Пунктир

Глава 6. Эфирный без лицензии

Она уже собралась уходить, когда в приоткрывшуюся дверь сунулась умильная физиономия секретаря:

— Госпожа, к вам пожаловал вла…

— Спасибо, не нужно, — перебил его спокойный властный голос. — Полагаю, я еще не утратил привилегии входить в этот кабинет без доклада.

Секретарь съежился, шмыгнул обратно в приемную и аккуратно притворил за собой дверь.

— Я бы сказала, это ваше святое право, владыка.

— Ваше чувство юмора не перестает восхищать меня, дорогая Вельзевул.

Встав при его появлении, княгиня склонила голову в знак благодарности. Хотелось надеяться, что начавшийся с комплимента визит завершится благополучно.

Она никогда не могла предугадать, когда ему вздумается прийти и в каком облике. На этот раз он предпочел выглядеть как смертный мужчина — белой расы, средних лет, средней комплекции, среднего роста, средней внешности. Корректный темно-серый костюм, бордовый галстук, белая сорочка. Высокий лоб с залысинами, гладкий круглый подбородок, редкие светлые волосы и глубоко посаженные глаза неопределенного цвета. Впрочем, какого бы цвета ни были глаза Самаэля, заглядывать в них не стоило.

— Кажется, вы собирались уходить?

— С удовольствием задержусь ради беседы с вами, владыка.

— Благодарю, — заложив руки за спину, он прошел мимо нее к стеклянной стене, за которой простиралась геенна. — И давайте без чинов, это утомительно. Ах, дивное зрелище! Вы заметили, с тех пор как мы перешли с угля на метан, цвет пламени под котлами сделался чище и приобрел чудесный пурпурный оттенок? Да, прелестно, прелестно… Но я не стал бы отнимать ваше время, если бы желал только полюбоваться видом из кабинета. Меня привело к вам известие о том, что вы намерены ввести в штат ангела, не имеющего статуса падшего.

Самаэль уселся в кресло во главе длинного стола, которое обычно занимала сама Вельзевул, и сделал ей приглашающий жест. Она заняла ближайший стул.

— Итак? — ничего не выражающий взгляд остановился на ее лице.

— Вас верно информировали, я действительно веду с ним переговоры на эту тему. О результатах говорить пока рано, но есть основания считать, что он в скором времени согласится.

— Если мне не изменяет память, это первый ангел, которого не швырнули в Ад, а всего лишь выперли из Рая? — бледные тонкие губы сложились в улыбку. Чувства в ней было столько же, сколько в бетонной плите.

— Да, забавный прецедент, — Вельзевул постаралась улыбнуться так же. — Для нас важно, что вся мощь Рая за его спиной больше не стоит, но он сохранил в себе благодать и она продолжает воспроизводиться.

— Обернуть против Небес их же оружие, слегка видоизменив его… Это любопытно. И как вы намерены переманить ангела на нашу сторону?

— Для начала я приблизила к себе его лучшего друга, сделав герцогом. Это тот самый Кроули.

Самаэль едва заметно поморщился. Так иногда чуть вздрагивает земля под ногами, когда где-то очень глубоко проснулся вулкан.

— Он не догадается?

— Не думаю. Кроули умен, но чересчур тщеславен, даже для демона. И слишком суетен, сверх всякой меры увлечен миром смертных.

— А второй герцог? Он надежен?

— Хастур предан мне, как пес. И никогда не задает вопросов.

— Отлично, Вельзевул, — Самаэль встал, княгиня последовала его примеру. — Где сейчас находится ангел? Кажется, его имя Азирафель?

— Да и в настоящее время он в Чистилище: ищет пропавших инферналов вместе с обоими герцогами.

— Пропавшие — ваша работа?

— Не моя. Я знаю, что в настоящее время нам не нужен бунт коренных.

