Прямо за углом

II. Глава 2. Река

И вновь дорога, и снова камни, и опять берег — на этот раз берег реки.

Я встретился с Отшельником. Он, конечно, обрадовался нашему воссоединению, пусть и временному, но было заметно, что все его помыслы направлены в сторону потенциальной невесты.

Дядя решил, что они соберутся с силами, и отошлют кого-то через пустошь, предупредить, наладить связь, может быть, вообще перебраться туда, если придется. Иметь хоть какой-то путь к отступлению.

Они терпели разрыв в пустоши раньше, когда с другой от нее стороны приходили люди, приходили вести, была налажена торговля. Они терпели его в последнее время, потому что не знали, что происходит на той стороне. Ведь за пустошью тоже могли быть варвары.

Наш с Отшельником переход через пустошь показал, что хоть с той стороны все в порядке. К тому же дорога стала легче, с новыми стоянками, со свежей информацией, что где находится, где есть выходы к морю, где можно обойти проблемные места.

Никто не верил, даже я, что варвары выжили в пустоши. Они могли там какое-то время оставаться, да. Но они не вышли на ту сторону, не вернулись обратно, не нашли брод. Мы с Отшельником не видели никаких следов их пребывания. А они обязательно должны были найтись.

Варвары сгинули, это не они зажгли огонь в пещере.

Но и Отшельник этого не делал. Он вообще не заходил вглубь. И не видел никакой горючей жидкости. Просто погода ему благоприятствовала, и он проскочил с ходу там, где я застрял.

Получается, что в пустоши находился кто-то еще. Можно, конечно, было подумать, что фитиль горел там очень давно, но никто всерьез в это не верил.

Огонек, и кто его поджег, оставался загадкой.

Поэтому дядя хотел идти через пустошь сам. Возможно, уговорит Отшельника мотануться туда и обратно, благо, дорога проторена.

Возможно, они решат бросить обжитые месте и уйти все.

Я не знал.

Я не стал ждать их решения. Где-то наверху, выше по течению реки, жил прыгун. Он ушел туда сразу, как одолел варваров. Перешел на скудную речную рыбу. Ушел давно, и ни разу не возвращался.

Никто не знал, жив ли он. Там ли он. Как высоко он поднялся по течению.

Мне нужно было это выяснить.

Говорили, что он появлялся в этом мире достаточно часто. У нас с ним есть шанс совпасть. Что-то надвигалось, и мне не хватало ни информации о врагах. Хуже того, я не мог разобраться в самом себе, в своих возможностях.

Нужно было это как-то менять. Нужен был хоть кто-то, кто расскажет мне обо мне самом, потому что сам — такой же. Догадки из вторых и третьих рук, еще и отфильтрованные и рафинированные, давали очень мало.

У реки росли лишайники, и ничего больше. У моря этих лишайников было полно. Когда-то именно в этих краях, у слабосоленого моря, а еще вероятней — в устьях впадающих в него рек, этот лишайник и возник, вылез из воды, адаптировался к жизни на суше. Крохотные водоросли спрятались в прозябающем мху, и симбиоз двух слабых нача́л неожиданно создал комбинацию, способную покорять континенты.

Лишайники были пионерами, которые смогли организовать первые форпосты органической жизни на суше. Когда-нибудь тут появятся леса. Нескоро, понадобятся еще миллионы лет, но леса появятся.

У моря — на эти лишайники не обращали особого внимания. Вроде что-то целебное из них делали, я не вдавался, но не более того. Здесь, из-за отсутствия моря и водорослей, основного материала для топлива и поделок, лишайники стали всем.

Чем выше я поднимался, тем плотнее жался лишайник к берегу. Уже через пару километров из сплошного ковра, закрывающего все, куда падал взор, заросли превратились в узкую полоску в десятки метров вдоль реки.

Иногда я шел прямо по ней, но чаще ступал рядом. Этот лишайник завоевывал территорию, наверное, уже тысячелетия, и не хотелось отбрасывать его на столетия назад одним неуклюжим движением.

Река еще не выровняла русло, изгибалась, отступала у каждого камня покрепче, вилась между скалами. Зачастую я даже не видел саму реку, и ориентировался только по той самой зелено-бурой полоске.

