Под ухом вибрирует телефон. Старается изо всех сил, будит меня, вытаскивает из лучшего мира.
Как же громко… Не желая окончательно выходить из сна, я перекатываюсь на другую сторону кровати.
Пара секунд, и он умолкает.
Главное правило выходного дня – не брать трубку. Особенно, после шести рабочих смен подряд… Мне все равно. Даже Артем и Ева потерпят хотя бы пару часов.
Не проходит и минуты, как мочевой пузырь вопит о нужде. Блеск. Приходится шаркать в туалет.
Сон улетучивается.
– Доброе утро, – вернувшись в комнату, я приветствую Варю и падаю спиной на кровать.
Спешить некуда, особых планов на день нет: зайти в любимую булочную, прогуляться по центру, посидеть на набережной… Может, что-нибудь придумать по ходу дела.
Телефон вибрирует три раза и затихает. Дотянувшись до него, я рисую пальцем замысловатый узор на экране блокировки: один пропущенный вызов и одно новое сообщение от Стычко – коллеги-судмедэксперта. Он заступил на дежурство после меня.
«Утром вызов был. Опять труп с рвотой и клаудовской сигаретой, а эти на фургоне через пару минут приехали, и нас отозвали».
Пятый случай уже…
Укоризненный взгляд от Вари.
– Да, ты права. О работе нужно думать на работе, – я с ней полностью согласен. – Надо бы проветриться…
В глазницах вспыхивает вопрос.
– Ненадолго я. Обещал же, что поболтаем.
Сегодня Невский проспект чересчур оживленный. Благо, что булочная, в которую я обычно захожу, находится совсем недалеко от метро, к тому же, приезжие редко ее находят.
Завернуть с Невского на небольшую улочку, пройти пару домов, сократить через дворики, попасть в переулок, выйти на еще одну улочку… Вот тут-то и прячется…
Та самая булочная.
Не слишком большая и не слишком маленькая, она никогда не бывает набитой людьми, но и никогда не пустует, персонал вежливый, но не навязчивый… Цены не кусаются, а качество выпечки и напитков всегда на высоте.
Кажется, что здесь во всем соблюдается золотая середина.
Массивная дверь с легкостью поддается на толчок ладонью, а мелодичный звон «музыки ветра», неизменно висящей над входом, растворяется в галдеже посетителей.
– А можно с собой?
– Вообще-то, я тут стояла…
– Лена, я заняла здесь!
– Как закончились? Совсем?
– А что тут у вас самое вкусное?
Небольшая очередь тянется мимо витрины с пирожными, тортиками и булочками, от разнообразия которых у посетителей разбегаются глаза. Исключением, наверное, являются такие завсегдатаи, как я. Невольную улыбку вызывает рыжеволосая девочка лет пяти, прильнувшая к стеклу, что запотевает от каждого ее выдоха. Взглядом голодного хищника ребенок сверлит кусочек «Медовика» на белом блюдце и готов буквально броситься на него…
– Добрый день! Что будете заказывать?
Я вздрагиваю, несмотря на то, что голос приятный и мягкий. Откуда он?
Кто это сказал?
Перед глазами все расплывается, девочка и витрина пропадают.
Еще немного.
Мир становится вновь четким и различимым.
– Вы не определились? – все тот же приветливый и бодрый голос, но с ноткой неуверенности.
Теперь я стою у прилавка, а мне улыбается девушка с пепельными волосами, поблескивающим пирсингом в носу и недоумением в серых глазах.
Опять провал в памяти? Может просто совпадение…
Может.
Тонкие губы, тонкая изящная шея, тонкие запястья.
На бейдже выгравировано золотистыми буквами далеко не современное имя – Зина. Раньше я ее не замечал. Новенькая.
В списке вещей, которые мне не нравятся, перемены входят в первую десятку – восьмое место. Но провалы в памяти я не люблю больше – почетное третье место. Они могут говорить только об одном…
Он вернется.
Вернется.
– С вами все в порядке?
– Да… наверное… Простите, мне черный кофе, – после невнятного бормотания я выдавливаю из себя кислую улыбку.
– Что-нибудь еще? Булочки с корицей только-только испекли!
Предложения от продавцов-консультантов и кассиров – седьмое место.
– Нет, спасибо.
Но это же булочки с корицей…
Я передумываю. Сам.
– Все-таки возьму одну булочку, спасибо, – я стараюсь улыбнуться получше.
– Вам с собой или здесь? – у девушки радостный блеск в глазах. Дополнительная продажа всегда радует новичков, придает уверенности в себе.