— Хорошо, держите ситуацию под контролем. А я, пожалуй, наведаюсь в Чистилище. Сохранил благодать, говорите? Очень интересно…

— Не надо шуметь, — повторил Анубис. — Миктлантекутли может услышать. Он в этих местах охотится на души.

Остроухий обитатель Чистилища возвышался над ними на целую голову. Был он смугл, очень широк в плечах, носил белую набедренную повязку и держал в мускулистой руке длинный посох, увенчанный чьей-то маленькой оскаленной мордой с ушами торчком.

— Хм, а почему вы такие цветные и странные? Вы боги?

Анубис говорил, растягивая слова и проглатывая некоторые окончания. Понять его речь было нетрудно, но инферналыши молча таращились на него, как если бы он обратился к ним на незнакомом языке.

— Мы… мы не боги, — пролепетала левая голова Гатаноа. — И не души.

— Мы инферналы, — добавила правая.

— Кто-кто? — теперь уже Анубис уставился на них, утратив заметную часть своей печальной усталости. Он принюхался, подрагивая тонкими ноздрями черного блестящего носа. Большие острые уши настороженно повернулись вперед. — Погодите, вы что… вы живые?! Не бессмертные, а просто живые?

— Вроде да, — подтвердил Азатот.

— Весы и Сердце! Быть не может! — свободной рукой их новый знакомый хлопнул себя по ляжке, полуприкрытой мягкой тканью. — Так вот почему я никак не мог распознать ваш запах! Каким ветром вас сюда занесло?

— Куда «сюда»?! Где мы?! — разом воскликнули обе головы инферналицы. — И кто вы сами такой?

— Вы на равнинах Тоски и Одиночества, в пустыне Печали и Отчаяния, под небом Забвения… — Анубис чихнул и закончил: — Короче, в Чистилище. А я — проводник, души встречаю-провожаю. Так как же вас угораздило?

— Сами не понимаем, — развел руками Азатот. — Шли в человеческий город, а попали…

— Нам бы домой, в Ад, — добавила левая голова Гатаноа. Правая согласно вздохнула.

— Ну, это недалеко, я провожу.

— Вот здорово! Спасибо! Спасибо большое!

— Тс-с… — перебил их Анубис. Он вновь к чему-то принюхался, приподняв голову. Чуткие уши насторожились.

— Заболтались мы, а надо убираться. Наедет Миктлантекутли, гоняйся за ним потом…

Посох трижды ударил о землю. Ближайший каменный столб задрожал, теряя очертания, и превратился в золотую колесницу, запряженную парой вороных лошадей.

— Становитесь позади меня и держитесь за борта, — Анубис первым встал на плетеное дно повозки, подхватил вожжи, дождался, пока инферналы последуют его указаниям, и тронул лошадей посохом. Те пошли быстрой рысью.

Инферналы в ожидании тряски ухватились за гладкий деревянный поручень, идущий поверх борта, Гатаноа даже вцепилась в него кончиком хвоста, — но колесница двинулась так плавно, словно ехала по воздуху. Колеса беззвучно касались земли, не звякала упряжь, не стучали копыта. Каменные столбы остались позади, и по обе стороны колесницы потянулись длинные невысокие дюны из коричневато-серого песка и мелких камней. В полной тишине раздавался лишь голос возничего:

— А зачем вам в людской город понадобилось? И я пока не понял, как вы, не мертвые и не бессмертные, живете в Аду?

Гатаноа взяла на себя обязанность собеседницы, и в два голоса, толково и кратко, рассказала о происхождении инферналов, их месте в преисподней, а затем — о занятиях с демоном и ангелом в Лондоне.

— Знаю я одного демона в ваших местах… Рыжий такой, Кроули звать.

— Учитель Кроули! — просияла левая голова, — Так это он и есть!

— Передавайте ему привет, — Анубис натянул вожжи. — Приехали.

Колесница остановилась у обломка кирпичной стены, похожей на лицо слепого: два маленьких темных окна с выбитыми стеклами и провалившийся нос: дверь в глубоком проеме.

