Псы Господни

Глава 16

Вернувшись домой, я поднялся в свою комнату и попробовал разобраться в системе ленных владений Реймса. Баклер немного пролил света на этот вопрос, плюс я сам кое в чём успел определиться. Город находился в личной собственности герцога Бургундии. Филипп Добрый от щедрот своих наделил его самоуправлением, позволив жителям избрать городской совет. Местной аристократии и богатым буржуа это понравилось, и они принялись делить городское добро включая налоги и доходы с торговли между собой у кого сколько сил утащить хватит. Победил в этом состязании перетягивания добра мастер Батист. По моим скромным подсчётам он прибрал под себя две трети городской собственности, за исключением южной части, где располагались сеньоральные владения ордена бенедиктинцев. Кроме того, район ворот Флешембо, к которым стекались торговые пути из центральных и южных провинций Франции, являлись леном доминиканцев. Это был лакомый кусок. Очень лакомый. Пошлины взимались с каждой повозки, проезжавшей через ворота в город, и набегала более чем приличная сумма. Своего угла на территории Реймса у последователей Святого Доминика не было, и они ютились в вотчине бенедиктинцев монастыре Святого Ремигия. Там же они открыли канцелярию инквизиции и с большим успехом проводили следствия по светским делам в капитульных тюрьмах, что давало им определённые привилегии и дополнительные доходы.

Разумеется, мастеру Батисте это не нравилось, и он пытался подмять нищенствующих монахов под себя. Внешне это никак не проявлялось, я даже не предполагал, что у него дрязги с католической братией, пока аббат бенедиктинцев не предоставил мне своего адвоката, выразив таким образом поддержку. Ни для кого в городе не было секретом, что с мастером Батистом мы не дружим, и любая услуга в мой адрес автоматически делала предоставившего её врагом этого всесильного человека.

Впрочем, я всё больше и больше склонялся к мысли, что это не один человек, а организация. Невозможно в одиночку контролировать уголовный элемент, городские власти и торгово-ремесленные корпорации. Слишком огромный разброс в интересах и способах достижения целей. Мне кажется, что и королевская власть не в силах сделать подобного по той простой причине, что во времена Средневековья человеческое мышление не видело возможности для срастания криминалитета с властью. Мешала статусность. Криминалитет, по сути своей, это низы, простолюдины, а власть — аристократия с её полным отрицанием очеловечивания тех, кто стоит ниже по социальной лестнице. Банальщина. И я не думаю, что кто-то из власть предержащих смог через эту банальщину переступить. В данный исторический период это достаточно сложно, требуется иной менталитет. Мне кажется, что мастер Батист — это кучка крепких буржуа с вкраплением мелкопоместного дворянства, которому в силу своей нищеты самим приходилось обрабатывать земельные наделы. Да-да, в эпоху Средневековья такие существовали. Вот они-то статусностью не страдали и, объединившись, создали некое подобие современной административно-уголовной системы, или попросту ОПГ.

Мои предположения подтвердил Гуго. Вернувшись из монастыря Святого Ремигия, он с порога доложил:

— Всё узнал, господин, как вы и просили.

Я кивнул сержанту на сундук. Гуго сел, сложил руки на коленях, словно примерный ученик.

— Всё узнал, господин, — повторил он. — У монастыря с мастером Батистой земельная тяжба. Жан сказал, что мастер Батист хочет забрать себе монастырские пашни и сады и построить на их месте суконные мануфактуры. Мастер Батист уже договорился с испанцами о поставках шерсти. Он готов закупать несколько тысяч тюков ежегодно.

Я ни хрена не разбираюсь в овцах, но точно знаю, что лучшую шерсть в это время поставляла Англия. Там сейчас самый разгар эпидемии огораживания. Английские лорды сгоняют с пахотных земель крестьян и создают пастбища. Народ стремительно нищает, прётся в города, растёт безработица, преступность. Впрочем, какая мне разница: испанская шерсть, английская. Сады бенедиктинцев находятся в шаговой доступности от нашего дома. Вот и причина того, почему мастер Батист хочет отжать мою собственность. Ему нужна жилплощадь для будущих работников! Мануфактурщик, блин, капиталист проклятый.

— А про мастера Батиста твой Жан что-нибудь сказал? Кто он? Где живёт? Каков из себя?

Гуго пожал плечами.

