Прямо за углом

I. Глава 7. Пионеры

Снова море. Только на этот раз никакого пляжного песочка, ласкового солнышка и свежего бриза.

Мир островов сполна наградил меня за все время, проведенное в заточении. Компенсировал потраченные в замкнутом помещении месяцы. Тихий остров, белый песок на пляже, своенравная красавица все время рядом. Я даже научился рыбачить с помощью местной удочки. Хотя как именно изготавливались снасти для нее, я так и не понял.

Но время прошло, и пришел зов. Мне показалось, или я стал чувствовать его более отчетливо, чем раньше? Вначале я попытался замедлить себя. Стал больше спать, отворачивался от любых зеркал, вообще перестал смотреть в воду.

Но это не устраивало гостеприимную хозяйку:

«Твои навыки не появятся сами по себе. То, что я тебе рассказала, бесполезно без практики, без оттачивания умения в деле. Тебе придется уйти раньше, чем обычно, как бы здорово мы не проводили время… вместе. Пора посмотреть в отражения, и не бояться. Только так ты научишься.»

И я взглянул на себя в зеркало. Вопрошающая приготовила для меня отличные зеркала, настолько чистые и ровные, что порой казалось, что я смотрю в оконный проем, а не в отражение. Это действовало, хотя до последнего я думал, что сильного эффекта все эти приемы не дадут.

Но эффект был. Я шагнул в другой мир дней на пять раньше обычного. Немного, но все же такого раньше у меня не получалось. Вот только в последние дни очень хотелось спать.

Где-то там, на острове, вопрошающая аккуратно сложила мою одежду, села на террасе и, полагаю, принялась за записи, или за размышления. Надеюсь, скоро получится туда вернуться, к ней, на этот остров.

В суровом нордическом мире спать уже не хотелось.

Ветра здесь дули такие, что иногда сносило с ног. Волны бились о скалы, но недостаточно тысячелетий, чтобы перемолоть их в песок.

Этот мир молод.

Настолько молод, что животные еще не появились на суше. Деревья не существовали. Даже лишайники вышли на поверхность, наверное, совсем недавно.

Я застал этот мир в тот узкий промежуток, крохотный миллион лет, когда биосфера планеты только-только выбиралась на сушу. Лишайники жались к берегу слабосоленого океана, бурно развивались в устьях диких необузданных рек, то и дело меняющих свои русла. Но даже лишайники не успели подняться к их истокам. Несколько километров вглубь материка — и заканчивались даже лишайники, только голые камни девственной планеты. Возможно, какие-то микробы, но микроскопов здесь не водилось.

И, как ни удивительно, здесь жили люди. Как раз тут я был уверен, что они «не местные». Не могла человеческая раса эволюционировать на этой планете самостоятельно, — между людьми и рыбами да водорослями в морях лежала эволюционная пропасть. Дело явно пахло панспермией.

Более того, я думал, что местные очаги цивилизации — это наследники шагающих. Здесь о них знали. Здесь они были не редкость. Многие местные вели свой род от шагающих, хоть и не обладали их даром. А значит, шагающие часто посещали эту планету.

Правда, я не видел еще ни одного.

Единственная еда, что здесь можно было добыть — рыба. Местные выдумывали какие-то салаты из водорослей, супы из моллюсков, но дела это не меняло — людей здесь кормило море.

Поселения людей жались к морю, также как и лишайники жались к воде.

К тому же, далеко не везде берег здесь вообще пригоден для того, чтобы к этому морю подойти.

В итоге, за все мое время в этом мире я видел несколько десятков людей, не больше. Каменные хижины отстояли друг от друга на десятки километров, и это было везением — иметь соседей так близко.

Хижина, в которой я очнулся, принадлежала отшельнику. Он был молод, едва за тридцать, и одинокий образ жизни не был его выбором.

Лет десять назад он пошел искать жену. Традиция такого поиска весьма напоминала традиции мира островов. Одинокий юноша покидал родной дом и отправлялся странствовать в поисках невесты.

Только если островов было много, и людей на них, и соответственно выбора тоже, то здесь — в цепочке хижин вдоль моря жило очень мало людей.

И дорога была одна — по берегу, от поселения к поселению, сотни километров, пока не найдешь суженную.

Отшельник шел несколько лет. Не повезло — на его пути не оказалось ни одной девушки на выданье.

У семьи в трех хижинах отсюда только родилась девочка, но ей тогда не было и года.

А дальше от этого места, перегон до ближайшего соседа растянулся на пару сотен километров. По иссеченному, скалистому, безжизненному берегу. И новости с той стороны приходили последний раз несколько десятилетий назад. Могло оказаться, что там и нет уже никого, дальше по берегу.

