ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Дом орхидей

Глава 1

Александр Куиллс не раз слышал о том, что история всегда повторяется, но до сих пор верил в судьбу не больше, чем любой почти сорокалетний мужчина верит в волшебные сказки. Он был ученым и всегда придерживался научных фактов; в его уме не было места для суеверий, и когда он начинал исследование какого-нибудь сверхъестественного феномена, то делал это наиболее прагматичным способом. Случайности для него были лишь некими совпадениями, не стоящими внимания… Во всяком случае, он так считал до того момента, как, вернувшись домой, в Оксфорд, он снова не увидел письмо от незнакомца, которое перевернуло с ног на голову не только его вселенную, но и всех окружающих его людей.

Стоял солнечный майский день и в Кодуэллс Касл царил удивительный покой, учитывая количество народу, жившего под его крышей. Племянница Александра, Вероника, добыла билеты в театр и увела с собой Оливера Сандерса и его жену Эйлиш, друзей семьи, которые вот уже два года жили в доме Куиллсов. В доме слышался лишь голос экономки, сплетничающей в комнатах для прислуги с новой кухаркой Мод. «Поверить не могу, что в кои-то веки мое королевство полностью в моем распоряжении, — довольно вздохнув, подумал Александр. Он снял шляпу и провел руками по слегка тронутым сединой светло-каштановым волосам. — Наверняка, вскоре здесь снова будет настоящий курятник, так что стоит насладиться мгновениями покоя».

Насвистывая оперную арию, он направился в гостиную на первом этаже, чтобы немного выпить и расслабиться. Комната с огромными окнами, выходящими на реку Исис[7], теперь казалась гораздо меньше из-за стоявшей в углу арфы Эйлиш. Рядом с ней Александр поставил на лакированный столик граммофон, который ему подарили Оливер и Эйлиш на прошлое Рождество. Он немного поискал среди пластинок, взял недавно приобретенную запись «Летучего голландца»[8] в исполнении Берлинской филармонии и приготовился получать удовольствие.

Он обожал Вагнера[9] почти так же, как и его жена Беатрис. С течением времени он так и не смог смириться с болью от ее утраты пять лет назад, но Александр привык с этим жить. Теперь эта грусть стала словно неотъемлемой частью его существования, как, например, дыхание. Он собрался взять ближайшую к нему бутылку бренди, но увидел на столе гору писем, оставленную экономкой. Все они были адресованы редакции «Сонных шпилей», посвященной новым наукам газеты, которую он издавал вместе с друзьями Оливером и Лайнелом.

Вскрывая конверт, он с улыбкой вспомнил, как безобидное на первый взгляд послание, подписанной Лизой Спиллэйн, привело их на ирландское побережье. Никто даже представить себе не мог, как изменит их жизни поездка в небольшое поселение Киркёрлинг для расследования смерти, связанной с обитавшей в местном замке банши. Особенно это коснулось Оливера, который вернулся в Оксфорд с супругой и новым сюжетом. Тем не менее, на этот раз Александр не находил в своей корреспонденции ничего похожего на ирландскую историю, пока не вскрыл маленький конверт с Эдинбургскими марками, привлекший внимание своим потрепанным видом. А вот что его действительно удивило, так это не содержимое письма, а высокомерный тон, в котором оно было написано.

Среда, 27 мая 1905 год.

Редакции «Сонных шпилей»:

«Обращаюсь к вам с предложением, которое, как я убежден, вас заинтересует, учитывая, направленность ваших публикаций последние годы. Я ваш преданный читатель, особо интересующийся описаниями спиритических сеансов и статьями, посвященными последним открытиям в область новых наук. Профессионализм, с которым вы доводите до конца все свои расследования, заставил меня понять, что сколько бы я не искал, не найду никого более подходящего, кто мог бы заняться неким интересующим меня делом, которое, уж простите мою дерзость, станет и для „Сонных шпилей“ настоящей находкой, потому что целиком и полностью отвечает темам, освещаемым на страницах вашего издания.

Тем не менее, вопрос настолько трансцендентный[10], что совершенно невозможно изложить его в письме. Вероятно, вы подумаете, что я слишком много на себя беру, но я вас уверяю, что почту за честь, если вы, все же, согласитесь поговорить со мной в Эдинбурге, где я остановился на несколько дней. В данный момент я проживаю в комнате 552 отеля „North British“[11], куда вы можете написать мне, чтобы согласовать визит. Пока этот номер служит моим пристанищем, вы также можете чувствовать себя там как дома.

С надеждой на то, что это письмо станет первым в нашей плодотворной переписке, прощаюсь с вами,

C уважением, Месье Э. Савиньи».

«Только этого мне как раз и не хватало, — сказал себе Александр. — У вас дома проблемы с духами или полтергейстом? Свяжитесь с нашей редакцией и будьте уверены, что вскоре вы снова обретете покой!» Впрочем, это было почти неизбежно, учитывая распространение, которое получила их газета: за последние два года тираж увеличился в четыре раза, и не было ни одного колледжа в Оксфорде, где статьи не обсуждались бы студентами. Разумеется, успех привлек и оппортунистов[12], они слетелись словно мухи на мед, и количество желающих воспользоваться услугами исследователей «Сонных шпилей» угрожающе возросло. Обычно на такие письма отвечал Август Уэствуд, еще один друг Александра, но полгода назад он уехал в качестве миссионера в Раджастан[13] и уже не мог им помочь в этом нудном и утомительном деле.

В любом случае, это было не то письмо, которое следовало бы воспринимать серьезно, несмотря на повелительный тон. Так что когда прозвучали первые такты «Mit gewitter und storm»[14], месье Савиньи был благополучно забыт и сознание Александра приятно покачивалось на волнах дремоты, которую даже бури и шторма, о которых пел рулевой «Летучего голландца», не могли потревожить. Но, к несчастью, месье Савиньи был не из тех, кто позволяет себя забыть.

Три дня спустя он снова дал о себе знать. Когда Александр в очередной раз зашел в редакцию, расположенную на Хай-стрит, чтобы дать указания насчет следующего номера, оказалось, что среди писем его снова ожидало сообщение из Эдинбурга. Оно повторяло предыдущее письмо слово в слово, вплоть до запятых. Похоже, этот Савиньи решил связаться с ним во что бы то ни стало. Раздраженный Александр поправил очки, взял перьевую ручку и нацарапал несколько строк, чтобы разобраться раз и навсегда с ситуацией.

Понедельник, 1 июня 1905 год.

Месье Э. Савиньи:

«Пишу вам от имени редакции „Сонных шпилей“, чтобы поблагодарить вас за добрые слова и оказанное нашей работе доверие. Нам очень жаль, но вынуждены довести до вашего сведения, что в данный момент нет никакой возможности принять ваше предложение. Если то, что вас беспокоит, имеет отношение к спиритизму, или вы хотели бы осуществить что-то вроде процедуры экзорцизма, советуем вам обратиться в Общество исследователей сверхъестественного. Они являются лучшими в Англии специалистами и, несомненно, будут рады вам помочь.

С благодарностью и уважением,

Редакция».

Но дело на этом не закончилось, а вовсе даже наоборот. Александр не знал, последовал ли Савиньи его совету и начал ли забрасывать письмами Общество исследователей, но, скорее всего, нет, так как уже на той же неделе он снова дал о себе знать. Утром в четверг профессор в прекрасном настроении вошел в свой кабинет в Магдален-колледже, где возобновил свою работу в качестве преподавателя энергетической физики после смерти ректора Клейпола. Он повесил сюртук и обнаружил, что не избавился от преследований того типа.

На столе снова лежало оно, письмо от Савиньи. Александр почувствовал, как его заполняет ярость, но вдруг кое-что остудило его кровь. На этот раз письмо было адресовано не редакции, а лично профессору Куиллсу. Но ведь никто не знал, что именно он скрывался за публикациями в газете! Статьи всегда подписывались лишь инициалами авторов, даже иллюстрации его племянницы Вероники. Единственный, кто отбросил в сторону анонимность после публикации чрезвычайно успешного романа, был Оливер, ставший одним из самых многообещающих авторов Оксфорда. В случае с Александром было совершенно невозможно, чтобы кто-то связал его с преподавателем Магдален-колледжа.

Тем не менее, Савиньи это удалось. Возможно, этот назойливый француз мог добиться недостижимого. Пытаясь сохранять спокойствие, Александр протянул руку, взял конверт, чтобы прочесть письмо, как вдруг кое-что привлекло его внимание и встревожило. На конверте был очень знакомый логотип — отеля «Рэндольф»[15], самого роскошного в Оксфорде.

— Нет, — воскликнул Александр, вскрывая конверт. — Это не может быть правдой…

Четверг, 4 июня 1905 год.

«Уважаемый профессор Куиллс!

Я не смог удержаться от улыбки, узнав ваш стиль в письме, в котором вы так любезно отклонили мое предложение, только вы можете быть столь дипломатичным. Но, хоть я и восхищен таким качеством как дипломатия, тем не менее, я вынужден настаивать. Мне часто говорят, что настойчивость — одна из моих отличительных черт, и вы наверняка заметите, что я не из тех, кто привык отступать, даже если отказ получен от истинного джентльмена, которым я искренне восхищаюсь.

Смею предположить, что причиной вашего отказа стала перспектива поездки в Шотландию ради встречи со мной? Если для вас расстояние — это проблема, то вам больше не стоит об этом волноваться: вчера я как раз прибыл в Оксфорд и остановился на несколько дней в „Рэндольфе“. Я уверен, что вы знаете этот отель, он находится прямо напротив музея Эшмола, где, как я понимаю, в последнее время работает ваш друг Лайнел Леннокс.

Вскоре я свяжусь с вами, чтобы договориться о встрече. Полагаю, не стоит откладывать ее слишком надолго.

С уважением, Месье Э.Савиньи».

Александр смял письмо в комок и швырнул его в корзину для бумаг. Шутка зашла слишком далеко, с какой стороны ни посмотри. Если бы в городе узнали, чем он занимается в свободное от университетских лекций время… Сам-то он не считал публикации статей о новых науках чем-то постыдным, но он не был уверен, что это понравится всем без исключения членам университетского совета. Ему и так непросто было восстановить свою прежнюю должность, поэтому он не мог позволить, чтобы все усилия пошли прахом. Ворча себе под нос, Александр снова надел сюртук, причем так быстро, что чуть не сбил со стола стопку тетрадей, и вышел, чтобы разделаться с этим делом раз и навсегда.

Отель «Рэндольф» находился недалеко от Магдален-колледжа. Александр быстро пошел по Хай-стрит, оставляя позади фасады, увенчанные шпилями и габлетами дюжины колледжей. Студенты наводнили улицы, весело и шумно радуясь окончанию экзаменов и началу лета. Профессор, как мог, пробирался сквозь гомонящую толпу и меньше, чем через десять минут оказался перед фасадом отеля. Роскошный неоготический дворец действительно находился напротив музея Эшмола, в котором, как полагал Александр, в данный момент работал Лайнел. Настроенный выяснить намерения этого приставучего типа, профессор решительно толкнул дверь и вошел в ослепительное фойе отеля.

Внутри все сверкало хрусталем и бархатом, под потолком в огромной люстре горели свечи. Справа от покрытой красным ковром лестницы находилась стойка и Александр улыбкой поприветствовал стоявшего за ней молодого человека в униформе. Увидев парня, Александр решил, что он без труда вытянет из него нужную информацию об авторе писем, но, к сожалению, ошибся.

— Месье Савиньи? Нет, среди наших постояльцев нет человека с такой фамилией.

— Вы уверены? Насколько мне известно, он прибыл в Оксфорд вчера днем. Вы не могли бы проверить по регистрационной книге постояльцев?

Но парень покачал головой, скрестив руки на стойке.

— Я хотел бы вам помочь, господин, но, боюсь, я не вправе разглашать подобную информацию. Конфиденциальность всегда была одним из основных принципов отеля «Рэндольф», и если мы получим хоть одну жалобу, даже самую малую…

— Разумеется, я все понял, — Александр надел снятую при входе шляпу. — Сожалею, что отнял у вас время. Должно быть, это какая-то ошибка.

Но ошибки не было. Профессор знал, что это так. Сопровождаемый звоном столовых приборов и запахом подаваемых постояльцам бекона и яиц, он вышел из отеля на улицу и остановился, задумавшись. В итоге, решил пойти домой, а не обратно в колледж. Он был слишком взбудоражен, чтобы думать о работе, и знал, что только зря потеряет время, пытаясь сконцентрироваться на куче ожидавших его бумаг, так как мысли его сейчас были далеки от науки.