— Вам сюда. Там не заперто, так что просто откроете и войдете. Или, может, поедем к нам? Еще бы что-нибудь рассказали, а то скука у нас тут вечно-смертная…

— Давай зайдем? — вполголоса предложил Азатот, но Гатаноа только шикнула на него дуэтом и добавила, учтиво поклонившись:

— Большое-пребольшое спасибо за помощь и предложение, великодушный Анубис! Мы бы с удовольствием задержались, но нас там ищут.

— Надеюсь, вам не достанется за отлучку, — голос псоглавца потеплел. — Был рад знакомству. И приходите еще, уже вместе с вашим рыжим. — Он ударил посохом по лошадиным спинам и умчался, быстро скрывшись за дюнами.

— Зря не остались, — проворчал Азатот. — У него там, наверное, жутко интересно. И накормили бы…

— Дома о нас беспокоятся, как ты не понимаешь?! — инферналица скользнула в дверной проем, но ее товарищ остался на месте.

— Подожди. Подумай сама: мы с тобой попали в такое место, где никто из наших не бывал. И вот так просто взять и уйти?

— Кто-то есть хотел, — саркастически напомнила левая голова.

— Потерплю, — отмахнулся Азатот, озираясь. — Надо отсюда принести что-нибудь, ведь никто не поверит, что мы побывали в Чистилище. Мы же не демоны…

— Камни, песок… Что приносить-то?

— А что там блестит, видишь? Во-он, около того бугра?

В полусотне шагов от стены с дверью, у подножия дюны в самом деле что-то поблескивало, хотя никакого солнца не было и в помине.

— Мало ли что это, — инферналица пожала плечами. — Идем, я пить хочу.

— Я только гляну и назад, — Азатот рысцой потрусил к дюне.

— Никогда в жизни больше с тобой никуда не пойдем! — несмотря на крайнюю досаду, обе головы с любопытством вытягивали шеи, желая разглядеть находку. Не выдержав, Гатаноа скользнула следом, и в пыли рядом с раздвоенными копытами пролегла бороздка от хвоста.

Они были на середине пути, когда из-за песчаного холма беззвучно, как во сне, выскочил гигантский мохноногий паук, на котором восседал белокожий полуголый человек. Паука сопровождали огромная пестрая сова и летучая мышь размером с лошадь. Обогнав его, они бросились на инферналышей и подняли на воздух.

Обе головы Гатаноа отчаянно завизжали, Азатот взревел раненым быком, но сова и мышь не собирались выпускать добычу. Мерно взмахивая крыльями, они кружили над пауком, и человек на его мохнатой спине широко улыбался, блестя белоснежными зубами.

Очевидно, его радовало происходящее, но и будь это не так, изменить выражение лица он бы не смог: губы у него отсутствовали. Желтый человеческий череп, украшенный венцом из птичьих перьев, сидел на голых плечах, — худых, но все же покрытых каким-то слоем мышц и кожи. И плечи, и кости черепа густо испятнала кровь.

Махнув рукой крылатым спутникам, всадник направил паука прочь от стены со спасительной дверью.

Когда первый ужас схлынул, Азатот обнаружил, что когтистые мышиные лапы держат его поперек туловища крепко, но аккуратно. Изогнувшись, чтобы разглядеть подругу, он увидел, что и она чувствует себя в совиных когтях более или менее сносно и даже пытается указать ему на что-то позади и внизу, отчаянно жестикулируя. Азатот глянул вниз и вновь заревел — но уже от радости: нахлестывая лошадей, за ними мчался Анубис.

— ….житесь! — донеслось до инферналышей.

Кроули задумчиво посмотрел на свои элегантные туфли, затем на расстилающуюся впереди безжизненную пыльную равнину:

— А почему, собственно, надо идти? Мы вполне можем ехать. Кстати, и нагоним их тогда быстрее.

— Но ты же не собираешься доставлять сюда «бентли»? — забеспокоился Азирафель.

