Простой советский спасатель 4

Глава 2

Возле вышки в кои-то веки никто не толпился. Женька сидел наверху, крепко вцепившись в бинокль, и разглядывал морские горизонты и побережье. Я впервые видел своего напарника — балагура и весельчака — таким притихшим.

— Жек, ну, ты как?

— Как там?

Вопросы вылетели одновременно, мы хмыкнули и напряжение дурацкого утра чутка ушло.

— Я нормально, — откладывая бинокль, вздохнул Жека. — Что там? Нашли?

— Что нашли? — опешил я.

— Ну, Кузьмича… — Женька с такой надеждой на меня глянул, что я даже растерялся, не зная, что ему ответить.

— Мы с тобой искали-искали, не отыскали. А на брегу кто ж его отыщет? — неловко пошутил я, усаживаясь на парапет, чтобы наблюдать за поредевшей толпой возле милиционера и громогласной дамы в гороховом купальнике.

— Лех, ты как думаешь, Сидор Кузьмич того? — шепотом поинтересовался Жека.

— Чего того? — изумился я, оглядываясь на друга.

— Ну, того самого… — парень вздохнул и на одном дыхании выпалил. — Убили его, точно?

— Да мне-то откуда знать? — я пожал плечами. — О, гляди, еще что-то вспомнила, — махнул я рукой в сторону свидетелей. — Опять руками машет, что-то нашему Василию доказывает.

— Лех, ну я серьезно. Чё думаешь, жив Кузьмич?

— Скорее да, чем нет, — я задумчиво потер подбородок совсем как отец. Надо же, никогда раньше не замечал за собой такой привычки. — Не тот Кузьмич человек, чтобы вот так просто веслом по голове получить и в море потонуть.

— А как же фуражка? И… кровь? — напомнил Жека.

— Ну, что фуражка… Фуражку наш мичман мог оставить в лодке, забыть. А пятна… пятна еще проверить надо, мало ли что это может быть. Краска там, или ржавчина.

Я говорил, но в глубине души четко осознавал: не краска и не ржавчина, именно что кровь. Другой вопрос, чья она. Ни в голове, ни в сердце не укладывалась, что матерого сотрудника Комитета государственной безопасности могли вот так запросто при свете белого дня, на глазах у кучи народа грохнуть посреди моря каким-то веслом. Особенно Кузьмича. Да он сам кого хочешь отрихтует будь здоров.

— Тогда где Сидор Кузьмич, по-твоему? — Женька вслух озвучил вопрос, который крутился в моей голове.

— А леший его знает. Когда это Сидор Кузьмич нам с тобой докладывал, где он по утрам бродит и что делает.

— Ну, так-то да, — согласился напарник. — И все-таки жутко… Вдруг и правда убили. А за что?

— Ну у тебя и вопросики, Жека. Мне-то откуда знать?

— Да я так… Просто… Что делать-то будем?

— Как что? Вахту нести. С дежурства нас никто не снимал, а Чудной освободится и к нам придет показания снимать.

— Показания? — удивился друг. — А мы здесь причем? Мы же ничего не видели?

— Ну, так за лодкой плавали, за утопленником ныряли, вот и расскажем, как дело было.

— Что там рассказывать, не видели мы ничего, и все дела! — заволновался Женька.

— Жек, ты чего? — я удивленно оглянулся на парня. — Видели, не видели, мы там были, проводили спасательные работы. Василию по должности положено всех опросить. Так и скажешь: доплыли, фуражку обнаружили, людей не было.

— Знаю я этих ментов, им бы только докопаться. Вот увидишь, еще и на нас все повесят! — Женька все больше нервничал.

— Да что все-то? Мы на берегу сидели, про лодку знать не знали, пока гражданка не заорала.

— Ну да… хотелось бы верить, — вздохнул напарник. — Вот ведь глазастая зараза, да? И чего ей на месте не лежалось. Лежи, загорай, красота же.

— Это точно, — вздохнул я. — Слушай, а ты не в курсе, куда Кузьмич мог на лодке спозаранку мотануться?

— Ну, куда, куда… — Женька дернул плечом, задумчиво выпятил нижнюю губу. — По акватории пройтись, мало ли что… Нам утопленники на участке не нужны, сам понимаешь. На острове мог с ночевкой остаться на утреннюю зорьку… Там у него друганы в рыбной артели.