Похоже, этот Савиньи не существовал. Это всего лишь вымышленное имя. Скорее всего, оно было выбрано для того, чтобы Александр ничего не смог разузнать об этом человеке до тех пор, пока не станет слишком поздно, чтобы отступать. «Вскоре я свяжусь с вами» — было обещано в последнем письме.

Александр выругался сквозь зубы, но, как оказалось, сюрпризы этого странного утра еще не закончились. Когда он собрался толкнуть калитку в собственный сад, то увидел выходящего из дома мальчишку лет восьми в замызганных, удерживаемых подтяжками, штанах и с залатанной шляпой на голове. Он так торопился, что столкнулся с профессором.

— Ты в порядке? — спросил Александр, хватая парня за плечо, чтобы тот не упал. Пацан вырвался и побежал прочь со всех ног. — Эй, вернись сейчас же!

— Профессор Куиллс! — позвала его с порога экономка миссис Хокинс.

Александр поначалу даже не обратил на нее внимания. Он смотрел, как мальчишка убегает, пока тот не скрылся за поворотом, и только потом повернулся к женщине. Экономка протянула ему конверт.

— Его только что принес этот сорванец, который чуть не сбил вас с ног. Он отказался рассказывать, кто его прислал, лишь попросил вручить письмо лично вам в руки. Похоже, ему неплохо заплатили, раз уж он так расстарался.

Александр совершенно не удивился, увидев фирменную бумагу «Рэндольфа», знакомый до боли почерк, и все более издевательский тон послания.

Четверг, 4 июня 1905 год.

«До каких пор мы будем играть в кошки-мышки, профессор Куиллс? Не буду отрицать, я ожидал подобной реакции с вашей стороны (за время нашего знакомства, вы не раз продемонстрировали ваше благоразумие, чем навсегда заслужили мое уважение), но мне показалась не слишком элегантной попытка выведать у сотрудника отеля то, что могли бы узнать от меня лично при встрече.

Давайте будем друзьями, профессор. Вам нечего опасаться с моей стороны. Если бы у меня возникло желание проинформировать ваших коллег по Магдален-колледжу о ваших забавах с потусторонним, то я сделал бы это уже давно. Но я бы ничего не выиграл от вашего падения в немилость, а у меня нет привычки делать то, что со временем не принесет выгоды. Боюсь, я сейчас слишком занят, чтобы тратить время на месть, которая в итоге настроит нас друг против друга.

Полагаю, лучше покончить с этим раз и навсегда. Как насчет того, чтобы встретиться сегодня в 17.30 в Ботаническом саду[16]? Я слышал, что этой весной у хранителей Дома орхидей есть прекрасные экземпляры.

Для вас же будет лучше не подводить меня еще раз.

Месье Э. Савиньи».

На этот раз Александр выругался так, что даже миссис Хокинс покраснела. Она еще никогда не видела профессора в такой ярости.

— Это переходит все границы, — пробормотал Александр, сминая письмо.

— Вы… вы о чем? — решилась спросить экономка. — Надеюсь, там нет плохих новостей?

— Нет. Возможно. Пока еще слишком рано говорить что-то определенное. Тем не менее, я начинаю ощущать себя марионеткой, которую кто-то дергает за ниточки ради своего удовольствия, — ответил Александр сквозь зубы, убирая письмо в карман. — В конце концов, плюс в том, что вскоре я избавлюсь от своих сомнений, нравится мне это или нет.

Он вошел в дом следом за миссис Хокинс и передал ей сюртук и шляпу. Женщина смотрела на него с некоторым беспокойством.

— Что-то сегодня слишком тихо… Дома опять никого нет?

— Мистер и миссис Сандерс сообщили, что вернутся к обеду. Кажется, они что-то изучают на севере. Ваша племянница закрылась наверху и рисует. Пару часов назад она заявила, что у нее много работы, и чтобы я даже не думала беспокоить ее, иначе она швырнет мне в лицо свои кисти.

— Как всегда мила и воспитана. Я надеялся, что миссис Сандерс окажет на нее положительное влияние, но Вероника обращает на нее не больше внимания, чем на любого из нас, — он вздохнул, берясь за лестничные перила, — ладно, придется мне самому превратиться в мишень для кистей. Пожелайте мне удачи.

Судя по выражению лица, миссис Хокинс считала, что для противостояния Веронике необходима была не удача, а полный комплект доспехов, включая шлем и железные рукавицы. Александр поднялся по лестнице, все еще обдумывая ситуацию с письмами, и, наконец, остановился перед единственной дверью на третьем этаже. Специфический запах краски, превратившийся со временем в неотъемлемую часть его племянницы (как говорил Лайнел «Eau de Veronique»(туалетная вода Вероники — фр.), наводнил лестничную площадку. Профессор постучал в дверь.

— Я же сказала, чтобы меня никто не беспокоил, если только дом не загорится!

— Вероника, это я, — ответил ей дядя, пытаясь набраться терпения. — Я знаю, что ты очень занята, но мне нужна твоя помощь.

За дверью послышался возглас, затем шум шагов, звук встряхиваемой ткани, и, наконец, дверь слегка приоткрылась. В проеме показалось обрамленное спутанными каштановыми кудрями лицо Вероники. На левой щеке красовалось черное пятно, а из-под мужской рубашки торчали голые ноги.

— Ты хуже Папы Юлия II[17], который ежедневно появлялся в Сикстинской капелле, чтобы обвинять Архангела Михаила, — выпалила она. — Разве ты не должен быть сейчас в колледже?

— У меня поменялись планы, — ответил Александр. Он шагнул к двери, но Вероника не дала ему войти. — Что у тебя на лице? Уголь?

— Грифель, — она протянула руку, демонстрируя пучок стержней. — Я делаю анатомические наброски. О чем ты хотел попросить?

— Мне надо, чтобы ты зашла в музей Эшмола и передала от меня сообщение для Лайнела. Скажи, что на все про все есть только сегодняшний день, и я буду ждать его у Магдален-колледжа в 17.15. Это очень важно.

— А почему ты сам не можешь пойти, раз уж не собираешься работать?

— Произошло кое-что странное, и мне необходимо все обдумать, пока не вернулись Оливер и Эйлиш. Более того, ты знаешь музей как свои пять пальцев и тебе не составит труда разыскать там Лайнела, если прямо сейчас его нет в кабинете смотрителя.

Вероника помолчала немного. Подлетевший ворон Свенгали каркнул и сел ей на правое плечо.

— Начинаю думать, что я для тебя лишь посыльный, — буркнула девушка, пожимая плечами. — Ладно, но сначала мне надо закончить то, что я сейчас делаю. До выставки Королевской академии[18] осталось всего два месяца, и если я хочу представить там своего Эндимиона[19], то должна посвящать работе двадцать четыре часа в сутки.

— Не волнуйся, я скажу миссис Хокинс, чтобы она набралась терпения, — улыбнувшись, сказал Александр и пошел вниз по лестнице. — Спасибо, Вероника.

— Подожди, — окликнула его девушка. Она босиком вышла из комнаты, а Свенгали покачивался на ее плече, чтобы удержать равновесие. — Ты уверен, что все в порядке?

— Более или менее, — ответил немного удивленный Александр. — Почему ты вдруг спрашиваешь?

— Ты бы в зеркало посмотрел. Я не видела тебя в таком дурном настроении с прошлого года, когда один из этих твоих детекторов эктоплазмы упал с лестницы.

Александр снова улыбнулся, подошел к Веронике и убрал с ее лица непокорный локон, не обращая внимания на ее нахмуренные брови. Трудно было поверить, что ей уже двадцать два года, для него она все еще оставалась маленькой девочкой, которую он взял к себе в дом после смерти брата Гектора. Девочкой, превратившей свою мансарду в настоящее логово львицы, швыряющейся тухлыми яйцами в политиков и использующую в качестве моделей для картин аристократов, с которыми, возможно, ее объединяли не только слова, но все-таки девочкой до мозга костей.

— Не волнуйся за меня. Я просто немного растерян, вот и все. Когда все прояснится, я расскажу тебе, что произошло, а пока не стоит об этом думать.

Свенгали ответил за Веронику, клюнув его в руку. Александр воспринял это как знак того, что день преподнесет еще немало «сюрпризов». Он попрощался с племянницей и спустился на первый этаж Кодуэллс Касла, не переставая размышлять о содержимом своего кармана, и о тузах в рукаве месье Савиньи.

Глава 2

— Ну, ты слышал, да? В 17.15 у Магдален-колледжа, — произнесла Вероника, убедившись, что звук шагов дяди затерялся где-то внизу лестницы. Она повернулась к обнаженному телу, лениво растянувшемуся на постели в окружении гипсовых муляжей разных частей тела, грязных кисточек и мольбертов. — Сделай одолжение, не забудь хотя бы на этот раз, или меня снова обвинят в том, что я никогда не передаю тебе сообщений. Я до сих пор не понимаю, почему об этом просят именно меня.

Лайнел Леннокс ухмыльнулся, бросил на пол огрызок яблока и с удовольствием вытянул руки, чтобы размять затекшие конечности.

— Опять ты позу поменял, — возмутилась девушка. Свенгали перелетел на подоконник и каркнул. — И как мне только в голову пришло рисовать именно тебя? Мой несчастный Эндимион навсегда останется лишь эскизом.

— В следующий раз попроси кого-нибудь из твоих приятелей по школе искусств.

— Ага, в следующий раз именно так и сделаю, и не только для позирования. Вот только, боюсь, никто не сравнится с тобой в перелезании через садовую ограду.

Она повернулась к мольберту, чтобы окинуть критическим взором анатомический эскиз, над которым работала последний час. Профиль Лайнела был безупречен, а вот пропорции рук ее не убедили, поворот головы тоже оказался не тем, какой она искала. «Еще бы, — раздраженно подумала она, — ведь натурщик не мог усидеть на месте и четверти часа, особенно, имея перед носом девушку, разгуливающую перед ним в его же рубашке, которую Вероника присвоила после одного из, ставших привычными, кувырканий в постели».

В чем-то Лайнел был прав: было бы лучше попросить об одолжении кого-нибудь из знакомых художников, с которыми они с Эйлиш регулярно встречали в Школе искусств Раскина[20], но тогда все это не было бы так весело. Вероника схватила кисть:

— Видишь о чем я? Видишь все эти параллельные линии? Все это мне пришлось исправлять, потому что ты без конца дергаешься. Невозможно работать в таких условиях.

— По-моему, все отлично, — улыбаясь ответил Лайнел. — Ты отобразила лучшее, что есть во мне. Надеюсь, ты не собираешься все испортить, пририсовывая фиговый листок!

Вероника сделала выпад, пытаясь пнуть его под ребра. Лайнел схватил ее за ногу, чтобы лишить равновесия. Девушка, смеясь, упала рядом с ним на кровать.

— Нахал! Теперь мне придется перерисовывать тебе лицо. Темные волосы и глаза вполне подходят мифологическому персонажу, а вот небритая морда…

— А мне плевать. Женщины, которые увидят твою картину, все равно меня узнают.

— Главное, чтобы мой дядя не узнал, — улыбнулась Вероника, бросая кисточку на пол. Она повернулась к мужчине, опираясь на локоть. — Надеюсь, он никогда об этом не узнает. Ты же прекрасно понимаешь, что в тот день, когда дяде станет известно о наших отношениях, он запрет меня за семью замками.

— Не понимаю, к чему все это ханжество. Ты сама говоришь, что Оливер и Эйлиш шумят по полночи, при этом я никогда не замечал, чтобы Александр обращал на это внимания.

— Оливер и Эйлиш связаны священными узами брака, — Вероника торжественно изобразила крестное знамение. — Для таких, как мой дядя, этого вполне достаточно.

— Понимаю… Значит, мисс Куиллс, нам остается пожениться, чтобы не оскорблять всевышнего столь греховными деяниями как сегодняшний.

Он попытался произнести это серьёзно, но выражение ужаса, появившееся на лице Вероники вызвало у него смех. Он обнял ее за талию и привлек к себе, запуская руку под рубашку, едва прикрывавшую бедра.

— Это всего лишь шутка! Удивительно, как плохо ты меня еще знаешь!

— Разумеется, я тебя знаю, но с некоторыми вещами лучше не шутить, — ответила она. Лайнел снова рассмеялся, когда девушка театральным жестом положила руку на сердце и изрекла: — У меня из-за тебя чуть удар не случился. Говорить о браке с кем-то вроде меня, это словно…

— Предложить Гаю Фоксу[21] стать членом парламента. Я это знаю, и думаю точно также. Надо быть ненормальным, чтобы добровольно согласиться надеть петлю на шею. Впрочем, держу пари, что твой дядя все еще надеется, что однажды ты смиришься, примешь предложение от одного из твоих поклонников и превратишься в любящую жену, следуя превосходной модели счастливого супружеского союза Сандерсов.

