Псы войны: дневники Шеннона

– Почему ты так решил, – спросил Жан.

– Он приказы отдавал через переводчика.

– Офицер не говорил по-французски?

– Нет.

Третий пленный служил в охране аэропорта. По его словам, караул подняли по тревоге сразу после начала канонады. Примерно через час после пальбы прибыл министр иностранных дел Оббе на своём БМВ. Его сопровождали два охранника и ещё какие-то люди. Он сразу укрылся в диспетчерской, а автомобиль приказал загнать в гараж. На рассвете появился грузовик с курсантами военной школы, вооружённых автоматами. Их командир принял командование на себя и сразу стал готовиться к обороне. Группа охраны была подчинена двум курсантам и направлена к Равнинной Дороге. Они перехватывали беглецов из города и под конвоем отсылали в здание аэровокзала. Он сопровождал одну из таких групп, когда началась стрельба – на опушке появились люди Курта. Им приказали их атаковать, но, попав под огонь, они сбежали. Свою винтовку он бросил… Дальнейший допрос пленных позволил установить силы противника: они потеряли семнадцать человек убитыми и двадцать ранеными, в живых осталось около пятидесяти. Оценив обстановку, он отправил нескольких своих людей в разведку.

Лангаротти связался с Земмлером и сообщил ему новости:

– Аэровокзал – наш! У меня есть пленные.

– Жан, я не могу атаковать в лоб: у них калаши, против наших «шмайсеров». Поэтому бьем по ним из миномёта. Я послал Джинджи занять контрольную вышку. Поддержи его огнём с фланга!

– Хорошо. Я пошлю ему помощь.

Выключив рацию, Лангаротти прислушался: равномерно, будто молот ухали разрывы мин. Он подошёл к разбитому окну аэровокзала и стал с любопытством наблюдать за их действием. При очередном выстреле опоры навеса не выдержали, и часть его обрушилась. Вспыхнул пожар. Он связался с Тимоти:

– Ты сможешь полностью развалить эти сараи?

– Нет, – последовал лаконичный ответ. – У меня почти не осталось фугасных снарядов.

Занятые тушением пожара защитники ангаров ослабили огонь. Этим воспользовался Джинджи, овладевший контрольной вышкой. Результат не замедлил сказаться: через несколько минут из ближнего ангара вышли три человека с белым флагом. Они прошли некоторое расстояние в направлении аэровокзала и остановились. Огонь с обеих сторон стих.

– Джинджи, переговори с ними, – связался Жан со своим подчинённым. – Думаю, они сдаются. Требуй безоговорочной капитуляции…

У диспетчерской вышки поднялись два человека и через поле пошли навстречу. Жан наблюдал в бинокль как после пары фраз обе группы разошлись. Джинджи и его напарник неторопливо пошли в сторону аэровокзала, когда ему вслед ударила очередь из крупнокалиберного пулемёта. Его напарник упал в неестественной позе. «Слава Богу, жив!» – подумал он, когда увидел, что его подчинённый медленно пополз за пригорок. Земмлер вышел на связь:

– Я со своими людьми выдвигаюсь к аэровокзалу.

Через десять минут Жан и Курт беседовали с Джинджи в кабинете начальника аэровокзала. Он был ранен: шальная пуля задела запястье правой руки. Рана была не опасная, но болезненная. Санитар её наскоро обработал и подвесил руку на перевязь. Крепко прижимая раненую руку к груди, широкоплечий Джинджи протиснулся в узкую дверь кабинета и встал навытяжку перед офицерами.

– Садись, Джинджи, ты же ранен, – нарушил молчание Жан-Батист и указал на плетёный стул, стоявший у стены. Боец с видимым облегчением уселся, положив больную руку на колено.

– Рассказывай, что случилось?

– Сам не понимаю. Я обратился к ним на французском и потребовал сдачи, но они даже не дождались перевода. Один из переговорщиков на странном английском категорически требовал выпустить их самолёт. В противном случае он грозил перебить заложников. «Сообщи своим начальникам, что у нас в плену двое журналистов,» – сказал он. Мне показалось, что это был кубинец…

Жан-Батист не сдержался и грязно выругался:

– Не хватало осложнений с европейской прессой, – проворчал Курт.

Джинджи продолжал:

– Согласно Вашей инструкции я не согласился на их требования и категорически потребовал безоговорочной капитуляции. Тогда главный из них, не сказав ни слова, повернулся и пошёл на позиции. Затем они открыли пулемётный огонь. Надо было мне их сразу пристрелить…

– Этого ещё не хватало, – вздохнул Лангаротти, внутренне соглашаясь с логикой Джинджи. – Курт! Нам нужно что-то придумать.

Вдруг из-за дальнего ангара вырулил «фоккер». Виляя из стороны в сторону по полю, самолёт выкатился на полосу и пошёл на взлёт. Тимоти попытался открыть по нему заградительный огонь из своего миномёта. Ни он, ни Патрик, корректировавший его огонь, не обладали способностями Жанни Дюпре, и поэтому первый разрыв лег далеко в стороне. Жан бросил взгляд на часы: с начала атаки прошло не более получаса. Следующий выстрел был точнее, но к этому времени самолётик набрал скорость и оторвался от земли. Ещё мгновение, и он скрылся за кромкой леса. Проследив за его полётом, Земмлер принял решение:

– Жан останешься здесь с Тимоти, двумя бойцами, ранеными и миномётом. Я беру с собой остальных людей, пулемет и базуку. У меня есть три сигнальные ракеты. Когда увидишь их, прекращай огонь!

Несколько минут спустя добровольцы двинулись к ангарам. Среди них можно было различить Курта с «бреном» наперевес и здорового негра, тащившего на плече базуку. Миномёт Тимоти продолжал равномерно вести огонь, обстреливая пулемётные гнёзда. На таком расстоянии трудно было определить нанесенный урон. После тридцать пятого выстрела, наконец, заговорил пулемет Курта, следом заухали снаряды базуки. Когда дымный след сигнальной ракеты показался над одним из вражеских блиндажей, Жан приказал прекратить огонь. На другой стороне лётного поля вспыхнула перестрелка: люди Курта атаковали с фронта и с тыла. С облегчением Жан отметил, что пулеметы врага молчат. Схватка продолжалась минут двадцать. То и дело слышались взрывы гранат, глухо рвались снаряды. Потом все стихло. Не скрывая беспокойства, Жан стал вызвать Курта. Он не долго не выходил на связь. Примерно через пять минут Земмлер явился сам:

– Рация повреждена, – пояснил он, задыхаясь.

– Чем кончилась атака?

– Дело было горячим, но зато кончилось быстро. Окопы захвачены.

– Много ли жертв?

У нас пятеро убитых и дюжина раненых.

– Кто убит?

– Пятеро: трое ветеранов и двое добровольцев. Там, – он махнул в сторону поля, – трое тяжелораненых. Если их не доставить в госпиталь, то они умрут. Я приказал их отнести в автобус.

Жан согласно кивнул головой и поинтересовался:

– А у тех что?

– Много убитых и раненых. Человек двадцать забаррикадировались в ангарах. Им удалось унести лёгкий пулемет… – После небольшой паузы Курт добавил. – Тимоти был просто великолепен! Без него… и без миномёта, нам бы несдобровать. Три последних мины угодили прямо в окопы. Потрясающий эффект! Сам увидишь.

– Штурм надо продолжить.

– Мины в нескольких местах попали в ограду и повредили её, но они скоро закончатся.

– Чтобы полностью снести этот треклятый забор, нужно приблизиться на расстояние прямого выстрела из базуки. Их пулемёт нам этого не позволит.

– Надо что-то придумать.

– Когда я полз назад, я видел что-то вроде сточной канавы, ведущей в направлении ангаров. Если туда послать подрывников…

– Отличная идея! – воскликнул Курт, – Я иду делать бензиновую бомбу, а ты поищи людей, знающих местность.

Бензиновую бомбу сделать не трудно. Всякий диверсант или террорист знает, как она устроена. Взяв у своего грузовика небольшую канистру с бензином, Курт направился в бар аэровокзала. Затем он его разлил в шесть бутылок из-под минеральной воды, добавил по пригоршне сахарного песку, взятого из вазы и, аккуратно завинтил пробки. Теперь дело было за Лангаротти. Жан довольно быстро нашёл нужных людей, выставив на обозрения мешок с местной валютой, который прихватил из банка. Как выяснилось, они назывались кимбами.

Добровольцев оказалось четверо. Все они были бакайя. Ни один ибо, проживавший в лагере беженцев, не мзъявил желания рискнуть своей жизнью. Один из добровольцев на плохом английском важно произнёс:

– Мы согласны взорвать эту штуку за пятьдесят долларов.

Даже привыкший ко всему Земмлер был поражён: люди готовы рисковать своей жизнью за трёхмесячное жалование. Он не колебался ни секунды и, открыв мешок, достал три запечатанные пачки. В каждой из них было ровно сто купюр по сто кимб. Добровольцы подозрительно посмотрели на деньги, глаза у них при виде загорелись, затем они отошли в сторону и пошептались. К Земмлеру подошёл другой волонтёр и произнёс:

– Масса, мой товарищ плохо знает английский, он хотел назвать другую цифру…

– Какую? – нахмурился Курт, который привык к подобным уловкам жуликоватых ибо.

– Он имел ввиду, что каждый из нас хочет получить по пятнадцать долларов!

– Всего-то, – облегчённо выдохнул немец и достал четвёртую пачку. По его расчётам, но местном чёрном рынке её хватало, чтобы купить долларов шестнадцать-семнадцать. – Этого хватит?

– Да, масса, – волонтёр проворно подхватил деньги и пошёл к своим товарищам. Они ещё немного поговорили между собой, а потом, сложив свои нехитрые пожитки в кучку, подошли к немцу:

– Мы готовы, – сказал первый из них.

– Вот, – Земмлер вручил каждом из них по бутылке. – Вам надо поджечь ангары. Проберётесь по канаве и бросите их ко входу.

– Понятно, масса.

– Обращаться с ними умеете?

– Конечно, масса. Все мы служили в ополчении. Там нас учили…

– Не страшно?

– Нет, масса. Ведь у нас есть вот это, – ибо достал кусочек белой материи, окрашенный по краям в разные цвета.

– Что это?

– Освящённый нашим священником платок. Я в нём некязвим.

– У твоих товарищей тоже есть такие?

– Да.

– А у остальных?

– Нет. У них нет. Они не верят посланиям отца Харриса. Может дадидите и две оставшиеся бомбы, – сказал он.

– Зачем?

– На всякий случай! Вдруг пригодятся…

– Бери, мне не жалко. Сейчас мы откроем заградительный огонь. У вас будет несколько минут, чтобы под его прикрытием добежать до канавы.

– Спасибо, масса, – доброволец махнул рукой своим товарищам. – Мы пощли.

– Вперёд! Пусть вас защитит этот самый ваш Харрис! – Земмлер полез на крышу аэровокзал, чтобы следить за атакой.

– Жан-Батист, видишь этих болванов,– показал на перебегающих по канаве подрывников Земмлер.

= Да!

– Их защищает от пуль волшебный платок отца Харриса, а нас – нет.

– Вот как? А кто это такой?

– А кто его знает? Их пророк, наверное…

Минут через десять раздался мощный взрыв и рядом с одним из ангаров вспух раскалённый красный шар. Оба наёмника наблюдали за происходящим, сидя на крыше аэровокзала. Внутри его единственного зала для пассажиров жара стояла невыносимой, от жужжания мух гудело в ушах, а обзор был затруднён. Обнаружив лестницу, ведущую наверх наёмники забрались по ней на крышу, где за металлической конструкцией одной из антенн оборудовали себе довольно сносный наблюдательный пункт. Между ними стояла полупустая бутылка местного арака, прихваченная немцем из зала. Наблюдая за происходящим, они по очереди они прикладывались к ней. Тем временем, их люди неровной цепью приближались к забору, постреливая из автоматов. Миномёт умолк, но зато наступила очередь базуки Аба. Её снаряды ударили в камень ограды. Полетели осколки. Когда дым и пыль от обоих взрывов рассеялась в злосчастном заборе зияли две большие дыры, В бинокли было хорошо видно как солдаты противника бежали к ангарам. От дальнего ангара отъехали две машины – джип и грузовик – и покатили к дальнему концу лётного поля.

– Курт – крикнул он в рацию. – Ты видишь их?

– Кого? – последовал ответ.

– Машины…

– Нет. Много дыма…

– Бегут! Мы не успеем их перехватить.

– Никуда не денутся, – меланхолично ответил Курт, фокусируя свой бинокль. – Там широкая дренажная канава. – Он тут же вызвал Тимоти. – Дай дюжину выстрелов по тем двум машинам.

– Мы уже израсходовали сорок пять мин, – доложил Тим, – у меня осталось всего три!

– Ну, тогда, все три…

Впереди уходящих машин с интервалом в десять секунд вспухли разрывы. С контрольной вышки было видно, как осколки задели джип и развернули его перпендикулярно взлётной полосе. Грузовик помчался дальше, но угодил в дренажную канаву и застрял. Со своей наблюдательной позиции наёмники наблюдали, как большая группа людей бросила машины и скрылась в джунглях.

– Далеко не уйдут, – произнёс Курт и демонстративно стал смотреть на ангары: люди Патрика и Джинджи приближались к ограде с двух сторон. Ударил очередной выстрел из базуки: вражеский пулемёт замолк. Над иссечённым осколками ангаром появился белый флаг.

– Сдаются? Давно пора, – Курт полез с крыши вниз.

– Ты куда? – окликнул его Жан-Батист, продолжавший следить за беглецами.

– За трофеями… – огрызнулся Курт. Недолго думая, корсиканец последовал за ним.

Внутри второго ангара раздалось несколько выстрелов: по-видимому, сторонники сдачи утихомиривали тех, кто хотел драться до конца. Белая тряпка исчезла, потом появилась опять. Затем раздался сильный взрыв, опять прозвучало несколько выстрелов и всё стихло. Опасаясь подвоха, добровольцы не вылезали из укрытий, но огонь прекратили. Через проем выбитых ворот ангара вышел человек с развернутым носовым платком.

– Патрик, приведи его ко мне! – приказал Земмлер.

Человек повиновался. Это был совсем молоденький офицер с измученным лицом и запавшими глазами.