– Здесь, – я расплачиваюсь и сажусь за дальний столик так, чтобы полностью видеть помещение.
Иллюзия контроля.
Плетеное кресло еле слышно скрипнуло подо мной, призывая откинуться на спинку, расслабиться и забыть на время обо всем на свете. Так я и делаю, немного отпив из матово-черной чашки. Обжигающий терпкий кофе заставляет поморщиться. То, что нужно.
Тихонько вибрирует телефон в кармане. Замысловатый узор – сообщение от Артема. Не звонок, а значит, ничего срочного. Вспоминаю, что он сегодня на дежурстве и, скорее всего, прислал историю, неуместную к столу, я решаю прочитать ее в более подходящей обстановке.
Глоток за глотком. Чашка наполовину пустая.
Если что-то опустошать, то оно не может быть наполовину полным. Если что-то наполнять, то оно не может быть наполовину пустым. Все зависит от действия.
Наполнять себя или опустошать? Самосовершенствование или самодеструкция?
Красная таблетка или синяя?
Заверните обе.
Посетителей заметно прибавляется, и создается та атмосфера, за которой я сюда захожу: не яркое, но и не тусклое освещение, довольные лица, частое жужжание кофемашины и воздух, пропитанный некой беззаботностью, наполненный приятными ароматами горячей выпечки и свежемолотых зерен. Идеальное сочетание, чтобы отправить мысли за пределы досягаемости. Ни до одной не дотянуться. Да, я не в восторге от скопления людей, но это место – исключение. Звуки постепенно смешиваются в единый не напрягающий фон, глаза фокусируются на невидимой точке в пространстве, и, кажется, я даже забываю дышать.
Идеальный коктейль.
– А тебе не кажется странным, что они уже пятое тело забирают?
Голос бесцеремонно врывается в голову. Как всегда.
Рука, которой я тянусь за чашкой, предательски трясется. Пятнадцать дней мысли принадлежали только мне, и вот опять…
– Ты и сам знаешь ответ, – я почти не шевелю губами.
– Надо же было с чего-то начать разговор.
– Не лучший выбор.
– Все-то тебе не так. Опять не выспался? Меньше бы пил всякую дрянь…
Я тру указательными пальцами виски. Возвращение Голоса мало радует. Совсем не радует. Его псевдозабота тем более.
– Не сейчас.
– Как хочешь. На плакаты посмотри, что ли…
Сделав глоток стремительно остывающего кофе, я обвожу взглядом стены, усеянные ретро-плакатами и останавливаюсь на одном из них. Пальцы сами начинают тарабанить по столу. Друг за другом, по очереди.
Изображение стиляги из 60-х, курящего на вытянутом капоте желтого автомобиля, возвращает забытую мысль о «Клауд»: что, если причина смертей – сигареты?
Во всех пяти случаях – рвотная масса нехарактерного болотного цвета. А рядом лежал истлевший окурок сигареты «Клауд».
Один раз – совпадение, два – случайность, а вот пять – закономерность.
Я даже перчатки не успевал надеть на месте обнаружения тела, как появлялись два человека в гражданской одежде, звонили Анатолию Борисовичу – начальнику следственного управления – и он нас отзывал. Говорил, чтобы без разговоров собирались и ехали обратно. Какие разговоры-то с начальником… Выяснилось, что прикатывают эти «гражданские» на белом фургоне без номеров и каких-либо опознавательных знаков вообще.
Их всегда двое.
Выглядит, конечно, подозрительно. Особенно, если учесть, что отзывать работающую группу с места происшествия – означает рисковать своим креслом. Анатолия Борисовича могут и самого заподозрить… Скорее всего, приказ идет откуда-то сверху, но это лишь сгущает тучи.
Возвращаясь к телам… По большей части мне до лампочки кто, зачем и куда их увозит, и без них хватает забот, но… Это вечное «но».
Отравление?
Может, есть связь? Если их кто-то отравляет намеренно, через сигареты, то это уже убийство, и дело приняло бы интересный поворот. Но нет тела – нет дела…
– Ха-ха! Да ладно? Ну и как она? – мужчина за соседним столиком, громко гогочет и прерывает мои размышления.
Излишне упитанный, коротко стриженый, с двумя подбородками, он с любопытством слушает щуплого паренька, что-то робко рассказывающего, и периодически награждает того одобрительным гоготом. Его похожие на жирных личинок-переростков пальцы ухватываются за белую чашку с горячим капучино, которую только что принесла официантка.