Надо же, а я и не знал, что на острове в советское время обитали рыбаки. Точнее, забыл уже историю островного губернатора Вадика, о котором в один год внезапно заговорили все краевые и даже российские средства массовой информации. Жил себе мужик на Ейском острове, никого не трогал, наш отряд МЧС с ним дружил. Заезжали к нему в гости, еду привозили, дрова, вещи. А потом вдруг в одночасье стал наш энский Робинзон знаменитым.

«Точно», — вспомнил я. Он же сторожем в рыбсовхозе при советской власти работал, да так и остался жить в сторожке для вахтовиков после развала хозяйства в лихие девяностые. Не повезло Вадику под конец жизни конкретно. Сначала кирпичную постройку затерло льдами перед самой весной, когда глыбы начали двигаться. Доживал мужик зиму в шалаше из покрышек.

По весне перебрался в полуразвалившуюся сторожку, не прошло и года, как новая избушка, которую восстанавливали всем миром, сгорела. Спасибо добрым людям, помогли и стройматериалами, и деньгами, и вещами с продуктами, построили Вадику жилье. Да только осенью четырнадцатого года, когда по нашему району прошлось наводнение, домик едва выдержал удар стихии.

Губернатор острова оказался мужик-кремень, пока мы, спасатели до него добрались, он сутки просидел на крыше с козой и овчаркой Глафирой. Половина крыши рухнула, дом затопило, но все остались живы, слава Богу. Общим собранием спасателей и двух рыбаков-предпринимателей решено было очередное жилье строить на высоте метра от песка на месте старого цеха рыбсовхоза.

Там Вадик и закончил свои дни в двадцатом году, не дожив пары месяцев до своего дня рождения, а живность его мы потом пристроили в добрые руки. Хотели Глафиру на базу определить, да наша кошачья статья отказалась принимать в свою дружную и наглую семью нового товарища.

Отчего-то мне даже в голову не приходило, что в этом времени на остров можно сходить на лодке совершенно спокойно. Страна через море еще под советским флагом, границы открыты, точнее, наш город еще не граничит с иностранным государством. На выходных на комете можно и в Мариуполь смотаться, который пока что носит имя Жданов.

Решено, в ближайший выходной беру Лену и рванем на песчаные пляжи острова, почувствуем себя робинзонами. Рыбы наловим, ухи наварим, красота. И вода чище, чем в городе, потому как там людей раз-два и обчелся.

— Парни, спускайтесь! — крикнули нам снизу. Я свесился с перил, увидел сержанта и крикнул:

— Нет уж, лучше ты к нам. Мы на дежурстве. Поднимайся, давай.

Василий громко вздохнул, выражая свое отношение к нашему отказу, и затопал по деревянной лестнице наверх.

— Фух, умаялся, и как её муж терпит, не представляю, — выдохнул милиционер, ныряя в тень и доставая смятый платок. — Попить есть?

Я развёл руками, а Женька сунул руку под стул, достал бутылку минералки и протянул Чудному.

— Вот спасибо! — парень скрутил голову бутылке и жадно припал к горлышку.

Спустя минуту и полбутылки сержант напился, крякнул от удовольствия и протянул полупустую тару недовольному Женьке.

— Спасибо, спасли от смерти! — Василий кивнул на свободный стул. — Можно?

— Садись, мне нормально, — я вольготно разместился на перилах, облокотившись спиной о стойку, все видно, всех слышно, красота.

— Ну, что скажете? — начал Чудной с места в карьер, раскрывая милицейскую папку.

— Да что мы можем сказать? — вскинулся Женька. — Ничего мы не знаем, ничего не видели!

— Да погоди ты, не тарахти! — поморщился милиционер. — Давайте сначала.

— С какого-такого начала? — Жека откровенно нервничал, а я не мог понять почему. — Сидели на вышке, вдруг эта дурниной заорала про утопленника, мы схватили круг, помчали спасать. Прибежали, а никто не тонет. Все!

— Все да не все, — сержант достал чистый лист и принялся записывать наши показания. — Ты что скажешь, Алексей?

— То же самое, — я пожал плечами. — Я чуть позже пришел, сегодня только из больницы выписался. Ну, поздоровались, обменялись новостями, меня почти неделю на пляже не было, а потом тетка заорала про убийство, ну, мы и рванули вдвоем на крик. Добежали быстро, да пока выяснили кто, кого и где убивает, любой тонущий три раза успел бы утонуть.

— Что делали дальше, — старательно записав мои слова, Чудной продолжил допрос.

— Что дальше… Дальше мы с Женькой оседлали автобот и помчали к лодке.