— Никто его не видел. Никогда. Сам он в суд не приходит, только адвокаты и поверенные. Жан говорит, что такого человека нет. Это несколько разных людей.

Вот и подтвердилось моё предположение. Осталось выяснить, кто эти разные люди. Осмелюсь предположить, что их пять-десять не больше. Среди них наверняка Жировик, прево Лушар, возможно, тот старшина штукатуров… Хотя этот вряд ли, слишком глуп. Надо узнать, кто, кроме Лушара, входит в городской совет и в канцелярию бальи27. Короче, хватит отсиживаться, под лежачий камень вода не течёт. Нужно поговорить с прево. Жёстко поговорить. Даже если я в чём-то ошибаюсь, и он не входит в группу счастливчиков, назвавших себя мастером Батистом, какие-то имена он всё равно знать должен.

— Гуго, сегодня ночью намечается вылазка. Мне нужен человек, который ни перед чем не остановится. Ни перед чем, понимаешь?

— Понимаю, господин. С удовольствием буду сопровождать вас.

Достойный ответ достойного человека. Я велел ему идти собираться. Через час начнёт смеркаться, нужно будет выходить из дома. Где живёт прево? Память на этот счёт ничего не сообщала, нужно спросить Щенка. Я надел гамбезон, повязал меч, снял с гвоздя плащ и спустился вниз.

Мама по обыкновению сидела у камина, вышивала.

— Куда собрался, сын? Скоро ужин.

— А где Щенок, мама?

— Прекращай его так называть, это некрасиво.

— А как по-другому, если он сам себя так называет?

— У него прекрасное имя — Венсан.

— Понятно. И где этот Венсан?

— Должен быть у конюшни.

Я вышел во двор. Щенок сидел на корточках возле повозки и что-то чертил. Острой палочкой он проводил по земле линии, потом перечёркивал их, рисовал непонятные знаки.

— Чем занимаешься, Венсан?

Щенок поднял голову.

— Это вас так госпожа попросила называть? Не надо, я ещё не дорос до этого имени. Может быть потом, когда стану вашим оруженосцем, добьюсь положения, буду сержантом. Венсан Ле Шьё. Звучит?

— Звучит. Так чем занимаешься?

— Вот смотрите, господин, — он провёл ещё несколько линий. — Мне кажется, я придумал новую игру. Чертим решётку и в получившихся окнах рисуем по три палочки в ряд с наклоном влево или три палочки с наклоном вправо. Кто выстроит свой ряд первым, тот выиграл, а кто проиграл, с того денье. Как вам? Поиграем?

— Боюсь тебя огорчить, Венсан Ле Шьё, но эту игру придумали задолго до твоего рождения. Называется крестики-нолики. Вместо палочек рисуют или крестик, или нолик. Лучше нарисуй мне, где находится дом прево Лушара.

— Зачем рисовать, я могу проводить.

— Хватит, напровожался уже. Где его дом?

Щенок обиженно вздохнул:

— За Суконным рынком. Сразу за ним начинается улица Тамбу̓р. Если идти по ней, то, не доходя до королевской резиденции, второй дом справа. Там над дверями железный фонарь висит, а перед входом дорога камнем выложена.

Подошёл Гуго.

— Я готов, господин.

Он надел свой старый гамбезон, повесил на пояс фальшион28, на плечи накинул плащ. Ну прям бандит с большой дороги. Был бы я стражником, обязательно проверил у него документа. Ах да, паспортов ещё не придумали. Ну тогда бы спросил, куда на ночь глядя идёт человек, похожий на бандита с большой дороги, и записал его имя и адрес.

Щенок снова вздохнул:

— Идёте убивать прево?

Мы переглянулись.

— С чего ты взял?

— А зачем тогда вам оружие? Не в крестики же нолики вы с ним играть будете.

Гуго засмеялся, а я погрозил пальцем:

— Рассуждаешь много. Закрой ворота и никого не пускай.

— Понял, господин. Когда вернётесь, стучите громче. Холодно, я в стойле у Лобастого лягу, там потеплее…

Улицы Реймса ещё не утратили своей оживлённости, хотя сумерки сгустились настолько, что люди виделись нечёткими силуэтами. У дверей трактиров и домов богатых буржуа зажглись фонари. Я заметил, как в каморку зеленщицы тенью скользнуло грузное тело. Тело было наверняка зажиточное, потому что снаружи остались двое охранников.