Для лишайника это была борьба за выживание. Этим он сильно походил на меня сейчас. Мох, несущий в себе водоросли, пробовал пробраться везде. Забраться на любой камень — и погибал, бурел и желтел, но при этом успевал выбросить споры, которые с высоты разлетались далеко, и дальше цеплялись за любую ямку, где оказывалось хоть немного влаги.

Лишайник лез в щели в земле, где погибал из-за недостатка света. Но слой за слоем, поколениями, в этих щелях накапливалась органическая масса, и за десятки лет такие щели становились самые плодородными, на которых лишайник рос быстрее всего.

Ветра ломали лишайнику веточки, которые падали где-то неподалеку, и вновь прорастали, если им удавалось получить дождевую воду.

Любой ручей, впадающий в реку, обрастал лишайниками. Они держались за каждый источник воды. Здесь было много пресной воды, и много лишайников.

А это — как минимум топливо. Думаю, и лежанки, и даже одежда — только здесь люди жались к морю, где проще добывать еду, поэтому из лишайников одежду делать не умели.

Либо ушедший наверх прыгун имел хороший запас всего с собой, и пока что ему хватало. Это был наиболее вероятный вариант, с учетом его отсутствий в этом мире. Может быть, он научился делать одежду сам. Может быть, он погиб, там, в глубине континента. Может быть, он ходил там голый. В голове крутились и более экзотические варианты.

Но я склонялся к тому, что просто то, с чем он ушел, еще не закончилось.

Лишайники пытались выжить в ямах, периодически наполняемых дождевой водой. Их зеленые пятна, иногда желтеющие, иногда даже краснеющие, я видел и далеко от берега. Вгрызающаяся в континент биомасса, которой просто еще не хватило времени, чтобы адаптироваться.

Тысячи поколений, и лишайники здесь будут везде. Это наступление продолжается тысячелетиями, и я отлично знал, кто в итоге победит.

Лишайники отступят лишь перед своими же потомками, более удачливыми, более приспособленными, лучше перерабатывающими солнечный свет, способными доставать воду из глубины, а не только с поверхности.

Способными разрушать камни, менять ландшафты, изменять состав воздуха, влиять на климат, и даже, до какой-то степени, управлять погодой.

До этого сейчас еще далеко.

Я рыскал. Тот, кого я искал, наверняка ушел значительно дальше, чем то жалкое расстояние, которое я прошел. Раз он не возвращался к людям, то сильно дальше. Но пока он шел, а шел он по этому берегу — в этом я был уверен практически наверняка, пока он уходил вглубь континента, он должен был где-то спать, отдыхать, ловить рыбу, которой здесь было мало.

Мне нужны были следы. Я не мог обойти весь континент, да даже берег одной реки, в бездумных поисках единственного человека.

Последние оборудованные стоянки вдоль реки, до которых еще доходили рыбаки, закончились. Я переночевал в одной прошлой ночью, успел и порыбачить. Дальше никто никогда не забирался. Кроме него, и меня. Может быть — вообще никогда эти камни не чувствовали ноги людей.

Даже почти наверняка.

В этом мире остаться без ночлега — большой риск. Вернее, ведь как повезет. Будет хорошая теплая ночь, без дождя — так можно спать под звездами неделями. Хищников нет, скорпионов нет, змей нет. Даже комаров нет. А самое главное — и людей еще поискать. Вполне безопасно.

Но как я уже убедился, рисковать и устраивать ночлег под открытым небом стоило лишь в самых крайних случаях. Даже в обжитых лесах других миров, где куда ни плюнь можно встретить грибника, или охотника, или просто неожиданных старичков, решивших заняться скандинавской ходьбой, — даже там не позаботиться о месте для сна было бы безалаберностью, близкой к безрассудству.

Здесь — это могло оказаться смертельным.

Одно из базовых правил подготовки к ночлегу — готовиться к нему заранее. Готовиться к нему, можно сказать, прямо с утра.

Я шел, отмечая возможные места, куда, в случае чего, успею вернуться засветло. Если находил охапку сухого лишайника, трамбовал его, скручивал, и запихивал в котомку.

Как всегда, искал что-нибудь интересное. Наверное, если бы я был геологом, я нашел бы на этих берегах много полезных и даже драгоценных камней. Но геологом я не был, а полезность в этом мире была очень приземленной.

Даже при этом, за день я успел отметить пару мест, богатых железом. Специально останавливаться, искать колчедан, или намывы смеси железа с песком и глиной на дне ручьев, я не стал. Лишь отмечал, полусознательно, по привычке, все потенциально полезные места.