— Они слишком идеальны, — ответила Вероника, томно откинув голову на подушки. — Клянусь, у меня даже чай становится слаще каждый раз, когда я их вижу.

Рука Лайнела продолжила свое восхождение по изгибу бедра, задирая рубашку к талии. Когда кожа полностью обнажилась, он начал прокладывать дорожку из поцелуев и завершил ее легким укусом. Вероника улыбалась, прикрыв глаза.

— Интересно, о чем же таком важном хочет поговорить мой дядя, — произнесла девушка через несколько минут. — Он выглядел довольно взволнованным… почти рассерженным, что довольно странно для столь спокойного человека, как он. Как ты думаешь, что происходит?

— Понятия не имею, через пару часов мы и так все узнаем, — Лайнел шлепнул ее по попке и встал. — Лучше мне вернуться в музей, пока не поздно, а ты должна выйти из дома якобы, чтобы передать мне сообщение. В противном случае, они могут что-то заподозрить.

— Ты уверен, что у тебя не будет проблем на работе, если ты прогуляешь еще и сегодня?

Лайнел усмехнулся, но, вспомнив, что по дому бродит миссис Хокинс, поспешил понизить голос.

— Солнце мое, я просто обожаю твое чувство юмора. Во всем учреждении я единственный, кто имеет право пенять остальному персоналу за прогулы.

— Ты и сэр Артур Эванс[22], — напомнила ему Вероника. — По-моему, ты иногда забываешь, что назначен помощником хранителя Эшмола, а не хранителем.

— Дай мне пару лет, максимум пять. Эвансу с каждым разом все меньше и меньше нравится оксфордский стиль жизни. Этой весной он только и говорит о своем желании посвятить себя раскопкам в Кноссе[23]. Он еще не долго протянет в своем музейном кабинете. Не успеешь оглянуться, как окажешься на инаугурации музея Эшмола-Леннокса, попомни мои слова.

— Что-то я сомневаюсь, что ты готов провести остаток своих дней в кабинете, — ответила Вероника, наблюдая, как Лайнел садится на край кровати и пытается найти свои штаны в груде вещей, из-за которых пол был едва виден. — Тебе слишком нравятся приключения, сильные эмоции… Возможно, держать в руках бразды правления музеем позволяет тебе почувствовать власть, но мы оба знаем, что это не совсем твое.

— Если ты про раскопки, а я уверен, что это так, то да, это по-прежнему моя стихия. Спасибо за комплимент.

— Это было бы комплиментом, если бы я не знала насколько ты бессовестный. Однажды ты допустишь ошибку, от которой тебя не спасет ни твоя изворотливость, ни успех у женщин..

— Ты о чем? — удивился Лайнел. — Что ты пытаешься…?

— Ты прекрасно знаешь о чем. Просто удивительно, что ты так ничему и не научился два года назад, когда эти бандиты из Долины Цариц чуть не пристрелили тебя, чтобы отобрать добытый тобой артефакт. Я думала, это сделает тебя более благоразумным, но я ошиблась. Ты все такой же безрассудный, как и всегда.

После ее слов воцарилась тишина. Вероника ожидала, что Лайнел начнет оправдываться, заверять ее в том, что он может за себя постоять, а вовсе не полного молчания с его стороны. Внезапно, легкий ветерок, дующий из окна, показался девушке каким-то тревожным, навевающим беспокойство.

— Я сказала что-то не то? — спросила удивленная Вероника. — Или ты влез во что-то опасное, о чем не собираешься мне рассказать?

— Не волнуйся, в последнее время я не искал себе проблем, — пробормотал Лайнел, не поворачиваясь к девушке. — Во всяком случае, не больше, чем имел после Долины Цариц.

Он встал, чтобы застегнуть ремень, стараясь не обращать внимания на беспокойный взгляд девушки. Лайнел подошел к окну и посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Взгляд невольно задержался на украшающем плечо шраме, который белой татуировкой выделялся на смуглой коже и, казалось, яростно пульсировал каждый раз, когда мужчина вспоминал о виновнице в нанесении этой раны.

Лайнел попытался отогнать внезапно нахлынувшие воспоминания: тепло губ с красной помадой совсем рядом с его губами; аромат сандала, исходящий от роскошных волос, в которые хотелось зарыться лицом; глаза, смеющиеся над ним сквозь складки платка или перья на черной шляпе. То, что едва не убивший его расхититель гробниц оказался самой сексуальной из всех известных ему женщин, казалось жестокой шуткой судьбы. А как она умудрялась хранить молчание все то время, что они вместе с друзьями провели в Ирландии, как слушала его хвастовство Долиной Цариц с улыбкой, которую Лайнел тогда принял за восхищение…

Даже то, что его признали героем за столкновение с сопровождавшей ее в Египте бандой не помогало Лайнелу чувствовать себя лучше. И даже то, что сэр Артур Эванс, восхищенный мужеством, с которым он защищал раскопки, которые, на самом деле, он же и обворовывал, назначил Лайнела своей правой рукой в Эшмоле. В глубине души мужчина боялся, что однажды она появится вновь, готовая снова заклеймить его, вооруженная улыбкой, не менее опасной, чем ее пистолет.

— Лучше мне уйти, пока твой дядя не появился снова, — наконец, произнес он. — Ты права, в последнее время я слишком часто отлучаюсь из Эшмола. И если сегодняшний день мне придется провести в Александром и Оливером, то не могу допустить, чтобы Эванс…

— Подожди минутку, — Вероника поднялась с кровати, подошла к нему и обняла его так, что Лайнелу эти объятия показались скорее сестринскими, чем любовными. Она подняла на него ореховыми глазами: — Полагаю, что нет необходимости напоминать, ты и так знаешь, что если тебе надо о чем-то поговорить… можешь на меня рассчитывать.

— Мисс Куиллс вдруг стала сентиментальной? Вот это действительно сенсация, достойная публикации на страницах «Сонных шпилей», — с кривой ухмылкой ответил Лайнел. — Кажется, ты действительно слегка заразилась от Сандерсов. В глубине души ты, все-таки, романтик.

Вероника яростно тряхнула головой и помогла ему найти разбросанную по всей комнате одежду. Она сняла с себя его рубашку, которую накинула, чтобы открыть дверь Александру, застегнула Лайнелу жилет и осталась наблюдать, как он, надев обувь, перелезает через подоконник, следя, чтобы его не увидел никто из обитателей Кодуэллс Касл.

— Будь осторожен и внимательно слушай сегодня моего дядю, — тихо напомнила он. — Я умираю от желания узнать, что же происходит.

— Я завтра же расскажу тебе об этом за пинтой пива, если придешь ко мне в музей.

Лайнел схватился руками за раму, убедился, что ноги прочно стоят на увитой розами решетке и, повернувшись к девушке, быстро поцеловал ее в губы.

— До скорого, Джульетта. Можешь вытворять что угодно с Парисом в мое отсутствие, а также с Меркуцио и даже с моим двоюродным братом Тибальтом, я не буду ревновать[24].

— Идиот, — улыбаясь, прошептала Вероника. — Иди отсюда, пока я тебя не столкнула.

Она не отошла от окна, пока Лайнел не миновал окно гостиной, в которой в этот момент мог находится ее дядя, и не спрыгнул на свежеподстриженный газон. Только тогда девушка заметила, что он забыл в комнате широкополую шляпу, сдернула ее с головы манекена, стоявшего рядом с мольбертом. Вероника аккуратно сбросила шляпу вниз из окна, Лайнел ловко подхватил ее, надел и, отвесив версальский поклон, удалился в сторону Фолли-бридж.

Свенгали дождался ухода Лайнела и спланировал на руку Вероники, которая задумчиво погладила птицу, перья которой щекотали ей обнаженную грудь.

— Тебе тоже кажется, что больше всего на свете Лайнела пугают его собственные чувства?

Глава 3

— Это один из первых домов, построенный на Полстед-роуд[25], — гордо пояснила старушка. — Долгое время он принадлежал моему старшему сыну, который сражался в Пятом Нортумберлендском стрелковом полку[26] в битве при Майванде[27], хотя у него едва было время, чтобы хотя бы иногда бывать здесь. Можно даже сказать, что здесь практически никто не жил, но будет лучше, если вы сами во всем убедитесь. Пойдемте наверх, я уверена, вам там понравится.

Она начала с большим усилием подниматься по лестнице, и молодые люди последовали за ней взявшись за руки. Они составляли очаровательную пару: она — хрупкая и белокурая словно фея; он — с длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. Они прошли мимо витража, пропускающего трепещущий в ветвях деревьев солнечный свет.

— Здесь все сейчас точно так, как оставил мой Альфред перед тем, как отбыть в Афганистан. К счастью, ранение в ногу не превратило его в инвалида, но с тех пор он не может подниматься больше, чем на четыре ступени, поэтому ему вместе с женой и детьми пришлось переехать в дом на другой стороне улицы, где живем я и мистер Мюррей. Мы следим, чтобы все было в порядке, ежегодно проверяем состояние каминов и водопроводных труб. Подойдите сюда, я покажу вам комнаты…

Миссис Мюррей пересекла холл, чтобы открыть одну из дверей. Там оказалась маленькая, но такая же светлая, как и все остальные, комната, с мебелью из розового дерева, отражавшей солнце. Женщина окинула с любовью интерьер полным воспоминаний взглядом.

— Здесь когда-то была наша гостиная. Она расположена на южной стороне, поэтому тут всегда тепло, даже зимними ночами. К тому же, мы недавно поменяли мебель и едва ей пользовались. Она практически новая.

— Она прелестна, — с сияющими глазами произнесла Эйлиш. — Очаровательная комната.

Она прошлась по гостиной, не снимая перчаток, несмотря на то, что уже наступила весна. Оливер, прислонившись к дверному косяку, с улыбкой наблюдал, как она провела пальцами по спинке дивана, а затем по каминной полке, украшенной фарфоровыми фигурками. Выражение ее лица дало понять Оливеру, что девушка думает о комнате, точнее, о воспоминаниях, впитавшихся в обстановку, словно слой полировки.

— Сколько на этом этаже спален? — продолжила расспросы его жена.

— Слева расположена хозяйская спальня, а с другой стороны — игровая комната, ведущая к детским спальням, — миссис Мюррей показала пухлым пальчиком в соответствующем направлении. — Там есть место для трех кроватей, но если возникнет необходимость, можно приспособить прилегающую к детской маленькую комнату, которую когда-то занимала няня. Так что вам не придется тесниться, когда решите подарить ему парочку братиков и сестричек, — она кивнула в сторону Эйлиш. — У вас еще вся жизнь впереди!

Девушка рассмеялась. Она повернулась к Оливеру, луч света обрисовал сильно заметный живот и заставил ее светлые волосы сиять, словно венец.

— Что думаешь, любимый? Думаешь, это подходящее место для нашей семьи?

— Это именно то, о чем мы мечтали, — ответил он. — У меня нет никаких замечаний к зданию, да и район отличный. Более того, он расположен недалеко от центра Оксфорда, всего в пятнадцати минутах.

Эйлиш кивнула. Она повернулась к хозяйке, положив руки на живот.

— Думаю, мы оба просто влюбились в Полстед-роуд, миссис Мюррей. Но, если вы не против, нам бы хотелось осмотреть весь дом прежде, чем принять окончательное решение.

— Ну, разумеется! — воскликнула старушка, — Думайте столько, сколько вам нужно. Не торопитесь из-за меня, у меня нет других планов на сегодняшнее утро.

Эйлиш сняла перчатки, убрала их в рукав фиалкового поплинового платья и направилась в левую комнату, которую миссис Мюррей назвала хозяйской спальней. Пожилая дама, тем временем, шепнула Оливеру:

— Ваша жена просто восхитительное создание, мистер Сандерс. Само очарование!

— Да, это так, — с некоторой гордостью улыбнулся он, — Она — это лучшее, что произошло со мной в этой жизни, клянусь вам. Я счастлив видеть ее столь взволнованной.

— И когда же вы ожидаете счастливое событие? Еще долго ждать?

