысле, кто-то, кто в меня влюблен, да? Да нет, никого…
Я начинаю отнекиваться, когда внезапно вспоминаю.
Есть один человек.
Если она не шутила, когда звонила мне по телефону, — есть один человек.
— Похоже, ты кого-то вспомнил.
— …
— В чем дело?
— …Эээ, в общем… ведь девушка, которая меня любит, не обязательно и есть виновница, верно?
— Разумеется. Одного этого даже близко не достаточно, чтобы решить, этот человек — виновник или нет. Однако это не означает, что здесь не стоит покопаться получше.
— Нет… в общем… она никак не может быть виновницей.
— Почему ты так уверен, что она не «владелец»?
Я просто не хочу, чтобы виновницей оказалась она. И сам сознаю это.
— У нас бесконечное количество шансов, пока мы в «Комнате отмены». Мы используем любую возможность подобраться поближе к «владельцу».
— …Однако до сих пор этот способ не принес тебе особого успеха, верно?
— Ты какой-то язвительный сегодня, а? Но ты прав. Однако теперь у нас новая зацепка: твое сохранение памяти — цель «владельца». Я никогда еще не глядела с этой точки зрения. Возможно, нам удастся получить новую информацию, которую я не могла получить раньше.
— Но…
— Тебе не хочется прояснить ситуацию из-за того, что это кто-то, кому ты доверяешь?
Да. Все именно так и есть.
Где-то в глубине моего сердца этот человек и у меня вызывает сомнения, поэтому я не хочу этим заниматься.
— …Ладно. Я тебе помогу.
— Только ты должен не просто мне помогать, а руководить.
Она права. Это ведь я стремлюсь выбраться из «Комнаты отмены».
…И все же… что-то меня грызет уже какое-то время. Чувствую, что что-то не так.
— Ну ладно, пошли давай.
— П-погоди-ка!
— Чего ты тормозишь! У меня скоро терпение кончится, знаешь ли!
Беспокоит меня — …ааа, понятно.
Когда до меня дошло, что же это за странное чувство, мои уши затеплели.
— Мм? Что такое, Кадзуки? Ты весь красный.
— Ой, нет, просто, ты…
Почему она теперь зовет меня не «Хосино», а «Кадзуки»?
— Что? О чем ты? …Эй, почему твоя физиономия покраснела еще больше?
— …П-прости. Забей.
Когда она начала звать меня по имени? Ко мне даже родители так не обращаются.
Кажется, мое лицо и сейчас становится все красней.
— ?.. Странный ты. Ну ладно, пошли уже.
«Отонаси-сан» поворачивается ко мне спиной и идет прочь.
— А, ага…
Может, мне тоже звать ее как-то по-другому, не «Отонаси-сан»? Если я пойду по ее стопам, мне придется звать ее… «Ая»?
…Не-не-не!! Немогу-немогу-безвариантов!!
Пусть хотя бы «Ая-сан»… нет, это тоже чересчур. Но «Отонаси-сан» звучит очень уж формально. Нужно имя, которое легко произнести и которое достаточно простецкое.
— О…
Один вариант приходит в голову. Его тоже произносить довольно неловко, но, раз уж я воспользовался им несколько раз, должно быть нормально.
— …Мария, — тихонько бормочу я себе под нос.
«Отонаси-сан» резко останавливается и оборачивается ко мне. Глаза у нее большие и круглые.
— Уаа! П-прости! — на автомате извиняюсь я при виде ее неожиданно острой реакции.
— …Чего ты извиняешься? Ты всего лишь удивил меня немного.
— …Так ты не злишься?
— А почему я должна злиться? Зови меня как хочешь.
— П-понятно…
Лицо Отонаси-са… нет, Марии расслабляется.
— И все-таки — из всех возможных вариантов ты выбрал Марию… хех.
— А, это… если тебе не нравится…
— Нет, я не против. Я просто лишний раз кое в чем убедилась.