– Вы сохраните нам жизнь, если мы сдадимся? – спросил он.

– Вас будут судить. А если вы не сдадитесь, мы сделаем вас покойниками менее чем за пять минут. Выдайте нам старших офицеров и чиновников и выходите на поляну с поднятыми руками.

Офицер безвольно опустил руки:

– Командир бежал. Его адъютанта нам пришлось оглушить; когда мы выбросили белый флаг, он стрелял в нас, но он жив.

– Понятно. Сообщите своим людям, чтобы выходили, мы ждем.

– Это мы подожгли, – над Лангаротти завис один из добровольцев и зашептал прямо ему в ухо. – Меня зовут Бембе. Я, Поль, Роса и Умбала – разведчики. Там справа есть канава, мы по ней подобрались к этим бакам. Солдаты в нас не стреляли потому, что не видели, а только кричали: «Горим, горим!» Они сидели в укрытиях по четыре человека.

– Можете забрать свою награду в автобусе, – отмахнулся от надоедливого Бембе Жан.

Из обеих строений стали выходить люди с поднятыми руками. Своё оружие они складывали в кучу у бреши в каменном заборе, по обе стороны которого стояли люди Джинджи. Более двадцати уцелевших вояк безропотно выстроились у каменной ограды, заложив руки за головы. Двое выволокли адъютанта Буассы, который все еще был без сознания; к нему приставили караул. С автоматами на изготовку Земмлер и Лангаротти подошли к ним, чтобы изучить трофеи. Всё военное снаряжение было потрепано, измято и запачкано. Ржавые и грязные карабины Маузера калибра 7.92 были свалены в кучу. Земмлер взял наугад один из них, вынул затвор и, направив ствол на свет, осмотрел его. Слой грязи, песок, пыль, сажа, ржавчина и даже частички земли предстали перед их глазами.

– Непонятно, как они создали такую плотность огня? – задумчиво промолвил Земмлер.

– А мы сейчас спросим у этого, – Жан указал ножом на одного из пленных.

– Почему у него? – заинтересовался Курт.

– А, я думаю, это офицер. Смотри как на него смотрят остальные.

– Джинджи! Тащи-ка сюда этого перца. – Курт показал пальцем на пленного, одетого несколько более опрятно, чем другие. Двое волонтёров тычками подогнали жертву.

– Кто такой? Твоё звание? Должность? Отвечай быстро! – заорал на него по-французски Курт. Пленник молчал, делая вид, что не понимает.

– Придётся его резать, – Лангаротти вынул свой нож и перекинул его из руки в руку. Глаза жертвы следили за лезвием, играющим в бликах полуденного солнца.

– Не надо крови, Жан, – миролюбиво промолвил Курт. – Он и так нам всё скажет. Так ведь?

Пленник от неожиданности кивнул и, тем самым, окончательно выдал себя.

– Так кто ты и как тебя зовут?

– Фортус Кан, начальник администрации аэропорта, – выговор пленника был ужасным, но рассказ был занимательным. – Ночью аэропорт охраняла дюжина солдат, а полицейские и таможенники появлялись только днём. После обстрела казарм в аэропорту скопилось много солдат и сотрудников безопасности, многие из которых были в штатском. С рассветом появились Буасса и Оббе, потом Дерек. Министры думали сразу сбежать, но майор им помешал. Они спорили до тех пор, пока не прибыли курсанты. Ими командовал иностранец, которого все звали «Гид». Никто не знает из какой строны он происходит, но кожа у него пятнистая…

– Как это, – перебил рассказчика Земмлер,

– Лицо, ступни и руки у него чёрные, а лодыжки – белые, – уверенно заявил Фортус Кан. – Все его считают духом, воплощением джу-джу президента Кимбы. Нам было запрещено близко к нему подходить.

– Кимба мёртв, – сообщил Жан.

– Не может быть, – уверенно сказал Фортус Кан.

– Может. Продолжай!

– После этого Гид стал высылать курсантов в дозор, чтобы собрать побольше людей, а остальным приказал строить блиндажи. Он хотел послать лазутчика в город, но никто не хотел идти. Министры были против, говорили, что нет оружия. Многие солдаты бросили свои винтовки по дороге. Тут на опушке появились ваши люди. Началась стрельба. Я совсем не умею стрелять …

– Рассказывай, рассказывай, – добродушно сказал Земмлер.

– Гид приказал нам подняться и идти в атаку, поскольку курсанты оказались под огнём. Наши… – Фортус Кан поперхнулся, – … солдаты попали под огонь и отошли. Тут у бензохранилища начался пожар, а затем из базуки разбили шлагбаум. Гид и Буасса стали ругаться, чуть не подрались. Они говорили между собой на каком-то странном языке. Я такого раньше не слышал. Министры их с трудом разняли. Тут вы начали громить блиндажи второй линии из миномётов. Солдаты побежали. Гид приказал курсантам по ним стрелять, но это не помогало. Увидев, что нас осталась только половина от прежнего числа, Гид приказал распаковать оружие с одного из грузовиков и раздавать маленькие пулемёты. Он приказал готовить орудия к бою, но у них, к сожалению, не было каких-то деталей.

– Что? Какие орудия? Покажи!

– Вот эти, – о показал на несколько сваленных в груду ППШ.

Подхватив их, наёмники пошли в ангар, где Тимоти и Джинджи методично сортировали брошенное оружие. Они тычками и пинками подгоняли свою жертву.

_ Тяжёлая штука, – задыхаясь от напряжения посетовал Лангаротти.

– Тяжёлая, но убойная, – парировал Земмлер.

Земмлер с любопытством стал осматривать остальные трофеи. Вот на полу стоит с юности знакомая «швейная машинка». Рядом на ремне висит старый добрый сорок третий гевер с чешской маркировкой. На полу валяются три миномётных трубы разного диаметра. Рядом в трёх окованных железом деревянных ящиках лежали мины.

– Я знаю, как из них стрелять, – с гордостью сказал Тимоти, проследивший взгляд немца. – Баас Дюпре меня научил ещё там, в Биафре. К сожалению, для больших миномётов нет опорных плит…

– Годные к употреблению винтовки мы составляем в пирамиды, а негодные сваливаем в ту кучу, – подключился к разговору Джинджи. Жан-Батист с сожалением констатировал, что груда на полу прибывает гораздо быстрее, чем заполняется пирамида. Он окликнул приятеля, который вертел в руках какую-то штурмовую винтовку:

– Курт, ты что, заснул? Давай продолжать допрос!

– Нет, просто отвлёкся, – немец резко повернулся к пленному. – Рассказывай, что было дальше!

– После того, как солдаты стали убегать со второй линии Оббе по-тихому сел в самолёт и улетел. Гид опять сначала долго ругался на непонятном мне языке, а потом отправил к вам парламентёров. Я был среди них. Нам надо было выяснить, кто вы такие. После первых слов вашего офицера я сразу понял, что он иностранец. Когда мы сразу вернулись и доложили Гид приказал открыть огонь. Мне, право, очень жаль…

– Продолжай!

– Мы охраняли забор, когда взорвалась цистерна. Потом я увидел, что Гид и Дерек, что-то жгут. Когда они сели в машины и уехали, люди в штатском стали разбегаться. На нас была военная форма и мы решили сдаться. Вот и всё… Ах. да! Вот! – он протянул немцу машинописную страницу. – Это я нашёл среди документов штаба…

Курт развернул листок.

– Ого, смотри Жан, это какой-то перечень оружия.

Жан-Батист отвёл Курта в сторону и тихо ему сказал:

– Интересный тип! Смотри как его французский резко улучшился к концу рассказа.

– Как я этого не заметил, – хмыкнул Курт, говоривший на французском с чудовищным акцентом. – Я его повезу к Шеннону.

Жан посмотрел на листок, затем на – солнце: оно стояло в зените, и вызвал по рации командира:

– Аэропорт полностью очищен от противника. Какие будут указания?

Чужой корабль на рейде заставлял Шеннона нервничать всю первую половину дня. Обстановка в аэропорту его волновала мало, поскольку он прекрасно знал, что его друзья справятся с задачей. Поэтому он нимало не удивился, когда Жан ему доложил о захвате аэропорта.

– Пусть Земмлер возвращается. Он мне нужен здесь. Организуй охрану объекта и осмотри окрестности!

– Что делать с пленными?

– Отсортируй офицеров и отправь их с Земмлером. Остальных отправь своим ходом.

– У меня тут целая масса оружия!

– Отбери годное к употреблению, остальное – уничтожь. Всё!

Лангаротти оглянулся в поисках немца. Стоявший рядом с ним, Патрик сразу понял его:

– Они пошли туда, – махнул он рукой в сторону лётного поля. Корсиканец увидел, как Курт и Аб с полудюжиной бойцов идут к брошенным на краю поля машинам. Рядом с джипом их обстреляли. Сухие выстрелы из «калашниковых» сыпались со стороны опушки, находившейся от них на расстоянии трёхсот метров. Вокруг засвистели пули. Земмлер, казалось, не обращал на них никакого внимания. Его люди следовали примеру. Пригибаясь, они продвинулись ещё на пару десятков метров. Тут Аб стал прилаживать базуку на плечо, но Курт жестом остановил его:

– Безрезультатно! Слишком велика дистанция, – сказал он. Аб послушно опустил ствол. Вдруг где-то наверху зашелестела мина. Она плюхнулась на опушке за канавой. Немец резко обернулся, отслеживая направление выстрела:

– Никак Тимоти подвезли мины? – прокричал он в уоки-токи.

– Всё шутишь! Просто нам удалось освоить один трофейный миномёт.У нас целый ящик выстрелов к нему.– ответил Лангаротти,

– Очень хорошо. Обстреляйте опушку джунглей, я её обозначу ракетой.

Корсиканец видел в бинокль, как Земмлер припав на колено обстреливает из своего «брена» опушку. Его бойцы образовали редкую цепь, но почти не стреляли: опушка находилась за пределами огня «шмайсеров.»:

– Я не вижу куда стрелять. Выстрели дымовой гранатой или ракетой в том направлении.

– Ага, сейчас, разбежался, – стал ругаться Земмлер. – Вот только ракеты у меня нет. Хотя, подожди…

Земмлер знаком подал команду Абу. Тот приладил к плечу базуку и сделал выстрел. Снаряд разорвался метрах в ста от опушки. Лангаротти сориентировался по разрыву:

– Внимание! Начинаем!

Примерно через пару минут где-то за аэровокзалом раздался характерный хлюпающий звук. Новая мина зашелестела в воздухе в направлении опушки. На этот раз багрянец разрыва показалось точно в середине небольшой группы деревьев, откуда стрелял пулемёт. Расплывчатые серые завитки возникли на месте взрыва, и ветер медленно погнал их на север. Не задумываясь, Земмлер рванулся вперёд. Одним броском он преодолел пространство, отделявшее его от дренажной канавы. Рядом с ним свалился Аб. За ним по-одному подтянулись остальные бойцы. Он оставил свою базуку где-то на поле и сжимал в руках «шмайсер». Сидеть в канаве было безопасно, но нечистоты, мусор и отвратительный запах делали пребывание в ней невыносимым. Несмотря на это, Курт вызвал Жана:

– Передай Тимоти мою команду! Беглый огонь!

Вновь заухал миномет, исправно отправляя смертельные заряды в цель. Миномётчики действовали быстро и слаженно, исправно отправляя свои выстрелы в цель. Лежа в дренажной канаве, Курт и его бойцы видели, как осколочные мины прицельно ложатся на позиции противника. Одна за другой они поднимались в воздух, а затем падали в самый центр рощицы: две, четыре, восемь, двенадцать… Некоторые мины разрывались прямо в воздухе, поливая землю смертоносным дождем раскаленной добела шрапнели. От неё загорелся подлесок. Дым пожаров и пыль от разрывов закрывали обзор. Единственное, что можно было разглядеть среди черно-серо-коричневых клубов, была очередная вспышка при очередном разрыве. У Тимоти оставалось только три снаряда, когда Земмлер вновь вышел на связь:

– Жан, прекращайте обстрел!

– Хорошо.

Обстрел прекратился, но Курт, как опытный командир, решил задержать выдвижение на минуту: он не хотел подставиться под последнюю случайную мину. Выждав положенное время, он скомандовал:

– Вперёд!

Без единого выстрела люди Земмлера достигли опушки и углубились в лес, но никого не обнаружили. Полтора десятка мин превратили опушку роскошных джунглей в дымящийся пустырь. Прислонившись к обугленному стволу пальмы, он вызвал своего напарника:

– Здесь никого нет.

– Вообще-то, Кот приказал тебе срочно возвратиться во дворец…

Оставив Аба у машин, Земмлер вернулся в закопчённое здание аэровокзала и рассказал об увиденном Жану.

ПОЛДЕНЬ

Услышав по радио заветные слова про кассаву и манго, специальный представитель сэра Джеймса Мэнсона, генерального директора горнодобывающей компании «Мэн-Кон», Саймон Эндин вышел на балкон отеля «Эксцельсиор» и закурил сигару: «Жара и сырость – вот первое впечатление…» – вспомнил он слова Грэма Грина, глядя на окутанный предрассветной дымкой Уарри. Нижняя часть города была окутана мглой, в которой угадывался силуэт собора. Тропическая зелень не могла скрасить убожество города: жестяные крыши, белеющие проемы окон, аляповатые вывески лавок и магазинчиков. Рой туземных лодок заполнял гавань, окружая стоящие в ней пароходы. Всё понемногу приходило в движение. «Проклятый богом край, – подумал он. – Малярия и москиты!» Два дня назад он поздней ночью прилетел в Уарри, и снял на три ночи лучший номер в лучшем отеле этого города, заплатив вперёд по девять фунтов за сутки. За столь короткое время этот город уже успел ему порядком надоесть. Перед вылетом ему многое рассказал о местной специфике Ричард Брайант, один из сотрудников «Мэн-Кона», работающих по зарубежным контрактам: «На первых порах в Кларенсе, как и в любой другой африканской стране, ни один человек не будет заниматься вашим делом, если не положить ему на лапу даже, если у вас за спиной будет стоять сам президент. Взятки будут варьироваться от сигарет до крупных банкнот. Возможно, деньги понадобятся и для оплаты услуг местных сутяг, которые называют себя адвокатами. Они займутся всеми необходимыми политическим связями, соберут нужные документы, будут следить за ведением дел и, что более важно, проверят, все ли поучаствовали, выделяя деньги на взятки, и подтвердят, что ни один из чиновников не получил свою долю дважды…»

Вчера утром Эндин позвонил управляющему местным филиалом «Бэрклейз Банк», который в это время как раз доедал свой завтрак – грейпфрут. Они договорились о встрече через полчаса. Эндину требовалось сто банкнот по пятьсот африканских франков и еще десять тысяч долларов чеками по пятьдесят и сто долларов, а также банковская ячейка для их хранения. Управляющий вовсе не удивился просьбе своего нового клиента. Он даже пошутил:

– Как известно, здесь, в Африке, деньги и взятки начинаются там, где тормозит марксизм.