– Ты – хозяин своих эмоций. Ты – повелитель своих действий.
Голос шепчет. Насилие – не выход. Он всегда был против насилия.
Подойти и ударить его головой о стол. Лучше о чашку. Направить это розовощекое с поросячьими глазками лицо прямиком на встречу с чашкой.
Вдребезги. Всмятку.
Возможен ожог первой степени. Возможно проникающее ранение одного или обоих глаз осколками. Возможна частичная или полная потеря зрения. Как повезет.
Как не повезет.
– Я разглядел, – о жуткая минута! –
Толпу нагих дерущихся людей,
В болоте смрадном завывавших люто,
Я терпеливо дожидаюсь, пока Голос закончит цитирование, вливаю в себя остатки кофе и, шумно отодвинувшись от стола, направляюсь к выходу.
– Хорошего дня! – прощается со мной кто-то из персонала, а вместе с ним и «музыка ветра» звенит над распахнутой дверью.
Такой ли он будет хороший?
Я возвращаюсь на Невский проспект, на котором стало гораздо меньше людей, и двигаюсь к следующей на сегодня цели. Во мне теплится надежда на выходной без происшествий. Единственное, что раздражает – «Клауд».
Дым и запах. Запах и дым.
Не спрятаться. Я вынужден это видеть, это вдыхать. Потому что разрешено законом. У меня никто не спрашивал. Ты в меньшинстве – терпи.
Большинство решает.
– Решает тот кто, может все.
Решает власть.
Густой оранжевый дым – «Дерзкий апельсин» бьет по моим рецепторам.
Синий – «Нежная голубика» атакует мои ноздри.
Ярко-желтый – «Сочное манго» впитывается в мою кожу.
Светло-желтый – «Освежающий ананас» окутывает мое лицо.
Бордовый – «Гранат-Гранат» ловит порыв ветра и летит прямо на меня.
Белый – «Малазийский кокос» просачивается через мою одежду.
Несколько минут, и поворот на Большую Морскую приводит меня к арке перед Дворцовой площадью. Здесь почти нет ярких пятен курящих «Клауд».
Успешно огибаю промоутера в костюме зайца, промоутера в костюме зебры и мужчину в костюме Петра I, я застываю в тени, прямо под нишей с доспехами.
Что-то не так.
Туристы с фотоаппаратами на шеях глазеют на все подряд, продавцы сувениров наперебой зазывают купить именно их товар, улыбчивая молодежь что-то громко обсуждает… «Петр I» хватает под руки зазевавшихся людей и предлагает сфотографироваться… Кто-то совсем рядом открывает банку газировки…
В животе просыпается ноющее чувство тревоги. Сердце бьется быстрее, сдавливает виски – плохой знак. Очень плохой.
– Ага! Ты водишь! – мимо пробегает взъерошенная коротко стриженая девочка лет семи, звонко смеется и показывает язык такому же лохматому мальчишке лет шестнадцати.
– Детская безмятежность, нам бы ее сейчас, да?
Голос говорит искренне, с легко различимыми нотками грусти.
– Мне. Да, было бы неплохо…
– Ты разве не узнаешь их?
Они носятся вокруг группы азиатов, которые будто бы их не замечают.
Он специально отстает и делает вид, что устал.
Она хихикает и корчит ему рожицы.
Но вдруг мальчишка наступает на развязавшийся шнурок, чуть не падает и, буркнув что-то себе под нос, приседает на корточки, чтобы сделать новый и крепкий узел. Девочка тем временем врезается в неведомо откуда возникшего Подростка. На вид – ровесник первого мальчишки. Выражение его лица говорит само за себя: кто-то не прочь самоутвердиться.
– Ты знаешь, что будет дальше. Необязательно смотреть…
Галлюцинации. Отрывки из прошлого. Словно сон проникает в реальность и сливается с ней.
Одно целое.
Голосу не нравится, что я всегда стараюсь наблюдать до конца, считает, что это мне только вредит. Наверное, он прав.
Но я хочу видеть… Хочу помнить…
Моргнуть – означает развеять галлюцинацию.
Моргнуть… Безусловный рефлекс, без которого через десять секунд в глазах начинается дискомфорт и жжение, а через минуту слезная жидкость скапливается на краях век и вскоре вытекает за их пределы… Не самые приятные ощущения.
Я хочу видеть… Приходится терпеть нарастающее жжение, игнорировать катящиеся по щекам слезы.