— Ээ… в чем именно?
Ни с того ни с сего на лице Марии появляется мягкая улыбка.
— В том, что с тобой, Кадзуки, не соскучишься.
Я провожу обыск.
Я вернулся в класс, и вот я шарюсь в вещах девушки, которой, по-видимому, я нравлюсь.
Разумеется, я занимаюсь этим делом не от большого желания, и чувствую я себя последним мерзавцем.
Сейчас у них физкультура. Именно поэтому Мария решила, что мы должны воспользоваться случаем и поискать зацепку в ее вещах, прежде чем говорить с ней прямо.
Поскольку я думал точно так же, то подчинился… хотя все равно чувствую себя мерзавцем.
Кстати говоря, весь смысл как раз в том, чтобы это делал я. Мария уже несколько раз прошерстила вещи всех. И, судя по нынешнему состоянию дел, ничего не нашла. Что достаточно логично. Мария не может заметить ничего, что изменилось с прошлых дней, потому что она знает лишь сегодняшних нас.
— Пфф…
В учебниках у нее множество четких пометок разными цветами. Тетради аккуратно заполнены мелким, ровным почерком. И здесь тоже разные цвета. С левого края нарисован котенок. И на следующей странице в том же месте. И на следующей… ааа, понятно. Это мультик. Когда я пролистываю тетрадь быстро, котенок улетает на ракете, сделанной из консервной банки. Я машинально улыбаюсь, но ловлю на себе хмурый взгляд Марии и стираю улыбку с лица.
В общем, тут полно девчоночьих вещей. В основном розового и белого цветов. Айпод забит попсой. Кошелька нет, скорее всего, он у нее при себе.
— О!
Увешанный различными финтифлюшками мобильник. Кладезь личной информации.
Я надеялся на зацепку, но телефон заблокирован, так что заглянуть в него я не могу. …Ну, в какой-то степени мне даже легче от того, что не придется.
Теперь посмотрим в косметичке, которая лежит рядом с розовеньким зеркальцем. Это, кажется, основа, это губная помада, вот карандаш для глаз, щипчики для бровей, а вот что-то новое с виду… тушь для глаз, наверно.
— …
О?
Что-то странное.
— Ты что-то нашел, Кадзуки?
— …Пока не уверен…
Я снова прочесываю косметичку. Ничего особенного здесь нет, похоже.
— Мария, ты ничего в этой косметичке не замечаешь?
— Не замечаю? Я ее уже обыскивала, но ничего такого не нашла…
И тут ее лицо застывает.
— …Погоди, не может быть. У нее этого не должно быть. Я просто не могла не заметить за эти 27755 раз. Но… по правде…
— Э? Ты что-то нашла?
— …Кадзуки. Когда ты на это смотрел, должен был еще кое-что почувствовать.
— …Э? …Ну, в общем, мне показалось, что этот макияж с ней совершенно не вяжется.
— Боже ты мой!
На лице Марии возникает мрачная гримаса.
Я продолжаю обшаривать сумку в поисках чего-нибудь интересного. Наконец коснулся чего-то знакомого на ощупь. Я вынимаю этот предмет.
— А…
Вот он и снаружи.
При виде знакомой обертки всплывают воспоминания.
«Предположим, я бы по-другому тебе призналась. Тогда ты, может, согласился бы?»
«Ааа, ну хорошо. Стало быть, мне просто надо признаваться снова и снова, пока ты не согласишься, верно?»
Не может быть.
Не может быть.
Не может быть.
Не могу поверить в такой бред.
Это просто совпадение. Это должно быть обычное совпадение, но воспоминания, всплывающие у меня в мозгу, чересчур необычны, чтобы я их мог просто выдумать…
— …Мария, какая у тебя любимая еда?
— …Чего это ты вдруг? — и Мария хмурит брови. — …Эй, что с тобой, Кадзуки? Ты плохо выглядишь!
