Противостояние

Глава 18. Бегство

Твердислав пыхтя и отдуваясь от жары, вошел в княжеский кабинет, расположенный рядом с его опочивальней. Поклонившись князю, сидящему в одном из двух массивных кресел, он опустился во второе, стоящее в пол оборота к первому. Боярин расстегнул, подбитый мехом горностая кафтан. Вытер платком, стекающий ручьями из-под бобровой шапки, пот. Хоть на улице и было начало осени, но погода стояла теплая. Однако богатую одежду, собираясь на важную встречу, бояре носили даже летом. А что поделать, статус требует.

Павел пододвинул гостю чашу с квасом. Твердислав поблагодарил, выпил слегка сладковатый напиток. Поставил чашу кружку на край стола.

– Гонец прибыл, – отдышавшись, сообщил боярин, – сказывает, что Александр со всей ратью из Пскова выступил. В Новгород путь держит.

– Когда его ждать? – напрягся Павел.

– Кто его знает, – сняв, наконец, шапку, почесал затылок Твердислав, – ежели поторопиться, да токмо с конной дружиной пойдет, то через пять дней у стен будет. Ежели не спеша пойдет, да пеших с обозом дожидаться станет, то и десять и пятнадцать дней уйдет.

– Значит, у нас есть примерно полмесяца, – сделал вывод Павел, – малым числом здесь делать не чего. Ни на штурм не пойти, ни город окружить. Токмо народ смешить. Много сил у Александра?

– Конных, ежели с южной ратью считать, то тысяч пять будет. С пешими, то все пятнадцать.

– Что мы можем им противопоставить?

– Князь в поход многих увел. Сейчас городской стражи сотни три наберется, да сотня конных гридней. Бояре соберут сотен семь. Да ополчение около трех тысяч.

– Снаряжение?

– Треть кольчугами обеспечить мы сможем. Остальным достанется кожаный доспех. Многие придут со своей амуницией. Да оружие, какое ни какое найдется. Я же говорю, Александр почитай все выгреб.

Павел хмуро глядел куда-то в угол. Несколько дней он провел в кладовых. Там обнаружил не много: десятка три копий, полсотни мечей не самого лучшего качества, топоры и булавы не больше шести десятков, несколько десятков щитов, из которых многие даже не усилены металлическим ободом. Таких надолго в жарком бою не хватит, развалятся после нескольких ударов. Были в кладовой и кольчуги, но по большей части порченные, с прорехами, три десятка шлемов, четверть из них с личинами и имели наушники и рабицей, защищающей шею. Лежали на полках луки, некоторые с подгнившей тетивой. Видимо Александр, собираясь в поход, действительно забрал все самое лучшее. Единственное, что было в достатке, так это стрел. Еже ли люди придут со своими луками, то нужды в них не будет.

– Луками многие владеют?

– Куда же без него, – удивился Твердислав, – ни дичину не пострелять, ни врага от города отбросить.

– А, что если с окрестных селений помощи попросить?

– Гонцов, конечно, отправить можно, – с сомнением покачал головой боярин, – но вряд ли кто придет. О Вече не все еще прознали. Верность Александру многие хранят. Да и сам князь видимо дороги все уже перекрыл. Только гонцов зря губить.

– Значит если Александр на штурм решиться, то справляться придется своими силами, – горько усмехнулся Павел. Он уже пожалел, что сразу не послал за варягами, что ждали сигнала в лесном лагере. Побоялся, что новгородцы могут не правильно понять. Да и сами норманны, изголодавшись по женской ласке, могут, что учудить. Этих головорезов, так просто не остановишь. А теперь уже поздно. Не пробиться к ним.

Что же мог противопоставить он, регулярной армии?

Городская стража состояла, хоть и из опытных, но уже не молодых воинов, которые по различным причинам не могли участвовать длительный поход. Да и мало их было. Хватало только, чтобы стражу нести, да какой ни какой порядок поддерживать.

Боярские боевые холопы представляли собой сомнительную силу. Биться они конечно умели. Но сражаться будут, пока бояре верны князю. А почувствуют те, что сила не на их стороне, разбегутся по домам. Это же не враг, какой, от которого жалости ждать не стоит. Не встанешь грудью за добро свое, потеряешь все. Тут дело семейное. Пусть князья между собой дело решат. А там и поглядеть можно, подчиниться победителю, или прогнать его в три шеи.

О горожанах и говорить не стоит. Многие ли выйдут на стены. Ведь не враг идет. Александр многое для них сделал. А вот Павел, ничего еще не успел.

Таким образом, вывод напрашивался только один и не самый оптимистический. С такими силами, имеющимся оснащением и сложившейся ситуацией выступать против Александра, смерти подобно. Да еще надо было учитывать и "пятую колонну". В городе оставалось много верных князю людей. Они и в спину ударить могут, и ворота ночью открыть, и народ взбунтовать. Получив власть, посадить всех под арест, Павел так и не решился.

