Когда мы встретились в следующий раз, он рассказал, как будет проходить его смерть. Он сказал, что ему осталось жить меньше года. Это должно будет случиться весной двухтысячного года, где-то между десятым апреля и двадцать пятым, хотя он утверждал, что знает точную дату, вплоть до времени дня, но не желал быть более точным.
– Почему вы не раскрываете мне этого? – спросил я.
– Потому, что я не хочу страдать от вашего собственного напряжения и ожидания, – ответил Карваджал резко, – я не хочу, чтобы вы демонстрировали в тот день, что он настал, прибыв ко мне в полном расстройстве чувств.
– А я буду здесь? – спросил я удивленно.
– Конечно.
– А вы не скажете, где это случится?
– У меня дома, – сказал он. – Мы с вами будем обсуждать кое-какие проблемы, которые вас будут тогда волновать. В дверь позвонят. Я отвечу, и человек насильно ворвется в дом. Вооруженный человек с рыжими волосами, который…
– Минуточку. Вы однажды мне говорили, что в этом районе вас никто никогда не беспокоил, и никогда не побеспокоит.
– Никто из тех, кто ЖИВЕТ ЗДЕСЬ, – произнес Карваджал. – Это будет незнакомец. Ему дадут мой адрес по ошибке, он перепутает квартиру – он придет за партией наркотиков, каких-то, какие используют нюхачи. Когда я ему скажу, что у меня нет лекарств, он мне не поверит. Он подумает, что здесь какая-то двойная игра, и рассердится, начнет размахивать пистолетом, угрожая мне.
– А что буду делать я, когда это будет происходить?
– Смотреть.
– Смотреть? Просто смотреть со сложенными руками, как зритель?
– Просто смотреть, – подтвердил Карваджал, – как зритель.
В его голосе послышались острые нотки, как будто от отдавал мне приказание: «Вы ничего не будете предпринимать во время этой сцены. Вы будете оставаться вне ее, в стороне, как простой наблюдатель».
– Я мог бы ударить его лампой, я мог бы попытаться выхватить оружие.
– Вы не сделаете этого.
– Ладно, – сказал я. – Что же случиться?
– Кто-то постучит в дверь. Один из моих соседей, который услышит шум и забеспокоится обо мне… Вооруженный запаникует. Подумает, что это полиция, или, может быть, соперничающая банда. Он выстрелит три раза; затем он разобьет окно и скроется. Пули ударят меня в грудь, руку и заденут голову. Я буду умирать около минуты. Вы вообще не пострадаете.
– А потом?
Карваджал засмеялся:
– А потом? А потом? Откуда я знаю. Я вам говорил: я ВИЖУ как через перископ. Перископ может достать только до этого момента, не дальше. Там для меня восприятие кончается.
Как он был спокоен! Я воскликнул:
– Вы именно это ВИДЕЛИ в тот день, когда мы с вами обедали в клубе «Купцов и судовладельцев».
– Да.
– Вы сидели; наблюдая, как вас расстреливают, а потом как ни в чем не бывало предложили просмотреть меню?
– Сцена для меня была не нова.
– Как часто вы ее видели? – поинтересовался я.
– Не представляю. Двадцать раз, пятьдесят, может быть, сто. Как повторяющийся сон.
– Повторяющийся кошмар.
– К этому привыкаешь. Это вызывало много эмоциональных переживаний после первой дюжины просмотров.
– Для вас это не более, чем кино? Старый фильм по ночному телевидению?
– Что-то вроде этого, – согласился Карваджал. – Сцена сама по себе стала обычной, скучной, избитой, предсказуемой. Это соучастие, которое продолжается, которое никогда не теряет власти надо мной, и детали сами по себе становятся неважными.
– Вы просто подчинились этому. Почему бы вам не попытаться захлопнуть дверь перед этим человеком, когда он придет. Почему бы вам не позволить мне спрятаться за дверью и сбить его с ног? Почему бы вам не попросить полицию обеспечить вам специальную охрану в этот день?
– Естественно, нет. Что хорошего это даст?
– Ну, как эксперимент…
Он поджал губы. Он казался раздраженным моим упорным возвращением к теме, которая была для него абсурдной.
– То, что я ВИЖУ – это то, что произойдет. Время для экспериментов было пятьдесят лет назад, и все эксперименты провалились. Нет, мы не будем вмешиваться, Лью. Мы послушно сыграем наши роли, вы и я. Я знаю, что мы сыграем.