— Почти два месяца. Мы узнали об этом прямо в сочельник, так что можете себе представить каким чудесным оказался для нас грядущий праздник. Незабываемая ночь…

И сказал это Оливер не просто так, он действительно прекрасно помнил все подробности того сочельника, проведенного вместе с женой и друзьями. Помнил как кухарка вскрикнула от радости, и как мисс Хокинс чуть не уронила блюдо с индейкой, и как все подняли тост за маленького Сандерса, и как Вероника в полночь заставила Эйлиш лечь на диван, подвесила обручальное кольцо на кусочек серпантина и поводила им над животом. Все увидели, что кольцо движется кругами, поэтому ни у кого не осталось сомнений, что это будет девочка. Счастье переполнило Оливера настолько, что он на пару с Лайнелом влез на спинку дивана и во все горло орал «God Rest Ye Merry Gentlemen», пока в Кодуэллс Касл не постучались соседи, с жалобами на то, что этот кавардак мешает им сконцентрироваться на молитвах. А завершилась та ночь тем же, что и все ночи их новой жизни: Эйлиш, уютно устроившаяся у его груди, и пальцы Оливера, перебирающие ее, спутанные после занятий любовью, волосы.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вынырнуть из своих воспоминаний, заметив, что миссис Мюррей с любопытством на него посматривает.

— Прошу меня извинить за мою дерзость, но могу ли я поинтересоваться, вы, случайно, не тот самый Сандерс, автор романа «Твое имя после дождя»?

Наконец Оливер понял, почему им открыли дверь с таким энтузиазмом.

— Ну… да, это я. Я и подумать не мог, что вы читали мою книгу.

— Трижды! Я узнала бы вас где угодно, и в то же время поверить не могла, что это действительно вы! Надо же, Оливер Сандерс покупает наш дом!

Оливер чуть было не покраснел. Спустя почти год, он все еще не знал, как реагировать в подобные моменты, на этот раз он лишь улыбнулся миссис Мюррей и выслушал ее восторги по поводу того, что ее дорогой Альфред является его преданным поклонником, а ее единственный внук, четырнадцати лет от роду, просто обожает этот роман.

— С моей внучкой Эмили происходит тоже самое, но в ее случае, разумеется, все совсем по-другому, потому что она знала вас еще по статьям в «Оксфорд Таймс», а уж когда стала читать «Твое имя после дождя», то уже знала, что вы очень молоды, хороши собой, уж простите за мою смелость, но вживую вы еще лучше. Неудивительно, что Эмили наполнила целую коробку всеми вашими фотографиями, которые когда-либо появлялись в печати! Вот увидите, когда она узнает, что вы приходили ко мне, она не захочет отсюда переезжать!

Оливер ощутил панику. Где же Эйлиш? Ее так ему сейчас не хватает!

— Эта история про банши — самое ужасное, что я когда-либо читала, особенно учитывая, что вы рассказали в прологе. Вы пишете, что действительно бывают такие существа как и в том селении, в котором вы познакомились со своей супругой? Это значит, что действия вашего романа основаны на реальных событиях? Все было точно так, как там написано?

— Ну…. — Оливер выдавил улыбку, надеясь, что его замешательство не слишком заметно. — Вы знаете, как обычно заявляют авторы: никогда нельзя всерьез воспринимать все, что они говорят. Я бы предпочел оставить правду при себе.

— Ах, да, я понимаю, — подмигнула ему миссис Мюррей. — Они словно маги, которые никогда не раскрывают свои трюки. У вас это отлично получается, жду не дождусь вашей следующей книги. Вы уже задумали что-нибудь новенькое?

— Да так… есть парочка идей, но я еще не… Прошу прощения, вы не возражаете, если я присоединюсь к моей жене, а мы поговорим с вами позже? — Оливер сделал шаг в ту сторону, в которой исчезла Эйлиш. — Думаю, нам стоит осмотреть дом вместе, ей так хочется его купить…

— Ну конечно! Боже мой, простите меня, я что-то совсем раскудахталась. Конечно, идите с ней и не торопитесь с ответом. С подобными решениями не стоит спешить.

Добрая женщина вернулась на первый этаж, теребя тесьму на своей шляпке. Оливер подождал, пока она не скроется из вида и вошел в спальню, где обнаружил Эйлиш, которая взобралась на огромную постель, почти целиком занимавшую одну из сторон комнаты. Туфельки она оставила у туалетного столика и теперь водила руками по столбикам, поддерживавшим балдахин кремового цвета. Оливер улыбнулся, увидев, что после всего происшедшего за последние два года, она по-прежнему оставалась все той же героиней из волшебной сказки, сбежавшей с Изумрудного Острова ради того, чтобы стать его женой.

У Оливера все еще учащалось дыхание, когда он вспоминал как они поднялись по лестнице маленькой деревенской гостиницы в Доресе[28], где они провели медовый месяц. Все тревоги и сомнения, сопровождавшие их всю дорогу до Хайленда, рассеялись словно дым, как только влюбленные закрыли дверь комнаты, бросились в объятия друг друга и упали, наконец, на постель, которая превратилась в их святилище в течение последующих дней. Перед поездкой Лайнел сводил Оливера с ума, давая кучу самых разных советов, которые, как, в конце концов, заподозрил Оливер, показывали, что Лайнел понятия не имел о чем говорил. Он знал о том, что происходит между мужчиной и женщиной за пределами телесного контакта, не больше чем тот, кто из всего великолепия цветов амазонских джунглей, знает лишь как ухаживать за кактусом.

Если честно, они не слишком много увидели в Хайленде, и когда Александр по их возвращении в Оксфорд спросил, как им показались великолепные тамошние пейзажи, они даже не знали, что и ответить. Пейзажи, которым посвятил себя Оливер в те дни не имели никакого отношения к горам, присмотреться к которым так рекомендовал ему друг: «может, ты захочешь описать их в одном из твоих рассказов». В любом случае, вскоре они осознали, начавшаяся новая совместная жизнь сулит им немало чудес, и первое из них явилось спустя несколько месяцев в лице приятеля Александра по университету.

Этот самый приятель учился вместе с Александром в Магдален-колледже и недавно обзавелся небольшим издательством. Он был в восторге от рассказа Оливера про банши, написанного для «Сонных шпилей» и профессор подумал, что, может, пришло время нарушить анонимность, если это принесет большие возможности. Восемь месяцев спустя вышел роман «Твое имя после дождя» о приключениях в Ирландии, который, к вящей гордости друзей, Эйлиш и к недоумению Оливера — произвел настоящий фурор среди читателей.

Удивительное дело, но слава совершенно не вскружила ему голову, как это произошло бы с любым другим на его месте. В то время Оливер был занят множеством других, более важных для него дел, одним из которых было стать самым лучшим мужем для Эйлиш. Оливер провел семь лет в крошечной комнате Бейлиол-колледжа, работая над «Словарем латинских глаголов», который возненавидел от всей души, потому что тот отдалял его от возможности зарабатывать на жизнь с помощью воображения. Теперь вожделенный момент настал, так же как и возможность съехать, наконец, из дома Куиллсов, которые их приютили.

Оливер смотрел, как Эйлиш проводит ладонями по супружеской постели и в который раз спрашивал себя, что он такого хорошего в жизни сделал, чтобы заслужить такое вознаграждение? Для выросшего в приюте сироты, никогда не знавшего родителей, это было больше, чем он представлял в самых смелых мечтах.

— Чистая, — провозгласила Эйлиш, когда он прикрыл дверь, чтобы миссис Мюррей не могла их услышать. — Совершенно чистая и наполненная позитивной вибрацией. Должно быть, Мюрреи — прекрасная семья, здесь все излучает сияние.

— Значит, тебе, действительно, нравится этот дом? — улыбаясь, спросил Оливер.

— Это была любовь с первого взгляда, как я уже сказала тебе едва открыв калитку в сад. И самое главное, что мы тоже нравимся этому дому. Он многое повидал за последние годы, но грустного было совсем мало, а трагического не случалось совсем. Он как миссис Мюррей — улыбчивая старушка, пахнущая медом, свежеиспеченным хлебом и чистой одеждой.

Шагая по кровати, она подошла к одному из прикроватных столбиков и отвязала балдахин, чтобы расправить его и рассмотреть получше. Солнечные лучи бликами отразились на узоре.

— Я бы хотела, чтобы полог и занавеси были голубыми, как в моем прежнем доме…, хотя, наверное, пришло время перемен. Я попрошу Веронику написать пару ирландских пейзажей для стен, а мы каждое утро будем наполнять свежими цветами вазы, которые поставим на этом комоде. А вот здесь, — она показала на центр балдахина, — подвешу омелу, как в прошлый сочельник, помнишь?

— Как я могу забыть? Как же быстро пролетело время! Кажется, лишь вчера ты преподнесла мне чудесную новость.

— Оглянуться не успеем, как наша девочка уже будет с нами. Через несколько мгновений начнет бегать по саду, заплетать волосы, влюбляться…

— Нет, пока я в состоянии этому помешать. В мире бродит слишком много Лайнелов!

Эйлиш рассмеялась. Она снова подвязала занавес балдахина и осторожно спустилась с кровати.

— Я слышала, как ты разговаривал с миссис Мюррей. Вы говорили о девочке?

— Поначалу да, но потом… — Оливер понизил голос, — она принялась рассказывать, что вся ее семья в восторге от моего романа, что ее ненормальная внучка повырезала мои фотографии из газет и хранит их в коробке. Я чрезвычайно рад, что тебе так понравился этот дом, но если вдобавок к нему по саду будет кружить эта девица…

Как он и предвидел, Эйлиш снова рассмеялась. Она крутанулась вокруг одного из прикроватных столбиков и с театральным жестом упала на кровать.

— Вот что меня теперь ждет, дамы и господа. Всю жизнь я мечтала стать художницей, писательницей, композитором…. а в итоге войду в историю, как жена успешного автора, а не как независимый автор.

— А мне без разницы, войдем мы в историю или нет, — заверил ее Оливер, гораздо более серьезным голосом. — Единственное, что имеет для меня значение — это, чтобы ты была счастлива.

Эйлиш подняла голову и посмотрела на него. Серебристые глаза искрились радостью.

— Я всегда счастлива, — прошептала она. — Пока ты со мной… разве может быть иначе?

Девушка похлопала ладонью по кровати, чтобы он присоединился к ней, и Оливер не заставил уговаривать себя слишком долго. Какое-то время они молча лежали рядом, глядя на балдахин над их головами, держась за руки и слушая, как миссис Мюррей открывает дверь дома, выходит в сад и принимается болтать с соседкой. Район был поспокойнее, чем у Кодуэллс Касл, можно сказать, что единственным источником шума, помимо квохтания двух старушек, были птицы, свившие гнездо в ветвях деревьев, ласкающих окна дома.

— Итак, миссис Сандерс, именно на этой кровати мы теперь будем заниматься любовью…

— Похоже на то, мистер Сандерс. Хотя, как мне кажется, вы говорите об этом в совершенно недопустимой манере. Вы почти заставили меня покраснеть, словно я вновь стала невинной школьницей.

— Подожди, еще не пришло время краснеть. Когда мы, наконец, получим ключи, отделаем дом в нашем вкусе и, наконец, останемся здесь одни… — он повернулся к ней, Эйлиш сделала тоже самое и посмотрела на него тем самым дерзким взглядом, который всегда начисто лишал его разума, — вот тогда мы и обновим наш новый дом совершенно незабываемым действом.

— Боюсь, с этим «действом» придется подождать, — ответила, развеселившись, Эйлиш, беря руку Оливера и кладя ее на выступающий живот. — Хоть ты и твердишь без конца, что я даже беременная выгляжу замечательно, но я похожа на кита…

— Глупости. У тебя никогда так не сияли волосы и кожа. Ты прекрасна.

— Но мы не должны так часто беспокоить малышку. Мне кажется, пришло время немного подуспокоится. До ее рождения осталось всего два месяца. В конце концов, у нас еще вся жизнь впереди. По-моему, стоит подождать.

Оливер фыркнул, но не мог не признать ее правоту. И, словно поняв о чем шла речь, что-то шевельнулось под его пальцами. Что-то, слишком похожее на крошечную ножку, натянувшую фиалковую ткань, покрывавшую живот Эйлиш. Оливер мгновенно сел на кровати.

— Ты это почувствовала? Почувствовала, как она пошевелилась? Я чуть не ухватил ее за ножку!

— Разумеется, я это почувствовала, — рассмеялась Эйлиш. — Она каждое утро так делает и успокаивается только во время уроков рисования, которые я посещаю вместе с Вероникой. Наверное, она хочет быть акварелистом.