— О, нет, она достойна лучших дорог. Воспользуемся этим…

Он щелкнул пальцами и перед поисковой группой возник высокий четырехдверный джип непроницаемо-черного цвета.

— Хастур, садись с Гретой на переднее сиденье, Азирафель — на заднее, — Кроули застегнул на запястьях неведомо откуда взявшиеся перчатки из тонкой кожи, и уже взялся за ручку дверцы у места водителя, но тут Хастур заявил:

— Только не черный.

И тоже щелкнул пальцами.

Дверца, за которую держался Кроули, сделалась ярко-красной — как и весь автомобиль.

— У тебя вкус нувориша, — поморщился демон.

Еще один щелчок, и джип вернул себе первоначальный цвет.

— Ненавижу твой черный!

Щелчок.

— Оставь красный для своей «феррари», гонщик недоделанный!

Щелчок.

— Вам сколько лет, дорогие мои?! — не выдержал Азирафель. — Ведете себя, как малыши в песочнице! Вот вам решение проблемы и поедемте уже.

Он тоже щелкнул пальцами. Демоны в молчании воззрились на результат его чуда. Грета насмешливо гукнула.

— И как это называется? — протянул Хастур.

— По-моему, очень мило, — Азирафель посмотрел на него с некоторым беспокойством. — Расцветка божьей коровки…

— Чьей-чьей коровки?!

— Ангел, ты неподражаем, — хмыкнул Кроули.

И еще раз щелкнул пальцами.

Подняв клубы пыли, от кирпичной стены, разделяющей Ад и Чистилище, отъехал мощный внедорожник, — полосатый, точно зебра. Черные и красные полосы чередовались с белыми. Их потихоньку добавил ангел: ему показалось, так будет красивее.

Грета попросила снизить скорость, чтобы не потерять тающий след инферналышей. Разогнавшись поначалу, джип теперь катился со скоростью среднего пешехода. Кроули от такой езды начал медленно закипать, Хастур с отсутствующим видом смотрел прямо перед собой, а Азирафель на заднем сиденье молча изнывал от беспокойства. У него скопилась уйма вопросов, но он сдерживался, опасаясь неосторожным словом вызвать очередную перепалку между двумя адскими склочниками.

Наконец он не выдержал и осторожно поинтересовался у Кроули, как долго они уже едут.

— Если верить часам, в преисподней прошло всего пять минут. А в Чистилище — нисколько, потому что времени здесь не существует. Зато пространство выделывается за двоих, — он бросил короткий взгляд на жабу, застывшую на приборной панели: — Грета, неужели они пешком умудрились так далеко уйти? Мы не сбились?

— Не сбились. Ты сам только что назвал причину. После их прохода действительность изменилась.

Они уже давно покинули каменистую пустыню и теперь петляли между редких одноэтажных коробок из бурого кирпича, без видимого порядка разбросанных по равнине. От крыш остались лишь черные стропила; у многих домов были выбиты окна, распахнуты двери. Над мертвым поселком высились телеграфные столбы с бахромой оборванных проводов. В стоячем воздухе ничто не скрипело, не шуршало, не звякало; мотор джипа, если даже имелся, работал беззвучно; лишь под колесами хрустел мелкий щебень.

— Надо передохнуть, — проговорил Хастур.

— Задницу отсидел? — ехидно осведомился Кроули.

— Грета устала, у нее лапы дрожат. И она должна поесть, — подозрительно ровным голосом ответил демон. И не меняя интонации, добавил: — Еще одна подначка, и я тебе язык вырву.

Кроули скрипнул зубами и остановил машину. Вылез, громко хлопнув дверцей, и прислонился к ней спиной, сложив руки на груди. Подхватив сумку, Азирафель присоединился к нему.

— Лучш-ш-ше бы пеш-ш-шком ш-ш-шли, — прошипел демон. — Ползем, как утки!

— Как улитки, — мягко поправил Азирафель.