— …Знаешь, я больше всего люблю умайбо.
Я показываю ей то, что только что достал из сумки.
Пачку умайбо.
— Больше всего люблю со вкусом кукурузного супа. Но об этом я никому не говорил, потому что всем до лампочки. Я часто их ем в классе, но в отношении вкуса я, так сказать, часто изменяю своей любви и все время ем разные. Никто не может знать, что со вкусом кукурузного супа я люблю больше всего!
«Но со вкусом тэрияки-бургера — меньше, чем другие?»
«А с каким вкусом любишь больше всего?»
Молясь в душе, чтобы это оказалась просто ошибка, я вновь гляжу на упаковку.
Сколько ни гляжу, ничего не меняется.
Не тэрияки-бургер. Умайбо со вкусом кукурузного супа.
Воспоминания говорят мне.
Даже если пачка умайбо со вкусом кукурузного супа в ее сумке — просто совпадение, картины, всплывающие у меня в памяти, говорят с уверенностью.
Что она — «владелец».
— Кадзуки.
Мария с силой хватает меня за плечи. Ее ногти впиваются мне в кожу, это возвращает меня к реальности.
— Она точно «владелец». Наконец-то мы у цели… ну, вообще-то не совсем.
Последние слова она выплевывает с горечью.
— В смысле?
— Человек, допускающий такие идиотские ошибки, не мог водить меня за нос в течение 27755 «новых школ».
— Но, Мария, ты же сама сказала, что не знала, кто «владелец», верно?
— Не так. Скорее всего, я уже выходила на нее несколько раз. Но не могла запомнить, что она и есть «владелец».
— Э? Почему?
— Не могу сказать наверняка, но думаю, что это тоже правило «Комнаты отмены». Оно имеет смысл. «Комната отмены» работает, пока ее «владелец» верит, что находится в неизменной временнОй петле. Но если кто-то узнает, что она «владелец», это условие развалится. Поэтому как только кто-то узнает, кто «владелец», это воспоминание тут же стирается.
— …Но на этот раз мы знаем «владельца».
— Точно. Но это еще не повод радоваться, — с досадой произносит Мария. — Если мы что-то не предпримем, снова потеряем эту зацепку.
Понятно. Если мы сейчас проиграем, то забудем все, что узнали в этот раз, и нам придется начать поиски виновника заново.
Мария раздраженно жует губу. Всего один шанс — это должно страшно злить человека, который, как она, привык, что все можно повторить.
— …Но, Мария, жизнь — состязание из одного раунда, верно? Проблема может быть пустяшной, но все равно вернуться к последнему сохранению невозможно.
Эта фраза мне чертовски нравится; Мария, однако, смотрит на меня холодными глазами.
— И как следует понимать это кривое ободрение?
Она даже вздохнула.
— П-прости… ты казалась немного раздосадованной.
После моего извинения Мария чуть расслабляется.
— Да не «казалась». Но только не из-за того, что ситуация не в нашу пользу.
— …А из-за чего?
— До сих пор не доходит? Я уже несколько раз обнаружила, что она «владелец», но «Комната отмены» по-прежнему действует. Понимаешь, что это значит?
Я склоняю голову набок.
Не знаю, на кого Мария зла сильнее — на виновницу, меня или себя, — но она раздраженно выплевывает:
— Я уже много раз проиграла «владельцу».
— Коконе.
— О, к нам прибыл герой-любовник, Кадзуки Хосино собственной персоной!
Коконе, как обычно, начинает подкалывать.
Сейчас обеденный перерыв. Утренние уроки мы прогуляли, и по этому поводу все начали было подтрунивать, но благодаря полнейшему молчанию Марии быстро от нас отстали. Впрочем, любопытные взгляды мы время от времени по-прежнему на себе ловим. Что ж, ничего удивительного.