Эндин многозначительно хмыкнул, не желая развивать тему. Он предпочёл оговорить с банкиром о простом устном коде, которым Саймон будет пользоваться, если будет давать какие-либо финансовые указания по телефону. Эндин должен был произвести фразу «солёный ветер», менеджер банка должен был повторить ее, и затем Гарри полагалось сказать «морской орёл». Если пароль не будет произнесен менеджер банка не будет подчиняться инструкциям, которые последуют. Более того, он немедленно сообщит об этом сэру Джеймсу Мэйсону или его заместителю Мартину Торпу. Общие знакомые в метрополии, схожее воспитание и взгляды расположили двух англичан друг к другу. Когда представитель «Мэн-Кона» покидал помещение банка, его управляющий поймал себя на мысли что слегка расстроен расставанием с таким приятным человеком. Обычно, когда в африканской столице появляется свежий человек, ему следуют приглашения от остальных белых сходить в клуб, потом зайти в бар, выпить немного, а вечером – встретиться в ресторане. Также поступил и управляющий банков в отношении своего нового клиента. В предвкушении своего нового приключения Эндин пренебрёг приглашением и теперь весь вечер боролся со скукой.

Внешность доверенного Мэнсона была обманчива. При внешнем лоске безупречного происхождения в нём жила душа бандита. Это был человеком того сорта, какой всегда можно встретить в самых шикарных и изысканных игорных клубах, это вышибалы с блестяще подвешенным языком и железными кулаками, которые никогда не пропустят миллионера без поклона, а девицу без щипка. Его отличие от них заключалось в том, что благодаря своей смекалке он достиг стал управляющим весьма богатым и престижным игорным клубом в Лондоне. Для того, чтобы так лавировать между изяществом и жестокостью, требовался определенный ум. Вместе с тем, Саймон считал, что ему хватит и одного миллиона, а для этого достаточно быть тенью своего патрона – сэра Джеймса Мэнсона. Такое отношение к жизни позволяло ему содержать шестикомнатную квартиру на Рассел-Сквер, «шевроле корветт», девчонок. Эндину нужен был такой хозяин, как Мэнсон, как и сэру Джеймсу часто требовались услуги такого Саймона Эндина. Следующий день прошёл в нервном ожидании события, которое могло круто развернуть жизнь Эндина, превратив его из управляющего казино в миллионера. Одиночество, москитная сетка над кроватью и обязательная ежедневная порция хинина выводили его из себя. Ему предстоял нелёгкий день, надо было выспаться, но он никак не мог успокоиться. Не зная, чем ебя занять, он позвонил дежурному администратору и сделал заказ:

– Мне нужны две бутылки «Уайт Хорс», таблетки от малярии, порошок для очищения воды и репеллент от насекомых. А еще мне понадобятся сто пятьдесят пачек сигарет, двенадцать колод игральных карт. Прошу их доставить в камеру хранения не позднее восьми утра завтрашнего дня.

Рассвет 12 июля 197.. года застал за Эндина составлением телеграммы своему патрону. В сдержанной манере он извещал о смерти любимого дяди и своём твёрдом намерении немедленно помочь племяннику получить наследство. Удовлетворённый своим творением, он позвонил на виллу и дал первые указания:

– Эрни! Сейчас не время спать. Проверь состояние грузовика, а затем буди Боби и приезжай ко мне в отель. Возьми всё необходимое для него и для себя. В половину восьмого утра жду вас обоих в холле отеля.

Эрни Локи был огромного роста и весьма крепкого телосложения выходец из лондонского Ист Энда. Его лично рекомендовали Эндину как одного из самых надежных охранников в Уайтчэпеле. Саймон ошибочно решил, что хороший телохранитель в Ист Энде автоматически будет таким же хорошим телохранителем в Африке. Формально Локи был нанят через местную контору «Мэн-Кона» по проведению геологоразведочных работ в республике, но на самом деле его задачей было обеспечение личной безопасности Эндина и присмотр за будущим президентом Зангаро.

Повесив телефонную трубку, Эндин заказал завтрак в номер, в ожидании его, принял душ и приступил к сборам. На диван полетели шесть пар носков для буша, шесть пар нижнего белья, полотняная рубашка и бриджи, две пары солнечных очков, англо-французский словарь, сверток с умывальными принадлежностями, рулон туалетной бумаги, паспорт и другие важные бумаги. Он нагнулся, подбирая с пола еще одну пару высоких носков для тропиков, упавшую на пол рядом с креслом, и осторожно уложил их на верх маленькой кучки багажа: Саймон был очень аккуратен и не выносил беспорядка. Затем он снял золотые часы и застегнул вместо них на запястье дешевые, но водонепроницаемые. Открыв стенной сейф, помещавшийся за поворачивающимся шкафчиком в спальной, он уложил туда свои золотые часы и вынул тупорылый «смит и вессон» модели 0.38/200 – довольно мощное для своих небольших размеров и, главное, надёжное оружие. Точно такой же был и у его телохранителя.

Ровно в половину восьмого Эндин одетый в белый полотняный костюм, пробковый шлем и высокие кожаные ботинки на шнуровке спустился в холл и заказал джин с тоником. Несмотря на столь ранний час он был забит народом. Жандармы с выставленным напоказ оружием, громко разговаривающие у стен и за стойкой бара, с ними женщины с цветом кожи от черного до нежно-коричневого, некоторые были уже пьяны; несколько европейцев: белые люди с военной выправкой, но в штатском; несколько небрежно одетых искателей приключений с горящими глазами, беседующих с африканцами, одетыми в хорошие костюмы; группа журналистов, сидящая с видом стервятников за одним столиком; одинокая плачущая белая женщина со спящим ребенком на коленях. Все без исключения истекали потом. С чувством превосходства Саймон с удовольствием сделал глоток. Него было прекрасное настроение.

– Двойной «эспрессо»! – небрежно бросил и демонстративно развернулся к стойке спиной.

– Что с ней? – спросил он портье по-английски, указав жестом на женщину.

– Муж исчез. Сегодня утром она приехала из аэропорта в отель, а его здесь нет. Позавчера уехал в буш…

– Понятно, – протянул Эндин. – Геолог?

– Какой там… – махнул рукой портье. – Обыкновенный контрабандист, подпольно скупает слоновую кость. Небось, срочно свалил за товаром…

Саймон присмотрелся к женщине: она была молода и миловидна, а славянские скулы и русые растрёпанные волосы придавали её заплаканному лицу определённый шарм.

– Вот что, – сказал он портье, протягивая ему через плечо две купюры по пятьсот франков. – Помогите ей… за мой счёт…Кстати, как там мой заказ?

– Он скоро будет доставлен, – портье подозвал одного из коридорных и что-то прошептал ему на ухо. Саймон, мелкими глотками отхлёбывая кофе, наблюдал как тот провожает женщину и её ребёнка к лифту. Коридорный ей что-то ей бойко рассказывал, и она согласно кивала в ответ. У самых дверей лифта она обернулась и встретилась взглядом с Эндином, который, улыбнувшись, поклонился ей в ответ, а затем отвернулся к стойке:

– Есть ли в отеле комната для переговоров.

– Конечно есть, мсье. Я немедленно её Вам подготовлю, – последовал ответ. – Что туда подать: кофе виски, коньяк?

– Сельтерской – Эндин представил, как скривилось лицо портье, и усмехнулся…

В январе президент Кимба издал указ, заочно приговорив полковника Антуана Боби к смертной казни за государственную измену. Бывший главнокомандующий армии Зангаро, проживал в Котону, где снимал небольшую виллу. Это был самый надежный способ избежать требования покинуть страну со стороны правительства Дагомеи. Причиной неожиданного конца карьеры полковника была примитивная жадность.

Когда в столицу осенью прошлого года пришел корабль с грузом медикаментов и наркотических средств для госпиталя ООН, армия конфисковала груз в порту и украла половину. Боби лично руководил операцией, и украденные лекарства были проданы на черном рынке. Львиная доля от продаж должна была быть передана лично президенту. От директора госпиталя Кимба узнал, что стоимость украденных лекарств существенно превышала ту сумму, которую передал ему Боби. Президент вышел из себя и послал своих личных охранников на поиски Боби. Они прочесали весь город и арестовывали всех, кто попадется на пути или просто привлечет их внимание, но Боби удалось ускользнуть. Главнокомандующий уселся в джип и направился к северной границе. Не доезжая пары миль до границы, он бросил машину и обошел контрольный пункт кругом, через заросли. В Гвиании ему было оставаться опасно, и он перебрался в Дагомею.

До сегодняшнего дня Саймон встречался с Боби только один раз. В начале апреля назад шеф послал его в Котону, чтобы он в качестве представителя «Бормак Трейдинг Компани» встретился с полковником. Боби представлял собой неуклюжего громилу, звероподобной внешности, с огромными кулачищами, подчеркнуто грубого в обращении. Белки его маленьких глаз были покрыты сеткой красных прожилок, что придавало им зверское выражение. Такое сочетание пришлось Эндину по душе. Ему было наплевать, к каким трагическим последствиям может привести Зангаро власть Боби. Он легко убедил изгнанника, что руководство фирмы поражено его умственными и деловыми способностями и мечтает пригласить на работу в качестве своего консультанта по Западной Африке с окладом в пятьсот фунтов в месяц. Как и предвидел хитроумный шеф, самовлюблённый полковник не удосужится выяснить, ни что такое «Бормак», ни проверить полномочия Эндина, ни выяснить круг обязанностей, которые он должен будет выполнять: кроме хорошей зарплаты Бобби ничего не интересовало. У этого бедолаги в кармане действительно было пусто, и для него предложение Эндина было манной небесной. Он подчеркнуто углубился в изучение контракта, но англичанин с удовлетворением отметил, что перейдя ко второй странице, которую Саймон предварительно специально перевернул вверх тормашками, Боби даже глазом не моргнул. Он был неграмотным или с большим трудом различал буквы.

Тогда Саймон перечислил условия контракта на той смеси языков, которой они пользовались: что-то среднее между французским и афро-английским диалектом. Боби угрюмо кивал, впившись своими маленькими злыми глазами в текст. Эндин подчеркнул, что Боби должен оставаться на своей вилле или поблизости от нее в ближайшие два-три месяца, пока Эндин снова не навестит его. Англичанин обнаружил, что на руках у Боби был еще действительный дипломатический паспорт Республики Зангаро. Он , остался у него со времен какого-то официального визита за границу, который он совершил однажды в компании министра обороны. Незадолго до захода солнца Боби накарябал в конце документа закорючку, которая должна была сойти за подпись. На самом деле она ничего не значила. В дальнейших контактах с Боби не было ровно никакого смысла вплоть до известий об успешном окончании операции. В случае провала знакомство с опальным полковником было бы опасно как для него, так и его хозяина. Теперь нужный момент наступил: Боби, как глава революции, должен был подписать концессию с корпорацией «Бормак».

Неделю назад изгнанник был срочно вызван в Уарри для встречи с руководством нанимателя. В аэропорту его встретил Эрни, который поселил его на небольшой вилле, арендованной «Мэн -Коном». На её дворе стоял однотонный американский грузовичок синего цвета. Под его сиденьем был спрятан «Ремингтон 870» с двумя дюжинами зарядов. Для отвода глаз в кузов грузовика были загружены ящики с обувью и нижним бельём. В ожидании компаньонов Саймон сел за столик, заказав «двойной эспрессо». Без двух минут восемь в фойе вошёл Эрни, весь потный и красный. Он был одет в джинсовый костюм. На ногах были коричневые сапоги, а на голове – такого же цвета стетсон. «Какой нелепый и не удобный для их путешествия наряд, – подумал Саймон. – Но, что с него возьмёшь – кокни!». Эрни буквально выхватил бутылку колы из автомата и плюхнулся в кресло напротив:

– Всё готово, шеф. Ниггер в машине! Мне пришлось двадцать минут кряду его уговаривать, чтобы он приехал на встречу с Вами в отель. Этот здоровенный битюг трусоват, он наверняка получил звание полковника наверняка не за личное мужество и отвагу. Мне кажется, шеф, что он не захочет ехать с нами.

Эндин нахмурился. Он нисколько не обольщался в способностях кандидата в правители Зангаро. В своём докладе Мэнсону Саймон сам дал уничтожающую характеристику Боби: «Человек-горилла. Мозгов практически нет, только звериная хитрость. Конфликт между ним и Кимбой – обычная свара бандитов, которые не поделили добычу…». Но сейчас на кону стояли сотни миллионов и его личная независимость в будущем.

– Хорошо. Эрни, немедленно тащи этого засранца туда, – он показал в сторону переговорной.

Когда приказ был исполнен, он подозвал портье:

– Месье, – обратился он к нему, – сделайте так, чтобы нас не беспокоили! И,– он промедлил. – Поставьте ящик сельтерской в кузов вон того грузовичка… – он указал на синий форд, стоявший на стоянке отеля.