Возле кладбища Сен-Морис тусовалась молодёжь. Смеялись, громко разговаривали. Из ближайшего трактира вынесли несколько кувшинов с вином. Будь чуть светлее, я бы наверняка узнал кого-то, ибо ещё месяц назад кладбищенские тусовки было моим главным развлечением. Я клянчил у мамы пару-тройку денье, скидывался на общак и заливался дешёвым вином в компаниях таких вот оболтусов, не добившихся в жизни ровным счётом ничего. У кого-то были богатые родители и им по-любому что-то светило, как тому лейтенанту. Но для меня — только монашеская ряса или мелкий приход где-нибудь в деревне на границе с Люксембургом или Лотарингией.

В принципе, мне и сейчас ничего положительного не светило. Если не получится разобраться с мастером Батистой, придётся бежать, причём бежать очень быстро, далеко и навсегда, бросив дом и надежду на тот самый приход на границе в деревне. Что ж, если действительно наступит такой момент, то лучше всего бежать в земли, находящиеся под королевским контролем. Там у меня появится возможность поступить в королевскую армию. Хотелось бы, конечно, рыцарем, но для этого необходимо несколько лет проходить сначала пажом, а потом оруженосцем у какого-нибудь дворянина, желательно родственника. Да и то не факт, что это откроет дорогу в привилегированное сообщество элитных воинов Средневековья. Так что стану простым наёмником, дай бог, латником, и ввиду интенсивности боевых действий на территории моей родной Франции вряд ли проживу долго.

— Господин, — зашептал Гуго, — кажется, это тот самый дом. Смотрите, всё как сказал мальчишка: фонарь, мостовая. А вон и королевская резиденция.

— Уверен, что резиденция?

— Уверен. В своё время мне довелось тут на часах стоять. Лет двадцать назад Карл Безумный прибыл в Реймс и мне выпала честь изображать из себя статую у дверей. Чертовски скучное занятие, зато потом капитан вручил от имени короля полновесный франк. Добрый был король, только не в себе малость.

Гуго сильно преуменьшил. Карл VI Безумный был не просто малость не в себе, а больной на всю голову. Первый приступ сумасшествия случился с ним в августе тысяча триста девяносто второго года во время карательной экспедиции против Бретани. Несколько дней до этого король чувствовал себя плохо, был раздражителен, рассеян. Проезжая по лесу, один из пажей уснул в седле и выронил копьё. Наконечник с грохотом ударил по шлему идущего впереди пехотинца, и лязг железа сработал как триггер. Неожиданно для всех Карл выхватил меч и с криком: «Бей предателей!» зарубил и уснувшего пажа, и пехотинца. Потом внезапно обнаружил себя среди колонны облачённых в железо людей, решил, что это разбойники и начал гонять их по дороге. Погнался за братом Людовиком Орлеанским, едва не прибил его — и жаль, что не прибил — после чего был схвачен, обезврежен и два дня провёл в коме. Придворные надеялись, что король всё, но тот выжил и в течении следующих тридцати лет продолжал радовать их приступами безумия. Королева Изабелла Баварская, устав от припадков мужа, во время которых ей и придворным неплохо прилетало от сюзерена, решила переложить свои супружеские обязанности на шестнадцатилетнюю фрейлину Одетту де Шамдивер. К удивлению всего двора, Одетта смогла найти подход к больному королю, останавливая приступы ярости одним лишь взглядом. Это была любовь, причём искренняя и с обоих сторон, и плод этой любви назвали Маргарита де Валуа. Когда король умирал, Одетта держала его за руку, а родная жена не пришла даже на похороны.

Вот такая маленькая история о безумном короле и волшебной силе любви.

Но любовь меня сейчас интересовала менее всего. Оставаясь в тени здания, я приглядывал за улицей. Прохожих было мало, лишь наёмные работники, мелкие торговцы с тележками да пара нищих. С Лошадиного рынка вышел патруль городской стражи и свернул в проулок, ведущий в сторону Рытвины.

Выбрав момент, когда перед домом прево никого не было, я сделал знак Гуго и быстрым шагом подошёл к дверям. Взялся за кольцо, ударил и приник ухом к полотну, вслушиваясь в тишину задверного пространства. Очень не хотелось попасть под надзор чужих взглядов. Мы хоть и завернулись в плащи с головой, но страх оказаться узнанным присутствовал.