Это остановило Отшельника. Сделало его одиноким. Хижину в небольшом гроте ему помогли обустроить соседи. Они были безумно рады, что теперь не они на самом краю дороги, в тупике.

Я появился здесь значительно позже. Меня выкинуло в этот мир можно даже сказать удачно, хотя бы не в центре материка. Думаю, в паре километров от берега. Повезло, что там уже росли отдельные лишайники, очень редко, как пионеры будущей эволюционной экспансии. Я просто пошел по градиенту, в ту сторону, где их росло больше. И быстро вышел к берегу.

А потом — сутки брел вдоль него до ближайшей хижины. Вновь повезло. Мог и не дойти, или не заметить, но у них горел дымный костер из сушеных водорослей. Если бы не это, то без снастей, без навыков, вряд ли бы я нашел себе пропитание на этой скудной земле.

Здесь тяжело дышалось. Кислородом планета была бедновата. Как сказала вопрошающая? — «ДНК митохондрий путешествуют вместе со мной»? Что ж, здесь у них была возможность хорошо потренироваться. Вывести поколения супер-эффективных фабрик переработки того кислорода, что есть.

Отшельник был лишь еще одной остановкой. Я прошел по его пути, значительно меньше, чем он, но все же достаточно длинную дорогу. Дюжину хижин, хотя некоторые пустовали. Разные люди, разные истории.

Иногда хотелось сесть и рассказать каждую из них.

Это хороший кластер. Тут был кузнец, умевший добывать железо в сыродутной печи и творить с ним чудеса. Море в этих местах богато рыбой. Старик со старушкой, живущие неподалеку, умели делать ткани из водорослей, что было просто чудом.

Я прошел по пути Отшельника, и, также как и он, уперся в слишком большой перегон.

Подзастрял.

Последние пять или шесть прибытий я просто жил вместе с ним в хижине. Освоился с рыбалкой, с сушкой водорослей для огня. Поисками глины для утвари, подходящих для поделок камней, и железного колчедана для кузнеца.

Тут всегда было чем заняться.

И каждый вечер слушал размышления Отшельника о том, то ли рискнуть и двинуться дальше, в большой переход. Оставить хижину на меня и найти себе наконец жену. То ли уже и не дергаться, подождать пять-семь лет пока подрастет соседка.

Вряд ли она ему откажет.

Не сказать, чтобы тут выстраивалась очередь из женихов.

В какой-то момент он задумался, не стану ли я его единственным конкурентом, тем более что старел я значительно медленней его, слишком часто отсутствовал.

Но я его убедил, что меня, с высоты моего реального возраста, и ровесницы то уже почти не привлекают. Вроде он поверил.

Но теперь его не было.

Скорее, нужно было удивляться тому, что он продержался так долго. Наверное, удерживали хорошие соседи.

Каракули на двери четко показывали, куда он делся. Тут нет письменности, скорее картинки, схемы. Но понять значение надписи было несложно.

Идущий человечек, ножки-палочки чуть согнуты, локти тоже чуть согнуты, одна рука немного вперед, вторая назад. Человечек шел, надо сказать, решительно.

И стрелка влево, в сторону пустоши.

Отшельник ушел.

Оставался вопрос, когда.

Я не стал затягивать. Благо, с погодой повезло. Нужно было двигаться к соседям.

До ближайшего поселения недалеко, полдня налегке.

Хотя налегке здесь не ходили. Тратить минимум день, а то и несколько дней похода чтобы навестить соседей выглядело бы как минимум странно. Поэтому брали еду, товары, что-то на обмен, сувениры. Все что угодно, что позволило бы притащить в свою пещеру что-нибудь полезное, раз уж поход становился делом решенным.

Из водорослей, при желании, можно сделать даже мешок. В этой пещере раньше их было два, теперь оставался только один — мой. С Отшельником у нас было негласное правило — мешок у каждого свой, и у каждого была своя ниша в гроте. Подразумевалось, что все, что лежало в нише, является личным. Я не брал ничего из его мешка и ниши, он — из моих, даже во времена моих длительных отсутствий.

Все остальное считалось общим, и лежало, висело, а по большей части — валялось, везде. Быт одиноких мужчин в любом мире почти одинаков. Порядок наводится только по большим праздникам или перед приходом женщины. Чтобы потом перебросить наведение порядка уже на нее.

Я огляделся. Минимальный джентельменский набор, без которого порядочный рыбак не выходил не то что к соседям, но даже из дома, был у меня уже мешке. Огниво от кузнеца, пару кремней для высекания, и где-то кем-то подаренный розовый кварц, которым я ни разу не пользовался. Сушенный лишайник, смешанный с золой. При удачном стечении обстоятельств найти сухие водоросли вдоль берега было возможно. У стационарных стоянок их заготавливали заранее, у нас они лежали пластами под импровизированным навесом.