Боби почти сразу согласился подписать контракт с «Бормаком», уступая концессию в Хрустальных горах за номинальные два процента от валовой добычи. Дата на контракте была проставлена началом августа. Эндин запечатал три экземпляра контракта «Бормак-Зангаро» в три разных конверта и направил экспресс-почтой своему шефу. Другие два экземпляра он собирался положить в банковскую ячейку. Всё шло по плану. Вот тут и возникла непредвиденная задержка. Боби стал упираться, когда ему предложили немедленно ехать в Кларенс, требуя гарантий безопасности. Следующие полтора часа прошли в жёстком прессинге бывшего главнокомандующего Зангаро. У того, естественно, были свои резоны. Антуан Боби был продуктом налета винду на деревню бакайя лет сорок назад. При колониальном режиме он был капралом в колониальной жандармерии и получил примитивную военную подготовку. Когда его уволили за пьянство и нарушение субординации, Кимба взял его к себе, поскольку ему был нужен был хотя бы один человек, способный отличить ствол от приклада. Кимба пригрел Боби и даже выдвинул его на пост командующего армией, так как понимал, что гораздо лучше, если полу-кайя будет проводить карательные операции против своих соплеменников – оппонентов Кимбы. Бакайя ненавидели его за жестокое обращение с ними армейских отрядов, а командовать солдатами-винду он тоже не мог. Всё это время Эрни простоял у входа в комнату с заряженным револьвером, отрабатывая свой гонорар. Он несколько раз входил в комнату, угрожающее выпячивая наплечную кобуру. В конце концов, не выдержав столь сильного давления, полковник Боби сломался. Единственное, что он вытребовал для себя, это право въехать инкогнито на свою родину.

Пока Эрни доставал облачение для нового правителя Зангаро, Эндин спустился в холл. Довольный собой, он вновь заказал «двойной эспрессо», а в переговорную приказал подать континентальный завтрак на двоих. Без четверти девять прибыл заказ и всё было готово к поездке. Минут через десять в холле появился Боби в огромных и очень темных очках, одетый в бубу – длинный белый балахон, походивший на ночную сорочку. Так обычно одеваются либо местные толмачи, либо личные слуги. Его сопровождал Эрни. Увидев их, Саймон отдал ключи от своего номера невозмутимому портье:

– Я вернусь завтра вечером после охоты. Распорядитесь, пожалуйста, загрузить мой багаж и заказанные вещи в грузовик.

Операция в банке заняла совсем немного времени. Несмотря на местный персонал, обслуживание в «Барклейз» оставалось, как всегда, на высоте. Эндин положил два экземпляра контракта между Зангаро и «Бормаком» в свою банковскую ячейку, взял оттуда пакет с деньгами и чеками. Эндин, Локи и Боби выехали из столицы северной республики в половине десятого утра, и им предстояло преодолеть сто миль до Кларенса. В десяти милях от Уарри под колёсами их автомобиля началась узкая, в буграх и выбоинах полоса дорога. Это была узкая полоса красной земли, расчищенная бульдозерами среди зарослей кустарника или прорубленная через густой лес. Был сухой сезон, и эта просека была покрыта слоем пыли, которая густым облаком поднималась за машиной. Когда же начинаются дожди, дорога становится скользкой, как в гололед, и каждый ее километр – это экзамен на мастерство вождения. Кузова разбитых автомобилей в придорожных кюветах подтверждали, что далеко не всем водителям удавалось с честью выйти из этого испытания. Расстояние до границы их грузовик покрыл за два с половиной часа. Порой казалось, что он несётся на бешеной скорости, то взлетая на холм, то стремительно скатываясь вниз. Мотор перегрелся, и металл жёг Эндину ноги сквозь подошвы лёгких туфель. Ощущение скорости было обманчивым: стрелка спидометра редко доходила до цифры тридцать. Иллюзию создавали тряска, скачущий за окном пейзаж, запах бензина и жара.

Пропускной пункт располагался в тени громадной секвойи. Из объяснений Боби, Саймон понял, что обе стороны границы охраняли солдаты из племени винду. Грузовик беспрепятственно миновал гвианийскую границу. Стоявший у шлагбаума офицер бегло просмотрел документы и взял под козырёк. Через десять метров началась территория Зангаро. Из поведения её стражей было совершенно ясно, что они слыхом не слыхивали о перевороте в столице. У Эндина и Локи документы были в порядке, но начальник караула, похожий больше на жирного борова, чем человека, долго вертел их в руках. Увидев белых, он вышел из убогой будки с амбарной книгой в руках, в которую записывал прибывающих, и,0 ковыряясь в носу, долго листал страницы, что-то пытаясь высмотреть. В паспортах, которые они ему вручили, между первой и второй страницами лежало по красивой банкноте в сотню африканских франков. Они сразу перекочевали в карман офицера. После этого он осмотрел паспорт со всех сторон, прочитал все страницы, просмотрел их на свет, повернул вверх ногами, подробно ознакомился с примечаниями на внутренней стороне обложки. Спустя пять минут после начала этой процедуры Эндин заволновался, вдруг что-нибудь не так. Вдруг консул при выдаче визы допустил ошибку? Тут офицер посмотрел на них и сказал:

– Вы – американцы, проезжайте! – и, по примеру своего коллеги, отдал им честь, во все глаза пялясь на Локи. Эндин с облегчением понял, что этот человек не умеет читать. На забившегося за ящики с обувью и бельём Бобби солдаты не обратили никакого внимания. Боров сделал знак рукой своим солдатам: перегородившая дорогу, упала и грузовик поехал по совершенно разбитой дороге. Эндин посадил Локи за руль и на всякий случай расчехлил свой дробовик. Они довольно спокойно продолжали свой путь и достигли Равнинной Дороги – примитивного шоссе, ведущего к столице. Когда до Кларенса не оставалось миль, у них лопнула шина.

Тем временем, Курт ушёл в ангары. Через несколько минут оттуда донеслась отборная немецкая брань:

– Доннер веттер! – кричал Курт. – Наши мерзавцы сожгли такую машину. – Кот правильно сделал, что не раздал им гранаты, а то бы они разнесли здесь всё! Этот Бембе – идиот. Зачем он сжёг такую прекрасную машину? Она всё равно никуда бы не уехала…

Жан заглянул в открытый створ ворот и увидел, как Земмлер горестно стоит над обгоревшим остовом БМВ. Вокруг в испуге застыли повстанцы.

– Успокойся и езжай к Шеннону, – требовательно сказал Жан. – Он тебя ждёт. Возьми автобус и обоих пленников. Думаю, Кот сможет узнать от них ещё что-нибудь полезное. Ещё надо доставить в госпиталь тяжелораненых. Впрочем, остальным тоже надо сделать перевязку. Я поручу Джинджи и Тимоти загрузить грузовик трофеями и отправлю их следом.

Когда Земмлер уехал, Лангаротти послал Джинджи осмотреть лётное поле. Патрик следил за погрузкой, покрикивая на нерадивых работников, а Тимоти возился с миномётами, подготавливая их погрузке в «унимог». Наблюдая за сортировкой пленных, Жан-Батист изредка поглядывал за людьми, медленно бредущими по открытому пространству в направлении брошенных машин. Они достигли брошенного на краю поля и стали подавать знаки руками.

– В машину! – скомандовал Жан стоявшим вокруг бойцам. На скорости он проскочил через лётное поле к месту перестрелки. Его люди высыпали из кузова и присоединились к людям Джинджи и Аба, выталкивавшим грузовик из канавы. Только подогнав, свою машину его удалось вытащить на поле. Пока солдаты возились с грузовиком, Жан решил осмотреть джунгли. Ему повезло больше Земмлера: он обнаружил следы основной группы беглецов. К началу миномётного обстрела она углубилась в джунгли на полтора-два километра. Её бойцы были вооружены русскими автоматами, что давало им неоспоримое преимущество перед его людьми в бою на дальних дистанциях. Преследовать беглецов с горсточкой не обученных людей не было смысла. Он вернулся к своим людям как раз в тот момент, когда они вытолкали грузовик из канавы. Наскоро залатав брешь в ограде, они взяли на буксир джип с заглохшим мотором и быстро покатили к ангарам. Второй грузовик, за рулём которого сидел Джинджи, на пробитых скатах медленно следовал за ним. В его кузове что-то гремело, но у Жана не было ни времени, ни желания посмотреть, что это такое. Затащив в ангар разбитые автомобили, Лангаротти связался с командиром и доложил обстановку:

– Жан, ты нужен здесь! Оставь за себя Джинджи, а Патрику поручи отконвоировать пленных. У него это хорошо получается…

– Он ранен в руку!

– Ах, да! Забыл. Тогда распусти их по домам. Они не представляют никакой опасности.

– Так и сделаю. Я оставлю здесь человек десять.

– Скажи Джинджи, что ты вернешься вечером, или, в крайнем случае, утром следующего дня. Не думаю, что ему что-то угрожает. Большинство вояк Кимбы должно было давно сбежать из города. Вряд ли поблизости есть какое-нибудь боеспособное подразделение противника. Разве что несколько одиночек.

– Надеюсь, что ты прав. Я обследовал место боя. По-видимому, на опушке был оставлен сильный арьергард, который должен был нас задержать. Курт подумал, что ему сильно повезло, когда у вражеского пулемётчика не выдержали нервы, а то бы потерял всех своих людей.

– Я же приказывал Вам не лезть. Ты тоже хорош!

– Кот! Я же служил в разведроте парашютного полка, имею опыт.

– Хорошо. Что ещё можешь сказать о противнике?

– Человек двадцать – тридцать. Среди них есть женщины. Идут на восток. Они вряд ли будут пытаться отбить аэровокзал.

– Я тоже очень на это надеюсь, – рассеянно сказал Кот. Его голова уже давно была занята абсолютно другими проблемами, чем охрана аэропорта.

– Мы устроим у контрольной вышки аэропорта укрепленное гнездо из мешков с песком: ни один самолёт не сможет сесть без нашего ведома.

– Хорошо.

– Я оставлю Джинджи ящик осветительных ракет и пару ящиков гранат, питание и питьевую воду на неделю. На вышке установим два прожектора с батареями и трофейный пулемёт. Жаль к нему мало патронов…

– Одобряю. Как закончишь – выезжай!

– Джинджи, временно назначаю тебя комендантом аэропорта, – крикнул Жан. – Возьми мешки с песком и обложите ими контрольную вышку!

Джинджи и Патрик при помощи пленных стали сооружать блиндаж из подручных материалов. Минут через десять подошёл Патрик:

– Мешков не хватает, босс.

– Соберите обломки забора,– быстро разрешил проблему Жан-Батист,– возьми из здания аэровокзала матрасы, набитые пальмовым волокном, они легко остановят любую стрелу и даже пулю. Ангары заприте, а подходы держите под наблюдением. Чтобы машины были в целости!

– Так точно!

Ещё через пятнадцать минут импровизированное укрепление было готово. Кольцо из мешков, камней и матрасов, высотой до плеча, легко вмещало десять человек с оружием и припасами и имело бойницы для кругового обстрела. Лангаротти спрыгнул внутрь и оценил сооруженное укрепленное гнездо.

– Остальные в машину! – коротко он приказал. – Патрик, оставь им ящик «Кроненбурга».

– Полный ящик? – Патрик не скрывал своего неудовольствия таким расточительством. Он уже перетащил всё содержимое бара в грузовик.

– Мой кредит недостаточно хорош?

– С вашим кредитом все в порядке, босс, – признал сержант и перешел на английский для протеста. – Меня больше всего волнует возмещение столь дорогостоящего товара.

– Патрик! Ты зря теряешь время!

Земмлер загнал автобус на задний двор резиденции Кимбы. Он распорядился отвести пленников на первый этаж, а сам направился к Шеннону. По дороге ему бросился в глаза торчащий из-под брезента труп человека в цветастой рубашке. «Я чего-то не понимаю,» – подумал он. Когда Курт вошел в главный зал президентского дворца, Шеннон на повышенных тонах спорил с Окойе…– Вы не должны давать амнистию этим головорезам. Мы бы и так с ними разделались,– доносился до него голос доктора.

– Наша задача –подавить сопротивление, а не расстреливать пленных. Чем больше их сбежит в свои леса, тем лучше. Если вы хотите…

Звук шагов Земмлера заставил Шеннона обернуться. Его опередил доктор:

– А, майор! Поздравляю с победой,– начал было доктор, но Шеннон резко оборвал его:

– Курт! Надо срочно забрать оружие из бараков. Справишься?

– Угу. Вот только выпью…

Кот встал и вытолкал своего помощника из помещения. Придвинувшись вплотную к нему, он яростно зашипел:

– Ты что, пьян?

– Ну да, немного хапнул. Что нельзя?

– Не сегодня.

– Ладно, посмотри, – Курт протянул ему машинописный листок, взятый в аэропорту.

Шеннон пробежал по нему глазами:

– Ладно. Езжай в бараки, у нас ещё много дел.

Прихватив пару бойцов, Курт пошёл к автобусу. Доехать до полицейских бараков было делом нескольких минут. Люди Эйнекса приступили к погрузке оружия в салон. С ним пришлось повозиться, поскольку двери автобуса узкими для ящиков. Курт быстро решил эту проблему. Он поручил Эйнексу доставать винтовки по отдельности и поставил трёх солдат в цепочку. Курт стоял в салоне и укладывал оружие плашмя прямо на сидения. Каждая передача из рук в руки занимала полторы-две секунды. Патроны, благо их было немного, ссыпали в холщовый мешок. Он взглянул на красные стрелки своих часов. Вся процедура заняла не более четверти часа. Повесив на дверях здания амбарный замок, Курт передал ключ Эйнексу:

– Ты тут теперь главный!

Негр выпятил грудь и приосанился.

– Не зазнавайся, Тебен, – Курт дружески похлопал его по плечу. – Лучше наведи здесь порядок: собери трупы, убери мусор…

Негр удивлённо уставился на наёмника:

– Как это? У меня всего трое солдат…

– Используй пленных, – посоветовал немец, садясь за баранку. Автобус натужно завёлся и потащился ко дворцу.

Издалека Курт увидел, как синий грузовичок медленно сворачивает ко дворцу с Прибрежного шоссе. – Кот, к тебе гости,– сообщил он по рации.

– Как заедут во двор, заблокируй выезд, а потом поднимайся на второй этаж. Пока не услышишь выстрелы, не светись, – последовал приказ. – И поторопи Жана. Вы наверху мне нужны оба.

– Сию минуту.