Время тикало медленно. В дальнем конце улицы замелькали огни фонарей и начали быстро приближаться. Я снова постучал, на этот раз кулаком.

По ту сторону раздались шаги.

— Кто?

— От старшины Мишеля, — меняя голос, захрипел я. — Посланье велено передать. Важное посланье, нужно срочно, чтоб господин прево знал.

Дверь открылась без раздумий. Я ударил открывавшего под дых, перехватил падающее тело и вместе с ним вошёл в прихожую. Гуго помог уложить привратника на пол, завёл руки за спину и связал его же ремнём, потом вытащил стилет и предупредил:

— Заорёшь, воткну в глаз.

Со второго этажа раздался голос:

— Жюльен, кто там стучал? Что молчишь?

Гуго легонько пнул привратники в рёбра.

— А-а-а, господин прево, — заскрипел тот, и уже нам. — А что говорить-то?

— Так и говори: от Мишеля…

— Господин прево, от Мишеля посланник. Весть какую-то сообщить хочет.

— Ага, ну веди его в кабинет.

Шаркая тапками, прево ушёл, а мы подняли привратника на ноги.

— Ещё кто-то в доме есть? — приставляя стилет к горлу, спросил Гуго.

— Нет… Есть! Кухарка и две служанки. Но они в людской, спят уже. Ещё жена господина прево, но она тоже спит. Господа ложатся рано, каждый в своих покоях. Я тоже хотел лечь, но тут вы… кхе-кхе… нагрянули.

— Охрана?

— Нет. А зачем?

Ну да, о чём это я, какая охрана? Прево не боялся внезапных визитов. Если он из числа тех, кто скрывается под именем Батисты, то бояться в городе ему некого. А если не из тех, то в любом случае приближен к священным особам, а значит, тоже никто обидеть не осмелится.

Кроме меня.

— Веди в кабинет.

Мы поднялись на второй этаж. Длинный коридор, стены в гобеленах, из-под ближней двери сочилась полоска света. Привратник постучал.

— Господин прево…

— Да заводи уже. Я этому Мишелю взбучку устрою. Сколько раз говорил, чтоб ночами не беспо…

Он осёкся, увидев меня.

— Господин Сенеген?

— Де Сенеген, — поправил я. — Это ты, рыло поросячье, просто Лушар, а я де Сенеген.

Я намеренно говорил грубо и жёстко, чтобы сразу безо всяких объяснений показать, кто здесь главный. Лушар это усвоил моментально. Он затрясся, упал в кресло и начал шарить руками по письменному столу. Схватил какую-то бумагу, разгладил и положил на другой край. Взял вторую, третью…

— Господин де Сенеген, вы, очевидно, по вопросу своего штрафа, я правильно понимаю? Так вот, намерен вас успокоить: канцелярия городского совета никаких претензий к вам не имеет. Дополнительное расследование никаких нарушений с вашей стороны не выявило, и суд постановил считать вас невиновным. Как раз завтра с утра я намеревался сообщить вам об этом… Это очень… очень хорошие для вас новости, господин де Сенеген.

Как же он жалок… На нём была шёлковая ночная рубаха до пят, на голове колпак, в лице ни кровинки. Он настолько привык чувствовать себя в безопасности, что уверовал в собственное бессмертие. И вот эта вера рухнула.

Гуго прошёл к камину. Огонь почти погас, и сержант швырнул на угли несколько поленьев. Пламя снова полезло вверх, освещая кабинет.

— В данный момент меня интересует другой вопрос, — заговорил я.

— Какой же?

Рывком я сдвинул стол в сторону и завис над прево.

— Кто такой мастер Батист?

— Кто?

— Мастер Батист! Отвечать! Быстро!

— Я… Мастер Батист? Что вы, что вы, что вы… Я не знаю. Я не могу этого знать.

— Врёшь! Гуго, положи на угли каминные щипцы, пусть раскалятся. Сейчас он всё расскажет.

Гуго понимающе кивнул и сунул щипцы в угли.

— Как же так, господин де Сенеген? — задышал Лушар. — Пытать невинного человека? Это грех.

— Расскажи это тем, кого пытают в капитульных тюрьмах.