— А утки что делают? — неожиданно заинтересовался Кроули.

— Утки ходят. У них есть лапы. Вот у улиток лап нет, поэтому они ползают, и весьма медленно, отсюда и возникло устойчивое выражение «ползти, как улитка». Утки же, имея перепончатые лапы для передвижения в воде…

— Ангел, прекрати. Пожалуйста.

— Удивляет пустынность местности, — помолчав немного, заметил Азирафель. — мне казалось, тут должно быть очень оживленно, ведь столько неприкаянных душ…

— Это потому, что в Чистилище все непрерывно меняется, — объяснил демон. — Когда я сюда первый раз заскочил… — он осекся, но Хастур сидел к ним спиной и, кажется, не прислушивался к разговору, — так вот, в первый раз народу здесь было, как на рождественской распродаже в каком-нибудь торговом центре. И выход, кстати, оказался неподалеку от входа. Но, бывает, еле-еле удается несколько завалящих душонок разыскать… Или совсем никого, одни развалины, как сейчас.

— Похоже на города после войн. Помнишь?

— Еще бы.

Азирафель прошелся по некоему подобию улицы, на которой они остановились.

— Зачем все это построили? И кто? — вслух удивлялся он, заглядывая в пустые окна домов. — Тут даже какая-то мебель… гляди-ка, детская кроватка!

— Людские души тянут за собой остатки земной памяти: свои жилища, вещи… Поскольку в Чистилище нет времени, мираж способен держаться бесконечно долго и даже быть осязаемым. Во всяком случае, так мне объяснил Аид, и другой причины я не доискивался.

— Аид? Разве он не в Аду?

— Должен быть там, но, между нами говоря, кому нужны эти древние боги, чтобы их стеречь… Аид давно перебрался сюда, говорит, с местными ему привычней. И он тут не один такой: я познакомлю тебя с Анубисом — мировой чувак!

— Обязательно познакомь с обоими. Мне еще не доводилось общаться с, так сказать, рукотворными богами. Каковы они?

— Бессмертные… В остальном смахивают на людей, что не удивительно. Аид, между прочим, на тебя похож: умен, как бог, но зануда страшный.

Они вернулись к машине.

— Хастур так трогателен в своей заботе о питомице, — вполголоса восхитился ангел.

— Если б ты знал, скольких убил этот жабовод, не умилялся бы так, — Кроули покосился на собрата и отвернулся. — Правда, в последнее время он поутих, но имей в виду: у Хастура репутация во стократ хуже, чем у меня.

Ангел кивнул, открыл сумку, порылся там, вытащил конфету, развернул и сунул в рот.

— Не могу без сладкого… Хочешь леденец?

Кроули отрицательно качнул головой, заглянул под брезентовый клапан и удивленно присвистнул.

— Зачем ты тащишь с собой еду? Начудесил бы.

— Эта еда не мне, а детям. И у начудесенных сладостей получается совсем не тот вкус, — признался ангел. — Сколько раз пробовал, все не то.

— Я так же кофе чудесить пытался, и всякий раз выходила бурда. Вот спиртное мне удается… — Кроули вздохнул. — Напиться бы, да нельзя.

— Мы обязательно их разыщем, — ангел прекрасно понимал причину его уныния. — Они рождены в Аду, неужели Чистилище способно их погубить?

— Надеюсь… — демон совсем сник. — Понимаешь, это ведь я во всем виноват. Они провалились в дыру во времени, а она образовалась потому, что я его часто останавливал.

Азирафель погладил его по плечу:

— Будем верить в лучшее. Послушай, — продолжил он уже другим тоном и кивнул на Хастура, — а если попробовать его угостить?

— Пф-ф! Дурацкая идея.

Но Азирафель поправил на плече сумку и, обогнув капот, с некоторой опаской приблизился к дверце, за которой сидел Хастур. Тот держал на коленях Грету и кормил ее с ладони дождевыми червями.