ОШИБКА САЙМОНА ЭНДИНА

Обливаясь потом Эрни Локи менял колесо на грузовике. Стояла полуденная жара и он, скинув джинсовую рубашку, полуобнаженный, матерясь крутил ручку домкрата. Боби, скинувший свой дурацкий балахон, вылез из кузова и стоял рядом, напряжённо посматривая по сторонам. Он был в парадной форме с знаками отличия полковника зангарской армии. Фуражка был надвинута низко на лоб, а на поясе его висела колониальная кобура из жёлтой кожи. Из неё торчала ручка револьвера 45 калибра. Эндин периодически бросал взгляд на кусты, держа наперевес дробовик. В этом месте дорога была покрыта бетоном, и поэтому дело шло споро. Установив колесо, Эрни облегчённо вздохнул и полез в кузов за сельтерской. Вот тогда неприятности и начались. Группа солдат, убежавших из Кларенса, выскочила на южную обочину дороги и накрыла полудюжиной выстрелов. Все они не достигли цели: Эндин не растерялся и дважды разрядил по ним свой дробовик. Лес откликнулся новой серией выстрелов. Забыв про свой револьвер, Боби испуганно юркнул в кузов, едва не сбив выбирающегося из него Локи. Тот чертыхнулся и бросился в кабину. Пока он заводил двигатель, Саймон успел сделать ещё пару выстрелов из положения стоя. Как только грузовик начал двигаться, Эндин вскочил на подножку, закричав Боби, чтобы тот стрелял. Он бросил в кабину пустой ремингтон и достал револьвер. Эрни удалось проскочить две мили в сторону Кларенса, когда стало ясно, что у грузовичка спустило колесо. Выехав на открытое пространство, Эндин и Локи вышли из кабины, чтобы осмотреть повреждения и выяснить, что случилось с их пассажиром. Они его обнаружили спрятавшимся в дальнем углу кузова с выпученными от ужаса глазами. На нём вновь был одет дурацкий балахон.

– Дерьмо,– прошипел Эрни с тем неподражаемым ист-эндским акцентом, который всегда отличал кокни. Саймон смотрел на пустое колесо и, методично заряжая дробовик, спросил:

– Как думаешь, доедем?

– Ну если только очень медленно… – последовал ответ. Через минуту грузовичок на первой скорости двинулся дальше.

Сообщение Курта застало Шеннона в кладовой, куда отвели пленных. Кан и Куома стояли перед ним по стойке смирно и наперебой выкладывали всё, что знали.

– …У солдат были винтовки «Маузер», калибра 7.9 мм, президентская гвардия и курсанты имели автоматы Калашникова…

– Здесь подробнее, – сказал Шеннон. – Сколько, каких, откуда…

– Всего привезли девяносто автоматов сорок седьмой модели. Судя по маркировке их делали китайцы. К ним прилагалось боеприпасы, обмундирование, снаряжение и даже ножи.

– Куда же они все делось? – перебил пленника спросил немец. – Я нашёл всего десять штук!

Куома безучастно пожал плечами:

– Не знаю.

– Я знаю, – произнёс Фортус Кан. – Сорок семь автоматов продали на чёрном рынке. На них вице-президент купил себе новый БМВ. Она стоила тринадцать миллионов…

– Наверное, он заплатил громадную страховку, – наивно предположил Земмлер. – Здесь же никто водить толком не умеет…

– Зачем она ему? – возразил немцу Шеннон. – Он же- ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ.

Но Курта беспокоил другой вопрос:

– Это та машина, что сгорела в аэропорту?

– Да, мсье, – одновременно сказали оба пленника.

– Надо организовать поиски русских автоматов. Нельзя, чтобы они осели среди населения! Займись этим немедленно, Курт!

– Да, Кот! Непременно, – немец сорвался с места и побежал отдавать распоряжения.

– Куома, продолжайте рассказывать, что знаете.

Вежливый тон главы наёмников расслабил бывшего интенданта. Он говорил скороговоркой, будто боялся, что его перебьют:

Автоматические пистолеты «скорпион» были только у сотрудников службы безопасности. Они их всегда носили с собой. Наверное, ещё несколько штук должны лежать на складе, но точно не знаю. Там ещё должны быть пулемет. Боеприпасов к ним было мало. Мы очень ждали их из Гвинеи…

– Перестань тараторит, – оборвал его словоизвержение Шеннон. – Я не так хорошо знаю лингвала, чтобы следить за ходом твоей мысли. Лучше расскажи мне сколько у Кимбы было людей? Где они размещались?

– На довольствии состояло почти восемь сотен человек: полицейские, солдаты, гвардейцы. Денег на их содержание никогда не хватало. Располагалась они, главным образом, в столице. Сотня-полторы солдат разбросаны по стране. Правда, многие из них только числились на службе…

– Как это?

– Кто-то болел и лечился дома, кто-то был в отлучке. Таких было примерно человек двести, может больше. Ещё была гражданская полиция, жандармерия и таможенная служба. Их сотрулники набирались из кайя. Они, хотя и носили оружие, но не имели патронов к нему. Кимба лично следил за этим.

– А курсанты?

– О про них я знаю мало. Их снабжали отдельно, говорят возили продукты прямо из посольства…

– Они были набраны всего два месяца назад. Их обучали иностранные советники, – вставил Фортус Кан.

Приказав людям Барти стеречь пленных, Шеннон поднялся в Зал Заседаний, который по совместительству являлся столовой Кимбы. Там уже было более-менее прибрано: длинный стол накрыт скатертью, а вокруг него расставлены венские стулья. Их было ровно четыре. Три из них стояли спиной ко входу в кабинет.

– Вайянт, прошу пройти вон туда,– Шеннон указал Окойе на дверь, ведущую в кабинет, а сам встал у окна. Он посмотрел на часы: они показывали половину второго.

На вызов Курта Жан-Батист отреагировал не сразу. На своём грузовике он по ошибке свернул на другую улицу и заплутал в центре города. Двухтонный грузовик с трудом маневрировал по грязным улочкам, сжатым плотными рядами одноэтажных домов. Краска с их стен слезла, разноцветные потеки, оставленные дождями, делали их похожими на пыльные шкуры зебр. На покосившемся пороге, в проёмах щелистых дверей сидела какая-то дородная негритянка. Она торговала жареными бананами, очищенными апельсинами, вяленой рыбой и другой снедью. Бананы жарились на закопченных жаровнях, пара детишек раздували угли круглыми лопатками, сплетенными из пёстрой соломки.

– Как проехать на Площадь Победы, – спросил Патрик, знавший несколько слова на сакуйя. Женщина что-то залопотала и стала жестикулировать. Из её объяснений было невозможно что-то понять. После четверти часа плутаний они оказались на Площади Победы и с удивлением обнаружили, что аллеи вокруг площади заполнены зеваками и торгующимися. Всё оставалось по-старому, будто и не было никакой стрельбы. Оборванцы уже не стояли у дверей зданий, двери которых были по-прежнему закрыты. Он поймал себя на мысли, что хочет обыскать помещения в поисках чего-нибудь ценного. Корсиканец только приготовился отдать эту команду своим солдатам, как поступил чёткий и недвусмысленный приказ ехать во дворец, и военный грузовик не останавливаясь распихивал толпу и через несколько минут оказался на прибрежном шоссе, ведущему ко дворцу.

Эндин и его спутники без происшествий добрались до Кларенса. У отеля они даже вынуждены были сбросить скорость. Узкая улица, ведущая на Площадь Победы, была запружена всевозможным транспортом: ручные тележки, велосипеды, телеги фермеров, запряженные медлительными волами, пара автофургонов… Казалось, все было спокойно и продолжалась мирная жизнь. Синий грузовичок медленно протиснулся сквозь это столпотворение на прибрежную дорогу. Локи подогнал грузовичок прямо ко входу во дворец, загороженному безжизненно повисшим ковром. Эндин осторожно вылез из машины, взяв свой дробовик наперевес, и подозрительно огляделся. Его смущали не временная дверь и другие повреждения на фасаде, а восемь молчаливых чёрных охранников, стоявших на террасе. Из окна второго этажа его окликнул Шеннон, знавший его только под псевдонимом:

– Мистер Харрис!

– Все в порядке?

– Конечно, – ответил Шеннон. – Но все же лучше вам зайти внутрь. Пока все тихо, но скоро должны появиться любопытные.

Вылезая из машины, Эндин пропустил Боби и Локи немного вперед. Они первыми вошли за ковровую занавеску, заменявшую дверь в здание. Убедившись, что там безопасно Саймон вошел вслед за ними. Они поднялись на второй этаж в зал. Окончательно успокоившись, Саймон поудобнее устроился на стуле, прислонив ружьё к стене. Слева от него сел Боби, а справа – Локи, а Шеннон – напротив. Закурив сигару,

Эндин наивно предположил, что теперь здесь распоряжается он, и потребовал полного отчета о происшедших ночью событиях. Шеннон все подробно пересказал.

– Охрана дворца?

Вместо ответа Шеннон подвел его к одному из окон, выходившему на задний двор, и распахнул ставни. Он прямо кишел мухами. Эндин выглянул и сразу же отпрянул от окна. Краем глаза Кот увидел, как ворота во двор перекрыл жёлтый автобус.

– Прислуга? – спросил Эндин.

– Там же. В живых осталось только шесть: стюарды и повара…

– Армия?

– Не существует! С полсотни, может и больше убиты в казармах, остальные разбежались. Оружие бросили все, кроме, пожалуй, пары дюжин человек, у которых остались винтовки. Проблем с ними никаких.

– Не сказал бы. Нас по дороге обстреляли и не только из винтовок.

– Мы считаем, что человек двадцать бежали из аэропорта на восток, в Страну Винду. Не думаю, что сейчас они могут представлять какую-то опасность.

– Как с оружием?

– Большая часть исправного оружия собрана и доставлена во дворец, в президентский арсенал. Всё сложено в винном погребе под охраной.

– Радиопередатчик?

– Внизу, на первом этаже. В рабочем состоянии. Мы пока не проверяли электропроводку, но, похоже, что он работает на собственном дизельном генераторе.

Эндин удовлетворенно кивнул.

– Ну, что ж! – сказал он после небольшой паузы. – Новому президенту осталось только объявить о перевороте, происшедшем этой ночью, о своем приходе к власти, сформировать правительство и приступить к работе.

– А как быть с охраной? – спросил Шеннон. – Из прежних функционеров на месте осталось лишь несколько человек. Может быть кто-нибудь и вернется, но не думаю, что винду будут лояльны новому правительству. Эмигранты смогут организоваться…

Эндин улыбнулся.

– Как только они узнают, что новый президент пришел к власти и кто он, вернутся сразу. А пока будет работать ваша группа. В конце концов, они тоже черные, а я уверен, что ни один дипломатический представитель не в силах отличить одного черномазого от другого.

– А Вы? – спросил Шеннон.

Эндин пожал плечами.

– Я смогу. Но это не имеет значения. Кстати, разрешите вам представить нового президента Зангаро.

Он жестом показал на полковника Боби, который в это время со снисходительной улыбкой осматривал комнату, так хорошо ему знакомую:

– Командующий зангарской армией, главный организатор и творец переворота, новый президент Зангаро. Полковник Антуан Боби.

Шеннон поднялся, взглянул на Боби и почтительно склонил голову. Улыбка Боби расползлась еще шире. Шеннон показал на дверь в конце столовой.

– Может быть, господин президент желает ознакомиться с президентским кабинетом? – язвительно сказал он по-английски. Эндин перевел. Боби кивнул и побрел по кафельному полу в указанном направлении. Шеннон прошел следом. Дверь за ними закрылась, и несколько мгновений спустя грохнул одинокий выстрел. Когда Шеннон вновь появился в столовой, Эрни, положив руку на рукоять своего револьвера, поинтересовался:

– Что это было?

– Выстрел, – так же спокойно сказал Шеннон. Эндин резко поднялся и пошел в соседнюю комнату. Остановившись в дверном проеме, он медленно повернул к Шеннону внезапно посеревшее лицо.

– Вы застрелили его, – прошептал он севшим голосом. – Пройти весь этот адский кровавый путь и застрелить его. Вы сумасшедший, Шеннон! Вы совсем спятили! Вы не понимаете, что наделали, кретин, маньяк, наемный идиот…

Шеннон сел за стол и с нескрываемым интересом стал наблюдать за Эндином. Краем глаза он заметил, как рука Эрни потянулась к револьверу под рубашкой. Раздался выстрел. Он показался Эндину гораздо громче, так как прозвучал совсем рядом. Кокни выскочил из кресла и распластался на полу. Он был мертв: пуля пробила позвоночник. Земмлер появился в дверях кабинета позади Эндина, а со стороны коридора бесшумно вошел Лангаротти. В руках у обоих были «шмайсеры». Шеннон вытащил руку из-под крышки дубового стола и положил на нее пистолет Макарова. Из ствола вился голубоватый дымок. Эндин сидел, сгорбившись и втянув голову в плечи, совсем забыв о своём «Смит и Вессоне» в плечевой кобуре. Ему ещё не приходилось встречать такого страшного человека, как Шеннон. Командир наёмников, казалось его не замечал:

– Курт! – властно произнёс он. – В порт хочет войти какое-то судно под красным флагом: то ли русские, то ли китайцы. Разберись!

– Вальденберг лучше в этом разбирается, – проворчал Курт. – Ты бы лучше его спросил, а не отсылал чёрт знает куда…

– !!!

– Ну иду, иду… – Земмлер заспешил в радиоузел. Шеннон поднялся со стула. – Жан, займись транспортом.

Саймон безучастно смотрел как двое безоружных негров по очереди вытащили трупы Локи и Боби во двор. Шеннон стоял иу окна и наблюдал, как под руководством Лангаротти солдаты перекидывают не пробитое колесо на синий грузовик. Брезент с кузова был снят, груз унесён, а на скамье расселись трое африканцев с автоматами. Еще двадцать в полном обмундировании и при оружии неровно строились в ряд снаружи дворца.

– Пошли, – сказал он Эндину, протягивая ему бутылку с водой. – Я отвезу Вас на северную границу. Оттуда доберетесь пешком.

– Разве Вы не возьмёте меня в заложники?

– А зачем? Вы не представляете для меня опасности, а для нашего заказчика Ваша жизнь, впрочем, как и моя, ничего не стоит…

Саймон машинально отвинтил крышку, сделал глоток и двинулся следом за наёмником. В коридоре у разломанной двери им встретился высокий африканец лет сорока с печальными глазами, чуть припадающий на левую ногу. Он был одет в европейское платье: костюмы его был сильно поношен, брюки пузырились на острых коленях длинных и тощих ног. Шеннон обменялся с ним несколькими словами:

– Все в порядке, доктор?