Но Оливер ее не слушал. Словно зачарованный, он смотрел как вновь и вновь появлялся, сжимался и исчезал в складках платья бугорок. Он взглянул на Эйлиш и тряхнул головой, словно не мог осознать то, что только что увидел.

— Как ты можешь считать, что это не красиво? — тихо спросил Оливер, окидывая жену взглядом с головы до ног. — Вся ты, вот такая, как сейчас…

Вместо ответа Эйлиш обхватила его за плечи и притянула к себе. Оливер лег на нее, опираясь локтями и, не заставляя себя упрашивать прижался губами к губам Эйлиш в поцелуе, который за последние два года превратился в неотъемлемую часть его существования, такую, например, как биение его собственного сердца.

Но на этот раз он впервые почувствовал, что магический защитный круг расширился и принял в свои объятия уже не двоих, а троих человек. Когда Эйлиш отстранилась от него через несколько секунд, то заметила, что его глаза увлажнились.

— А сейчас, мистер Сандерс, спуститесь вниз и скажите миссис Мюррей «Да!». Скажите, что мы хотим этот дом и хотим жизнь, которая нас в нем ждет.

Глава 4

Когда Александр в 17.15 подошел к Магдален-колледжу, попыхивая трубкой, то обнаружил стоящего там Лайнела, который подпирал спиной украшенные каменными розами ворота, выходящие на Хай-стрит.

— Поверить не могу! — удивился профессор. — Впервые в истории мне не придется тебя ждать!

— Просто сегодня у меня не было занятия поинтереснее, а твои нынешние студенточки просто отрада для глаз, — ответил Лайнел с отлично знакомой Александру блудливой улыбкой на устах. — Похоже, урожай 1905 года оказался как никогда многообещающим. Думаю, мне стоит почаще приходить к тебе на работу.

Как раз в это время мимо проходила стайка девушек и, похоже, они услышали его слова, так как весело рассмеялись, а одна из них, очаровательная кудрявая девушка с веснушками, улыбнулась парню прежде, чем последовать за подружками. Лайнел подмигнул ей, и она ответила ему тем же.

— Это дочь Томаса Ханта, нынешнего ректора колледжа, — предупредил Александр.

— Отличный повод познакомиться с ней поближе, а также со всеми, кого ей захочется мне представить. Для твоей карьеры будет очень полезно, если мы укрепим наши связи.

— Если бы я знал, что моя карьера зависит от тебя, Лайнел, то пошел бы прямиком на мост и бросился в реку, — ответил профессор, убирая трубку. Через плечо Лайнела он заметил приближающегося по Хай-стрит Оливера. — О, отлично, все в сборе.

— А вот и наш Папагено, правда, на этот раз он пришел без Папагены[29], — Лайнел поприветствовал друга толчком в плечо. — Ты потерял ее по дороге?

— У нее сегодня слишком дел, чтобы еще и с нами встречаться, — ответил приятель. — Ей очень хочется выяснить, что мы замышляем, но она так серьезно относится к своим занятиям в Школе искусств, что не хочет пропустить ни одного.

— Она и правда не отдыхает ни минуты? — признал Александр. Они пошли вдоль Магдален-колледжа, перешли дорогу по направлению к Ботаническому саду, куда студенты ежедневно ходили, чтобы полюбоваться тысячами экземпляров растений, высаженных в оранжереях и клумбах. — Я не понимаю, откуда она черпает столько энергии, особенно, учитывая ее нынешнее состояние. Она то посещает уроки рисования, то играет на фортепиано, которое мы ей подарили, то на арфе…

— А еще она учится готовить у Мод, — улыбнулся Оливер. — Причем довольно успешно. По крайней мере, теперь еда подгорает у нее не так часто как пару месяцев назад.

— Дааа, я все еще помню ревеневый пирог, который она испекла на последний день рождения Вероники, — высказался Лайнел. — Мой желудок больше никогда не будет прежним.

— А мне он показался многообещающим, — как всегда примиряюще добавил Александр. — Но, думаю, кулинарные способности Эйлиш мы обсудим чуть позже. Сейчас у меня для вас есть более важная тема для разговора, которая имеет непосредственное отношение к «Сонным шпилям».

И он принялся рассказывать все, что касалось Савиньи. Как он и предполагал, приятели тоже возмутились слежкой за Александром и обеспокоились скрытыми в письмах угрозами. Причем больше всех происходящим заинтересовался Лайнел.

— Этот тип — самый настоящий кретин, — воскликнул он. — Не понимаю, как ты согласился на встречу с ним.

— А я и не соглашался, — ответил Александр, пока они не спеша шли по дорожке, ведущей к основному водоему сада, в центре которого бил фонтан, вокруг были расставлены каменные кувшины и скамьи, на которых сидели парочки. — Он не оставил мне выбора, и, хоть он и пишет, что никому из Магдален-колледжа не расскажет о моей деятельности в «Сонных шпилях»…, думаю, мне не стоит рисковать и провоцировать его еще больше.

— Ты знаешь, лично меня никогда не заботил тот факт, что кто-то может узнать о том, что я являюсь одним из редакторов, — пожав плечами, сказал Оливер. — Но мне крайне неприятны затеянные этим Савиньи игры.

— К тому же, наверняка он расскажет нам тривиальную историю про привидение его прапрадедушки, который погиб в битве при Ватерлоо, и теперь бродит где-то на чердаке, — продолжил Лайнел. — Пустая трата времени!

— Мы еще не знаем, что он собирается рассказать, — напомнил ему Александр. — Хотя, конечно, я не питаю особых иллюзий насчет него. Как правило, те, кто действительно сталкивался с чем-то серьезным, обращается не в редакцию газеты, а прямиком в Общество исследователей сверхъестественного или же к медиуму, вроде Августа.

— Ладно, к счастью, недолго нам осталось ждать, чтобы все выяснить, — проворчал Лайнел.

Они повернули налево и оказались у череды оранжерей, расположенных вдоль ограды сада. Александр посмотрел на часы и увидел, что уже почти 17.30, так что он толкнул дверь Дома орхидей, где договорился о встрече с Савиньи.

Его встретила волна горячего воздуха, от которого тут же запотели очки. Александру пришлось снять очки, чтобы протереть стекла платком, следом за ним зашли Оливер и Лайнел.

— Как ты думаешь, кто это может быть, — прошептал Оливер, окидывая взглядом помещение. — Он дал тебе хоть какую-то подсказку по поводу своей внешности?

— Абсолютно никакой. Еще одна дерзкая выходка с его стороны, учитывая, что он явно знает, как выгляжу я.

— Француз, с большим самомнением, интересуется ботаникой и с достаточным количеством денег, чтобы остановится в «Рэндольфе», — бормотал Лайнел. — Даю руку на отсечение, что это субъект среднего возраста, с женственной походкой, напомаженными усами и большим количеством свободного времени, чтобы не давать покоя окружающим.

Но в Доме орхидей не было никого, подходящего под описание Лайнела. Пройдя к центру оранжереи, они обнаружили, что являлись единственными посетителями среднего возраста. В дальнем углу три знакомых Оливеру студента Бейлиол-колледжа делали заметки, любуясь бирюзовыми соцветиями Strongylodon macrobotrys[30], свисавшими над их головами словно рождественская гирлянда. Рядом со находящимся в центре водоемом, пожилая дама восхищалась огромными водяными амазонскими лилиями. Справа от нее спиной к журналистам стояла, наклонившись к тропическим лилиям, еще одна дама в шляпе с перьями.

— Пунктуальность явно не является добродетелью нашего друга, — раздраженно произнес Александр. Как истинного английского джентльмена, мало что могло так вывести его из равновесия. — Полагаю, нам больше ничего не остается, как подождать его здесь.

Было проще сказать, чем сделать. Температура воздуха грозила головокружением, и они принялись бродить туда сюда среди растений. Вскоре пожилая дама покинула оранжерею, чуть позже ее примеру последовали и студенты. Александр выглядел все более раздраженным.

— Это все больше напоминает насмешку, — сказал он. Оливер кивнул. — Думаю, оптимальным вариантом будет вернуться домой и далее, не читая, сжигать все его письма.

— Я как раз хотел сказать тоже самое, — согласился Оливер и повернулся в сторону Лайнела. — Пойдем отсюда, мы теряем время. Мы могли бы уже…

Он умолк, увидев, что Лайнел вдруг побледнел.

— Лайнел, — тихо спросил Оливер, подходя поближе к другу, — что с тобой…

Тот молча покачал головой, уставившись на единственного оставшегося в оранжерее посетителя. Профессор тоже подошел, отодвинул в сторону роскошные соцветия одной из орхидей и посмотрел на стоявшую к ним спиной даму в невероятной шляпе с черными перьями. Александр приподнял брови и собирался заявить Лайнелу, что тот всегда думает об одном и том же, как вдруг услышал голос:

— Мне очень жаль, что заставила вас ждать, профессор Куиллс, но мне ничего другого не оставалось, так как я хотела быть уверена, что нам никто не помешает.

Никто из присутствующих мужчин не нуждался в дополнительной информации, чтобы узнать этот голос. Ее акцент, он был не только экзотичен, но и поистине незабываем. По мере того, как она приближались, шуршали листья орхидей, и, казалось, что это пантера продвигается сквозь чащу, где являлась абсолютной королевой.

Как это не раз случалось в Ирландии, семь украшавших ее скулы родинок прижались друг к другу, когда она одарила их улыбкой.

— Мисс Стирлинг! — воскликнул ошарашенный Александр. — Не могу поверить, что это вы!

— Я так и подумала, — лукаво рассмеялась девушка. — Видели бы вы сейчас себя в зеркало! По вашему выражению лица любой решил бы, что вы увидели привидение!

Она по прежнему являла собой живое воплощение женской красоты, с элегантно причесанными густыми черными волосами, смуглой, как у греческой богини, кожей и миндалевидными глазами цвета полуночного неба. На мисс Стирлинг было надето серебристое шелковое платье, сверху накинута черная шаль. Она шутливым жестом протянула облаченную в черные кружева руку, и Александр наклонился, чтобы ее поцеловать, все еще находясь в состоянии шока от удивления. Ни одно из предположений относительно личности месье Савиньи не соответствовало действительности. Если бы в этот момент он посмотрел на Лайнела, то заметил бы, что тем овладело вовсе не удивление: его лицо выражало нечто, слишком похожее на ужас.

— Вы себе не представляете, как я благодарна за ваше терпение. В какой-то момент я подумала, что мы никогда не останемся наедине, но, наконец, вот я перед вами. — Она раскрыла объятия, и ее шаль распахнулась, словно крылья ворона. — И без напомаженных усов, впрочем, не буду отрицать, что походка у меня действительно женственная.

— Вы бесподобны, — признал Александр, Оливер же смеялся. — И ведь я должен был узнать ваш стиль во всем этом. Месье Э. Савиньи, М.Э.С…

— Маргарет Элизабет Стирлинг, — закончил за него Оливер. — Должно быть, вы неплохо повеселились с этими письмами, только я понять не могу, зачем понадобилось прибегать к подобным трюкам? Вы с самого начала знали адрес Александра, почему бы сразу не написать ему от своего собственного имени?

— Поначалу я именно так и собиралась поступить, — заметила девушка, пожав плечами. — Но подумала, что мое желание встретиться с профессором Куиллсом, некоторые могли воспринять негативно. В противном случае, если связаться с вами анонимно…

— Что вы имеете ввиду? — удивился Александр. — Разве вы знаете в Оксфорде кого-то еще кроме нас? Почему вы считаете, что они могли настроить меня против вас?

— Ах, я и сама хотела бы это знать. Если хорошенько подумать, то, возможно, я могла бы избавиться от сомнений прямо сейчас, — мисс Стирлинг повернулась к молчавшему Лайнелу и произнесла с легкой иронией: — Вам не кажется, что Лайнел сегодня что-то плоховато выглядит? Надеюсь, все из-за ужасающей духоты этой проклятой парилки, иначе я могу подумать, что он не рад меня видеть.

— Лучше и быть не может, — выпалил Лайнел. — Я бы предпочел обнаружить в своей постели гремучую змею, чем вас в окружении моих друзей.

После всего того, что она дала ему понять в дублинском порту, после того, как убедилась в том, что Лайнел узнал в ней египетского стрелка из Долины цариц, как ей хватило наглости появиться в Оксфорде и смеяться ему в лицо?

— Лайнел! — изумился Александр, — разве так разговаривают с леди?

— Я прекрасно знаю, как разговаривать с леди, но здесь не вижу ни одной.

Мисс Стирлинг оценивающе посмотрела на него. Было очевидно, что он до сих пор никому не открыл правду.