Набирать тяжелых камней, даже пусть и богатых железом, смысла не было. Передо мной стояла другая цель, да и кузнеца поблизости не предвиделось. Сам же я вряд ли смог бы даже обогатить железо до чего-нибудь пристойного. Что-то я, конечно, видел, когда кузнец с сыном работали над нашими самородками. Но, когда кузнец рядом, ничему не учишься.

А когда кузнеца рядом нет — учиться уже не у кого.

Еще одно правило подготовки к ночлегу — на стоянку надо вставать засветло. Сильно засветло. Не надо переоценивать свои силы, каким бы опытным ты себе сам не казался. Стоянку надо оборудовать. При хорошем раскладе надо разжечь костер, чтобы спать ночью в тепле. Нужно приготовить еду, а для этого чаще всего ее нужно сначала поймать.

С рекой было проще — удобные подходы к ней встречались значительно чаще, чем к морю. И чем дальше я отходил от моря, тем более плоской, менее изрезанной становилась местность.

В остальном — ничего не менялось. Убежище, топливо, еда и время на то, чтобы все организовать до темноты.

Я исходил из того, что тот, по чьему следу я иду, двигался также как я, знал, тоже, что и я, и при прочих равных, начал готовиться к стоянке также, как бы это сделал и я.

Поэтому я начал присматриваться к любым кавернам, пещеркам, полостям в скалах еще задолго до наступления вечера.

Днем я остановился лишь раз, разгрузить ноги и перекусить сушеной рыбой. Даже не разматывал снасти. Сел, откинулся на камень, поел и пошел дальше, как только почувствовал, что ноги в порядке.

Теперь я замедлился. Лучше было пройти меньше, но не пропустить место ночлега прыгуна. Если мне повезет, я еще и сэкономлю кучу времени. Размещаться на уже обустроенной стоянке все-таки проще.

Мне повезло.

Он останавливался здесь единожды.

И следов почти не осталось. Скорее, сработало именно то, на что я надеялся — я бы и сам остановился в этом месте, в это время, часа за полтора до темноты. Пещера, скорее даже грот без продолжения вглубь, прикрытый скалами от преобладающего ветра. Выход к реке — минута ходьбы. Обзор — да билеты можно продавать к этому шикарному виду на окружающие скалы, извилистую реку и лишайники вокруг. Было бы кому продавать эти билеты, обменял бы даже на ракушки.

Он не оставил еды, но оставил, видимо по привычке, сушеных лишайников, что существенно облегчало мою ночевку.

Я добавил к ним свою мелочь, набранную за день, разгрузился, подготовил костер, но не стал разжигать. Рвать лишайник было жалко, но традиции важнее — я нагреб сырого еще лишайника и разложил его сушиться. Может быть когда-нибудь, кто-нибудь, возможно даже через много лет, воспользуется им. Может быть, это тоже кому-то облегчит ночлег.

И отправился на рыбалку. На многое я не надеялся, но именно поэтому рыбачить теперь придется при каждом удобном случае. Чтобы хватило хотя бы на еду.

Перед сном я прислушался к себе. Попробовал заглянуть куда-то глубоко, где работал странный механизм, готовый в любой момент швырнуть меня в другой мир. Пока этот механизм молчал. Не скрипели шестеренки, не слышно было маятника, не пыхтел перегретый пар в котле.

Возможно, я успею найти собрата.

Я двигался от стоянки к стоянке. До поры до времени это было легко. Мы шли в одном ритме, двигались в одном ритме, поэтому находить места ночлегов моего предшественника оказывалось несложно.

Дюжина стоянок. Даже река начала сужаться, становясь тоньше над каждым втекающим в нее ручьем. Я начал опасаться, что вскоре мне придется еще размышлять, где, собственно, основное русло этой безымянной реки, а где — всего лишь приток.

И что еще важнее — выбрать также, как и первопроходец до меня.

Но вот сегодня я не мог найти ни малейшего признака того, где именно останавливался прыгун. Я даже встретил пару удобных мест, бегло их осмотрел, но ни одно из них не обнаруживало признаки того, что в них кто-то когда-то жил, или ночевал.

Или вообще проходил мимо. Я находился в таких местах, где мои ступни шагали по камням впервые. Первый человек на этой скале, первый, кто пнул камень, первый, кто притронулся к шершавой поверхности скалы.

Я остановился, оглянулся назад.