Ситуация накаливается и переходит границы: Подросток толкает девочку с такой силой, что та теряет равновесие и падает на землю. На глазах ребенка сразу выступают слезы…
– Крис!!! – кричит она.
Никто из взрослых не успевает сообразить и помочь девочке, но реакция мальчишки моментальная. С уже завязанными шнурками он без разговоров кидается на Подростка и сбивает его с ног.
Я всегда плевал на то, кто прав, а кто виноват – мою сестру никто не смел обижать. Каким-то чудом до драки никогда не доходило, всегда хватало только слов, но сейчас – другое дело. Увидев на земле плачущую сестру и усмехающегося ублюдка рядом, во мне, шестнадцати летнем мальчишке, что-то щелкнуло, перевернулось…
Перед глазами проскочила белая пелена.
Я не особо знал, как бить и когда нужно прекратить, но сжал кулак и ударил, насколько хватило сил. Костяшки вспыхнули болью, которую перекрыла внезапно охватившая меня эйфория.
Странное чувство. Такое же всепоглощающее, как и ярость, но приносящее наслаждение и новую пелену перед глазами. Подросток не ожидал такого поворота, попытался отбиться, но…
Я не боялся покалечить и не боялся убить. Я просто об этом не думал. А именно отсутствие страха за последствия позволило мне использовать гораздо больше ресурсов и отключило все барьеры…
Превосходство.
бить. бить…
– Заткнись! – окончательно потеряв контроль над собой и не понимая, что делаю, я занес руку вновь. Удар вышел сильнее и точнее. Хлынувшая из разбитого носа кровь заливала щеки ублюдка и смешивалась с его слезами. Мне хотелось еще. Боль соперника лишь раззадоривает. Бесконтрольное состояние… Я бил снова и снова, а удары были все быстрее и жестче…
Сокрушительное поражение… Этот… Этот… Мой одногодка, чуть крупнее меня… Лежит и скулит, закрывается руками, что покрылись кровью и налипшей грязью… Но я все равно нахожу «дыры» в защите и бью в открытые места.
Скула. Висок. Ухо.
«Прямой» в сломанный нос.
Ухо. Ухо. Висок.
Челюсть.
Беспомощность. Жертва.
бить. бить. бить. бить…
– Крис! Не надо! Хватит! – просьбу испуганной сестры я услышал, но не обратил должного внимания…
– Мужчина, с вами все в порядке? Мужчина!
Я часто моргаю. Глаза горят. Рядом со мной стоит женщина средних лет и тормошит за плечо.
Галлюцинация исчезла.
Но в памяти все продолжается: еще два удара, отец подбегает и стаскивает меня за шкирку, а глаза сестры полны страха и восхищения.
– Мужчина! Да ответьте же! – женщина беспокоится не на шутку. Несколько человек оглядываются, двое замедляют шаг.
Хоть я и живу в Петербурге с самого рождения, но отзывчивость его жителей не перестает меня удивлять.
– Все хорошо, спасибо… Просто задумался, – выдавливаю я из себя и вытираю слезы, продолжая часто моргать.
– Вы уверены? Вы что-то бормотали! У вас слезы…
– Мысли вслух, а это просто… Аллергия, – я пытаюсь улыбнуться.
Женщина с недоверием смотрит на меня, отпускает плечо и, оглянувшись пару раз, уходит.
Наконец-то биение сердца возвращается к нормальному ритму, боль отпускает виски.
– Не надоело?
Голос меня осуждает.
– Нет.
После того случая отец записал меня в бойцовский клуб «Мясорубка», а позже к тренировкам присоединился и Артем.
Я выхожу на Дворцовую площадь и слышу, а затем и вижу уличного музыканта – мужчина лет тридцати с короткими темными волосами, в черной футболке и куче кожаных браслетов на татуированных руках.
Расположившись рядом с Александровской колонной, он настраивает аппаратуру, а в это время вокруг него постепенно собирается народ. Как это обычно и бывает летом, многие садятся или даже ложатся прямо на прогретую солнцем плитку. Отличная возможность отвлечься и переключиться с воспоминаний на более позитивную волну.
– Раз… Раз… – мужчина проверяет исправность микрофона и улыбается. – Рад всех вас видеть в этот прекрасный день!
Люди аплодируют. Харизма из него бьет ключом.
Новое лицо в рядах уличных музыкантов Питера… Во всяком случае, здесь, на Дворцовой площади. Можно по пальцам посчитать, сколько ребят посменно берут эту точку для выступлений.
– Не все могут себе ее позволить.