— Думаю, — произнесла она после паузы, — что мистер Леннокс, после того, как мы чудесно провели время в Ирландии, должно быть, чувствует некоторую досаду, что я уехала к своему патрону князю Драгомираски. Возможно, он позабыл, что мой визит был продиктован исключительно профессиональным интересом.

— Да что вы такое говорите? — возмутился Лайнел. — Почему я должен был…

— Я должен был и сам догадаться, в чем тут дело, — высказался Александр и так посмотрел на Лайнела, что взбесило его еще больше. — Мы слишком хорошо его знаем.

— Поверить не могу в то, что слышу, — промолвил Лайнел. — Вы хоть понимаете, что она снова пытается нас одурачить? Все, что говорит эта женщина — лишь вереница лжи!

— Ой, ну надо же, какой образчик возмущенного мужчины, — вздохнула мисс Стирлинг. Она сделала шаг вперед, положила руки в перчатках ему на плечи. — Полагаю, мне надо было уже давно привыкнуть к подобным вещам, но они, по-прежнему, умиляют меня, как в первый раз. Ладно вам, мистер Леннокс, не портите себе нервы из-за меня. Думаю, пришло время оставить прошлое позади и дальше вести себя как взрослые люди. В конце концов, у нас общие интересы, к тому же, мы вместе пережили невероятные приключения, разве этого недостаточно?

Несмотря на то, что она говорила своим привычным мурлыкающим голосом, сарказм в ее глазах был столь бесстыдным, что Лайнел рывком освободился от ее рук. Она оказалась еще более беспринципной, чем он думал.

— Для меня ничего из этого не будет достаточным, — заверил он ее. — Если то, о чем вы писали в первом письме правда, если вы, действительно, явились в Оксфорд с каким-то предложением для нас, то можете возвращаться туда, откуда пришли прямо сейчас, чтобы…

— Лайнел, по-моему, здесь решаю я, — напомнил профессор, и Лайнелу ничего не оставалось, кроме как умолкнуть. — По правде сказать, я несколько заинтригован, — признал он, вновь обращаясь к девушке. — В ваших письмах вы сообщаете, что у вас есть кое-что, что может быть полезным как для «Сонных шпилей», так и для вас. Смею предположить, что ваш патрон, с его страстью к сверхъестественному, обнаружил что-то интересное?

— Ну, можно и так сказать, — улыбнулась мисс Стирлинг. — Впрочем, это не самое подходящее место для обсуждения подобных тем, учитывая всю многосложность данного дела. Лучше отложить подробности на потом.

Как только она произнесла последние слова, в Дом орхидей заглянул один из сторожей Ботанического сада и сообщил, что уже почти шесть часов, и сад скоро закроется, так что компании пришлось направиться к выходу. Снаружи их встретил освежающий ветерок, который они с благодарностью вдохнули, и направились по дорожке к центральному пруду, где несколько малышей в сопровождении нянь пускали кораблики, построенные из спичечных коробков.

— Мне бы очень хотелось, чтобы присутствовала миссис Сандерс, и не только потому, что мне приятно снова ее увидеть, — произнесла мисс Стирлинг, остановившись у воды. — Я уверена, что она по-прежнему обладает даром психометрии, не так ли?

— Разумеется, — подтвердил Оливер. — Таким же сильным, как и раньше, более того, за прошедшие два года она научилась лучше его контролировать. Теперь Эйлиш не испытывает трудностей с аурой окружающих предметов, она научилась выбирать какую именно информацию хочет прочитать.

— Рада это слышать. Я всегда считала ее очаровательной малышкой, и лучшее, что могло с ней произойти, это начать все с чистого листа на новом месте, с кем-то, кто будет заботиться о ней так, как это делаете вы. Думаете, мы можем собраться уже на этой неделе?

— Разумеется, — ответил ей профессор. — Почему бы вам не зайти завтра в Кодуэлл Касл на чашечку чая и не рассказать нам в чем суть?

— С удовольствием, профессор. Зайду в то же время, что и сегодня, если вы не против. Для меня это будет возможностью окунуться в прошлое, тем более, что из прошлого запоминаются лишь приятные моменты… — И, не переставая улыбаться, достала из складок шали нечто, должно быть, сорванное в оранжерее: миниатюрный вид орхидеи, который, несомненно, стоил целое состояние. — Впрочем, должна вам признаться, что возлагаю большие надежды на будущее, — добавила она, подходя к Лайнелу и вставляя орхидею ему в петлицу. — Особенно, когда это будущее выстраивается на взаимном доверии.

И с улыбкой, неугасающей даже под яростным взглядом Лайнела, она попрощалась с тремя друзьями и исчезла среди цветов, ни один из которых не мог соперничать с ней на звание самого ядовитого.

Глава 5

Лайнел не мог припомнить худшей ночи за последние несколько лет. Каждый раз, когда он пытался сомкнуть глаз, каждый раз когда он пытался подумать о чем-то ином, ворочаясь в сбитых простынях, снова и снова вспоминал как в душной атмосфере Дома орхидей явилась эта проклятая женщина, словно демон, созданный с единственной целью: заставить его страдать. Ее присутствие в Оксфорде не сулило им ничего хорошего, думал Лайнел, взбивая подушку, пытаясь устроиться поудобнее. Мисс Стирлинг несла с собой нечто столь ужасное, что иногда он задумывался: а не убраться ли ему из города до тех пор, пока здесь находится она.

Но он не мог оставить одних Оливера и Александра. Не мог, пока его Немезида[31] собиралась использовать свои темные силы, чтобы переманить на свою сторону его друзей и добиться от них желаемого. Лайнел знал, что мисс Стирлинг чуждо сострадание, не в ее характере отступать перед отказом, каким бы убедительным он ни был, и не важно кто именно посмеет ей противостоять.

На следующий день, прометавшись по комнате, словно запертый в клетке лев, почти целое утро, Лайнел открыл ящик стола, и, поколебавшись пару секунд, вытащил оттуда тот самый пистолет, который брал с собой в Египет два года назад. В тот раз он ему не сильно помог, но теперь Лайнел гораздо лучше знал своего противника и знал, что от нее ждать. Он решил, что на этот раз не позволит застать себя врасплох из-за того, что потерял бдительность. Лайнел спрятал пистолет под пиджак, надел широкополую шляпу и направился в сторону дома Куиллсов с выражением лица выходящего на арену гладиатора.

К его разочарованию, никто из обитателей Кодуэлл Касл не разделял его опасений в отношении грядущего вечера. Оливер и Эйлиш находились в гостиной: Оливер сидел, облокотившись на подлокотник кресла, в котором Эйлиш и разглядывала разноцветные бумажные прямоугольники.

― Я не уверена, ― говорила она, перебирая бумажки одну за другой. ― Если полог и балдахин будут голубыми, то вряд ли подойдет какой-либо из этих вариантов. Надо будет завтра взглянуть на каталоги «Morris&Co»[32].

― Вы тут о чем? ― спросил Лайнел, передавая проводившей его в гостиную миссис Хокинс шляпу и пиджак.

― Эйлиш выбирает цвет стен для нашей спальни, ― объяснил ему приятель. ― Есть пара интересных вариантов, но все же не совсем то, что мы хотели. Придется поискать еще…

― А еще ты и сама можешь разработать дизайн, ― добавила вошедшая в комнату Вероника. Она на ходу снимала фартук, заляпанный краской, которая просочилась на белую блузку и синюю юбку с высокой талией. Волосы были собраны в небрежный пучок, закрепленный кисточкой. ― Разве ты не учишься на художника? Зачем ограничивать свой выбор чужими идеями вместо того, чтобы создать что-то свое?

Она бросила на один из диванов фартук, а миссис Хокинс в ужасе подхватила его, пока тот не испачкал обивку.

― Я не настолько изобретательна, как ты, ― ответила Эйлиш, возвращаясь к первому образцу. ― Впрочем, автор этого варианта ― тоже. Это всего лишь подражание раннему Моррису.

― Ну надо же, да ты стала настоящим экспертом в области крашеной бумаги, ― высказался Лайнел.

― Неправда, ― Эйлиш подняла руку, показывая, что на ней нет перчаток. ― Люди, как правило, чувствуют себя виноватыми, когда крадут, как бы они ни пытались обмануть самих себя. И это чувство вины оставляет след на их творениях.

Ждать гостью пришлось недолго. Буквально через несколько минут раздался стук в дверь, послышались шаги миссис Хокинс и голос только что спустившегося по лестнице Александра, приветствующий мисс Стирлинг. Когда она вошла в гостиную, Лайнел почувствовал почувствовал внутри укол горечи. Девушка вновь выглядела так, словно сошла со страниц модного журнала: на ней был костюм-двойка в серо-черную полоску с камеей на высоком, под горло, воротнике, и еще более невероятная, чем накануне, шляпа. Она радостно щебетала с Александром о том, каким прелестным показался ей Оксфорд, но когда Эйлиш привстала, чтобы поздороваться, то та с радостным криком подбежала к ней и заключила девушку в крепкие объятия.

― Моя дорогая миссис Сандерс! Я так хотела снова вас увидеть! Вы потрясающе выглядите! Судя по всему, мистер Сандерс ведет себя хорошо… ― Они расцеловали друг друга в щеки, после чего мисс Стирлинг обратила внимание на округлившийся живот. ― Ой, как здорово! Я так за вас рада!

― До сих пор мне жаловаться не приходилось, ― улыбнулась Эйлиш. ― Посмотрим, что будет, когда родится малыш. Интуиция нам подсказывает, что это будет девочка. Ее отец так этим воодушевлен, что я уже начинаю ревновать.

Пока женщины болтали, Вероника повернулась в сторону Лайнела, красноречиво округлив глаза. Парень саркастически улыбнулся: он прекрасно понимал, что Вероника может подумать о гостье и какое впечатление, в свою очередь, произведет на мисс Стирлинг. Когда Александр представлял девушек друг другу, его племянница с явной неохотой поднялась с дивана, чтобы протянуть руку мисс Стирлинг, которая молча скользнула взглядом по ее растрепанным волосам. Миссис Хокинс тут же сервировала чай, и все шестеро расселись вокруг маленького столика, стоявшего у камина. Первое время они говорили о том о сем, слушали рассказ мисс Стирлинг о ее последней поездке в Шотландию, наконец, Александр поставил свою чашку на стол и произнес:

― Ну что ж, думаю, я не единственный, кто хочет узнать детали упомянутого вами дела. Ваш патрон в курсе происходящего?

― Разумеется, ― ответила девушка, положив ногу на ногу. ― Как и два года назад именно он захотел, чтобы я с вами связалась. Но на этот раз история не имеет никакого отношения к ирландскому фольклору, это нечто совсем иное и гораздо более экзотичное.

― Паранормальное явление далеко отсюда? ― заинтересовался Оливер, на что мисс Стирлинг согласно кивнула. ― Мы уже писали об этом в «Сонных шпилях»?

― Вряд ли, мистер Сандерс. Более того, не думаю, что какое-либо издание наших дней освещало этот вопрос, хотя в свое время, в прессе о нем упоминали. Разумеется, это было давно… когда история еще не приняла столь пугающий оборот.

― Мисс Стирлинг, не заставляйте нас сгорать от нетерпения, где имели место данные события?

Прежде чем ответить, она улыбнулась, глядя на присутствующих поверх чашки с чаем.

― В Новом Орлеане. Или, точнее, в Ванделёре. Не думаю, что вы когда-либо слышали об этом месте, оно настолько маленькое, что не упоминается ни в одном туристическом справочнике, и даже не на всех картах Луизианы он указан. Полагаю, что, скорее всего, это не более чем крохотная деревушка на берегу Миссисипи, основанная во времена французской колонизации[33]. Но, как вы все прекрасно знаете, размер поселения вовсе не влияет на вероятность стать сценарием паранормальных явлений и удостоиться чести быть исследованным специалистами новых наук, ― мисс Стирлинг посмотрела на Эйлиш, и та согласно кивнула. ― Как мы поняли, происходящее в Ванделёре пока не привлекло внимания ни одного периодического издания. Мы обнаружили его совершенно случайно, я вас уверяю, что как только о нем узнают за пределами Соединенных Штатов, то он станет лакомым кусочком для прессы, специализирующейся на сверхъестественном. Зная ваши методы работы, мы сразу вспомнили про вас и подумали, что, возможно, смогли бы вместе поработать для взаимной выгоды.