— Что обнаружили, когда прибыли к месту происшествия?

— Что за тупые вопросы, — пробурчал Жека. — Что, по-твоему, мы могли обнаружить, кроме пустой лодки посреди моря?

— Так и запишем: пустая лодка. Живые люди находились в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

— Ты что, дурак? — искренне удивился напарник.

— Я бы попросил! — вскинулся сержант. — Оскорбление сотрудника милиции при исполнении статья сто девяносто один пункт один до шести месяцев лишения свободы.

— Чего? — опешил Жека. — Васёк, ты чего?

— Сержант Чудной! Мы не в бане, гражданин, — строго поправил друга Василий. — И не «чего», а до года исправительных работ, еще штраф можно впаять размером с минимальную зарплату. Понял?

— Понял, — Женька насупился, всем своим видом демонстрируя, что теперь из него даже из мертвого никакой милиционер слова не вытащит.

— Повторяю вопрос: вами были обнаружены живые люди в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

— Нет, сержант, лодка была пустая, на воде тоже никого не было, — быстро ответил я, только конфликта с ментом нам сейчас не хватало.

— Вы подтверждаете слова Лесакова? — Чудной обратился к Женьке. Жека скривился, но процедил сквозь зубы «да».

— Ваши дальнейшие действия?

Тут уже я закатил глаза: терпеть не могу канцелярщину, что в инструкциях, что в общение. Неужели нельзя понятными словами написать или спросить? Такое чувство, что обычного человека, едва тот становится государственным служащим, сразу отправляют на курсы изучения бюрократического языка, чтобы посетителям жизнь медом не казалась.

— Дальше Женька… Евгений остался на борту автобота, а я нырнул в воду, пытаясь отыскать тело или тела. Гражданка заявила, что один из людей, которых она видела на лодке, упал в воду, потому что его ударили. А второй прыгнул сам.

— Но перед этим мы отсмотрели лодку и нашли фуражку Кузьмича, — буркнул Жека.

— Откуда знаете, что это головной убор Пруткова? — уточнил дотошный сержант.

— А ты под подкладку загляни, умник, — проворчал напарник. — Там черным по белому написано Прутков эс кэ.

Василий отложил ручку, поднял фуражку с пола, где она лежала все это время, перевернул и заглянул внутрь.

— Тут нет ничего. Издеваешься? — Чудной, поджав губы, сурово глянул на Женьку.

— Ох, ты ж, эники-беники, и чему вас только в ваших милицейских школах учат, — заворчал друг, отбирая кепку у милиционера, а я чуть не заржал вслух: уж больно Ступин в этот момент был похож на Кузьмича, когда тот ругается.

— Вот, гляди, видишь? — парень оттянул часть внутренней отделки и ткнул пальцем.

— Так тут синим по черному, не разглядишь, — огрызнулся Василий.

Женька театрально вздохнул, вернул кепку сержанту и откинулся на спинку стула.

— Слышь, сержант, что думаешь? — не выдержал я.

— Ничего я пока не думаю. Нет тела, нет дела, так капитан говорит. Не отвлекаемся. Как долго ныряли? Нырял ты… Вы один?

— Да ладно тебе выкать, что мы, чужие люди что ли, — улыбнулся я. — Ныряли около часа по очереди, но ничего и никого не обнаружили. Потому приняли решение отбуксировать лодку к берегу и вызвать милицию. Но родную милицию оперативно вызвали сознательные граждане, пока мы работали в море. И все-таки, сержант, что делать планируешь? — вернулся я к волнующему меня вопросу.

— Так, прочитайте и распишитесь вот тут. Сначала напишите «с моих слов записано верно», число и подпись.

Женька выхватил папку, быстро черкнул свою роспись и передал мне. Я же принялся изучать то, что накарябал товарищ милиционер. Убедившись, что Василий ничего не перепутал и не приукрасил, я расписался и отдал папку Чудному.

Тот аккуратно уложил листочки, ручку, захлопнул корочки и, наконец, вернулся в человеческий облик.

— Да ничего я не планирую, вернусь в опорник, обскажу, как все было, и пусть старшие товарищи решают, что делать. Вы Сидора Кузьмича с утра видали?

— Я нет. Жека, а ты?

— И я нет. Надо к Дульсинее сходить, может она видела. Она ж первая на пляже появляется, потом мы, потом все остальные.

— Хорошая идея, — кивнул Василий. — Сами-то что думаете?