Да еще в городе затаился сильный, коварный и очень опасный враг. Тот, что еще в двадцатом веке, не давал Павлу спокойной жизни. Этот враг, пострашнее всех остальных будет. Смирнов не льстил себя надеждой, что его сможет оберечь норманнская стража. Захочет он извести Павла, и никто не поможет. Его либо убьют, либо в плен возьмут. А там суд скорый, и приговор смертный, на потеху народу. То, что Александр решился выступить супротив воли народа и пойти на Новгород, говорило о том, что князь уже в курсе о самозванце.

Таким образом, оставалось Павлу только одно. Как говорили в двадцатом веке "пора делать ноги". Но Павел не хотел просто так уходить. Он собирался продолжить борьбу за княжеский престол. А для этого было необходимо оставить о себе добрую память.

– Знаешь, друг мой Твердилав, – наконец вымолвил Павел, – сдается мне, Александр ни перед чем не остановиться. А потому я принял решение: сдать ему город…

– Да как же так? – воскликнул боярин, – ты же истинный князь! Это право дадено тебе Ярославом, а значит и богу угодно! Правда, на твоей стороне! Да мы все, если надо, на стены выйдем, да животы свои положим!

– Я благодарен тебе за слова твои, преданность и верность, – печально улыбнулся Павел, – но не желаю я проливать кровь русскую. Не смогу вовек простить себе, ежели из-за меня погибнет хоть один человек. Александр не так просто выступил на Новгород. Нашлись видимо людишки, что постарались опорочить имя мое честное. А что я могу противопоставить их наветам? Только свои слова? Кто же мне просто так поверит, коле суд начнется? Ведь ладья моя с людьми, что вырастили меня, о скалы разбилась. А с плахи доказывай, не доказывай, все едино дело одним закончиться. Голова моя пику украсит. А вот если останусь я в живых, да доберусь до земель литовских, то найду дам свидетелей, что правоту мою подтвердят перед богом и народом. Пойду я с ними прямо к митрополиту. А против его благословения, Александр противиться не сможет.

Смирнов глянул на насупившегося боярина.

– А ты, Твердислав, не бойся. Ни чего тебе Александр сделать не сможет. Ведь ты мятежа не поднимал. И созвать Вече, в праве твоем было. Не ты решение принимал. Народ свою волю сказал!

Павел поднялся, положил обе руки на плечи боярина и трижды расцеловал его.

– Спасибо тебе за все. Не поминай меня лихом. Прощаться не будем. Надеюсь, что скоро свидимся…

Ночь выдалась темной. Ни, что не нарушало тишину, кроме шагов стражи, гулко отдававшихся от зубцов стен.

Тихий шорох заставил стражника обернуться. Но вокруг не было ни кого. Охранник облегченно выдохнул, намереваясь продолжать путь. Когда он поравнялся с входом в башню, из темноты дверного проема выскользнула еле различимый сгусток тьмы. Чья-то сильная рука зажала рот стража.

– Не будишь шуметь, останешься в живых, – раздался голос, прямо у его уха.

Охранник скосил взгляд, и тут же затрясся от страха. За спиной не было ни кого. Только поблескивали два белых пятна с черными кругами посередине, да открывалась щель с белыми, крепкими зубами. В тот же миг, неведомая сила втянула тело стража в дверной проем. Кто-то крепко связал его руки и ноги, а рот был всунут кляп.

На несколько мгновений пробившаяся сквозь тучи луна, выхватила стремительную тень, метнувшуюся по лестнице вниз.

Сбежав во двор детинца, Юлдуз прижалась к стене, осторожно выглянув из-за угла. Ворота охраняли трое воинов. Один не спеша прогуливался туда-сюда. Двое других, прислонив копья к стене, о чем-то спорили друг с другом. Никто из них так и не успел ни чего понять. Юлдуз напала стремительно, нанося удары в определенные точки. Стражники, гремя железом, в беспамятстве рухнули на землю. Не теряя времени, воительница сдвинула засов, приоткрыв ворота.

– Все тихо? – первым на двор вошел Гордеев.

Юлдуз, молча, кивнула.

– Тогда вперед…

Вынув меч, Дмитрий побежал в сторону терема. За ним следовали три десятка ратников во главе с Красибором.

Ни кто не оказал ночным визитерам, ни какого сопротивления. Стража была повязана за считанные минуты, но среди них норманнов не оказалось. В тереме находились лишь заспанные слуги, которые в испуге пояснили, что новый князь часа за три до штурма, через тайный ход покинули терем, забрав с собой княжью казну и все, что смогли унести с собой.

К счастью молодую княгиню они оставили. Ее, испуганную, но невредимую, обнаружили на третьем этаже в самой маленькой светелке.

Преследовать беглецов было глупо. У них было больше трех часов форы. Да и что бы собрать погоню, требовалось время. А на воде атаковать варягов, было просто самоубийство. Тем более, что их ожидала сильная подмога.

Дмитрий вышел на крыльцо, устало опустившись на ступени.

– Опять упустил, – ухмыльнулся он, отдавая должное предусмотрительности и прямо таки звериному чутью оппонента, – ну ничего… Теперь я знаю, что ты здесь и где прячешься. А значит, скоро непременно свидимся…