Что-то подсказывало мне, то торивший здесь дорогу не пошел бы глубже в темноте.

Я что-то пропустил.

Последнее обнаруженное мной место для убежища было не так далеко. Я потратил время и за полчаса вернулся к нему. Уже начинало смеркаться, и искать здесь что-либо было бесполезно.

Мои небольшие запасы годились разве то на растопку, но никак не на полноценный костер. Еда была. С погодой повезло. Эту ночь придется провести без костра, пожевывая рыбу и пытаясь заснуть, несмотря на ночную прохладу.

Мне пришлось провести на этом месте целый день, чтобы понять, где я ошибся. Наловить рыбы, почистить, хоть как-то начать ее сушить. Набрать быстро лишайников и высушить я точно не мог. Поэтому набрал сколько смог.

Сначала хотел оставить их в своем новом убежище. Это мне и помогло, когда я начал выбирать место для просушки, стал откидывать камни, один за другим, и все-таки обнаружил золу.

Он был здесь, но перестал готовить стоянки. Начал скрывать следы своего присутствия. Из этого следовало сразу многое. Можно было предположить, что я на подходе — раз он начал прятать следы, значит эти места он мог проскочить и без подготовки, но при этом не привести по цепочке стоянок никого за собой. Никого из менее упертых чем я. Он здесь переночевал, один раз, и больше его здесь не было. Спрятал следы как мог и ушел дальше. Видимо, готовясь осесть где-то неподалеку.

Во-вторых, мне следовало быть осторожней. Если он начал прятаться, то впереди могли быть и ловушки. Он вполне мог решить, что ушел уже достаточно от людей, настолько, чтобы можно было себе позволить активную оборону. Теперь он — медведь в берлоге, и вокруг никого. А если кто и появится, то только враг.

На меня то ведь он точно не рассчитывал.

В-третьих, чтобы одолеть остаток пути, мне придется идти медленней и готовиться тщательней. Впереди я больше не найду ни высушенного топлива, ни еды, ни уютных пещерок.

Не так — пещерки я, конечно, найду. Но мне придется решать самостоятельно, где именно останавливаться на ночлег. Искать полдня места его тайных стоянок — и слишком накладно, и ненадежно, да и практически бесполезно.

И еще — надо было уважать его решение. Оставлять следы мне тоже нельзя. Будет тяжело бить себя по рукам, но подготовке стоянок, заготовке лишайников для следующих путников, подготовке костровищ и прочим бытовым работам пионеров этого мира, приходил конец.

Ловушек я не нашел. Правда, я не сильно и пытался подтвердить свои подозрения, всего лишь обходя любые потенциально опасные места подальше. Там, где можно подстроить обвал. Где можно соорудить какую-нибудь яму. Вывести преследователей на угрожающую осыпь.

Все, что мне не нравилось, я просто обходил.

Необходимость много времени заботиться о еде, о топливе, постоянная осторожность и периодически обходы вокруг опасных мест — все это замедляло меня, за день я не одолевал и половину нормального перехода. Даже по изрезанному каньонами берегу океана я ходил, бывало, и быстрее.

Но на четвертый день я все равно дошел.

Место хорошо обжили. Чем больше я здесь находился, тем больше удивлялся, как столько вообще можно успеть сделать в одиночку. Ловушек не оказалось и здесь — видимо, он опасался попасть в них сам, а в условиях одиночества любая такая ошибка могла оказаться фатальной.

Пещера была великолепна. Запас топлива — неимоверен. Сушеной рыбы — навалом, что удивило меня откровенно больше всего — в последние дни я едва справлялся наловить себе хотя бы на еду, и то все время шел впроголодь.

Он умудрился поселиться в месте, где в реку впадали несколько ручьев. Скорее, это было их слиянием. Собственно, тут любой бы уже затруднился ответить, какой из ручьев выше этого места продолжать называть рекой.

Что это давало — лишайники здесь росли везде, вдоль каждого из этих ручьев и между ними.

Потом я заметил, что хозяин этому еще и поспособствовал. Кое-где были прорыты мелкие канавы, в которых в дождливые времена собиралась вода, или перетекала из ручьев. Это позволяло лишайником разрастаться на больших территориях. Сейчас это не давало ничего. В дальнейшем, думаю, он хотел создать надежный источник топлива.