— Да ничего мы не думаем, — снова запсиховал Женька. — Что тут думать! Если тетка права, убили Кузьмича. За что только? Хороший же мужик был! Эх! — напарник сокрушенно покачал головой и вдруг заорал дурниной. — Ну, куда, куда ты лезешь! Убиться хочешь? А ну, срулили с катера!

— Да чтоб тебя подбросило и не уронило! — рявкнул я. — Жека, ты что творишь?!

— Ну, а чего они, лезут и лезут на лодку, а потом отмывай за ними! — напарник отложил рупор и взял бинокль.

Что-то не нравится мне его поведение. Мы с ним ни в чем не замешаны, так какого рожна он так на милицию реагирует? Что-то знает и не хочет говорить? Убить он точно не мог, если все-таки тетка ничего не придумала и в лодке действительно кого-то грохнули веслом по голове. Женька был здесь, со мной. Что тогда? Ладно, Василия спровадим, и буду пытать товарища по полной.

— Вы когда Пруткова видели последний раз? — Чудной не торопился уходить.

— Ну, когда… — я задумался: по моим подсчетам выходило, что с комитетчиком Сидором Кузьмичом мы расстались буквально вчера. А вот мичмана Пруткова, начальника местного ОСВОДа я последний раз видел в субботу. — Мы с Кузьмичом в субботу виделись, он ко мне в больницу приходил.

— И как? — Василий переключился на меня.

— Да никак, — пожал я плечами. — Встретились у входа, я за пирожками бегал, перекинулись парой слов и разошлись.

— Тебя кто-то с ним видел?

— Не понял, — изумился я. — Васек, ты чего, на солнышке перегрелся? Говорю же, в субботу с утра виделись и все.

— И все-таки, — упрямо повторил Чудной. — Тебя с ним видели?

— Да видели меня с ним. Васильков с нами был. Когда он уходил, Кузьмич был жив-здоров, чего и мне пожелал на прощанье, — съязвил я. — Еще вопросы будут?

— У меня — нет, у капитана найдутся. Думаю, не только у капитана, — многозначительно помолчав, сержант продолжил. — Если Сидор Кузьмич и вправду пропал, искать его будут всей милицией. Сами знаете, он со всеми начальниками дружбу водит. И найдут, помяните мое слово, — Василий вздохнул, подхватил с пола фуражку мичмана, сунул папку подмышку и поднялся. — Хорошо тут у вас, тенечек. Ну, бывайте, пацаны, пойду я. Если Прутков объявится, обязательно сообщите. Очень я надеюсь, что это ложная тревога и тетке привиделось. Лодка ночью где стояла-то? На станции?

— На станции, где еще! — снова занервничал Женька. — Вчера Кузьмич на работе был, весь пляж его видел. Да и ты, небось, встречал, скажешь нет?

— Не, я вчера с ним не пересекался, — ответил Василий и неожиданно поинтересовался. — Жека, а ты чего так нервничаешь? Знаешь что-то? Ты лучше сейчас скажи, если Кузьмича и правда того, к рыбам на корм отправили, получается, ты от следствия скрываешь информацию. А это тоже статья.

Мы с сержантом вопросительно уставились на Женьку. Напарник на секунду опешил, а потом запсиховал.

— Чё вы до меня доколебались? А?Не знаю я ничего! И Кузьмича сегодня не видел! И вчера он рано ушел с пляжа! Вон иди к тете Дусе доколупывайся! Она с ним васькается по делу и без дела! А мне работать надо! — Жека схватил рупор и начал орать. — Мамаша в желтом купальнике, ну куда вы смотрите? Ваш пацан сейчас из круга выскользнет и утонет! Граждане отдыхающие! Соблюдайте технику безопасности на воде и на суше! Женщина в розовой шляпке! Не заплывайте за буйки! Граждане отдыхающие! За буйки не заплываем! Для кого отмечено?

Василий дождался, когда Ступин закончит надрываться, окинул его серьезным взглядом и кинул на прощанье:

— Ну, как знаешь, мое дело предупредить. Имейте ввиду, на допрос вас всяко вызовут, если Прутков пропал. Пока, ребята.

С этими словами сержант развернулся и начал не торопясь спускать по лестнице, словно надеялся, что Женька одумается и признается в преступлении. Но напарник упрямо молчал, разглядывая в бинокль морские дали. Я же дождался, когда товарищ милиционер отошел подальше и задал вопрос в лоб:

— Жека, облегчи совесть, что тебе велел сделать Сидор Кузьмич?