— Кх-м, Хастур… Позволь угостить тебя леденцом?

— Чего-о? — демон резко поднял голову, прикрывая плечом жабу.

— Это конфеты такие, вкусные. Мы с Кроули решили перекусить, и я подумал…

— От белопёрых мне подачек не нужно.

— Ну, если захочешь, дай знать, — ангел закрыл сумку и пошел обратно к Кроули, хмуро наблюдавшему за этой сценой.

— Можно двигаться дальше, — объявил Хастур.

— Их след растворяется, — сообщила Грета. — Это значит, они далеко от нас. Надо поспешить.

Мертвый поселок остался позади. Потянулись однообразные каменистые холмы — невысокие, голые, похожие на забытые курганы. Унылый пейзаж и тишина способны навести сонную одурь даже на тех, кто не нуждается ни в сне, ни в отдыхе. Не удивительно, что Азирафель задремал, покачиваясь на мягком сиденье. Сквозь сон ему послышались пронзительный скрип и металлическое звяканье. Он открыл глаза и огляделся: по обе стороны машины шли люди, тянущие за собой пустые железные клетки на узких колесах. Тонкие прутья дребезжали в пазах, колеса скрипели и подпрыгивали на колдобинах. Джип еле полз, Кроули шипел и не переставая ругался вполголоса.

— Что происходит? — дрогнувшим голосом спросил ангел.

— Ну ты же интересовался, где души, — сердито ответил демон. — Вот они!

Азирафель опустил стекло дверцы. Скрип и дребезжание сделались еще сильнее. Молчаливая череда мужчин и женщин, изможденных, оборванных, брела, глядя в землю, и, казалось, не замечала джип. Каждый волок за собой клетку, вцепившись в кольцо на длинной рукояти, которая крепилась к днищу.

— Самая никчемная разновидность душ, — прокомментировал Кроули. — Ни грехов, ни добродетелей. Зачем жили, для чего умерли…

— Если скопом взять, сойдут как мойщики, — возразил Хастур. — Котлы отскребать, золу мести…

— Останови машину, — попросил ангел.

Это было сказано так, что Кроули удивленно посмотрел в зеркало заднего вида:

— Что-то случилось?

— Останови машину!

Джип замер на месте, обтекаемый бесконечной колонной.

Азирафель выскочил и заметался между фигурами, заглядывая то в одно лицо, то в другое. Он никого не узнавал, но отчетливо понимал, что видит их не впервые. Правда, тогда эти люди брели не по Чистилищу.

…Скучный грязный городок при огромном полумертвом заводе. Изнуряющие монотонные будни, угрюмые и пьяные праздники с неизменным мордобоем под вечер; родители, осатанев от безнадеги, нещадно лупят детей, дети, вырастая, избивают родителей… Какой это был век? Кажется, уже двадцатый. Какое государство? Азирафель не мог сказать точно: он видел такое повсеместно. «Боритесь, протестуйте, требуйте!» — воодушевлял он, забыв, что должен призывать к незлобивости и кротости. «Пра-а-альна!» — орали ему в ответ и шли громить кабак или склад спиртного. А дальше — полиция, выстрелы, кровь, а на следующее утро снова завод.

«Не бейте детей! Пожалейте стариков!» — убеждал ангел, пытаясь оживить в людских сердцах любовь и милосердие. Не будешь сына пороть — разбалуется, возражали ему. А ту старую хрычовку вообще удавить надо, такую цену за самогон ломит!

— Мы скоты, мы так привыкли, — объяснил когда-то ангелу один из них, опорожняя первую бутылку. — Никто нас не исправит, никто не поможет.

— Я могу помочь, — горячо возражал ангел. — Скажи, что надо сделать?

— Гы-ы, ты господь бог, что ли? — хмыкнул пьяница. — Ну так уничтожь нас и создай заново, получше.

Тогда Азирафель ушел, так ничего и не сделав, признавая, что здесь Ад в своем праве. И не сомневался в участи, уготовленной всем этим людям.