— Нет-нет-нет, что вы, мы никого не пытаем. Никого не пытаем просто так. Это происходит лишь когда преступник запирается на предварительном следствии. Но даже в этом случае требуется постановление суда. А без него нельзя. Запрещено законом!

— Ну так в чём проблема? Сейчас выпишем постановление.

Я взял чистый лист, обмакнул перо в чернильницу.

— Смотри: сим повелеваю пытать прево Лушара до тех пор, пока он не скажет всю правду о мастере Батисте.

Гуго вынул из камина щипцы.

— Готово, господин.

— Отщипни ему нос, Гуго.

Прево вжался в кресло.

— Я не знаю, я правда не знаю. Ну поверьте же. Это… Это… Это страшный человек…

Я сделал знак, и Гуго, уже поднёсший щипцы к лицу прево остановился. Прево закивал:

— Да, это страшный… очень страшный… Вы не представляете насколько страшный. Если я расскажу, он такое со мной сделает…

— Уверен, он не станет рвать тебя щипцами. А я стану! Сначала нос, потом член, потом всё остальное снизу вверх в порядке очерёдности. А потом суну тебя головой в камин, буду пить вино и смотреть, как ты жаришься. Ну так кто страшный, я или он?

Прево сглотнул.

— Вы не страшнее, вы такой же, — он выпрямился, голос стал увереннее. — Я действительно не знаю, кто скрывается под именем мастера Батисты. Хоть на куски режьте! Когда ему нужно встретиться со мной, он передаёт весть через Мишеля. В назначенный час перед моим домом останавливается закрытый экипаж, я сажусь, а там человек в плаще. Внутри темно, видно лишь силуэт.

— Голос узнать сможешь?

— Не смогу. Он меняет его, словно говорит через что-то. Такой глухой, неприятный. От него мурашки по коже.

— Как часто встречаетесь?

— Один или два раза в месяц, а может пропасть на полгода. Но иногда он передаёт письменные послания. Чаще всего там только имя и что нужно сделать.

— Обо мне говорили?

— Нет, только послания получал. Дважды. После смерти сеньора де Сенегена мастер Батист велел купить ваш дом, а потом… — прево хмыкнул и покачал головой. — А потом пришло послание с вопросом, почему до сих пор не купил. Тогда-то вас и арестовали. Я перепугался. Не выполнить поручение мастера, это большие проблемы. Я приказал заковать вас, выписал разрешение на допрос с пристрастием, но вмешались бенедиктинцы. Они прислали адвоката и наложили запрет на пытки. Доминиканцы их поддержали.

— И ты послушался?

— А как по-другому? Ссориться с инквизицией? Нет уж, пускай мастер Батист сам с ней разбирается. Я так ему и сообщил в последнюю встречу, а он сказал, что решит вопрос, — Лушар хихикнул. — Так что ещё не известно, что с тобой будет дальше.

К прево вернулось присутствие духа, и он потихонечку начинал хамить.

— О себе побеспокойся, щипцы ещё не остыли.

— Хватит пугать, — отмахнулся он. — Я же всё рассказал.

— А не боишься, что Батист тебя за это на кол посадит?

— А какую великую тайну я выдал? Ну встречаемся мы, и что? Разговариваем. Я для него важен, через меня он все проблемы в городе решает. Налоги, торговые пошлины, людишки неугодные. А ты кто? Пыль. Он тебя разотрёт и сдует. Или Жировику прикажет, тот о-очень хочет с тобой поквитаться.

— Жировик тоже в вашу компанию входит?

— И Жировик, и некоторые другие.

— Имена.

— Хех, имена ему…

— Гуго…

— Да ладно, ладно. Ну назову я имена? Что толку? Ты всё равно ничего не изменишь. Ты не справишься. Это как гору толкать. Можно орать, что сильный, но гора при этом не сдвинется.

— Имена! — я чуть повысил голос.

— Глава городского совета Шлюмберже, викарий Бонне, барон де Грандпре. Мастера многих цехов города, а может уже и всех. Об этом лучше Жировика спрашивать, это его компетенция приводить в покорность непокорных. Только до Жировика ты не доберёшься, кишка тонка — хихикнул прево.

— Ты тоже думал, что до тебя не доберутся.