Пройдясь по окрестностям, я понял, почему он не испытывал проблем с едой. Пруды, несколько организованных в низменностях прудов, в которых рыбы было достаточно, чтобы прокормить несколько семей, не то, что одиночку.

Он ошибся только в одном месте, где пруд почти пересох, и нужно было срочно копать канал поглубже, чтобы организовать приток воды из ручья.

Это было отличное место для жизни в этом мире.

Здесь не хватало лишь одного — людей.

Он жил здесь один, это очевидно. Ни на что другое я и не рассчитывал. В этом мире было много отличных мест для того, чтобы жить. Никто и не озадачивался созданием прудов, когда море было рядом. Лишь необходимость спрятаться в глубине заставила его создавать искусственные пруды.

Он жил здесь один, но мои надежды не оправдались. Его не было.

Он находился где-то в других мирах. Судя по пруду, который пересох не так и сильно, разошлись по времени мы не сильно.

Но судя по рассказам дяди, появлялся в этом мире он частенько, а это означало, что есть не так и много мест, в которых он побывает. Это если он прыгал также неуправляемо, как и я.

Но ждать его скоро все равно не стоило.

Что ж, я знал, на что шел. Придется потерпеть. Если считать во времени, в расстояниях, в возможности приблизиться, в отсутствии ограничений, таких, как в мире островов, — так близко к подобному мне я не подбирался с момента, когда в последний раз видел отца.

В первые дни я разгреб наиболее срочные вещи. Поправил пруд, отправил сушиться новую порцию рыбы, набрал еще лишайников.

В углу пещеры была сложена целая кучка железного колчедана, но я лично не верил, что здесь когда-нибудь хватит топлива, чтобы выплавить даже плохонькое железо. Может быть, если сильно постараться, можно попробовать избавиться хотя бы от части шлака. Это имело бы смысл, если идти куда-то торговать. Не тащить пустую породу с собой.

Сразу после безотлагательных работ, я начал искать место, откуда он мог прыгнуть из этого мира. И одновременно — искать место, откуда смогу перенестись я сам. Время приближалось, в этом мире я еще никогда не находился так долго. Не знаю, что повлияло, но скоро придется двигаться — и оставлять этот мир лучше подготовленным.

Место перехода нельзя было сделать в самом жилище. Думаю, хозяин думал также. Если варвары охотились на прыгунов, и, если они все-таки доберутся до этого убежища, то будут ждать, как и я. Им больше ничего не останется.

И надо дать шанс себе не попасть в их лапы совсем неподготовленным.

Я искал место, где можно спрятаться. Не слишком далеко, не слишком близко. Такое, которое сложно было бы обнаружить. Такое, где можно было бы спрятать минимальный набор оружия и одежды.

И тогда если здесь меня будет ждать засада — то в ловушке могут оказаться как раз варвары, а не я.

В конце концов, такое место я нашел. Оно не совпало с местом моего предшественника. Где он выпрыгнул из этого мира, я так и не понял. Потенциально это могло быть вообще где угодно — если он успел раздеться до прыжка. Тогда следов я не найду.

Это тоже был хороший вариант. Поэтому железные ножи, небольшой каменный топор на костяной рукояти, минимальный комплект одежды я положил в тайнике, найти который, не зная место, будет практически невозможно. А сам решил переходить в следующий мир где-то неподалеку, но не в самом тайнике. Обнаженным. В таких случаях слишком много осторожности не бывает.

Зов пришел скоро, но к этому моменту я многое успел. Все починил, все поправил, успел развить кое-какие проекты хозяина этого места. Вырыл еще один пруд, пользуясь всем тем, что подсмотрел у него, и своими собственными знаниями. Запустил в него рыбу.

Одиночество навевало желание чем-нибудь заняться.

Дошло до того, что я собрал споры лишайников и раскидал их в контрольных местах, которые мне понравились. Низинки, достаточно влажные, если погода позволит, лишайник может там прижиться.

В последние дни стал чаще ходить на реку. Поводом становилась рыбалка, но на самом деле — я вглядывался в воду, в свое отражение в ней. Иногда мне казалось, что где-то у себя за спиной, в искривленных волнами отражениях, я уже вижу новые миры.

Когда зов стал невыносим, я разделся, сложил одежду в жилище, и ушел к месту, которое выбрал для перехода.

Надеюсь, хозяин порадуется, что у него появился гость.

Я буду возвращаться сюда.

Если никто не помешает, когда-нибудь мы встретимся все равно.