— Слушай, Коконе. По правде сказать…
Я затыкаюсь на полуфразе. Потому что веселое лицо Коконе внезапно посерьезнело, и она ухватила меня за рукав.
Кинув взгляд на Марию, Коконе тянет меня прочь из класса.
— Кадзу-кун, пожалуйста, ответь мне честно, не увиливая.
Выйдя из класса, Коконе выпускает мой рукав, затем продолжает.
— Что у тебя с Отонаси-сан?
— …Зачем тебе это?
Я спрашиваю, хотя уже знаю ответ. Коконе опускает глаза и молчит.
— Я не могу в двух словах описать мои отношения с Марией.
Коконе продолжает молчать, глядя в пол.
— Но я люблю кое-кого другого, не Отонаси-сан.
При этих словах Коконе распахивает глаза и заглядывает мне в лицо.
— Значит…
Ничего больше, однако, Коконе не произносит, лишь поводит глазами. Я не упустил это ее движение.
Она заглядывает в класс и ищет кого-то.
Ее взгляд останавливается.
Она смотрит — на Касуми Моги.
Первого марта я еще не был влюблен в Моги-сан. А за все время 27755-го раза я с ней пока не пересекался.
— Коконе, по правде говоря, я хотел попросить тебя кое-что сделать. В смысле…
— Ага. Можешь не продолжать. Кажется, по нашему разговору я уже поняла, — с улыбкой отвечает Коконе. — На кухне после уроков — тебя устроит? Там я тебе скажу все!
«Почему на кухне?» — удивленно думаю я, но тут до меня доходит. Ну конечно, Коконе же в кружке домоводства.
— Скорей всего, там больше никого не будет.
Я киваю в ответ; она вновь смотрит на меня. Не могу понять по ее лицу, о чем она думает.
— Кадзуки.
Меня зовет Мария, все это время наблюдавшая за нами из-за двери. Видимо, это знак, чтобы я закруглялся.
— Ну, пока, — говорю я Коконе и разворачиваюсь.
— Ай, погоди секунду! — останавливает меня она. Я вновь оборачиваюсь к ней.
— Эмм, можно спросить? Да, ну ты можешь не отвечать, конечно…
— Да?
— Кто этот человек, которого ты любишь, Кадзу-кун?
Я отвечаю не раздумывая.
— Моги-сан!
Услышав эти слова, Коконе тут же опускает голову и прячет лицо. Но я успел заметить выражение на этом лице.
Коконе улыбалась.
После школы.
Из кухни доносится вопль. Вбежав туда, мы сразу понимаем, что все пошло наперекосяк.
Мы упустили этот супершанс.
Как и было задумано, на кухне Коконе Кирино и Касуми Моги. Нет, правильнее было бы сказать — здесь т о л ь к о ч т о б ы л и Коконе Кирино и Касуми Моги.
Кухня вся забрызгана кровью.
Виновница держит окровавленный кухонный нож.
— Кадзу-кун.
Она меня заметила, но выражение ее лица совершенно не изменилось.
— …З-зачем…
Совершенно не укладывается в голове. Зачем ей делать такое?
Моги-сан смотрит на меня, вся в крови. Бесстрастная, как всегда. Но я вижу обвиняющий огонек у нее в глазах.
Ааа, ну конечно. Да. Несомненно, и моя вина есть в том, что случилось.
— Жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить…[5]
Моги-сан бубнит себе под нос безостановочно, словно ругается.
Не хочу это слышать. Хочу закрыть уши. Но не могу даже попытаться. Мое тело перестало мне подчиняться, как только я увидел окровавленное тело Моги-сан. Ее слова вторгаются мне в уши. Я отчаянно пытаюсь не понимать, что значат эти слова. Но бесполезно — слова обрушиваются на меня лавиной, наваливаются, обволакивают все мое парализованное тело.
Моги-сан говорит.
Она произносит слова, которые обвиняют.
— Жить!!