― Понимаю, ― ответил Александр после пары секунд раздумий, когда в комнате воцарилась такая тишина, что было слышно лишь позвякивание чайных ложек, помешивающих чай. ― Ваш патрон хочет что-то, что есть в Ванделёре, нечто, связанное с потусторонним миром. И в обмен дает нам эксклюзивное право на ведение расследования.

― Если слухи получат подтверждение, то все мы останемся выигрыше: вы сможете сделать публикации, а мой патрон получит желаемое для своей коллекции, ― подтвердила мисс Стирлинг.

― До сих пор вы говорили лишь загадками, ― перебил ее Лайнел, вызвав удивленные взгляды. ― Но что же мы, все-таки, должны найти? Это какая-то реликвия, над которой висит проклятие?

― Это корабль, мистер Леннокс. Бриг середины XIX века, затонувший в водах Миссисипи по непонятным причинам.

Александр потянулся было к карману, чтобы вынуть трубку, но замер, услышав последние слова. Оливер и Эйлиш последовали его примеру, даже Вероника удивленно изогнула брови. Довольная произведенным эффектом, мисс Стирлинг достала из сумки маленькую кожаную папку, из которой вынула маленькую фотографию, довольно старую, судя по потрепанным краям.

― Мы нашли эту фотографию пару недель назад в военно-морском архиве на южном побережье Норвегии. Внимание моего патрона привлек дизайн судна, он гораздо более тонкий, чем было принято в то время, но когда мы услышали его историю, то были просто поражены. Оно называлось «Персефона»[34].

― Как богиня потустороннего мира, ― тихо произнесла Эйлиш. ― Девушка, которую, согласно греческой мифологии, похитил Аид, чтобы сделать своей женой.

Девушка села рядом с Александром, который рассматривал принесенную мисс Стирлинг фотографию. Оба смотрели на точеный профиль парусника, пришвартованного, по всей видимости, в речном порту Нового Орлеана. На двух высоких мачтах красовались две дюжины квадратных парусов, а на носу ― женская фигура, склонившаяся над водой, словно желая утолить жажду. В углу фотографии была указана дата ― 1861 год.

― В отличие от других судов, типичных для Луизианы того времени, оно не работало на пару. Это был парусник, скорость которого полностью зависела от силы ветра, что, впрочем, не мешало ему конкурировать с судами, уже работавшими на двигателе. В какой-то мере бриг являлся олицетворением лучших времен, предшествующих семидесятым годам, когда имели место большинство военных конфликтов в США. Конфликт, в котором «Персефоне» уцелеть не удалось, как нам рассказали в музее, произошел в 1862 году, всего год спустя после того, как сделали этот снимок.

― Жертвы были? ― спросил Оливер. ― Что произошло с экипажем?

Мисс Стирлинг достала из папки еще одну фотографию и протянула ее Оливеру. На этот раз, это был типичный портрет пары: мужчина и женщина стояли на фоне «Персефоны» ― над головой женщины можно было различить последние буквы названия судна. Мужчина был высоким и привлекательным, лет тридцати с густыми, зачесанными направо волосами и светлой щетиной. Девушка была несколько моложе, с темными, как у мисс Стирлинг, волосами и, казавшимися на фотографии голубыми или серыми, глазами. Мужчины обнимал женщину за плечи, а она с заметным усилием сжимала руки.

Оливер обратил внимание, что ни один из них не улыбался. В те времена люди еще не особо умели позировать перед камерой, но в выражении лиц на этой фотографии было что-то, совершенно сбивающее с толку. Они будто смотрели через плечо Оливера, казалось, что-то угрожало обрушиться на них.

― Этого человека звали Уильям Вестерлей, он был капитаном «Персефоны», ― объяснила мисс Стирлинг, снова беря чашку с чаем. ― О нем известно только то, что он участвовал в войне между Севером и Югом на стороне северян.

― Война, в которой была побеждена «Персефона», ― сказал Александр, оставив первую фотографию в руках Эйлиш, которая рассматривала ее вместе с подошедшей Вероникой. ― Значит, он погиб в сражении? Капитан утонул вместе с кораблем в водах Миссисипи?

― Да, утонул, но мы до сих пор не знаем почему.

― Раз уж речь идет о солдате, то вряд ли у него было много шансов уцелеть, ― высказался Оливер. ― В конце концов, именно северные штаты выиграли ту войну. Последствия для Юга были разрушительными.

― И это касается не только вооруженных сил, ― задумчиво подтвердил Александр. ― Я родился через год после окончания войны и помню, что еще долго британские газеты писали о том, что происходило по ту сторону Атлантики. Многие суда повторили печальную участь «Персефоны», хотя в основном они тонули в Мексиканском заливе, а не в реке. ― Профессор посмотрел на мисс Стирлинг. ― Все это, конечно, очень интересно, но я не могу понять что тут такого сверхъестественного. Как ни трагична судьба капитана Вестерлея и его команды, не вижу причин, чтобы мы…

― Их бы и не было, если бы история «Персефоны» закончилась в момент погружения на дно Миссисипи, причем за прошедшие с того времени сорок лет никому не удалось поднять его на поверхность, ― ответила она. ― С тех пор бродит множество слухов о том, что в том самом месте в безлунные ночи появляется темный силуэт, скользящий по водам реки, и исчезающий, словно призрак, когда к нему пытается приблизится какое-нибудь судно. Многие думают, что у кораблей тоже есть душа, и если это так, это объяснило бы почему «Персефона» не может найти себе покой, так же как и пятнадцать человек, которых она утащила с собой в темноту.

― Вы имеете в виду, что «Персефона» ― это корабль-призрак? ― воскликнула Эйлиш, бросив изумленный взгляд на Оливера. ― Он до сих пор бороздит воды Миссисипи?

Лайнел скептически хмыкнул. Не обращая на него внимания, мисс Стирлинг взяла с подноса мятную шоколадку и спокойно продолжила:

― Так говорят слухи, сплетни, в которые мало кто верит, но очень часто в них содержится доля истины…

― В этом нет никакого смысла, ― вдруг возразила Вероника. ― Слишком похоже на одну из готических историй, которые так любит сочинять Оливер. Мы и вправду занимаемся исследованиями паранормальных явлений, но эта сумбурная легенда совершенно ни на чем не держится…

― Как и ваша прическа, насколько я вижу. Что там у вас было? Кисточка?

Вероника мигом подняла руку к волосам и обнаружила, что так увлеклась происходящим, что не заметила как непокорные кудри выбились из ненадежных пут. Мисс Стирлинг покачала головой и, не обращая внимания на испепеляющий взгляд Вероники, высказалась Александру:

― Конечно, вы вольны решать, отправиться со мной в Новый Орлеан или нет, чтобы разобраться, что за всем этим стоит. Его Королевское Высочество будет очень занят нынешней весной и не сможет покинуть Европу, поэтому все оставил на мое усмотрение. Я уже подготовила все необходимое: билеты до США, размещение в Ванделёре. Все, что мне нужно знать: согласны ли вы принять мое предложение?

Александр задумался. Он смотрел на изображение капитана Вестерлея и на сопровождавшую его женщину, вероятно, миссис Вестерлей, которые выглядели, как натянутая струна. На обороте стояла дата: 1862 год, рядом с ней ― печать музея Осло, в котором и были обнаружены фотографии.

Мог ли себе представить один из них, что в итоге произойдет с кораблем, стоящим за их спинами? Подозревали ли, что всего через пару месяцев, Новый Орлеан падет под натиском северян, а «Персефона» навсегда исчезнет в топких водах Миссисипи?

― Признаю, вы рассказали очень интересную историю, но учитывая, что нет никаких свидетельств о ее подлинности… отправляться в Новый Орлеан, мне кажется слишком опрометчивым поступком, ― ответил профессор. ― Ведь речь идет не об ирландском море, как два года назад, а об океане. Если все, что у вас есть, это легенда о привидениях, какие мы регулярно публикуем на страницах нашей газеты, не вижу смысла ехать так далеко, чтобы во всем этом разбираться…

― Вы получите помощь в основании филиала «Сонных шпилей» в Нью-Йорке. О, кажется, я забыла об этом упомянуть? ― мисс Стирлинг обвела взглядом изумленные лица присутствующих. ― Ох уж эта моя память! Его Королевское Высочество обязал меня довести до вашего сведения, что если все пройдет удачно, то вы не только получите эксклюзивное право освещать эту историю, но и сможете расширить ваш рынок сбыта в США. Он уверен, что вас должно заинтересовать подобное предложение, тем более, что он, как всегда, не намерен ограничивать вас в расходах. Святые небеса, профессор, эти конфеты просто божественны! ― Она взяла еще одну шоколадку и, откусив, прикрыла глаза от удовольствия. ― Думаю, что шоколад ― это одна из немногих вещей в этом мире, способная заставить меня забыть обо всем!

Глава 6

К моменту завершения собрания в Кодуэлл Касл на улице сгустились сумерки. Довольная результатами разговора мисс Стирлинг удалилась, чтобы отправить телеграмму своему патрону из отеля «Рэндольф», информируя о согласии профессора Куиллса приступить к расследованию. Александр, несмотря на свои первоначальные сомнения, признал, что, может, и стоит попытаться заняться этим делом, Вероника тоже согласилась, хоть и сквозь зубы. Оливер не был так уверен.

― Новый Орлеан находится слишком далеко, ― запротестовал он, когда Куиллсы спросили, собирается ли он к ним присоединиться. ― Невозможно организовать подобную поездку за пару дней.

― Ты преувеличиваешь. Можно подумать, речь идет о кругосветном путешествии Филеаса Фогга[35]

― Сама мисс Стирлинг нам сказала, что это шесть дней на корабле до Нью Йорка и еще три на поезде до Нового Орлеана, ― настаивал Оливер, качая головой. ― Я чрезвычайно рад, что вы решили ввязаться в эту авантюру: Ты только что покончил с экзаменами на курсе, и если Вероника готова обойтись без выставки Королевской академии, то ради Бога. Но я не могу оставить Эйлиш одну в ее положении.

― До родов еще целых два месяца, ― успокоила его Эйлиш. ― Не может быть, что ты так надолго задержишься в Новом Орлеане. Более того, если дело затянется, то ты всегда сможешь вернуться раньше, чем остальные.

Оливер все еще сомневался. Эйлиш встала с дивана, подошла к мужу, обняла его и тихо добавила:

― Может, это не просто материал для «Сонных шпилей»? Может, со временем, это дело превратится в нечто большее? Корабль, затонувший во время войны Севера и Юга, с призрачным экипажем на борту из 15 солдат, которые до сих пор не знают покоя… Тебе не кажется, что это могло бы стать отличным сюжетом для нового романа?

― По-моему, это вполне в твоем стиле, ― согласился профессор. Твой следующий после публикации первого романа успех. Что думаешь, Лайнел?

Но Лайнел уже давно ушел, причем так незаметно, что на это обратила внимание лишь Вероника. Он выждал, спрятавшись за решеткой сада, пока мисс Стирлинг уйдет по Сент Олдейтс, и пошел следом за ней так, чтобы девушка не могла его заметить, даже если обернется. Но мисс Стирлинг и не думала оборачиваться, должно быть, она была слишком довольна своим успехом в Кодуэлл Касл, чтобы заподозрить слежку. Она оставила позади Карфакс Тауэр, прошла вверх по Корнмаркет-стрит, где остановилась на пару минут перед витриной парфюмерного магазина, и проследовала до «Рэндольфа».

К удивлению Лайнела, мисс Стирлинг даже не думала заходить в здание. Она миновала остроконечные окна, через которые виднелись зажженные люстры, и пошла дальше по улице. Остановившийся было Лайнел, в замешательстве последовал за ней. Что она, черт возьми, задумала? Разве она не сказал, что не может остаться ужинать, потому что должна отправить телеграмму из отеля?

Не в силах разгадать, что же она забыла на севере города, в наименее населенной части, без заслуживающих внимания магазинов и ресторанов, Лайнел осторожно следовал за девушкой еще четверть часа. За все это время им на пути попалась лишь пара прохожих, и мужчина понял, что никогда ему не предоставлялась лучшей возможности, чтобы припереть к стенке мисс Стирлинг. Соблюдая дистанцию, он сунул руку в карман, провел пальцами по пистолету… и вдруг понял, куда же они пришли.

Это было маленькое кладбище Сент-Гилского прихода, поросший травой треугольник, сбрызнутый кипарисами каменными плитами, за которым располагался район, который накануне посетили Оливер и Эйлиш, а еще дальше находился пригород Оксфордшира. Мисс Стирлинг словно тень проскользнула за нормандскую церковь и исчезла, как один из призраков, которые, как утверждали местные жители, регулярно бродили по кладбищу.