— Ха, я вообще не думал, что до меня кто-то захочет добраться. Влезть в мой дом! Но ничего, теперь обязательно заведу охрану. А ты беги, Сенеген, беги. После того, что ты сотворил, тебе никакие доминиканцы не помогут. Мы тебя и из монастыря Святого Ремигия достанем.

Лушар хамел всё больше и больше. Он взял со стола серебряный кувшин, налил вина в кубок и сел, вытянув ноги. Страх прошёл, уверенность в бессмертие вернулась.

Я осмотрелся, заметил возле окна сундук. В таких хранят одежду, и стоят они обычно в спальнях. Но кабинет не спальня. Что он тут делает?

— Пожалуй, мы пойдём, — сказал я. — Прошу прощения за столь поздний визит. Желаю здравствовать.

— Не могу пожелать того же.

Гуго наклонился ко мне:

— Господин, вы же понимаете, — он взглядом указал на прево, — его нельзя оставлять.

Разумеется, я понимал это. Поднимать шум прево не станет, не в его интересах, но по инстанции доложит. Мастер Батист не дурак, наезд на прево, это наезд на него, такое нельзя оставлять без внимания, и решение может быть одно…

— Только сделай это быстро, Гуго. И пошвыряйся вокруг. Пусть думают, что ограбление.

— А привратника?

— Что ж ты вопросы какие задаёшь?

— Понял, господин, всё сделаю.

Гуго развернулся к прево, до того начало что-то доходить. Он бросил кубок, попытался встать, но сержант вдавил его коленом в кресло и вынул стилет.

— Эй, эй, ты что задумал… Сенеген! Он что задумал?

Я не стал ни смотреть, ни отвечать, и пока Гуго создавал имитацию ограбления, поднял крышку сундука. Признаться, рассчитывал увидеть аккуратно сложенные друг на друга мешочки с деньгами. Увы, это были бумаги. Я брал каждый лист и читал. Все записи на латыни, почерк крупный, кривой, чернила местами расплылись. Вот же хренов экономист этот прево, мог бы и получше чернила купить. Бумаги по большей части представляли собой доносы, купчие или просто столбцы цифр и имена. Мешочек с деньгами действительно нашёлся, но небольшой. Я ослабил тесёмку, высыпал на ладонь несколько монет. Это было не золото, судя по весу и размеру — су. Одна монета — двенадцать денье, такие мне ещё не попадались. На аверсе крест с едва заметными зазубринами на лучах, на реверсе щит-экю с таким же крестом. Денежки новенькие, муха не садилась.

Сколько здесь может быть? На вес — грамм около трёхсот. Не помню точно, сколько весил средневековый французский су, но в любом случае, это уже и мясо на столе, и вино в кувшине.

Я протянул горсть монет Гуго.

— За службу, сержант.

— Благодарю, господин, — улыбнулся Гуго, разглядывая монеты на ладони. — Тут будет побольше, чем пожаловал мне безумный король.

Я посчитал задачу выполненной. Выяснил почти всё, что хотел. Имена, явки, пароли. Несколько интересных бумаг прихватил с собой, остальные скомкал и раскидал по кабинету. Не смог выяснить только один момент: кто всё-таки скрывается под уже набившим оскомину именем «мастер Батист»? Один человек, несколько? Далеко не факт, что тот, с кем встречался Лушар, он и есть. Это мог быть посредник, ещё одно доверенное лицо. Ох как же сложно добраться до головы этой гидры. Но ничего, теперь у меня есть имена, и я пойду по этой цепочке до конца. Шлюмберже, Жировик, викарий Бонне. Кто-то обязательно проговорится.

Пересыпав оставшиеся монеты в поясную сумку, я подошёл к двери и прислушался. В коридоре было тихо. Выглянул. Никого. Спустился вниз. На улице тоже тихо, только ветер слегка подвывал, продираясь сквозь узкие переулки.

Мы выскользнули из дома и прижимаясь к стенам двинулись вдоль улицы к Суконному рынку. Обошли его по краю и свернули к капитульным тюрьмам. Ворота были закрыты, по бокам горели фонари. По двору кто-то ходил, кашлял, мне показалось, что Квазимодо, кашель хриплый и громкий, как у него. В стороне забряцало железо, замигали всполошённо огни — вдоль границы с Рытвиной проходил патруль городской стражи. Не там ходите. Вот уж утром заголосят, когда найдут труп прево Лушара.