В этом мире не было деревьев. И это, наверное, создавало больше всего трудностей, одновременно открывая поле для творчества. Дерево заменялось всем, чем только можно. Камнем, глиной и костями рыб для строительства и орудий. Водорослями и лишайниками для огня.

Деревянный дом или крыша были невозможны — поэтому использовались любые норы, пещеры, лазы. Как для жилищ, так и для хранения припасов.

Благо, не было не только зверей, но, соответственно, и хищников, так что прятать припасы требовалось только от погоды и гниения.

Я взял сушеной рыбы на пару дней. Тащить с собой много еды смысла не было — накормят всегда и везде. По дороге до соседей, за время, пока Отшельник здесь жил, он оборудовал пару маленьких стоянок, где можно передохнуть, и где оставался запас сухого топлива и немного еды.

Но снасти я взял. Снасти в мешке лежали всегда. Несколько грубо сделанных кузнецом крючков, некое подобие лески в мотке — наверное, вершина творчества местных мастеров, умеющих творить из разных видов водорослей просто чудеса. К железным крючкам я добавил костяные, заточенные и обработанные крючки из рыбьей кости. Я обычно использовал их тогда, когда нужно было взять рыбу помельче, хотя ходили рассказы о гигантах, вытащенных из моря с помощью крупных костяных крючков.

Большую часть содержимого своей ниши Отшельник забрал с собой. Все, что осталось, он аккуратно выложил на каменную столешницу, чтобы было понятно, что я могу этим пользоваться. Два куска гематита пришлись как раз кстати — полтора килограмма лишнего веса, но кузнец оторвет их с руками. Обычно мы тащили к нему любой найденный на поверхности камень, даже с небольшим содержанием железа, а тут — это почти как драгоценные камни.

Из сложенного в углу набора рыбьих костей взял пару поинтересней. Места они не займут, высохшие — весили всего ничего, но и стоили по местным меркам невысоко. Тем не менее, это было хорошей разменной монетой — ценилась правильная форма, возможность сделать из кости рукоятку, или ложку, или любой другой предмет быта.

Взял небольшой растрескавшийся кусок глины. Сама по себе глина не стоила ничего, набрать ее можно было почти везде, или, в крайнем случае, добыть из суглинка. Просто этот кусок был голубой, и я знал, кому он придется ко двору.

Взял нож. Грубое железо и костяная рукоять. Хороший, надежный нож для всего, который пережил много других вещей. Перед прыжком я смазал его рыбьим жиром, так что теперь пришлось оттирать, потому что вонял он жутко. Даже привычные местные вряд ли бы стали есть из-под такого ножа. Но нож ценен, и не давать ему ржаветь важнее, чем не слишком приятный запах.

Пособирал еще разные мелочи, которые ценились везде. И отправился в дорогу.

Я выступил на рассвете. До следующего обжитого места было часа четыре пути хорошим шагом, и при хорошей погоде. Но погода здесь менялась быстро, а на перегоне всего пара небольших стоянок без выхода к морю, на которых можно переждать непогоду и отдохнуть, но ночевать в них было бы неуютно.

Да и с хорошим шагом по камням, скалам и осыпям могли возникнуть проблемы.

Солнце, или местная звезда, вставало у меня за спиной. На рассвете, идя вперед, я отбрасывал длиннющую тень впереди себя. Но солнце вставало быстро, и эта тень укоротится, не пройдет и получаса.

Я двигался размеренно, ни быстро, ни медленно. Зона вокруг жилища отшельника напоминала дикий пляж. Прямой выход к морю, песок, волны, плещущиеся о берег. Это было хорошее место для жилья, такие вдоль берега наперечет. Если такое место пустовало — значит, что-то случилось.

В данном конкретном случае — случилось желание Отшельника все же найти себе жену.

Я шел по берегу. Ни быстро, ни медленно. Нужно было обойти соседей. Семью, делающую одежду. Кузнеца с сыном. Семью горшечников с сыном и малюткой-дочерью, взросления которой не дождался Отшельник. Старика. Соборное место. Семью с двумя сыновьями на переправе. Дальше реки я не собирался, добраться до переправы, и все.

Я шел один, на многие километры один на этом берегу, во многих часах ходьбы до ближайших людей. Солнце светило мне в спину. Пара наиболее ярких звезд еще была видна на горизонте. Слева мерно шумел океан, наполненный водорослями, рыбой, и, наверное, чудовищами. Справа на много дней пути простирался безжизненный континент.

Хороший мир.