– Да. Пренк нагнал сюда сотню людей, чтобы все здесь убрать и вычистить. Еще пятьдесят прибудут к вечеру, для починки оборудования. К семерым зангарцам, которые значились в списке неблагонадежных, уже сходили домой, и они согласились мне служить. Они будут вечером.

– Прекрасно. Ну что, доктор, можете организовывать новое правительство.

– Вы уверены, полковник, что все кончено? – спросил Окойе. Разговаривая, он имел привычку по-птичьи склонять голову набок, словно искоса рассматривая собеседника.

– Думаю, да. Город прочесан. Режим Кимбы пал. Вице-президент убит. Министры бежали. У нас достаточно сил, чтобы обеспечить оборону Кларенса, а вашим «офицерам»,– тут он не смог сдержать улыбку, – надо взять под охрану гражданские объекты в городе. Патрули в Страну Кайя будут высланы после того, как приведём в порядок автотранспорт. Так, что формируйте Комитет Национального Спасения.

– Хорошо, я так и сделаю, – Окойе тоже стал прислушиваться звукам, раздававшимся с улицы.

– А теперь, пока у вас есть время, составьте информационный бюллетень от имени нового правительства. Его нужно передать по радио как можно скорее. Сейчас мистер Земмлер попытается наладить передатчик, а то ваш Слит никуда не годиться. Я его беру с собой – пусть охраняет северную границу. Если Земмлер не справиться с радиостанцией, воспользуйтесь для ретрансляции «Тосканой».

– К половине пятого текст моего выступления будет готов.

– Не забудьте объявить в декларации о мобилизации бывших жандармов. Что еще?

– Только одно, – сказал доктор. – Недалеко от берега стоит русский корабль «Комаров» и подает сигналы с просьбой разрешить ему войти в гавань.

– Как наладите радиосвязь сообщите на корабль: «Просьба отклоняется. Точка. На неопределенный период. Точка».

Доктор поднялся по лестнице в президентский кабинет, а Шеннон повёл Эндина к грузовику. Он лично сел за руль и, вывернув на дорогу, двинулся в сторону границы. Синий грузовик быстро проскочил город и несся по полуострову мимо жалких лачуг иммигрантов-рабочих. Там, казалось, все было в движении. Эндин с удивлением обнаружил, что на выезде из города стоит часовой, вооруженный карабином. Он отсалютовал проезжавшей машине. Шеннон ответил ему кивком головы. Он притормозил у поста и что-то коротко приказал. В кузов залезли ещё несколько вооружённых людей. Машина тронулась дальше…

У Эндина чувство смертельной опасности постепенно сменилось тягостной мыслью о потерянном куше.

– Кто это был? – с горечью спросил Эндин, нарушив молчание.

– Человек в коридоре? – переспросил Шеннон.

– Да.

– Доктор Вайянт Окойе.

– Вероятно какой-то знахарь?

– Нет, врач. Доктор наук с дипломом Оксфорда.

– Ваш друг?

– Да.

Оба европейца надолго замолкли. Шеннон периодически пытался с кем-то связаться по рации, но помехи глушили звук. Вскоре радиосигнал пропал вовсе. Когда грузовик повернул на север, Эндин наконец произнес:

– Вы погубили одно из самых грандиозных и выгодных предприятий, когда-либо замышлявшийся. Вам этого, разумеется, не понять. Для вас это слишком сложно. Но мне бы хотелось узнать только одно, почему? Почему, во имя всего святого, вы сделали это?

Шеннон на мгновенье задумался, с трудом удерживая грузовик на ухабах, уступившей место гудроновому покрытию.

– Вы совершили две ошибки, Саймон, – размеренно произнес он.

Эндин вздрогнул от неожиданности, услышав свое настоящее имя.

– Вы посчитали, что раз я наемник, то наверняка тупица. Вам ни разу не пришло в голову, что мы все с вами наемники, вместе с сэром Джеймсом Мэнсоном и большинством власть имущих в этом мире. Вторая ошибка заключалась в том, что вы решили, что все негры одинаковы, только потому, что вам они кажутся такими.

– Я вас не понимаю.

– Действительно, прошлой ночью произошел военный переворот, но он совершался не в расчете на полковника Боби и не от его имени.

– А кто же имелся в виду в таком случае?

– Генерал.

– Какой генерал?

Шеннон назвал ему имя. У Эндина от ужаса отвисла челюсть.

– Только не Оджукву. Его разбили, он в изгнании.

– В данный момент да. Но не навечно же. Эти иммигранты-рабочие – его люди. Их прозвали «африканскими евреями». Полтора миллиона их рассеяно по африканскому континенту. Во многих странах они выполняют основную работу и определяют умственный потенциал. Здесь, в Зангаро, они живут в бараках за Кларенсом. Вы тщательно исследовали ситуацию в Зангаро. Вам даже удалось обнаружить, что основная работа здесь делается руками рабочих-иммигрантов. Их здесь десятки тысяч. Вам не пришло в голову, что они являются самостоятельной общиной. Они – третий этнос в этой забытой Богом стране, наиболее сообразительный и работящий. Дайте возможность, и они превратятся в политическую силу. Новая армия, а значит, и опора власти, будет набрана из числа представителей этой прослойки, как, кстати, сейчас и случилось. Те солдаты, которых вы видели, не из племен винду или бакайя. Когда Вы прибыли во дворец, их было полсотни. Сегодня к ним добавится еще столько же. Через пять дней у меня будет уже более четырехсот бойцов, пусть недоученных, но достаточно надежных для того, чтобы поддержать новое правительство. Они станут реальной властью в стране.

–Что будет с Зангаро теперь? – продолжил он расспросы.

– Власть перейдёт к Комитету Национального Согласия, – сказал Шеннон. – Четверо человек от винду, четверо от бакайя, двое представителей от иммигрантов. Но армия будет набрана из тех людей, что сидят позади вас. Эта страна будет использована, как военная база и штаб командования. Отсюда прошедшие подготовку новобранцы в один прекрасный день вернутся на родину, чтобы отомстить за то, что с ними сделали. Возможно, что генерал переедет сюда сам и устроит здесь свою резиденцию, фактически взяв в руки управление страной.

– Этот болван, безумный идеалист, кретин-мечтатель…

– Осторожнее, – предупредил Шеннон.

– Это еще почему?

Шеннон кивнул головой в сторону, за плечо.

– Они тоже служили у генерала и понимают о чём мы с Вами говорим.

Эндин повернулся и в ярких лучах солнца различил неподвижные силуэты солдат. Свет падал так, что выражение их лиц было невозможно разглядеть.

– Не может быть, чтобы они настолько хорошо понимали по-английски.

– Того, что сидит посередине зовут Гебе Слит, – мягко сказал Шеннон, – когда-то он был аптекарем. Когда его жену и четверых детей раздавил бронетранспортер, он взял в руки оружие. Их выпускает в Ковентри фирма «Алвис». С тех пор он не любит людей, имеющих к этому отношение.

Эндин на некоторое время замолк, переваривая услышанное. Потом он сорвался на крик:

– И вы надеетесь, что вам это сойдет с рук? Против Вас будем не только мы, но и Британия, Нигерия, ООН и даже Восточный блок! Все!

– Саймон, Вы собирались поставить во главе страны эту слюнявую обезьяну-полковника Боби, и надеялись, что все будет шито-крыто. По крайней мере, это правительство будет сравнительно умеренным. Кстати, мне известно о платиновом месторождении где-то в недрах Хрустальной горы. Несомненно, что новые власти его обнаружат и займутся разработкой. Но если вы точите на него зубы, то придется платить. Настоящую, рыночную цену. Так и передайте сэру Джеймсу, когда вернетесь домой. Может вы ещё сможете договориться. Ведь в некотором смысле, – тут Шеннон криво усмехнулся. – Новый режим – ваш должник…

Впереди, за поворотом, показался пограничный пропускной пункт. Новости в Африке распространяются быстро, даже в отсутствие телефонов. Зангарских пограничников на посту не было видно, но шлагбаум был опущен. Подъехав к нему, Шеннон остановил машину и указал рукой вперед.

– Отсюда пойдете пешком, – сказал он и жестом приказал Слиту выгрузить из кузова багаж. Когда Саймон выбрался из кабины, его взгляд пылал нескрываемой ненавистью.

– Вы так и не сказали, почему, – произнес он. – Вы объяснили, что и как, но почему?

Шеннон посмотрел вперед на дорогу.

– Почти целых два года, – сказал он задумчиво, – я наблюдал, как гибнут от голода люди. Около миллиона детей погибли на моих глазах, благодаря таким людям, как вы и Мэнсон. И происходило это оттого, что вы и вам подобные стремились получить все большие доходы, опираясь на жестокие и совершенно продажные диктатуры. И при этом все творилось якобы во имя закона и порядка, легально, на конституционных основаниях. Пусть я солдат, пусть я убийца, но я не садист, черт возьми! Я давно понял, как это делается, зачем и кто стоит за всем этим. На виду обычно оказываются несколько политиков и служащих Форин Офис, но они всего лишь свора кривляющихся обезьян, не видящих дальше своих бюрократических стычек и проблем собственного переизбрания на следующий срок. За их спинами всегда прятались невидимки-мошенники вроде вашего дражайшего Джеймса Мэнсона. Вот почему я это сделал. Расскажите Мэнсону, когда вернетесь. Я хочу, чтобы он знал. Передайте от меня лично. А теперь вперед! Безопасность гарантирую: я не стреляю в спину даже злейшим врагам.

Солдаты уже вылезли из кузова и осторожно подали Эндину его дорожный чемодан. Саймон быстро нагнулся и достал из него свой толстый портмоне. Он с удивлением обнаружил, что лежавшие в нём деньги находятся в полной сохранности. Пройдя десять ярдов, Саймон с яростью бросил чемодан на землю и обернулся. Он захотел выхватить револьвер и разрядить весь барабан в этого наглого наёмника, нарушившего его планы на будущее, но благоразумие взяло верх, и он сдержался.

– Не советую тебе возвращаться в Лондон, Шеннон, – крикнул он. – Мы знаем, как найти управу на таких, как ты.

– Не вернусь, – прокричал в ответ Шеннон. И тихо добавил: – Мне это больше ни к чему, – развернув грузовик, он направился в Кларенсу. Лейтенант Слит и трое его солдат остались охранять шлагбаум.

Гвианские пограничники с интересом наблюдали за кричащими друг на друга белыми бвана. В отличие от Зангаро, политический режим в их стране был устойчив и не разрывал связей с прежней метрополией. Её президент всегда мог рассчитывать на помощь великой державы, гарантировавшей независимость, её корабли, самолёты и парашютистов. Когда Эндин подошёл к их посту, они проверили документы и, проверив их, отдали ему честь. Через час неудачливый организатор заговора трясся в разболтанном грузовике, украшенном оптимистичными надписями: «С нами бог» и «Человек вечен». Несмотря на розданные колоды игральных карт и сигареты, место в кабине ему не досталось. Его заняла дородная жена комиссара дистрикта, направлявшаяся в столицу за покупками. Пристроившись на заменявшей сиденье доске спиной к кабине водителя, Саймон Эндин старался удержать свой дорожный чемодан между коленями, и пытался определить расстояние до Уарри. Слева расположилась пышная матрона с массивными золотыми серьгами в ушах, а справа сел пожилой мужчина с густой проседью в коротко подстриженных волосах. Он сразу же привлек внимание Эндина достоинством, с которым держался в невероятной толкучке перед отъездом грузовика, и внутренней сосредоточенностью умного тонкого лица. В его фигуре, закутанной в кусок ткани, чувствовалась сила. Многим пассажирам он был знаком, и они почтительно его приветствовали, называя «бвана Дого». Вероятно, если бы не долгая дорога и не многочисленные толчки на ухабах, когда путешественников буквально бросало друг на друга, Эндин не сумел бы завязать разговор со своим суровым соседом. В конечном счете их знакомство состоялось, когда вождь извинился по-английски. Саймон узнал, что Дого принадлежит к бакайя.

В годы второй мировой войны несколько кланов покинули Зангаро и перебралась в Гвианию. Их возглавил сын верховного вождя Кваме Адингра. Он сумел убедить своего отца, что переселение спасет народ от притеснений. Около десяти тысяч человек пошли в это добровольное изгнание. Слушая Дого, Эндин вспоминал, как свыше ста нет назад Давид Ливингстон писал в своих африканских дневниках о том, что банту покидали свои деревни, когда тирания вождя становилась непереносимой. Они уходили на новые земли, и правитель оставался без подданных. В Зангаро история повторилась, правда, на этот раз люди спасались от произвола колониальных властей. Увлеченный расспросами, Саймон не заметил, как доехал до города. Портовом квартале грузовик резко затормозил и остановился. Уставшие пассажиры торопливо соскакивали на мостовую, хватали свои вещи и быстро растворялись в уличной толпе. Одуревший от тряски Эндин вылез из кузова последним и огляделся. На Уарри быстро опускались сумерки. Витрины магазинов фешенебельного бульвара Независимости уже были закрыты стальными решетками. Тяжелой громадой над улицами нависали несколько хмурых многоэтажных зданий. Пожав руку Дого и отдав ему бутылку виски, он взял такси до «Эксцельсиора». Водитель недоверчиво оглядел европейца в измятой и грязной одежде, но пятифунтовая купюра в руках Эндина развеяла его сомнения.

Такси медленно катил по улицам старого города, на которых мелькали силуэты редких час прохожих. Торговые кварталы засыпали тяжелым сном усталого человека. Только в ресторанах отелей оглушительно гремел оркестр, от которого дрожали здания. Терраса ресторана была заполнена тщательно одетыми европейцами и местными жителями в красочных национальных костюмах. Судя по стоянке многие из них приехали на собственных автомашинах. Здесь проводились деловые и интимные встречи за бутылкой хорошего французского вина, рождались интриги и заключались сделки. Территорию «Эксцельсиора» отделяла изгородь из густого, коротко подстриженного кустарника. Когда на его террасе заиграла музыка, у изгороди столпились люди. Они не решались подойти ближе и часами стояли там, слушая музыку. Над кустарником, освещенным цветными лампочками, были видны только их лица – неожиданно красные, желтые, зеленые, как маски фантастического театра. Для них вход в ресторан отеля был закрыт. Его преграждал не только полицейский, обычно дежуривший здесь вечерами. Пестрые фонарики ограды обозначили социальный и культурный барьер. К тому же очень высокий. Для стоявших за изгородью подняться на гостиничную террасу, было так же трудно психологически, как человеку застенчивому войти в большой зал, переполненный незнакомыми людьми.