Но, оказывается, он ошибался! Шагнув в посмертие из дымного цеха, из пьяного угара, из-под тяжелого кулака, они продолжали идти — не грешники и не праведники, в самом деле смахивающие на животных в своем равнодушии и покорности. Теперь ангел знал, как положить конец этому бесконечному шествию.

— Чего это он удумал? — Хастур, приоткрыв дверцу, наблюдал за ангелом.

— Он же ангел, он только одно и может удумать! — Кроули выскочил из машины. — Азирафель, оставь их, слышишь? Ты что, забыл, зачем мы здесь?!

Но ангел не слышал его. Он уже светился, и золотой ореол, окружавший его, быстро набирал силу; широко плеснули белые крылья и в воздухе закружились, опадая, черные лохмотья, — сметенные с душ грехи, грешки и прегрешения. Сквозь серое низкое небо пробился широкий солнечный луч и по нему вверх одна за другой заскользили полупрозрачные тени.

— Всё прощено и все прощены, — выпевал ангел, легонько подталкивая души к лучу. — Ступайте туда, где не будет ни плача, ни скорби, но радость и жизнь бесконечная…

Дорога опустела. Брошенные клетки ржавели и рассыпались рыжей трухой.

— Он так все Чистилище в Рай захерачит, — заметил Хастур. — Ты б его тормознул, а?

— Попробуй тормозни, когда он так полыхает, — в голосе Кроули восхищение мешалось с завистью. — В момент сгоришь.

Внезапно восхождение душ прекратилось, точно встал эскалатор на станции метро. Спустя мгновение подъем возобновился быстрее прежнего и с небес раздался гулкий и грозный голос:

— Немедленно прекратить транспортировку душ! Повторяю: прекратить транспортировку!

Оба демона невольно попятились к машине. Ангел опустил руки и с изумлением посмотрел вверх: расталкивая возносящиеся души, вниз по лучу сходила крылатая фигура.

— Михаил?! — потрясенно выговорил Азирафель. — Что-то не так?

— Он еще спрашивает! — воскликнул архангел. — По какому праву ты проводишь изъятие душ?

— Я спасаю несчастных, как положено… — одежды и крылья Азирафеля тускнели на глазах, он делался серым, точно еще раз пережил небесный суд.

— Ты не имеешь права помогать, — сурово изрек Михаил. — Это была твоя последняя партия, я с трудом уговорил Гавриила, — не ради тебя, ради них. Отныне любая душа, направленная тобой в Рай, не будет туда допущена. Ты давно уволен, эфирный, напоминаю тебе об этом, если запамятовал. Или ты полагаешь, что, лишившись обязанностей ангела, сохранил его права? Все твои лицензии и сертификаты аннулированы, даже твое имя стерто со скрижалей и забыто.

Азирафель покачнулся, колени предательски подогнулись, но из-за спины послышалось злое и звонкое: «Его имя Азирафель! Поправь нимб, Майки, на ушах виснет», — и он оперся на этот голос, как на самую надежную из всех опор.

— Оскорбления бесполезны, демон, — невозмутимо парировал архангел. — Таковы правила, я лишь подчиняюсь им.

— А вот этому я точно леталки повыдергиваю!

От джипа перло что-то рогатое, зубастое, когтистое. Из фиолетового пиджака вырастали черные кожистые крылья с шипами — такие огромные, что Кроули едва не присвистнул, но вовремя сообразил, что прущее нечто — Хастур, он в ярости, и вот-вот вцепится в архангела.

Михаил, очевидно, тоже об этом подумал: в его деснице блеснул меч, шуйца вооружилась щитом, на голову упал крылатый шлем, а золотые ризы скрылись под сияющей кольчугой.

— Ты ищешь личного Армагеддона, падший? — усмехнулся он. — Ты его обретешь!