«Теперь она в моих руках», ― подумал Лайнел и ускорил шаг, оставляя позади покрытую плющом ограду. С каждой минутой темнело все больше, поэтому, завернув за угол церкви, Лайнел едва что-либо различал, но, тем не менее, не было и следа мисс Стирлинг. Узкая тропа между часовней и близлежащим зданием была пуста.

Удивленный Лайнел двинулся по дорожке, осторожно оглядывая все вокруг. Он не понимал, как ей так быстро удалось скрыться в противоположном направлении за пару секунд. Впрочем, недолго он пребывал в неведении. Внезапно он спиной почувствовал что-то твердое. Что-то, слишком похожее на дуло пистолета.

― Ну что, снова возьмемся за старое, мой дорогой враг? ― услышал он ее шепот. ― Разве вы не усвоили урок, преподанный мной в Египте?

Прежде, чем Лайнел смог отреагировать, невероятно сильные для женщины руки толкнули его к церковной стене. Лайнел вдруг оказался лицом к каменным плитам, при этом девушка крепко прижимала его к стене, чтобы лишить возможности двигаться. Она поймала Лайнела в его же ловушку. Эта бестия снова сделала это!

― Как, черт возьми, вы заметили, что я слежу за вами?

― Ох уж эти мужчины! Они всегда думают, что мы не в состоянии пропустить хоть одну витрину. У парфюмерного магазина на Корнмаркет-стрит потрясающие зеркала, и мне не составило труда увидеть вас у себя за спиной, впрочем, я и без этого была уверена, что вы последуете за мной от самого дома Куиллсов. Вы неисправимы, Леннокс.

Заметив, что Лайнел пытается высвободиться, она еще сильнее прижала его всем телом. Украшавшие шляпу черные розы касались его затылка, а знакомый сандаловый аромат ее волос одурманивал, как и прежде. Интересно, что ощущения были вовсе не так неприятны, как должно было быть в подобной ситуации. Даже едва заметная щекотка на шее от ее дыхания.

― Смею предположить, что это именно тот пистолет, ― продолжил Лайнел, пытаясь контролировать клокочущую в нем ярость, ― которым вы выстрелили в меня в Долине Цариц.

― И тот же самый, который спас вам жизнь на ирландском кладбище. Вообще-то, его зовут Кармилла[36] и, как вы наверняка заметили, мы неразлучны. Вы все еще хотите поиграть со мной в ваши игры?

― Не так, как раньше, и не в те игры.

Девушка усмехнулась, причем была при этом так близко, что Лайнел был уверен ― ее губы с красной помадой оставили след на его коже. Наконец, она отпустила Лайнела, и он почувствовал, как кислород вновь наполняет легкие, хотя спиной он все еще чувствовал стальной холод Кармиллы. Мисс Стирлинг очаровательно улыбалась, словно все происходящее было лишь милой шуткой, и она вовсе не держала его на прицеле.

― Если хорошенько подумать, то я ждала наступления подобного момента. Думаю, если бы вы не последовали за мной сегодня, то это сделала бы я.

― Для вас это было бы проще простого, я видел, что окна «Рэндольфа» выходят прямо на музей Эшмола, ― язвительно ответил Лайнел. ― Полагаю, вы могли бы неплохо провести время, наблюдая за моими приходами и уходами из окна своего номера.

― Не считайте себя столь важной персоной, мистер Леннокс. В последнее время мне и так было чем заняться, хотя, должна признаться, что мое внимание привлекло ваше более чем либеральное отношение к рабочему графику. Уходить в 10 утра и не возвращаться до обеда? Что бы на это сказал ваш шеф мистер Эванс?

Лайнел бросил на нее столь убийственный взгляд, что девушка снова рассмеялась.

― Да ладно, можно подумать, что вы меня не знаете. Я безобидна словно…

― О да, словно гремучая змея, как я уже говорил. Чего вам от меня надо?

― Того же самого, что и вам от меня. Поговорить, прояснить ситуацию. Вы так же как и я прекрасно понимаете, что мы не сможем продвинуться в нашем исследовании, если так и будем не доверять друг другу, ― с этими словами она убрала пистолет и подошла к задней двери церкви. ― Правда, кладбище ― не самое подходящее место для подобного разговора, к тому же становится холодно. Давайте лучше войдем.

Лайнелу ничего не оставалось, как пойти за ней. Сент-Гилс был погружен во мрак. У окна, выходящего на кладбище, молились две старушки, а священник одну за другой гасил свечи на алтаре. Мисс Стирлинг бесшумно села на одну из последних скамеек, Лайнел, поколебавшись немного, последовал ее примеру. Какое-то время оба хранили молчание, наконец, девушка тихо произнесла:

― Вы и вправду не собираетесь спросить почему я сделала то, что сделала? Предпочитаете ненавидеть меня лютой ненавистью до конца своих дней, вместо того, чтобы выяснить почему я встала на вашем пути в Египте?

― Что я должен знать? Сейчас я уже прекрасно знаю стиль вашего патрона. Хотя не думал, что его интересуют захоронения XVIII династии.

― Моего патрона интересует все, что связано с потусторонним миром, ― напомнила ему девушка. ― Полагаю, вы согласны с тем, что то, что было скрыто за одной из стен гробницы принцессы Мересаменти, заслуживает своего почетного места в его коллекции.

― Зеркало, которое, согласно легендам, дарило красоту, сводящую с ума всех мужчин Империи, ― закончил за нее Лайнел. ― Полагаю, вы правы, но испытываемый вашим патроном к подобного рода вещам не дает ему права пользоваться услугами вульгарных наемников, чтобы завладеть ими!

Мисс Стирлинг еле сдержала смешок. Молящиеся дамы поднялись со своих молитвенных скамеек и проследовали к выходу, так что больше в церкви не осталось никого, кроме них.

― Из всех эпитетов, которыми меня когда-либо награждали мужчины, этот ― самый оригинальный из всех. Вульгарный наемник ― звучит просто очаровательно… и так типично для вас!

― А как еще я должен называть того, кто появляется завернутым в платок в сопровождении египетских феллахов[37], которые, как предполагалось, работали на нас? Поначалу я подумал, что речь идет об одном из этих расхитителей гробниц, которые на протяжении веков обитают в тех местах. Признаю, что вы отлично выполнили свою работу, но даже не надейтесь, что после этого я протяну вам руку в знак примирения!

― Можно подумать, я единственная из всех, присутствовавших в ту ночь в Долине Цариц, была с не совсем достойными помыслами, ― улыбнулась она. Ей пришлось приглушить голос когда священник бросил на них предупреждающий взгляд. ― Мы оба знаем, что именно зеркало Мересаменти привело вас тогда среди ночи на место раскопок. Наш с вами конфликт состоит лишь в столкновении профессиональных интересов, и, поэтому, мне бы хотелось прояснить, что с моей стороны не было ничего личного. Не имею ничего против вас, мистер Леннокс.

― Ну надо же, какое облегчение. Вот только мое левое плечо с этим не согласно.

― Ничего, кроме того, что вы были готовы пристрелить меня, когда я забрала у вас зеркало, и, чтобы этого избежать, мне пришлось вывести вас из строя. Не могу сказать, что очень горжусь своим поступком, но вы не оставили мне выбора.

Лайнел был вынужден признать ее правоту: в ту ночь он действительно первым обнажил оружие. Хотя было еще кое-что, требующее объяснений…

― А как насчет того, что произошло в Ирландии? У вас точно также не было ничего личного против Арчера, но, тем не менее, вас это не остановило, когда вы захотели отобрать у него то, что было нужно вам.

― Арчер? ― ухмыльнулась Мисс Стирлинг. ― Теперь, оказывается, что вам нравился этот тип?

― Вам отлично известно, что я терпеть его не мог, мои друзья тоже. Но, после того, что я о вас узнал, у меня не осталось никаких сомнений, что вы замешаны в… ― священик цыкнул на них, и оба умолкли на какое-то время. Затем Лайнел прошептал: ― то, что вы осуществили в Ирландии, тоже было идеей князя?

― Не совсем, хотя результат получился именно тот, который нужен. Разве имеет значение, что пришлось прибегнуть к обману ради его достижения? Вы сами только что отметили, как я хороша в своем деле… впрочем, вы даже не представляете насколько.

― Однажды вы совершите ошибку. Рано или поздно появится что-то, что вы не сможете заполучить, и вам не помогут ни ложь, ни талант обольщения. Запомните мои слова.

― Возможно, вы правы, ― согласилась она, изогнув губы в одной из своих знаменитых улыбок, которые преследовали Лайнела во снах последние два года. ― Но пока этот момент не настал. И что-то мне подсказывает, что и в Ванделёре этого не произойдет.

― Тссс! ― снова шикнул на них священник, который уже погасил почти все свечи.

― Вы так уверены в том, что вам удастся затащить моих друзей в Ванделёр? Наверное, они более доверчивы, чем я, но вовсе не глупы. Они не позволят втянуть себя в ваши грязные игры, так как слишком верны своим моральным принципам. Напоминаю, что достаточно лишь одного моего слова, одного комментария о том, что вы сделали в Египте и Ирландии…

Мисс Стирлинг усмехнулась. Она повернулась лицом к Лайнелу, постукивая пальцами по деревянной спинке скамьи.

― Вы считаете, что знание правды дает вам какую-то власть надо мной? Зная, что все ваше будущее находится у меня в руках и, если мне захочется, то я могу разбить его вдребезги?

― Вы снова прибегнете к услугам Кармиллы, чтобы добавить симметрии моим плечам? ― выпалил он.

― Мистер Леннокс, для этого мне пистолет не нужен. К сожалению для Вас, сэр Артур Эванс так же строго следует принципам морали, как и профессор Куиллс с мистером Сандерсом. Они сделаны совсем из другого теста, по сравнению с нами. Как вы думаете, как долго продержитесь на должности помощника хранителя Эшмола, если кто-то узнает о происшедшем в Долине Цариц? Я имею ввиду не версию «Пэлл Мэлл газет»[38], где вы представлены прямо как национальный герой, а то, что на самом деле вы были наняты спонсором раскопок для совершения краж в его пользу?

Лайнел не раз слышал выражение «кровь застыла в жилах», но до сих пор не представлял каково это. Пару мгновений он был не в состоянии хоть как-то среагировать, и его растерянность вызвала очередную улыбку у мисс Стирлинг.

― Мы оба согласны, что это было бы очень печально, не так ли? Так что мне не придется направлять на вас оружие, которое мне совершенно не хочется использовать против вас.

― Ах ты проклятая сука-манипуляторша, ― не смог сдержаться Лайнел. ― Да как ты смеешь….!

― Во имя Господа нашего, хватит! ― воскликнул вдруг священник, обращая на себя внимание. Они увидели, как он подходит с недружелюбным выражением лица. ― Сколько можно? Богохульствовать в доме Господнем без какого-либо уважения ни к верующим, ни к…

Святой отец умолк, под грозными взглядами Лайнела и мисс Стирлинг. Не потрудившись ответить, Лайнел схватил девушку за локоть, поднял на ноги и вывел ее из церкви обратно на пустынное кладбище. За время их разговора на город опустилась ночь, и только звезды освещали надгробия. Мисс Стирлинг остановилась на церковных ступенях, поправила черные розы на шляпе и сказала:

― Теперь, когда мы все прояснили, полагаю, не стоит тратить время на старые разногласия. Предлагаю вам привести в порядок свои дела, чтобы не иметь проблем с Эшмолом. Я уже говорила, как жаль мне будет, если из-за одного неверного шага, вы потеряете эту работу, которой так гордитесь.

― Разговаривать с вами, все равно что со стеной. Единственный человек, который может принимать решение о моей работе, это я сам. С чего вы решили, что…?

― Мы отправимся из Ливерпуля очень рано, так что вам необходимо решить все свои вопросы, как можно скорее. И еще ― надеюсь, вас не укачивает на море, иначе тяжело вам придется во время трансатлантического путешествия …

― Я с вами никуда не поеду, ― предупредил ее Лайнел. Девушка молча развернулась и пошла к низкой ограде, окружавшей кладбище. ― С вами я даже до угла не пойду, вы меня слышите? ― продолжил он чуть громче. ― К счастью, вы уже давно утратили надо мной какую-либо власть.

― Если вы настолько в этом уверены, то почему же так боитесь находиться рядом со мной?

И, улыбнувшись ему через плечо, мисс Стирлинг покинула кладбище, оставив среди надгробий Лайнела, проклинающего тот день, когда его путь впервые пересекся с этой женщиной.

Загрузка...