Пройдя сквозь толпу зевак, Саймон просто отодвинул в сторону не ожидавшего от него такой наглости полицейского. Прямо перед ним ко входу ресторан проследовал в кольце прихлебателей и политических клиентов какая-то важная шишка из местного правительства. Он, видимо, искал разрядки в царящей здесь шумной, свободной атмосфере. Его взгляд небрежно скользнул по мятому костюму Эндина, его дешёвым часам и запылённым туфлям. Издав звук, похожий на мычание коровы, местный бонза брезгливо отвернулся. Не обращая на него внимание, Эндин двинулся через холл. В нём тихо играла музыка, черные официанты бесшумно скользили среди гостей, разнося подносы с коктейлями и сандвичами. С террасы раздавались громкие веселые голоса, женский смех, звуки оркестра, шутливые или чуть грустные песни. Остро чувствовалось, что постояльцам и гостям отеля глубоко безразличны судьбы тех, которому они навязывали свою волю. Они и сами были слугами: одни – международных монополий, другие – государственного аппарата. Их помыслы были без остатка отданы делу, которым они занимались, – политическим интригам, производству, получению прибылей, собственной карьере. В лучшем случае они хотели бы быть умными хозяевами на этой земле, ни минуты при этом не сомневаясь, что их культурное превосходство, богатство и раса предоставляют им место в элите, а туземцам отводят роль «дровосеков и водоносов», как говорят в таких случаях англичане.

Осознавая себя частью этой толпы, Эндин подошёл к стойке и взял ключ от своего номера «люкс» у всегда невозмутимого портье:

– До утра меня не беспокоить,– властно сказал он. Бой услужливо схватил его пыльный чемодан и потащил к лифту. Следуя за ним, Саймон ощутил на себе несколько любопытных взглядов. Поднявшись в номер, он заказал ужин и сразу полез в душ. Пытаясь отвлечься, Эндин из чемодана достал бутылку «Уайт Хорс» и поставил перед собой. С каждым глотком виски, переживания дня постепенно отходили на второй план. Мрачные мысли расползались по углам, возникали какие-то мимолётные идеи, которые тут же забывальс. С каждым глотком у Эндина усиливалось ощущение, что всё обойдётся и будет хорошо. Ополовинив бутылку, неудачливый эмиссар сэра Джона Мэнсона пил до тех пор, пока не закончилась бутылка. После этого он провалился в тяжёлый и глубокий сон. Сквозь он не услышал, ни, как доставили в номер ужин, ни рвущуюся сквозь окна какофонию звуков ночного Уарри.

ОТЕЛЬ «ИНДЕПЕНДЕНС»

Когда Курт освоился в радиоцентре дворца, он обнаружил, что радист бестолково общается с капитаном «Комарова» на странной смеси нескольких языков. Отобрав у него микрофон, он довольно скоро выяснил, что конечным пунктом назначения русского парохода является Кларенс. Судно доставило срочный груз для Зангаро и ждёт лоцмана. Он связался с Шенноном по рации:

– Кот, советский сухогруз «Комаров» вторично просит разрешения войти в порт, чтобы выгрузить какое-то оборудование и группу геологов.

– Пошли русских к черту, – помехи сильно искажали голос начальника. – Точнее, вежливо сообщи им, что порт на ближайшую неделю будет закрыт для всех морских судов. Вежливо! А потом повтори первую телеграмму! Затем свяжись с Вальденбергом и прикажи ему идти в порт Уарри… – тут связь с командиром окончательно прервалась. Он больше на связь тоже не выходил. Курт попытался связаться по рации, но это тоже не удалось. Расстроенный происходящим Земмлер поднялся на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Тут ему на глаза попалась открытая бутылка пива, которую он умудрился осушить в три глотка. Прихватив кусок хлеба, он, жуя, вернулся в радиорубку и отправил телеграмму на «Комаров». Потом он связался с Патриком, который доложил, что отвёл пленных в полицейские казармы и ждёт дальнейших распоряжений. Курт отправил его патрулировать в порт, чтобы убедиться в уходе советского судна. Затем он растянулся на стуле и захрапел прямо в радиорубке.

Всё это время Жан-Батист и Барти сидели в винном погребе, изучая наследство Кимбы. После того, как Горан запустил дизель, в помещении было светло. Барти вскрывал все ящики подряд, выкладывая содержимое для осмотра. В пяти ящиках были совершенно новые чешские карабины, по десять штук в ящике, хорошо смазанные и тщательно упакованные. К каждому карабину прилагалось по пять обойм, штык и устройство для чистки. Отдельно лежал снаряжатель и промасленный свёрток. Лангаротти поднял один карабин и прочёл:

– VZ33. Странная маркировка, никогда такую не видел…

В следующих двух ящиках лежало по дюжине «вальтеров» в каждом. Каждый пистолет хранился в отдельной промасленной коробке, все устройства для чистки и запасные обоймы были в комплекте. Перебрав оружие, Лангаротти и Барти продолжили осмотр. Цинковые ящики с тысячей патронов каждый, один подле другого. Полевые радиостанции «Телефункен» и аккумуляторы к ним в полном комплекте За коробками с сухим молоком обнаружилась ниша, в которую был вмурован сейф. Жан-Батист решил подняться за связкой ключей, которую нашёл утром. Почему-то он был уверен, что один из её ключей обязательно подойдёт. По дороге он заглянул в радиорубку, где обнаружил спящего Земмлера. «Пусть поспит,» – решил он. Связка валялась в спальне там же, где её бросил Жан-Батист. Вернувшись, корсиканец легко подобрал ключ к замку. Заскрипев дверца отворилась, открыв проход в небольшой бункер размером где-то два на два метра. В нём стояли два одинаковых ящика из стали. Ключи к ним отказались в той же связке. В первом из них находились золотые монеты. Жан-Батист взял одну из них и стал вертеть в руках:

– Смотри, Барти, это – двадцать долларов!

Его напарник нагнулся и взвесил монету в руке:

– В ней граммов тридцать никак не меньше, сая …

– Никогда раньше не видел таких.

– Я тоже.

Они начали считать монеты, но когда дошли до тысячи, то сбились со счёта.

– Чёрт с ним,– в сердцах сказал Лангаротти, захлопнул крышку ящика и повернул ключ. Во втором ящике тоже были золотые монеты. Только их номинал был меньше. Поверх них лежали банкноты и массивный золотой портсигар. Лангаротти подумал: «Сколько всего можно сделать на эти деньги». Когда он хотел зачерпнуть горсть золота, его рука наткнулась на какой-то плоский предмет. Он извлёк его из-под груды монет папку из крокодиловой кожи. При тусклом свете лампы он разобрал надпись на золотой табличке «Торговый дом Аграта». Закрыв второй ящик, напарники опечатали сейф и вернулись в погреб. При тусклом свете лампы Жан-Батист решил изучить содержимое папки. Однако в ней оказались страховой полис на имущество и бумажный листок, испещренный бесчисленным набором цифр и букв. "Видимо здесь что-то зашифровано. Ну ладно, Шеннон разберутся, – усмехнувшись подумал он. Пока он возился с папкой, Барти достал «вальтера», обойму к нему и увлеченно снаряжал её патронами. Он закончил своё дело и, вставив обойму передёрнул затвор:

– Хороший все-таки пистолет придумали чехи.

Жан сердито ответил:

– Это не чешский пистолет, а немецкий. Система «вальтер».

Заложив нишу ящиками, Жан-Батист запер погреб на ключ и поставил у его входа часового. Оружие из винного погреба диктатора не шло в никакое сравнение с ржавыми железяками, которые привезли из бараков и аэропорта. Правда, надо признать, что трофейный пулемёт и оба «скорпиона» были в приличном состоянии, как и немногие винтовки. Ещё меньше было патронов. У больших миномётов не было опорных плит, а число зарядов к ним минимально. А вот подвал президентского дворца позволял вооружить сразу полсотни человек. Довольный собою, он вышел во двор и сообщил адъютанту Окойе о результатах проверки.

Полуденная жара постепенно спадала. Несмотря на физическую усталость, Лангоротти спать не хотел. Он заявился кухню в поисках чего-нибудь съестного и наткнулся на своего давнего знакомца – сержанта Ракку, который держал под мышкой какой-то тюк. Увидев Лнгаротти, он встал по стойке смирно. Его лицо приняло сначала удивлённое, а затем плутоватое выражение.

– Что ты здесь делаешь?

– Вот несу эту к Вам. – Жан-Батист сразу признал дробовик Харриса, оставленный у стены в столовой.

– Что ты делал наверху, – строго спросил Лангаротти.

– Ждал распоряжений президента! – Ракка в порыве даже притопнул ногой.

– Ну что, дождался?

Щуплый полицейский отрицательно покачал головой.

– Ладно, ступай вниз и сдай всё это добро Барти. Обязательно проверю, – корсиканец снисходительно махнул рукой. Ракка бегом бросился из помещения. Не найдя ничего съестного, Жан вновьспустился в оружейную. Он прислонил дробовик к стене. Затем достал из ящика два «вальтера» и цинк с патронами.

Откуда-то выглянул заспанный Барти. Заметив начальника, снаряжающего обоймы, он удивлённо уставился на него.

– Это – мне и Земмлеру, – пояснил француз. – Ракка приходил?

Барти отрицательно мотнул головой. Жан-Батист рассовал пистолеты и обоймы по карманам и запер погреб на ключ. Стоявший у дверей погреба часовой неуклюже попытался взяять на караул. Корсиканец похлопал его по плечу и направился в радиорубку. На этот раз он всё же разбудил Земмлера:

– Курт, я тут видел отель. Пошли перекусим!

– А? Что? Босс сказал, что нам нельзя светиться…

– Брось! Я всё продумал! Возьмём наверху цивильную одежду. Пистолеты я достал. Деньги у меня есть. – Жан достал подсумка толстую пачку африканских франков. – Барти скажем, где нас искать. Возьмём с собой рацию, когда босс будет в зоне её действия: он обязательно нас наберёт. Часа за два управимся…

– Ну, не знаю…

– Они тут сами справятся, а если что Барти и Тимоти присмотрят за дворцом, доктором и его людьми.

– Ну, ладно…

– Я уже связался с Патриком по рации и сказал, чтобы ждал нас у отеля.

– Хорошо! Пошли, а то меня после арака с пивом немного мутит! Заодно и узнаем, что к чему…

Около четырех часов пополудни два очень загорелых европейца, одетых в лёгкие светлые костюмы, бодро шагали по прибрежному шоссе в сторону города. Их сопровождали два негра в камуфляже со «шмайсерами» в руках и пангами на поясе. Африканское солнце нещадно палило им в спину.

Отель «Индепенденс» был единственным местом в Кларенсе, где Кимба разрешал селиться иностранцам. Вообще-то «отель» было не совсем подходящее слово для этого заведения. С провозглашением независимости главная гостиница города выродилась в ночлежку. Её преимущества заключались в том, что здесь была своя дизельная электростанция и автостоянка. По мнению Шеннона, директор гостиницы Жюль Гомез был свой человек. В последние дни Французского Алжира, он продал свой процветающий бизнес по производству сельхозтехники. С вырученными средствами он перебрался во Францию, но год спустя понял, что не сможет жить в атмосфере Европы, и стал присматривать себе другое местечко. На свои сбережения он приобрёл в Кларенсе самый шикарный отель и существенно улучшал его год от года. В 1828 году, когда полуостров был аннексирован голландцами, новенькая гостиница получила название «Амстердам». При них истинными хозяевами города оставались метисы, побочный результат португальской колониальной политики. В них смешалась кровь арабов, португальцев и индийцев. На протяжении столетий они были полновластными хозяевами на полуострове, a на побережье жили чернокожие жители из племени бакайя. Они строили травяные хижины и разводили тощий скот, который с завидным упорством истребляли местные паразиты и хищники. С ними метисы завели меновую торговлю и воевали. На протяжении веков не раз и не два до полуострова доносился угрожающий барабанный бой, а джунгли заволакивались дымом – это горели туземные деревни. В Кларенсе возникали и разорялись торговые дома, которые вывозили в Европу слоновую кость, каучук и, конечно, чёрное дерево. Вслед за ними на побережье была построена первая католическая миссия.

Вдали от побережья, в джунглях за горами, жили племена винду, переселившиеся из глубин Африканского континента. Они появились незадолго до прихода голландцев, и обрабатывали те небольшие клочки земли, которые им удавалось отвоевать у джунглей. Каждые три-четыре года они бросали это место и перебирались на новое. Метисы предоставили винду самим себе. При негласной поддержке голландцев за Хрустальными Горами возникла военно-торговая империя. Её возглавил некий араб с Анжуана по имени Мурат. Через семь лет он подчинил всех бакайя и большую часть винду. Благодаря обучению во французской школе Мурат хорошо знал, как надо вести себя с белыми. Став повелителем обширной территории, он запретил работорговлю и объявил христианство своей официальной религией. В Кларенсе и на побережье велась меновая торговля: за слоновую кость и каучук расплачивались каменной солью и патронами, хотя имели хождение восточноафриканские шиллинги, гульдены, колониальные франки, талеры Марии Терезии и индийские рупии. Мурат всячески поощрял приток в страну миссионеров, и вскоре в его ставке появилось целых три епископа: англиканский, католический и лютеранский. Вслед за ними потянулись многочисленные секты: квакеры, моравские братья, баптисты, мормоны… Все они безбедно существовали на благотворительные пожертвования. В результате в казну непрерывным потоком пошли деньги, да и репутация Мурата за границей значительно укрепилась.