Кроули бросился наперерез собрату:

— Стой, дурак! Вельзевул тебя за такое живьем сожрет!

— Уйди, змей! — заревел Хастур, отмахиваясь крылом, — Это он меня тогда с Небес турнул! Наконец-то поквитаемся!

Азирафель тоже кинулся к собрату — увы, бывшему.

— Михаил, тебе лучше уйти, он очень опасен…

— Я тоже, — отрезал архангел. — Этот демон зарвался. Следует проучить его.

Черная стена надвигалась на серебряную, серебряная вздымалась над черной, а между ними метались две человеческие фигурки.

— Михаил, не надо!

— Хастур, он же весь Рай на подмогу позовет!

— Пощади его!

— О Грете подумай, герцог! О Роуз!

Поднялся меч, размахнулась для удара когтистая лапа…

— А ну не трогай его, ты, чинуша! Бюрократ! Крючок канцелярский!

— Еще шаг и я стреляю! Хастур, ты ведь знаешь, что у меня в руках!

Азирафель замахнулся на архангела сумкой. Кроули направил на Хастура пистолет со святой водой, без которого никогда не приходил на работу.

— Чинуша? Крючок? — Михаил опустил меч и даже попятился от обиды. — И это после всего, что я для тебя сделал?

— Опять в своих целишь, гадина ползучая, — покачал рогатой головой Хастур.

— Ох, прости, пожалуйста, я забылся, — принялся извиняться Азирафель, но Михаил только рукой махнул.

— Эх, штатские, с вами разве нормальный бой устроишь…

— Все настроение сбил, зар-раза, — герцог Ада неохотно возвращал себе привычный облик.

— Ну извини, на слова ты не реагировал, — Кроули спрятал пистолет. — Между прочим, у тебя шикарные крылья!

Хастур самодовольно хмыкнул.

Михаил, уже без оружия и доспехов, двинулся к солнечному лучу, который все еще падал откуда-то сверху на пыльную землю Чистилища. Сделав несколько шагов, архангел обернулся:

— Мне очень жаль, что так все получилось, Азирафель. Но ты опорочил себя и с этим уже ничего не поделаешь.

Азирафель молча кивнул. Михаил подошел к подножию луча и растворился в его сиянии.

— Прощай, брат, — вздохнул ангел и взмахом руки уничтожил луч.

Кроули с неожиданной для него самого тоской смотрел на то место, где только что лежал солнечный круг.

— Слышь, Кроули, — окликнул его Хастур. — Там летит кто-то… И скачет.

Демон обернулся: вдалеке над холмами виднелась бурая туча. Она неслась по небу, а за ней по земле мчалась упряжка черных коней, запряженных в золотую колесницу.

— Быстро в машину! — крикнул Кроули, прыгая на водительское сиденье. — По дороге все объясню!

Что-то было в его голосе, отчего Азирафель ласточкой нырнул на заднее сиденье, а Хастур, не споря, втянул последние шипы и занял свое место.

На этот раз под полосатым капотом взревело, как полагается. Водитель поправил очки и туже натянул перчатки.

— Азирафель, пристегнись! Хастур, тебя это тоже касается. И возьми к себе Грету: нам уже не надо искать след. Эх-х, наконец-то нормальная езда!

Встав при развороте на два колеса, внедорожник рванул за колесницей.

Дверь, ведущая из преисподней в Чистилище, отворилась без скрипа и пропустила господина неопределенных лет и непримечательной внешности, одетого в строгий темно-серый костюм. Господин легко опирался на черную трость и спустился по трем обшарпанным ступенькам крыльца с таким величавым достоинством, точно сошел с трона.

Странное дело: лаковые черные туфли коснувшись пыли, совсем не потускнели; дорога словно сама спешила очиститься перед ногами идущего.

Господин взглянул на небо, затем посмотрел вдаль, усмехнулся и неторопливо пошел вперед, как если бы перед ним расстилалась не безжизненная пустыня, а прекрасный зеленый парк.