Уличную романтику омрачают подпольные «Девяностые».
Хочешь играть – плати.
Хочешь торговать – плати.
Хочешь просить милостыню – плати.
Хочешь бизнеса без проблем – плати.
Хочешь жить – плати.
Новое лицо…
– Дадим ему шанс… Может, он не так плох?
– Ну-с, не будем тянуть! – произносит «не так плох».
Я выбираю место поодаль, кидаю рюкзак под голову и ложусь, вслушиваясь в слова незнакомой песни…
Твой плач приносит боль и смерть
Для всех, кого любила ты,
И крик разрушит стены те,
Где были сёстры рождены…
Низкий, хорошо поставленный голос.
Приятное тепло от солнца мягко окутывает меня, забирая всякую плохую мысль, а легкий ветерок сдувает остатки негатива.
И тёмный принц дух твой
На привязи держал,
Идти войной на брата мрачно указал.
Но в бестелесной тени ненависть, кипит!
Она дождётся часа – скинет цепи и…
Где-то в небе пытается заявить о себе чайка, но ее крик вытесняет припев.
Кричи-кричи… Пусть знают все, что ты идёшь!
Кричи-кричи… Врагу вселяя в сердце дрожь!
И пусть ты никогда не станешь той, что раньше…
Несёшь ты гордо имя
«Королева Банши»!
– Привет! Можно я тут сяду?
Я нехотя открываю глаза: на меня внимательно смотрит невысокая девушка азиатской внешности с черной косой до пояса. Ее желтая доходящая почти до колен футболка с названием популярной рок-группы, скрывает остальную одежду.
Шорты? Трусики? Голая?
– Держи карман шире.
Твой истязатель пал,
Но избежал твоей руки.
Весь смысл жизни – месть –
ПРОПАЛ!
Разжались кулаки…
– Садись, – сухо отвечаю я, скрещиваю руки на груди и перевожу взгляд с ее кислотно-красных кед на ангела, возвышающегося на Александровской колонне. Девушка, не стесняясь, садится рядом и крутит в руке сигарету «Клауд».
Карие глаза, большая родинка на шее справа, вздернутая верхняя губа.
Бледные обнажившиеся ноги… Я замечаю край джинсовых шорт.
– А девчонка ничего. Может, поболтаешь?
– Отвали, – недовольно бормочу я.
– Извини, что? – девушка спрашивает чересчур удивленно.
– Что тебе нужно? – игнорируя ее вопрос, я довольно резко задаю свой. Настроение портится.
И на краю стоя, не видя больше цели,
Шагаешь ты во тьму с вершины цитадели…
Валь’кире не позволив заглянуть за край,
Вернули в тело дух
Живи, СТРАДАЙ!
– Просто поболтать хотела…
– Давай же…
Попытки заговорить или познакомиться – шестое место.
– Не в духе, – я закрываю глаза, давая понять, что разговор окончен.
– Как грубо.
Голос усмехается. Он играет, он доволен.
Кричи-кричи… Пусть знают все, что ты идёшь!
Кричи-кричи… Врагу вселяя в сердце дрожь!
И пусть ты никогда не станешь той, что раньше…
Несёшь ты гордо имя
«Королева Банши»![3]
Щелчок зажигалки. Запах клубники. Какая наглость…
Бинго! Клубника – четвертое место. Жизнь порой удивляет чередой невероятных совпадений, жаль, что в этот раз они играют против меня.
– Случайности не случайны.
– С кем ты разговариваешь?
Я цокаю языком. Девушка все еще на месте и выдыхает густой красный дым.
Красный – «Игривая Клубника» топчет мой день.
Сколько потребуется времени пламени зажигалки, чтобы добраться из точки «кончики волос» в точку «эпидермис кожи головы»?
Обожженная курица.
– Нет.
Но больше раздражает не она, а «Клауд»…
«Клауд»…
С появлением «КЛАУД» на них помешались абсолютно все и каждый. Почти… И не мудрено: они помогают избавиться от зависимости, которую вызывают обычные сигареты, не содержат смол и никотина, к тому же фильтры разлагаются всего-то за год. Плюс ко всему – бессчетное количество вкусов и дым любого цвета, какой только душа пожелает.
Сказка. Мечта.
Секретов производства и полный состав сигарет компания, конечно же, не раскрывает, чем привлекает к себе немного ненужного внимания, но подавляющее большинство будто не замечает этого.
Слишком хорошо получается. Плюсы, плюсы, плюсы… А где минусы? Где обратная сторона медали? Мы живем не в том мире, где за красивой оберткой скрывается вкусная конфета.