Год за годом торговля колонии хирела и, естественно, перестала интересовать метрополию. В 1873 году голландские колонии в Африке был проданы англичанам. В канун их высадки отель сгорел дотла, но затем был выстроен заново и переименован в «Викторию». После Берлинского конгресса Зангаро, как и некоторые другие территории Африки, сменила владельца. Вывеска над дверью была спешно перекрашена и читалась уже как «Роял». Когда в начале ХХ века в метрополии произошла революция, Кларенс, будучи главным портом протектората, стал формально считаться частью владений туземного царька, живущего где-то в джунглях. В ту пору владельцем отеля оказался ливанский армянин, чудом избежавший турецкой резни. Он перекрестил отель в «Империал», но в этот раз оно продержалось недолго. Результатами туземного правления стали такие нововведения как водопровод и электричество, которые функционировали асинхронно. Однако для полной реализации проектов как всегда не хватило средств. По этой причине в Кларенсе водопроводом считалась локальная сеть, привязанная к трём водонапорным башням. При перебоях электричества, которое после получения независимости, подавали всё более хаотично и только на несколько часов в сутки, насосы не работали, и вода в кранах через некоторое время исчезала. Поэтому в отеле появился первый в стране дизельный генератор. Спорадические попытки модернизации страны, предпринятые наследниками Мурата, привели появлению в Кларенсе интернациональной общины. Она состояла из различного рода авантюристов, коммивояжёров и лиц без гражданства. Они почти полностью вытеснили метисов из сферы торговли.

В правление внука Мурата страну опустошили две межплеменные войны. В результате последней династия прекратилась, а протекторат перешёл под опеку Лиги Наций. Страна была настолько бедна, что ни одна из великих держав на неё не позарилась. Во время Великого Кризиса территория протектората была окончательно объединена с колонией, а его границы обрезаны наподобие спичечного коробка. Второстепенное европейское королевство ухватилось за бесполезную территорию в надежде разбогатеть, и отель возвратил свое прежнее название «Роял». В предвоенное десятилетие он был местом встреч колонистов. Одни из них ещё в двадцатые годы заложили на побережье плантации кофе, какао и кокосовых пальм, другие занимались разведением хлопка и безжалостной вырубкой тропических лесов, которые покрывали западные склоны Хрустальных Гор, третьи торговали… Эти господа регулярно получали так называемые «розовые билеты» от своих жен, которые отпрашивались у супругов на вечер для того, чтобы провести его в «Рояле» с каким-нибудь красивым туземным мальчиком. Говорят, что в нём во время своих путешествий останавливались Ивлин Во и Грэм Грин. Время шло. Один за другим белые колонисты были сражены жарким, влажным климатом и мошкой. Книги необходимо было окуривать каждые полгода, а бедняжки-жены с наполненными слезами глазами уже давно бросили все попытки устроить уютные виллы на своих плантациях. Поэтому семьи колонистов были вынуждены постепенно перебираться поближе к берегу. Кто в Кейптаун или Браззавиль, кто в Брюссель или Париж, и, наконец, в «Резидент-отель» в Лондоне. Там они продолжали влачить свое существование, играть в бридж и вспоминать старый добрый «Роял».

В 1945 году наследники армянина продали отель какому-то экстравагантному американцу. Он его полностью снёс старое трёхэтажное здание и на его месте перестроил новое четырёхэтажное, перекрестив в «Рузвельт Хилтон». Несмотря на длиннющие и мрачные коридоры, минимализм и убожество планировки, отель считался самой престижной гостиницей в Кларенсе. С её крыши открывался вид на океан, а к услугам тех, кто не боялся заразится холерой или тифом, на ней имелся даже бассейн. В 1963 году он вновь получил название – «Эксцельсиор». С 1965 году администрацию отеля стал стращать привлечением к судебной ответственности король Макензуа Второй, владелец отеля в Уарри, который имел то же название. Это было одной из причин, по которой владелец переуступил гостиницу Гомезу. Тот сменил название отеля, в который уж раз за свою историю, на «Экселенц». Отель оставался излюбленным местом для колониальных чиновников даже после строительства ещё одной убогой бетонной коробки, получившей название «Бристоль». В ней по сей день было двадцать восемь номеров – деревянных стойл, раскрашенными в розовый, зеленый, голубой и серый цвет, и две душевые. Это заведение оказалось столь неудачно расположенным, что его владелец, немец по национальности, быстро его продал семье Вонг и стало местом проживания местных торговцев и сменил своё название «Насьональ».

Когда колония получила независимость, Гомез сменил название своего заведения на «Индепенденс», но это ему не помогло. Вскоре хозяев обеих гостиниц информировали о том, что отель будет национализирован, и ему будут платить в местной валюте. Француз, впрочем, как и его конкурент-китаец, согласились занять должность управляющего, надеясь, вопреки всему, что когда-нибудь все снова изменится к лучшему. Гомез рассчитывал, что ему и хоть что-то останется от его единственного имущества на этой планете, чтобы обеспечить ему старость. В качестве директора он занимался приемом гостей и обслуживал бар, где с ним познакомился Шеннон.

Два европейца с морским загаром поднялись по ступенькам крыльца на широкую, с деревянным полом веранду, которая обегала вокруг всего отеля. Над стойкой портье едва трепетал огонёк керосиновой лампы. С каждой секундой воздух в холле отеля постепенно нагревался, поскольку кондиционер не работал.

– Извините, господа, ежедневная поломка электросети, – встретил их у входа портье. – Через несколько минут хозяин запустит дизель. Одну минуту!

Секунд через пятнадцать после слов портье, словно по волшебству загорелся све, закрутились вентиляторы и зашипел кондиционер. Из бокового помещения вышел европеец чуть старше пятидесяти лет. Он был невысокого роста, коренаст; его черные волосы были коротко подстрижены. Его живой и умный взгляд сразу расположил к нему гостей:

– Жюль Гомез, директор, – любезно представился на английском он и сразу же пошутил. – Что вам угодно?

– Мы бы хотели пообедать…

– Прошу Вас, мсье, следуйте за мной, – Гомез сразу перешёл на родной язык, признав в Лангаротти соотечественника. – Вместо того чтобы по-честному отдать Богу душу, электростанция Кларенса прибегает к ежедневному отключению электричества.

Постоянно оглядываясь, наёмники пошли вслед за директором. Внутри, в медном полумраке вестибюля, можно было разглядеть плетеные стулья, расставленные вокруг низеньких темно-красных полированных столиков, причем над каждым из них висела лампа под украшенным бисером абажуром. За ними располагался зал, который имел отдельный выход на веранду. Очевидно, что он использовался для того, чтобы выбрасывать вон слишком загулявших или нежелательных клиентов. В глубине располагалась барная стойка, светлое пятно, находящееся на стене за ним, говорило о том, что оттуда недавно сняли картину или портрет. Справа от него наверх взбегала деревянная лесенка, а за ней располагалась открытая дверь, которая вела в столовую отеля. Как в европейских туалетах, пол и стены столовой были выложены белым кафелем, а маленькие столики были накрыты клеенками. В глубине зала стоял бильярдный стол. Когда-то он был центром местного общества, но с отъездом знатоков пребывал в забвении. В начале семидесятых уже мало кто помнил правила карума, а набор шаров не позволял играть привычную пирамиду. Когда Жан и Курт вошли в бар, он был почти пуст, поломанные стулья без спинок окружали покосившиеся столики. За стойкой бара, прямо под голой лампочкой, виднелась засиженное мухами и вконец потрескавшееся зеркало. На стойке было несколько стаканов из толстого стекла, но бутылок нигде не было видно. Под потолком болтался вентилятор, напоминавший пропеллер самолёта. Он судорожно, конвульсивно подергивался, пытаясь разогнать спёртый воздух. Несмотря на его потуги, в помещении было душно. Винная карта также не вызывала энтузиазма: помбе, мерисса, пара сортов пива африканского розлива, пальмовое вино, кубинский ром, арак различной крепости и подозрительного вида виски. В меню, помимо местных блюд, значились: антрекот, фрикасе, бефстроганов и филе тунца. Со слов Шеннона приятели знали, что меню в «Индепенденсе было обязательным. По утрам: корнфлекс или порридж-овсянка, яйца вареные или жареные, с сосиской или с ветчиной. Ещё можно заказать жареную селедку. И, конечно, тосты, джем, плохой кофе. Масло местного производства – солёным. Обеды здесь были такие же безвкусные – порошковый суп «магги», жёсткая говядина или козье мясо с приправой из консервированных овощей, непонятно из чего сделанное желе и водянистое мороженое. И только по большому блату можно было рассчитывать на дичь или оленину, а иногда и свинью.

– Проходите, мсье, к сожалению, вы попали к нам не в лучшие времена. На прошлой неделе здесь хорошо повеселились президентские гвардейцы и пока не расплатились за это,– такое пояснение запущенности внешней обстановки бара последовало от худощавого и лысого человека, который стоял, опираясь локтями о стойку бара. Его голубая рубашка и джинсы находились в таком состоянии, как будто он не снимал их с себя несколько недель. – Позвольте представиться, Жюль Гомез, бармен и, по совместительству, директор.

Бывшему владельцу, а ныне директору отеля «Индепенденс» было немногим больше пятидесяти лет. Это был типичный «пиед нуар». В душе он с большим предубеждением относился к неграм. Независимо от их политической ориентации он их всех делил на две категории: мелких жуликов и грабителей с большой дороги. Три месяца назад, он приставил к Шеннону своего соглядатая, мальчика лет десяти по имени Бонифаций. Только позже Кот понял настоящую причину – Гомез оказывал подобную услугу всем своим гостям, хотели они того или нет. Если иностранного туриста почему-либо арестуют и отвезут в участок, мальчишка через кусты рванет к Гомезу и все расскажет. Он, в свою очередь, доведет информацию до швейцарского или немецкого посольства, чтобы кто-нибудь начал переговоры об освобождении, пока арестанта не забили до полусмерти.

Внезапное появление Жана и Курта в единственном отеле Кларенса вызвало настороженный интерес как у директора, так и завсегдатаев бара, не решавшихся покинуть отель.

– Что вы пожелаете? – Гомез подвёл наёмников к столику у стены.

– Пива и что-нибудь пожрать, – в лоб заявил Курт на своём корявом французском. – Я голоден как волк.

– Прошу, мсье, присаживайтесь. Выбор у нас не богат, но вы будете довольны. У нас есть свежий «Примус».

– Я предпочитаю «Кроненбург», – заявил Лангаротти.

– Увы, он у нас кончился… – вежливо сказал Гомез.

– Хорошо! Давай «Примус»!

– И пару антрекотов, – Жан уловил доносившийся с кухни слабый аромат жареного мяса.

– Сию минуту, мсье! Могу предложить Вам жареную свинину и дичь…

– Давай свинину!

Не успели наёмники усесться за столик, как к ним подошёл лысоватый мужчина небольшого роста, одетый в поношенный костюм для сафари. Его выцветшие голубые глаза вызывающе блестели из-за стальной оправы очков, а непомерно большой, обожженный до красноты нос задорно морщился.

– Позвольте представиться, Борлик, Вильк Борлик, охотник и коммерсант, – вежливо сказал он и поставил на стол пару «Кроненбурга». – Вы позволите присесть.

– Присаживайся, мы не против. Не так ли, Курт? – Жан подмигнул Земмлеру. Немец кивнул, уткнувшись в меню.

– Выпьем!

– Выпьем!

– Я слышал Вы заказали свинину! Сегодня у здесь очень разнообразное меню.

– А что так?

– Ну, во-первых, у меня вчера была удачная охота. Я притащил нашему хозяину трёх индеек и муравьеда…

– Так вы охотник?

– Да, – пан Борлик выпятил грудь, а потом ехидно улыбнулся и продолжил, -.а, во-вторых, сегодня под колёсами машин погибли несколько свиней

К тому времени, как были опустошены пятнадцать банок «Примуса» – за счет Жана, – наёмники уже знали, что их новый знакомец родом он был откуда-то с Карпат, что перебрался он сюда ещё в тридцать пятом году. Будучи еще юнцом Вильк начитался книжек Буссенара, Жюля Верна и Конрада. Теперь он жаловался на то, что мэтры пера нагло обманули его. Местное солнце опалило его редкие волосы и выдубило кожу.

– Наверное, Буссенар писал специально с той целью, чтобы его читатели не узнали правду об Африке, – распалялся папаша Вильк. – Ведь читателям что было нужно? Им подавай честных и преданных слуг из числа туземцев, которым неведомы понятия «обман» и «предательство», которые вечно будут обмахивать тебя пальмовым опахалом при свете луны на пляжном пикнике. Им подавай смуглых служанок, у которых груди размером с кокосовые орехи и которые будут вечно покачиваться перед твоими глазами. Почитатели Майн Рида и Буссенара не хотели и слышать о мошке и инфекциях, о жаре, которая душит тебя почище любой веревки. Они до сих пор не верят в то, что у здешних женщин груди похожи на бурдюки, из которых вылили предварительно всю воду.

– Подтверждаю, что многие жители Зангаро – люди очень симпатичные, если не сказать добрые. Однако, никто ещё не сумел их убедить в том, что активная деятельность намного полезнее безделья, -засмеялся Алекс, – а умение клянчить, важнее желания работать.

– Курва! Здесь мне всё надоело! – патетически воскликнул вдруг пан Борлик, воздев руки к верху.

Подвыпивший Курт подвинул еще одну банку с пивом к этому говорливому поляку и спросил в лоб:

– Тогда что тебе мешает вернуться обратно на родину?

– Куда? В Закопане? Здесь Кимба только грабит, ну может немного побьёт, но всё же чувствуешь себя белым человеком, да и заработать можно. А там меня ожидает и то, и другое, да ещё ограбят и мозги все попарят байками о социализме, что всё так и надо!

– Какие страшные твои Закопаны,– ехидно улыбнулся Земмлер.

– Они не страшные, они красивые. Это в Польше сейчас страшно. Вообще для Европы я уже непоправимо отощал, слишком постарел и вообще сломался. В Западной Африке я подметил только две хорошие вещи. Во-первых, жизнь дешевая. А во-вторых, не надо платить деньги за курорт у моря. Но если бы этот старый козел Буссенар был бы еще жив, я бы все отдал за то, чтобы только придушить его. Не люблю писак… – Борлик кивнул в сторону сухощавого мужчины с выгоревшими льняными волосами, который, пристроившись в углу, что-то черкал, кажется, стенографическими знаками, в свой блокнот для рисовальной бумаги.

– Это Алекс. Приехал в Кларенс на Праздник Независимости. Работает из Уарри сразу на несколько парижских газет. Кроме того, сотрудничает под другим именем с целой сетью американских изданий, не говоря уж об «Ассошиэйтед Пресс» и «БиБиСи». Бедняге приходится каждый материал переписывать четыре раза, и каждый раз по-новому. Небось писательская чесотка замучила.