– Не с тобой, – огрызаюсь я, поднимаюсь и, закинув рюкзак на плечо, иду к набережной.
– А песня мне понравилась.
– Да, мне тоже.
Самобытно, с душой и голос то, что надо. Как в старые добрые.
– Знаешь кто такие «банши»?
– Предвестницы смерти, – я вспоминаю свое увлечение мифологией в студенчестве.
– Жаль, что люди исковеркали их образ.
– Люди все коверкают.
Нева… Ее черные воды притягивают незаметно: сначала наблюдаешь за теплоходами и катерами, провожаешь глазами одну из десятков чаек, что кружат близ берега, и вот твой взгляд на какие-то доли секунды соприкасается с рекой. С этого момента ты ее пленник, и она вольна делать с тобой все, что пожелает. Вдохновить, поселить в сердце тоску или порадовать мимолетным воспоминанием – на каждого у нее свой план… Но проходит немного времени, и в голове остается только шум воды, будто она вымывает все до единой мысли. Рано или поздно в этом нуждается каждый.
Я сижу на каменной плите одного из спусков к Неве.
Подошвы моих кед почти касаются поверхности воды, тело слегка раскачивается в такт небольшим волнам, а влажный воздух освежает как легкие, так и голову, избавляя от ненужного хлама внутри…
Я не моргаю. Я вглядываюсь в Неву – Нева вглядывается в меня. Мы сливаемся в одно целое.
Я – капля воды.
Я – стремительная волна.
Я – мощь черных вод.
Если сейчас из воды вынырнет русалка и поманит, то я, не задумываясь, прыгну за ней. Просто подамся вперед, расслаблю все мышцы и никогда не вернусь на сушу.
Из Невы мы попадем в Финский залив… Проплывем мимо Кронштадта, оставим позади Таллин и Хельсинки… Устремимся к Копенгагену и Мальмё… Минуем и их… Нас будет ждать обжигающий холод проливов Каттегат и Скагеррак, но мы не побоимся… Через Северное море доберемся до Фарерских островов, близ которых отдохнем и устремимся в Атлантический океан…
Мы – величие океанических вод.
Мы – цунами, что несется на человечество.
Меня отвлекает карканье двух весьма крупных воронов, вышагивающих неподалеку. Они замечают мой взгляд и замолкают.
Когда-то в детстве мы с Артемом узнали, что во́рон и воро́на – это не самец и самка, а разные птицы, и на ближайшем уроке биологии попросили учительницу рассказать, чем же они отличаются. Оказалось, что с ними можно спутать еще и грача. Но во́рон – самый крупный из них, отличался не только размером тела, но и массивным клювом с немного заходящим на него оперением, и раскрывающимся во время полета клиновидным хвостом…
Эти двое – самые крупные из всех, что мне доводилось видеть. В городах ворон – не частый гость. Умная птица – предпочитает селиться вдали от человека.
– Привет, – я не шевелюсь, боясь их спугнуть. – Какими судьбами?
Они неотрывно смотрят на меня и приближаются на три шага друг за другом.
– Знал бы, то прихватил чего-нибудь вкусненького. Извините уж.
В два прыжка вороны подбираются ко мне почти вплотную – протяни руку, да дотронься – но я соблюдаю осторожность и продолжаю сидеть неподвижно.
Они расправляют крылья, каркают и, стукнув по разу клювами у моей ноги, улетают.
– Крупноваты, не находишь?
– Может, цирковые? – я слежу за их полетом над Невой, пока они не исчезают за мостом.
– Может…
Мимо неспешно плывет теплоход с рекламным плакатом на боку, с которого подмигивает и выдыхает бирюзовый дым миловидная девушка. Чуть выше пестрит надпись:
«БУДЬ ЯРКИМ! ВЫБИРАЙ ЛЮБОЙ ЦВЕТ ПОД ЛЮБОЙ ВКУС!»
– Оригинально, ничего не скажешь.
Голос нередко ворчал при виде рекламы «Клауд». Ему с самого начала не нравилась чересчур активная пропаганда нового продукта и неимоверное количество коллабораций с всемирно известными брендами. От этого популярность сигарет росла в геометрической прогрессии.
Девятое место – реклама.
– Мог бы привыкнуть, – я встаю и плетусь в сторону метро.
Напиться – это единственное, чего я хочу.
– Джину из лампы было бы с тобой легко.
Мне не нужен джин из лампы.
Мне нужен ром из бутылки.